Сергей Шумин

Сергей Шумин. Мертворожденные.
Небольшой провинциальный городок, с градообразующим предприятием. Однокомнатная
квартира панельного дома. Зима, отопления, воды и электричества нет три дня – со
времени остановки завода.
Действующие лица:
Сергей – мужчина 30 лет, работавший на заводе
Нина – его жена.
Нина сидит на стуле в комнате, уставившись в неработающий телевизор. Она замкнулась
в себе, совершенно не осознает окружающий мир. Входит Сергей – измотанный небритый
человек, выглядит так, будто ему не 30, а 50 лет.
СЕРГЕЙ. Все без толку.
НИНА. (не расслышав) Что?
СЕРГЕЙ. Я говорю – все без толку. Теперь все иначе, мы никому больше не
нужны. Завод умер.
НИНА. Умер.
СЕРГЕЙ. Хм.
НИНА. Умер, потому что никому не нужен.
СЕРГЕЙ. Да… Трубы есть, а дыма нет. Странно, не правда ли? Сколько жалоб на
дым мы написали, сколько этой дряни внутри нас, в наших легких? И вот они не дымят.
Мы победили, победили погибнув. Что теперь будет?
НИНА. Тишина.
СЕРГЕЙ. Да. Ни дыма, ни шума. Позавчера, когда остановили завод, мне
показалось, что я оглох, так внезапно все стихло. 12 лет в цеху, в котором невозможно
расслышать даже выстрел – и вдруг мертвая тишина.
НИНА. Мертвая?
СЕРГЕЙ. Мы все стояли как контуженые. Оказывается можно контузить тишиной.
(роется в холодильнике)
НИНА. Ничего нет.
СЕРГЕЙ. Вижу, что нет. Зачем вообще тогда холодильник?
НИНА. Для холода.
СЕРГЕЙ. (вяло смеется) Скорее, чтобы согреться. Все перевернулось - в нем
теплее, чем дома. Ты не замерзла? Руки ледяные! (растирает) Ну почему все это именно
зимой?
НИНА. Какой теперь снег белый! Обычно он черный, а теперь белый, как саван.
СЕРГЕЙ. Да уж… саван для всех нас. Я эти дни почти ничего не ел, может хоть
консервы? (идет к шкафу) Все равно какие – замороженные, на вкус они совершенно
одинаковые. (роется в шкафу) Батареи скорее всего лопнут. Во всем городе. Какое-то
сумасшествие – уничтожить целый город тишиной.
НИНА. Нет ничего.
СЕРГЕЙ. Как? Совсем? Чем же кормить малыша?
НИНА.(опомнившись) Ты уже не малыш, Сережа.
СЕРГЕЙ. Воды тоже нет… Ты права, НИЧЕГО нет… У завода нет денег. Они не
заплатят нам ни копейки. Предложили выплатить долг продукцией, представляешь? Они
хотят, чтобы МЫ купили то, что никому не нужно! МЫ!!!
НИНА. А что им остается? Зато мы теперь свободны! Давай уедем отсюда, теперь
мы можем уехать! Нам здесь больше ничего не нужно, нечего ждать. Или уплывем как….
СЕРГЕЙ. Куда? Мы ведь теперь даже квартиру не продадим – кому она нужна? Нас
заперли в холодильник, из которого не выбраться. Остается только замерзнуть.
НИНА. Может нам дадут квартиру в другом городе, на другом заводе?
СЕРГЕЙ. Нет никакого другого города. И заводы все одинаковые – вся страна в
агонии! Промышленность хрипит, захлебываясь в своих же отбросах!
НИНА. Ах!
СЕРГЕЙ. Да! Именно отбросах! Как еще назвать продукты жизнедеятельности
наших фабрик? Никому не нужное дерьмо! Экскременты стальных динозавров, которые
мы помогаем производить и которые мы же должны покупать!
НИНА. А мы? Мы тоже отбросы?
СЕРГЕЙ. Не знаю. Знаю только, что мы с тобой больше никому не нужны. Стали
бы нас морозить?
НИНА. Мы нужны друг другу.
СЕРГЕЙ. Зачем? Чтобы умереть в один день? Например, завтра?
НИНА. Что это значит? Почему именно завтра? Почему не через 50 лет?
СЕРГЕЙ. А какая разница когда? Вся наша жизнь – один и тот же прокопченный
день. Лишь только день твоей смерти отличается, он то и будет нашим завтра!
НИНА. Это все от напряжения. Тебе просто нужно отдохнуть.
СЕРГЕЙ. Они не понимают, что зимой котлы запустить не получится. Город умрет
вместе с заводом, нельзя жить без сердца, никто не сможет. (детский плач) Черт,
разбудил.
НИНА. Кого?
СЕРГЕЙ. Тебя! (ухмыльнулся) Костю, конечно, кого же еще?
НИНА. Костю?
СЕРГЕЙ. Ты в порядке? Ты сама-то ела что-нибудь?
НИНА. Я не голодна.
СЕРГЕЙ. А Костя?
НИНА. Я не понимаю… Какой Костя?
СЕРГЕЙ. Нина, очнись! (детский плач) Он плачет, Костя плачет! (ищет место,
откуда идет плач)
НИНА. Сережа! Что с тобой?
СЕРГЕЙ. Где он? (пауза, затем спокойно) Милая, где наш сын?
НИНА. Сережа, какой сын? (пауза) Откуда ты… нет, не может быть.
СЕРГЕЙ. Какой сын?! Ты в своем уме? Наш сын! Наш с тобою малыш, Нина! Что
ты с ним сделала?
НИНА. Господи, только не это! Я не хочу, не хочу! Замолчи! Как?! Как ты узнал?
СЕРГЕЙ. О чем узнал? Что ты скрываешь? Он заболел? Он в больнице? Тогда
почему ты здесь, почему не с ним? Подожди, какая больница? Ведь он только что плакал!
НИНА. Заболел? Ха-ха! Можно и так сказать! Только в больнице он не был, и я не
была! Он родился мертвым, Сережа! В тот же день, когда умер ваш завод. А ты – ты был
там, на заводе, пытался спасти свое будущее! А наше будущее? Наше будущее умирало
здесь, на моих руках! Мальчик, он был совсем крошечный, целиком умещался в ладони.
Он уплыл отсюда, мы не смогли, а он уплыл! (пауза) Но ведь ты не мог знать, я никому не
говорила.
СЕРГЕЙ. О чем ты говоришь? Выкидыш? Но ведь ты только что родила Костю!
Как такое может быть?
НИНА. Никого я не рожала! И больше не рожу! Теперь у нас не может быть детей,
у меня не может быть детей - я бесплодна.
СЕРГЕЙ. Что значит бесплодна? Милая, у нас есть сын. Ты ведь родила мне сына!
Костю. Маленький комочек счастья с огромными глазами. Куда ты его дела? Пожалуйста,
ради Бога, скажи мне! (в сторону) Да что же это?!
НИНА. Ты сошел с ума? Что они делали с вами эти три дня?
СЕРГЕЙ. Это не я, это ты сошла с ума - ты куда-то дела нашего сына!
НИНА. Хочешь знать, куда я дела сына? Хорошо, я расскажу! Но только это был не
Костя, таким детям не дают имен! Я утопила его в реке! Завернула в пакет и утопила!
Доволен? Тебе это нужно было? Тебе мало того, что ты затащил нас в эту дыру? Теперь
ты хочешь затащить нас в дурдом?
СЕРГЕЙ. Ты убила Костю? Ты убила малыша?
НИНА. Не было никакого Кости!
СЕРГЕЙ. Как так не было? Не было сына? Не было Костеньки, сынулечки моего?
Да я ведь держал его на своих руках! Ты врешь! Дрянь! Врешь! Он был здесь, лежал в
кроватке! Мы купили ее по объявлению, где кроватка? (ищет в комнате, убегает в ванную)
НИНА. Господи, да он свихнулся! (хватает телефон, звонит в скорую, но ее голос
заглушает детский плач. Нина беззвучно кричит в трубку, потом успокаивается. Плач
прекращается, и Нина кладет трубку.)
Сергей выходит из ванной подавленный, глаза пусты. Рука в крови.
НИНА. Что с твоей рукой?
СЕРГЕЙ. Там – в зеркале – там был Костя, он смотрел на меня! Он плакал, Нина,
ему там было плохо, я хотел достать его, но зеркало разбилось. (Смотрит в осколок) А
теперь его нет. Кроватки нигде нет. Она была, она стояла здесь, у стены, а теперь ее нет.
И игрушек нет, даже носочков нет. Ничего нет.
НИНА. Милый, ничего и не было. Ты просто устал.
СЕРГЕЙ. Но ведь ты есть… и я… а может и меня нет? И этого зеркала нет? Это все
сон, не может быть, чтобы это было правдой.(собирается резать руку)
НИНА. Сережа! Сереженька, родной, не надо! Я есть. И ты есть. Мы всегда были.
Только детей у нас не было. Не было и не будет.
СЕРГЕЙ. (роняет осколок, в отчаянии) Не было и не будет. Ничего не было и не
будет. Будущего тоже не будет. Теперь будет только прошлое.(срывается с места, роется в
шкафу) Бутылочка, у него была своя бутылочка!
НИНА. Прекрати! Ты сводишь меня с ума!
СЕРГЕЙ. Может здесь? Ну хоть что-нибудь?!?(в изнеможении садится на стул в
той же позе, что и Нина. Нина в страхе и отчаянии зажалась в угол). Может и правда его
не было? Не было этих ручек…(детский плач) Ты слышишь? Костя плачет. Как же он
плачет, если его нет?
НИНА. Я ничего не слышу, Сережа. И ты – ты давно уже ничего не слышишь и не
видишь вокруг! (Звонит телефон, но звонок слышит только Нина, она берет трубку, крик
младенца усиливается, затем резко обрывается, когда Нина кладет трубку)
СЕРГЕЙ. Умолк. А ведь и правда – тихо. Я знаю, куда делся дым из труб. Раньше
он был снаружи – в воздухе, а теперь он внутри нас. Весь этот черный дым внутри головы,
он проник через легкие.
НИНА. Сережа, пойдем на улицу. Там теперь такой чистый воздух. Никакого
дыма. Пойдем, а? (Оба выходят, слышны звуки борьбы, затем Нина возвращается, она
подавлена, будто совершила предательство)
НИНА. Маленький сверток никак не хотел уходить под лед – в целлофане
задержалось слишком много воздуха. Как назло, ткань пальто впитывала воду гораздо
лучше и намокла по локоть. Побелевшая кожа на пальцах уже ничего не чувствовала, зато
кости болели так, как если бы их зажали в тиски. Волосы, касавшиеся воды покрылись
тонкой прозрачной корочкой, как леденцы, а пар, вырывающийся изо рта как дым из этих
проклятых заводских труб, трещал от холода и опускался к полынье. На рассвете все
вокруг будто придавило чистым морозным воздухом, словно ледяной глыбой, даже
солнце примерзло к горизонту и никак не могло оторваться от него. Весь мир прижался к
земле и утонул в свежевыпавшем снеге. Весь мир, кроме маленького свертка, который
никак не хотел тонуть.
(садится на стул в ту же позу, что и в первый раз, нянчит на руках воображаемого
ребенка)
НИНА. Костя. Костенька, сыночек, не плачь. Не ты один такой - мы все
мертворожденные.
КОНЕЦ