Дело случая

1
В.Панков
ДЕЛО СЛУЧАЯ
Комедия
Действующие лица:
Костя Сорокин
Борисов – известный художник
Триженов – скандально известный художник
Поленьев – неизвестный художник
Алёхин – председатель Горгорхудогра (Гороховской городской художественной
организации)
Ольга
Мокин – следователь
Пигмент – адвокат (у нас он Семен Семеныч, но может быть и женщиной)
Судья
Прокурор
Публика в суде, рабочие на выставке
Сцена 1.
Предбанник в «богатой», старинной бане. Диваны в белых чехлах. На них сидят,
укутавшись в белые простыни, Костя Сорокин и Илья Поленьев с мокрыми волосами.
Неторопливо тянут пиво.
ПОЛЕНЬЕВ. Эх, жизнь… Попаришься в баньке, сполоснёшь горло пивком, и уж, кажись,
никаких неприятностей в жизни быть не может.
СОРОКИН. Верно подмечено.
ПОЛЕНБЕВ. Всё выпаривается: и хворь, и дурь. Жизнь охота сызнова начать. И чтобы уж
без невезухи… Я ведь, ты знаешь, в жизни неудачник.
СОРОКИН (глоток). Я тоже.
ПОЛЕНЬЕВ (усмехнулся). Тоже… Сравнил свои неудачи с моими… Ты с какого года?
СОРОКИН. Ну чего годы, годы…
ПОЛЕНЬЕВ. Ты, брат, годов своих не стесняйся, стесняйся делов… Вот ты знаешь, кто я
есть?
СОРОКИН. Кто?
ПОЛЕНЬЕВ. Художник, брат. Но только – неизвестный.
2
СОРОКИН (в восторге). Ты Неизвестный? Сам Неизвестный? Это же такой знаменитый
на весь мир!
ПОЛЕНЬЕВ (печально). Это не фамилия, это моё призвание. Я неизвестный художник.
Что ни напишу, всё невпопад. Другие – конъюнктурщики – чуть что, сразу откликаются,
на что угодно, а я нет. Кисть у меня особенная такая. Талантливая, но медленная. Я пока
накропаю что-нибудь рублей на полста, другой – тыщ на пять уже договор подмахивает.
СОРОКИН. А вы что рисуете? Пейзажи, портреты?
ПОЛЕНЬЕВ. Не рисую, а пишу. Я отображаю жизнь. Вот как она есть. Во всех её
проявлениях, не приукрашивая.
СОРОКИН. Вы реалист?
ПОЛЕНЬЕВ. В нашем городе нереалистов не бывает. Вывели. Когда с формализмом
боролись.
СОРОКИН (отхлёбывая пиво). А какие художественные течения у вас особенно
процветают?
ПОЛЕНЬЕВ (махнул рукой). Сейчас этих течений… Один выпендраж. Гиперреализм – не
отличишь от фотографии. Апт-арт – квартирное искусство – ассамбляж из мусора эпохи.
Тоизм, стакизм, фанизм – всё есть.
СОРОКИН. А вы к какому течению примыкаете? К чему у вас больше тяга? К природе
или к человеку?
ПОЛЕНЬЕВ. У меня тяга больше к пиву. (смеется) Но кроме шуток, за что только ни
брался – всюду происки недоброжелателей.
СОРОКИН. Разве у вас могут быть недоброжелатели?
ПОЛЕНЬЕВ. Вы когда-нибудь в конкурсах участвовали?
СОРОКИН. Ну, когда это было…В школе еще, в олимпиадах математиков.
ПОЛЕНЬЕВ. Ну, в школе другое. Решил задачку, не решил – всё поддаётся учёту. А у нас
в искусстве? Чья картина лучше – поди определи. Критериев твердых нет. Только:
нравится или не нравится – вот тебе и все критерии. Есть у тебя свой человек в жюри –
быть тебе лауреатом, а нет – ходи в неудачниках.
СОРОКИН. А что вы понимаете под критериями?
ПОЛЕНЬЕВ. Для меня критерий в искусстве один – рубль. Платят тебе за картину десять
тысяч тугриков – значит, коэффициент таланта у тебя – десять тысяч. Без вычетов. Ты в
этом не разбираешься, потому что через это не прошел.
СОРОКИН. Ну почему не прошел? Я вот в институт подавал, но не прошел по конкурсу.
ПОЛЕНЬЕВ. Считай, что тебе повезло. Значит, это не твой путь, не твоё призвание.
3
СОРОКИН. У меня не хватило мужества сказать родителям, что я провалился. А они
растрезвонили на весь город, что меня зачислили, и отрезали мне все отходные пути.
ПОЛЕНЬЕВ. Я тебя понимаю.
СОРОКИН. Я теперь нигде и не учусь, и не работаю. Человек без определенных занятий.
ПОЛЕНЬЕВ. А чем же ты живешь?
СОРОКИН. Разные работы выполняю. Поднести кому что, приклеить куда чего, ремонт
чего-нибудь, на все руки соображаю, а институтом обиженный. И геологией обиженный,
и медициной, и тонкой химической технологией…
ПОЛЕНЬЕВ. Это еще не неудачник. Бывают люди, обиженные наукой, искусством,
спортом, жизнью. А бывают, которые обиделись на то же самое. На жизнь, на науку, на
искусство…Так вот ты – просто обиделся.
СОРОКИН. А вы?
ПОЛЕНЬЕВ. А я вот, брат, обиженный, обойденный. Я, браток, в отличие от тебя
коренной неудачник. Эх, написать бы мне картину с коэффициентом тыщ на сто – два
года бы ни черта не делал. Отдохнул бы за милую душу. Надоело, понимаешь,
напрягаться, перенапрягаться…Вот моя фамилия Поленьев. Меня часто с Поленовым
путают. Это у окошечка кассы. На стене выставки нас не спутаешь. (готов пустить слезу)
СОРОКИН. Да не расстраивайтесь вы так. Не стоит ваш Поленов того…
ПОЛЕНЬЕВ. Ему хорошо, у него слава. Для художника слава – первое дело. Слава – это
как знак качества. Вот Васнецов – великий художник, а я этого великого, между прочим,
обновил. Улучшил.
СОРОКИН. Как это?
ПОЛЕНЬЕВ. Я написал «трех богатырей» сзади.
СОРОКИН. Зачем?
ПОЛЕНЬЕВ. Я домыслил, куда они смотрят и что видят.
СОРОКИН. Здорово. А что они видят?
ПОЛЕНЬЕВ. Купи билет, сходи на вернисаж и увидишь.
СОРОКИН. Слава на один билет…
ПОЛЕНЬЕВ. Да, жаль, что у нас картины не похищают…Вот где славы не на один билет.
СОРОКИН. А почему не похищают?
ПОЛЕНЬЕВ. Да никому в голову не приходит. А ведь проще простого – украли бы мою
картину, ко мне сразу бы слава…
СОРОКИН. Ух ты.
ПОЛЕНЬЕВ. На Западе это в порядке вещей. На Западе это принято. На широкую ногу
поставлено. Поэтому у них столько знаменитостей.
4
СОРОКИН. А у нас отставание…
ПОЛЕНЬЕВ. У нас, в Горохове, особенное отставание. Именно поэтому наши
гороховские художники так до сих пор и пропадают в безвестности.
СОРОКИН. В самом деле, как всё просто: украл и всё, украл и слава.
ПОЛЕНЬЕВ. Эх, нашелся бы добрый человек – только бы доброе дело и сделал…
Сцена 2.
Выставочный зал Горгорхудорга. Рабочие на заднюю стену вешают первую картину.
Сбоку за столом с телефоном в руках сидит Алёхин.
АЛЁХИН. Наша выставка будет исключительно в духе сегодняшнего дня…У нас будет и
гиперреализм, и суперплоскость, и инсталляции. Но это из области формы, а из области
содержания… Представляете, современные иконки с современными святыми!.. Кто
святые? Вы будто не догадываетесь… Приходите, приходите, не пожалеете. (вешает
трубку)
В зале появляется Сорокин.
АЛЁХИН. Вам что угодно, молодой человек?
СОРОКИН. Я хотел бы украсть у вас какую-нибудь картину.
АЛЁХИН (ошеломлён). Как вы сказали?
СОРОКИН. Я хочу украсть картину.
АЛЁХИН. Какую картину?
СОРОКИН. Какую-нибудь…Картину одного из наших современных художников…Кого
вы мне порекомендуете?
АЛЁХИН. Что кого?
СОРОКИН. Украсть кого.
АЛЁХИН. Простите, а что вы станете с ней делать?
СОРОКИН (подумал). Продам.
АЛЁХИН. Зачем?
СОРОКИН. Вы, видимо, хотели спросить «почем».
АЛЕХИН. Нет, я хотел как раз узнать у вас, зачем вы станете её продавать.
СОРОКИН. Денег нет, вот и продам.
АЛЁХИН (поднялся из-за стола). И вы не боитесь заявлять об этом вслух?
СОРОКИН. А чего бояться? Я хочу пользу принести. Вы сами, поди, знаете, что нынче во
всем мире принято красть картины. Особенно старинные.
АЛЁХИН. У нас старинных нет.
СОРОКИН. Можно подобрать что-нибудь современное.
5
АЛЁХИН. Думаете?
СОРОКИН. Мы всегда почему-то скромничаем. Будто у нас и украсть нечего. А я так
считаю: пришло время красть картины и наших современных художников. Чтобы
поддержать их марку. Чтобы поднять их престиж…Я правильно рассуждаю?
АЛЁХИН. Не лишено логики.
СОРОКИН. Тогда вы посоветуйтесь тут между собой и назовите мне кандидатуру.
АЛЁХИН. Кандидатуру чего?
СОРОКИН. Красть кого… А я завтра зайду за окончательным ответом. (поворачивается,
чтобы уйти)
АЛЁХИН. Да подождите вы…Такой вопрос нельзя с кондачка решать, с бухты-барахты.
Тут потребуется худсовет собрать, я не могу всё взять на себя…Вы что, торопитесь?
СОРОКИН. Нет, я не тороплюсь.
АЛЁХИН. Тогда почему такие сроки?.. Завтра…А если мы не сумеем до завтра прийти к
определенному мнению?
СОРОКИН. Ёлки-моталки, да у вас тут бюрократизм, что ли?
АЛЁХИН. Никакого бюрократизма у нас нет, но надо посоветоваться.
СОРОКИН. Вы-то сами кто будете? Художник?
АЛЁХИН. Берите выше. Я председатель Горгорхудорга.
СОРОКИН. Как вы сказали?
АЛЁХИН. Я председатель Гороховской городской художественной организации.
СОРОКИН. О-о…
АЛЁХИН. Да вы садитесь. (подставляет стул) Вы знаете, вы мне чем-то сразу
приглянулись. У меня на лица очень острый глаз. Профессиональный. Вас как зовут?
СОРОКИН. Костя.
АЛЁХИН (представляясь). Артур Семеныч… Вы садитесь, садитесь.
СОРОКИН (садится). Спасибо. (кивает на повешенную картину) Работать много
приходится?
АЛЁХИН. И не спрашивайте. С утра до вечера то заседания, то худсоветы…
СОРОКИН. Вы меня не так поняли. Я в том смысле, много ли рисуете-пишете?
АЛЁХИН. Пишу много. Хотя такая суета сует, что некогда кисть в руки взять.
СОРОКИН. Чем же тогда пишете?
АЛЁХИН. Вот тут вы правы…Авторучка – враг художника.
СОРОКИН. А руки, поди, чешутся?..
АЛЁХИН. Да и заказов хоть отбавляй. Правда, знаете, всё больше репродукции.
СОРОКИН. А что это?
6
АЛЁХИН. Ну, для школ, больниц, вокзалов, ресторанов, детсадов… Самостоятельным
творчеством заниматься совершенно некогда. Заказы.
СОРОКИН. Платят хоть хорошо?
АЛЁХИН. Платили бы плохо…
СОРОКИН. Как я вас понимаю… Но когда нет заказов? В свободное время?
АЛЁХИН (после паузы, вздрогнув, переспрашивает). Простите, что вы сказали?
СОРОКИН. Может, я что-нибудь не так спросил?
АЛЁХИН. А что вы спросили?
СОРОКИН. Чувствую, я вам душу растревожил…
АЛЁХИН. Не будем об этом…Да, Костя, а как вы собираетесь это делать?
СОРОКИН. Что это?
АЛЁХИН. Ну это…картину…похищать.
СОРОКИН. Какую картину?
АЛЁХИН. Одного из современных…
СОРОКИН. Не понимаю.
АЛЁХИН. Ну, зачем вы пришли…
СОРОКИН (хлопнул себя по лбу). А-а… Как я буду красть, что ли?
АЛЁХИН. Вот-вот.
СОРОКИН. Ну как…Как обычно.
АЛЁХИН. Простите, но я не совсем в курсе, как это делается обычно. У меня, так сказать,
хе-хе, совсем другие обязанности, возможности. Нас этому не учили.
СОРОКИН. Да я тоже в первый раз.
АЛЁХИН (опешил). Первый раз? Вот как?
СОРОКИН. А что тут такого? Когда-то надо начинать…
АЛЁХИН. Это верно, но… Вы всё хорошо продумали? Так сказать, все детали операции,
возможные препятствия…
СОРОКИН. Да я об этом как-то не думал.
АЛЁХИН. Ну вы, Костя – мальчик, просто мальчик, дитя, так сказать. Будь моя воля, я бы
вас в угол поставил…Это же большое и важное дело. Требующее высокого мастерства,
предусмотрительности…Чему вас только в школе учат?
СОРОКИН. Этому не научишься…Это как божий дар. Или он есть, или его нет.
АЛЁХИН. Я понимаю, но всё-таки, мне кажется, вы еще не совсем представляете себе
масштаб вашего будущего дела.
СОРОКИН (заносчиво). Простите, Артур Семеныч, я в ваши худсоветы не лезу, поэтому
прошу в мои творческие планы тоже не вмешиваться.
7
АЛЁХИН. Напрасно обижаетесь, Костя.
СОРОКИН. Ничего не напрасно. Вам же никто не говорит: рисуйте то-то и то-то, а вот это
ни в коем случае не рисуйте. У нас свобода рисования.
(Алехин видит, что рабочие бросили вешать картины и слушают Костю)
Это вообще называется – свобода творчества, и я тоже – краду ваши картины и требую
себе свободы.
АЛЁХИН. Успокойтесь, Костя. Как вы скажете, так и будет.
СОРОКИН. Собирайте срочный худсовет – я завтра зайду за окончательным ответом.
Завтра или никогда! (уходит с гордо поднятой головой)
Сцена 3.
Тот же выставочный зал. На заднем плане висит уже множество картин.
На переднем – за столом председательствует Алёхин. Перед ним –
художники на стульях. Чувствуется, что здесь самый разгар «творческой»
дискуссии.
АЛЁХИН. Ну хорошо, предлагаю картины Борисова из цикла «Иконы 21-го века».
ТРИЖЕНОВ (насмешливо). Что, весь цикл? И президента, и премьера, и всю единую
Россию? Вам тогда понадобится не просто вор, а целая банда. Целая мафия и якудза.
БОРИСОВ (крупный мужчина в бархатном пиджаке). Президента не надо. Его икона уже
куплена для исторического музея.
ПОЛЕНЬЕВ. О, так вы уже в порядке – значит, ваша кандидатура на кражу отпадает сама
собой.
ТРИЖЕНОВ (в дырявых джинсах, в прическе с разноцветными волосами). Предлагаю
картину «Обнажённая полевод». Картина висит уже три года, но до сих пор вызывает
повышенный интерес.
АЛЁХИН. «Обнаженная» отпадает.
ТРИЖЕНОВ. Почему?
АЛЁХИН. Интерес не тот.
ТРИЖЕНОВ. Почему не тот? Во всем мире растет интерес к обнаженной натуре.
БОРИСОВ. Вы, тоисты, всю жизнь пишете одну и ту же обнаженную бабу, а потом
расписываете её яркими цветами и точками.
ТРИЖЕНОВ. Мы – одну и ту же бабу?
БОРИСОВ. А вы присмотритесь! Вон «Обнаженная программист», вон «обнаженная
дипломат» - у всех возле пупка одно и то же родимое пятно.
8
АЛЁХИН. Я тоже против мотива обнаженности. Это говорит только о низких культурных
запросах вора.
БОРИСОВ. Правильно, а у нашего жулика должны быть высокие художественные
критерии.
ПОЛЕНЬЕВ. Тогда почему никто не выдвигает на кражу мои картины?
ТРИЖЕНОВ (с ухмылкой). Это что, «Три богатыря. Вид сзади»?
ПОЛЕНЬЕВ (поправляет). Три богатыря. Взгляд вперед.
АЛЕХИН. Простите, но «Три богатыря», как ни крутите, это Васнецов, а не вы.
БОРИСОВ. Друзья, не надо ссориться. Мы ведь можем договориться по-хорошему…
АЛЁХИН. Филипп Наумович – первая скрипка в нашей городской художественной
организации, поэтому у меня нет ни малейшего сомнения, что красть картину надо
именно у него.
ПОЛЕНЬЕВ. Пусть лучше у него квартиру обчистят.
БОРИСОВ. Эх, Поленьев, Поленьев, откуда в вас столько зависти? Вы завидуете даже
тому, что меня могут обворовать, а вас – нет.
ТРИЖЕНОВ. Это потому, что у него взять нечего.
ПОЛЕНЬЕВ. У тебя будто есть! Обнаженная педагог, обнаженная водитель трамвая,
обнаженная стюардесса…
ТРИЖЕНОВ. Я художник одной темы.
ПОЛЕНЬЕВ. Темы обнаженной демагогии…Ну, почему бы тебе не называть свои
картины просто – «Голая на комбайне», «Нагишом перед школьниками» или «В чем мать
родилась на ассамблее ООН»?
ТРИЖЕНОВ. Поленьев, ответственно заявляю: ты белены объелся.
ПОЛЕНЬЕВ. Объелся? Да я этой беленой не наедаюсь. Поднимите руку, кто халтурил в
нашей Управе?
БОРИСОВ. А что такое? В Управе была халтура?
ПОЛЕНЬЕВ. А Артур Семеныч её от нас скрыл.
АЛЕХИН. Но там были такие небольшие деньги, что я не стал шум поднимать.
ТРИЖЕНОВ. И отработал в одиночку. Прелестно!
АЛЕХИН. Господа-товарищи-коллеги! Я свою вину признаю. Но заметьте, что сегодня я
даже не выдвигаю свою кандидатуру. Пусть крадут картины у других, более достойных! А
я недостоин, чтобы у меня воровали картины.
ПОЛЕНЬЕВ. Вот тут я соглашусь. Артур Семеныч категорически недостоин. Но почему
мою кандидатуру на кражу никто не выдвигает?
9
АЛЕХИН. У нас демократия. Всё решается голосованием. Кто больше голосов получит,
того и украдут.
ПОЛЕНЬЕВ. А пошли вы все! (уходит)
ТРИЖЕНОВ. Нас послал, а сам ушел.
БОРИСОВ. Главный баламут покинул заседание. Теперь мы сможем быстро принять
нормальное решение.
АЛЕХИН. Еще раз ставлю на голосование «Иконы 21-го века».
(Борисов поднимает руку)
ТРИЖЕНОВ. Едино-душное решение.
(Но поднимает руку и Алехин)
ТРИЖЕНОВ. О, наблюдается двое-душие!
АЛЕХИН. Как не стыдно так злословить.
ТРИЖЕНОВ. Это не злословие, это констатация факта. Все же говорят, что вы дружите
карманами.
БОРИСОВ. Что-что? Кто говорит?
ТРИЖЕНОВ. Никто.
АЛЕХИН. Раз никто не говорит, значит нечего и повторять.
ТРИЖЕНОВ. У меня другое предложение – демократическое: пусть вор выберет картину
по своему вкусу.
БОРИСОВ. На обнажёнку надеетесь?
(в этот момент входит Сорокин. Все машинально встают)
АЛЕХИН. Объявляется перерыв в честь дорогого гостя… Знакомьтесь, пожалуйста, наш
друг Костя Сорокин.
(Сорокин обходит всех, по очереди жмёт руки и с поклоном представляется)
БОРИСОВ. Очень приятно познакомиться, молодой человек. Вы случайно не из Одессы?
СОРОКИН. Почему из Одессы?
БОРИСОВ. Нет, просто так. К слову пришлось.
СОРОКИН. Ну, как тут у вас дела? Всё обсудили?
АЛЁХИН. В общих чертах.
СОРОКИН. Ну вот, а боялись, что за день не успеете. При хорошей организации всё
можно…Как у вас, Артур Семеныч – хороший организатор?
БОРИСОВ. Хороший, хороший.
СОРОКИН. Ну, так давайте вашу кандидатуру.
10
ТРИЖЕНОВ. Видите ли, Костя, мы решили, что будет лучше, если выбор сделаете вы
сами…
СОРОКИН. Как это «мы сами»?
ТРИЖЕНОВ. На свой вкус.
БОРИСОВ. На ваше усмотрение.
СОРОКИН. Хм… Но я в вашем деле ни бельмеса ни понимаю. Какой тут у меня вкус
может быть?
БОРИСОВ. Ну, что я говорил…
СОРОКИН. А что вы говорили? Что Горгор что-нибудь против меня имел?
БОРИСОВ. Какой Горгор?
СОРОКИН. Ну, этот ваш – Горгорхудорг.
АЛЕХИН. Ну, что вы, что вы, Костя…Против вас – никто! Вы наш дорогой гость. Разве
можно против гостя?.. Костенька, позвольте вас на минуточку для конфиденциальной
беседы. Так сказать, тет-а-тет, с глазу на глаз, эксклюзивчик небольшой. (отводит
Сорокина к «иконам»)
СОРОКИН (чувствуя свою значительность). Я вас слушаю, Артур Семеныч.
АЛЕХИН. Как вам нравятся эти иконы?
СОРОКИН (полагая, что его экзаменуют). Эти иконы мне нравятся…так себе.
АЛЕХИН (встревожено). Почему?
СОРОКИН (всматривается в икону). Или ничего?.. Вроде ничего…Головы из костюмов
очень знакомые, костюмы хорошо сидят…
АЛЕХИН. Нравится?
СОРОКИН. Я бы себе такой взял.
АЛЕХИН (с надеждой). Возьмёте?
СОРОКИН. Только цвет другой. Мне нравится повеселее.
АЛЕХИН. Что повеселее?
СОРОКИН. Цвет костюмчика… Такой, как на этой иконе, немного старит.
АЛЕХИН. Возьмете иконочку, я вам организую костюмчик нужного вам цвета. В знак
признательности.
СОРОКИН. Это в нагрузку, что ли?
АЛЕХИН. Подарок!
СОРОКИН. Ну, вы даёте, Артур Семеныч.
АЛЕХИН. Так я могу надеяться?
(в этот момент к Сорокину подходит Борисов)
БОРИСОВ. Костя…Позвольте мне называть вас так по старшинству?
11
СОРОКИН. По старшинству? А у вас какое звание?
БОРИСОВ (не понимает). Какое звание?
СОРОКИН. Ну, какое-такое у вас звание, что вы станете называть меня по старшинству?
Вы что, лауреат, подполковник, мать-героиня, почетный мастер спорта, деятель искусств
каких-нибудь?
БОРИСОВ. Ах, вы в этом смысле… Нет, вы определенно из Одессы. Я хотел бы
познакомиться с вами поближе. Вы – фактура!
СОРОКИН. Вынужден огорчить вас. Я не из Одессы, я из Горохова.
БОРИСОВ. Я очень люблю одесситов, но гороховчан еще больше.
СОРОКИН. Вот про любовь давайте не будем. Давайте про искусство. У меня сегодня
настроение на искусство.
БОРИСОВ. Вы любите искусство?
СОРОКИН. А кто ж его не любит?
БОРИСОВ. Ну, а скажем, что привлекает вас вот в этом произведении?
СОРОКИН. Да ничего не привлекает.
БОРИСОВ. Вы даже не взглянули на него.
СОРОКИН. Да надоели мне ваши экзамены. Скажешь, что картина ничего, вы и
костюмчик за неё сулить начинаете.
БОРИСОВ (обиделся). Картина – ничего…А музеи эту картину рвут на части.
СОРОКИН. Ну и пусть рвут…(толкнул в бок) А почему рвут?
БОРИСОВ. Говорят, производит неизгладимое впечатление.
СОРОКИН. А что? Может, и неизгладимое… Я-то в вашем деле профан.
БОРИСОВ. Это вас извиняет…
СОРОКИН. А её можно толкнуть?
БОРИСОВ. Как это?
СОРОКИН. Ну, продать.
БОРИСОВ. Я бы купил.
СОРОКИН. Значит, очень ценная.
БОРИСОВ. Я застраховал её на десять тысяч долларов.
СОРОКИН. Ого.
БОРИСОВ. Если она сгорит или её украдут, я тут же получу за неё всю страховку. Больше
того, ради неё поднимут на ноги всю полицию…(понял, что ляпнул лишнее. Повисла
пауза)
СОРОКИН (подумав). Тогда пусть она лучше сгорит.
12
БОРИСОВ. Извините, Костя. Насчет полиции я немного приврал. Кто её станет искать?
Кому она нужна? (снова понял, что ляпнул лишнее)
СОРОКИН. Зарапортовался, папаша.
БОРИСОВ (в полной растерянности). Может, вам телефончик? Могу устроить. Может,
путевка в санаторий?
СОРОКИН (не понял). Какой на фиг санаторий?
БОРИСОВ. Ну, для гастритчиков, радикулитчиков, печеночников…Для нервнобольных
повышенного типа.
СОРОКИН (отстраняется от него, как от ненормального). Ёлки-моталки…Мне - и для
нервнобольных повышенного типа?
(Борисов совсем разволновался, достал сигарету, потом зажигалку, но никак не мог
прикурить)
СОРОКИН (обратил внимание на зажигалку). Что это у вас?
БОРИСОВ. За-зажигалка.
СОРОКИН. Покажите. (рассматривает) Ого, вещичка…
БОРИСОВ. А, ерунда.
СОРОКИН. Ничего себе ерунда…Красивая, как неизвестно что.
БОРИСОВ (медленно осознаёт). Что, нравится?
СОРОКИН. Никогда такой не видал.
БОРИСОВ (тут же хватает её). Костя, эта зажигалка будет вашей, если вы возьмете эту
картину.
СОРОКИН (недоверчиво). За такую картину такую маленькую зажигалку?
БОРИСОВ (подумал на свой лад и полез в карман). Еще авторучку. Паркеровскую.
(снял с себя галстук) Еще галстук. Итальянский. (достал очки в футляре) Еще очки.
Цейсовские.
СОРОКИН. Ух ты. И всё мне?
БОРИСОВ (взял инициативу в свои руки). Всё это ты найдешь вот здесь…(показал за
картину) когда будешь её забирать.
(В этот момент к Сорокину подходит Триженов и увлекает его за собой. Они
останавливаются у картины «Обнаженная полевод»)
СОРОКИН. Что стряслось?
(Триженов резко развернул Костю лицом к картине.
Сорокин ахнул, застеснялся)
ТРИЖЕНОВ. Хороша?
СОРОКИН (доверительно). Богиня?
13
ТРИЖЕНОВ. Полевод.
СОРОКИН. Ну да. Я что-то у нас таких не встречал.
ТРИЖЕНОВ. Могу познакомить.
СОРОКИН. А кто это?
ТРИЖЕНОВ. Моя модель. Натурщица – всем натурщицам натурщица. Я же её не из
воздуха рисовал. Поставил посреди студии и…
СОРОКИН. Прямо вот такую? Без всего?
ТРИЖЕНОВ. Конечно.
СОРОКИН. Ой, прямо сердце выскакивает.
ТРИЖЕНОВ. Если захочешь, она и для тебя разденется.
СОРОКИН (вытер пот со лба). Шутишь.
ТРИЖЕНОВ. Какие тут шутки…(значительно) Вынесешь мою картину – она (кивнул на
«обнаженную») твоя.
СОРОКИН. С ума сойти можно. Прямо голова кругом идет.
ТРИЖЕНОВ. Кстати, когда ты собираешься провернуть своё чёр…своё доброе дело?
СОРОКИН. Думаю, сегодня ночью…А что тянуть?
Сцена 4.
Тот же выставочный зал только ночью. В полумраке висят картины, мрачно звучит
музыка.
С фонариком в руках появляется Костя. Он в перчатках, двигается на цыпочках,
Постоянно оглядываясь и поминутно останавливаясь. Освещает фонариком
картины.
Подошел к «иконам». Пощупал, что там за ней, и вытащил зажигалку. Потом
авторучку. Потом галстук. Потом очки в футляре. Обрадовался, как дикарь.
Щелкнул зажигалкой. Полюбовался, как она горит. Напялил на себя очки. Потом
галстук. На всякий случай сунул руку за картину и вытащил свёрток. Это был
костюм. Стал примерять – как влитой сидит. Довольный засмеялся.
Осветил фонариком «Трех богатырей» Поленьева, пошарил за картиной, но ничего не
обнаружил.
Подошел к «Обнаженной полевод», направил на неё фонарик, но тут же погасил…
Рядом с полотном стоял её прототип. У Кости в горле сразу пересохло.
СОРОКИН. Вы…вы полевод?
ПОЛЕВОД. Я богиня.
СОРОКИН (едва не бухнул на колени перед ней). Богиня…
14
(«Богиня» сняла со стены картину кисти Триженова и протянула Косте)
ПОЛЕВОД. Бери её и пошли. Она твоя.
(Но Сорокин обалдел. Он не мог двинуть ногой. Тогда «богиня» взяла из его рук
фонарик, осветила его лицо и…поцеловала в губы. С этого момента Костя
перестал существовать. Он подхватил «богиню» на руки и побежал, забыв обо всем
на свете. В том числе о картинах.
Тем временем в зале показалась неясная темная тень. Она почти в полном мраке сняла
одну из картин и, спотыкаясь о стулья, оставшиеся со времени худсовета, унесла её в
неизвестном направлении.)
Сцена 5.
Утро следующего дня в том же выставочном зале.
Картины висят косо, «Обнаженная полевод» валяется на полу, «Трех богатырей» вообще
нет, многие стулья разбросаны и перевёрнуты.
Входит Алёхин.
АЛЁХИН. Боже, что тут было? Картину и то не могут украсть элегантно. Но что взяли?
Поленьев? «Трех богатырей»? Украсть такое бездарное полотно?
Входит Борисов.
БОРИСОВ (уверенно). Ну, как тут у нас дела?
АЛЁХИН. Поленьева взял.
БОРИСОВ. Поленьева? А как же «икона»?
АЛЕХИН. Вон висит.
БОРИСОВ. А страховка? (бросается к картине, запускает руку за раму, потом сам
заглядывает туда). Подлец! Вор!...Авторучку, галстук, зажигалку и очки взял, а картину…
(поправляется) Я зажигалку на всякий случай за картиной держал…Вор!
АЛЁХИН (вспомнил про костюм, бросился проверять и вынужден был ахнуть). Костюма
нет. Обманул. Вокруг пальца обвел. А ведь какой был на вид симпатяга…Вот и верь после
этого людям. Да какие это люди? Воры!
Входит Триженов.
ТРИЖЕНОВ (в хорошем настроении). Привет, привет…Судя по вашим кислым минам, у
вас ничего не украли…(оглядывает стены). Что-то я не вижу здесь моей «Обнаженной»…
Артур Семеныч, надо бы вызвать представителей прессы.
АЛЕХИН. Вон она, ваша «Обнаженная». На полу валяется.
ТРИЖЕНОВ. Как валяется? Позвольте…(подходит к картине) Каков негодяй! Кого же
унесли?
15
АЛЁХИН. Поленьева.
ТРИЖЕНОВ. Этого жалкого интригана?
БОРИСОВ. По всей видимости Поленьев не поскупился на памятные подарки. Это нам
урок на будущее. Не надо жмотничать, когда есть возможность получить жирную
страховку.
ТРИЖЕНОВ. Не знаю, как вам, но мне он нанес моральный урон.
АЛЕХИН. Какой урон?
ТРИЖЕНОВ. Моральный. Вам этого не понять. Я этого так не оставлю. Надо заявить в
полицию.
АЛЕХИН. Стойте! Вы с ума сошли? Мы же сами тут с ним…Забыли, как мы торговались?
Нам будет очень неудобно.
ТРИЖЕНОВ. А если мы скажем, что он интересовался картинами на предмет их покупки
для музея, а насчет кражи и не заикался…
АЛЕХИН. Я под присягой могу поклясться, что он не заикался.
ТРИЖЕНОВ. Но!.. Если мы не заявим, то вся слава достанется Поленьеву. Вы этого
хотите?
БОРИСОВ. Правильно. Звоните, Триженов, немедленно в полицию.
Сцена 6.
Но у нас тут небольшое лирическое отступление…Где-нибудь на авансцене.
Костя в черном костюме и очках несет на руках натурщицу Триженова и шепчет ей на
ушко: Богиня…
Девушке надоела эта игра, и она пытается вырваться.
ДЕВУШКА. Пусти, надоело.
СОРОКИН (опустил её на землю). Тебя как зовут, богиня?
ДЕВУШКА. Хватит дурака валять. Меня зовут Ольга.
СОРОКИН. А меня Костя.
ДЕВУШКА. Я знаю…Что же ты картину-то забыл?
СОРОКИН. Несподручно было нести…А ну её на фиг. Обойдутся… Носить картину, я
думаю, было бы не так приятно, как вас…как тебя.
ДЕВУШКА. А ты шустрый. Уже и на ты перешел… Слушай, а зачем тебе эти картины?
СОРОКИН. Мне эти картины до лампочки.
ДЕВУШКА. Ты же вроде собирался их…тю-тю.
СОРОКИН. Я? Собирался? Да меня все уламывали, чтобы я взял. На мой выбор, на мой
вкус.
16
ДЕВУШКА. Но тебя бы за это в тюрьму посадили.
СОРОКИН. Меня? За что?
ДЕВУШКА. За то, что ты картину украл.
СОРОКИН. Здрасте. Я же не для себя.
ДЕВУШКА. А для кого?
СОРОКИН. Я – чтобы они прославились.
ДЕВУШКА (неожиданно тепло). А ты, я вижу, совсем еще дурачок.
СОРОКИН. Почему дурачок?
ДЕВУШКА. Наивный. Еще совсем мальчик.
СОРОКИН. Понимаю, ты больше к мужчинам привыкла.
ДЕВУШКА. Значит, ты не дурачок, а просто дурак.
СОРОКИН. Это с чего?
ДЕВУШКА. Думаешь, увидал меня на картине обнаженной – это значит, я уже всё? Как
бы не так! Вот они от меня дождутся… (и показала кому-то кукиш)
Сцена 7.
В выставочном зале появляется следователь Мокин. Он немного хромает.
МОКИН. Добрый день. Я следователь Мокин. Прошу вас не двигаться с места, ни к чему
не прикасаться. Я спрашиваю – вы отвечаете…Что тут произошло?
ВСЕ ТРОЕ. Видите ли…Здесь произошло…Украли картину…
МОКИН. По одному…Вот вы. (указал на Борисова)
БОРИСОВ. Видите ли, из выставочного зала украдена картина.
МОКИН. Кто автор?
ТРИЖЕНОВ. Картина неизвестного художника.
МОКИН. Я спрашиваю, кто автор кражи. У вас есть какие-нибудь подозрения? Ктонибудь из посторонних крутился тут в последнее время?
ВСЕ ТРОЕ. Да, да…Крутился…Есть подозрения…
МОКИН. По одному…Вот вы (указал на Триженова)
ТРИЖЕНОВ. Это был молодой человек по имени Костя.
МОКИН. Описать внешность можете? Словесный портрет?
ВСЕ ТРОЕ. Высокий…Невысокий…Среднего роста…
МОКИН. По одному…Вот вы (указал на Алехина)
АЛЕХИН. Зачем вам словесный портрет, когда мы можем нарисовать вам настоящий.
Ведь мы художники.
МОКИН. В моей практике это первый подобный случай. Приступайте, пожалуйста.
17
(Художники быстро выносят мольберты и начинают рисовать. Мокин прохаживается
около мольбертов, оценивает их работу, затем начинает осматривать зал)
АЛЕХИН (за работой). Скажите, а как обычно вы их ловите?
МОКИН. Кого их?
АЛЕХИН. Ну этих, похитителей.
МОКИН. По правде говоря, не знаю, как обычно…Я ведь первый раз на таком деле.
АЛЕХИН (поражен совпадением). Первый раз? Вот как?
МОКИН. А что тут такого? Когда-то надо начинать.
БОРИСОВ. Видимо, вы имеете в виду, что никогда не занимались делами о краже
произведений искусства…
МОКИН. Я вообще этими делами никогда раньше не занимался.
(Художники бросают рисовать)
ТРИЖЕНОВ. Я что-то не совсем понимаю. Вы следователь или не следователь?
МОКИН. Разумеется, следователь. Вот мои документы.
БОРИСОВ. Но у вас есть диплом или вы на общественных началах?
МОКИН. Вот мои документы.
АЛЕХИН. Наверно, недавно в органах полиции?
МОКИН. Какое недавно? С детства.
ТРИЖЕНОВ. Опять ничего не понимаю.
МОКИН. С десяти лет я уже играл за «Юного динамовца», а с семнадцати – за «Динамо».
БОРИСОВ. Так вы простой футболист?
МОКИН. А вот и не угадали. Просто у нас, футболистов, льготы. Можно легко поступить
в юридический, а уж там учиться на следователя или адвоката – по желанию, на вкус.
АЛЕХИН. Какие странные совпадения.
МОКИН. Но знаете, какова наша спортивная жизнь: то матчи, то тренировки, то поездки.
На работе в своем следовательском отделе я не показывался…А тут играем со
«Спартаком», мне бац по ногам – я и с копыт…До конца сезона придется забыть о
футболе и заниматься следственными делами.
ТРИЖЕНОВ. Обидно. А я еще смотрю, с чего это вы хромаете?
МОКИН. Вот! Стечение обстоятельств. Ваш звонок, а все следователи в разъездах. Один я
в отделе – вот меня и бросили.
ТРИЖЕНОВ. Я уж и не знаю, повезло нам или не повезло…
БОРИСОВ. Повезло, повезло. Мы направим молодого следователя, куда надо. На верный
путь. С нашей помощью вы поймаете своего первого преступника и получите повышение
по службе.
18
МОКИН. Да?
АЛЕХИН. Может, когда-нибудь станете главным следователем страны.
МОКИН. Ого! Хотя я-то считал пределом своей мечты – тренировать пацанов…С
детсадовского возраста…Но хватит разговоров. Размечтались. Портреты преступника у
вас готовы уже?
ТРИЖЕНОВ. Вчерне.
БОРИСОВ. Незавершенная работа.
АЛЕХИН. Эскизно.
МОКИН. Посмотрим, посмотрим.
(Художники поворачивают свои эскизы лицом к Мокину.
У Алехина главным оказывается костюм, а не лицо.
У Борисова – с его «иконописью» - Сорокин-Христосик.
У Триженова – вообще обнаженный.
Мокин в полном недоумении)
МОКИН. Он что, голым сюда приходил?
ТРИЖЕНОВ. Здесь он не голый, а обнаженный. Просто это моё ви'дение. Каждый
художник имеет свой стиль, свои пристрастия…
(Но Мокин уже перешел к эскизу Алехина)
МОКИН. Костюмчик ничего получился, а вот с лицом…
АЛЕХИН. К сожалению, я не портретист.
МОКИН (сочувственно). У вас тоже свои пристрастия…(перешел к Борисову) О,
Христосик. Такого только на небе искать…М-да, с вашей общей помощью тут черта
лысого найдешь. Что ж, будем ловить преступника, похитившего картину неизвестного
художника, опираясь исключительно на собственные теоретические познания. Просьба –
не покидать помещения. Я произведу внешний осмотр выставочного зала. Хочу узнать,
как он сюда проник. (уходит)
АЛЕХИН. Мы пропали.
БОРИСОВ. Почему?
АЛЕХИН. Он проник сюда через открытую дверь.
ТРИЖЕНОВ. Что, выломал?
АЛЕХИН. Я дал ему ключ.
БОРИСОВ. А если вор его у тебя выкрал и сделал слепок?
ТРИЖЕНОВ. Вообще, эти воры очень хитры на выдумку…(любовно смотрит на свой
эскиз) Образ вора…
19
БОРИСОВ (любовно смотрит на свой эскиз). Это один из двух воров, которые висели
рядом с Христом…Хороший образ.
АЛЕХИН (любовно смотрит на свой эскиз). Вроде бы далекий от искусства человек со
свежим, неиспорченным глазом, но сразу приметил: костюмчик хорош…(примеривает,
куда бы повесить. Триженов, видя это, тоже переносит своего «Обнаженного вора» на
место бывшей «Обнаженной полеводши». Борисов вешает своего.
Появляется Мокин, замечает портреты)
МОКИН. Я же просил ничего не трогать…Ого!
АЛЕХИН. Нравится?
ТРИЖЕНОВ (оценивает своего «Вора»). Почти шедевр.
БОРИСОВ (смотрит на своего). Почему почти?
АЛЕХИН. А почему бы не выставить эти работы на вернисаже…
МОКИН. Предлагаете восславить воровство в художественной форме?
АЛЕХИН. Почему воровство? Это же не конкретный вор. Это обобщенный образ.
Портрет неизвестного в украденном костюме.
ТРИЖЕНОВ. Неизвестный обнаженный…
БОРИСОВ. Неизвестный святой…
Сцена 8.
Тем временем Ольга и Костя где-то шатаются. У нас – по авансцене.
СОРОКИН. Ты сама откуда будешь?
ОЛЬГА. Издалека.
СОРОКИН. Учиться приехала? (Ольга кивнула) Поступила?
ОЛЬГА. Поступила. А толку? Я ведь сюда не для этого рвалась.
СОРОКИН. А для чего?
ОЛЬГА. Ты бы жил там, где я жила, ты бы понял, что это не жизнь. Монотонно, мелкие
заботы, мелкие дела. Один день на другой похож, просвета никакого…Вот я и поехала
сюда – жить.
СОРОКИН. В каком смысле?
ОЛЬГА. Во всех смыслах. И работать, и учиться, и друзей иметь, и в театр ходить, и
спортом заниматься. И чтобы до всего был интерес.
СОРОКИН. Замахнулась…
ОЛЬГА. Только ничего из этого не вышло.
СОРОКИН. Почему?
20
ОЛЬГА. Никуда не пробиться. Кругом одни «свои». А мне – просить, клянчить,
навязываться, быть кому-то обязанной – хуже пытки. Вот и живем мы рядом: я и город. Я
и недоступный мне мир.
СОРОКИН. Никогда об этом не задумывался.
ОЛЬГА. Это потому что ты по ту сторону.
СОРОКИН. По какую сторону?
ОЛЬГА. Знаешь, меня очень тянуло к искусству. Мне казалось счастьем быть рядом с
артистами, художниками. Я из-за этого и пошла в натурщицы к Триженову.
СОРОКИН. Это что, его прозвище?
ОЛЬГА. Да нет, вроде фамилия…На самом деле, он довольно несчастная личность. У него
не то, что трёх жён, одной никогда не будет.
СОРОКИН. Дальше давай…Пошла в натурщицы…
ОЛЬГА. Вроде рядом с художником, но по другую сторону, понимаешь?
СОРОКИН. Нет.
ОЛЬГА. Те, кто творят – по одну сторону, а те, кто потребляет искусство – по другую.
Они вроде как за полотном, а мы – перед полотном. Они – за экраном, а мы – в
зрительном зале. Теперь понятно?
СОРОКИН. Понятно, но меня это не очень волнует.
ОЛЬГА. А у меня просто какой-то бзик. Комплекс непричастности к жизни,
недоступности, ограниченности…Не думай, что у меня болезнь тщеславия, эдакая зараза
души гордыней, нет, просто из-за этой недоступности, непричастности мне не хватает
глубины, самости… Хм, а выйти замуж за художника – это ведь ограничиться еще
больше.
СОРОКИН. Ты знаешь, Оля, ты просто какая-то бездна. Откуда в тебе всё это? Ты меня и
восхищаешь, и пугаешь. Я никогда не встречал таких людей. Сам-то я человек мелкий,
неудачник…
ОЛЬГА. Какая разница – большой неудачник или мелкий…
СОРОКИН. Не скажи. Ты – птица, у которой недоразвиты крылья, а я – лягушонок,
которому и на роду не написано летать.
ОЛЬГА. Брось, Костя. Ты добрый человек, а этого в наше время уже очень много. Я бы
никогда не стала ради чьей-то чужой славы приносить в жертву себя…Говорю тебе
правду: ты в моих глазах выше всех этих «гениев».
СОРОКИН (счастливо). Правда, Оль?
21
Сцена 9.
А тем временем - в выставочном зале…
МОКИН. Ладно, не буду вмешиваться в ваши художественные дела. У вас своя кампания,
у меня – своя. Будем рассуждать теоретически: куда преступник, изображенный на ваших
шедеврах, мог девать украденное полотно? Либо в комиссионку, либо на толкучку, либо
мог спрятать до поры до времени…Картина, как вы говорите, неизвестного художника –
стало быть, прятать её нет резона. Значит, он будет её сбывать.
БОРИСОВ (восхищенно). Послушайте, да ведь это у вас умственная работа!
МОКИН. А вы как думали?.. Знаете, какая ясная голова нужна в футболе.
ТРИЖЕНОВ. И крепкая.
МОКИН. Голова крепка не лбом, а бурлящим в ней умом.
БОРИСОВ. Слушайте, вы и стихами можете!
МОКИН. У нас, в футболе, есть универсальные игроки.
АЛЕХИН. Никогда не думал, что футболисты такие башковитые.
МОКИН. Хм, со слабой головой теперь и за границу не пустят.
ТРИЖЕНОВ. Ой, а вы и за границей бываете?
МОКИН. Нынче стала модной такая фигура, как думающий игрок…
БОРИСОВ. Что, стоит на поле и думает?
МОКИН. Право, мне стыдно за ваши крайне наивные рассуждения. Вы, я чувствую, из-за
своих картин уже и жизни не видите. Или у вас телевизора в доме нет…(встряхнулся) Так,
прошу меня не отвлекать. Я вам не блуждающий форвард, у меня строгая организация
игры… Значит так: мы уяснили себе, что вор картину будет сбывать в комиссионке или на
толкучке. Одного из вас я командирую на толкучку, другого…Вы картину-то, надеюсь,
помните? Узнать сможете?
ВСЕ СРАЗУ. Знаем, знаем…Кто ж её не знает…Поленьева-то…
МОКИН. Как вы сказали? Поленьева? А говорили, что неизвестного художника?
БОРИСОВ. Он и есть неизвестный.
ТРИЖЕНОВ. Ничем не прославился.
МОКИН. А вы, значит, известные…
ТРИЖЕНОВ. А мы известные…Я вот – скандально известный.
МОКИН. Даже так…Но уж ежели эту неизвестную картину Поленьева унесли, значит, в
ней что-то было, а?
АЛЕХИН. Да что там могло быть? Ерунда одна.
22
МОКИН. А может, он просто непризнанный гений?
БОРИСОВ. Я так и знал.
МОКИН. Что вы знали?
БОРИСОВ. Что теперь о Поленьеве пойдет такая слава…Непризнанный гений Поленьев –
это подумать только!
МОКИН. У него есть телефон?
АЛЕХИН. Есть. (набирает номер и передает трубку Мокину)
В комнате Поленьева раздается звонок.
ПОЛЕНЬЕВ. Поленьев слушает.
МОКИН. С вами говорит следователь Мокин.
ПОЛЕНЬЕВ. Чем могу служить?
МОКИН. Вы знаете, что с выставки украдена ваша картина?
ПОЛЕНЬЕВ. Что вы говорите? Это «Три богатыря», что ли?
МОКИН. Вы никого не подозреваете?
ПОЛЕНЬЕВ. Вы имеете в виду собратьев по кисти? Вряд ли. Что угодно, но только не
они.
МОКИН. Спасибо. (вешает трубку) Благородный человек.
ТРИЖЕНОВ. Благородный? Хм, что он сказал?
МОКИН. Он сказал, что вас не подозревает.
(Все трое буквально побагровели от возмущения, но перед лицом правосудия
вынуждены были соблюдать приличия)
Сцена 10.
Тем временем Поленьев, оставшись один на один со своей радостью, стал изливать
накопившийся восторг в форме гимнастических упражнений неизвестного
происхождения и некоторых вполне известных междометий.
Потом бросил своё тело на кушетку.
ПОЛЕНЬЕВ. Мою картину!.. Не чью-нибудь, а мою! Ну, теперь-то они у меня поползают
в ногах.
В дверь постучали, и на пороге возникли три знакомые фигуры художников. Но, боже,
на кого они были похожи. Это были три нищих странника с котомками и сучковатыми
палками в руках.
Поленьев с барской медлительностью приподнялся со своего ложа.
23
ПОЛЕНЬЕВ. Что вам угодно?
АЛЕХИН. Подайте бедным собратьям по кисти.
ПОЛЕНЬЕВ. Собратья?.. Бедными родственниками прикидываетесь?
БОРИСОВ. Мы в самом деле жестоко прогорели, ваше благородие.
АЛЕХИН (поправляет). Ваше сиятельство.
БОРИСОВ. Да, да, ваше…Я застраховал свою картину и вот, выплачивая за неё страховку,
стал нищим.
ПОЛЕНЬЕВ. Зачем страховал?
БОРИСОВ. На случай кражи.
ПОЛЕНЬЕВ (со смехом). Ну и как?
БОРИСОВ. Не крадут… Крадут только ваши, ваше бла-бла…ваше сиятельство.
ПОЛЕНЬЕВ (Алехину). Ну, а ты почему по миру пошел?
АЛЕХИН. Так ведь все заказы для вокзалов, садов, больниц и ресторанов…
БОРИСОВ (подсказывает). И детских садов…
АЛЕХИН…и детских садов теперь к вам идут, о благороднейший из благородных.
ПОЛЕНЬЕВ. Но ты же, кажется, еще и немного шил?
АЛЕХИН. Бросил.
ПОЛЕНЬЕВ. Чего так?
АЛЕХИН. Не угнаться за модой. Игла у меня талантливая, но медленная.
ПОЛЕНЬЕВ (Триженову). Ну, а ты что в нищие подался, обнаженец? Я ведь обнаженных
пока не пишу, конкуренцию тебе не составляю.
ТРИЖЕНОВ. А вдруг начнёте…Ведь тогда всё. Последнего хлеба лишите, маэстро. И так
живём уже без всякой надежды. К нам же ни одна порядочная натурщица не идёт. Все
только к вам рвутся, маэстро.
БОРИСОВ. Ваше сиятельство.
ПОЛЕНЬЕВ. Наверно, мечтаете, чтобы я что-нибудь набросал для вас…
АЛЕХИН. Даже не мечтаем. Зачем утруждать благороднейшего? Мы сами всё намалюем,
вы только подпись свою поставьте. А то, знаете, наши картины неизвестных художников
никто не берет. А у вас «неизвестный художник» - как знак качества.
ПОЛЕНЬЕВ. Так я нынче одни только подписи и рисую. Раньше брал за подпись
тыщёнку, а теперь…
(Нищие бухают перед ним на колени)
Сцена 11.
Снова выставочный зал.
24
АЛЕХИН. Ну какой он, к дьяволу, гений? Просто, скорей всего, положил за картину
больше других.
МОКИН. Минуточку…Что положил? Куда положил?
(Художники засмущались)
БОРИСОВ. Нечто вроде сувенира.
АЛЕХИН. Памятный подарок.
МОКИН. Очень, очень интересно…(размышляет) Значит, теперь нам не надо ничего
класть…
АЛЕХИН. Это почему же не надо?
МОКИН. Ну как же! Неизвестный автор известен, картина известна, вор известен.
ТРИЖЕНОВ. Вы правы. Известно даже, где он может находиться…
(Борисов и Алехин переглядываются)
БОРИСОВ. Что такое? Вы что-то знаете, чего мы не знаем?
АЛЕХИН. Уж не сообщник ли вы?
ТРИЖЕНОВ. Если бы я был его сообщником, то сегодня на выставке не было и моей
картины.
МОКИН. Минуточку…Так значит, вам было бы выгодно, если бы вор унес ваши
картины?
БОРИСОВ. Ну, тут выгоды, в общем-то, никакой нет. Какая может быть выгода, если у
тебя еще и обчистят квартиру?
МОКИН. Квартира квартирой, а картина картиной.
АЛЕХИН. Это не выгода, это разве что моральное удовлетворение…
МОКИН. Понимаю…Реклама, известность, пиар так называемый…(Триженову) Так что
вы там говорили насчет адресочка?
ТРИЖЕНОВ. Какого адресочка?
МОКИН. Того, по которому может находиться наш уважаемый жулик Костя, воспетый на
ваших полотнах…
ТРИЖЕНОВ. Это только предположение…Видимо, следователю известно такое
выражение: шерше ля фамм, ищите женщину?
МОКИН. Минуточку…Час от часу не легче. Сейчас окажется, что вор Костя был
женщиной…
ТРИЖЕНОВ. Нет, нет. Но у меня есть знакомая натурщица, в которую этот тип не мог не
влюбиться с первого взгляда…Я могу даже нарисовать план её квартиры.
МОКИН. Срочно рисуйте. Но только не в вашем стиле, а чтобы понятно, без всяких школ
и направлений…
25
(Триженов садится за стол и рисует. Остальные склоняются над ним)
Сцена 12.
Тем временем Костя и Ольга где-то шатаются. Взявшись, заметьте, за руки. А глаза их,
заметьте, полны счастьем.
ОЛЬГА. Никогда не знаешь, где потеряешь, где найдешь.
СОРОКИН. Разве мог я знать, что буду сегодня счастлив сверх всякой меры?
ОЛЬГА. Не преувеличивай. (заглядывает ему в глаза) Ты даже преувеличивать не умеешь.
Говоришь только то, что чувствуешь на самом деле. Ты редкий человек, Костя.
СОРОКИН. А ты не редкая?
ОЛЬГА. Ой, я так боюсь ошибиться. Так боюсь потерять тебя.
СОРОКИН. Меня?
ОЛЬГА. Такого, какой ты сегодня, сейчас…Ты ведь можешь когда-нибудь злиться,
дуться?
СОРОКИН. На тебя? Никогда!
ОЛЬГА. Это ты только сегодня говоришь, сейчас…А завтра?
СОРОКИН. А что завтра?
ОЛЬГА. Люди привыкают друг к другу, и глаза у них перестают светиться любовью.
СОРОКИН. Да ты что, Оленька?
ОЛЬГА. Всё правильно, Костя. Это жизнь. Бывает жизнь, которую мы себе выдумываем –
красивая, честная, счастливая от начала до конца. И бывает жизнь, которая окружает нас
со всех сторон – реальная жизнь, в которой и врут, и ругаются, и изменяют, и мало
зарабатывают, и тесно живут…Самое важное, не потерять себя, сохранить в реальной
жизни как можно больше себя из жизни идеальной, сохранить хотя бы любовь…
СОРОКИН. Я клянусь тебе.
ОЛЬГА. Клянись себе, Костенька. Мне не надо. Я поклянусь себе сама.
СОРОКИН. Олька, я люблю тебя.
ОЛЬГА. Слушай, а давай мы сейчас сходим с тобой туда, где впервые увидели друг друга.
СОРОКИН. Идем…
Сцена 13.
МОКИН (рассматривает план дома). Ведь умеете рисовать, а? По-простому, а всё
понятно. Где вход, где выход, где балкон, а где шкаф…Вот всё искусство должно быть
таким – доходчивым!.. Итак, слушай мою разработку стратегической операции.
БОРИСОВ. Какой операции?
26
МОКИН. По задержанию преступника…На систему четыре-два-четыре у нас слишком
мало народу. Будем действовать по принципу: все в защите, все в нападении. (Борисову)
Вы самый малоподвижный – будете стоять в воротах.
БОРИСОВ. Я никогда не стоял в воротах.
МОКИН. В воротах подъезда…Побежит – ножку подставите. Пенальти не будет – судьято свой…(Алехину) Будете контролировать балкон.
АЛЕХИН. Как это «контролировать»? Чем?
МОКИН. Глазами…У вас зрение хорошее?
АЛЕХИН. Хорошее.
МОКИН. Важно, чтобы преступник не мог ускользнуть ни через какую
щель…(Триженову) За вами лифт…Или, может, вас у рубильника поставить?
ТРИЖЕНОВ. Какого рубильника?
МОКИН. Чтобы всё разом вырубить…
ТРИЖЕНОВ. А где он?
МОКИН. Найдем…А я пойду в атаку. Точнее, в обход…Значит, план такой: я постучусь в
окошко…
ТРИЖЕНОВ. Окошко отпадает – четвертый этаж.
МОКИН. Подгоню машину для ремонта уличных фонарей.
ТРИЖЕНОВ. С ума сойти. Я бы никогда не додумался.
МОКИН. Постучу в окошко…Они нападения с этой стороны уж точно не ждут.
Любопытство возьмет верх, они посмотрят, кто там стучит, а я скажу им короткую, но
разящую фразу: вам телеграмма – вы арестованы.
АЛЕХИН. Прямо афоризм какой-то.
МОКИН. Эта фраза из далекого 37-го года, когда все боялись и никому ни за что не
открывали…А тут телеграмма – поневоле откроешь…
БОРИСОВ. С ума сойти.
МОКИН. После этой фразы преступник в панике рванется к дверям…Вот тут-то вы его и
возьмёте. Вы приёмчики какие-нибудь знаете?
БОРИСОВ. Приемчики? Только в преферансе.
МОКИН. Ну и команда у меня…Валенки…Даже подножек не знаете.
ТРИЖЕНОВ. Подножки знаем.
(В этот момент в выставочный зал заходят Костя и Ольга)
ОЛЬГА. Ой, Костя, смотри – твои портреты.
СОРОКИН. Не похожи.
27
ОЛЬГА. Много ты понимаешь.
(В один прыжок Мокин оказывается возле Сорокина)
МОКИН. Вы Костя?
СОРОКИН. Я Костя.
ХУДОЖНИКИ. Он Костя.
МОКИН. Вам телеграмма – вы арестованы.
СОРОКИН. Какая телеграмма?
МОКИН (художникам). Ко мне.
(Все хватают Сорокина за руки и держат.
Неожиданно Мокин срывается с места и, как обычно это делают футболисты после
забитого гола, прыгает вверх и тычет кулаком в небо)
ОЛЬГА. Покажите телеграмму.
АЛЕХИН. Это афоризм.
ОЛЬГА. За что вы его?
МОКИН. За кражу картины.
ОЛЬГА. Он не брал никакой картины. Он меня нёс.
ТРИЖЕНОВ. Он двуличный. Он ненароком унес картину Поленьева «Три богатыря».
ОЛЬГА. Он меня нёс, а не трех богатырей.
АЛЕХИН. Я прошу всех обратить внимание на этот костюмчик. Ручная работа. А как
сидит? Как влитой… Между тем, этот костюмчик мой, а Костя его попросту прихватил, то
есть украл.
ОЛЬГА. Костя, это правда? (Сорокин молчит)
БОРИСОВ. А эти очки? (достает из кармана Кости очки) Стекла, между прочим,
цейсовские…А этот галстук? Итальянский, заметьте…Авторучка «Паркер», зажигалка…
Всё это гражданин Сорокин заимствовал из моей личной собственности, то есть украл.
ОЛЬГА. Костя… (Сорокин молчит)
МОКИН. Следствием установлено и неопровержимо доказано, что картину взял именно
он. Если бы не брал, его бы не тянуло на место преступления.
ОЛЬГА. Неправда. Сюда привела его я. Я увела, я и привела.
МОКИН. С таким заступничеством можно запросто попасть и в сообщницы.
ОЛЬГА (с вызовом). А вы кто такой?
МОКИН. Будем знакомы. Мокин, следователь.
ОЛЬГА. Костя, ответь же ему что-нибудь.
МОКИН. Он ответит перед судом.
28
Действие второе.
Сцена 14.
В небольшом помещении сидят двое: мрачный Сорокин и юркий адвокат Пигмент.
ПИГМЕНТ. Вы снова уверяете меня, что не брали картину, в то время как все показания
свидетелей говорят против вас. Уж мне-то, вашему адвокату, вы могли бы сказать правду.
Тет-а-тет, визави, с глазу на глаз. Мы бы тогда поискали линию поведения на суде. Ух,
какую бы мы нашли линию. Пальчики оближете.
СОРОКИН (устало). Я вам сказал всё.
ПИГМЕНТ (смотрит на часы). Ого, время приема пищи…Вы знаете, Сорокин, я на диете
и должен принимать пищу каждые полчаса. Это так утомляет. (достает из портфеля
термос, судки, начинает есть) Вы не хотите?
СОРОКИН. Спасибо, я уже сыт по горло.
ПИГМЕНТ (уныло ест). О боже, разве это пища для человека…Ни один уважающий себя
человек никогда не согласился бы взять это в рот.
СОРОКИН. Значит, себя не уважаете.
ПИГМЕНТ. Вот тут вы не правы, Сорокин. Вы не знаете, кто такой Феликс Семенович
Пигмент. Как адвокат я, к сожалению, ничем особенным не прославился, но какие я
готовлю блюда…Андалузское часпаччо, сарабуло по-португальски, чакчука по-тунисски,
наси-горен по-индонезийски…Если вы ничего не хотите рассказывать мне, то я вам о себе
расскажу…С малых лет, как только я стал ощущать вкус пищи, меня стало тянуть к
поварскому делу…Я поэт кухни.
СОРОКИН. И зачем тогда вы стали адвокатом?
ПИГМЕНТ. Родители…Им хотелось видеть меня скрипачом, врачом или адвокатом. От
скрипки меня спасло абсолютное отсутствие слуха, от медицины – провал на экзаменах в
медвуз, а вот в юридический меня приняли.
СОРОКИН. Вы с такой печалью это произнесли…Выходит, вам всю жизнь придется
заниматься не своим делом?
ПИГМЕНТ. Не своими делами. Я защищаю уголовников и расхитителей, взяточников и
клеветников, я делаю это супротив своей совести, но по долгу службы. Все мои дела
дурно пахнут, а я люблю тонкие ароматы.
СОРОКИН. Отчего же вы на диете?
ПИГМЕНТ. Всю жизнь я готовил для других, но сам превратился в чревоугодника, и
желудок меня предал.
СОРОКИН. Да вы просто несчастный человек, Феликс Семеныч.
29
ПИГМЕНТ. Хорошо, что вы понимаете это. Меня редко кто понимает. Я сижу на диете и
плачу. Сижу и плачу. Скольким бы людям я мог открыть глаза на пищу! А я защищаю
несимпатичных мне людей.
СОРОКИН. Согласен, я большое барахло. Но я-то думал, что я один такой неудачник.
ПИГМЕНТ. Неудачник – замечательное слово.
СОРОКИН. Чем же оно замечательное?
ПИГМЕНТ. Тем, что оно очень точно характеризует меня. Ах, какой же я неудачник,
Костя! Я противен сам себе. Я никому не нужен.
СОРОКИН. Я тоже никому не нужен.
ПИГМЕНТ. Мы оба никому не нужны…(вдруг вспомнил) Да нет, как же…Ты нужен.
СОРОКИН (отмахнулся). Кому я нужен…
ПИГМЕНТ. О тебе спрашивала одна девушка.
СОРОКИН. Ольга?
ПИГМЕНТ. Кажется. У меня склероз. Я хорошо помню только кулинарные рецепты.
СОРОКИН. Неужели Ольга приходила? И о чем она спрашивала?
ПИГМЕНТ. Интересовалась насчет суда. Сколько тебе дадут и куда отправят.
СОРОКИН. Зачем ей это?
ПИГМЕНТ. Хочет отправиться вместе с тобой… Декабристка…Эх, Сорокин, не знаем мы
наших женщин.
СОРОКИН. Феликс Семеныч, а вы меня не обманываете?
ПИГМЕНТ. Какой мне смысл? Из всех малосимпатичных уголовников, которых мне
доводилось защищать, вы самый симпатичный.
СОРОКИН. Так она меня, получается, не разлюбила еще…
ПИГМЕНТ. Ах, любовь, что ты можешь сделать даже с похитителями картин!
СОРОКИН. Да не похищал я никаких картин, Феликс Семеныч. Садитесь, я вам всё
расскажу.
Сцена 15.
В комнате, где живёт на кушетке Поленьев, пришла Ольга.
ОЛЬГА. Простите, мне нужен художник Поленьев.
ПОЛЕНЬЕВ. Это я художник Поленьев. Вы из газеты или с телевидения?
ОЛЬГА. Я хотела бы вас кое о чем спросить.
ПОЛЕНЬЕВ. Да, неизвестные воры похитили мою картину с выставки…Прошу
прощения, я приведу себя в порядок и только потом дам вам подробное интервью.
ОЛЬГА. Интервью?
30
ПОЛЕНЬЕВ. Да, да, со всеми подробностями моей творческой жизни…Вы видели когданибудь мою знаменитую картину раньше?
ОЛЬГА. Увы, нет.
ПОЛЕНЬЕВ. Считайте, что у вас это огромное «увы». Вам крупно не повезло. Возможно,
вам уже не доведется увидеть её никогда. Я написал её на одном дыхании, буквально, за
месяц. Вор, конечно, тонко разбирался в искусстве и взял самое совершенное. Можете
так и назвать свою статью – «Губа не дура»…Или вы с телевидения?
ОЛЬГА. Я из суда.
ПОЛЕНЬЕВ. Что вы говорите? Его поймали?
ОЛЬГА. Меня прислал к вам его адвокат.
ПОЛЕНЬЕВ. Зачем?
ОЛЬГА. Он просит, чтобы вы выступили свидетелем защиты.
ПОЛЕНЬЕВ. Хм. С какой стати я стану выгораживать вора, укравшего мой шедевр?
ОЛЬГА. М-м. Это создаст вашему шедевру дополнительную рекламу.
ПОЛЕНЬЕВ. Мне реклама не нужна. Мои картины говорят сами за себя.
ОЛЬГА. Но суд широко освещается всей прессой города Горохова.
ПОЛЕНЬЕВ. Пусть себе освещается.
ОЛЬГА. Но читателей интересуют подробности вашей творческой биографии, тонкости
вашего художественного мышления, творческие планы…
ПОЛЕНЬЕВ. Творческий план у меня один – создать что-то такое, что украсть
невозможно.
ОЛЬГА. Как это?
ПОЛЕНЬЕВ. Создать что-то невероятно монументальное.
ОЛЬГА. О, это будет памятник?
ПОЛЕНЬЕВ. Я не скульптор, милочка, я художник.
ОЛЬГА. Артур Семеныч Пигмент, ну адвокат похитителя, просил передать вам, что все
ваши коллеги-художники будут присутствовать на суде в качестве свидетелей обвинения.
ПОЛЕНЬЕВ. Ах вот как? В таком случае, я, пожалуй, почту' своим присутствием этот ваш
суд…Свидетели обвинения, говорите? Видали мы таких свидетелей! Творческие нищие…
Хотел бы я увидеть их лопающиеся от зависти рожи.
Сцена 16.
А вот и суд. Прямо в выставочном зале, наскоро переделанном ради выездной сессии
суда. В зале полно публики, глазеющей по сторонам, то есть на картины. На деревянной
31
скамье одиноко сидит Сорокин в задрипанном костюмчике. Строгий прокурор зловеще
шелестит бумагами. Слышна команда «Встать! Суд идёт». Появляется судья.
СУДЬЯ. Прошу садиться. Слушается дело гражданина Сорокина Константина Иваныча по
обвинению в краже картины из выставочного зала Горгорхудорга. Подсудимый,
признаете ли вы себя виновным?
СОРОКИН. Признаю. Но я не виноват. Это стечение обстоятельств.
СУДЬЯ. Да, дельце предстоит…
ПРОКУРОР. Нельзя ли яснее? Признаете или нет?
СОРОКИН. Я не брал картины, но доказать ничего не могу.
СУДЬЯ. Почему?
СОРОКИН. Такой уж я неудачник. Вы тут, в суде, даже понятия не имеете, что такое быть
хроническим неудачником.
ПИГМЕНТ (сидит рядом с Ольгой). Хронический – это связано, кажется, с насморком.
ПРОКУРОР. Хронический – это связано скорей со временем. Неудачник времени.
Неудачник двадцать первого века. Круто. Но не кажется ли вам, что у подсудимого мания
величия?
ПИГМЕНТ (на ухо Ольге). Чувствуете, прокурор пробует себя завести? Это должность
требует от него жесткости, а на деле в суде нет более мягкого человека, чем прокурор.
Перед работой он старается войти в кураж: покупает на рынке живого петуха и старается
отрубить ему голову. Сердце его обливается жалостью к животному, но заседание суда
требует от него жестокости…Ах, сколько вкусных куриных бульонов наготовила ему
жена! Но ни к одному он не прикоснулся.
ПРОКУРОР. Хронический неудачник, ха…Суду, молодой человек, чаще приходится
судить зарвавшихся удачников.
СОРОКИН. Вам виднее.
ПРОКУРОР. Всё познается в сравнении. Как говаривал Тацит: мало кто благодаря
собственной проницательности отличает честное от дурного и полезное от губительного, а
большинство учится этому на чужих судьбах.
СОРОКИН. Что мне чужая судьба, когда своя неустроена.
ПРОКУРОР. Увы, молодой человек, нельзя делать выводов о несправедливости мира
только на основании собственных несчастий.
32
СУДЬЯ (недовольно). Один момент…Я что-то не понимаю, кто кого судит, кто перед кем
оправдывается…Мне кажется, некоторые из нас несколько отвлеклись от сути дела о
краже картины.
СОРОКИН. Суть дела не в краже, а в невезении.
СУДЬЯ. Ну, если бы вам удалось скрыться от правосудия, вы бы не говорили сейчас о
невезении.
СОРОКИН. Так я и не собирался скрываться, я сам пришел.
СУДЬЯ (с удивлением). Разве подсудимый явился с повинной?
СОРОКИН. Да нет, я просто мимо шел…Какая может быть повинная, если я не виноват?
СУДЬЯ. Постойте, постойте…
СОРОКИН. Такая уж, видно, у меня судьба. Ни у кого из вас нет такой несложившейся
судьбы.
СУДЬЯ. Это еще как сказать…
ПИГМЕНТ (склоняется к Ольге. Суд снова словно замирает). Что касается судьбы, то у
судьи она тоже не сложилась. Это не слуга закона, а слуга случая. С таким-то ранимым
женским сердцем…Главное в профессии судьи – понять мотивы преступления, а женская
душа твердит своё: понять – значит, простить.
(Действие в суде снова оживает, как в детской игре по слову «отомри»)
СУДЬЯ. А не перейти ли нам к допросу свидетелей?
( В зале тотчас появились, смущаясь и подталкивая друг друга, свидетели обвинения:
Алехин, Борисов и Триженов)
СУДЬЯ. По одному, пожалуйста. (Вперед выталкивают Борисова) Что вы можете сказать
по делу о краже картины художника Поленьева?
БОРИСОВ. При чем тут Поленьев, не понимаю, ведь на его месте должен был я.
СУДЬЯ. Что, подсудимый собирался украсть и вашу картину?
БОРИСОВ. Именно мою! Из нового цикла «Современные иконы современных святых».
СУДЬЯ. Но почему подсудимый её не украл?
БОРИСОВ. Не мне судить.
СУДЬЯ. Может быть, картина Поленьева подсудимому показалась ценнее, чем ваша?
БОРИСОВ. Я как чувствовал. Сейчас вы назовёте этого проходимца непризнанным
гением.
ПИГМЕНТ. Но откуда вам известно, что подсудимый намеревался взять вашу икону?
БОРИСОВ. Да потому что на этой выставке, кроме моей картины, нечего взять!
33
ПРОКУРОР. О, еще одна мания величия!
СУДЬЯ. Спасибо, свидетель Борисов. Пригласите свидетеля обвинения Алёхина.
(Борисов уходит, выходит Алёхин) Свидетель Алёхин, вы знаете этого человека?
(показывает на Сорокина)
АЛЁХИН. Да, это он.
СУДЬЯ. Кто он?
АЛЁХИН. Пришел и говорит: я хочу украсть у вас картину.
ПРОКУРОР. Что, у вас тоже?
АЛЁХИН. Именно так он и сказал. Я привожу его слова дословно. Могу даже, если надо,
поклясться на библии.
СУДЬЯ. У нас не бывает библии в суде.
ПРОКУРОР. А почему вы не заявили об этом следователю?
АЛЁХИН. Я решил, что подсудимый шутит. У нас как-то не принято красть картины.
ПРОКУРОР. А как вы считаете, почему он не стал красть именно вашу картину?
АЛЁХИН. Об этом лучше спросить у самого подсудимого.
ПРОКУРОР. Подсудимый, почему вы не захотели украсть картину Алёхина?
СОРОКИН. Я не брал ничего.
АЛЁХИН. Как ничего? А костюм?
СУДЬЯ. Какой костюм?
АЛЁХИН. Да там у меня за картиной случайно костюм лежал…для заседаний
торжественных.
СУДЬЯ. И вы его взяли, подсудимый?
СОРОКИН. Вот костюм взял. Был грех.
СУДЬЯ. А зачем взяли?
АЛЕХИН. Да, наверно, случайно прихватил, ненароком…
СУДЬЯ. Подсудимый, ненароком?
СОРОКИН. Ну, допустим, ненароком.
СУДЬЯ (Алехину). Вы свободны.
АЛЕХИН (вздохнул так, словно гора с плеч. Вытер пот со лба) Свободен…
СУДЬЯ. Пригласите свидетеля Триженова. (Алехин уходит, приходит Триженов)
Свидетель Триженов, что вы можете сказать по делу о похищении картины Поленьева?
ТРИЖЕНОВ. Толком ничего.
ПРОКУРОР. А вашу картину подсудимый случайно не собирался украсть?
ТРИЖЕНОВ. Конечно, собирался. Кто же устоит против такого соблазна?
СУДЬЯ. А почему подсудимый устоял?
34
ТРИЖЕНОВ. Проявил моральную устойчивость.
ПРОКУРОР. А вы не считаете, что вам не повезло?
ТРИЖЕНОВ. Мне всегда не везет. Я уже привык.
(В это время по залу проносится шумок и отдельные возгласы: Поленьев, сам
Поленьев… В зале появляется Поленьев. Стихийно вспыхивают аплодисменты. Поленьев
раскланивается. Судья просит тишины. И буквально тут же слова просит адвокат)
ПИГМЕНТ (Ольге). Сейчас ты станешь свидетельницей моего триумфа… (к залу)
Граждане судьи! Обыкновенно неудачники довольно равномерно рассеяны между
нормальными людьми. Где-то один человек на сто. Один процент… Сегодня мы
присутствуем с вами на суде, где по странной случайности число неудачников,
насмеявшись над всеми закономерностями, приблизилось к ста процентам.
Неудачник…Обычно все улики говорят против него, на месте преступления отчетливо
видны только его следы, все свидетельские показания уличают только его одного.
Но что такое неудачник в широком смысле? Это патрон, которым жизнь выстрелила, но
не попала в десятку. Или выстрел оказался холостым. Или вообще – не в ту сторону…
Знаете, бывает, вдруг оказывается, что всю жизнь занимаешься не своим делом. Твоя
жизнь случайна. В ней нет необходимости, того единственного варианта, который
называется судьбой, призванием. Ты случайно учишься не тому, случайно влюбляешься
не в того, случайно женишься не на той, случайно работаешь, не получая от работы так
нужного тебе резонанса в душе… По всей твоей жизни какой-то разлад. Пусть маленький
разлад, но по всей жизни…Я говорю сейчас, как ни странно, не о подсудимом. Я говорю о
многих сидящих в этом зале… Возьмите, к примеру, свидетеля Алёхина. Как удалось
выяснить, он, конечно, далеко не художник, если иметь в виду его живопись, но зато
какой это художник, когда речь идет…о портновском ремесле! Ведь это просто
страдивари костюма! Но Алехин скрывает от всех своё гениальное портновское нутро и
занимается не своим делом – рисует для бань обнаженных тёток. В результате чего в
нашем городе никто не хочет мыться в бане…
(в зале оживление)
СУДЬЯ. Это правда, свидетель Алехин?
АЛЕХИН (краснеет). Правда.
СУДЬЯ. Мне обязательно нужно будет с вами потолковать. (тоже смущается, поправляя
одежду)
35
ПИГМЕНТ. А вот, наконец-то, появился знаменитый ныне художник Поленьев. Здесь ктото неосторожно называл его неизвестным художником… Но ведь большинство людей на
земле – неизвестные. Неизвестные бухгалтеры и инженеры, даже если старшие
бухгалтеры и старшие инженеры, неизвестные каменщики и слесари шестого разряда,
неизвестные мастера спорта и шофера первого класса, неизвестные кандидаты наук и
даже министры…Неизвестный – это еще не значит никуда не годный. Давайте же
заглянем в душу такому неизвестному человеку и попытаемся его понять. Попытаемся
понять хотя бы суть его новаторства. Ведь картина, которая была похищена, была по
замыслу своему исключительно новаторская. Три богатыря смотрят вперед…И что же
открывается их взору? О чем думают наши богатыри? Это же, не постесняюсь заметить,
истоки духовной жизни наших героев. Позволю заметить, что никто еще до этого так не
писал картин… И этот художник живёт среди нас, живет в нашем городе и даже числится
в неудачниках.
(Тут Поленьев начинает понимать, что настал «его день», и поднимает руку)
ПОЛЕНЬЕВ. Уважаемые судьи, позвольте мне выступить с ответным словом.
ПИГМЕНТ (Ольге). Ну вот, сейчас начнется.
ОЛЬГА. Неужели это он сам? Зачем ему это?
ПИГМЕНТ. Самопохищение ради славы.
ОЛЬГА. И думаете, признается?
ПИГМЕНТ. Кажется, я его достаточно разогрел… Сейчас, Ольга, ты увидишь мой первый
и последний триумф, как адвоката.
ОЛЬГА. В каком смысле триумф?
ПРИГМЕНТ. Его признание.
ПОЛЕНЬЕВ. Уважаемые судьи и прокуроры! Товарищи дамы и товарищи господа! Мы
только что прослушали яркую речь нашего замечательного адвоката, который ярко
охарактеризовал неудачную жизнь многих неудачников нашего родного города Горохова.
Вместе с тем позволю себе не согласиться с некоторой фразеологией нашего
замечательного адвоката….Что означает…(ищет бумажку) У меня тут
записано…(находит и зачитывает) Что означает: учишься не тому, влюбляешься не в того,
женишься не на той, работаешь не там…Что такое это «не то»?
ПИГМЕНТ. Это «не то» означает, что бывает и следователь, который ловит не того, и
судья, который судит не того, и даже, увы, адвокат, который защищает не того.
36
ПОЛЕНЬЕВ (судье). Мне кажется, что это намёк…На то, что суд, который сейчас
плодотворно заседает, занимается не своим делом…А у нас, замечательный вы наш
господин адвокат, все занимаются своим делом. У нас не может быть такого количества
неудачников, которое вы привели. Сто процентов! Это же в голове не помещается.
ПИГМЕНТ. Я говорил, что мы совершаем некоторое насилие над закономерностью.
ПОЛЕНЬЕВ (заглядывает в листок). Говорили, говорили…Но что означает «некоторое
насилие»? И над кем – над закономерностью?..Ну, знаете, господин адвокат…Значит,
долой законы, да здравствует случай?
ОЛЬГА (Пигменту). Он не собирается признаваться…
ПИГМЕНТ (Ольге). Триумф не получился. Лишний раз я доказал себе, что занимаюсь не
своим делом. Что я такой же неудачник, как все здесь. Теперь-то нас точно сто процентов.
ОЛЬГА. Значит, теперь всё-таки будут судить Костю…
ПИГМЕНТ. Я сделал всё, что мог.
ОЛЬГА (поднимается). Госпожа судья, имеет ли подсудимый право на последнее слово?
СУДЬЯ. Имеет, конечно.
ОЛЬГА. Позвольте мне сказать последнее слово за обвиняемого.
СУДЬЯ. Но это нарушение всех процессуальных…
ОЛЬГА. Воля случая, госпожа судья…
СУДЬЯ. Ну хорошо, если подсудимый не возражает…
СОРОКИН. Я не возражаю.
ОЛЬГА. Вот тут адвокат насчет ста процентов неудачников говорил…Насчет неизвестных
художников и бухгалтеров…Но ведь, Феликс Семеныч, это во многом зависит от точки
зрения. А что если, как это делает художник Поленьев, сменить ракурс?.. Да, мы с вами не
достигли самых вершин, верно. Для многих людей мы только прохожие на улицах,
покупатели в магазинах, пассажиры в автобусах, зрители в театре…Мы появляемся и
исчезаем, не оставаясь в памяти людей. Мы мелькаем за окнами, проходим мимо…Часто
вы нас видите по одним ногам, когда идёте задумавшись…По одним головам – когда
сидите за нами в кинотеатре…По одним рукам – когда мы покупаем у вас билеты… Но
это именно про нас говорят – лучший в мире зритель! Не кто-то один конкретно, а в целом
– зритель. Лучший в мире. Мы слышали это от гастролировавших у нас звезд эстрады,
театра, кино… Так, может быть, не совсем уж мы такие никуда не годные? Может быть, к
нам стоит только повнимательнее приглядеться? Может быть, среди нас находится
гениальный ответственный квартиросъемщик?.. Или выдающийся покупатель?.. Или
37
очень талантливый пассажир?.. Феноменальный посетитель и лучший прохожий всех
времен и народов?.. Знаменитая домашняя хозяйка и великий клиент?.. Легендарный
первый встречный и замечательный сосед?.. Ведь никто же не оценивает нас по этим
неброским, примелькавшимся качествам. А может быть, эта оценка и не нужна?.. Ведь
важнее, чтобы каждый из нас ориентировался в этом мире-море по себе самому. Не гнался
за славой, а сохранял в себе себя. Не цеплялся за любую случайную удачу, а ощущал в
себе необходимого человека. Пускай со всеми его взлетами и падениями, с
долговременным невезением и короткой ослепительной радостью.
АЛЕХИН (не выдержал). Долой неудачников!
СУДЬЯ. Тихо. Не мешайте слушать.
ПРОКУРОР. Она дело говорит.
ОЛЬГА. Сейчас вы, господа судьи, собираетесь выносить приговор вот этому
неудачнику… Я тоже неудачница. Но можете нас поздравить. К нам пришла такая удача,
которая многим и не снилась. Это любовь…
(зал аплодирует)
И какой бы приговор вы не вынесли, я разделю его со своим возлюбленным.
(прокурор срывается с места, чтобы пожать руки Ольге и Косте.
Сквозь шум пробивается голос Поленьева)
ПОЛЕНЬЕВ. Постойте! Послушайте!.. Ёлки-моталки, никто не хочет слушать…Постойте!
Это же я украл картину…Я украл…
(шум мгновенно стихает)
СУДЬЯ. Что-что? Что вы сказали?
ПОЛЕНЬЕВ. Это я украл свою картину.
СОРОКИН. Ну вот! А я что говорил?
ПИГМЕНТ. Наконец-то, сознался…
ПРОКУРОР. Но нам-то что делать? Ведь он украл СВОЮ картину…
СУДЬЯ. Суд откладывается. Дело отправляется на доследование.
СОРОКИН. А следователь сейчас в загранпоездке с футбольной командой.
ОЛЬГА. Тихо! Мы приглашаем всех на нашу свадьбу! На свадьбу двух счастливых
неудачников. На что мы будем жить – неизвестно, где мы будем жить – неизвестно, но
главное-то – мы будем жить! И жить счастливо. Потому что мы любим друг друга.
(и тут в наступившей тишине вдруг раздался возглас)
АЛЕХИН. Долой неудачников! Да здравствует удача!
(Начинается нечто вроде парада-алле действующих лиц)
38
PS. Автором написано очень много забавных размышлений о роли случая в нашей жизни.
Если надо, их можно сделать, как тексты «человека от театра», можно сделать диалогом
от «людей театра», а можно и превратить в зонги. Но это в случае, если надо.
Последний возглас в пьесе может быть от восторженного судьи:
- Жить негде? У нас есть свободная камера предварительного заключения!
И восторженный прокурор:
- Все туда!
Восторженный адвокат:
- Я накрываю стол!
Восторженные все хором:
- Все за цветами!
И уже совсем все:
- Да здравствует удача!