ТУМАН

ТУМАН
Рассказ
Часть 1
Вот сплю я как-то и вижу сон, что иду я, значит, по лесу, грибы собираю,
никому ничем не мешаю. А тут раз тебе, и туман. Не то, чтобы очень густой,
но видимость упала вполне прилично. И я заблудился. Поплутал, поплутал
я по лесу, пока не вышел к столбам линий злектропередач. И потихоньку
вдоль них так и иду. Думаю, должно же тут где-нибудь быть жильё.
Волноваться я начал часа через три, когда на землю вместе с туманом
стали опускаться сумерки. Жилья всё не было, а вокруг меня стояла
стабильно мёртвая тишина. Настолько мёртвая, что начинала пробирать
жуть. Может, я во сне подушку уронил, может, шея сильно затекла, а
только вижу, что подхожу к болотам. Почва под ногами зыбкая, лягушки
повсюду квакают, запах воздуха - сырой, тяжёлый. Я по просеке начинаю
обходить это гиблое место, которое вдобавок ко всему сменилось водной
гладью с небольшим количеством кочек - островков, и вдруг вижу
большую- большую толпу людей. Даже не могу посчитать их. Туман же.
Все сосредоточенно смотрят в глубину болотного пространства и что-то
между собой обсуждают. Смотрю, а вдалеке от них, метров за пятьдесят сто посереди болота - человек. Я подошёл и спрашиваю крайнего: «Это там
кто?». «А это - наше Правительство»,- отвечает. «А как он туда попал?». «А
кто его знает. Может, с вертолёта упал, когда охотился, а может, с
моторной лодки». Я, как-то отдавая себе отчёт в неполной реальности
происходящих событий, больше никого ни о чём не спрашиваю, а только
пытаюсь понять: что же будет дальше? Этот Правительство как-то пытается
выбраться сам из сложившейся ситуации, стараясь то вытащить из болота
ноги, то за что-нибудь ухватиться руками. Но, по мнению наблюдающих,
только глубже при этом погружается в трясину. Вода около него сильно
колышется, часть тела в ней отражается, и что там на самом деле, из
далека определить очень трудно. То ли он там стоит по колено, то ли по
пояс, то ли уже по грудь. Толпа меж тем разделилась на две группы. Те,
кого поменьше, злопыхатели, от удовольствия потирают руки и говорят: во
- о-о, попал. Ну а те, кого побольше, сочувствующие, качают головой и
говорят: во, попа - а- л. Но не те, ни другие не предпринимают никаких
1
усилий, чтобы хоть как-то помочь своему Правительству. Всё чего-то ждут.
Наверное, манны небесной. «Да и как тут помочь», -рассуждает один,«Если ты его сегодня вытащишь, завтра он тебя может запросто привлечь к
ответственности за воспрепятствование выполнению высоким
должностным Лицом своих профессиональных обязанностей в рабочее
время. Ведь кто его знает, как Он туда попал. Он же ничьего мнения об
этом не спрашивал, не предупредил заранее, что Он там собирался делать.
Может, он рыбу ловит, а может, пытается таким образом улучшить
экономическую ситуацию. Ты его спасёшь, а потом что-нибудь сорвётся, ну,
там, клёв или экономическое процветание, и Он тебя же во всём сделает
крайним. Нет, уж пусть лучше Он сам».
Мне, конечно, все эти порядки казались в диковинку. У нас-то не так. У
нас-то без поллитры вообще не разобрать, как. Да и страшно: где я? С кем
я? И вообще…, какая тут планета? Поэтому, когда сквозь туман я увидел
огни спускаемого аппарата и услышал несильный шум мотора, то
стремглав бросился в тёмную, специально открытую для меня дверь.
Аппарат взлетел, а я провалился в какую-то бездонную пустоту.
Часть
2
Очнулся я от какого-то несильного толчка в спину и падения на зелёную
тёплую траву. Глаза открыл не сразу. Что-то мешало. Потом увидел голубое
небо, небольшую деревянную церковь на пригорке и метрах в двадцати от
себя обнесённую деревянным тыном вместительную барскую усадьбу.
Поодаль слева стоял хвойный лес, а справа под обрывом было видно
широкую речку. От барской усадьбы кривыми улочками разбегались дома
крестьянского люда. Соломенные крыши, покосившиеся стены, затянутые
пузырями окна, печи - по-чёрному. Нищета - страшная. Память бесстрастно
зафиксировала: 18-й век. Ярко слепило полуденное солнце, мне было
почти жарко, но я беспомощно лежал, не в силах оторвать плечи от
лугового покрова, и невольно прислушивался к житейской суете, царившей
за добротным деревянным забором.
Размеренный говор дворового люда как-то одномоментно стал более
возбуждённым, захлопали ставни, засуетились, забегали слуги: к усадьбе
на тройке рысаков подъезжал помещик, хозяин имения. Залаяли собаки.
Ощущение нереальности происходящих событий по - прежнему не
покидало меня. Я прикрыл глаза, пытаясь отвлечься и даже - подремать.
2
Видимо, на какое-то время мне это удалось. Потому что когда я снова
начал осознавать происходящее, услышал голоса где-то совсем рядом, за
забором. Прислушался.
– Так ты говоришь, падёж скота у нас. Волки на имение завадились? А ещё
что?
- Тут, барин, слух прошёл, ходит по деревне человек, как бы сказать, с
неправильными мыслями.
– Ну, ну, не тяни.
– Крамолу разводит, ваше превосходительство.
– Как это, - растревожено, - кто таков? Что талдычит?
- Он, ваше превосходительство, говорит антиллигентно. Говорит, уклад
менять надо,- выпалил второй голос. Землицы бы своей крепостным,говорит. – Всё время ходить в лаптях тоже не гоже. Вон учитель пения у
барыни, француз, тот в сандалиях, да как Вы, ваша милость, в сапогах
ходит. А надо б ужо так всем ходить. И чтоб крестьян без нужды не пороть.
И чтоб бабы, ваша милость, после свадьбы были со своим мужиком, а не
так, как теперь, сначала с Вами, а уж потом- с мужем. И чтоб на Вас, ваше
превосходительство, работать не более восьми часов, а потом - на своём
подворье. А то, мол, семью прокормить сил уж совсем не остаётся.
Тут помещик не выдержал и взревел как раненый зверь.
– Подать сюда паршивца!!! Я его розгами прикажу забить! Я его собакам
отдам на съедение. Да кто посмел! Да какого двора «пёс»?!
Второй голос как- то замялся.
– Уж не знаю, как и сказать, батюшка. Ну, не из наших он, не из Ваших
холопов.
– А чей?!
- Точно не знаю. То ли странник какой. То ли священник - проповедник. То
ли купец.
- Странник, говоришь?- голос помещика стал чуть тише, но по-прежнему
звучал раздражённо. – Не иноземец?
- Да нет, не похож. Статный такой, гордый. И одет прилично, не в лохмотья.
Его в народе Правдищевым кличут .
– Правдищевым, говоришь,- голос помещика стал задумчивым. - Да -а.
Бунтовщик пострашней Пугачёва. Чего он ещё талдычил?
- Он в церкви говорил, при приходе. Что Вы, ваша милость, извините,
самодур. И что таких самодуров по всей Руси - тьма тьмущая. О того, мол,
3
все беды. И что по - хорошему, власть выбирать надо. Тогда и толк будет.
– Что? Выбирать?- помещик неожиданно громко загоготал.- Ох. Ну,
рассмешил. Выбирать! Ну, уморил. Слушай,- голос помещика стал
доверительнее, - а давай мы этому умнику устроим спектакль с этими, как
их, выборами, как бы всамделишные. Ты про Грецию что-нибудь слыхал?
Вот то-то, что не слыхал. Вот и мы тут так попробуем. Прогремим на всю
Россию. Значит, делаем так. Вызываем Митьку, журналюгу, из «Губернских
Ведомостей». Он, бестия, ловкий, до денег жадный. Опять же до ста
считать умеет. Буквы знает. Образованный, и подхалим отменный.
Назначим его главным по подсчётам голосов. Кроме меня прикажи ещё
Харитону - кузнецу принять участие в выборах. Он со мной ещё за прошлый
заём зерна не рассчитался. Проиграет, мы ему заём спишем. А не дай
бог, выиграет… . А как он может выиграть? Тогда признаем выборы
сфальсифицированными и выведем Митьку на «чистую воду».
– А если этот, Правдищев, захочет сам участвовать. А ну, народ ему поверит
и смуту начнёт.
– Не начнёт. Чуйка у меня, что государыня - матушка неспроста его в наши
края отпустила, проверить верноподданнические настроения и
преданность монаршим устоям. Вот мы с тобой, Дениска, через эти
выборы и должны показать Её Величеству, что у нас самые что ни на есть
стабильные кадры.
– А куда ж выбирать- то надо,- по-прежнему с
недоверием, даже с испугом спросил стряпчий.
– А какая разница. Куда скажут, туда и выберем. Ежели в помещики, то,
знамо, меня. Если в стряпчие, то - тебя. Кто ж их, крепостных людишек,
спрашивать-то будет.
– А как же Греция?- вкрадчиво спросил стряпчий.
– А вот ты этим и займись. И штоб спектакль получился не хуже, чем у
Гришки Потёмкина.
Я лежал в невысокой траве, а солнце продолжало меня жарить
немилосердно. Хотелось встать, но ноги были как ватные, совсем не
двигались. Голоса не было тоже. Только мысли лихорадочно кружились:
надо же пойти, разыскать этого Правдищева , предупредить его, что здесь
не чистое дело затевается. Чтобы он заранее предупредил государыню, что
не будет здесь, в Марьинке ,честных выборов.
– Эка тебя развезло. Какие выборы? Какая государыня? – внутренний голос
был властным и убедительным. - Ты что, своим поступком хочешь
4
поменять ход истории за три века? Иди-ка лучше в реку окунись, скорее
придёшь в чувство.
В этот момент какая-то магическая сила поднимает меня, я легко бегу,
почти лечу к широкой реке, прыгаю с высокого берега в воду и на какое-то
время вновь проваливаюсь в пустоту .
Часть 3
Ну вот, кажется, у меня совсем не осталось сил. Я лежу на мелководье,
недалеко от берега, как будто выброшенный сюда штормовой волной.
Совсем близко от реки - опушка красивого леса. На опушке, образуя
широкий круг, словно повозки для защиты от кочевников стоят крутые
иномарки. Каждая - не менее двухсот меринов. К гадалке не ходи, я дома, в России 21-го века. Посереди поляны - костёр. Шумно и весело.
Людей много. Жарят шашлыки, что- то пьют, пляшут. В центре внимания
компании – полнолицый, сравнительно молодой мужчина с крупными как
у Сталина или запорожского казака, усами. Я эту компанию сразу узнал.
Это были члены нашей территориальной избирательной комиссии. Я их
раньше в полном составе по телевизору видел. « Четыре оттенка «серого»
«отжигали» по полной за казённый счёт.
– …. Пришёл ко мне в гости сосед по этажу,- кому-то вдохновенно
объяснял полнолицый, - и спрашивает, ты чего, мол, этого Петьку забулдыгу в оппозицию записал. Он в булочную-то без труда сходить не
может. То больной, то пьяный, то не в себе. А я ему: Вить, тема должна
быть убедительной. Обывателю нужен образ врага, которого легко
разгромить. Чтобы образ был никчёмный, ни на что не способный,
мерзкий, за которого не то что голосовать, а даже упоминать в эфире
лишний раз не стоило бы. И ты же знаешь наш «людишек». Он любую
«пургу» как «халву» хавает при определённых финансовых подачках и
телевизионнй обработке. И вообще, ну кто у нас может быть в оппозиции.
Ну, кто? Правильно, одни мерзавцы. А чего они хотят? Правильно, власти
они хотят. Не то, что мы, бессеребряники, - полнолицый весело заржал,
засовывая в рот крупный кусок ветчины. – Поэтому мы, - делая широкий
жест в сторону гуляющих,- с утра до поздней ночи производим нужный
подсчёт голосов избирателей, обеспечивающих наше безоблачное и
5
безбедное настоящее и будущее. – Полнолицый не без труда держался на
ногах. – И чтобы никаких осечек. Ни- ни…
Я был в общем-то случайным свидетелем на этом «хороводе
ведьм». Но к моему пересохшему горлу неотвратимо подкатывал комок
ярости. Это была «моя война». Медленно поднимаюсь. Чувствую, как
тельняшка прилипает к мокрому телу, а мокрые волосы - к лицу. По
илистому дну реки делаю в сторону берега один шаг, второй, третий…
Двигаюсь медленно. Ноги вязнут ,то ли в прибрежной грязи, то ли в
тяжёлом историческом прошлом. На поляне меня уже заметили, и
некоторые с любопытством поглядывают в мою сторону как на
нежданного аквалангиста, только без маски и гидрокостюма. «Сейчас,
ребята, я кое-кому проведу избирательный ликбез». Но почему мне так
тяжело идти. У меня напряжённое, скованное дыхание.
Неожиданно моё тело накрывает лёгкое бестелесное облако, и кто- то
начинает дышать мне в спину. Я оборачиваюсь и вижу поразительную
вещь. Все пространство реки и окружающей её местности пришло в
движение. Сверху вниз и снизу вверх по течению двигались клубы густого
тумана. Они скатывались и с высокого противоположного берега и
поднимались над лесом, на опушке которого шёл пикник. Я смотрел
заворожено. Туман всё клубился, плыл в мою сторону, наполнялся какойто не сразу понятной материальностью. И вот я вижу, как в тумане
плывут большие лодки с людьми. Много лодок, много людей. Десятки,
сотни, тысячи. Все почему-то плывут стоя. Это – люди в будёновках. Это - в
крестьянской одежде. Скуластые лица рабочего люда. Вместе с туманом
они заполняют всё окружающее пространство. А я растворяюсь в этом
людском море - тумане и становлюсь его частью. «Туман» подбирается к
опушке леса, оставляет над поляной светлый круг диаметром метров в
тридцать и на время неподвижно зависает в этом положении. Вот от
бесформенной серой массы отделились два силуэта, подошли к
полнолицему и молча встали конвоем рядом с ним. Полнолицый
мгновенно протрезвел, изменился в голосе и, обращаясь к тому, кто
повыше, начал, запинаясь, говорить: «Товарищ, товарищ, я хочу сделать
чистосердечное признание. Уверяю вас,- старший делает полнолицему
жест в сторону леса, и вся троица медленно начинает движение. Голос
говорящего становится всё глуше,- мы всегда стараемся проводить
6
выборы строго в соответствии с демократическими процедурами нашей
страны. Но, поймите, бывают обстоятельства, мы не всегда можем
повлиять. Они просто сильнее нас…». Три силуэта, словно призраки,
растворились в туманных сумерках. Не стало слышно и голоса. А туман
какое-то время ещё повисел над поляной и начал медленно таять, уступая
место на лужайке тёплому вечернему солнцу.
-------///--------
Я чувствовал, что кто-то касается моего лица влажной салфеткой.
Увидел лицо жены.
– Милый, лежи, у тебя жар, высокая температура. Ты всю ночь бредил, то
каким-то туманом, то выборами крепостных.
Я виновато улыбнулся, попросил стакан воды, потом - пульт. По каналу
«Россия» шёл «Поединок», в котором кургиняновское зло неизменно
побеждало добро, называя чёрное - белым, а белое - чёрным, и буквально
упивалось своей телевизионной безнаказанностью. Зрелище было
отвратительно. Выключил телик. Ненадолго прикрыл глаза. Снова открыл.
Посмотрел в сторону широкого окна и увидел: за окном над страной
поднимался туман.
Декабрь 2015-го года
А. Тузлуков
7