Воспоминания Героя Советского Союза П.М. ГАВРИЛОВА (начало Великой Отечественной войны и годы плена) С Карбышевым я встретился 12 июня 1941 года в районе Симятичи на Буге, где строились долговременные огневые сооружения. После осмотра этих сооружений генерал дал указания об устранении недочетов и уехал не то в Белосток, не то в Гродно. До этой встречи я знал Дмитрия Михайловича по Военной академии имени Фрунзе и был рад, что он меня узнал. Позже я встречался с ним в концлагере Хаммельбург в июне 1942 года. Это было очень тяжелое время. Наша армия с боями отступала, и это угнетающе действовало на пленных. Именно в это время громкий протестующий голос советского генерала Карбышева имел особенно важное значение. Он прямо заявлял, что Красная Армия победит. Эти слова, эта уверенность в нашей победе подбадривали робкие души. Когда Дмитрия Михайловича спрашивали, скоро ли кончится война, он отвечал: Набирайтесь терпенья. До конца войны еще придется, может быть, съесть тысячу порций лагерной баланды. Благодаря таким людям, как Карбышев росло сопротивление узников врагу, росла уверенность в нашей победе. Когда подпольные организации военнопленных укрепились, мы лучше узнали, кому можно верить, а кому нельзя. Дмитрий Михайлович рассказал мне, как он был захвачен в плен. Когда началась война, - говорил он, - я отходил со штабом 10-й армии, вместе с генералом Голубевым. Отходили на Волковыск и Барановичи, несколько раз попадали в окружение противника, но пробивались на восток. А как только стало невозможно продвигаться в колонне штаба армии, мы стали выходить мелкими группами. 1 Я отходил с полковником Сухаревичем, начальником инженерных войск. 10-й армии. Шли по лесам и болотам, так как по дорогам двигались немецкие части. Вышли мы к Днепру в районе Могилева. Видим, идет стихийная переправа мелких разрозненных подразделений и отдельных групп. Переправляются кто на чем. Каша невообразимая. Порядка никакого. Вот мы и взялись с Сухаревичем, как старшие начальники, наводить порядок. Конечно, немцы засекли скопление людей и начали нещадно бомбить. Во время одной из таких бомбежек я был контужен и ранен. Как меня захватили в плен - не знаю. Если бы был в сознании, то живым не дался бы. 2 Воспоминания А.Т. МАРЕНКО (годы плена) В лагере военнопленных в Замостье я пробыл с сентября 1941 до февраля 1942 года. Военнопленные размещались в четырех конюшнях и восьми бараках. Было тесно и душно. По утрам из каждого барака выносили мертвецов. В отдельном небольшом бараке содержали пленных генералов и полковников, среди них находился и генерал-лейтенант инженерных войск Карбышев. Кормили пленных отходами от свеклы, которые привозили в лагерь со свеклоперерабатывающего завода. Разгружали этот «продукт» обыкновенными вилами и, даже не помыв, закладывали в котлы варить. Неприятный запах варева вызывал у людей тошноту, но голод заставлял употреблять его. Кроме этого варева нам полагалось еще 200 граммов эрзац-хлеба, перемешанного с опилками. Узники превращались в живые скелеты, обтянутые тонкой прозрачной кожей. Более слабые умирали, сильные крепились. Хорошо жилось в лагере только полицаям. Когда наступили холода, распространилась дизентерия - заключенные умирали массами. В декабре 1941 года вспыхнул тиф - смертность увеличилась. Теперь эсэсовцы в лагере не появлялись, и все управление нами было отдано во власть полицаев. Однажды, когда в лагере все спали - товарищ, лежавший рядом со мной на нарах, сказал: Идем слушать генерала Карбышева. В бараке, где жил Дмитрий Михайлович, было темно. Карбышев сидел на табурете и вел с кем-то тихую беседу. Мой товарищ представил меня генералу: назвал фамилию, звание, сказал, что я из Омска. Генерал тут же расспросил, где я в Омске жил, где учился. Я ответил, что в 1939 году окончил Омское пехотное училище имени Фрунзе. 3 Он стал расспрашивать, какие командиры меня учили, кто был начальником училища. Выслушав меня, Дмитрий Михайлович задумчиво сказал, что и он учился в Омске - в Сибирском кадетском корпусе, здание которого теперь занимает Военное училище имени Фрунзе. Разговор шел и о многом другом, о чем я уже сейчас забыл. Хорошо запомнилось только, что генерал сказал: Теперь вы, товарищ Маренко, приходите к нам в барак каждый вечер, будем беседовать, чтобы легче перенести несчастье, которое выпало на нашу долю. Узнав, что я себя чувствую плохо, Карбышев посоветовал чаще ходить на прогулку. Это укрепляет организм, - убеждал он. Завтра утром выходите, будем гулять вместе. Но утром я не увидел генерала нигде около бараков. А вечером, придя после отбоя к Карбышеву, я застал его. лежащим на кровати. Он заболел сыпным тифом. О его болезни узнали и другие военнопленные. Многие вызвались помочь ему. Так, однажды черный высокий повар, по имени Гриша, подозвал меня и сунул под полу шинели котелок с бульоном. Я принес котелок генералу, но мне стоило больших трудов уговорить его поесть. Он настаивал, чтобы я сам съел бульон. Болезнь Карбышева протекала тяжело, и для всех было большой радостью его выздоровление в конце января 1942 года. Первый раз после болезни я увидел Дмитрия Михайловича сидящим на завалинке барака. После этого мы каждый день совершали вместе прогулки. Настанет день, - говорил Дмитрий Михайлович, - и немцы побегут из России. Советский Союз применит скоро такую технику, какую еще не видел мир. После болезни Карбышев, казалось, стал еще ниже ростом. Одет он был теперь в серую солдатскую шинель, шапкуушанку и кирзовые сапоги. 4 После того, как эпидемия тифа стала стихать, на территории лагеря опять появились эсэсовцы. В результате эпидемии вымерло более половины пленных. В феврале 1942 года оставшихся в живых отправили из Замостья в Хаммельбург. В Хаммельбургском лагере моя встреча с Карбышевым была последней и очень короткой. Мне удалось переговорить с генералом только через колючую проволоку, которая отделяла нас на четыре метра друг от друга. Генерал сказал мне: Вчера мне предлагали перейти на службу в немецкую армию. Я выругал их за такую наглость и заявил, что Родиной не торгую. Дмитрий Михайлович просил меня передать товарищам, чтобы никто не поддавался на провокации врага. Если кого-либо заставят работать - надо прибегать к саботажу, а при возможности - бежать из плена. Я старался выполнить заветы Дмитрия Михайловича - участвовал в подпольной работе, саботаже, пытался бежать, но был пойман. Встречи с Карбышевым явились для меня большой поддержкой в самое тяжелое время моей жизни. 5