Опубликовано: Из истории Воронежского края
advertisement
Опубликовано: Из истории Воронежского края Д.О.Серов Воронежские губернские администраторы в криминальной истории России первой четверти XVIII в. Криминальная история власти – история направленной против интересов государственной службы преступной деятельности должностных лиц – является к настоящему времени определенно малоизученной стороной отечественного прошлого. Особое место в этой криминальной истории бесспорно принадлежит событиям первой четверти XVIII в. С одной стороны, обстановка долголетней войны и череды административных преобразований не могла не способствовать росту должностной преступности. С другой стремясь противодействовать тенденции разложения госаппарата, тогдашнее руководство страны выработало (хотя и с отчетливым запозданием) ряд безусловно новаторских мер как законодательного, так и организационного характера. Подобная специфика эпохи преломилась и в судьбах руководителей Воронежской губернии. Дело в том, что из семи человек, возглавлявших губернию в 1710 – 1734 гг., троим (Ф.М. Апраксину, С.А. Колычеву и Г.П. Чернышеву) довелось в правление Петра I оказаться подследственными, а двоим (И.М. Лихареву и Е.И. Пашкову) – следователями, видными деятелями учреждений, образованных как раз для борьбы с преступлениями против интересов службы. Между тем, и противоправная, и правоохранительная деятельность первых воронежских губернаторов и вицегубернаторов получила заведомо недостаточное освещение в литературе. Этот пробел и призвана до некоторой степени восполнить данная работа. Источниковой базой статьи послужили главным образом материалы делопроизводства Кабинета и Сената 1710 – 1720-х гг., касающиеся, в первую очередь, различных аспектов уголовного преследования высших должностных лиц. I Более всего с жерновами правоохранительной системы Петровской России довелось познакомиться С.А. Колычеву1. Родившийся в 1679 или 1674 г.2 (а не “ок. 1660 г.”, как традиционно считалось) Степан Андреевич состоял в комнатных стольниках, служил в Бутырском, а с 1695 г. – в Семеновском полку3, затем вроде бы обучался за границей. В феврале 1705 г., распоряжением А.Д. Меншикова, Степан Колычев был направлен “к делам” в Поместный приказ. Судя по тому, что в распоряжении упоминалось о ранениях комнатного стольника и о его пребывании “в Санкт- Питербурхе на морских судах”, Степан Андреевич принял участие (хотя, вероятно, не в качестве строевого военнослужащего) в боевых операциях начала Северной войны4. Последующая карьера С.А. Колычева оказалась надолго связана с южными краями. В 1707 г. Степан Андреевич стал воронежским обер-комендантом, а 28 ноября 1713 – азовским вице-губернатором. В 1714 г. Степану Колычеву пришлось выступить и в роли пограничного комиссара, уполномоченного по разграничению земель с Турцией5. В том же 1714 г. над головой Степана Андреевича спустились первые тучи. Негаданно получило огласку подметное письмо, в котором вице-губернатор обвинялся в “преступлении указов” и “претеснениях народа”. Тогда ситуация разрешилась для С.А. Колычева благополучно: в Петербурге удовлетворились какими-то его разъяснениями и закрыли дело6. Но в условиях второго десятилетия XVIII в. подметные письма (равно как и более ходовые челобитья) являлись уже не единственным механизмом осведомления высшей администрации о злоупотреблениях местных властей. В 1711 г. в нашей стране появился еще один, принципиально новый, воплощенный в специализированном учреждении механизм за госаппаратом – институт фискалов7. Имевшие чисто общенадзорную компетенцию и разветвленную сеть территориальных подразделений, подчиненные непосредственно Правительствующему Сенату фискалы разоблачили множество лихоимцев и казнокрадов. Внимания новоявленных правительственных контролеров не избежал и Степан Колычев. В составленном по материалам фискальской службы для Петра I, по-видимому, в 1715 г. особом докладе азовскому вицегубернатору инкриминировались три эпизода: 1) неисполнение указа о конфискации татарских деревень; 2) упущения по взысканию налогов и 3) незаконное изъятие у крестьян на личные нужды “сена многова числа”. Поступившие сведения не оставили царя безучастным. Наложенная на доклад высочайшая резолюция гласила: “И протчаго что от тамашних жителей явитца, как от великоросийского народа, так и от слободских полкоф, о чем, приехаф, надлежит им сказать, ежели имеют что всяких жалоб кроме месных вершеных дел междо ими”8. Очевидно, Петр I замышлял направить какого-то из доверенных лиц в Воронеж для проведения дознания о злоупотреблениях С.А. Колычева. Царское намерение осталось, однако, неосуществленным. Никакого выездного разбирательства фискальских обвинений против Степана Андреевича в середине 1710-х гг. так и не состоялось9. Поступившие в итоге в следственное производство Сената дело С.А.Колычева (как и множество других, инициированных фискалами) легло без движения. Сделавший первые обороты правоохранительный механизм застопорился. Ситуация переменилась в 1717г. После возвращения из заграничного путешествия Петр I решил форсировать досудебное разбирательство возникших по фискальским сообщениям уголовных дел. Для этой цели 9 декабря 1717 г. было учреждено шесть следственных комиссий, получивших вскоре с легкой руки царя не вполне точное наименование “майорских канцелярий”10. По внутреннему устройству канцелярии “образца 9 декабря” ничем не отличались от тогдашних военных судов (“кригсрехтов”): при руководителе – “презусе” – состояли два или три асессора, младших участника следственного процесса11. Имевшие последовательно выраженную следственную компетенцию12 “майорские” канцелярии подчинялись напрямую верховной власти и комплектовались почти исключительно лично известными царю офицерами гвардии. Расчет Петра I был очевиден: прошедшие фронт, спаянные многолетними испытаниями в достаточно замкнутую корпорацию гвардейцы оказались заведомо вне пределов той системы взаимозависимостей и взаимоповязанностей столичной (и тем более региональной) бюрократии, которая могла парализовать любое наступление на должностную преступность. Все это делало направленных на следственное поприще строевых офицеров устойчивыми ко всякого рода неформальным влияниям и частным обращениям (не говоря уже о попытках подкупа). Разумеется, весь колоссальный массив инициированных фискальской службой дел созданные 9 декабря канцелярии никогда бы не расследовали. Поэтому царь передал в их производство только наиболее значимые, говоря по-современному, резонансные уголовные дела (преимущественно по обвинениям высокопоставленных должностных лиц). Между иными из Сената в “майорские” канцелярии перешло и дело Степана Андреевича Колычева. Согласно высочайшему распоряжению, дело азовского вицегубернатора поступило в канцелярию ведения С.А.Салтыкова13. Почти одногодок Степана Андреевича (родившийся в апреле 1672г.) Семен Салтыков был заслуженным боевым офицером. Начавший службу в гвардии в 1700 г., он командовал впоследствии 10 ротой Преображенского полка, а в мае 1715г. стал майором того же полка14. Асессорами при Семене Андреевиче состояли гвардии капитаны А.И.Панин, И.И.Горохов, а также капитан-поручик Д.Голенищев-Кутузов15 . Канцелярии Семена Салтыкова предстояло расследовать в общей сложности пять эпизодов преступной деятельности С.А.Колычева. К трем эпизодам, фигурировавшим в отмеченном выше докладе 1715г., добавились обвинения в организации “неуказных” денежных и излишних провиантских сборах. Перед Степаном Андреевичем замаячили весьма мрачные перспективы. II И все-таки азовский вице-губернатор устоял. Время шло, грозная следственная комиссия работала, а Степан Колычев, как ни в чем ни бывало, продолжал исполнять свои обязанности16. Последовавшее 19 февраля 1721 г. отстранение С.А. Колычеваот вице-губернаторства, дополненное предписанием “быть в СанктПитербурх на почте немедленно”17, вовсе не означало опалы. Напротив, в июле 1721 г. Степана Андреевича ожидало сколь хлопотное, столь и ответственное высочайшее поручение: организовать грандиозный всероссийский смотр дворян18. Занятия по проведению смотра имели закономерным последствием состоявшееся 18 января 1722 г. назначение С.А. Колычева на только что учрежденную должность герольдмейстера при Сенате. Но это оказался еще не финал путешествия бывшего вице-губернатора по кругам петербургской власти. 17 апреля того же 1722 г. Петр I определил Степана Колычева “по окончании нынешняго генералного смотру дворян” – президентом Юстицколлегии19. В истории отечественной государственности сложилась едва ли не уникальная ситуация: основной фигурант резонансного уголовного дела возглавил крупнейшее правоохранительное ведомство страны. Подобный карьерный взлет Степана Андреевича был, впрочем, вполне объясним: ему покровительствовал могущественный президент Адмиралтейств-коллегии, сенатор Ф.М. Апраксин20. Однако ни завершить “генералный смотр”, ни вступить в управление Юстиц-коллегией С.А. Колычеву не довелось. Долго выжидавший С.А. Салтыков нанес, в конце концов, решающий удар: в двадцатых числах апреля Степана Андреевича взяли под стражу. Наряду с этим, Семен Салтыков представил императору состоявший из семи пунктов доклад о результатах следствия над бывшим азовским вицегубернатором21. Согласно докладу, Степану Колычеву вменялось в вину пять эпизодов: 1) хищение – путем подлога в приходной адмиралтейской книге 1709-1711 гг. – 10 тысяч рублей; 2) использование на личные нужды различных припасов (красок, гвоздей, медной посуды, железа), а также держание при себе на протяжении шести лет двух мастеров “на государеве жалованье”; 3) расход – также на личные нужды в бытность в Петербурге 200 казенных рублей; 4) незаконное присвоение части выморочного имущества Ивана и Данилы Перекрестовых – с оформлением фальшивых записей о выдаче их вещей двум покойным воронежским администраторам и 5) самоуправное увеличение в 1720 г. денежных сборов с населения губернии22. Наиболее серьезным несомненно явился эпизод о похищении 10 тысяч рублей. Между тем, именно по данному эпизоду следствию так и не удалось сформировать прочную доказательственную базу. Дело в том, что главный свидетель обвинения дьяк Василий Ключарев, будучи подвергнут пытке, изменил в этом пункте свои показания. Сведения о казнокрадстве С.А.Колычева не подтвердили и привлеченные по инициативе В.Ключарева в качестве свидетелей (и также подвергнутые пытке) воронежские целовальники Тимофей Сахаров, Прокофий Аникиев, Никифор Русинов и Петр Горденин. Справедливость прочих обвинений Степан Колычев признал, хотя и резонно отметил по поводу излишних сборов, что “то де явно в приходной книге, а не в краже”. В десятых числах мая 1722 г. на последнем листе доклада С.А.Салтыкова Петр I начертал: “Выслушать в Сенате и, приговор учиня, прислать для конфирмации ко мне”23. Другими словами, Степан Андреевич был отдан под суд Правительствующего Сената. Такое решение императора выглядело логичным: в 1722г. в нашей стране не существовало специализированной судебной инстанции, которая могла бы рассмотреть дело по обвинению столь высокопоставленного должностного лица. Сенат же по статусу высшего правительственного учреждения вполне подходил для подобной роли24. Тем более прецедент уже имелся – годом ранее именно Сенат вынес судебное решение (также затем утвержденное монархом) по делу бывшего сибирского губернатора М.П.Гагарина. Тогда разбирательство дела не затянулось. Для осуждения Матвея Гагарина к смертной казни сенаторам потребовалось всего два заседания 13 и 14 марта 1721г. Блиц – процесс прошел без участия подсудимого, “господа Сената” ограничились заслушиванием подготовленной в следственной канцелярии И.И.Дмитриева-Мамонова Выписки о “винах” бывшего 25 губернатора . Рассмотрение обстоятельств дела Степана Колычева сложилось не так форсированно. Впервые Сенат обратился к делу Степана Андреевича 13 июня 1722г. В этот день было решено истребовать из канцелярии С.А.Салтыкова вещественные доказательства по делу и допросить Степана Колычева по эпизоду о присвоении им 200 казенных рублей. 22 августа сенаторы постановили ознакомить подсудимого с Выпиской по его делу, а также вызвать из Воронежа дополнительных свидетелей26. На этом судебное исследование дела С.А.Колычева в 1722г. закончилось. Что касается избиравшейся в отношении Степана Колычева меры пресечения, то первоначально он содержался в канцелярии С.А.Салтыкова в строгой изоляции. В августе Сенат перевел бывшего вице-губернатора на гораздо более смягченный режим домашнего ареста. Наконец, в октябре 1722г. сенаторы отослали подсудимого вновь под охрану к Семену Андреевичу27. Не принесший никакого движения в судебном процессе над С.А.Колычевым 1723 год ознаменовался, однако, прямым конфликтом между Сенатом и следственной канцелярией ведения Семена Салтыкова. Камнем преткновения явилось принятое сенаторами 8 марта 1723г. решение забрать С.А.Колычева и всех причастных к делу из-под караула следственной канцелярии и этапировать их в Петербург. В ответ, крайне раздосадованный затягиванием процесса над Степаном Колычевым С.А.Салтыков отказался передать свидетелей и подсудимых Сенату, затребовав особый именной указ на этот счет28. Как бы то ни было, процесс С.А.Колычева реально возобновился только в следующем году. В январе 1724г. состоялось целых три заседания Сената, специально посвященных делу Степана Андреевича. Что примечательно, помимо сенаторов, в заседаниях приняли участие президенты коллегий29. А вот дальше… А дальше правоохранительный механизм в очередной раз намертво остановился. И хотя С.А. Колычева не помиловали (несмотря на его покаянное обращение к верховной власти30) в связи с коронацией Екатерины Алексеевны, становилось все более очевидным, что бывший азовский вице-губернатор ускользнул от правосудия. Последней попыткой реанимировать процесс явился приговор Сената от 18 января 1725г., предписавший рассмотреть дело С.А.Колычева президентам коллегий31. Столь экзотическое судебное присутствие так и не успело ни разу собраться. 28 января 1725г. скончался Петр I, а 9 февраля Екатерина I назначила вчерашнего арестанта стольника Степана Колычева генерал-рекетмейстером при Сенате32. Судебная одиссея Степана Андреевича завершилась. III В отличие от С.А. Колычева, его многолетний “патрон” Федор Апраксин ни одного дня не провел в колодничьей палате. Начавший службу в 1677 г. в стольниках царя Федора Алексеевича Ф.М. Апраксин был через шесть лет переведен в комнатные стольники к Петру I, а в 1684 г. поступил с чином поручика в Семеновскую потешную роту33. Стремительный взлет карьеры Федора Матвеевича пришелся на первое десятилетие XVIII в., когда он стал генераладмиралом, графом, тайным советником и кавалером ордена св. Андрея Первозванного. 6 августа 1710 г. к прочим должностям Федора Апраксина добавился пост азовского губернатора. Первое столкновение с законом вышло у Федора Апраксина на почве коммерческой деятельности. Сложилось так, что группа предприимчивых государственных мужей (в том числе и генераладмирал) взялась – в качестве частных лиц – обеспечить поставку в Петербург значительных партий продовольствия. В благом деле образовалась единственная неувязка. Цену, которую казна выплачивала за поставленный провиант, определяли в данном случае именно те лица, которые провиант поставляли. И цена эта оказались почему-то изрядно завышенной. А чтобы не бросалось в глаза, что “господа вышние командиры” платили, строго говоря, самим себе, подряды оформлялись на подставных лиц34. Разоблаченная усилиями фискальской службы (в первую очередь, московского провинциал – фискала А.Я. Нестерова35) “подрядная афера” крайне заинтересовала Петра I. Для полного выяснения обстоятельств аферы будущий император учредил особую канцелярию под руководством гвардии майора В.В. Долгорукова. Под пристальным вниманием царя следствие пошло без обыкновенной волокиты. Весьма осведомленный современник так описывал обстановку в правительственной среде на исходе 1714 г.: “… А приличны у тех подрядов светлейший князь [А.Д. Меншиков], адмирал [Ф.М. Апраксин], Корсаков, Синявин, секретарь Макаров, Волконской и иные многие. И оное дело розыскивает царское величество, и от той причины светлейший князь в великой конфузии, и все в самом печальном образе, понеже царское величество… не токмо сие, но и всякие дела сам обещается пересмотреть и наказать как за большое, так и за малое равно, о чем все трясутся…36” “Трястись” действительно было от чего. Разгневанный вскрывшимися эпизодами фальшивых подрядов Петр I санкционировал пытки высокопоставленных подследственных. На дыбу попал “хозяин” Петербурга вице-губернатор Яков РимскийКорсаков, дважды пытали сенатора Григория Волконского37. Что касается Ф.М. Апраксина, то он и близко не подступил к порогу застенка. Открылось, что хотя криминальная прибыль генерал-адмирала и составила 30 %, Федор Матвеевич так и не успел ее получить. В итоге Федор Апраксин (как и другой фигурант “подрядного” дела канцлер Г.И. Головкин) отделался по существу легким испугом – возвращением в казну суммы прибыли38. На этом, однако, соприкосновение Ф.М. Апраксина с правоохранительной системой не закончилось. В 1715 г. – опять – таки с подачи фискалов – всплыл какой-то неприятный для Федора Матвеевича эпизод относительно махинаций при поставках лошадей в находившиеся под его командованием войска в Финляндии. В октябре 1717 г. на допросе в Сенате показания об очень смахивавших на взятки подарках генерал-адмиралу дал судья Изюмского полка Данила Данилевский39. Впрочем, сомнительные “презенты” Федор Апраксин получал, как скоро выяснилось не только от изюмского полковника. Следственная канцелярия П.М. Голицына установила, что бывший нарвский обер-комендант К.А. Нарышкин одарил Федора Матвеевича грабительски вывезенным из Дерпта ореховым шкафом40, канцелярия С.А. Салтыкова – что Степан Колычев поделился с генерал-адмиралом вещами из расхищенного имущества И. и Д. Перекрестовых41… Как бы то ни было, от громких уголовных процессов 1710-х - начала 1720-х гг. Ф.М. Апраксин не пострадал в итоге ни телесно, ни карьерно. Менее всего подробностей известно к настоящему времени о процессе обер-штер-кригскомиссара флота, будущего воронежского губернатора П.П. Чернышева. Определенно можно лишь констатировать, что с декабря 1717 г. Григорий Чернышев находился под следствием канцелярии ведения майора Семеновского полка М.Я. Волкова (асессоры капитан А.П. Баскаков, капитан-поручик Т.С. Тишин и поручик С.А. Игнатьев). Известно также, что дело против Григория Петровича инициировала фискальская служба. Согласно реестра дел канцелярии Михаила Волкова, Г.П. Чернышеву инкриминировались четыре эпизода: 1) умышленный – “для своих полз” – недобор в приписных к Адмиралтейству городах работных людей и различных сборов; 2) махинации с подрядами обмундирования; 3) выплаты казенных денег за непоставленную партию уксуса и 4) подложная сделка по приобретению у фискала И. Тарбеева ярославской вотчины42. Трудно сказать, насколько подтвердились в ходе разбирательства выдвинутые против Григория Чернышева обвинения. По крайней мере, на карьеру Григория Петровича пребывание под следствием зримо не повлияло. В должности обер-штер-кригскомиссара Г.П. Чернышев проработал, как ни в чем ни бывало, по январь 1722 г., когда получил весьма ответственное поручение организовать перепись податного населения в Московской губернии43. А 21 мая 1725 г. Григорий Петрович стал – в числе первых – кавалером новоучрежденного ордена св. Александра Невского44. Расследование М.Я. Волкова было предано окончательному забвению. IV День 9 декабря 1717 г., открывший новую страницу в истории борьбы с должностной преступностью в России, явился значимой вехой также в судьбах И.М. Лихарева и Е.И. Пашкова45. В этот день оба они вошли в ряды асессоров “майорских” канцелярий. Более того: сообразно высочайшей воле, Иван Лихарев и Егор Пашков оказались в стенах одной канцелярии – ведения гвардии майора И.И. Дмитриева-Мамонова. Предшествующая карьера новоявленных асессоров складывалась отчасти сходно. Старший Е.И. Пашкова 12-ю годами Иван Михайлович начал службу в солдатах Семеновского полка в 1700 г.46, достигнув к 1717 г. чина капитана. Поступивший в Преображенский полк рядовым в 1704 г. Егор Пашков имел ко времени определения в следственную канцелярию “ранг” капитанпоручика, числясь “сверх комплекта” в 7-ой роте полка47. Нахождение Егора Ивановича за штатом имело простое объяснение: в течение многих лет он был денщиком, а затем адъютантом Петра I. В производство канцелярии Ивана Дмитриева-Мамонова поступили возникшие по доношениям фискалов уголовные дела по обвинениям сенатора Я.Ф. Долгорукова, главы Мундирной канцелярии М.А. Головина, сибирского губернатора М.П. Гагарина48. Доминирующее значение приобрело вскоре расследование стремительно разросшегося дела Матвея Гагарина (ведомство И.И. Дмитриева-Мамонова стали даже порой именовать “Сибирской канцелярией”)49. Вскрывшиеся масштабы злоупотреблений М.П. Гагарина и его администрации столь впечатлили Петра I, что он решил командировать кого-то из руководителей канцелярии для производства дознания на месте. Выбор царя пал на И.М. Лихарева. Согласно именного указа от 18 января 1719 г., на Ивана Лихарева возлагалась задача как “розыскать о худых поступках” Матвея Гагарина, так и разведать путь до озера Зайсан, основать там крепость, а заодно установить местонахождение легендарного “еркецкого золота”50. Прибыв 7 апреля в Тобольск, Иван Михайлович развернул бурную деятельность. Что касается исполнения следственного поручения, то достаточно сказать, что уже в сентябре 1719 г. И.М. Лихарев направил в свою канцелярию материалы по 35 эпизодам преступной деятельности М.П. Гагарина, по 15 эпизодам - тобольского обер-коменданта Семена Карпова и по 9 – иных местных управителей. 27 декабря Иван Михайлович послал с фискалом А. Фильшиным еще 11 выписок относительно злоупотреблений первого губернатора Сибири51. Думается, именно сибирская миссия принесла Ивану Лихареву присвоенный ему 1 января 1721 г. чин бригадира52. Для князя же Матвея Гагарина итоги следствия канцелярии И.И. ДмитриеваМамонова (и в первую очередь, поездки И.М. Лихарева) оказались трагическими: 16 марта 1721 г. после упомянутого скоротечного процесса Матвей Петрович был повешен. Завершение дела М.П. Гагарина привело к постепенному свертыванию работы канцелярии ведения Дмитриева-Мамонова. А служебные пути Ивана Лихарева и Егора Пашкова пересеклись тем временем в Военной коллегии. В этом ведомстве И.М. Лихарев занял пост члена присутствия, а Е.И. Пашков, по именному указу от 7 февраля 1722 г. – прокурора53. Деятельность Егора Ивановича на новом поприще оценить в настоящее время сложно. По крайней мере, в протоколах и приговорах Сената за 1722-1724 гг. не удалось выявить следов ни одного внесенного Е.И. Пашковым протеста на решения поднадзорной ему Военной коллегии. Зато на исходе правления Петра I гвардии капитану Е.И. Пашкову пришлось вновь окунуться в следственную работу. Началось с того, что в марте 1722 г. император предписал генералпрокурору Павлу Ягужинскому провести разбирательство дела ярославского провинциал-фискала С.Ф. Попцова. Два месяца спустя не имевший юридического опыта генерал-прокурор перепоручил дело Е.И. Пашкову54. Возникшее из невесть как достигшей рук Петра I челобитной посадского человека Ивана Сутягина и казавшееся поначалу малозначительным дело Саввы Попцова имело неожиданное развитие. Подвергнутый 25 августа пытке, Савва Федорович принялся давать редкостные по откровенности и полноте показания о криминальной деятельности сослуживцев55. Нити расследования потянулись и к обер-фискалу А.Я. Нестерову. Основная тяжесть досудебного разбирательства грандиозного “дела фискалов” легла на прокурора Егора Пашкова. И если поначалу Егор Иванович номинально числился вторым лицом в канцелярии ведения П.И. Ягужинского, то в начале 1723 г. ситуация изменилась. Тогда в ряду правительственных учреждений России появилась возглавленная Е.И. Пашковым Розыскная контора Вышнего суда, в производство которой и перешло “дело фискалов”56. Именно Егор Пашков подписал, говоря посовременному, обвинительные заключения в отношении центральных фигурантов дела – А.Я. Нестерова, С.Ф. Попцова, М.В. Желябужского и А.И. Никитина57. Финальную точку в “деле фискалов” поставил 22 января 1724 г. Вышний суд. Двое подсудимых – Алексей Нестеров и Савва Попцов – были приговорены к смертной казни58, остальные – к различным телесным наказаниям и ссылке на каторгу. Два дня спустя на Троицкой площади Петербурга осужденные взошли на эшафот. Впереди Егора Пашкова ожидали тягостное перемещение из прокуроров в советники, чин бригадира, нерадостное воронежское вице-губернаторство, ссора с епископом Львом и вице-адмиралом М.Х. Змаевичем. Ожидала и намогильная плита в маленькой сельской церкви в глуши Тульского уезда59… Примечания: Новейшее жизнеописание С.А. Колычева см.: Русско-китайские отношения в XVIII в.: Документы и материалы. М., 1990. Т. 2. С. 554-556; Воронежские губернаторы и вицегубернаторы. 1710-1917: Историко – биографические очерки. Воронеж, 2000. С. 33-38 (статья Н.А. Комолова). 2 См. устные показания служителя С.А. Колычева о возрасте и местожительстве Степана Андреевича в Петербурге от 25 июля 1718 г.: РГАДА, ф. 26. Государственные учреждения и повинности в царствование Петра I, оп. 1, ч. 3, кн. 8451 – 8662, л. 322. В новой столице Степан Колычев проживал тогда на Петербургском острове на Дворянской улице, в доме покойного тестя П.В. Бутурлина. Впоследствии, согласно ведомости Полицмейстерской канцелярии от июня 1735 г., во владении Степана Андреевича состоял недостроенный каменный дом на одном из каналов Васильевского острова (Там же, ф. 286. Герольдмейстерская контора, кн. 163, л. 401). Добавим, что С.А. Колычев был также отнюдь не бедствующим вотчинником. Так, по данным на 1700 г., за ним числилось 262 крестьянских двора (Доклады и приговоры, состоявшиеся в Правительствующем Сенате в царствование Петра Великого / Под ред. Н.Ф. Дубровина. СПб., 1883. Т. 2, кн. 2. С. 102). 3 Карцов А.П. История лейб-гвардии Семеновского полка. 1683-1854. СПб., 1852. Ч. 1. Приложение. С. 9. При этом стоит отметить, что не находит подтверждения расхожая версия, что С.А. Колычев дослужился в Семеновском полку до капитана. В официальном делопроизводстве Петровского времени воинские звания неизменно “следовали” за человеком даже после его ухода из армии (как это было, например, с Б.И. Куракиным, П.А. Толстым или же А.Н. Головкиным). Между тем, в известных автору документах первой четверти XVIII в. Степан Колычев везде упоминается с чином стольника. 4 РГАДА, ф. 26, оп. 2, № 22, л.1. Исходя из того, что распоряжение было издано по линии Интерманландской канцелярии, закономерно предположить, что в первые годы XVIII в. С.А. Колычев служил именно в этом ведомстве. 5 Публикация закрепленной с российской стороны С.А. Колычевым Межевой записи от 13 июля 1714 г. см.: Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. СПб., 1830. Т. 5. С. 119121. 6 Описание дел архива Морского министерства за время с половины XVII до начала XIX столетия. СПб., 1879. Т. 2. С. 90. 7 Институт светских гражданских фискалов в России XVIII в. изучен к настоящему времени сравнительно подробно. Более чем вековые изыскания отечественных авторов, посвященные фискалам, недавно увенчало специальное диссертационное исследование: Платонова Н.В. Государственный контроль (фискалитет) в России и русское общество в первой четверти XVIII века: Автореф. дисс… канд. ист. наук. М., 2000. Обзор историографии вопроса см.: Там же: С. 611. 8 РГАДА, ф. 9. Кабинет Петра I, отд. 1, кн. 58, л. 625. 9 Производившиеся в Воронеже, Тамбове и Ельце в 1715 – 1719 гг. известное следствие гвардии капитана И.С. Чебышева, насколько можно судить, почти не затронуло Степана Колычева. В 1 центре внимания капитана оказались злоупотребления дьяка Ивана Чашникова, а также тамбовских подьячих Ивана Протопопова и Панфила Анфимова. 10 Литература о “майорских” канцеляриях не особенно обширна. Из числа работ, посвященных канцеляриям, можно отметить: Бабич М.В. К истории государственных учреждений XVIII в.: “майорские канцелярии” // Отечественные архивы. 2000, № 1. С. 21-31; Серов Д.О. Гвардейцыкриминалисты Петра I: из истории организации и деятельности “майорских следственных канцелярий (1713-1723 гг.) // Ораниенбаумские чтения: Сборник научных статей и публикаций. СПб., 2001. Вып. 1. С. 79-93.” 11 Кроме того “майорские” канцелярии были сходны с военными судами по признаку заведомой временности существования. Различие между “кригсрехтами” и следственными комиссиями “образца 9 декабря” заключалось в том, что в последних отсутствовали аудиторы, но при этом имелась стационарная канцелярия. 12 Нормативной базой деятельности “майорских” канцелярий явились утвержденные Петром I особые наказы, врученные 9 декабря 1717 г. каждому из “презусов”. В наказах (несомненно идентичных друг другу) регламентировались, в первую очередь, процессуальные аспекты деятельности канцелярий, а также их статус и компетенция. Исключительно следственный характер компетенции “майорских” канцелярий обуславливался, в первую очередь, положением о том, чтобы “самому [презусу] … никаких дел не кончать и эксекуцей не чинить”. Из всех (как минимум, шести) наказов, подписанных царем (заодно с реестрами уголовных дел) 9 декабря, сохранился единственный – полученный гвардии капитаном Г.И. Кошелевым: РГИА, ф. 1329. Именные указы Сенату, оп. 1, кн. 27, л. 68-68 об. Публикацию этого многообразно примечательного законодательного акта см.: “Розыскать накрепко, правдою, без всяких приказных крючков”: Указы Петра I, Екатерины I и Сената в области судоустройства и уголовной политики. 1716 – 1726 гг. / Публ. подг. Д.О. Серов // Исторический архив. 2000, № 6. С. 202. 13 См. реестр дел канцелярии С.А. Салтыкова от декабря 1717 г.: РГАДА, ф. 248, кн. 51, л. 30-31. Помимо С.А. Колычева, под следствие канцелярии был отдан сенатор П.М. Апраксин. Специальное (хотя и весьма фрагментарное) освещение деятельности канцелярии Семена Салтыкова в литературе см.: Веретенников В.И. История Тайной канцелярии Петровского времени. Харьков, 1910. С. 50-51. 14 РГВИА, ф. 2583. Преображенский полк, оп. 1, № 41, л. 115; № 47, л. 1; Надгробные надписи, находящиеся в Никитском девичьем монастыре // Древняя Российская вивлиофика. М., 1791. Ч. 19. С. 370. 15 Асессорский состав канцелярии С.А. Салтыкова со временем претерпел изменения: Иван Горохов в 1720 г. скончался, а Алексей Панин 10 февраля 1720 г. получил должность смоленского вице-губернатора (РГАДА, ф. 248, кн. 1886, л. 39 об.). Новые лица на их места, кажется, не определялись. Проработавший в канцелярии весь период ее существования Дормидонт Голенищев-Кутузов 1 января 1719 г. был произведен в капитаны и назначен командиром 10 роты Преображенского полка (РГВИА, ф. 2583, оп. 1, № 84, л. 46). 16 Некоторые подробности о процессе С.А. Колычева см.: Воронежские губернаторы… С. 36-37. Относительно внешних обстоятельств вице-губернаторства подследственного Степана Колычева можно упомянуть, что приговором Сената от 1 февраля 1720 г. Степану Андреевичу предоставлялся отпуск сроком на месяц для поездки в Нежен (РГАДА, ф. 248, кн. 1885, л. 29). 17 Там же, кн. 1887, л. 70. Предписание о немедленном прибытии в столицу С.А. Колычев по существу не исполнил. Согласно подготовленной в Сенате в 1721 г. Выписке, Степан Андреевич появился в Петербурге только 6 июля (Там же, кн. 50, л. 16 об.). Опоздание Степана Колычева было, возможно, связано с происшедшим 14 апреля 1721 г. опустошительным пожаром в его подмосковной вотчине селе Воскресенском (Там же, л. 13). 18 Помещенный в “Полном собрании законов” указ о проведении всероссийского смотра дворян (с поручением организовать это мероприятие С.А. Колычеву) датирован 30 июля 1721 г. (Полное собрание законов… Т. 6. С. 411). В действительности, как явствует из упомянутой сенатской Выписки, указ Петра I о проведении смотра (и о назначении Степана Колычева) состоялся 23 июля 1721 г., а 30 июля был оформлен основанный на именном указе приговор Сената (РГАДА, ф. 248, кн. 50, л. 16 об.). Стоит добавить, что 17 августа 1721 г. Сенат распорядился об укомплектовании создававшейся при С.А. Колычеве особой канцелярии личным составом. В подчинение к Степану Андреевичу поступили в частности подполковники Михаил Богданов и Никифор Львов, стольник Григорий Батурин, дьяки Михаил Волков и Василий Ключарев (Там же, кн. 1887, л. 268). 19 Законодательные акты Петра I / Сост. Н.А. Воскресенский. М. – Л., Т. 1. С. 248, 253. Характер взаимоотношений С.А. Колычева и Ф.М. Апраксина вполне иллюстрирует тот факт, что когда у Степана Андреевича в 1720 г. родился четвертый сын, то, извещая об этом Федора Апраксина, вице-губернатор не преминул подчеркнуть свое желание, чтобы все его сыновья были столь же верными “услужниками” фамилии Апраксиных, как и он сам (Описание дел архива Морского министерства… Т. 2. С. 438). 21 РГАДА, ф. 1451. Именные указы Петра I Сенату, кн. 13, л. 394-395 об. Президентом Юстицколлегии на место Степана Колычева 29 апреля 1722 г. был назначен П.М. Апраксин, герольдмейстером 2 мая – И.Н. Плещеев (Там же, л. 362, 368). 22 Еще один касавшийся С.А. Колычева криминальный эпизод миновал следственную канцелярию С.А. Салтыкова. 25 августа 1720 г. обер-фискал А.Я. Нестеров подал в Юстицколлегию доношение с обвинением вице-губернатора в подлоге документов в деле о бегстве в 1713 г. крестьянина Алексея Никифорова. К доношению прилагались полученные оберфискалом от дьяка Ивана Чашникова вещественные доказательства – оформленная задним числом челобитная Степана Андреевича и его “советное” письмо тамбовскому коменданту Никите Полтеву. Распоряжением Юстиц-коллегии от 30 августа 1720 г., разбирательство дела поручалось Воронежскому надворному суду “при фискале”. Однако, как показала произведенная в 1723 г. проверка, уже оформленный коллежский указ не был даже отправлен в Воронеж, а так и остался лежать в деле. На допросе 17 августа 1723 г. имевший в своем повытье злосчастное дело канцелярист Василий Заводин пояснил, что “тот указ… написан был Воронежского надворного суда судьями. А их, судей, в то время и после того… близ года в том суде не было…” (Там же, ф. 285. Юстиц-контора, оп. 1, кн. 5952, № 157, л. 1-2, 6). Справедливости ради надо сказать, что Воронежский “гофгерихт” начал работу в самом деле с большим запозданием, последним из российских надворных судов (Богословский М.М. Областная реформа Петра Великого: Провинция 1719 – 27 гг. М., 1902. С. 186). 23 Согласно сенатских протоколов 1722 г., доклад С.А. Салтыкова с наложенной высочайшей резолюцией был представлен сенаторам лично Семеном Андреевичем 18 мая 1722 г. (РГАДА, ф. 248, кн. 1888, л. 311 об.). Учитывая, что 13 мая Петр I отбыл из Москвы (где тогда находился и Сенат) в Персидский поход, следует предположить, что вынесение решения по докладу Семена Салтыкова состоялось уже где-то в пути, и не позднее 15-16 мая. 24 О судебной компетенции Сената в первой четверти XVIII в. см., в первую очередь: Петровский С.А. О Сенате в царствование Петра Великого: Историко-юридическое исследование. М., 1875. С. 245-260; Филиппов А.Н. Правительствующий Сенат в царствование Петра Великого // История Правительствующего Сената за двести лет. 1711 – 1911. СПб., 1911. Т. 1. С. 326-331. Систематический обзор судебно-следственной деятельности Сената за 17211722 гг. см.: Серов Д.О. Забытое учреждение Петра I: Вышний суд (1723-1726 гг.) // Российское самодержавие и бюрократия: Сб. статей в честь Н.Ф. Демидовой. М., 2000. С. 233-234. 25 См. судное дело М.П. Гагарина 1721 г.: РГИА, ф. 1329, оп. 1, кн. 17. Между прочим, в известном указе от 11 марта 1721 г., по которому Матвей Гагарин был отдан под суд Сената, Петр I отнюдь не настаивал на ускоренном проведении процесса. В указе говорилось лишь о том, чтобы “дела плута Гагарина… слушать, которые важные” (Там же, л. 2; Письма, указы и записки Петра I / Под ред. А.Ф. Бычкова // Сб. РИО. СПб., 1873. Т. 11. С. 420). 26 РГАДА, ф. 248, кн. 1888, л. 348-348 об. На заседании 12 ноября 1722 г. сенатор П.П. Шафиров, ссылаясь на мнение генерал-прокурора П.И. Ягужинского, предлагал в связи с делом Степана Колычева истребовать в Сенат материалы следствия И.С. Чебышева. По этому вопросу, однако, так и не было принято никакого решения (Там же, л. 634). 27 Там же, л. 450 об., 459, 467, 572 об. – 573. Поводом для перевода С.А. Колычева под домашний арест послужило трагическое событие – последовавшая 7 августа кончина его жены. 28 Там же, кн. 1891, л. 302 об.-303; ф. 9, отд. 1, кн. 58, л. 390-390 об. (“Пункты памятные” С.А. Салтыкова от [марта 1723 г.]). В “Пунктах” Семен Андреевич напрямую обвинил сенаторов в потворстве С.А. Колычеву. Особое негодование гвардии майора вызвало упоминавшееся решение Сената об ознакомлении Степана Колычева с материалами следственного дела. Стоит заметить, что ситуация противостояния следственной канцелярии и Сената не являлась для 1723 г. удивительной. Подотчетные, как уже говорилось, непосредственно верховной власти канцелярии порой откровенно игнорировали высшее правительственное учреждение. Как грустно разъясняли сенаторы коллегам из Святейшего Синода в ведении от 26 октября 1722 г., в “майорских” канцеляриях “дела следуютца по собственному его императорского величества указу…и по тем делам следуют… не предлагая Правителствующему Сенату” (Там же, ф. 248, кн. 1889, л. 716 об.). 20 Там же, кн. 1935, л. 11-11 об., 14 – 14 об., 23. Сенатские заседания прошли 15, 17 и 29 января. Из числа коллежских президентов в заседаниях приняли участие И.Ф. Бутурлин, А.Л. Плещеев, М.А. Сухотин и А.Я. Новосильцев. 30 См. челобитную С.А .Колычева Екатерине Алексеевне от 19 апреля 1724 г.: Там же, ф. 9, отд. 2, кн. 69, л. 259-259 об. В челобитной С.А. Колычев вновь признавал вину по всем ранее выдвинутым против него обвинениям (кроме хищения 10 тысяч рублей) и просил об освобождении из-под стражи. 31 Там же, ф. 248, кн. 1938, л. 16. Решение о передаче дела С.А. Колычева в судебное производство коллежским президентам мотивировалось тем, что оно “еще конечного изследования не имеет, а в Сенате за другими многими делами ко окончанию не достает времяни…” 32 Там же, кн. 1939, л. 47. Остальные свидетели и обвиняемые по делу С.А. Колычева (в частности дьяк Василий Ключарев и четверо воронежских целовальников) были освобождены из-под стражи и из-под подписки о невыезде из Петербурга, по распоряжению Сената от 15 февраля 1725 г. (Там же, кн. 1938, л. 44). Некоторые подробности о вступлении Степана Колычева в должность генерал-рекетмейстера см.: Померанцев М.С. Генерал-рекетмейстер и его контора в царствование Петра Великого // Русский архив. 1916, № 5-6. С. 244. Остается добавить, что для автора поныне труднообъясним дальнейший зигзаг в карьере Степана Андреевича (назначение в мае 1725 г. комисаром на турецкую границу, а в августе – и вовсе на китайскую). Может, Семен Салтыков не стерпел нового возвышения недавнего своего подследственного? 33 См. поныне не вводившееся в научный оборот авторизованное Описание служб Ф.М. Апраксина, составленное в 1715 г. для его графского диплома: РГАДА, ф. 154. Жалованные грамоты, оп. 2, № 98, л.18. 34 Некоторые подробности “подрядной аферы” в литературе см.: Павленко Н.И. Александр Данилович Меншиков. М., 1984. С. 97-99. 35 О роли А.Я. Нестерова в разоблачении аферы см. в интереснейшем “Реестре делам, кои учинены в прибыль его императорскому величеству и всему государству Алексеем Нестеровым” 1722 г.: РГАДА, ф. 9, отд. 1, кн. 58, л.76 об. 36 См. выписку из письма Ф.А. Соловьева брату О.А. Соловьеву [1714 г.]: РГИА, ф. 1329, оп. 1, кн. 27, л. 286 об. В описываемое время Федор Соловьев являлся “маршалком” А.Д. Меншикова, Осип Соловьев – российским торговым представителем в Амстердаме. 37 Походный журнал 1714 года. СПб., 1854. С. 79, 144, 148. 38 В переписке главы следственной канцелярии В.В. Долгорукова упоминается о некоей “повинной челобитной” Федора Апраксина, находившейся в канцелярии, а затем возвращенной генерал-адмиралу. Судя по всему, речь шла о челобитной, поданной Федором Матвеевичем в связи с “последним” делом (см. письмо Василия Долгорукова Г.И. Кошелеву от 19 апреля 1716 г.: РГВИА, ф. 2583, оп. 1, № 24, л. 4). 39 Там же, л. 4 об.; Описание дел архива Морского министерства… Т. 2. С. 253, 335. 40 Там же. С. 334. Эпизод со шкафом орехового дерева вскрылся в ходе расследования канцелярией П.М. Голицына уголовного дела по обвинению К.А. Нарышкина в массовом расхищении имущества жителей новозавоеванного Дерпта (РГАДА, ф. 248, кн. 51, л. 36 об.). Соприкасавшийся с бывшим нарвским обер-комендантом в 1722 г. Ф.В. Берхгольц отметил между иного, что подмосковный дом Кирилла Нарышкина “большей частью украшен вещами, награбленными в Дерпте, даже раскрашенные оконные рамы оттуда и до сих пор сохранили имена и гербы своих прежних владетелей…” (Дневник камер-юнкера Ф.В. Бергольца. 17211725. М., 1902. Ч. 2. С. 172). 41 См. целиком посвященный Ф.М. Апраксину п. 7 упомянутого доклада С.А. Салтыкова Петру I: РГАДА, ф. 1451, кн. 13, л. 395 об. Федору Апраксину инкриминировалось принятие от С.А. Колычева двух серебряных сосудов, некоего “патрета золотого с алмазы”, бархатного кафтана и различных тканей. Согласно объяснений Федора Матвеевича, один сосуд он поднес царю, другой – поставил в служебном помещении, золотой же портрет взял “для случающихся награжденей”. Часть тканей, по словам генерал-адмирала, он передал А.Д. Меншикову, а за остальную часть и за кафтан Федор Апраксин изъявил готовность выплатить необходимую компенсацию. 42 Там же, ф 248, кн. 51, л. 13-13 об. В свете данных нельзя не признать явной натяжкой (хотя и обусловленной жанром) фрагмент надгробной надписи на могиле Г.П. Чернышева, гласившей, что покойный “служил Отечеству… без всякого подозрения и порока” ( [Сантов В.И.] Петербургский некрополь. СПб., 1908. Т. 4. С. 476). 29 Указы, письма и бумаги Петра Великого. С. 449. По причудливому совпадению, руководство переписью в соседней Петербургской губернии было поручено Михаилу Волкову. 44 Бантыш-Каменский Д.Н. Историческое собрание списков кавалерам четырех российских императорских орденов. М., 1814. С. 39. Между прочим, 21 мая орден получил и все тот же М.Я. Волков. Иного примера одновременного вручения идентичной награды совсем недавним следователю и подследственному автору неизвестно. 45 Современные версии биографий И.М. Лихарева и Е.И. Пашкова см.: Воронежские губернаторы…С. 53-57, 60-63 (статьи Н.А. Комолова). 46 См. челобитную И.М. Лихарева от апреля 1725 г.: РГАДА, ф. 9, отд. 2, кн. 75, л. 212. 47 РГВИА, ф. 2583, оп. 1, № 47, л.8 об.; № 84, л.34. 48 РГАДА, ф. 248, кн. 51, л. 41-42. Третьим асессором канцелярии И.И. Дмитриева-Мамонова стал одногодок Е.И. Пашкова поручик Семеновского полка И.И. Бахметев. 49 Многие подробности о разоблачении М.П. Гагарина и о следствии над ним см.: Акишин 43 М.О. Полицейское государство и сибирское общество: Эпоха Петра Великого. Новосибирск, 1996. С. 142-150, 191-199. Полное собрание законов… Т. 5. С. 616. Публикацию значительной подборки документов о сибирской миссии И.М. Лихарева 1719-1720 гг. см.: Памятники истории XVIII века / Под ред. А.Г. Тимофеева. СПб., 1885. Кн. 2. С. 182-209. Интереснейшие детали похода Ивана Михайловича вверх по Иртышу и основания им Усть-Каменогорска читаются в опубликованном С.М. Троицким послужном списке 1753 г. участники похода А.А. Зыбина (Троицкий С.М. Сибирская администрация в середине XVIII в. // Вопреки истории Сибири досоветского периода. Новосибирск, 1973. С. 318-319). 51 РГАДА, ф. 9, отд. 2, кн. 41, л.338-343 об., 360-362 об. 52 РГВИА, ф. 2584, оп. 1, № 43, л. 2 об. Что касается Е.И. Пашкова, то он еще 1 января 1719г. был произведен в капитаны Преображенского полка (Там же, ф. 2583, оп. 1, № 47, л. 8 об.). 53 РГАДА, ф. 1451, кн. 13, л. 278; Законодательные акты Петра I. С. 250. Наряду с Е.И. Пашковым кандидатом в прокуроры Военной коллегии рассматривался командир Карпогольского драгунского полка полковник И.В. Болтин. 54 См. распоряжение П.И. Ягужинского Е.И. Пашкову от 22 июня 1722 г.: РГАДА, ф. 248, кн. 274, л. 21. 55 См. повинные С.Ф. Попцова от 28 и 31 августа 1722 г.: Там же, л. 678-724 об. 56 Подробнее о Розыскной конторе Вышнего суда см.: Серов Д.О. Забытое учреждение Петра I. С. 226-227. 57 РГАДА, ф. 248, кн. 273, л. 683-689, л. 715-717 об.; кн. 274, л. 1026-1028, 1441-1442. 58 Стоит отметить, что в случае с С.Ф. Попцовым единственный раз решение суда не совпало с мнением автора обвинительного заключения. Дело в том, что Е.И. Пашков предложил – в признание сотрудничества Саввы Федоровича со следствием – в качестве санкции назначить бывшему провинциал-фискалу два года каторжных работ с последующей ссылкой (Там же, л. 1028). 59 Река времени: Книга истории и культуры. М., 1996. Кн. 4. С. 320. 50
