Живая форма и лучистый свет:

Мир, полный чудес
Кристофер Беркет
Мир, который открылся мне при рождении в 1951 году,
был загадочным и неясным, ибо я был рожден
чрезвычайно близоруким и мог ясно видеть лишь в
нескольких
дюймах
от
своего
лица.
Не
имея
представления о том, что можно видеть мир иначе, я
решил, что именно таким его видят все. Я научился
узнавать свою семью и других людей по нерезким
очертаниям их фигур и по присущим только им
движениям и походкам. Лица оставались для меня
тайной, кроме тех случаев, когда я был совсем рядом
с ними.
За пределами дома мир был полон загадок,
постепенно открывавшихся мне в моих путешествиях по
двору. Очень легко теряя направление, особенно
среди высокой травы, я научился следовать своим
собственным тропинкам от места к месту, узнавая
объекты по мере их появления в моем нечетком
фокусе.
Дорожка
вокруг
дома
была
надежным
указателем, поскольку вела от переднего крыльца
дома к заднему.
Однако, взамен мне были открыты другие чудеса и
тайны. Лежа на газоне, я мог вплотную рассматривать
травинки, удивляясь их формам и волшебной резкости
деталей. Я мог следить за муравьями и мелкими
букашками, бродившими среди "леса", и исследовал их
уникальный мир, неведомый великанам, спешащим по
своим делам. Иногда, наткнувшись на упавший с
дерева лист, я с бесконечным восхищением изучал его
строение, прожилки и клеточки.
Таким был мой мир вплоть до первого класса
школы. Когда обнаружилось, что я вижу написанные
мелом буквы, лишь подойдя вплотную к доске, меня
направили к окулисту. Я до сих пор помню щелчки его
аппарата, когда он подбирал все более и более
мощные линзы. Прежде чем все пришло в фокус, ему
1
пришлось использовать самые сильные дополнительные
линзы. Несколько дней спустя я вышел из его
кабинета в своих первых очках.
И какой же мир встретил меня! Изумление ждало
меня на каждом шагу. У деревьев были листья. Везде,
куда бы я не взглянул, мир был полон невероятных,
чудесных деталей, и я мог видеть их все! Вернувшись
в класс, я ошеломленно застыл в дверях, потрясенный
видом всех этих детских лиц, глядящих на меня, –
каждое в фокусе и каждое по-своему и неповторимо
уникально.
Я восхищался звездным небом, неизвестным мне до
того, и постоянно меняющимися формами луны. Я
открывал далекие горные пики и удивлялся облакам в
небе, непрерывно движущимся, бесконечно меняющим
форму и цвет, особенно на закате. Мои глаза
открылись, и я смог видеть, по-настоящему видеть,
физический мир и все его тончайшие и важнейшие
детали.
Даже сейчас, много лет спустя, я ясно помню
чудо этих первых дней открытия мира. Я несу его в
себе и знаю, что оно очень сильно проявляется в
моих фотографиях. Именно в нем одна из причин того,
что я предпочитаю снимать камерой 810 дюймов. Мир
составлен из бесконечного числа деталей, и лишь
самые лучшие объективы и наибольший формат пленки
способны как следует передавать их.
У себя в Орегоне я рос более-менее одиночкой.
Прогулки в лесу или у реки придавали мне силы и
успокаивали. Я находил утешение в общении с
природой
–
такой
полной
чудес,
бесконечного
разнообразия и удивительной жизни. Мягкие звуки
ветра в кронах деревьев, река, несущаяся по камням
и упавшим стволам, журчание и шелест ручья – все
это освежало и успокаивало мою душу. Я мог часами
следить за течением реки с ее водоворотами и
загадочными
противотоками,
образуемыми
на
поверхности скрытыми от меня камнями и выпуклостями
2
дна. Безостановочное щебетание и чириканье птиц
наполняло деревья и кусты вокруг меня. Все это
перемежалось изменчивыми ароматами трав, деревьев,
земли и игрой дождя.
Закончив школу, я не имел ясного представления,
в каком направлении мне двигаться дальше. Я недолго
проучился
в
колледже,
какое-то
время
попутешествовал и сменил пару работ, прежде чем в
возрасте девятнадцати лет вступил в христианское
религиозное братство.
Следующие семь лет, проведенные в монастырском
учении
и
труде,
были
очень
насыщенными
и
благодарными.
Мы
жили
жизнью,
посвященной
молитвенному
и
деятельному
служению
Христу,
работали вместе с людьми окрестных поселений,
помогая бездомным и отверженным людям. В эти годы,
благодаря неустанным молитвам и ежедневной работе,
моя жизнь постепенно начала наполняться светом
смысла.
Нередко, выходя из часовни после общей молитвы,
я замечал, что мир вокруг преобразуется внутренним
светом. Этот свет не был более яркой разновидностью
обычного видимого нами света. Скорее он был теплым,
почти благоуханным светом, полным благодати и
явственного присутствия Христа. Он прикасался,
наполнял собой и преобразовывал все увиденное мною,
переполняя мое сердце и изменяя все, включая меня
самого,
своим
лучистым
благоволением.
Мир
наполнялся светом и благодатью. Так мои глаза
открывались заново, и я действительно начинал
видеть, но теперь я мог видеть и ощущать гораздо
больший мир света и покоя.
Я знал, что этот свет реален. Он был реальнее и
драгоценнее всего остального. И я чувствовал, что
можно найти способ для фотографирования этого
света. Если бы я попытался передать увиденное и
ощущаемое мною в нарисованных картинах, то люди
отнеслись бы к ним, как к плодам моего творческого
3
воображения. Фотография же рисует светом и обладает
неоспоримо прямой физической связью с исходной
сценой. С ее помощью я лучше всего смог бы
разделить с людьми тот лучистый преобразующий свет,
которым, как я теперь видел, наполнен мир. Быть
может, со временем я смог бы донести до людей это
предвещание света и рая, которое видел повсюду.
Так,
все
еще
будучи
членом
монастырского
братства и имея очень ограниченные средства, я в
1974 году начал делать черно-белые фотографии.
После трех лет занятий фотографией я стал замечать
первые признаки прогресса. По книгам Ансела Адамса
я изучил его зонную систему и понемногу стал
продвигаться на пути к своей цели. Я обнаружил, что
движение это требует большего времени, чем мне
казалось
в
начальном
беспредельном
энтузиазме
юности.
Мне стало понятно, что посвятить свою жизнь
этой цели я смогу, лишь имея больше доступного
времени и ресурсов. Поэтому я принял трудное
решение выйти из монастырского ордена и посвятить
себя фотографии. Вскоре после этого, в 1979 году, я
женился на Рут, также бывшей в христианском
монастыре, и мы начали совместную жизнь.
Я знал, что большинство зрителей скорее всего
ознакомятся
с
моими
фотографиями
через
типографически
изданные
книги,
поэтому
решил
изучить технику офсетной печати, чтобы знать, как
достигать
наилучших
результатов
при
передаче
фотографий.
Продолжая
трудиться
над
совершенствованием своей фотографии, я более десяти
лет
проработал
оператором
40-дюймовой
четырехцветной листовой печатной машины. Позже я
стал
оператором
профессиональных
сканеров
и
выполнял цветоделение изображений для офсетной
печати.
Эти годы работы в типографском деле оказались
чрезвычайно полезными для моих фотографических
4
знаний
и
навыков.
Помимо
полного
понимания
процессов типографской печати, управление печатной
машиной помогло мне развить восприятие мельчайших
цветовых нюансов, а работа на сканерах – детально
разобраться
в
принципах
формирования
и
воспроизведения цвета.
Продолжая работать над своими фотографиями, я
начал экспериментировать с цветом. Очень быстро я
осознал, что цветная и черно-белая фотографии
настолько различны, что для наилучших результатов
мне нужно сосредоточиться на чем-нибудь одном. При
всей моей любви к хорошим черно-белым фотографиям я
чувствовал, что лишь цвет позволит мне выразить
изобилие, энергию и незамутненную радость жизни.
Приняв
такое
решение,
я
с
тех
пор
работаю
исключительно в цвете.
Я обнаружил, что для эффективной работы в цвете
я должен научиться видеть так же, как это делает
моя пленка. Более того, я должен был понять работу
всего фотографического процесса – от экспозиции
пленки до законченного и оформленного отпечатка,
висящего на стене. С годами мои знания в области
цветной
печати
изображений
и
творческое
использование цвета постепенно улучшались, и теперь
я вижу, что в этой области есть неограниченные
возможности для творческого роста и самовыражения.
В
поисках
способов
донесения
до
зрителей
отблесков того всеобъемлющего света, что побуждает
меня заниматься фотографией, мне стало ясно, что
Свет и Божье Присутствие наполняют все вокруг нас –
всегда и везде – но лишь в редкие моменты все
необходимые элементы складываются в одно целое и
дают фотографию, способную дать хоть кратчайшее
ощущение этого величия.
Из тысяч неописуемых чудесных моментов и из
несчетных миллионов волшебных деталей, постоянно
окружающих нас, лишь редчайшие сочетания могут быть
выражены в фотографиях. Как много раз я стоял перед
5
полем или лесом, очарованный неописуемой красотой,
и в то же время в полной растерянности от
невозможности передать эти ощущения в единственном,
столь
ограниченном
изображении
–
крошечном
фрагменте этого рая. Очень часто мне при этом
кажется, что если бы я мог видеть чуть яснее, знать
чуть больше, понимать чуть глубже, то, возможно, я
справился бы с этой задачей. Чаще всего мне это не
удается; чаще всего ничего не происходит или
происходит столь несовершенно, что результат можно
считать отсутствующим.
Говоря по правде, я такой же зритель, как и
участник всего процесса. Красота и благодать,
которую
вы
можете
иногда
уловить
в
моих
фотографиях,
–
это
не
что-то
сотворенное,
измененное или доработанное мною. Это нечто, в чем
нет моих авторских заслуг. Моя задача состояла лишь
в передаче этой реальности самым ясным, светлым и
прямым
способом,
с
наименьшими
наслоениями,
искажениями и отклонениями, исходящими от меня или
от фотографического процесса.
Иногда и очень редко ко мне приходит дар. Та
благодать, что пронизывает все сущее, преодолевает
на
мгновение
мою
слепоту
и
неумелость,
и
невыразимый свет словно легчайшим кончиком пера
прикасается своим пламенем к моей фотопленке, даря
мне сокровище – дар Божьей милости, с тем, чтобы я
разделил его со всеми людьми. Именно поискам этого
Света я посвятил последние двадцать пять лет своей
жизни, и именно за этим Светом, если позволит Бог,
я буду следовать до самого конца. Я смотрю на
возможность делиться с вами этой радостью как на
привилегию и честь. Тот, кого коснулся этот свет,
не сможет остаться прежним. Я молюсь, чтобы мы
могли получать эти дары, с благодарностью и
смирением вознося хвалу Богу, благословляющему нас.
6