Поэт Н. Гронский. Поэма Беладонна

Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение
«Затонская средняя общеобразовательная школа»
Камско-Устьинского муниципального района Республики Татарстан
III Республиканский конкурс
научно-исследовательских и творческих работ учащихся
«Аксаковские чтения»
Исследовательская работа
«Незамеченное поколение…
Поэт Н. Гронский и его поэма «Белладонна»
Работу выполнила
ученица 10 класса
Зиганшина Алиса Ниязовна.
Руководитель
Кулагина Марина Владиславовна,
учитель русского языка и литературы
высшей категории.
2013 год
1
Оглавление
1. Введение
2. Основная часть
2.1. Обзор научной литературы по исследуемой теме.
2.2. Идейно-художественное своеобразие поэмы
«Белладонна».
2.3. Преломление литературных традиций XIIIV,XIX, XX
веков в поэме «Белладонна».
стр. 3
стр. 3-4
стр. 4-5
стр. 5-8
3. Заключение
стр. 8-9
4. Использованная литература
стр. 10
2
1. Введение
Литературная эпоха начала ХХ века – это время безудержного творческого
эксперимента. Один из первых исследователей этого периода С.А. Венгеров отмечал: «Ни
один из предыдущих периодов нашей литературы не знал такого количества литературных
имен, не знал такого быстрого достижения известности, таких головокружительных
книгопродавческих успехов…»[3]. Но среди литературной молодежи были и такие, чья
судьба сложилась трагически: это представители младшего поколения первой волны
эмиграции. О них можно сказать, что они не имели прошлого, не могли надеяться на
будущее. «Если старшему поколению предстояли неизбежные старость и уход, то младшему
– опасность «отцвесть ещё не расцветши», - так писал о них прозаик В. Варшавский, назвав
их «незамеченным поколением»[2]. Об этом же ещё в 1933 году говорил В. Ходасевич:
«Лишь очень немногие из молодежи имели возможность жить литературным трудом… Их
надеждою было выбиться, их утешением – хоть
изредка видеть свои труды
напечатанными… Судьба русских писателей – гибнуть. Гибель подстерегает их и на той
чужбине, где мечтали они укрыться от гибели»[8]. Да, многие из них трагически погибли
еще совсем молодыми людьми, из-за невыносимой действительности преждевременно ушли
из жизни и не увидели своей славы. Но осталось их творчество, их опыт, который, по-моему,
может быть очень важным и поучительным для других поколений. Я заинтересовалась этой
проблемой, изучила научную литературу по данному вопросу и пришла к выводу, что
«незамеченное поколение» действительно успело выразить себя, и прежде всего в поэзии,
по свойственной молодости эмоциональности в восприятии горькой действительности, и
среди представителей молодой эмигрантской литературы были яркие самобытные поэты,
чьи произведения сейчас незаслуженно забыты.
Цель: раскрыть
«Белладонна».
идейно-художественное
своеобразие
поэмы
Николая
Гронского
Задачи:
1.Изучить научную литературу по данному вопросу.
2.Проанализировать поэму Н. Гронского «Белладонна».
3.Выявить в поэме «Белладонна» традиции поэзии XIIIV,XIX, XX вв.
4.Выявить самобытность поэзии Н. Гронского.
5.Раскрыть значение творчества поэта Н. Гронского.
Методы исследования: исследовательский, сравнительный.
2. Основная часть
2.1. Обзор научной литературы по исследуемой теме
Изучив научную литературу, некоторые критические статьи и работы, посвященные
исследованию творчества Н. Гронского, воспоминания современников о нем, отдельные
письма из переписки молодого поэта с М. Цветаевой и письма поэтессы к матери Гронского,
я отметила для себя, что имя поэта Николая Павловича Гронского (1909 - 1934) стало
известно во многом благодаря Марине Цветаевой, написавшей о нем статью "Поэтальпинист", посвятившей его памяти стихотворный цикл "Надгробие" и сохранившей его
письма. Цветаева и Гронский жили по соседству в парижском пригороде, были знакомы
семьями, их связывали крепкая дружба и взаимные чувства. Он вел уединенный образ
жизни, был далек от всех литературных собраний русской эмиграции, и вне литературных
групп протекла его короткая жизнь.
3
Сын доцента Петербургского университета и талантливого скульптора, Николай
Гронский
детство провел в Петербурге и в Тверской губернии. Одиннадцатилетним
мальчиком, вместе с матерью и сестрой, Николай Гронский покинул Россию. Окончив в
Париже русскую гимназию и университет, он поступил на третий курс факультета
философии и литературы Брюссельского университета. 21 ноября 1934 года Николай
Гронский был сбит поездом парижского метро «Пастер» и через несколько часов скончался
от большой потери крови.
«Он умер, - писал В. Ходасевич, - [8] подготовляя к печати первую свою книгу, и, таким
образом, его дебютный сборник оказался посмертным». При жизни Гронский своих стихов
не печатал. Позднее профессор А.Л. Бем, посвятивший творчеству молодого поэта
несколько статей, так объяснял этот факт: «Вся поэтическая манера Н. Гронского так резко
расходилась с тем, что господствовало в эмигрантской поэзии, что, будучи, очевидно,
человеком далеким от стремления во что бы то ни стало попасть в печать и для этого идти на
явные сделки со своей поэтической совестью, он и не пытался проникнуть со своими
стихами в литературу. Не мог он не понять, что его поэзия была явно не ко двору
установившимся в Париже литературным вкусам»[1].
Его книга «Стихи и поэмы» вышла в 1936 году в Париже и стала рождением поэта. В
сборник входило несколько крупных произведений, как современных по тематике, так и
обращенных к истории: поэмы «Миноносец», «Авиатор», «Михаил Черниговский и
Александр Невский», «Повесть о Сергии Радонежском, о медведе его Аркуде и о битве
Куликовской», драматические сцены «Спиноза» и другие. Но центральным произведением
книги, по утверждению многих, бесспорно являлась альпийская поэма «Белладонна»,
«лучшая вещь во всей поэзии эмиграции»[5], предисловие к которой написал сам Г.
Адамович. Он с большим сочувствием отзывался о погибшем поэте, подававшем большие
надежды, и дал высокую оценку его произведению.
2.2.Идейно-художественное своеобразие поэмы «Белладонна»
Книга начинается словами: «Помню Россию - так мало, помню Россию - всегда»...
Читая эту строчку, забываешь о том, что нaписaнa "Беллaдоннa" двaдцaтилетним юношей.
Понимаешь, что перед тобой не простое произведение. Несмотря нa свои большие
рaзмеры (около 400 строк 4-хстопного ямбa), поэмa Гронского нaписaнa одним дыхaнием.
Кажется, что она проникнута нaпряженным молитвенным восторгом, что слышишь голос
поэтa... В свое время отдельные критики упрекали поэта в некой «высокопарности» его
слова[6]. Он, увлеченный альпинизмом, в шутку говорил: «Когда заберешься на высоту трех
тысяч метров, поневоле заговоришь высоким слогом!» На что отец, его друг и альпийский
спутник, отвечал: «Но не всякий и заберется».
Высокий лад и слог поэмы, я думаю, вызваны ее высокой темой: Альпами и гибелью
(название произведению дала горная цепь под Греноблем в Дофнейских Альпах). Н.
Гронский, сочетавший глубокий интерес к Библии, латинским поэтам, русской истории и
литературе со страстным увлечением альпинизмом, посвящает свою поэму столь необычным
для эмигрантской литературы темам героики и чести. И выбор данной темы, по-моему, очень
показателен для молодого годами поэта. О чем можно писать в девятнадцать лет? Наверное,
о любви, мечтах, об этом и писать проще. Но он поставил перед собой более трудную задачу
и блестяще с ней справился. По словам М. Цветаевой, «если равнять поэму с чем-нибудь в
русской поэзии, то только с юношеским делом — «Мцыри». Она приветствовала появление
«сильной, мужественной» поэмы Н. Гронского среди «эмигрантского убожества тем»: «У
вас в стихах метро и бистро, а у него Валгалла и Спиноза» [6].
Поэма посвящена гибели альпиниста и прославлению подвига - бесплодной попытке
его спасения товарищем по восхождению на "пик Мадонны". С точки зрения построения
поэма сделана очень четко: она расчленена на посвящение, описание вечера, сумерек, ночи и
утра и заканчивается эпилогом. Обрамление посвящением и эпилогом и одно лирическое
4
отступление внутри поэмы ("Я был там...") придают ей лирическое напряжение. Через
личные переживания автора мы проникаем в глубокий внутренний смысл поэмы: поэт
говорит о чести как о совокупности высших морально-этических принципов личности, и он
находит для этого славословия чести и подвига очень выразительные, но в то же время
простые и сжатые поэтические формулы:
Покуда мир стоит под Богом,
Покуда слава в трубах есть,
Одним стальным и строгим словом,
Сухим и светлым словом: честь.
Трудно более сжато и убедительно прославить подвиг чести, как сказав об альпинисте,
который двинулся на поиски своего товарища по пути его гибели:
... И по отрогам
Кратчайший путь избрала честь…
Чту белокурую отвагу,
Чту смелость смуглую твою…
Благодаря своему идейному содержанию, такая далекая от нас, на первый взгляд, поэма
наполняется современным звучанием: в ней мужественность и жертвенность, в ней
прославление подвига и призыв к сохранению чести.
По жанру “Белладонна” — поэма, что также вызывает интерес. Из научной литературы
я узнала, что "большая поэтическая форма", утвердившаяся в поэзии ХVIII века, в
эмиграции почти совсем не использовалась. Считалось, что "большая форма" снижает
лирическую струю поэзии, что только в чистой лирике поэт находит себя. Даже М.
Цветаева, пытавшаяся именно ее укрепить, оказалась перед глухой стеной непонимания и
отталкивания. Но Гронский подхватил традицию "большой поэтической формы" и своей
поэмой довел ее до совершенства: редко приходится встречать такую пронизанность
эпического творчества лирическим напряжением. Я думаю, что он был прав, когда писал о
себе:
Я спал, и снились мне триремы,
Крылошумящие во сне,
А строфы новые поэмы,
Еще неслышные, во мне Уже росли, как за горами дальних
Растет в ущельях горных гром.
И горы грянули стихами:
Загрохотал аэродром.
С точки зрения лексики поэма также представляет большой интерес. Поэт почти не
действует метaфорaми или кaкими-либо иными приемaми иноскaзaния. Он снова обращается
к традициям поэзии ХVIII века. Из трех элементов ломоносовского высокого штиля им
избрaны кaк глaвное средство - aрхaизмы. Однa из тaйн очaровaния языкa "Беллaдонны" его словaрь, нaсыщенный церковно-слaвянизмaми. Смело, без ложного стрaхa, подчиняясь
внутреннему голосу своему, Гронский повернул поэзию к ее одической трaдиции, возврaтив
высокому стилю и его высокую тему: «А стих елико прорицaет Божественную стройность
чувств».
2.3. Преломление литературных традиций XIIIV,XIX, XX веков в поэме «Белладонна»
Может быть, кому-то покажется, что поэма Н. Гронского не для "легкого" чтения. Она
вся как бы сложена из тяжелых глыб, как и альпийский пейзаж, который он рисует. Но при
5
внимательном прочтении перед нами раскрывается торжественный язык державинской
поэзии, на которой Н. Гронский воспитал свою Музу. О творчестве Г.Р. Державина он
писал диссертацию в Сорбонне, блестяще защитился. Можно с уверенностью сказать, что
великий поэт был учителем Н. Гронского, который впитал лучшие традиции державинской
поэзии и отразил их в своем творчестве. Разве не прямым отголоском поэзии Державина
воспринимаются такие строки:
Се Бог, в пространствах одинокий,
Взглянул из стран небытия...
И вспыхнули престолы Копий
От алтаря до алтаря.
И, в смертный слух неуловимы,
Без уст, живым дыханьем слов,
Высоко в небе серафимы
Рекли мирам: коль славен Бог.
М. Цветаева так писала о родственности поэзии Гронского Державину: «…он не
пишет, как Державин, он дышит, как Державин, тем же воздухом и на ту же глубину вздоха.
Поверх Пастернака, Мандельштама, Блока и даже Лермонтова — поверх всего стоящего
между Державиным и собственным девятнадцатилетием потянуться именно к Державину
есть уже родство духовное: не случайность, но выбор, не неволя, а свобода, не немощь, а —
мощь» [4].
Но удержать мог Гронский эту связь с поэзией XVIII века, с Державиным, в
частности, конечно же, только опираясь на достижения современной ему русской поэзии. Я
думаю, что не случайно одно из стихотворений книги «Стихи и поэмы» Н. Гронского
снабжено эпиграфом из Цветаевой. Глубокое поэтическое родство здесь не подлежит
сомнению. Именно сочетание державинской пышности и некоторой громоздкости с
цветаевской словесной вязью и придает поэме «Белладонна» особое своеобразие. Оно
усиливается еще теми смелыми переносами, которыми изобилует поэма. Приведем один из
многих примеров, характерных для иллюстрации этого своеобразного сочетания разных
стихий поэзии Гронского:
По каменным зыбям морены,
Лугами - зыбью трав живой,
И хвоей, - мертвой, но нетленной,
Бежал. Горела под ногой
Земля. Дома! - но не жилые...
Тропа! - и пропадом тропа
Ушла под корни неживые...
Глушь. Отступается стопа,
Кругом дремучая дремота...
В ушах ли звон? Святой Бернард!
Навстречу из-за поворота:
Деревня горная Моллард.
Изучив некоторые письма М.Цветаевой к матери Н. Гронского, я поняла, что для
Марины Цветаевой публикация «Белладонны» стала поистине "посмертным подарком" - в
авторе поэмы она узнала своего поэтического сына и преемника [6]. Под ударом этого
узнавания, по остывшим уже следам воскресшей памяти она собрала образ этого
обретенного в утрате поэтического сына в портрете-реквиеме "Поэт-альпинист". Полгода
жила Цветаева этим горьким счастьем. Она встречалась и переписывалась с родителями
Гронского, читала его рукописи, сфотографировала интерьер его комнаты, она
систематизировала свою переписку с ним и даже задумывала создать из нее книгу писем, по
6
образцу
любимых
ею
эпистолярных
романов
Беттины
фон
Арним.
«Не буду скрывать — Гронского я выкормила. Я печатаюсь двадцать пять лет, а такое
говорю — впервые. И впервые радуюсь, ибо узнала в другом — себя. Ибо первый раз узнаю
— себя, до сих пор я обычно узнавала свои ритмы, свои «методы», свои «темы», либо
пародию на себя… сказать честно: не узнавала себя, а обнаруживала кражу, вольную или
невольную… Равновеликая значимость — не есть подражание. Равновеликая значимость —
есть не повторение, а перевоплощение. От подражания в поэме Гронского нет ничего, от
родства все. Поэму я в отдельных местах ощущаю, словно написала ее — я, а некоторым
строчкам улыбаюсь, как собственному открытию… И лирическая горечь из-за того, что не
стало большого поэта, усилена во мне горечью потери того, кого именно я выкормила,
который продолжил бы — меня. Потеря не только в «нашем полку», но и в моей семье.», так сказала поэтесса о творчестве Н. Гронского после прочтения поэмы [5].
Внимательно изучив поэму «Белладонна», к учителям Н. Гронского я бы отнесла и Н.
Гумилева, который для Гронского был «идеалом мужества его юности, его мужским
абсолютом… Африка, добровольный уход на мировую войну, заговорщичество в
гражданской войне, убитый леопад, крест святого Георгия… расстрел. Больше, чем
любимый поэт — любимый герой. Гумилев был его любимый герой…» [5].И мы, читая
произведение, чувствуем, что рыцарственно-мужественное начало
действительно
торжествует надо всем остальным и подчиняет себе стих:
В ночи, из стран моих бессонных,
В странах иных услышь мой стих,
Внемли, Владычица Мадонна,
Глаголом уст моих живых.
Услышь псалтырь моей печали,
Глубин отчаянья псалом,
Ты, прозирающая дали
Миров иных мечом-лучом
Очей бесплотных и нетленных.
В бессмертный дух – мой смертный стих
Прими. Коленопреклоненный,
Склонясь на сталь рогов кривых
Собрата смелых восхождений
- Топорика альпийсих гор,Чту. Да очистят соль молений
Святой Бернард и Христофор.
Все в поэме проникнуто сдержанным героизмом, идущим от Гумилева. Сам герой поэмы
«Белладонна» наделен теми же чертами характера, что и большинство героев поэзии Н.
Гумилева: он одухотворен дерзкими идеями, благороден, охвачен неистовой силой к
переменам, открытиям, борьбе. Читаешь и восхищаешься силой и свободой:
Вот раздалось, вот отозвaлось,
Передалось — и весь гудит
Просторный коридор обвалос,
Дрожит базальт, гремит гранит.
Органных эхо перекатов
Зарокотал по скалам шквал.
Отрог отрогу слал раскаты.
Гранит базальту отвечал.
7
К внушительному списку учителей Н. Гронского следует добавить ещё одно имя:
Андрей Белый. Можно заметить, что в поэме «Белладонна» словесный материал
подвергнут глубокой ритмической обработке в духе Андрея Белого, именно — в
духе поэмы «Первое свидание». К тому же «Первому свиданию» восходят многие
интонационные ходы поэмы, например:
Исполнен черною тревогой,
Ломает воздух шестисвист
В стране, где искушает Бога
Любовник смерти альпинист…
С тех пор, как под хрустальной твердью
Бог караванов слышит ход,
Здесь двое гибнут горной смертью
Из года в год, из года в год.
Вниз! — обрывая рододендрон…
Вниз! — с камнем, обманувшим вес…
Молодой поэт, на пути к полной творческой самобытности, ещё не до конца растворил
в себе связующие его с учителями нити.
Но в поэме можно услышать ещё одно знакомое слово: «Белла-Донна», то есть
Прекрасная Дама. Недаром М.И. Цветаева различала её сразу и только так называла и
поэму, и вершину, к которой шел герой поэмы, когда цитировала строчки из неё в своем
эссе-реквиеме «Поэт-альпинист»: «В бездонном цирке Белла-Донны, В гробу любовников
высот». В этих строчках, должно быть, слышала она горное эхо ушедшей любви
Н. Гронского к ней. Поэтому в другом, символичном значении, покорение пика «Мадонна»
героем поэмы ассоциируется с преклонением поэта перед идеалом красоты, а сам герой –
рыцарем, отдающим жизнь служению своей Даме. Так проявляются в этом произведении
блоковские нотки.
.
3. Заключение
В результате исследования я могу сделать вывод о том, что творчество поэта
Н. Гронского незаслуженно забыто. Если бы не трагически оборвавшаяся жизнь
талантливого поэта, я уверена, среди
ярких индивидуальностей русского модернизма
зажглась бы ещё одна самобытная звезда – Николай Гронский. Значение его поэзии, на
мой взгляд, в том, что она могла бы стать «знамением» целого направления, что в ней
скрыта потенциальная сила, еще полностью себя не проявившая в то время. Убедительным
доказательством того, что в лице Н. Гронского русская поэзия потеряла значительного поэта,
служит также диапазон его творчества: от краткого четверостишия, вроде прекрасного
«Отпер двери я...» с прозрачным посвящением «М.Ц.», до большой героической поэмы
«Белладонна». По своему пафосу, по приемам письма, по звуку поэтического голоса поэма
«Белладонна» еще в начале ХХ века стояла в резком несоответствии с преобладающим
характером эмигрантской поэзии и, вероятно, именно это мешало занять ей заслуженное
место в сознании читателя, чуткого к поэзии. И сейчас, я уверена, своим пафосом подвига и
чести она найдет отзвук в сердцах людей, для которых честь и подвиг не пустые слова.
Кроме того, изучая его наследие, я увидела твердое, неколебимое желание молодого поэта
навсегда остаться в поэзии, в творчестве, которое для поэта всегда есть реальнейшая из
реальностей. Меня привлекли в нем его сознательная учеба, его систематическая историколитературная работа, наконец, его уже почти мастерское владение русским языком,
замечательное и трогательное в юноше, который покинул Россию одиннадцати лет от роду.
8
У Николая Гронского есть строки эпиграфической неотразимости:
Я слышу голос издалека,
Поет стрела, блеснула сталь;
Весь горизонт открыт широко:
За далью даль, за далью даль...
(«Повесть о Сергии Радонежском, о медведе его Аркуде и о битве Куликовой», 1934).
Этот пример показывает, до чего искусственны границы в поэзии, поистине «дух дышит,
где хочет» - и в «советском» Александре Твардовском, и в «эмигрантском» Николае
Гронском.
Но, наверное, наиболее замечательна в нем прирожденная высота умозрения, которая
дает его картинам редкий объем:
...Тогда земля,
Как в пелены новорожденный,
Закутана в туман, спала.
И был туман по всей вселенной,
- Седое утро Бытия.
(цикл "Туманы", 1929).
Одна эта последняя строка, в которой преобразились и первый день творения Книги Бытия, и
«Утро туманное, утро седое...» И. Тургенева, и «Седое утро» А. Блока, наводит на
предположение, что в лице Николая Гронского русская поэзия потеряла одного из больших
талантливых поэтов. Поэтому я уверена: то из его наследия, что не унесла «река времен»,
имеет право на память и встречу с читателями.
9
Использованная литература
1. Бем А.Л. – О Н.П. Гронском и его поэзии. – «Возрождение».-1986. – Т.59. –С. 199-204.
2. Варшавский В. Незамеченное поколение. – «Новый журнал», 1955.
3. Венгеров С.А. Основные черты истории новейшей русской литературы. - М.,
«Просвещение», 1999.-С.89.
4. Цветаева М. Собр. соч. в 2 т. Т. 2.-М.:1988.-С.408-434.
5. Цветаева М. Собр. соч. в 7 т. Т. 3.-М., «Эллис-Лак», 1994.-С.139.
6. Цветаева М. Неизданное. Записные книжки. В.2-х т. Т.1.-М., «Эллис-Лак», 2000.С.441.
7. Цветаева М., Н. Гронский. Несколько ударов сердца. Письма 1928-1932 гг.-М.,
«Вагриус», 2003.
8. Ходасевич В. Собр. соч. в 4 т. Т. 2. Статьи о русской поэзии.- М.: Согласие, 1996.
10