"Про Марту, Пушкина и пушкиноведа Чулкова" (ПФО-МИР)

Ольга Алексеева
Про Марту, Пушкина и пушкиноведа Чулкова
Пьеса в 1 действии
Действующие лица:
Марта
А.С. Пушкин
Виктор Иванович Чулков
Марта стоит недалеко от памятника Пушкину и смотрит в небо. Ночь, фонарь, дерево.
Дождь. Мимо проходит Виктор Иванович с большим зонтом. Марта стоит практически
спиной к нему.
МАРТА. Стой!
ЧУЛКОВ. Ай! Что? В чём дело?
МАРТА. Нет, ничего, проходи.
ЧУЛКОВ. Однако! Что за шутки?
МАРТА. Да ладно, Виктор Иванович, извини… Всё нормально, иди, я так…
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Это ты, что ли, Марта?
МАРТА. Я.
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. А-а. Привет!
МАРТА. Здравствуй-здравствуй. У тебя всё хорошо?
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Ну да. Всё нормально.
МАРТА. И у меня – нормально. Да-да. Замечательно у меня всё. Ага.
ВИКТОР ИВАНОВИЧ. Ты чего здесь?
МАРТА. Дождик вот… хороший…
ЧУЛКОВ. Скверный дождь.
МАРТА. И вечер замечательный…
ЧУЛКОВ. Мерзкий какой вечер!
МАРТА. Вот именно! Так что ты иди уже, иди, не беспокойся. Вижу –
торопишься. Время позднее.
ЧУЛКОВ. Да, ночь уже практически.
МАРТА. Практически. Практически говоря, зря я тебя окликнула. Не подумала.
ЧУЛКОВ. И что прикажешь делать? Уйти?
МАРТА. Иди. Иди. С Богом!
ЧУЛКОВ. То есть я-то уйду. Уеду. У меня вот авто здесь, в двух шагах. Сяду и
уеду.
МАРТА. Ну так садись и уезжай.
ЧУЛКОВ. А ты останешься?
МАРТА. Останусь. А что?
ЧУЛКОВ. А то, что я тебя подвезу. На машине. Поехали.
МАРТА. Спасибо. Я пока ещё не поеду. А ты иди уже. Иди, иди.
ЧУЛКОВ. Ну и пойду. Звёзды сегодня красивые, да?
МАРТА. Нет сегодня звёзд.
ЧУЛКОВ. А чего ты тогда в небо уставилась, если звёзд нет?
МАРТА. Капли красиво летят. В свете фонаря. Красиво, да? Зонт-то закрой –
увидишь.
ЧУЛКОВ. Не-а, не закрою. Дождь – это мерзость. Ну пойдём-пойдём… Чего ты
тут одна будешь стоять, ворон считать. Ночью-то… Вороны-то спят уже.
МАРТА. Капли я считаю – не ворон. Капли. Десять тысяч двести шестьдесят
восемь уже пролетело… И не одна я.
ЧУЛКОВ. А с кем ты? С Пушкиным?
МАРТА. С кем вы, работники культуры? С кем, с кем? Да, с ним. С
Пушкиным.
ЧУЛКОВ. С этим?
МАРТА. Нет, с настоящим. С живым.
ЧУЛКОВ. Ну и где он?
МАРТА. Кто?
ЧУЛКОВ. Пушкин. Живой. Я-то вижу только этого, бронзового.
МАРТА. А-а-а… Сейчас придёт. Может, он уже где-то здесь. Поэтому ты уже
иди, а, Чулков? Иди уже. Пушкину ты не нужен. К тебе он не придёт. Он – ко
мне. Где-то уже тут за деревьями стоит и ждёт, когда ты уйдёшь. Так что ты
иди уже. Ну Вик. Иваныч, а? Ну уйди, мне с ним поговорить надо, понятно?
ЧУЛКОВ. А-а, вот оно что. К тебе? Пушкин? Живой? Ну, конечно… Понятно,
понятно. С Пушкиным, оно – да. И я тут – лишний. Со мной, с Главным
Пушкиноведом Республики он разговаривать не будет. Ну, конечно. Это ведь не
я защитил диссертацию о Пушкине.
МАРТА. Ты, ты защитился по Пушкину, да.
ЧУЛКОВ. Не я монографию о Пушкине практически уже… издал. Немного
ещё доработать – и в печать. Не сегодня-завтра.
МАРТА. Ты, ты написал монографию о Пушкине.
ЧУЛКОВ. Не я зачитывался Пушкиным долгими зимними ночами… Вот
бывало сижу я во втором корпусе, на втором этаже, на кафедре литературы,
читаю Пушкина… Время – далеко за полночь… Во всём университете – ни
души. Тишина. И кажется мне, что во всей вселенной – только я и Он. Я – и Он,
Пушкин. И больше – никого. Два умнейших человека России. Он – и я.
МАРТА. Слушай, умнейший! Милый мой Вик. Иваныч! Шёл бы ты отсюда, а?
Ехал бы уже на своём мерседесе или что там у тебя, ехал бы уже быстрее
домой к жене и детям, и внукам, и спать бы уже лёг, а? В постельку уже пора
всем пушкиноведам…
ЧУЛКОВ. А может, я тоже хочу с Пушкиным поговорить?
МАРТА. Ты? С Пушкиным? Однако!
ЧУЛКОВ. А что?
МАРТА. Не-а-а. Нет, милый, нет, и не думай. Не надо тебе, незачем, не захочет
он. Не о чем тебе с ним разговаривать. Всё ты уже знаешь, Виктор Иваныч,
про Пушкина, ты уже прочитал многотомник академический, все
шестнадцать томов, написал уже всё, что мог, про Пушкина, и иди уже в свой
мерс, езжай домой и спи уже, дорогой, а?
ЧУЛКОВ. У меня – пежо.
МАРТА. Что у тебя? Не поняла.
ЧУЛКОВ. У меня – пежо, а не мерседес какой-то. Пежо.
МАРТА. Да мне без разницы. Хоть БМВ. Не вижу никаких различий. Не по-нима-ю. Не и-ме-ю.
Не во-жу ни пе-жу, ни жу-жу.
ЧУЛКОВ. Отлично! Хорошо, брезгуешь моим пежо, давай я тебя на такси
домой отправлю. Или у тебя и дома нет?
МАРТА. У меня есть всё, что надо. Всё у меня есть. Талант, квартира, работа,
муж, лада-калина, дети, внучка, кот Васька, двое стариков в деревне, огород 4
сотки и зонт даже дома есть. Я его специально не взяла с собой, не люблю. Я
не промокну. Не волнуйся. У меня всё хорошо. И деньги на такси есть. И
телефон, чтобы такси вызвать. Я в порядке. А ты иди, поезжай, спи.
ЧУЛКОВ. Ну и к чёрту! Я ей как человеку… Пока. Привет мужу.
Уходит
МАРТА. Стой!
ЧУЛКОВ. Что?
МАРТА. Не сердись. Я тебя поцелую в щёчку, можно? (Целует). Вот, всё, не
сердишься больше! Спокойной ночи, милый!
ЧУЛКОВ. Спокойной ночи, дорогая!
Чулков уходит. Появляется Пушкин
МАРТА. А, наконец-то, Александр! Я заждалась!
ПУШКИН. Не хотел мешать. Кто этот господин?
МАРТА. Пушкиновед.
ПУШКИН. Пушкиновед?
МАРТА. Ну да.
ПУШКИН. Не люблю пушкиноведов.
МАРТА. Конечно! Но, Александр, он не самый известный пушкиновед… он и
не пушкиновед уже, честно говоря. Бывший пушкиновед…
ПУШКИН. По моему опыту, бывших пушкиноведов не бывает, дорогая Марта.
МАРТА. Ах, Александр, и вы правы, вы как всегда правы... Хотя в перестройку
многие пушкиноведы ушли в копирайтеры… Но по ночам они все пишут о
Пушкине... Да, о вас, Александр Сергеевич! Вот и Чулков, я думаю, хотя и
уходил с кафедры, но пушкинистику никогда не бросал. Понимаете, Александр,
двадцать лет человек был чиновником – большим чиновником… Помощником
самого большого у нас тут вельможи. А когда главный чин, вельможа этот, его
начальник, лишился места, то и Виктор Иваныч, соответственно, вынужден
был уйти на пенсию – в отставку, если вам так понятнее. И выйдя в отставку…
ПУШКИН. … наш бывший пушкинист уехал в деревню, в своё имение. Это так
скучно, Марта…
МАРТА. Нет, Александр Сергеич, совсем, совсем не скучно. .. Наш бывший
пушкинист возвращается к пушкинистике. Уже в качестве профессора он
берёт четверть ставки на филологическом факультете – мизерные деньги – и
читает студентам один-единственный курс: «Творческий путь Александра
Сергеевича Пушкина».
ПУШКИН. Надоело.
МАРТА. Что?
ПУШКИН. Надоело про творческий путь Пушкина. Надоел ваш пушкинист.
Подумайте, Марта, не найдётся ли у вас тема повеселее, чем рассказ об
отставном чиновнике-пушкиноведе?
МАРТА. Повеселее? Это как посмотреть. Может быть, Путин? Повеселее?
ПУШКИН. Кто это – Путин?
МАРТА. А вам ещё никто не рассказал?
ПУШКИН. Я не помню. Кто он?
МАРТА. Президент Всея Руси.
ПУШКИН. Царь?
МАРТА. Ну вроде того. Президент.
ПУШКИН. Выборная должность?
МАРТА. Выборная.
ПУШКИН. Демократия?
МАРТА. Вроде того.
ПУШКИН. Вроде?
МАРТА. Как бы. У нас пока как бы демократия.
ПУШКИН. А-а-а… Какая скука! Какая скука! Как бы демократия – это
немножко самодержавия и немножко Наполеона и ещё слегка Парламента. Так,
да?
МАРТА. Так. И ещё слегка как бы Парламента. В его декоративно-прикладном
смысле.
ПУШКИН. Жаль. Мы это уже проходили. А что-нибудь новенькое, Марта?
МАРТА. Политика, культура, образование, здравоохранение?
ПУШКИН. Начнём с политики.
МАРТА. Хорошо. Начнём с Путина..
ПУШКИН. Нет. Про Путина не надо, пожалуйста.
МАРТА. А в политике у нас больше никого нет.
ПУШКИН. Хорошо, исключаем политику.
МАРТА. Слава Богу. В стране происходит что-то глупое и мерзкое. Бред и
абсурд. Не понимаю... А вы, Александр? Понимаете что-нибудь?
ПУШКИН. Мы же договорились, что обойдёмся без политики. Мне не
интересно.
МАРТА. А что вам интересно?
ПУШКИН. Марта, вы не поняли. Дело не во мне, дело в том...
МАРТА. В чём?
ПУШКИН. В вас, Марта.
МАРТА. Простите?
ПУШКИН. Вы хотели поговорить о себе.
МАРТА. Я? О себе? Нет. Нет-нет.
ПУШКИН. Марта, зачем вы морочите мне голову?
МАРТА. Я? Вам? Александр Сергеевич, я вам морочу голову? Нет! Господи,
нет. Нет! Я ни при чём.
ПУШКИН. Марта!
МАРТА. Что, Александр Сергеевич?
ПУШКИН. Мы зачем здесь с вами встретились?
МАРТА. Не знаю.
ПУШКИН. Ах, вот что.
МАРТА. Только не уходите!
ПУШКИН. Я никуда не ухожу, я думаю.
МАРТА. О чём?
ПУШКИН. Я думаю, что мне с вами делать.
МАРТА. А что, есть проблема?
ПУШКИН. Да, мадам. Вполне очевидно, что вы - моя большая проблема на всю
ночь.
МАРТА. Но я не хочу быть вашей проблемой, Александр Сергеевич
ПУШКИН. К сожалению, Марта, это от нас не зависит.
МАРТА. Даже если я уйду?
ПУШКИН. Вы не можете уйти... Но вы совершенно не готовы.
МАРТА. К чему?
ПУШКИН. К разговору.
МАРТА. Не готова. А должна была?
ПУШКИН. Вас ведь предупреждали?
МАРТА. Да. Но я не поверила.
ПУШКИН. Но пришли.
МАРТА. На всякий случай.
ПУШКИН. Хорошо. Хорошо. Давайте подумаем, что нам делать? Вам не
холодно?
МАРТА. Нет, не холодно. Руки закоченели. Язык онемел. От волнения. Очень
холодно.
ПУШКИН. Ну так пойдёмте куда-нибудь... в дом.
МАРТА. В офис? Вот он, второй корпус. Филологический на втором этаже. И
там ещё есть кабинет литературы, двести девятый...
ПУШКИН. Филологический? Кабинет литературы? А получше ничего нет?
Повеселее?
МАРТА. Когда я работала там лаборантом, там было очень весело. Я книги
выдавала студентам. Эти студенты теперь доценты. Там ещё пальма росла. В
кадке.
ПУШКИН. Большая выросла?
МАРТА. Её там больше нет. Комендант решила, что пол под кадкой сгниёт и
провалится, перенесли пальму в холл, а там сквозняки... Она простудилась и
умерла.
ПУШКИН. Жалко пальму.
МАРТА. А ещё там был бюст Пушкина... ой... простите... М-да... Бюст
Пушкина, покрашенный серебряной краской...
ПУШКИН. С отколотым носом.
МАРТА. Нет, нет. Нос был на месте.
ПУШКИН. Нос на месте. Если нос на месте, тогда пойдёмте в ваш кабинет
литературы с бюстом Пушкина.
МАРТА. Да, конечно. Но боюсь, что входная дверь закрыта.
ПУШКИН. А сторож?
МАРТА. Вахтёр. Не пустит. У нас нет пропуска.
ПУШКИН. Но вы же там служили, Марта!
МАРТА. Когда это было, Саша...
Появляется Чулков
ЧУЛКОВ. Пойдёмте, я вас проведу.
ПУШКИН. О нет!
МАРТА. Он нас только проведёт на филфак.
ЧУЛКОВ. Да. Видите ли, Александр Сергеевич, в вашем стихотворении «Отцыпустынники и жёны непорочны»...
ПУШКИН. Не утруждайтесь, я не помню.
ЧУЛКОВ. Не помните свои стихи? Так я вам напомню...
ПУШКИН. Не нужно. Слышать не хочу!
ЧУЛКОВ. Однако, Александр Сергеевич!
МАРТА. А я это так хорошо понимаю. Так хорошо понимаю вас, Саша. У нас, у
поэтов, это часто так бывает. "Меня тошнит от всех стихов, / Я ненавижу,
ненавижу!/ Убей поэзию, любовь,/ - или меня. Втроём не выжить".
ЧУЛКОВ. Ну и что?
МАРТА. А вам как, Александр? Понравились стихи? Мои.
ПУШКИН. М-м-м-мыыы...
МАРТА. Не понравились...
ЧУЛКОВ. Я пойду с охранником договорюсь, чтобы нас пустили на филфак.
МАРТА. Да, Виктор Иванович, пожалуйста, договоритесь, и побыстрее. Мы с
Александром Сергеевичем продрогли уже. И промокли.
ПУШКИН. Я не промок. Я не промокаю в принципе никогда.
МАРТА. Я понимаю.
ПУШКИН. А я не понимаю, что мне с вами делать.
МАРТА. Я вас понимаю.
ПУШКИН. И тем более не понимаю, что делать с вашим пушкинистом. Как он
некстати.
МАРТА. Я вас понима-аю!
ПУШКИН. Не люблю пушкинистов. Убил бы, да.
МАРТА. Да ну что вы, Саша! Они вообще-то полезные для страны люди, эти
пушкиноведы.
ПУШКИН. И чем это они полезны стране?
МАРТА. Они Пушкина популизируют. Статьи о Пушкине пишут. Конференции
проводят, посвященные Пушкину. Читают про Пушкина доклады.
ПУШКИН. Друг другу. Я же говорю, пушкиноведов нужно убивать.
МАРТА. Но не Чулкова. Он, наш Чулков — просто хороший, очень хороший
человек. Он, когда заведующим кафедрой стал, мне позвонил и позвал меня на
кафедру работать. То есть сам позвонил и сам позвал. Это после того как я там
со всеми рассорилась, хлопнула дверью, три раза не поступила в аспирантуру,
родила двоих детей... И он меня позвал на кафедру работать. Предложил мне
снова работать на кафедре, несмотря на мою репутацию. Я считаю, это
поступок! Да, это же поступок, Александр Сергеевич?
ПУШКИН. Ещё какой! Я даже не понимаю, почему у вас там перед корпусом
памятник Пушкину стоит. Гораздо разумнее было бы поставить там бронзового
Виктора Ивановича Чулкова.
МАРТА. Да поставят ещё, поставят. Как раз напротив Пушкина. Пушкин — и
пушкиновед Чулков, глаза в глаза. «Гляжусь в тебя, как в зеркало...» Всё-таки
то, что он позвал меня на кафедру — это поступок. Жаль только, что я
отказалась. Нашла уже тогда работу редактора на дому. И платили хорошо, и
дети под моим присмотром.
ПУШКИН. Честно говоря, я не понимаю, Марта, зачем женщине, родившей
двоих детей, ещё и работать?
МАРТА. Не понимаете? Но это просто. Просто, сейчас не девятнадцатый век,
Александр Сергеевич. Сейчас женщинам нельзя не работать. Кому
элементарно денег не хватает, а тем, кому хватает, им просто скучно дома. У
нас и прислуги дома нет, вы представляете?
ПУШКИН. Нет, этого мне никогда не понять. Как это без прислуги?
МАРТА. Есть помощники: пылесос, микроволновка и стиралка...
ПУШКИН. Стиралка?
МАРТА. Машина для стирки белья.... Вон, Виктор Иванович нам машет.
Пойдёмте.
ЧУЛКОВ. Александр Сергеевич! Александр Сергеевич! Идите сюда!
Проходите, пожалуйста.
ПУШКИН. Благодарю.
МАРТА Надо в журнале расписаться...
ЧУЛКОВ. Марта, это лишнее. Идите наверх, в деканат. Я возьму ключ.
В деканате
ЧУЛКОВ. Располагайтесь. Чайничек на месте. И даже с водичкой. Включаем
чайник. Находим заварку. И где-то здесь я двадцать лет назад коньячок
припрятал... Елена-то Алексеевна у нас не пьёт, значит, коньяк должен тут
найтись... так и есть, вот он, в целости и сохранности.
МАРТА. Елена Алексеевна - это декан. Виктор Иванович тоже был деканом,
поэтому всё здесь знает. Они, кстати, в одной группе учились.
ПУШКИН. Елена Алексеевна тоже пушкиновед?
МАРТА. О нет, она специалист по советской литературе.
ЧУЛКОВ. Да, теперь и по антисоветской тоже! За встречу!
МАРТА. Доброго вам здоровья, господа!
ПУШКИН. На здоровье не жалуюсь, спасибо.
ЧУЛКОВ. И вот в ваших южных поэмах, Александр Сергеевич, я имею в виду,
прежде всего, "Бахчисарайский фонтан"...
ПУШКИН. Виктор Иванович, я вас очень прошу, никаких поэм, стансов и
сонетов. Ни слова.
ЧУЛКОВ. А вот знаменитое "Народ безмолвствует" в "Борисе Годунове"...
ПУШКИН. Он продолжает безмолвствовать.
ЧУЛКОВ. Наш народ?
ПУШКИН. Ну не вы же! Вот, она, Марта, народ, сидит и молчит, сидит и
молчит...
МАРТА. Я не знаю, что сказать, дорогой.
ПУШКИН. А я - тем более, дорогая! Но ведь зачем-то нам назначили эту
встречу!
ЧУЛКОВ. Кто назначил?
МАРТА. Кто? Да, кто? Наверное... я думаю, получается, что высшие силы.
Больше некому. Да посудите сами, кто ещё мог назначить встречу мне - и
Александру Сергеевичу Пушкину!
ЧУЛКОВ. А зачем?
МАРТА. Я не знаю. Я думала, Александр Сергеевич всё скажет.
ПУШКИН. Нет, Марта, нет! Александр Сергеевич ничего не скажет. Александр
Сергеевич не должен ничего говорить. Говорить должны вы, дорогая, вы и
только вы!
МАРТА. Но, Господи, о чём?!!
ЧУЛКОВ. Похоже, в Небесной Канцелярии что-то напутали.
ПУШКИН. Там не путают.
Пауза
МАРТА. А что если... н-нет. Не так. Виктор Иванович, пойми, я не могу при
тебе. В твоём присутствии мне как-то неловко...
Пауза
ЧУЛКОВ. Мне на самом деле нужно уйти?
ПУШКИН. Да, будьте так любезны, уважаемый...
ЧУЛКОВ. Ну что же. Похоже, это не моя ночь. Не мой шанс. Я уйду. Но имейте
ввиду, она ничего не скажет. Ей вам нечего сказать, дорогой Александр
Сергеевич. Не дождётесь. Никакого толку от неё не будет.
МАРТА. Это правда.
ПУШКИН. Посмотрим.
ЧУЛКОВ. Я не совсем уйду. Я буду рядом. Рядом, в соседнем кабинете, на
кафедре литературы. Я ещё вернусь.
Уходит
ПУШКИН. Ну что же...
МАРТА. Не знаю.
ПУШКИН. Что вы не знаете, Марта? Вы хотели меня видеть?
МАРТА. Все хотят.
ПУШКИН. Вы просили о встрече?
МАРТА. Но какой же русский не мечтает с вами встретиться и поговорить!
Ведь Вы - наше всё.
ПУШКИН. И говорите, милая, говорите. Вот он, ваш звёздный час. Не медлите,
говорите, прошу вас.
МАРТА. Но всё это так глупо и мелко. Всё, что я мысленно вам говорила, всё, о
чём просила в тишине. Если я скажу это вслух, здесь, вам, то выйдет такая
неловкость. Вам будет так стыдно, и мне будет стыдно, потому что то, о чём я
думаю, так ничтожно, банально и примитивно...
пауза
ПУШКИН. Что ж вы замолчали?
МАРТА. Ничтожно, банально и примитивно...
пауза
МАРТА. Примитивно, ничтожно и банально. Зря я хотела вас увидеть. Ничего
не получится. Ошиблась ваша Небесная Канцелярия.
пауза
МАРТА. Простите меня, Александр Сергеевич, простите, простите, простите.
ПУШКИН. Бог простит.
МАРТА. Вы думаете, простит?
ПУШКИН. Я знаю.
МАРТА. Это хорошо. Это очень хорошо. Я здесь работала. Здесь, на филфаке. В
соседнем кабинете, на кафедре. Лаборантом. Скорее даже не лаборантом
кафедры, а лаборантом кабинета русской литературы. Я выдавала книжки и
писала диссертацию. Должна была писать диссертацию. Предполагалось, что я
её пишу. Я и писала... понемногу. И стишата начала пописывать. А старшим
лаборантом была Таня, Татьяна Петровна. Она такая была честная! Всё, что
думала, всё говорила. Никаких доцентов не боялась. И профессоров не боялась.
Она наукой-то и не собиралась заниматься. Особо как-то не рвалась. Все
лаборанты универа писали диссертации, и я писала диссертацию, и только
Татьяна Петровна не писала. Однако, вот она давно доцент, и преподаёт. Не
сказать, чтобы она была так страстно влюблена в русскую литературу, как я!
Но... Вот она преподаёт, а я давно уже не работаю на филфаке. И диссертацию я
так и не защитила... Не дописала даже. Мне казалось, что русская литература это такой огромный... такой необъятный мир. И я всё время думала, что я этого
не знаю, того не знаю, это не читала, то не читала. В общем, у меня всегда
стакан был наполовину пуст. Всегда. Потом стихи стали получше. Но - ничего
особенного. Не шедевры. Не гений.
Филфак долго был моей раной. Не заживающей кровоточащей раной. Я грезила
филфаком, жалела о филфаке. И мечтала о реванше. О том, что я докажу.
Стану успешной и знаменитой. Знаменитым. Поэтом. Потом драматургом. Не
важно. В любом жанре, лишь бы доказать...
Но и это отболело.
Саша, если бы вы дожили до моих лет... впрочем, вы - гений, у вас всё подругому.
Хотя помещик из вас не получился.
ПУШКИН. Не получился.
МАРТА. Вы ведь тоже хотели родителям доказать, что вы сможете управлять
имением разумно, экономно и эффективно! В вашей семье тоже всем всегда не
хватало денег. И вы решили взять на себя имение, крепостных...
ПУШКИН. И получилось ещё хуже, чем у отца.
МАРТА. И они не знали, что вы гений. Они даже не думали, что их сын главный гений России. Что вас потом назначат главным гением. Они не знали и
они на вас сердились, да?
ПУШКИН. Очень. Они считали меня пустым малым.
МАРТА. Да, да, именно. Вы ведь не служили, пока не женились. А на стихах
много ли заработаешь. Они вас бранили?
ПУШКИН. Ещё как!
МАРТА. Вам было очень обидно, да? Ведь про себя вы знали, что вы гений.
ПУШКИН. Знал? Возможно. Но доказать не мог.
МАРТА. И обида душила вас.
ПУШКИН. Душила.
МАРТА. Да, я понимаю... и меня душила, душила, ещё как! Однако, теперь я
окончательно знаю, что я не талантлива, или очень мало талантлива, что я
посредственность, графоман... И я всё бросила, успокоилась. Чаю ещё хотите?
ПУШКИН. Хочу.
МАРТА. Сейчас согрею. И вот я успокоилась. Вроде как успокоилась. Как бы
успокоилась. Фотографировать стала всё подряд. Тысячи, тысячи буквально
фотографий в компьютере. Я их и в Яндексе, и в Гугле, и В контакте, и в ЖЖ
выкладываю. Каждый день, каждый день. И стихи уже не пишу, не пишу.
Иногда, так, по случаю. Жилину там, Гулину, Павловой на юбилей... Но больше
- ничего не пишу. Пьеску про Пушкина начала ... Ой, простите. Про вас,
Александр Сергеевич, пьесу начала писать, но не дописала. И живу я так
хорошо-хорошо. Бывает даже, молодых поэтов слушаю. Вот ваш чай,
Александр Сергеевич. И ничего не пишу.
Вчера... Вчера, да, я выгребла из шкафов весь мой архив. И из мешка для
мусора тоже. Папки, папки. Ремонт у нас в квартире, в одной комнате. И вот
нужно же всё уже перебрать, не хранить же всё. Тем более, в компьютере всё
самое нужное есть. А это - черновики, бумаги все, стихи старые, на
пожелтевшей уже бумаге. Хотела я всё выбросить. Вначале думаю - не глядя,
всё, в мешок... Знаете, такая идея сейчас очень популярна: всё старое и
ненужное - выбрасывать. Старые вещи, бумаги, черновики - всё нужно
выбрасывать. Это к нам из Америки пришло. Беспощадно выбрасывать всю
память о прошлом, чтобы освободить место будущему. Тут бы, резонно, меня
уже выбросить, освободить место детям... Но до этого пока не дошло. А мы уже
много барахла выбросили с дочкой. Тряпки, книги... Но всё равно его ещё очень
много. Барахла. Не адекватно жизненному пространству... И вот особенно мои
бумаги. Папки эти со стихами, набросками, черновиками... Статьи из газет.
Фотографии. Стихи молодых поэтов. Брошюрки разные, сборники статей...
пушкиноведов и прочих литературоведов моей кафедры. Я всегда у них
покупала эти статьи, и даже иногда читала их, да. Думала, допишу ещё диссер
свой когда-нибудь. А ещё отчеты какие-то, планы-проекты. Рисунки детей моих,
их самодельные открыточки с поздравлениями. Дорогая мама... Всё такое
барахло, от которого пыль, пыль и пыль. И дышать нечем, и место для денег
занято. Ведь эти американцы как учат: выбросьте всю дрянь, всё барахло, всё
старьё, которое вас держит в прошлом и мешает новой жизни, выбросьте всё на
помойку, вытрите чисто-начисто пыль и ждите. Взамен выброшенному к вам
придёт новое счастье, а главное - деньги, деньги, деньги. Вот сколько вы места
в доме, в шкафах, ящичках и на полках освободите, столько нового счастья и
денег к вам в дом придёт.
ПУШКИН. Прекрасная теория. Жаль, я её не знал. Книги хранил, журналы. И
даже черновики не выбрасывал.
МАРТА. И хорошо. Ваши черновики знаете сколько теперь стоят! А сколько
людей кормятся, годами разбирая ваши каракули!
ПУШКИН. Я знаю, знаю, знаю...
появился Чулков
ЧУЛКОВ. Простите, но на кафедре чайник куда-то делся. Кипяточку можно?
МАРТА. Ну конечно, Виктор Иванович, конечно! Да вы пейте здесь чай, кофе.
Ой, у меня же шоколадка в сумочке, я забыла совсем, я же взяла на всякий
случай. Вот она, кофе с молоком. Александр Сергеевич, с шоколадом, а? Вы как
к шоколаду относитесь?
ПУШКИН. Нормально.
ЧУЛКОВ. Странно как-то. Нормально - это словечко совсем не из 19 века. В том
смысле , в каком вы его употребили, Александр Сергеевич, в ваши времена его
не употребляли.
ПУШКИН. Наши времена, ваши времена. Нет такого понятия, уважаемый
пушкиновед Виктор Иванович. У нас такого понятия нет.
МАРТА. Конечно, как ты не понимаешь, Чулочек-дружочек, Пушкин всё про
нас знает. Он и компьютер знает, и интернет, и ЖЖ. Знаешь ведь про ЖЖ, да,
Александр Сергеевич?
ПУШКИН. Вы мне экзамен сейчас здесь устроите, любезная Марта? ЖЖ живой журнал, социальная сеть в интернете.
МАРТА. Вот видишь, видишь!
ЧУЛКОВ. Ай да Пушкин!
МАРТА. Александр Сергеевич, а пусть он здесь останется. Он, Виктор
Иванович, он хороший! Он очень-очень-очень. Хороший. Можно, он с нами?
ПУШКИН. И вам он не помешает?
МАРТА. Нет, что вы! Нисколько.
ЧУЛКОВ. Не помешаю.
ПУШКИН. А про Пушкина и его творческий путь высказываться не будете?
ЧУЛКОВ. Не буду.
ПУШКИН. Хорошо, останьтесь. И сидите тихо. А вы, Марта, продолжайте.
МАРТА. Как? Разве ещё не всё?
ПУШКИН. Нет, вы черновики-то выкинули, наконец?
МАРТА. Нет ещё. Не смогла. Я первую папку открыла - там роман
недописанный, "Нежное сердце". Начало романа, страниц тридцать-пятьдесят.
Стилизация под женский роман девятнадцатого века. Лихо сюжет
закручивается, герои хорошие. Всё вообще путём. А вот что там дальше - не
помню. Я когда со стихов на прозу перешла - я огромный роман сразу написала
- в шестьсот страниц роман. Не шедевр. И не литература даже. Беллетристика
средней руки. Я не Пушкин, не Толстой. Подружки мои прочитали и
расстроились. Не Пушкин. Не Толстой. Полный отстой... И я подумала - не надо
писать. Не надо. Но сюжеты лезли и лезли в голову. Ещё парочку романов я
начала, все сюжетные линии проработала, всех героев. Но план не записала, в
голове всё держала.
пауза
... И долго я эти романы в голове держала. Всё думала - допишу, допишу... Не
дописала. И забылось. Забылись сюжеты. Все романы забылись и уже никогда
не напишутся.
ЧУЛКОВ. Значит, так небу было угодно.
МАРТА. Да? Александр Сергеевич, небу именно так угодно? Чтобы бездарные
романы не писались?
ПУШКИН. Небу вообще-то всё равно. Это только ваши земные дела,
человеческие. Пишите - не пишите романы, нам без разницы.
ЧУЛКОВ. А как насчёт книги о вас, Александр Сергеевич? Я всегда чувствовал,
пиша книгу о вашем творчестве, ваше благотворное влияние свыше, ваш
промысел...
ПУШКИН. Не было промысла. Вам это показалось.
ЧУЛКОВ. Но...
ПУШКИН. Вам показалось!
ЧУЛКОВ. Да.
МАРТА. Да. Потом я начала писать пьесы. Когда познакомилась с
режиссёрами, я, не сразу конечно, но всё-таки начала писать пьесы. Писать
пьесы намного проще, чем романы. И быстрее. И не нужно описывать природу.
Правда, в пьесе должна быть фразеологическая точка зрения. То есть каждый
герой говорит своим особенным языком. Повторяет свои словечки, фразочки
какие-нибудь. Вот если я пишу пьесу о Пушкине, то Пушкин должен говорить
языком 19 века, а если у меня в героях есть пушкиновед Чулков, то Чулков
должен говорить как профессор. Умно, глубоко и пространно. Но мои герои все
говорят в моих пьесах одинаковым языком. 5 пьес я написала. Все говорят
одинаково. Режиссёрам не интересно. Нет харАктерных героев. Но у меня ещё
пять пьес начаты и не дописаны. Одна из них - про Пушкина.
ПУШКИН. И про Чулкова.
МАРТА. Да, и про Чулкова. Но Чулков там у меня больше молчит. Это моё
право, автора, решать - кому давать слово, а кому — нет. И вот Чулкову я почти
не даю говорить.
ЧУЛКОВ. Однако!
МАРТА. Молчи, молчи. А то разговоришься - мало не покажется.
ПУШКИН. Пушкин в твоей пьесе тоже не разговорчив.
МАРТА. Не разговорчив, да. Конечно! А вы попробуйте придумать, о чём
может думать и говорить Пушкин! Сам Пушкин! Ой, простите, Александр
Сергеевич.
ПУШКИН. Вы абсолютно правы, Марта. Вам ни за что не догадаться, о чём я
думаю. Вы ведь не пушкиновед. Это пушкиноведы знают все мои мысли, и
даже гораздо лучше меня самого.
ЧУЛКОВ. Мы только интерпретируем то, что вы сами написали.
ПУШКИН. Довольно смело интерпретируете, надо сказать.
ЧУЛКОВ. Вы, между прочим, Александр Сергеевич, так и писали - смело и... И
смело!
МАРТА. А вот я так не могу.
Пауза
Одним словом, драматург из меня не получился.
ПУШКИН. Как из него - пушкиновед.
ЧУЛКОВ. Однако, Александр...
МАРТА. Да, да, Виктор Иванович, ты уж признайся. Ты - чиновник, а не
пушкиновед. Чиновник до мозга костей. И жизнь твоя не удалась в высоком
смысле этого слова. В пушкинском смысле - не удалась. Как и моя.
ЧУЛКОВ. Александр Сергеевич!
пауза
Александр Сергеевич.
пауза
Александр Сергеевич.
ПУШКИН. Я ничего не могу для вас сделать, любезный. Пожалуйста, Марта.
МАРТА. Что?
ПУШКИН. Пора.
МАРТА. Что?
ПУШКИН. Просить.
МАРТА. Что?
ПУШКИН. Что хотите.
МАРТА. Я не знаю.
ПУШКИН. А хотите, я выкину все ваши черновики?
МАРТА. Нет! Нет, не надо. Пожалуйста. Не надо. Я их ещё допишу. Когданибудь допишу.
ПУШКИН. Хорошо, Марта, не выкину я ваши черновики. Хотя вы их уже
никогда не допишите, Марта, никогда... А хотите, вашу пьесу поставят?
Кирилл Серебренников, например, в МХТ или Римас Туминас в Вахтангова?
МАРТА. Хочу. Но по честному. Без блата.
ПУШКИН. По честному не поставят. Плохие у вас пьесы, Марта.
МАРТА. Плохие, да. Я и сама чувствую, что плохие, а если плохие, то и ставить
не надо.
ПУШКИН. Марта, сосредоточьтесь, Марта. Последняя попытка. Просите,
дорогая, просите. Одна минута осталась. Я даже подскажу, напомню вам,
Марта, что вы, когда меня звали, вы думали о... вы меня уже просили, просили
меня о... Премия такая...
МАРТА. Да, да, я знаю, Саша, я помню, я готова. Я прошу вас, Александр
Сергеевич, помогите нам всем, чтобы дети мои были здоровы и счастливы, и
чтобы у них были дети, и чтобы их дети тоже были здоровы и счастливы!
ПУШКИН. Марта! О Господи, Марта! Ну что же вы! Эх!
Уходит
МАРТА. Прощайте, Александр Сергеевич.
ЧУЛКОВ. А всё-таки ты дура.
МАРТА. Да-а-а. Не получу я Нобелевку. Но ведь и не за что. Графоманам
нобелевки не дают. Есть там ещё коньяк?
ЧУЛКОВ. Ага, чуть-чуть. По-братски.
Пауза
А с чего ты ты решила, что это Пушкин? Ведь не похож. Совсем не похож.
МАРТА. Конечно, не похож. Почему Рубцов должен быть похож на Пушкина?
Он же без грима...
ЧУЛКОВ. Какой Рубцов?
МАРТА. Владимир. Владимир Рубцов. Режиссёр детских театров. Хороший
режиссёр. Очень хороший. Гениальный. Он бы в театре Вахтангова. Но он не в
Вахтангова. Он в школьном театре.
ЧУЛКОВ. Твой Рубцов и актёр хороший. Я ему поверил.
МАРТА. Брось! Ничему ты не поверил.
ЧУЛКОВ. Поверил.
МАРТА. Не-ет! Не поверил.
ЧУЛКОВ. Как ты меня разыграла! Как разыграла...
МАРТА. Не-ет, Виктор... Иваныч, это не розыгрыш. Ты тут случайно... А у нас
игра такая, интеллектуальная.
ЧУЛКОВ. У кого у вас?
МАРТА. Мы с друзьями...
ЧУЛКОВ. … в баню ходите?
МАРТА. Есть же такая услуга: можно пригласить в гости хоть Дед Мороза, хоть
Джека Воробья... Но там гримируются. А у нас правило: никакого грима. Это
просто подарок имениннику. Именинник пишет пожелание: с кем из великих
людей он хочет встретиться и что у него попросить. Все тянут жребий. Кто
вытягивает, тот играет роль персонажа. Я заказала Пушкина. Разговаривать со
мной от лица Пушкина по жребию выпало Рубцову. У него хорошо получилось,
да?
ЧУЛКОВ. Хорошо. Я поверил.
МАРТА. Странно... Хотя... Если предположить, что Рубцов оказался настоящим
Проводником, что всё-таки был Голос свыше... Рубцов талантливый, тонкий
человек, он настроился на нужную волну. Открылся портал — и...
ЧУЛКОВ. И ты сваляла дурака. Упустила возможность попросить у Бога
Нобелевку.
МАРТА. … да, но... но я же попросила здровье, а здоровье-то важнее, особенно
если это здоровье детей и внуков.
ЧУЛКОВ. Это да. Внуки — это да! Внуки, они поважнее всяких премий, тут я
полностью с тобой согласен.
МАРТА. О, Чулков! Вот видишь, нашли-таки мы с тобой точки
соприкосновения. Хоть в чём-то да сошлись...
пауза
По идее сейчас дождь за окном должен усилиться, а мы с тобой будем долгодолго сидеть и молчать, слушая дождь. Открой, пожалуйста, окно.
ЧУЛКОВ. И бывший пушкиновед Чулков открыл окно, и они долго сидели в
деканате филфака, молча слушая дождь.
МАРТА. Чулков, я тебя очень-очень люблю.
ЧУЛКОВ. Я знаю.
МАРТА. Чулков, а ты меня любишь?
Дождь усилился
Занавес.