Псков

КРОМ, ДОВМОНТОВ ГОРОД, КНЯЖИЙ ДВОР
Город Псков - выдающийся памятник градостроительного искусства. Он сохранил свой рельеф, свою историческую планировку и многие постройки,
которые являются высокими достижениями наших зодчих. Крепостные стены и башни - величественные и суровые; замкнутые, похожие на крепости
палаты, которые, однако, умеют согреть уютом гостеприимных крылец и раскрыться внутри светлым праздником своих сводов; белостенные храмы,
окруженные выводками одноглавых приделов, простые и радостные, с такими же приветливыми крыльцами, как у жилых домов; высокие, мощные
стены звонниц или маленькие звоничики, примостившиеся на краю кровли... Они дополняют друг друга и неотъемлемы от тех мест, на которых
построены: в их художественный образ входит и очерк улицы, и небесный простор, и крутой берег реки, и блеск воды. Храмы то сопровождают
крепостную башню, удваивая ее силы, то выделяют и охраняют переправу, то завершают улицу, которая может продлиться на противоположном берегу
реки.
Псковские церкви очень просты: снаружи это куб, расчлененный по фасаду на три части вертикальными лопатками, то есть плоскими выступами,
которые соединялись вверху лопастными кривыми. Куб чаще всего завершался восьмискатной кровлей, увенчанной одной главой. Лопатки выявляли
вовне внутреннюю структуру: четыре столба соединялись вверху подпружными арками, которые несли световой барабан, покрытый куполом. На
восток выступали апсиды - алтарные полукружия; их бывало три или одна. Подпружные арки сначала шли ниже сводов, перекрывающих боковые части
храма, потом стали идти выше, раздвигая пространство в высоту; иногда они не выделялись из сводов. Псков создал тип малого храма, обходившегося
без внутренних столбов: барабан стоял на взаимно опирающихся арках - получались ступени, которые подымались к центру. Такие строения были
предшественниками каменных шатров, появившихся на Руси в XVI веке.
Строили псковичи из местной известняковой плиты. Берегли железо, которое было «свейским», то есть привозилось из Швеции, не тратили его на
обработку камня. Неровные стены обмазывали известковым раствором, белили, и они казались лепными, словно дышали.
Псков выработал свой декор, которым выделяли только главные части храма: верх барабана, несущего главу, и верх алтарных полукружий. Декор
был «вдавленный» - вглубь кладки, потому что хрупкий известняк легко выветривается. Украшение было сдержанным. Оно напоминает крупную
мережку из трех полос: по краям «поребрик», в середине - «бегунец». Этот декор повторялся в XV и XVI веках, выдавая руку мастера, его
принадлежность Пскову.
Барабан обогащали своеобразным карнизом из мелких арочек. Тело алтарных апсид украшали крупной аркатурой из тонких, словно наложенных
сверху кладки, висящих «жгутов». Обыкновенно ими выделяли только центральную апсиду и алтари приделов.
Рассказ о древнем городе, наверное, лучше начать с того места, откуда город пошел, - с Крома и Троицкого собора - символа всей Псковской земли,
Псковского господарства. Недаром в трудную минуту призывал старый князь Довмонт: «Братья мужи-псковичи! Потягаете за святую Троицу... за свое
отечество». А враги «поганый, възъярився и попухнев лицом», приходили ко Пскову, «ськрежеща своими многоядными зубы на дом святыя Троица и
на мужей пскович».
Вот он - Троицкий собор: белостенная громада. Опершись на надежные контрфорсы, ушел серебряными главами в самое небо, туда, где, словно воды
реки, текут бесконечные облака. Чем ближе подходишь к нему, тем больше он становится, тем стремительнее взлетает ввысь... Голубеет легкий рельеф
стен. Розовеют тесно поставленные барабаны. Вокруг них кружат птицы. Шапка валится с головы... Ярким пламенем загорается закат. Теплым
янтарным светом зажигаются окна... Меркнет небо, и собор остается над городом, как огромный синеющий холм. А рядом с ним высится мощный
столп колокольни, словно дозорный, охраняющий город.
В ясные дни Троицкий собор виден за многие километры. Он занимает в городе высшую точку и словно держит весь Псков в своей деснице. К нему
стекаются городские улицы. Шоссейные дороги проводили прямо на Троицкий собор: далеко за городом они устремляются на него, как стрелы.
«На сенях» собора заседал государственный совет древней республики, хранились важнейшие документы. Здесь провожали на войну и погребали
защитников города. В соборе хранились два меча, главные реликвии Псковского господарства, олицетворявшие его независимость и воинскую
доблесть. На одном из них была надпись: «Чести моей никому не отдам». Он считался мечом первого самостоятельного Псковского князя Всеволода .
Другой принадлежал защитнику Пскова князю-богатырю Довмонту. Этот меч вручали новому князю в Троицком соборе при посажении его на стол возведении в должность; потом князь приносил присягу народу на вече, совершая «крестное целование».
У стен Троицкого собора бурлило псковское вече. (Существовало выражение «у веча кричанье»; «увечья» от «веча» пошли!) Над головами
собравшихся возвышалась многоступенчатая «степень» - трибуна со «степенными» посадниками и князем. Однако неугодного князя могли со степени и
«сопхнуть»!.. (Князь во Пскове не пользовался большой властью: он был военачальником, а в мирное время вместе с представителями города вершил
судебные дела. Княжеская дружина дополняла народное ополчение.) Здесь решались вопросы о войне и мире, о приглашении того или иного князя, о
смертной казни, о налогах, о крупном строительстве...
Дошедший до нас каменный Троицкий собор по счету третий. Он построен в 1699 году. Первый каменный собор был возведен в 1138 году. Предание
связывает его с именем князя Всеволода-Гавриила, изгнанного новгородцами и, в пику им, принятого псковичами. Всеволод княжил во Пскове недолго
и вскоре умер (собор при нем мог быть только заложен), но имя Всеволода служило для Пскова символом независимости, так же как Троицкий собор
являлся символом государственности, поэтому псковичи приписали Всеволоду строительство собора. Всеволод был похоронен в церкви Димитрия
Солунского и впоследствии перенесен в Троицкий собор.
Собор XII века рухнул в 1363 году и был вновь возведен в 1365-67 годах. Он был крупен, устремлен ввысь, с мощной главой, напоминающей
очертание шлема; с целой пирамидой вырастающих друг из друга кровель; с большой семьей притворов и приделов, которая постепенно окружила его.
Он был праздничен и для безыскусственного Пскова даже изыскан. Декор был богаче, чем у других церквей; к лопаткам были приставлены пучки
полуколонок, чего потом во Пскове никогда не делали. В архитектуре собора чувствовалось не столько влияние Новгорода, от которого Псков
стремился оторваться, сколько Полоцка и Смоленска, где псковичи имели торговые дворы; чувствовался и свой собственный, псковский, язык.
Современный Троицкий собор, выстроенный в московских формах в конце XVII века, получил по наследству место, на котором стоит, и свой
стремительный взлет. Он словно собирает в одной точке всю художественную энергию города и порывается ввысь.
Троицкий собор построен на Крому, то есть в псковском Кремле, на стрелке двух рек. Кром занимает вытянутый треугольник, образовавшийся при
впадении Псковы в Великую. Реки хорошо защищали его с двух сторон, третья сторона была приступной: она грудью встречала врага и называлась
Персями (или Першами). Для защиты Персей псковичи сделали ров, пробив его в скале, на которой стоит Кром. Ров соединял Пскову и Великую и был
наполнен водой. Его называли Греблей. Гребля уходила глубоко вниз, и отвесная стена Персей подымалась над ней на двадцать с лишним метров.
Теперь стена почти до половины засыпана землей, а в Кремль мы попадаем фактически не через ворота, а в «окно», пробитое над древними воротами.
Ворот было двое: Смердьи - у Смердьей башни над Великой и Великие или Троицкие -у Троицкой или Часовой башни над Псковой. (Над этой башне
находились городские часы.) Смердьи ворота были изначальными. Великие -пробиты при перенесении мощей князя Всеволода-Гавриила в Троицкий
собор в 1197 году. Через Греблю к воротам вели мосты: Смердий и Троицкий или Великий.
На Персях стояла Колокольница - маленькая башенка, увенчанная высокой конической кровлей-шатром. Два ее колокола имели особое значение:
один созывал на общенародное вече, другой, «малый вечник» - на государственный совет ' На Крому никто не жил. За собором теснились клети, в
которых сберегалось государственное и частное имущество, запасы хлеба, стояли «зелейные палаты», то есть пороховые погреба. Кром стерегли
собаки, корм для которых хранился в Снетной (или Средней) башне над Псковой. Кража на Крому считалась тяжким преступлением и наряду с
государственной изменой каралась смертной казнью. (Летописец рассказывает, как в 1509 году сожгли пономаря Троицкого собора Ивана: «а из ларев
деньги имал, да в той гибели доспел 400 рублей, а псковичи его на вече били кнутьем» и «на Великой реке огнем сожгли его».
Великие ворота усилили захабом, то есть пристроили к ним вторую стену укреплений, ограждавшую вход на Кром. В «погребах» захаба томились
государственные преступники. (Иногда их помещали в подвалы крепостных башен.)
Если по внутренней территории Крома дойти до его юго-западного угла, где стоит Смердья башня, то увидишь нечто необычайное: оказывается, мы
ходим поверх домов. В этом месте произведены раскопки. Обнажились своды древних зданий, уходящие глубоко вниз стены и основание Смердьей
башни, которая была большой и круглой и лишь в XIX веке, при реставрации, начатой по повелению Николая I, превратилась в своей наземной части в
небольшую граненую башенку.
...Но остановимся вблизи раскопа! Представим себе этот угол Крома вживе, вспомним о тех постройках, которые его некогда заполняли.
В самом углу - близ Смердьей башни - издревле стоял Благовещенский собор. (Летописец упоминает его под 1485 годом.) Собор был одноглавым,
двухъярусным. Внизу находился храм Святой Благоверной княгини Ольги Российской. Паперть второго яруса опиралась на стену над Великой. А какой
вид с нее открывался! Широкая река, Завеличье с его монастырями, дорога, уходящая на Изборск; лесные дали... Ведущая на паперть лестница
смотрела на Троицкий собор и вечевую площадь. Потом сюда примкнул Владычный двор, он же «Митрополич двор со всяким каменным и деревянным
строением» и каменной церковью Сорока мучеников . Двор этот известен по документу 1699 года и по изображениям на иконах, восходящих к концу
XVI века. Владычные палаты стояли на Персях, смотрели на Довмонтов город, на Псков; они занимали место между Довмонтовой башней и
Колокольницей.
Против «залазных дверей» Благовещенского собора - входа на его лестницу - некогда «стоял большой каменный дом с огромной залой снизу»,
ушедшей в землю. Видимо, он тоже относился к Владычному двору. «Зала» сохранялась еще в конце XIX века. Ее описал автор «Археологического
указателя города Пскова и его окрестностей» Иван Иванович Василёв. Своды «залы» покоились на могучем центральном столбе. В стену было вделано
большое железное кольцо. Отсюда Василев заключил, что это была тюрьма.
В первой половине XIX века (в 1835 году) был возведен новый Благовещенский собор в классических формах, с колоннадами портиков. Он был
сдвинут на северо-восток, то есть стоял ближе к выходу на Кром из захаба, занимая часть вечевой площади (снесен в 1930-е годы). Если дойти до
северо-западного угла Крома, где стоит «Кутний костер» (башня, построенная в «куту», то есть углу Крома) , то очутишься над слиянием Псковы и
Великой - в том месте, с которого любил смотреть на Псков Пушкин. Здесь была первооснова города. Отсюда начинался Псков.
Вот он - VIII век!.. Земной вал. Избы с хозяйственными постройками теснятся под его защитой. Заборы тянутся вдоль деревянных мостовых. А на
полу одного дома, открытого археологами, затаилась на тысячелетие восьмигранная бусинка из синего стекла, словно сохраняя цвет глаз русой
псковитянки... Именно эта заповедная часть Крома сделалась «кладовой» и арсеналом вечевой республики. Государственные хранилища оставались
здесь и после присоединения Пскова к Москве. Теперь тут пустырь.
Случалось, что сюда прорывались пожары. Летописец оставил трагические картины взрывов на Крому.
1562 год. «И зелье (порох) было на Крому в погребах, и как загорелися, и стену вышибло к Рыбникам (ко Пскове, где был Рыбный торг -Е. М.) и
много людей побило по Запсковью и пушки сгорели и ядра каменные рассыпались от огня». В этот пожар во Пскове сгорело 52 церкви. А в начале XVII
века (в 1607 или 1608 году) во время страшного пожара «зельем вырвало обе стены на Великую и на Пскову...».
Каменные стены Крома можно отнести к Х веку. Позже они получили надстройки и «приклады». Башни Крома вырастали постепенно. Развиваясь
между двумя сходящимися реками, Псков расширялся в одну сторону, как гигантский динамический треугольник. Его новые территории, по мере
роста, получили дополнительные укрепления, примыкавшие к старым в виде полуколец крепостных стен.
В XV веке Псков имел пять каменных оборонительных поясов. Это были стены Крома; Довмонтова города XIII века: Старого Застенья, построенные
посадником Борисом в 1309 году; Нового Застенья или Среднего города 1375 года; и стена Окольного города - восьмидесятых годов XV века, которая
пересекла Пскову и охватила Запсковье . Для протока воды в ней были сделаны арки водобежных ворот с окованными железом дубовыми опускными
решетками. «Верхние Решетки» стояли у Гремячей башни, «Нижние» - у впадения Псковы в Великую. Каменная стена Окольного города получила
окончательное завершение в XVI веке.
Общая протяженность крепостных стен Пскова достигла девяти километров. Завеличье не получило оборонительных укреплений. Здесь по краям
города сохранились два монастыря: Мирожский, известный с начала XI века, и Ивановский, основанный в конце XII или в начале XIII века.
Название Довмонтова города, окруженного вторым поясом укреплений, происходит от имени могучего защитника Пскова - князя-богатыря Довмонта
(Домонта или Доманта), выходца из Литвы. Он княжил во Пскове с 1266 по 1299 год («ровно тридцать лет и три года», как в сказке...). Довмонт ушел со
своей дружиной из Литвы из-за внутренних распрей. Псковичи крестили его, нарекли Тимофеем и, чтобы прочнее привязать к Русской земле, дали в
жены внучку Александра Невского - Марию. Защищая Псков, князь Довмонт одержал ряд блестящих побед, выходя обычно с малой дружиной против
численно превосходящего врага. «Не терпе обидим быти», - так характеризует его летописец.
Довмонта считают создателем второго пояса оборонительных стен. Они примкнули к южной стороне Крома. От первоначальной крепости
Довмонтов город был отделен, как уже говорилось, Греблей, через которую вели два моста: Великий - к главным воротам Крома и Смердий - к
Смердьим воротам. На небольшой территории Довмонтова города в разное время было построено около двадцати церквей. Они буквально толпились,
сменяя друг друга... Здесь было сосредоточено церковное управление вечевой республики. (Потом сюда пришла светская власть.) Здесь стояла и
«купецкая» церковь «Веры, Надежи, Любве и матери их Софии», построенная в 1415 году мастером Еремеем, «повелением купецких старост и всех
купцов». (Когда-то сюда подходил Торг.)
Из года в год в Довмонтовом городе ведет раскопки археологическая экспедиция Государственного Эрмитажа под руководством Василия
Дмитриевича Белецкого. (Их начинал Григорий Павлович Гроздилов в 1954 году.) Только за один сезон было обнаружено около трехсот каменных ядер
- свидетелей боевой славы псковичей. Наконечники стрел... Славянские и прибалтийские застежки... Браслеты... Древние письма - берестяные
грамоты... Археологи порадовали нас не только этими находками. Им удалось установить общую картину Довмонтова города, поднять его из небытия.
Были раскрыты нижние части десяти храмов и некоторых гражданских построек. Псковская реставрационная мастерская произвела их «консервацию»:
основания стен надложили и вывели их на поверхность земли. По этим подлинным «планам» зданий можно судить о древней застройке Довмонтова
города. Вот они - «Псковские Помпеи»!..
Справа от дороги, ведущей через Довмонтов город к воротам Крома, лежат фундаменты большой церкви Димитрия Солунского, построенной в XII
веке и перестроенной в ХVI-м. Церковь эта была близка по архитектуре к сохранившемуся на Завеличье собору Мирожского монастыря и имела
интересную биографию. Первоначально в ней был погребен князь Всеволод-Гавриил, умерший в 1138 году. (Впоследствии, как упоминалось, прах его
был перенесен в Троицкий собор.) Церковь была построена из плинфы, то есть из широкого плоского кирпича, с добавлением в кладку известняковой
плиты. На плинфе археологи обнаружили княжеский знак Рюриковичей - клеймо мастеров. В храме найден разбитый глиняный сосуд, оброненный, как
полагают, при перенесении праха Всеволода. Сосуд удалось склеить. На нем вылеплено лицо бородатого мужчины - может быть, это портрет князя
Всеволода-Гавриила?.. У стены над Псковой под насыпью Рождественской батареи времени Петра Великого откопаны три храма. Один из них - с
остатками уникальных фресок XIV века.
По левую руку от дороги по обе стороны крыльца Приказных палат открыты нижние части двух храмов XIII века, построенных по заказу князя
Довмонта: церковь Феодора Стратилата, расположенная ближе к дороге, и церковь Тимофея Газского, фундамент которой находится недалеко от
крепостной стены над Великой. Церковь Тимофея Газского со временем переименовали в церковь Тимофея-Довмонта. В ней был погребен князь
Довмонт, прах которого впоследствии тоже перенесли в Троицкий собор. Вблизи этой церкви обнаружены литовские захоронения - возможно,
дружинников князя Довмонта...
В этой же части Довмонтова города, в юго-западном углу его, у самой стены, выходящей на Великую, археологи открыли остатки владычного
архива. В каменном помещении, пол которого был устлан толстыми деревянными плахами, найдено более пятисот свинцовых печатей. Они были
привешены к хранившимся в архиве, но истлевшим грамотам. Здесь же сберегался пластинчатый доспех, представлявший для псковичей какую-то
реликвию. Не доспех ли это князя Довмонта?.. Часть его реставрирована и находится в Ленинграде в Эрмитаже. Василий Дмитриевич Белецкий
высказал предположение, что первоначально помещение архива принадлежало палатам Довмонта. Об этом говорит потайной подземный ход,
выводивший к Великой.
На краю самой Гребли (тоже налево от дороги) стояли два храма: «Никола над Греблей» и «Кирилл над Греблей». Церковь Николы та, что ближе к
дороге, была построена в XIV и перестроена в XV веке. Фрески, уцелевшие в ее алтаре, сняты, реставрированы и выставлены в Псковском музее.
Церковь Кирилла представляет особый интерес. Она построена у Смердьего моста в 1373 году мастером Кириллом «в свое имя».
Мастер Кирилл был крупным зодчим и, как полагают, главным строителем возведенного перед этим нового Троицкого собора. Его погребли, словно
князя, в созданной им самим Кирилловской церкви.
Раскрытая археологами Гребля производила головокружительное впечатление. Приступная стена Крома - Перси - звучала во всю мощь, сокрушая
одной своей неприступностью. Однако - в целях безопасности - Гребля была засыпана, оставлен только неглубокий ров, чтобы указать ее место.
Примерно там, где некогда стояла колокольница Троицкого собора с вечевым колоколом, на Першах висит гигантский меч, выкованный современным
псковским художником-кузнецом Всеволодом Петровичем Смирновым в память об Александре Невском, и несколько небольших подлинных
колоколов.
Замечательный знаток древнего Пскова Юрий Павлович Спегальский воссоздал живую картину Довмонтова города: «Только бродя между
раскопанными основаниями его храмов, представляя их в первоначальном виде, в тесном окружении кладбищенских часовен, оград, ворот, мысленно
группируя вокруг них другие храмы с их буями (кладбищами), деревянные избы и ограды, каменные гридницы (покои княжеских дружинников и
другие каменные постройки) с их крыльцами и дворами, можно приближенно вообразить себе удивительную картину» .
Псков гордится своими «Помпеями».
Приказные палаты (то есть государственные канцелярии или здание местного управления) встроены в южную стену Довмонтова города. О них
следует рассказать подробно. Палаты возведены в 1693-95 годах на высоком подклете. Нерасчлененная поверхность беленых стен, их шероховатость
сразу выдают солидный возраст, хотя окна со временем были изменены. Тяжеловесное крыльцо «на отлете» восстановлено по откопанному фундаменту
и сохранившемуся описанию палат. Верхнюю и нижнюю площадки крыльца («рундуки») прежде перекрывали большие «бочки» (кровли, которые
имели круглое очертание с килевидным завершением: вид луковицы в разрезе). «Бочки», были обиты деревянной чешуей и украшены резьбой. На
палатах стояла крутая тесовая кровля на четыре ската, очень высокая, с переломом, отделяющим нижнюю, более пологую часть - «полицу». Вокруг
кровли шли слуховые окна - тоже фигурные, увенчанные небольшими «бочками». Крыша палат и рундуки лестницы имели узорчатые «подзоры»
(свисающие деревянные кружева) и «охлупень» с резным гребнем (завершающее кровлю бревно). На крыше сверкали три богато украшенных флюгера,
сделанные из луженого железа. На «прапоре» среднего флюгера (в виде флажка) был написан золотом двуглавый орел; на крайних прапорах -вырезаны
лев и единорог. Прапоры стояли на луженых яблоках; их «вертела» (древки, вокруг которых вращались флюгера) завершались серебряными розетками;
вокруг кровли было устроено гульбище «для ходу» (подобие балкона или бельведера) с расписными деревянными перилами. Точные балясины этих
перил разделялись столбиками с «яблоками» (то есть с шаром на каждом столбике). Высокая фигурная кровля Приказных палат уравновешивала
«выкатившееся» в Довмонтов город мощное крыльцо, которое сейчас кажется слишком громоздким. Над входом в палаты под сенью свода верхней
лестничной площадки в стену вдавались три ниши. В центральной нише находился образ Спаса, в боковые были вставлены псковский герб,
вырезанный на каменной плите, и цветная «керамида» (керамическая плита) с надписью о постройке палат. Псковский герб - это барс с поднятой лапой.
(Предполагают, что первоначально на гербе изображали рысь, которая постепенно трансформировалась в барса.) Известно, что «под крыльцом»
Приказных палат было место «предварительного заключения», где сидели подследственные; рядом хранилось спорное имущество. Возможно, что для
этого использовались не каморки под крыльцом, а подклет самих палат, куда из-под крыльца вел вход.
Планировка Приказных палат была традиционной: по сторонам сеней находились два помещения, перекрытые сводами. Главная палата, в которой
заседали бояре, была расписана «стенным личным письмом», то есть фресками с образами - ликами святых, «с облаками и каймами». «Венцы у всех
образов, и ризы (одежды), и в своде и (в) облаках звезды - писаны золотом». «Внутреннее убранство дополнялось обитыми красным сукном лавками у
стен, изразцовыми печами, киотами с иконами, столами, покрытыми алым сукном и уставленными подсвечниками,ларцами и другими
принадлежностями канцелярского быта того времени, на которые уходило иногда немало труда и выдумки мастеров прикладного искусства». (Эти
данные документов XVII века впервые обнародовал и домыслил Юрий Павлович Спегальский.)
Стены и башни Крома и Довмонтова города реставрированы после Великой Отечественной войны. Вдоль стен восстановлены деревянные боевые
ходы. Внизу лежат горы вынутых из-под земли каменных ядер.
Под стенами Крома, на берегу Псковы находился Рыбный Торг. (Зимой рыбой торговали на льду Псковы.) Главный Торг раскинулся под стенами
Довмонтова города между Псковой и Великой - от моста до моста. В начале XIV века он был вымощен бревнами: «В лето 6816 (1308) Борис посадник
замысли помостити Торговище и помостиша, и бысть всем людям добро», -записал летописец. (Интересно, что слово «Торг» в летописи всегда идет с
большой буквы!) Тут же стоял Княжий двор, огражденный различными постройками, с церковью Воздвиженья и башней над Великой. Сюда - к Торгу,
к вечевой площади на Крому, к Троицкому собору - сходились дороги, в черте города превратившиеся в улицы.
Торг издревле украшали храмы. Один из них - Всемилостивого Спаса - стоял там, где ныне разбит цветник перед зданием Пединститута. 24 января
1510 года сюда подъехал на коне великий князь Московский Василий III, «Псков вземши без брани». «И встретил его владыка, кои с ним приехал,
священноиноки и священники и диаконы на Торгу, иде же ныне площадь. И сам князь великой слез с коня у Всемилостивого Спаса на площади; и
владыка его благословил. И пошел к светеи Троицы». А «колокол вечной у Святыя Троица... спустиша... генваря в 13 день... и начаша псковичи, на
колокол смотре, плаката по своей старине и по своей воли» ... «Как очи со слезами не выпали, а сердце не оторвалося от корени...» Но деваться было
некуда: или под пяту Литвы - или под руку Москвы. А рядом с Москвой псковичи шли давно. Псковский полк бился на Куликовом поле... Псков «не
выставил щит против государя», да и Москва в трудную минуту сделалась щитом для Пскова. Далее надо было идти вместе.
За Торгом лежало болото. Над ним подымался холм с церковью Михаила Архангела, дошедшей до нас от XIV века. (Подножье холма находится на
глубине пяти метров от поверхности современной улицы.) Это место называлось Городцом - некогда здесь был маленький городок, обнесенный
деревянной стеной, - древнейшее поселение, предшествующее Пскову.
У здания нового почтамта стоял Старый Костер (башня Старого Застенья), радом с ним -вторая церковь Спаса. В Новом Застенье, за Старым
Костром, тоже была болотина. По мере роста города ее осушали. Как память об этом сохранилась большая красивая церковь Николы со Усохи. (Здесь
была еще «Варвара со Усохи» и другие.) Недалеко, на горке, до сих пор гордо и радостно стоит церковь Василия Великого, которую так и называют «Василий на Горке». Только нет рядом ни стены Нового Застенья, ни звонницы на башне, с которой ударили в набат, когда Стефан Баторий пошел на
решительный штурм города 8-го сентября 1581 года; нет и самой башни.
Руины стен Окольного города сохранились по всей длине. Их теперь огибает зеленое полукольцо садов. Это была черта города.
Псков делился на концы, то есть городские районы. В центре каждого конца среди мелкой деревянной застройки выделялась крупная каменная
церковь с мощной звонницей, колокола которой были далеко слышны. Она созывала на кончанское вече. В помещениях, пристроенных для
устойчивости к стенам этих звонниц, хранился порох, боеприпасы - так же, как и в подвалах каменных церквей. Жители каждого конца сами обороняли
свой участок крепостных стен, а порой и строили его: так «методом народной стройки» была возведена крепостная стена Запсковья. Из кончанских
церквей уцелели Никола со Усохи (XIV, XVI вв.), церковь Космы и Дамиана с Примостья (1463 г.) и Богоявления с Запсковья (1495 г.).
Место Княжа-двора занимает кинотеатр «Октябрь». Некогда здесь произошла битва псковичей с князем Ярославом Васильевичем СтригойОболенским и его людьми, о которой ярко рассказал летописец под 1476 годом. Ссора возникла из-за того, что княжой человек взял у ехавшего на Торг
псковитина «наручье» капусты для княжого барана.
Псковичи давно принимали князей из-под руки великого князя Московского. Ярослава они не любили, говорили о нем, что князь «злосерд», «на
пскович не люб». Он стеснял псковские свободы в пользу Москвы, не забывая о собственной выгоде.
Явившись на княжение во Псков, Ярослав потребовал увеличения своих доходов. Псковичи не соглашались и отрядили в Москву двух посадников,
снабдив их грамотами, в которых были записаны древние права вечевого города. Иван III не признал эти грамоты, сказав, что «то грамоты не самих
князей великих». Псковичам пришлось уступить. Назрело недовольство, и достаточно было искры, чтобы вспыхнуло возмущение.
Торг заступился за обиженного псковитина. Княжьи люди пустили в ход оружие, «чего и искони во Пскове... не бывало, и расперечишася с людьми
на князи дворе, с пьяными князодворцы, и се почаше битися, а сестники (т.е. шестники, пришельцы - люди, пришедшие с князем. - Е. М.) почаше
ножами колотися, а наши камнием от себя битися. И поидоша сестники на весь мир с ножи на Торг, а иныя с луки; почася стрелятися, инии ножи
колотися, а псковичи же противу их... учали боронитися, кои каменем, кои древом... и сам князь Ярослав, пьан же и в пансыре вышед, почал стреляти. И
в том часе промчеся по всему граду, и поидоше со всего града... на Торг посадники и бояры и люди житеискыя... и тако едва Бог укроти... И к вечеру
бысть, и князь и сестники поидоша на сени. А псковичей было тогда побито до крови и пострелено кого во что, иного в ногу, иных в хребет, иного в око
и иного в рот, а то (т) тут и преставися». Той ночью весь Псков вместе с посадниками держал на Торгу вооруженную стражу, «зане же пошло таково
слово от сестников, что хотят еще... и Псков зажетчи, да бити псковичь». Утром на вече псковичи постановили, чтобы князю Ярославу отречься, и
«почаше» его «изо Пскова проводи™; а ко князю великому написав грамоту свою... о всем о том послали, сентября в 5 день, в четверк. И князь Ярослав
изо Пскова не едет, а псковичи его и провадят и не провадят еще» (и он и псковичи ожидали посла от великого князя). Ярослав не сразу был отозван.
Присланные из Москвы послы были недовольны малыми дарами и бесчестили псковичей. Но в конце концов «поеха изо Пскова Ярослав на Москву и
со своею княгинею и с всем своим двором, и крестное целование с себя сложив Пскову на вече; а был во Пскове 4 года да 4 дни». «А весь Псков», не
считаясь со своими обидами, посылал «на всяк стан ему корм из града и мед и вологу и всю приправу с честью; и он злосердный всего того добра не
рядя псковского, да с последнего стану с Мелетова поехал и... добрых людей, которые ему возили и его чествовали, тех всех 18 человек, поймав и
повязав и мучи(л) их, с собою на Москву вел» . «Ерослав» впоследствии снова княжил во Пскове, но во время великого мора «преставися... и положиша
его у святыя Троици» (видимо, в угоду Москве); «тоже и княгиня его и сын его преставилися, и положены у святого Иоана на Завеличье» . Образ
недоброго князя Ярослава и его княгини запечатлен на иконе из Крыпецкого монастыря, которая находится в псковском музее.
Со своими постоянными врагами - немцами - Псков поддерживал и постоянные торговые отношения. (Время от времени немцы задерживали
псковских купцов, а псковичи сажали «в погреба» немецких.) Псков торговал с Ганзою. Немецкий «Двор» был сначала на Запсковье. (Против Крома
существовал Лубянский всход, который знатоки псковских древностей трактуют как Любекский.) Когда Запсковье вошло в черту города, Немецкий
двор перевели на Завеличье (близ Ивановского монастыря). Вход в город иностранцем был запрещен под страхом смертной казни, чтобы они не узнали
военных секретов и не захватили рынок - не повлияли на цены (переговоры с иноземными купцами велись на мосту через Великую, где им было
дозволено только прогуливаться). Вот почему, когда в XVII веке немцы появились во Пскове, куда им было разрешено перенести торговый двор, да еще
участвовали в создании укреплений города, народ пришел в недоумение. Но времена переменились, и духовный пастырь, задумавший протестовать,
даже лишился своего сана.
Иностранцев, ехавших в Москву через город, пропускали, но с ведома и дозволения наместника великокняжеского. Сохранилось интереснейшее
описание путешествия Вундерера , относящееся к 1590 году, которое полностью еще не было опубликовано на русском языке. Вундерер был во Пскове
во время приезда туда Федора Иоанновича. Раскрывая страницы «Путешествия», сразу попадаешь в XVI век.
«Наконец мы приблизились на 4 мили к Плескову, где великий князь Московский был в это время со своим двором. Мы остановились у нашего
литовского покровителя. На следующий день он повел нас в крепость, в зал, украшенный тиснеными обоями, где происходят народные собрания.
(Видимо, речь идет о собраниях городской администрации. - Е. М.). В зале стоял королевский трон из слоновой кости; над ним чистым золотом были
выгравированы следующие строки: "Русских царь и господин по праву отцовской крови; титулы власти я ни у кого не купил ни (какой) мольбой, ни за
плату; и я не подчиняюсь ничьим законам, но, веря в единого Бога, презираю почести, выпрошенные другими".
На укреплениях мы увидели много коротких железных пушек, направленных в три стороны вместе с другим старым метательным снарядом и
оружием, которое они употребляют против татар. Перед замком стоит высокий камень с медным изображением Ивана Васильевича в память его
царствования, ниже помещены эти строки:
"Медный этот камень, и медная (жестокая) смерть и медный тот, кто читает эти слова сухими глазами. В году 1491-м".
Судя по дате, этот памятник был поставлен не Ивану Васильевичу Грозному, (1530-1584 гг.) и не его дедушке - Ивану Васильевичу III, правившему с
1462 по 1505 год. Наверное, это было изображение Ивана Младого, сына Ивана III, его наследника и соправителя, умершего в 1490 году (то есть не
Ивана Васильевича, а Ивана Ивановича) . В 1491 году один Иван Васильевич еще не родился, второй - не умирал. Можно себе представить горе
самодержца, потерявшего сына, если он велел расставлять такие камни по русским городам.
«Вслед за тем, - продолжает путешественник, - в разных местах города мы увидели много обелисков; они были трех- и четырехугольными от 10 до 20
футов высоты (от трех -до шести метров - Е. М.) и довольно широкими, с выгравированными надписями, сделанными московскими буквами из свинца
и меди; три из них наш патрон перевел:
"Я, Скомай, сражаясь за родину, убил в рукопашном бою 32 человека, и наконец убитый в схватке с Ролуоном Шведским, здесь покоюсь".
Также: "Укротитель своевольных и защитник угнетенных, обремененный ранами и старостью, опоясанный мечом, я здесь погребен - Шитак".
Также: "В то время, как другие искали славы военными подвигами, я, Палицкий, ревностно устремляясь к делу мира, заслужил бессмертную славу".
Далее мы увидели место, где тиран Иван Васильевич бросал пленных хищникам, где они боролись за жизнь, и площадь, где вышеназванный тиран в
1579 году велел казнить несколько своих христианских подданных.
Затем нас свели в большой каменный дом, расположенный недалеко от замка (то есть Кремля. - Е. М.), где иностранные купцы ведут свою
коммерцию, показывают товары, покупают и продают, и, согласно обычаю, обменивают. Затем в другой дом, где содержатся под землей несколько
белых медведей, белые волки и зубры, которые предназначаются для боя. (Вспоминается, что Иван III подарил псковским послам «верблуда». Можно
себе представить, как вели его из Москвы во Псков! - Е. М.)
Перед городом мы видели двух идолов, которые были издревле поставлены жрецами и которым они поклоняются. Именно, Услада, каменное
изображение, которое держит в руке крест, и Корса, который стоит на змее, имея в одной руке меч, а в другой - огненный луч. Недалеко отсюда был
лагерь короля Стефана Батория».
Эти идолы, почитаемые во Пскове в конце XVI века, очень интересны. Крест изображению могли придать со временем - для приличия или
безопасности , а «Корса» или «Коре», безусловно, отождествим с языческим богом солнца Хорсом, упоминаемым в «Слове о полку Игореве», где князь
Всеслав Полоцкий «Великому Хръсови влъком путь перерыскаше». Подобно богу солнца Аполлону, он попирает, то есть побеждает, олицетворение
тьмы - змея, да еще держит в руке огненный луч. Языческие обычаи были крепки во Пскове. В 1411 году «псковичи сожгоша 12 женок вещих», а в 1505
году игумен Елеазарова монастыря Панфил жаловался на языческие игрища в ночь под Ивана Купала; но еще в XX веке христианские обряды на
Псковщине смешивались с языческими, и мне самой довелось видеть стоящий в поле каменный крест, одетый в женское платье.
Далее Вундерер пишет: «Этот город Плесков, который московиты называют Псков, как некоторые говорят, по величине равен Риму, также почти
могуч и населен, расположен треугольником у озера и является единственным во всей Московии городом, так укрепленным стенами. Он разделен на
четыре части, каждая из которых окружена мощными стенами и башнями. В нем много иностранных купцов и ремесленников, каждый цех
ремесленников живет отдельно, особенно те, которые для своего ремесла пользуются огнем...
В середине города течет Пскова, рядом с ней Великая, которые через Чудское озеро впадают у Нарвы в Финское море, между ними и расположен
Псков. Через реки сооружено много мостов. В этих водах ловится много ценных рыб, как то: белуга... стерлядь... осетр, белорыбица... Если бы не было
трудностей между Нарвой и Ивангородом со Шведами, то можно было бы приходить сюда с большими грузовыми кораблями и он мог бы быть назван
морским портом...
Во Пскове же рядом две крепости... В одной из них мы видели княжеский дворец, который чрезвычайно красив и привлекателен. Покои в нем были
украшены красным бархатом. В другой крепости находится совет и войско. Там мы видели оружие, короткие железные пушки без украшений. Домов во
Пскове общим числом 41568; как и во всем Московском государстве, они большей частью деревянные, окружены заборами, изгородями, деревьями и
полями...
Все обитатели носят длинные цветные платья, без складок, с белыми шапками и красными сапогами до колен, под пятой - маленькие круглые
железки. И все подчинены королю или великому князю Московскому, которого они называют царем... Теперешний великий князь называется Федор
или Теодорус, младший сын тирана Ивана Грозного, который шесть лет перед этим в 1584 году плачевно умер. Великого князя мы видели перед
дворцом. Выйдя из храма, он садился в коляску. Его одежда была роскошна. На нем была длинная мантия до пят... У шеи - широкое оплечье из
красного бархата, вышитое золотом и другими драгоценностями, которое они называют бармами. На голове - белая, заостренная, очень высокая шапка
из ценных мехов, украшенная драгоценными камнями и золотом. На ногах - красные бархатные сапоги, вышитые золотом. Он был сопровождаем
многими телохранителями, гайдуками и статными людьми. Коляска была покрыта красным бархатом, с золочеными изображениями. У каждого колеса
стоял знатный московит в красной одежде. В коляску было запряжено цугом пять турецких лошадей с золотыми пряжками на красной бархатной
упряжи...».
В начале XVI века через Псков проезжал Герберштейн, в конце - Самуил Кихель. Они отмечали, что в прежнее время псковичи в своих сделках были
так честны, искренни, простодушны, «что, не прибегая к какому бы то ни было многословию для обмана покупателя, говорили одно только слово,
называя сам товар», но что после подчинения Москве и появления во Пскове московских переселенцев они изменились, стали угрюмы и грубы: «В
результате просвещенные, и даже утонченные обычаи псковитян сменились обычаями московитов, почти во всех отношениях гораздо более
порочными». «Все вообще трудолюбивы, - отмечал Кихель. - довольствуются малым, едят и пьют просто, переносят голод и жажду более, нежели
какой другой народ», ни перед кем не снимают шапок и в своих обдуманных намерениях тверды. «Лифляндский магистр Шпангейм, в 1417 году
ведший с ними переговоры о мирном постановлении, уведомлял тогда прусского Великого Магистра, что сей народ, как скоро что задумает, то его
совратить от сего никак не можно, и за то называл их странными и упрямыми... Товары, ими отпускаемые за границу, суть рухлядные меха куниц,
соболей, рысей, лисиц и волков, также кожи воловьи, бараньи, лосьи, лен, пенька, сало; а к ним остзейцы привозят сукна, шелковые материи и всякие
мелочные изделия».
На территории древнего города сохранилось около ста памятников архитектуры. Многие из них зрительно связаны друг с другом, некоторые «стоят
кустами». Одни нужно разыскивать в недрах города, другие открыто смотрят с берегов рек.
ЗАПСКОВЬЕ
Широкая панорама разворачивается в обе стороны от Крома, с места бывшего Торга. Прямо против моста через Пскову стоит мощная, собранная
церковь Космы и Дамиана с Примостья. Дорога от моста разбивается об угол могучего куба, оставшегося от ее звонницы, и разделяется на два рукава.
Далее, вверх по Пскове, церковь Богоявления на высоком зеленом берегу, светлая и округлая, словно выезжает навстречу на большой
многопролетной звоннице, сопровождаемая малыми придельными храмами. Еще дальше белеет кубик Космы и Дамиана на Гремячей горе. За ним
подымается серая голова Гремячей башни, уходящей подножием в воды плещущейся Псковы. Там был конец города.
Церковь Космы и Дамиана с Примостья была построена «суседями», то есть жителями Космодемьянского конца в 1483 году. При ее торжественной
закладке присутствовали Псковский князь и посадник. Звонница этой церкви считалась самой высокой во Пскове, но она давно погибла от удара
молнии, сохранилась только ее нижняя часть - куб, за которым подымается приземистая церковная глава на стройкой высокой шее. Простые, цельные
грани куба выгнулись, словно пружина под тяжестью. На мир смотрят крошечные оконца. Внутри звонницы была установлена маленькая церковка и
находился склад пороха, взорвавшийся в 1507 году, когда и церковь «огорела и колоколы згорели, и придел подле церкви з зельями разодрало, а зелей
пушечных згорело бочка, зане же ту зелья всего конца стояли».
В алтаре, на деревянном кресте, имелась запись о том, что церковь была освящена после возобновления «при державе царя и государя великого князя
Дмитрия Ивановича по благословению преосвященного митрополита Филарета Ростовского и Ярославского начального патриарха... в лето от Адама
7118, декабря в 11 день», т. е. в 1610 году. Под именем «царя и государя великого князя Дмитрия Ивановича» мог подразумеваться только
«самозванец», так называемый «Тушинский вор». Свободолюбивый Псков стоял за «самозванцев» и даже имел одного своего. В Смутное время с 1607
по 1612 годы Псков фактически отложился от Москвы, вернувшись к народному правлению. Власть переходила то к «меньшим», то к «большим»
людям.
В 1610 году церковь Космы и Дамиана стала центром городского восстания. Летописец рассказывает: «Тоя же зимы, на масленицы, приидоша два
человека с лыжами во Псков ис Порхова и з грамотой, что таборы (т. е. Тушинский стан. - Е. М.) разорены и иные многие прелести и соблазны. И тому
всему игумены и священники и бояре и гости поверили, и город заперше и сами все вооружилися, аки на противных, мужески, дети боярские и слуги
монастырские и гости вси на конех и прочий помощницы их и хлебосольцы все скопишася... Видевшие же мелкие люди погибель свою и скорое их
замышление, ужасошося, и поидоша на Запсковье всех чинов люди, и зазвонише в колокол у чюдотворца Козьмы и Дамиана; и скопишеся множество
человек». И стояли две рати «больших» и «меньших» людей вблизи друг друга - на Крому и у церкви Космы и Дамиана, разделенные маленькой
Псковой...
Обход Запсковья хорошо начать именно отсюда - от Космы и Дамиана, Примостья, обогнув каменную ограду со старинными воротами на круглых
столбиках, за которыми видна крупная арка крыльца с глубокой прохладной тенью; постоять на тротуаре, глядя через улицу на крепкую апсиду,
подымающуюся над оградой. Она пружинит, словно живое тело, как и мощная шея, несущая главу. Короткие жгуты аркатуры лежат на апсиде.
Черными щелями уставились окна-бойницы. Фасад завершен щипцом широкой кровли. Малые апсиды прямоугольны. Их подпирают с боков, словно
контрфорсы, две невысокие пристройки с односкатными кровлями, придавая целому еще большую широту.
Влево от церкви Космы и Дамиана с Примостья уходит улица Леона Поземского, носившая в старину приветливое название - Званница. Мягко
изгибаясь, она сбегает вниз - от Варлаамских ворот к мосту. Если идти «против течения», от моста к Варлаамским воротам, то по правую руку, в
глубине большого «кармана», с большим отступом от красной линии, стоит церковь Ильинского девичьего монастыря, или, как ее обычно называют,
«Илья Мокрый». Во Пскове было две Ильинские церкви, поделившие между собой сферы влияния: «Илья Сухой» - на Завеличье, «Илья Мокрый» - на
Запсковье. В одном служили молебны во время засухи - о ниспослании дождя; в другом - во время ливней - об их прекращении.
Издали «Илья Мокрый» может показаться непрезентабельным: запущенный и потертый, с поздним крыльцом и стоящей над ним жесткой
колокольней. По бокам крыльца вверху виднеются какие-то рустованные столбики в духе петровского барокко с желтоватыми тенями на выступах
кладки. Красивая главка маловата, не удерживает целого. Но крыльцо и колокольни пристроены в 1888 году; крыльцо сделано на старой основе и,
подойдя близко, видишь под колокольней утопленные в стену круглые древние столбики и начинаешь понимать, что памятник замечателен.
Крыльцо направлено к Званнице. Оно ведет на высокий подклет, на широко гостеприимное гульбище. Сейчас оно забрано досками, но прежде было
покрыто двускатной кровлей, без потолка. Ее поддерживали каменные столбы: в центре - высокий, по краям - низкие. Высокий столб составили из двух
небольших. Издали он кажется рустованным. Вблизи оказывается, что это все тот же древний Псков, теплый и мягкий.
Очень интересна церковь внутри: стройный барабан покоится на взаимноопирающихся арках, вынесенных в подкупольное пространство, чтобы
уменьшить диаметр купола, поэтому барабан Ильинской церкви снаружи кажется маловатым. Но на старой иконе церковь изображена пятиглавой, а на
южной стене высоко подымалась двухъярусная звонница, украшенная своей главкой. Храм был приветливым, жизнерадостным, звонким.
Первоначально Ильинский монастырь на Запсковье был мужским. Он упоминается в 1465 году, когда «бысть пожар на Запсковье... погоре дворов
много и монастырь и церковь святого Ильи». В 1615 году он был выжжен шведами (недалеко стояли Ильинские ворота). В 1677 году монастырь был
восстановлен игуменьей Феодорою, которой приписали строительство церкви. На самом деле основа храма сохранилась от XVI века; но при Феодоре,
видимо, было пристроено живописное гульбище с его уютными столбиками. Оно придает зданию приветливый, светский характер. Это хорошо
отвечало новому значению Ильи Мокрого как церкви девичьего монастыря. Придел с севера был пристроен позже и сделал церковь еще
асимметричнее.
Слева от угла Званницы открывается вид на Кром с высоко стоящим Троицким собором. На самом углу, за оградой, белеют палаты Трубинских XVII
века. Сейчас в них разместилась шпагатная фабрика, но хочется дождаться дня, когда сюда придет музей. Палаты особенно хороши внутри - с
высокими сомкнутыми сводами, в которые врезаются отсвечивающие, удлиненные сферические треугольники распалубок над глубокими нишами окон.
В мудром распределении покоев сразу оживает быт. Покои хозяйки связаны со всем, что подлежит ее ведению; покои хозяина находятся рядом,
лестница из них ведет прямо в контору на первом этаже, соединенную со складами. Дверь открывалась на широкий двор, спускающийся ко Пскове.
Пскова здесь была судоходной, по ней подвозили товары, выгружая их внизу двора, на виду у Троицкого собора, на глазах у хозяина.
Недалеко от дома Трубинских, по правой стороне, подымается громада дома-«Мешка», на котором нужно вообразить высокую черепичную кровлю.
Этот дом тоже построен в XVII веке. Он принадлежал Постниковым. При Петре I в нем находилось комендантское управление и содержались
арестанты. Отсюда пошло его устрашающее название.
Рядом с «Мешком» стоял дом Жуковой XVII века с теремком над приземистым крыльцом, которое выходило во двор, и круглой смотровой
башенкой, вроде эркера, висевшей на углу. Его еще застал и обмерил И. Ф. Годовиков в восьмидесятых годах XIX века. В начале XIX века дом стоял
без теремка. До последнего времени сохранились его глубокие сводчатые подвалы с источником чистейшей ключевой воды.
Еще выше по улице, с правой стороны, на небольшом бугорке, как будто сидит словно из земли выросшая, раздавшаяся церковь Воскресения со
Стадища. Большая арка ее крыльца в солнечные дни наполнена глубокой черной тенью. Над крыльцом на стене паперти ширится трехпролетная
звонница. Крупная глава церкви посажена на короткую массивную шею. Сбоку подымается маленькая шапочка главки придела; на углу начертан
рельеф двойных арок с висячими гирьками. Звонница сдвинута направо - в стону придела, она привязывает его к мощному кубу и словно указывает
путь от Варлаамских ворот к месту. Благодаря сдвигу низ ее не ослаблен вырезом входа. Верх звонницы срезан по прямой, так же, как верх стен срезан
под восьмискатную кровлю, в которую ушел барабан. Внутри та же монолитность: вместо ступеней подпружных арок идет сплошная поверхность
сводов. Весь памятник тяжеловесен и очень целен; можно себе представить пестрое стадо, пасущееся вокруг на зеленой лужайке.
Церковь Воскресения со Стадища упоминается летописцем в 1532 году, в связи с пожаром, когда псковичи ушли «к Пречистой» в Печерский
монастырь и некому было тушить. «Загореся у Воскресения Христова со Стадища в монастыре келья... погоре до Спаса посад» (то есть до церкви
Нерукотворного Образа). «Церковь тогда каменная Воскресения Христово не доделана бысть». Южный придел был пристроен в XVII веке; между ним
и его притвором с утопленными в стену висячими гирьками есть вертикальный шов, следовательно, притвор появился еще позже. В северо-восточном
углу, за церковью, из земли выступают своды подвала несохранившейся части.
И вот уже церковь Варлаама Хутынского с воинственной главой, небольшой звонницей над входом и поздней обстройкой «в русском стиле». Она
стоит возле крепостной стены и зализанных остатков башни (там, где некогда были Варлаамские ворота). Каменная церковь была построена в 1495 году
у каменной стены города. Перед этим здесь стояла деревянная церковь у деревянной стены, срубленная в один день по обету во время мора 1466 года.
(Поэтому мор назвали «Варлаамским»). Отсюда идет дорога на север - через Елеазаров монастырь на Гдов, ответвляясь недалеко от ворот на
Снетогорский монастырь. Через эти ворота 13 сентября 1472 года въехала Софья Палеолог - по пути из Рима в Москву, где она стала женой Ивана III.
В 1615 году Варлаамская церковь сделалась центром обороны от шведского короля Густава Адольфа: превращенная в дополнительное укрепление,
она усилила Варлаамские ворота, в которые рвались враги. Шведы подступили к городу летом и стали станом в Снетогорском монастыре. «Они убо
погании немцы мня в себе пако же в церкви много храбрых воев и многи :пюмыслы над церковью и над градом творя». В стенах храма укрылись
защитники города, и из самого купола шла стрельба. Густав Адольф расценил церковь как военный объект и велел бить по ней из пушек: «и того ради
краль три дни повеле из наряду церковь ломати», - записал псковский летописец.
Во время осады шведы построили через Великую два моста, поставили батарею на Завеличье, а 9 октября, в день решительного штурма, подступили
к Варлаамским воротам и стали переправляться на плотах с Завеличья к Нижним решеткам. Город выстоял. «Повесть о прихожении Свейского короля
Густава Адольфа ко граду Пскову» была написана по следам грозных событий и хранилась в ризнице Варлаамской церкви (а ныне находится в
Древлехранилище Псковского музея). В ней раскрываются эпизоды обороны, воплощенные в глубоко трагичные образы. Накануне жестокого штурма,
когда пало множество псковичей, одному из воинов привиделся огромный котел с кровью, который с пением несли на плечах к Троицкому собору. На
другой день там погребли погибших.
Подымающаяся над суровой крепостной стеной церковь Варлаама Хутынского представляла лицо города. Ее сильный торс, увенчанный тяжелой
заостренной главой, создает героический образ.
За Варлаамскими воротами свернем направо. Дорога идет между стеной и затянутыми ряской остатками рва. За ним начинаются огороды. Здесь
сохранились нетронутыми еще большие участки стены с лиловатыми и розоватыми осыпающимися камнями, с рядами огромных разноцветных
валунов, вделанных в стену; с кустами бузины. Через пролом на месте Образского захаба снова войдем в город. Недалеко от стены стоит церковь
Нерукотворного Образа (или Образская), построенная в XV и перестроенная в XVII веке. Живописная, с целым ворохом двускатных кровель, с
воротами и притвором на круглых каннелированных столбиках (украшенных вертикальными желобками); с высокой двупролетной звонницей под
единым щипцом, которая своей большой плоскостью объединяет разнородные объемы и, сдвинутая в сторону придела, привязывает его к церкви. За
звонницей к церкви примыкает маленький теремок с двумя оконцами и фигурной нишкой под кровлей.
Отсюда хорошо видны «Илья Мокрый», еще недавно подымавшийся над частоколами садов и огородов, церковь Космы и Дамиана с Примостья и
Троицкий собор. Путь далее идет к Богоявлению с Запсковья, а там - на Гремячую гору, за которой на зеленом кладбищенском холме над
пересыхающим притоком Псковы - речкой Милявицей - виднеется церковь Иоанна Богослова на Мишариной горке, XVI века. А еще дальше, за
Немецким кладбищем, на самом берегу Псковы ждет уютная архаическая церковь Константина и Елены, построенная тоже в XVI веке.
Зеленые берега Псковы с ее поворотами и крутыми горками кажутся предназначенными для небольших отдельно стоящих построек с живописными,
растворяющимися в воздухе верхами. Так оно и было.
К концу XVI века Пскова в стенах города обросла церквами. На левом берегу, кроме Троицкого собора, сохранилась только одна: церковь Петра и
Павла с Буя. А раньше по левому берегу шли двенадцать церквей: Николы с Песок (против Гремячей горы, эта «обезглавленная» Петром церковь
находится под Лапиной горкой); Благовещения; Параскевы; Богоявления с Брода и Богоявления со Кстовы. (Последние две стояли против Богоявления
с Запсковья.) Зимой в праздник Крещения на льду Псковы меж трех Богоявлений при скоплении псковского люда совершался обряд водосвятия. Там же
бывали кулачные бои.
Страшась шведов после поражения под Нарвой, Петр I понял, что эти церкви могут послужить укреплениями у водного рубежа, если бы враг
прорвался на Запсковье. Но в его время уже недостаточно было пищалей на стенах города и стрел, посылаемых из церковной главы, и он превратил в
бастионы церкви, разрушив их верха и засыпав землей. В засыпанной церкви Богоявления со Кстовы был устроен «подземный» пороховой склад,
который разнесло взрывом. Не будучи слишком набожным, Петр все же не поднял руку на церковь, посвященную его покровителям - Петру и Павлу.
Н.Ф. Окулич-Казарин сообщает, что Петр жил в палатах Ямского, недалеко от церкви Петра и Павла с Буя, ходил в нее, читал «Апостол» и даже пел на
клиросе.
Церковь Богоявления с Запсковья - выдающийся памятник вечевого города. Она стоит на крутом берегу, издревле отмечая переправу. Мощная
звонница выдвинута к мосту, но отступает от берега, отдавая дань храму. Своей широкой плоскостью звонница издали смотрит на Кром, обращена к
Троицкому собору. Церковь была кончанской, возглавляла Богоявленский конец. Сюда сходилось кончанское вече («районный совет» того времени),
храм собирал к себе звезду улиц. Главный объем церкви вместе с притвором и звонницей возведен в 1495 году. Один за другим выросли два придела. И
все слилось воедино -почти через столетие. Могучая звонница Богоявления с ее высотой и откосами производит огромное впечатление. К ней нужно
приблизиться, постоять возле нее, посмотреть вверх - впитать ее силы... Ее проемы «разыграны» для колоколов различной величины, веса и голоса.
Соответственно и столбики, которые несли колокола, имеют различную толщину. Теперь в пустых проемах «звонов» сияет или хмурится небо.
Судя по старинному изображению, восходящему к концу XVI века, звонница была увенчана тремя высокими шатрами
Путь далее ведет на Гремячью гору.
Гремячая башня была возведена в 1524 году. от нее шла крепостная стена, которая пересекала Пскову. (Сперва стена была деревянной, потом
каменной.) Она была прорезана арками водобежных ворот: «Верхними решетками». Решетки из заостренных, обитых железом дубовых кольев
опускались на канатах, иногда внезапно - на голову врага. (В устье Псковы было двое водобежных ворот; здесь - четверо.) Из Гремячей башни к воде
выводил «подлаз».
...Над Гремячей башней кружат ласточки. Высокая, мощная башня уходит подножием к самой Пскове. Тень ее падает на дорогу, обходящую
крепостную стену. Далеко внизу весело пенится, бурлит и сверкает Пскова. В летний зной она обмелела, и на ее дне, по всему руслу, обнажились
валуны. Они сидят в воде, словно гигантские лягушки. Башня слилась с Гремячей горой - крутым берегом Псковы, подпирает гору. Наверху горы около
башни стоит приземистый храмик с неровными стенами, словно вылепленными из глины и побеленными. К кубу самого храма приставлен кубик
притвора. Шея главки похожа на большую ножку белого гриба. Это церковь Космы и Дамиана с Гремячей горы. Косма и Дамиан считались
покровителями кузнецов, следовательно, здесь некогда стояли кузницы, построенные для безопасности на краю города у воды. Сама башня прежде
называлась Космодемьянской. Настоящая Гремячая башня стояла поблизости, над Гремячскими воротами, но она давно разрушена, и ее название
перешло на соседнюю Космодемьянскую башню. Церковь Космы и Дамиана впервые была построена в XIV веке, когда город еще не шагнул за Пскову.
В 1540 году она была перестроена. Место под горой у Псковы называлось Волчьими Ямами.
Над осыпающейся крепостной стеной рядом с огромной Гремячей башней церковь Космы и Дамиана выглядывает своей маленькой островерхой
главкой, словно взошедший на стену воин. Каменные храмы не зря ставили у башен и крепостных стен. В них укрывались защитники города.
Гремячая гора каменная. В невысокой траве скромно пестреют головки полевых цветов, топорщится жесткий тмин, серебрится полынь, звенят
кузнечики. Пряно пахнет какой-то особой травой и листьями. В заросших ямах тепло. Здесь очень хорошо, особенно под вечер. Пскова уходит вправо и
замыкается величественным силуэтом Троицкого собора, на который наплывает белеющая средь зелени церковь Богоявления. Внизу лежат плоские
зеленые острова. К ним подходят купы деревьев противоположного берега. Прямо за Псковой подымается город. В другую сторону, вверх по речке,
громоздится ступенчатая мельница. Блестит вода у остатков плотины. Полукруг замыкает широкий холм зелени Немецкого кладбища, над которым
торчит кирпичная труба, и съезд под гору у Гремячей башни, где обычно моют машины.
Спуск с Гремячей горы неровен. Каменистая тропинка ведет мимо руин Гремячского монастыря, который существовал здесь до 1764 года. Это два
здания XVII века, в которых в первой половине XIX века была больница, а позже размещался Енисейский полк. На полугоре пустыми глазницами
смотрят окна полуразвалившегося «Офицерского корпуса», некогда двухэтажного, а теперь утратившего кровлю и своды. Стены сложены из крупных
серых камней с легкой «подцветкой». Внизу, у подошвы горы, стоит реставрированное здание «Хлебопекарни», еще недавно очень живописное,
интересное внутри. Сейчас стены его выглядят новенькими и жесткими. (Стоит сопоставить прежнюю весомую кладку и новую - мелочную.)
Но почему же гора именуется Гремячей? В старину Гремячими ключами называли такие, которые, по поверию, появились от удара молнии или, как
тогда считали, грома. (Об этом рассказывает А. Н. Афанасьев в своих «Поэтических воззрениях славян на природу».) Следовательно, ищи ключ!
Действительно, под выступом горы, в том месте, где она почти нависла над тропинкой у самой воды, обнажив серые камни, бежит ледяная светлая
струйка. Как хорошо освежиться здесь в жаркий день: хлебнуть водицы и омыть лицо! Имея колонки на улицах и водопроводы в домах, псковичи
ходили к ключу на Пскову, особенно когда ждали гостей и готовили самовары, отдавая предпочтение живой воде.
К сожалению, в последние годы родник почти иссяк. Но маленький ручеек просочился ближе к башне, и не хочется думать, что он исчезнет, потому
что Гремячая гора действительно хранит ключ древнего Пскова: так удивительно и так задушевно он здесь себя раскрывает. Недаром на многих
изданиях о Пскове изображена Гремячая башня рядом с церковкой Космы и Дамиана на горе - как символ города.
ГОРОД
Главная улица древнего Пскова идет параллельно реке Великой. Она называлась тоже Великой, потом Великолуцкой, а ныне - Советская. Советская
улица выходит на Советскую площадь между церквами Василия на Горке и Николы со Усохи.
Нет Пскова без Троицкого собора, и нет его без маленькой часовенки, пристроенной к церкви Николы со Усохи. Таким теплом, таким богатством
малого и простого дышит только Псков. Часовенка похожа на крылечко, приставленное сбоку апсиды. Покрытый двускатной кровелькой свод
раскрывается в стороны приземистыми арками, которые опираются на невысокие круглые столбики. На кровельку поставлена вытянутая главка, удачно
восстановленная Ю. П. Спегальским. А рядом подымается мощное светлое тело храма. С другого бока апсид стоит большеголовый придел с высокой
шеей, словно маленький лебеденок под крылом большого лебедя. Большая красивая церковь стоит без подклета, сливаясь с главной улицей древнего
Пскова. Она выходила на улицу своим алтарем, и его обогатили часовней над образом Николая Чудотворца, написанным сбоку малой апсиды. Церковь
была кончанской: возле нее собиралось кончанское вече. Звонница над северной стеной смотрит на Кром. (Она не древняя, а восстановлена совсем
недавно.) Впервые церковь Николы со Усохи построили в 1371 году и рядом с нею насадили яблоневый сад. В 1535 году храм перестроили. Теперь его
стены на полтора метра ушли в тротуар.
В XVIII веке богатый, разработанный объем церкви завершили фигурной главой. Недавно ее заменили «стандартной», мало отличающейся и от
главы Василия на Горке, и от других новых псковских глав. Памятник лишился индивидуальности и многое потерял.
Предание рассказывает, что когда Иван Грозный ехал по Пскову, колокол Николы со Усохи ударил так сильно, что царский конь испугался и
шарахнулся в сторону. Разгневанный Иван приказал снять колокол, отрубить ему язык и уши. Из ушей колокола хлынула кровь...
В церковь Николы со Усохи можно заглянуть - увидеть воочию его светлые своды, устремленные к куполу: здесь отдел музея.
Церковь Василия на Горке в XIX веке была так застроена, что в нее попадали через соседние здания. Рядом находилась древняя тюрьма. А с другой
стороны проходила крепостная стена Нового Застенья и стояла Васильевская башня. (Сперва возвели стену, затем поставили церковь, потом - башню.)
Теперь здесь очень удачно разбит сквер; и хотя уровень почвы поднялся, но горка еще вздымается над ней.
В отличие от Николы со Усохи, церковь Василия не только стоит на горке, но еще поднята на подклет. Она бодро смотрела за городскую стену.
Впервые церковь была здесь построена в XIV веке. Летописец сообщает, что в 1377 году она была «подписана» (т.е. расписана). По преданию ее
заказчиком был «немчин», князь Василий Дол, пращур поэта Яхонтова. Церковь перестроили в 1413 году. Возможно, что ее возводил мастер Еремей,
создавший через два года после этого в Довмонтовом городе церковь «Веры, Надежди, Любве и матери их Софии» по заказу псковских купцов.
Василий на Горке - единственный дошедший до нас памятник, датированный первой половиной XV века - временем расцвета Псковской вечевой
республики. Его стены суровы и просты. Сильный объем устремлен ввысь. Он был покрыт по закомарам или щипцам. (Основания закомар , срезанных
четырехскатной кровлей, хорошо видны.) В двух местах, отмечая главные части храма, вверху апсид и барабана, быть может впервые, был выложен
вдавленный псковский декор. Он повторялся два столетия, словно печать республики или штамп псковских зодчих. Гульбище обходило северозападный угол, создавая праздничность. Вероятно, его обрамляла аркада.
Внутреннее пространство было свободно от хор, высокие круглые столбы не затесняли интерьера. Своды были раздвинуты повышенными
подпружными арками. Арки прорастали наружу вторым радом закомар. Маленький бесстолпный придел был перекрыт ступенчатыми сводами: это
первый известный случай знаменитой псковской конструкции. (Теперь здесь псковский архив, и внутри храм перегорожен.)
Звонница стояла на крепостной башне. Она созывала не только на молитву, но и оповещала окрестное население о приближении врага. 8 сентября
1581 года, в пятом часу дня, Стефан Баторий пошел на приступ «спешне и радостне и надежно взяти град идяше». Увидя «великие многие полки с
знаменами на проломные места идущие, государевы бояре и воеводы и все воинские люди и псковичи в осадний колокол звонити веляше, в Среднем
городе на стены градовной у Великого Василия на Горке, весть дающе литовского к городу приступа всему псковскому народному множеству» .
Дальше по Советской улице расположены одноэтажные каменные палаты, они обращены к улице торцом в три окна с вытесанными наличниками на
беленой неровной Стене. По ней одной угадывается древнее здание. Это дом купца Меншикова (или дом Яковлева). Он уходит далеко вглубь
поросшего травой двора, подымающегося бугром над улицей. Нарядные наличники словно подвешены по длинной стене то выше, то ниже. В глубине
двора у этих палат друг против друга стоят еще два выбеленных дома. Их гладкие стены прорезаны большими грямоугольными окнами, но смотрят они
друг на друга пологими арками приземистых крылец с невысокими круглыми столбиками, а в одном из них виден вход в глубочайший подвал. Это
дома Сутоцкого, Так же, как и дом Меншикова, они построены в XVII веке, но их последний владелец переделал их, оставив неприкосновенными
крыльца.
Широкий двор с трех сторон огражден старинными палатами. Они выстроены «покоем», то есть в форме буквы «П». Трехэтажная часть сменяется
двухэтажной и переходит в одноэтажную. Беленые стены, как у всех построек древнего Пскова, кажутся не выложенными, а вылепленными.
Небольшие окна чернеют в глубоких глазницах ниш, предназначенных для железных ставней. Окна разбросаны на поверхности стен то в одиночку, то
группами, то выше, то ниже. С улицы стена глухая на большую высоту, внизу прорезана только узкими щелями бойниц. Дом напоминает крепость, как
дворцы Ренессанса. В нем можно было защищаться: время и нравы были нешуточные!
Это знаменитые Поганкины палаты, построенные в восьмидесятых годах XVII века торговым человеком Сергеем Ивановичем Поганкиным. Тогда
они имели «Г»-образную форму и состояли только из трехэтажного корпуса. (Пристройка остальных частей была сделана в первой половине XVIII
века.) Палаты были возведены не только для жилья, но и как промышленное здание и как склад товаров.
Род Поганкиных был известен в XVI веке. Во всяком случае, предание рассказывает, как царь Иван Васильевич Грозный во время своего похода на
Псков потребовал от одного из членов этой семьи денег. «Сколько тебе, государь, нужно?» - спросил тот. «Ах ты, поганый! Да разве ты настолько
богат, что в состоянии удовлетворить меня!» - воскликнул Грозный-царь. С этого-то будто бы дня и стали называть купца Поганым, а детей его
Поганкиными. Есть и другие объяснения их прозвища.
Сергей Поганкин разбогател на торговле салом: скупал его, перетапливал и продавал, накинув две с половиной копейки на пуд (что само
свидетельствует о размахе торговли). Известно, например, что с 26 по 29 ноября 1671 года он закупил на Псковском Торге тысячу триста двадцать один
пуд сала, перетопил его и продал с такой надбавкой на Немецком гостином дворе на Завеличье. Кроме того, он продал тогда же более трехсот пудов
юфти, около двух тысяч пудов пеньки, около девятисот пудов льна и другие товары.
Во Пскове у него было с полсотни лавок в Торговых рядах и в различных концах города, кожевенный завод на Завеличье, мельница за
Михайловскими воротами (фундамент мельницы «из дикого камня» на этом месте сохранился до сих пор), каменные амбары за Гремячими воротами,
клети, сады, огороды и т.п.
Но Поганкин промышлял еще и контрабандой, его обозы обходили таможенные заставы. Недаром в народе поговаривали, что богатство его
«нечисто», что Поганкин разбогател, найдя клад, что он водит знакомство в Гдовском уезде с разбойниками Сорокового бора, которые ездят к нему во
Псков и бражничают в его палатах.
Легенды о «поганых», «бесовских» деньгах раскрываются в реальных документах. Псковитин посадский человек Стенка Котятников «бил челом»
царю Алексею Михайловичу на «посадских людей, на Сергея Поганкина, на Микиту Иевлева, на Семена Меншикова, на Ивана Водоливова, на Ивана
Олонкина с товарищи: торгуют де они лном, и пенкою, и кожами, и красными юфтеми, и салом, и соболями и всякими свалными товары и продают в
Немецких городах, в Риге, и в Колыване, и в Юрьеве Ливонском, а изо Пскова товары свои возят, а в таможне не отъявливают и пошлин не платят... а
Сергей Поганкин в прошлом во 172 (1664) году, зимою, вывез товару своего юфтей красных пятьдесят восем возов... и того де Сергея с тем товаром
стрельцы да целовальники Прошка Олферьев с товарыщи поймали на Великой реке». В другой раз, когда «он же де Сергей Поганкин увез бес-пошлино
красные юфти» за ним кинулась погоня, «и его де Сергея с тем товаром стрельцы под Семским острогом поймали». Надо думать, что попадался
Поганкин не всегда - подводили конкуренты.
Сергей Поганкин был главою денежного двора во Пскове (одного из четырех, существовавших тогда на Руси). На это дело ставили только тех, кто в
случае недостачи мог возместить ее из своих средств. Он входил в состав совета из пяти или шести выборных земских людей, управляющих Псковом и
его пригородами. «Псковичи же, средние и молодчие люди, били челом... на Псковичь же посадцких лутших людей, на Сергея Поганкина... делают де
те лутчие люди всякие городовые и мирские дела своим изволом... а иных де средних и молодчих людей выбирают в городовые и отъезжие службы, и
как в денежной казне учинитца у них недобор, и в тех недоборах бьют их на правеже смертным боем. и они де недоборы платят из своих пожитков»
В указе царя Алексея Михайловича по поводу этих жалоб говорится, что «Микита Иевлев и Сергей Поганкин (члены «градцкого совету». -Е.М.) от
совету градцкого бегали и к вере... не ходили». И было ведено о «прокраденых товарах», вывезенных из Пскова беспошлинно, «не наровя никому ни в
чем, и по очным ставкам... сыскать,,, и о таком воровстве расспрашивать у пытки... и пытать впредь для большего страху, чтоб такое воровство во
Пскове искоренить». Однако Сергей Поганкин вышел сухим из воды: указ был дан в 1667 году, а палаты построены между 1678 и 1685 годами.
В разные годы Сергей Поганкин был и «главою кабацким», и «главою таможни»: ведь он знал все ходы и выходы! Умер он во время одного из
моровых поветрий, не оставив прямых наследников. Все добро досталось племяннику - Григорию Поганкину, который завещал его церквам и
монастырям, дабы души стяжавших обрели успокоение. Род Поганкиных прекратился со смертью Григория в 1711 году. Его душеприказчики,
псковские купцы, которые должны были распределить оставленное имущество согласно завещанию, перессорились между собой: каждый стремился
соблюсти свою выгоду.
В начале XVIII века палатами владел псковский помещик Яков Корсаков, купивший их за бесценок. Он пристроил к ним двухэтажный и
одноэтажный корпуса. В 1747 году палаты были куплены за 2000 рублей военным ведомством и использованы как провиантские склады. В 1900 году
Поганкины палаты были переданы Псковскому Археологическому обществу: в них разместились музей и рисовальные классы. После Октябрьской
революции они отошли под музей.
Из подвалов палат выводили два подземных хода. Один вел к «родовой» церкви владельца палат, где он потом был погребен. Она принадлежала
Иоанно-Златоустовскому Медведеву монастырю, который стоял у городской стены: подземный ход выводил из города...
Суровые снаружи, палаты внутри гостеприимны. То небольшие и уютные, с закутками и переходами; то обширные, перекрытые высокими сводами с
красивыми вырезами треугольных распалубок, с окнами в глубоких светлых нишах, с полами, лежащими на разной высоте, и небольшими лестницами
между ними; с крутой лестницей в стене и огромным залом наверху, плоский потолок которого поддерживает прогон, опирающийся на большой
круглый столб, поставленный в середине зала.
Окна невелики, но палаты достаточно светлы, потому что каждая имеет несколько окон, расположенных часто в два яруса, порой очень красиво - по
вершинам вписанного в свод треугольника, хотя снаружи они кажутся бессистемными. Большие оконные ниши, расширяясь внутрь палат, вливают в
них свет. Иные помещения выходят на две, а то и на три стороны дома. Эти торцовые палаты наполнены светом и радостью. Сумрачны только нижние,
складские помещения.
Если обойти Поганкины палаты снаружи, то на первый взгляд они кажутся одинаковыми: окна трех-, двух- и одноэтажных частей похожи по форме и
размерам. Но приглядевшись, увидим, что, свободно расположенные на главном корпусе, в двухэтажной части они начинают группироваться по два,
хотя сохраняют некоторую живописность, чтобы ужиться с более древней постройкой. Когда же мы завернем за угол и окажемся перед уличным
фасадом одноэтажного корпуса, то увидим четкую группировку окон по три, с выделением центральной оси: под каждым средним окном внизу
находится вертикальная щель бойницы. Налицо различная система фасадов у постройки XVII и XVIII веков. (Разница есть и в высоте этажей.)
В подвальном этаже музея, в здании, соседнем с Поганкиными палатами, находится Древлехранилище. Оно основано еще в 1918 году, но и тогда уже
работал в нем Леонид Алексеевич Творогов - молодой ученый из Ленинграда, занимавшийся псковской письменностью. К началу Великой
Отечественной войны в музее было собрано более семисот старинных библиотек с общим числом книг и рукописей свыше сорока тысяч. В 1944 году,
оставляя Псков под натиском советских войск, немцы вывезли его книги. Конец войны застал их в разных городах Восточной Европы. Началось их
постепенное возвращение. После войны Леонид Алексеевич приехал во Псков, поселился в полуразрушенных Поганкиных палатах и занялся
восстановлением разметанного войной Древлехранилища.
Древлехранилище состоит из собраний псковских библиотек от XV до начала XX века, включая рукописи IХ-Х вв.
По своему содержанию эти библиотеки представляют целые энциклопедии всевозможных знаний, в том числе в области истории, географии,
естествознания, литературы, права, философии и т.д. А старинные рукописи украшены замечательными инициалами, заставками, миниатюрами.
Древлехранилище воссоздает наглядную картину культурной жизни Пскова за несколько столетий, которая поражает своим богатством. Вместе с тем
это единственное учреждение в нашей стране, где, наряду с местными старыми библиотеками, собираются и все печатные издания многих из тех, кому
эти библиотеки принадлежали: псковских поэтов, писателей, ученых, политических и общественных деятелей, критические и биографические
материалы о них - обнимающие время с XVIII века по настоящий день.
Замечательные произведения древней псковской живописи находятся в Третьяковской галерее Москвы и в Русском музее Ленинграда. В Псковском
музее также собрана великолепная коллекция икон.
Живопись древнего Пскова представляет такую же ценность, как и его зодчество. Она насыщала сердцевину архитектуры, служила дополнительным
средством ее раскрытия и, вместе с тем, сохранила огромное самостоятельное художественное значение. Псковские храмы с неровными белеными
стенами снаружи были украшены только небольшими цветными вставками икон над входом. Внутри они оказывались красочными. В полумраке перед
зажженными свечами иконы обдавали красным жаром; ощущение алого цвета становилось почти материальным, осязаемым. В светлой тени дня фрески
исходили умиротворяющей гармонией, словно мягко обволакивая вокруг. Среди ранних икон были и приглушенные, изысканные по цвету, и
трогательно-нежные. Они составляли единое целое с фресками.
Вместе с горячим красным цветом, псковские иконописцы любили темно-вишневый; часто употребляли местную желтую и зеленую краски - от
черно-зеленой до светло-зеленой, прозрачной, как морская волна. Любили белые праздничные одежды святителей, украшенные крестчатым
орнаментом; отдельные вкрапления розового, оранжевого и звонко-малинового. Краски сияют, как самоцветы. Фоны бывали воздушными, светлыми,
но иногда пламенными, золотистыми, горящими изнутри. В одном праздничном «чине» XVI века у ложа воскресшего сидит ангел в белых одеждах,
складки которых чуть золотятся; крылья у него светло-коричневые с розовой «подпушкой». В «Троице» из того же чина полураскрытые крылья ангелов
темно-коричневого цвета снаружи и жемчужно-серые внутри; золото нимбов сливается с золотом фона, растворяясь в нем; розовое покрывается
голубовато-серыми тенями, и кажется, что наступил тихий, теплый вечер.
Псковские иконы XIII века сопоставимы с итальянским Ренессансом. Псковская живопись начала XVI века - с греческой классикой. Она обрела
успокоение и ту высшую отобранность всех художественных средств, которая свойственна самым большим произведениям искусства.
Живопись вечевого Пскова XIV и XV веков поражает своей незыблемостью. В ней есть внутреннее напряжение, огромная скрытая энергия и
убежденность, за которую можно стоять насмерть. Эти иконы похожи на стяги. Так воспринимается псковская «Троица» (ныне - в Третьяковской
галерее), где три фронтально сидящих ангела в алых одеждах распростерли золотые крылья. (Стоит вспомнить, что Псков считал себя состоящим под
особым покровительством Троицы, а Троицкий собор был его патрональной святыней.) Так воспринимаются и многие другие иконы этого времени. Им
присуща значительность, внутренний крупный масштаб. Глядя на псковскую «Ульяну», икону XIV века, вспоминаешь псковитянок, бившихся с врагом
на стенах города. Лики- святых реалистичны в высшем смысле этого слова.
Псковских живописцев, так же как и псковских зодчих, вызывали для работы в Москву.
К сожалению, происхождение большинства псковских икон не известно. А ведь они написаны для определенных храмов и являлись их частью.
Многие псковские иконы, хранящиеся в «Солодежне», долго были недоступны для обозрения. Только на выставке живописи древнего Пскова, которая
с огромным успехом демонстрировалась зимой 1970-71 годов в Москве и Ленинграде, это великолепное искусство зазвучало во всей своей праздничной
красоте. Теперь в Поганкиных палатах развернута большая экспозиция псковских икон.
Портреты XVIII и XIX веков. Между ними портрет Петра I, написанный его заграничным пенсионером Никитиным, который был послан на три года
во Флоренцию и Венецию, где занимался живописью. По возвращении он получил звание «придворного персонного живописных дел мастера», а затем
(после смерти Петра) был заключен в Петропавловскую крепость, бит кнутом и сослан в Сибирь, где и умер. Два портрета работы Рокотова (Екатерины
II и Павла Петровича в детстве); два портрета Боровиковского; знаменитого Тропинина, который только сорока семи лет освободился от крепостной
зависимости, а через год получил звание академика (здесь находится портрет сына художника и портрет Е. Д. Щепкиной - жены великого актера); два
портрета кисти Брюллова; блестящий портрет стареющего красавца герцога Мекленбургского, написанный Крамским; портрет псковского помещика
генерала Куропаткина - этюд Репина к картине «Заседание Государственного Совета»; портрет Строгановой, созданный А. П. Соколовым в 1883 году;
великолепный пастельный портрет актрисы Дроботовой работы С. А. Сорина; один из портретов Серова и много других.
Пейзажи Сильвестра Щедрина, Айвазовского, Саврасова, Шишкина, Федора Васильева, Левитана, Куинджи, «Весна» С. Ф. Колесникова, написанная
в 1905 году, за которую на Всемирной выставке в Париже художник получил высшую награду. Две теплые работы Жуковского («Март» и «Интерьер»),
Два интерьера Сороки («Внутренность диванной комнаты помещичьего дома» и «Внутренность помещичьей гостиной»). Он тоже был крепостным
художником, участвовал в крестьянском восстании и кончил жизнь самоубийством. Два акварельных интерьера Редьковского: «Спальня в усадьбе гр.
Строганова в Волышеве» и «Кабинет гр, Строганова в Волышеве». (Волышево находится под Порховом. Там по сей день сохранился парк с аллеей из
огромных лиственниц, «классический» конный двор, церковь с колоннами, портиками и голубятня. Главный дом был перестроен «во всех стилях».)
Бюст Петра I работы Антокольского. Два этюда Сурикова. Трогательная картина А.С. Степанова «Утренний привет», могущая служить иллюстрацией к
«Старосветским помещикам» Гоголя; красивые картины на народные темы Рябушкина, Пирогова («С конской ярмарки»), Куликова и Киселева.
Маленький шедевр А. Бенуа «Служба в капелле святой Варвары» и один из его «Версалей»; работы Петрова-Водкина, Рериха и др.
Когда-то Игорь Грабарь написал о картинной галерее Псковского музея, что здесь «неподготовленного посетителя, даже немало искушенного по
части музейных ценностей, ожидают необычные волнующие переживания».
Недалеко от Поганкиных палат, на противоположной стороне Некрасовской улицы, в одном из дворов стоит небольшая церковь Нового Вознесения,
построенная во второй четверти XIV века и перестроенная в XVII веке, когда она получила сомкнутый свод и маленькую главку. Ее звонницу Игорь
Грабарь считал «самой пленительной» во Пскове ( хотя и спутал ее название со Старым Вознесением). Старо-Вознесенский монастырь стоит также
неподалеку - по другую сторону от Поганкиных палат, вблизи крепостной стены. Он был построен «в поле» у старой Смоленской дороги, из которой
образовалась главная улица Пскова, и вошел в черту города в 1465 году. Здесь у Великих «польских» ворот псковичи встречали и провожали именитых
гостей.
Старое Вознесенье, естественно, было построено до Нового, то есть не позже конца XIII -самого начала XIV века. На его территории сохранилась
древняя церковь, восстановленная в формах XV века. Она получила новую главу, барабан которой строго вертикален, а не пружинит под тяжестью
купола, как это всегда бывало, поэтому глава выглядит мертвенной. Рядом стоит колоколенка с круглыми столбиками звона и церковь с колоннами эпохи классицизма, не сохранившая главы.
Покровский монастырь стоял здесь, когда город был еще далеко; подойдя, он замкнул монастырь в каменные объятья.
Церковка в углу не привлекла бы особого внимания: совершенно гладкие стены, деревянный, обшитый жестью барабан с нарисованными на нем
окнами, тупая, низкорослая колокольня (памятник даже хотели снять с охраны). Но внутри оказалось, что это две древние бесстолпные церкви,
составленные вместе. В одной из них, южной, той, что ближе к крепостной стене, сохранился низ барабана с горловинами голосников и ступенчатые,
повышающиеся к центру своды, придающие всему помещению характер светлой красоты. Гигантская обветренная башня с привалившимся к ней
холмом заросшего петровского бастиона вместе с затаенной алеей, идущей за крепостной стеной, провалы подземного хода и высокий холм, на котором
стоит памятник Трехсотлетия обороны Пскова, производят неизгладимое впечатление.
Ливонская война была начата Иваном Грозным за выход к Балтийскому морю, но после первых побед пошли крупные неудачи. Ливонский орден
распался, и врагами Руси сделались Польша, Литва, Швеция и Дания, которым отошли его земли. В 1569 году Литва объединилась с Польшей. Королем
был избран блестящий полководец Стефан Баторий. В 1579 году он вторгся в русские пределы - захватил Полоцк, Великие Луки, Красный, Опочку,
Воронин, Остров. Стотысячная армия приближалась ко Пскову.
18 августа 1581 года на берегу Черехи появились первые вражеские отряды. Через неделю подошел и сам король «со всеми своими многими силами».
С ним пришли немцы, венгры, румыны, австрийцы, французы, шотландцы, датчане, шведы - более половины королевской армии составляли наемные
солдаты. Они передвигались на виду у города. Король устроил смотр войску. Его главнокомандующим был коронный гетман Ян Замойский.
Во Пскове скопилось более пяти тысяч беженцев. Горожан, владевших оружием, было около двенадцати тысяч; стрельцов и конницы - не более семи
(то есть менее двадцати тысяч в стенах города против ста). Псковским воеводой был Василий Федорович Скопин-Шуйский; оборону города возглавлял
Иван Петрович Шуйский. В углу города, у Покровской башни, стоял Андрей Иванович Хворостинин.
1 сентября из лагеря Батория были прорыты траншеи к Алексеевскому «С поля» монастырю, церковь которого сохранилась до наших дней. 4
сентября в Алексеевский монастырь перенесли главную квартиру. Отсюда были прорыты траншеи к городу, «к Великим и Свиным и Покровским
воротам». («Коплюще же и роюще землю, яко кроты... И выкопаша в три дни пять борозд великих, больших, да поперечных семь борозд».) 7 сентября
начался обстрел Пскова из двадцати тяжелых осадных орудий. Огонь был сосредоточен на участке стены между Покровской и Свиной башнями. Одна
из батарей била с Завеличья - от Мирожского монастыря. «Боже, какой сегодня грохот! Стены клубились, как дым...» -записывал секретарь королевской
канцелярии ксендз Пиотровский.
В результате суточного обстрела в стене образовались большие бреши. 8 сентября начался штурм.
И грустно и весело было смотреть на это! Вот ударили в литавры, созывая конные роты. Когда наступил условленный час, мы все выехали из лагеря.
Король стал над рекой Великой, очень близко от венгерских окопов, почти на безопасном месте: у Никитской церкви, разрушенной в последнюю войну.
Роты конницы расположились и над лагерем, с той стороны города; волонтеры со своими хоругвями направились в траншеи(в это время во Пскове
ударили в набат у Василия на Горке). Немного спустя открыт был огонь из наших пушек и ручного огнестрельного оружия по той части стены, которая
оставлена между проломами, с целью отвлечь внимание русских стрельцов... и тем дать возможность нескольким десяткам наших охотников подойти
под выстрелами к проломам. Но лишь только охотники двинулись, как другие в нетерпении бросились за ними: впереди - венгерцы, за ними - немцы, за
ними - толпы наших, без всякого порядка.
Венгерцы и немцы, на глазах у множества зрителей, подбежав к наружной разбитой башне, быстро заняли ее, тотчас выкинули четыре хоругви и
открыли с нее огонь по русским. Нам издали казалось, что город уже взят. Через четверть часа ринулись наши со своими хоругвями к другому пролому
и к другой разбитой башне. Впереди виднелись белые охотники... Одни заняли полуразрушенную башню и набились туда битком, другие через пролом
ломились в город, но здесь нашли то, чего не ожидали. Они очутились на обвале стены, соскочить с которой в город было высоко и трудно; каждый
рисковал сломить себе шею: защитники города за проломом выкопали глубокий ров. Русских за стеною была тьма, так что наши поневоле должны
были остановиться. Тогда-то, о Господи, со стен посыпались, как град, пули и камни на всех тех, которые толпились внизу; из окопов стреляли по этим
зубцам, но безуспешно... Затем русские открыли пальбу по башне, где засели поляки, ядром сбили ее щит и крышу, так что она обрушилась на наши
войска. Это ударила огромная пушка «Барс»Потом русские под обе башни подложили пороху, чтобы выжить наших, подкладывали головни, отчего
деревянные связи в башне, где были поляки, быстро загорались...
А вот как возвышенно-поэтически звучат слова псковского летописца, исполненные героического пафоса. Он передает чувства псковичей, для
которых шла речь не о престиже, не о добыче и не о «любовании» со стороны, а о жизни и смерти.
«Того же дни, в шестой час, яко многая вода восшуме и многий гром возгреме и все бесчисленное войско возвизжавше, на проломные места на
градовную стену скоро и успешно устремишася... страшилищами же своими, яко волнами морскими устрашающе; саблями же своими, яко молниями
бесчисленными, на город сверкающе... щитами же и оружием своим и ручницами и бесчисленными копьями, яко кровлею, закрывающеся.
Государевы же бояре и воеводы и со всем многим воинством тако же Бога на помощь призывающе, крикнувше крестьянским языком, русский язык
возвавше, тако же на стене с ними крепко сразившеся. Литовская же бесчисленная сила на градовную стену, яко вода многа льющеся; хрестьянское же
множество войска, яко звезды небесные противу крепящеся, возходу на стену не дающе. И бе яко гром велик и шум мног и крик несказан от множества
обоего войска, и от пушечного звуку, и от ручничного (ружейного) обоих войск стреляния, и от воинского крика».
Здесь рвались ядра, взлетали стены, валились башни, но вломившийся в город неприятель оказался перед вторыми, выросшими перед ним,
деревянными стенами. Здесь решалась судьба города и во многом судьба Русского государства.
Недаром на крепостную стену словно стяг подняли чудотворную икону: Богородица пришла на помощь Пскову. Здесь сами жены мужествовали на
стенах.
«И оставивши немощи женские и в мужскую облокшеся крепость и все вскоре,, каждо из своих дворов и каждо против своея силы... оружие ношаше.
Младые же и сверстныя крепкия телесы, досталь (оставшуюся) с приступа литву побивати оружие ношаху, старые же жены и немощные плотию те в
своих руках малые и краткие верви ношаше и теми литовский наряд (орудия)... в город ввести помышляюще. И вси к пролому бежаху и всякая жена
другая паче тщание скоростию показующе... Збежавшееся многое множество жен к проломному месту и ту великое пособие и угодие воинским
хрестьянским людем показаша. Овии (одни) же... крепкия, в мужескую храбрость облокшеся, с литвою бьющеся и над литвою одоление показаша; овии
(другие) же каменье воинам приношаху и теми литву з города и за городом побиваху; овии же, утружишимся воинам, от жажды изнемогшим, воду
приношаху и ретивые их сердца жажею водною утолеваху... Мужие с ними же и жены на достальную литву в Покровскую башню устремишася,
коегождо (каждого) с чем и как Бог вразумит: овии же из ручниц стреляюще, инии же камением литву побивающи; овии же их горящею водою
поливающе, инии же огни зажигающе, на них мечюще и всячески и промышляюще. Тако же и под тую башню зелье (порох) поднесоша и зажгоша, и
Божиим пособием тако и досталь (остальных) с Покровские башни всех збиша и Христовою благодатию паки (еще) очисти каменная псковская стена от
скверных литовских ног. Нощи же приспевши, нам Божиим милосердием свет благодати возсия, и от стены за городом отбиша... И тако литва от города
и стены побежа».
В этот день псковичи потеряли восемьсот шестьдесят три человека убитыми и тысячу шестьсот двадцать шесть ранеными; враги - около пяти тысяч
убитыми и более десяти тысяч ранеными, в том числе более восьмидесяти знатных сановников.
В феврале 1582 года Стефан Баторий снял осаду. Война кончилась «в ничью».
Псковичи отбили двести тридцать один штурм. Само название «Покрова от Пролома» говорит о событиях. И в память им в 1582 году перестроили
Покровскую церковь, присоединив к ней вторую - Рождественскую.
На старинной иконе церковь Покрова изображена примерно такой, какой она восстановлена сейчас: в виде двух одинаковых церковок, объединенных
двухпролетной зубчатой звонничкой и общим бревенчатым притвором. (Его заменили двумя каменными.) Вместе с церковью сейчас реставрировали
башню, получившую сверхогромный деревянный шатер. Бастион отъединили от башни и засыпали крепостной ров, за которым прошла транзитная
автодорога. Особое впечатление Покровская башня производит теперь внутри.
Памятник Трехсотлетия обороны отрезала проезжая улица. Зеленый холм, на котором он стоит, порос деревьями. К постаменту памятника ведут
ступени. Грустно и торжественно раскинулся в небе высокий крест. Невнятно шумят деревья, окружая его венцом, отделяя от мира.
...Спустя несколько лет после описанных событий через Псков проезжал Самуил Кихель, совершавший путешествие в 1585-89 годах. Вот что он
написал о псковских женщинах: «Женщины, когда выходят на улицу, то лицо закрывают и одни только глаза видны, а те считаются бесстыдными, кои
сего не наблюдают». Как это не похоже на псковитянок, бьющихся с врагами на стенах города! Река вошла в свои берега.
ЗАВЕЛИЧЬЕ
В Мирожский монастырь лучше всего переправиться через Великую между церковью Георгия со Взвоза и церковью Климента. Обе они построены в
XV веке и издревле отмечали переправу. Еще недавно между ними бегал катерок. Георгий со Взвоза, словно молодой воин, подтянут и строен. Его
привычные для Пскова архитектурные формы доведены до артистизма. Церковь Климента выплывает навстречу лебединой грудью своих апсид. Она
стоит недалеко от воды, где плита словно вылилась и застыла плоскими каменными ступенями.
До монастыря недалеко. Он стоит над Великой почти против Покровской башни и хорошо виден из города. Каменистый берег сменяется серым
песком, на котором устроен пляж. Здесь купались и в старину. Дорожка ведет через мосток над узким ручейком. Это речка Мирожа.
Место для Мирожского монастыря было выбрано так же, как и для самого Пскова, - на стрелке двух рек, при впадении Мирожи в Великую. Но
Мирожа куда маловоднее Псковы. Выше монастыря ее теперь перегородили дамбой. Но Мирожа все-таки умудряется просочиться, и вдоль монастыря
бежит ручеек. Ко входу в монастырь дорога слегка подымается.
Традиционный вид на Мирожский монастырь - или от Покровской башни (с востока), когда виден плотный приземистый собор с массивной главой и
выходящая на реку крупная апсида, перерезающая беленую ограду; или от Крома, с моста, с набережной Великой (то есть с северной стороны). Оттуда
виден вытянутый параллелепипед надвратной церкви, обращенной к городу. Он белеет на небольшом подъеме у реки и, как экран, закрывает собор,
перерезая дорогу, которая вливается в арки ворот. Только мощная глава собора на широкой шее подымается над ним. Кажется, что она принадлежит
этому длинному корпусу, над которым правее ворот подымается невысокая башенка колокольни XX века.
...Плоская стена Стефановской церкви украшена дробным московским декором. По бокам ворот стоят низкорослые каннелированные столбики.
Большая и малая арки ведут под светлые своды. Их глубина и полутень создают контраст с ярко освещенным наружным пространством, рождают
ощущение торжественности. Мирожский собор целиком вписывается в малую арку при входе во двор и производит огромное впечатление своей
цельностью, нерасчлененностью и суровой мужественностью. Восемь веков расступаются перед ним. С глазу на глаз остаешься с богатырским
искусством XII века.
В большой квадрат беленой стены собора вписан неглубокий контур Двух арок: левая идет до самой крыши. Правая словно присела над землей.
(Некогда по ним шла свинцовая кровля.) Мощная шея барабана несет огромную главу. Стена раздалась вправо широкой тяжеловесной звонницей. Она
напоминает щит. Обогнув ее, мы подходим ко входу в Спасо-Преображенский собор.
Западная сторона собора производит впечатление такой цельности, полнозвучности и дремучей силы, такого размаха и, вместе с тем, такой простоты
и ясности, что кажется, по своему масштабу, по своей крупности, по своей внутренней значительности и истинной народности мало что сравнимо с
этим собором из уцелевшего наследства древней Руси. (София Новгородская величественнее, больше, но и изысканнее.) И все просто. Тройной перекат
арок притвора занимает ширину собора и достигает половины его высоты. Над входом, на беленой стене мягко золотится вписанная в среднюю арку
полуразмытая фреска. Над притвором подымается цельная стена с двойным контуром большой арки, занимающей ее середину. Крупная аркатура
карниза обходит вокруг широкого барабана. Та же мощь главы, та же широта и тяжеловесность звонницы.
Внутри собора тенисто, холодно, сыро и великолепно. Весь он, кроме притвора, расписан фресками, и весь подчинен огромной опрокинутой чаше
купола, который выглядит здесь еще значительнее, чем снаружи. Для него было создано все остальное, и поэтому в самом куполе сферу со
Вседержителем несут на вытянутых руках стройные ангелы. Они ритмически движутся по кольцу, раздвигая купол, увеличивая его в высоту (XII век!).
Здесь есть то же, что через несколько столетий:
Мирожский собор был расписан в течение двух ближайших лет по его возведении - в середине XII века.
Мирожские фрески - это целый мир. Он сразу охватывает, покоряет себе. Крупность. Значительность. Соответствие основным архитектурным
формам, гармония... Преобладает сине-золотистый тон. Синий - цвет неба, цвет фона. Желто-золотистые нимбы светятся повсюду, обдают сиянием
синеву. Эти цвета слились в образе Христа, фигура которого повторяется многократно. Его одежды везде одинаковы; золотисто-желтый хитон и синий
плащ - «дополнительные цвета», как их называют художники.
Изображения на стенах идут сплошными широкими лентами без вертикальных членений. Это лишает их дробности. Они смотрятся, как единое
действие, данное в развитии - нечто, подобное нашему кино. С точки зрения художественной композиции, получаются ритмические повторения,
подобные колебаниям морской волны.
Горизонтальные членения росписей собора убывают сверху вниз и затем нарастают, это тоже объединяет композицию, вносит устойчивость. (Внизу
фрески сохранились хуже, так как во время больших наводнений вода в соборе стояла на значительной высоте.) Крупные и лаконичные фигуры,
размещенные вверху, легко обозримы. Однако при всей могучести мирожских фресок их ансамбль не совсем однороден. Отчасти это происходит
потому, что собор расписывал не один мастер. Одни не пощадило время, другие -подновлявшие фрески суздальские богомазы. Поэтому при созерцании
фресок нужно вносить некий «поправочный коэффициент» - дань времени. Так в росписи купола собора от древности сохранилась лишь композиция и
основная живописная мысль. Тихо гуляющие среди зеленых деревьев апостолы - во втором ряду росписи барабана - выглядят и воздушное, и светлее, и
поэтичнее. (Они сохранились лучше, чем фигуры самого купола.)
Стоит войти и в маленькое помещение диаконника, где крупный лик Архангела Михаила глядит на вас сверху, из полукупола...
Самой значительно является фреска «Оплакивание» (вверху северной стены). Ее трагедийность сравнима с высотой произведений Софокла,
помноженной на христианский гуманизм. Крупность этой фрески, то, как она вписана в полукружие стены, как заполнено ее поле, как в нем увязаны
вертикали и горизонтали, как в рисунке и композиции звучат отголоски архитектурных форм; ее масштабное решение (сопоставление больших и малых
фигур); тонкое сочетание нежных цветов (млечнозеленого, как морская вода, светло-сиреневого, золотисто-коричневого) и внедрение темных тонов,
сдерживающих композицию (одежды Богоматери и густая синева неба, надвигающаяся сверху); отобранность средств - все это делает фреску
выдающимся произведением искусства и соответствует той внутренней силе, тому душевному уровню, который позволяет жить и оставаться человеком
при любых обстоятельствах. Это внутреннее родство с древнегреческой классикой сказывается и в том, что пропорции многих фигур мирожских
фресок близки к античным.
Стержнем композиции «Оплакивание» служит большой широкий крест, он подымается посередине изображенной сцены, осеняя ложе усопшего.
Перекладины креста параллельны основанию сегмента, в который вписана фреска. Внизу, вдоль этого основания, на ярко-зеленой траве стоит
белоснежное ложе с телом Христа. Оно немного приподнято в изголовий, поэтому параллельность его нижнему краю фрески не абсолютна - не
схематична. К лику Христа прильнула Богоматерь, обняла Его тело. За Ней склонился Иоанн Богослов. Бережно приподняв руку Учителя, он
прижимается к ней щекой, целует ее. Двое учеников Христа стоят на коленях в ногах ложа. Они обнимают ноги Христа. Один прильнул к ним лицом,
другой, седовласый, лобызает их. В головах сидят плакальщицы -скорбные жены иерусалимские. Они подобны хору античной трагедии. (Плакальщицы
одеты в оранжевые хитоны и лиловые мафории - это тоже дополнительные цвета.) Маленькие ангелы слетают с неба - они похожи на большие
радужные капли. Полукруглые очертания фигур «рифмуются» с арочным обрамлением фрески, вторят ему.
На западной стене собора, внизу фрески «Сошествие Святого Духа», видна большая выбоина. Это - воспоминание о Великой Отечественной войне:
след от артиллерийского снаряда, который влетел через восточное окно.
На стене притвора у входа в собор на высоте человеческого роста видны отметины: это показан уровень воды при наводнениях в различные годы.
Мирожский собор, столько великолепный и цельный, явился результатом творчества многих поколений. Он был построен в 1156 году по заказу
Новгородского архиепископа Нифонта, родом грека, и выглядел иначе, чем теперь. Это был крупный крестообразный объем, увенчанный куполом на
барабане, который, как и сейчас, стоял не на специальных столбах, а на внутренних углах стен. Снаружи углы между концами креста были заполнены
невысокими помещениями. (С восточной стороны так и остались две маленькие апсиды.) Западные углы надстроили. Кровля сначала шла по
полукруглым закомарам, потом по щипцам над каждым сводом и только впоследствии стала четырехскатной, придав собору замечательную
монолитность. Притвор появился не сразу и тоже был перекрыт тремя щипцами. Вместо звонницы стояла круглая башня. Собор не был побелен. Он
был построен не из одной известняковой плиты, но со вкраплением рядов плоского кирпича-плинфы, из которого были выложены арки оконных и
дверных проемов. В раствор, скрепляющий камни, был добавлен толченый кирпич, и собор слегка розовел.
Мирожский монастырь основан в начале XI века. В его синодике поминается Киевский князь Святополк, который, чтобы прийти к власти, в 1015
году убил своих братьев Бориса и Глеба, был проклят церковью и назван Окаянным. (Запись в монастырской книге была сделана до этого.)
В свою раннюю пору Спасо-Преображенский монастырь был средоточием псковской культуры - центром летописания.
Находясь на подступах к городу, на незащищенной стороне, и не имея крепостных стен, Мирожский монастырь легко делался добычей врагов,
шедших ко Пскову. Летописец сообщает, что зимой 1299 года «грех ради наших изгониша немцы изгонною ратью посад у Пскова (внезапно захватили
посад. - Е. М.)... Тогда убиен бысть Василий игумен Святого Спаса (настоятель Мирожского монастыря. - Е. М.) и Иосиф Прозвитер», известный своей
ученой и публицистической деятельностью. В 1323 году монастырь опять был в руках у немцев, захвативших все Завеличье. В 1581 году осаждавший
Псков Стефан Баторий поставил у Мирожского монастыря сильную батарею. На соборную колокольню взгромоздили пушку, которая стреляла по
городу калеными ядрами. В 1615 году Завеличье было занято шведами, которые разгромили соседний с Мирожским Климентов монастырь. В
промежутках между нашествиями «у Спаса на Мирожи» стояла московская или новгородская «сила» - «в помочь на немцы», (Одни монастыри служили
крепостями, другие использовались для расквартировки войск.) Москвичи стояли в монастыре в 1463 и 1471 годах, новгородцы - в 1474. В 1668 году псковские стрельцы.
В стенах Мирожского монастыря были погребены Псковский князь Авед и героический Изборский князь Евстафий, выручивший Псков в 1323 году.
Защитник и любимец Пскова князь Довмонт был вкладчиком в этот монастырь. В отделе икон Псковского музея можно увидеть Богоматерь-Оранту из
Мирожского монастыря, восходящую к XIII веку. На ней изображены Довмонт и его жена Мария - внучка Александра Невского.
Надвратная Стефановская церковь тоже менялась с веками. Она дошла от XVII века с пристройкой, сделанной в XVIII веке, но если обойти ее с югозапада (со стороны двора), то увидишь простую торцовую стену с рельефом лопастной кривой, оставшейся от более древнего храма. Первое
упоминание о Стефановской церкви относится к 1404 году: летописец сообщает, что построил ее Карп Чероноризец. В 1546 году она была перестроена.
("А постави Яким Переяславец Сведеной", т. е. - из переселенцев.) Примыкающие к Стефановской церкви братские кельи построены в 1719 году;
колокольня - в XIX веке. На ней висел огромный колокол, голос которого далеко разносился по реке. (Некоторые колокола были отлиты в самом
Мирожском монастыре.)
Против входа в собор стоит настоятельский корпус - деревянный дом, построенный в 1881 году на древнем каменном подклете, в подвале которого
бьет родник. Рядом под развесистым деревом поставлена лавочка. На ней хорошо посидеть-поглядеть «в лице» собора. Из-под узорной листвы собор
открывается во всю свою мощь. Из монастыря к Великой вел подземный ход. В престольный праздник Мирожского монастыря - «на Спаса» - у
хозяйственных ворот за оградой, окаймляющей сад, некогда шумела многолюдная ярмарка - с медведями и обезьянами, потешавшими народ. Стояли
возы яблок...
Между Мирожским монастырем и церковью Климента лежит сероватый песок городского пляжа. Отсюда открывается панорама Великой с Кромом
вдали. Силуэт Псковского кремля напоминает большой плывущий корабль. Троицкому собору вторят восстановленные крепостные башни.
Подножие церкви Климента составляют выступы слоистой плиты, поросшие полевыми цветами. Наплывы камней похожи на узкие неровные
ступени. Это и есть серый известняк, из которого построены и храмы, и палаты, и укрепления древнего Пскова. Близ церкви Климента из земли бьет
десяток родников, стекающих к Великой. Сюда прилетают птицы "на водопой".
Близ Мирожского монастыря в вырубленной полынье состязаются зимние пловцы - «моржи». В праздник «Проводов зимы» на льду Великой и на
Гремячей горе над Псковой зажигают костры. А в прежние времена на маслянице по Великой летели тройки!..
Место, на котором мы очутились, издревле называлось «Пароменью», напоминая о том времени, когда через Великую ходил паром. Сама Великая,
переправа через нее и Кром на противоположном берегу - вот три фактора, которые определили выбор места и сформировали композицию памятника.
Сюда подходила дорога из Балтийских стран, которая за мостом, влившись во Власьевские ворота, устремлялась на Торг. По обе стороны дороги
вблизи моста на Завеличье стояли лавки.
Парадное место - парадная архитектура. Недаром звонница Успения с Паромени была одной из самых высоких во Пскове. Пароменская церковь крупный градостроительный объект. Первая церковь была построена здесь в 1444 году. Вторая - в 1521. Строительство каменного храма было
встречено псковичами как всенародный праздник.
Композиция памятника в его современном виде сложилась постепенно. Первооснову храма составляет сильный кубический объем XVI века с двумя
небольшими притворами у западного и южного входов. Сперва церковь была трехглавой: две маленькие главки возвышались над приделами на хорах,
то есть подымались над кровлей по сторонам входа. В XVII - XVIII веках церковь обрастает пристройками, на наземных приделах появились еще две
маленькие главки. Эти приделы с простыми стенами и плоскими алтарями похожи на небольшие жилые дома прошлых времен. Церковь стала походить
на маленький городок, разворачивающийся своими объемами по течению реки. Главным фасадом сделался не западный, где расположен вход, а
восточный, обращенный к Крому. Южный фасад тоже приобрел особое значение: он смотрел на дорогу, ведущую к переправе и привязывал весь
памятник к звоннице, а звонница привязывала его к мосту. Сама звонница отступает от берега, не заслоняя храма и оставляя свободное пространство
около него.
Звонница Успения с Паромени заслуживает особого внимания. Подобные звонницы в виде вертикальных стенок с проемами для колоколов создание псковского народного гения. Наряду со звонницей Богоявления с Запсковья, звонница Пароменской церкви - крупнейшая из сохранившихся
во Пскове. Она была построена (или возобновлена) после пожара 1521 года.
Позади во всю ширину звонницы пристроено прямоугольное помещение, односкатная кровля которого подходит к низу «звонов» (проемов для
колоколов). Такие пристройки служили своего рода контрфорсами, увеличивая устойчивость стены, несущей колокола. Одновременно эти пристройки
использовались для различных нужд, тем более что каменная кладка надежнее защищала от пожаров. Известно, что «под Пароменской колокольней в
погребу» сберегалась рожь частного лица (1776 год). Пожар случился, когда церковь и звонница были уже возведены. Летописец рассказывает: «Яшася
огонь за колокольницу и не успеша колоколов снять, и одного колокола уши обломились». Звонницу быстро восстановили...
Она велика и великолепна. Ее шероховатая стена стремительно уходит вверх. В проемах для колоколов голубеет небо. Их пять. Внизу на цельной
стене красиво размещены входы в подклет и на лестницу. Проемы вверху неодинаковы. Их выкладывали для уже известных колоколов. Три первых
столба толще, пролеты между ними шире. В них гудели большие колокола. По заделке сбоку столбов видно, где колокола висели в два ряда; в самом
коротком, левом проеме - самые малые. Меньшие проемы и меньшие колокола разместили именно здесь, потому что стена внутри ослаблена лестницей.
Оконца, ее освещающие, вместе с меньшими проемами для колоколов уравновешивают на фасаде более тяжелую правую сторону верха звонницы.
«Единство пользы и красоты» - изначальное правило архитектуры. Указывая на мост, звонница осеняла народное множество, изливая на него долгий
звон своих колоколов.
Собор Иоанна Предтечи Ивановского монастыря следующий по возрасту за Мирожским. Он построен с небольшим отступом от берега Великой
против впадения в нее Псковы. По преданию монастырь основан около 1240 года княгиней Евфросинией, дочерью полоцкого князя Рогволда, теткой
князя Довмонта. Она стала женой князя-авантюриста Ярослава Владимировича, наводившего немцев на Псков. В 1240 году изменники-бояре сдали
город немцам, откуда в 1242 году их выбил Александр Невский.
Жизнь Евфросинии была трагической: видим, не от большого счастья она постриглась в монахини, став настоятельницей Ивановского монастыря; но
вскоре (в 1243 году) Ярослав вызвал ее на свидание в ливонский городок Одемпе (Медвежью Голову), где она была убита своим пасынком-полунемцем,
сыном Ярослава от его первой жены. Ее погребли в соборе Ивановского монастыря, и с тех пор он сделался усыпальницей псковских княгинь. Здесь
были погребены княгиня Мария - жена князя Довмонта (внучка Александра Невского - дочь его сына Дмитрия) и княгиня Наталья - невестка князя
Довмонта, жена его сына Давыда. В 1487 году здесь были похоронены умершие от мора жена и сын князя Ярослава Стриги-Оболенского, державшего
руку Москвы и прославившегося не только своей битвой с псковичами на Торгу и подменой «смердьей грамоты» (грамоты, определяющей статус
смердов) в «ларе» Троицкого собора, но и основанием Псково-Печерского монастыря, который стал крепостью на западной границе.
А в 1811 году в приделе собора, снесенном при реставрации после Великой Отечественной войны, был погребен псковский вице-губернатор С. С.
Фигнер - отец знаменитого героя А. Фигнера, командира «Мстительного легиона», партизанского отряда времен Отечественной войны 1812 года.
(Видимо, придел возвели как усыпальницу, тогда же возвысив главы собора.) Об Александре Фигнере М.И. Кутузов писал: «Это человек
необыкновенный, я такой высокой души еще не видел. Он фанатик в храбрости и патриотизме». Младший брат знаменитого партизана ушел из Пскова
в действующую армию, когда ему было шестнадцать лет. Он отличился в сражении при Бородино, а затем в октябре 1812 года вступил в партизанский
отряд своего брата. Могилой обоих братьев стала Эльба, где они погибли при переправе.
В музее Пскова хранится потир (высокая, украшенная эмалью чаша) из Ивановского монастыря - дар вдовы Александра Фигнера в память своего
мужа. На потире надпись: «Подаяние вдовы л. г. артиллерии полковницы Ольги Михайловны Фигнер, урожденной Бибиковой, на память мужа ее,
отличившегося во многих военных делах и погибшего на реке Эльбе 1 октября 1813 года, при изгнании неприятеля из отечества».
Как и Мирожский, Ивановский монастырь часто терпел от вражеских нашествий, особенно в 1615 году, когда он находился в расположении войск
Густава Адольфа. На плане Пскова, сделанном Пальмквистом в XVII веке, об Ивановском монастыре сказано: «Монастырь, который служил шведским
магазином (то есть складом. - Е.М.), но вследствие неосторожности был уничтожен взрывом». Однако собор сохранился.
Историки архитектуры сближают Ивановский собор с собором Мирожского монастыря, относя дату его основания вглубь - к концу XII века. Они
основываются на сходстве кладки этих двух памятников: Ивановский собор также был построен из плиты с добавлением кирпича-плинфы. Однако в
остальном эти древнейшие псковские соборы сильно отличаются друг от друга. Крупные апсиды Ивановского собора доходят до верха восточной
стены: он трехглав, напоминает новгородские соборы Юрьева и Антоньева монастырей, построенные в начале XII века. Но их гигантские объемы
развиты в высоту, а Ивановский собор «стелется» по земле.
После Великой Отечественной войны собор был реставрирован. Восстановлено его позакомарное покрытие и шлемовидная форма глав. Несмотря на
всю тщательность работы, в них как-то мало верится, кажется, что главы «просели».
Внутри собор производит большое впечатление своим могучим единством. Пространство затеснено массивными столбами. В отличие от других
псковских храмов, их здесь три пары: два алтарных - квадратные; два средних - восьмигранные: два западных - круглые. Под обвалившейся
штукатуркой видна полосатая кладка: желтовато-розовые ряды чередуются с серыми. Две маленькие главки освещали деревянные хоры. На них, в
западной стене и по углам, были устроены ниши для уединенных молитв: нелегко жилось Псковским княгиням!
Кроме собора Ивановского монастыря, церкви Успения с Паромени, церкви Климента и Мирожского монастыря, построенных на самом берегу
Великой, на Завеличье сохранились еще два памятника, не видные с воды. Между Ивановским собором и церковью Успения с Паромени в глубине
города, на его старой окраине, стоит церковь XVI века - Жен Мироносиц со Скудельниц, на кладбище. (Скудель - это глина, земля, прах. Скудельницы ямы, места общих погребений.)
Церковь высока и сумрачна. Старая часть кладбища заросла тенистыми деревьями. Близ церкви сохранился красивый беломраморный памятник и
древняя часовня.
Между Успением с Паромени и Климентом, тоже в глубине (по современной улице Розы Люксембург - прежней Никольской), посредине мирного
участка, заросшего высокой травой, стоит крохотная церковь Николы Каменноградского, пленяющая своей бесхитростной красотой. Это один из
первых бесстолпных псковских храмов с очень простыми ступенчатыми сводами. Дата строительства неизвестна, но можно ее отнести к XV веку.
И СНОВА ГОРОД: ПОСАДА И СЛОБОДЫ
Чтобы дополнить представление о домах и улицах древнего Пскова, нужно вернуться с Завеличья и пойти по улице Гоголя к знаменитой Солодежне,
которую называют также домом Лапина. Там встретишь целый куст памятников архитектуры. На углу, где начинался Торг, перенесенный сюда после
1510 года (то есть после присоединения Пскова к Москве, чтобы меньше люда собиралось в черте Старого Застенья, откуда выселили псковичей,
заменив их москвичами) , стоит церковь Покрова от Торга. Церковь дошла перестроенной в XVII веке, но с крупным монолитным объемом и
небольшой восьмигранной колоколенкой, стоящей над притвором.
Близко от нее подымается живописное пятиглавие церкви Николы Явленного, тоже XVII века. Глухие главки похожи на опенки, ножка которых чуть
расширяется кверху. Еще недавно она объединяла разноголосые деревянные дома...
Солодежня и дом Печенко стоят через улицу. Они обращены друг к другу «классическими» псковскими крыльцами. Особенно хорошо крыльцо
«Солодежни». Дом Печенко был сильно разрушен во время войны, а затем восстановлен, и его крыльцо получилось более жестким. Солодежня стала
солодежней (то есть местом для приготовления солода) только в XIX веке. Она была построена в XVII веке как жилой дом по характерной
древнерусской схеме: две клети соединялись сенями, на которые ведет крыльцо. Под клетями находился подклет. Оба этажа перекрыты сводами. В
главных помещениях, то есть в клетях, которые следует назвать палатами (ибо палаты -. каменные, клети - деревянные), своды были высокие,
сомкнутые, с распалубками над окнами. Окна смотрели на три стороны. Перед Солодежней лежит зеленый пустырь, благодаря которому она хорошо
видна. По сторонам крыльца на фасад выходят по три арочных оконца в прямоугольных нишах для ставней.
Монолитное крыльцо Солодежни строго и красиво. Его лежачие арки опираются на круглые столбики с плоскими капителями из квадратных плит.. У
входа столбики уходят прямо в землю; для приземистого Пскова они кажутся даже стройными. Стену над нижней площадкой прорезают два маленькие
оконца сторожки, которые смотрят в разные стороны. Одно из них уравновешивает верхнюю арку. Крыльцо перекрыто сводами с железными
затяжками. Каменные ступени лестницы высоки, и подниматься по ним трудно. Вверху лестницу замыкает вделанный в заднюю арку киотик для
иконки. Его омывает воздух. Под сводами светло. В арках голубеет небо.
В путешествии Вундерера мы читаем: «Почти все дома имеют над дверьми отлитые или писаные иконы, перед которыми обитатели дважды, однако
не обнажая головы, склоняют ее и говорят на своем языке: "Господи, спаси меня". Потом, когда пришедший приветствует хозяина, он говорит без
рукопожатия, но с поцелуем: "Да даст тебе Господь здоровья". При этом оба наклоняют головы и начинают вести свои дела. После того, как они
заключили сделку, прощаются друг с другом вышеуказанным порядком».
...Тихая неширокая улица с обеих сторон тактично застроена невысокими современными домами. Она идет круто под уклон к Пскове и замыкается
крошечной церковью Иоанна Богослова на Мишариной горке, которая стоит далеко за Псковой. Многие улицы Пскова завершались церквами,
построенными на другом берегу реки, свидетельствуя о том, что красота города зависит не только от количества «памятников архитектуры», но и от
умения поставить, подвести к ним, раскрыть, показать.
Вверх по Пскове, за чертой древнего города, стоит кладбищенская церковь Димитрия Мироточивого XII века и далее - Любятовский монастырь с
древней Никольской церковью, которая прежде была пятиглавой. В этом монастыре с 17 на 18 февраля 1570 года ночевал Иван Грозный перед
вступлением во Псков после разгрома Новгорода. Псков ждал своей участи, не спал и молился, готовясь к смерти. Наутро жители города вышли из
домов и встали вдоль улиц с хлебом-солью. Звонили во все колокола. Легенда рассказывает, что псковский юродивый Николай поднес царю кусок
сырого мяса и тем устыдил тирана, Иван Грозный не тронул Псков. Кое-кого он все же казнил и вывез часть церковных богатств, но прислал в дар
Пскову образ Иоанна Предтечи. Теперь он выставлен в музее. Образ значителен, но не красочен: мутно-зеленый нимб, смуглое лицо, оливковая одежда.
Однако он интересен другим: ястребиный нос и недобрый, подозрительный взгляд святого, глядящего как-то вкось, напоминают самого грозного
дарителя. Не было ли в его чертах портретного сходства?
Знаменитая икона «Любятовской Богоматери» из этого монастыря, теплая и нежная, находится в Третьяковской галерее. Справа ее поле пробито
пулей. Одни считают это забавой опричников, другие - баториевых воинов.
Сначала Стефан Баторий хотел избрать своим станом Любятовский монастырь. Начали расставлять шатры. «Бояре же и воеводы не повелеша по них
днем стреляти, но весь наряд (орудия) по них днем приготовити. Егда же многие шатры изставили... часу яко на третьем ночи повелеша по них ударити
из большово наряду: на утрия же ни единого шатра увидевше и(з) многих; сказывали языки... в те поры многих панов добрых туго побили... Сие же
видев король паки (снова) побежав к Черехи реки и тамо став своими станами за великими и высокими горами» в монастыре Пантелеймона Дальнего.
Шум реки сливается со звоном детских голосов и восторженным визгом. Он доносит снизу, с золотисто-зеленой лужайки, где ослепительно блестит
расплавленное серебро Псковы. Она видна через забор сквозь тенистые ветви сбегающего с горы сада. Забор примыкает к безлобому деревянному
домишке. (Несколько лет назад он горел, да так и остался с односкатной кровлей, которой не видно, однако окна закрываются ставнями.)
Что так привлекает во Пскове? Почему он так завораживает? Почему так бываешь счастлив, когда бродишь по его улицам, на которых еще
сохранились следы истории?
Дивная красота, но красота особенная. Могучая, словно идущая из недр самой земли, из толщи народа; красота теплая, добрая, радостная. Город,
полный исторических воспоминаний, о которых говорят сами сооружения, где главное - простота и цельность. Полноправие простых и малых - вот
основная идея, выраженная языком искусства. Город, из которого не ушла природа, хотя и теснят ее очень сильно. Архитектура и природа, слитые
неразрывно. Искусство как эпос, а отдельные произведения, как эпические песни, следующие друг за другом и составляющие единое целое. Лишь в
древнерусском деревянном зодчестве и в каменном зодчестве древнего Пскова дух народа сказался так сильно.
ПОЗДНЯЯ ВСТАВКА
Что же изменилось во Пскове за эти годы?
Беда постигла душу города - поющую Пскову... Берега Псковы и Великой в пределах города в 1976 году были объявлены заповедником.
Соответственно, кипящую Пскову призвали к порядку («порядок» наводился от Гремячей башни и ниже). Ледниковые валуны с ее ложа были
вычерпаны. Берега спрямлены, острова уничтожены. Сломана единственная во Пскове водяная мельница (а когда-то на малой реке их было свыше
тридцати!). Померк блеск воды у ее истребленной плотины. Зато близ моста через Пскову протянули плотину бетонную, жесткую, которая обычно не
работает, а от речушки Миля-вицы стали время от времени спускать в речку канализационные воды, поскольку мотор очистного сооружения «не
тянет».
Перерезана звезда улиц, ведущих к церкви Богоявления с Запсковья. Фоном для ее живого силуэта сделались мертвые коробки современных зданий и
упирающиеся в небо трубы. Дальняя точка зрения на эту церковь померкла.
То же случилось с церковью Успения с Паромени. Глухой экран коробкообразной гостиницы заглушил живописную композицию храма, подобного
маленькому городку. Да еще рядом постоянно пасется целое стадо автобусов. (Такой же выпас организован сбоку церкви Покрова от Торга близ
Николы Явленного.)
Мостик через Пскову у церкви Богоявления стал бетонным; за Окольной стеной на Запсковье исчез умиротворяющий пейзаж. И Запсковье и
Завеличье потеряли почти все свои деревянные дома в окружении частных садов, которые создавали необходимую среду для белостенных церквей,
сберегали животворный воздух и обаяние старого города. Кузнечики на Запсковье вдоль улиц уже не звенят... И многие каменные дома XIX века благоприятное окружение для памятников древнего зодчества - стоят без окон, без дверей, с ободранными или провалившимися кровлями даже в
центре города - уже не на краю, а за краем гибели. А ведь памятники архитектуры, лишенные своей среды, словно люди, оказавшиеся в чуждом
обществе, замыкаются в себе и не отдают миру всех тех богатств, которыми они владеют. Площадь старого Пскова составляет всего лишь пять
процентов от территории нынешнего города! И надо сберегать все, что осталось в нем ценного, включая губернский Псков.
Исчезли каменные ядра из Довмонтова города, сложенные там весьма колоритно у крепостной стены. Уже нет перевоза через Великую между
церковью Георгия со Взвоза и церковью Климента, который был извечно на виду у Ми-рожского монастыря. Искажен исторический пейзаж у Петра и
Павла на Брезе, где князь Довмонт одержал свою последнюю победу.
Двор Псковского музея изменил свое лицо. Уже нет развесистого и уютного крыльца Поганкиных палат... Россия - страна великой культуры, и Псков
- ее часть. «Цивилизация» и «культура» неоднозначны, хотя одно не исключает другого. Неоднозначны и понятия «польза» и «выгода» (и тут очень
трудно удержаться на должной высоте!..). Средства для жизни необходимы, но они - только средства, а не цель. Целить надо душу... В этом древний
Псков может помочь. А может, и мы сами чем-то пособим Пскову в его непростой судьбе?..