В поисках опоры

В поисках опоры
Всё на свете имеет свой адрес, своё предназначение. У всякого автора
обязательно должен быть свой зритель или читатель, с которым он ведёт свой
внутренний диалог, без которого было бы невозможно никакое творчество.
Художник не может втайне не надеяться на понимание и стараться, чтобы оно
было глубже собственного представления о нём. Людей, сопричастных
авторской позиции, авторской мысли (ибо мысль подвижна, у неё всегда
существует обратная связь) художник вовлекает в диалог, прежде всего
посредством своего пластического языка, и уже после, благодаря какой-то
общей идее, общего знания, общего целеполагания. И такой собеседник у
Владимира Смирнова есть. Я бы определил его как уставшего,
рефлексирующего горожанина. Художник разговаривает с ним на очень
простом языке, чуждом красивостей и самолюбования. Они в своём
безмолвном диалоге не ищут смыслы, не стараются постичь истины, а пытаются
обрести точку опоры. И автор, и его собеседник-зритель – люди глубоко
искушённые и хорошо образованные, единственно, чего им не хватает, так это
цельности и уверенности в правильности выбора своего пути. Отсюда такая
доверительная интонация в работах Владимира Смирнова, многое, что хочет
сказать художник, его зритель понимает с полунамёка. Можно сказать, что ему,
на первый взгляд находящемуся в непосредственной эмоциональной близости
со своим зрителем, всё-таки удаётся обогащать свой замысел своим
пониманием, своими ощущениями, и делать это ненавязчиво и легко, так,
чтобы зритель ощущал авторские мысли и чувства как свои собственные.
В воплощённых Владимиром Смирновым образах есть два независимых друг от
друга измерения: фигуративное и идейное, психологическое. Несмотря на
кажущуюся простоту пластических конструкций в его произведениях, они не
только подчинены неумолимым композиционным законам и художественным
нормам ленинградской художественной школы, но и имеют внутреннее
авторское наполнение со своей мелодикой, своими внутренними ритмами,
образующими своё неповторимое авторское звучание. Но даже не этим ценны
работы Владимира Смирнова, а именно своим психологическим,
эмоциональным воздействием. И неважно, что его посыл, прежде всего,
обращён к людям, находящимся на периферии современного мейнстрима,
людям не вполне успешным и, в каком-то смысле, отчуждённым от общества,
главное, что это люди думающие и нуждающиеся в таком обращении к ним.
Золотой век русской культуры породил сочетание гения и просвещения,
Серебряный – уже характеризовался триадой, где «посвященность», была
наиболее значимой, что соответствовало мистическим исканиям того времени,
а что необходимо сейчас, даже трудно себе представить. Материя усложняется
и не только материя… Бытует мнение, что искусство, пережив сильнейшее
испытание постмодернизмом, и вовсе утратило стилевую определённость,
ввиду идейной неопределённости и полной утрате горизонтальных
коммуникаций.
Любое понятое и прочувствованное зрителем произведение на равных
принадлежит и ему, и своему создателю. Не всякий способен на бумаге
выразить свою мысль, но не каждый и увидит, поймёт и воссоздаст увиденное в
своём воображении.
Один мой знакомый говорил, что искусство сейчас стало приватным делом. С
этим трудно не согласиться, но все те, кто стремится к подлинности и
воспринимает свою деятельность художника серьёзно, пытается разобраться с
тем знанием о мире и человеке, который сумел приобрести сам, соотнести его с
собственным опытом, с пониманием человеческой миссии и человеческой
судьбы. Однако любое творчество имеет и свою сверхзадачу, которую обычно
сложнее всего сформулировать. Для Владимира Смирнова такой «частной
задачей», почти не затрагивающей самого человека и не решающей его
«вечных» вопросов бытия, является, на мой взгляд, попытка вочеловечить
сущее и воплотить несбывшееся, пусть даже остающаяся за рамками
свершившегося факта и за пределами изобразительности.
Другими словами, в художническом послании к зрителю у автора ясно
просматриваются подступы к осмыслению и пониманию проблем самого
человека, его жизни, свободы и счастья.
Счастье – категория исключительная в силу своей случайной природы, и может
существовать только вкупе с тем, что составляет основную мотивацию личности.
В гравюрах Владимира Смирнова очень часто и присутствует такая случайная
игра природы, нередко имеющая своё интересное прочтение, особенно, когда
выявляются подтексты и обозначаются неявные смыслы, которые лишь
намечены и могут проявиться только при заинтересованном зрительском
участии.
Кто-то сказал, что к пониманию готовы не все, и чтобы достучаться до сознания
человека необходимо говорить с каждым на языке его души. Мы знаем
адресата творчества Владимира, только им одним не исчерпывается круг тех,
кому будет интересно то, над чем думал и работал автор. Оттого так хороши
простые и незамысловатые сюжеты, что их всякий будет примеривать на себя,
переводя специально под своё понимание незнакомый авторский язык. А
можно попытаться инвертировать сознание, и тогда уже не будет разницы
между зрителем и художником, и не образ будет провоцировать смыслы, а
смыслы будут провоцировать образы.
У Владимира Смирнова есть интересная особенность переносить
эмоциональные акценты с субъекта на объект и наоборот, что заставляет
зрителя сильнее погружаться в изображение и провоцирует большую
зрительскую вовлечённость.
Жизнь можно воспринимать с разной степенью расфокусировки зрения, важно
только знать, что ты хочешь понять и зачем. Одно и то же можно воспринимать
совершенно под разным углом, и результат даже получится разный, от
самоуспокоения до крайнего неуюта и беспокойства. А истина не всегда
очевидна и не позволяет ироничного отношения к себе, нет у неё такого
измерения.
Авторское стороннее участие в этом процессе постижения, порой, кажется
незаметным, но как объяснить, что то, мимо чего раньше можно было спокойно
пройти и не заметить, сейчас начинает бросаться в глаза, жечь совесть, жить в
памяти, мучить непонятно как приобретённым опытом.
Но какими бы ни были наши мировоззренческие установки, все моральные и
нравственные категории не могут существовать отвлечённо, сами по себе,
абстрактно и независимо. Мы обретаем их посредством внутренней работы
своей души, и опыт другого человека, его мысли, его жизненная позиция,
принятая и переосмысленная нами, часто помогает нам в этом. И здесь бы я
вспомнил о творчестве Владимира Смирнова, побуждающего зрителя
становиться невольным участником его графических сюжетов, наполняться
соответствующими эмоциональными подъёмами и спадами, покоем
созерцания или мерной сосредоточенностью размышления.