Дима

Андрей Ильенков
Дима
Хорошая страна этот Советский Союз! Главное, что большая. Могущественная.
Высокоразвитая  в смысле социализма и некоторых других отношениях. Но пустынная.
 Вот так и чистий!  орет Костя и отдает мне скребок. Он без рукавиц, и долго
показывать ему неохота. Скребок железный, пальцы еле отлипают  они у него уже
белые, он на них дышит, подскакивает на разных ногах, хватается за свои уши.
Мне что. Я лично в валенках, шапку развязал, стукаю, как он учил. Скребок дурно
брякает по черному льду и немножко его откалывает.
 Смори у меня!  орет Костя и, не глядя, убегает в дежурку.
Ну я чищу. Только не так, как он тут показывал своими скрюченными конечностями. Я сперва тук-тук вдоль, потом поперек  получается решеточка такая. Все откалывается методично и без помарок. Как у Аннушки.
Неподалеку пыхтит и злится Пешков. Вот Пешков  он делает, как учил Костя,
все время вдоль. Я бы один все сделал быстрее, чем мы вдвоем, но раз уж нас двое  так
и пополам. Я поэтому не тороплюсь. Я бы с ним поговорил, да ему некогда  взмыленный весь, рубит сплеча. Вот дурак. А я умный, и не просто, а больно. Вот мы и чистим
вдвоем.
Автопарк. Пасмурно, падает снежок. Стужа невыносимая  градусов двадцать. Но
торопиться все равно некуда, и вообще  лучше замерзнуть, чем работать. Я стараюсь
двигаться помедленнее. Я размышляю.
…Хорошая страна этот Советский Союз. Главное, что большая. Высокоразвитая 
в смысле социализма и в некоторых других отношениях. Но пустынная. Возьмем для
смеха Конституцию. Там сказано, что служба в армии  наш священный долг и почетная
обязанность. Статья восьмая, кажется. Это здорово сказано, не придерешься. А вот у
китайцев, я слышал, не так. Она у них тоже почетная, но не обязанность, а как бы право,
что ли, такое. Вот мой китайский сверстник, если он ничем не болеет, нигде не учится, и
вымахал, дубина, под метр семьдесят, может исполнить священный долг. Если ему повезет, конечно. Китайцев-то много, а армия  она же не резиновая. И так уж здоровенная
 дальше некуда. Дальше только Советская. Или татаро-монгольская. Нечего им
казенные кеды трепать, пускай землю обрабатывают. Другое дело у нас. У нас в этом
смысле больше почета. Только он не ценится, потому что люди ведь такие сволочи  им
и почет не в почет, если от него хоть беги…
 Че так медленно?!  наполовину высунувшись в форточку, орет Костя.
Я важно останавливаюсь, неторопливо поворачиваюсь к нему лицом, ору еще
громче:
 А че я медленно?! Я стоко же сделал!
В этот момент лязгают ворота и во двор, гремя пустыми ржавыми контейнерами,
въезжает мусоровоз. Костя, убежденный моими величественными жестами, морщится,
машет рукой и прячется обратно. Форточка захлопывается.
…А у нас не как в Китае. У нас, когда я заканчивал школу, не брали только из
медицинского и политехнического, а когда учился в политехническом, брали уже ото-
всюду. Это сложилась неблагоприятная демографическая обстановка, когда нерожденные
дети убитых на войне никого почти что не зачали, кроме нас. А страна большая. Много
дивизий, корпусов и армий, не считая отдельных полигонов, бригад и укрепрайонов.
Кавалерийский полк тоже имеется. Не бронекавалерийский, как во Франции, где легкие
танки, а кавалерийский, где кони. Полк.
…Опять лязгают ворота. Мимо нас проезжает генеральская белая «Волга». Во
время работы честь отдавать не нужно: маши себе инструментарием, в ус не дуй. Это мне
нравится. Только мне не нравится, что если это генерал, то эти козлодои сейчас выскочат
из дежурки, отберут скребки и будут колотить ими по асфальту. Потом они их поломают,
а когда генерал так и не появится, что мы со сломанными делать будем, не знаю. Вообщето они бы уже выскочили  наверное, в «Волге» был один водила. Это хорошо. Нос вот у
меня мерзнет  это да.
…Ладно, поехали. Говорят, раньше в армию очкариков не брали. Это за что купил,
за то продаю. Потом пошли разговоры, что если парень в армии не был, то его девушки
любить не будут, что он, выходит, больной получается. И ходить с таким одна морока, а
давать ему вообще нельзя: дети задохлики будут, кургузые то есть, лысые. А если был в
армии, то, может, еще ничего, если там как-нибудь не испортился. Только теперь что же
получается. Вот служит у нас на насоске рядовой Попелюга. У него не то ревматизм, не то
артрит, он хромает, и его уже переводят в другую роту, потому что, видите ли, нельзя ему
ноги мочить. А он сам норовит по колено, по пояс  то ли героизм, то ли в госпиталь
хочет. Ну, в госпиталь-то многие хотят, там коклетками, говорят, кормят и дают молоко.
Еще чего! Вон Костя два года с лишним отслужил, его и то в госпиталь не кладут.
Есть знаменитый рядовой Сергиенко, наш герой. Он  солдат что надо, но щуплый какой-то, росту маленького, волосы на письке не растут, вообще нигде не растут,
только на голове. Конечно, не в волосах, говорю, здоровье, тупыми лезвиями опять же не
бриться. Но все равно как-то странно, девятнадцатый год человеку все-таки. Может, к
дембелю обрастет. На двадцатиградусном-то морозе. Ага, начинают мерзнуть ноги.
Странно. Валенки, что ли, дырявые? Уж в валенках-то мерзнуть…. Я, наверное, тоже
больной.
…А то еще есть один сухорукий параноик. Он служил, служил, а потом в бега. Ну,
его поймали, а он дуркует, прыгает. Если скажешь. Может быть, это и не пример  он-то
наверняка хочет в психушку, но, с другой стороны, много таких дезертиров, не все же
дурака корчат. Да и зачем? Все равно простят. В смысле, командование простит. Товарищи-то  это как уж повезет, вообще-то мы не любим, потому что интересно
получается: все домой хотят, вдруг нашелся самый умный! Нет, это мы осуждаем.
 Смотри,  ухмыляясь, зовет меня Пешков, обессиленно повиснув на скребке.
Он пока отдыхает. Ну я смотрю. К нам на помощь идет боец.
 Ну и что?  спрашиваю.
 Да же Дима!  тяжело дыша, но с удовольствием отвечает он. И улыбается.
 Какой Дима?
 Ну ты дубовый! Ты че, Диму из первой роты не знаешь? Его уже вся часть
знает.
Смотрю я на этого Диму и ничего не понимаю. Ну Дима. Из первой роты.
Подходит.
 Костя!  кричит Пешков и отчаянно машет руками,  Мы перекурим,
перекурим!
В дежурном окошке что-то движется. Я ничего не разбираю, но, кажется, мы
перекурим. Пешков вынимает из пачки «Примы» две сигареты. Ого! Перекур серьезный.
 Ди-има!  говорит Пешков, с наслаждением выпуская дым.
Дима останавливается. На нем новая форма, сапоги, но удивительная шапка. Она
без уха. «Ого!»  думаю. Он какой-то не такой. Слюни в уголках рта. Здоровенная
короста на губе. Переминается с ноги на ногу.
 Дима, ты из какой роты?
 Я из первой роты,  протяжно отвечает Дима. Я изумленно смотрю то на Диму,
то на Пешкова.
Пешков затягивается и подмигивает мне.
 Дима, а у тебя че на губе-то? Сифилис?
 Не-е, то просто болька.
Пешков хохочет с такой готовностью, что сразу ясно  ответ он знал заранее.
 Дима, а ну-ка, правый сапог к осмотру!
Дима неуклюже вытаскивает из сапога красную голую ногу и, с трудом
балансируя, держит ее на весу.
Пешков хмурится и грозно спрашивает:
 А ваша портянка, товарищ солдат?
Дима долго и трудно говорит, что портянки ему не велела носить баба, потому что
от них ноги портятся. Пешков закатывается беззвучным хохотом, трясется, умирает на
месте. Потом он вытирает слезинки и приказывает сапог надеть, каковое действие Димы
вызывает у него новый приступ смеха.
Мне не смешно, потому что я пока не верю своим глазам. Но, может быть, Пешков
сначала тоже не верил. Может быть, раза после третьего у меня начнутся такие же корчи.
Пешков вручает Диме скребок, и тот начинает молотить по одному и тому же месту. Но
мы пока курим и возиться с объяснениями неохота. Я ошарашенно качаю головой и
Пешков снова смеется.
 То-то,  говорит он мне.
Но мне не довелось увидеть спектакль трижды.
Диму перевели в теплицу подсобного хозяйства и там он до конца службы
благополучно вертел газетные стаканчики под рассаду. Официально это называлось
«командировка». Один командированный  его так и звали «бахча»  всю службу
провел в теплице и на огороде и, несомненно, получил самое превратное представление об
армии. Ему же подчинили в качестве батрака и Диму, так что «бахче» недоставало только
смуглолицей ровесницы в грязном сарафане для завершения и округления модели
мужицкого рая, в которой он чудесным образом очутился, где кормят-поят и одевают
бесплатно, работать не нужно и беспокоиться не о чем. Месяца три спустя, будучи в
теплице, я видел Диму. «Бахча», указывая на миску с харчом, говорил ему таковы слова:
 Дима, перетаскаешь торф  поешь тут. Понял?
 Понял,  разумно сказал Дима.
 Но сначала перетаскаешь, понял? А то накажу.
Дима кивнул.
 И никому, смотри, не открывай без меня! Будут стучать  скажи: бахча ушел к
связистам,  и, накинув на спину пустой вещмешок, вышел вслед за нами «на совхоз»,
то есть в ближайший  за несколько километров отсюда  «гражданский» гастроном.