Тюляев Г. Бесконфликтная война, или новое – хорошо забытое

Тюляев Г. Бесконфликтная война, или новое – хорошо забытое старое
[рецензия на книгу Калдор М. Новые и старые войны: организованное насилие в
глобальную эпоху.- М.: Издательство Института Гайдара, 2015, 416 с.]
ДУХ НОВОГО
Говорят, что война никогда не меняется. Пафос данных высказываний может быть
близок к истине, и единственная загвоздка заключается в том, сколь разные вещи мы
зачастую под войной понимаем. Даже если война изменилась, отношение к ней
сохраняется, и уже оно выступает причиной тактических потерь и стратегических
промахов.
Ввиду обозначенного непонимания книга
М. Калдор – явление знаковое. Тем
знаменательнее факт перевода её на русский язык. Возможность данного смелого
утверждения обусловлена не известностью автора и даже не глубиной проработки
рассматриваемых ей материалов. Ведущий исследователь Института ООН и профессор
Лондонской школы экономики М. Калдор претендует на качественно новый подход к
вооружённым конфликтам, имевшим место со времён царя Леонида до Дональда
Рамсфельда.
Парадокс современной «новой» войны заключается в том, что победа в ней
невозможна, а статус участников – де-факто и де-юре определению не подлежит. На
смену правительственным формированиям приходят наёмники, а на смену казне
государства – военная экономика, подпитываемая за счёт инвестиций извне, военных
предприятий и трансграничных наёмников. Победа нежелательна там, где самоценно
участие.
Негласный
компромисс
относительно
ведения
военных
действий
не
умиротворяет участников, но укрепляет и цементирует разлад между ними. Война – это
источник дохода, или обоюдное предприятие а-ля joint venture.
Первооткрывателем подобных представлений о войне М. Калдор едва ли является.
Схожее понимание войны читатель встречает у классика нового времени М. ван
Кревельда, К. Шмитта и «новых правых». Таким образом, предмет обсуждения для
политологической, юридической и философской доктрины не нов. Революционный
характер имеет попытка перевода теоретических положений на язык практики с
последующим разоблачением актуальных научных гипотез как умозрительных и на деле –
старорежимных.
Отстаивая
космополитический
подход,
автор
сетует
на
несостоятельность международного права на практике и в теории. Парадигма
международных отношений, существующих на сегодняшний день, не соответствует ни
1
тенденциям внешней политики, ни подводным течениям политики внутренней. Мы
говорим на старом языке о новых явлениях, доселе не виданных и поэтому терпим
поражение.
В подтверждение опорного тезиса об «упадке старой войны» автор приводит
собственный опыт и наблюдения в ходе конфликта на территории бывшей Югославии,
Боснии и Герцеговины. В третьем издании, включающем новые главы, М. Калдор
развивает основные идеи исследования, отсылая к конфликтам в Ираке и Афганистане.
Широта эмпирической базы, охват которой с переизданием книги был увеличен,
относится к бесспорному достоинству книги. Изучение фактов, статистики Агентства
ООН по делам беженцев и числа военных потерь приводит М. Калдор к выводам
относительно того, что природа войны изменилась, и международные организации на
этом фоне зачастую бессильны.
Новая война в понимании М. Калдор – в строгом смысле война бесконфликтная.
Количество жертв сокращается, а военные потери постепенно сходят на нет. Это война не
за жизнь, но и не насмерть. Устранение противника, как и территориальные амбиции
сторон остались уделом прошлого века. Новая война – это война идентичностей, будь то
религиозных или этнических.
На примере бывшей Югославии, конфликтов в Ираке и Афганистане М. Калдор
даёт понять: непонимание реалий новой войны усугубляет кризис национализма,
порождаемого глобализацией. Если ранее в основу политических притязаний был
положен интерес государства или влиятельных классов, то кульминацией борьбы за
удовлетворение интересов становилось сражение за интерес. Сражение – проявление
конфликта per se с саморазоблачением антигуманных смыслов войны. Тогда враг был
известен в лицо. Сегодня же это не так, и право применять не к кому. Ситуация
усугубляется политической природой войны.
Согласно известному тезису К. фон Клаузевица: «Война – продолжение политики
иными средствами». Как впоследствии метко отметил французский философ А. де Бенуа:
«Сегодня политика – продолжение войны». Только средства на этот раз те же. Не война
ведётся ради политики, но политика коренится в войне. Эпоху территориальных
завоеваний сменяет эра этнических чисток. Цели новой войны лежат в сфере политики
идентичности, а проведению этой политики способствует образование, в силу которого
формируется дискурс истинного, властного знания. Последнее в наши дни продавать не
приходится – его и так отрывают с руками. Овчинка всегда стоит выделки. Достаточно
отделить агнцев от козлищ. И об этом механизме М. Калдор подробно рассказывает.
2
Конец идеологии, как абстрактной системы мировоззрения, предвещает рождение
нового типа мышления, основанного на идентичности. Это шкурный интерес,
замешанный на этническом и религиозном самосознании, самозабвенном патриотизме –
«утверждении одной формы души перед другими» (Ж. Бенда). Мышление в духе ООН к
этому не готово. Дипломатической или миротворческой миссии в ближайшей перспективе
будет
некому
подавать
руку,
помимо
обделённых
государством
диктаторов,
представляющих в переговорах несуществующую позицию гражданских лиц. Мандат
международных организаций предписывает работать по Достоевскому – в защиту слабых
и угнетённых. Получается по Станиславскому. И это ещё в лучшем случае.
Позиция автора выдаёт её отношение к международному гуманитарному праву,
оригинальный взгляд на которое представлен в книге. Если старая война – «это война
между сражающимися сторонами, в которой насилие против гражданского населения
является побочным эффектом», то в условиях новой войны гражданское население –
военная цель. Новая война – не технически обновлённая война, и даже не война
децентрализованная. Она ведётся против гражданского населения. Столь вопиющий
характер «новой войны» не приводит к ответу и миротворческой реакции со стороны
международного
организаций,
поскольку,
ввиду
своей
одиозности,
вгоняет
правозащитников в краску и онтологический ступор. Об этом автор красноречиво
предупреждает в работе.
ПРИЗРАК СТАРОГО
При всех достоинствах сочинение М. Калдор о новой войне не лишено внутренних
противоречий.
Нельзя согласиться с доктринальным определением «вооружённого конфликта»,
которое приводит М. Калдор, ссылаясь при этом на нацеленность сторон в конфликте на
компромисс. Определение вооружённого конфликта в международном гуманитарном
праве считается устоявшимся и приводилось в решении Апелляционной палаты
Международного трибунала по бывшей Югославии по делу Тадича.1 Справедливости ради
необходимо заметить, что привлечение данного определения нисколько не облегчает
ситуации, перед которой читателя ставит М. Калдор.
Кроме того, автор не заостряет внимания на том факте, что международное
гуманитарное право уже существует. Она создаёт параллельную реальность – реальность
1
Prosecutor v. Dusko Tadic (Appeal Judgement), IT-94-1-A, International Criminal Tribunal for the former
Yugoslavia (ICTY), 15 July 1999.
3
права космополитического, охватывающего, тем не менее, как право вооружённых
конфликтов, так и право прав человека. Понятие космополитического права остаётся
весьма туманным. По мнению автора, применение международного права сопряжено с
новым типом мышления. Это мышление космополита. Соответственно, как было
отмечено, если в настоящее время международное право не действует, то тому может
быть две причины. Либо корпус норм удовлетворителен, но его применение
неэффективно. Либо корпус существующих правовых норм не отражает реалий
внутренней и внешней политики.
Допустим, космополитическое право потребует применения «международного
гуманитарного права, Конвенции о геноциде и законов о правах человека». Но и первое, и
второе,
и
третье
существует
уже
сейчас.
Вопрос
о
применении
источников
международного права – дело не милосердия, а юрисдикции. Международные договоры,
бесспорно, должны соблюдаться, но универсальным действием они не обладают.
Если мы говорим о том, что корпус норм международного гуманитарного права по
юрисдикционным соображениям не применим, то ссылаться на недостатки применения
права нет смысла. Ведь применения нет. Отсутствие – не недостаток, а, скорее, трагедия.
Речь идёт не о провалах и недостатках, но о невозможности применения норм
международного права по причине того, что факт и норма не соотносятся.
С точки зрения судебной власти – это повод создавать прецедент, и учреждение
Международного уголовного суда в 1998 году предвещает нам светлое будущее. С
позиции
же
применения
правовых
норм
международными
организациями
и
государствами мы приходим в досадный тупик, в котором космополитическое
применение права – не более чем эвфемизм.
В методологии применения права скрывается слабое место подхода М. Калдор.
Если старая война противопоставляется новой войне (и это понятно), то международное
право противопоставляется лучшему, более эффективному применению всё того же
международного права, в результате чего теория «новой войны» пробуксовывает.
Иными словами, «нужно не поддержание мира, а контроль за применением
космополитических
норм,
то
есть
контроль
за
применением
международного
гуманитарного права и права прав человека». Попытки способствовать соблюдению
международного гуманитарного права посредством международного права напоминают
призыв установить контроль над контролем. Учитывая, что «космополитическое
применение права» подразумевает полицейские меры, но сводится к применению того же
международного права, последствия могут быть страшными. Обоснование легитимности
полицейского управления под предлогом космополитизма приведёт к значительному
4
смещению баланса сил, но качественно не изменит ситуации. Предвестие полицейского
космополитизма выглядит действенным, но утопичным. Вопрос в том, кто окажется по ту
сторону баррикад не сегодня, а завтра.
Космополитизм работает против себя, пока определение чужого и суверена
остаётся старорежимным, и мы делим мир на своих и чужих. Единственный выход –
предлагать помощь гражданскому населению, прислушиваясь к его заглушаемому голосу.
За этим будущее и опора правосудия, главной и, пожалуй, единственной надежды
международного права. Да и права вообще.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Сегодня мы обнаруживаем себя в ситуации, когда характеристика вооружённого
конфликта давно изменилась, в то время как парадигма Гааги и Женевы, но главным
образом ООН, не сдвинулась с места. Как Вестфальская система, так и логика Устава
ООН заточены под национальное государство, которое уходит со сцены. Размытие
национального государства - ещё полбеды. Хуже то, что на смену ему приходит
государственный национализм. И это в привычную систему координат не укладывается.
Когда в условиях авторитаризма, будь то югославского или африканского, работает
принцип «человек человеку – волк», устанавливаемая впоследствии демократия
неизбежно становится волчьей. Отстоять объём и незыблемость своей идентичности в
наши дни намного проще, чем юридический факт. «Человек – есть мера всех вещей» разглагольствует, кажется, всякий. Но какой человек? Хорват или серб? Может быть,
мусульманин? В ответе на этот вопрос коренится фундаментальное отличие новой войны
от вооружённых конфликтов старого «нового времени». Политика идентичности
обусловлена борьбой за власть, и борьба эта стара, как мир. Отличие в том, что сомнения
в легитимности власти воспринимаются в социологическом поле как покушение на
национальную гордость, а она – продукт нашего нового времени.
Ключевой тезис работы М. Калдор заключается не столько в определении новой
войны, сколько в констатации факта: говорить о новой войне на старом языке
невозможно. В то же время отказ от языка международного гуманитарного права означает
предательство ценностей времён битвы при Сольферино, завещанных А. Дюнаном на
годы вперёд. В беспредметности идеалов – парадокс современного международного
права.
С учётом всего вышесказанного адепты международного права могут казаться
беспомощными. Но ещё менее достойным и действенным на фоне бесплодности
5
международных усилий мы можем считать отказ международным организациям в праве
на эффективность. Пусть война идентичностей – это война за значение, а не за смысл
(таковым выступает государственный интерес, осуществление проектов прогрессистского
толка). Новая война идентичностей – не война за проект. Это война-как-проект.
Притязание на власть осуществляется «на основании присвоения ярлыков». Да и понятие
новой войны есть такой же ярлык.
М. Калдор завлекает постмодернистскими мудрствованиями, но использует их
лишь в описательных целях. А на деле – бросает читателя на поле боя, которого нет, и
ставит лицом перед фактами нашей сегодняшней жизни. За примерами новой войны
далеко ходить не приходится. С учётом этого вменение работе в упрёк эмоциональности
или недостатка доктринальных отсылок отдавало бы критиканским высокомерием.
Заключительную главу М. Калдор отводит под ответ на каждое из замечаний критиков,
накопившихся за время трёхкратного переиздания книги. Это делает автору честь.
Представляется, о работе необходимо судить по поставленным перед автором
целям. В ситуации с книгой М. Калдор ключевым аргументом является то, что работа не
претендует на научную доказательность в строгом смысле слова. Это работапредупреждение, работа-задел, с которой важно и нужно знакомиться. Ради этого можно
простить как «мемуарность», так и немногочисленные огрехи по форме.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Калдор М. Новые и старые войны: организованное насилие в глобальную эпоху.М.: Издательство Института Гайдара, 2015, 416 с.
2. Бенда Ж. Предательство интеллектуалов.- М.: ИРИСЭН, Социум, 2009, 310 с.
3. Prosecutor v. Dusko Tadic (Appeal Judgement), IT-94-1-A, International Criminal
Tribunal for the former Yugoslavia (ICTY), 15 July 1999.
РЕДАКЦИОННЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
В
обозреваемом
издании
были
замечены
немногочисленные
оплошности
переводчика и опечатки.
На
с.
28
внимание
читателя
привлекает
заимствование
грамматических
конструкций из английского языка. «Причём в этом посткоммунистическом уголке мира
обнаруживался (или по крайней мере мне думалось, что обнаруживался) не рецидив
6
балканского прошлого, а скорее некая очень непростая современная ситуация».
Проблемы с согласованием и возвратными частицами затрудняют восприятие текста.
Ссылаясь на достойную эмпирическую базу, автор не вводит научных философскополитических
и
юридических
тезисов,
но
сознательно
придаёт
работе
флёр
«мемуарности», что переводом усугубляется. Возникает характерная «атмосфера Дикого
запада». От словоупотребления в духе «начинающие политики с повадками головорезов»
веет похожим духом.
Отдельные замечания можно сделать по отношению к представленным в работе
сноскам (см. с. 29, 30). М. Калдор пишет: «В соответствующей литературе новые войны
по большей части описаны как внутренние или гражданские войны или иначе как
конфликты низкой интенсивности». Отсылки на «соответствующую литературу» не
приводятся в тексте. При упоминании «некоторых авторов» М. Калдор ссылается лишь
на одну монографию.
Автор описывает дихотомию «неформальные / приватизированные войны», что
само по себе оставляет неясность. Что такое неформальные войны? Бывают ли войны
формальные? Делает ли отсутствие регалий у лиц, принимающих участие в вооружённом
конфликте, войну неформальной? Сноски не убедительны, и на вопросы не отвечают. В
разграничении отсутствует логика, так как в основу его положены различные критерии.
Логика классификации нарушена и во фрагменте: «Эти методы нарушают
международное право, будь то международное гуманитарное право, законы о правах
человека или Конвенция о геноциде». Родовые понятия совмещаются здесь с видовым.
По тексту присутствуют опечатки: с. 47, с. 82, с. 147, с. 161, с. 188. Кроме того,
взятые в контексте опечатки образуют двоякие смыслы – так, «этническая» однородность
обращается в однородность «этическую» (с. 86). На с. 290 текст вовсе после запятой
прерывается, оставляя главу недосказанной.
Встречаются терминологические неточности: «нонкомбатанты», «вооружённый
конфликт», «партии конфликта», «верховенство права», «корпус международного права»,
«законный носитель оружия», «законы прав человека».
«Джаиш аль-Махди» – переводится в настоящем издании как «садристы», что
неверно с точки зрения арабской этимологии слова.
В случае с верховенством права перевод недостаточно точен. Во-первых,
проблематично говорить о воссоздании доверия либо поддержки верховенства права как
принципа. Во-вторых, с трудом представляется учреждение верховенства права – это
принцип, а не институт. В отечественной традиции термин «правовое государство» (the
rule of law), в рамках которого функционирование органов власти действительно имеет
7
место, кажется более подходящим. «В рамках верховенства права» органы власти
работать не могут.
Перевод устойчивой конструкции “parties to conflict” как «партии в конфликте» не
является верным, представляет собой буквальное толкование англоязычного выражения и
не отвечает традиции перевода в литературе по международному праву. Слово “parties” в
указанном контексте уместнее перевести «стороны», по аналогии с устойчивым
выражением “parties to treaty”.
Видятся некорректными отсылки на «корпус международного права», возможно
говорить о корпусе норм международного права. Вместо выражения «законный носитель
оружия» целесообразно судить о правомерности ношения оружия. Конструкция «законы
права человека» следует заменить устойчивым, хотя и неблагозвучным – «право прав
человека» (human rights law). С учётом юридической силы и специфики международных
договоров говорить о международных законах не следует.
На замечание о том, что «практика гуманитарной интервенции была подорвана
событиями в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года и последовавшей за ними войной против
терроризма», хочется добавить, что подорвана была не только практика.
Кроме того, следует обратить внимание на стилистические недоработки в издании:
частое употребление слов «некий», «в определённом смысле», «соответствующий». В
частности, определение «новой войны» в качестве «в определённом смысле некой смеси
войны, криминала и нарушений прав человека» оставляет вопросы (с. 47). Отдельные
стилистические замечания можно сделать по отношению к фрагментам: «ключ к поиску
ответа на проблему новых войн» (с. 28), «поставить точку в разнобое принципиальных
позиций (с. 39), «преследовать водораздел» (с. 47), «угодила в нарастающий штопор
новой войны» (с. 50), «ткань книги пронизана такими чувствами, как патриотизм, честь
и храбрость» (с. 74), «напряжение достигло предела прочности» (с. 75), «боевые
формирования – военизированные формирования, то есть группы вооружённых мужчин»
(с. 196), «весомое значение» (с. 215), «наложить блокаду» (с. 216), «в ведении корпуса
права» (с. 244), «Каддафи был низложен» (с. 278), «в результате сражений были
моменты» (с. 346).
8