Document 4161474

НЕПРИДУМАННЫЕ РАССКАЗЫ О ВОЙНЕ
По воспоминаниям ветеранов Шарыповского района
Слово воина-ветерана
Записано со слов Дмитрия Прокудина, участника Великой Отечественной
войны, пенсионера
Тридцать два года проработал я ветфельдшером в родном Дубинино. Вышел на
пенсию. Иногда и сейчас приходится помогать в работе животноводов. В
свободное время люблю посидеть на берегу говорливой речушки, побаловаться
удочкой. И небо синее-синее, и в вышине тянет песню жаворонок, а в кустах
пернатые хлопотуньи порхают, щебечут, вьют свои гнезда и такая благодать на
земле. И тоскливо станет на душе, когда вспомню жаркие степи Монголии,
озеро Буир-Нур и бои на Халхин-Голе.
А в суровом 41-м ветеринар снова надел солдатскую шинель. Страшная беда
обрушилась на нашу страну. Обнял сынишку Толика, взял на руки годовалую
дочурку Нину и пошел на край села. Ниночка-несмышленыш училась только
ходить. Притихла, не стала улыбаться, только глазенками по сторонам тревожно водит. Голосят матери, сестры – деревенские женщины, так неожиданно
ставшие солдатками. Многим суждено было остаться вдовами. Немало моих
односельчан не вернулось к родному порогу.
Бои в Сальских степях, битва за город на Волге. Довелось участвовать и в
освобождении Крыма и штурме Кенигсберга. От Волги до Одера дошел со
своим полком.
Сколько крови, пожарищ, горя видели мы, пока шли по родной земле. А
сколько выросло на нашем пути одиноких холмиков и братских могил.
Дочь Нина давно стала учительницей в родном селе, у нее двое детей. Сын Анатолий вот уже девятнадцать лет служит в Советской Армии, майор.
А ведь очень просто могло случиться, что и мои дети, как дети тех, кто остался
лежать в чужой стороне, были бы сиротами. И я не хочу, чтобы детишки Нины
провожали своего отца на войну.
А для этого надо сделать все возможное, чтобы землю не сотрясали взрывы
бомб и снарядов. И чтобы наше небо всегда было чистым.
Пусть будет чистым небо
Рассказ участника войны Романа Марковича Замараева, жителя с. Кадат
В ту ночь я пахал. Тихо тогда было вокруг, спокойно. Думалось об одном: о
земле, которую пахал, о работе. А в это время фашистская армия уже
переступала нашу границу, топтала и жгла все на своем пути. Утром меня
сменил напарник. Пришел я домой, и отдохнуть не успел, как прибежала жена
Фрося. Сказала одно слово: «Война». Сразу я, хоть и услышал это слово, не
понял. Смотрел на нее удивленно и ничего не мог сказать. А грудь уже как-то
теснило от волнения, сдавливало.
Вначале мне на фронт не удалось попасть. Сказали: «Пока нужен здесь, в
тылу». И я снова сел за трактор. Но думал уже о фронте, о людях, защищавших
Родину, и работал, как говорится, не покладая рук.
Осенью работал с прицепным комбайном. Сколько ночей не спал – не
вспомнить. Придешь, бывало, домой, отдохнешь два-три часа и снова в поле,
хлеб жать. Не ошибусь – скажу: в ту осень 41 года скосил и убрал напрямую
700 гектаров. Знал, фронту нужен хлеб и еще раз хлеб.
Закончили мы уборку, и меня отправили на фронт. С винтовкой в руках
пришлось сражаться с ненавистным врагом. И вот в одной из атак меня ранило.
Многие тогда из нашего батальона сложили головы на поле боя.
Меня отправили в госпиталь. Потом демобилизовали. Так я снова оказался
дома – за трактором. Пахал, убирал хлеб. Отдавал работе все свои силы, только
бы помочь фронту, бойцам нашей армии, которые уже громили гитлеровскую
армию...
Живу хорошо, но ни дня без дела не могу прожить. Работаю слесарем на
зерносушилке. Взрослыми стали дети, растут внуки. И радостно от того, что
они растут под мирным небом: играют, смеются. Вспоминая тревожный день
22 июня, и о том, сколько жертв принесла война, говорю: будь проклят
фашизм, пусть навсегда забудется это слово – война, и пусть вечно будет над
страной мирное небо.
Не бывать пожару
Александр Павлович Богданов – активный участник Великой Отечественной
войны. Прошел путь от солдата до советского боевого офицера. За мужество
и отвагу, проявленные в боях, награжден орденами Отечественной войны I и II
степени, Красной Звезды, Славы 3 степени, многими советскими и польскими
медалями, десятками грамот Верховного Главнокомандующего.
Июнь 1941-го. Мне было тогда 23. Работал в Нижнеудинске Иркутской области
на хлебопекарне мастером. Только что ушел в очередной отпуск. Мечтал
поездить по области, повидаться с родными, друзьями... И вот ранним утром,
словно невиданной силы громовое эхо, пронеслось над страной страшное слово
война. В тот час, день, казалось, вдруг все приостановилось, замерло. Горе
пришло в каждый дом. Рекой лились слезы матерей. Юность вместе со
взрослыми уходила на фронт.
Боевое крещение получил под Сталинградом. К тому времени с отличием
окончил трехмесячную полковую школу. В первый бой вступил старшим
сержантом. Участвовал в прорыве блокады Ленинграда, освобождал Украину,
Белоруссию, Польшу. Войну закончил на Одере политруком батальона
Сандомирского Краснознаменного, орденов Кутузова, Суворова 3 степени,
Богдана Хмельницкого полка.
За эти фронтовые годы пришлось повидать все ужасы войны: смерть
товарищей, кровью обагренные воды Днепра, сожженные города и села,
усыпанные трупами фашистов поля сражений. Дважды засыпало землей,
дважды настигала пуля врага. Каждый раз, как зарубцовывались раны, снова по
зову матери-Родины шел в бой.
...Это было близ города Серодск. В составе Государственной комиссии
расследовал зверства фашистов над мирным населением. Вспоминается лес,
ров, небольшие землянки. Здесь всюду мы обнаружили изуродованные трупы
детей и стариков, женщин. Мы все, видя это, не скрою, по-мужски горько
плакали. Слез удержать было невозможно, как невозможно никогда забыть
пережитого.
Здесь же, в Польше, разбив лагерь военнопленных на 17 лагерей, фашисты
заразили тифом тысячи пленников. До каких только зверств не доходили
гитлеровские палачи, теряя человеческое обличье. Но ничто не смогло сломить
великую волю народов к свободе, счастью. Враг не ушел от возмездия.
Следовало бы уроки минувшей войны помнить, прежде всего, тем, кто бряцает
оружием, разжигает пожарища новой, еще более страшной и разрушительной
термоядерной войны. Любители военных авантюр пусть помнят и другое. Если
они попытаются нарушить мирный труд нашего великого советского народа,
народов братских социалистических стран, то их ждет то же самое, что и
гитлеровских захватчиков. Мы готовы постоять за честь любимой Отчизны.
Мы, ветераны Великой Отечественной войны, твердо верим, что разум мира
возьмет верх над войной, наши дети, внуки и правнуки никогда не будут
жертвой атомных бомб, наши матери и сестры не будут лить слезы о погибших
сыновьях и братьях.
Дивизионный разведчик
Из воспоминаний Кирилла Мокеева
Война сразу же дала о себе знать. На одной из прифронтовых станций наш
эшелон попал под бомбежку. Правда, жертв не было, но технику на платформах
потрепало сильно.
Службу начал шофером в артиллерийском разведывательном дивизионе, в
задачу которого входило выявление артиллерийских позиций противника.
В начале войны к этому роду войск относились скептически. Мол, как можно
узнать месторасположение немецких пушек, если они стреляют за много
километров. Однако наши данные потом подтверждались армейской и
авиационной разведками. Не один артиллерийский расчет гитлеровцев был
уничтожен метким огнем наших батарей, цели которым готовили у нас в
подразделении.
Часть, в которой я служил, не давала покоя немцам, поэтому всеми силами они
старались уничтожить нас. Десантные группы противника досаждали то и дело.
Нередко схватки переходили врукопашную.
Помню, произошел такой случай. Средь белого дня из леса вышли солдаты в
красноармейской форме и стали кричать, чтобы не стреляли. Подойдя поближе,
ударили из автоматов. От неожиданности мы смешались. Воспользовавшись
заминкой, власовцы (а это были они) окружили штабную машину
артиллерийской бригады, в которой засели начальник штаба с несколькими
красноармейцами. Казалось, что гибель товарищей неминуема. В это время
вокруг машины стали рваться снаряды. Теперь уже настала очередь отступать
противнику. Как потом выяснилось, огонь вела санинструктор батареи Маруся
(фамилию я ее не помню), которая одна заменила убитый расчет.
Настал день, когда наши войска перешли государственную границу и начали
свой освободительный поход по странам Западной Европы.
Особенно нас поразило настроение жителей в Восточной Пруссии. Запуганные
гитлеровской пропагандой женщины и дети при виде наших солдат истошно
голосили, а старики поднимали трясущиеся руки. Но видя дружелюбное
отношение красноармейцев, их испуг быстро проходил.
Боевой путь нашего подразделения был отмечен наградами. На дивизионном
знамени сверкали ордена Кутузова и Суворова, грудь многих солдат и
офицеров украшали ордена и медали Страны Советов. Войну я закончил уже
заместителем командира дивизиона по технической части. Был награжден
орденом Красной Звезды, двумя медалями «За боевые заслуги».
Мы помним
Рассказ участника войны Федора Ивановича Яковлева
В 1941 году мне было всего четырнадцать лет. Поэтому до призыва в армию
работал в тылу, в родном колхозе. На плечи подростков, заменивших своих
отцов и старших братьев, ушедших на фронт, легла вся тяжесть хозяйственных
работ. И мы старались быть им достойной заменой.
В январе 1943 года нас, семерых гляденцев, призвали в армию. Сначала служил
в учебном полку, потом в должности командира отделения в действующей
армии. Особо запомнились бои в Витебской области.
Как-то получили приказ выбить противника с занимаемого им рубежа. Залегли
и стали ждать сигнальную ракету. И как только она повисла в воздухе, с криком
«ура» бросились в атаку. Первые две линии траншей прошли легко, захватили и
третью. Однако во время боя понесли большие потери, пришлось залечь.
Фашисты же стали группироваться и готовиться к контратаке. Как назло
отказала винтовка. Я подполз к убитому солдату, который лежал ближе к
ничейной земле, подобрал его винтовку и стал возвращаться назад. В это время
осколком от разрыва снаряда разворотило приклад, а меня ранило. Все-таки
своим ходом я сумел добраться до своих окопов.
В этом же бою ранило и моего земляка Федора Князева. Вместе лежали в
госпитале, а потом наши фронтовые дороги разошлись. Из запасного полка я
попал в Прибалтику, участвовал в окружении Курляндской группировки противника и демобилизовался лишь в 1950 году. Вернувшись домой, узнал, что
погибли на фронте мои ровесники Николай Любезных и Григорий Любченко.
Два поединка с воздушными пиратами
Петр Сергеевич Омельченко закончил свой военный путь на территории
Китая, в Маньчжурии. После продолжал службу в звании сержанта,
командиром расчета зенитного пулемета
В начале ноября 1943 года, когда наши войска вели освободительные бои за
Киев, наш дивизион зенитных пулеметов стоял на левом берегу Днепра,
охраняя от воздушных налетов врага переправу. Стоял погожий осенний день.
По переправе двигались на правый берег машины с солдатами, танки. Если бы
не выстрелы, доносившиеся с правого берега, да не раненые,
переправляющиеся на машинах и повозках на левый берег, можно было
подумать, что идут мирные учения. Еще в не освобожденный Киев
возвращались жители, покинувшие город во время оккупации. Немецкие
самолеты «Ю-87» появились неожиданно, со стороны солнца. Часть из них,
стреляя из пулеметов, сразу же нависла над переправой. По обеим сторонам
переправы поднялись высокие фонтана воды от взрывов бомб. Сделав
несколько заходов и удостоверившись, что сброшенные бомбы не достигли
цели, немецкие летчики начали обстреливать людей из пулеметов. Солдаты
разбегались, пытаясь спрятаться. Падали, поднимались, а некоторые так и
оставались лежать, настигнутые пулями. Вторая часть самолетов поливала
свинцом позиции дивизиона. Смерть находила свои жертвы. Неожиданное
появление вражеских самолетов вызвало секунды растерянности. Но медлить
было нельзя.
Ручки пулемета я отпустил лишь тогда, когда оставшиеся не сбитыми немецкие
самолеты повернули восвояси. Тут же ко мне подошел командир полка, крепко
пожал руку. Через несколько дней мне вручили орден Красной Звезды.
В конце 1943 года нас перебазировали в Латвию. Дивизион разместился
недалеко от города Митава. День близился к вечеру. Расчеты разбирали
пулеметы, смазывали, чистили. Готовились к следующему боевому дню. Меня
в это время вызвали в штаб полка, и мой пулемет остался в боевой готовности.
Выйдя из штаба, я уловил еле слышный гул моторов самолета. Подбежав к
позиции, заметил, что над нашими траншеями пролетает два вражеских
транспортных самолета. По их натужному гулу можно было понять – идут
груженые. Мысль сработала мгновенно – не пропустить! После нескольких
очередей один из самолетов, будто споткнувшись о невидимую преграду, начал
резко падать. Через минуту из-за леса, где упал фашистский стервятник,
раздался оглушительный взрыв. Еще один воздушный пират нашел свою
смерть на нашей земле, не донеся свой страшный груз до наших городов. Так я
получил второй орден Красной Звезды.
***
Это потом, в 1945 году, шли наши солдаты, не зная преград. Через Польшу,
Чехословакию, Румынию, Югославию, Венгрию. А в сорок первом….
- Столько лет прошло, а в памяти как вчерашний день. Мне тогда чуть больше
двадцати было. Год отслужил на Дальнем Востоке, а в апреле сорок первого
перебросили нас в Ленинград. Первую увольнительную получил, решил
посмотреть Эрмитаж. Прошел по одному, другому залу и вдруг слышу шум,
крики, люди бегут.
- Что случилось? - спрашиваю.
- Ты разве не знаешь, солдат, война началась,- заплакала женщина.
Эшелон шел на запад, навстречу сильному и уверенному в победе, не знавшему
еще поражений врагу. Высадились прямо в поле у небольшой речушки. Состав
ушел обратно, а бойцам был дан приказ окапываться.
Много пришлось видеть, но такое я пережил впервые. Горстка уцелевших
солдат отступала к Ленинграду. Вышли на поляну, где уже собрались солдаты
из других частей. И вдруг налетели самолеты. Они бомбили и расстреливали из
пулеметов. На бреющем полете спускались так низко, что было видно
нахальные, смеющиеся лица, красноречивые жесты: «Капут!», «Капут!».
Горели земля, вода, деревья, травы. Только через несколько дней оставшиеся в
живых вышли к городу Пушкино. Вынес с собой лишь винтовку. Где оставил
шинель, вещмешок, не помню. Неделю потом отсыпались в батальоне
выздоравливающих. А вскоре началась блокада. Был я сапером, а стал
пехотинцем. Стояли на пятачке у Невской Дубровки. Стояли насмерть, так как
дальше нельзя было допустить врага. Там и ранило меня. Десять месяцев по
госпиталям. А что такое быть прикованным к койке в блокадном городе, знают
лишь те, кто пережил это.
Госпиталь вывезли в апреле сорок второго. Мало кто походил на себя. Больные,
истощенные... Когда санитарный поезд шел через освобожденный Тихвин,
поразило: трубы от печей да развалины от зданий – вот что оставили фашисты.
И сколько видел после освобожденных городов и сел, все они повторяли эту
картину.
«К дальнейшей службе не пригоден», – признали врачи. В Красной Сопке, куда
я вернулся, избрали секретарем комсомольской организации. Затем
предложили возглавить Березовский райком комсомола. Но я видел
разрушенные города, блокадный Ленинград, помнил – двадцать восемь
земляков ушли вместе со мной в армию. В 1942 году в живых было всего
шестеро. Как же можно после этого жить вдали от фронта? В тот день, когда
мне вручили кандидатскую карточку коммуниста, ушел добровольцем на
фронт. В этот раз попал к связистам, шел в передовой линии, готовя связь. От
Одессы до Вены каждый шестой столб мой.
…В пограничном городе Селистра (болгарская граница), в километре от
ближайшей деревеньки, устанавливал связь. Не успел еще оглядеться, а из села
уже все население явилось. Заговорили настороженно, но приветливо. Один порусски переводит.
- Откуда же язык наш знаете?
- Я учитель, и знал, что русские придут, - ответил болгар. Стали спрашивать,
что такое Россия, как войну выдержала, как врага разбила.
Не помню теперь всех городов, в каких был, всех людей, каких видел, но помню, Югославия ждала Советскую Армию, чтобы сбросить ненавистное иго
фашизма. Весь народ поднялся за национальную свободу. И мы пошли на
помощь югославской бригаде. Много там наших полегло. А потом была
Венгрия, Австрия... Вернулся домой лишь в июле 1946 года.
Вспоминал фронтовик Степан Никитич Береговой (вечер встречи участников
гражданской и Великой Отечественной войны и молодежи в Шарыповском
районном Доме культуры)
На подступах к Москве
Из воспоминаний А. Климова, кавалера ордена Красной Звезды
Ветераны часто вспоминают войну. Это естественно. Она прошла через жизнь
незабываемым потрясением. Я нередко задумываюсь вот над чем: какими мы
вступили в войну и какими стали там, на подступах к Москве, где фашист
получил первый сокрушительный удар? Сужу об этом как очевидец, как
участник событий.
22 июня 1941 года я встретил на западной границе. Наш автотранспортный
взвод занимался строительством дотов. Дни стояли тревожные. О том, что
война неизбежна, конечно, знали, хотя говорить на эту тему было не принято. И
все-таки первый удар явился неожиданностью...
Мы строители, автотранспортники, вместе с пограничниками три дня вели оборонительные бои. Но слишком неравны были силы.
Первые недели враг продвигался по нашей земле стремительными темпами. И
дело не только в техническом превосходстве. Мы не умели, как надо, воевать,
драться. Части, подразделения, проявлявшие незаурядное мужество и доблесть,
были. Но имели место и растерянность, и даже панические настроения. Мол,
как немца одолеть? Он всю Европу захватил...
Под Москвою таких настроений не было. Перелом душевный происходил медленно, но неудержимо. Теперь знал каждый: отступать дальше нельзя, это, вопервых. И, во-вторых, немца бить можно. В сердцах созрела та ненависть, что
сильнее страха.
И еще мы знали: здесь, под Москвой, сплотилась для отпора врагу вся страна.
Бесконечным потоком двигались сюда техника, свежие дивизии. Плечом к
плечу встали ополченцы. Мирные москвичи строили укрепления. Особо
радостным известием стало прибытие сибирских дивизий, в стойкости которых
были уверены все.
Разгром немцев под Москвой оказал огромное влияние на исход войны. Он стал
нашей победой над страхом, над легендой о непобедимости противника. Здесь
во всей полноте проявились сила духа нашего народа, его бесконечная любовь
к Родине.