Быт, обыденность зачастую становятся предметом

Воробьева Мария В. (Екатеринбург)
Коммунальные квартиры в зеркале литературы
советского периода российской истории
Зачастую
обыденная
жизнь,
быт
становится
предметом
изображения в художественной и мемуаристической литературе. Более
того, если полагать, присоединяясь к сторонникам феноменологического
направления социологии повседневности (А. Шютцу, П. Бергеру, Т.
Лукману и др.), что среди множества реальностей социокультурного мира
повседневность или быт является самой влиятельной, «коронной»
реальностью, можно сказать, быт фигурирует в качестве одной из
наиболее значимых сфер литературного отображения, позволяющей
понять эпоху и ее людей.
В данном докладе под бытом понимается специфическая область
социальной жизни человека, основное содержание которой – активность,
способствующая удовлетворению материальных (пища, сон, секс,
поддержание здоровья, обеспечение себя едой, одеждой, жильем) и
интеллектуальных
(познание
окружающего,
общение
с
людьми,
приобщение к творчеству, мистическому опыту, получение эстетических
впечатлений, взаимодействие с искусством, развлечения и т. д.)
потребностей,
разворачивающаяся
в
приватном
и
публичном
пространствах. Отметим, что настоящее определение не претендует на
полноту и глубину характеристики быта, выступает в качестве рабочего
инструмента,
помогающего
ориентироваться
в
рассматриваемом
материале.
Объектом анализа избрана прозаическая литература советского
периода российской истории, и, конкретно, произведения писателей И.
Ильфа и Е. Петрова, И. Эренбурга, М. Булгакова, Б. Ямпольского, А.
Синявского, И. Бродского, М. Жванецкого.
После завершения революционных волнений и Гражданской войны
постепенно начал формироваться новый уклад повседневной жизни
советского общества, в чем активное участие приняло государство.
Принципы, служившие основанием возведения нового быта, брали начало
в идеологии государственной власти, которая главной своей целью
провозглашала
построение
Предполагалось,
возведение
осуществляться
силами
коммунистической
назывались
коммунистического
коммунистического
человека
психологии,
нового
в числе
коммунистическая
общества.
общества
типа
желанных
идейность,
будет
–
носителя
черт
каковой
коллективизм,
интернационализм, братство, нетерпимость к классовой эксплуатации,
преданность социалистическому государству.1 Доминантными чертами
строителя
коммунистического
общества
должны
были
стать
коллективизм, верность партии, государству, приоритет интересов
общества над интересами личности.
Воспитание
в
индивидах
коллективизма
производилось
государством в числе прочего путем создания новых бытовых условий.
При том в силу особенностей марксистской идеологии, склонной считать
внешние (прежде всего социальные и экономические) условия ключевым
фактором, обусловливающим мировоззрение, перестройке быта на новый
лад придавалось повышенное значение. Идеолог А. Сольц, активный в
1920-х годах, о быте высказался следующим образом:
Самая трудная, самая тяжелая и долгая задача – это изменить быт. Это гораздо
труднее, чем 20 революций совершить. <…> Если все это понять, <…> то это
сознание должно придать силы для преодоления всех стоящих перед нами трудностей,
для создания такого революционного быта, по которому будет строиться вся жизнь.2
См. Г. Л. Смирнов: Советский человек: формирование социалистического типа личности, Москва:
Политиздат, 1980.
2
А. А. Сольц: О партийной этике // Партийная этика: (Документы и материалы дискуссии 20-х годов) /
Под. ред. А. А. Гусейнова и др., Москва: Политиздат, 1989, с. 271.
1
Новому быту предписывалось развивать коллективистское начало в
человеке, значит, ему самому следовало быть коллективным. По замыслу
советских идеологов, проживание в коллективе, ведение общего хозяйства,
обобществление питания и отдыха в идеале должны способствовать
объединению людей, воспитанию уважения к коллективу, умения жить в
нем, деятельному участию в общественной жизни. Ответом на запросы
идеологов стали проекты домов-коммун. В квартирах домов-коммун
отсутствовали кухни (предполагалось, люди будут питаться на фабрикахкухнях, то есть столовых), ванные комнаты (рекомендовалось посещать
коллективные бани), в домовых комплексах предусмотрены химчистки и
ателье, призванные освобождать человека от бытовых проблем, направляя
его энергию на службу социалистическому государству.3 Однако замыслы
относительно повсеместного устроения домов-коммун не претворились в
жизнь, ограничились отдельными свершениями из-за больших для
молодого
государства
расходов
по
осуществлению
проектов,
по
содержанию домов и в немалой степени по причине неготовности людей к
коллективному быту. Весьма показательна судьба домов-коммун: жильцы
собственными силами обустраивали в квартирах ванные и кухни, придавая
им традиционный вид.
Невзирая на отказ от масштабного строительства домов-коммун,
идея коллективизации быта не исчезла, отчасти проявившись в другой
новой форме организации быта, коммунальных квартирах, широко
распространившихся в первое же десятилетие существования советской
власти.
Коммунальная квартира представляла собой сочетание нескольких
комнат, выходивших в длинный общий коридор, общих кухни, ванной,
уборной и кладовки (если она имелась). Комната в коммунальной квартире
Пример таких домов-коммун – «Городок чекистов», построенный в Свердловске, ныне Екатеринбурге,
архитекторами И. П. Антоновым и В. Д. Соколовым в 1929 -1938 гг.
3
была многофункциональной – использовалась одновременно как спальня,
кабинет, библиотека, детская, гостиная, столовая. В комнате могло
помещаться несколько человек, составляющих одну или две семьи,
связанные между собой родственными узами. В коммунальной квартире
могло проживать одновременно от трех до двадцати семей. Заселение в
коммунальные квартиры главным образом происходило по распределению
государственных институций. Соседями по квартире принудительно
делались люди, относящиеся к разным общественным слоям и классам
(бывшие
дворяне
и
крестьяне,
рабочие,
люмпены
и
служащие,
интеллигенция), зачастую не связанные между собой никаким родством и
даже знакомством, имеющие разный образовательный уровень, разный
возраст, воспитание, привычки, образ жизни.
Едва появившись, коммунальные квартиры попали на страницы
произведений литературы. Их описания встречаются у столь несхожих
писателей, как И. Ильф и Е. Петров, М. Зощенко, И. Эренбург, М.
Булгаков, Б. Ямпольский, А. Синявский, И. Бродский, М. Жванецкий и др.
Авторы фиксировали реалии жизни в коммунальных квартирах, а именно
количество обитателей, их взаимоотношения, среду обитания, вскрывали
особенности существования в «коммуналках». Быт коммунальных квартир
зачастую
живописался
без
сокрытия
недостатков:
произведения
литературы отражают дефицит пространства, дефицит приватности,
сложность сосуществования людей, вынужденных уживаться вместе,
зачастую не понимающих и не желающих друг друга понять, пойти на
взаимные уступки. Б. Ямпольский в романе «Арбат, режимная улица»
приводит достаточно типичное описание рядовой коммунальной квартиры
и ее обитателей:
Как во всякой большой, крикливой и суматошной московской коммунальной квартире,
которая, впрочем, ничем не отличалась от такой же ленинградской, или киевской, или
одесской квартиры, разве только тут было еще теснее, населеннее и резче запах чада,
стирки, сортира, потому что, переделанные из бывших контор, магазинов, тюрем, они
были менее благоустроены и приспособлены к человеческой жизни, рождению детей,
болезням, свадьбам, смертям; как и во всякой коммунальной квартире, тут жил
разнообразный, смешанный, пестрый, никак не понимающий и не сочувствующий друг
другу люд. Не они выбирали тут местожительство, никто специально их не поселял, а
поселились они хаосом, неразберихой бурного времени, революции и Гражданской
войны, загнанные сюда разрухой, пожарами, экспроприациями, грабежами,
мобилизациями и, поселившись, крепко привязавшись к чужому месту, бедовали и
плодились, как кролики.4
Представляется, небезынтересно проанализировать, каким образом
литература зафиксировала изменения, происходившие с образом частного
жилья, условно говоря, образом дома, устойчивым образом европейской
культуры и культур, чьи идеалы и ценности близки европейским. Данные
изменения спровоцированы были появлением коммунальных квартир как
новой формы организации быта. Новизна этой формы, конечно,
относительна, поскольку до появления советских коммунальных квартир
существовали и существуют ситуации, при которых посторонние друг
другу люди вынуждены жить в едином пространстве – например, в случае
проживания в ночлежных домах или съеме части комнаты при
экономической невозможности снимать целую комнату. Тем не менее,
новизна заключалась в политике государства, сделавшего расселение по
коммунальным
квартирам
из-за
жилищного
кризиса,
вызванного
перемещением в крупные города большого количества сельских и
деревенских жителей, а также не в последнюю очередь по идеологическим
соображениям, частью жилищной политики. Кроме того, движущей силой
данной политики выступала своеобычная форма социального реванша в
виде реализации завоеваний революции, перевернувшей иерархию
дореволюционного
общества,
ущемившей
во
всех
правах
привилегированные его классы и сообщившей новые права, привилегии,
льготы тем, кто ранее находился в низу общественной структуры. В
частности, рабочие-обитатели городских окраин, приехавшие в город
крестьяне
вселялись
в
дома
богатых
горожан,
реквизированные
Б. С. Ямпольский: Арбат, режимная улица, http://bookz.ru/authors/ampol_skii-boris/arbat-r_179/1-arbatr_179.html, проверено 27.08.2012
4
государством. Новизна организации быта в коммунальных квартирах,
помимо прочего, состояла в том, что сосуществование посторонних людей
в едином пространстве превратилось из исключения в правило, сделалось
вместо отклонения от нормы самой нормой жизни горожан. Прежде к
сосуществованию чужих людей в одном пространстве побуждало крайне
бедственное положение, а с 1920-х годов – осознанная жилищная политика
государства, распоряжавшегося единолично практически всем фондом
жилья.
Итак, проанализируем изменения, имевшие место в образе частного
жилья и отражение их литературой. Пространство частного жилья в
традиционном
представлении
о
нем
являет
собой
единую
зону
приватности, в какой располагается человек, его близкие и, возможно,
обслуга живущих. Данная зона, хоть и членится внутри себя по
функциональным признакам, воспринимается в качестве приватного
пространства, куда посторонние допускаются на добровольной основе и не
на равных правах с хозяевами пространства. В случае с коммунальной
квартирой выделим несколько новых черт, вносимых в традиционные
представления о жилье. Прежде всего, это резкое уменьшение объема
приватного пространства по причине того, что большая часть квартиры
для отдельного жильца перестала быть приватной. Вот как описывает
данную ситуацию И. Эренбург в романе «Рвач»:
<…> Квартира № 32, эта рядовая московская квартира <…> на входной ее двери
красовался длиннейший список фамилий с пометками: “звонить три раза” или “стучать
раз, но сильно”, “два долгих звонка, один короткий”. Все двадцать семь обитателей
квартиры должны были, прислушиваясь, считать звонки или удары, отличая долгие от
коротких. Многие ютились в проходных комнатах5.
Как следствие, с приватным пространством внутри одной квартиры
начало
тесно
превосходящее
5
соприкасаться
по
размерам
публичное,
частное
чужое
пространство.
И. Г. Эренбург: Рвач, http://lib.rus.ec/b/194243/read, проверено 27.08.2012
пространство,
Чужими
для
отдельного жильца были в коммунальной квартире все комнаты соседей,
занимающие большую часть квартиры. Важно отметить хрупкость границ
между приватным и публичным, их проницаемость, о чем выразительно
пишет И. Бродский в эссе «Полторы комнаты»:
Коммунальная квартира <…> обнажает самые основы существования. <…> По
тому, кто как пернул, ты можешь опознать засевшего в клозете. Тебе известно, что у
него (у нее) на ужин, а также на завтрак. Ты знаешь звуки, которые они издают в
постели, и когда у женщин менструация. Нередко именно тебе сосед поверяет свои
печали, и это он (или она) вызывает “Скорую”, случись с тобой сердечный приступ или
что похуже. Наконец, он (или она) однажды могут найти тебя мертвым на стуле – если
ты живешь один – и наоборот.6
Помимо того, возникла нейтральная территория, не «своя» и не
«чужая» – общие коридор, кухня, ванная, туалет, кладовка. Подобного
рода нейтральные зоны, зоны перехода от приватного к публичному есть в
традиционной
форме
организации
пространства
частного
жилья
(прихожие, тамбуры, коридоры, ведущие к комнатам). Особенность же
коммунальных квартир заключается в том, что объем нейтральных зон
существенно вырос, а подобные помещения начали предполагать
неизменное присутствие посторонних людей, чего нет в традиционном
жилье.
Далее, в связи с уменьшением объема приватного пространства
внутри жилья произошло радикальное урезывание индивидуального
пространства, либо даже полное его упразднение. При проживании в
одной комнате коммунальной квартиры семьи из нескольких человек
отдельный член семьи вероятнее всего практически целиком оказывался
лишенным возможности уединения, а его личное пространство сужалось
до площади кровати. Б. Ямпольский следующим образом обрисовывает
быт семьи, живущей в одной комнате «коммуналки»:
В первой от входа, самой большой комнате, с широкой, некогда стеклянной дверью,
даже не в комнате, а в зале с толстыми румяными амурами на стенках, с огромными
венецианскими окнами <…> проживала большая, шумная и вздорная семья6
И. Бродский: Полторы комнаты // Новый мир, 1995, №2, с. 6.
муравейник: деды, бабки, зятья, деверья, племянники, двоюродные и троюродные
братья и сестры. <…> Спали в два и даже три этажа на нарах, и всегда кто-то храпел и
стонал во сне, а остальные в это время ссорились, пели, чавкали, а черная тарелка
репродуктора „Рекорд", не желая ничего этого знать, бубнила про свое.7
На
наш
взгляд,
изменения,
произошедшие
в
организации
пространства частного жилья, имели несколько следствий, внесших
важные перемены в восприятии людьми своего жилья, его функций, роли в
жизни и самого ощущения приватности. Кратко охарактеризуем их.
Дом-«коммуналка» перестал быть «крепостью», жилье подобного рода для
индивида утратило свойство безопасности в силу слишком тесного
соседства интимно-приватного с публичным в едином пространстве.
«Свое», интимно-сокровенное обнажалось, делалось доступным для
обозрения «чужому». «Чужое» могло оказаться и нередко оказывалось
кардинально чуждым «своему» и потому было зачастую небезопасным,
враждебным, агрессивным. Перелагая на язык реалий коммунальной
квартиры,
агрессивность
среды
обитания
проявлялась
в
виде
конфликтного сожительства соседей по квартире. В ходе конфликтов
случалось, что «свое», личное подвергалось прямой угрозе от «чужого»,
то есть соседи-враги причиняли вред физическому и психологическому
здоровью, нарушали личную неприкосновенность, наносили ущерб
имуществу и самой жизни. А. Синявский, проживший сорок лет в
коммунальной квартире, подтверждает, что конфликты возникали по
поводу электроэнергии, наличия домашних животных, уборки в местах
общего пользования, расположения личных вещей на общей кухне, в
коридоре, в кладовках и чуланах, свидетельствует о существовании
кастрюль, запертых на замок, дабы соседи не украли еду или не испортили
ее.8 Подробные описания перипетий конфликтов соседей изложены в
книге И. Утехина «Очерки коммунального быта» и эссе В. Кривулина
7
8
Б. С. Ямпольский: Арбат, режимная улица, http://lib.rus.ec/b/76392/read, проверено 27.08.2012.
А. Д. Синявский: Основы советской цивилизации, Москва, Аграф, 2001, с. 241-242.
«Ленинградский дом как почва бездомности».9 В художественной
литературе советского периода вред, причиняемый жильцу коммунальной
квартиры соседями, показан, к примеру, в романе И. Ильфа и Е. Петрова
«Золотой
теленок».
Жильцы
коммунальной
квартиры
самовольно
вскрывают комнату пропавшего летчика Севрюгова, выбрасывают в
коридор его вещи и заселяют комнату, а другого героя романа, фарсового
интеллигента Васисуалия Лоханкина, соседи коллективно подвергают
порке за то, что он постоянное забывал выключать свет в туалете.10
Пребывание в доме, угрожающем здоровью, жизни и имуществу,
могло производить глубокие сдвиги в восприятии жилища. Рядовой жилец
«коммуналки», участвуя во внутриквартирной войне всех против всех, не
исключено, чувствовал себя в собственной комнате точно заточенным в
тюремной камере, за какой неустанно бдят зоркие глаза и чуткие уши
соседей-надзирателей, что хорошо отражено в монологе М. Жванецкого
«Ищу одиночества»:
<…> Когда я жил в старом доме, за мной через щель наблюдала старушка жуткими
зелеными глазами, слабеющими пальцами отмечала гостей в особой книге, бледными
кулачками впихивала бритвочку в кусочек мыла, тихим голоском выжила полковника,
героя двух войн, на лестницу...11
Не исключено, именно этой аберрации образа дома, превращению
его во враждебное пространство из пространства покоя и безопасности
литература советского периода обязана образами жилья в произведениях
М. Булгакова («нехорошая квартира» в романе «Мастер и Маргарита») и
А. Синявского под псевдонимом А. Терца (рассказ «Квартиранты»). В
романе М. Булгакова «коммуналка», где живут литературные герои
Михаил Берлиоз и Степан Лиходеев, предстает в виде «нехорошей
См. И. В. Утехин: Очерки коммунального быта, Москва, ОГИ, 2001; В. Кривулин: Ленинградский дом
как почва бездомности, http://moyaperestroika.ru/jom/content/view/2331/1/, проверено 27.08.2012.
10
См. И. А. Ильф, Е. П. Петров: собрание сочинений в 5 т. Т. 2, Золотой теленок, Москва, Гос.
издательство художественной литературы, 1961, с. 149-155.
11
М. М. Жванецкий: Год за два. Ищу одиночества, Ленинград, Ленинградский комитет литераторов,
ЭТС «Экслибрис», 1991, с.120-121.
9
квартиры», избранной самим дьяволом в качестве московской резиденции.
Квартира творит с героями романа удивительные, странные, небезопасные
вещи, лишая их благополучия, сводя с ума, и в конце романа обращается в
площадку сатанинского бала, приобретая, таким образом, пугающемистический ореол.12 В коммунальной квартире из рассказа А. Синявского
«Квартиранты» чуждость жильцов по отношению друг к другу настолько
заострена автором, что они представлены в виде разных форм жизни.
Соседями по квартире оказываются люди, ведьмы, лешие, домовые,
русалки. Мелкая нечисть активно противостоит людям, всячески изводит
случайно попавших в их среду жильцов-людей и неизменно одерживает
над ними верх, в лучшем для людей случае выживая из квартиры, в
худшем – превращая в крыс.13 В фантастических историях, рассказанных
М. Булгаковым и А. Синявским, видится прозрачная метафора влияния,
оказываемого на людей существованием в среде коммунальной квартиры.
К вероятным последствиям воздействия на реальность жизни
советского общества в период массового распространения в городах
коммунальных квартир мы склонны относить рост давления на
индивидуальность, снижение ее значения и значения ее потребностей,
ущемление сферы частной жизни человека. Не будет ошибкой
утверждать, что «коммуналки» произвели натиск на индивидуализацию
быта горожан. Наряду с этим, как можно предположить, произошло
усиление традиционного для части российской культуры импульса
безбытности, бездомности, странствования (поэт В. Кривулин напрямую
проговаривает это в названии своего эссе «Ленинградский дом как почва
для бездомности», где в качестве ленинградского дома описывается
прежде всего коммунальная квартира), что до некоторой степени
См. М. А. Булгаков: Мастер и Маргарита, Москва, Художественная литература, 1980, с. 159-173, с.
200-211.
13
См. Абрам Терц: Квартиранты // Цена метафоры или Преступление и наказание Синявского и Даниэля
/ под ред. Г. М. Грозной, Е. А. Родионовой, Москва, Книга, 1989, с. 181-190.
12
скажется в массовой распространении туризма в конце 1950 - начале
1960-х годов в СССР и движении авторской песни.
Несмотря на отличие литературных форм, стилей, воззрений и
периодов творческой активности писателей, произведения которых
анализировались в данном докладе, они едины в выведении нескольких
общих
черт
коммунальных
квартир.
А
черты
это
следующие:
многолюдье, теснота, перенаселенность, разнородный социальный состав
жильцов,
вынужденный
характер
сосуществования,
конфликтность
отношений людей, тесное знакомство соседей с бытом друг друга,
постоянное вторжение в приватную жизнь и пространство друг друга в
позитивном (случаи взаимопомощи, взаимовыручки) и негативном
(сплетни, козни, причинение материального и морального ущерба,
доносы) планах.
Литература, отразившая образ новой формы организации быта в
городах постреволюционной России, свидетельствовала, во-первых, что
советское государство в стремлении достичь единения людей на основе
коллективистского быта скорее потерпело поражение, нежели одержало
победу. Психология, образ жизни, манера поведения, система ценностей
типичного
повышенную
жильца
коммунальной
конфликтность,
принцип
квартиры,
возмездия
предполагающие
в
отношениях
конфликтующих, сосредоточенность на мелких бытовых проблемах,
ощущение зыбкости границы между «своим» и «чужим», выразившееся в
отсутствии уважения к личному пространству, слежке и доносительстве,
находились далеко от того, что должно было быть свойственно
идеальному советскому человеку. Во-вторых, литература отобразила
изменения, произошедшие с образом дома, продемонстрировала его
аберрации, спровоцированные появлением коммунальных квартир.