Павлов С.Г. Евангельский конфессиолект как объект

Павлов
С.Г.
Евангельский
конфессиолект
как
объект
лингвистического анализа // Проблемы языковой картины мира на
современном этапе: Сборник статей по материалам всероссийской научной
конференции молодых ученых. Н. Новгород: НГПУ, 2010.
ЕВАНГЕЛЬСКИЙ КОНФЕССИОЛЕКТ
КАК ОБЪЕКТ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА
Среди
социальных
разновидностей
национального
языка
(социолектов)
евангельский
конфессиолект
выделяется
особой
значимостью. При всей своей поистине общечеловеческой важности, и,
казалось бы, необходимости максимальной доступности содержания, он
нуждается
в
переводчике
на общенациональный язык. Людям, сталкивающимся с трудностями
интерпретации библейских текстов, кажется, что иногда автор
просто не заинтересован в коммуникативном эффекте. Он то изощренно
усложняет текст, то, предлагая поверить в невероятные вещи, якобы
требует отказаться от разума. Однако сложность символизма и
нетривиальность способов извлечения информации вызвана другим
обстоятельством.
Библейский автор – а с точки зрения верующего, это Бог – наоборот
крайне заинтересован в читателе, которого он ценит предельно высоко.
Книга книг требует читателя, способного не только к размышлению
над прочитанным, но и к рефлексии и самокритике. Адресант желает
сохранить свободную волю адресата, но и показывает его ограниченность.
Однако не с тем, чтобы констатировать его интеллектуальную
беспомощность и заставить слепо подчиняться, а с тем, чтобы тот трезво
оценил силы своего разума и обрел высшую форму познания – веру.
Вера
доставляет
человеку
невербализованную
информацию,
с помощью которой он естественным порядком начинает понимать то,
что раньше ускользало от силлогизмов Аристотелевой логики. Вера не
отказ от интеллекта, а дополнение его.
В синтезе веры и разума врожденная человеческая потребность
Истины находит свое максимальное воплощение. Известный философ
И.А. Ильин писал: «Разум, разрушающий веру, – не разум, а плоский
рассудок; вера, восстающая против разума, – не вера, а пугливое и
блудливое суеверие» [Ильин 2004, 125]. Евангельский конфессиолект
требует не столько мощных умственных усилий, сколько совестно-волевой
работы над собой. В частности, нельзя редуцировать информативную
ценность текста, приспосабливая ее к своим привычкам и уровню
восприятия. Не все то ложь, чего мы не понимаем.
Внецерковным
ученым
необходимо
преодолеть
снобизм
и снисходительность в отношении библейских текстов и церковных
деятелей. Интеллектуалы Церкви всегда в выигрышном положении.
Обладая общенаучным типом рациональности, имея степени и звания АН,
они владеют и герменевтической техникой, остающейся в большей своей
части неизвестной их неверующим коллегам. Трудность интерпретации
библейских текстов состоит в том, что изучение должно ориентироваться
на этос и логику породившей их церковной культуры. Она требует
смирения, которое в мирском списке добродетелей не числится. За
пределами Церкви лжеименной разум (интеллект), гордость (чувство
собственного достоинства) и своеволие (свободомыслие) являются
непререкаемыми ценностями. Подобная комбинация как раз и становится
непреодолимым препятствием на пути постижения Евангелия. Отсюда
недоумения, разочарования, заблуждения. Коммуникативная неудача
оборачивается жизненной трагедией.
Недоумение, приписывающее библейским текстам ошибки и
противоречия, обычно благополучно разрешается более серьезным
углублением в них. В результате обнаруживается, что проблема в
познающем субъекте – в ложном толковании источника, а не в
объективных свойствах изучаемого текста.
Языковые единицы художественного и сакрального текста несут на
себе отпечаток целого. Их нельзя полностью аналогизировать данным
толковых и энциклопедических словарей. В составе целого они
претерпевают различного рода семантические и функциональные
изменения, пределом которых может быть омонимия по отношению к
единицам общенационального языка. В любом подобном тексте
содержится фактуальная информация, передаваемая средствами
национального языка и обусловленная мировоззрением автора картина
мира. Она определяет способ употребления языковых знаков. Ей
принадлежит неэксплицируемая концептуальная информация текста. В
самом общем случае правильно интерпретировать чужие высказывания
позволяет объединяющая говорящих языковая конвенция.
Конвенция – это единые правила интерпретации, позволяющие делать
правильные выводы из высказываний. Совокупность этих правил
специфична для каждой культуры, поэтому иногда при полном понимании
актуально произносимого или написанного может совершенно
отсутствовать понимание реального сообщаемого. В итоге человек
знакомится с сюжетом и понятийным содержанием, но не со смыслом. К
сожалению, при работе с конфессиолектом эти прописные истины теории
лингвистического анализа забывают и сами филологи.
Необходимым условием правильного толкования религиозных
текстов является наличие веры и церковного опыта или, по крайней мере,
смиренного признания своей недостаточности. В случае их отсутствия
неизбежно ложное понимание, которое находится в абсолютной
независимости от степени образованности человека. Б. Рассел (1872 – 1970
гг.)
как
философ
и
математик
не нуждается в представлении. Нобелевский лауреат по литературе (1950
г.), яркий публицист и борец за мир, он хорошо известен и как активный
антагонист христианства. Но его критика Библии ничуть не отличается
от рассуждений заурядного обывателя.
Презумпция текстуальности (Б.М. Гаспаров) обязывает читателя
искать смыслы в рамках некоей информативной целостности,
осознаваемой им как текст. Произвольное укорачивание текстуального
пространства нарушает закон смысловой комплементарности его единиц.
Для
непосвященного
смысловая
связь
может
отсутствовать,
поэтому в лингвистике текста различают его связность и когерентность
(последовательность). Имплицитная связность текста – объективная
характеристика его структуры. Для адресата она существует
как когерентность – субъективное восприятие связности, определяемое
читательской компетентностью. Если она ниже определенного минимума,
смыслообразующие
принципы
текста
остаются
непознанными,
и понимание его искажается.
Отказавшись от стратегии интегрального прочтения по принципу
герменевтического круга, когда целое определяет смысл части, человек
лишает текст его подлинного содержания и навязывает ему свое
плоскостное видение. Любой библейский фрагмент включен в контекст
всего Писания, а оно в свою очередь – в контекст Св. Предания. Предание
– совокупность всего православного вероучения: Св. Писание, правила св.
Апостолов, Вселенских и некоторых Поместных Соборов, творения святых
отцов, богослужебные тексты. В филологическом смысле Предание
представляет собой герметическую рамку, только в пределах которой
может быть адекватно воспринят смысл любого текстового фрагмента –
от отдельного слова до целой библейской книги.
В лингвистическом аспекте Предание – инвентарь пресуппозиций,
определяющих значение входящих в конкретное высказывание языковых
единиц. Пресуппозиции представляют собой энциклопедические знания
коммуникантов. При отсутствии общего фонда предтекстовой информации
адресат не знает и правил вывода импликатур – невербализованных
смыслов сообщения. Семантическая и функциональная нагрузка элементов
конфессиолекта определяются как широким контекстом Предания,
так и экстралингвистическими факторами. Без учета общетеоретических
положений и специфики конфессиолекта невозможно правильное
прочтение Евангелия. В свете вышесказанного рассмотрим критикуемые Б.
Расселом цитаты.
1. Приведя известную заповедь Христа «не судите, да не судимы
будете» (Мф. 7: 1), Б. Рассел пишет, что она не пользуется успехом в судах
христианских
стран:
«Я
лично
...
знавал
немало
судей,
которые являлись самыми ревностными христианами, но ни одному из них
даже в голову не приходило, что в том, что они делали, они поступали
вопреки христианским принципам» [Рассел 1987, 105]. Философ,
не чуждающийся в своих работах и лингвистического анализа,
обнаруживает здесь неспособность различить значения полисеманта.
Судить используется в значении ‘осуждать’, а не исполнять юридическую
функцию судьи. Осуждение запрещено, потому что оно, как волевой и
эмоциональный акт личности, разрушает душу осуждающего. Судить
подозреваемого обязанность гражданина, а не личности. В судебном
деянии нет саморазрушительной злобы. Для ограничения зла добро
нуждается и в судебных органах, и в пенитенциарных учреждениях.
Желание видеть общество без судов и тюрем естественно, но упразднение
их при его наличном нравственном состоянии приведет к легко
прогнозируемым и страшно представимым последствиям. Это можно было
бы объяснять потерявшему чувство реальности прекраснодушному
прожектеру, но никак не холодному аналитику Б. Расселу. Поразительно,
но в данном случае он теряет и логику, и элементарную языковую
компетентность.
2.
Б.
Рассел
пишет:
«Христос,
несомненно,
считал,
что его второе пришествие произойдет в облаках славы еще до того,
как смерть унесет всех людей, живших в его время. <...>
Например, Христос говорит: «...не успеете обойти городов израилевых,
как приидет сын человеческий» (Мф. 10: 23)» [Рассел 1987, 106 – 107].
Слово Израиль в православном конфессиолекте, кроме этнической
и географической отнесенности, имеет и другое значение. Израильство –
это душевное состояние правоверного и благочестивого человека:
«Ибо не тот Иудей, кто таков по наружности..., но тот иудей,
кто внутренне таков» (Рим. 2: 28 – 29); «не все те Израильтяне,
которые от Израиля» (Рим. 9: 6). Именно поэтому, несмотря на
ожесточение природных израильтян, которых апостол Павел и любит
(Рим. 9: 2 – 4), и обличает (Тит. 1: 10 – 14), «весь Израиль спасется» (Рим.
11: 26). То есть спасутся все, хранящие правую веру и жизнью ей
соответствующие, какой бы национальности они ни были.
За 7,5 веков до Христа Исаия пророчествовал о будущем евреев:
«И оставите имя ваше избранным Моим для проклятия; и убьет тебя
Господь Бог, а рабов своих назовет другим именем» (Ис. 65: 15).
Имя Иуда стало нарицательным (иуда ‘предатель’) у рабов Божьих,
получивших имя христиан (Деян. 11: 26). К слову, одного этого примера
достаточно,
чтобы
задуматься
над
авторством
Библии.
Детально исполнившееся пророчество точно атрибутированной книги,
написанной за столетия до предсказанного события, – доказательство
ее сверхъестественного происхождения. Признание таких «совпадений»
статистической случайностью требует непосильной жертвы разума и
здравого смысла. А если говорить без эвфемизмов, – отказа от
интеллектуальной мужественности и честности, что свидетельствует о
равнодушии к Истине – главному предмету научной деятельности. Итак,
Израиль, иудеи – это верные последователи Бога, преемники
ветхозаветных евреев. Христиане и есть истинный Израиль: «Израильтяне
Божии, избранный народ, составленный из всех народов...» (Авва Исаия
Отшельник,V или VI в.) [Цит. по: Брянчанинов 2000, 246] (После того, как
от Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви отпал католический
Рим, избранничество сохранилось только за православными).
3. «Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь,
которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого,
грядущего в Царствии Своем» (Мф. 16: 28). По мнению Рассела,
эта фраза Христа – тоже свидетельство Его убежденности в скором втором
пришествии. Сразу после приведенных слов начинается 17-я глава,
где описано данное предсказание: «И преобразился пред ними: и просияло
лицо Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет» (Мф.
17: 2). Господь преобразился перед тремя учениками, показав им Свое
Царство и преображенное божественной славой тело человека. В
евангельском конфессиолекте выражение Царствие Божие имеет два
значения: 1) место обитания праведников на небесах; 2) соответствующее
данному месту состояние душ праведников («Царствие Божие внутрь вас
есть» (Лк. 17: 21)). В полной мере Царствие Божие откроется после
окончания земной истории падшего человечества, что описывается под
именем нового Иерусалима (Откр. 21: 2).
Многочисленные упоминания Царства Божия в Евангелиях
следует понимать сразу в обоих значениях: «покайтесь, ибо приблизилось
Царство Небесное» (Мф. 4: 17); «Царство Небесное силою берется»
(Мф. 11: 12); «достигло до вас Царствие Божие» (Мф. 12: 28).
Здесь не дизъюнктивная логика (то или другое), а конъюнктивная
(и то, и другое). После боговоплощения Царствие Божие уже готовится
открыть свои врата достойным. На Фаворе оно явилось в одном Христе,
а после Его голгофской жертвы стало доступно всем. Жертвенная кровь
Христа искупила первородный грех Адама и дала средства к исцелению
природы его потомков (крещение и жизнь по заповедям правой веры).
Не связывая богодарованной свободы, Христос призывает всех приложить
усилия к обретению Царства, имеющему открыться после Его
Воскресения. О явлении Царства Божия некоторым (трем апостолам) и
говорит Христос в данном случае.
4. «Он взалкал; и, увидев издалека смоковницу, покрытую листьями,
пошел, не найдет ли чего на ней; но, придя к ней, ничего не нашел,
кроме листьев, ибо еще не время было собирания смокв» (Мк. 11:12-14).
Следует проклятие смоковницы, которая засыхает (Мк. 11:14, 21).
Б. Рассел комментирует: «Это действительно весьма странный рассказ,
ибо дело происходило в такое время года, когда смоквы еще не созревают,
и дерево было совершенно не повинно» [Рассел 1987, 109].
Парадоксальность поведения Иисуса и самого факта фиксации этого
эпизода заставляют вдумчивого читателя искать нестандартное решение.
Но Рассел заведомо считает Христа интеллектуально и нравственно
невменяемым. Он не может объяснить, зачем Христос идет к дереву,
на котором еще не было смокв, и считает эпизод «странным».
В свою очередь можно спросить: а зачем апостол Марк приводит
этот дискредитирующий Христа рассказ? Неужели он не понимал,
что выставляет божественного Учителя в невыгодном свете?
Представляется, что самая читаемая и цитируемая книга в мире
просто по определению не могла стать таковой, если бы ее писали
подобные люди о подобном Боге.
Для знакомого с палестинскими реалиями или толкованиями
Евангелия никакого недоумения здесь нет. Христос шел к смоковнице
издалека и не мог видеть, есть ли на ней плоды. Но какие могут быть
плоды, если сам же евангелист сообщает, что еще не пришло время
урожая? А плоды действительно быть могли. Дело в том, что некоторые
смоквы, сохраняя съедобность, перезимовывают до нового цветения.
Этих-то зимних смокв и искал Христос, не видя на фоне покрытого
листьями дерева, что плодов на смоковнице нет – насколько еще,
настолько и уже.
При чтении конфессиолекта огромную, если не решающую роль,
играет мотивация читателя. Семилетний ребенок чисто технически
способен прочитать и «Колобок», и «Братьев Карамазовых». Однако
общение с этими текстами будет для него разной степени успешности. Во
втором случае усвоение будет приблизительно таким же, как у
приступающего к чтению Библии с целью найти в ней изъяны. Понимание
Библии основывается на желании понять. Если такой установки нет,
напрасны все усилия. Творческие сомнения апостола Фомы морально
небезупречны, но законны и находят разрешение в опытном познании
Христа (Ин. 20: 24 – 29). Гносеологический скепсис Пилата с его
риторическим вопросом «Что есть истина?» (Ин. 18: 38) обречен на
бесплодие. Во избежание чего и дан образ смоковницы – не понятый
Расселом символ не познавшего полноты своей природы и потому
бесплодного человека.
И последнее – по порядку, но не по важности. Понимание
евангельского конфессиолекта связано с исполнением заповедей. Свт.
Игнатий Брянчанинов, обращаясь ко всем – к чадам Церкви и к тем, кто
пока не вошел в ее спасительную ограду, – писал: «Не довольствуйся
одним бесплодным чтением Евангелия; старайся исполнять его
заповедания, читай его делами. Это – книга жизни, и надо читать ее
жизнию» [Брянчанинов 2000, 125].
Список литературы
Брянчанинов И. Полное собрание творений. Т. 1. – М., 2001.
Брянчанинов И. Отечник. – Минск – Москва, 2000.
Ильин И.А. Аксиомы религиозного опыта. – М., 2004.
Рассел Б. Почему я не христианин. – М., 1987.