Страховая компания «Златосребри» Колчанов Иван Рассказ 1
advertisement
Страховая компания «Златосребри» Колчанов Иван Рассказ 1: «Страховка в законе» - Перед посадкой корабля, всем пассажирам просьба пройти в ленинскую комнату для совместного исполнения нашего любимейшего марша: «Спаси меня партия от лиха буржуйского», – только что не вопил женский голос из старого, наполненного помехами, репродуктора. - Прогулявшим, без уважительной причины, этот проступок будет внесен в карточку загрантуриста, как поддавшегося империалистическому греху. От посещения могут быть свободны следующие граждане … - на этих словах женщина замешкалась. То ли список был слишком большой, и ей не хотелось потерять голос перед торжественным песнопением, зачитывая его полностью, то ли наоборот, слишком маленьким, и он затерялся среди кип партийных предписаний и новостей. – Тадеуш Синявский. Репродуктор пискнул и замолк. По кают-компании пошел смешок. В тех местах Галактики, где основным языком был русский, именно так реагировали, когда произносили фамилию президента и единственного сотрудника страховой компании «Златосребри». Ассоциация для них была однозначной, хотя Тадеуш и старался держаться подальше от алкоголя. Он, вообще, избегал всего сомнительного, опасного или угрожающего своему здоровью. Или репутации семейного предприятия. С самого детства, маленького Тадика воспитывали в жестких традициях. В традициях настолько же долгих, что и сама история компании «Златосребри», которая насчитывала уже больше 500 лет. Все эти полтысячелетия их семья занималась страхованием от всех возможных случаев и во всех уголках Галактики. Солидный, влиятельный бренд в настоящее время испытывал не лучшие времена. И виной тому были действия дедушки Тадеуша, Фёдора, который за 36 лет своего управления компанией, заключил тысячи сомнительных контрактов на самые безумные страховые случаи. И сейчас, внук летел на одну из самых отчужденных планет Конгломерата, чтобы разобраться с одним из них. Кто-то тронул его за плечо. Тадеуш чуть вздрогнул и повернул голову. Над ним стоял, одетый в ядовито – желтый плащ очкарик. Ему можно было бы дать лет 30, если бы не, сбившаяся комками, густая, черная борода. Она добавляла ему еще 20. Зажимая под мышкой коричневую папку, мужчина присел на кресло возле него. - Вы, Синявский? – его голос был тихим и сбивчивым. Не надо быть психологом, чтобы понять о степени волнения этого человека. – Это вы? У Тадеуша не было никакого желания разговаривать с кем бы, то ни было. Он был полностью поглощен мыслями о семье, компании и скором разорении, если не сможет выкрутиться от еще одного, дедовского экзерсиса. Ни один здравомыслящий страховщик не взялся бы за что-то подобное. Но дед Фёдор был не таков. Если контракт сулил хоть какую-то выгоду, то он брался за него. И этот случай был просто таки показательным. Планета Сибирь–4 являла собой яркий пример способности человечества сохранять и усугублять свои исторические маразмы. Группа колонистов, хранившая на протяжении веков память о пролетариате и классовой борьбе, в свете невозможности победы своих идеалов в рамках всей Галактики, решили создать общество из смеси коммунистических идей на отдельной планете. Быстро пройдя период продразверстки, они гордо вошли в эпоху строящегося неоленинизма, представляющего собой смесь исключительно застойного производства с массовыми приступами паранойи по любому поводу. Дедушкиным клиентом здесь оказался некий дядя Вася, который застраховал себя на немалую сумму от того, что не лишиться, мало что говорящего Тадеушу, звания или титула «вора в законе». В официальных источниках о Сибири–4, про «воров в законе» не упоминали, но платить такие баснословные деньги компании «Златосребри» было неоткуда. Если бы компания пошла на уплату всей суммы, то уже на следующий день можно подавать декларацию о банкротстве и еще бы оставалась должна. Поэтому и летел сейчас господин Синявский на эту планету разбираться с этим случаем, поскольку в письме от дяди Васи утверждалось, что он лишается этого звания буквально на днях и деньги желает получить сразу же. Совершенно не понимая, как из этого выкрутиться, Тадеуш пребывал в весьма безрадостном состоянии, которое усугублял навязавшийся собеседник. Но он был настойчив. - Послушайте, я понимаю, что лишние разговоры на нашей гордой и трижды прославленной планетке не в традиции, но потому-то мне и нужны именно вы, или любой другой, который далек от партии, Ленина и прочего коммунистического счастливого будущего, – Очкарик говорил шепотом, постоянно прерываясь и оглядываясь. Его немного успокоил только протянутый официантом для Тадеуша бокал с шампанским, который был им бесцеремонно схвачен с разноса и залпом выпит. - Простите, но представьтесь для начала, - президент «Златосребри» не хотел выпивки, но манеры этого товарища вызывали в нем мысли, не позволяющие продолжить разговор. Его всегда раздражали наглые типы, вроде этого. Они наседали на него в школе, в академии, на него постоянно наседала бывшая жена. Будучи вечным объектом нападок, он уже начал считать, что его судьбой было вечное ношение зареванной жилетки в сочетании с боксерской грушей. Да и к тому же, когда наступило время садиться в это корыто, что гордо звалось «Адмирал Молотов», с ним провели разговор какие-то весьма подозрительные люди. Они зашли к нему в офис и сообщили, что поскольку уважаемый гражданин Синявский отправляется на планету процветающего коммунизма, то должен оградить ее радостных жителей от продуктов своего загнивающего мира. Также они предупредили и о последствиях, включая штрафы, ссылку или казнь, но это в исключительно крайних случаях, закончили гости, улыбаясь. Так что, были веские причины закончить этот разговор прямо сейчас. - О, простите, товарищ Синявский, - стушевался собеседник, и протянул ему руку, Меня зовут Иннокентий Фунт. Зовите просто Кеша. Меня все в институте так зовут. И я к вам по очень важному делу. Тадеуш с трудом решился ответить на рукопожатие, хотя и сомневался, что прикосновение «прогнившего мира» сможет еще больше пошатнуть веру Кеши в светлое будущее. - Господин Фунт, я бы хотел … - Ха, господин, - прыснул очкарик, - Мне знаешь, как хочется, чтобы меня звали так? Ты даже не представляешь, сколько я ждал этого разговора. Я пока на симпозиум этот выбирался, столько жоп перелизал. В переносном смысле. Ну, ты понимаешь, Иннокентий начал копаться в своей папке, - А там оказалось, что на каждого профессора по два сотрудника. Они с нами, только что спать не ложились. Все охраняли нас от тлетворного влияния. Только здесь уже, на корабле, заперлись в своей каюте и вискарем залились. И тут ты. И мне больше не кому это показать, а это ведь мой шанс выбраться отсюда. И твой разбогатеть. Тадеуш почувствовал, что ему в ногу под столом тычут какими-то бумагами. Взять их – все равно, что подписать себе приговор с расстрелом на месте. В этой комнате, наверное, даже столы были завербованы специфичными службами. - Послушайте, Кеша, - Тадеуш старался быть как можно более учтивым. У него это очень хорошо получалось, ведь иначе он просто не умел, - Мне бы не хотелось усложнять мое положение, которое и без того непростое. И к тому же … - Я все понимаю, - снова перебил его Иннокентий, - Конспирация. Все секретно. Я думал, что только у нас такой дурдом. Да, что же это я, действительно. Тогда давай на словах. Действительно, только на словах, – он шумно выдохнул и придвинулся поближе, У меня есть кое-что, что может заинтересовать вас. Это открытие вселенского масштаба. «Только этого мне не хватало», - Тадеуш в своих мыслях уже хоронил на рудниках Сибири-4 себя вместе со «Златосребри» и дедушкой с его аферами. Он слушал в пол уха, пребывая в состоянии прострации. Все, что говорил товарищ Фунт, о несладкой жизни, внезапном прозрении, слежке и прототипе какого-то парализатора с каждым словом только добавляло гвоздей к его деревянному ящику, который он обязательно заработает в этой счастливой стране. - … и тогда улетим отсюда к херам собачим, и бахнем с тобой, Тадик, на брудершафт, - закончил изложение своего бизнес – плана Иннокентий. Довольный собой, он вытянулся в кресле и закурил жуткого размера папиросу. Тадеуш его оптимизм не разделял, но все же стал обладателем кешиного телефона и адреса. По палубам «Адмирала Молотова» пронесся второй звонок. - Пора, пора, - заторопился товарищ Фунт. Будучи уже поддатым, его слегка шатало, но в общем строе слегка шатающихся, это не бросалось в глаза, - Ты, как закончишь с делами, Тадик, позвони. Я тебе настоящую Сибирь покажу. Ту, что не для туристов. А она, ух, какая. Толпа пассажиров нестройными рядами двинулась в ленинку. Вскоре оттуда донеслось такое же нестройное пение, где подхватывалось репродукторами и разносилось во все уголки корабля. Тадеуш решил, что лучше будет от всего этого укрыться в своей каюте, и, прихватив с собой бутылку минералки, пошел по коридорам, старательно пытаясь не попадать шагами в такт, звучащему отовсюду, маршу. Посадку задержали часа на три, поскольку шлюпа, что отвозит пассажиров с корабля до поверхности, не оказалось на месте. По официальной версии, распространенной женщиной из репродуктора, это были действия кулацко–троцкистской группировки, которая уже вся уничтожена, а их жены, дети и сводные родственники отправлены на добычу цемента. Вторая версия, услышанная Тадеушем от соседей по человеконакопителю, заключающаяся в пропитом начальством топливе, казалась правдоподобнее. Но злоключения не закончились даже тогда, когда шлюп все же соизволил прибыть. У него не оказалось достаточно топлива, отбитого у антинародных элементов, чтобы доставить всех на планету, поэтому пускать будут только по списку. А за то время, пока шлюп летит с первой партией, мудрые народные вожди придумают, где достать горючего на второй заход. Перед тем, как начать зачитывать имена и фамилии тех счастливчиков, которым улыбнется первыми сбежать из душегубки, где томились все пассажиры «Адмирала Молотова», в шлюзовой отсек вошли солдаты. Отстранив всех от люков, что вели внутрь корабля и шлюпа, они создали зеленый коридор, по которому, без всяких списков прошла группа, наполненных идеалами коммунизма и равенства, важных товарищей, количеством достаточным, чтобы заполнить своими животами полторы пришвартовавшиеся посудины. По толпе пошли шепотки. Видимо, кого-то знали в лицо. Или не знали, но слышали от соседа, которому тесть рассказал, что вот тот-то именно так должен выглядеть. Когда опознанные граждане вошли внутрь шлюпа, еще минут десять люди обсуждали, кто с кем из них глазами встретился, а кому повезло даже на случайный кивок головы поясным поклоном ответить. И только после этого, тресклявая женщина начала озвучивать фамилии. Тадеуша назвали одним из первых, и он, попросив извинения у впереди стоящих, начал протискиваться сквозь плотную толпу. - А что этого буржуина пускают впереди рабочего класса! - неожиданно закричала женщина, стоящая прямо перед ним, - Я, между прочим, секретарша в райкоме, дважды ветеран труда, ударница и активистка! Почему его везут, а меня с моим сыночком нет?! Рядом с ней стоял и ее сыночек. Здоровенный детина выше нее ростом, увлеченно игрался со своей новой, импортной игрушкой, запивая это действо пиво из огромной двухлитровой кружки. Тадеуш решил не обращать на это внимание, но видимо как раз отсутствие внимание к своей персоне и возмущало женщину. - У меня ребеночек инвалид детства! - не унималась она, - Весь вспотел уже, бедняжечка. А это для его организма почти что 100%, воспаление. А этот, по горбам рабочих, вперед ползет! Еще же ведь, подлец, даже оправдаться не пытается. Смотрите, смотрите, трудовой народ, какие у него глазки-то хитренькие! Они всех нас изведут и на наших могилках с сыночком попляшут! Она даже схватила его за локоть, но вовремя к ним протиснулся Фунт. - Нашлась тоже мне, особистка, - Иннокентий освободил Тадеушу руку, заговорщицки подмигнул и снова переключился на секретаршу райкома, - Такого человека не узнать. Это же известнейший во Вселенной педиатр. Он летит к нам опытом меняться, а она его за шпиона приняла. Он же детей приехал лечить, а не души наши, светлые и добрые, калечить. Постыдилась бы, такого человека … В конце концов, президент «Златосребри» смог пробиться сквозь массы не попавших в транспорт граждан. Кешин голос затих вдали, и Тадеуш смог сесть в посадочное кресло. Салон шлюпа быстро заполнялся людьми, багажом и криком. Здесь орали все. Не только женщины и младенцы, но и взрослые мужчины начинали выяснять отношения, поскольку кроме ограниченного количества сидячих мест, еще и все проходы были забиты совершенно одинаковыми сумками с заграничным барахлом. Эти сумки, как только их ставили на палубу, тут же терялись и перемешивались с другими. А поскольку, как оказалось, абсолютно все были пьяны, ситуация в скором времени превратилась в критическую. Когда начался обратный отсчет, уже несколько человек лишилось зубов, а двоих выкинули обратно на «Адмирала Молотова». Сидевший рядом с Тадеушем пожилой мужчина, представившийся Савелием Зориковичем, сказал, что вероятнее всего это были не туристы, а кидки, которых капитан шлюпа берет с собой на пересадку. Они набивают сумки всяческим сибирским ширпотребом, а в толкучке подменивают их на забитые забугорными подарками. У всех же сумки одинаковые, так что при умении и сноровке, можно быстро себя обогатить. А заодно и капитана. И диспетчера. И охранника. - Так что те, кто поумнее, свои метят, - сказал он и указал на свои баулы, расшитые красочной тесьмой. Наконец шлюп отшвартовался от корабля и начал приближаться к поверхности. Ор и не думал заканчиваться, так что плач, крики и мордобой сопровождали их до самой посадки. Будь четвертая Сибирь планетой с нормальным, в плане страхового бизнеса, климатом, то «Златосребри» смогла бы здесь развернуться. Хотя бы в качестве страховщика грузовых перевозок. Тадеуш даже начал прикидывать, какие бы это сулило выгоды, и какие бы прописывались требования к багажу по контракту, когда капитан объявил о скорой посадке. Чтобы сообщить о своем приятном впечатлении от мягкого перелета, он повернулся к Савелию, но тот его разочаровал, сказав, что капитан заботился отнюдь не о нас. - Поймите, гражданин, - объяснил он, - когда шлюп полетит во второй раз, на борту будет только простой народ, и капитан, для экономии топлива, включит тормозные только у самой поверхности. Вот уж где потрясет, можете мне поверить. Но пока с нами наши старшие товарищи, кэп будет вести судно так, что даже брюшко у них не колыхнется. Они как пили в своем салоне водочку и портишок, так и выйдут отсюда, под знаменами пионеров и с оркестром. Тадеуш оглядел салон и действительно не увидел выше обозначенных господ, что первыми прошли на борт. Ему оставалось только догадываться, какая разница по количеству людей там, где сидел он, и там, где находились они. Единственный иллюминатор, походивший больше на крохотный телевизор, находился далеко. Можно было только увидеть, что они пересекли нижнюю границу облаков. К этому моменту шум на шлюпе поутих, а, когда за рябью стало возможным разглядеть пейзаж Сибири, он смолк совершенно. Люди в ожидании даже прекратили дышать. Но это оказалось затишьем перед бурей. Когда транспорт коснулся бетона, и открылся люк на выход, в салоне поднялся такой крик и мат, что все призывы к порядку, вещаемые из репродукторов, можно было различить, если только приложить ухо к динамику. Этого понятно никто не делал, поскольку одновременно все начали протискиваться к выходу. Они тянули за собой свои сумки. Они ругались и плакали. Они отдавливали чужие ноги и кололи локтями чужие бока. Этот ад не смог заглушить даже грянувший на другой стороне судна оркестр. Тадеуш решил для себя, что лучше вовсе не двигаться, пока не закончиться вся эта вакханалия, чем, уподобившись всем этим, вдохновленными идеями равенства, товарищам, пытаться выйти в крохотный люк на свежий воздух по десять человек за раз. Но вот его сосед, умудрившись показать чудо на яву, исчезнув с сиденья, в тот же миг возник у трапа. Не одними из, а именно самыми первыми полетели вниз красные тесемки. Возможно, все-таки есть, чем поделиться этой планете с остальными обитателями Вселенной, если казавшийся тщедушным старичок смог уделать всех остальных пассажиров не применяя спецоборудования и особенных знаний. Когда президент «Златосребри» поднялся с кресла, санитары выносили предпоследнего пассажира, который пострадал в давке. Оркестр к тому времени уже смолк и иллюминатор, который действительно оказался обыкновенным, маленьким телевизором, выключился. Подняв свой немногочисленный багаж, он вышел на трап. Сибирь–4 встречала его сумерками, пронизывающим ветром, отъезжающей каретой скорой помощи и двумя, огромных размеров, мужчинами, отличавшиеся друг от друга только цветом кепок – восьмиклинок. Они, будто роботы, подняли на него одинаково тяжелый взгляд и вытащили одинаковые папиросы. Также около трапа стояло, по всей видимости, средство передвижения, на что не двусмысленно намекали колеса, выглядывающие из-под днища этого устройства. Тадеушу было очень тяжело назвать это автомобилем, поскольку все машины, оборудованные именно что резиновыми колесами, исчезли с дорог Вселенной уже лет 150 назад. Сейчас их можно было увидеть только в музеях, старых фильмах и, как оказалось, на Сибири–4. У этого механизма, сделанного, как оказалось, сплошь из железа, открылась дверь, и на бетон ступил маленького роста человек, больше похожий на кабанчика. Он был точным антиподом стоявших амбалов. И рост, и манеры…. Только вот одежда была точно такая же. И папироса. - Синявский, ты? – спросил кабанчик наглым тоном, перекинув папиросу на другой угол рта, - Ты чего последним выходишь? Нам здесь что?! А дядечке, представь, каково? Он же дожидается тебя. Томится. Думаешь, до второго пришествия Ильича будет для тебя здесь машину держать? Тадеушу даже не нашлось, чем его парировать. От подобной наглости, свидетелем, которой он становился в первый раз в жизни, язык попросту прилип к гортани. - Ну, ты, что там? Окоченел? – не унимался коротышка, - А нам, представь, каково? Сильно сомневаясь, что этот холодный ветер мог хоть как то поколебать эти огромные наборы костей и сала, президент «Златосребри», так ничего и не сказав в ответ, начал спускаться вниз. - Наконец то! – восторжествовал наглец и спрятался в машину, напутствовав до этого своих товарищей, - Тащите его в машину вместе с багажом. Мы столько барахла отжали, что багажник еле закрылся. А у этого видимо вообще ничего с собой нет. Даже жвачки для подгонов не привез, олень. Дойдя до конца трапа, Тадеушу даже не удалось ступить на растрескавшийся бетон, покрывавшего площадь для посадки. Его взяли за подмышки и отнесли к машине, где кинули на заднее сиденье к говорившему с ним человеку. Сами они уселись впереди. Аппарат со страшным грохотом завелся и покатил в сторону неприметного серого здания, которое, по всей видимости, служило космопортом. Другие суда стояли ближе к нему, но всем своим видом давали понять, что поднимались на орбиту они только в проектах. А несколько и вовсе были попросту нарисованы на больших листах то ли картона, то ли жести. К этому времени в сторону шлюпа двинулись, передвигавшиеся также на колесах, цистерны. - Они что? Только сейчас едут его заправлять? – не смог не удивиться Тадеуш, Люди же там стоят в накопителе уже часов 12. Коротышка глянул в заднее стекло и ухмыльнулся: - Как же? Заправлять? Кэп рассчитал, сколько действительно нужно, чтобы совсем брюхом не грохнуться и сливает лишнее. Больше решив не задавать вопросов, чтобы не получать таких циничных ответов, страховщик уставился в стекло со своей стороны. Напоследок ему бросился в глаза знак, запрещающий въезд на территорию космодрома частного транспорта, но после всего увиденного и услышанного, это даже не настораживало. Разглядывая красоты Черненкограда, как звалась столица Сибири, к нему приходили все более и более грустные мысли. На этой планете не было посольства его родной Зиемии. Здесь вообще было только одно посольство, представлявшее сразу весь Конгломерат с одним единственным послом. Встреча с ним была записана в распорядке первой, но грохочущий аппарат, едущий в незнакомом направлении, не предоставил такой возможности. Просить об этом, понятно, не было никакого смысла. Даже просто объяснить, что происходит, никто не удосужился. А за окном проскакивали стены типовых многоэтажек. Здания совершенно не отличались друг от друга. Разве что воодушевляющими девизами, выложенными кирпичами на торцах. Они ехали уже минут тридцать, но Тадеуш не приметил ни одного ориентира. Раскрашенные в один и тот же цвет остановки общественного транспорта, одинаково плохо постриженные деревья, одинаковые аппараты с колесами, проезжающие мимо. Здесь точно придется не сладко и, возможно, даже хорошо, что его встретили, поскольку сам бы он, в таком пейзаже, потерялся бы через минуту. Наконец городские постройки сменились лесополосой. Тадеуш начал искать на двери кнопки, чтобы опустить стекло. Сопровождающие его лица за все время не проронили ни слова и не вытаскивали изо рта папирос, что напрочь лишило возможности дышать. Увидев его попытки, коротышка засмеялся: - Что, буржуй, не ездил никогда в машине без эвээма? – его смех поддержали сидевшие впереди мужчины, - Привыкай. У нас здесь все без этого, вашего всякого. Он потянулся к его двери и начал крутить ручку. Тадеуш сначала принял ее за дополнительный держатель или, на крайний случай, крючок для дамских сумочек, чем за действительно необходимую деталь. Но еще больше удивился он слову «Привыкай». Вот уж этого, хотелось меньше всего. В конце концов, они прибыли к воротам с большой надписью «Передовик» над ними, сделанной из приваренных кусков железа и выкрашенных в зеленый цвет. Аппарат моргнул фарами и из небольшой сторожки к ним вышел старичок со старинным ружьем на плече. Это оружие вызвало бы настоящий фурор на аукционах антиквариата, но здесь оно, видимо, даже иногда использовалось по назначению. Это только добавило бы ему стоимости у ценителей. Старик приложил ладонь ко лбу и, разглядев номер, что висел спереди на аппарате, приподнял жутко скрипящий шлагбаум. Экипаж снова тронулся по неосвещенным тропам, которые назывались соседями неплохой дорогой, но путь не занял много времени. Вскоре они снова остановились. На этот раз у большого дома. К этому времени уже наступила ночь, и окна горели в здании очень ярко. Поэтому и двор, хорошо, кстати, ухоженный, был достаточно освещен, чтобы Тадеуш смог разглядеть еще два колесных агрегата лишь слегка отличной друг от друга формы, фонтан и около десятка здоровенных разнопородистых собак, которые тут же начали рычать и гавкать. Ворота для подъезда к этому дому открылись уже без участия человека. Окруженные брехающими собаками, они подъехали к нему настолько близко, что Тадеуш даже из приоткрытого окна смог разглядеть явные отличия в архитектуре между ним и всеми теми строениями, что остались в черте города. Ему показалось, что все дома вокруг значительно отличаются в лучшую сторону от городских. Они были больше похожи на те, что остались на родине. Это ощущение не покидало до тех пор, пока его, так и не дав ступить ни шагу на землю, не внесли в двери. За ними все оказалось также безвкусно, как и все с чем он сталкивался на Сибири–4. Первыми в этом списке были ковры и паласы. Они были везде, и они были ужасны. Только самые жуткие узоры и исключительно яркие краски. Примерно таким можно было бы представить приход от метамфитаминов, если бы Тадеуш захотел бы его описать. Вторым пунктом шла мебель. Тяжелая и громоздкая, она, казалось, сдавливала человека со всех сторон, заставляя держаться от себя подальше. И это положение усугубляла стоявшая на всех полках хрустальная посуда. Ощущение было такое, что либо хозяин дома страстный коллекционер туземного стекла, либо хрустальная посуда являлась мерилом статуса и, чем больше пепельниц, стопок, разносов и всего остального, что можно сделать из хрусталя, вмещал дом, тем выше положение в обществе хозяина дома. В этом доме посуда была везде. Кроме того, что она заняла все полки и шкафы этой оригинальной мебели, хрусталь оккупировал столы и подоконники. Несколько хрустальных рогов было развешено на стенах. Хрустальные часы и хрустальный горшок для одинокой пальмы. Пройдя дальше по коридору, куда направились сопровождающие, Тадеуш увидел хрустальные чайники и такие же табуретки. Цветы и статуи, столы и стулья. Стеклянный кошмар сопровождал их, пока они не вошли в комнату с камином и бильярдом, где, одетый в, сверкающий золотом халат, в обнимку с парой длинноногих девиц, сидел на резном, оббитом красным вельветом, кресле, глубокий старик. С первого взгляда было понятно, что хозяина дома (не оставалось сомнений, что это именно он) гложут все известные болячки. У него не было части уха. У него было очень темное лицо. И он был очень худ. Все равно, что какой-то сухой коричневый пергамент натянули на костяк. Но у него были очень живые глаза. Маленькие и весьма злобные. И эти маленькие, злобные глазки разглядывали Тадеуша из-под седых бровей. Потом он перевел взгляд на сопровождающего и сказал, слабым, черствым голосом: - Ты, что, сученок, ему до сих пор даже сесть не предложил, - тон дяди Васи был совершенно бескомпромиссным, - Сейчас сам раком загнешься, поросенок, чтоб его очко не устало. Тадеуш усмехнулся. Не только ему пришла мысль о схожести коротышки и свиньи. Тот же весь как-то сжался и начал оглядываться по сторонам, слегка выставив глаза изпод поднятого воротника. Чтобы не накалять обстановку, президент «Златосребри» сам показал рукой на стоящий рядом высокий табурет. - Я вот сюда могу присесть, господин дядя Василий? – он старался не показать голосом терзавшей сознание озабоченности, поэтому сказать это старался очень серьезно. Но его обращение вызвало у старика смех. Как по команде, за ним начали тихо хихикать девицы и громко ржать сопровождавшие амбалы. Даже поросенок попробовал ухмыльнуться, но, повстречавшись глазами со своим боссом, обмяк. - Господин? Слышали, да? – дядя Вася не унимался долго, повторяя эти слова, как повторяют, что не забыть, удачную шутку, - Господин дядя Василий. Черт бы тебя побрал, сученок, повеселил ты дедушку. Слышала, Надька, как теперь меня звать будешь? Теперь только так и зови, – он для лучшего запоминания ущипнул одну из девок за попу. Тадеуш не смог понять, в чем была причина всеобщего веселья, но постарался тоже слегка по–ухать, чтобы дать понять своему клиенту о расположении и готовности выполнять любые требования. Внезапно старик остановился и за ним, будто хорошо выдрессированные шавки, прекратили смеяться остальные. Он махнул рукой в сторону табурета, давая разрешение присесть, а сам тем временем согнал девушек со спинок, шепну что-то Надьке в ухо. Те, уходя, забрали с собой и крепышей. В комнате остались только три человека. Страховщик присел и открыл свой чемодан, в котором кроме всего прочего лежал небольшой дипломат. Он положил его к себе на колени и достал бумаги. - Согласно записям компании, господин дядя Василий, - он сделал паузу, но это фраза уже не вызвала такого ажиотажа как прежде. Взгляд его собеседника был весьма серьезен и даже хмур, - Компания «Златосребри» застраховала вас 24 года назад на случай, если вы лишитесь вашего звания «вора в законе». Контракт был подписан вами и, со стороны компании, президентом Синявским Федором Казимеживичем. С вашей стороны все это время выполнялись ежемесячные платежи в размере 50 вонов, плюс единовременная начальная выплата в размере 10.000 вонов. Таким образом, согласно контракту, страховой случай возникнет, если вы теряете ваше звание, и компания «Златосребри», после вычета всех налогов Конгломерата и Сибири – 4 обязуется выплатить вам страховую сумму, которая за 24 года составила, - на этом месте Тадеуш сглотнул, - 102 с половиной миллиона вон. Дядя Вася все это время немного кивал, смотря куда-то в пол, но когда была озвучена итоговая сумма, поднял на него глаза. - Эй, умник, - он посмотрел на него, как будто хотел прожечь взглядом дырку во лбу, - Ты там считай, но не засчитывайся. У нас тут свои счетоводы имеются. Так они мне говорят, что твоя конторка должна мне 104 миллиона. Куда ты уже полтора ляма списал? Себе на пенсию, сученок? Поросенок, которому еще от озвучивания первой суммы поплохело, при словах своего дедушки начал кричать на Тадеуша: - Ах, ты фраерок липовый, - он видимо пытался реабилитировать себя, поэтому подскочил вплотную, а поскольку теперь их глаза были практически на одном уровне, начал строить какие-то жуткие рожи и тянуть руки, - Куда ты бабло замял? Чё, ты, козел, за порожняк авторитету прогнал? А? Тадеуш не решался заговорить, до тех пока дядя Вася не отдернул своего подручного, сказав: - Съебал отсюда, Костик. Мы поговорить сначала должны, а потом уже фары врубать, если непонятки начнутся с этим … кхм … господином. Давай сначала послушаем его контраргументы. На слове «контраргументы», старик чуть было не задохнулся, но все же смог дотянуть фразу до конца. - Простите, но проблема, - начал было объяснять ситуацию инопланетный гость, Та самая, про которую вы сейчас упомянули, возникала в нашем бизнесе не так уж давно и про нее, вероятно, не знают ваши консультанты. Правительство Конгломерата, около четырех лет назад, ввело новый налоговый сбор на крупные страховые выплаты. Мне часто приходиться объяснять своим клиентам, что это государственный сбор, но никак не сбор компании. Поверьте мне, я не пытаюсь украсть ваши деньги. Ваши деньги в этом случае крадет правительство. Дядя Вася после этих слов поднялся с кресла. Он медленно подошел к Тадеушу и сел рядом на корточки, положив руки на колени. - А вот теперь ты меня послушаешь, и не будешь перебивать, - он махнул рукой Костику. Тот за мгновение оказался подле него со стаканом воды. Дядя Вася сделал глоток, - Я за свою жизнь прошел долгий и тяжелый путь. Убивал других волынами и перьями, убивал себя наркотой и паленым спиртом. И самое главное – я воровал. Всегда и везде. Для меня украсть, убить или опустить все равно, что тебе шнурки погладить. Меня 25 лет назад короновали. На этапе поставили звезды и сказали за зоной присматривать. Понимаешь ты, как тяжело этого добиться. Для такого как ты – это просто невозможно. А еще ведь и удержаться надо. Тогда времена были дикие. Воров, как короновали, так через месяц на очередном сходнике и опускали. Через год я откинулся и ко мне подошел мужик. Дедуля твой. Вот он мне и говорит: «Хочешь, застрахую тебя и всю твою семью, и твою собаку и твоих тараканов, если захочешь». Лихой был мужик, не то, что ты – лошара. А мне что в то время было надо? Дома нет, собаки нет. Денег только на водку, но с икорочкой для закусона. Единственное, что у меня было тогда действительно ценное – этот титул – Вор в законе. На Сибири – это многое дает, можешь мне поверить. Тогда я ему и говорю: «А застрахуй меня от разкоронования. Чтобы, если меня титула лишат, я хотя бы мог пожить немного нормально». И, знаешь, после этого на меня будто ангел воровской спустился. Я только и делал, что поднимался. И вот теперь я на самом верху. Никто не оспорит мой авторитет. Ко мне на поклон ходят. Моим именем от судьбы мусорской заклинают, – он глотнул еще воды и взял, протянутую поросенком папиросу, Сейчас я может быть и не очень стар, но очень болен. И я уже устал. На прошлом сходняке я объявил, что не хочу больше общак держать и терки воровские разруливать. По вашему – это вроде как на пенсию съебываю. А по нашим законам, я вором в законе оставаться при таком раскладе не могу. Меня на следующей сходке оправят в золото, и звать начнут вором в короне. А это, по нашему с тобой договору, страховой случай. Вора в законе у меня не будет – значит, ты мне денег должен. 104 ляма. И я срать хотел на налоги и твое правительство. Договор был заключен тогда, и пересматривать его я не собираюсь. Я сам вор, так что воровать у меня – это верный путь очко проебать, да под шконярой в обнимку с тряпкой спать. Так что, как только я через неделю скажу, что перехожу в корону – мои бабушки должны меня ждать. Понял меня, козел? Дядя Вася слово «козел» растянул на «З» так, что могло показать будто это комар пролетал. Но для Костика это было условным знаком, наверное, потому, что он снова подскочил к Тадеушу и начал в его сторону те же самые морды крючить и орать мерзко: - Ты понял, да? Ты все услышал, что тебе дедушка говорил? Все? Все?! Единственное, что президент «Златосребри» понял – что выплатить такую сумму у него возможности не было, ни какой. Стало быть, пора бронировать места на кладбище. Для разных частей его тела. Аудиенция у дяди Васи для него, по-видимому, закончилась, поскольку снова в комнату вошли девушки. Костик крикнул, чтобы Тадеуша выкинули из дома. Это немедленно сделали те самые встречавшие его мордовороты. Проведя мимо собак до ворот, один из них показал ему пальцем в темноту и сказал противным, удивительно высоким голосом. - Там, километров через шесть, есть остановка. Еще не очень поздно и если поторопишься – сможешь успеть на последний маршрут в город. А через неделю мы тебя сами найдем. После этого ворота закрылись, и Тадеуш, вместе со своим чемоданом, остался стоять на темной проселочной дороге. На автобус он понятно не успел, но его подвез припозднившийся дачник. Жуткого вида и еще более устрашающего звука, мотоцикл с коляской остановился под единственным в этом районе работающим фонарем, под которым Тадеуш, трясясь от холода, уже собирался засыпать. - Эй, ты чего, земляк? – сказал водитель подвыпившим голосом, - Здесь лучше не засыпать. А то волки или люди, что похуже волков иногда. Давай ко мне. Я тебя до перрона докину. Сон мигом вылетел из головы. Осталось только отчаяние, что ему никогда не удастся выпутаться из этой истории. Тадеуш, по указанию мотоциклиста, бросил свой чемодан в коляску, а сам присел у него за спиной. - Ну, матерь божия, Наденька, погнали, - на этих словах водитель достал из-за пазухи фляжку и сделал пару огромных глотков. Потом протянул ее несчастному. Тадеуш решил, что хуже уже не будет и тоже пригубил. Жуткая консистенция напитка скорее была топливом для того самого шлюпа, чем продуктом для человека, но вскоре внутри потеплело. Даже получилось улыбнуться, когда водитель с гиганьем промчался, не останавливаясь под шлагбаумом, перегораживающим дорогу к поселку. Минут через десять, он уже стоял у перрона. Попрощался со своим спасителем и выпил с ним на посошок. Ему еще предстояло поднялся к поездам, но перед этим безумно захотелось присесть на стоявшую недалеко лавочку. Устроившись поудобнее, Тадеуш даже не заметил, как уснул. Разбудил его резкий толчок в спину. Над ним стоял одетый по форме мужчина, который увидев пробуждение Тадеуша, сказал: - Ты, это, чего здесь, это, того? Спать, это, на перрон нельзя, - он говорил быстро. Запинаясь. Было довольно сложно понять, чего ему было надо. Тем более, что остатки ракетного топлива, после того как разогрели тело, поднялись к мозгу, тяжелейшей головной болью, - Это, ходите гражданин вон туда. Мужчина указал на выход в город. Тадеуш поднял голову и, к своему удивлению, обнаружил, что уже светает. Хоть голова еще плохо соображала, но все же мысль о возможно удачной попытке добраться до посольства быстро пролезла в голову. Страховщик вяло поблагодарил работника перрона и побрел к выходу. У него не было ни какого понятия, какой из автобусов сможет довезти до места, но надеялся, что около станции наверняка стоят в ожидании пассажиров таксисты, готовые за соответствующую плату довезти хоть обратно на Зиену. Надежда, к сожалению, не оправдалась. Когда он вышел к дороге, его там ждала черная машина, около которой стояли, дымя папиросами, какие-то люди, затянутые, несмотря на поднимающуюся жару, в черные, кожаные плащи. - Проедемте с нами, гражданин Синявский, - тихим, но настойчивым голосом, сказал один из них, а другой открыл дверцу. Видя замешательство в глазах Тадуеша, говоривший достал из внутреннего кармана плаща красное удостоверение. Он сделал это таким образом, чтобы можно было разглядеть висевшее на поясе оружие. - Пройдемте. Нам надо с вами поговорить, - повторил человек и, подойдя к нему, взял из слабых рук чемодан, - Вас ждут, и я бы не заставлял это человека долго ждать. «Что-то все меня так сильно ждут», - подумал Тадеуш, забираясь на заднее сиденье автомобиля, с сожалением обнаружив, что начинает привыкать к местному транспорту. Машина тут же тронулась и, пренебрегая всеми знаками дорожного регулирования, помчалась в сторону города. За все время пути ему не сказали ни слова. Сопровождающие лица, словно роботы, смотрели только прямо перед собой и безостановочно курили. Самостоятельно обнаружив крючок, который должен бы открыть окно, пришлось разочароваться, поскольку все попытки вертеть рычаг ни к чему не приводили. Тогда он попросил включить кондиционер, но ответом было все тоже молчание. Благо, что довольно быстро транспорт довез куда надо. Когда машина остановилась, и его выпустили из салона, для Тадеуша было настоящим удовольствие вдохнуть свежего воздуха только что проснувшегося города. Остановились они у совершенно непримечательного здания с зарешеченными окнами и окруженное отвратительным, бетонным забором. На стоянке во дворе стояло еще несколько таких же черных машин, но не было ни одного человека. Его ввели внутрь через боковую дверь, за которой обнаружилось небольшая комнатка КПП, где набилось около десяти человек в таких же плащах. Они старались делать вид, что пришли сюда по какому-то сверхважному поручению, но сами то и дело бросали взгляды на Тадеуша. Большей частью удивленные и совершенно не злые. В голову пришла мысль, что эти люди вообще в первый раз видят человека с другой планеты. Похмельный мозг родил мысль показать им язык, но воспитание отвергло эту идею. Так что, проходя мимо КПП, он только и смог, что озарить всех внутри легкой ухмылкой, что только добавило им удивления. Сопровождающие (их либо выбирали из числа самых стойких, либо самых тупых) провели его на самый верхний этаж к дверям самого крайнего кабинета. На дверях не было таблички с фамилией и должностью, как в принципе на любой другой. Но на этой не было даже номера. На короткий стук, громкий голос за дверью сказал: «Добро». Президент Синявский вошел в небольшую, по местным меркам, комнату, заставленную такой же громоздкой мебелью и точно также наполненную хрусталем. Но кроме этого здесь висело множество вымпелов, а за огромным, темно-коричневым столом стояли пара прислоненных к стене красных флагов. За столом сидел человек в черном мундире, увешанном медалями и орденами. Этих медалей было еще больше, чем хрустальных безделушек с вымпелами вместе взятых. Как оказалось позже, некоторые не поместились спереди, и их пришлось вешать на спину. Когда он встал из-за стола, то звон, разнесшийся по коридорам, наверняка достиг даже дяди Васи, в своем дачном поселке «Передовик». Человек жестом показал, что Тадеуш должен пройти к столу, но возле того не оказалось стула, поэтому гость подошел к окну и присел рядом с подоконником, на котором стоял сверкающий графин с водой. - Вы позволите? – ему сейчас было не до такта. Пить хотелось настолько сильно, что выпил бы сейчас прямо из графина. Человек нахмурился, но воды разрешил. После этого жестом прогнал остальных и сел снова за стол. - Вчера, гражданин Синявский, вы прибыли на лучшую планету в Галактике и заместо того, чтобы отдать должное гостеприимству ее жителей, поехали в место содома и разврата – к известному криминальному авторитету, Житомийскому Василию Аристарховичу, так? – что-то истеричное сквозило в его словах. Как будто не военный перед ним зачитывал речь, а старая теща нелюбимой уже жены. Тадеуш допил первый стакан и налил себе второй, взял в руку и повернулся к мужчине. Стало немного лучше, но вкус вчерашнего топлива и папирос, которые ему пришлось нюхать в машине, все равно остались во рту. По крайней мере, вернулось некоторое чувство такта. - Простите, но я здесь исключительно по рабочей командировке, и в первую очередь меня интересуют дела, - он отпил еще глоток и задумался, как там поживает чемодан, Теперь, кстати, когда дела немного улажены, я могу потратить время на прогулки и созерцание ваших достижений. - Какие могут быть дела у империалистического чудовища на нашей земле, если это не попытки завезти сюда куски вашего черного гноя в виде похоти, наркотиков или, здесь мужчина сделал многозначительную паузу, направив свой, озаренный внутренним светом, взгляд на висевший напротив стола портрет одного из своих сумашедших лидеров, - ваших демократических мыслишек? На последних словах его передернуло, будто заставили дотронуться пальцами до гниющей рыбины. Тадеуш же почувствовал, что от выпитой воды снова начал пьянеть. - Значит, это был жидкий коксующийся уголь, - вырвалось догадка изнутри. Ему было ужасно стыдно, что не получилось проникнуться обличающей речью, но сделать ничего с собой не мог. Самое небольшое количество алкоголя приводило беднягу в состояние близкое к буддийской нирване. Внутренний мир превращался в святую пустоту, а окружающая вселенная в горстку никчемных, суетных существ. Но слова были услышаны. И они привели человека в мундире в бешенство. Он схватил со стола ручку и тут же кинул ее обратно на стол. Затем схватил кипу каких-то бумаг, и также остервенело, швырнул их обратно. Вскочил со стула и снова рухнул на него. При этом медали на груди и, как только сейчас выяснилось, спине, загрохотали, как жестяные крышки. - Гражданин Синявский, проявляйте хоть немного уважения к четырежды герою Сибири, восьмикратному краснознаменоносцу и абсолютному чемпиону планеты по игре в козла, третьему помощнику второго заместителя пятого министра внутренней обороны, старшему подполковнику Житомийскому Альберту Васильевичу, - прокричал он на одном дыхании. После чего шумно вдохнул и откинулся на спинку стула. Речь старшего подполковника Тадеуша не заставила серьезно переменить свое поведение, но последние слова слышны были очень хорошо. Теперь стало понятно, что каждый час пребывания на этой планете будет выстраивать перед ним новые преграды. Теперь вот и сыночек дяди Васи появился. - Приятно познакомиться, товарищ четырежды помощник красного знамени Альберт Васильевич, - не в его силах было сейчас запомнить, все звания, поэтому пришлось сократить немного для удобства. Подполковника снова передернуло, но он сдержался. - Вам крупно повезло, гражданин, что вы являетесь подданным другого мира, иначе в моем праве было вас расстрелять на месте. Неправильное произношение офицерского звания по нашим сибирским законам приравнивается к краже его, то бишь офицерского, пайка и наказывается немедленной пешей ссылкой на лесоповал с постоянным исполнением гимна «Мать героя–офицера сало отдает сынку». После этой тирады, голос у него стал настолько спокойным, что начал еще больше пугать. В этом видимо и был расчет, но Тадеуш с каждым глотком воды все дальше выходил из-под колеса реинкарнаций, поэтому слова суетных животных никак не влияли на подсознание и мировоззрение. Альберт Васильевич увидев эту реакцию, вернее ее отсутствие, снова начал свирепеть. - А теперь послушайте меня товарищ, мы еще не знаем до конца конечную цель вашего прибытия, но насколько ужасной не предстала бы перед нами правда, мы с гордостью и честью встанем грудью перед этой угрозой. Мы все как один сможем ответить на все ваши буржуйские выпады и с гордо поднятой головой покажем вам и вашему прогнившему миру в вашем лице наш неоленинистический кукиш. Но вот вам уже на него придется смотреть из глубины самой глубокой шахты, самой дальней ее штольни. Там, где даже вода стремиться поскорее умереть и превратиться в яд, поскольку тоже не выносит вашего лживого существования. Теперь убирайтесь с моих глаз, но помните, что мои глаза всегда будут у вас за спиной. Помните об этом, когда будете растлевать наших детей, когда будете закладывать бомбы под гробницы наших умерших вождей, и когда в вашей голове появится глупая мыслишка о скорой победе над нашим гордым народом. Подполковник схватил кипу бумаг и, снова бросив ее на стол, открыл в каком-то месте, показывая своим видом, что разговор пока закончен. Президент «Златосребри» встал, допил воду и, откланявшись, вышел. За дверью стояли все те же, завернутые в кожу личности. Они, видимо, даже не двигались все это время. А возможно и не дышали, чтобы показать свое уважение перед чемпионом по игре в козла. Но после того, как закрылась дверь, его молча, обступили со всех сторон и сопроводили до стоянки. В помещении КПП сидели только двое с непробиваемыми лицами. Им даже не позволилось поднять головы, когда инопланетянина выводили из здания. Стало быть, и удивлению есть предел. Ну, или распоряжение. Когда они вышли во двор, Тадеуш решил, что его снова засунут в машину, но вместо этого вывели на дорогу через ворота, всучили в руку чемодан, на котором один из замков оказался сломанным, и, не указывая направления, скрылись внутри здания. Уже второй раз за сутки, он остался совершенно один в незнакомом месте. Хотя на этот раз было светло. Эффект от жидкого угля начал проходить, поэтому сейчас очень хотелось выпить кефиру и принять душ. Для этого пошел вдоль дороги, в сторону, где было больше шума, надеясь там найти хоть какой-то отель или хотя бы таксиста, который знает какой-то отель. И только на этот раз ожидание не обмануло. На другом конце улице появился желтый автомобиль. Тадеуш поднял руку и через минуту перед ним остановилось очередное чудо сибирского автопрома. Оно практически не отличалось от всех остальных, что встречались за это время с тем лишь отличием, что лицо водителя было удивительно приветливым. - Здорово, земляк, – сказал тот, выплевывая папиросу в окно со своей стороны, Подвезти или ты за водичкой? Страховщик не понял вопроса, но все равно закивал. Водитель потянулся на заднее сиденье и открыл дверцу. - Садись. Если надо - все под сиденьем. Или говори куда рулить. Протащив впереди себя чемодан, Тадеуш присел на сиденье и выдохнул. - Мне нужен отель, – сказал он через минуту, захлопнув дверь, - Или гостиница. Или что угодно, где можно помыться и купить себе кефира. Водитель повернулся к нему. - Я знаю, куда вас отвезти, товарищ Синявский, - сказал он, сделав чуть громче радио, - Расслабьтесь. Пару минут можете отдохнуть. После этих слов, повернулся обратно и завел мотор. Машина пару раз вздрогнула, но все же тронулась. - Вы тоже давно ждете, чтобы поговорить со мной? – этот вопрос так и вертелся на языке, - Что-то эти ожидаемые разговоры не приносят мне спокойствия. - Нам лучше пока помолчать, Тадеуш, - ответил водитель, разглядывая своего пассажира через стекло заднего вида, - И отрицать, чтобы то ни было, если начнут пытать. С заднего сиденья донесся шепот: - Черт бы вас всех побрал. На удивление, даже удалось немного вздремнуть, пока странное такси ехало по городу. Наконец, они остановились около привлекательного здания с убранным садом, которое оказалось институтом нового отрицания буржуазной логики. - Здесь самая лучшая и дешевая столовая в Черненкограде, - заверил водитель, - Вы уж простите нас, но так чтоб и помыться, и кефирчика попить, у нас таких мест нет. Так что я вас потом в гостиницу отвезу. Там и помоетесь. А пока поедемте. Закинем в себя по чебуреку. Он вышел и призывно посмотрел на Тадеуша сквозь окно. Тот начал выходить, но водитель его приостановил. - Вы бы лучше чемоданчик ваш с собой захватили. Я не боюсь ничего такого, но все же опасаюсь. Пришлось тащиться вместе с чемоданом. Они не стали заходить внутрь, поскольку работала летняя веранда. Правда, только со стоячими местами, но зато чистая. Почти все столы были свободны, только в одном углу пара преподавателей удобряла свое отрицание буржуазной логики из фляжки. Водитель занял им место в противоположном от них углу и, оставив там своего пассажира, отошел к буфету. Пока шли сюда, тот успел представиться, как Морозов Виктор. Об остальном пока умолчал, одернув Тадеуша на вопросе «Зачем?». Отсутствовал он не долго, что было и понятно, поскольку летом все студенты планеты, как и везде в Галактике, разъезжались отдыхать, маскируя это под практику. Так что никаких очередей и толкучки в самой лучшей и дешевой столовке не было. Виктор принес два горячих куска теста, пахнувших мясом и пару кружек – одну с кефиром, а вторую с квасом. - Теперь слушайте, товарищ, - начал он, отхватив кусок с тарелки, - Вы сейчас являете позор нашей родины, на котором сомкнулись криминальный мир, вооруженный административным ресурсом и административный ресурс, сросшийся с криминальным миром. Его совершенно не коробила явная тарабарщина своего монолога. Он продолжал хватать горячее тесто, запивая все из заиндевевшей кружки. У Тадеуша же не хватило сил съесть из своей тарелки ни одного куска. Но вот кефир оказался весьма сносным. Под такой кефир можно было выслушивать кого угодно, и сколь угодно долго. - Так вот я, и очень многие недовольные таким положением дел, хотят вам сказать, что вы должны выстоять под этим давлением, - в голосе Виктора появились покровительственные нотки, - Вы представляете на нашей планете остальной мир и, как вы его увидите, как он предстанет перед вами, и как вы расскажете про него остальной Галактике, так и будут относиться к нам. А положение у нас не завидное. Из-за постоянных браков на производстве, просчетов в прогнозах и огромных тратах на борьбу с безликим врагом, нашей родине приходиться завозить сюда зерно, ткань и бумагу. И платить за это втридорога. Платить железом, лесом и, что самое отвратительное – умными молодыми людьми, которые бегут из-под красного знамени под любое другое, при любом удобном случае. Мы кричим об этих проблемах, но проржавевшему госаппарату это неважно. Для них смысл жизни заключен в медалях и овациях. Их дети уже давно уехали отсюда к чертям и радуются буржуазным грехам. А мы… А нам хочется, чтобы здесь был тот самый, книжный неоленинизм. Чтобы здесь было хорошо. Чтобы преступников не было. Чтобы все были счастливы. Чтобы остальная Галактика приняла нас в свою семью на равных правах, а не относилась к нам, как к деградирующим элементам. Страховщик краем глаза посмотрел на преподавателей. Один из них уже сильно устал от диалога и прилег прямо под столом. Второй же, не обращая на это внимание, продолжал объяснять пустоте особенности своей науки. - Это для вас будет нелегкий путь, - ответил Тадеуш, наконец, своему собеседнику. Но такой ответ только распалил Виктора. - Но у нас нет выбора, - сказал он с напором, - Если мы не сможем, то никто не сможет. Мы так и останемся доживать наши жизни, прислуживая горстке зарвавшихся толстяков, и будем отдавать такое положение дел, как наследство - нашим детям. Вы и только вы станете нашим знаменем в этой борьбе. После вашей победы останется прецедент, подобных которому не было. Прецедент успеха. Прецедент победы. Кефир начал приводить Тадеуша в обычное состояние беспокойства. Он с трудом вспоминал все события последних часов, но и того, что вспомнилось, было достаточно, чтобы поставить крест на всем своем деле. А тут еще и эти патриоты. - Послушайте, господин Морозов, - начал говорить новоявленный герой осторожно, - Я вам точно не гожусь в качестве знамения или знамени. Все мои мысли крутятся только вокруг моего бизнеса, который и так не в лучшем состоянии, и который ваши порядки могут совсем укокошить. Мне совсем не улыбается еще и ваших тараканов по углам растаскивать. - А вам и не надо, - перебил Виктор, - Вам только и надо, что выиграть это дело. Кинуть семью Житомийских и лететь в свою Зиемию. А мы дальше сами. Мы дальше ух! Он для убедительности потряс кулаком и заглотил остатки кваса. - Ну, раз так, то я хотя бы могу не много на вас рассчитывать? – спросил, слегка обнадеженный страховщик. Виктор сконфузился. - На большую помощь вам с нашей стороны рассчитывать не стоит. Голов то у нас много, да вот рук еще пока не хватает. Но вы должны помнить, что духовно мы рядом с вами. «А я духовно уже на лесоповале», - подумал Тадеуш и попросил отвезти в гостиницу, поскольку, на его скромную жизнь, приключений для одних суток было явно предостаточно. Он уже в полусне поднялся в номер. Сил хватило только помыться, сложить одежду, и, завернувшись под детским одеялом, уснуть в середине дня. Разбудил его какой-то странный шум за дверью. Открыв глаза, Тадеуш даже не понял, смеркается сейчас или светлеет. Но взволновало совсем не это – в комнату за секунду ворвалось около тридцати человек. Дико крича и расшвыривая все вокруг, они окружили кровать, нацелив на него гигантские ружья. В подобной ситуации, испугаться было совершенно нормально и, единственное на что у хватило сил – это как можно глубже влезть под одеяло и тихо заскулить. Сквозь толпу к кровати пробился старший подполковник. - Вы арестованы, гражданин Синявский, - закричал он, торжествующе, - Вам необходимо немедленно собрать вещи для этапирования в район свершения справедливого возмездия. Через час у вас суд, так что постарайтесь успеть привести себя в надлежащий вид, чтобы предстать перед очами самого гуманного судьи в Галактике в не оскорбляющем наше девственно чистое сознание облике. Арестованному не дали ни побриться, ни сходить в душ. Тадеуш успел схватить только вчерашнюю сорочку, брюки и, натянув на себя туфли без носков, выскочил под присмотром своих будителей на улицу. Там ждал все тот же черный автомобиль с теми же кожаными товарищами. Хорошо ощутимой разницей между вчерашним транспортом была только, имевшаяся в этом, решетка, отгораживающая задние сиденья от водителя. Запихнув его назад, они немедленно тронулись с места. Благо сзади больше никто не сел и получилось нормально одеться и заправиться. Он попытался задавать вопросы, но никто не удосужился даже повернуться к нему. В полном смятении, господина Синявского высадили у одиноко стоящего здания, вокруг которого даже деревья предпочитали не расти, и под конвоем сопроводили внутрь. Там, как оказалось, в самом разгаре находился процесс против него самого. Небольшой зал суда был наполнен людьми под завязку. Все хотели посмотреть на буржуйского шпиона. Даже из окна выглядывало несколько голов. Протащив Тадеуша через зал, под освистывающие крики, его завели в клетку справа от судьи. Рядом сидел назначенный правосудием адвокат и торчала пара охранников. На другой стороне от судьи, к своему удивлению, страховщик увидел тех самых преподавателей, что напивались на веранде института, молодую особу, женского пола, напоминавшую чем-то одну из подруг дяди Васи, но сейчас выглядящую чрезвычайно невинно, и поросенка Костика, который разглядывал подсудимого радостным взглядом. Судья постучал своим молотком по столу, успокаивая разволновавшихся зрителей. Чтобы смолкнуть им потребовалось минут семь, но, в конце концов, тишина была восстановлена, хотя и пришлось выставить из зала несколько человек за слишком громкие молитвы на «Капитал». Но их лица вскоре показались в окне, видимо среди таких же буйных зрителей. - Теперь, когда к нам присоединился обвиняемый, прошу продолжить слушанье, начал, по всей видимости, обвинитель, поскольку сидел рядом с этой разношерстной, слабознакомой компанией, - Товарищ Свинников Констатин, озвучьте, пожалуйста, в зале суда, чем вас пытался обвиняемый сбить с пути победы пролетариата? Кабанчик вскочил со своего места и, практически выпрыгнув на середину помещения, указал на Тадеуша и закричал: - Этот! Этот встретил меня на космодроме, где я встречал своего деда. Вот только трап опустился, выскочил этот… гражданин. Глаза такие сумасшедшие. Крутит ими во все стороны. Там все чин чинарем. Все выходят аккуратненько. Багаж свой выносят. Радуются, что на любимую родину прилетели целые и … как его там … не совращенные империалистической пропагандой, вот. А этот гражданин всех толкает, кричит. Жвачкой раскидывается. Думает, что этим можно фарта себе купить. Как бы ни так? Думаешь нас за жвачку купить можно, морда?! Он… Он меня увидел и бегом ко мне. Хватает меня за грудки, трясет так, - Костик начал трястись, как эпилептик, давая понять судье, что ему было тяжело выдержать напор со стороны незнакомого гражданина, - А потом напихал мне в карманы жвачку и фонарик, и говорит… Да какой там говорит! Кричит просто. Он и говорить-то, как мы, не умеет. Кричит он мне, чтобы я его повел в самое жуткое место. Где, говорит, у вас самые элементы есть. Говорит, что нужны ему помощнички, а вот эти элементы ему самые, что ни на есть, помощнички. И тут я, товарищ судья, не устоял. Я, простите меня граждане, не самый пока что идейно вдохновленный гражданин. Но я стремлюсь, граждане. Знаете, как я стремлюсь. Как волю свою закаливаю. Как на знамя красное молюсь каждое утро. Знаете как? Знаете?! Вы вот не знаете, а я вот знаю. Я же всегда за. Я же впереди быть хочу. Я стремлюсь к этому, товарищи. Но мне пока еще есть к чему стремиться. Поэтому и удалось меня купить этому буржуину. Не жвачкой, товарищи. Нет! Фонариком. Я о таком фонарике всю жизнь мечтал, чтобы под одеялом ночью, товарищи... Пока родители спят, мог под одеялом книжки читать про Ленина и про счастье для простого народа, который гибнет в борьбе против вот этих вот. Против этих, слышишь меня, скотина! – он подскочил к клетке, где сидел ошарашенный Тадеуш и потряс прутья. Народ в зале снова всколыхнулся. Пришлось снова успокаивать всех судейским молоточком. - Товарищ Свинников, - заговорил судья, - Мы всем народом сожалеем о вашей слабости перед империалистическим злом, но сохраняете спокойствие. Вы находитесь в суде, так что продолжайте. Просим. Поросенок попил воды у своего стола и снова вышел на середину. - Простите меня, товарищ судья. Меня ведь просто стыд берет за себя, что я вот такой нерадивый. Мне так стыдно, товарищи. Знаете как стыдно? Я в зеркало сегодня на себя смотрел, и глаза свои прикрывал. Ну, нет у меня мочи в глаза свои, предавшего за фонарик родину, смотреть. Вот так мне стыдно, товарищи. Прям вот тошнит от себя. Но если позволите, я дальше телегу продолжу. Так вот, этот фра… гражданин радостный закричал, что я знаю, куда ехать надо и потащил меня. Прям схватил (я же маленький, товарищи) и понес. Говорит, сейчас возьмем машину, дадим водиле жвачки, и он, куда хочешь, отвезет. Вот провалится мне на этом месте, товарищи, куда говорит, скажу, туда нас и повезет. И радостный побежал. Даже вприпрыжку, товарищи. Вот, товарищ судья. Я как ему показал, куда, он меня около того места и бросил. Я сам уже потом, пешком, домой добирался. И так я устыдился, товарищи, тому, что сделал. Так мне дурно стало. Я как во сне был, но повело меня мое пролетарское сознание … прямо, куда надо привело. И вот я перед вами. Каюсь, товарищи. Но лучше поздно, чем никогда, как говорит мне наше красное знамя борцов за свободу простого народа. Спасибо товарищи, спасибо товарищ судья, что выслушали исповедь мою затерявшегося, но видящего выход, вашего брата. Вашего младшего брата, товарищи. Костик выдохнул и сел на свое место. Ему протянули воды, но он отрицательно махнул рукой и вытащил из-за пояса фляжку. Судья проследил за ним до этих пор. Потом недовольно сморщился и стукнул молоточком по столу, чтобы предотвратить новые волнения в зале. Затем снова поднялся обвинитель. - Я прошу товарища судью, выслушать показания свидетеля Надежды Боровкиной, сказал он, повернувшись к сидевшей девушке, но та, к всеобщему удивлению, вдруг разрыдалась и, крича что-то про маму и Ленина, быстро выскочила из зала суда. Когда дверь за ней захлопнулась, обвинитель посмотрел тяжелым взглядом на Тадеуша и перевел взгляд на судью. - Прошу простить моего свидетеля, - сказал он, - но в связи с тяжелой травмой, которую этой хрупкой девушке нанес гражданин Синявский, мы должны ей простить это поведение. К тому же она предварительно сделала письменное признание, которое мне бы и хотелось сейчас зачитать в качестве ее показаний. С вашего разрешения, конечно, товарищ судья, - и, дождавшись, когда сверху дадут отмашку, взял несколько листов со своего стола и продолжил, - Итак, по словам Надечки, этот гражданин встретил ее вчера вечером в парке 50-летия Вечного Народного Восстания. Она сидела на скамейке и готовилась к вступительным экзаменам в ПТУ, куда хотела поступать на швею, но что ей теперь вряд ли удастся, поскольку Синявский нанес девушке страшную душевную рану, которая не заживет в ней до самой смерти. А именно, он подошел к ней и представился стахановцем сталелитейщиком. Его сгнившая душенка пошла на такой хитрый трюк, поскольку все знают, насколько уважительно у нас в народе относятся к этим героям. Так вот, представившись выше обозначенным образом, он вложил в молодую неокрепшую голову девушки мысль, что якобы влюбился в нее и что находится он сейчас на отдыхе и скоро уезжает обратно в забой. Что заберет ее на свой передовой завод, шить красные знамена и одежду для рабочих – передовиков. Наивная девушка не смогла устоять перед увещаниями этой буржуазной гниды, и пошла вместе с ним в известную своим открытым характером столовую института нового отрицания буржуазной логики, чему также есть свидетели. Там же его увещания продолжились, а поскольку он в процессе предлагал ей легкие алкогольные напитки, которые быстро привели наивную девушку в состояние опьянения, воспользовался ее слабостью и…, - на этих словах обвинитель умолк и еще раз глянул в сторону господина Синявского, - пригласил ее в «Метелицу» - пристанище проституток и интелегентишек. Надечка боится сейчас вспоминать остальные события того вечера, но, хвала нашим мудрым вождям и ее родителям, как показало медицинское освидетельствование, она осталась как женщина цела. Сон вылетел из Тадеуша еще в машине, но все равно глаза и уши отказывались верить в реальность происходящего. Не с чем было сравнить все творившееся сейчас, и сознание попросту бунтовало. Он протирал глаза и уши, но видение не хотело исчезать. К тому же к концу речи, человек, который был назначен адвокатом, уснул. Все попытки дотянуться до него или хоть как-то обратить внимание на себя, заканчивались новыми приступами храпа. В этот момент, когда у страховщика закрылись глаза, в надежде, как можно скорее проснуться, в помещение суда пробился высокого роста человек. Одетый в пиджак и котелок, он протиснулся через толпу и подошел к секретарю. Тот никак не ожидал увидеть возле себя кого-то из людей, поэтому, когда над ним склонился посетитель, беднягу передернуло. Но, быстро придя в себя и, перекинувшись шепотом с ним парой фраз, повернулся к судье. Снова последовал шепот. Судья несколько раз глянул в сторону Тадеуша, затем на посетителя. Тот также бросил на него несколько взглядов и, не уж то не показалось, добродушно улыбнулся. Судья откинулся на спинке высокого кресла и начал стучать по столу. Все это время зал молчал и следил за новоприбывшим. Тихий шепот гулял по залу, предполагая всяческие фантастические мысли. Обвинитель не скрывал своего недоумения, как и старший подполковник, вошедший позже, как и все свидетели. Тайна посетителя раскрылась, когда судья поднялся и завис над столом. - Как нам удосужился напомнить товарищ инопланетный посол, - начал тот громко, выговаривая каждую букву, - по международному праву, которое имеет честь быть принятой на нашей самой продвинутой части Галактики, гражданин Синявский, как полноправный житель Конгломерата, имеет право в десятидневный срок пригласить для рассмотрения своего дела адвокатов одного с ним гражданства. Поскольку он официально отказывается от адвоката, которого совершенно бесплатно предложило наше просветленное правительство, то по прошествии десяти дней суд над его преступлениями продолжиться в присутствии его продажных защитников. Если же они не успеют явиться в положенный срок, то рассмотрение его дела продолжиться вовсе без адвоката. А пока его вина считается не доказанной, и он будет на этот срок отпущен из-под стражи, на поруки к гражданину послу. Тадеуш не мог поверить в происходящее, и, когда стукнул по столу молоток, и открылась клетка, он не решался выйти наружу. Общее недоумение перекинулось и толпе, которая с разинутыми ртами смотрела на судью. Они видимо ждали прелюдного линчевания или пешей ссылки, но никак не свободы. К клетке подошел посол и, протянув руку, выдернул его наружу. - Нам нужно как можно скорее выбраться, - произнес он шепотом, - Скоро все опомнятся, и тогда вас уже ничего не спасет. Два раза повторять освобожденному не потребовалось, и через минуту они, пробежав вдоль стенки, выскочили наружу. Внутри начал подниматься сумашедший ор, но беглецы уже сидели в машине. К своему удивлению, Тадеуш оказался именно в машине, какие были на остальных планетах Конгломерата. Она легко завелась, поднялась над дорогой на антигравитационных щитах и, когда возбужденные люди начали выскакивать из дверей, рванула прочь от здания судилища. Господина посла звали Ли Хосе Маркиза. Он был высокого роста и обладал чудной прической под своим котелком. Проехав первые кварталы, водитель притормозил, чтобы появилась возможность открыть бар. - Вы даже не представляете, как я рад встретить на этой дикой планете соотечественника из Конгломерата, - сказал посол, наливая по двум фужерам, красного вина, - Я знаю, что вы не любитель, но у меня огромное, всепоглощающее желание угостить вас и доставить удовольствие себе этим кьанти. Тем более, что это вам нужно сейчас больше, чем кому-либо в этом мире. И не удивляйтесь происходящему. Я прекратил это делать после первых часов своей практики на Сибири. Тадеуш повиновался и, к своему удивлению, выпил все залпом. Ему действительно это больше напоминало сон, а во сне у него было мало шансов опьянеть. Поэтому протянув фужер для добавки, господин Синявский позволил себе слегка улыбнуться. Хотя уже на подъезде к посольству внутри почувствовалась волна нахлынувшего на него фатализма. Ему показали, где находиться душ и столовая, так что уже через полчаса Тадеуш сидел за небольшим столом, рассчитанным максимум для троих, и пережевывал отлично прожаренное мясо. Только сейчас ему припомнилось, что с момента прилета так нормально ни разу поесть и не удалось. Хосе Маркиза дождался, пока Тадеуш доест второе. Он не перебивал его разговорами, но по его лицу читалось огромное желание к этому. Наконец, откинувшись на спинке, страховщик взял в руку фужер красного. - Я в общих чертах в курсе ваших проблем, - сказал посол, наполнив себе, - Вы уж поймите меня правильно, но здесь хоть и мало работы для посла Конгломерата, бывает чертовски сложно выйти на необходимых людей. Они все считают меня оплотом зла и кошмара. Поэтому я так рад встретить здесь адекватного человека. Все те, что ходят по улицам, думают, что моя миссия здесь – уничтожение их домов и растление их дочерей. Те, что повыше рангом и кто знает истинной положение дел, приходя ко мне, готовы облизывать мне пятки, лишь бы мы не повышали цены за поставки продуктов. Но, за то на всех их митингах, шествиях и парадах, они герои, ненавидящие даже воздух, выходящий из моего кондиционера. Они насилуют свою планету, превращая народ в скотов. Обвиняют во всем меня, но идут на поклон к Хосе Маркизе Ли, чтобы своим детям найти мягкие места за пределами Сибири. Так что подождите минут пятнадцать. Мне надо будет сделать пару звонков и обвинение с вас снимут. Но вот ваши сложности с Житомийскими – здесь у меня будут некоторые сложности. Я встречался с дядей Васей несколько раз, но контакта с ним не нашел. Расскажите мне, что там у вас с ним за дело такое. Тадеуш выдохнул и начал свой рассказ со своего деда Федора. Солнце уже поднялось в зенит, когда получилось закончить. За это время, им еще раз приносили красного. Хосе Маркиза почесывал свои волосы и иногда улыбался краями рта, но ни разу не перебил. Когда президент «Златосребри» закончил рассказ, он встал, извинился и вышел, объяснив, что ему все-таки надо решить вопрос с судьей. - Он, кстати, один из самых понятливых на этой гадостливой планетке, - сказал посол, наливая только для Тадеуша, - Я с ним проконсультируюсь и по вашему вопросу с дядей Васей. Оставшись в одиночестве, Тадеуш, подтянув как в детстве под себя ноги, принялся разглядывать пейзажи за окном. Но созерцание одинаковых домов подшофе нагоняло лишь сон. А будь он трезв – наверняка, вызывало бы лишь злобу. Даже представить страшно, что кому то приходиться смотреть на это всю жизнь. Вскоре его сознание все же провалилось в дремоту. Уже вечерело, когда кто-то позвал его по имени. Открыв глаза, Тадеуш обнаружил себя накрытым пледом. Над ним стоял господин посол. Увидев, что гость проснулся, он присел в кресло напротив. На лице у него от прошлого хорошего настроения ничего не осталось. Хосе Маркиза налил еще по стакану. - Сначала давайте о хорошем, - сказал он, пригубив вина, - Ваш вопрос снят с повестки дня. Можете спокойно покинуть планету – для вас никаких препон создаваться не будет. Кстати, прошу обратить внимание, что поскольку дело было сляпано побыстрому, оно развалилось бы даже, если бы своим адвокатом выступали бы вы сами. Но не здесь, конечно. Здесь самое смехотворное обвинение заканчивается ссылкой. Уже половина населения планеты отсидело за то, что красное знамя держало в другой руке. Но здесь сложности с рабочими. Заключенным ведь не надо платить, поэтому идут эшелоны анекдотчиков, продавцов бумажных самолетиков и неудавшихся рассказчиков будущих успехов. Экономика здесь все равно падает. Ах! К черту их, - он поднял взгляд на Тадеуша, - А вот с Житомийскими у вас будут проблемы. Дядя Вася своих корешей душил за пару вонов. А вы ему должны 100 миллионов. Он от вас не отстанет. Будет искать по всему Конгломерату и дальше, если потребуется. Для него граница – понятие довольно размытое. Это для работяг с промытыми мозгами территория Сибири – единственный оазис благополучия и справедливости. Вся остальная Галактика в их головах – сосредоточение зла и кошмара. Слышали бы вы, что у них на уроках про нас говорят. Но это сейчас лишнее. В общем, по сути, путь у вас только один. Старший Житомийский выступит скоро на сходке в Доме культуры просветленного народного сознания. По понятиям, которые главенствуют в их среде, он должен сам сказать, что складывает с себя полномочия вора в законе и переходит в воры в короне. Что-то вроде личного желания перейти на другой уровень. Ни у кого другого не хватит авторитета выступить против него. То есть если он скажет, что становиться вором в короне, то страховой случай возникает, если не скажет, то никаких выплат вы ему делать не обязаны. В итоге вы имеете только такой вариант – чтобы он ничего не сказал, вам необходимо его убить. Последнее слово было произнесено быстро и тихо. Как будто господин Ли сам боялся сказать что-то подобное. До Тадеуша смысл дошел сразу, но ему ни как не хотелось в него поверить. Неужели весьма уважаемому в Конгломерате бизнесмену придется идти на такой проступок? Убить? Безумие. Он даже комаров стремился от себя только отгонять, а мысль об убийстве человека?! Это было просто невозможно. А Хосе, подождав пару минут, продолжил: - Я полностью на вашей стороне и готов всячески поддерживать, но у вас, даже если вы придете к необходимости сделать это, возникнут затруднения с исполнителями. Никто не захочет подставлять себя таки образом. Только вы сами - или выплачиваете 100 миллионов, которых, как я понимаю, у вас нет. Или другой путь – это всю жизнь скрываться от сибирских убийц и в каждом прохожем видеть их посланника. Но они все равно вас найдут. В этом можете не сомневаться. Страховщик посмотрел на него сквозь слезы. Даже алкоголь не смог противостоять внутреннему табу, а наоборот, только усилил душевное отчаяние. - Что мне делать? – только губами произнес он. Все мысли о Сибири, что приходили к нему до этого – забавные и парадоксальные – после этих слов затянулись некой кровавой пеленой. Если до этого, еще была надежда на пробуждение, то сейчас чувствовалось, что этот кошмар не закончиться. И уж точно было не до смеха. Посол поднялся и молча, вышел. Тадеуш услышал, как за дверью он дает указание не беспокоить гостя. Оставшись наедине со своими мыслями до рассвета, президент «Златосребри» вспоминал свои действия, которые и привели к подобному финишу. К своему собственному изумлению, к утру в голове образовался план выхода из ситуации, примеров которого в учебниках по страховому бизнесу никогда не было, и очень не хотелось, чтобы появились. В главный зал Дома Культуры его не пустили, проводив на балкон, где оставили сидеть в полном одиночестве. Внизу помещение было заставлено небольшими столиками, накрытыми белоснежными скатертями. Удивительно, где смогли такие найти. Люди, одетые в большинстве своем в черные костюмы или свитера, жались к стенкам, не имея возможности сесть, поскольку не явился главный виновник торжества. При слабом свете, их было так плохо видно, что Тадеушу приходилось напрягать зрение, чтобы вообще хоть кого-то разглядеть. Но он не слишком удивился, обнаружив среди гостей старшего подполковника и своего обвинителя. Пришедшие разглядывали столы, ломившиеся от всяческой еды и выпивки, и тихо переговаривались между собой. Шутка ли. Как ему объяснили, после заявления дяди Васи, начнется такой галдеж, что лучше разобрать заранее. Делить воровскую территорию, даже если авторитет сделает завещание, будет очень тяжело. Возможно, кто-то отсюда поедет в больницу, а кому совсем не повезет – в морг. На балкон без стука вломился поросенок. - Что, буржуй, готов? – сказал он, выдернув папиросину изо рта, - Ты помнишь – как только мы выйдем, то ты уже ждешь с бумажками своими и денежками. Со всеми денежками, гнида! Господин Синявский взял себя в руки. Как бы ему не хотелось прямо сейчас сбежать отсюда и бежать без оглядки прямо под одеяло родного дома, он вытерпел это нахальство. Натужно улыбнувшись, страховщик указал на металлический чемоданчик, который принес вместе с собой. - Гражданин Свинников, передайте господину Житомийскому, что у меня все готово. Поросенок засмеялся во все горло и, крича «Денежки, денежки», побежал вниз. Тадеуш снова повернулся к залу. Там уже включили больше света, но гости так и стояли по периметру. Все замерли в ожидании. Наконец дверь открылась, и грянули аплодисменты. Не торопясь вошел дядя Вася, которого за руку поддерживала Надежда Боровкина. Сегодня она не выглядела как ученица швеи. Да и от ее скромности тоже ничего не осталось. Они чинно прошли к главному столу, где девушка подвинула для дяди стул, потому что у того даже на это не хватало сил. Словно по команде, за ним все начали занимать свои места. Вместе с Житомийским старшим за стол сели несколько престарелых мужчин, которые, как и законник, поддерживались в вертикальном положении только с помощью руки сопровождающих их женщин. Президенту страховой компании доставило удовольствие, что поросенок сел вместе с Житомийским младшим за дальним столом у входа. Видимо не хватает им авторитета, чтобы сидеть за столом со старшими. Больше никого из присутствующих опознать не получилось, поэтому Тадеуш поднял себе на колени чемоданчик и слегка приоткрыл. Внутри, вместо ожидаемых кабанчиком купюр, находилось изобретение инженера Фунта. Последние несколько дней, он пытался научиться им пользоваться. Но эти знания, достигнув под конец хоть каких-то результатов, которые принимали вид обездвиженных бродячих собак и кошек, сейчас, при удручающем его самого дрожании рук, снова свелись к начальным. Кеша заверил всех, что животные придут в себя буквально через неделю другую, а вот для человека, как он выразился, кошачьих мощей не хватит. Поэтому перед самым выходом, изобретатель выкрутил все переключатели на максимум и, перекрестив первого испытателя, отправил того на встречу. Пытаясь не обращать внимания на предавшие конечности, Тадеуш вытащил из чемодана небольшой цилиндр, больше напоминавший пишущую ручку, которая с одной стороны была щедро вымазана красным, а с другой густой моток проводов соединял ее с содержимым чемодана. Внутри, кроме прочего электронного хлама, находился небольшой черно-белый экран, на котором, после включения рычага «Внимание», отображалось все, куда было направлена раскрашенная часть ручки. Непослушными руками, Тадеуш дотронулся до переключателя «Пуск». У Кеши был ужасный почерк и сейчас в полутьме балкона все его иероглифы сливались в мутные пятна. «Господи, неужели я на это иду?» - шептал самому себе президент «Златосребри». Последние дни его организм держался исключительно на алкоголе, который дарил хоть какое-то спокойствие, но сейчас, даже будучи не трезвым, у него было сил даже представить, как воспитанный, тактичный бизнесмен нажмет на этот самый «Пуск» и спокойно выйдет отсюда, цинично радуясь выигранному делу. Кто угодно, но он так не может. Его трясло и тошнило. Перед глазами все плыло. А когда внизу поднялся дядя Вася, и вовсе перехватило дыхание. - Дорогие друзья, - начал старший Житомийский, - я рад сегодня всех вас приветствовать и сообщить новость, которую многие так долго ждут. Надя также встала, чтобы поддерживать старика за локоть. Гости оторвались от еды и выпивки, чтобы повернуться к говорившему. Зал замер в ожидании. - Кто-то из вас ждет, что я останусь. Они опасаются разборок, терок и других проблем, но мне сейчас действительно наплевать на это. Я уже так много всего с каждым из вас перетер и разобрал, что у меня не осталось никакого желания все это продолжать. Я сегодня передам все свои темы по маляве и отойду от дел. Хватит мне с вами нервы трепать. Мне врачи говорят, что без всяких … как их там, а? … нервных срывов жить еще лет 15, а с разбором косяков каждого фраера, ну, может года 2. Так что, коллеги, я снимаю, с вашего добра, вора в законе и становлюсь вором … В этот момент у него внутри что-то булькнуло, и тело дяди Васи начало оседать назад. Надя, не сумев удержать подающее тело, подняла руки к лицу и начала истерично визжать. Те, кто постарше попадали на пол, а те, кто помладше начали вскакивать со своих мест, оглядывая стены. Но крик со стороны тела старшего Житомийского, заставил всех оглянуться в ту сторону. - Он не откинулся, - закричал, осматривающий тело, человек в одежде официанта, Дышит, смотрите. Все побежали смотреть на дыхание дяди Васи. Господин Синявский, как только начался весь этот спектакль, спешно начал собирать устройство. Благо на балконе было так темно, и его никто не увидел. Закинув ручку обратно, он с силой захлопнул крышку и бросился вниз. Каким-то чудом удалось не встретится ни с поросенком, ни с кем бы там ни было еще и, вырвавшись на улицу, запрыгнуть в открывшуюся дверь автомобиля такси. Вскоре в салон, где уже сидели Кеша и Хосе, на место водителя запрыгнул Виктор Морозов, стягивающий с себя официантскую униформу. Они все улыбались и похлопывали Тадеуша по плечам, а у того дыхание из полностью отсутствующего перешло в поверхностное, частое. Он не мог произнести ни слова. Единственное на что хватало сил, так это прислонившись к стеклу, смотреть в окно и чуть-чуть улыбаться. Когда автомобиль вернулся в посольство, Морозов сочинил что-то вроде баллады будущей победе, а посол договорился с Фунтом о сотрудничестве и возможности вывезти последнего за пределы Сибири с посольской почтой. Все смеялись и пили, жали друг другу руки и громко кричали. Только вот у страховщика так и продолжали трястись руки. Вливая в себя стакан за стаканом, у него так и получалось восстановить своего спокойного, пьяного состояния. Алкоголь проваливался в организм словно вода. - Ну, что же вы, товарищ Синявский? - наконец обратился прямо к нему Виктор, Мы же радуемся, а вам-то радоваться надо больше всех. Ведь это в самой большой степени именно ваша победа. Именно вы подняли знамя нашей борьбы. Именно вы, первым, товарищ, нажали на курок. Тадеуш поднял на них глаза и, в наступившей неловкой тишине, тихонько произнес: - Простите меня, но все это само как-то произошло. Я не нажимал на кнопку. 25.05.2012 – 07.08.2012
