Как победила революция
реклама
Как победила революция Джон Адаме, второй Президент Соединенных Штатов, как-то заявил, что история Американской революции началась в 1620 году. «Революция совершилась еще до начала войны, ― пишет он. ― Революция происходила в сердцах и умах людей». Принципы и чувства, которые в конце концов привели к восстанию, добавляет Джон Адаме, «зародились два века назад, и искать их надо в истории страны, с того времени, когда появилась в Америке первая плантация». Однако открытое расхождение между Англией и Америкой началось в 1763 году. Прошло более полутораста лет с тех пор, как в Джемстауне, в Вирджинии, обосновалось первое постоянное поселение. Колонии быстро росли и развивались в экономическом и культурном отношениях. У них уже накопилось достаточно опыта в самоуправлении. Число колонистов превышало во второй половине XVIII столетия полтора миллиона, тогда как в 1700 году общее население составляло всего 250 тысяч. До 1763 года Великобритания не выработала определенной политики в отношении своих колониальных владений. Англия придерживалась меркантилистического принципа: колонии должны снабжать метрополию сырьем, но не конкурировать с ней в промышленном производстве. Однако такая политика проводилась непоследовательно, да и сами колонисты не думали, что они представляют составную часть единого государственного целого. Скорее они считали себя отдельными государствами, вроде самой Англии, или содружеством государств и поддерживали слабую связь с лондонским правительством. Время от времени Англия предпринимала шаги с целью более полного экономического и политического подчинения колоний своей воле и своим интересам. Но колонисты в большинстве были настроены против такого подчинения. А мысль о том, что колонии от метрополии отделяют пять тысяч километров, оказывала успокоительное действие на страх возможного наказания за неповиновение. Все в новой обстановке способствовало тому, чтобы колонисты забыли о власти английского правительства. Они даже не чувствовали ее необходимости. Принципы их политической организации в значительной степени остались такими же, какими были в Англии. Но бесчисленные законы, необходимые для поддержания порядка при сложной структуре английского общества, оказались устарелыми и ненужными в редко заселенных лесах Америки. Место старых законов заняли законы новые, выработанные самими колонистами. Не имея особой причины опасаться правительства метрополии и часто обходясь вообще без него, колонисты привыкли сами защищать себя, а так как они питали сильнейшее отвращение ко Всяким ограничениям, то были «склонны исполнять законы, когда и как им заблагорассудится, или совсем не исполнять их». С самого начала колонисты пользовались правами, завоеванными англичанами в длительной борьбе за политическую свободу. Эти права были формально подтверждены, например, первой Вирджинской грамотой, провозглашавшей, что английским колонистам предоставляются все свободы и привилегии, включая неприкосновенность личности, «как если бы они родились и жили в пределах нашего королевства Англии». Колонисты должны были пользоваться всеми благами, обеспечиваемыми Великой хартией вольностей и британским «общим правом». Первое время поселенцы полностью пользовались своими правами, так как английский король самовластно принятым решением объявил колонии неподведомственными парламенту. В последующие годы короли были слишком заняты происходящей тогда в Англии борьбой, завершившейся пуританской революцией, и им было не до колонистов. А прежде чем парламент смог заняться устройством колоний в соответствии со своей имперской политикой, они уже прочно сорганизовались и процветали. С того дня, когда колонисты высадились на новом континенте, они начали строить свою жизнь, руководствуясь законами и конституцией Англии, Колонисты создавали законодательные органы, учреждали представительную систему правления, осуществляли гарантированную английским правом свободу личности. Но в дальнейшем законодательство приобретало все более американский характер, и колонисты обращали все меньше внимания на практику и прецеденты, существовавшие в Англии. Однако свобода от правительственного контроля была достигнута колонистами не без борьбы. Колониальная история изобилует конфликтами между избираемыми народом ассамблеями и назначаемыми королем губернаторами, являвшимися в глазах колонистов живым воплощением королевских прерогатив и постоянной угрозой колониальным свободам. Все же колонистам часто представлялась возможность свести к нулю власть королевских губернаторов, потому что последние, как правило, не получали другого содержания, помимо ассигнуемого законодательными собраниями. Иногда губернаторы получали предписания давать выгодные должности и хорошие земли влиятельным колонистам, чтобы заручиться их поддержкой при проведении угодных королю мероприятий. Но нередко случалось, что, получив доходную должность, чиновник-колонист продолжал оставаться ярым сторонником колониальных интересов. „ Постоянные столкновения между губернаторами, символизировавшими принцип монархизма и внешнего контроля, и ассамблеями, воплощавшими принцип демократизма и самоуправления, начинали все больше привлекать внимание колонистов к расхождению интересов Америки и Англии. Со временем ассамблеи присвоили себе функции губернаторов, а также их советов, члены которых тщательно подбирались из колонистов, зареко-мендоваших себя послушными сторонниками королевской власти.. Постепенно центр управления заокеанскими владениями переместился из Лондона в главные города американских провинций. В начале семидесятых годов XVIII века отношения между колониями и метрополией резко изменились. Главную роль в развернувшихся событиях сыграло изгнание французов с континента Северной Америки. В период, когда англичане заселяли прилегавшие к Атлантическому побережью земли, устраивали там фермы и плантации и строили города, французы насаждали в Канаде, в долине реки Св. Лаврентия, поселения иного характера. Франция посылала в Канаду не столько колонистов, сколько исследователей-землепроходцев, миссионеров и торговцев пушниной. Французы захватили также долину реки Миссисипи и, неуклонно проводя линию фортов и торговых факторий, создали огромную империю, имевшую форму полумесяца и простиравшуюся от Квебека на северо-востоке до Нового Орлеана на юге. Франция стремилась изолировать англичан на узкой полосе земель к востоку от Аппалачских гор. Англичане долгое время сопротивлялись такому, по их мнению, «посягательству на их права со стороны французов». Начиная с 1613 года шли непрерывные стычки между французами и английскими колонистами. В пятидесятых годах XVIII столетия англо-французский конфликт вступил в последнюю фазу. После заключения Ахенского мира в 1748 году, французы усилили свои позиции в долине реки Миссисипи. В это же время ускорилось и продвижение англичан через Аллеганские горы. Так началось состязание за захват одной и той же территории, которое в 1754 году привело к вооруженному столкновению. В нем участвовали, с одной стороны, вирджинская милиция под командованием двадцатидвухлетнего Джорджа Вашингтона, а с другой ― отряд французской регулярной армии. Последовавшая за этим столкновением война с французами и индейцами должна была навсегда решить: кто будет господствовать в Северной Америке ― французы или англичане. Никогда необходимость сплочения английских колонистов и согласованности их действий не была столь велика, как во время этой войны. Франция угрожала не только Британской империи, но и американским колониям. Имея в своих руках долину реки Миссисипи, французы могли воспрепятствовать экспансии американских колонистов на запад, то есть закрыть им доступ к источнику материальной и физической мощи колоний. Правительства Канады и Луизианы не только окрепли, но и повысили свой престиж среди индейцев. Даже ирокезы, традиционные союзники англичан, стали отпадать от своих старых друзей, и каждый англичанин-колонист, хорошо разбиравшийся в политике и в индейских делах, понимал, что для предотвращения надвигавшейся катастрофы потребуются радикальные меры. При создавшемся положении, Британская торговая палата, куда посту пали донесения об ухудшавшихся отношениях с индейцами, приказала губернатору Нью-Йорка созвать собрание ирокезских вождей и представителей колоний для выработки общего договора. В июне 1754 года делегаты Нью-Йорка, Пенсильвании, Мэриленда и Новой Англии встретились в городе Олбани с вождями ирокезов. Индейцы изложили свои жалобы, и делегаты составили отчет, в котором признавали справедливость этих жалоб и рекомендовали надлежащие меры. Однако при разрешении индейской проблемы эта конференция вышла за пределы намеченной работы. Делегаты высказались за союз между американскими колониями, как «меру, абсолютно необходимую для их сохранения», и одобрили План союза, составленный Вениамином Франклином. Согласно Плану, король назначал президента, который должен был управлять совместно с советом, состоящим из делегатов, избираемых ассамблеями, причем число делегатов, посылаемых той или другой колонией, было пропорционально ее финансовому вкладу в общую казну. Правительство должно было ведать всеми британскими делами на западной границе: заключением договоров с индейцами, торговлей, обороной и колонизацией. Но План был отвергнут, так как колонии не хотели уступить постороннему для них центральному органу ни своих прав на введение налогов, ни контроля над развитием колонизации на западе. Поддержка, оказанная колонистами англичанам в войне французов и индейцев, не была ни систематической, ни достаточно энергичной, потому что колонисты не считали себя обязанными выполнять долг перед королем. И даже та помощь, какую оказали некоторые колонии, была несущественной из-за отсутствия более глубоких побуждений. В глазах колонистов, происходившая война была войной между Англией и Францией за расширение империй. Они не испытывали угрызений совести, когда британское правительство было вынуждено послать в Америку большой контингент регулярных войск. Хладнокровно отнеслись они и к тому, что войну выиграли «красные мундиры», а не колониальные войска. Колонисты со спокойной совестью продолжали вести торговлю, которая, по существу, была торговлей с неприятелем. Несмотря на слабую помощь со стороны колоний и поражения, испытанные англичанами вначале, превосходство стратегической позиции и компетентное военное руководство в конечном счете привели Англию к полной победе. После восьми лет войны, Канада и верхняя часть долины реки Миссисипи были окончательно завоеваны, и мечты французского правительства об основании в Северной Америке французской империи развеялись как дым. Англия восторжествовала над французами не только в Америке, но и в Индии и во всем колониальном мире. Теперь Великобритания вплотную столкнулась с проблемой, на которую до сих пор не обращала особого внимания, ― с проблемой империи, организации приобретенных огромных владений в систему, которая бы облегчила оборону, примирила несходные интересы различных народов и стран и распределила более равномерно бремя расходов по управлению империей. В одной лишь Северной Америке заокеанские владения Англии более чем удвоились. К занятой колонистами узкой прибрежной полосе прибавились безграничные просторы Канады и территория между рекой Миссисипи и Аллеганскими горами, представлявшая сама по себе целую империю. Население, среди которого до сих пор преобладали английские протестанты или англизированные под их влиянием европейцы, пополнилось теперь католиками-французами и большим числом индейцев, частично обращенных в христианство. Оборона и управление новыми территориями, не говоря уже о старых, требовали больших расходов и многочисленного контингента людей. Старая колониальная система, в которой фактически отсутствовала какая бы то ни была система, явно не отвечала требованиям создавшегося положения. Даже в трудное время войны ― войны, угрожавшей самому существованию колоний, ― она оказалась неспособной обеспечить поддержку колонистов. Чего же можно было ожидать от нее в мирное время, когда колониям не угрожала никакая опасность? Как ни была очевидна, с точки зрения Великобритании, необходимость в новой имперской системе управления колониями, обстановка в Америке отнюдь не благоприятствовала переменам. Колонии, привыкшие к сравнительно большой независимости, находились в той стадии развития, когда требовалось расширение свободы, а не ее ограничение, особенно ввиду устранения угрозы со стороны Франции. Введение новой системы и усиление контроля над колониями вызвали конфликт между государственными деятелями Англии и колонистами, воспитанными в духе самоуправления и независимыми, не терпевшими вмешательства предприимчивыми торговцами; в свои дела: политически сознательными ремесленниками; плантаторами, гордо отказывавшимися подчиняться приказам короля; фермерами, жившими в горных районах и мало знакомыми интересовавшимися с имперскими ими; законами колониальными и еще меньше ассамблеями, весьма чувствительными ко всяким ограничениям законных, по их мнению, прав. Очень немногие колонисты интересовались Британской империей как таковой. За исключением незначительного меньшинства, все колонисты были преисполнены твердой решимости идти своей дорогой и по-своему строить жизнь в той Америке, которая стала их новой родиной. Одной из первых проблем, к решению которой приступила Великобритания, была организация территорий, приобретенных в глубине страны. Завоевание Канады и долины реки Охайо поставило перед англичанами задачу: установить такую систему управления и проводить такую земельную и религиозную политику, которая не восстанавливала бы живущих там французов и индейцев против Англии. Но здесь ей пришлось столкнуться с интересами прибрежных колонистов, которые, вследствие быстро возраставшего населения, намеревались сами эксплуатировать приобретенные территории. Колониям нужна была земля. Основываясь на дарованных им грамотах, они требовали расширения владений и в своих притязаниях доходили вплоть до реки Миссисипи. Уверенные в том, что новые завоеванные земли принадлежат им, колонисты непрерывным потоком шли через горные проходы. Британское правительство опасалось, как бы заселение пионерами новых земель не вызвало столкновений с индейцами. Англия считала, что землеустройство индейцев требует времени и что колонистам следует предоставлять земли постепенно. Поэтому в 1763 году королевская прокламация резервировала для индейцев всю «западную территорию», расположенную между Аллеганскими горами, Флоридой, рекой Миссисипи и Квебеком. Так одним росчерком пера королевское правительство попыталось отменить земельные притязания тринадцати колоний и так же, как в свое время французы, остановить продвижение поселенцев на запад. Хотя указ короля практически не применялся, негодующие колонисты усмотрели в нем высшее пренебрежение к их самому элементарному праву ― праву по мере надобности занимать западные земли. Более серьезной по своим последствиям оказалась новая финансовая по литика Англии. Возросшие имперские расходы требовали больших средств, и если английские налогоплательщики оказывались не в состоянии обеспечить их, на колонистов возлагалась обязанность пополнять государственные фонды. Но поступление денег из колоний могла обеспечить лишь более централизованная система управления, возможная только при отмене автономии. Первым шагом, ознаменовавшим введение новой системы, был Сахарный закон, принятый в 1764 году с единственной целью повысить доходы от колоний. Этот закон заменил регулирующее торговлю мероприятие, так называемый Паточный закон 1733 года, который установил запретительную (правда, далеко не всегда взимаемую) пошлину на импорт патоки в колонии из стран, не входивших в Британскую империю. Сахарный закон снизил пошлину на импортную патоку, но ввел налоги на сахар, вино, шелк, кофе и другие предметы роскоши. Таможенным чиновникам вменялось в обязанность более строго следить за проведением в жизнь Сахарного закона. Британские военные корабли, плававшие в американских территориальных водах, получили инструкцию задерживать контрабандистов, а королевским чиновникам предоставлялось право «действовать именем короля», то есть производить обыски в подозрительных помещениях. Недовольство коммерсантов Новой Англии вызывалось не так самой пошлиной, как мерами, вводимыми в целях ее эффективного применения. Это было явлением, совершенно новым для колонистов. В течение многих лет жители Новой Англии привыкли ввозить большие партии патоки из вест-индских владений Франции и Голландии без оплаты пошлиной. По их мнению, уплата даже самой небольшой пошлины могла привести к разорительным для них последствиям. «Один-единственный акт парламента, — писал Джемс Отис, один из ранних патриотов, — заставил людей передумать за шесть месяцев больше, чем они передумали за всю свою жизнь». Торговцы, законодательные органы, городские управления протестовали против этого закона, а колониальные адвокаты, как например Самуэл Адаме, усмотрели в законе первый намек на «налогообложение без согласия представителей». Это стало лозунгом, который привлек многих на сторону патриотов, боровшихся против метрополии. В том же году парламент принял Денежный закон, чтобы «с этих пор воспретить в какой-либо из колоний Его Величества выпуск бумажных денежных знаков, каковые в противном случае не будут иметь хождения». В колониях всегда ощущался недостаток в денежных знаках, и потому Денежный закон создавал новые затруднения. Одинаково предосудительным, с точки зрения колонистов, оказался и принятый в начале 1765 года Закон о постое, обязывавший колонии, в которых были раскартированы королевские войска, обеспечивать их помещением и продовольствием. Как ни возмущались колонисты перечисленными выше мероприятиями, их организованное сопротивление вызвал лишь последний из законов, имевших целью ввести новую систему управления колониями, ― знаменитый Закон о гербовом сборе, предусматривавший обложение особым налогом всех газет, листовок, памфлетов, а также лицензий, контрактов и других юридических документов. Получаемые суммы должны были расходоваться исключительно на «оборону, защиту и укрепление колоний». Только американцы могли назначаться агентами по сбору гербового налога, и его бремя было распределено так равномерно и казалось столь малоощутимым, что закон прошел в парламенте без особых дебатов. Однако все 13 колоний встретили Закон о гербовом сборе с негодованием, изумившим умеренно настроенных граждан. Особенно неблагоприятным следствием закона было то, что он вызвал враждебное отношение со стороны самых активных и влиятельных колониальных кругов ― духовенства, журналистов, адвокатов, торговцев и промышленников. Кроме того, он в одинаковой мере касался всех колоний―северных, центральных и южных. Вскоре богатые торговцы, каждая накладная которых облагалась теперь гербовым сбором, объединились и образовали ассоциации по бойкоту импорта. Коммерция временно замерла. Летом 1765 года торговля с метрополией резко сократилась. Видные представители колоний организовали общество «Сыны свободы», и вскоре политическая оппозиция перешла в открытое сопротивление. Возбужденные толпы проходили по улицам Бостона. От Массачусетса до Южной Каролины колонисты нарушали новый закон, заставляли неудачливых налоговых агентов отказываться от должности и уничтожали ненавистные гербовые марки. Огромное значение Закона о гербовом сборе заключалось в том, что, наряду с усилением революционного сопротивления, он заставил колонистов сформулировать соответствовавшую американским условиям точку зрения на взаимоотношения колоний с метрополией. Так, по инициативе резолюций, Патрика Генри, заклеймивших Вирджинская обложение ассамблея налогом приняла без ряд согласия представителей как опасное беспрецедентное новшество и угрозу свободам колонии. Несколько дней спустя Массачусетская палата предложила всем колониям прислать делегатов на конгресс в Нью-Йорк для рассмотрения положения, создавшегося из-за Закона о гербовом сборе. Конгресс, собравшийся в октябре 1765 года, был первым межколониальным собранием, созванным по инициативе американцев. Двадцать семь смелых, талантливых делегатов, представлявших девять колоний, воспользовались создавшейся возможностью и мобилизовали общественное мнение против вмешательства английского парламента в американские дела. После длительных дебатов конгресс принял ряд резолюций, сводившихся к тому, что «согласно конституции никакие налоги никогда не вводились и никем не могут быть введены, помимо законодательных органов колоний», и что Закон о гербовом сборе имеет явную тенденцию «попрать права и свободы колонистов». Возникшая таким образом конституционная проблема в основном касалась вопроса о представительстве. С точки зрения колоний не было оснований считать их представленными в английском парламенте, так как они не посылали депутатов в Палату общин. Но это утверждение расходилось с ортодоксальным английским принципом «юридического представительства», то есть представительства групповых интересов, а не отдельных местностей. Большинство английских государственных деятелей считали, что парламент ― имперский орган и что его полномочия распространяются одинаково на метрополию и на колонии. Парламент мог принимать законы как для Массачусетса, так и для любого графства Англии. Но американские лидеры возражали, что вообще нет «имперского» парламента и что единственно законные узы только те, которые связывают колонии с королем. Король дал согласие на организацию заморских колоний, он же дал колониям и правительства. Колонисты соглашались, что король является одновременно королем и Англии и Массачусетса, однако они настаивали на том, что у парламента не больше полномочий издавать законы, обязательные для Массачусетса, чем у Массачусетса ― принимать постановления, обязательные для Англии. Если королю нужны от колонии деньги, он может испросить соответствующую сумму, но британские подданные, где бы они ни жили ― в Англии или в Америке, ― могут облагаться налогом лишь с согласия их представителей. Естественно, члены английского возражениями парламента колонистов. не Тогда были склонны английские соглашаться коммерсанты с начали оказывать давление на парламент. Чувствуя последствия американского бойкота, они пустили в ход все свое влияние, чтобы вызвать движение за отмену закона, и в марте 1766 года парламент отменил Закон о гербовом сборе. Весть об этом колонии встретили с ликованием. Торговцы прекратили бойкот, «Сыны свободы» стихли, торговля вошла в обычное русло, и мир казался обеспеченным. Но это было только перемирие. В 1767 году последовал ряд новых мероприятий, и все спорные вопросы снова выступили на первый план. В тот год британский канцлер казначейства (министр финансов) Чарлз Таунзенд должен был составить для правительства новый бюджет. Стремясь достигнуть снижения налогов в Англии за счет боле строгого взыскания пошлин с американских товаров, Таунзенд нажал на таможенные управления и одновременно ввел пошлины на товары, которые Англия ввозила в колонии: краску, бумагу, чай, стекло и свинец. Таким путем предполагалось собрать средства, часть которых предназначалась для уплаты жалованья губернаторам, судьям, таможенным чиновникам и расквартированной в Америке британской армии. Другой предложенный Таунзендом закон уполномочивал высшие суды в колониях «действовать именем короля», то есть утверждал законное право производить обыски, столь ненавистные колонистам. Реакция, вызванная пошлинами Таунзенда, была не столь бурной, как при введении гербового сбора, но все же оказалась весьма сильной. Торговцы возобновили домотканные одежды, бойкот женщины импорта. Мужчины перестали пить облеклись чай, в учащиеся пользовались бумагой, изготовленной в колониях, дома оставались некрашенными. В Бостоне, где торговые круги были необычайно чувствительны ко всякому постороннему вмешательству, введение новых таможенных законов вызвало беспорядки. При сборе пошлин таможенные чиновники встречали сопротивление и грубые протесты со стороны населения. Для защиты таможенных властей было послано два полка. Присутствие английских войск в старом пуританском городе явилось постоянным поводом к беспорядкам, и 5 марта 1770 года неприязнь между горожанами и солдатами вылилась в открытый конфликт. Все началось с безобидного бросания снежков в «красные мундиры», но скоро толпа перешла к более агрессивным действиям. Солдатам было приказано открыть огонь, и четыре убитых бостонца остались на снегу. Случай этот дал агитаторам повод для начала кампании в целях усиления вражды к Англии. Названный «Бостонской бойней» инцидент расписывался самыми яркими красками в доказательство бессердечия и тирании Великобритании. Встретив столь энергичную оппозицию, английский парламент в 1770 году решил «произвести стратегическое отступление» и отменил все введенные Таунзендом налоги, за исключением пошлины на чай. Чайная пошлина была оставлена, ибо, как выразился Георг III, какой-нибудь налог должен всегда взиматься, чтобы поддержать самый принцип налогообложения. В глазах большинства колонистов действия парламента были мерой, направленной к «исправлению причиненного зла», и кампания против Англии почти прекратилась. Эмбарго на «английский чай» продолжало сохранять силу, но агитация против чайного налога велась в очень скромных масштабах, и далеко не все придерживались бойкота. В общем, ситуация складывалась благоприятно для отношений с империей. Благосостояние колоний возрастало, и большинство колониальных лидеров было склонно предоставить решение вопроса будущему. Казалось, что пассивность и инерция дают лучшие результаты, чем решительные меры. Преобладавшие в колониях умеренно настроенные элементы приветствовали наступление такой мирной полосы. Затишье продолжалось три года, в течение которых только одна группа энергично старалась поддержать огонь недовольства. Сравнительно небольшое число «патриотов», или «радикалов», считало, что победа над Англией была иллюзорной. Пока «чайная пошлина» сохраняла силу, оставался в силе и принцип власти парламента над колониями. В дальнейшем он мог быть применен в любое время и с самыми гибельными последствиями для колониальных свобод. Типичным среди патриотов был один из влиятельных и деятельных членов этой группы ― Самуэл Адаме из Массачусетса, знавший только одну цель в жизни: установление независимости от Англии. Окончив Гарвард ский колледж, Адаме посвятил себя общественной деятельности, занимая самые различные должности ― от сборщика налогов до председателя городского собрания. Неудачник в деловом мире, он проявил себя энергичным и талантливым политиком. Городские сходы Новой Англии были ареной его деятельности, а простые люди ― исполнителями планов. Он знал всех и пользовался доверием и поддержкой как рабочих судоверфей, так и пасторов, проповедовавших Евангелие. Его важнейшим достижением было то, что он освободил народ от благоговейного почтения к «вышестоящим» и заставил простых людей поверить в собственные силы. Оставалась вторая задача: пробудить у этих людей волю к действию. Адаме писал многочисленные статьи в газетах, на городских сходах и в провинциальном собрании он предлагал резолюции и произносил речи, взывавшие к демократическим чувствам народа. В 1772 году Адаме побудил городское собрание в Бостоне выбрать «Кор респондентский комитет» для изложения прав и жалоб колонистов, для сношений по этим вопросам с другими городами и для затребования от последних ответов. В короткое время эта идея получила широкое распространение. «Корреспондентские комитеты» были организованы почти во всех колониях и послужили основой, на которой вскоре возникли сильные революционные организации. В 1773 году Англия дала Адамсу и его единомышленникам желанный повод для усиления деятельности. Могущественная Ост-Индская компания, оказавшись в критическом финансовом положении, обратилась за помощью к британскому правительству и получила монополию на ввоз чая в колонии. Чайная пошлина, введенная ранее Таунзендом, вызвала со стороны колонистов бойкот импортного чая. После 1770 года контрабандная торговля до того увеличилась, что девять десятых потреблявшегося в Америке чая, хотя и были иностранного происхождения, но ввозились без пошлины. Компания решила продавать чай через своих агентов по ценам, значительно ниже существовавших, что делало контрабанду невыгодной и вместе с тем жестоко било по карману колониальных торговцев. Именно этот непродуманный шаг возмутил американских торговцев и снова объединил их с патриотами. Не только потеря чайной торговли, но и самый принцип монополии побудил их к действию. Почти во всех колониях принимались меры, чтобы помешать Ост-Индской компании привести в исполнение намеченный план. За исключением Бостона, агенты компании под воздействием «уговоров» всюду отказывались от должности, и прибывавшие партии чая или отправлялись обратно в Англию, или оставались лежать на складах. В Бостоне же агенты компании не пожелали уйти в отставку. Пользуясь поддержкой губернатора, они несмотря ни на что готовились к приему прибывших грузов. Тогда патриоты, под руководством Адамса, ответили беспорядками. В ночь на 17 декабря переодетые индейцами бостонцы пробрались на три груженных чаем корабля и сбросили ненавистные листья в воду. Англия оказалась в трудном положении. Ост-Индская компания действовала на основании парламентского закона. Значит, если парламент не будет реагировать на уничтожение чая, он тем самым перед лицом всего мира признает, что не имеет власти над колониями. Официальные круги Великобритании почти единодушно осудили «Бостонское чаепитие» как акт вандализма и оказали полную поддержку мерам, предложенным для обуздания взбунтовавшихся колонистов. Последовал ряд законодательных мероприятий, которые колонисты назвали «нестерпимыми законами». Первый из них, Бостонский портовый акт, закрывал порт Бостона до тех пор, пока стоимость уничтоженного чая не будет возмещена. Эта мера создала угрозу самой жизни города, так как отрезать Бостон от моря ― значило разорить его. Последующие законы предоставляли королю право назначать членов в Совет Массачусетса, которых раньше избирали колонисты. Присяжные заседатели, до тех пор также избираемые городскими собраниями, теперь должны были назначаться шерифами, ставленниками губернатора. Городские собрания могли созываться лишь с разрешения губернатора; ему же принадлежало право назначения и увольнения судей и шерифов. Закон о расквартировании войск требовал от местных властей предоставления помещений для британских солдат. Невыполнение этого закона давало губернаторам право реквизировать постоялые дворы, таверны и другие подходящие помещения. Вместо изоляции Массачусетса, на что были расчитаны указанные за коны, они объединили вокруг него другие поспешившие ему на помощь колонии. По предложению Вирджинской палаты представителей было решено созвать 5 сентября 1774 года в Филадельфии съезд для обсуждения «создавшегося для колоний тяжелого положения». Этот съезд стал первым Континентальным конгрессом ― органом, созданным в обход законов. На Конгресс съехались делегаты, избранные и уполномоченные провинциальными конгрессами или народными собраниями. Созыв Конгресса означал, что патриотическая партия, стремившаяся действовать, не считаясь с законами, заняла теперь командное положение. Крайние консерваторы, не желавшие участвовать в движении сопротивления, уклонялись от посылки делегатов. Но, помимо консерваторов, Конгресс отражал все оттенки общественного мнения Америки ― от радикалов до умеренных. Все провинции, кроме Джорджии, прислали своих представителей. Всего Конгресс состоял из 55 делегатов ― число достаточно большое, чтобы представлять различные интересы колоний, и в то же время достаточно малое для эффективных прений и работы. Ввиду расхождения во взглядах, Конгресс столкнулся с трудной дилем мой: он должен был создать впечатление полного единогласия, чтобы убедить правительство Англии пойти на уступки, но вместе с тем должен был избегать радикальных идей, чтобы не вызвать тревоги среди умеренных американцев. Поэтому вступительная речь была осторожной. Однако за ней последовала резолюция, заявившая, что колонии не обязаны подчиняться «нестерпимым законам». Затем Конгресс обратился к населению Великобритании и колоний с Декларацией прав и жалоб и в заключение послал королю петицию, в которой снова суммировал традиционные доводы американцев и, признавая право парламента регулировать внешнюю торговлю, строго отделял полномочия последнего от прав короля. Но, самое главное, Конгресс организовал «Объединение английских колоний в Америке», возобновившее бойкот торговли с метрополией и введшее во всех городах и округах систему инспекционных комитетов для наблюдения за выполнением бойкота. Комитетам поручили следить за таможенными записями, предавать гласности имена торговцев, нарушавших соглашение, конфисковывать импортируемые ими товары, а также «поощрять умеренность, экономию и трудолюбие». «Объединение» внесло в стихийное движение элемент революционной ор ганизованности. Используя основу, заложенную «Корреспондентскими комитетами», эти новые местные организации всюду взяли в свои руки руководство движением сопротивления. Они возглавляли выступления, стремившиеся покончить с остатками власти короля, запугивали колебавшихся, заставляли их присоединяться к движению и безжалостно наказывали враждебные элементы. Они приступили к сбору оружия и мобилизации войск. Они всячески разжигали общественное мнение. С началом деятельности комитетов «Объединения» разногласия, существовавшие среди населения, усилились и достигли пределов непримиримости. Еще до того многие американцы склонялись в сторону большей осторожности в развитии движения сопротивления. Они противились главным образом посягательствам Великобритании на права колонистов, но считали, что средством для решения спора были дискуссии и компромиссы, а не открытый разрыв. Состав этой группы «лоялистов», или «тори», был разнородный. В нее входило большинство должностных лиц (то есть назначаемых королем чиновников); много квакеров и членов других сект, которым их религиозные принципы запрещали применение насилия; торговцы из колоний среднего побережья; мелкие фермеры и жители далеких от моря селений, расположенных на границе южных колоний. Патриоты, то компромиссов, есть радикальные вербовали сторонники единомышленников действий, не только а не среди малообеспеченных людей, но и среди лиц свободных профессий, особенно юристов. К ним примкнуло также большинство плантаторов-южан и немало торговцев. После издания «нестерпимых законов» события приняли оборот, смутивший и устрашивший лоялистов. Путем своевременных уступок король мог бы установить с лоялистами союз и так усилить их позиции, чтобы патриотам было трудно развивать враждебную Англии деятельность. Но король Георг III не выказал никакого желания идти на уступки. В сентябре 1774 года, с презрением отвергнув петицию, представленную филадельфийскими квакерами, он написал: «Жребий брошен. Колонисты или подчинятся ― или восторжествуют». Позиция короля вырвала почву из-под ног лоялистов. Теперь они ничего не могли предложить своим сторонникам, кроме полной и унизительной капитуляции перед самыми крайними требованиями парламента. Поэтому у групп умеренного направления не оставалось другого выбора, как присоединиться к патриотам, которых стали называть «вигами». Любой иной путь грозил им полной потерей свобод. Началось активное преследование лоялистов. Мельники отказывались молоть их зерно, рабочие не хотели их обслуживать, они не могли ни покупать, ни продавать. Их поносили как изменников, и комитеты активистов предавали гласности их имена, чтобы «они перешли к потомкам с бесчестием, которого заслуживают». Генерал Томас Гейдж, обходительный английский джентльмен, женатый на американке, командовал гарнизоном, расквартированным в Бостоне ― городе, где политическая деятельность почти полностью вытеснила торговлю. Выдающийся патриот Бостона доктор Джозеф Уоррен писал 20 сентября 1775 года в Англию своему другу: «Еще не слишком поздно уладить спор дружелюбно. Но я склонен думать, что если генерал Гейдж двинет свои войска, чтобы заставить людей подчиниться последним актам парламента, то Великобритания может распроститься по крайней мере с Новой Англией, а пожалуй, и со всей Америкой. Если в нации осталось хоть сколько-нибудь мудрости, дай Бог, чтобы к ней прибегли немедленно». Но проведение в колониях «нестерпимых законов» входило в обязан ности генерала Гейджа, и слухи о том, что в тридцати километрах от Бостона, в Конкорде, массачусетские патриоты собирают порох и оружие, не могли не дойти до него. В ночь на 18 апреля 1775 года генерал Гейдж послал из Бостона сильный отряд, чтобы конфисковать эти запасы и захватить Самуэла Адамса и Джона Ханкока, которых было приказано выслать в Англию и предать там суду. Это подняло всю округу. После ночного перехода, когда английские войска вошли в поселок Лексингтон, в тумане раннего утра они увидели выстроившихся на лугу пятьдесят вооруженных колонистов ― «минутменов», как они себя называли. Наступила минута колебания. Крики и приказы неслись с обеих сторон. Среди этого шума прогремел выстрел ― и началась перестрелка. Американцы рассеялись, оставив на траве восемь убитых. Так пролилась первая кровь в войне за независимость Америки. Англичане продвинулись к Конкорду, где фермеры выстроились в боевом порядке у моста. Раздался «выстрел, прогремевший на весь мир». Частично выполнив свою задачу, англичане повернули обратно, но всюду по дороге их красные мундиры служили мишенью для ополченцев, которые, собравшись из деревень и ферм, засели за каменными стенами, за холмами и в домах. Местное население горячо поддержало первую битву за Революцию, и когда измученные англичане вернулись наконец в Бостон, оказалось, что их отряд в 2300 человек понес потери, почти в три раза превосходившие урон колонистов. Весть о событиях в Лексингтоне и Конкорде поразила всех как гром среди ясного неба. Сомнений быть не могло ― колонии стояли на пороге настоящей войны. Новость полетела из одного местного комитета в другой. Лексингтон и Конкорд дали колонистам тот необходимый импульс, который заставил их сплотиться в одно боевое целое. В три недели разнообразные, часто искаженные рассказы о событиях распространились от Мэна до Джорджии, поднимая всюду дух патриотизма. В эти тревожные дни в Филадельфии 10 мая 1775 года собрался второй Континентальный конгресс, на котором председательствовал Джон Ханкок, богатый бостонский купец. На Конгрессе присутствовал Томас Джефферсон и уже тогда известный Вениамин Франклин, удрученный напрасными попытками добиться соглашения с Лондоном ― попытками, которые он предпринимал в качестве «агента» от ряда колоний. Не успел Конгресс собраться, как перед ним встала необходимость обсуждения вопроса об открытой войне. Несмотря на наличие оппозиции среди отдельных членов, истинное настроение Конгресса выразила волнующая «Декларация причин и необходимости взяться за оружие» ― плод совместных усилий Джона Диккинсона и Томаса Джефферсона. «Наше дело правое, ― стояло в Декларации. ― Наш союз совершенен. Наши внутренние ресурсы огромны, и в случае необходимости иностранная помощь бесспорно может быть получена... Оружие, за которое враг вынудил нас взяться, мы. . . применим только для того, чтобы отстоять наши свободы, единодушно приняв одно решение: лучше умереть свободными, чем жить рабами...» Пока обсуждалась декларация, Конгресс объявил милицию континентальной армией и назначил полковника Джорджа Вашингтона главнокомандующим американскими вооруженными силами. Стойкость, самообладание и внушающая всеобщее уважение личность Вашингтона выделяли его как исключительного человека. В нем в равной мере сочетались страстность и терпение. Он был совершенным примером моральной и физической отваги. Способный командир, он отличался здравостью суждений и широтой познаний. Здравый смысл поднимал его до уровня гения. Поверив в какое-нибудь дело, Вашингтон сохранял к нему до конца искреннюю, твердую преданность. «Поражение ― лишь причина для новых усилий, ― писал он. ― В следующий раз мы сделаем лучше». Его сильный дух и военный талант были залогом успеха и окончательной победы. Несмотря на военные приготовления и назначение главнокомандующего, идея полного отделения от метрополии была нежелательна многим американского членам населения. Конгресса Общественное и значительной мнение еще не части было подготовлено к такому решительному шагу. Представлялось, однако, несомненным, что американские владения Великобритании не могут оставаться на положении полуколоний и полусамостоятельных государств. Умеренные убеждали себя, что сражаются они не против короля, а против министров, и даже в январе 1776 года в офицерском собрании, где председательствовал каждый вечер Джордж Вашингтон, провозглашались тосты за здоровье короля. Но время шло, и трудности ведения войны, осложненной тем обстоятельством, что колонии еще оставались в границах империи, становились все очевидней. Никаких уступок со стороны Англии не последовало, и 23 августа 1775 года король Георг III издал прокламацию, в которой колонии объявлялись на положении восставших. Пять месяцев спустя Томас Пэйн опубликовал «Здравый смысл» ― небольшой, но зажигательный памфлет. Не скупясь на краски, он пламенными словами внушал колонистам мысль о необходимости провозгласить независимость. Прекрасно понимая, в чем заключалось основное препятствие, Пэйн нападал на священную особу короля, осмеивал идею наследственности монархической власти и заявлял, что один честный человек представляет для общества большую ценность, чем «все коронованные злодеи, вместе взятые». С большой убедительностью он выдвинул альтернативу: или подчинение королю - тирану и изжившему себя правительству ― или установление свободной, счастливой, самодовлеющей, независимой республики. Влияние, оказанное брошюрой, было огромно. За несколько месяцев памфлет разошелся по всей стране в тысячах экземпляров. Он вносил ясность в создавшееся положение и привлекал на сторону патриотов людей колеблющихся и нерешительных. Среди колоний существовало общее согласие относительно того, что делегаты Конгресса не должны были отважиться на такой решительный шаг, как объявление независимости, без соответствующих инструкций от своих колоний. Однако каждый день Континентальный конгресс получал известия об установлении новых колониальных правительств, уполномочивающих своих представителей голосовать за независимость. Одновременно в Конгрессе усиливалось преобладание радикалов, которые, все более расширяя корреспондентскую деятельность и поддерживая слабые комитеты, возбуждали умы патриотов боевыми резолюциями. Наконец 10 мая 1776 года Конгресс санкционировал организацию колониями новых правительств. Оставалось только официально провозгласить независимость. 7 июня Ричард Генри Ли из Вирджинии, следуя полученным от колоний директивам, внес заключении союзов резолюцию с о провозглашении иностранными державами независимости, и образовании Американской федерации. 11 июня Конгресс поручил комитету из пяти лиц во главе с Томасом Джефферсоном составить текст документа. Член Вирджинской палаты представителей, 33-летний Джефферсон, не смотря на свою молодость, был хорошо известен в политических кругах. Родился он в семье вирджинских аристократов, но ранние годы, проведенные в демократической обстановке внутренних районов, сделали из него противника привилегий имущих классов. В великие принципы, сформулированные в Декларации Независимости, Джефферсон верил так же свято, как тот народ, для которого он написал этот документ. По словам одного из современников, Джефферсон стремился в словах Декларации «выразить чаяния американцев, вложить в монументальный акт Независимости душу всего континента». Декларация Независимости, принятая 4 июля 1776 года, не только про возгласила рождение новой нации. Она излагала философию свободы человечества, которая с тех пор стала одной из движущих сил всего мира. «Когда в ходе человеческой истории для одного народа становится необходимым расторгнуть политические связи, соединяющие его с другим народом, и занять среди держав мира особое и равное положение, на которое он имеет право согласно законам природы и ее Творца, то должное уважение к мнению человечества требует объяснения причин, толкающих его на отделение. «Мы считаем самоочевидным следующие истины: что все люди созданы равными; что они наделены Творцом некоторыми неотъемлемыми правами и в том числе правом на жизнь, на свободу и на стремление к счастью; что для обеспечения этих прав люди учреждают правительства, законность власти которых покоится на согласии управляемых; что если какой-либо государственный строй подрывает эти основы, то народ имеет право его изменить или упразднить». Эти истины не были творением ума Джефферсона: на них зиждилась политическая теория, «самоочевидная» для современников и большинства людей последующих поколений. По духу своему этот документ передавал ту пробудившуюся в сознании людей мысль, что правительство должно существовать для народа, а не народ для правительства. Джефферсон считал, что функция и цель правительства ― помогать людям: охранять их жизнь, свободу, содействовать их стремлениям к благополучию и счастью, ― а не угнетать или притеснять их. Декларация была не только государственным документом, оповещавшим об отделении колоний. Ее идеи пробудили в массах горячую веру в дело независимости Америки, так как они внушали рядовым людям мысль об их личном достоинстве, вдохновляли в борьбе за личную свободу, за самоуправление, за подобающее место в обществе. Жестоко обрушившись на короля Георга III, Декларация придала борьбе личный характер, указала на прямого врага, облеченного в плоть и кровь, а не на мертвые статуты и абстрактный парламент. Внушая рядовому человеку необходимость борьбы за личное дело и указывая ему личного врага, Декларация Независимости сделала цели Революции предметом народных чаяний и влила в нее всю силу воодушевленных масс. Война за независимость продолжалась более шести лет. Помимо десятка крупных сражений, во всех колониях происходили постоянные схватки с англичанами. Еще до обнародования Декларации проводились военные операции, оказавшие большое влияние на исход войны. Так, в феврале 1776 года роялисты были разгромлены в Северной Каролине, а в марте бостонцы вынудили англичан эвакуироваться из города. В месяцы, последовавшие за провозглашением независимости, американцы потерпели ряд серьезных неудач. Первая произошла при защите Нью-Йорка. Вашингтон правильно предсказал, что Нью-Йорк, имевший важное значение для снабжения Новой Англии припасами и подкреплениями, будет одним из первых военных объектов для английских войск. Однако командующий британскими силами генерал Уилльям Хау атаковал Нью-Йорк не сразу. Дружески расположенный к Америке, он принес ей не только меч, но и оливковую ветвь. Он обещал восставшим милость короля, если они прекратят сопротивление, но не мог гарантировать им свободу, поскольку колонии оставались в пределах империи. Его предложение, естественно, было отвергнуто. 30 000 английских солдат и британский флот были той силой, которой Вашингтон мог противопоставить лишь 000 сухопутных войск (причем последние часто сокращались до 5000). Оборона Нью-Йорка казалась совершенно безнадежной, но Вашингтон понимал, что для сохранения чести он должен дать бой. В последовавшем сражении Вашингтон применил ошибочный план, его военачальники не выполняли приказов, а численное превосходство английской армии было подавляющим. Удержать город было невозможно, и Вашингтон мастерски провел отступление, вывезя войска из Бруклина на берег Манхаттана на маленьких судах. К счастью, ветер дул с севера, и британские военные корабли не могли войти в Ист-Ривер. По-видимому, генерал Хау не знал, что происходит, и потерял исключительный случай нанести американцам сокрушительный удар, а возможно, и победоносно кончить войну. Если бы он захватил войска Вашингтона в плен, Конгрессу было бы весьма трудно собрать новую армию. Непрестанно теснимый англичанами, Вашингтон все же сумел сохранить свои силы почти нетронутыми до конца года. Затем важные победы, одержанные американскими войсками при Трентоне и Принстоне подняли дух колонистов. Но вскоре снова начались неудачи. В сентябре 1777 года генерал Хау занял Филадельфию, принудил Конгресс к бегству и заставил оборванную и голодную армию Вашингтона зимовать в отчаянных условиях у Валли-Фордж. Патриоты мерзли у костров, их ноги оставляли на снегу кровавые следы. Казалось, поражение было неминуемо. Тем временем, однако, американцы одержали величайшую победу, став шую поворотным пунктом революционной войны. Английский генерал Бэргойн продвигался со своими силами из Канады на юг с целью захватить контроль над линией озеро Шамплэйн ― река Гудзон и таким образом полностью изолировать Новую Англию от остальных колоний. Он достиг верховьев Гудзона, где был вынужден остановиться, ожидая прибытия припасов. Бэргойну пришлось простоять до середины сентября, прежде чем двинуться дальше на юг. Незнание географических условий Америки привело его к ошибочному предположению, что за две недели небольшой отряд легко может пересечь Вермонт, спуститься вниз по реке Коннектикут и вернуться обратно, захватив по дороге не меньше 1300 верховых лошадей, продовольствие, волов и фургоны, нужные для его армии. Бэргойн отобрал для этой экспедиции 375 спешенных гессенских драгун и около 300 «тори». Но отряд даже не дошел до границ Вермонта. Он был встречен вермонтской милицией, и лишь немногим из драгун удалось вернуться обратно. На помощь Бэргойну было спешно послано подкрепление, однако американские войска, занимавшие долину Мохока, не дали английским колоннам соединиться. Сражение в Вермонте мобилизовало все способное носить оружие население северной части Новой Англии, а промедление Бэргойна дало возможность Вашингтону послать войска с низовьев Гудзона. Когда Бэргойн двинул, наконец, свои громоздкие силы, он наткнулся на американскую подкрепленную милицию, воодушевленную войсками, которыми регулярной армии Горацио Гейтс. заморозках. Две предпринятые успехом товарищей командовал Сражение опытный началось при и генерал первых Бэргойном атаки были отражены, и англичане отступили к Саратоге. Пошли осенние дожди. Гессенские драгуны начали массами дезертировать, и всюду― на линии фронта, в тылу, на флангах ― англичане наталкивались на численно превосходящих их американцев. 17 октября 1777 года Бэргойн со всей армией, насчитывавшей более 5000 бойцов, сдался генералу Гейтсу. Удар, нанесенный англичанам, был решающим, так как эта победа не только имела огромное стратегическое значение, но и склонила на сторону Америки французов ― исконных врагов Англии. Потерпев поражение в 1763 году, Франция выжидала удобного случая для реванша, и все ее симпатии были на стороне сражавшихся за независимость американцев. Французская интеллигенция еще не дошла до республиканского образа мыслей, но уже восставала против феодализма и сословных привилегий. После обнародования Декларации Независимости американский посол Вениамин Франклин был очень хорошо принят при французском дворе. С самого начала Войны за независимость правительство Франции не оставалось нейтральным и поддерживало Америку, предоставляя военное снаряжение и припасы, но воздерживалось от риска, связанного с прямым вмешательством и открытой войной против Англии. Однако, после капитуляции Бэргойна Франклин сумел заключить с Францией торговый договор, а также военный союз, согласно которому каждая сторона обязывалась бороться сообща за дело Америки, пока независимость колоний не будет признана. Но еще до заключения союза многие французы добровольцы уехали в Америку, и среди них особенно выдающимся был маркиз де Лафайет ― молодой офицер, стремившийся помочь американцам завоевать свободу, прославить Францию, унизить Англию и проявить свои собственные военные таланты. Он был принят в армию Вашингтона в чине генерала, сражался, не получая вознаграждения, и пользовался столь хорошей репутацией, что заслужил уважение великого американца, которого сам Лафайет чтил как героя. Зимой 1779-80 года Лафайет посетил Версаль и убедил французское правительство предпринять активные действия, чтобы положить конец войне. Вскоре Людовик XVI послал за океан прекрасно вооруженный экспедиционный корпус, численностью в 6000 человек, под командованием генерала Рошамбо. Наряду с этим, французский военный флот, крейсировавший у берегов Америки, значительно затруднял англичанам доставку снабжения и подкреплений их армии. Английская торговля терпела сильный урон как от французских и американских каперов, так и от операций смелого капитана Джона Поля Джонса. Положение Великобритании ухудшилось еще больше вследствие вступления в войну Испании и Нидерландов. Однако Англия не намеревалась уступить без упорной борьбы. В 1778 году англичане покинули Филадельфию и сосредоточили свои силы в Нью-Йорке для ведения новой кампании. В тот же год они потерпели ряд поражений в долине Охайо, что обеспечило американцам важное звено в обороне Северо-Запада. Тогда Англия решила оказать сильное давление на юге. В мае 1780 года английские войска захватили Чарлстон, главный морской порт Юга, и временно заняли территорию Южной Каролины. В 1781 году они попытались завоевать Вирджинию. Но летом французскому флоту удалось захватить на время контроль над Чесапикским заливом и американскими прибрежными водами. Войска Вашингтона и Рошамбо, переправленные через залив, соедининлись. Союзная армия в 15 000 солдат окружила восьмитысячную армию лорда Корнваллиса под йорктауном на вирджинском побережье океана. 19 октября 1781 года армия Корнваллиса капитулировала, и это положило конец Войне за независимость. Когда известие о победе американцев под Йорктауном было получено в Европе, Палата общин вынесла решение о прекращении войны. Вскоре премьер-министр лорд Норт подал в отставку, и король организовал новое правительство, которое должно было заключить с Америкой мир на основе признания ее независимости. Мирные переговоры начались в апреле 1782 года и продолжались до конца ноября, когда с англичанами был подписан предварительный мирный договор, который должен был войти в силу только после заключения мира между Францией и Англией. В 1783 году мирный договор был подписан в окончательном виде. Договор признавал независимость, свободу и суверенитет 13 штатов. Им были также отданы земли к западу, до реки Миссисипи, северная граница которых проходила примерно там, где сейчас проходит граница Канады. Независимость не только освободила американцев от иностранного владычества, но и дала им полную возможность строить общество, соответствующее политическим условиям Нового Света. Хотя во время войн колонисты постоянно настаивали на признании их прав на основе английской конституции, в действительности они боролись за новую политическую идею ― за принцип американской демократии, за самоуправление, осуществляемое самим народом. Их другой политической доктриной был демократический принцип местного самоуправления: они не хотели жить по законам, которые издавались по другую сторону океана. Журнал Америка № 103
