Карьер (58.14 Кб)

Когда Марат предложил поехать на карьер «искупнуться», я сразу подумал, что это плохая
идея. Вечер, все небо заволокло набежавшими грозовыми тучами, и, судя по тому, какое пекло
стояло весь день, вскоре вполне могла разыграться настоящая буря. Но он был за рулем, все мы
сидели в его Мазде, попивая пивко, и Марат, конечно, имел моральное право командовать, да и
девчонки были не против. Ритка, взбалмошная блондинка с круглым, как тарелка лицом, так
вообще заголосила на весь салон:
- О, Маратик, что ж ты раньше-то молчал, конечно, поехали, а то я уже угорела тут вся. Только
пива еще давайте купим, а то мое уже кончилось, - она аж подпрыгнула от возбуждения, вылив
мне на коленку остатки, якобы кончившегося пива. Я интеллигентно промолчал, все-таки пиво - не
вино, отмоется.
- Ну, а ты, Ань, согласна? – Марат с мольбой во взгляде повернулся к сидящей на переднем
сиденье Ане. Чувствовалось, что на Риткино мнение ему было совершенно наплевать, решающим
было как всегда слово той, что сидела впереди. Мы с Ритой были тут лишь в качестве балласта.
Она ее подруга, я его друг, оба мы на чужом свидании и оба мы, в принципе, сейчас не нужны ни
ему, ни ей, впрочем, как и друг другу. Но таких как мы, одиноких друзей и подруг, все равно берут
на одно из первых свиданий, то ли для поддержки, то ли для того, что бы просто похвалиться
новой телкой (парнем), короче, для чего-то мы все-таки нужны. Такие как мы всегда сидят на
заднем сиденье и завидуют чужому счастью.
- Поехали, - сказала Аня. У нее был очень приятный голос, такой глубокий, но в то же время не
грубый, а мягкий, как у кинозвезды. Да и вообще Анька мне сразу понравилась, не то, что бы у
меня прям от нее голова кругом шла, но я то и дело ловил себя на мысли, что веду себя при ней
как-то неестественно, нервничаю и, прежде, чем что-то сказать, заранее обдумываю каждую
фразу, пытаюсь произвести на нее впечатление. – А ты, Андрей, не против? – это она уже мне,
поправляя темный локон, а ее зеленые глаза словно насквозь меня пронзают.
- Да нет, конечно, поехали, - с готовностью киваю я, хотя по мне, так лучше бы мы сейчас в
какую-нибудь кафешку забурились. А потом на квартиру к Марату, и к тому времени я бы уже
достаточно нализался, что даже Рита меня бы устроила. Ну, раз Аня хочет, значит, и я буду не
против.
- Ну, тогда за пивом и в путь, - довольный Марат заводит машину, и мы едем в супермаркет за
выпивкой.
Всю дорогу от магазина Рита бубнит мне какую-то ахинею. Я уже достаточно пьян, что бы особо
не загружаться ее болтовней, меня больше интересует Аня. Я пытаюсь вслушаться в ее разговор с
Маратом, но из-за долбящих за спиной динамиков почти ни чего не слышу. Похоже, что он
рассказывает ей какую-то старую историю, что-то там «мы с Андрюхой…», интересно, о чем это
он?
- Ну а ты, что, правда, в Москве учишься?- Рита треплет меня за плечо, похоже, почувствовала,
что я ее не слушаю.
- Ага, в МГИМО, - неохотно отвечаю я. Марат тем временем в подробностях описывает одну из
многочисленных наших тусовок. Я слышу: »… не, ну а Андрюха вообще уже никакой был…»,
обсирает меня наверно, гад, даром, что татарин.
Тем временем, машина, миновав черту города выехала на трассу. По обе стороны от дороги
простилаются выжженные июльским солнцем поля, впереди виднеются очертания давно
заброшенного кирпичного завода. Я зеваю, Рита говорит:
- На дипломата учишься?
- Ну да, вроде того - отвечаю, слегка пораженный ее познаниями Московских университетов.
Спереди слышится: »…ну а Андрюха-то совсем уже бухой стоит. Смотрю я на него, и не знаю чего
делать. Ну, думаю…». Сука… Неужели, поговорить больше не о чем? – Эй, ты там чего несешь? –
гневно кричу ему. Анька улыбается, Ритка заливисто ржет.
- Да ладно тебе, забей, - она снова треплет меня за плечо. Я уже начинаю заводится. – Слушай,
так ты, наверно, языки хорошо знаешь? – Ритка делает круглые глаза. – На диплома-то языки по
любому нужны, - от ее допроса меня уже тошнит. Я смотрю Марату в затылок, он опять что-то
рассказывает, только сраная музыка все заглушает.
- Сделай по тише! – ору ему. Эта сволочь - ноль внимания.
- Так чего, знаешь языки-то? – не унимается Рита. Дались ей эти мои языки. «… я, главное, ему
сразу сказал, много берем, так нет же…» - татарская морда, похоже никогда не заткнется. Ладно,
бог с ним, Аня же его телка, не моя, пускай болтает, что хочет, мне все равно.
- Знаю, - говорю, - французский и английский.
- Ух ты, круто! Ну ка скажи что-нибудь по французски, - Ритка хлопает ресницами.
За окном машины поля сменяют деревья, мы сворачиваем на грунтовку и начинается легкая
тряска, плавно переростая в настоящую болтанку. Мы с Ритой то и дело подпрыгиваем, задевая
головами крышу машины. Я говорю:
- Toi- la poule stupide. (Ты-глупая курица.)
- А что это значит?
- Твои глаза прекрасны, - я подмигиваю ей левым глазом, а она в ответ смотрит на меня как
заяц на мчащийся по дороге грузовик. Я улыбаюсь, похоже, Рита надолго выпала в осадок.
Аня все не выходит у меня из головы. Я смотрю ей в затылок, ее распущенные волосы хочется
погладить, и я с трудом сдерживаю себя. То ли это выпитое и тряска на меня так подействовали,
то ли еще что, но в этот момент я понял, что мне совершенно пофиг на Марата, пофиг на нашу с
ним дружбу, потому что я хочу быть с его девушкой, и я сделаю все, что бы это произошло.
Ритка молчит, переваривая мой французский. Машина останавливается, все, приехали. Я
первым вылезаю на свежий воздух. Карьер прямо передо мной, Марат остановил почти у самой
воды. Еще достаточно светло, но вода все равно кажется черной. Под моими ногами приятно
шуршит песок. Вокруг ни души. Тишину нарушает только долбежка басов из машины. Я подхожу к
воде, наклоняюсь и провожу по ней рукой. Вода теплая и приятно ласкает кожу. Остальные тоже
вываливаю из тачки. Аня поправляет волосы, на лице у нее улыбка. Она смотрит в мою сторону, и
я поражаюсь белизне ее зубов. Марат суетится с пакетами, мелодично позвякивая лежащими в
них бутылками. Один за другим он извлекает пакеты из багажника и заботливо укладывает их на
песок. Ритка становится рядом с Аней и потягивается. Когда они рядом, Аня кажется мне еще
красивей.
- Андрей, ну как там вода? – какой же у нее приятный голос.
- Отлично, - не в силах совладать с волнением, я выдавливаю улыбку, которая тут же сменяется
гримасой ужаса, когда подмытый водой песок вдруг уходит из-под моих ног, и я понимаю, что
сейчас грохнусь в воду.
Словно дирижер перед оркестром я размахиваю перед девчонками руками, пытаясь
удержаться на ногах, хотя сам понимаю, что мои усилия тщетны. Проходит несколько секунд
отчаянной борьбы за равновесие, и вот мои ноги, а затем уже и я сам с матом погружаюсь в воду.
Рита с Аней бросаются меня вытаскивать. Кое-как им это все-таки удается. Я весь мокрый, но это
не мешает мне сгорать со стыда. Аня говорит:
- Ну ты как, цел?
- Да все нормально, - у меня даже не получается улыбнуться.
- Как водичка? – лыбится Марат.
- Пиво давай, - говорю ему я, прерывая дальнейшие насмешки.
Мы все сидим на полотенцах, одну за другой опорожняя пивные бутылки. Марат рассказывает
очередную историю, я изредка вставляю в нее свои уточнения. Мои футболка и джинсы сушатся
рядом на песке. Я сижу в одних трусах и в полотенце, накинутом на плечи. Ритка то и дело
поглядывает на меня и смеется. Я делаю вид, что мне тоже охренеть как весело. Анька извлекает
из сумочки косяк, завернутый зачем-то в туалетную бумагу.
- Кто будет? – загадочно улыбается она.
- Все будут, - Марат раскуривает беломорину и передает мне.
Я делаю глубокую затяжку и чувствую, как дымом приятно обжигает горло, а глаза слегка
наливаются кровью. Я передаю косяк Ритке. Ритка суетится с ним какое-то время, потом
осторожно вдыхает дым, тут же ее пробивает безудержный кашель, и она неуклюже валится на
песок. Посмеиваясь, Марат забирает косяк из ее вытянутой руки и протягивает его Ане. Аня
затягивается, слегка прищурив глаза. Ее лицо обволакивает дымом. У меня кружится голова, и я с
шумом выпускаю свой дым изо рта. Какое-то время мы сидим молча, только Ритка иногда
покашливает.
- Хорошо, - мечтательно протягивает Марат, - вот так бы и сидел тут всю ночь. Небо, звезды,
природа…
- Где ты звезды-то видишь? – прерываю его я. – Небо все в тучах! – у меня предательски
срывается голос, да еще эта фраза: »небо все в тучах», охренеть можно.
- А ха-ха-ха, небо в тучах, - Ритка валется мне на колени. Все ее тело дрожит от смеха. Она
пытается что-то еще сказать, но у нее получается только неопределенное свинячье бульканье.
- Так, братцы, пора бы уже и искупаться, - проигнорировав мое замечание по поводу звезд на
небе, Марат встает и снимает с себя футболку. – Ну, я первый пойду, - он идет к воде, на ходу
стягивая джинсы.
- Первым я был, - говорю я.
- А-ха-ха-ха, точно, первым был ты! – Ритка опять закатывается.
Мы с Аней смотрим на Марата. Вместе с джинсами он снимает трусы, и его белый зад сверкает
в темноте как Полярная звезда.
- А он у тебя без комплексов, - к нам присоединяется Ритка.
- Точно, - кивает Аня, - этим он мне и нравится. – Она не отрываясь смотрит, как Марат прыгает
рыбкой в воду. Брызги долетают даже до нас.
Я воспринимаю ее слова как призыв к действию, быстро освобождаюсь от нижнего белья и бегу
к воде. Мое хозяйство мотается из стороны в сторону как маятник, а задница наверняка сверкает
ни хуже чем у Марата. Я прыгаю в воду бомбочкой, прижав колени к животу. Позади меня визжат
девчонки, причем я слышу и Аньку, это хорошо.
Вода принимает меня в свои объятия как родного. Под водой я проплываю несколько метров,
ожесточенно работая конечностями, затем выныриваю. Где-то рядом плещется Марат. Уже так
темно, что его трудно разглядеть. Наконец, я замечаю его лохматую голову и плыву к ней.
- Зашибись водичка, - отплевываясь, говорит Марат. – Не зря приехали.
- Ага, - говорю, - только б до дождя успеть накупаться.
- Да хрен с ним, с дождем, с ним еще лучше. Ты, кстати как с Риткой? Наладил контакт? А то я
смотрю, она с тебя глаз не сводит.
- Не знаю, посмотрим, - мы отплываем подальше от берега, что бы девчонки нас не слышали.
- Сиськи у нее, видал, вообще путевые.
- Да, есть такое дело, - улыбаюсь я.
- Я-то своей сейчас точно впендюрю, - с жаром говорит Марат. – Уже кустики подходящие
присмотрел. Ты тоже, смотри, не теряйся. Ритка та еще блядь. Знаешь, какое у нее прозвище?
Четвертый автобус. Мне Анька сказала.
- В смысле, четвертый автобус? – не понимаю я.
- Да в том смысле, что на ней уже пол района ездило!
Мы оба ржем, хотя мне совершенно не до смеха. Вот так вот, сейчас пойдет и трахнет Аньку.
Засунет в нее свой вонючий татарский член, и все, финиш. А я совершенно не знаю, как ему
помешать. Прям хоть плач. Да еще этот автобус там пьяный в дупло. Как пить дать приставать
начнет, эх, блин, что за лажа.
- Вон, смотри, девчонки идут, - толкает меня Марат.
Я смотрю в сторону берега. Рита с Аней осторожно заходят в воду. Сверху на них ничего нет, но
сиськи все равно отсюда толком не разглядеть, хотя даже с такого расстояния видно, что Ритку
неслабо штормит. Я плыву к ним. Надо подстраховать, а то утопнет еще девка.
Впрочем, мои опасения оказались напрасны. Оказавшись в воде, Ритка довольно уверенно
поплыла мне навстречу. В темноте мы едва не столкнулись с ней лбами. Где-то совсем рядом
прогремел гром. Его раскат прокатился над нами как грохот канонады.
- Ого! – испуганно воскликнула Ритка. – Ни чего себе гремит!
- Страшно? – сказал я.
- Да так, есть немного.
Неподалеку от нас плескались Марат с Аней. Гром заставил Аньку вскрикнуть, а Марат весело
проорал что-то нечленораздельное.
- Дай мне свои руки, - сказала Ритка. Мы взялись за руки и, лежа на воде, смотрели друг другу в
глаза. Ее глаза блестели в темноте как голубые искорки. Я молчал. Ритка сказала, - Ты красивый, ну вот, началось…
- Спасибо, - смутившись, я отвел взгляд в сторону.
- Скажи еще что-нибудь по французски. У тебя так хорошо получается. Такой красивый язык.
Язык любви.
- Mourir de l amour, signifie vivre avec celle-ci.
- Что это? Переведи.
- Умирать от любви, значит жить ею. Это Виктор Гюго, его известное выражение, - на сей раз я
не врал. Выпитое в купе с куревом наверно играло со мной злую шутку, и я, волей-неволей,
поддался ее романтическому настрою.
- Это прекрасно, - она закатила глаза, а я с ужасом почувствовал, что у меня встает.
Аня, Аня, мне нужно с ней поговорить. Я представил ее обнаженной в своих объятиях. Она была
прекрасна. Ее загорелая кожа с капельками воды на ней, ее изящные руки, ее прекрасные глаза,
маленькие слегка вздернутые вверх грудки… В моем горле образовался ком и стало тяжело
дышать. От нахлынувших чувств мне заложило уши, хотя, может быть, это и из-за воды. Так или
иначе, в чувство меня привел новый раскат грома. Бахнуло так, что мы с Риткой расцепили руки.
- Бля! – вырвалось у меня.
- Ага, точно! – как-то нервно засмеялась Ритка.
- Привет, а вот и мы, - к нам подплыла Анька, материализовав свой образ, только что
воображаемый у меня в голове.
- Поплыли на берег, - Марат тоже был тут как тут. Он тяжело дышал, а его волосы были
привычно растрепаны. – Пива охота.
Вчетвером мы поплыли к берегу. Нам с Маратов пришлось немного подождать в воде, пока
Анька и Ритка оденут на берегу свои майки.
- Ну что, Андрюх, сейчас немного посидим, а потом я со своей в кусты, - прошептал мне Марат.
– Так что мы тебе не помешаем. Действуй, дружище, - он похлопал меня по плечу. – Ритка твоя.
Снова прогремел гром. Казалось, будто природа собирает силу, что бы, наконец, обрушить на
землю всю накопившуюся за дни непрерывной жары и испарений влагу. Мы с Маратом вылезли
на берег и присоединились к девчонкам. Вновь зашипели откручивающиеся крышки пивных
бутылок, однако разговор не клеился. Над нашей компанией повисло гнетущее ожидание
неизбежного. В глазах Марата читалось нервное возбуждение от предстоящей прогулки до кустов.
В том, что у них это будет первый раз, сомневаться не приходилось. В моей голове крутились
невеселые мысли и прежде всего обидное осознание того факта, что я так и не придумал способа
ему помешать. Интересно, а он уже сообщил Ане о своих планах, или это станет для нее
сюрпризом? Ритка водила голым пальцем ноги по песку, изображая на нем какие-то символы. Я
посмотрел на Аню. Ее мечтательный взгляд прищуренных глаз, обращенный куда-то вдаль в
сторону воды, говорил о том, что она тоже что-то обдумывает или готовит себя к чему-то. Мне не
составило труда тут же накрутить себя мыслями о том, к чему именно она готовится.
- Ань, - даже не сказал, а, скорее, проныл Марат. – Можно тебя на минутку? – он поднялся и
протянул ей руку.
Я жадно осушил бутылку одним глотком. Из кармана джинсов я достал мятую пачку сигарет и
закурил. Вообще-то я уже почти бросил эту дрянь и таскал одну и туже пачку уже две недели,
предаваясь минутной слабости лишь по особым случаям. Этот жест, похоже, получился у меня
достаточно красноречивым, потому что Анька как-то странно на меня посмотрела. Потом она
подала Марату руку и встала.
- Пойдем, - сказала она.
Я высасывал сигаретный дым с той же страстью, с какой человек, помещенный в газовую
камеру, отчаянно глотает остатки свежего воздуха. Огонек моей сигареты разгорался все ярче и
ярче, словно олицетворяя собой пламя ярости и обиды, полыхавшее внутри меня. Фигуры Марата
и Ани удалялись все дальше и дальше пока совсем не скрылись из вида, было слышно лишь
приглушенное бормотание Марата. Слов было разобрать нельзя.
- Что делать будем? – своим голосом Ритка вывела меня из оцепенения. Она пододвинулась ко
мне вплотную, так, что наши плечи теперь соприкасались.
- Пойду еще окунусь, - мои слова камнем утонули в новом громовом раскате. Я увидел, как
яркий зигзаг молнии разрезал небо у нас над головой. – Скоро уже домой ехать, хочу еще до
дождя поплавать. Одевайся пока, я скоро, - я встал на ноги и побрел к воде. Ритка обидчиво
пробормотала что-то за моей спиной. Я сам понимал, что поступаю глупо, отказываясь от нее, но
быть пассажиром четвертого автобуса в тот момент мне совершенно не хотелось. Зря Марат мне
про это сказал.
В этот раз я не прыгал, а спокойно зашел в воду. Задул сильный ветер, и стало прохладно,
поэтому я нырнул и немного проплыл под водой, наслаждаясь ее теплом, а когда вынырнул, с
неба на меня обрушился дождь. Его крупные капли пулеметной очередью вспахивали воду вокруг
меня. Я поднял руки вверх и проорал как безумный, а потом, неожиданно для самого себя,
громко запел Марсельезу, безнадежно пытаясь перекричать своим пением новые громовые
раскаты:
Allons enfants de la Patrie
Le jour de gloire est arrive!
Contre nous de la turannie
L etendard sanglant est leve
Entendez-vous dans nos campagnes
Mugir ces feroces soldats?
Ils viennent jusque dans vos bras.
Egorder vos fils, vos compagnes!..
(Вперед, Отчизны сыны вы, час славы вашей настал! Против нас вновь тирания водрузила
кровавый штандарт. Слышишь ты, в наших полях зло воет вражий солдат? Он идет, чтоб
сын твой и брат на твоих был растерзан глазах!)
В этот момент я наверно напоминал какого-нибудь водяного черта решившегося покинуть свои
владения и попугать род людской. Я, конечно, был уже достаточно пьян, но поведение мое было
обусловлено все же не этим. Сама природа, явив мне безумство своей стихии вызывала у меня
какой-то первобытный звериный инстинкт. Я почувствовал, как все мое тело наполняется этим
безумием, и как энергия этого безумства выходит из меня посредством слов французского гимна.
Aux armes citoyens
Formez vos bataillons
Marchons, marchons
Ou un sang impur
Abreuve nos sillons.
(К оружию, друзья. Вставайте все в строй, пора, пора! Кровью гнилой омыть наши поля.)
– последний рефрен я уже прохрипел, сорвавшимся от напряжения горлом.
В моем одурманенном коноплей и алкоголем мозгу, похоже, что-то перевернулось, и мне,
вдруг, показалось, что это я, что именно я причина творящегося вокруг. Будто это я обладаю
невероятной силой, сталкивающей тучи на небе. Это я извергаю молнии и орошаю земли ливнем.
Я почувствовал, что все могу, что я неуязвим, и все будет так, как только я этого захочу. Мое
сердце бешено заколотилось, все тело содрогнулось и даже онемели пальцы. Это была настоящая
эйфория…
Анька появилась из неоткуда. Только что я был один в воде, наслаждался собственным
величием, а теперь я вижу ее лицо прямо перед собой.
- Ни чего себе, тебя тут накрыло, - засмеялась Анька, - дикое зрелище. Я даже испугалась
сначала к тебе подплывать.
Ее внезапное появление, конечно, здорово меня отрезвило, но уверенность в себе я не
потерял.
- А что ты тут делаешь, ты же с Маратом должна в кустах развлекаться? – вопрос получился
довольно резкий, но мне, метающему только что гром и молнию, было на это плевать.
- Это он тебе сказал? Ну что ж, считай, что его план провалился. Я что, твою мать, похожа на ту,
кто трахается в кустах с человеком, которого вижу третий раз в жизни? – закричала она. – Больной
урод твой Марат! По ее щекам вдруг потекли слезы, которые я безошибочно отличил от каплей
дождя. - Сраный извращенец!- ее ругательства в этот момент звучали для меня приятней
симфонического оркестра, который мне как то довелось слышать в московской филармонии. Я
понял, что Марат свой шанс упустил, тогда, как я был все еще в игре.
- Так у вас ни чего не было?- тем не менее, переспросил я.
- Конечно, не было! А тебе вообще какое до всего этого дела? – вопрос прозвучал уже
спокойным голосом, а сама Анька как-то так хитро на меня посмотрела.
Наверно все это выглядело довольно странно: ночь, две головы торчат из воды под проливным
дождем, небо то и дело вспыхивает молнией, и вот, вдруг, одна голова ни с того, ни с сего
заявляет: «Я тебя люблю».
Когда я произнес эти три заветных слова, мне показалось, что вокруг стало тише. Эти слова
вырвались из меня так неожиданно, что я поначалу даже засомневался, произнес ли я их на
самом деле, или это мое больное воображение нарисовало в моей голове такую картину, что мы
здесь вдвоем, посреди залитого водой карьера, и вот я говорю, что люблю ее.
- Понятно, - сухо сказала Анька, - все с вами понятно, - она поплыла к берегу, а я после
секундной паузы бросился за ней.
- Подожди, Ань, послушай! – отплевываясь от заливающейся в рот воды, кричал я ей вдогонку.
– Да остановись же ты!
Анька плыла так быстро, что я ни как не мог ее догнать. Из воды то и дело мелькали ее пятки,
раз за разом грозя угодить мне прямо в нос. Не знаю, что на нее нашло, но мне непременно
нужно было ее остановить. Если она выберется на берег, все будет кончено. При Марате и Ритке я
уже точно ни чего не смогу выяснить.
У самого берега мне все-таки удалось ее настичь и схватить за руку. Тут уже было не так
глубоко, и мы с ней могли стоять на илистом, скользком как каток, дне.
- Отстань, слышишь, отвали от меня,- прошипела Анька, - Вы с Маратом депрессивные,
возомнившие о себе шизанутые психи! Я хочу домой! Отпусти мою руку, - свободной рукой она
намахнулась на меня, пытаясь влепить мне пощечину, но я вовремя среагировал, и теперь держал
ее за обе руки.
- Да что с тобой такое? – я слегка встряхнул ее. – Что я тебе сделал? Пожалуйста, послушай
меня!
- Что я еще должна слушать?! – ее глаза пылали гневом, а подбородок дрожал как у человека,
готового в любой момент разревется. – Этот кретин, - она махнула головой в сторону берега, нажрался как свинья, и заявляет мне: «сейчас в этих кустах ты познаешь настоящую любовь»,
романтик хренов, мать его! Потом ты со своей любовью! Да что с вами такое? Я что кукла, которой
можно вот так вот пользоваться? Не дала одному, не беда, тут и дружок на подходе. А может,
втроем попробуем, как тебе такой расклад?
После такой тирады я уже не чувствовал себя неуязвимым громовержцем. Теперь я был похож
на маленького трусливого мальчика, которого отчитывает чужая взрослая тетя за проступок,
которого он не совершал. Мальчик настолько трусливый, что не смеет ни чего сказать в свое
оправдание, а только стоит, опустив голову, вздрагивая от каждого тетиного слова.
- Я не хотел, что бы ты так меня поняла, - наконец произнес я.
- Конечно, ты не хотел. Я просто уверена, что ты хотел по-другому! Но только не ты, ни он этого
не дождетесь! – и она в буквальном смысле разрыдалась, уткнувшись носом мне в грудь.
Я погладил ее по голове. Дождь уже ослабел, и хотя небо периодически освещалось очередной
вспышкой, громыхало уже далеко. Мы стояли с Анькой в воде и молчали. Она, не переставая,
всхлипывала и что-то бормотала, а я собирался с духом. У меня еще оставалась надежда, что все
получится, вот только нужно найти правильные слова, и Анька поймет, что я не просто хочу ей
попользоваться, а что она и правда мне очень нравится, и я хочу быть с ней.
- Ань, ты прости меня. Не стоило мне этого всего говорить. Не знаю, что там у вас произошло, да
и не мое это дело, просто я хотел сказать, ты знай, если что, я на твоей стороне. Ты всегда можешь
на меня рассчитывать.
Анька не удостоила меня ответом. Я обнял ее покрепче. На берегу Ритка с Маратом собирали
наши вещи в машину. Было слышно, как они негромко переговариваются. Мне показалось
странным, что Марат не предпринимает никаких попыток извиниться перед Аней, впрочем, мне
это только на руку.
- Ладно, все, поехали домой, - сказала Аня.
Мне пришлось расцепить свои объятия. Последние капли дождя упали на мое лицо. Я понял,
что все кончено. Кончился этот безумный вечер. Сейчас мы все поедем домой. И вдруг я увидел,
как неподалеку от меня по воде что-то плывет. Сначала мне показалось, что это какое-то
животное, может быть крыса или маленькая собака, в темноте было трудно разобрать. Я
пригляделся повнимательней и понял, что это врятли что-то живое. Оно не плыло, а просто
лежало на воде. Я различил волосы, бесформенную копну спутавшихся между собой волос. Мне
стало немного не по себе.
- Ань, - шепотом позвал я Аньку, - глянь, что это за хрень там.
Анька обернулась и непонимающе уставилась на меня.
- Ты о чем?
- Вон, там что-то. Видишь? – я показал пальцем.
Анька подошла ко мне. Ее движение вызвало небольшую волну, которая слегка качнула
странный предмет.
- Не пойму, какие-то волосы что ль, - пожала она плечами.
- Да, похоже на волосы, - я осторожно подошел поближе. Теперь эта хрень была лишь на
расстоянии вытянутой руки.
- Ну что там? – тревожно спросила Анька у меня за спиной.
- Сейчас посмотрим, - я протянул руку и потрогал.
Это действительно были волосы, а потом я почувствовал, как под водой моей ноги коснулось
что-то холодное и скользкое как рыба. Я резко дернулся в сторону. Мне сразу стало все ясно. Я
понял что это, еще до того, как из воды показалось лицо, от вида которого я едва не обделался.
Но сначала меня оглушил Анькин крик. Он был такой пронзительный, что буквально вспорол меня
сзади как нож. Анька продолжала кричать, а под водой меня снова что-то коснулось, наверно рука
утопленника, точнее утопленницы, потому что это была девочка лет двенадцати. Хотя ее лицо
сильно распухло от долгого пребывания в воде и напоминало большую тухлую картошку,
примерный возраст разобрать было можно. Оглушенный анькиным криком я попятился назад в
сторону берега. Анька, не замолкая ни на секунду, последовала моему примеру. Наверно, она, как
и я не отрывала взгляда от мертвой девочки, поэтому и не заметила моего маневра. Мы с ней
столкнулись у самого берега. Я двигался гораздо быстрее, да и телосложение у меня, мягко
говоря, было покрепче, чем у нее, поэтому в том, что я просто смял ее как танк молодую березку,
ни чего удивительного не было.
Анька с головой погрузилась в воду. Я, по-прежнему не отрывая взгляда от утопленницы,
принялся близоруко шарить под водой, пытаясь поднять ее. Мне это довольно быстро удалось, и
она с моей помощью вынырнула, оглашая округу очередным нечеловеческим воплем. Перед
глазами у меня поплыло. Все было как-то нереально, словно во сне. И Марат с Риткой,
вытягивающие нас на берег, и темное небо над моей головой, и сам карьер с мертвым телом на
воде. Я даже не мог произнести ни слова, будто у меня пропал язык или в легких кончился воздух.
- Что за херня? Что случилось? Ань, Ань, что там, блядь, случилось - то? – сыпал вопросами
Марат. Ритка в свою очередь прыгала вокруг нас как курица, заламывая в панике руки.
- Там, там… - выпучив глаза, Анька тыкала пальцем в сторону воды.
- Что там, ну? – тряс ее Марат. – Что там?
- Труп там, - прохрипел я.
- Мамочки мои, - пискнула Ритка.
- Где труп? – Марат охреневшим взглядом смотрел то на меня, то на Аньку.
- Где-где, в воде труп, - мне стало немного получше, и я смог подняться на ноги. – Девочка там
мертвая. Наверно из-за грозы всплыла, - я где-то слышал про такое, что после грозы утопленники
всплывают, да и у одного из классиков был, кажется, роман про это или пьеса, не помню точно. –
Пошли, покажу.
- Ой, не надо ни чего показывать! Поехали отсюда, - Ритка вся затряслась и застучала зубами.
На Аньку я даже не смотрел, от ее вида становилось не по себе. Марат, кажется, еще до конца
не осознал услышанное и глупо хлопал глазами. Надо было что-то решать, и я решил взять
инициативу в свои руки.
- Надо вытащить ее на берег, - сказал я и тут же представил себе этот процесс. Меня слегка
передернуло.
- Нет, нет, нет, не надо ни кого вытаскивать! Маратик, миленький, поехали отсюда! – Ритка
трясла Марата за футболку как безумная. – Маратик, слышишь, поехали, я прошу тебя!
- Пошли, поможешь мне, - я взял его за локоть. – А вы идите в машину, - бросил я девчонкам.
- Андрюх, слушай, это, может мы… - залепетал Марат.
- Пошли, - я потащил его к воде, сам удивляясь своей смелости.
Марат, понурив, голову поплелся за мной. Мы зашли в воду.
- Вон она. Видишь? – я показал пальцем туда, где было тело.
- Ага, ё мое, как же мы ее вытаскивать-то будем?
- За руки. Ну, или за ноги, как хочешь.
- Да вообще-то ни как не хочу. Может ну ее на хрен?
- Пошли, - не отступался я.- Она совсем ребенок. Представляешь, какого ее родителям.
- Ну, от того, что мы ее вытащим, легче им, я думаю, не станет, - резонно заметил Марат. Надеюсь, в машину мы ее грузить не будем?
- Нет, только на берег вытащим, и все. А потом в милицию позвоним.
- Блин, и как она тут только оказалась?
Вот так бесшумно переговариваясь и иногда матерясь, когда кто-нибудь из нас поскальзывался
на скользком дне, мы, превозмогая страх, приблизились к утопленнице.
- И правда, совсем еще девчонка, - Марат заворожено смотрел на распухшее синее лицо.
Ее мутные глаза были широко открыты, но сказать какого они цвета, было весьма
затруднительно. Какой-то странный болотный нечеловеческий цвет. Цвет смерти, пронеслось у
меня в голове.
- Ну что, начнем? – я посмотрел на Марата. Он, так же, как и я, был трезв как стекло. Все-таки
подобные вещи здорово бодрят. По крайней мере, теперь не придется бояться, что он сядет бухой
за руль.
- Давай, - как-то неуверенно кивнул он.
Мы подошли поближе. Ее руки было нетрудно найти. Они лежали почти на поверхности воды.
Мы почти одновременно взялись за них, я за правую, Марат за левую. Ощущение было не из
приятных, будто трогаешь большого склизкого червя. Все это время мы не сводили глаз с ее лица.
В голове у меня не было ни каких мыслей, все они будто растворились в ее мертвых глазах. Мы
осторожно тянули ее к берегу. Это было нетрудно, если не считать того отвращения, которое
испытывает человек перед мертвецом, если конечно этот человек не патологоанатом. Но мы-то
были самыми, что ни на есть, обычными людьми.
- Вот так вот, еще немного, - бормотал Марат. Он зачем-то вытащил язык, а лицо состряпал
такое, будто только что съел лимон вместе с кожурой.
Мы уже почти подтащили ее к берегу, как вдруг произошло нечто удивительное, точнее просто
невероятное: она закрыла, а потом тут же открыла глаза. Причем открыла так резко, как человек,
которого разбудили посреди ночи, тряся за руку.
- Ой, - вырвалось у меня.
- Это чего сейчас было? Что за херня сейчас была? – заорал Марат, а она смотрела прямо на
меня, и я понял, что этот ее взгляд будет теперь преследовать меня до конца моей жизни.
Дальше все как в тумане. Мы бросаем ее руки и бежим. Спотыкаемся, падаем, снова встаем,
повсюду брызги воды. Марат впереди меня. Он уже на берегу и бежит к машине. Я неуклюже
чертыхаюсь позади него. В висках бешено колотится пульс, а ноги словно ватные. Свет фар, рев
двигателя, Марат уже за рулем. Я валюсь на переднее сиденье справа от него. Мы оба в одних
мокрых трусах. Позади нас съежились и прижались друг к другу как птенцы в гнезде Анька с
Риткой. Колеса с визгом буксуют на песке, потом машина резко дергается и несется вперед. У
меня закладывает уши. Впереди мелькают очертания деревьев, и я надеюсь, что у Марата хватит
водительского умения не влететь в одно из них, потому что на такой скорости ни черта не видно.
Дорога размыта и нас то и дело заносит на поворотах. Марат отчаянно крутит руль и громко
матерится. Я пытаюсь вспомнить слова какой-нибудь молитвы. Наконец, мы вылетаем на трассу, и
уже можно перевести дух. Карьер теперь далеко позади.
- Ты тоже это видел? – говорю я.
- Видел, - напряженно кивает Марат.
До города мы доехали минут за пятнадцать. Девчонки все дорогу молчали. Так же молча они
вышли из машины, когда мы подъехали к их дому, правда Ритка как-то неуверенно, но все же
махнула нам рукой на прощание. Все закончилось. Я смотрел, как Анька подходит к своему
подъезду и скрывается за его дверью.
- Вот и все, - сказал я.
Марат молча принялся натягивать свои джинсы, и я последовал его примеру. Через пару минут
мы оделись, и он повез меня домой.
- Ментам надо позвонить, - сказал я.
- Звони, если хочешь, мне по фигу.
- Как думаешь, у тебя с Анькой все?
- А у тебя? – в голосе Марата послышались металлические нотки.
- Ладно, забей, - выяснять отношения мне сейчас хотелось меньше всего на свете.
В милицию мы так и не позвонили. Марат довез меня до дома, и я все-таки уговорил его дать
мне анькин номер телефона. На этом наша с ним дружба закончилась. То, что произошло там, на
карьере между ним и ей так и осталось для меня загадкой. Что же касается утопленницы и того,
что мы с Маратом видели; ее глаза, то, как она смотрела на нас, как она закрыла и открыла их, что
бы это ни было, какие-то нервные рефлексы, или наша с ним коллективная галлюцинация, или
еще бог знает что, короче, мы решили постараться забыть об этом. Завтра наверняка кто-нибудь
найдет тело, и пускай это станет чужой проблемой. С нас и так хватило. Возвращаться к этому
было выше наших сил.
Ни то, что бы мы с Маратом как-то повздорили из-за Аньки, нет, этого не было. Я попросил ее
номер, он немного поуперался, даже назвал меня мудаком и предателем, будучи отчасти
совершенно прав, а потом сказал, что ему наплевать, и что мы с ней его больше не интересуем, и
дал. Я не стал его благодарить, а просто вышел из машины, хлопнув на прощание дверью.
Ночью мне приснилась Анька. Ее бездыханное тело плавно скользило по воде. Я стоял на
берегу карьера и смотрел на нее. Светило яркое солнце, это был чудесный солнечный день. Тем
удивительнее смотрелось в такой день мертво тело на воде. Но я не чувствовал ни какого страха
или печали из-за того, что она утонула. Я знал, что в моих силах сделать так, что бы она открыла
глаза и вернулась к жизни. Для этого нужно было просто взять ее за руки и сказать волшебные
слова. И вот я уже иду к ней прямо по воде как какой-нибудь еврейский сын божий, и на моем
лице играет улыбка. Слышно радостное звенящее пение птиц, а слева от меня вдруг вынырнула и
вновь плюхнулась в воду здоровенная рыбина, блеснув на прощанье своей чешуей. Я подхожу к
Аньке и какое-то время смотрю на нее. Ее глаза закрыты, а лицо такое бледное, будто кто-то
намазал его мелом, но я не переживаю. В моей власти сделать это лицо вновь живым и
прекрасным как раньше. Я беру ее руки, наклоняюсь и целую Аньку в синие холодные губы.
- Я люблю тебя, - проникновенно говорю я. – Открой глаза и будь со мной.
Ни чего не происходит. Анька по прежнему мертва. Поднимается ветерок, образуя на воде
легкую рябь.
- Аня, это я, Андрей, просыпайся, мы снова вместе. Ты слышишь меня? Ну же, у меня же уже
получалось, открой глаза! Я же могу…
Я проснулся. Пот ручьем струился по моему лицу, в горле все пересохло как в пустыне.
Солнечный свет лился из окна в мою комнату, недвусмысленно давая мне понять, что уже день,
примерно час дня или два. Голова раскалывалась, и я кое-как, превозмогая эту боль, со скрипом
поднялся с кровати. Телефон одиноко лежал на столе, попискивая с небольшим интервалом из-за
разрядившейся батареи. Я взял его и в списке контактов нашел анькин номер. Нужно было
позвонить, но я ни как не решался, потому что просто не знал, что ей сказать. Дождавшись таким
образом, пока телефон окончательно разрядился и экран погас, я пошел на кухню сделать себе
чай.
Позвонил я ей только вечером. У меня к тому времени уже появились кое-какие мысли о том,
что сказать ей. Я даже заготовил небольшую речь, наивно пологая, что за счет красноречия мне
удастся все наладить. Какое-то время я слушал унылые телефонные гудки, а потом она сказала:
- Алло.
- Привет, это я, Андрей, - я старался, что бы мой голос звучал как можно увереннее.
- Откуда у тебя мой номер?
- Э, ну, мне Марат его дал.
- Понятно. Знаешь, что, не звони мне больше, - и она повесила трубку. Больше я ни когда ее не
видел и не слышал ее голоса.
Не скажу, что это стало для меня каким-то ударом, после которого особо впечатлительные
личности задумываются о том, что бы покончить с собой. Нет, этого не было. Хотя, конечно, я
довольно долго переживал и даже провел несколько вечеров у ее подъезда, надеясь, что вдруг
она выйдет куда-нибудь, и мы вроде как случайно встретимся и сможем поговорить. Но потом
лето закончилось, и я уехал в Москву в универ. Жизнь снова закрутилась. Бесконечные пары,
ночная жизнь мегаполиса, пьяные загулы в общаге, все это отодвинуло мысли о ней на второй
план. Но я ни когда не забывал ее взгляд, то, как она на меня смотрела, когда мы стояли в темной
воде того карьера, ее слезы, ее голос, все это всегда было и останется со мной. Я несколько раз
порывался ей позвонить, но каждый раз откладывал на потом. Какая-то часть меня всегда была
против этого звонка. Я безумно хотел услышать ее голос, но в тоже время боялся того, что этот
голос может мне сказать. И лишь однажды, шатаясь как на палубе после очередной вечеринки, я
ввалился к себе в комнату, упал на кровать, достал телефон и набрал ее номер. Искусственный
металлический женский голос проинформировал меня, что аппарат абонента выключен или
находится вне зоны действия сети. Я закрыл глаза и тут же уснул.