370

<19 мая 1930>
«ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
по делу № 370, по обвинению:
1. МАМАЕВА Ивана Степановича,
2. МАМАЕВОЙ Елизаветы Дмитриевны,
3. МАМАЕВА Михаила Устиновича,
4. МАМАЕВА Ивана Михайловича,
5. МАМАЕВА Степана Савельевича,
6. МАМАЕВА Дмитрия Степановича,
7. КИСЛИЦИНА Ивана Константиновича,
8. МАМАЕВА Петра Федоровича,
9. КИСЛИЦИНА Ивана Петровича,
10. МАМАЕВА Дмитрия Устиновича
11. МАМАЕВА Григория Трофимовича,
обвиняемых в преступлении,
предусмотренном ст<атьей> 58-11 УК.
Котельническому Окр<ужному> отделу ОГПУ стало известно о том,
что в деревне Душкино Мамаевского с<ельского> с<овета>, Арбажского
р<айо>на кулацкая часть деревни срывает дело колхозного строительства
и терроризирует бедноту (л<исты> д<ела> 2, 4, 6, 7, 9).
Произведенным по делу следствием установлено, что в дер<евне>
Душкино насчитывается 85 дворов, которая, благодаря природным
условиям является экономически крепкой, и имеет кулацкое засилье до 10
кулацких хозяйств, во главе с местным священником — уроженцем этой
деревни, Мамаевым Иваном Степановичем. Это кулацкая часть деревни в
лице: Мамаева Степана Савельевича, Мамаева Михаила Устиновича,
Мамаева Дмитрия Устиновича, Мамаева Петра Федоровича, Кислицина
Ивана Петровича и по имущественному положению середняка —
лишенного избирательных прав — Мамаева Григория Трофимовича, под
руководством священника Мамаева Ивана Степановича (являющегося
большинству кулачества родственником: Степану Савельевичу — сыном,
Дмитрию Степановичу — братом и т<ак> д<алее>) в 1924 г<оду>
построили в деревне Душкино церковь, наименовав ее "Вознесенской", в
которой священник Мамаев в 1928 году получил чин благочинного и
служил в ней до дня закрытия последней, закрытой в конце января месяца
1930 года по техническим соображениям.
Священник Мамаев, будучи влиятельным, сумел создать среди
верующей массы авторитет (на что указывает посещение верующими
церкви села Душкино из других приходов за дальние версты),
одновременно массу того района с детства пропитывал религией, в
церкви постоянно находилась молодежь и участвовала в певческом хоре,
население начитывалось религиозной литературой, что достаточно
подтверждается результатами произведенных обысков, т<ак> к<ак> в
домах, где были произведены обыски, всюду обнаруживалась религиозная
литература, в частности об антихристе.
Вследствие изложенного, церковь во главе со священником
Мамаевым, и кулацко-зажиточная часть деревни Душкино явилась
центром притяжения всей реакционной части того района, распространяя
свое влияние на другие соседние районы, а отсюда, как следствие, и
противодействия проводимым мероприятиям на селе (л<исты> д<ела> 7,
9, 21, 22, 45, 47, 51, 54, 56, 60, 61, 72, 73, 93, 95).
В условиях проводимых общественно-полезных мероприятий на селе
в 1929-1930 годах группа кулачества деревни Душкино во главе со
священником Мамаевым поставила целью сорвать главное проводимое
мероприятие — коллективизацию.
Сначала отдельные кулаки наговаривали беднякам о вреде
коллективизации в одиночку. Так кулак Мамаев Михаил Устинович, еще до
коллективизации, будучи у себя в мельнице, с бедняком Мамаевым Ильей
Филипповичем и, рассуждая о коллективной жизни, после того, как бедняк
Мамаев заявил, что в колхозе им беднякам будет жить лучше, он ответил:
"Нет. У тебя не будет ничего своего, даже молоком тебя не накормят"
(л<ист> д<ела> 90 об<орот>).
Кулак Мамаев Степан Савельевич (отец священника) также у себя на
мельнице в декабре месяце с<его> г<ода> середняка Кислицина Козьму
Алексеевича просил: "Надо бы удерживать деревню от вступления в
колхоз" (л<ист> д<ела> 92 об<орот>).
Кулак Мамаев Дмитрий Степанович (брат священника) в момент
начала работы по коллективизации беднячке Щенниковой Матроне, на
вопрос о жизни в коммуне, заявил: "Там будем спать под общим одеялом,
кормить будут однажды в сутки, некоторым будет житься хорошо, а
некоторым плохо. Почитала бы ты Евангелие, тогда узнала бы, что за
коммуна" (л<ист> д<ела> 86 об<орот>).
Священник Мамаев в то время анти-колхозную работу проводил с
амвона в церкви, проповеди свои говорил иносказательно, народу читал:
"Море жизни широко и глубоко, трудно его проплыть. Некоторые
приплывают к берегу, хватаются за него, но их другие отталкивают". Эти
выдержки проповедей среди населения истолковывались так: "Море —
коллективизация, а кто из него думает выбраться, — общественники
отталкивают этих лиц, из колхоза не выпускают", — поэтому не случайно
бедняцкая часть деревни на собраниях по вопросу коллективизации уже
заявляла о том, что они мученики за веру, говоря: "Раньше страдали же,
так и мы пострадаем". На тех же собраниях женщины заявляли о
пришедших временах антихриста и печати его, отобрании в колхозах у них
мужей, детей и так далее» (л<исты> д<ела> 94 об<орот>, 95 об<орот>).
Как ни упорно шла коллективизация в деревне Душкино, являясь
исключительной деревней во всем с<ельском> совете, после долгой
ежедневной разъяснительной работы часть более передовых крестьян и
середняков в колхоз вступила, которых к концу 20-х чисел января
насчитывалось до 30-35 хоз<яйст>в. В это время кулачество, видя
безуспешность работы в одиночку, развернули ее через церковь
организованным порядком. Вследствие выбытия своего священника
Мамаева в г<ород> Казань к епископу Нектарию, церковный совет в лице
лишенца Кислицина Ивана Константиновича и кулака Кислицина Ивана
Петровича, при участии других кулаков, достали за 20-ть километров из
церкви с<ела> Летяги священника и организовали в своей церкви службу,
а дня через два вернулся к отправлению обязанностей и свой священник
Мамаев, который эту службу не только продолжил, но и усилил. Прошло
усиленное моление, член с<ельского> с<овета> деревни Душкино был
вовлечен на клирос в качестве певчего и ряд других лиц молодого
возраста.
Бедняк Кислицин, не имеющий никакого отношения к казне церкви,
оказался за казематом, моление пошло не только днем, но поздно
вечером и рано утром. Против обыкновения, было введено исповедание,
церковь все дни переполнялась молящимися людьми всякого возраста (и
молодыми), лились слезы, из церкви люди выходили с заплаканными
глазами. Священник Мамаев в церкви трогательно верующим заявлял:
"Молитесь православные в последний раз".
Такая работа кулачества через церковь сразу же сказалась на ходе
коллективизации. Член с<ельского> совета (оказавшийся на клиросе) из
колхоза вышел вместе с отцом; ранее колеблющиеся — идти или не идти
в колхоз — категорически решили в колхоз не идти (л<исты> д<ела> 60,
61, 62, 63, 70, 67).
В конце января месяца с<его> г<ода> церковь, вследствие
технической неисправности, была закрыта, коллективизация шла по пути
увеличения. Тогда кулачество деревни Душкино и священник Мамаев
перешли на другой метод противодействия колхозному строительству,
стали устраивать для анти-колхозной работы тайные собрания.
Первое нелегальное кулацко-поповское собрание с приглашением
части бедняков и середняков деревни было устроено в палатке церкви,
которое было организовано поздним вечером и проходило в полной
изоляции, при запертых дверях, без света.
Присутствовали на этом собрании следующие лица: священник
Мамаев Иван Степанович, его жена Мамаева Елизавета Дмитриевна, отец
его — кулак Мамаев Степан Савельевич, брат его — кулак Мамаев
Дмитрий Степанович, соседи их — кулаки: Кислицин Иван Петрович,
Мамаев Михаил Устинович, лишенцы: Кислицин Иван Константинович и
Мамаев Григорий Тимофеевич. Присутствовали некоторые из жен
поименованных лиц, и середняки с бедняками: Матрона Дмитриевна, Анна
Емельяновна, Сергей Алексеевич, Мария Андреевна и Александр
Трофимович.
После того, как присутствующих достигало число до 13-14 человек,
свет был потушен; первый с речью выступил священник Мамаев, который
к собравшимся говорил: "Беднота, не ходите в колхоз, у нас никакого
колхоза не будет. Церковь мы выкупим, сколько не наложили бы, —
выкупим. Начнется война, колхозников первыми убьют". После
священника выступил кулак Мамаев Михаил Устинович, который
продолжил речь о войне и заявил: "Уйдешь в колхоз, бесу душу отдашь".
Третьей фигурой агитатора выступила жена священника — Мамаева
Елизавета Дмитриевна, она присутствующих уверяла: "Если пойдете в
колхоз, вам ничего не видать, вы замараете душу". Остальные кулаки
поддерживали первых выступающих, а бедняки и середняки заявляли, что
они не пойдут. Это конспиративное собрание, в изолированной церковной
палатке доступом для других лиц, при запертой двери, продолжалось до
12 часов ночи, в период чего рассуждали исключительно: о войне, о
церкви, о не вхождении в колхозы и о религии.
Подобные подпольные собрания стали продолжаться и дальше,
которые стали устраиваться почти каждую ночь в количестве до 14-15
собраний. Первые три собрания проводились в палатке церкви, а затем
последовательно в следующих домах: в доме кулака Мамаева Михаила
Устиновича — 3 собрания, в доме кулаков Мамаевых Степана
Савельевича и его сына Дмитрия — 2 собрания, у середняка Мамаева
Сергея Алексеевича — 1 собрание, у кулака Мамаева Дмитрия
Устиновича — 1 собрание, у беднячки Кислициной Анны Емельяновны —
2 собрания, у середняка Кислицина Василия Андреевича — 1 собрание, у
беднячки Щенниковой Матроны Дмитриевны — 1 собрание, у кулака
Кислицина Ивана Петровича — 1 собрание и у середняка Кислицина
Александра Трофимовича — 1 собрание.
На всех этих собраниях обсуждались аналогичные вопросы первого
собрания, все они проводились ночью, при запертых дверях или воротах,
обыкновенно начинались они тогда, когда потухнут в деревне огни. О явке
на последующие собрания и куда, договаривались тут же по окончании
собрания.
Участниками этих собраний, организуемых кулацко-поповской частью
села для анти-колхозной работы и открытия церкви, являлись по делу
установленными следующими лицами: 1). священник Мамаев Иван
Степанович, 2). его жена Мамаева Елизавета Дмитриевна, 3). кулак
Мамаев Михаил Устинович, 4). сын его Мамаев Иван Михайлович, 5).
кулак (отец священника) — Мамаев Степан Савельевич, 6). сын кулака и
брат священника Мамаев Дмитрий Степанович, 7). лишенец Кислицин
Иван Константинович, 8). кулак Мамаев Петр Федорович, 9). кулак
Кислицин Иван Петрович, 10). кулак Мамаев Дмитрий Устинович и
11). лишенец Мамаев Григорий Трофимович.
Активность
в
антисоветской
и
анти-колхозной
агитации
принадлежала на собраниях обыкновенно: священнику Мамаеву Ивану
Степановичу, его жене Елизавете Дмитриевне, кулаку Мамаеву Михаилу
Устиновичу и его сыну Мамаеву Ивану Михайловичу, середняки и бедняки
участниками собраний были те же, что и на первом собрании и часть
других, в общем количестве достигающие до 20 чел<овек>.
Очевидцем этих конспиративных собраний был 16-ти летний бедняк
Кислицин Петр Петрович, который в тот самый вечер, когда происходило
первое кулацко-поповское собрание в палатке церкви, проходил вместе с
ребятами по улице, увидел в палатке огонь и зашел. К моменту его
прихода было уже до 7-8 человек, ожидающих собрания. Находящийся тут
кулак Мамаев Михаил Устинович пришедшего Кислицина вытолкнул за
дверь и заявил, что делать ему тут нечего. Спустя несколько времени
Кислицин снова пробрался в палатку, которого тот же Мамаев уже не
выгонял, а предупредил молчать.
Кислицин, пользуясь случайным участием на первом подпольном
собрании и благодаря своей матери Щенниковой Матроны, исправно
посещающей все эти собрания, удавалось посещать собрания и самому,
благодаря матери же Кислицину доверялись и не боялись, но тем не
менее, чтобы последний окончательно был безопасен и молчал,
священник Мамаев четыре раза в период этого времени давал Кислицину
денег (общей сложностью 85 копеек). Кулак Мамаев Михаил Устинович в
1927 году эксплуатировал Кислицина еще ребенком на полевых работах
по боронованию и вывозке навоза из расчета 15-20 копеек в сутки и в
конечном счете, не уплатив до сего времени почти ничего за его труд, на
этот раз оказался щедрым, купил Кислицину в то время рубашку, дал 50
копеек денег и попросил последнего о их антисоветской деятельности
молчать, но несмотря на это, Кислицин, имея тяготение вступить в колхоз,
а за последнее будучи гоним из своего дома не родной своей матерью
Щенниковой, ушел в колхоз и их антисоветскую деятельность разоблачил.
В то же время, в момент работы подпольных антисоветских
собраний, Кислицина заставляли молчать и угрозами. Сын кулака
Мамаева Михаила Устиновича, Иван Михайлович, на одном из собраний
Кислицину угрожал: "Коли расскажешь кому, все равно душа из тебя вон"
(л<исты> д<ела> 20, 22, 23, 24, 63, 64, 67, 68, 69, 72, 73, 86).
В результате этой конспиративной анти-колхозной работы
кулачества, во главе священника Мамаева, из колхоза первые стали
выходить гр<аждане> дер<евни> Душкинцы. Отдельные бедняки и
середняки стали отстаивать сторону кулаков. В части предприятий колхоза
(мельниц) стали пускаться провокационные слухи, что на мельницах
происходят кражи. Некоторые середняки стали враждебны к колхозникам,
осмеивались бедняки, живущие в домах кулаков после их выдворения.
Отдельные бедняки срослись с кулаками, помогали им сбывать товар и
получали через их бедняков дефицитные товары. Со стороны кулаков
стали проявляться угрозы: кулак Михаил Устинович Мамаев пускал слух о
том, что никто его добром не пользуется, а его сын Иван Михайлович
Мамаев по отношению бедняков, живущих в их ликвидированном
хозяйстве, заявлял: "То сделаю, за одной чашкой помрут".
11 марта с<его> г<ода> на расширенном Пленуме с<ельского>
с<овета> деревни Душкино по вопросу о кулацкой земле, Елизавета
Дмитриевна Мамаева выступила с требованиями о даче кулакам их
деревни всех прав: водворения в дома, возвращения всего и
восстановления в политических правах (л<исты> д<ела> 20, 21, 22, 24,
39, 41, 42, 43, 60, 62, 63, 64, 65, 72, 73, 93-95, 141).
Привлеченные к делу в качестве обвиняемых и опрошенные на
следствии: священник Мамаев Иван Степанович, отец священника —
Мамаев Степан Савельевич, брат священника — Мамаев Дмитрий
Степанович, Мамаев Михаил Устинович и Мамаев Петр Федорович, —
виновными себя в инкриминируемом им преступлении ни один не
признали и отрицают всякие факты предъявляемого обвинения, объясняя,
что все это создано на почве личных счетов отдельной частью
колхозников, желая завладеть их имуществом (л<исты> д<ела> 75, 79,
120, 125, 130, 156, 159).
Обвиняемые: 1. Мамаева Елизавета Дмитриевна, 2. Мамаев Иван
Михайлович, 3. Кислицин Иван Константинович, 4. Кислицин Иван
Петрович, 5. Мамаев Дмитрий Устинович и 6. Мамаев Григорий
Трофимович по делу, за неизвестностью их места проживания, не
привлечены, в отношении коих дело подлежит приостановлению и
объявлению их по розыску.
Считая данное дело следствием законченным, и состав
преступления, инкриминируемый обвиняемым, доказанным, полагал бы:
дело это по обвинению гр<ажда>н Нижегородского края, Котельнического
округа, Арбажского района, Мамаевского сельского совета, деревни
Душкины:
1. Мамаева Ивана Степановича1,
2. Мамаева Михаила Устиновича,
3. Мамаева Степана Савельевича,
4. Мамаева Дмитрия Степановича,
5. Мамаева Петра Федоровича,
по обвинению их по статье 58-11 УК передать дела на внесудебное
рассмотрение
в
Опер<ативную>
тройку
П<олномочного>
П<редставителя> ОГПУ Нижегородского края.
1
Подробные сведения о нем и нижеследующих приведены в "Книге памяти".
17/V - 1930 г<ода>, город Котельнич.
Сотрудник ОКР<ужного> О<тдела> ОГПУ
<подпись> (ПРЕДЕИН)
"УТВЕРЖДАЮ":
Начальник ОКР<ужного> О<тдела> ОГПУ
<подпись> (ЯГОДКИН)
С П Р А В К А:
Обвиняемые: Мамаев Иван Степанович и Мамаев Михаил Устинович
содержатся под стражей с 6 февраля сего года, а Мамаев Дмитрий
Степанович с 12 марта сего года, все находятся в Котельническом Дом<е>
зак<люченных>.
Обвиняемые: Мамаевы Степан Савельевич и Петр Федорович с 28
марта по 12 апреля содержались под стражей, освобождены под подписку.
Сотрудник ОКР<ужного> О<тдела> ОГПУ
<подпись> (ПРЕДЕИН)
СПИСОК
лиц, в отношении которых дело приостановлено.
1. Мамаев Григорий Трофимович.
2. Мамаев Дмитрий Устинович,
3. Кислицин Иван Петрович,
4. Кислицин Иван Константинович,
5. Мамаев Иван Михайлович,
6. Мамаева Елизавета Дмитриевна
Сотрудник ОКР<ужного> О<тдела> ОГПУ
<подпись> (ПРЕДЕИН)
"Согласен":
Старший Прокурор
<подпись>
19/V - 1930 года».