рассказ Возвращение Она стояла и смотрела в окно. Взгляд, полный отчаянного одиночества и печали, не отрывался от тропинки, ведущей в темный лес. Она ждала. Ждала его, как и все последние месяцы… Она вставала с рассветом, и сразу спешила к окну, в надежде, что увидит его, идущим из леса домой. Вот он идет, устало улыбается, зная, что Надежда сидит у окна и ждет. За спиной двустволка, с которой он всегда уходил в лес и маленький рюкзак, с торчащей из него заточенной рогатиной. Он заходит в дом, и в нос бьет запах пропахшей костром одежды. Женщина бросается ему на грудь и крепко прижимается лицом к сырой брезентовой куртке, пряча от него мокрые глаза. Он треплет ее за короткие волосы и успокаивает, говоря, что она глупышка и что с ним ничего не может случиться, что лес его стихия, и он всегда возвращается домой. Она слушает его голос, такой родной и близкий, чувствует запах сосновых шишек, дыма от еловых веток, листьев смородины, которые он любил заваривать как чай и, не удержавшись от нахлынувших эмоций, тихо всхлипывает. Надя встрепенулась, словно маленький воробышек и вытерла кухонным полотенцем мокрое от бесконечных слез лицо. Из леса никто не выходил и на пороге никто не стоял. Она тоскливо, с чуть теплившейся надеждой, посмотрела в окно и быстро отвернулась, боясь разрыдаться. Схватила цинковое ведро и выскочила на улицу, громко хлопнув тяжелой дверью. Прохладный воздух вечернего леса приятно освежил лицо, и молодая женщина, успокоившись, пошла медленными шагами к колодцу. Муж всегда выпивал ковшик холодной и студеной воды, вернувшись из леса. Надя улыбнулась, вспомнив, как он пил, так жадно, будто неделю провел в пустыне, и смешно, когда ручейки воды стекали по щетинистому подбородку, а потом целовал ее ледяными губами и всегда говорил одну фразу, от которой становилось тепло на душе: - Я дома, малыш. Солнце катилось к горизонту, оставляя за собой воздушные облака, окрашенные малиновым цветом. Домик, стоявший на окраине села, выглядел так, словно сторону, обращенную к солнцу, облили розовой краской, закрасив печную трубу из которой поднимался еле заметный дымок, старенькую, местами протекавшую шиферную крышу и бревенчатую стену. Открыв массивную дверь, Надя занесла ведро с водой и поставила на табурет. В печи уютно потрескивали дрова, и на плите уже закипала кастрюля с мясом. Она суетливо бросилась к маленькому холодильнику, за продуктами. Когда муж возвращался, она всегда готовила ему свежие щи. После охоты он ел, как голодный зверь, и зараз съедал две глубоких тарелки супа. Она думала о нем и машинально чистила картошку, бросая очищенные 1 кругляши в чашку, даже не замечая, что она делает это за столиком лицом к окну, из которого видна тропинка. Она покосилась на завалившуюся бесхозную калитку, которая перестала закрываться и вспомнила про тупые ножи. Когда он был дома, ножи всегда были заточены и вообще, он был хорошим хозяином и мужем. Уловив себя на мысли, что думает о нем в прошедшем времени, женщина мысленно одернула себя. Он хороший хозяин и муж. Что-то шевельнулось в кустах у тропинки, и Надя, уловив движение, замерла, чувствуя каждый удар своего сердца и пристально вглядываясь в темноту леса. Ожидая увидеть его хоть раненого, хоть калеку, выползающего из леса, хоть какого, но его, живого… даже мертвого, чтобы перестать ждать, бессмысленно смотря в окно и заливаясь слезами. Кусты снова шевельнулись, и из леса вышел молодой кабан, пугливо и с любопытством озираясь по сторонам. Нож вывалился из трясущихся рук, и женщина упала на стул, уткнувшись в полотенце, не в силах сдержаться от плача. - Что у тебя?- Торговец поднял очки на лоб, и уставился на прилавок, на который сталкер принялся выкладывать содержимое керамических контейнеров. Артефакты были новыми, с еще неизученными свойствами, и цена за такие шла соответственная. Они могли быть как бесценными, так и пустышками. Поэтому всякий уважающий себя торговец не рисковал переплачивать и платил среднюю цену с большим минусом, за такой товар. - Так-так… интересненько… Раз, два, три, пять и того, всего семь. Сам понимаешь, материал неизученный…. За все даю десять штук. Человек в комбинезоне, пропитанном «антирадом» и усиленным кевларовой нитью, задумался, подсчитывая в уме числа, затем нахмурился от полученной итоговой суммы и вынул из контейнера еще один артефакт. «Ломоть мяса» был на самом деле похож на кусок свежей вырезки. Его уникальные свойства залечивать раны и поднимать жизненный тонус очень ценились сталкерами, и они старались не продавать его, пользуясь им в своих целях. Артефакт был редким аномальным образованием и если он продавался, значит, бедолага нуждался в средствах, или имел другой, более мощный. Торговец с удивлением всмотрелся в лицо седовласого сталкера. - Ты уверен? - Да. Сколько? - За него я дам десять штук. Итого двадцать. - Я добавлю еще тридцать и беру комбез научника. Тот, который зеленый. Сидорович обернулся к задней стене, на которой висели защитные комбинезоны и оружие, и посмотрел на выбранное сталкером изделие. - Отличный выбор, Седой. Замкнутая система дыхания, противоосколочная броня, аномальная и радиационная защита. Можно иди хоть к Дьяволу в пекло. За такую покупку даю скидку на три тыщи. Круглое лицо торговца с очками на лбу повернулось к продавцу артефактов. 2 - Припасы? Оружие? - Патроны на АК-47, и пару гранат Ф-1. - Видать далеко собрался. Не моего ума дело, но ты случайно не к Монолиту двинул? - Нет. Ближе. Гораздо ближе. - Ну, слава богу, хоть ты мыслишь нормально, не то, что эта молодежь. Насмотрятся на Кордоне псевдопсов и думают им Зона, что парк лесной, и прутся к Монолиту, дескать, хотим тайну Зоны раскрыть. А потом их останки как вешки лежат. Предупреждают, мол, обходи человек это место. Смерть тут бродит. Сидорович выложил несколько пачек патронов, две гранаты и комбинезон, изготовленный в стенах Научно-Исследовательского Института. Седой бережно свернул дорогую экипировку и убрал вместе со шлемом в рюкзак. Боеприпасы рассовал по карманам разгрузочного жилета, и, буркнув напоследок слова благодарности, вышел из овощехранилища, переделанного сталкерами в подземное убежище. Дождь перестал идти, и на улице было свежо и прохладно. Пахло дымом. Сталкеры сидели у одного из домов поселка, и смело трепались у костра, разведенного среди двора. Кто-то заиграл на гитаре, и мелодия перебора струн понеслась по округе. Здесь было безопасно. Как дома. Седой посмотрел в сторону железной дороги, пересекающей Кордон на две половины, поправил рюкзак и, мысленно попрощавшись со всеми, пошел к железнодорожному мосту. - Эй, грибник, двигай сюда, не то пулю получишь. Седой ожидал этот окрик и потому спокойно пошел к человеку в военной форме. Мост, словно входная арка гигантских ворот, был единственным проходом на ту половину Кордона, и военные тщательно охраняли этот проход. Многие сталкеры пытались пройти в обход поста, и все они сгинули. Вон, слева от моста туннель под железкой, там «Электра» трещит. Посреди его Длинный лежит. Думал, что просчитал эту аномалию, выяснил схему разрядов, а теперь лежит вот, в назидание молодым. Зону не просчитаешь. Когда начинаешь думать, что знаешь ее, она тут же наносит тебе удар ниже пояса. Причем смертельный. Справа вон, на кустах висит то, что осталось от Лешки Обормота. В «Карусель» влетел, прячась от военного патруля. На кой черт, спрашивается мудрить, если есть путь проверенный. Ну, заплати ты им пять сотен и иди спокойно. Все люди и все хотят жить. - А, Седой, это ты. Ты у нас в постоянных клиентах, милости просим. Сталкер без разговоров «случайно» уронил завернутые в пакет, свернутые трубочкой деньги. Лейтенант проследил за падением того, что у них называлось взяткой, и одобрительно кивнул. Седой знал, что он сейчас на прицеле снайпера и еще пять человек готовы были в любую секунду нажать на курок и пристрелить его как потенциального противника. Для них он был 3 человеком, пытающимся, незаконно проникнуть на охраняемую территорию Зоны, и они имели полное право применять оружие на поражение. Сталкер прошел пост, чувствуя напряженные взгляды военных, и спокойно выдохнул только тогда, когда скрылся с поля зрения наблюдателей на мосту. До Свалки было рукой подать, он бродил этими тропами уже второй год и хорошо знал эти места. Так же как знал Темную Долину и Агропром. Но на этот раз его путь был дальше. За Темную Долину. Там, где радиоактивный фон зашкаливал на датчике Гейгера, заставляя случайно забредших сталкеров развернуться и бежать прочь, пока действуют таблетки «Антирад». Седой хорошо знал границу, за которой начинал пищать датчик. Небольшая речушка звонко журчала, перекатываясь по камням, заставляя забыть о том, что ты находишься в Зоне, полной смертельных ловушек и разнообразных мутаций, стремящихся тебя растерзать, разорвать, сплющить и сожрать. На том берегу датчик Гейгера настойчиво напоминал о себе противным писком. Седой не раз переходил эту незримую границу и пытался уйти дальше, но радиоактивный фон повышался с каждым шагом, и сталкер в итоге возвращался назад. Не помогали ни защитные артефакты, ни спецтаблетки. Чтобы пройти туда, куда ему было нужно, требовалась соответствующая экипировка. И вот теперь, он шел туда и в рюкзаке лежал спецкомбез, способный выдержать убойные дозы радионуклидов. Седой прошел заброшенное КПП и ступил на территорию Свалки. Уже издали виднелись гигантские горы зараженного металлолома, вывезенного из ближайших к эпицентру взрыва, поселков и городов. Сталкер сошел с дороги, больше опасной бандитскими засадами, чем монстрами и аномалиями. Бандитов хлебом не корми, дай завалить какого-нибудь сталкера с целью наживы. На это они мастера. Седой быстро перебежал открытое пространство между дорогой и заросшим кустарником холма. Цепляясь за кусты, он осторожно поднялся на макушку холма и оглядел просторы Свалки. Уже темнело, и продвигаться было трижды опасно, чем в светлое время суток. Можно было легко угодить в «Комариную плешь» и быть раздавленным гравитацией, как комар ладошкой. Наличие детектора аномалий не спасало от внезапной смерти. Зона плодила аномалии и монстров, будто преследуя одну цель, уничтожить как можно больше людей. Здесь всегда надо быть начеку. Сталкер влез на толстую сосну, стоящую посреди холма, уселся на самой большой ветке и пристегнул себя ремнем к стволу дерева, чтобы не упасть во время сна. Он достал мятую фотографию и провел пальцами рук по изображению, вспоминая, как целовал жену в теплый лобик, перед тем как уснуть, пожелав ей спокойной ночи. Седой прикоснулся губами к фотографии и убрал ее во внутренний карман. Надя обтерла запотевшее стекло маленькой ладошкой, чтобы лучше видеть лес и положила на стол подушку. Она уже не могла спать на кровати. Ложась в постель, она долго прислушивалась к звукам, в надежде услышать 4 скрип половиц в прихожей или шаги по щебенке, посыпанной от калитки до дома, и каждый раз вскакивала, когда слышала что-то похожее и бежала к окну с учащенно бьющимся сердцем. Но оказывалось, что ветер качает березку у окна и скрип, до боли, похож на скрип половиц, или дождь бил тяжелыми каплями по дорожке, будто бы звук тихих и усталых шагов, таких, когда муж возвращался домой с рассветом, стараясь не разбудить ее. Обманутая ожиданием, она с разбитым сердцем ложилась в кровать, укутавшись в одеяло с головой, и тихо плача в подушку, засыпала.… Теперь она спала сидя за столом, лицом к окну, с надеждой, что проснется от его прикосновений и теплых слов: «Я дома, малыш». С ядовито- зеленой поверхности болота поднялся пузырь и лопнул, отдавая смрадом. Седой огляделся по сторонам. Все болото было похоже на кипящий котел с ядовитым варевом и, казалось, пройти его не было возможности, но сталкер знал тропу, ведущую среди губительного запаха смерти. Вдоль нее пузырей было меньше и сами они были маленькими, не то, что эти - около тридцати сантиметров в диаметре. Он несколько раз проходил по ней, пользуясь маской и кислородными баллонами. На этот раз наступило время испытать новую экипировку. Сталкер переоделся в приобретенный у Сидоровича комбинезон, и надел шлем со стеклом широкого обзора, покрытого солнцезащитной пленкой. Защелкнув зажимы, герметично соединяющие шлем с комбинезоном, сталкер стал похож больше на пловцадиверсанта, чем на сталкера. Убрав продукты и вещи в герметичный пластиковый пакет, он сложил все в рюкзак и, поправив автомат, пошел к болоту. Зеленая расцветка комбинезона сливалась с окружающим болотом, делая сталкера почти невидимым. Он уверенно шел по тропе, по известным ему приметам. Вот слева, в метре, молодая березка, уродливо скрюченная как штопор, у нее нужно свернуть направо, чтобы обойти «Жарку», иначе быть тебе зажаренным. А через пятьдесят шагов «Паутина», тонкая и черная сеть около десяти метров в диаметре. Никто не знал, что собой представляет эта аномалия, да и не нужно было знать. Главное обойти ее подальше. Седой прошел болото и остановился, когда зеленые пузыри остались далеко позади. Сняв шлем, он вдохнул воздух, чуть отдающий тухлыми яйцами, но уже не смертельный. Далеко впереди, за речкой, виднелся до боли знакомый сосновый лес. Он знал в нем каждую тропинку, и мог в полной темноте идти домой, не боясь, заблудится, потому что это был его лес. А за ним был дом, где его всегда ждали. Надя накинула легкую болоньевую курточку синего цвета и вышла на улицу. До автобусной остановки было около пятнадцати минут хода. Иногда она ходила туда и часами стояла на дороге, надеясь, что хоть кто-то проедет 5 мимо и остановится, чтобы рассказать о том, что случилось, и почему люди не возвращаются в свои оставленные дома. Село пустовало с тех пор, как произошел второй взрыв на ЧАЭС. Тогда приехали автобусы с города и много военных машин. Всех эвакуировали, ничего не объясняя. Военные останавливались у каждых домов и выводили всех, разрешая брать с собой только все самое необходимое. Надя была в тот момент дома и стирала белье, когда прибежала соседка и громко запричитала, что началась война, американцы сбросили ядерную бомбу и теперь военные увозят всех, спасая от неминуемой радиации. Надя не поверила, но тревожный шум на улице заставил выйти ее во двор. На улице кричал мегафон, вещая о том, чтобы люди не паниковали, что все под контролем, и чтобы все выходили к автобусам. Женщина вернулась в дом и суетливо стала собирать вещи. Косметичку с документами спешно кинула в сумку, бросила взгляд на плиту, на которой стояла кастрюля с кипящим супом и вспомнила, что сегодня должен вернуться Семен, и замерла среди кухни. Такая беззащитная и жалкая… Надя медленно вынула косметичку и документы и положила на трюмо. Она не может уехать, не дождавшись его. Только с ним. В дом снова влетела говорливая соседка с причитаниями и замолчала, увидев, как Надя мешает щи. - Надька, ты чего? Щас военные придут, а ты не собрана! Стоит суп мешает, видите ли. Давай бегом. Хошь помогу? - Я не могу, Люд… Семен сегодня вернуться должен. На охоте он. – Надя печально посмотрела на соседку, - Как я без него? - Надька? Ты дура, что ли? Да ведь война.… Через час тут ничего живого не будет, военные хоть и не говорят, но ведь и так понятно. Не зазря ведь они так быстро всех собирают. - Я не могу. Не поеду я. Буду Семена ждать. - А ежели он не придет? Что тогда? Вояки всех собирают. Никого не оставят. - Придет он. Я знаю. Ты иди, Люд. Про меня только не говори, а я схоронюсь здесь. - Ой, Надька…. Держись. Коли че нужно будет – к нам зайди, возьми. - Спасибо, Люд. Соседка развернулась в дверях и поспешила к себе в дом. Надя сдвинула кастрюлю на край плиты, и, забрав документы, спустилась в погреб. Когда военные зашли в дом, то подумали, что хозяева уже в автобусе и солдаты вышли, прихватив с собой бутыль самогона, обнаруженный в холодильнике. Через час на улице стихло. Надя вылезла из погреба и вышла во двор. Было жутко тихо, даже собак не было слышно, которые обычно заливались лаем к вечеру. Женщина вернулась в дом, и, взяв ведро, пошла к колодцу. Семен мог вернуться в любую минуту, и Надя ускорила шаг, чтобы успеть к его приходу. За воспоминаниями, женщина дошла до остановки и стала пристально всматриваться в уходящую вдаль трассу. Пустующая дорога навевала тоску и 6 печаль. Она могла бы бросить безнадежное ожидание и уйти по этой дороге в город, но не могла. Надя верила, чувствовала сердцем, что Семен вернется. И ждала.… Как все прошедшие месяцы после того взрыва, она будет ждать его. Седой обтер выступивший пот на лбу. Слава богу, кабаны не заметили его. Он уже подходил к речке, когда два здоровенных хряка вышли из кустов и прошли мимо него в трех метрах. Эти мутированные кабаны были настоящей проблемой для сталкеров. Мало того, что они имели высоту примерно метр в холке, и имели почти пуленепробиваемую шкуру, так эти твари еще и охотились стадом. Каково пришлось бы ему, если бы твари заметили его. Видимо болотный смрад впитался в комбез, и это спасло сталкера. Громкое и агрессивное хрюканье затихло за кустами, и Седой продолжил путь к реке. Подходя к воде, пискнул датчик Гейгера. «Вот и началось» - подумал сталкер и надел шлем. По валунам он ловко перешел на другой берег и углубился в лес. Датчик стал пищать настойчивей и громче. Седой выключил звук, чтобы не привлекать лишнего внимания, оставив световую индикацию излучения, и пошел по тропе, по которой когда-то ходил еще мальчишкой на рыбалку. В нескольких километрах от реки в самой чаще соснового леса была землянка, вырытая в земле и заложенная сверху большими ветками. К ней и направился Седой быстрыми шагами, чтобы успеть к ночи, успевая опасливо вертеть головой по сторонам, чтобы не влететь в очередную ловушку Зоны. Сталкер дошел до цели, когда было еще светло. Он без труда нашел землянку, по приметной, сломанной ураганом сосне, и спустился в нее, убедившись в отсутствии опасных жильцов. На земле лежал стянутый бечевкой брезентовый рюкзак, а у укрепленной ветками стены, стояла ржавая двустволка и заточенная рогатина, которую охотник носил за спиной, защищая себя от коварных и смертельных прыжков рыси. Седой вспомнил первый Выброс, потрясший Зону, год назад… Он был на охоте и должен был в тот день вернуться домой. Но судьба уготовила ему другую участь. Охотник остановился здесь на ночлег, а потом грянула первая волна убийственной энергии, мгновенно умерщвляющая все живое в зоне поражения. Землю трясло так, будто бы гигантский червь проползал под ней. Стоял невероятно сильный гул, сводящий с ума, охотник сжимал ладонями уши, но гул проникал сквозь тело и голова, казалось, распухала от безумной вибрации, после чего он потерял сознание. Он еще не знал, что несколько часов назад, в районе Чернобыля произошел взрыв, неизвестной природы и то, что происходит сейчас, назовут Выбросом. Рожденная после первого Выброса Зона изменилась до неузнаваемости. Через сутки, охотника нашли на дороге, в нескольких километрах от землянки. Он не помнил, как дошел туда, и у него не было ни рюкзака, ни 7 ружья, а русые волосы стали пепельными. Еще через сутки, в городе, куда увозили эвакуированных, он узнал, что его жена осталась дома. Сталкер сел, спиной к стене, нацелив автомат на вход, и пожелав фотографии спокойной ночи, уснул, чтобы скорее наступило завтра. Седой стоял у высохшего столба и смотрел на ржавую пластину, на которой было написано время прибытия междугороднего автобуса. Краска уже облупилась и местами отвалилась, как сгоревшая кожа после загара. Сталкер посмотрел на покосившиеся и пустые дома его родного села. Ветер, дожди и частые Выбросы жестоко истязали то, что осталось после эвакуации. Окна были разбиты почти в каждом доме, ставни вырваны с петлями, сквозь дырявые крыши виднелись балки перекрытий. Взгляд Седого остановился на другом краю села, там, где был его родной дом. Сердце забилось быстрее, и сталкер пошел к дому, делая неуверенные шаги. Детектор тревожно мигал дисплеем, беззвучно напоминая о радиации. Пустые дома как будто с жалостью смотрели на вернувшегося человека. Седой остановился у заваленной калитки, боясь сделать еще шаг и не в силах посмотреть в окно, за которым, как раньше, ждала жена. Сердце, казалось, выскочит из груди; непослушными шагами сталкер сделал шаг, но смелости так и не набрался взглянуть в окно и следующие шаги стали длиннее, чтобы скорее его миновать. На пороге Седой снова замер, прислушиваясь к звукам внутри дома. Трясущейся рукой он ухватился за ржавую дверную ручку и потянул на себя. Тяжелая дверь предательски заскрипела и сталкер осмелев, распахнул ее и быстро вошел, ступив на скрипучие половицы. Глаза еще не привыкли к сумраку, и Седой остался стоять у двери, боясь нарушить тишину в доме. Надя вернулась с автобусной остановки, так и не увидев ни одной машины и ни одной человеческой души. На душе было ужасно тоскливо, и она заняла себя делом, чтобы не сорваться на плач. Достала пряжу и спицы и взялась вязать, сидя лицом к окну. Спицы ловко прихватывали нить, делали петли и плели узелки, рождая на свет рукодельное чудо. Скрип половиц прогремел словно гром, заставив женщину замереть. Надя затаила дыхание и боялась повернуться. В нос ударил запах леса, и она не в силах сдержаться от радости, со слезами повернулась к двери.… Но там никого не было. Спицы упали на пол, звонко резанув слух, клубок скатился и размотался к двери. Надя не выдержала и разрыдалась, спрятав лицо в маленькие ладошки. 8 Глаза Седого стали привыкать к сумраку, и он увидел стоящее рядом цинковое ведро. Вода уже зацвела в нем и была похожа на болото. Седой посмотрел вправо. На печи стояла запыленная эмалированная кастрюля, чтото лежало в ней, покрытое зеленой плесенью. Резкий звук упавших металлических предметов, заставил сталкера рефлекторно сжаться, как пружина и направить автомат на источник звука, к белому квадрату окна; что-то мягкое спрыгнуло со стола и подкатилось к нему. Сталкер с удивлением уставился на клубок пряжи. Взгляд проследовал вдоль распутанной нитки и замер…. Маленькая высохшая фигурка жены сидела за столом, уткнувшись головой в выцветшую под солнцем подушку. Короткая челка чуть прикрывала мумифицированное лицо, направленное к окну. Ноги сталкера подкосились, и он с трудом дошел до кухонного стола и почти упал на покрытый пылью стул, стоящий напротив Нади. Седой смотрел в ее лицо и заплакал, проклиная тот день, когда грянул первый Выброс, убивший жену, а ему подаривший жизнь. Надя смотрела в окно красными от слез глазами и тихо шептала, умоляя бога, чтобы муж услышал ее. Три слова, вобравшие в себя всю ее боль и еще не утраченную надежду. Она шептала, обезумев от разрывающегося сердца, слезы текли бесконечными ручьями и капали на сырую подушку, а пальцы писали эти слова на запотевшем стекле: «Прошу тебя, вернись». Седой не мог отвести взгляд от того, что осталось от жены, и, представляя живой, гладил ее по коротким волосам. Он что-то говорил вслух и по небритым щекам текли слезы, с отчаяньем он обернулся к окну и увидел на запотевшем стекле появляющуюся буква за буквой надпись. Седой улыбнулся сквозь слезы и, расстегнув зажимы, снял шлем. Она ждала его. И он вернулся. Сталкер вытер мокрое лицо и написал на стекле: «Я дома, малыш». 9