aleksey_chernov._moy_otec

Посвящаю моему отцу А.А.Чернову (1925-2009),солдату-Победителю в Великой Отечественной
войне.
1
СОЛДАТ ПОБЕДЫ. История одной жизни.
Смотреть на Ваши картины - приобщаться к празднику.
А.Калашников.1964.
1.
Мой отец Алексей Алексеевич Чернов родился в маленькой чувашкой деревушке
Криволучье по-чувашски - "Кукор", кузнецкого уезда Пензенской губернии 8 марта 1925
года. Красивая была местность- Кривой Лук - маленькая "приволжская лука" - по полям ее
извилисто петляя, бежала речка Кадада. Он родился в бедной крестьянской семье.
Родитель его - Алексей Гаврилович Чернов, участник войны 1914 года, полный кавалер
Георгиевского креста был научен грамоте, любил читать не только газеты с
передовицами, но и романы Вальтер Скотта. Помню, я училась в третьем классе, когда к
нам приехал дед. Все дни пока жил, каждое утро, когда родители уходили на работу, он
усаживался возле книжного шкафа, брал оттуда книжку потолще и погружался в чтение,
читал порой три часа кряду. Он владел искусством чтеца и любил слова. Однажды летом,
когда солнце сильно освещало переднюю, в избе он сел на табурет и начал читать поэму
"Нарспи" на чувашском языке. Это была настоящая музыка в словах. Наверное, от него
мне передалась привычка читать и получать удовольствие от чтения.
Бабаня моя, и папина мать - Фекла Павловна Тарабаева была умна, ленива и
находчива. Все женщины в селе вышивали рисунки на концах полотенец нитками, она же
по причине лени раскрашивала полотенца при помощи трафарета.(Я еще ребенком застала
эти странные полотенечки с какими то стилизованными коричневыми "солнышками" и
зелеными росточками). Семья Черновых, как и все в селе крестьянствовали: пахали, сеяли
коноплю, ткали из нее холсты, огородничали, ходили по ягоды и грибы. В летнее время
заготавливали лыко, а зимой плели лапти - разного фасона - русские и татарские.
Соседняя деревня была татарской. Маленькие ребятишки, купаясь в реке, играя,
говорили по-чувашски и по-татарски. В зимнее время женщины ткали пестрядь, пели,
рассказывали сказки, дети рядом слушали. Все чуваши тогда носили только домотканую
одежду, отец все детство пробегал в портках красно-синего цвета.
Бабаня Фекла Павловна говорят, все время рожала, отец не помнит, сколько их было
детей, пятнадцать или шестнадцать. Остались в живых только пятеро детей. Из
оставшихся, папа был третьим, он родился слабым, хилым, потому чтобы не умер, ему
дали имя живого отца. Алексей Гаврилович, мой дед, несмотря на четырехклассное
образование, был любопытным к знаниям, не только учился, но и учил. Он сам научил
папу читать, писать и подготовил его настолько хорошо, что мальчика сразу приняли во
второй класс чувашской начальной школы. Дедушка также научил сына хорошо рисовать.
Тридцатые годы были самыми страшными для жителей Криволучья - годы голода в
Поволжье. Люди умирали как мухи, целыми семьями, умирали прямо на глазах, и некому
было их похоронить. Отец прекрасно помнит похороны деда Павла Тарабаева. Его
положили на тележку, повезли на кладбище, а там выкопали яму на глубину локтя и
закопали. Были случаи, когда мертвых растаскивали собаки. Маленький, худенький, с
желто - зеленоватым от постоянного недоедания лицом, не смотря ни на что, папа учился
хорошо, получая премии за хорошую учебу. Однажды его премировали вязаной кофтой,
она оказалась настолько коротенькой, что едва закрывала грудь.
В то далекое и голодное время дед, имевший до революции звание прапорщика,
продал два дорогих георгиевских креста за мешок хлеба, оставшиеся кресты у него
отобрали сельские активисты, угрожая тюрьмой бывшему царскому офицеру.
Бабаня Фекла, лишенная материнского инстинкта, в голодные годы оставила трех
маленьких детей на деда и уехала со старшими Степаном и Ольгой в Ташкент, Улан-Удэ,
в Читу. Маленький Алеша практически не знал материнского воспитания, где были бы
забота, ласка, любовь. Часто предоставленный самому себе, он многое постигал сам.
После начальной школы, он поступил в восьмилетнюю чувашскую школу колхозной
молодежи (ШКМ) в селе Неверкино (по- чувашски Сортанла). Ходил пешком семь
километров. В школе не было учителя рисования, поэтому обучение вел учитель физики
Сидулов. Часто вызывал к доске моего папу, приговаривая: - Вот, смотрите, как рисует
Чернов, и учитесь у него". Так, уже с шестого класса отец стал учителем рисования.
Самым первым наставником в рисовании был старшеклассник Миша Антипов, он даже
имел специальное разрешение на копирование портретов Ленина и Сталина. На всю
жизнь осталось чувство благодарности к первому учителю, к сожалению, Миша погиб в
самом начале Отечественной войны.
Такими были первые университеты моего отца...Потом началась война.Было и грустно
и страшно.Перед отправкой на фронт отец получил от деда молитву-оберег и наказ, не
разлучиться с заветным листочком. Вначале берег, да как-то во время очередной
солдатской помывки смыл молитву вместе со вшами. Первое время горевал, что не сберег
отцовское благословение... Про войну он сам продиктовал мне кусочки своих
впечатлений. Он назвал их "МОЯ ВОЙНА. Как это было".
2
МОЯ ВОЙНА. КАК ЭТО БЫЛО
Больше шестидесяти лет мы живем без войны. Это очень много для России. Мне сейчас
исполнилось за восемьдесят лет, и сейчас, на закате своей жизни я решил запечатлеть
маленький отрезок своей жизни.
Двадцать второго июня 1941 года нам объявили, что началась война. Мы жили за тысячу
километров от линии фронта, в глубинке России. Мне исполнилось тогда шестнадцать
лет. В тот день родители организовали воскресник, чтобы перевезти домик из деревни
Криволучье в село Неверкино.
В Неверкино были два колхоза - "Пятилетка " и "Красный партизан". Мой отец работал
в колхозе "Пятилетка" счетоводом. Домик - рубленный из бревен, перевозили
частями,отдельными бревнами, на подводах, запряженных лошадьми. Второй раз, когда
поехали, поздно вечером разразился сильный дождь. Лошади и телеги вязли в грязи. На
квартире, где мы временно жили, для работников воскресника были накрыты столы и
приготовлены водка и закуски. Но никому не пришлось сесть за стол, всех вызвали в
военкомат и вручили повестки. Поздно вечером народ собрали в районном Доме культуры
и объявили о начале войны. Я в то время работал в колхозе учетчиком и помощником
бригадира, дяди Вани Купцова. Он вскоре погиб на фронте, остались дети - две дочери и
два сына. После отъезда Дяди Вани, я стал бригадиром. С утра шел по дворам, стучал в
окошки и созывал на работу. Начали прибывать в наши места эвакуированные, люди с
Украины, в основном - женщины и дети. И оттуда привезли старые трактора. Вот я при
них стал работать заправщиком, а когда пообвыкся, научился, стал и трактористом на
колесном тракторе "Универсал". Вместе с нами на тракторах работали и женщины трактористки. Командовал нами тогда Портнов, его оставили по брони. Председателем
Райисполкома работал Иван Алексеевич Пудовкин. У него росли две дочери- красавицы
Настя, Тамара и сын Володя.
В 1942 году развелось много волков, стаи их, страх как, нас одолевали. По ночам выли
и близко походили к домам. Наш сосед дядя Ефим голыми руками поймал волка и
притащил домой показать нам. Кроме этих хищников водились и другие, люди, которые
ждали немцев. Вечерами ходили по улице, стучали в окошки и кричали: - "Скоро, скоро,
наши придут!!" В 1943 году, над Неверкиным пролетел немецкий самолет, наши
истребители сбили его. Мы, подростки побежали смотреть на немцев, казалось, совсем
близко, да оказалось за пятнадцать километров. Так немцев и не видали.
В конце апреля 1943 года меня и моих одногодков призвали в армию. Собрали со всего
района 123 человека, и оформили всех, как добровольцев. Из села до города Кузнецка, где
была железнодорожная станция, пятьдесят километров вели пешком. В Кузнецке мы
погрузились на грузовые платформы и поехали в Пензу, оттуда снова прошагали сорок
километров пешком до городка Селикс. А по прибытия до места назначения мы начали
строить казармы и землянки. Тяжеленные бревна несли на плечах. Некоторые офицеры,
издеваясь над нами, заставляли бежать бегом с бревнами, кормили плохо, отдельные
новобранцы не выдерживали таких условий существования, сбегали, их ловили и судили...
В Селиксе всех распределили кого куда. Из нашего села пять человек с семью
классами, как самых грамотных, отправили в город Моршанск в стрелковое - минометное
училище, на ускоренную программу обучения. Из этих пяти были: Мирясов М.П., Из
Неверкино, Мурыгин из Ново-Чирково, Шабаев из села Андреевка, Щербаков А из
Бикмурзино и я - Чернов А.А. в самом начале учебы всех послали на заготовку дров, на
зиму для училища. Не было машин. Не было лошадей. Были только телеги. И мы, пятеро,
впрягаясь в оглобли, вывозили дрова с расстояния пять километров по песчаной дороге.
Было тяжело, трудно, прямо надрывались, некоторые не выдерживали непосильного
труда, убегали. Их возвращали назад, судили военным (судом) - трибуналом и отправляли
на фронт в штрафной батальон, сразу на передовую.
Учиться было также тяжко. Я закончил с отличием, и моя фотография все время висела
на доске почета. После окончания обучения нас выпускников отправили на уборку хлеба в
село Степановку. И уже после уборочной всем селом нас проводили на фронт. На дорогу
дали продукты, какие нашлись у сельчан. Вначале поехали в Харьков, где был пункт
распределения офицеров. Его называли домом женихов. Я там находился четыре дня.
Тоска, кто пил, кто по бабам... Как - то ночью услышал крик человека:_ "Кто желает
скорее на фронт попасть?!" Встал с койки и записался. Утром выехал на фронт. Так я
разлучился с земляками, с неверкинскими ребятами. И началась фронтовая биография.
Ожесточенные бои шли под городом Елгава и Тукумск.
Наше командование хотело немцев загнать в море. Немцы упорно не хотели купаться в
холодных водах Прибалтики, отчаянно сопротивляясь. Командование вводило в бой по
три четыре полка ежедневно. В тех боях потеряли много наших солдат. И все равно
ничего не вышло. После того нас перебросили на первый украинский фронт, на
Сандомировский плацдарм. Мне повезло, что командиром батареи был очень хороший
человек, хохол. У него водка не водилась. Был только спирт. Он перед боем наливал
стопочку и приговаривал: Выпей, чистенького, не разбавляй! В первую ночь, не стал меня
брать в бой на передовую, а сказал: "Ты сначала научись кланяться снарядам и пулям" Я
три дня кланялся, а потом пошел на передовую в составе первой гвардейской
артиллерийской дивизии Хасида, где были шесть бригад - мощный артиллерийский кулак.
Один раз меня так напоили, что я заснул как убитый, они закинули в кузов старого
грузовика и оставили. А потом был авианалет на нашу батарею. Забыв про меня, все
побежали в ближайший лесок. Бомбардировщики сравняли лесок с землей. Когда я
очухался, оказался один на дне кузова машины.
В нашей бригаде были и "Катюши" и стодвадцатимиллиметровые минометы. Я ничего
не помню из области быта; где, и как спали и ели. Шли постоянные бои. Лились реки
крови, часами бомбардировщики бомбили нас. Наша дивизия, была как затычка, затыкали
везде, где было плохо.
Начиная с Сандомировского плацдарма, шел великий поход- наступление на логово
Гитлера, на Берлин. Мы подошли к Берлину с юго-запада. Плотно закрыли кольцо
наступления, окружили немцев. Под Берлином в окопе засыпало меня землей. Контузило
от немецкого артиллерийского снаряда. Спасибо пехотинцам - солдатам, ребятам, которые
откопали меня. Как плохо, что мы не менялись адресами, ни до чего было,не знали,
вернемся ли домой.
В последнее время у немцев не было никакого желания воевать с нами. Про нас
пропаганда немцам внушила, что мы все антихристы, потому, под Берлином боялись они
сдаваться в плен к нам. Все норовили угодить к американцам. Днем страшно пили, ночью
прорывались к американцам, а тут мы беспощадно били их со всех орудий. Народу убито
было ужас сколько. Даже висели на стволах орудий. Когда закончился этот кошмар в
Берлине, третьего мая нам выдали праздничный паек. Мечталось отдохнуть. Не тут-то
было, вечером поступил приказ освободить Прагу от фашистов. Через полтора суток
пройдя Рудные горы, взяв Дрезден, мы оказались под Прагой. 9 мая 1945 года был
солнечный день. Мы услышали по радио голос Левитана: "Победа!!" Ликовали,
салютовали, горевали по погибшим друзьям. Некоторые погибли накануне, не
дождавшись считанных часов до победы. Кричали: "Слава Сталину!!" В Праге я
встречался с эмигрантами первой волны. Как они восхищались нами, победителями! Они
думали, что мы в СССР прекрасно живем, мечтали побывать на своей родине. Наивные
мечтатели, они не знали, что у нас были голод и нищета, и одни развалины. И до войны, и
после... Всего пару дней отдохнули, затем нас вернули на постоянное место службы в
Австрии в город Айзенштадт. Во время войны там стояла немецкая дивизия "СС" После
них там остались очень хорошие удобные казармы для офицеров и солдат, к ним
примыкали гаражи и мастерские по ремонту техники. Каждый выходной мы офицеры( я
был лейтенантом) ездили в Вену, поделенную на три оккупационные зоны: Английскую,
Американскую и Советскую. Особенно хорошо дружилось с американцами, они были
похожи на нас, общительные, дружелюбные.
Но советский характер давал себя знать. В ресторане, бывало, напьются наши офицеры
и ну, давай палить из пистолетов по зеркалам, люстрам. Несколько таких случаев, и у нас
отобрали пистолеты, потом закрыли зону.
Вена самый красивый город в Европе. По вечерам кругом звучала музыка. Танцевали
венский вальс, вальсировали с австриячками. Я научился играть на аккордеоне...
Мы ходили часто во дворец советских воинов, где проводились встречи с советскими
артистами. Рядом с дворцом была художественная галерея. Здесь даже привозили
выставки произведений советских художников. В то время нам всем офицерам выдали
сабли, все начали ими пользоваться, как попало "Знай, наших!!" Тут уж нас совсем
расформировали, устроили кого куда.
Мой друг устроился адъютантом генерала и меня пристроил обслуживать генералов.
За полгода я не запомнил ни одного имени. Помню только, генералы утром уходили на
работу, а вечером напивались. Вся эта галиматья мне надоела. И я стал просить друга
освободить меня от этой обременительной службы. Тут подоспела демобилизация
офицерского состава. Я поехал в город Боден (?), в штаб центральных войск. Зашел в
штаб, а там полковник резко сообщил, что демобилизация закончилась.
- Если хотите, направлю Вас в Военную Академию. Я вышел из штаба, оглушенный
вестью, прислонился спиной к колонне и заплакал. Так стоял некоторое время в состоянии
шока. Тут в штаб пришли три офицера. Вдруг один вышел на крыльцо и крикнул: - Кто
здесь Чернов? Вызвали меня снова к полковнику. Смотрю, а он подписывает
демобилизационный лист. Я оттуда пулей выскочил на радостях, слезы ручьем текли из
глаз. Это были счастливые слезы. Потом полетел на вокзал, там меня ждали, встречали,
окликали: Чернов, Чернов, мы здесь!! Так хотелось домой к родной хибарке с разбитым
корытом!! После войны я встретился с однокашниками по минометному училищу - с
Мурыгиным, Мирясовым, Шибаевым. Надо было в мирной жизни учиться, а мне больно
хотелось жениться. Только после женитьбы я продолжил учебу. Уже много лет спустя, я
поехал в Моршанск, где было стрелково-минометное училище, потом в Харьков, во
Львов. Прошло много лет, но страшные дни войны нельзя забыть. Также незабываемо
сладкое чувство Великой Победы!!
3
После войны отцу больше всего хотелось вернуться домой, он не хотел никакой
военной карьеры, она, со своей муштрой, дисциплиной, думалось ему, лишит творческой
свободы. Больше всего хотелось рисовать. Будучи человеком деревенским, он постоянно
ощущал потребность подолгу бывать в лесу, на реке, бродить по лугам. Закончив
десятилетку в вечерней школе, он захотел поступить в Пензенское художественное
училище. Если учесть что за плечами были семь лет чувашской национальной школы, то
неудивительно, что он в сочинении сделал двадцать четыре ошибки. Училище в Пензе
было таким знаменитым, что бесполезно было даже пытаться. Папа поступил в
Московский пединститут на художественно-графический факультет и здесь получил
профессию учителя рисования и черчения.
Он обучался в шестидесятые годы, когда московская художественная жизнь была
насыщенной и разнообразной. То было время хрущевской оттепели, многие художники
работали необычно, по-новому. На выставках выделялись имена Г.Коржева, В.Иванова поколения фронтовиков. Репродукцию с картины А.Пластова "Весна", напечатанную в
журнале "Огонек" привез и хранил, как реликвию.
В 1960 году он по распределению приехал в маленький рабочий поселок Тимашево
Куйбышевской области. Оказалось, это был 101 километр. Сахарный завод. На одном
конце распиливали шестнадцатикилограммовые головки сахара, гнали самогон; пили,
дрались, резали ножами. На другом - жили умные люди- инженеры, технологи. Часть
населения жила в бараках. Семью Черновых окрестили кличкой "чалдоны". Отец и знать
не знал, что это слово означает местный абориген. Его так окрестили как представителя
народности Поволжья. Это мы узнали спустя десятилетия...
Живя в маленьком поселке, он имел счастливую возможность ежедневно ходить на
этюды, в лес, на речку. Работая учителем рисования, он сумел многих заразить своей
любовью к искусству. Одни ученики поступали в художественные училища, другие
видели на его выставках пейзажи окрестностей.
В 1969 году он с семьей переехал в райцентр Кинель - Черкассы - самое большое село
в России. Здесь отец открыл множество живописных уголков, и перенес на холст. Сначала
создавал школьные галереи, потом у него появилась идея: к 250-летию села создать
краеведческий музей при школе. Сегодня сохранились небольшие, постоянно
действующие выставки в помещениях некоторых учреждений, с картинами отца,
запечатлевшими виды села.
Самые важные черты характера моего отца: жизнерадостный оптимизм, умение
удивляться, и умение в малом находить радость. В наше время многие сетуют на судьбу, а
он как-то по-доброму был доволен своей судьбой, своей прожитой жизнью.
- Скольким людям я открыл глаза на красоту, - не это ли радость жизни!? Значит, я
недаром жил и сражался!