Владимир Высоцкий - аналитик советского менталитета

СОВЕТСКИЙ МЕНТАЛИТЕТ: ИСТОЧНИКИ И ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ (СОЦИАЛЬНЫЙ И ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ). Материалы межвузовской
конференции – Армавир: Армавирский государственный педагогический ин-
ститут, 1994 – с. 37-38
Литвинов В.П.
ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ – АНАЛИТИК СОВЕТСКОГО
МЕНТАЛИТЕТА (ЭКСПОЗИЦИЯ МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЙ
ПРОБЛЕМЫ)
1. Разговоры о «менталитете» народа или эпохи звучат как содержательные, пока мы не ставим вопроса о его научном определении. Менталитет как
научный объект не определяется. Может быть, максимум того, что может
сделать теоретическая наука в изучении менталитета, это построение некоторой типологии ментальности при аналогии с типологией характеров в Гронингенской психологической школе. Не имея онтологии объекта, мы получаем теоретическое представление менталитета как набора признаков в системе
пересекающихся параметрических оппозиций. И если проблема менталитета
считается социологической, то типологическая теория менталитета может
строиться по идеалам понимающей социологии Макса Вебера. Возможности
исследовательского метода подсказываются структурализмом (лингвистическим, психологическим и др.).
2. Можно поставить вопрос более радикально: должно ли исследование
менталитета непременно планироваться как теоретическое? Если мы избираем понимающую социологию как адекватную научную рамку для нашей исследовательской задачи, то она ведь допускает и ориентацию на научное понимание индивидуального. Доминирующим методом станет интерпретация
советского менталитета как феномена, не подлежащего обобщению даже в
идеально-типологических терминах. Известно, что понимание неповторимого в течение веков было прерогативой искусства, и сегодня ещё художественная литература способна больше сказать о советской ментальности, чем
научная социология.
3. Но предположим, что мы делаем понимающую социологию в этом аспекте равномощной художественной литературе путём заимствования опыта
последней. Это будет значить, во-первых, что мы от гносеологии откровенно
переходим к герменевтике; во-вторых, что мы оформляем мыслительное
пространство, в котором литературные феномены (текст, автор, персонаж,
сюжет и пр.) получают интерпретацию в качестве научно-герменевтических
феноменов (напр. идеальное описание, модельный фокус рефлексии, модельный индивид, модельное событие, - или что-то в этом роде); в-третьих, что
мы с порога задолжали научному сообществу методологическое оправдание
нового подхода (смена парадигмы, характер научных вопросов, статус фактов, форма
аргументации, конвенции относительно доказательности и прочее в этом роде).
4. При такой смене исследовательской позиции мы можем взять наследие Высоцкого (тексты и фонозаписи) в качестве релевантного случая саморефлексии советского менталитета. Иначе говоря, мы обязаны предположить,
что менталитет (если он вообще есть какая-то реальность) находит в некоторых деятелях культуры своих классических выразителей. (А кто лучше Высоцкого выразил советские 60-е и 70-е годы, если взять их как уникальный в
истории менталитет?) Нам остаётся проинтерпретировать Высоцкого как говорящего нам о советском менталитете с позиций рефлектирующего советского человека (не диссидента!). Работа будет выполнена герменевтически
чисто, если мы одновременно поймём (проинтерпретируем) себя как исследователей, контролирующих адекватность своих понятий и методов.