Когда написал первые стихи со сносками. Как к этому пришел.
advertisement
Когда написал первые стихи со сносками. Как к этому пришел. Насколько помню, первая сноска – просто примечание-пояснение (с долей ехидства - «Кибернетические слова») к строчкам «Информация / перфокарта», стихи «Ангел объектива» (взято из А.Тарковского, 59 год). Но они в строку не встроены, в тексте как бы и не участвуют. Поинтересней в этом смысле сноски могли быть года через 2-3. Следующая, не раньше 62 года, судя по Серову: У Серова \1 нарисовано. А у Серова \2 Насеровано 1/ у того 2/ у этого Отклик на Никитины безобразия в Манеже, когда громились «формалисты» и в пример ставились «реалисты» вроде этого Серова. Именно этого, советского, что Ленина изображал, а не того, который «Девушку с персиками»... Сейчас наверно, я постарался бы и развернуть эту сноску как-нибудь так, позабавнее… Тем более, сейчас этого ленинописца не всякий, думаю, сразу и вспомнит. С другой стороны, и я теперь вроде легче перехожу от стиха (очень условно выражаясь) к прозе. Или наоборот... Вообще люблю, когда термины недоумевают. Думаю, наше авторское дело – всё-таки факты, а термин – обслуживает, и лучше бы ему держаться позади факта, скромнее. Тут уже, на мой взгляд, поймано какое-то параллельно-перверсивное соответствие и по теме, и по стиху. И работает на вид дубовый контраст какогоникакого, но стихосложения, и нарочито косноязычного «того/этого» – знаете, такой смех русской речи над русской речью… Он-то и запоминается, он и становится, пожалуй, как раз основным тут именно стиховым событием… И если так, спасибо и сноске. Она его подает. Как на блюдце… Полностью согласен с Вашим подбором примеров. И вот такие – базового характера сноски – уже ближе с 70-х. Как пришел? Да вроде и никак не приходил. Не помню, чтобы сноска в стихе когда-нибудь вообще казалась чем-то таким отчаянно чрезвычайным, невозможным и невиданным. Года с 54-го новости с переднего края поэзии доставлял мне в основном Н.И.Глазков – благодаря А.Б.Русанову, школьному моему другу. Сейчас не вспомню, есть, были ли у него сноски, но если нет – момент скорей формальный, протокольный. Просто, значит, не стал (не успел), не оформил так вечные оживленные переклички внутри своих текстов и между ними, да и с чужими текстами, но сами такие переклички налицо. Но, может быть, и есть сноски. И тогда уж, конечно, я не мог не брать их во внимание. Вольно-невольно. А если нету – все равно подвергался влиянию… Вот уж этого не отрицаю. Считал и считаю Н.И.Глазкова крупнейшим явлением русской поэзии ХХ века, а в 40-50-х – пожалуй, и самым-самым… – Да он умней Пастернака!.. – Ахнул, помню, году в 60 А.Я.Аронов, и сам поэт заметный, впервые толком (благодаря Русанову и Гинзбургу) почитав ежегодичные глазковские выпуски «самсебяиздата» (кстати, «самиздат» слово – как раз от этого, глазковского). Ну, кто там умней – судить не будем, не будем и забывать про военного «Теркина» Твардовского, про Л.Мартынова, но как бы ни было, Н.И.Глазков, по моему мнению, до сих пор остается фигурой недооцененной. И не очень хотят видеть, м.б., прежде всего именно его работу с русским стихом, который он в самые тупые советские времена обживал и оживлял как никто другой органично и успешно. А вот Я.А.Сатуновский делал это сознательно и демонстративно. Иногда почти до назойливости. Но тем более явственно. И уж у него сноски так сноски. Вот одна из них – едва ли не Главная Сноска всей Русской Поэзии ХХ века: Одна поэтесса сказала: - Были бы мысли, а рифмы найдутся. \1 А я говорю, нет – Были бы рифмы, а мысли найдутся. \2 ________________________________ /1, 2 – ничего подобного: это одно и то же/ Сноска тоже года около 60-61, момента нашего с Я.А. знакомства (встретились у Рабина и по майской погоде пошли к Кропивницкому и Потаповой в Долгопрудный). И меня эта сноска, скажу честно, впечатлила с тех пор и по сие время. Да у меня и есть про это еще в «СПРАВКЕ» – в «Объяснительной записке» и везде, где «Записка» эта перепечатана. Аннетта, кстати, сообщите, пожалуйста, какие именно у Вас мои книжки? При первом случае постараюсь передать Вам что-нибудь из остальных. Почте мы тут, правду сказать, доверять не очень приучены. Самолет перегружать понятно, неудобно, но вдруг знакомый кто по земле поедет?.. Что могут сноски. Чем они завораживают. Ну как же. Сноска вторгается, она нарушает строй текста, настоятельно требует внимания – очевидно, у нее серьезные резоны… Во всяком случае, так можно, думаю, описать первый контакт, первую встречу со сноской. Дальше, наверно, бывает по-разному, но мне ближе, когда выясняется тут же, и чем скорей, тем лучше, что не столько она нарушает, сколько дополняет, обогащает, разнообразит. А там смотришь – она-то и становится главным событием… Чем завораживает сноска? Вы интересно ставите вопрос. Мне кажется, тем, что она похожа на мысль. На вид похожа… По ощущению… А чем завораживает стих – традиционный, нормальный стих? Не тем ли, что он похож на рассуждение, изложение, повествование – на мысль как последовательную крепкую логическую цепь, которая как бы только что состоялась и подключает к себе и нас. Верно? Мысль в виде речи. Уже выстроенной, скрепленной рифмами, ритмом и т.п. А тогда текст со сносками, даже текст из сносок – это, очевидно, мысль в момент ее нахождения, формирования; зачем же обязательно уже строй, парад. Линейка... Неудивительно, если какие-то шевеления идут и по нескольким направлениям сразу. Сноска, если хотите, нащупывает себя. Наглядно пробует – наверно, этим и завораживает... Живостью, непосредственностью. Нас, можно сказать, берут в участники. Вместе с тем, если получилось как надо, то получилась и речевая структура – не линейная, но не меньшей прочности. Хоть потенциально и подвижная, дышащая. Более свободная. Вообще если «нормальный» стих одномерен, последователен как произносимая речь, то голова-то ведь у нас аж трехмерная, а у мысли, мышления, возможно, вообще бывает 3+n измерений… Наверно, голова и рада бывает как-то себя признать, вспомнить эту свою природу – отсюда завораживание… Предшественником, единомышленником называю Сатуновского и Соковнина. Да, и даром, что у Соковнина сноски в прозе. У него проза выверена и выращена как стихи. И стихи тоже существенные – предметники… Для меня по крайней мере. А давал я Вам книжку Соковнина? Вижу ли разницу в использовании сносок у себя и у других. Можно ли говорить об особенной поэтике. Если говорить, так не мне же, извините… <…> Коротко о ключевых словах воздух, выход и Господь Бог. Связь между ними есть? Коротко рассказать хотя бы о словах «Господь Бог», пожалуй, уж очень мудреная была бы задача. С другой стороны, а не ее разве я и пытаюсь хоть в какойто мере решать именно в этом тексте? Очевидно, не получилось. Бывает. Во всяком случае, все-таки не Господь, а Господь Бог, с произнесением именно [бох], со звуком х на конце – [h] по-вашему, но без озвончения – это и более достоверное в этом случае произнесение и, главное, оно фонетически соотносится со словами «Воздух» и «выход» – а Вы же сами говорите о связи и называете их ключевыми… Насчет иерархии – вот Вам уж так прямо сразу Ordnung подавай, без этого нельзя… Субординацию… Сказать честно, я в это не очень вдумывался и не уверен, что такой подход сулил бы много интересного – по крайней мере, если речь о моих стихах. Только знаю, что действительно бывают многоэтажные сноски – сноска к сноске и т.д. А чего ж бы им и не быть? Вот и к Господу Богу своя сноска: «А Господь Бог у нас здесь / Редкость / Как бы это сказать». Причем последняя строчка – сама сноска — стилевой комментарий ко всей сноске, и можно ее так и подать, оформить. А можно – скобками. А можно оставить так: собственно, союз а ведь уже указывает на оттенок комментария к предыдущему тексту… А, в общем, это всё моменты скорей формальные, протокольные. Можно в них попробовать углубиться, если есть охота и выходит что-то интересное. Но обязываться как-то досконально исследовать именно их во что бы то ни стало – зачем? Во имя науки? А Вы уверены, что наука – именно это? Или это то, что проще счесть за науку? Не попадалось Вам такое слово – мультидирекция? Уже трепет пробирает, верно? А значит слово просто множество связей слова или фразы, группы слов по разным направлениям в изображении на картинке вроде ежа, причем морского – с иглами во все стороны. Дирекциями. Взято оно, по-моему, из трудов кого-то из ваших конкретистов – классиков авангарда середины ХХ века. Когда авангард этот накопил не меньше резонов и правоты, чем при начале, в свой золотой период (у нас – «Серебряный век»). И дает, по-моему, яркий, поистине обостренный образ объемности речи. Речь-письмо или речь-речь вслух, понятно, одномерна, линейна, хоть на листе, конечно, с оговорками и дополнениями в сторону второго измерения: те же сноски… Но самая наша речь, речь-мышление – конечно, знает по меньшей мере еще одно измерение, третье. Она очевидно объемна. Как и голова… И сноска, вторгаясь в текст-линию, энергично возвращает нас к этой стороне природы нашей речи, к объемности ее. Пространственности, дополнительному измерению, еще одной степени свободы. То-то и завораживает… Она часто как бы реальней, фактичней, конкретней основного текста. Авторитетнее в принципе – нередко именно в силу скромности, минимальности… С другой стороны, это еще одно средство стиха против стиха, против стихосложения. Как, скажем, и повтор. Хотя явно противоположна его линейности, уплотненности. (У меня, если вы обратили внимание, на повторе текстов довольно много – и все их можно считать как бы фрагментами одного большого-большого текстапроекта: бесконечного и бесконечно пополняемого ритмического набора словповторов, как бы слов моего собственного словаря – реального или потенциального. Слов, обкатанных в произнесении или на слух, но которые я так или иначе знаю – знаю, как их сказать. Освоенных. Нечто обратное, как видите, фрагментарности сносок, и дополнительное по отношению к ним. А в общем, если считать, что соревнуются как-то целостность и дискретность, не хотелось бы вставать тут ни на чью сторону безоговорочно. Но это так, к слову. Физически же этот текст записать предстоит – и уж лет 45…) Как можно вслух прочитать сноску? Проще всего так и прочитать, описать, дать справку. В каких-то случаях – выкинуть какое-то коленце голосом, если есть способ. И если получится… Правильно ли напечатаны стихи-пробелы. Интервалы. Смещения. Шрифт – можно ли считать «Живу вижУ» 2002 авторским вариантом. Насколько помню – вроде бы можно. Насчет пробелов-интервалов – если есть конкретные сомнения, лучше бы по каждому такому случаю персонально. Вообще зловредные штуки, знаю. Перерабатываю ли я свои свои ранние стихи периодически? Скорее эпизодически. «Живу вижУ» претерпело изменения, что привело к появлению двух сносок. А также к изменению расположения слов. Почему стоит первая сноска внутри стиха, а не как обычная сноска в конце? Ой, не знаю. Текста под рукой нет. В ранних публикациях сноски (шрифт?) имеют разный размер ср. с осн. текстом. Объяснить. Недавно меня здорово наказали за разгильдяйство и несоблюдение этой рекомендации – чтобы печать сносок как-то отличалась от основного текста. Имел я дело с людьми не глупыми отнюдь, и подумал: и так понятно из контекста, где кончается сноска (у меня кончалась в конце страницы). Естественно, набор выглядел по-другому, и в результате в интересном сборнике о Сапгире моя статья смотрится-читается отчасти по-идиотски. Правда, назван сборник еще лучше: ВЕЛИКИЙ ГЕНРИХ… Но уж это не моя работа. Вообще я понимаю, ваше научное дело исследовать наличный текст, отмечая его странности. И я Вам сочувствую. Но на самом деле, ей-богу, суть в том, какая странность имеет значение, а какая – нет. Проще говоря, что хорошо, что – не очень… Как и всегда, собственно… По моему впечатлению, Вы достаточно хорошо ориентируетесь в русской речи и в русском стихе, чтоб иметь об этом собственное мнение. И Вы меня, извините, но я думаю, все-таки, толк в нашем деле (я ведь тоже филолог по образованию) по-настоящему бывает, когда предметом исследования становится именно это свое мнение-впечатление. Ощущение. Но именно собственное… При всех понятных оговорках. Кажется, что оно эфемерно. На самом деле оно-то и фактично. Оно-то и предмет. Изучения... Могу поделиться моим ощущением. Можно, наверно, специально затеять стихи из сносок, смонтировать. Будет еж, хоть уже и цельносварной, противотанковый... Но завораживает в сноске, по Вашему выражению, думаю, прежде всего, наоборот, момент спонтанности, непредсказуемости, свободы. Воздух… Что-то, что подворачивается под руку неожиданно. И, между прочим, интерактивность ее – хоть это слово давно суют повсюду кстати и некстати. Собственно, любой, наверно, современный читатель стихов в той или иной мере уже готов сунуть нос на кухню – чуть посочувствовать автору в его трудах или, наоборот, посмеиваться над ними… И он отчасти ощутит, оценит сноску и как технологический момент, рабочую примерку варианта: можно так, а можно и вот как. И в то же время. Что существенно. Сноска – закрепленный каприз... (А еще, наверно, можно и так сказать: тот же повтор – материя, сноска – энергия… Если это что-то даст кому-то…) Можно ли сказать, что есть иерархия сносок, ссылок. Субординация… Наверно, бывает или может быть. Но тут я умолкаю. Во всяком случае, если у меня и бывало, то само собой, ненамеренно. Тезис: сноски внизу текста под чертой не так связаны с текстом (можно, напр., опустить при цитировании) По-моему, при цитировании сноску все-таки лучше не опускать – в моих стихах по крайней мере. Это же не аппарат-комментарий в конце книги. Такого я пока что вроде делать не пробовал. Что меньше связаны с текстом, если они под чертой – это подумать надо. Не исключено, хотя не завидую Вам – вот в этих делах черт ногу сломит. А вам надо научную определенность... Наверно, они сравнительно меньше связаны с отмеченной сноской точкой текста – менее непосредственно. А вообще такая черта кажется, я сказал бы, надчеркиванием – подчеркиванием строки сверху… __________________________________________ /конец текста/ вот как иногда. Выход. Пара слов Лене Сокову. Тут скорей жест освоения, снять жанровую почтительность, не поэтическое какое дескать стихотворство особое, а текст и текст – вот и сноска тут вполне возможна. Сноска как сноска.
