Кулагин В.М. Учебное пособие. Международная безопасность

УДК 327(075.8) ББК 66.4(0)я73-1 К 90
Рецензенты:
первый вице-президент Российской Академии
проблем безопасности, обороны и правопорядка,
кандидат военных наук, генерал-полковник, профессор В. И. Есин;
профессор МГИМО(У), доктор политических наук Д. М. Фельдман
Кулагин Владимир Михайлович
К 90
Международная безопасность: Учебное пособие для студентов вузов / В. М. Кулагин. - М.: Аспект Пресс, 2007. - 318 с. ISBN 978-5-7567-0411-2
Первое отечественное учебное пособие по всему комплексу современной военно-политической
безопасности, которое призвано дать целостное представление о разнообразных процессах в этой области.
Анализ ведущих тенденций формирования новой системы международной безопасности в наши дни
сочетается с детальным рассмотрением конкретных проблем терроризма, распространения оружия
массового уничтожения, вооруженных конфликтов, контроля над обычными и ракетно-ядерными
вооружениями. Подробно рассматривается современная военно-политическая ситуация в ключевых
регионах мира.
Для студентов, преподавателей гражданских и военных высших учебных заведений, где изучаются
международные отношения, проблемы войны и мира. Книга может представлять интерес для более
широкого круга читателей, интересующихся военной составляющей современной мировой политики.
ISBN 978-5-7567-0411-2
УДК 327(075.8) ББК 66.4(0)я73-1
ЗАО Издательство «Аспект Пресс», 2006, 2007
Все учебники издательства «Аспект Пресс» на сайте www.aspectpress.ru
Оглавление
От автора.................................................................................................................... ................6
Глава 1. Введение в международную безопасность..................................................8
1.1.
Военная безопасность................................................................................. .........9
1.2.
Развитие понятия «международная безопасность»................................12
1.3.
Политика и война..................................................................................... ...........14
1.4.
Война, мораль, международное право..........................................................15
1.5.
Историческая логика войны............................................................................1 8
1.6.
Основные теоретические школы...................................................................20
1.7.
Комплексное рассмотрение международной безопасности.................27
1.8.
Источники и литература...................................................................................29
Глава 2. Логика холодной войны и ее завершения..................................................32
2.1.
Логика холодной войны....................................................................................33
2.2.
Завершение холодной войны..........................................................................42
2.3.
Переходный период............................................................................................45
Глава 3. Новые параметры международной безопасности...................................51
3.1.
Меняющаяся внешняя среда международной безопасности...............52
3.2.
«Новые» угрозы...................................................................................................57
3.3.
Международное вооруженное вмешательство..........................................60
3.4.
Обычные вооружения и вооруженные силы.............................................62
3.5.
Ядерное оружие, средства доставки и противоракетная оборона......64
3.6.
Роль ведущих мировых держав......................................................................65
3.7.
Региональная безопасность.............................................................................7 5
Глава 4. Терроризм................................................................................................................79
4.1.
Определение понятия «терроризм»..............................................................81
4.2.
Локальный терроризм.......................................................................................85
4.3.
Транснациональный терроризм......................................................................87
4.4.
Союзники транснационального терроризма.............................................91
4.5.
ОМУ-терроризм..................................................................................................95
4.6.
Борьба с терроризмом.................................................................................. ......98
Глава 5. Нераспространение оружия массового уничтожения....................... 104
5.1.
Нераспространение ядерного оружия....................................................... 104
5.2.
Договор о нераспространении ядерного оружия................................... 107
5.3.
Зоны, свободные от ядерного оружия....................................................... ПО
5.4.
Распространение ядерного оружия............................................................ 113
5.5.
Запрещение химического оружия........................................................... i jg
5.6.
Запрещение биологического оружия....................................................... 122
5.7.
Нераспространение средств доставки ЭМУ........................................... 123
5.8.
Экспортный контроль....................................................................................124
5.9.
Новые подходы к сотрудничеству в об.асти нераспространения.......126
5.10.
Концепция «активного нераспрострагения»........................................ 128
Глава 6. Внутренние вооруженные конфликтыи миротворчество................ 130
6.1.
Динамика конфликтов................................................................................... 131
6.2.
Внутренние вооруженные конфликты..................................................... 133
6.3.
Миротворческая деятельность.................................................................. 141
Глава 7. Международное вооруженное вмешательство..................................... 148
7.1.
Устав ООН и международное вооружешое вмешательство............ 150
7.2.
Пресечение агрессии.................................................................................. .... 153
7.3.
Гуманитарное вмешательство...................................................................... 158
7.4.
Антитеррористическая операция..............................................................154
7.5.
Свержение и замена режима........................................................................ 168
Глава 8. Обычные вооружения и вооруженныесилы.......................................... 177
8.1.
Контроль над обычными вооружениям................................................. 177
8.2.
Запрещение противопехотных мин.......................................................... 183
8.3.
Торговля вооружениями............................................................................... 18 6
8.4.
«Революция в военном деле»...................................................................... 192
Глава 9. Ядерное оружие, средства доставки и пютиворакетная оборона.....196
9.1.
Контроль над стратегическими вооружениями РФ и США............ 199
9.2.
Ядерное оружие и средства его доставш других государств............207
9.3.
Противоракетная оборона...........................................................................209
9.4.
Перспективы ядерной стабильности в шровом масштабе...............215
Глава 10. Европейская безопасность........................................................................220
10.1.
Корни западноцентричной модели.......................................................221
10.2.
Процессы реформирования и расширения НАТО............................223
10.3.
Европейский Союз в системе европейкой безопасности...............228
10.4.
Балканы и европейская безопасность...................................................232
10.5.
Российская Федерация в процессах еропейской безопасности .. 234
10.6.
Роль ОБСЕ.....................................................................................................239
Глава 11. Проблемы безопасности на Ближнем ; Среднем Востоке............241
11.1.
Этапы развития процессов региональюй безопасности.................243
11.2.
Иракский фактор.........................................................................................251
11.3.
Палестинская проблема........................................................................... ..255
11.4.
Иранский фактор.........................................................................................259
11.5.
Сирийский фактор................................................................................. .....261
11.6.
Проблемы безопасности в районе Малиба.........................................262
12. Проблемы безопасности в Азиатско-Тихоокеанском
регионе............................................................................................................................265
12.1.
Северо-Восточная Азия...............................................................................267
12.2.
Юго-Восточная Азия....................................................................................277
12.3.
Южная часть Тихого океана.......................................................................281
12.4.
Южная Азия....................................................................................................282
Глава 13. Формирование региональной безопасности на евразийском
постсоветском пространстве..................................................................................288
13.1.
Роль Российской Федерации....................................................................291
13.2.
Структуры военно-политического взаимодействия.........................302
13.3.
Проблемы безопасности в «западном» субрегионе...........................304
13.4.
Проблемы безопасности в кавказском субрегионе............................307
13.5.
Проблемы безопасности в центрально-азиатском субрегионе......311
Заключение................................................................................................................... .......317
От автора
Почти ежедневно средства массовой информации сообщают о террористических актах в
различных уголках земного шара, обсуждают ход борьбы с распространением оружия массового
уничтожения, ситуации в очагах внутренних вооруженных конфликтов, реформирование вооруженных сил, состояние ракетно-ядерных и обычных вооружений и множество других событий в
сфере международной военно-политической безопасности. Экономические, политические и
прочие новости важны и привлекают заслуженное внимание. Но события в сфере военнополитической безопасности напрямую касаются главных ценностей — жизни и смерти людей,
территориальной целостности, конституционного устройства и независимости государств.
Нередко на слушателя и читателя обрушивается вал часто противоречивых, а иногда противоположных оценок одних и тех же событий в этой области. В такой ситуации принято обращаться к
специалистам.
В нашей стране и за рубежом сформировался широкий круг специалистов, накоплен огромный
массив литературы по военно-политическим вопросам. Большой вклад в исследование этих
проблем вносят военные специалисты, изучающие весьма специфический предмет военного дела.
Но одновременно война является политической категорией, входящей в круг ответственности
политиков, общества и отдельных граждан в их качестве избирателей и налогоплательщиков.
Утвердившийся принцип гражданского контроля над военной сферой требует хотя бы
минимального понимания военной специфики со стороны граждан, не посвятивших свою жизнь
военной службе. Поэтому предлагаемая работа призвана по возможности общедоступно
объяснить неспециалистам специфику военной стороны международной безопасности. Для тех,
кто решил посвятить себя военной службе, она может оказаться полезной для понимания
«встроенное™» военного дела в более широкое поле международных отношений и мировой
политики.
В отечественной и мировой литературе написано большое число глубоких работ военных и
гражданских специалистов по конкретным проблемам военно-политической безопасности,
например, по вопросам ракетно-ядерных, обычных вооружений, нераспространения оружия массового уничтожения, контролю над вооружениями и т.п. Но одновременно ощущается дефицит в
комплексной работе, объединяющей в единое целое различные компоненты и аспекты феномена
международной безопасности, особенно необходимой для тех, кто начинает изучение этой
области. Именно этой задаче в первую очередь и посвящено предлагаемое издание.
Публикации по вопросам международной безопасности можно разделить на две категории. В
одних повышенное внимание уделяется более абстрактному исследованию теоретических
проблем, причинно-следственных связей развития процессов в сфере международной безопасности. В других внимание концентрируется на прикладных аспектах — цифрах, датах, изложении
текстов договоров и соглашений, описании конкретных событий. В предлагаемой работе
предпринята попытка совместить эти два подхода в единое «научно-практическое» исследование
проблем международной безопасности.
То или иное видение причинно-следственных связей процессов в области международной
безопасности зависит от точки зрения, выбранной для анализа. Судя по всему, автору не удалось
полностью остаться на нейтральной позиции, но была предпринята добросовестная попытка дать
слово различным, часто противоположным суждениям по конкретным проблемам.
В заключение хотелось бы выразить глубокую благодарность рецензентам: кандидату военных
наук, профессору, генерал-полковнику В. И. Есину и доктору политических наук, профессору Д.
М. Фельдману, замечания и пожелания которых оказали неоценимую помощь автору. Отдельная
благодарность зав. кафедрой мировых политических процессов доктору политических наук,
профессору М. М. Лебедевой и руководству МГИМО-Университета за атмосферу творчества,
которая создана на кафедре и в институте, а также коллективу издательства «Аспект Пресс».
В. Кулагин, ноябрь 2005 г.
Глава 1
ВВЕДЕНИЕ В МЕЖДУНАРОДНУЮ БЕЗОПАСНОСТЬ
В самом широком смысле безопасность — это состояние защищенности от угроз ключевым
ценностям1. Нередко при определении безопасности акцент делается именно на защищенности —
наличии средств и организационных мер, институтов, договоренностей с партнерами и т.д. Но
весь комплекс обеспечения защищенности определяется характером и масштабом угроз. Поэтому
понятие «безопасность» объединяет неразлучную пару «угрозы — защита от них».
В зависимости от объекта, подвергающегося угрозам и требующего защиты, речь может идти о
«безопасности человека» в его индивидуальном качестве, «безопасности группы людей»
(например, этнических групп), «безопасности общества», «национальной безопасности» государств, «региональной безопасности» или «коллективной безопасности» групп государств
(например, составляющих какой-то регион или союз), наконец, о «глобальной безопасности» всего
мирового сообщества как единого целого.
По функциональному типу угроз и средств защиты от них безопасность может быть военной,
экономической, политической, экологической, культурной, информационной и т.д. По месту
зарождения угроз и направленности средств защиты от них безопасность разделяют на внутреннюю и внешнюю.
Очевидно, что такая классификация, как всякая попытка разложить по полочкам составляющие
любого сложного явления, — упрощение. В реальной жизни различные аспекты
жизнедеятельности — военный, экономический, политический и т.д., защищенность различных
объектов и субъектов взаимодействия — человека, группы людей, общества, государства, групп
государств, всего человечества тесно переплетены между собой. Помимо этого, в
глобализирующемся, все более взаимосвязанном и взаимозависимом мире начинает стираться
ранее четко
При обсуждении проблем безопасности, как правило, используется термин «угроза», иногда с
прилагательными: непосредственная угроза, близкая угроза, потенциальная угроза и т.д. Все другие термины,
например вызов, чаще всего служат синонимами. Некоторые авторы интерпретируют понятие «вызов» как
потенциальную угрозу.
1
обозначавшаяся грань между внутренней и внешней политикой, а следовательно, между
внутренней и внешней безопасностью.
В последнее время ряд ученых выступает за расширенное толкование безопасности, т.е. за
комплексное рассмотрение военных, экономических, экологических, культурных и всех других
аспектов жизнедеятельности человечества как единого явления. Речь идет о «широком»
толковании безопасности1. Но при этом следует иметь в виду, что, как бы ни были взаимосвязаны
эти сферы, каждая из них имеет свои специфические угрозы, средства противодействия им,
собственную логику противостояния между угрозами и средствами защиты от них, отличные от
характера угроз, инструментов противодействия им и закономерностей процессов в других
областях. Например, решение задач сохранения глобальной окружающей среды или контроля над
финансовыми потоками с целью недопущения региональных или глобального кризисов
существенно отличается от того, как решаются задачи противостояния, скажем, вооруженной
агрессии, глобальному терроризму или распространению оружия массового уничтожения.
Экономическая конкуренция между государствами протекает по логике, отличной от той, по
которой развиваются процессы гонки вооружений. Бесконечное расширение сферы безопасности,
по существу, на все сферы мирового взаимодействия, каждая из которых имеет собственную
специфику, грозит распространением в основном уникальной логики военной безопасности на
весь комплекс мировой политики. Поэтому военную безопасность следовало бы рассматривать в
«узком» толковании, как самостоятельное видовое явление, не забывая при этом о ее
многочисленных связях с другими видами деятельности мирового сообщества.
1.1. Военная безопасность
Поскольку война была неизменным и одним из важнейших факторов мировой истории, всю
связанную с ней деятельность относили к сфере «высокой политики». Основное внимание
обществ и правящих классов было сосредоточено на достижении такой военной силы, которая
позволила бы противостоять существующим и будущим угрозам, воспринимавшимся прежде
всего в категориях военной силы. Функции государственного деятеля и военачальника чаще всего
совмещались в одном лице. И сегодня при существенном возрастании значимости безопасной
жизнедеятельности в таких областях, как экономика, экология, культура и т.д., ранее
относившихся к сфере «низкой полиПодробнее о «широком» подходе к проблеме глобальной безопасности см.: Лебедева М. М. Мировая политика.
М., 2003. С. 162-164.
1
тики», военный аспект безопасности по-прежнему воспринимается как первостепенный. Это
объясняется тем, что в военной области, в отличие от других областей, угрозы имеют «жесткий»
характер, приоритетное значение, поскольку речь идет о прямой и непосредственной угрозе
высшей ценности — жизни человека и жизнедеятельности страны. В исключительных случаях на
первый план могут выступать другие угрозы, например, перспективы развала экономики,
возникновения голода, эпидемий и т.д.
К военной безопасности в самом широком смысле можно отнести ту сферу взаимодействия
различных действующих лиц, основным признаком которой является фактическое применение
или вероятность применения вооруженной силы. Эта сфера определяется угрозами и средствами
противодействия им, которые в первую очередь находятся в компетенции «силовых» ведомств:
обороны, внутренних дел, безопасности, внешней разведки. В число силовых включают и
дипломатические ведомства в той части их деятельности, которая касается военной проблематики
в отношениях с другими государствами. Материальное обеспечение сил и средств военной
безопасности осуществляется прежде всего военно-промышленным (оборонно-промышленным)
комплексом государства, а также другими структурами его экономики.
Исторически подавляющая часть деятельности в сфере военной безопасности приходилась на
долю государств. Государства располагают самым высоким потенциалом и легитимной
правомочностью применения вооруженного насилия. На них лежит и основная ответственность за
защиту от угроз ключевым ценностям — жизни граждан, территориальной целостности и
конституционному строю. К вооруженному насилию прибегают и негосударственные, или
субгосударственные, действующие лица — криминальные элементы, повстанцы, сепаратисты,
террористы, пираты. Но в подавляющем большинстве вооруженных противоборств или
противостояний, по крайней мере, одним из действующих лиц выступает государство.
Для некоторых государств на определенных этапах их развития внутренние угрозы могут иметь
приоритетное значение. Например, угрозы насильственного захвата власти, сепаратизма могут
быть основными для стран, находящихся в процессе становления новой государственности.
Исторически проблемы внутренней безопасности относились к суверенному ведению государств.
Но в отдельных случаях внутренние вооруженные конфликты в конкретных государствах становились предметом озабоченности других государств. Например, крупномасштабные потоки
беженцев в соседние страны, причиной которых являются внутренние вооруженные конфликты,
могут рассматриваться в качестве угрозы соседними государствами. Государство может
рассматривать в качестве угрозы для собственной безопасности внутренний конфликт в другом
государстве, в ходе которого возникает серьезная угроза существованию родственной этнической
группы. Такого рода угрозы называют трансграничными.
Но чаще всего речь идет о военных противостояниях или противоборствах между государствами.
Самой главной ответственностью государства в сфере военной безопасности является
противодействие внешним угрозам, исходящим или тем, которые могут исходить от других
государств или зарубежных негосударственных действующих лиц. Поэтому базовым элементом
международной безопасности считается безопасность государства-нации — национальная
безопасность.
Американский политолог и журналист Уолтер Липпман, который в свое время ввел термин
«холодная война», дал и одно из первых определений понятию национальной безопасности.
«Государство находится в состоянии безопасности, — писал он, — когда ему не приходится
приносить в жертву свои интересы с целью избежать войны и когда оно в состоянии с помощью
войны защитить эти интересы в случае посягательства на них»1.
Современное определение национальной безопасности России было сформулировано в Законе РФ
«О безопасности» от 5 марта 1992 г.: «Безопасность — состояние защищенности жизненно
важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз».
Одновременно существует понимание того, что обеспечение индивидуальной национальной
безопасности одним государством невозможно без учета озабоченностей по поводу собственной
безопасности со стороны других государств. Следовательно, речь идет о взаимодействии
индивидуальных национальных безопасностей друг с другом в различных по составу системах
отношений — двусторонних, блоковых, региональных, глобальной, которые призваны
обеспечивать единство безопасности всех и каждого из участников такой системы. Часто такого
рода безопасность называют коллективной.
Сегодня высказываются предположения о необходимости введения нового термина — глобальная
безопасность. Это объясняется тем, что термин международная безопасность традиционно
подчеркивал в первую очередь, а иногда и исключительно отношения в сфере безопасности между
государствами. Учитывая тот факт, что в условиях сегодняшнего глобального взаимодействия и
взаимозависимости наряду с государствами все более активными действующими лицами
становятся негосударственные акторы, речь должна идти о глобальной безопасности как сфере
обесLippmann, W., US Foreign Policy: Shield of the Republic. Boston, 1943. P. 5. Липпма-ну принадлежит и авторство
термина «холодная война».
1
печения жизненно важных интересов всего человечества в совокупности — государств, групп государств,
негосударственных действующих лиц, в том числе и индивидов. Сфера глобальной безопасности шире
сферы традиционной международной безопасности, если под последней понимать только безопасность в
отношениях между государствами. Глобализация мира ставит задачу обеспечения глобальной безопасности,
которая становится все более разносубъектной и неделимой. Однако если понятие «международная
безопасность» не ограничивается лишь сферой межгосударственных отношений, а подразумевает
включение и вышеуказанных явлений, то для целей упрощения вполне можно использовать устоявшийся и
широко принятый в отечественной и мировой практике термин «международная безопасность».
С учетом изложенных соображений для целей настоящей работы с некоторым допущением международную
безопасность можно определить как совокупность угроз и средств противодействия им с использованием
или вероятностью использования вооруженного насилия, которая касается отношений участников мирового
взаимодействия, в первую очередь государств, а также аналогичных внутренних процессов, по своим
масштабам и влиянию выходящих за национальные границы государств и способных оказывать влияние на
безопасность других государств.
1.2. Развитие понятия
«международная безопасность»
На протяжении всей истории человечества при обсуждении вопросов, которые сегодня объединяются под
рубрикой «международная безопасность», употреблялись термины «война» и «мир». Война рассматривалась
как данность, неотъемлемая часть жизни человечества, нередко как зло, но неизбежное зло. Термин
«безопасность» начал входить в активный оборот после окончания Первой мировой войны, когда впервые
сложился широкий международный консенсус относительно того, что войны стати столь разрушительными,
что во главу угла международных усилий должна быть поставлена задача предотвращения войн, т.е. задача
обеспечения безопасности от них. Этот термин стал употребляться в документах Лиги Наций, например, в
связи с разработкой концепции коллективной безопасности в Европе. С одной стороны, он использовался
как синоним традиционных понятий мира или отсутствия войны. С другой — предполагал более широкую
область, включающую достижение соглашений, выработку принципов, создание институтов и процедур,
которые бы содействовали созданию условий для сохранения мира, противодействовали образованию
предпосылок, способных привести к войне, т.е. включал в себя «профилактику» вероятности войны. Эта
задача стала еще более насущной после еще более разрушительной Второй мировой войны. В самом общем
виде современное понимание международной безопасности было сформулировано при создании ООН в
первой статье Устава этой организации, где определяется ее главная задача: «1. Поддерживать
международный мир и безопасность и с этой целью принимать эффективные коллективные меры для
предотвращения и устранения угрозы миру и подавления актов агрессии или других нарушений мира и
проводить мирными средствами, в согласии с принципами справедливости и международного права,
улаживание или разрешение международных споров или ситуаций, которые могут привести к нарушению
мира».
Широкое хождение понятие «безопасность» получило в Соединенных Штатах в конце 1940-х - начале 1950х годов, когда этим термином начали обозначать комплексную сферу военно-гражданских исследований
стратегии, технологий, контроля над вооружениями в условиях холодной войны, когда проблема военного
противостояния, особенно в новом ядерном измерении, превратилась в доминирующую сферу
международных отношений. Курсы по международной безопасности стали неотъемлемой частью
университетских программ, а сама эта тематика превратилась в центральный предмет исследований быстро
растущего числа научно-исследовательских центров.
Еще одной областью, охватывавшейся широким понятием «безопасность», была деятельность по
мобилизации военного, экономического, идеологического и других ресурсов государства и общества в
условиях военно-политического противостояния в годы холодной войны. Именно эту цель преследовала
радикальная реформа органов государственной власти, проведенная в США в соответствии с «Законом о
национальной безопасности» 1947 г., по которому были созданы министерство обороны, ЦРУ, управление
по мобилизации материальных и людских ресурсов, а также высший военно-политический орган — Совет
национальной безопасности. Вскоре понятие «безопасность» было принято в структурах НАТО, превратилось в предмет «высокой политики», главный объект исследований международных отношений в
Европе и других частях мира.
Длительное время в Советском Союзе в словаре международных отношений сохранялась традиционная
терминология «война», «мир», «оборона», хотя по существу речь шла о той же комплексной сфере, которая
обозначается понятием «безопасность», а Политбюро, ЦК КПСС, Военно-промышленная комиссия в СССР
по сути выполняли те же функции, что и Совет национальной безопасности США. Термин «безопасность»
постепенно входил в советский военный и политический словарь по мере интенсификации контактов с
Западом, прежде всего в области контроля над вооружениями, а затем по мере вовлечения СССР в
обсуждение соответствующих проблем в рамках подготовки, проведения и реализации решений
Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Введение этого понятия в научный и
практический оборот в СССР, как это было и в ряде других случаев, например, в начале
обсуждения таких категорий, как «политическая наука», «теории международных отношений» и
многих других, начиналось под прикрытием его критики1. Полную легитимность это понятие
получило после 1985 г. в ходе перестройки, а затем после распада СССР и в Российской
Федерации, в частности, после создания Совета безопасности РФ, разработки концепции
национальной безопасности, появления научных публикаций по проблемам национальной и
международной безопасности.
В настоящее время сфера международной и национальной безопасности является одной из
ключевых областей деятельности любого государства, предметом внутриполитической борьбы,
внимания гражданского общества, научных исследований. Это, в свою очередь, требует
осознанного подхода к проблемам национальной и международной безопасности со стороны не
только специалистов, но и как можно более широкого круга граждан. Именно по этим причинам
проблемы национальной и международной безопасности становятся частью программ
образовательных институтов, публикаций, обращенных не только к специалистам, но и к широкой
публике.
1.3. Политика и война
Сфера военной безопасности по определению включает в себя весь комплекс применения
военной силы и подготовки к этому. В него входят такие составляющие, как военное
строительство, строительство вооруженных сил, совершенствование имеющихся и создание новых
средств вооруженной борьбы, стратегия и тактика применения вооруженных сил, и многие другие
связанные с этим виды деятельности. В теоретическом плане этот механизм является предметом
изучения, системой знаний, которая определяется как военная наука. Это весьма специфическая
сфера, требующая углубленных специализированных знаний и навыков, развивающаяся по
собственной, присущей только ей логике.
Одновременно сфера военной безопасности является неразрывной частью более широкой области
жизнедеятельности государств и мирового сообщества, включающей политическую,
экономическую, идеологическую и ряд других областей. Даже в разгар открытых вооруженных
столкновений военная сфера остается инструментом политики. Еще в
1
См.. напр.: Петровский В. Ф. Доктрина «национальной безопасности» в глобальной стратегии США. М., 1980.
14
XIX в. один из выдающихся военных теоретиков Клаузевиц выдвинул и обосновал
принципиальное положение о том, что война должна быть продолжением политики другими
средствами с целью навязывания противнику своей политической воли. Отсюда вытекает главный
вывод об обязательной «встроенности» военной силы во внутриполитическую и
внешнеполитическую стратегию государства, о вторичности войны по отношению к политике.
Это положение позже афористично сформулировал английский премьер-министр Ллойд-Джордж:
«Война слишком серьезная вещь, чтобы доверять ее генералам!»
На самом деле речь идет не о недоверии к военным, а о том, что приоритетность угроз, масштабы
и характер подготовки к защите от них, решения о начале и завершении применения вооруженной
силы, стратегические цели ведения боевых действий определяются политическим руководством
государства. Именно из такой иерархии вытекает требование о контроле гражданских властей над
военными. Именно по этой причине главнокомандующими национальных вооруженных сил и
руководителями военных министерств сегодня в большинстве стран являются гражданские
политические деятели. При этом необходимо помнить, что лучшими специалистами при
реализации силовыми средствами поставленных политических задач являются военные, а также
то, что при этом военнослужащие в первую очередь рискуют и жертвуют своими жизнями. Таким
образом, сфера безопасности является военно-политическим феноменом.
Военно-политический характер безопасности государства особенно зримо проявляется при его
взаимодействии с другими государствами. Военные участвуют в этой деятельности в качестве
очень влиятельных экспертов и советников. Но ведущую роль играют политики и дипломаты.
Именно они согласовывают общеприемлемые принципы избежания войн, поддержания мирных
отношений, заключают договоры и соглашения по реализации этих принципов, определяют общие
угрозы и коллективные средства противодействия им, в том числе и с применением военной силы.
1.4. Война, мораль, международное право
На протяжении всей истории человечества существовало два крайних подхода к обеспечению
военно-политической безопасности. Пацифизм, как принципиальное отрицание любого насилия, в
том числе и вооруженного. И признание вооруженной силы как абсолютно необходимого
инструмента для поддержания мира, что нашло отражение в формуле «хочешь мира — готовься к
войне». Несмотря на всю этическую привлекательность принципов пацифизма, подавляющее
число граждан абсолютного большинства государств мира считает, что вооруженные силы
являются необходимым инструментом поддержания национальной и международной
безопасности. Споры ведутся не о необходимости вооруженных сил, а о конкретных случаях их
применения. Общепризнанно, что в крайних случаях использование вооруженной силы является
неизбежным, а значит и морально оправданным средством. Главной нерешенной до сих пор
проблемой остается ответ на вопрос, в каких случаях использование вооруженного насилия
является оправданным и справедливым.
Поиск ответа на этот вопрос занимает человечество с древних времен. Концепция «справедливых
войн» уходит корнями в работы Платона, Аристотеля, Фомы Аквинского, Гуго Гроция. Эта
проблематика разрабатывалась теологами, философами, правоведами и политиками. Она сводится
к двум фундаментальным проблемам: в каких условиях справедливо использование вооруженной
силы и каковы допустимые правила ведения вооруженной борьбы.
Принципы справедливости использования вооруженного насилия менялись на различных этапах
мировой истории. Во времена Римской империи при всех ограничениях на использование
вооруженной силы между «цивилизованными народами» война против «варваров» считалась
справедливой. В средние века в Европе считалось справедливым использование силы на ее
периферии для защиты христианской веры. После наполеоновских войн монархии считали
справедливым коллективное применение силы против восстававших народов. Во второй половине
XX в. широкое распространение получила концепция справедливости вооруженной борьбы при
защите права колониальных народов на самоопределение. Совсем недавно значительная часть
человечества исходила из справедливости классовых войн трудящихся.
Сегодня более или менее широкий консенсус относительно справедливости войны формируется
вокруг следующих исходных принципов. Речь о справедливости войн может идти только тогда,
когда они ведутся имеющими на это право властями, т.е. государствами. Другим принципом
является наличие справедливого основания для начала войны. В качестве такового многие
участники дискуссии признают вооруженное противодействие внешней агрессии. Справедливая
война должна иметь лишь одну справедливую цель — восстановление мира. Вооруженная сила
может применяться лишь как последнее средство, когда все остальные исчерпаны. Справедливую
войну отличает пропорциональность применения силы, т.е. не абсолютное уничтожение или
наказание противника, а нанесение ему урона, достаточного для восстановления мира. Наконец,
справедливая война должна быть избирательной, в том смысле, что не допускается намеренное
использование вооруженной силы против гражданского населения и невоенных объектов.
В наши дни такие философские критерии «справедливого» применения вооруженной силы и
поведения государств в сфере международной безопасности закреплены в международном праве,
основные принципы которого зафиксированы в Уставе ООН, резолюциях ее Совета Безопасности
и Генеральной Ассамблеи, многосторонних международных договорах и конвенциях. В последние
годы, в связи с существенным изменением характера и приоритетности угроз, подходов различных государств к борьбе с ними, предпринимаются новые попытки развития универсальных
принципов справедливого использования вооруженной силы для обеспечения национальной и
международной безопасности.
В конце 2004 г. был опубликован Доклад Группы высокого уровня по угрозам, вызовам и
переменам под названием «Более безопасный мир: наша общая ответственность». Группа была
создана по инициативе Генерального секретаря ООН. В нее вошли в личном качестве международные деятели из разных стран. От России в работе группы участвовал Е. М. Примаков.
Возглавил ее работу бывший премьер-министр Таиланда Анан Паньярачун. Доклад содержит
анализ и рекомендации по широкому кругу вопросов современной международной безопасности,
а также по реформе Организации Объединенных Наций и развитию международного права. Эти
проблемы вынесены на широкое обсуждение, в том числе и на самом высоком
межгосударственном уровне. Можно предположить, что достижение консенсуса по ряду
ключевых предложений, содержащихся в этом докладе, повысит эффективность международного
права и международных институтов в сфере международной безопасности.
Но также очевидно и то, что в этой сфере сохранится значительное число существенных
противоречий. Особенно это касается применения и интерпретации согласованных принципов.
Очевидно, например, что в любом вооруженном конфликте каждая из участвующих в нем сторон
пытается приписать себе справедливые намерения и обвинить противника в злонамеренности.
Довольно детальная и широко признанная дефиниция «агрессии» может трактоваться по-разному
различными участниками конфликта. Судя по всему, выработать окончательные и универсальные
для всех случаев критерии «справедливых войн» — задача невыполнимая. Но продолжение
поиска в этом направлении небесполезно, поскольку в ходе его формируется превалирующее
мировое общественное мнение о том, какие войны и какое применение вооруженного насилия
являются наиболее несправедливыми. Международное право, при всем его несовершенстве,
является одной из основных несущих опор международной военно-политической безопасности.
1.5. Историческая логика войны
Для того чтобы лучше понять нынешнее состояние международной безопасности, следует хотя бы
в самом общем виде определить место войны в исторической перспективе. На протяжении веков и
тысячелетий война рассматривалась как неизбежный инструмент мировой политики. Несмотря на
внешний идеологический характер ряда военных столкновений, например, крестовых походов,
религиозных войн, их главной движущей силой, равно как и движущей силой большинства других
войн, в конечном счете было материальное обогащение за счет конкурентов, их подчинение,
расширение собственной территории, доступ к ресурсам и коммуникациям, обеспечение
собственного военного превосходства. Существует множество концепций, объясняющих историческую логику войн.
Например, специалист по истории войн Клаус-Петер Клайбер1 указывает на то, что, как
свидетельствуют археологические раскопки первых древних поселений на Ближнем Востоке, еще
9000 лет назад оседлые народы, занимавшиеся сельским хозяйством, возводили укрепления
вокруг своих поселений для защиты от набегов кочевников. Начинается эпоха войн «неимущих»
против «имущих», в ходе которых, в конечном счете, побеждали «неимущие». К XV в.
«неимущие» турки дошли до Вены, ранее монголы покорили российские княжества, Испания
была под властью североафриканских племен. Поворот произошел после того, как «имущие»
народы Европы научились производить порох и огнестрельное оружие. В сочетании с военной
дисциплиной зарождающихся гражданских обществ и государств-наций это позволило им повернуть вспять многовековую тенденцию. Войны «имущих» против «неимущих» относительно
быстро завершились поражением последних и колониальными завоеваниями «имущими».
Начиналась эпоха войн между «имущими». Она завершилась в XX в., достигнув своего апогея в
ходе двух мировых войн и холодной войны. Сегодня, по мнению Клайбера и его последователей,
начинается новая эпоха войн преимущественно между «неимущими», при этом конфликты
смещаются на периферию «имущего» мира. Одновременно наблюдаются отдельные набеги
«неимущего» Юга на «имущий» Север. По логике Клайбера война находится на затухающей
стадии. При условии, отметим мы, что за этим не последует новый исторический виток.
Другие исследователи рассматривают историческую логику войн под углом зрения
технологического развития орудий войны. При этом выстраивается следующая цепочка. На
протяжении многих веков основным средством ведения военных действий была мускульная сила
человека, использовавшего копья, стрелы, мечи, и мускульная сила лошади, которая в войне на
море заменялась силой ветра. Начало массового производства пороха сделало главным орудием
войн огнестрельное оружие. На следующем рубеже, с развитием промышленной революции,
появилось нарезное многозарядное оружие. На военных кораблях паровая машина заменила парус.
Произошла моторизация орудий войны — появляются танки, самоходная артиллерия. Война
охватывала все новые сферы — воздушное и подводное пространство. Изобретение динамита
значительно увеличило поражающую силу средств войны. Резко возросли потери комбатантов. В
ходе Наполеоновских войн в течение 17 лет Европа потеряла 2,5 млн солдат, в Первой мировой
войне — около 8 млн за 5 лет, а во Второй примерно за такой же период — 13 млн военнослужащих. Еще более стремительным был рост потерь среди мирного населения. Война с развитием
технологий становится тотальной.
Такая эволюция института войны неизбежно снижала ее эффективность. Резко возрастала цена
победы. По потерям и приобретениям победа все меньше отличалась от поражения. Кроме того,
масштабы территории, большая часть видов сырья и численность населения, традиционно
считавшиеся главными военными призами, постепенно теряли свое значение в промышленном
развитии стран. Цели войны все больше определялись нематериальными соображениями —
идеологией, национализмом, престижем, опасениями по поводу эвентуальных угроз безопасности.
По мере нарастания тотальности войны и сокращения ее рациональности стали предприниматься
попытки ее ограничения, контроля. Этот процесс особенно активизировался после самых
кровопролитных войн. Например, участники Венского конгресса после десятилетий Наполеоновских войн создают «Европейский концерт» сдержек и противовесов, после Первой и Второй
мировых войн были предприняты попытки запретить войну как таковую и создать систему
коллективной безопасности.
Значительный вклад в развитие положения о катастрофическом снижении рациональности войн
внес Иван Станиславович Блиох, опубликовавший в 1889 г. в Санкт-Петербурге шеститомную
работу «Будущая война в техническом, экономическом и политическом отношениях». На
основании огромного массива данных он пришел к выводу, что резкое повышение плотности
промышленной инфраструктуры в Европе и поражающей силы вооружений того времени привело
к тому, что разрушения и потери не только побежденных, но и победителей превосходят любые
мыслимые плоды победы. Более того, предсказывал Блиох, следующая европейская война может
привести к сокрушительным политическим результатам — разрушению социальных основ самой государственности. Что и произошло с Российской, Австро-Венгерской, Османской, Германской империями в
результате Первой мировой войны.
1I юбретение ядерного оружия и ракетных средств его доставки практически в любую точку земного шара
еще больше снизило рациональность войны. Ракетно-ядерное оружие помимо функции уничтожения все в
большей степени начало выполнять функцию сдерживания крупных вооруженных столкновений, особенно
между его обладателями. Значительно больший удельный вес в качестве оперативных инструментов войны
стали приобретать «обычные», т.е. неядерные вооружения. Таким образом, достигнув своего
разрушительного предела, институт войны начинает фрагментироваться и мимикрировать к новым
условиям в поисках новых путей достижения частных побед иными средствами.
Существует много других объяснений закономерностей развития процессов в области международной
безопасности. Поскольку вопросы войны и мира, а затем и международной безопасности были центральными в определении характера более широкого комплекса международных отношений, постулаты основных
теоретических школ международной безопасности в основном совпадают с общими теориями
международных отношений и мировой политики.
1.6. Основные теоретические школы
Теория в самом общем виде — это упрощение, позволяющее выявить целостное представление о
закономерностях и существенных связях действительности. Следовательно, теории международной
безопасности призваны выявить движущие силы, мотивы, закономерности поведения участников
взаимодействия в этой области. Выявление истинности теории международной безопасности — это не
только решение сугубо научной задачи. Дело в том, что в зависимости от того, как лидеры и общество того
или иного государства, негосударственные действующие лица воспринимают логику процессов,
происходящих в сфере безопасности, они выстраивают свое собственное поведение в этой области. Если,
например, мир воспринимается как джунгли, то это требует вполне определенной жесткой эгоистической
политики выживания в нем. И напротив, восприятие окружающего мира в координатах возможности
компромиссных договоренностей диктует проведение более сдержанной и конструктивной линии. Из
множества теоретических школ в качестве самых представительных, т.е. тех, логика которых
воспринимается значительным, хотя и не совпадающим числом действующих лиц в сфере международной
безопасности, можно выделить следующие.
Школа «реалполитики». Сторонники этой школы называют себя «реалистами», поскольку считают, что
только выявленные ими причинно-следственные связи правильно, т.е. реалистично, отражают происходящие в мире процессы. Они ссылаются на историка Пелопоннесских войн (V в. до н.э.) Фукидида,
который устами победителей афинян отчеканивает побежденным жителям Мелоса главную, по их мнению,
формулу международной безопасности: «Общее для всех и необходимое правило природы заключается в
том, чтобы править всем, что позволяет сила. Не мы изобрели это правило, не мы первые действуем по
нему. Оно существовало до нас и будет существовать всегда среди тех, кто придет за нами». Английский
философ XVII в. Томас Гоббс характеризовал всю мировую политику как борьбу за обеспечение
безопасности во враждебном окружении, как «войну всех против всех». Он объяснял это анархией
международного устройства, т.е. отсутствием высшего арбитра над отдельными государствами.
Честь создания современной систематизированной теории «реалполитики» принадлежит Гансу Моргентау.
«Реалполитики» исходят из того, что сердцевиной международных отношений, сферой «высокой политики»
являются проблемы войны и мира, интересы государств, сформулированные в категории мощи, прежде
всего военной. По существу, единственными субъектами международных отношений они считают
государства-нации. Поэтому для них международная безопасность — это поле деятельности государств.
Другой аксиомой является положение об анархии, или отсутствии общей для государств верховной власти
над ними. Поэтому в конкуренции с другими государствами они должны полагаться только на самих себя. В
принципе это соревнование представляет собой «игру с нулевым результатом» — выигрыш одной стороны
равен проигрышу другой.
Следующим ключевым положением является определение «национальных интересов». Они формируются с
учетом ряда неизменных факторов, таких как география, историческое наследство. Но более существенным
является мощь государства, посредством которой эти интересы обеспечиваются. То есть чем больше мощь
государства, тем масштабнее его интересы. Интересы материализуются через определение приоритетности
целей внешней политики. Главное требование заключается в том, чтобы не было разрыва между целями и
мощью государства. Особенно опасна ситуация, в которой государство переоценивает свои возможности и
выдвигает цели, не подкрепленные соразмерной мощью.
Но в условиях, когда каждое государство стремится наращивать мощь для укрепления собственной
безопасности, оно тем самым объективно сокращает безопасность другого государства, которое, в свою
очередь, пытается догнать вырвавшегося вперед или превзойти его. Воз никает ситуация, которую
«реалполитики» называют «дилеммой безопасности». Суть ее заключается в том, что военные
приготовления одного государства создают неразрешимую неопределенность в умах руководителей других государств относительно того, имеют ли эти приготовления оборонительные
цели или скрывают наступательные замыслы. По логике анархичного мира каждое государство
исходит из вероятности худшего для него варианта, что по логической цепочке «действие —
противодействие» подхлестывает непрекращающуюся гонку вооружений. Иногда в гонке
наступает пауза, когда никому не удается нарушить равновесие — «баланс сил». Но конечным
решением «дилеммы безопасности», как правило, является война.
Международные отношения по «реалполитике» иногда сравнивают с движением шаров на
бильярде. Имея собственную энергию движения, они сталкиваются друг с другом, образуя
калейдоскопические конфигурации, которые постоянно меняются в бесконечном соревновании за
обеспечение собственной безопасности. Разница лишь в размерах и массе (мощи) шаров. Когда то
или иное государство пытается добиться единоличного доминирования, по логике
«реалполитики», другие государства объединяются, чтобы не допустить этого.
Это, что называется, арифметика «реалполитики». «Неореалисты» попытались приспособить ее к
новым реалиям международной безопасности. Эти усилия в первую очередь связаны с работами
Кеннета Уолт-ца. Но основная логика осталась неизменной.
Даже критики школы «реалполитики» признают, что ее логика более-менее адекватно объясняла
развитие событий в сфере международной безопасности на протяжении XVII-XIX вв., а частично
и XX в. Ценными остаются и некоторые ее положения, например требование о соответствии
между задачами и средствами их обеспечения. Но наложение всей логики «реалполитики» на
сегодняшнюю практику международной безопасности указывает, что современные реалии не
укладываются — по мнению одних, принципиально, а по мнению других, частично — в
постулаты этой теории ни в западной, ни в российской интерпретациях. Указывают, в частности,
на то, что ядерное оружие украло у войны институт победы и таким образом существенно
ограничило открытое военное соперничество между государствами. Сегодня все большее число
угроз исходит от негосударственных действующих лиц. После окончания биполярного
противостояния в годы холодной войны и резкого возрастания роли американского фактора в
сфере международной безопасности не наблюдается мобилизации всех других государств на
противодействие американскому лидерству. Вполне разумным представляется вывод российского
исследователя члена-корреспондента РАН А. В. Торкунова: «Образно говоря, время "евклидовой
геометрии" в мировой политике закончилось... Пора преодолеть сам тип внешнеполитического
мышления в плоскости как бы одной "шахматной доски" (или хуже — одного "бильярдного
стола"). Новая множественность мировых полюсов — не то же самое, что битва более двух
"ферзей" в международной игре. Сама "игра" идет в различных измерениях: экономическом,
военно-стратегическом, геополитическом, дипломатическом, культурно-идеологическом,
коммуникационном и т.д.»1.
Школа «либералполитики». Суть взглядов «либералполитиков» в том, что усиление мировой
взаимозависимости в процессе глобализации меняет логику взаимодействия и в сфере
международной безопасности. Эта школа, прежде всего, ассоциируется с работами Джозефа Ная и
Роберта Кохэна. Не оспаривая основные исходные посылки «реалполитики», они указывают на то,
что анархичность международных отношений сегодня все больше ограничивается развитием
уплотняющейся сети комплексной взаимозависимости. Основными несущими структурами ее они
считают множественность каналов взаимодействия между национальными обществами, выход на
международную арену негосударственных действующих лиц, которые частично теряют свое
национальное гражданство. Одновременно развивается сеть над-государственных институтов —
межправительственных и общественных международных организаций, режимов, правил. Этому
способствует резкое усиление экономической взаимозависимости в результате интенсификации
транснациональных производств, торговли, финансовых, технологических, миграционных
потоков. Практика подтверждает, что межнациональная экономическая конкуренция сохраняется,
но острота ее ограничивается усилением глобальной взаимозависимости и сетью регулирующих
институтов. Расширяется поле деятельности идеологии космополитизма. Все это ограничивает
возможности конфликтного поведения государств в мировой политике, в том числе и в области
международной безопасности. Например, военный конфликт, развязанный по каким-то
политическим соображениям в одной части света, может вызвать болезненный региональный или
глобальный экономический кризис, который крайне негативно отразится и на зачинщике
конфликта.
Таким образом, у мирового сообщества появляется расширяющийся сегмент совпадающих
интересов. Другими словами, эгоистичные национальные интересы большинства государств все в
большей степени включают в себя общий ингредиент заинтересованности в поддержании и
укреплении коллективной международной безопасности. Межгосударственное взаимодействие
перестает быть только «игрой с нулевым результатом». Проигрыш одного может оказаться
проигрышем для всех, и напротив, выигрыш одного — выигрышем для всех.
Взаимосвязанность мира и повышение способности глобальных процессов проникать через
национальные границы упрощают глобальное распространение угроз, ранее локализовавшихся в
пределах какой-то страны или региона. Но одновременно эта повышающаяся степень глобализации угроз заставляет государства объединять усилия для борьбы с ними, отодвигая на
второй план межгосударственные противоречия. В сочетании с эффектом ядерного оружия
возрастание глобальной взаимозависимости ограничивает, по мнению сторонников этой школы,
традиционную конфликтность в сфере международной безопасности.
Теория «демократического мира». Это относительно молодая теоретическая школа, но число ее
сторонников, особенно на Западе, быстро растет. Предтечей теории «демократического мира»
считают немецкого философа Иммануила Канта, в первую очередь его работу «К вечному миру».
Кант выдвинул предположение, что демократизация мирового сообщества, развитие торговли и
укрепление международного права приведут к сокращению враждебности между государствами и
укреплению международной безопасности. Отцами-основателями сегодняшней школы
«демократического мира» принято считать Дина Бабста, Майкла Дойла, Брюса Рассела и ряд
других исследователей.
Суть этой теории в «политкорректной» форме, приемлемой как для ее сторонников, так и
противников, изложил Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан: «Сторонники так называемого
тезиса о демократическом мире отмечают, что демократические страны почти никогда не воюют
друг с другом, а внутренние вооруженные конфликты в них возникают гораздо реже, чем в
странах недемократических»'. Есть несколько объяснений этого статистического факта. Одни
считают, что демократические страны не воюют друг с другом из-за наличия общих ценностей,
норм, другие объясняют это открытостью и предсказуемое -гью процедур принятия решений.
Например, Чарльз Липсон обосновывает «междемократический мир» следующим образом:
«Дипломатия между демократиями — это не собрание квакеров. Но это и не звериная анархия по
Гоббсу, согласно которой смертельная опасность подкарау-тивает за каждым деревом, обещания
ничего не стоят, а договоры — про-:тые клочки бумаги. Скорее демократии имеют уникальную
способность эбмениваться намерениями, базирующимися на устойчивом фундаменте
эациональной доверительности и пониженных рисков, полагаться на надежные обязательства, а не
просто на надежды и мечты»1. Это далеко не значит, что демократии воплощение пацифизма. Они
часто воюют и даже инициируют войны. Но они воюют только с автократиями и никогда друг с
другом. В коалиционных войнах они могут вступать во временные союзы с автократиями, но
всегда находятся по одну сторону фронта с другими демократиями, участвующими в войне.
Между демократиями могут быть весьма серьезные разногласия относительно целесообразности
войны с тем или иным автократическим режимом, но они никогда не приводят к вооруженным
столкновениям между самими демократиями.
Эта закономерность, утверждают сторонники теории «междемократического мира», приобретает
особое значение в наши дни, когда на подъеме «третьей волны» глобальной демократизации
демократические государства добились качественного перевеса над авторитарными режимами по
числу государств, экономическому потенциалу, качеству жизни человека, технологическому
уровню, военным возможностям. Расширяется зона мира. При этом зоны сохраняющейся
конфликтности сокращаются и смещаются на периферию мирового взаимодействия, где
демократии соприкасаются с автократиями. Взаимодействие между демократиями и автократиями
не означает неизбежности войны. Они могут взаимодействовать по условиям мирного
сосуществования или даже как вынужденные союзники перед лицом общих угроз. Вооруженные
конфликты более вероятны между некоторыми демократиями и рядом авторитарных режимов,
которых первые рассматривают в качестве «мятежных», «проблемных» или «изгоев».
Среди самых последних вкладов в теоретическое осмысление закономерностей развития
процессов в сфере международной безопасности следовало бы упомянуть весьма модную
концепцию «столкновения цивилизаций», выдвинутую Самуэлем Хантингтоном. Вкратце ее суть
заключается в том, что на смену конфликтов между государствами-нациями приходят конфликты
между цивилизациями, которые определяются как группы государств и народов, имеющие
родственные культурные характеристики: религию, общую историю, этничность, моральные ценности, образ жизни. Хантингтон ведет речь о семи или восьми современных цивилизациях:
западной, конфуцианской, японской, исламской, индуистской, славянско-православной,
латиноамериканской и «возможно африканской». Большинство ученых соглашается с тем, что
цивили-зационные различия влияют на международное поведение государств и групп государств,
но считают, что они не являются определяющими.
Например, в ходе конфронтации, которая привела к международному вооруженному
вмешательству в Ираке в 1991 г., большинство араб-ских государств присоединилось к
антииракской коалиции, в которую входили государства различных цивилизаций. Нынешняя
угроза исламистского терроризма — это столкновение лишь меньшей части исламской
цивилизации с западной и другими цивилизациями. Сегодняшние военные союзы, например,
между США и Японией, РФ и странами Центральной Азии и многие другие опровергают
центральное положение концепции Хантингтона о том, что следующая мировая война, если ей
суждено случиться, будет войной между цивилизациями. Конфликт цивилизаций можно
рассматривать в качестве одного из множества других факторов, которые в большей или меньшей
степени могут влиять на конкретные процессы в сфере международной безопасности. В некоторых регионах на определенном историческом этапе цивилизационные отличия могут становиться
более приоритетными. Но в целом их не следует возводить в разряд универсальных и
доминирующих.
Теоретические подходы к проблемам мировой политики и международной безопасности имеют
существенные практические последствия. Они определяют восприятие гражданами и правящими
классами отдельных государств событий в сфере международной безопасности по той или иной
логике. Восприятие в том или ином ключе этих событий влечет за собой конкретные
интерпретации поведения других действующих лиц с неизбежными выводами о целесообразности
или необходимости собственного поведения. Часто участники и наблюдатели событий в сфере
международной безопасности приходят к совершенно отличающимся друг от друга выводам.
Всем известно, что нередко одно и то же событие видится и оценивается в разных странах или
отдельными группами людей по-разному. При этом сторонники того или иного подхода считают
собственную интерпретацию единственно правильной и очевидной. Это несовпадение подходов
часто является одной из основных причин конфликтности в сфере международной безопасности,
нередко с тяжелыми практическими последствиями. В науке отсутствует магическая формула
четкого и безапелляционного определения правильности или ошибочности той иной логики
развития событий. Пожалуй, единственным более-менее объективным критерием истинности тех
или иных закономерностей развития событий является наложение различных теорий на практику
и выяснение того, какая из них лучше всего позволяет прогнозировать ход процессов. Как
правило, исследователь анализирует конкретные события поочередно под углом зрения каждой из
различных теорий и выбирает ту, которая чаще других позволяет сделать прогноз, который затем
реализуется на практике'.
Исследованию взглядов российских исследователей проблем международной и национальной безопасности
посвящена монография А. А. Сергунина «Российская внешнеполитическая мысль: проблемы национальной и
международной безопасности» (Нижний Новгород, 2003).
1
26
1.7. Комплексное рассмотрение международной безопасности
Многофакторность сферы международной безопасности требует комплексного изучения,
сочетающего определенные познания в различных областях военной науки, международных
отношений и мировой политики, международного права. Каждая из этих наук имеет свою специфику, логику, научный аппарат, наконец, собственную терминологию. Вторжение
исследователей международных отношений и мировой политики, например, в область
сравнительного анализа тактико-технических характеристик вооружений почти неизбежно
вызывает скепсис со стороны военных и технических специалистов относительно недостаточной
глубины познаний ученых-гуманитариев. С другой стороны, попытки военных и технических
специалистов по вооружениям анализировать проблемы международной безопасности по
узкопрофессиональным алгоритмам вне международного политического и правового контекста
могут привести к серьезным искажениям логики развития мировых военно-политических
процессов. Нередко первое знакомство с военными или политико-правовыми компонентами
международной безопасности порождает самонадеянную уверенность в простоте и очевидности
закономерностей, лежащих в их основе. Часто это приводит к тому, что гуманитарии и военные не
понимают друг друга, говорят, не слыша друг друга, нередко приходят к разным выводам.
Поэтому при анализе проблем международной и национальной безопасности крайне важно
сформировать синтезированный междисциплинарный военно-гражданский подход к
рассматриваемым проблемам. А это, в свою очередь, требует определенных усилий и взаимно
уважительного отношения с тем, чтобы понять основы логики каждой из «дисциплин». Примером
могут служить процессы разработки и формулирование таких документов, как, например,
концепция национальной безопасности, доклады международных организаций по проблемам международной безопасности, где гармонично сочетаются военный и гражданский подходы.
Исследуя проблемы международной безопасности, большинство авторов концентрирует внимание
на конкретных областях и проблемах: международном терроризме, нераспространении оружия
массового уничтожения, внутренних вооруженных конфликтах, региональной безопасности в той
или иной части земного шара, роли отдельных государств, негосударственных действующих лиц и
т.п. Это понятный и необходимый подход, поскольку он позволяет углубленно проанализировать
отдельные весьма специфические разделы международной безопасности. Но в то же время есть
необходимость изучения международной безопасности в единстве ее различных разделов, с учетом их
взаим-шх влияний друг на друга. Речь, в этом смысле, идет о попытках всеобъемлющего подхода к анализу
феномена международной безопасности. Лри этом важно определить взаимоприемлемый набор и
приоритетность •оставляющих комплекса международной безопасности.
Исследование комплекса международной безопасности ведется как >ы на двух уровнях — научнотеоретическом изучение закономерности и логики процессов в этой области и в конкретно-практической
плос-сости анализа конкретных факторов и событий военно-политической ематики. Каждый из них имеет
свои достоинства. Но возникает также необходимость их синтеза в общем научно-практическом подходе, с
тем [тобы соединить логические построения и конкретику.
При исследовании любого явления важно определиться с методо-югическим инструментом, который
используется для его анализа. Се-одня самым распространенным является системный подход. Понятие
система» пришло из естественных наук и означает в общем виде множе-твенность элементов, находящихся
во взаимодействии друг с другом и >бразующих определенное целостное явление. Содержание элементов
истемы, в нашем случае речь идет о длительных и масштабных процес-ах в области международной
безопасности, влияет на структуру или рхитектуру их взаимодействия — набор действующих лиц, их иерар:ию и организационные механизмы. Особенности структуры, в свою чередь, оказывают влияние на характер
развития содержания систе-1Ы — процессов международной безопасности. Функционирование си-темы
определяется как процессами, происходящими в более широкой нешней среде, в данном случае в
глобальной мировой политике и меж-ународных отношениях, так и внутренними закономерностями сущетвования и развития самой системы.
Нередко словосочетание система международной безопасности по-имается как согласованный
участниками и закрепленный международ-о-правовыми инструментами порядок мирного взаимодействия
госу-арств и противодействия общим угрозам в масштабах всего мира или тдельных регионов. Например, в
Европе сложилась такая закреплен-ая организационно система договоров, режимов, пониманий мирного
заимодействия стран региона. Она характеризуется стабильностью и пособностью самовосстанавливаться в
случае возможных кризисов. Но го понятие нередко используется и для характеристики системы угроз, огда
отсутствует или слабо выражена вышеуказанная система проти-одействия им. Например, ситуация в
области безопасности в регионе 'лижнего и Среднего Востока в отличие от ситуации в Европе не
регулируется в целом сколько-нибудь общепринятыми международно-пра-овыми инструментами. Поэтому
у нее низкая стабильность и способность к самовосстановлению. Что касается современной глобальной
системы международной безопасности, то это понятие включает фактическое состояние противоборства
угроз и средств защиты от них, а также создание универсальной, взаимоприемлемой и закрепленной международно-правовыми инструментами системы мирного взаимодействия и противодействия общим угрозам.
Отдавая предпочтение системному подходу к анализу международной безопасности, не следует забывать и
о традиционном историческом подходе. Он предполагает рассмотрение нового качества современной
международной безопасности в исторической перспективе как этапа развития на фоне предыдущих
периодов, особенно предыдущего периода холодной войны.
1.8. Источники и литература
В последние годы значительно расширился круг источников и литературы по проблемам международной
безопасности на русском языке. Поле публикаций на иностранных языках по этой тематике безбрежно.
Поэтому для первоначального знакомства с этой областью исследований необходимо выбрать опорные,
наиболее представительные публикации.
Отправной точкой любого исследования являются документальные источники: законы, концептуальные
документы, утвержденные главами государств и правительств, международные договоры, соглашения,
документы международных организаций, например резолюции Совета Безопасности ООН.
Основополагающим для формулирования позиции РФ по вопросам национальной безопасности является
пакет документов, подписанных президентом В. В. Путиным в начале 2000 г.: «Концепция национальной
безопасности», «Военная доктрина», «Концепция внешней политики», «Доктрина информационной
безопасности», «Морская доктрина на период до 2020 года», «Основы государственной политики РФ по
военному строительству на период до 2010 года». Содержащиеся в этих документах положения развиваются
в ежегодных посланиях Президента Российской Федерации Федеральному Собранию. Важными
источниками являются относящиеся к проблемам безопасности законодательные акты РФ, принятые
Федеральным Собранием, и нормативные акты исполнительной власти. Все более открытыми становятся те
части ежегодных федеральных бюджетов, которые касаются финансирования расходов на обеспечение
национальной обороны и безопасности. Эти и другие официальные документы публикуются в официальной
прессе (например, в «Российской газете» и «Красной звезде») и располагаются на соответствующих вебсайтах Президента, Министерства обороны и Министерства иностранных дел РФ: www.kremlin.ru ,
www.mil.ru , www.mid.ru
Важными являются и аналитические публикации государственных органов по проблемам
международной и национальной безопасности. Например, 2 октября 2003 г. был опубликован
масштабный доклад Министерства обороны РФ «Актуальные задачи развития Вооруженных Сил
Российской Федерации», в котором содержится развернутый анализ положения России в системе
глобальных военно-политических отношений, характера современных войн и вооруженных
конфликтов, а также оценка реформирования и состояния вооруженных сил страны.
Для анализа позиций зарубежных государств также следует пользоваться первоисточниками, а не
их изложениями, которые бывают избирательными, а иногда и тенденциозными. Например, одним
из ключевых источников, определяющих стратегическую линию Соединенных Штатов по
проблемам международной безопасности, являются периодически обновляемые президентские
«Концепции национальной безопасности Соединенных Штатов». В последние годы переводы этих
документов на русский язык публикуются в «Независимом военном обозрении» — еженедельном
приложении к «Независимой газете». Важными первоисточниками являются публикуемые во
многих странах «Белые книги» по вопросам национальной безопасности.
Резолюции Совета Безопасности ООН по узловым проблемам международной безопасности,
соответствующие отчеты и послания Генерального секретаря, информацию о деятельности
подразделений ООН (например, в сфере миротворчества), доклады экспертов, в том числе и на
русском языке, можно найти на официальном сайте Организации: www.un.org В последнее время,
как уже упоминалось, особый интерес специалистов вызвал Доклад Группы высокого уровня
«Более безопасный мир: наша общая ответственность», опубликованный 2 декабря 2004 г.
Полезным собранием документов и публикаций специалистов является четырехтомная
хрестоматия «Внешняя политика и безопасность современной России. 1991-2002», изданная в
2002 г. МГИМО-Универ-ситетом и Российской ассоциацией международных исследований. По
существу настольной книгой специалистов по проблемам международной безопасности и тех, кто
приступает к изучению этой тематики, становятся «Ежегодники СИПРИ. Вооружение,
разоружение и международная безопасность», которые издаются на английском языке
Стокгольмским международным институтом исследований проблем мира (СИПРИ) на
протяжении последних 36 лет. С 1993 г. в содружестве с Институтом мировой экономики и
международных отношений РАН они публикуются в переводе на русский язык. Это одно из
наиболее авторитетных и фундаментальных изданий в мире. Ежегодники традиционно содержат
три раздела. Первый посвящен конфликтам, их предотвращению и урегулированию, региональной
безопасности, международным институтам; второй — военным расходам, производству и
торговле оружием; третий — вопросам оружия массового уничтожения, контроля над вооружениями, разоружения и экспортного контроля. Аналитические разделы сопровождаются
приложениями, в которых содержится большой объем фактических данных по указанным
проблемам. В последние годы русское издание дополняется Специальным приложением, в
котором публикуются аналитические статьи российских авторов, комментарии, документы и
справочные материалы, в большой части относящиеся к политике РФ в сфере международной
безопасности. Начиная с Ежегодника за 2003 г., они выходят также в электронном виде на
компакт-дисках. Информация об этих изданиях помещена на веб-сайте: www.imemo.ru
Еще одним авторитетным источником, в котором публикуются данные о составах вооруженных
сил и вооружениях стран мира, является ежегодно издаваемый Международным институтом
стратегических исследований в Лондоне справочник «Военный баланс» {Military Balance). Другим
популярным ежегодным изданием этого института является «Стратегический обзор» (Strategic
Survey), в котором содержатся аналитические оценки и прогнозы в области международной
безопасности. Данные об этих и других изданиях этого института содержатся на веб-сайте:
www.iiss.org К сожалению, эти издания на русский язык не переводятся.
Большой объем информации, особенно по проблемам различных видов оружия массового
уничтожения, содержится на веб-сайте Центра по изучению проблем разоружения, энергетики и
экологии при Московском физико-техническом институте: www.armscontrol.ru
Самыми широкими и представительными отечественными «площадками», на которых регулярно
ведется обсуждение проблем международной безопасности и военно-политической безопасности
России, являются журнал «Военная мысль» и уже упоминавшееся еженедельное «Независимое
военное обозрение», издаваемое как приложение к «Независимой газете». С 2004 г. издается
«ВПК: военно-промышленный курьер» — общероссийская еженедельная газета, в которой
периодически публикуются материалы по проблемам военной безопасности России. Большой
вклад в обсуждение проблем военной науки вносят члены общественных научных организаций —
таких как Академия военных наук и Академия проблем безопасности, обороны и правопорядка. В
последние годы растет число публикаций отечественных авторов по отдельным аспектам
международной безопасности.
Ссылки на дополнительные источники и литературу по конкретным проблемам международной
безопасности содержатся в последующих главах при детальном их рассмотрении.
Гл а
ва
ЛОГИКА ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ И ЕЕ ЗАВЕРШЕНИЯ
Изучение современных проблем международной безопасности необходимо начинать хотя бы с
краткого обзора событий холодной войны. В тот период были сформированы многие реалии,
которые оказывают существенное влияние на сегодняшние процессы международной
безопасности. Это касается созданных в те годы комплексов вооружений, системы договоров о
контроле над вооружениями, логики противостояния в ядерную эру, влияния на безопасность в
различных регионах мира и ряда других факторов. Кроме того, понимание феномена холодной
войны и ее составляющих позволяет контрастнее выявить новизну современного состояния
международной безопасности.
Холодная война явилась одновременно апогеем всей предшествовавшей эволюции института
войны и началом его разложения. Это был период беспрецедентной по своим масштабам
подготовки к самой разрушительной войне в истории человечества, но он же стал доказательством
иррациональности войны, в которой не могло быть победителя. Отрицание мира в самом
концентрированном виде привело к отрицанию войны. В этом, пожалуй, самое главное
противоречие холодной войны, объективно стимулировавшее приготовление к последнему сражению в истории человечества и не позволявшее ей перерасти в войну «горячую».
Существует множество различных определений холодной войны. Но как справедливо отмечает Л.
Н. Нежинский, «большинство отечественных и зарубежных исследователей сходится в том, что
она означала политическую, идеологическую, экономическую и локальную военную
конфронтацию двух антагонистических систем — капиталистической и социалистической (а в
рамках этих систем — прежде всего США и СССР), в состоянии которой они пребывали все
послевоенные десятилетия вплоть до исхода 80-х годов и которая по ряду причин, к счастью, не
переросла в третью мировую войну»1.
Правда, представители школы «реалполитики» минимизировали влияние идеологического
фактора и утверждали, что суть конфронтации заключалась в борьбе за безопасность двух
наиболее мощных военных блоков с полюсами в Москве и Вашингтоне. Они характеризовали
холодную войну как «биполярное» военное противостояние «первого» и «второго» миров, в то
время как «третий» мир развивающихся стран находился в состоянии большего или меньшего
«неприсоединения» к первым двум. Исходя из подобной характеристики следует, что начало и ход
холодной войны были предопределены главным образом неизбежностью столкновения двух
самых мощных «шаров-наций», вокруг которых концентрировались «шары-сателлиты» на
«бильярдном столе» международных отношений, а не конфронтацией между коммунизмом и
капитализмом. Напротив, сторонники школы «демократического мира» видят в холодной войне в
первую очередь конфронтацию между системами буржуазной демократии и социалистического
авторитаризма. Они предполагают, что, будь Россия на момент окончания Второй мировой войны
буржуазной республикой, холодная война была бы столь же маловероятной, как, скажем, сегодня
военная конфронтация между США и Европейским Союзом или Японией.
2.1. Логика холодной войны
Как бы ни объяснялась первопричина начала конфронтации в холодной войне, ее ход в
значительной степени определялся качественно новым фактором — изобретением ядерного
оружия, а затем и ракетных средств его доставки, беспрецедентной гонкой вооружений, прежде
всего ракетно-ядерных. После первого испытания американцами атомной бомбы 16 июля 1945 г.,
а затем ее применения 6 и 8 августа того же года в Хиросиме и Нагасаки началось постепенное
осмысление революционной значимости «абсолютного оружия» для международной безопасности
и мировой политики. Надо сказать, что большая часть ученых-ядерщиков и некоторые политологи
с самого начала угадали это новое качество. Бернард Броуди, возглавивший по указанию
американского президента Гарри Трумэна независимую комиссию по определению возможных
последствий создания ядерного оружия для международных отношений, еще в 1946 г.
обнародовал вывод о том, что потенциал взаимного уничтожения побежденных и победителей, а
по существу жизни на земном шаре, в принципе исключает вероятность победы в ядерной войне.
Единственная функция ядерного оружия, по его мнению, заключается в сдерживании войны с его
применением1. Политикам и
Термин «сдерживание» употребляется в русском языке в двух смыслах: сдерживание (containment) — как
удержание противника в рамках его сферы влияния, и сдерживание (detemnce) — как воздействие на его волю
угрозой неприемлемого ответного удара.
1
военным потребовалось более 40 лет холодной войны и гонки вооружений, чтобы, в конечном
счете, прийти к аналогичному в принципе заключению.
Вся история холодной войны — это, с одной стороны, поиск путей рационализации ядерного
оружия для победы в эвентуальной войне и для достижения внешнеполитических целей каждой из
сторон, а с другой — поддержание баланса взаимного устрашения как средства сдерживания
войны на путях гонки вооружений и контроля над ними. Как оказалось впоследствии, более
важным и действенным оказался экономический изматывающий аспект гонки ракетно-ядерных
вооружений, когда, условно говоря, на каждый доллар военного бюджета США Советский Союз
был вынужден тратить один валютный рубль для поддержания паритета. Но в начале холодной
войны стратегическое мышление обеих сторон, как это часто бывало в прошлом, развивалось по
логике подготовки и ведения предыдущих войн. Осознание и усвоение революционной новизны
ядерного оружия приходили постепенно.
Вероятно, именно по этой причине была упущена уникальная возможность согласованного отказа
обеими сторонами от ядерного оружия или постановки его под международный контроль в
прологе холодной войны. Американский «план Баруха» о постановке всей ядерной
промышленности под контроль ООН и советское контрпредложение о запрещении атомного
оружия 1946 г. представляются оптимальными с высоты почти полувекового опыта
безрезультатной гонки стратегических вооружений и сегодняшней тенденции к их радикальному
сокращению, а также предотвращению распространения ядерного оружия. Но на заре ядерной эры
они были, скорее всего, первыми актами пропагандистского прикрытия с обеих сторон стремления
добиться так или иначе победы в последующем ядерном противостоянии. Правда, некоторые
исследователи холодной войны считают, что отказ от ядерного оружия в то время и исчезновение
перспективы взаимного уничтожения сделали бы перерастание холодной войны в войну
«горячую» намного более вероятным.
На протяжении первых 10-15 лет гонки вооружений Соединенные Штаты имели существенное
превосходство над Советским Союзом в области ядерного оружия и средств его доставки.
Несмотря на то что СССР в 1949 г. ликвидировал атомную монополию США, а затем несколько
опередил их в создании термоядерной бомбы, по масштабам ядерного потенциала, а главное по
средствам доставки его до территории противника Соединенные Штаты и количественно, и
качественно обгоняли Советский Союз. До постановки на боевое дежурство в 1960 г. первой
советской межконтинентальной баллистической ракеты Р-7 (в том же году были развернуты и
первые американские МБР «Атлас») территория США была практически недосягаема для
нанесения ядерного удара советской бомбардировочной авиацией. В то же время Соединенные
Штаты, располагавшие сетью баз по периметру Советского Союза и значительным парком
стратегической авиации, были способны, применив ядерное оружие, уничтожить до 85%
советской промышленности и значительную часть вооруженных сил. Поэтому на первоначальном
этапе Вашингтон руководствовался стратегией «массированного возмездия», предполагавшей
нанесение ядерного удара по СССР в случае, если не удастся реализовать «сдерживание»
коммунизма в послевоенных границах.
Исследователи холодной войны неоднократно задавались вопросом: почему Соединенные Штаты
не использовали это преимущество, особенно в конце 1950-х годов, когда реально встала угроза
того, что через короткое время впервые в истории у противника появится возможность нанесения
ракетно-ядерного удара по американскому континенту? В качестве аргументов приводится ряд
соображений. Советский Союз уже в то время имел средства для нанесения ядерного удара по
инфраструктуре американских баз передового базирования в Европе и на Дальнем Востоке. Кроме
того, стремясь компенсировать американское ядерно-авиационное преимущество в двустороннем
противостоянии, Советский Союз обеспечил себе значительное превосходство по обычным вооружениям в Европе, превратив, таким образом, западноевропейских союзников США и
дислоцированные там американские войска в заложников на случай возможного ядерного
нападения со стороны Соединенных Штатов. Москва оказывала материальную и моральную
поддержку распространению коммунизма в Китае, в Юго-Восточной Азии. Но этот процесс имел
преимущественно свои собственные корни. Кроме того, по предположению ряда историков,
американские военные никогда не были уверены, что ядерно-авиационное превосходство
гарантировало им полную победу в полномасштабной войне. Наконец, высказываются
предположения на тот счет, что даже в разгар холодной войны американская демократия по
моральным соображениям не могла еще раз после Хиросимы и Нагасаки взять на себя инициативу
по применению ядерного оружия, на этот раз в гораздо больших масштабах.
С начала 1960-х годов, особенно после Карибского кризиса, наступает новый этап холодной
войны, основным алгоритмом которого была патовая логика взаимного сдерживания под угрозой
«взаимного гарантированного уничтожения». Для него характерны как продолжение взаимной
гонки вооружений по сценарию гарантирования собственной безопасности от «возможного
худшего случая» из-за поведения противника, так и поиски путей контролирования конфронтации
с тем, чтобы она не вышла из-под политического контроля противоборствующих сторон.
Инерция гонки стратегических вооружений шла по пути повышения забрасываемого веса и
точности наведения баллистических ракет, наращивания защищенности за счет укрепления
шахтных пусковых установок, мобильного базирования, разработки для баллистических ракет
разделяющихся головных частей с боевыми блоками индивидуального наведения,
рассредоточения стратегических вооружений на подводных лодках в Мировом океане,
совершенствования вооружений авиационной стратегической составляющей за счет оснащения
крылатыми ракетами «воздух—земля» и ряда других технологических прорывов. Эта спираль
раскручивалась в основном по принципу «взаимного примера».
На этом этапе стороны по-прежнему стремились найти способы рационального применения
ядерного оружия для достижения своих внешнеполитических целей. В США была принята
стратегия «гибкого реагирования», которая, по замыслу Вашингтона, должна была сочетать
элементы «массированного возмездия» с ведением «ограниченных войн», в том числе с
применением ядерного оружия на периферии центральной конфронтации. В свою очередь
Советский Союз официально придерживался стратегии возможности достижения победы в войне
с Соединенными Штатами и их вероятными союзниками даже после применения сторонами
ядерного оружия друг против друга. Наиболее полно она была изложена в работах маршала В. Д.
Соколовского. Согласно официальной советской военной доктрине ход и результаты возможной
войны должны определяться применением как ядерных, так и обычных вооружений, а главное —
социально-политическими факторами противостояния систем социализма и капитализма. При
этом делался вывод о возможности победы в такой войне и содержался прогноз о неизбежной
победе в ней социализма. Именно по этой причине в официальных советских публикациях того
времени для обозначения ядерного, химического и бактериологического оружия использовалось
не принятое после окончания холодной войны понятие «оружие массового уничтожения», а
термин «оружие массового поражения», что предполагало возможность ведения войны и
достижения победы даже после применения такого оружия.
Как в американской, так и в советской публичных стратегиях не содержалось конкретных
сценариев их реализации. Напротив, в них намеренно были заложены элементы неопределенности
для усиления предупреждающего психологического воздействия на противника. Логика ракетноядерной конфронтации предполагала убеждение противника в готовности нанести ядерный удар
для того, чтобы удержать его от применения такого оружия. Каждая из сторон стремилась
продемонстрировать, что в случае первого «контрсилового» удара противника по ее 36
стратегическим силам она будет в состоянии в ответном «контрценностном» ударе по городам и
населению с применением «выживших» после нападения стратегических сил нанести
неприемлемый ущерб противнику. Министр обороны США Роберт Макнамара в начале 1960-х
годов определял как «неприемлемый» для Соединенных Штатов ущерб способность Советского
Союза уничтожить ракетно-ядерным ударом 25% населения и 70% промышленности. В СССР
вообще открыто не обсуждались параметры «неприемлемого ущерба» в случае ядерной войны, а,
напротив, демонстрировалась уверенность в своей конечной победе. Логика навязывания
противнику ощущения достоверности относительно готовности и возможности нанести ракетноядерный удар требовала постоянного совершенствования такого оружия, что приводило к новым и
новым виткам во взаимной гонке вооружений. Но, несмотря на титанические усилия, гонка
стратегических и обычных вооружений не давала ни одной из сторон качественного
преимущества, гарантирующего победу в случае «центральной войны». Хотя стороны официально
и не признавали этого, они не могли не понимать того, что сложилась «патовая» ситуация
«взаимного гарантированного уничтожения»'.
Другая особенность холодной войны заключалась в том, что она втягивала в свою орбиту почти
все региональные конфликты (корейскую, вьетнамскую, афганскую войны, конфликты на
Ближнем Востоке, в Африке, Центральной Америке), первоначально имевшие собственные корни,
не связанные с советско-американским противостоянием. Москва и Вашингтон поддерживали
противоположные стороны, что было обусловлено не только, а часто не столько спецификой
каждого конкретного конфликта, сколько стремлением ослабить друг друга. Таким образом,
центральное противостояние холодной войны существенно подпитывало региональные
конфликты. При этом надо отметить, что как Вашингтон, так и Москва избегати прямого
столкновения в региональных конфликтах друг с другом из опасений, что оно могло бы сработать
как запал, способный инициировать начало «центральной войны». Поэтому региональные конфликты того времени часто называют «вторым фронтом» холодной войны, где борьба велась через
«подставных лиц». Нередко, когда региональные конфликты достигали опасного для двух
супердержав уровня эскалации, например на Ближнем Востоке, СССР и США стремились несколько разрядить их общими усилиями.
Логика ситуации «взаимного гарантированного уничтожения» требовала максимально ограничить
круг других автономных или самостоятельных участников, обладающих стратегическими
возможностями. После Карибского кризиса, когда Соединенные Штаты и Советский Союз оказачись у роковой черты ядерной конфронтации, между ними появляется взаимопонимание
относительно этой императивы безопасности. Начинается формирование механизма контроля над
вооружениями.
Одна из первых задач заключалась в том, чтобы ограничить число государств, обладающих
ядерным оружием. К тому времени, помимо США и СССР, ядерным оружием уже обладали
Великобритания (1952 г.) и Франция (1960 г.). На завершающей стадии находилась ядерная
программа КНР, которая провела испытание ядерного заряда в 1964 г. Значительное число стран
запустило собственные исследовательские ядерные программы, которые в случае
соответствующего политического решения правительств могли привести к существенному росту
числа ядерных государств.
В 1963 г. был заключен и открыт для присоединения Договор о запрещении испытаний ядерного
оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой. Этот договор снимал остро
стоявшую проблему радиационного заражения окружающей среды при испытаниях в трех сферах.
Но он не запрещал подземные испытания, а следовательно, и дальнейшее совершенствование
ядерного оружия государствами, располагавшими им. Предполагалось также, что сложность и
дороговизна подземных испытаний ограничит число государств, которые могут позволить себе
проводить такие испытания, а значит, и обзавестись таким оружием. В 1967 г. был заключен
сохраняющий особую актуальность и в наши дни Договор о нераспространении ядерного оружия.
Другая линия контроля над вооружениями заключалась в том, чтобы сохранить стабильность
ракетно-ядерного баланса, достигнутого Соединенными Штатами и Советским Союзом к концу
1960-х годов. Взаимное сдерживание, базировавшееся на реалиях «взаимного
гарантированного уничтожения», могло оставаться устойчивым, как уже отмечалось, только в том
случае, если ни одна из сторон не имела возможности первым ударом обезоружить противника и
таким образом лишить его возможности нанести ответный удар с неприемлемыми для инициатора
войны последствиями. А такая возможность могла бы появиться у одной из сторон в двух случаях:
если бы она создала полноценную систему противоракетной обороны (ПРО) или добилась
количественно-качественного отрыва в стратегических наступательных вооружениях (СНВ).
Планы создания стратегической противоракетной обороны рассматривались обеими сторонами.
Суть их заключалась в том, чтобы создать системы, которые в случае нанесения первого удара
противником гарантировали бы сохранность части СНВ для нанесения ему неприемлемого
ответного удара. Но создание ПРО имело и другую логику. Любая из сторон могла нанести
первый удар своими СНВ в надежде, что ее 38
система ПРО сможет защитить страну от ослабленного ответного удара. Такая возможность
неизбежно стимулировала бы другую сторону на наращивание и совершенствование собственных
СНВ для того, чтобы «пробить» ПРО противника в ответном ударе, либо на принятие стратегии
«ответно-встречного» удара, предусматривающей пуск своих СНВ в короткий период с момента
предупреждения о нападении до фактического удара по своему стратегическому потенциалу.
Учитывая, что подлетное время межконтинентальных баллистических ракет (по кратчайшему
маршруту между СССР и США в 5500 км) составляет примерно 30 минут, логика «ответновстречного» ракетно-ядерного удара резко повышала вероятность случайного начала войны
вследствие возможных ложных сигналов систем предупреждения о ракетном нападении или их
неправильной интерпретации.
В 1972 г. СССР и США приняли принципиальное политическое решение отказаться от
развертывания полномасштабных стратегических систем обороны своих территорий и подписали
Договор об ограничении систем противоракетной обороны (Договор по ПРО), который с учетом
дополнительного протокола 1974 г. разрешал создание ограниченных систем для защиты одного
для каждой стороны района страны1. Такая система обеспечивала некоторый зазор во времени для
оценки ситуации и принятия решения в случае ядерного нападения, но не способна была скольконибудь серьезно повлиять на возможности каждой из сторон осуществлять гарантированное
ядерное сдерживание. Поэтому Договор по ПРО считался на протяжении 30 лет его действия
краеугольным камнем стратегической стабильности.
Другим компонентом поддержания стратегической стабильности были договоренности об
ограничении СНВ. Речь еще не шла об их замораживании, а тем более о сокращении. Соглашения
об ограничении стратегических наступательных вооружений (ОСВ-1 1972 г. и ОСВ-2 1979 г.)
имели целью установить потолки для допустимого наращивания таких вооружений и подуровни
для различных видов носителей стратегических вооружений. В сочетании с установлением прямой
«горячей» линии связи между Москвой и Вашингтоном, созданием механизма консультаций по
выполнению соглашений эти договоры были призваны обеспечить предсказуемость и замедление
темпов гонки вооружений.
Параллельно с указанными достижениями по «вертикальному» контролю над стратегическими
вооружениями и «разрядкой» в дипломатической сфере обе стороны не оставляли попыток обойти
в основном «патовую» ситуацию в области стратегических вооружений и добиться преимущества
в «горизонтальном» измерении холодной войны. Были активизированы усилия по
совершенствованию нестратегических ядерных систем — средней и меньшей дальности,
тактического ядерного оружия. Продолжалась гонка всех видов обычных вооружений. Обострилась борьба за «третий мир». Учитывая поражение США во вьетнамской войне и
«послевьетнамский синдром», сдерживавший внешнеполитическую активность Вашингтона,
Советский Союз активизировал поддержку «национально-освободительных движений» в Африке
и Центральной Америке под лозунгом «мирное сосуществование как форма классовой борьбы». В
1981 г. СССР ввел «ограниченный контингент» своих вооруженных сил в Афганистан.
В начале 1980-х годов Соединенные Штаты начали широкомасштабную и многоплановую
кампанию по активизации холодной войны. Президент Рейган объявил Советский Союз
«империей зла». В 1983 г. он заявил о начале разработки «Стратегической оборонной
инициативы» (СОИ), призванной подготовить создание эшелонированной противоракетной
обороны территории страны с возможным развертыванием ее элементов в космосе. Параллельно
выделялись огромные финансовые средства на модернизацию СНВ и всех других видов
вооружений. Воспользовавшись модернизацией советских ракет средней дальности, нацеленных
на Европу, и нежеланием Советского Союза согласиться на обоюдный отказ от таких систем,
НАТО разместила американские баллистические ракеты средней дальности и крылатые ракеты
наземного базирования на европейском континенте. Это существенно повлияло не только на
региональный, но и на глобальный баланс ракетно-ядерных вооружений. Базировавшиеся в
Европе американские баллистические и крылатые ракеты обладали возможностью нанесения
удара по европейской части территории Советского Союза. Подлетное время баллистических
ракет средней дальности составляло около 15 минут. Советские ракеты средней дальности до
территории США «не доставали», а попытки компенсировать этот дисбаланс выдвижением
дополнительных ракетных систем морского базирования к побережью Соединенных Штатов
должного эффекта не имели. Одновременно Соединенные Штаты приняли новую военно-морскую
стратегию «передового базирования», которая предполагала сковывание советских ВМС в
прибрежных водах и нанесение удара с выдвинутых морских платформ по территории СССР
крылатыми ракетами в ядерном снаряжении.
Еще одним направлением активизации холодной войны была системная и целенаправленная
политика поддержки внутренних и внешних сил, выступавших против просоветских режимов или
движений в Африке и Центральной Америке. Особое внимание уделялось финансированию и
вооружению сил афганского сопротивления. Все эти усилия 40
цементировались наступательной дипломатической и пропагандистской стратегией. Особенно
благоприятные условия в этом отношении открылись после того, как в 1983 г. Советский Союз
сбил над Сахалином корейский пассажирский авиалайнер и пытался скрыть этот факт.
Но, пожалуй, главным глубинным фактором, предопределившим исход холодной войны, явилась
политика экономического изматывания. В советской и зарубежной литературе правильно
отмечается тот факт, что Карибский кризис 1962 г. заставил обе стороны осознать реальную
опасность ядерного столкновения и стимулировал усилия по контролю над вооружениями. Но
Карибский кризис имел и другое важнейшее последствие. По мнению некоторых историков,
Советский Союз был вынужден вывести свои ракеты с Кубы наряду с другими причинами и
потому, что Соединенные Штаты имели существенное превосходство в общем соотношении
ракетно-ядерных потенциалов. Оно оценивается историками на тот момент как 17:1. После
Карибского кризиса советское руководство приняло решение по наращиванию собственных ракетно-ядерных вооружений для того, чтобы обеспечить паритет (примерное равенство) с
Соединенными Штатами. К концу 1960-х — началу 1970-х годов эта задача была решена. Но
достижение паритета и его поддержание в дальнейшем требовали титанических усилий советской
экономики. Помимо этого советская стратегическая доктрина предполагала достижение паритета
не только с Соединенными Штатами, но и по отношению к «совокупному вероятному
противнику», т.е. всем вероятным союзникам США, вместе взятым. Экономическое бремя гонки
вооружений серьезно возросло после открытия в конце 1960-х годов дополнительного советскокитайского фронта конфронтации. Существенных средств требовала поддержка возраставшего
числа клиентов в «третьем мире». Активизация Соединенными Штатами в начале 1980-х годов
конфронтации «по всем азимутам» требовала соразмерных экономических усилий со стороны
Советского Союза.
При этом надо учитывать несоразмерность экономических потенциалов Советского Союза и стран
«социалистического содружества», с одной стороны, Соединенных Штатов, Западной Европы,
Японии и других американских союзников — с другой. Доля военных расходов в ВВП США за
годы холодной войны в среднем колебалась вокруг 6%. Цифра военных расходов Советского
Союза не известна до сих пор, но историки сходятся на том, что их доля в валовом продукте
советской экономики превышала, как минимум, 20%. Интенсификация экспорта нефти и газа не
покрывала даже затрат на импорт продовольствия. Советники Рейгана признают сегодня, что
одной из основных причин интенсификации конфронтации, в частности выдвижения концепции
СОИ, был расчет на то, что Советский Союз попытается сохранить паритет на всех фронтах
холодной войны и таким образом окончательно подорвет свою экономику.
Судя по всему, понимало это и советское руководство во главе с избранным в 1985 г. на пост
Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачевым. Предпринятая им «перестройка»
политических, а затем и экономических основ «развитого социализма» требовала соразмерной
перестройки внешней политики и, как минимум, сокращения непосильного уже экономического
бремени холодной войны. Сейчас принята политкорректная формула, согласно которой «в
холодной войне не было победителей и побежденных». Это справедливо только в том отношении,
что окончание холодной войны принесло выгоды всем ее бывшим участникам. На самом деле
международный коммунизм, «социалистическое содружество», Советский Союз холодную войну
проиграли. Другое дело, что специфика холодной войны, отличающая ее от предыдущих
«горячих» войн, которые завершались диктатом победителей и капитуляцией побежденных,
проявилась и в ее завершающей фазе.
2.2. Завершение холодной войны
Главная задача, сформулированная новым советским руководством во главе с М. С. Горбачевым,
заключалась в необходимости приведения внешней политики страны в соответствие с задачами
внутреннего реформирования, прежде всего с учетом резкого сокращения экономических
возможностей. В годы холодной войны внешняя политика, суть которой составляла конфронтация
с Западом, приобрела самодовлеющую роль, диктующую процессы в сфере внутренней политики.
Для реализации задач «перестройки» требовалось восстановить естественную функцию внешней
политики — создание благоприятных условий для решения внутренних задач. В конкретных
условиях второй половины 1980-х годов это требовало существенного снижения уровня военнополитической конфронтации.
Конкретный план реализации этой стратегической задачи складывался постепенно и под влиянием
конкретных обстоятельств. Но основные направления были сформулированы как элементы
«нового внешнеполитического мышления»: восстановление контролируемости вооружений на
путях их сокращения, свертывание поддержки «освободительных» движений и режимов в
«третьем мире», нормализация отношений с Китаем, создание более кооперативной системы
безопасности с США, Западной Европой при сохранении роли СССР как одного из влиятельнейших центров мировой политики, реформирование отношений с собственными союзниками,
прежде всего с членами Организации Варшавского договора.
42
Поскольку речь в то время шла не о демонтаже, а о реформировании социализма, требовалось
подвести под эту стратегию новую идеологическую базу, которая бы заменила формулу «мирное
сосуществование как форма классовой борьбы». Была выдвинута формула, согласно которой в
условиях взаимозависимости мира общечеловеческие ценности могут иметь приоритет над
классовыми интересами. По существу речь шла об отказе от принципа классовой борьбы на
международной арене. Одновременно было снято положение о возможной победе социализма в
ядерной войне. Новая формула гласила, что в ядерной войне победителей не будет, погибнет все
человечество. Отсюда вытекала главная внеклассовая задача — сделать все для предотвращения
ядерной катастрофы.
Облегчение пресса гонки вооружений требовало конкретных шагов навстречу противоположной
стороне. Одним из препятствий на пути реального разоружения на всем протяжении холодной
войны был отказ Советского Союза от принципа «проверки на местах». Согласно этой позиции
проверка любых соглашений в военной области должна была осуществляться «национальными
техническими средствами» (спутниками, сейсмическими станциями и т.п.), без допуска
представителей другой стороны на собственную территорию. Как представляется, причина такой
позиции заключалась в стремлении советской стороны в максимально возможной степени скрыть
отставание от Соединенных Штатов по ряду вооружений и сохранить неопределенность как
дополнительный сдерживающий фактор. Реальные меры по сокращению вооружений, а также
повышение предсказуемости требовали отказа от этого принципа. На повестку дня встала задача
укрепления мер доверия.
Прорыв в этом направлении был сделан в 1986 г. на Конференции по мерам укрепления доверия,
безопасности и разоружения в Стокгольме принятием документа, согласно которому стороны
должны были уведомлять о передвижении и учениях войск в регионе от Атлантики до Урала с
проверкой выполнения этих обязательств на местах инспекторами противоположной стороны. В
том же году первые инспекционные группы совершили такие проверки на местах. Помимо
придания импульса дальнейшему развитию мер доверия в других областях это соглашение
открыло путь для проверки на местах за будущими соглашениями о сокращении или ликвидации
вооружений.
В 1987 г. между СССР и США был заключен Договор о ликвидации их ракет средней дальности и
меньшей дальности (Договор РСМД). Уничтожению подлежали баллистические ракеты
дальностью от 5500 до 500 км. Это стало первым актом не ограничения или замораживания, а
материального сокращения уже существующих вооружений и полной ликвидации целого класса
вооружений. За этим соглашением последовал ряд других разоруженческих договоров. В 1991 г.
СССР и США подписали Договор о сокращении и ограничении стратегических наступательных
вооружений (Договор СНВ), предусматривавший сокращение почти вдвое боезарядов на
стратегических носителях и части самих носителей. В 1990 г. был подписан Договор об обычных
вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ). Специфика этого договора заключалась в том, что
Советский Союз согласился проводить сокращения до равных уровней, что означало ликвидацию
большего числа тяжелых вооружений Организацией Варшавского договора по сравнению с НАТО
и отказ от традиционно сложившейся еще в начале холодной войны стратегической асимметрии в
Европе в пользу Востока.
Параллельно с этим начинается свертывание конфронтации в «третьем мире». На протяжении
второй половины 1980-х годов Москва существенно сократила материально-техническую
поддержку «революционных» режимов в Африке и Центральной Америке, перевела на
коммерческую основу поставки вооружений арабским и другим странам, нормализовала
отношения с Израилем. В начале 1989 г. советские войска были выведены из Афганистана.
Одновременно СССР встал на путь нормализации отношений с Китаем. Этому способствовала
ликвидация по советско-американскому договору советских ракет средней и меньшей дальности, в
том числе и базировавшихся на Дальнем Востоке. Советская и китайская стороны по взаимному
примеру произвели постепенное сокращение вооруженных сил и вооружений вдоль советскокитайской границы. Наметилось продвижение к договоренности о незыблемости границы между
СССР и КНР.
Существенное сокращение военно-политической конфронтации по указанным выше
направлениям сопровождалось активным поиском новой политической системы отношений
между Востоком и Западом, в том числе и в области безопасности. Этому способствовали ставшие
регулярными советско-американские встречи на высшем уровне, общеевропейские форумы,
активизация деятельности ООН. В самом начале процесса завершения холодной войны он виделся
обеим сторонам, прежде всего Советскому Союзу, как радикальное снижение военно-политической конфронтации, но при сохранении биполярной модели международной безопасности,
основными действующими лицами которой по-прежнему должны были оставаться Москва и
Вашингтон. Однако внутренние политические процессы, развивавшиеся в СССР и странах
«социалистического содружества», внесли существенные коррективы в последующий процесс
завершения холодной войны.
Политическая либерализация советского общества в годы «перестройки» не могла не сказаться на
внутриполитической жизни восточноевропейских союзников СССР, которые начали обгонять
Москву в движении от «реального социализма». Этому в большой степени способствовало и то,
что Советский Союз вынужден был отказаться от «доктрины Брежнева», которая подразумевала
вмешательство во внутренние дела этих стран, в том числе и военным путем, как это было при
вводе войск в 1968 г. в Чехословакию, в случае «угрозы» их «социалистическому» устройству или
членству в Организации Варшавского договора. Предоставленная свобода выбора привела к
спонтанному крушению социалистических режимов в странах Восточной Европы и развалу политической, экономической и военной системы «социалистического содружества». Как известно,
апогеем этого процесса было падение Берлинской стены в ноябре 1989 г., что и принято сегодня
считать символическим моментом окончания холодной войны.
Значение этого процесса для международной ситуации в области безопасности не только в
распаде 1 июля 1991 г. Организации Варшавского договора, но и в том, что он сделал неизбежным
последующий вывод советских войск с территории Германии, Чехословакии, Венгрии и Польши.
По существу, альтернативы этому не было, поскольку дальнейшее пребывание группировок
советских войск в Восточной Европе вопреки воле народов и новых правительств этих стран
неминуемо привело бы к необходимости подавления протестов и сопротивления оккупации с
неизбежными острыми и непредсказуемыми рецидивами холодной войны. Спорным остается
лишь вопрос о тех или иных сроках и условиях вывода войск. Вывод советских войск с
территории бывших союзников существенно изменил стратегическую ситуацию на европейском
континенте.
Последовавший за этим распад в конце 1991 г. Советского Союза и отказ Российской Федерации и
большинства других бывших советских республик от идеологии коммунизма означали завершение
холодной войны и начало формирования новой системы международной безопасности.
2.3. Переходный период
Мировая политика в сфере безопасности после окончания холодной войны формировалась под
влиянием материальной и психологической инерции предыдущего периода. В то же время
постепенно прорисовывались новое соотношение сил, новые угрозы и их новая приоритетность,
шел поиск адекватных ответов на эти угрозы. Уже спустя некоторое время начала формироваться
точка зрения, согласно которой мир стал менее безопасным, более анархичным и менее
предсказуемым.
Действительно, логика холодной войны была понятной, стабильной и относительно
предсказуемой. Но нельзя забывать и того, что эти характеристики являлись производными логики
«балансирования на грани войны» или «взаимного гарантированного уничтожения», сбой которой
мог привести к мгновенному (от 30 минут до нескольких часов) уничтожению всего человечества.
Сегодня при наличии многих иных угроз вероятность такого ракетно-ядерного Армагеддона
радикально снизилась.
После окончания холодной войны существенно сократились мировые военные расходы. В 1988 г.
они составляли 1066 млрд долл., а в 1997 г. были уже на уровне 704 млрд долл. В разгар холодной
войны человечество тратило на военные нужды 8,2% мирового валового продукта, а к концу 1990х годов этот показатель составлял 2,7%. Удалось добиться радикального сокращения оружия
.массового уничтожения. Вдвое были сокращены стратегические наступательные вооружения,
которыми располагали в разгар холодной войны СССР и США, а также имело место некоторое
сокращение аналогичных вооружений Великобритании и Франции. Был ликвидирован целый
класс ядерных вооружений средней и меньшей дальности. Следуя взаимному примеру, США и
Россия радикально сократили запасы тактического ядерного оружия и еще в большей степени
масштабы их развертывания. Начался процесс ликвидации Соединенными Штатами и Российской
Федерацией и рядом других государств огромных запасов химического оружия.
Не менее радикальные изменения произошли и в области обычных вооружений, которые
накопили основные участники холодной войны. По Договору об обычных вооруженных силах в
Европе было уничтожено несколько десятков тысяч единиц боевой техники (танков, артиллерийских установок, самолетов, вертолетов и боевых бронированных машин). Произошло
существенное, в совокупности на несколько миллионов человек, сокращение личного состав
вооруженных сил, в первую очередь России, США, ряда европейских стран, а также Китая.
Несколько меньшим, но не менее значительным было сокращение присутствия иностранных
войск в Европе и Азии. Например, РФ после распада ОВД вывела из Европы около 700 тыс., а
Соединенные Штаты из Европы и Азии в тот же период — около 300 тыс. личного состава вооруженных сил. Сократилось число военных баз за рубежом. Примерно вдвое сократились
общемировые объемы торговли оружием.
По окончании холодной войны большие надежды возлагались на мирный дивиденд от
прекращения гонки вооружений, т.е. на перспективу переключения крупных финансовых средств
с военной на мирную экономику. Эти надежды, как показывают цифры сокращения мировых
военных расходов в 1990-е годы, материализовались. Но лишь частично. Многие государства,
особенно из числа тех, которые больше других были вовлечены в гонку вооружений, столкнулись
с неожиданной проблемой. Во время холодной войны при разработке и накапливании вооружений
государства не задавались задачей их возможного уничтожения в будущем. Когда же реально
возникла возможность уничтожения огромного количества вооружений, оказалось, что это
требует создания принципиально новых технологий, производственных мощностей, крупных
финансовых средств. Таким образом, затраты на разоружение частично «съели» и продолжают
«съедать» мирный дивиденд.
Распад Советского Союза и Социалистической Федеративной Республики Югославии
сопровождался цепью этнических конфликтов на бывших территориях этих государств,
потенциалы которых в годы холодной войны были «заморожены» прессом авторитарных режимов
и дисциплиной межблоковой конфронтации. Но интенсивность большинства других конфликтов в
различных регионах мира, подпитывав-шихся логикой глобальной конфронтации в годы холодной
войны, начала снижаться, а некоторые из них переходили в стадию урегулирования (в
Центральной Америке, Камбодже, ряд конфликтов на юге Африки). При этом, естественно, не
следует забывать того, что ряд региональных конфликтов, имевших свои собственные корни
(например, индийско-пакистанский, израильско-палестинский), сохраняли собственную динамику,
даже выйдя из контекста холодной войны. Возник ряд новых конфликтов. Число конфликтов
достигло апогея к 1991 г., а после этого начало снижаться. Наблюдалась тенденция к определенному снижению и масштабов региональных конфликтов по сравнению со временами холодной
войны, например, конфликтами во Вьетнаме, Камбодже, Афганистане. Правда, отдельные
этнонациональные конфликты, например взаимное уничтожение племен хуту и тутси в Руанде и
соседних странах, были близки по числу жертв к конфликтам времен холодной войны.
Утверждения о том, что мир становился менее безопасным, частично проистекали из того, что в
годы холодной войны «черно-белая» логика биполярной конфронтации была достаточно
предсказуемой и понятной. Переходный же период от ставшей привычной системы холодной
войны к формированию новой системы международной безопасности, когда в качестве
центральных угроз выдвигались новые проблемы, требующие нетрадиционных алгоритмов
реагирования на них, когда сфера безопасности становилась более сложной, не «черно-белой», а
скорее «серой», неизбежно порождал ощущение неопределенности, а значит, и повышенной
опасности. Другой психологической причиной занижения оценки безопасности мира после
окончания холодной войны явилось то, что мировое сообщество надеялось на более радужные
перспективы развития мировой политики и международных отношений, чем это оказалось
объективно возможным. Причина скорее в слишком завышенных ожиданиях, которые
реализовывались лишь частично. Немалое влияние на ход событий в этот переходный период
оказала и неизбежная остаточная инерция конфронтационного мышления, подозрительности,
иногда неадекватной оценки собственных возможностей и намерений, возможностей и намерений
других действующих лиц в сфере международной безопасности, а также и то, что реальные события часто развивались по сценарию, который не совпадал с ожиданиями, по существу, ни одного
из действующих лиц.
Существенные трудности возникли при дальнейшем продвижении процесса сокращения
вооружений. Подписанный РФ и США в 1993 г. Договор о дальнейшем сокращении и
ограничении стратегических наступательных вооружений (Договор СНВ-2), предусматривавший
взаимное сокращение боезарядов на стратегических носителях еще почти вдвое по сравнению с
уровнями, предусмотренными Договором СНВ-1, так и не был реализован. В значительной
степени причиной этого были разногласия между РФ и США по вопросам, которые находились за
пределами сферы контроля над стратегическими наступательными вооружениями. Одним из
самых серьезных раздражителей стал курс Соединенных Штатов на создание противоракетной
обороны территории страны, на изменение Договора по ПРО, а затем и на выход из него. Столь же
сложным оказался и путь продвижения после ДОВСЕ к дальнейшему сокращению все еще явно
избыточных обычных вооружений в Европе. Еще одна «долгоиграющая» конфликтная проблема
возникла в связи с проведением западными странами курса на расширение НАТО и стремлением
России противодействовать этому. Особой остроты эти проблемы достигли в связи с военной
операцией НАТО против Югославии в 1999 г., решение о проведении которой было принято в
обход Совета Безопасности ООН, т.е. вопреки мнению Российской Федерации.
В определенной степени эти рецидивы холодной войны объяснялись различным видением
Москвой и Западом (прежде всего Вашингтоном) будущего формата глобальной безопасности и
роли каждой из сторон. Запад считал, что фактическая победа в холодной войне открывала
возможности для формирования новой повестки дня глобальной безопасности по собственному
усмотрению. По этим замыслам Россия, в конечном счете, должна была присоединиться к
западным усилиям по ее реализации. Запад был готов идти на определенные шаги в политической,
экономической сферах, равно как и в области международной безопасности для содействия
интеграции России в западное сообщество. Но в тех случаях, когда возникали серьезные
противоречия, Запад был готов действовать без учета мнения России, стремясь в то же время не
доводить конфликтные ситуации- до открытого разрыва и конфронтации.
48
Позиция России, в свою очередь, определялась рядом факторов. Будучи правопреемницей СССР,
обладая военным потенциалом, сравнимым по ряду показателей (прежде всего в области
стратегических вооружений) с потенциалом Соединенных Штатов, и являясь постоянным членом
Совета Безопасности ООН, Российская Федерация претендовала на сохранение статуса
«супердержавы» и на лидирующую, вместе с США, роль в мировой политике, в первую очередь в
сфере международной безопасности. Но эти намерения существенно ограничивались
экономическими возможностями. Катастрофически сократившийся бюджет не позволял не только
модернизировать, но и эффективно поддерживать даже на пониженных после холодной войны
уровнях российский военный потенциал, особенно силы общего назначения. Стратегические
наступательные вооружения гарантировали безопасность собственно территории России, но
обладание ими невозможно было трансформировать в фактор политического влияния на более
широком поле международной безопасности. Многие шаги Запада воспринимались как
направленные на еще больший подрыв позиций России в этой области.
С середины 1990-х годов, особенно после решения о первой волне расширения НАТО и
Косовского кризиса, наступило серьезное охлаждение в отношениях между Россией и Западом.
Москва взяла на вооружение стратегию построения «многополюсногомира», суть которой заключалась в противодействии единоличному лидерству Соединенных Штатов. Рассматривались
возможности создания в этих целях противовеса Соединенным Штатам на путях военнополитического сближения с Китаем, а возможно, и с Индией, предпринимались попытки отрыва
Европы от Америки. Такая общеполитическая ситуация не могла не сказаться на
взаимоотношениях в сфере безопасности. Были заморожены контакты между РФ и НАТО.
Устаревал не ратифицированный Договор СНВ-2. Резко расходились позиции сторон в отношении
судьбы Договора по ПРО. Но разногласия все же не переросли в долгосрочную и масштабную
конфронтацию.
Сложившаяся в период с 1996 по 2001 г. ситуация «холодного мира» в координатах Россия—Запад
не способствовала конструктивному поиску общеприемлемых ответов на новые угрозы и вызовы,
возникавшие в основном вне этих координат. Ситуация кардинально изменилась после нападения
международных террористов на Соединенные Штаты 11 сентября 2001 г. и формирования
глобальной антитеррористической коалиции.
С каждым годом человечество все дальше уходит от холодной войны. В целом преодолена
биполярная конфронтация, отодвинута угроза Уничтожения человечества в полномасштабной
ракетно-ядерной войне, существенно сократилась интенсивность гонки вооружений, успешно
развивается процесс сокращения или ликвидации некоторых видов вооружений. В то же время ряд
факторов, которые можно обозначить как наследие холодной войны, продолжает оказывать влияние на развивающиеся сегодня процессы в сфере международной безопасности. Это, прежде всего, избыточные с
учетом нынешних угроз вооружения, как ракетно-ядерные, так и обычные, накопленные в годы холодной
войны, еще достаточно влиятельные военно-промышленные комплексы, знания и технологии производства
все более разрушительных вооружений. Наряду с материальными факторами сохраняется и определенное
наследие холодной войны в умах политиков, военных, ученых, части общественности.
Глава 3
НОВЫЕ ПАРАМЕТРЫ МЕЖДУНАРОДНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
Известно, что к возможным будущим войнам военные и политики, как правило, готовились, следуя логике
войн предыдущих. Адаптация к новым реалиям безопасности требовала времени, трудной, с точки зрения
психологии, переоценки стратегии и тактики, дорогостоящей перестройки материальной базы. Достаточно
вспомнить, как тяжело проходил процесс усвоения нового ракетно-ядерного измерения для системы
международной безопасности и адаптации к нему на рубеже между Второй мировой и холодной войнами.
Не стал исключением и процесс перехода от холодной войны к новому этапу международной безопасности.
Человечество отдалялось от холодной войны, почти не отрывая взгляда от «зеркала заднего вида»,
представляя себе будущую систему международной безопасности главным образом как антитезу холодной
войне, как условие, которое должно воспрепятствовать ее повторению.
Так продолжалось до той поры, пока в начале XXI в. прямо по курсу государств, отдалявшихся от холодной
войны, не начали взрываться «боезаряды» качественно новых угроз. В этот момент пришло отчетливое
осознание того, что в сфере международной безопасности происходят сдвиги глубинного, «тектонического»
характера, а ее обеспечение требует нового стратегического мышления, новой материально-технической
базы, новых военно-политических инструментов и международной организационно-правовой структуры.
Сегодняшнее состояние международной безопасности чаще всего определяют как «безопасность после
окончания холодной войны». Эта формулировка подчеркивает лишь очевидный факт — нынешняя международная безопасность развивается не по тем законам, по которым она функционировала в годы холодной
войны. Однако она не отвечает на главный вопрос: каковы новые закономерности системы международной
безопасности, которая приходит на смену той, которая действовала на предыдущем этапе? Для понимания
нарождающегося нового качества международной безопасности необходимо комплексное рассмотрение генезиса сегодняшнего состояния, прорисовка его «большой картины», масштабных и долгосрочных
процессов, узловых проблем, областей совпадения и конфликта интересов основных действующих
лиц, располагаемых ими ресурсов в единстве и взаимозависимости этих факторов.
3.1. Меняющаяся внешняя среда международной безопасности
Будучи неотъемлемой составной частью более широкой среды мирового политического,
экономического, идеологического взаимодействия, международная безопасность преломляет через
себя новые процессы и явления в этой среде. Одним из заглавных, новых процессов сегодняшней
мировой политики и международных отношений является глобализация. Для нее характерно
качественное усиление плотности и глубины взаимозависимости в экономической, политической,
идеологической и других областях мирового взаимодействия. При этом «плотность» означает
возрастающее количество, разнообразие и масштабы трансграничных взаимодействий, а
«глубина» — степень, в которой взаимозависимость влияет на внутреннюю организацию обществ
и обратно. Происходит «сжатие» мира и осознание его как единого целого.
Из этого следует существенное возрастание степени взаимозависимости действующих лиц и
функциональных областей международной безопасности. Она становится более плотной и
неделимой. В индивидуальных комплексах «национальных интересов» государств увеличивается
удельный вес общего, глобального интереса. Одновременно усиливается глубина взаимодействия
внутренних и внешних аспектов безопасности. Глобализация сопровождается более широким и
энергичным выходом на международную арену негосударственных действующих лиц, как
конструктивных, так и деструктивных. Угрозы, генерируемые деструктивными
негосударственными действующими лицами, дополняют традиционные угрозы, исходящие от
традиционных действующих лиц — государств.
Другим важным новым феноменом является демократизация мира. «Третья волна»
демократизации, начавшаяся в середине 1970-х годов и приобретшая особенно высокую динамику
после окончания холодной войны, качественно изменила соотношение сил между буржуазной демократией и авторитаризмом. По состоянию на конец 2002 г. можно констатировать следующую
глобальную картину соотношения между политической свободой (буржуазной демократией),
частичной свободой (транзитные режимы) и несвободой (авторитарные режимы)1. По количеству
государств: 46 (29)% являются свободными, 29 (25)% — частично свободными и 25 (46)% —
несвободными. По числу людей, проживающих при различных политических режимах: 44 (35)% в
свободных странах, 21 (18)% — в частично свободных, 35 (47)% — в несвободных странах.
Согласно расчетам по обменным курсам валют глобальный валовой продукт распределяется
следующим образом: свободные страны производят 89%, частично свободные — 5% и несвободные — 6%. Примерно такое же распределение потенциалов наблюдается и в сфере высоких
технологий. Несмотря на то что в некоторых странах процессы демократизации затормозились
или были повернуты вспять, это отступление компенсировалось движением в сторону
демократизации в других странах и регионах. «Третья волна» демократизации вышла на
определенное «плато» без признаков ее спада.
Если исходить из того, что буржуазные демократии не воюют или крайне редко воюют друг с
другом, то расширение глобальной зоны буржуазной демократии означает расширение зоны мира
между теми государствами, которые в нее входят. Кроме того, в условиях глобальной
взаимосвязанности и изменения «соотношения сил» в пользу демократии большинство
авторитарных государств предпочитает строить отношения с демократиями на принципах
«мирного сосуществования». Как показывает практика последнего десятилетия, зона военной
конфликтности ограничивается тем сектором, где сталкиваются некоторые демократические
государства (в основном США и их активные союзники) с отдельными радикальными
авторитарными режимами (например, Ираком при Хусейне, Югославией при Милошевиче, КНДР,
Ираном). При этом, как правило, демократическое сообщество и даже часть авторитарного мира
признают, что такие режимы представляют угрозу для международной безопасности, но часто
расходятся по вопросу относительно оправданности и целесообразности применения вооруженной
силы против них.
Помимо этого демократическое сообщество оказалось расколотым по вопросу о допустимости и
желательности принудительного экспорта демократии путем смены правящих режимов в
авторитарных странах. Авторитарные режимы выступают против этого принципиально, потому
что такая практика может в будущем коснуться каждого из них. Большая часть демократического
сообщества и транзитных режимов видят в этом нарушение одного из основополагающих
принципов международного права — свободы выбора того или иного политического режима.
Многие считают насаждение демократии извне без соответствующих внутренних предпосылок
непродуктивным. Существуют и серьезные подозрения относительно того, что государства—
экспортеры демократии могут прикрывать благородными намерениями свои корыстные интересы
по распространению контроля и влияния — как политического, так и экономического. При всех
расхождениях относительно законности или целесообразности экспорта демократий формируется
более консенсусная точка зрения о необходимости ограничения экстремизма авторитарных
режимов. С позиции международной безопасности важно и то, что в большинстве случаев такого
рода разногласия приводят к политико-дипломатическим противоречиям в демократическом
сообществе, однако не материализуются в предпосылки военного противостояния, а тем более
открытой вооруженной конфронтации между его членами. С учетом вышеизложенных
соображений можно предположить, что зона потенциальных вооруженных конфликтов между государствами, по крайней мере на обозримую перспективу, сузилась до довольно предсказуемого
сегмента.
Еще одним результатом глобальной демократизации стало выдвижение на передний план
растущего консенсуса относительно самоценности прав человека и принципа, согласно которому
положение в этой сфере перестает быть исключительно внутренней прерогативой суверенных
государств, а в определенных случаях становится предметом озабоченности мирового сообщества
и причиной или поводом для принятия конкретных мер воздействия. Для сферы международной
безопасности это означает появление феномена «гуманитарное вмешательство». Другим
следствием этого явления становится возрастание требований о «гуманизации» применения
вооруженной силы: сокращению «сопутствующих потерь» среди гражданского населения,
запрещению «негуманных» или «неизбирательных» видов вооружений. Образуется
парадоксальное на первый взгляд противоречие между войной как отрицанием гуманизма и
требованием о применении вооруженной силы для защиты гуманизма, между задачей применения
насилия для достижения победы и «гуманизацией» такого насилия. Этот конфликт порождает
множество противоречий при попытках практической реализации этого феномена единства
противоположностей.
Важным фактором мировой политики в последние десятилетия является научно-технологический
прорыв с далеко идущими последствиями в экономической, социальной, политической,
идеологической областях жизнедеятельности человечества. Компьютеризация и информационная
революция открыли дорогу для научно-технической революции в военном деле. Внедрение
высоких технологий, например, существенно изменило характер и возможности обычных
вооружений, системы разведки и управления войсками, привело к созданию высокоточных вооружений, расширило возможности ведения войны на расстоянии, обеспечения «малой
заметности» («стеле») военной техники и т.д. В последние годы все больше возрастает значение
качества вооружений, которые все труднее компенсировать их количеством. Все больше
увеличивается разрыв между передовыми в технологическом плане странами и остальным миром.
Такое положение дел объективно стимулирует отстающие в научно-технологическом отношении
страны либо к присоединению к коалициям высокоразвитых государств, либо к поиску противовеса их превосходству в сфере «вооружений для бедных», которыми сегодня становится оружие
массового уничтожения. Кроме того, научно-технологический прорыв в сочетании с повышением
свободы коммуникационных обменов значительно облегчает доступ к отдельным аспектам
«революции в военном деле» для деструктивных негосударственных действующих лиц и для
транснационального объединения угроз.
Сегодня очевидным становится обостряющийся кризис международного права, который
оказывает существенное влияние на поведение действующих лиц в сфере международной
безопасности. Как правило, в истории человечества все крупные международные войны
завершались подписанием мирных договоров и созданием новой организационно-правовой
системы международных отношений. Окончание холодной войны стало исключением из этого
правила. Мировое сообщество пошло по пути возрождения эффективности организационноправовой системы, созданной после окончания Второй мировой войны, ядром которой является
Организация Объединенных Наций. В настоящее время широко распространенной становится
точка зрения о неэффективности этой системы и, в частности, ООН. Если сравнивать эффективность этой организации, особенно ее Совета Безопасности, во время холодной войны и после ее
окончания, то нет никаких сомнений, что эта эффективность существенно возросла. Наглядным
показателем является резкое возрастание консенсусных голосований в Совете Безопасности по
большинству узловых вопросов международной безопасности и сокращение случаев применения
постоянными членами Совета Безопасности своего право вето. Но, вместе с тем, при оценке
эффективности ООН для решения качественно новых задач в сфере международной безопасности
сегодняшнего дня и особенно в будущем пессимистические оценки вполне оправданы.
Восстановление после окончания холодной войны консенсуса мирового сообщества относительно
принципов, заложенных в Уставе ООН, оказалось неполным. Принятие решений о вооруженных
вмешательствах в Югославии в 1999 г. и Ираке в 2003 г. в обход Совета Безопасности ООН
существенно снизило эффективность этой Организации и принципов регулирования сферы
международной безопасности. Внедрение практики «гуманитарного вмешательства» означало
кардинальное изменение традиционного подхода к суверенитету. Угрозы транснационального
терроризма выдвинули на передний план качественно новую проблему «превентивных ударов».
Расширяющаяся практика применения вооруженной силы против негосударственных действующих лиц (террористов, сепаратистов, мятежников) заострила проблему избирательного
применения вооруженной силы и сокращения жертв среди мирного населения. Очевидной стала
задача развития международного права и реформирования ООН для приведения их в соответствие
с качественно новыми реалиями мировой политики, международных отношений и международной
безопасности. Именно по этим причинам уже в практическую плоскость поставлен вопрос о
радикальной организационной реформе ООН и, в частности, ее Совета Безопасности,
существенном развитии системы международного права, в том числе и тех норм, которые
регулируют международную безопасность.
Другой серьезной причиной кризиса современной системы международного права и ООН
является готовность и стремление ряда стран, в первую очередь Соединенных Штатов,
действовать вне правового поля, в том числе и по проблемам международной безопасности. Об
этом свидетельствуют случаи намеренного обхода Совета Безопасности ООН при проведении
ряда крупных акций международного вооруженного вмешательства, отказ от присоединения к
таким важным инструментам международного права, как Договор о всеобъемлющем запрещении
ядерных испытаний, Международный уголовный суд, игнорирование международных усилий по
созданию механизма проверок Конвенции по бактериологическому оружию.
Существенно меняется и распределение экономической мощи в мире. По данным исследования,
проведенного ИМЭМО РАН, по состоянию на конец 90-х годов доля ведущих экономических
центров в мировом валовом продукте распределялась следующим образом: США — 18%,
Европейский Союз — 25%, Япония — 14%, Китай — 3%, Россия — 1,2%. Другие исследования, в
частности, проведенные на Западе, давали несколько иные цифры. Согласно им доля России
составляла от 2 до 4%, Соединенных Штатов и Евросоюза была примерно равной (около 20%),
Китая — 6%, а Японии — 9%. В начале XXI в. картина начинает несколько меняться за счет
ускорения экономического роста Китая, России, Индии, Бразилии. Но в среднесрочной
перспективе общий порядок «соотношения экономических сил» в мире в целом сохранится.
Здесь нет прямой и жесткой увязки с соотношением военного баланса в мире. Например, у
различных стран разные возможности направления части своего экономического могущества на
цели безопасности. Так, Китай и Индия вынуждены тратить подавляющую часть своего валового
внутреннего продукта на обеспечение жизнедеятельности существенно превосходящего другие
страны населения — 1,3 и 1 млрд человек соответственно. Наличие ракетно-ядерных потенциалов
серьезно нивелирует разрывы, вытекающие из дисбаланса экономической мощи. Существенное
значение имеет уровень технологического развития, в частности в военно-технической области.
Например, Россия наследовала и, несмотря на значительные потери в экономике, в большой
степени сохранила мощный научный потенциал и военно-промышленный комплекс, имеющий
возможность производства в широком диапазоне номенклатуры вооружений. Очень важным
нематериальным фактором является политическая воля правительств и общественности
отдельных стран к проведению активной политики в области международной безопасности. Это
становится очевидным, например, при сравнении роли США и Японии. Тем не менее мировое
экономическое уравнение является существенным индикатором потенциальных возможностей
ведущих держав мира в сфере международной безопасности.
Наконец, нельзя игнорировать и существенное изменение глобальной повестки дня
международных отношений и мировой политики после окончания холодной войны. Неоспоримым
фактом является сохранение приоритетности проблем международной военно-политической
безопасности. Но при сравнении с временами холодной войны, когда они были доминирующими,
происходит определенное возрастание приоритетности других, невоенных областей мирового
взаимодействия — экономической, экологической, гуманитарной. Например, возрастает удельный
вес проблем борьбы со СПИДом, устойчивого развития «Юга», глобальным потеплением,
вопросов обеспечения человечества энергоресурсами и пресной водой, регулирования
генетической революции и ряда других. Таким образом, изменение окружающей среды
международной безопасности оказывает серьезное влияние на весь ее комплекс и отдельные
составляющие.
3.2. «Новые» угрозы
В начале XXI в. оформился качественно новый набор приоритетных угроз международной
безопасности. «Старые»угрозы\ проистекавшие из прямого соперничества, в первую очередь
между наиболее мощными в военном плане государствами и их союзами, начали отодвигаться на
второй план. Можно утверждать, что большинство «старых» угроз сегодня находится в
«дремлющем» состоянии.
К «новым» угрозам сегодня относят триаду, включающую международный терроризм,
распространение оружия массового уничтожения и средств его доставки, а также внутреншие
вооруженные конфликты. Близко к ним примыкает феномен «международных вооруженных вмешательств», который в определенных слгучаях может играть роль нейтрализатора возникающих
угроз, но и самг становится угрозой — в других случаях. Эти угрозы существовали и рамьше. Но в
то время они были в тени «старых» угроз. Существенное повышение их приоритетности в
последние годы объясняется развитием внутреннего потенциала и опасности каждой из этих угроз
и их совокушности.
Международный терроризм выдвин;улся во главу угла триады «новых» угроз. В последние годы
наблюдается формирование нового качества терроризма. Из локального явления!, известного и
ранее в отдельных странах, он превратился в не признадощее государственных границ глобальное
транснациональное движение, как по составу участников, так и по географии проведения
операций. В качестве идеологической базы он использует крайнее течение исламистгского
радикализма. Новое качество международного терроризма дополняется сращиванием корневых
систем глобального движения и епо национальных проявлений. Получила развитие и
организационная структура этого движения, основывающаяся на сетевом принципе
взаимодействия часто автономных и инициативных ячеек, имеющих способность к
«клонированию». Получив первоначальный стимул от «Аль-Юаиды» во главе с Бен Ладеном,
движение международного терроризма гяриобрело динамику саморазвития и приспособления к
местным услов иям в различных уголках земного шара.
Глобальный характер угрозы международного терроризма поставил задачу международного
объединения усилий по борьбе с ней. Можно констатировать, что в целом мировому сообществу
удалось создать широкую антитеррористическую коалицию вокруг идеи крайней опасности,
абсолютной неприемлемости международного терроризма и необходимости совместной борьбы с
ним. Однако наблюдаются и процессы, ослабляющие и раскалывающие это единство.
Другой угрозой, выдвинувшейся на передний план и приобретающей новое качество, стал
комплекс реального и потенциального распространения оружия массового уничтожения. В
большой степени резко возросшая актуальность этой угрозы (объясняется потенциальной
возможностью ее смыкания с угрозой международного терроризма, который получил название
ОМУ-терроризма. В связи с этим расширилось и изменилось предметное поле этой угрозы и
борьбы с ней.
Если раньше источниками таких угроз были государства, то теперь они исходят главным образом
от негосударственных действующих лиц. Функционировавший ранее между государствами набор
поощрений и наказаний в сфере нераспространения ОМУ не способен воздействовать на
негосударственных действующих лиц. У источника угрозы нет обратного адреса, по которому
может быть направлено наказание. С террористами нельзя договориться об отказе от такого
оружия, предоставляя им какие-либо преимущества. Они заинтересованы не просто в обладании
таким оружием для целей сдерживания, а именно в применении его для достижения политических
целей. Одним словом, в этой сфере перестает работать рациональная логика сдерживания
распространения, действовавшая ранее в межгосударственном формате.
Резко возросла ранее незначительная угроза похищения негосударственными действующими
лицами оружия массового уничтожения, следовательно, возникла принципиально новая задача
физической защиты такого оружия или его компонентов. Если раньше речь шла в основном об
обладании таким оружием, то сегодня она дополнилась угрозой намеренного разрушения в
мирное время ядерных, химических и других объектов с последствиями, близкими к результатам
применения ОМУ.
Одновременно произошел прорыв рамок традиционной системы ядерного нераспространения и
обзаведение ядерным оружием новыми государствами. Это дает толчок региональным гонкам
ядерных вооружений, ставит вопрос о производстве ядерного оружия теми государствами,
которые прежде не имели таких планов. Вместе с тем особую обеспокоенность вызывает судьба
ядерного оружия у ряда ее новых обладателей. Например, политическая нестабильность
Пакистана вызывает законные вопросы о том, в чьих руках окажется ядерное оружие в случае,
если власть в стране перейдет к радикальной исламистской оппозиции, близкой к международным
террористам. Некоторые государства известны своим граничащим с иррациональностью
поведением, в том числе и в области нераспространения, симпатиями к международному
терроризму или даже сотрудничеству с ним. В последнее время появилась угроза формирования
полугосударственных, полуобщественных подпольных транснациональных сетей
распространения ОМУ.
Новое измерение приобретает угроза внутренних вооруженных конфликтов. Переход от
холодной войны к современному состоянию международной безопасности сопровождался
затуханием ряда конфликтов, которые ранее подпитывались центральным противостоянием
между Вашингтоном и Москвой. Другие конфликты, освободившиеся от внешних стимулов, тем
не менее сохранили свою внутреннюю локальную динамику. Начал формироваться широкий
международный консенсус относительно недопустимости самого явления внутренних вооруженных конфликтов в принципе. Это объясняется рядом причин. При всей опасности других угроз
внутренние вооруженные конфликты являются причинами самых крупных человеческих жертв в
глобальном масштабе. В последнее время они все в большей степени сращиваются с другими
ведущими угрозами, в первую очередь с международным терроризмом, а также с незаконным
оборотом наркотиков, нелегальной торговлей оружием, международной организованной
преступностью. Зоны внутренних вооруженных конфликтов, как правило, являются самыми
обездоленными в экономическом плане районами земного шара. Боевые действия в них служат
главным, а в большинстве случаев единственным препятствием для оказания гуманитарной
помощи. Нарушения прав гражданского населения, в частности этнические чистки, становятся
массовым явлением. Почти повсеместно внутренние вооруженные конфликты прямо или косвенно
втягивают в свою орбиту соседние государства, разного рода иностранных добровольцев.
3.3. Международное вооруженное вмешательство
Сегодня феномен международного вооруженного вмешательства становится одной из
центральных проблем, определяющих противоречивость и сложность формирования новой
системы международной безопасности. Речь идет об угрозе применения или о применении вооруженной силы одним государством или коалицией государств против других государств или
негосударственных действующих лиц на их территории для достижения определенных военных и
политических целей.
Такое вмешательство может осуществляться с санкции Совета Безопасности ООН или в обход
этого органа. Международное вооруженное вмешательство имеет две стороны — оно может быть
средством противодействия угрозам международной безопасности и одной из таких угроз. За
последние полтора десятилетия международное вооруженное вмешательство превратилось в
самый оперативный способ применения вооруженного насилия в международных отношениях.
Диапазон его очень широк — от весьма ограниченного применения элементов вооруженного
принуждения международными миротворческими силами до крупномасштабных военных
операций, почти не отличающихся от классических войн прошлого.
После десятилетий холодной войны, когда решение о вооруженном вмешательстве принималось
отдельно каждым из противостоящих блоков, с ее окончанием появилась возможность
коллективного и согласованного всеми основными государствами использования предусмотренного Уставом ООН права на международное вооруженное вмешательство против угроз
международной безопасности. И, действительно, в первой половине 1990-х годов такой механизм
принятия решений и осуществления международных вооруженных вмешательств работал
довольно успешно. Начало этому положило решение Совета Безопасности ООН 60
о международном вооруженном вмешательстве в Ираке для отражения агрессии Багдада против
Кувейта в 1991 г. За этим последовал ряд решений этого органа о желательности и даже
необходимости применения такого вмешательства с целью противодействия ряду иных угроз
международной безопасности. В отдельных случаях (например, в связи с событиями в Сомали и
Руанде) речь шла о стремлении противодействовать внутреннему хаосу и межплеменному
геноциду. В других ситуациях (например, в связи с переворотом на Гаити) Совет Безопасности
ООН принимал решение о международном вооруженном вторжении как средстве давления на
хунту для возвращения власти свергнутому законному президенту страны. Наметилось
существенное расширение тех причин, по которым мировое сообщество демонстрировало готовность дать санкцию на международное вооруженное вторжение.
Единогласие постоянных членов Совета Безопасности ООН относительно целесообразности
международного вооруженного вмешательства стало распадаться уже во второй половине 1990-х
годов. Китай и до этого довольно настороженно относился к этой идее, как правило,
воздерживаясь при голосованиях по санкционированию конкретных операций по вмешательству.
Постепенно и РФ, до той поры поддерживавшая такие решения, начала проявлять озабоченности в
этой связи. Признаки таких изменений проявились уже при обсуждении вопроса о
целесообразности применения внешней вооруженной силы для того, чтобы положить конец
внутреннему конфликту в Боснии и Герцеговине. Открытый разрыв между постоянными членами
Совета Безопасности ООН (России и Китая, с одной стороны, и США, Великобритании, Франции
— с другой) возник в период конфликта вокруг Косово в 1998-1999 гг. Это объясняется попыткой
западных стран узаконить использование международного вооруженного вмешательства для
разрешения внутренней гуманитарной проблемы, а также уже очевидными к тому времени
противоречиями между РФ и НАТО, в частности по вопросам расширения этого блока.
Единодушие постоянных членов Совета Безопасности ООН относительно вмешательства
временно восстановилось в связи с террористическими актами в США и решением американцев
нанести удар по базам <<Аль-Каиды» и режиму «талибов» в Афганистане. Но достигнутый
консенсус снова распался в связи с решением Вашингтона и Лондона о смене политического
режима в Ираке. На этот раз лагерь оппонентов проведению такой операции существенно
расширился за счет присоединения к Москве и Пекину Парижа, Берлина и ряда правительств
других европейских и арабских государств.
Следует заметить, что в узко военном плане все крупные операции по международному
вооруженному вмешательству оказались весьма эффективными. Однако последовавшие за
военными победами периоды политической консолидации таких завоеваний, к примеру в Ираке,
да и в Афганистане, принесли во многом противоречивые результаты. Кроме того, такие решения
локальных проблем, когда они осуществлялись в обход Совета Безопасности ООН, привели к
усилению противоречий между ведущими державами мира и серьезному подрыву авторитета и
эффективности ООН. Вооруженное вмешательство и в обозримом будущем останется одной из
самых противоречивых проблем международной безопасности.
3.4. Обычные вооружения и вооруженные силы
Современное состояние проблематики обычных вооружений в комплексе международной
безопасности имеет несколько измерении.
В то время как в годы холодной войны основное внимание было приковано к уравнению ракетноядерных вооружений, после ее окончания обычные вооружения становятся основным
оперативным инструментом решения проблем международной безопасности. После окончания холодной войны, как уже отмечалось, имело место заметное сокращение запасов обычных
вооружений, численности вооруженных сил, их постоянного базирования на иностранных
территориях. Параллельно с указанными сокращениями происходило изменение географических
приоритетов базирования и использования обычных вооруженных сил и вооружений за рубежом.
Осуществляется постепенная концентрация инфраструктуры базирования западных, в первую
очередь американских сил и вооружений, в регионе Среднего и Ближнего Востока. Российская
Федерация модифицирует сеть военных баз и военного присутствия на пространстве СНГ,
фактически полностью свертывая военное присутствие в «дальнем» зарубежье. Другим
важнейшим процессом становится стремительное насыщение обычных вооружений высокими
технологиями, которое получило название «революции в военном деле», или «трансформации».
Это требует повышения профессионального уровня обслуживающих их специалистов, увеличения
удельного веса профессиональных военных, служащих по контракту. Все более возможным и
необходимым становится сочетание централизованного руководства по выполнению замысла
операций с инициативой в войсках, вплоть до отдельного солдата.
Существенно растет разрыв боевых возможностей между технологически развитыми и
отстающими в этом отношении государствами. Поскольку большая часть вооруженных
конфликтов ведется между вооруженными силами различного технологического уровня, они
становятся более скоротечными, относительное число потерь и разрушений в них сокращается.
Более сложные проблемы, масштабные потери и часто разрушения возникают на последующем за
активной фазой военной конфронтации этапе контроля территории, консолидации победы и
установления мира на условиях победителей.
В последние годы усиливаются требования относительно «гуманизации» обычных вооружений, их
применения, использования вооруженных сил. Это становится особенно очевидным при сравнении
сегодняшней ситуации с подходами к этой проблеме во времена Второй мировой и холодной
войн. Массированные воздушные налеты, например, на Лондон, Ленинград, Дрезден, имевшие
основной целью уничтожение и подавление морального духа гражданского населения считались
во время Второй мировой войны допустимым и эффективным средством ведения боевых
действий. Тот факт, что ядерное оружие не различает военные и гражданские цели, не ставило под
вопрос возможность его применения в годы холодной войны. Атомные бомбардировки Хиросимы
и Нагасаки, где не было концентрации вооруженных сил или военного производства, имели
демонстрационные цели принуждения к капитуляции населения и руководства Японии.
Сегодня ситуация меняется качественно. Это объясняется нарастанием пацифистских настроений
и укоренением принципов прав человека в мировом общественном мнении. По существу, ушла в
прошлое доктрина о полной или даже частичной коллективной ответственности населения страны
или ее региона за поведение их политического и военного руководства, которое привело к
конкретному вооруженному конфликту. Напротив, часто боевые действия ведутся по причине или
под предлогом освобождения населения, которое считается жертвой такого руководства.
Требование о минимизации «сопутствующего ущерба» среди гражданского населения становится
одним из важнейших принципов военного дела.
Этим объясняется усилившаяся в последние годы тенденция к запрещению «негуманных» видов
оружия, например, противопехотных мин. Все больше ограничений вводится в правила поведения
военных в ходе проведения операций, обращения с военнопленными, особенно с гражданским
населением. Все чаще против военных выдвигаются обвинения в «неизбирательном» или
«чрезмерном» применении силы. Примерами могут служить создание и функционирование
международных уголовных трибуналов для бывшей Югославии и Руанды, а также Международного уголовного суда.
Новые тенденции в комплексе, обозначаемом широким понятием «обычные вооружения»,
оказывают и будут оказывать большое и динамичное влияние на формирование новой системы
международной безопасности.
3.5. Ядерное оружие, средства доставки и противоракетная оборона
Сегодняшняя проблема ракетно-ядерных вооружений — разновидность «старой» угрозы. Но
одновременно у нее появляется качественно новое измерение, обусловленное расширением круга
обладателей этими вооружениями и особенностями их поведения в этом качестве. В годы
холодной войны, в конечном счете, сформировалась стратегическая стабильность противостояния
наступательных ракетно-ядерных вооружении противоборствующих сторон с учетом
возможности «взаимного гарантированного уничтожения» друг друга. Эта стабильность дополнялась фактически полным отказом от обороны от наступательных ракетно-ядерных вооружений.
Впоследствии поддержание этой стабильности между СССР (затем РФ) и США сочеталось с
радикальным сокращением уровней ракетно-ядерных вооружений и намеренным сохранением
взаимной незащищенности от возможного обмена ракетно-ядерными ударами. В отличие от
советско (российско)-американского уравнения, которое с конца 1960-х годов реализуется на
принципе равенства или паритета (примерного равенства), другие ядерные державы (Великобритания, Франция, Китай) обеспечивали свою безопасность на значительно более низких
уровнях ракетно-ядерных стратегических вооружений, исходя из принципа «достаточности» для
нанесения неприемлемого ущерба в ответном ударе по возможному агрессору. Они также не
имели и не разрабатывали средства противоракетной обороны. Правда, что касается
Великобритании и Франции, то такая их позиция частично объяснялась тем, что они были
союзниками США и могли рассчитывать на американскую помощь в обеспечении своей
безопасности. Учитывая значительный отрыв по стратегическим ракетно-ядерным потенциалам
СССР (России) и США, ракетно-ядерные потенциалы Великобритании, Китая и Франции в
определенной степени влияли на стабильность «центрального» баланса, но не нарушали его
принципиально.
В настоящее время ситуация начинает меняться. Помимо пяти «официально признанных» (по
Договору о нераспространении ядерного оружия) обладателей ядерного оружия им скрытно
обзавелся Израиль, открыто — Индия и Пакистан, о наличии его заявляет КНДР. Появляются
опасения относительно разработки ядерного оружия Ираном, а возможно, и некоторыми другими
странами. Наряду с этим, новые фактические и потенциальные обладатели ядерного оружия
энергично разрабатывают ракетные средства, которые могут быть использованы для доставки
ядерного оружия. При этом дальность ракетных систем неуклонно возрастает.
Существенным новым фактором стало решение Соединенных Штатов о выходе из Договора по
ПРО и создании стратегической противоракетной обороны своей собственной территории, а также
территорий некоторых своих союзников. Понятное на первый взгляд стремление обезопасить себя
от возможных единичных ракетно-ядерных ударов со стороны новых обладателей таких
вооружений в то же время вносит существенный дестабилизирующий импульс во все компоненты
ракетно-ядерного уравнения в его «старом» измерении. Реализация программ противоракетной
обороны и разработка ракетных технологий все более широким кругом государств реанимируют,
казалось бы, уходившую в историю угрозу гонки вооружений в космосе.
Таким образом, пока внимание мирового сообщества сосредоточено на противодействии «новым»
угрозам, накапливаются предпосылки активизации дремлющей «старой» угрозы в виде гонки
ядерных, ракетных и космических вооружений, на этот раз в более широком, многостороннем
формате. Формирование новой системы международной безопасности в значительной степени
будет зависеть от того, удастся ли мировому сообществу согласовать инновационные подходы
продвижения от классической модели «взаимного гарантированного уничтожения» к «взаимной
гарантированной безопасности».
3.6. Роль ведущих мировых держав
Не оспаривая международно-правовой принцип равенства всех государств мира, нельзя не
заметить, что в сфере международной безопасности ряд стран располагает возможностями,
превосходящими возможности большинства других государств. Такие страны традиционно
назывались «великими державами». Их статус был косвенно закреплен в Уставе ООН, который
предусматривал для Великобритании, Китая, СССР, США, Франции особую роль постоянных
членов Совета Безопасности ООН. Мерилом служили принцип оценки вклада этих держав в
победу во Второй мировой войне, а также особая ответственность, которая возлагалась на них в
деле поддержания международной безопасности в будущем. Эти державы подкрепили свой
особый статус разработкой и развитием ядерного оружия. В годы холодной войны из этой
«пятерки» выделяли две «супердержавы» — США и СССР, которые по своим вооруженным
потенциалам и принятой на себя роли существенно превосходили другие «великие державы», не
говоря уж об остальных странах. Их особый статус дополнялся и тем, что они были полюсами
противостояния, вокруг которых группировалась большая часть других стран мира.
Окончание холодной войны изменило логику взаимодействия ведущих держав. Конфронтация
между ними и их союзами отошла на второй план, расширились зоны совпадения интересов и
потенциального коллективного взаимодействия. При анализе сегодняшней системы меж.]
дународной безопасности одной из ключевых проблем является вопро» о том, что составляет и
будет составлять в перспективе суть их взаимо- I действия — коллективное противостояние
общим угрозам или сопД! ничество друг с другом для обеспечения индивидуальной безопасности,
в первую очередь друг от друга, и для достижения максимально возможного влияния на мировые
дела. В большой степени от того или иного ответа на этот вопрос зависит и определение
стандарта, с помощью которого следовало бы измерять потенциал и роль той или иной державы,
ее «величие». Например, если главным измерением сегоднящ-1 него состояния международной
безопасности признается способность и готовность противостоять «новым» угрозам (терроризму,
распространению ОМУ, внутренним вооруженным конфликтам), то при опреде-1 лении
значимости той или иной державы на первое место выходит один набор факторов; если же
перспективы международной безопасности; видятся в основном под углом зрения соперничества
между ведущими державами, то определяющим становится другой набор факторов.
Но, как показывает практика, в переходный период от холодной войны к новой системе
международной безопасности, которой лишь предстоит оформиться окончательно в будущем,
приходится учитывать воз-] можности государств в деле противодействия как «новым», так и |
«старым» угрозам. Тем более что часто вооружения и возможности, необходимые для
противодействия «новым» общим для них угрозам, могут быть использованы и для достижения
иных целей.
Одним из основных показателей динамики изменения военной мощи ведущих держав являются
сравнительные данные об их расходах на национальную оборону (рис. 1). При этом, однако, надо
иметь в виду, что они не всегда отражают фактическое соотношение сил между ними на
сегодняшний день, поскольку не учитывают масштаб военных потенциалов, созданных на
предыдущих этапах военного строительства и строительства вооруженных сил.
Эти цифры исчисляются не переводом сумм в национальных валютах, ассигнуемых тем или иным
государством на военные нужды, в доллары США по обменным курсам, а путем подсчета по
методике Всемирного банка того, сколько стоило бы в долларах США производство вооружений,
содержание личного состава и т.д., если бы эти товары и | услуги закупались по расценкам,
существующим в Соединенных Штатах. Например, при исчислении расходов на оборону
Российской Феде рацией по паритету покупательной способности производство ракеты \ «Тополь
М» оценивается примерно как производство ракеты «Писк11' пер», истребителя-бомбардировщика
«Су-34» — как истребителя «F-15E», содержание российского солдата, офицера — как
содержание
Саудовская Аравия - 3%
Италия — 2% -ФРГ - 3%
Другие страны 38%
Япония Великобритани
- 3% -я — 3%
франция - 3%
РФ - 6% —
Индия — 6%
КНР- 14%
США -38%
Рис. 1. Расходы на оборону, 2003 г.
(график построен по данным СИПРИ, рассчитанным
по паритету покупательной способности)
американского солдата, офицера и т.п. При расчете военных расходов по рыночным обменным
курсам валют доля менее развитых в экономическом отношении стран сокращается, а доля более
развитых — увеличивается. Например, при расчетах по рыночным обменным курсам доля США
возрастает до 50%, а доля КНР и РФ сокращается до 4 и 1,5%, соответственно. Путаница с
цифрами нередко возникает оттого, что в различных изданиях приводятся данные, рассчитанные
по обменным курсам или по паритету покупательной способности.
Сегодня при анализе военно-политических возможностей ведущих держав мира многие эксперты
определяют сложившееся соотношение оенно-политических возможностей как уравнение «1 + 4»
— США (супердержава) плюс Россия, Великобритания, Франция, Китай (великие Державы). При
составлении долгосрочных прогнозов развития глобаль-стратегической ситуации особо выделяют
возможности выхода на вень великих держав таких стран, как Индия, Япония, Бразилия, «JAP.
Однако сегодня и в среднесрочной перспективе по масштабам БННЫХ потенциалов,
внешнеполитическим устремлениям они остают-[ «Региональными державами», влияние которых
в основном ограни-ается рамками конкретных географических регионов. « Супердержавное»
качество США, по мнению многих специалистов, ловлено тем, что они на протяжении многих лет
значительно опере-к>т другие державы по объему финансирования своей политики в облазопасности, высоким технологическим уровнем вооружений, гло-«ми по масштабу
возможностями проецировать свою вооруженную ' ВЬ1сокой степенью боеготовности. Еще одной
составляющей явля-°ЛИТИЧеская воля активно использовать эти возможности во мно-яонах мира.
Активная позиция США по большинству самых акту-альных проблем международной
безопасности в значительной степени формирует повестку дня в сфере международной
безопасности, на которую вынуждены реагировать другие страны, в том числе и относимые к
разряду «великих». В последние годы, особенно после 11 сентября 2001 г., усиливается как
«милитаризация» внешней политики США, так и готовность к односторонним действиям в тех
случаях, когда не удается достичь коллективного консенсуса. Характеризуя новую американскую
стратегию в сфере международной безопасности, многие специалисты оценивают ее суть как
«гегемонизм» или «имперскость». Другие предпочитают говорить об американском «лидерстве».
После окончания холодной войны, как отмечалось, имело место некоторое сокращение военных
расходов США, численности вооруженных сил и масштабов их базирования за рубежом. Самого
низкого уровня американские военные расходы и численность личного состава вооруженных сил
достигли в 1998 г. Реальные военные расходы снизились на 30%, а численность вооруженных сил
на 33%. Численность личного состава за рубежом сократилась вдвое. Но, поскольку аналогичные
показатели большинства других ведущих держав сокращались более радикально, удельный вес
военных расходов и совокупной военной мощп Соединенных Штатов в мире резко возрос.
Однако уже в начале 2000-х годов наблюдается резкий рост американских военных расходов. В
2005 г. они должны достичь 426 млрд долл., а их доля, рассчитанная по паритету покупательной
способности, — примерно 40% всех мировых расходов. Такой отрыв в финансировании не может
не сказываться на все увеличивающемся превосходстве американских вооруженных сил.
Численность личного состава действующих вооруженных сил США составляет около 1500 тыс.
человек. В относительно короткий срок она может быть увеличена за счет резерва, превышающего
1 200 тыс. человек. Пять военно-морских флотов обеспечивают американское присутствие
практически во всех точках Мирового океана и превосходство в большинстве из них. Тринадцать
авианосных групп могут обеспечить воздушное прикрытие крупномасштабных операций в
большинстве прибрежных районов мира. Система многосторонних и двусторонних военнополитических союзов, сохранившаяся, а в ряде регионов расширившаяся сеть баз (около 700
военных объектов за рубежом), возможности быстрых и крупномасштабных морских и
воздушных перебросок вооруженных сил и вооружений обеспечивают эффективное проецирование военной силы во многие регионы мира. Несмотря на то что действовавшая в годы холодной
войны установка на достижение победы одновременно в двух крупных вооруженных конфликтах
в разных регионах мира была заменена на концепцию «полутора конфликтов» (достижение
победы в одном крупном вооруженном конфликте при сдерживании наступления в другом),
создание более эффективной системы «передового базирования» и быстрой переброски войск на
большие расстояния расширило возможности американского вооруженного вмешательства за
рубежом. Самый мощный в мире военно-космический эшелон Соединенных Штатов обеспечивает
глобальную по масштабам систему разведки, связи, управления, применения вооружений.
Однако основным фактором военного лидерства Соединенных Штатов является их значительное
превосходство в сфере военных научно-исследовательских и опытно-конструкторских
разработок (НИОКР). По финансированию этой области США превосходят все другие страны
мира вместе взятые. Это обеспечивает серьезный качественный отрыв в создании инфраструктуры
сетевых центров управления, высокоточных вооружений, средств радиоэлектронной борьбы,
военных роботов и ряде других областей развития «революции в военном деле». Существенным
является и то, что профессиональная армия США накопила большой практический опыт и провела
испытания почти всех видов вооружений в боевых условиях в ходе участия в большинстве вооруженных конфликтов и миротворческих операций, имевших место в мире за последние полтора
десятилетия.
Уже в начале 1990-х годов США начинают формулировать стратегическую задачу долгосрочного
сохранения и упрочения образовавшегося единоличного военного лидерства. Исчезновение
опасности военного столкновения с Советским Союзом в третьих странах и нормализация
отношений с РФ по ряду направлений открывали возможности для более активного применения
Вашингтоном вооруженной силы в различных регионах мира против стран, существенно
отстававших от них в военном отношении. В инструментарии решения внешнеполитических задач
постепенно сокращается удельный вес невоенных рычагов влияния (экономической помощи,
дипломатического механизма, участия в миротворческой деятельности, пропаганды) и возрастает
доля военной силы. Условно говоря, Пентагон становится более влиятельным институтом по
сравнению с Государственным департаментом, а военное руководство региональных
командований влиятельнее американских послов за рубежом. Формируется и растет стремление
использовать уникальную возможность расширения глобального пространства буржуазной
демократии и капитализма и в максимально возможной степени нейтрализовать силы,
противодействующие этому. Возрастает уверенность в возможности при необходимости решать
все более широкий круг задач, опираясь на собственные силы, в одностороннем порядке. Новый
ранжир угроз в сфере международной безопасности требует инициативной перестройки стратегии
и тактики противодействия им, вооруженных сил, способных выполнить новые задачи.
Развитие тенденций, наметившихсяя в военном положении Соединенных Штатов в 1990-х годах,
обрело) новое качество после событий 11 сентября 2001 г. Видение возникшей i новой
стратегической ситуации в сфере международной военно-политшческой безопасности и долгосрочных задач США в этой связи в ксонцентрированном виде было изложено президентом Дж.
Бушем в « Сттратегии национальной безопасности США», обнародованной 20 сентясбря 2002 г.
Помимо общеполитических и экономических задач продвшжения буржуазной демократии и
либерального капитализма в эпоху глобализации, в документе была сформулирована новая
повестка дня по) военно-политическим проблемам. В качестве первоочередных выдвигались
задачи борьбы с глобальным терроризмом, урегулирования региональных конфликтов, укрепления режима нераспространения ОМУ7. Основными носителями этих угроз назывались
террористические организации и «государства-изгои». Преимущественно под этим углом зрения
рассматривались отношения с «основными центрами глобальной мощи», в первую очередь с
Россией, Китаем, Индией. Отмечая различную степень сохраняющихся противоречий с каждой из
этих держав, документ подчеркивает новый стратегический контекст и ставит задачу налаживания
конструктивного взаимодействия с ними в основном для противодействия новой триаде угроз.
Новая стратегия подчеркивала необходимость перехода от реагирования на конкретные угрозы и
концепции сдерживания к активным наступательным действиям по их искоренению. Отдавая
предпочтение коллективным действиям, Соединенные Штаты подчеркивали готовность
«действовать в одиночку» и использовать «превентивные» меры. На первое место в
инструментарии решения этих задач выдвигалась военная сила. Было четко сформулировшо
положение о необходимости сохранения военного превосходства: «Наши вооруженные силы должны быть достаточными для того, чтобы отвадить потенциальных противников от наращивания
военной мощи в надежде обойти или догнать Соединенные Штаты».
Характер установок новой «Стратегии национальной безопасности США» и их реализация на
практике предопределили двойственную реакцию большинства других ведущих деркав. С одной
стороны, формировалось кооперативное сотрудничество i даже долгосрочное стратегическое
партнерство по решению задат борьбы с международным терроризмом, распространением ОМУ, в
области урегулирования внутренних вооруженных конфликтов. С друюй, усилилась оппозиция
американскому отходу от коллективизма и проявлениям односторонности при решении этих и
других проблем международной безопасности. Не могла не вызывать беспокойство ставка США
на глобальное военное превосходство и неопределенность относительно вариантов его использования в будущем, которые могли бы противоречить национальным интересам других ведущих
держав.
В то же время не следует переоценивать «всемогущество» Соединенных Штатов. Прежде всего,
оно ограничено сдерживающими ракетно-ядерными потенциалами других ведущих держав. Кроме
того, глобальная военная активность США влечет за собой огромные непроизводительные
расходы американской экономики, которые окупаются лишь частично. В сочетании с потерями
американских военнослужащих за рубежом, это неизбежно сокращает поддержку такой
внешнеполитической активности со стороны населения и части политического руководства
страны. Ставка на односторонность и усиление акцента на силовых решениях международных
проблем влечет за собой существенный рост антиамериканских настроений в мире, с которыми не
могут не считаться в Соединенных Штатах.
При этом нельзя отрицать и того, что часто активная позиция США по проблемам международной
безопасности помогает другим государствам решать задачи по противодействию общим
глобальным угрозам, реализация которых без Соединенных Штатов была бы более обременительной, а в некоторых случаях и невозможной, даже для крупных держав. Для подтверждения
этого тезиса достаточно представить возможное развитие событий в сфере международной
безопасности в случае ухода Соединенных Штатов, как это было после Первой мировой войны, в
скорлупу изоляционизма. Кроме того, из требований учитывать мнение других крупных держав
при решении острых международных проблем логически вытекает необходимость для них взять
на себя часть бремени ответственности за реализацию более предпочтительных для них
вариантов.
Российская Федерация располагает рядом атрибутов великой державы: сравнимым с США
ракетно-ядерным арсеналом, крупными обычными вооруженными силами (1160 тыс. человек),
космическим эшелоном с аппаратами военного назначения, военно-промышленным комплексом,
позволяющим выпускать широкую номенклатуру современных обычных вооружений. Ряд
специалистов утверждает, что РФ опустилась на уровень региональной державы, указывая при
этом на низкий уровень финансирования вооруженных сил, незавершенность реформирования
военно-промышленного комплекса, ограниченность возможностей проецировать силу в
отдаленные регионы мира. Но одновременно приводятся доводы относительно того, что в
последние годы финансирование вооруженных сил РФ растет, военная реформа продолжается,
военно-промышленному комплексу удалось расширить номенклатуру производимых вооружений,
хотя пока в основном за счет их продаж другим странам. Частично снижение военного потенциала
удалось компенсировать повышением дипломатической активности по широкому спектру
проблем международной безопасности. Более того, РФ располагает возможностями вносить вклад
в международные усилия по противодействию самым актуальным на сегодняшний день угрозам
— терроризму, распространению ОМУ, внутренним вооруженным конфликтам на своей
территории и в соседних странах. Содействие, равно как и возможности противодействия,
усилиям других ведущих держав в этих областях (в случаях несогласия с ними) сохраняют за РФ
роль активного субъекта в сфере международной безопасности. Тем не менее объективные
экономические, демографические и другие факторы, например, перспективы развития новейших
технологий, указывают на то, что модернизация военного потенциала РФ потребует длительного
времени.
Великобритания располагает компактными, численностью 213 тыс. человек (резерв — 273 тыс.
человек), но в высокой степени боеготовыми вооруженными силами. Способность самостоятельно
проецировать военную силу на большие расстояния и вести боевые действия средней
интенсивности она продемонстрировала в ходе войны с Аргентиной из-за Фолклендских островов
в 1982 г. Великобритания сохраняет ограниченное военное присутствие за рубежом, участвует в
многочисленных миротворческих миссиях. Занимает активную позицию по вопросам борьбы с
терроризмом. В рамках «особых отношений» с США она активно участвует во всех крупных
операциях международного вооруженного вмешательства, проводившихся за последние полтора
десятилетия. Вооруженные силы Великобритании демонстрируют самую высокую степень боевой
совместимости с вооруженными силами США.
Вооруженные силы Франции насчитывают 260 тыс. человек и 100 тыс. резерва. Часть
вооруженных сил размещена в бывших колониях, в основном в Африке, южной части Тихого
океана. Французские подразделения принимают участие в миротворческих миссиях. Страна
является активным участником антитеррористической коалиции. В составе коалиционных сил она
участвовала в крупных операциях международного вооруженного вмешательства, в том числе
против Ирака (в 1991 г.) и в бывшей Югославии. В то же самое время политическое руководство
Франции склонно использовать свои вооруженные силы как символ демонстрации
самостоятельности и великодержавности, нередко подчеркивая расхождение по вопросам
международной безопасности с Соединенными Штатами. Для этих целей активно используется и
статус постоянного члена Совета Безопасности ООН, имеющего право вето.
Китай располагает самыми многочисленными вооруженными силами по сравнению с указанными
выше державами (2250 тыс. человек) и самыми большими мобилизационными возможностями.
КНР активно осуществляет модернизацию и некоторое наращивание своего ракетно-ядерного
потенциала, в том числе размещая его на подводных лодках. Создается космический эшелон для
обслуживания стратегических и обычных вооружений. Большие средства выделяются на закупку
современных обычных вооружений, главным образом у Российской Федерации. Китай не имеет
вооруженных сил за рубежом, в миротворческих операциях участвует избирательно. В основном
поддерживает цели международной антитеррористической коалиции, но активного практического
участия в ее деятельности не принимает. Китайское руководство настороженно относится ко всем
случаям международного вооруженного вмешательства, особенно «гуманитарного
вмешательства», рассматривая их в принципе как опасные прецеденты для собственной
безопасности. Основные цели среднесрочного характера, главным образом, ограничены решением
задачи присоединения Тайваня политическими или военными средствами, проецированием
влияния в районе Южно-Китайского моря.
Большинство аналитиков считает, что с учетом темпов экономического роста и масштабов
народонаселения в долгосрочном плане Китай может догнать и превзойти другие крупные
державы по военной мощи, а может быть, и соперничать с Соединенными Штатами за статус супердержавы. Главным предметом озабоченности является неопределенность относительно
стратегии поведения Китая в более долгосрочном плане, направлений распространения своего
влияния. Часто в качестве ключевых факторов этой неопределенности «пессимисты» видят коммунистическую модель внутреннего политического устройства, возможные геополитические
императивы обеспечения «жизненного пространства» для растущего населения, доступа к
сырьевым ресурсам. Однако «оптимисты» считают, что интеграция Китая в глобальную взаимозависимую экономику будет все больше ограничивать его возможный национальный эгоизм и
односторонность.
При обсуждении взаимодействия ведущих держав мира в наши дни чаще всего оперируют
различными моделями «полярности»: однополяр-ной, многополярной, плюралистической
однополярности и т.д. Иногда под многополярностью имеют в виду желательность
многостороннего и равноправного участия ведущих держав в принятии решений по общим
проблемам международной безопасности. Но чаще в многополярности видят формирование
нескольких центров силы для практического противодействия доминирующей однополярности
одной державы.
Российский исследователь Д. Тренин следующим образом формулирует суть радикального
варианта концепции «многополюсности» в ее конфронтационной интерпретации: «Отправной
тезис рассматриваемой концепции — утверждение, будто после окончания холодной войны в
мире установилась (или устанавливается) безраздельная гегемония США, ставших единственным
"полюсом" всей системы международных отношений. Американское господство объявляется
неприемлемым, ибо оно порождает у Вашингтона чувство вседозволенности (безнаказанности),
делает все остальные страны беззащитными перед американским диктатом и унижает Россию,
ставя ее в положение побежденной страны. Выход из этой ситуации авторы концепции видят в
формировании самостоятельных центров силы и влияния в мире, которые бы уравновешивали
мощь Америки и тем самым умеряли ее претензии. Это позволило бы ослабить давление США на
Россию, которая, кроме того, получит шанс вернуть себе статус великой державы и обретет новую
роль мирового балансира, от позиции которого будет во многом зависеть международное
равновесие»1.
Согласно другой точке зрения наличие общих для всех угроз, растущая глобальная
взаимозависимость и демократизация мира диктуют в основном кооперативный характер
отношений между ведущими державами мира, что не исключает определенных противоречий и
разногласий между ними. Построение же «многополюсного мира» по лекалам европейской
политики XIX в., скорее всего, не ограничится дипломатической игрой балансирования между
«полюсами», а может привести к серьезному соперничеству между ними с непредсказуемыми
военно-политическими последствиями, в том числе и для России.
Как бы то ни было, сегодня и в среднесрочной перспективе основу отношений между ведущими в
военном отношении державами составляет сотрудничество или стратегическое партнерство по
ключевым проблемам международной безопасности при определенных разногласиях
относительно конкретных путей решения этих проблем. Но одновременно сохраняются опасения
относительно возможности нарастания противоречий в будущем, по крайней мере, между
некоторыми из ведущих держав. Такие опасения неизбежно заставляют уже сейчас начинать
готовиться к гипотетическим «худшим сценариям» в этих отношениях, что может стимулировать
раскручивание спирали гонки вооружений по принципу «действие — противодействие». Именно
поэтому характер новой системы международной безопасности в значительной степени будет
зависеть от того, насколько успешно ведущие державы мира выстроят военно-политические
отношения друг с другом, насколько им удастся не допустить возрождения «старых» угроз
взаимного соперничества.
3.7. Региональная безопасность
При исследовании сегодняшнего состояния международной безопасности основное внимание
уделяется глобальным проблемам. Это объяснимо, поскольку актуальные «новые» угрозы имеют
глобальный масштаб и требуют глобального взаимодействия для противодействия им.
Рассмотрение международной безопасности в глобальном единстве мира, прежде всего в ракурсе
«большой картины» как бы с позиции наблюдателя с космической орбиты, вполне оправдано. Но
при чрезмерном утрировании такого подхода в тени остаются менее масштабные, но при этом
весьма важные проблемы региональной безопасности. Глобальные проблемы международной
безопасности все больше находят свое отражение в комплексах региональной безопасности. Но их
проявление в различных регионах не одинаково. На региональные процессы оказывает влияние
проецируемая извне политика ведущих держав. Но в том или ином регионе особое значение
имеют локальные проблемы, присущие главным образом или исключительно конкретному
региону.
История показывает, что вероятность вооруженных конфликтов между государствами обратно
пропорциональна расстоянию между ними, что нашло отражение в формуле «угрозы легче всего
преодолевают короткие расстояния». Глобализация и научно-техническая революция существенно
снизили значимость этого положения, но не отменили его полностью. Вооруженные конфликты
или их угрозы в сопредельных районах воспринимаются государствами с большей долей
озабоченности и требуют более активной реакции. Во время холодной войны вмешательство или
присутствие двух супердержав во всех регионах мира ограничивали самостоятельность
региональных действующих лиц. Сегодняшняя система вмешательства ведущих держав в дела
региона или участия в них, в основном для противодействия «новым» угрозам, еще не достигла
прежней интенсивности. Поэтому многие действующие лица мировой политики в регионах ведут
себя более автономно, что придает процессам в разных регионах менее унифицированный
характер. Следовательно, наряду с анализом «вертикального» измерения проблем международной
безопасности в глобальном масштабе (основных угроз, способов противодействия им, места и
роли обычных вооружений, ОМУ и т.д.) нельзя упускать из вида и ее «горизонтальное» измерение
(своеобразие процессов, происходящих в конкретных регионах). Изучение «карт малого
масштаба» следует дополнять работой с более подробными «крупномасштабными картами». При
комплексном глобально-региональном подходе к проблемам современной международной
безопасности важно не противопоставлять эти составляющие, а стремиться находить диалектическую взаимосвязь общего и частного.
С точки зрения военно-политической безопасности под регионом подразумевается группа
государств, озабоченности в сфере безопасности которых переплетены так плотно, что их
национальные безопасности нельзя продуктивно рассматривать в отрыве друг от друга. В
последнее время к действующим лицам помимо государств добавляются негосударственные
акторы на территории группы соседних государств, поведение которых существенно влияет на
безопасность этой группы. Обычно география регионов с точки зрения безопасности совпадает с
географией устоявшихся международно-политических регионов, которые составляют
совокупности политического и экономического взаимодействия, объединенные общей структурой
и логикой поведения входящих в них государств и негосударственных действующих лиц.
В то же время после окончания холодной войны традиционная конфигурация регионов несколько
изменилась. Например, рассматривавшиеся раньше отдельно регионы Ближнего Востока и
Среднего Востока сегодня объединяются общностью процессов в сфере безопасности в единый
регион Большого Ближнего Востока или Ближнего и Среднего Востока. Аналогичные процессы
наблюдаются и в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Некоторые страны трудно отнести к какомуто конкретному региону. К примеру, Турция в большей или меньшей степени испытывает на себе
влияние специфических процессов безопасности, происходящих в европейском, «большом
ближневосточном» и на севере — со стороны евразийского «постсоветского» региона. В аналогичной ситуации находятся Афганистан, Бирма. Индивидуальная значимость таких стран в процессах
региональной и глобальной безопасности возрастает.
Одновременно происходит перераспределение значимости регионов в глобальном комплексе
международной безопасности с точки зрения их «угрозоемкости». Европа, на протяжении веков
являвшаяся главным источником и театром мировой конфликтности, превращается в один из
самых стабильных регионов мира. Сегодня эпицентр конфликтности смещается в регион
Ближнего и Среднего Востока, где наиболее энергично и в концентрированном виде
материализуются наиболее актуальные на настоящий момент «новые» угрозы международной
безопасности — терроризм, распространение ОМУ, внутренние вооруженные конфликты. Здесь
же проводятся самые масштабные операции международного вмешательства.
Новые характеристики приобретают процессы в сфере безопасности в Азиатско-Тихоокеанском
регионе. В Южной Азии ситуация изменяется в результате обретения Индией и Пакистаном
ядерного оружия, подвижки Соединенных Штатов к налаживанию более тесных отношений с
Индией. В Северо-Восточной Азии новую значимость приобретают традиционные болевые точки
— Северная Корея и Тайвань. В Юго-Восточной Азии, как и в других субрегионах АТР,
возрастает неопределенность в связи с ростом потенциального могущества Китая, неясность
относительно будущего военно-политического курса Японии, той роли, которую смогут и захотят
играть США в изменяющейся стратегической ситуации. Потенциальная «угрозоемкость» АТР в
более длительной перспективе, особенно в условиях отсутствия там инфраструктуры
коллективного поддержания безопасности, остается значительной.
Высокой динамикой и незавершенностью отличается процесс формирования нового качества
региональной безопасности в регионе, который принято обозначать как «постсоветское
пространство». Термин «постсоветское пространство» сравнительно адекватно (с учетом, правда,
выпадения из него трех стран Балтии) отражает лишь общее наследие. Другое его обобщающее
определение как «страны СНГ» в последние годы все меньше отражает происходящие здесь
процессы. Попытки рассматривать этот регион в ракурсе анализа политики Российской Федерации
и ее «ближнего зарубежья» в большой степени оправданы, поскольку политика России по
вопросам военно-политической безопасности в глобальном масштабе и по отношению к этому
«ближнему зарубежью» по-прежнему является ведущим системообразующим фактором для
региона. Вместе с тем нельзя не замечать того, что в военно-политической области в этом регионе
зарождаются новые, нередко разновек-торные тенденции, идут процессы новой
самоидентификации военно-политических интересов ряда новых независимых государств и их
субрегиональных групп, возрастает влияние внерегиональных держав. По разным причинам все
менее приемлемым политически становится и сам термин «ближнее зарубежье».
Более адекватным содержательно становится обозначение региона как «евразийского». Но при
этом также возникают проблемы. Одна из них касается определения линий его разграничения и
взаимодействия с Европейским и Азиатско-Тихоокеанским регионами. Не исключено, что
некоторые страны этого региона могут влиться в системы безопасности соседних регионов. Еще
одна проблема связана с тем, что «евразий-скость» нередко ассоциируется с идеологией одной из
школ геополитики, проповедующей исключительность этого пространства в мировых делах. Тем
не менее представляется оправданным дальнейшее рассмотрение проблем безопасности в этом
регионе под рубрикой «Формирование региональной безопасности на евразийском постсоветском
пространстве». При этом следовало бы исходить из того, что географию региона в будущем
придется уточнять с учетом его окончательного состава и содержательного наполнения только
формирующихся организационных структур. Политику России можно рассматривать в двух
ипостасях — как важного действующего лица в глобальном комплексе международной
безопасности и в региональной безопасности на этом пространстве.
Центральными проблемами безопасности в африканском регионе остаются внутренние
вооруженные конфликты и усилия по их урегулированию. Однако происходящие в этом регионе
процессы в основном имеют локальный характер и в меньшей степени, чем процессы в других
регионах, оказывают влияние на международную безопасность глобального масштаба.
Военно-политическая ситуация в регионе Латинской Америки остается в основном стабильной и
традиционно в большой степени автономной от процессов, происходящих в мире и в других
регионах.
Отличаются регионы и по степени формализации и институщюна-лизации систем региональной
безопасности, включающих региональные организации, договоры, соглашения, режимы в области
контроля над вооружениями, меры доверия, взаимной помощи и т.п. Самая высокая степень такой
институционализацип присуща системам европейской безопасности, безопасности в Латинской
Америке, аналогичная система постепенно формируется на евразийском постсоветском
пространстве, предпосылки ее формирования наблюдаются в усилиях Африканского Союза.
Наименьшая степень институционализации характерна для процессов безопасности в регионе
Ближнего и Среднего Востока и в АТР.
Очевидно, что все вышеуказанные процессы и факторы, определяющие новые параметры
международной безопасности, находятся в стадии изменений. Их удельный вес в глобальной
международной безопасности неодинаков и также изменяется. Одновременно «работают»
тенденции сотрудничества и конфликтности. Но для понимания формирующегося нового качества
международной безопасности в глобальном масштабе и выявления определяющего вектора ее
долгосрочного развития необходимо, насколько возможно, объективное и комплексное
рассмотрение этих параметров. ВЫБОДЫ могут отличаться друг от друга. Но, по крайней мере,
дискуссия будет вестись по более или менее единой повестке дня.
Гл а в а 4 ТЕРРОРИЗМ
Понятие «террор» вошло в политический оборот во времена Французской революции, хотя
методы устрашения гражданского населения практиковались еще в Древнем Риме. Первоначально
террор использовался властью или государством для уничтожения и устрашения своих реальных
или потенциальных политических соперников, которые изображались как предатели
существующего строя. «Государственный террор» практиковали легионеры Калигулы, опричники
Ивана Грозного, последователи Робеспьера, НКВД Сталина, службы безопасности Гитлера, Мао
Цзэдуна, Пол Пота, Пиночета, Хусейна и др.
Параллельно развивался «антигосударственный терроризм», призванный расшатать и свергнуть
политический режим путем физического уничтожения и запугивания представителей правящего
класса. Методы террора и «пропаганды действием» были взяты на вооружение российской
«Народной волей», европейскими и американскими анархистами, революционерами,
сепаратистами, некоторыми лидерами национально-освободительных антиколониальных
движений.
В годы холодной войны обе противостоящие стороны в той или иной степени скрытно
поддерживали повстанческие движения, часто прибегавшие к методам террора. Советский Союз
был идейным союзником палестинских отрядов во главе с Арафатом, предоставлял убежище
профессиональному международному террористу Карлосу. Соединенные Штаты вооружали и
вдохновляли отряды «контрас» в Никарагуа, арабских моджахедов, в том числе и молодого Усаму
бен Ладена в Афганистане. Но вместе с тем деятельность большинства террористических
организаций имела преимущественно свои собственные корни и динамику.
Особый размах террористическая деятельность приобретает в начале 1970-х годов. На
международную арену выходит «палестинский терроризм». В 1972 г. члены организации
«Черный октябрь» захватили в заложники израильских спортсменов, участников Олимпийских
игр в Мюнхене. В том же году члены японской «Красной армии», руководствовавшиеся
соображениями солидарности с палестинцами, совершили вооруженное нападение на пассажиров
в аэропорту Лод в Израиле. За этим последовала затяжная серия захватов воздушных судов, взятия
заложников, убийств израильских граждан за рубежом. Именно в это время обозначается новое
течение в стратегии терроризма — целенаправленное нанесение ударов по гражданскому
населению и невоенным объектам, которое призвано привлечь внимание средств массовой информации и мирового общественного мнения к политическим целям террористов.
На этот же период приходится и вспышка «революционного терроризма». В Европе немецкое
крыло «Красной армии», итальянские «Красные бригады», французское «Прямое действие»
захватывали в заложники и убивали политиков, бизнесменов, предпринимали диверсионные акты
против военных объектов. Их сближала марксистско-ленинская риторика, общие цели свержения
капитализма. Одним из самых громких преступлений «Красных бригад» было похищение, а затем
убийство в 1978 г. бывшего премьер-министра Италии Альдо Моро. В это же время в Латинской
Америке нарастает активность революционных организаций, широко использующих методы
террора, таких, например, как перуанская «Сендеро Люминосо» («Сияющий путь»),
«Национально-освободительная армия Колумбии», возникают и распадаются революционнотеррористические группы интернационального состава. К этой же категории можно отнести и
террористические акты, совершаемые ультраправыми организациями. Например, в апреле 1995 г.
небольшая группа американских экстремистов, полагавших, что правительство проводит слишком
либеральный курс внутри страны, взорвала здание в Оклахома-Сити, в результате чего погибло
166 человек.
Одновременно развивался «сепаратистский терроризм». Такие организации, как «Ирландская
республиканская армия» (ИРА), баскская «Эускади та Аскасатуна» или «Отечество и Свобода»
(ЭТА) в Испании, тамильская «Тигры освобождения Тамил Илама» в Шри-Ланке, «Курдская
рабочая партия» в Турции использовали различные методы террористической борьбы для
достижения целей отделения и образования независимой государственности.
Особое место занимали организации, исповедовавшие «религиозный терроризм». Образованная в
1987 г. японская «Аумсинрике» («Высшая правда Аум»), провозгласившая создание нового
религиозного культа, ставила задачу завоевания власти в Японии, а затем и во всем мире,
использовала для этих целей методы террористической борьбы с применением оружия массового
уничтожения. Но особо выделялись исламские организации фундаменталистского толка,
первоначально образовавшиеся в Египте, Пакистане, Ливане, Алжире и ряде других стран
Ближнего и Среднего Востока, исповедовавшие идеологию очищения ислама или создание
теократического государства, объединяющего всех мусульман региона и всего мира. Некоторые
последователи наиболее радикального крыла нового течения уже в 1980-х годах прибегали к тактике террора, например, осуществили покушение на египетского президента Анвара Садата. Но их
главная роль состояла в подготовке идеологической базы сегодняшней системы
транснационального терроризма исламистского толка1.
4.1. Определение понятия «терроризм»
В настоящее время насчитывается более сотни определений терроризма. Это объясняется как
сложностью определяемого явления, его разновидностей, так и политическими позициями тех, кто
трактует это явление.
Терроризм использует вооруженные акты насилия или угрозу их применения. При этом
террористы целенаправленно нарушают традиционные и широко принятые в международной
практике правила поведения участников боевых действий, запрещающие, в частности, взятие
заложников, негуманное отношение с пленными, нападение на дипломатов и дипломатические
учреждения, гражданское население, совершая, таким образом, военные преступления. Некоторые
специалисты квалифицируют терроризм как «эквивалент военных преступлений в мирное время».
Сегодня прежнее понятие государственного террора против собственного населения
рассматривается как геноцид против своего народа, массовые нарушения прав человека.
Использование государственными вооруженными силами методов террора на иностранной
территории классифицируется как военное преступление. Носителями же терроризма являются
негосударственные действующие лица — отдельные личности, группы и организации. В редких
случаях государственные специальные службы непосредственно осуществляют террористические
или диверсионные акты. Например, известно, что спецслужбы КНДР похищали японских граждан,
а спецслужбы Ливии организовали, по крайней мере, один взрыш пассажирского авиалайнера над
Великобританией. В подавляющем же большинстве случаев, когда речь идет о «терроризме при
поддержке шравительств» или «терроризме, спонсируемом государствами», имеются! в виду
террористические акты, осуществляемые неправительственными группами или организациями,
которые открыто или тайно поддерживаются зарубежными правительствами. Эта поддержка
может оказываться в виде финансовой, технической или организационной помощи,
предоставления убежища террористам и т.д. Известно, например, что боевая и террористическая
организация «Хезбол-ла» получает помощь от Ирана, а «Хамас» — от Сирии. Но основными
субъектами терроризма сегодня являются неправительственные действующие лица.
Повстанцы, мятежники, партизаны, незаконные вооруженные формирования, участвующие во
внутренних вооруженных конфликтах, нередко прибегают к тактике террора, но основную суть их
деятельности составляет открытое противоборство с государственными вооруженными силами.
Такого рода действия рассматриваются как серьезнейшие преступления, но они отличаются от
терроризма в первую очередь тем, что основной мишенью террористов является гражданское
население, гражданские объекты, а также невооруженные военнослужащие (неком-батанты).
Вместе с тем в большинстве случаев очень трудно провести разграничительную линию между
«повстанцами» и «террористами», поскольку часто речь идет лишь об условном «разделении
труда» между ними в общей борьбе. Нередко одни и те же личности участвуют как в борьбе с
вооруженными силами, так и в совершении террористических акций.
В отличие от уголовных преступников, которые могут совершать подобные акты по
криминальным мотивам, террористы преследуют политические цели, т.е. стремятся запугать
население и принудить правительства или международные организации совершить какие-либо
действия, требуемые террористами. И в этом случае зачастую трудно определить границу,
поскольку террористы часто прибегают к уголовным преступлениям имущественного характера
для финансирования своей деятельности.
В большей или меньшей степени принятые в большинстве стран официальные определения
терроризма включают указанные выше особенности их деятельности. В законе РФ «О борьбе с
терроризмом» (статья 3) терроризм определяется следующим образом:
«Терроризм — это насилие или угроза его применения в отношении физических лиц или организаций, а также
уничтожение (повреждение) или угроза уничтожения (повреждения) имущества и других материальных
объектов, создающие опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо
наступления иных общественно опасных последствий, осуществляемые в целях нарушения общественной
безопасности, устрашения населения или оказания воздействия на принятие органами власти решений,
выгодных террористам, или удовлетворения их неправомерных имущественных и (или) иных интересов;
посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля), совершенное в целях прекращения
его государственной или политической деятельности либо из мести за такую деятельность; нападение на
представителя иностранного государства или сотрудника международной организации, пользующихся международной защитой, a paiBHO на служебные помещения либо транспортные средства лиц, пользующихся
международной защитой, если это деяние совершено в целях провокации войны или осложнения международных отношении».
В США действуют три определения терроризма. Государственный департамент определяет
терроризм как «преднамеренное, политически мотивированное насилие, совершенное против
небоевых целей субнациональными группами или тайными агентами, обычно имеющее целью
повлиять на общественность». ФБР определяет его как «незаконное использование силы или
насилия против лиц или собственности для запугивания или принуждения гражданского
населения или части его для продвижения политических или социальных задач». Министерство
обороны — как «незаконно-e использование или угрозу применения силы или насилия против
отдельных лиц или собственности для принуждения или запугивания правительств или обществ,
часто с целью достижения политических, религиозных или идеологических задач».
Европейский Союз квалифицирует терроризм как «международно осужденный акт, совершенный
отдельным лицом или группой против одной или нескольких стран, их институтов или граждан, с
целью устрашить и фундаментально изменить или уничтожить политические, экономические или
социальные структуры государства».
В Докладе Группы ООН высокого уровня предлагается следующая дефиниция терроризма,
которая, по мнению авторов, может оказаться приемлемой для большого числа государств:
«...любое деяние... которое имеет целью вызвать смерть мирных жителей или некомбатантов или
причинить им тяжкие телесные повреждения, когда цель такого деяния, в силу его характера или
контекста, заключается в том, чтобы запугать население или заставить правительство или
международную организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его
совершения».
Приведенные выше определения не расходятся принципиально. Более существенно то, что на
протяжении длительного времени ряд государств Ближнего и Среднего Востока, Африки, Азии
придерживались качественно отличного от других стран мира подхода к самому явлению
терроризма. Это расхождение наглядно проявилось еще в начале 1970-х годов, когда по
инициативе Генерального секретаря ООН Курта Вальдхайма был поднят вопрос о необходимости
выработать позицию мирового сообщества по отношению к новому для того времени феномену
терроризма.
Позиция большого числа представителей стран «третьего мира» состояла в том, что акты, которые
на Западе квалифицируются и осуждаются как терроризм, на самом деле являются лишь одним из
методов законной вооруженной борьбы против колониализма и агрессии именно со стороны
западных стран. Наиболее ярко ее сформулировал Ясир Арафат в выступлении на сессии
Генеральной Ассамблеи ООН в 1974 г.: «Различие между революционером и террористом
заключается в причинах, по которым они ведут борьбу. Тех, кто выступает за правое дело и
борется за свободу и освобождение своей земли от захватчиков, поселенцев и колониалистов, ни в
коем случае нельзя считать террористами». Именно такой подход лежит в основе известной
формулы «террорист для одних — борец за свободу для других». И хотя в последние годы, когда
терроризм вырос в глобальную угрозу, а многие страны «Юга» сами стали мишенями действий
террористов, число открытых сторонников этой формулы среди официальных представителей
развивающихся государств сократилось, но подспудно она продолжает работать. Об этом можно
судить, например, по реакции в некоторых странах на теракты 11 сентября 2001 г., которую можно
свести к часто озвучивавшейся тогда позиции, что, дескать, «жалко погибших американцев, но
Америка это заслужила». Об этом же свидетельствуют и нередко с трудом скрываемые в
некоторых мусульманских странах симпатии к действиям чеченских террористов, а также
непрекращающиеся финансовые потоки в их поддержку из-за рубежа.
Хотя в самые последние годы консенсус относительно недопустимости терроризма расширился,
единое, общеприемлемое его определение не удалось сформулировать и на юбилейной 60-й
сессии Генеральной Ассамблеи ООН в сентябре 2005 г. Ряд стран настаивал на том, что борьба
против терроризма не должна ограничивать «законное право народов в условиях иностранной
оккупации бороться за свою независимость».
Нельзя забывать и о том, как скрытые или явные сторонники терроризма, не говоря уже о самих
террористах, находят оправдание уничтожению гражданского населения. Как правило, это
аргументируется тем, что граждане стран, против которых совершаются теракты, расплачиваются
за действия своих правительств, которым они не противодействуют. Например, террористы,
действующие в Израиле или России, оправдывают целенаправленное убийство мирных граждан, в
том числе и детей, ссылаясь на то, что это лишь ответ на акты «государственного террора»
вооруженных сил и служб безопасности против мирных палестинцев или чеченцев, за которые
должны нести коллективную ответственность все граждане Израиля или России. Но доктрина
«коллективной ответственности» народов за действия правящих классов или правительственных
вооруженных сил противоречит принципам международного права и этическим принципам,
которых придерживается подавляющее большинство мирового сообщества.
Все эти разногласия лишь подчеркивает необходимость выработки единого для всего мирового
сообщества определения терроризма как абсолютного преступления против человечности
независимо от его политических, национальных, религиозных и иных обоснований или ссылок на
право ответных действий.
4.2. Локальный терроризм
Террористические организации можно разделить, хотя и довольно условно, на те, которые
преследуют локальные цели и не связаны или слабо связаны с подобными организациями в других
странах; транснациональное движение терроризма, ставящее глобальные цели; а также на
организации, преследующие преимущественно локальные цели, но действующие в союзе с
транснациональным терроризмом.
К «локальным» можно отнести следующие наиболее крупные или известные террористические
организации.
Баскская организация ЭТА — «Эускади та Аскасатуна» («Отечество и Свобода»). Создана в
1959 г. Борется за отделение населенного басками района на севере Испании и юге Франции и
создание независимого государства. Вся вооруженная деятельность сосредоточена на проведении
террористических актов против политиков, военных, полицейских, судей, журналистов и
общественных деятелей, выступающих против ЭТА и провозглашенных ею целей. В 1973 г.
террористы ЭТА организовали взрыв, повлекший гибель преемника Франко адмирала Луиса Карреро Бланко. В 1995 г. была предпринята попытка покушения на Хосе Мария Аснара, позже
возглавившего испанское правительство. В том же году службы безопасности предотвратили
аналогичное покушение на короля Хуана Карлоса. От рук террористов ЭТА погибло около 800
человек. В 2003 г. испанское правительство запретило деятельность партии «Батасуна»,
являвшейся неофициальным политическим крылом ЭТА. В 2005 г. наметился определенный
всплеск деятельности ЭТА. Она осуществила несколько «демонстрационных» взрывов, о которых
террористы заранее предупредили средства массовой информации. Ранее террористы из ЭТА
имели спорадические контакты с террористическими и экстремистскими организациями в других
европейских странах. По данным сил безопасности Испании и Франции, сегодня ЭТА не поддерживает контактов с другими террористическими организациями, в том числе и с агентами
«Аль-Каиды», совершившими 11 марта 2004 г. серию масштабных взрывов в поездах близ
Мадрида. «Ирландская республиканская армия» (ИРА). Создана в 1968 г. Ставила задачу
отделения Северной Ирландии от Великобритании и вхождения в состав Ирландии. Ее
поддерживала большая часть католического меньшинства Ольстера, конфликтовавшая с
протестантами, которые выступали против отделения от Великобритании. ИРА прибегала к
террористическим актам как на территории Ольстера, так и в других районах страны. В 1972 г. на
протяжении полутора часов в центре Белфаста было произведено 22 взрыва бомб. Этот день
известен как «Черная пятница», за которой последовала череда терактов, сотрясавших страну на
протяжении 30 лет. В 1979 г. от рук террористов ИРА погиб лорд Маунтбеттен. В 1984 г. взорвана
гостиница в Брайтоне, где должно было проходить заседание правительства Великобритании во
главе с премьер-министром Тэтчер. Жертвами ИРА стали 1800 человек. В 1998 г. было достигнуто
принципиальное соглашение («Договоренности пятницы на страстной неделе») о прекращении
насилия и других мерах по урегулированию проблемы Северной Ирландии. 28 июля 2005 г. ИРА
заявила о полном разоружении. В своей деятельности ИРА контактировала с ЭТА, палестинскими
террористическими организациями, Ливией. Но речь шла не о союзе или координации действий, а
скорее о приобретении оружия и подготовке боевиков.
Организация «Тигры освобождения Тамил Илама». Создана в 1976 г. Ставит задачу отделения
северо-восточных районов Шри-Ланки, населенных тамилами, и создания независимого от
сингалезского большинства государства. Наряду с методами партизанской борьбы широко и
активно использовала террористические акты. В 1991 г. было совершено покушение на премьерминистра Индии Раджива Ганди, в 1993 г. — на президента Шри-Ланки Премадасу, в 1999 г. — на
другого президента Кумаратунгу. Террористы этой организации осуществили большое число
других терактов против ланкийских политиков, военных, полицейских, взрывали поезда,
аэропорты, буддийские храмы и т.д. Точное число жертв терактов неизвестно, ориентировочно
оно составляет несколько тысяч человек. Члены этой организации первыми применили «пояса
смертников» и широко привлекли женщин-самоубийц для осуществления террористических
актов. В 2001 г. между «Тиграми» и правительством Шри-Ланки достигнуто соглашение о
прекращении огня. Данные о контактах с какими-либо другими террористическими организациями отсутствуют.
Колумбийские организации: «Революционные вооруженные силы Колумбии» (РВСК),
«Национально-освободительная армия» (НОА) и праворадикальные «Объединенные силы
самозащиты Колумбии» (ОССК). Первые две созданы в 1964 и 1965 гг. соответственно, последняя
— в 86
1997 г. Все они участвуют в гражданской войне, используют партизанские и террористические
методы борьбы против правительства, гражданского населения и друг против друга. В той или
иной степени связаны с нелегальной торговлей кокаином. Осуществляют многочисленные захваты
заложников, взрывы зданий, убийства политиков, военных, мирных граждан. До недавнего
времени РВСК и НОА получали помощь кубинского правительства. ОССК имеет сторонников в
правительственных вооруженных силах. Связи с другими террористическими организациями
носят спорадический характер.
Японская «Аумсинрике» («Высшая правда Аум»). Образована в 1987 г. Асахарой. Религиознокультовая организация, ставившая задачу завоевания власти в Японии и во всем мире. 20 марта
1995 г. члены организации применили нервно-паралитический газ зарин в токийском метро, в
результате чего погибло 12 и пострадали около 6000 человек. Члены организации также пытались
распылить споры сибирской язвы. Организация запрещена и прекратила действие. В 2001 г.
российские власти арестовали несколько русских сторонников «Аумсинрике», которые
планировали проведение террористических актов в Японии для освобождения Асахары. Какиелибо данные о контактах «Аумсинрике» с террористическими организациями в других странах
отсутствуют.
Деятельность указанных выше организаций, а также некоторых других, как, например, «Курдской
рабочей партии» (отказавшейся в 2000 г. от методов террора), территориально, по поставленным
задачам и методам борьбы в основном носит локальный характер. Другие государства осуждают
их деятельность, пресекают оказание им помощи, берут на себя обязанности по выдаче членов
таких организаций. Но непосредственную борьбу с ними ведут правительства тех стран, на
территории которых они действуют.
4.3. Транснациональный терроризм
В конце 1990-х годов сформировалось новое качество терроризма, которое определяют как
транснациональный, или международный. Поскольку термин «международный» часто
воспринимается как синоним понятия «межгосударственный», а основными субъектами этой
новой ипостаси терроризма являются негосударственные («общественные») действующие лица,
поведение которых не зависит от их гражданства и не ограничивается национальными границами,
точнее было бы обозначить это новое явление как «транснациональный терроризм».
Основные принципы транснационального терроризма нового поколения были сформулированы
Усамой бен Ладеном в феврале 1998 г. На совещании в Кандагаре в «Декларации Мирового
исламского фронта за джихад против евреев и крестоносцев». Политические и идеологические
задачи были определены следующим образом: ослабление Запада, в первую очередь США,
Израиля и других стран, препятствующих провозглашаемым задачам; принуждение западных
«оккупантов» уйти из региона Ближнего и Среднего Востока; подрыв светских режимов мусульманских стран или районов отдельных стран со значительным числом мусульманского
населения; создание единого Халифата для мусульман всего мира, который будет управляться по
законам Шариата.
Новый терроризм стал более религиозным. В качестве идеологического обоснования
приверженцы сегодняшнего транснационального терроризма используют экстремистское
толкование ислама. Принципиально важно то, что большая часть примерно одного миллиарда
мусульманского населения земного шара, людей, исповедующих ислам, даже придерживающихся
его фундаменталистского толкования, не разделяет взглядов представителей транснационального
терроризма, осуждает их и часто борется против них. Известна формула, согласно которой
подавляющее число исповедующих ислам — не террористы, но подавляющее большинство
сторонников современного транснационального терроризма исповедует ислам в его
экстремистском, извращенном толковании. Часто для обозначения этого важного различия
используют термины «исламистский экстремизм», «исламистский терроризм». Всякое
противодействие современному терроризму новые террористы пытаются представить как гонение
на тех, кто исповедует ислам, стремясь обострить, таким образом, межконфессиональное
противостояние и облегчить вербовку новых членов террористических организаций.
В качестве основного средства достижения этих задач был избран тотальный терроризм.
Отличие его от предыдущих разновидностей терроризма заключается, прежде всего, в
значительно более масштабном насилии. Если террористы предыдущих поколений стремились
скорее привлечь внимание общественности к своим требованиям, то задача нового терроризма
определяется в первую очередь как нанесение максимально масштабного ущерба для ослабления
противника, запугивания и подрыва воли гражданского населения, что должно ослабить
решимость правительств. Учитывая превосходство государств в вооружениях, используемых в
открытом противостоянии, предполагается применять асимметричные методы террористической
борьбы в основном против гражданского населения.
Именно задаче максимализации ущерба среди гражданского населения отвечали такие крупные
теракты, как, например, взрывы в 1998 г. американских посольств в Кении и Танзании, взрывы
жилых домов в 1999 г. и в метро в 2004 г. в Москве, разрушение с помощью захваченных
авиалайнеров башен Международного торгового центра в Нью-Йорке в 2001 г., взрывы на курорте
Бали (Индонезия) в 2002 и 2005 гг., поездов в Испании в 2004 г., захват школы в Беслане в 2004 г.,
взрывы в Лондоне и в Шарм эль-Шейхе в 2005 г. Общее количество террористических актов,
совершенных в последнее время, по сравнению с их числом в 1990-е годы остается неизменным,
но число жертв отдельных актов терроризма резко возросло. И хотя оно гораздо меньше
количества людей, погибающих, например, во внутренних вооруженных конфликтах, эффект
терроризма весьма высок. Он создает чувство повсеместной и постоянной незащищенности не
только в «горячих точках», но почти в каждой стране, городе, при полете на самолете, поездке в
поездах, метро, наконец, в собственных квартирах.
Другим важным следствием терроризма являются экономические потери не только от разрушений
в результате взрывов, но главным образом от того, как террористические акты влияют на
национальные экономики, на мировое хозяйство в более широком плане. Известно, например, что
прямой п непосредственный ущерб от теракта 11 сентября 2001 г. составил примерно 50 млрд
долл. Но за ним последовало резкое сокращение числа людей, готовых летать на самолетах, что
нанесло ущерб мировым авиаперевозчикам примерно на такую же сумму. К этому надо добавить
потери страховых компаний. Пострадала гостиничная индустрия. Террористические акции
усугубили процесс падения курсов ценных бумаг на фондовом рынке: за год потери составили 2
трлн долл. Существенно возросли расходы частных компаний, организаций и отдельных граждан
на обеспечение безопасности. После терактов на Бали катастрофически повысились убытки
туристической индустрии, вслед за взрывом в Йемене французского танкера «Лимбург» страховые
компании резко подняли ставки для судов, заходящих в порты этой страны. Террористические
акты на Ближнем и Среднем Востоке, на Северном Кавказе снижают привлекательность этих
регионов для инвестиций.
Повышение масштабности насилия сочетается с глобализацией географии террористических
актов. Теракты планируются и совершаются в большинстве стран Ближнего и Среднего Востока,
в России, Центральной Азии, Европе, в Западном полушарии, Юго-Восточной Азии, Африке. По
существу нет стран, которые застрахованы от терактов.
Новый терроризм использует качественно новую организационную структуру. Она строится по
принципам, разработанным Бен Ладеном и его сподвижниками при создании «Аль-Каиды»
(«Основы»). Это, прежде всего, транснациональность или своеобразный «интернационализм»
состава. За последние годы среди 3300 членов «Аль-Каиды», арестованных в 97 странах, были
граждане 47 стран. Будучи преимущественно суннитской по своему первоначальному составу,
«Аль-Каида» тесно взаимодействует с шиитскими террористическими организациями. Сохраняя
за собой идейное и стратегическое лидерство, Бен Ладен и руководство «Аль-Каиды» строили
движение транснационального терроризма по сетевому принципу самодостаточных ячеек,
которые могут действовать автономно и инициативно. Религиозно-культовый характер ячеек
затрудняет внедрение в них агентов государственных спецслужб. После 11 сентября 2001 г. были
захвачены в плен или убиты почти две трети высших руководителей и ключевых членов «АльКаиды». Однако организации удалось довольно быстро восстановиться и даже расширить свои
ряды. Предполагается, что «Аль-Каида» имеет «спящие ячейки» и союзные организации примерно
в 100 странах мира.
Связь этих ячеек и организаций осуществляется с помощью шифрованных сообщений через
Интернет, сотовых телефонов, распространения кассет с записью посланий. Для передачи денег
используется широко распространенная на Ближнем и Среднем Востоке и среди выходцев из
этого региона, проживающих во всем мире, неофициальная система финансовых расчетов
«хавала». Благодаря этой системе можно сдать деньги менялам или подпольным банкирам в одной
точке земного шара и почти мгновенно, после передачи соответствующего сообщения, получить
их в другой. Эти операции не фиксируются на бумаге, строятся на взаимном доверии, а взаимные
расчеты осуществляются позднее, часто при других сделках. Притягательность системы «хавала»
для террористов в том, что государственные и международные контрольные организации не в
состоянии отследить такие финансовые потоки.
Захваченные в Афганистане документы «Аль-Каиды» на электронных носителях, а также учебное
пособие «Военная подготовка для ведения джихада против тиранов», найденное при аресте одного
из членов этой организации в Великобритании, свидетельствуют о тщательно налаженной системе
подготовки террористов. Она включает идеологическую подготовку, технику взрывных работ,
подделки документов, отравления ядами, методику допроса и пыток заложников, разведку и
контрразведывательную работу. По мере ликвидации территориальных баз подготовки
террористов все большее внимание уделяется «обучению действием», передаче опыта террористов
со стажем новичкам в ходе подготовки и проведения конкретных террористических операций.
Наконец, еще одной особенностью нового транснационального терроризма является то, что ему
удалось подчинить или объединить вокруг себя разрозненные до недавней поры родственные
организации в ряде районов земного шара, придать их деятельности новый импульс, новую
идеологию исламистского джихада и существенно повысить удельный вес терроризма в их
борьбе.
4.4. Союзники транснационального терроризма
К такого рода союзническим организациям относятся те, которые и до образования
транснационального террористического фронта вели борьбу в различных странах, решая
собственные локальные задачи. С конца 1990-х годов они стали вступать в союзнические
отношения с транснациональным терроризмом.
На предшествующем этапе эти организации различались по поставленным задачам, методам
борьбы, составу. Например, палестинские боевые группировки были заняты в основном борьбой с
Израилем. Каждая из них имела собственную специализацию. «Организация Абу Нидала»,
известная также как «Черный сентябрь» или «Революционная организация социалистовмусульман», с начала 1970-х годов занималась в основном проведением террористических
операций в Европе, захватом пассажирских воздушных судов и ликвидацией палестинских
лидеров умеренного толка. С конца 1990-х годов в основном свернула свою деятельность за
пределами Ближнего Востока.
«Хезболла» («Партия бога») была создана в 1982 г. в Ливане после вторжения Израиля в эту
страну. Основные провозглашенные задачи: освобождение оккупированных арабских территорий,
в первую очередь Иерусалима, а также создание исламского государства в Ливане. Значительная
часть активности приходится на нападение на северные районы Израиля с юга Ливана, обстрелы
израильских постов и населенных пунктов. Осуществляет террористические акты против
израильских и американских граждан на территории Ливана. Подозревается в проведении взрывов
израильских дипломатических представительств в Латинской Америке. Легальное крыло активно
участвует в политической жизни Ливана.
«Хамас» («Движение исламского сопротивления») образовано в 1987 г. В основном действовало
на палестинской территории сектора Газа. Политическое крыло занимается социальной и
политической работой с населением, ставя задачу создания исламского палестинского
государства. С начала второго восстания («интифады») в 2001 г. боевое крыло «Хамаса» резко
активизировало нападения на еврейские поселения в секторе Газа, а также подготовку и
проведение террористических актов с использованием смертников в израильских городах.
«Палестинский исламский джихад» создан в 1970-х годах. Отличается от «Хамаса» незначительно
за счет некоторых тактических и идеологических расхождений. Также несет ответственность за
большое число террористических актов против израильтян. Выступает и против светских
правительств арабских стран.
«Бригады мучеников Аль-Акса» организовались с началом второй интифады в 2000 г. Действуют в
основном на оккупированных землях Западного берега реки Иордан. В последнее время все чаще
именуют себя как «бригады Арафата».
Последние три организации и другие более мелкие боевые и террористические группы действуют
почти исключительно на территории Израиля, хотя имеют представительства в Сирии и ряде
других арабских государств. Состоят в основном из палестинцев. Взаимодействие с другими
исламистскими террористическими организациями осуществляется, главным образом, на уровне
идеологической солидарности и обмена опытом.
Организация «Египетский исламский (джихад», ответственная в прошлом за ряд громких
террористических ажтов на территории Египта, в том числе и за убийство в 1981 г. президента
Анвара Садата, активно взаимодействует с «Аль-Каидой». Другая египетская террористическая
организация «Джамаа Исламийа» («Исламская группа») в 1990-х годах специализировалась на
нападениях ца иностранных туристов. Эта организация взяла на себя ответственность за
неудавшееся покушение на нынешнего президента Египта Хосни Мубарака во время его визита в
Эфиопию в 1995 г. Отдельные члены организации участвовали в первой попытке взорвать здание
международного торгового центра в Нью-Йорке в 1993 г. Представители «Исламской группы»
подписали Декларацию Бен Ладена 1998 г., а многие чле;Ны организации вступили в «Аль-Каиду».
Алжирская «Вооруженная исламская группа» начала активную борьбу в 1992 г., после того как
руководство вооруженных сил Алжира отменило результаты первого тура парламентских
выборов, в которых победу одержал Исламский фронт спасения. Развернула масштабную
кампанию, в ходе которой вырезались целые деревни, «вина» жителей которых состояла в том, что
они не сопротивлялись правительству, совершались нападения на военных, политиков,
иностранцев. Осуществила несколько террористических актов на территории Франции. В конце
1990-х годов инициативу в этой борьбе перехватила «Салафистская группа призыва и битвы»,
отделившаяся от «Вооруженной исламской группы». Активно применяя методы террора, ставит
задачу свержения правительства и создания теократического государства. Многие участники
обеих групп влились в ряды «Аль-Каиды».
Пакистанские террористические организации «Движение священных воинов», «Армия
Мохаммеда», «Армия праведников» в основном нацелены на проведение террористических актов в
Кашмире и на всей территории Индии. Помимо этого они имели тесные связи с режимом «талибов» в Афганистане и с «Аль-Каидой».
Созданная в начале 1990-х годов филиппино-малазийская «Группа Абу Саяф» («Группа
меченосцев») является одной из самых мощных и активных террористических организаций в ЮгоВосточной Азии. Осуществила ряд захватов заложников, в том числе иностранных туристов.
Известно, что она получает техническую и финансовую помощь от «Аль-Каиды» и других
подобных организаций Арабского Востока. Члены «Джемаа Исламиа» («Исламской
организации») действуют в Индонезии. Таиланде, Малайзии. Ее члены стоят за крупными
взрывами на курорте Бали и в Джакарте в 2002 г.
Заявившие о себе в последнее время рядом взрывов иностранных банков, посольств, синагог,
турецкие организации «Исламские великие всадники Востока» и «Бригады Абу Хафса Алъ-Масри»
также примкнули к пулу «Аль-Каиды».
После свержения режима Хусейна в Ираке там формируется мощная и самая активная на
сегодняшний день террористическая группировка, в которую входят представители суннитского
меньшинства, добровольцы из других стран мира. «Исламское движение Узбекистана» действует
на территории многих стран Центральной Азии, ставит задачи свержения светских режимов и
создания исламских государств. Активно сотрудничало с «талибами». Организация осуществила
серию взрывов в Ташкенте, захватывала заложников, в том числе и иностранцев.
Чеченские террористические организации имеют много общих черт с указанными выше
группировками в других регионах мира, но располагают и определенной спецификой. Чеченский
терроризм вырос из сепаратистского движения незаконных вооруженных формирований. Другой
его предтечей был разгул криминального бизнеса по захвату людей в заложники, получивший
особое распространение между двумя военными кампаниями после заключения в 1996 г.
Хасавюртского мирного соглашения. Питательная среда терроризма создавалась и в результате
распространения в республике в тот же период экстремистских толкований одного из течений
ислама — вахабизма. Примерно в это же время завязываются и развиваются связи между
чеченскими боевиками и представителями транснационального терроризма. Известно, что
значительное число чеченских экстремистов проходило обучение в лагерях «Аль-Каиды» в
Афганистане. В середине 1990-х годов резко возрос поток в Чечню зарубежных террористов и
боевиков из стран Ближнего и Среднего Востока. Одним из главных представителей Бен Ладена в
Чечне был известный террорист Хаттаб. Оба они еще в 1980-е годы сражались в составе арабских
боевиков в Афганистане. После ликвидации Хаттаба его место занял Абу Валид, которого в свою
очередь сменил Абу Дзейт. По оценкам российских спецслужб, в Чечне сегодня воюет несколько
сот представителей транснационального терроризма из Пакистана, Турции и арабских стран.
Наконец, существенное влияние на подъем террористической активности в Чечне оказали
направляемые из-за рубежа крупные финансовые потоки. Известно, что исламистские благотворительные организации в различных странах мира, например «Глобальный фонд помощи
пострадавшим», ежегодно собирают и направляют в Чечню крупные суммы, официально
предназначенные для пострадавших мирных жителей, большая часть из которых попадает в руки
боевиков и террористов.
Первым крупным актом терроризма стал захват в 1996 г. отрядом Басаева больницы в
Буденновске. Меньшие по масштабам теракты совершались, в частности по указанию Радуева, на
юге России и в период действия Хасавюртского мирного соглашения. Но масштабное развертывание террористической кампании приходится на конец 1990-х годов. Были проведены десятки
взрывов и захватов гражданских объектов в Чечне, Дагестане, Северной Осетии, Ставропольском
и Краснодарском краях, в Москве и других городах европейской части России. Апофеозом
чеченского терроризма стал захват 1 сентября 2004 г. школы в Беслане. При этом все чаще
применялись приемы, получившие широкое распространение в действиях террористических
организаций в других странах, — использование смертников и все более широкое привлечение
женщин в качестве исполнителей терактов. Пожалуй, специфическим вкладом чеченских
террористов в технологию транснационального фронта терроризма является масштабный захват
заложников - зрителей в театральном центре на Дубровке в Москве, учеников, их родственников и
учителей в Беслане.
В последнее время наблюдается опасная тенденция к расширению состава участников
террористических организаций за счет жителей других северокавказских республик, прежде всего
Ингушетии, Дагестана, Кабардино-Балкарии, а также активизация боевых и террористических
организаций на территории этих республик.
Одной из сложнейших политических проблем является вопрос о проведении границы между
незаконными вооруженными формированиями, которые ведут боевые действия против
вооруженных сил, и террористами, главной мишенью которых являются мирные жители и невооруженные представители властных структур. Как показывает практика, государства нередко
проявляют готовность вести переговоры с представителями незаконных вооруженных
формирований, амнистируют участников таких формирований, а в отдельных случаях привлекают
сдавшихся боевиков к борьбе против тех, кто продолжает сопротивление. Переговоры с
террористами, как правило, не ведутся. Но такое разграничение зачастую невозможно, поскольку
одни и те же личности могут вести борьбу с правительственными войсками и участвовать в 94
подготовке и осуществлении террористических актов. Нередко в рамках одной и той же
организации, ставящей единую цель, существует «разделение труда» между боевиками и
террористами.
Так же трудно провести границу между «локальными» организациями террористов и
транснациональным фронтом терроризма. Зачастую «локальные» подразделения террористов в
первую очередь решают специфические задачи, отличающиеся от задач других подобных
организаций. Например, палестинские террористы фокусируют свое внимание на борьбе с
израильтянами, пакистанские — на проблемах Кашмира, чеченские — Чечни и Северного Кавказа
и т.д. Но все чаще такие организации напоминают сообщающиеся сосуды, действуя под одним
знаменем террористического «интернационала», руководствуясь общей стратегией, применяя
сходную тактику. Начался процесс своеобразного «клонирования» ячеек транснационального
терроризма. По большому счету функционирование этой системы все меньше зависит от Бен
Ладена и других руководителей «Аль-Каиды».
4.5. ОМУ-терроризм
Термин «ОМУ-терроризм» используется для обозначения имевших место или потенциальных
террористических актов с использованием оружия массового уничтожения. Строго говоря,
масштаб поражения этого класса вооружений при использовании его террористами существенно
меньше, чем при возможном применении его государствами в тотальной войне на уничтожение.
Кроме того, некоторые разновидности такого рода вооружений, например радиологического
оружия, не подпадают под классификацию ОМУ и формально не запрещены международными
договорами. Исходя из этого, некоторые специалисты предпочитают в этом контексте
использовать термин «оружие массового поражения», а не «оружие массового уничтожения». Тем
не менее, учитывая тот факт, что химическое, бактериологическое, ядерное и радиологическое
оружие даже при ограниченном использовании примитивных устройств и суррогатов качественно
превосходит обычные вооружения по масштабу последствий, представляется уместным
использовать уже вошедшие в оборот термины «ОМУ-терроризм» или «терроризм с использованием ОМУ».
Как известно, химическое оружие уже применялось террористами на практике. В 1994 г. члены
«Аумсинрике» распылили нервно-паралитический газ зарин в небольшом курортном городке
Маттцумото. В результате 7 человек погибли, примерно 600 пострадали. Полиции и врачам не
удалось установить причину отравления. 20 июня 1995 г. члены организации заложили пять
полиэтиленовых пакетов с жидким зарином в вагонах метро. Как уже упоминалось, 12 человек
погибли, около 6000 серьезно пострадали. Позже было установлено, что члены секты
самостоятельно изготовили значительно большие объемы зарина, но не успели до ареста
применить их.
Несколько лет назад во Франции и Великобритании были арестованы группы террористов,
примыкавших к «Аль-Каиде», у которых обнаружили яд рицин, предназначенный для отравления
системы водоснабжения. При аресте Рамзи Юсуфа, организатора первого взрыва Международного
торгового центра в Нью-Йорке (в 1993 г.), у него изъяли неотправленное письмо с угрозами
отравления системы водоснабжения на Филиппинах.
Специалисты отмечают, что химические отравляющие вещества и яды являются наиболее
доступными для террористов видами ОМУ. Хотя их кустарное применение, особенно вне
закрытых помещений или для отравления водоснабжения, существенно ограничивает летальные
последствия, тем не менее сам факт использования отравляющих веществ может вызвать
серьезную панику среди населения. Большую опасность может представлять передача
террористам более эффективных боевых отравляющих веществ государствами, которые тайно
продолжают заниматься их разработкой.
Та же самая «Аумсинрике» предприняла несколько попыток применить бактериологическое
оружие, подготовленное в подпольных лабораториях. В 1990 г. и затем в 1993 г. члены
организации использовали несколько микроавтобусов с установками для распыления спор сибирской язвы в центре Токио. Третья попытка была предпринята в 1994 г. На этот раз установка по
распылению спор сибирской язвы была размещена на крыше высотного здания в центре Токио.
Однако ни одна из попыток не дала желаемых террористами результатов. Жертв не было
зарегистрировано. По мнению специалистов, это объясняется примитивностью устройства
распылительных установок. Известно также, что террористы, совершившие акты 11 сентября
2001 г. в США, проявляли перед этим большой интерес к самолетам, опыляющим сельскохозяйственные угодья. Так же как и в случае с химическими отравляющими веществами, применение
бактериологического оружия небольшими группами террористов с использованием примитивных
средств наносит ограниченное поражение, но приводит к масштабной панике. Об этом
свидетельствует обстановка в США в связи с рассылкой в 2001 г. до сих пор не установленными
лицами писем со спорами сибирской язвы.
Высока также вероятность применения террористами радиологического оружия. Оно представляет
собой обычное взрывное устройство, начиненное радиоактивными материалами — обогащенным
ураном или радиоактивными изотопами, которые используются в гражданских отраслях,
например в медицине. При взрыве такого устройства происходит радиологическое заражение
ограниченного участка местности с низкими уровнями радиации. Поражающий эффект в
значительной степени снижается от высокой температуры при взрыве, но его достаточно для того,
чтобы посеять серьезную панику. В 1995 г., для того чтобы продемонстрировать свои
возможности, боевики Басаева заложили в Измайловском парке в Москве несколько кассет
радиоактивного цезия и сообщили об этом журналистам.
Самым опасным видом ОМУ, которое могут использовать террористы, является классическое
ядерное взрывное устройство. Но в то же время это самый труднодоступный для них класс ОМУ.
Для его создания требуется несколько килограммов высокообогащенного урана или оружейного
плутония, несколько десятков высококвалифицированных специалистов в области химической
металлургии, точного машиностроения, электроники и других специалистов, знакомых с
высокими технологиями производства и сборки взрывного устройства. Для этого также
необходима мощная техническая база и обеспечение абсолютной секретности проводимых работ,
что мало вероятно в условиях, когда террористы не имеют безопасных баз, которые им могли бы
гарантировать только государства, как это имело место в Афганистане. О всех этих трудностях
наглядно свидетельствует история тайного создания ядерных взрывных устройств ЮжноАфриканской Республикой в 1970-х годах. Даже при полной поддержке достаточно
высокоразвитого государства потребовалось почти десять лет работы несколько сот ученых и
инженеров. Проект обошелся в несколько сот миллионов долларов. А невозможность провести
натурные испытания не позволяет гарантировать надежность изготовленного ядерного взрывного
устройства.
Теоретически несколько более вероятным вариантом является приобретение или хищение уже
готового ядерного боеприпаса. Несмотря на появляющиеся время от времени сообщения о якобы
имевшей место при распаде СССР потере «ядерных чемоданчиков» (переносных ядерных
взрывных устройств для проведения диверсионных актов в тылу противника), серьезные
специалисты уверены, что если бы это даже и имело место, то с течением определенного времени
такого рода устройства не могут быть приведены в действие и требуют сложных работ по их
переснаряжению. При существующей сегодня системе защиты при хранении, транспортировке
ядерного оружия, а тем более на боевом дежурстве вероятность хищения боеготовых ядерных
зарядов минимальна. Не исключается тайная передача террористам ядерного заряда каким-либо
располагающим этим оружием государством. Более вероятным сценарием является ситуация, в
которой правительство такого государства может потерять контроль над ядерным оружием в
результате революционного переворота, анархии или выхода военных из-под контроля
гражданских властей.
Террористы могут попытаться разрушить атомную электростанцию или хранилища ядерных
отходов. Такого рода террористический акт мог бы привести к масштабному заражению
окружающей местности и проживающего на ней населения.
4.6. Борьба с терроризмом
Для борьбы с терроризмом используются оборонительная и наступательная стратегии,
государства действуют индивидуально и коллективно. Коренной проблемой борьбы с
терроризмом является то, что в данном случае речь идет не об известном на протяжении столетий
противостоянии государств, а о борьбе государств с негосударственными организациями,
интернациональными по составу, глобальными по географии базирования, охвату проводимых
ими операций, действующими подпольно и использующими средства борьбы, запрещенные большинством государств мира. У террористической угрозы нет обратного географического адреса.
Поэтому в борьбе с терроризмом оказывается неэффективной действовавшая веками стратегия
сдерживания. Терроризм нельзя сдержать угрозой нанесения ответного удара по конкретной
территории. Террористов трудно обнаружить и разгромить с помощью классических методов
ведения вооруженной борьбы, поскольку они прячутся за спинами гражданского населения.
Именно по этой причине небольшой по составу, относительно слабо вооруженный фронт транснационального терроризма на протяжении ряда лет успешно противостоит могуществу самых
современных государств мира.
Одна из первоочередных задач антитеррористической борьбы, которую весьма условно можно
обозначить как оборонительную, — это обеспечение внутренней безопасности, т.е. охрана
гражданского населения, инфраструктуры, объектов, принятие законов, правил, осуществление
профилактических мер и процедур, призванных выявить террористов и их намерения,
предотвратить совершение террористических актов. В этом задействованы все структуры
государственной власти, прежде всего силовые ведомства, а также гражданское общество. В то же
время обеспечение внутренней безопасности не должно коренным образом менять основные
принципы функционирования гражданского общества и государства, поскольку подобные
изменения, наряду с прочим, означали бы частичное поражение перед лицом терроризма. Как
правило, террористам труднее всего действовать в тоталитарных или автократических странах. Но
скатывание к тоталитаризму и авторитаризму является непропорционально высокой ценой в
борьбе с терроризмом, которая неприемлема для большинства стран мира. Нахождение
правильного баланса между ограничительными мерами безопасности и сохранением завоеваний в
области прав человека является трудной, но необходимой задачей.
В последние годы большинство стран существенно ужесточили контроль на границах, в
аэропортах, поездах, в местах скопления большого числа людей. Больше внимания уделяется
разведывательным и контрразведывательным операциям по выявлению террористов и их пособников. Существенно повышено финансирование силовых ведомств, на которые возложены эти
задачи. Принято много законодательных актов, призванных усовершенствовать правовое поле
борьбы с терроризмом. Идет процесс мобилизации гражданского общества на поддержку этой
борьбы.
Эти меры можно проиллюстрировать на примере мероприятий по обеспечению внутренней
безопасности в Соединенных Штатах после терактов 11 сентября 2001 г. Первой реакцией было
массовое проявление патриотизма, объединение общества вокруг политического руководства
страны и демонстрация готовности поддержать борьбу с терроризмом. Развернувшееся публичное
обсуждение среди специалистов и экспертов позволило сформировать достаточно широкий
консенсус относительно уроков этого события, нового качества как возникшей угрозы, так и мер,
призванных ей противостоять. Многие специалисты сравнивают нападение на Международный
торговый центр в Нью-Йорке по глубине воздействия на общество и государство с нападением на
Перл-Харборв 1941 г.
Была осуществлена кардинальная реорганизация всей системы внутренней безопасности. В 2002 г.
конгресс США принял закон об учреждении министерства внутренней безопасности, в которое
вошло 22 ведомства, ранее занимавшихся подобными задачами в составе различных других
министерств, такие, например, как береговая охрана, пограничная стража, таможня, служба
иммиграции и натурализации, администрация по безопасности на транспорте, секретная служба
по охране высших должностных лиц, службы чрезвычайных ситуаций. Одновременно изучались
причины, по которым разведывательные и контрразведывательные службы США не смогли
установить и предотвратить подготовку терактов 11 сентября 2001 г. Выяснилось, что отдельные
службы получили элементы информации об этом, но не смогли объединить их в целую картину. В
2004 г. было принято решение о создании координационного центра таких служб (ЦРУ, ФБР,
разведслужбы министерства обороны и др.), что должно обеспечить лучшее взаимодействие
между ними. Однако американцы сочли, что полное объединение таких служб,
специализирующихся на выполнении специфических задач, может оказаться контрпродуктивным.
Учитывая, что терроризм приобрел транснациональный характер, неизбежно встала задача
создания широкой международной антитеррористической коалиции. Кроме того, проведенные
различными государствами оборонительные по своему характеру мероприятия по укреплению
внутренней безопасности требовалось дополнить их наступательной стратегией, направленной на
искоренение террористической инфраструктуры и организаций независимо от того, где они
находились. В частности, это объяснялось и тем, что каждый год выживания таких сетей и
организаций, сохраняющих потенциал для борьбы в будущем, по существу, воспринимается как
год поражения мирового сообщества в этой борьбе.
Часто задается вопрос о том, почему именно теракты 11 сентября 2001 г. заставили мир осознать,
что терроризм превратился в одну из главных угроз международной безопасности в глобальном
масштабе. Действительно, число терактов в России, на Ближнем Востоке, в Африке, самих
Соединенных Штатах в конце 1990-х годов свидетельствовало о нарастании этой опасности. К
тому времени было принято 12 международных конвенций по борьбе с терроризмом. Но
нападение на США осенью 2001 г. стало моментом массового осознания нового качества этой
угрозы. Прежде всего, это был самый масштабный террористический акт в истории человечества.
В тот день в Нью-Йорке, Вашингтоне, а также на борту четвертого из захваченных самолетов
погибло около 3 тыс. человек. Нападение транслировалось по телевидению почти на все страны
мира в режиме реального времени. Эффективный удар был нанесен по самой могущественной в
военном отношении державе мира. Соединенные Штаты имели ресурсы для того, чтобы
возглавить борьбу с терроризмом в глобальном масштабе, и проявили политическую волю к
этому.
Подавляющее большинство стран заявило о готовности участвовать в создании
антитеррористической коалиции. Первым это сделал президент Российской Федерации.
Западноевропейские члены НАТО впервые в истории альянса ввели в действие статью 5
Североатлантического договора, заявив таким образом, что они рассматривают этот теракт как
нападение на всех и каждого из них. Совет Безопасности ООН безотлагательно принял резолюцию
1373, которая установила для всех государств-членов единые императивные обязательства по
борьбе с терроризмом и учредила Контртеррористический комитет для контроля за
выполнением этих требований и оказания различным государствам помощи в борьбе с
терроризмом. В обязанности этого комитета также входит задача постоянного обновления списка
действующих в мире террористических организаций, преследование которых является обязательным для членов ООН. Были приняты и реализованы специальные рекомендации в отношении
пресечения финансирования терроризма, детализировавшие положения Международной
конвенции о борьбе с финансированием терроризма 1999 г. Во исполнение этих рекомендаций
после событий 11 сентября 2001 г. были заблокированы средства террористических организаций
на сумму порядка 150 млн долл. Существенно возросло взаимодействие разведок и
правоохранительных органов многих государств. По оценкам специалистов, объем обмена разведданными увеличился в три раза. Американское и российское руководство подчеркивает
высокую эффективность взаимодействия между спецслужбами США и РФ.
Повышенное внимание стало уделяться задаче предотвращения возможностей попадания в руки
террористов оружия массового уничтожения и средств его доставки. В апреле 2004 г. была
принята и активно реализуется резолюция Совета Безопасности ООН 1540, предусматривающая
действия на национальной и международной основе по пресечению распространения ОМУ,
средств его доставки и связанных с ними материалов во имя главной цели — недопущения их
попадания в руки негосударственных субъектов, прежде всего террористов. 14 сентября 2005 г.
была открыта к подписанию Международная конвенция о борьбе с актами ядерного терроризма.
Она обязывает участников одобрить законы, предусматривающие уголовное преследование и
наказание виновных в совершении таких актов. Взаимодействие осуществляется как на
многосторонней, так и на двусторонней основе.
Помимо разработки нормативной основы и согласования основных направлений стратегии
антитеррора в рамках ООН, примером эффективного многостороннего сотрудничества в этой
сфере служит операция по ликвидации основной базы «Аль-Каиды» в Афганистане в 2001 г.
Важными инструментами многостороннего сотрудничества регионального масштаба являются
такие структуры, как созданный в 2000 г. Антитеррористический центр СНГ, системы
антитеррористического взаимодействия Организации договора о коллективной безопасности,
Шанхайской организации сотрудничества.
Большой объем практической работы по выявлению террористических ячеек и их планов, по
предотвращению терактов, аресту или уничтожению террористов проводится на двухсторонней
основе. Важную роль во взаимодействии РФ и США играет постоянно действующая Контртеррористическая рабочая группа. Сотрудничество между спецслужбами США и Пакистана, а
также США и Йемена привело к арестам или ликвидации некоторых из главных сподвижников
Бен Ладена. При проведении конкретных операций против баскских террористов эффективно
сотрудничают правоохранительные органы Испании и Франции. Конкретные результаты были
достигнуты в результате сотрудничества России и Узбекистана в борьбе против «Исламского
движения Узбекистана». Предпочтение двухстороннему формату при проведении конкнретных
контртеррористических операций объясняется необходимостью обмена разведданными, а также
раскрытием планов и приемов работы спецподразделений. Чем шире круг участников, тем труднее
сохранить абсолютно необходимую для плодотворной работы конфиденциальность таких
обменов.
Надо заметить, что, наряду с расширением и углублением сотрудничества по ряду указанных
направлений, в рядах международной антитеррористической коалиции возникают расхождения
и прямые противоречия. В некоторых странах, формально присоединившихся к этой коалиции,
как отмечалось, сохраняются настроения, согласно которым террористы в определенных
ситуациях все еще рассматриваются как борцы за свободу. Некоторые государства не располагают
достаточными средствами для ведения антитеррористической борьбы на своей территории.
Другие пытаются добиться негласного взаимопонимания с террористами с тем, чтобы они не
осуществляли теракты на их территории, объективно «канализируя» таким образом активность
террористов на другие страны.
Существенные разногласия возникли в связи с односторонней операцией США и их союзников в
Ираке в 2003 г. Некоторые западные специалисты считают, что свержение режима Саддама
Хусейна помогает перемалывать потоки зарубежных террористов, хлынувших в Ирак, а в
долгосрочной перспективе ускорит процесс модернизации и демократизации на Ближнем и
Среднем Востоке и, следовательно, сузит социально-политическую базу терроризма. Образно эту
стратегию сравнивают с борьбой с популяцией комаров путем осушения болот. Но многие
аналитики в различных странах, в том числе и на Западе, уверены в том, что вторжение в Ирак
объективно помогло транснациональному фронту терроризма привлечь в свои ряды большое
число новых членов, дополнительно усилило его поддержку со стороны части мусульманского
населения.
Другим серьезным расхождением в рядах антитеррористической коалиции является различное
видение путей и методов конкретной борьбы с терроризмом. Как известно, российское
руководство неоднократно обвиняло некоторые западные страны в «двойных стандартах», в частности, при подходе к антитеррористической операции, которую РФ ведет в Чечне и других
республиках Северного Кавказа. Прежде всего, это касается предоставления рядом западных стран
террористам, их пособникам и спонсорам убежища на своих территориях. Российское руководство
настаивает, что такие лица, как, например, Ахмед Закаев, получивший убежище в
Великобритании, подлежит выдаче России как активный участник чеченской террористической
организации. Западные оппоненты настаивают, что в данном случае речь идет лишь об участнике
незаконных вооруженных формирований, а его террористическая деятельность якобы не доказана.
Такая позиция вытекает из более общей для ряда западных стран концепции, согласно которой
России следует стремиться к политическому урегулированию в Чечне путем переговоров с
«умеренными» боевиками. Эти советы российские представители на международных форумах
довольно убедительно парируют указанием на то, что в Чечне произошло сращивание сепаратистов с террористами и «умеренных» боевиков там нет.
При всех трудностях консолидации антитеррористической коалиции, расхождениях и открытых
разногласиях между ее участниками необходимость укрепления единства перед лицом общей
угрозы все же остается преобладающей императивой. Свидетельством тому является, например,
принятие 14 сентября 2005 г. Советом Безопасности, в заседании которого участвовали
присутствующие на 60-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН глав государств и правительств,
резолюции, которая призывает запретить законом подстрекательство к совершению
террористических актов, отказывать в предоставлении убежища любым лицам, в отношении
которых имеется достоверная информация, позволяющая считать их виновными в таком
подстрекательстве.
Учитывая новое качество и глобальные масштабы современного терроризма, можно
предположить, что это долгосрочная угроза. Она оказывает и будет оказывать самое серьезное
влияние на различные аспекты формирования новой системы международной безопасности. В то
же время необходимо соразмерно определять место и удельный вес угрозы международного
терроризма в комплексе других угроз международной безопасности. Несомненным успехом в
борьбе с терроризмом является формирование широкой антитеррористической коалиции. Она в
значительной степени сглаживает противоречия между государствами по ряду других
конфликтных проблем международной безопасности. Правда, одновременно такие противоречия
нередко ослабляют единство антитеррористической коалиции.
Гл а в а 5
НЕРАСПРОСТРАНЕНИЕ ОРУЖИЯ МАССОВОГО УНИЧТОЖЕНИЯ
Общей характеристикой оружия массового уничтожения (ОМУ) является способность к
широкомасштабному неизбирательному уничтожению людей и разрушениям. Режим
нераспространения ОМУ включает в себя режимы нераспространения ядерного, химического и
бактериологического оружия, а также режим физической защиты ОМУ от его распространения
среди государств и негосударственных действующих лиц. Близко к ним примыкает и режим
контроля за ракетными средствами доставки ОМУ. Первоначально режимы нераспространения
были нацелены на то, чтобы такое оружие не попало в руки государств, не обладавших им. В
последнее время наряду с этим все более актуальной становится задача недопущения попадания
такого оружия в руки негосударственных действующих лиц, в первую очередь террористов.
5.1. Нераспространение ядерного оружия
Режим нераспространения ядерного оружия представляет собой «совокупность международных
договоренностей и организаций с участием как ядерных, так и неядерных государств, а также
внутренних законодательств стран-участников, целью которых является предотвращение
приобретения ядерного статуса государствами, которые не имели его к 1967 году»1.
Как ни странно, но до сих пор не выработано единого определения ядерного оружия. Однако
признано, что все виды ядерного оружия имеют общую характеристику: они могут выделять
огромное количество энергии в очень короткий период времени из источника относительно
небольшого объема и легкого по весу. Более конкретно ядерное оружие обычно определяют как
предназначенные для военных целей ядерные взрывные устройства с неконтролируемым
выделением энергии, получаемой при делении или синтезе расщепляющихся материалов. На реакции деления основано действие атомного оружия, а на реакции синтеза — термоядерного, или
водородного. Мощность ядерного оружия определяется тринитротолуоловым эквивалентом
энергии, равным энергии взрыва одной тысячи тонн (мегатонны) обычной взрывчатки (ТНТ).
Поражающее воздействие при взрыве ядерного оружия оказывают ударная волна, световое
излучение, проникающая радиация и радиоактивное заражение, а также электромагнитное
излучение, выводящее из строя технику. Ядерные взрывные устройства могут производиться в
виде головных частей ракет, боезарядов авиационных бомб, артиллерийских снарядов, торпед,
мин, переносных устройств.
Как известно, США в 1945 г. стали первым государством, испытавшим и единственным
применившим ядерное оружие (против Японии). В 1949 г. испытание ядерного оружия было
проведено в СССР. За ними последовали Великобритания (1952 г.), Франция (1960 г.) и КНР (1964
г.). В этот же период значительное число государств, располагавших достаточной промышленной
и научной базой, запустили собственные ядерные программы, которые, в конечном счете, могли
быть использованы как для военных целей, так и для нужд бурно развивавшейся в те годы мирной
ядерной энергетики.
Для того чтобы представлять принципиальные различия между военным и мирным
направлениями использования ядерной энергии и возможные опасности переключения элементов
мирной ядерной энергетики на военные цели, необходимо хотя бы в самых общих чертах
познакомиться с фазами ядерного топливного цикла. Основным исходным сырьем для ядерного
топливного цикла является уран — уран-235 или гораздо более доступный уран-238, обогащенный
до состояния урана 235 («обогащенный по урану-235»). Такой низкообогащенный уран (НОУ)
используется в качестве ядерного топлива в реакторах, где проходит контролируемая цепная
реакция, сопровождающаяся выделением тепла, используемого в свою очередь для выработки
электроэнергии и отопления. Отработавшее определенный срок ядерное топливо, отличающееся
высокой степенью радиации, извлекается из реакторов и может быть захоронено без
предварительной переработки. Но в процессе облучения в реакторе топливо приобретает новое
качество наработки плутония. При использовании соответствующих технологий переработки из
такого облученного топлива выделяют регенерированный уран, который можно снова
использовать как ядерное топливо, а также плутоний.
Самыми чувствительными фазами ядерного топливного цикла, в плане возможности создания
ядерного оружия, являются этапы обогащения урана и переработки облученного ядерного
топлива. Обогащение урана может продолжаться и после достижения уровня в 2-4% с
применением тех же технологий. После достижения уровня обогащения в 20%
высокообогащенный уран (ВОУ) уже теоретически может применяться для создания ядерного
взрывного устройства. Для использования в качестве оружейного уровень обогащения урана, как
правило, доводится до 93%. Плутоний же, полученный на фазе переработки облученного ядерного
топлива, может напрямую или после определенной переработки использоваться для изготовления
ядерного оружия. Обычно для создания критической массы ядерного взрывного устройства
необходимо около 25 кг высокообогащенного урана или 8 кг оружейного плутония, или, по
терминологии МАГАТЭ, «значимое количество» урана или плутония. На практике используются
как «урановый», так и «плутониевый» пути создания ядерного оружия. В настоящее время
значительное число не только ядерных государств имеют технологии как обогащения урана, так и
переработки облученного ядерного топлива с выделением плутония и используют их в
программах мирной ядерной энергетики.
Менее опасными и более открытыми для контроля в плане наработки плутония по сравнению с
другими реакторами являются легководные реакторы, т.е. те, в которых для замедления реакции
деления или охлаждения используется обычная вода. С определенным упрощением это
объясняется следующим. Конструкция, например, тяжеловодного реактора позволяет производить
перезагрузку топлива и «отъем» плутония без его остановки. В леговодном же реакторе
облученное ядерное топливо с содержанием элементов плутония можно извлекать лишь при его
остановках, например, для загрузки «свежим» топливом. Такие остановки и объемы извлеченного
облученного ядерного топлива, которое может быть использовано для получения плутония, легче
поддаются проверке инспекциями МАГАТЭ.
На 1960-е годы приходится подъем развития атомной промышленности в мире. Даже развивая
мирную ядерную энергетику, многие страны накапливали знания и технологии, которые могли
быть использованы и для создания ядерного оружия. Особую озабоченность вызывала помощь
государств, уже располагавших ядерным оружием или продвинувшихся в области пока еще
мирных ядерных технологий, другим странам, планировавшим обзавестись ядерным оружием или
подозревавшимся в этом. Известно, что США помогали Великобритании в создании и
модернизации британского ядерного оружия. В 1957 г. СССР обязался поставить КНР макет
ядерной бомбы и необходимую документацию. Правда, в 1959 г. Москва это обещание
аннулировала, что стимулировало Пекин к активизации собственных усилий в этом направлении.
Франция помогала Израилю в строительстве реактора в Димоне и завода по переработке
облученного ядерного топлива, что объективно способствовало продвижению израильских
ядерных программ военного назначения. Канада оказала помощь Индии в строительства крупного
исследовательского реактора. Над ядерными программами активно работали ЮАР, Аргентина,
Бразилия, Швеция, Австралия, Япония и многие другие страны. Северная Корея получила первый
исследовательский реактор от Советского Союза. Особую озабоченность многих стран вызывало
развитие ядерной промышленности в ФРГ.
Одновременно в мире росло осознание опасности ядерного оружия, формировалось по существу
глобальное движение общественности за запрещение ядерного оружия и недопущение
дальнейшего его расползания по земному шару. В дальнейшем нераспространении были
заинтересованы и те державы, которые уже приобрели ядерный статус. Таким образом, в начале
1960-х годов начинает складываться консенсус в пользу ядерного нераспространения. Особую
инициативную роль в этом процессе сыграла Ирландия. В декабре 1961 г. Генеральная Ассамблея
ООН приняла «ирландскую» резолюцию с призывом к заключению договора о нераспространении
ядерного оружия. Текст будущего договора был согласован на переговорах между СССР и США, а
также в рамках Комитета 18 государств по разоружению. 12 июня 1968 г. сессия Генеральной
Ассамблеи одобрила Договор и открыла его для подписания.
5.2. Договор о нераспространении ядерного оружия
Статья I Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) фиксировала обязательства
ядерных государств: «Каждое из государств—участников настоящего Договора, обладающих
ядерным оружием, обязуется не передавать кому бы то ни было ядерное оружие или другие
ядерные взрывные устройства, а также контроль над таким оружием или взрывными устройствами
ни прямо, ни косвенно; равно как и никоим образом не помогать, не поощрять и не побуждать
какое-либо государство, не обладающее ядерным оружием, к производству или к приобретению
каким-либо иным способом ядерного оружия или других ядерных взрывных устройств, а также
контролю над таким оружием или взрывными устройствами».
В статье IX констатировалось, что для целей ДНЯО государством, обладающим ядерным
оружием, является государство, которое произвело и взорвало ядерное устройство до 1 января
1967 г. Таким образом, легитимными ядерными державами по Договору до сих пор являются
США, РФ (в качестве правопреемницы СССР), Великобритания, Франция и КНР. Индия и
Пакистан, официально признавшие наличие у них ядерного оружия, в качестве легитимных
ядерных держав не признаются. Израиль о наличии у него ядерного оружия не заявлял.
В статье II изложены обязательства неядерных государств: «Каждое из государств—участников
Договора, не обладающих ядерным оружием, обязуется не принимать передачи от кого бы то ни
было ядерного оружия или других ядерных взрывных устройств, а также контроля над таким
оружием или взрывными устройствами ни прямо, ни косвенно; не производить и не приобретать
каким-либо иным способом ядерное оружие или другие ядерные взрывные устройства, равно как и
не добиваться и не принимать какой-либо помощи в производстве ядерного оружия или других
ядерных взрывных устройств».
Помимо этого, каждое из неядерных государств в соответствии со статьей III Договора обязалось
принять гарантии по соглашению с Международным агентством по атомной энергии (МАГАТЭ)
«с целью проверки выполнения его обязательств, принятых в соответствии с настоящим
Договором, с тем чтобы не допустить переключения ядерной энергии с мирного применения на
ядерное оружие или другие ядерные взрывные устройства». В дальнейшем каждый из неядерных
участников ДНЯО должен был заключить соглашение с МАГАТЭ, по которому этой организации
представлялось право на проверку, в том числе и с помощью направления инспекторов на места,
всей его деятельности в ядерной области, особенно чувствительной в плане нераспространения
фаз обогащения и переработки облученного ядерного топлива. Ядерные государства не брали на
себя аналогичных обязательств, хотя позже в добровольном порядке большинство из них
согласились допускать сотрудников МАГАТЭ на некоторые свои объекты мирной ядерной энергетики (АЭС или на исследовательские реакторы).
Очевидно, что в таком виде обязательства ядерных и неядерных государств имели
несбалансированный характер в пользу первых. Поэтому в Договоре содержался ряд положений,
призванных компенсировать такое положение вещей.
Статья VI предусматривает, что каждый участник Договора «обязуется в духе доброй воли вести
переговоры об эффективных мерах по прекращению гонки ядерных вооружений в ближайшем
будущем и ядерному разоружению». Хотя подобные обязательства брали на себя все участники
Договора, было ясно, что в первую очередь это относилось к ядерным государствам. На
протяжении длительного времени неядерные участники Договора обвиняли ядерные государства в
нарушении этой статьи. А ряд государств, не присоединившихся к ДНЯО, зачастую объясняли
свою позицию именно отсутствием «доброй воли» в продвижении членов «ядерного клуба» к
ядерному разоружению и их стремлением сохранить свою монополию на ядерное оружие.
Неядерные государства настояли на включении в Договор статьи IV, которая гласит, что «никакое
положение настоящего Договора не следует толковать как затрагивающее неотъемлемое право
всех участников Договора развивать исследования, производство и использование ядерной
энергии в мирных целях». Более того, предусмотрено обязательство участников Договора (в том
числе и ядерных государств) «способствовать возможно самому полному обмену оборудованием,
материалами, научной и технической информацией об использовании ядерной энергии в мирных
целях». Эта статья имеет особую актуальность в связи с нынешними дебатами о ядерной
программе Ирана.
Статья V, включенная в Договор также по инициативе неядерных государств, предполагала
предоставление ядерными государствами неядерным, под соответствующим международным
контролем, «потенциальных благ от любого мирного применения ядерных взрывов» для решения
народнохозяйственных задач, например, при масштабных земляных работах, вскрытии пластов
полезных ископаемых и т.п. Однако подобные услуги никогда на практике не представлялись, а
заключение в 1996 г. Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, при условии
вступления его в силу, аннулирует такие возможности.
Неядерные государства настаивали также на включении в Договор положений, призванных
обеспечить тем, кто отказывался от создания собственного ядерного оружия, необходимую
безопасность от применения или угрозы применения против них такого оружия ядерными государствами или теми государствами, которые могут создать подобное оружие в будущем.
Гарантии помощи неядерным государствам в таком случае получили название «позитивных
гарантий», а гарантии неприменения ядерного оружия против неядерных государств —
«негативных гарантий». Однако ядерные государства отказались включить такие положения в
текст Договора. Они пошли по другому пути.
В 1968 г. непосредственно перед одобрением ДНЯО на сессии Генеральной Ассамблеи ООН
Советом Безопасности ООН была принята резолюция 255, которая признавала, что «агрессия с
применением ядерного оружия или угроза такой агрессии против государства, не обладающего
ядерным оружием, создала бы обстановку, в которой Совет Безопасности и прежде всего его
постоянные члены, обладающие ядерным оружием, должны были бы немедленно действовать в
соответствии с их обязательствами по Уставу Организации Объединенных Наций».
Что касается «негативных гарантий», то они были даны ядерными государствами в 1995 г. в виде
односторонних заявлений1. Особую позицию занимает сегодня КНР, заявившая о неприменении
ядерного оружия первой, а также о неиспользовании его против неядерных государств при любых
обстоятельствах. О неприменении ядерного оружия первым в 70-80-х годах прошлого столетия
заявлял СССР. Аналогичную позицию декларируют сегодня Индия и Пакистан. Многие эксперты
утверждают, что искренность таких декларативных гарантий в мирное время проверить
невозможно. Другие ядерные государства в большей или меньшей степени стремятся сохранить за
собой право применения ядерного оружия при определенных условиях против любого государства
или намеренно создать неопределенность относительно его применения, в том числе как фактор
сдерживания других, в том числе и неядерных государств.
В «Военной доктрине РФ» 2000 г. условия, которые могут вынудить Россию к применению
ядерного оружия, сформулированы следующим образом: «Российская Федерация оставляет за
собой право на применение ядерного оружия в ответ на использование против нее ядерного и
других видов оружия массового поражения, а также в ответ на широкомасштабную агрессию с
применением обычного оружия в критических ситуациях для национальной безопасности РФ».
ДНЯО вступил в силу 5 марта 1970 г. На конференции по рассмотрению действия ДНЯО в мае
1995 г. было принято решение продлить этот договор бессрочно. Он до сих пор остается стержнем
режима ядерного нераспространения. По состоянию на 2005 г. его участниками являются все
государства—члены ООН, за исключением Израиля, Индии и Пакистана. В 2003 г. заявление о
выходе из Договора сделала КНДР.
5.3. Зоны, свободные от ядерного оружия
ДНЯО закрепил идею создания зон, свободных от ядерного оружия (ЗСЯО). Статья VII этого
Договора гласит: «Никакое положение настоящего Договора не затрагивает право какой-либо
группы государств заключать региональные договоры с целью обеспечения полного отсутствия
ядерного оружия на их соответствующих территориях». Эти зоны создаются неядерными
странами и должны уважаться ядерными государствами. Безъядерный статус таких зон
предполагает запрет на размещение в них ядерного оружия, независимо от его принадлежности, на
его транзит через эти зоны, на проведение ядерных испытаний и мирных ядерных взрывов
В 1967 г. был открыт для подписания Договор Тлателолко (по названию района Мехико, где
находится МИД Мексики, в здании которого прошла конференция, одобрившая этот Договор) о
создании зоны, свободной от ядерного оружия в Латинской Америке. По мере присоединения к
нему государств региона действие Договора распространялось и сейчас охватывает всю
территорию Южной и Северной Америк (кроме США и Канады). Примечательно, что Куба, не
являвшаяся к тому времени участницей ДНЯО, в 1995 г. присоединилась к Договору Тлателолко,
косвенно заявив, таким образом, об отказе от обладания ядерным оружием. В 2002 г. Куба
присоединилась и к ДНЯО.
В 1985 г. был открыт для подписания Договор Раротонга (по названию атолла, на котором
расположена столица островов Кука Аваруа, где был принят этот Договор), провозглашавший
безъядерной зоной южную часть Тихого океана.
В 1995 г. был открыт для подписания Бангкокский договор о создании безъядерной зоны в ЮгоВосточной Азии.
В 1996 г. в Каире был открыт для подписания Договор Пелиндаба (по названию города в ЮАР, где
на заключительном этапе велись переговоры по согласованию текста этого Договора) о создании
безъядерной зоны в Африке.
Безъядерный статус Антарктики определен договором 1959 г., предусматривающим создание
демилитаризованной зоны к югу от 60-го градуса южной широты.
Закрытыми для размещения ОМУ по Договору о принципах деятельности государств по
исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела
(1967 г.), являются космическое пространство и небесные тела, а по Договору о запрещении
размещения на дне морей и океанов и в его недрах ядерного оружия и других видов оружия
массового уничтожения (1971г.) — дно морей, океанов и его недра.
Отношение ядерных государств к созданию безъядерных зон было двояким. С одной стороны, они
поддерживали эту идею как дополнительный инструмент укрепления режима ядерного
нераспространения. С другой — каждая ядерная держава, пожалуй, за исключением КНР,
стремилась гарантировать свободу рук в отношении географии базирования своего ядерного
оружия и в то же время ограничить такую свободу для противника в холодной войне. После
завершения холодной войны отношение ядерных держав к безъядерным зонам становится еще
более конструктивным. В конце 1980-х годов они подписали ряд протоколов к договорам о ЗСЯО
об обязательствах не размещать, не испытывать, не транспортировать ядерное оружие в этих
зонах. Применительно к каждой зоне набор этих обязательств был неодинаков, содержал ряд
оговорок, но такие протоколы укрепляли гарантии против нарушения статуса безъядерных зон извне, со
стороны ядерных государств.
Ряд географических районов не может быть безъядерными зонами по определению, поскольку там
находится ядерное оружие. Это территории США, РФ, Франции, Великобритании, КНР, Индии, Пакистана.
Ядерные державы используют большую часть акватории Мирового океана для базирования и перемещения
своих военно-морских сил с ядерным оружием на борту. Безъядерный статус тех или иных районов сомнителен в тех случаях, когда на расположенные там государства распространяются гарантии «ядерных
зонтиков» безопасности со стороны ядерных держав. Это относится к членам НАТО и, возможно, к членам
Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ).
С повестки дня не снята идея объявления безъядерной зоной Корейского полуострова. Однако на пути ее
реализации стоят проблемы разработки ядерного оружия Северной Кореей, а с другой стороны — гарантии
безопасности (предположительно и с использованием ядерного оружия) Соединенных Штатов Южной
Корее.
Еще более сложная ситуация в этом плане сложилась на Ближнем Востоке. Реализация создания такой зоны
потребовала бы гарантий отказа от ядерного оружия со стороны Израиля. В свою очередь Израиль
потребовал бы гарантий отказа от других видов ОМУ (химического и бактериологического) от других стран
региона. Здесь речь должна идти о возможности создания комплексной зоны, свободной от всех видов
ОМУ.
Идея создания зоны, свободной от ядерного оружия в Центральной и Восточной Европе, продвигаемая в
последнее время Белоруссией, также наталкивается на непреодолимые пока препятствия. Во-первых,
большинство государств этого региона являются членами НАТО или стремятся к этому. На них
распространяются гарантии «ядерного зонтика» со стороны ядерных государств—членов НАТО. Кроме
того, полностью не исключается и размещение ядерного оружия на территориях стран этого региона в
будущем. Во-вторых, союзный договор между Россией и Белоруссией предполагает возможность
представления последней российских ядерных гарантий и не исключает гипотетической возможности
размещения ядерного оружия РФ на территории Белоруссии.
Более реальной является идея о создании зоны, свободной от ядерного оружия, в Центральной Азии (и то
без участия Индии и Пакистана), которая была заявлена странами региона в середине 1990-х годов. Проект
соглашения о создании такой зоны был согласован в Самарканде осенью 2002 г. В этом случае также
следует учитывать возможность предоставления со стороны России «ядерного зонтика» некоторым странам
этого региона, которые являются членами ОДКБ.
112
Функционирование созданных безъядерных зон и усилия по созданию новых зон, свободных от ядерного
оружия, является важным элементом режима нераспространения, особенно в отношении угроз регионального уровня.
5.4. Распространение ядерного оружия
Подавляющее большинство государств мира, присоединившихся к ДНЯО, неукоснительно соблюдает его
положения. Но тем не менее режим нераспространения не стат непреодолимым препятствием на пути к
обладанию ядерным оружием для целого ряда государств.
Накануне упразднения режима апартеида правительство ЮАР публично признало, что в конце 1970-х —
начале 1980-х годов в этой стране тайно было создано несколько единиц ядерного оружия. К 1991 г. они
были демонтированы, и ЮАР присоединилась к ДНЯО в качестве безъядерного государства.
Эксперты считают, что Израиль, до сих пор не присоединившийся к ДНЯО, в 1970-х годах создал ядерное
взрывное устройство. Сам Израиль формально не признает, но и не отрицает наличие у него ядерного
оружия. Однако многочисленные свидетельства, в том числе и показания бежавшего из страны
израильского физика Мордехая Вануну, практически неопровержимо доказывают, что Израиль ядерным
оружием обладает. Эксперты нередко говорят об израильском «ядерном оружии в подвале».
В 1974 г. Индия, также не присоединившаяся к ДНЯО, произвела ядерный взрыв, заявив, что испытала
«мирное ядерное взрывное устройство». Очевидно, что речь шла о ядерном взрывном устройстве, которое
может быть использовано как в мирных, так и в военных целях. Но официально о наличии у нее ядерного
оружия Индия заявила лишь после проведения серии ядерных испытаний в мае 1998 г. Спустя две недели
испытания ядерного оружия провел Пакистан, который также отказался присоединиться к ДНЯО. Договор
не предусматривает каких-то санкций в отношении государств, не присоединившихся к нему. Хотя
фактически эти государства стали членами «ядерного клуба», по условиям ДНЯО, они официально не
признаются в качестве таковых. Выдвигаемые иногда предложения о включении Индии и Пакистана в режим ДНЯО потребовали бы внесения поправки в статью IX, которая в качестве легитимных ядерных держав
признает только тех, кто испытал ядерное оружие к 1 января 1967 г. В свою очередь, начало дискуссии о
внесения такой поправки в Договор неизбежно приведет к выдвижению требований об изменении и ряда
других его положений и будет иметь непредсказуемые последствия для всего режима нераспространения.
На протяжении многих лет существовала серьезная озабоченность относительно ядерных
программ Ирака. Несмотря на то что Багдад присоединился к ДНЯО еще в 1968 г., поступала
информация о том, что он активно разрабатывал программы, которые в перспективе могли привести к созданию ядерного оружия. В 1981 г. ВВС Израиля вывели из строя еще не загруженный
топливом иракский исследовательский реактор в Озираке, объяснив свои действия именно
угрозой создания Ираком ядерного оружия. Совет Безопасности ООН осудил эту акцию Израиля.
В 1991 г., после разгрома иракских войск в ходе операции «Буря в пустыне», Специальная
комиссия ООН по контролю за выполнением резолюций Совета Безопасности ООН по ОМУ
Ирака установила, что на протяжении многих лет в нарушение ДНЯО Ирак тайно осуществлял
программу по обогащению урана до оружейного состояния, а также предпринимал попытки
извлечения плутония из облученного ядерного топлива реактора, находившегося под гарантиями
МАГАТЭ. Одновременно с вторжением в Кувейт в 1990 г. Багдад, уже не заботясь хотя бы о
формальном соблюдении обязательств по ДНЯО, начал форсировать работы по производству
ядерного взрывного устройства, которые, однако, не были завершены до капитуляции Ирака. По
решению Совета Безопасности ООН все объекты ядерной программы в Ираке были уничтожены.
Однако вплоть до оккупации Ирака коалиционными силами во главе с Соединенными Штатами в
2003 г. полной уверенности в отказе Ирака от возобновления ядерных программ не было, поскольку на протяжении длительного времени Багдад либо отказывался допускать международных
инспекторов, либо существенно ограничивал их деятельность.
Убедившись на иракском опыте в неэффективности прежних гарантий, МАГАТЭ начало
разработку более эффективной системы гарантий. В 1997 г. был утвержден типовой
Дополнительный протокол, предусматривавший, в частности, доступ инспекторов ко всем этапам
ядерного топливного цикла неядерных государств, проведение инспекций с краткосрочным
уведомлением, отбор проб окружающей среды там, где инспекторы сочтут это необходимым.
Однако большое число государств—участников ДНЯО до сих пор не подписало такие
Дополнительные протоколы с МАГАТЭ.
Озабоченность относительно дальнейшего распространения ядерного оружия вызывало и
поведение КНДР. Пхеньян подписал ДНЯО лишь в 1985 г. Но в начале 1990-х годов появились
сообщения, что КНДР работает над созданием технологий по обогащению урана. В 1993 г. Пхеньян заявил о выходе из ДНЯО. Последовавший кризис был урегулирован заключением
«Рамочного соглашения»- между КНДР и США, по которому Пхеньян согласился свернуть свою
военную ядерную программу, остаться в ДНЯО, а Вашингтон в качестве компенсации за это обязался построить в Северной Корее два ядерных реактора на легкой воде и безвозмездно поставлять
ежегодно для целей энергетики страны 500 тыс. т нефти до завершения строительства первого
такого реактора. Соглашение было вписано в контекст будущего всеобъемлющего решения
ядерной проблемы на Корейском полуострове. Эту кризисную ситуацию называют первой
северокорейской «ядерной тревогой».
В 2003 г. разразился второй этап кризисной ситуации, или вторая «ядерная тревога». КНДР
обвинила Соединенные Штаты в невыполнении условий «Рамочного соглашения», вновь заявила
о выходе из ДНЯО и выводе своих ядерных объектов из-под контроля МАГАТЭ. Более того,
Пхеньян объявил о том, что ведет работы по созданию ядерного оружия. Несколько раундов
переговоров по вопросам урегулирования возникшей ситуации в составе «шестерки» (КНДР,
Республики Корея, КНР, РФ, США и Японии) результатов не дали. В феврале 2005 г. КНДР заявила о наличии у нее ядерного оружия. Несколько позже было объявлено о подготовке к
испытаниям ядерного оружия.
Но летом 2005 г. Пхеньян выразил готовность возобновить переговоры. 19 сентября 2005 г. в ходе
заседания «шестерки», которое прошло в Пекине, представитель КНДР согласился на ликвидацию
существующих ядерных взрывных устройств, прекращение военных ядерных программ и допуск
международных инспекторов на свои ядерные объекты. В свою очередь, представители Китая,
Республики Корея, РФ, США и Японии заявили о намерении представить гарантии безопасности,
экономическую помощь и рассмотреть требования Пхеньяна о строительстве в Северной Корее
легководного ядерного реактора. Соглашение является предварительным и требует уточнения
графика и конкретных условий его выполнения. Уже на следующий день представитель Пхеньяна
уточнил, что КНДР начнет выполнять условия этого соглашения только после реализации
обязательств, принятых другими участниками «шестерки».
Некоторые эксперты считают, что угрозы относительно создания «северокорейской ядерной
бомбы» используются Пхеньяном в качестве шантажа для получения гарантий против военного
нападения США, вероятность которого повысилась с учетом вторжения США в Ирак и
причисления КНДР к «оси зла». При получении таких гарантий, считают они, Северная Корея
может возвратиться в рамки ДНЯО. При этом сторонники такой точки зрения ссылаются на то,
что заявления о наличии ядерного оружия или о планах проведения испытаний делаются северокорейскими официальными лицами в «полуофициальном» формате устных заявлений или
сообщений в средствах массовой информации. Не окончательно оформленным они считают и
выход КНДР из ДНЯО. На этом основании более разумной считается позиция сохранения этой неопределенности, которая не закрывает окончательно возможность возвращения КНДР в рамки ДНЯО. Другие
специалисты полагают, что Пхеньян бесповоротно встал на путь создания ядерного оружия. При этом и те,
и другие соглашаются с тем, что Северная Корея располагает «значимым количеством» плутония (по
некоторым данным более 25 кг), что позволяет ей создать несколько ядерных взрывных устройств.
Обеспокоенность вызывает и будущее ядерных программ Ирана. Еще во времена правления шаха Иран
начал осуществление амбициозной ядерной программы. Надо заметить, что эти планы получили в то время
поддержку США и ряда стран Западной Европы. В частности, с помощью западногерманских фирм
началось строительство энергетических реакторов для АЭС в Бушере на юге страны. В 1970 г. Иран присоединился к ДНЯО. После исламской революции 1979 г. США и большинство стран Запада, в том числе и
ФРГ, прекратили сотрудничество с Тегераном в ядерной области. Недостроенные ядерные реакторы в
Бушере были разрушены в ходе ирано-иракской войны. В конце 1980-х годов Иран возобновил ядерные
программы, в основном делая акцент на собственные силы.
В 1995 г. между Россией и Ираном был заключен контракт на поставку четырех российских легководных
ядерных реакторов, низкообо-гащенного урана в качестве топлива для них и о достройке АЭС в Бушере с
помощью российских специалистов. В контракте первоначально содержалось заявление о возможной
поставке российской стороной технологий по обогащению урана. Позже российская сторона сняла этот
вопрос с обсуждения. Контракт полностью отвечал духу и букве ДНЯО о содействии неядерным
государствам в развитии мирных ядерных программ. Однако на многие годы это соглашение и его
реализация стали источниками дипломатического противоборства между РФ и рядом стран Запада, прежде
всего США. Это объяснялось общей атмосферой напряженности между Тегераном и Вашингтоном, который
утверждает, что конечной целью ядерных программ Ирана является создание ядерного оружия.
Руководство РФ неоднократно указывало на то, что строительство АЭС в Бушере осуществляется
исключительно в рамках программы мирной ядерной энергетики и не отличается от множества других
аналогичных проектов, в том числе между западными странами и другими неядерными государствами. Тем
более что Иран поставил свои основные ядерные объекты под контроль инспекторов МАГАТЭ. Вашингтон,
в свою очередь, указывал на то, что с учетом огромных запасов у Ирана нефти и газа его ядерные программы имеют не энергетическую, а военную направленность. Признавая, что сама по себе программа
строительства АЭС в Бушере не имеет непосредственного военного потенциала, ее реализация, утверждает
американская сторона, тем не менее, способствует приобретению ядерными специалистами таких знаний и
практических навыков, которые в дальнейшем могут быть использованы при работе над военными
ядерными программами.
В конце 2002 г. противоречия вокруг иранской ядерной программы обострились. Была получена
информация, что на протяжении ряда лет Иран секретно разрабатывал ряд технологий ядерного топливного
цикла, включая обогащение урана и радиохимическую переработку облученного ядерного топлива для
выделения из него плутония. Это не запрещено ДНЯО, но тревогу вызвало то, что Тегеран не декларировал
эту деятельность МАГАТЭ, как того требуют условия подписанного им соглашения о гарантиях с этим
Агентством. Иран объяснил это «техническими недоразумениями», но был вынужден признать
достоверность появившейся информации, подчеркнув, что обогащение урана и опыты по облучению
уранового диоксида и последующему выделению «небольшого количества» плутония велись
исключительно в мирных целях для нужд ядерной энергетики.
Однако инспекторы МАГАТЭ, допущенные на пилотное предприятие по обогащению урана в Натанзе,
обнаружили частицы высокообо-гащенного урана оружейного качества. Иранцы пытались объяснить это
тем, что такие частицы могли быть завезены в страну с компонентами центрифуг по обогащению урана,
хотя ранее заявляли, что все компоненты центрифуг произведены в Иране1. МАГАТЭ выдвинуло требование о немедленном присоединении Ирана к более жесткому Дополнительному протоколу о гарантиях. В
декабре 2003 г. Тегеран подписал такой Протокол, но продолжал настаивать на своем праве в принципе на
обогащение урана и переработку облученного топлива.
Следует еще раз подчеркнуть, что ДНЯО не запрещает неядерным государствам иметь замкнутый ядерный
топливный цикл, в частности, производить обогащение урана до низких топливных уровней, а также извлекать из облученного ядерного топлива плутоний и хранить его на своей территории. Больше того, ряд
промышленно развитых стран, присоединившихся к ДНЯО в качестве неядерных государств (например,
Япония, ФРГ), имеют такой цикл, в том числе производят обогащение урана, переработку облученного
ядерного топлива и хранят полученный плутоний на своей территории. Только в процессе переработки
отработанного топлива всеми государствами мира, в том числе и неядерными, накоплено несколько сот
тонн плутония.
Тем не менее позиция Ирана вызвала широкую озабоченность международного сообщества.
Соединенные Штаты настаивают на передаче случая с вскрывшимся нарушением Ираном своих
обязательств перед МАГАТЭ в Совет Безопасности ООН с целью принятия санкций против
Тегерана. Более компромиссную позицию заняли Великобритания, Германия и Франция. Они
предложили Ирану добровольно отказаться от обогащения урана и переработки облученного
ядерного топлива. Взамен был обещан «более легкий доступ к современным технологиям и
поставкам в ряде областей». Тегеран согласился временно заморозить такие работы, заявив, что не
намерен создавать ядерное оружие, но не согласился отказаться от возможности возобновить
такие программы в будущем. Россия добилась от Тегерана обязательств по возвращению всего
облученного ядерного топлива из реактора Бушерской АЭС для переработки на российских
предприятиях. Тем не менее противоречия вокруг «иранской ядерной проблемы» сохраняются.
Летом 2005 г. Иран возобновил работы по обогащению урана. 24 сентября 2005 г. Совет управляющих МАГАТЭ постановил подготовить доклад по «иранскому досье» для возможной
передаче его в Совет Безопасности ООН.
Озабоченность относительно возможности проведения работ с конечной целью создания ядерного
оружия существовала и относительно Ливии. У Ливии имеется ядерный исследовательский
реактор. Эта страна вступила в ДНЯО в 1980 г. В 1996 г. ливийский лидер Муамар Каддафи
призвал арабские страны создать ядерное оружие для противодействия гегемонии Израиля на
Ближнем Востоке. Существовали опасения, что Триполи ведет работы в ядерной области, скрывая
их от МАГАТЭ.
В конце 2002 г. в рамках общего поворота своего внешнеполитического курса Ливия заявила о
намерении сотрудничать с международным сообществом, допустила международных экспертов на
секретные ядерные объекты и раскрыла документы, относящиеся к ядерной деятельности.
Выяснилось, что в прошлом имела место передача Триполи пакистанскими учеными информации,
позволившей значительно продвинуть ливийские проекты по обогащению урана и производству
плутония. Сегодня озабоченности относительно перспектив разработки Ливией ядерного оружия
сняты, поскольку все оборудование и материалы, имевшие отношение к ядерной программе,
вывезены из этой страны в Соединенные Штаты.
В настоящее время большинство экспертов сходятся в том, что в нынешнем виде режим ДНЯО не
может сдержать появления ядерного оружия у государств, которые приняли или примут
политическое решение об этом. Прежде всего это обусловлено тем, что Договор допускает выход
из него государств-членов. Статья X гласит: «Каждый участник настоящего Договора в порядке
осуществления своего государственного суверенитета имеет право выйти из Договора, если он
решит, что связанные с содержанием настоящего Договора исключительные обстоятельства
поставили под угрозу высшие интересы его страны. О таком выходе он уведомляет за три месяца
всех участников Договора и Совет Безопасности Организации Объединенных Наций».
Генеральный директор МАГАТЭ Мохаммед Эль-Барадеи предлагает ужесточить подходы к
государствам—участникам ДНЯО, допускающим нарушения положений этого Договора, и
исключить ненаказуемый выход из него. Кроме того, предлагается сделать обязательным принятие всеми участниками ДНЯО Дополнительного протокола МАГАТЭ, предусматривающего более
жесткие процедуры проверки соблюдения обязательств государствами—членами ДНЯО1.
Реализация этих предложений потребует решения непростой задачи по достижению согласия
стран мира относительно мер наказания для государств—нарушителей ДНЯО, которые захотят
выйти из Договора, а также тех, которые не присоединятся к Дополнительному протоколу.
Представители отдельных стран и некоторые эксперты высказывают еще более радикальные идеи.
Предлагается, например, юридически закрепить деление неядерных государств на тех, кто имеет
право заниматься всеми фазами топливного ядерного цикла, в том числе обогащением урана и
переработкой облученного ядерного топлива с выделением плутония, и тех, кому должно быть
отказано в праве заниматься такой чувствительной с точки зрения нераспространения
деятельностью. Одно из предложений, например, предусматривает предоставление права иметь
полный ядерный топливный цикл только тем неядерным государствам, которые уже
осуществляют масштабную программу в области мирной ядерной энергетики.
Участникам очередной Конференции по рассмотрению действия ДНЯО, состоявшейся в мае 2005
г., не удалось добиться какого-либо прогресса в отношении укрепления режима Договора. По
существу эта Конференция закончилась безрезультатно, не был принят даже ее Заключительный
акт.
5.5. Запрещение химического оружия
Основу режима нераспространения и запрещения химического оружия (ХО) составляют
обязательства, принятые на себя государствами— участниками Конвенции о запрещении
разработки, производства, наПрисуждение в 2005 г. Нобелевской премии мира МАГАТЭ и его руководителю Мохаммеду Эль-Барадеи
существенно поднимает авторитет этого Агентства в глазах мировой общественности.
1
копления и применения химического оружия и о его уничтожении (КХО), принятой в 1993 г. и
вступившей в силу в апреле 1997 г. В отличие от ДНЯО эта Конвенция предусматривает не только
отказ от приобретения химического оружия, но и обязательство государств, располагающих таким
оружием, уничтожить его и предприятия по его производству. Поэтому в данном случае речь идет
как о нераспространении, так и о запрещении одного из видов ОМУ1.
К химическому оружию относят отравляющие вещества (ОВ) нервно-паралитического, кожнонарывного, удушающего и других принципов действия и средства их применения (например,
снаряды, авиабомбы, контейнеры). К химическому относится и бинарное оружие, снаряженное нетоксичными в отдельности химическими компонентами, которые при взаимодействии в ходе
применения образуют боевое отравляющее вещество. Впервые химическое оружие в его
современном понимании было применено в годы Первой мировой войны. В 1925 г. был подписан
Женевский протокол, запрещавший боевое использование отравляющих веществ. Однако многие
государства брали на себя обязательства не применять химического оружия первыми и
оговаривали право на применение химического оружия в ответ на нападение с использованием
отравляющих веществ. В 1930-е годы Италия применяла химическое оружие в Эфиопии, а Япония
в Китае. В годы Второй мировой войны ни страны «оси», ни противостоящие им силы союзников
не использовали таких вооружений. Известно, что в 1980-х годах Ирак применял химическое
оружие в войне с Ираном, а также для подавления выступлений собственного населения против
режима Саддама Хусейна.
Согласно КХО государства, обладающие химическим оружием, должны были уведомить об
имеющихся у них запасах такого оружия и связанных с ним объектах. Официально о своих
запасах современного химического оружия объявили Соединенные Штаты, Российская
Федерация, Индия, Южная Корея. В число государств, обладающих химическим оружием,
включена также Албания. США располагали примерно 31 тыс. т, а РФ — около 40 тыс. т боевых
отравляющих веществ. Кроме того, на территории ряда стран находится «старое» (со времен
Первой или Второй мировых войн) или «оставленное» другими государствами, например, Японией на территории Китая, химическое оружие.
Эти государства приняли на себя обязательства по уничтожению объявленных запасов О В по
разработанным графикам. Они предусматривали три этапа ликвидации: на первом — 1%, на
втором — 20% и на третьем 100% имеющихся запасов ОВ. Первоначально ликвидацию планировалось завершить к 2007 г. В ходе реализации этого процесса США и особенно РФ
столкнулись с серьезными трудностями. Необходимо было построить весьма дорогостоящие
объекты по уничтожению или переработке ОВ. Фактические затраты на уничтожение
существенно превзошли те, которые предусматривались вначале. По оценкам, затраты на
уничтожение российских ОВ составят от 8 до 10 млрд долл. Стороны столкнулись с протестами
населения в районах, где планировалось производить уничтожение ОВ. На начало 2005 г. США
уничтожили около 20%, а РФ — около 1% ОВ. США и РФ высказывали опасения относительно
того, что им не удастся завершить ликвидацию химического оружия до 2007 г. В 2002 г. с
согласия членов КХО график уничтожения химического оружия был пролонгирован до 2012 г.
Тем не менее можно констатировать, что политическая воля уничтожить химическое оружие у
государств, официально им располагающих, остается неизменной.
Для наблюдения за продвижением режима уничтожения и нераспространения химического
оружия была создана Организация по запрещению химического оружия (ОЗХО) со штабквартирой в Гааге. На нее, в частности, возложены задачи по проверке на местах за уничтожением
и отказом от производства химического оружия любым из государств-участников. Сложность
контроля заключается в том, что химическое оружие или его компоненты могут быть созданы на
большом числе частных химических предприятий, занятых производством мирной химической
продукции. Поэтому при реализации проверок на местах большое внимание должно уделяться
конфиденциальности данных для обеспечения коммерческой тайны работы таких предприятий.
По состоянию на 2004 г., к КХО присоединилось 162 страны, в которых проживает 95% населения
земного шара и расположено 98% мировой химической промышленности. К этому же времени
было уничтожено около 12% мировых запасов химического оружия.
Главную обеспокоенность вызывают государства, которые не присоединились к КХО и тайно
разрабатывают химическое оружие, а также террористические организации. Химическое оружие
нередко называют «оружием бедных» из-за относительно невысоких (например, в сравнении с
расходами на создание ядерного оружия) затрат для его создания. К Конвенции по той или иной
причине не присоединился ряд государств, расположенных именно в «горячих точках». Эксперты
чаще всего подозревают в обладании химическим оружием или его разработке Египет, КНДР,
Сирию и ряд других стран. Некоторые из этих государств объясняют свое неприсоединение к
КХО и недопущение международных инспекторов на свои химические объекты наличием угрозы
использования против них ядерного оружия. Этот аргумент нередко используется
ближневосточными странами со ссылками на наличие ядерного оружия у Израиля.
5.6. Запрещение биологического оружия
Режим уничтожения и нераспространения биологического оружия (БО) определяется Конвенцией
о запрещении разработки, производства и накопления бактериологического (биологического) и
токсичного оружия и об их уничтожении (КБТО) от 1972 г.
К биологическому оружию относят бактериальные средства (бактерии, вирусы и т.п.), а также
токсичные биологические продукты их деятельности (токсины), используемые в виде порошков,
суспензий в боеприпасах, а также распространяемые с помощью живых зараженных переносчиков
заболеваний с целью вызвать массовые заболевания людей, животных и растений. Агентами
биологического оружия могут быть бактериальные средства и токсины естественного
происхождения, сохранившиеся после эпидемий таких заболеваний, как сибирская язва, холера,
оспа, сап и т.п.
Однако для повышения эффективности биологического оружия используются и специально
разработанные бактериальные и токсинные боевые агенты. Достижения биотехнологии и генной
инженерии могут использоваться не только в мирных целях, но и для повышения жизнестойкости
и поражающей способности существующих боевых агентов или для создания новых агентов на
основе составных частей организмов, а также с помощью изменений их генетических кодов.
Известно, что опыты по применению биологического оружия проводились в 1930-х годах
Японией в Китае. Программы по созданию такого оружия были обнаружены в Ираке после
завершения операции «Буря в пустыне» в 1991 г. КБТО предусматривала отказ государств-членов
от производства, хранения и использования биологического оружия. Согласно положениям этой
Конвенции, государства, располагающие таким оружием, обязаны его уничтожить, а другие — не
производить и не приобретать его. Но поскольку КБТО была заключена в разгар холодной войны,
она имеет существенные недостатки. В ней не предусмотрено создание организации, призванной
контролировать отказ государств-членов от биологического оружия, а также системы проверки за
исполнением взятых обязательств. Поэтому в 1970-1980-е годы неоднократно имели место
обвинения и контробвинения в нарушении КБТО (в частности, между СССР и США).
Ситуация усугублялась тем, что участники КБТО оставляли за собой право проводить работы в
области защиты от возможных биологических угроз. А это требовало сохранения определенного
набора боевых биологических агентов для разработки вакцин, профилактических мер и методов
лечения против них. С другой стороны, в процессе разработки средств биологической защиты
неизбежно исследуется возможность создания вероятным противником новых видов
наступательных боевых агентов. Это, в свою очередь, объективно способствует если и не
фактическому созданию, то накоплению знаний и технологий разработки новых видов
наступательных боевых биологических агентов.
После окончания холодной войны государства—участники КБТО предприняли усилия по
укреплению режима нераспространения биологического оружия. В рамках периодических
конференций по рассмотрению действия Конвенции и созданной Специальной группы была начата работа по разработке Дополнительного протокола к КБТО. Он был призван определить
функции будущей Организации по запрещению бактериологического (биологического) и
токсинного оружия, системы проверки соблюдения государствами положений КБТО, уточнить
границы между запрещенной и разрешенной деятельностью.
Однако после террористических актов 11 сентября 2001 г. и случаев анонимной рассылки в США
писем со спорами (репродуктивными образованиями) сибирской язвы Вашингтон резко ужесточил
требования к будущему Дополнительному протоколу к КБТО. Некоторые специалисты объясняют
это также значительным расширением американских программ по совершенствованию
биологической защиты, которые они не хотели бы открывать для международных инспекций из
опасений утечки информации о возможных путях создания еще более смертоносных видов
наступательного биологического оружия. В рамках Специальной группы и в ходе пятой
конференции по рассмотрению действия КБТО, которая состоялась в конце 2001 г., государствамучастникам не удалось договориться об окончательных формулировках Дополнительного
протокола.
Таким образом, режим запрещения и нераспространения биологического оружия является самым
слабым из режимов нераспространения оружия массового уничтожения.
5.7. Нераспространение средств доставки ОМУ
С учетом опасности приобретения или разработки средств доставки оружия массового
уничтожения, прежде всего ракет, со стороны государств, стремящихся к созданию такого оружия,
в конце 1980-х годов перед мировым сообществом встала задача сдерживания их распространения. В 1987 г. был учрежден Режим контроля над ракетными технологиями (РКРТ). Цель
его заключалась в том, чтобы согласовать политику промышленно развитых стран,
продвинувшихся по пути создания ракет и ракетных технологий как для военного, так и для
мирного их использования, о нераспространении таковых, особенно в те страны, которые
подозреваются в стремлении обладать ОМУ. Этот Режим предусматривал отказ от передачи
баллистических ракет, которые могли нести боезаряд весом 500 кг и более на расстояние 300 км и
дальше. Первоначально Режим ограничивал распространение ракет, способных нести ядерное
оружие. Позже он был расширен на средства доставки и других видов оружия массового
уничтожения. Разработаны и совершенствуются руководящие принципы этого Режима. По
состоянию на 2005 г., к Режиму контроля над ракетными технологиями присоединилось более 30
стран. Российская Федерация стала членом РКРТ в 1995 г.
Режим контроля над ракетными технологиями явился важным заслоном на пути распространения
ракетных средств доставки. Однако ему не удалось решить поставленную задачу в полном объеме.
Ряд государств, обладающих ОМУ или стремящихся к его созданию, разработали ракеты
собственными силами или в кооперации со странами, не вошедшими в РКРТ. Существенных
успехов в создании ракет добились КНДР, Индия, Пакистан, Иран. Сообщив об испытании в 2005
г. двигателя ракеты с дальностью свыше 2000 км, Тегеран дал понять, что речь идет о носителе
для обычных, а не ядерных боезарядов. Реакция в США и Израиле была весьма определенной:
«Мерседесы приобретают не для доставки пиццы!» Одним из самых активных распространителей
ракетных технологий является КНДР. Признано также, что КНР в свое время помогла Пакистану
наладить производство ракет. Однако в последнее время Пекин соглашается придерживаться
руководящих принципов РКРТ.
5.8. Экспортный контроль
С помощью экспортного контроля осуществляется практическая реализация мер по недопущению передачи
государствам или негосударственным действующим лицам материалов, технологий и информации, которые
могут быть использованы при создании ОМУ, средств его доставки, а также, в отдельных случаях, обычных
вооружений. Экспортный контроль действует на основании национальных и международных систем.
Национальные системы экспортного контроля устанавливаются законодательством государств,
которые самостоятельно или в соответствии с международными обязательствами регулируют
внешнеэкономическую деятельность государственных структур, частных предприятий и отдельных лиц в отношении товаров, технологий и информации, включенных в специальные
контрольные списки. Национальные системы экспортного контроля в целях нераспространения
являются составной частью политики в области национальной безопасности.
Законодательное закрепление и механизмы реализации экспортного контроля в различных
государствах могут иметь собственную специфику. Но, как правило, они включают систему
законов и других нормативных актов, предусматривающих перечень контролируемых товаров,
технологий и информации, процедуры выдачи лицензий на экспорт, а также механизм контроля
над выполнением правил, в частности, правоохранительными и таможенными органами. В РФ,
например, основой законодательства в этой области является Закон «Об экспортном контроле»
1999 г., который постоянно совершенствуется и уточняется соответствующими документами
исполнительной власти.
Кроме'национальных функционируют и международные системы экспортного контроля. Наиболее
развитой является международная система экспортного контроля в целях ядерного
нераспространения. Поскольку ядерными экспортерами являются главным образом промышленно
развитые страны, именно они составили ядро участников системы международного экспортного
контроля. В 1971 г. был образован Комитет ядерных экспортеров, известный по имени его
первого председателя Клода Цангера. Комитет Цангера выработал взаимоприемлемые
определения, процедуры и правила экспортного контроля, а также единую систему взаимной
информации в этой области. Но рекомендации Комитета Цангера распространялись только на те
государства, которые уже являлись членами Д НЯО. Другие же государства были вольны
принимать решения относительно ядерного экспорта по своему усмотрению. Возникла
необходимость дополнения Комитета Цангера институтом, который бы вовлек в международный
режим контроля над ядерным экспортом и страны, еще не присоединившиеся к нему.
В 1975 г. формируется Группа ядерных поставщиков (ГЯП), в которую вошли основные
промышленно развитые страны, в том числе и те, которые еще не являлись участниками ДНЯО.
Первоначально она была известна как «Лондонский клуб». Были разработаны и приняты более
жесткие «Руководящие принципы для ядерного экспорта». В начале 1990-х годов стала очевидной
необходимость дальнейшего совершенствования системы ядерного экспорта. Резко увеличилось
число поставщиков критических технологий. Страны, тайно работавшие над военными ядерными
программами, часто успешно обходили существовавшие запреты, закупая через посредников
отдельные товары и технологии двойного назначения и интегрируя их в свою ядерную
инфраструктуру. В 1992 г. на встрече Группы ядерных поставщиков в Варшаве были приняты
решения, призванные предотвратить новые угрозы. Впредь обязательным условием ядерных
поставок в неядерные государства стало принятие последними полноохватных, или
всеобъемлющих, гарантий МАГАТЭ. Были ужесточены правила поставок товаров и технологий
двойного использования, а также согласован принцип, по которому государства обязались не
разрешать экспорт без предварительных консультаций с правительством страны, по каким-то
причинам уже запретившей экспорт данного товара или технологий.
В 1985 г. была создана «Австралийская группа» государств, которая ежегодно проводит
неформальные встречи для мониторинга распространения химических и биологических
материалов и обсуждения товаров, связанных с химическим и биологическим оружием, на
которые следовало бы распространить национальный контроль. Австралийская группа —
единственная международная структура по экспортному контролю, в которой не состоит РФ.
5.9. Новые подходы к сотрудничеству в области нераспространения
После завершения холодной войны, а особенно активно после террористических актов в США 11
сентября 2001 г. усилия мирового сообщества по укреплению режимов нераспространения оружия
массового уничтожения и средств его доставки были дополнены комплексом взаимосвязанных
двусторонних и многосторонних программ по снижению угрозы распространения. Часть из этих
программ нового поколения были призваны содействовать исполнению договоренностей о
сокращении вооружений. Одновременно они способствовали решению задачи укрепления
физической защиты вооружений и материалов с целью нераспространения. Речь в основном шла
о финансовой помощи России и ряду других постсоветских государств для выполнения этих
задач.
В декабре 1991 г. в США был принят закон «Обуменьшении советской военной угрозы», который
в 1993 г. был заменен законом «О совместном уменьшении угрозы». Предусмотренная этими
законодательными актами Программа совместного уменьшения угрозы (СУУ) известна также как
Программа Нанна—Лугара (по фамилиям американских сенаторов, которые инициировали
принятие вышеуказанных законов). Выделяемые в рамках Программы СУУ средства
направлялись России. Украине, Казахстану, Белоруссии, Грузии на перемещение и ликвидацию
вооружений в соответствии с договором СНВ-1, на вывоз ядерных материалов исследовательских
реакторов, на реализацию Конвенции по запрещению химического оружия и ряда аналогичных
соглашений. С течением времени все большая часть ассигнований предназначалась для
укрепления физической защиты оружия массового уничтожения и мест хранения критических с
точки зрения нераспространения ОМУ материалов. Особую актуальность эта задача приобретала
по мере роста угрозы терроризма.
Значительные усилия были предприняты для повышения безопасности при транспортировке и
хранении ядерных боеприпасов, физической защиты расщепляющихся материалов на объектах
Минатома России. Речь шла о поставках, например, более современных контейнеров и
специальных вагонов для перевозки ядерных боеприпасов, систем сигнализации и
видеонаблюдения, строительстве дополнительных хранилищ, компьютеризации систем учета и
контроля, оснащении контрольной аппаратурой таможенных пунктов и т.п. Были созданы
специальные программы по обеспечению занятости ученых, ранее работавших в области
разработки оружия массового уничтожения. Позже к этим и другим аналогичным программам в
качестве доноров присоединились страны Европейского Союза, Япония, Южная Корея. По американским данным, за десять лет функционирования комплекса программ по совместному
уменьшению угрозы Соединенные Штаты израсходовали 6 млрд долл., а другие страны — около
600 млн долл.
В июне 2002 г. в ходе саммита «Большой восьмерки» в Кананаскисе (Канада) по инициативе США
было принято решение о создании программы «Глобальное партнерство против
распространения оружия и материалов массового уничтожения». Страны «восьмерки»
согласились ассигновать до 20 млрд долл. в течение следующих 10 лет на конкретные проекты
сотрудничества, прежде всего в России, для решения вопросов нераспространения, разоружения,
борьбы с терроризмом и обеспечения ядерной безопасности. США обязались предоставить
половину указанной суммы. Россщ объявила о готовности выделить на выполнение собственных
программ в этой области 2 млрд долл. Другие участники также взяли на себя ;оответствующие
финансовые обязательства. В качестве приоритетные направлений в рамках такого сотрудничества
Россия ставит задачи ликвидации химического оружия и утилизации реакторов выведенных т
эксплуатации атомных подводных лодок.
На протяжении последующих трех лет к программе «Глобальное партнерство...» в качестве
доноров присоединились не входящие в «Большую восьмерку» члены Европейского Союза, а
также Австралия, Новая Зеландия, Южная Корея и ряд других стран. В настоящее время обсуждается вопрос о включении в эту программу в качестве государств—получателей помощи других
стран, помимо России: Украины, Ирака, Ливии, Албании и некоторих других.
В процессе выполнения вышеуказанных программ нередко возникают конфликтные ситущии и
политические противоречия. В США и ряде других западных стран, например, периодически
мобилизуются противники оказания фшансовой помощи России для целей сокращения
вооружения и нераспространения. Они указывают на то, что такие ассигнования позволяют
России высвободить дополнительные средства для совершенствования вооружений, которые
могут быть использованы против государств-доноров. Однако, как правило, побеждает точка
зрения, согласно которой содействие повышению безопасности российских вооружений и
материалов с точки зрения нераспространения отвечает интересам всех участвующих в этих
программах государств.
С другой стороны, западные партнеры настаивают на посещении ряда чувствительных российских
объектов, вплоть до объектов хранения ядерного оружия, периметры которых оснащаются
усовершенствованными системами физической защиты, закупленными на средства доноров. Это
требование обосновывается необходимостью убедиться в целевом использовании выделенных
ассигнований. Все это дает повод некоторым российским политикам и общественным
организациям выражать опасения относительно планов западных партнеров, в первую очередь
Соединенных Штатов, «установить контроль» над ядерными вооружениями России. Возникают и
конфликты по юридическим вопросам, в частности, по вопросам освобождения от материальной
ответственности и по вопросам налогообложения.
Однако в целом такое сотрудничество существенно способствует продвижению проектов по
контролю над вооружениями, нераспространению ОМУ и средств его доставки.
5.10. Концепция «активного нераспространения»
В последние годы в дополнение к существовавшим ранее режимам предпринимаются
коллективные усилия, направленные на пресечение фактических поставок материалов и
технологий, которые могут в конечном счете привести к созданию ОМУ и средств его доставки, со
стороны государств, частных компаний и других негосударственных действующих лиц,
пытающихся обойти установленные запреты. Это направление, предусматривающее перехваты
поставок, санкции и наказания, часто называют «активным нераспространением» или «контрраспространением».
В мае 2003 г. на международной встрече в Кракове президент Дж. Буш-младший выдвинул
«Инициативу по безопасности в борьбе с распространением» (ИБОР). Она направлена на
выявление, предотвращение и пресечение незаконного оборота и перемещения государствами,
корпорациями или физическими лицами через границы материалов, связанных с ОМУ и
средствами его доставки. В этой встрече участвовали руководители 10 стран: Австралии,
Великобритании, Германии, Испании, Италии, Нидерландов, Польши, Португалии, Франции и
Японии, которые вместе с США вошли в «ядро» ИБОР. Помимо обмена разведданными и
досмотра подозрительных грузов, центральным элементом ИБОР является их перехват не только в
национальных, Но и в международных водах и воздушном пространстве. Россия присоединилась к
ИБОР в мае 2004 г. О готовности в той или иной мере содействовать целям ИБОР заявили свыше
60 государств.
По сообщениям прессы, первая акция в рамках ИБОР была проведена в августе 2003 г. В одном из
портов Тайваня было задержано северокорейское судно, которое, по данным американской
разведки, перевозило химические вещества для создания ракетного топлива. После инспекции
груза химические вещества были конфискованы. В последние годы был проведен ряд учений по
перехвату в рамках ИБОР «подозреваемых» морских судов в открытом море, а также самолетов за
пределами национального воздушного пространства их государств. В некоторых из этих учений
приняла участие и Россия.
28 апреля 2004 г. Совет Безопасности ООН принял резолюцию 1540 по нераспространению ОМУ в
целях борьбы с терроризмом. Главная цель резолюции - предотвратить попадание ОМУ, его
компонентов и средств доставки в руки негосударственных действующих лиц, прежде всего
террористов. Она закрепляет ключевую роль Совета Безопасности ООН в сфере
нераспространения ОМУ, создает новый механизм (Комитет СБ), который, в частности, должен
заниматься сбором и анализом отчетов государств о мерах, предпринимаемых во исполнение этой
резолюции. Принятие резолюции 1540 заложило важную юридическую и организационнополитическую базу для противодействия «черному рынку» в сфере ОМУ. Наряду с прочим, это
способствовало подведению правовой платформы под ИБОР, в частности, в той части, которая
касается перехватов судов и самолетов в международных водах и воздушном пространстве.
В целом проблема нераспространения оружия массового уничтожения и средств его доставки
приобретает особую приоритетность в глобальной повестке дня международной безопасности. В
частности это обусловлено тем, что традиционная система нераспространения переживает
серьезный кризис в результате обретения ядерного оружия рядом государств и угрозы получения
и использования ОМУ негосударственными действующими лицами, прежде всего террористами.
Предпринимающиеся сегодня попытки сформировать новый более активный подход к решению
проблемы нераспространения, отвечающий новым реалиям, дают пока неоднозначные результаты.
Гл а в а 6
ВНУТРЕННИЕ ВООРУЖЕННЫЕ КОНФЛИКТЫ И
МИРОТВОРЧЕСТВО
До недавних пор можно было говорить о традиционной классификации таких явлений, как
вооруженное противоборство. Когда речь шла о войне, имелось в виду масштабное, чаще
тотальное вооруженное противоборство между двумя или более государствами. Меньшие же по
масштабам вооруженные столкновения между государствами, например в приграничном районе,
относили к вооруженным конфликтам. Нередко внутренние вооруженные противоборства
крупных масштабов квалифицировались как войны, только гражданские. Речь также могла идти
об ограниченных, локальных войнах и т.п. В последнее время термин «война» применяется все
реже. Он резервируется для случаев эвентуальных событий, связанных с особо масштабными
вооруженными противоборствами традиционного типа, как правило, межгосударственными.
Нередко его употребляют журналисты или общественные деятели для того, чтобы подчеркнуть
масштабность и недопустимость тех или иных вооруженных противоборств, в том числе и
внутренних.
Сегодня специалисты все чаще оперируют понятием «вооруженный конфликт». Вооруженные
конфликты делят на крупные и меньшей интенсивности. К крупным вооруженным конфликтам
относят те, в ходе которых общее число погибших, как членов вооруженных формирований, так и
гражданских лиц, составляет не менее 1000 человек в течение хотя бы одного года за время, на
протяжении которого этот конфликт длится. Например, в отдельные годы в конфликтах, скажем,
между Индией и Пакистаном или в Судане гибнет менее 1000 военных и гражданских лиц. Но их,
тем не менее, относят к крупным, поскольку на протяжении, по крайней мере, одного года их
обострения совокупные потери участников конфликта превышали 1000 человек. Вооруженные
конфликты с меньшим числом совокупных потерь за год принято относить к конфликтам
меньшей интенсивности.
Вооруженные конфликты делятся на межгосударственные и внутренние. Классическим
примером межгосударственного конфликта является периодически обостряющийся конфликт
между Индией и Пакистаном, в центре которого проблема Кашмира. Примерами внутренних
конфликтов служат внутригосударственные конфликты, например, в Судане, Непале, Колумбии и
им подобные.
6.1. Динамика конфликтов
Весьма распространенной сегодня является точка зрения, согласно которой число и интенсивность
вооруженных конфликтов в мире после окончания холодной войны растет. Однако статистические
данные указывают на то, что такое предположение не в полной мере соответствует реальному
положению дел в этой области международной безопасности. По данным Стокгольмского
международного института исследований проблем мира (СИПРИ), в 1989 г., который принято
считать последним годом холодной войны, в мире имело место 36 крупных вооруженных
конфликтов.
В последующие годы отмечались две тенденции. С одной стороны, в конце 1980-х — начале 1990х годов шел процесс урегулирования или затухания ряда вооруженных конфликтов, которые
лишились «спонсоров» в лице США и СССР, а также их союзников в холодной войне. Были
урегулированы вооруженные конфликты в Никарагуа, Сальвадоре, между ЮАР и прифронтовыми
государствами Африки. Снизилась интенсивность конфликтов между Сомали и Эфиопией, в
Анголе, Камбодже и в ряде других районов мира. Завершилась война между Ираком и Ираном.
С другой стороны, распад СССР и СФРЮ сопровождался чередой новых вооруженных
конфликтов на Кавказе, в Таджикистане, Молдавии, между бывшими республиками Югославии
(Сербией и Хорватией) и в границах некоторых из них (в Боснии и Герцеговине, в Сербии вокруг
Косово). Особо крупным вооруженным конфликтом стала операция сил США и
присоединившихся к ним государств против Ирака в 1991 г. Параллельно с этими двумя
процессами продолжались, то затухая, то обостряясь, пережившие холодную войну вооруженные
конфликты в других районах земного шара, например, между Индией и Пакистаном, в Конго и
вокруг этой страны. Не было урегулировано и вооруженное противостояние Израиля с
Палестинской автономией.
В целом число вооруженных конфликтов в мире в самом начале 1990-х годов возросло. Но затем
по мере урегулирования или затухания
1970 1974 1978 1982 1986 1990 1994 1998 2002 -- Число вооруженных конфликтов
Число действующих миссий ООН по поддержанию мира и миростроительству, развернутых в контексте вооруженных конфликтов
Рис. 2. Динамика внутренних вооруженных конфликтов и миротворчества
Источник: Кафедра исследования проблем мира и конфликтов Уппсальского университета и Международный институт мира в Осло.
большинства новых конфликтов, главным образом на территориях бывших СССР и СФРЮ, их
совокупное число снижается. В 2003 г., по оценке СИПРИ, в мире имело место 19 крупных
вооруженных конфликтов. Хотя данные о числе таких конфликтов несколько отличаются в зависимости от методики их классификации (некоторые исследователи относят к ним и особо
значимые конфликты малой интенсивности), общее представление о динамике в этой сфере
международной безопасности можно составить по приведенной номограмме (рис. 2), со-
ставленной по методике одного из ведущих центров конфликтологии в Уппсальском университете
(Швеция).
Несколько труднее сравнивать масштабы потерь в крупных вооруженных конфликтах времен
холодной войны и за период после ее окончания. Корректным представляется сравнение
аналогичных по длительности (примерно 15 лет) периодов завершающего этапа холодной войны и
после ее окончания. Совокупные потери в вооруженных конфликтах в 1974-1989 гг. включают
огромные жертвы в Камбодже, Афганистане, в ходе ирако-иранской войны, конфликтов в
различных районах Африки и Центральной Америки (в общей сложности порядка 10 млн человек). В период после окончания холодной войны самым кровопролитным был конфликт в 1994 г.
между племенами хуту и тутси в Руанде и прилегающих районах, в котором погибло около 800
тыс. человек. В других крупных вооруженных конфликтах количество жертв исчислялось
несколькими десятками, а в отдельных случаях и сотнями тысяч человек. Разумеется, любые
масштабы жертв, особенно когда речь идет о
132
десятках и сотнях тысяч человеческих жизней, неприемлемы. Но в то же время было бы
ошибочным утверждать, что после окончания холодной войны имеет место тенденция к
повышению уровня потерь в вооруженных конфликтах. Напротив, статистика указывает на то, что
количество жертв в современных вооруженных конфликтах снизилось и продолжает сокращаться.
Несмотря на сокращение числа вооруженных конфликтов и потерь в них, актуальность этого вида
угроз международной безопасности по-прежнему остается высокой, а по мнению ряда
специалистов возрастает. Это объясняется рядом факторов. С этической точки зрения неприемлемым является любой, даже сократившийся масштаб потерь в вооруженных конфликтах.
Кроме того, в результате существенного возрастания взаимосвязанности и взаимозависимости
стран мира в процессе глобализации даже локализованные вооруженные конфликты оказывают
деструктивное влияние на региональную безопасность, а нередко и в глобальном масштабе.
Наконец, все чаще вооруженные конфликты становятся источниками и своеобразными
мультипликаторами других угроз международной безопасности — терроризма, распространения
оружия массового уничтожения.
6.2. Внутренние вооруженные конфликты
Во внутренних конфликтах основными воюющими сторонами являются вооруженные
формирования, состоящие из граждан одного государства. В большом числе такого рода
конфликтов в той или иной мере участвуют и внешние силы — части вооруженных сил,
добровольцы или наемники из соседних государств, а в последнее время и боевики из
транснациональных террористических организаций. Нередко финансовая, организационная
помощь или поставки оружия сторонам конфликта также осуществляются извне. Тем не менее ход
внутренних вооруженных конфликтов определяется, главным образом, вооруженным противоборством именно внутренних сил. Как правило, во внутренних конфликтах противоборствующими
сторонами являются правительственные вооруженные силы и антиправительственные
вооруженные формирования. Последние нередко ведут боевые действия не только против
правительственных вооруженных сил, но и между собой.
Причины внутренних вооруженных конфликтов многочисленны и разнообразны, но среди них
можно выделить ряд типовых побудительных мотивов. Наиболее распространенными являются
сепаратистские конфликты, в ходе которых оппозиционные группировки борются против
правительств за приобретение собственной государственности. К ним можно отнести конфликты в
Шри-Ланке (районы, населенные тамилами), Индонезии (Ачех), Анголе (Кабинда), Союзной
республике Югославии (Косово), Грузии (Северная Осетия, Абхазия), Молдавия (Приднестровье),
начальную фазу конфликта в Чечне. Такие конфликты одни из самых сложных, поскольку
правительства и повстанцы, как правило, с большим трудом находят взаимоприемлемые решения,
в основном на компромиссных условиях предоставления широкой автономии для сепаратистских
регионов. Близкими по характеру являются межэтнические вооруженные конфликты, такие,
например, как затяжной конфликт между племенами тутси и хуту в Руанде и Бурунди.
Другим наиболее распространенным типом внутренних вооруженных конфликтов являются
вооруженные конфликты за обладание государственной властью. Среди них выделяются
«идеологические» конфликты, например, в Непале, Колумбии, Перу, на Филиппинах, в ходе
которых повстанческие группировки ведут вооруженную борьбу за свержение буржуазных
правительств и установление различного рода марксистских режимов. Другой ветвью конфликтов
за обладание властью является вооруженная борьба группировок против коррумпированных,
деспотических или неэффективных правительств. Большая часть конфликтов в Африке подпадает
под последнюю категорию.
Наконец, довольно распространенными являются вооруженные конфликты, в которых
соперничающие группировки ведут борьбу за контроль над природными ресурсами (нефтью,
алмазами), нелегальной торговлей оружием, наркотиками. Во многих конфликтах такого рода
побудительные мотивы переплетаются.
Среди условий, способствующих возникновению внутренних вооруженных конфликтов,
выделяют бедность и неэффективность государственных структур. Статистика указывает на то,
что вероятность вооруженных конфликтов резко возрастает в странах, где уровень годовых
доходов на душу населения составляет менее 1000 долл. на душу населения. Ряд исследователей
связывают вероятность внутренней вооруженной конфликтности с неспособностью
«несостоявшихся государств» обеспечить элементарную безопасность и благосостояние для своих
граждан.
Наибольшая часть крупных внутренних вооруженных конфликтов приходится на регион Африки
южнее Сахары.
Одним из самых длительных и кровопролитных является вооруженный конфликт в
Демократической Республике Конго (ДРК, бывшем Заире). Вооруженное противоборство между
правительственными войсками и повстанцами шло, затухая и разгораясь вновь, на протяжении
десятилетий. После свержения президента Мобуту в 1997 г. конфликт вступил в новую активную
фазу. Правительственные силы ведут борьбу с многочисленными повстанческими группировками,
самыми крупными из которых являются «Движение за освобождение Конго» (КОД) 134
и «Конголезское объединение за демократию — Освободительное движение Конго» (КОД—ОД).
Часто повстанческие группировки воюют между собой. Отличительным моментом этого
конфликта является активное вооруженное вмешательство и военная помощь воюющим группировкам со стороны соседних государств. Военную помощь правительству ДРК оказывали
Ангола, Намибия, Зимбабве. Повстанческие группировки пользовались поддержкой Уганды,
Руанды, вооруженные силы которых неоднократно вторгались в пограничные районы ДРК. Помимо борьбы за власть, одной из движущих сил конфликта является стремление контролировать
ресурсы, в первую очередь добычу алмазов.
ООН, африканские государства неоднократно предпринимали попытки примирить воюющие
стороны. Первое мирное соглашение было подписано в 1999 г. в Лусаке (Замбия). Но оно было
реализовано лишь частично. В 2002 г. в ЮАР начался процесс Межконголезского диалога о
перемирии и формировании переходного правительства. Для наблюдения за соблюдением
договоренностей на территорию ДРК с согласия правительства введен 12-тысячный контингент
миротворческих сил ООН. Тем не менее вооруженные столкновения и вмешательство извне
продолжаются. В результате вооруженного конфликта в ДРК, который часто называют «первой
континентальной африканской войной», погибло около 3 млн человек, а экономика страны
находится в глубочайшем кризисе.
Внутренний вооруженный конфликт в Судане начался в 1983 г., когда правящий «Национальный
исламский фронт» ввел в стране Шариат и ликвидировал автономию южных районов, населенных
в основном христианами и анимистами. Вооруженную борьбу против правительственных войск
вели отряды «Национального демократического союза». Сопутствующим фактором конфликта
является борьба за контроль над значительными запасами нефти в южном Судане. Кроме того, в
начале 1990-х годов Судан стал одной из основных баз «Аль-Каиды». Только в 1996 г. под
давлением США правительство Судана было вынуждено попросить Бен Ладена и его
сподвижников покинуть страну.
В 2002 г. наметились предпосылки к урегулированию конфликта на юге Судана. Сначала на
переговорах в Бюргенстоке (Швейцария), а затем в Мачакосе (Кения) конфликтующие стороны
при посредничестве США, Швейцарии и Кении взяли на себя обязательства по поиску мирного
решения конфликта в рамках единого суданского государства. В январе 2005 г. в Найроби (Кения)
между правительством и повстанцами юга был подписан мирный договор. Он предусматривает
предоставление южным районам автономии, а также пропорциональное распределение
добываемой нефти. Окончательный статус южных провинций будет определен через несколько
лет путем проведения референдума.
Но почти одновременно с этим в северо-западной провинции Дарфур вспыхнул новый
вооруженный конфликт между арабским населением, поддержанным правительственными
войсками, и местными африканскими племенами. В начале 2003 г. новая вооруженная группа
«Суданское освободительное движение/армия» (СОД/А) начала боевые действия против
правительственных войск в знак протеста против нежелания правительства защитить сельское
население провинции Дарфур от нападения кочевых племен. Вскоре боевые действия охватили
всю провинцию. За 20 лет в вооруженном конфликте в Судане погибло более 2 млн человек.
Вооруженный конфликт в Сомали характерен тем, что с 1991 г. в стране отсутствует какая-либо
центральная власть. Отдельные районы страны заявили о формировании собственной
государственности. Другие контролируются вооруженными группировками соперничающих кланов. Как известно, попытка наведения порядка в стране в 1992 г. вооруженными силами США и
Пакистана, действовавшими по мандату Совета Безопасности ООН, закончилась провалом.
Предпринимавшиеся в дальнейшем неоднократные попытки зарубежных посредников примирить
враждующие группировки и восстановить государственность результатов не дали. Есть серьезные
опасения, что состоянием анархии в стране могут воспользоваться транснациональные
террористические организации.
За время конфликта в Сомали погибло около 350 тыс. человек.
Конфликт в Бурунди начался в 1993 г., когда части армии, состоявшие в основном из
представителей народности тутси, свергли и убили президента из народности хуту. Конфликт по
поводу раздела власти перерос в затяжной крупный внутренний вооруженный конфликт. В 2000 г.
в Аруше (Танзания) было подписано соглашение о разделе власти между правительством Бурунди
и основными оппозиционными силами. Однако две крупнейшие вооруженные группировки
народности хуту (СЗД и СНО) отвергли соглашение и продолжили борьбу против созданного
переходного правительства. В 2003 г. в Дар-эс-Саламе при посредничестве «Региональной мирной
инициативы по Бурунди» повстанцы из СЗД и правительство подписали всеобъемлющий мирный
план. Однако члены повстанческой группировки СНО к соглашению не присоединились и
продолжили вооруженную борьбу.
В ходе вооруженного конфликта в Бурунди погибло около 200 тыс. человек.
В 2003 г. произошла эскалация конфликта в Уганде, где «Армия сопротивления Господа» (АСГ)
активизировала боевые действия, которые она ведет на протяжении последних 18 лет с целью
создания христианского режима на основе десяти заповедей и масштабно использует насильно
захватываемых детей в качестве солдат. В ходе этого конфликта погибло около 10 тыс. человек.
Осенью 2002 г. вспыхнул вооруженный конфликт в Кот-д'Ивуаре. Восставшие солдаты захватили
северные провинции страны и потребо-в&чи отставки президента. В ходе военных действий
погибло более 1 тыс. человек. Франция перебросила в Кот-д'Ивуар свои вооруженные силы для
защиты примерно 20 тыс. французских и других иностранных подданных, проживавших в этой
бывшей колонии. При посредничестве Франции и «Экономического сообщества государств
Западной Африки» (ЭКОВАС) конфликт удалось уриулировать, но напряженность в стране
сохраняется.
В 2003 г. в Аккре (Гана) было подписано соглашение о прекращении огня, разделе власти и
формировании переходного правительства в Либерии. Вооруженный конфликт в этой стране
длился на протяжении почти десяти лет. Повстанческие группировки — «Объединенные
либерийцы за примирение и демократию» (ОЛПД) и «Движение за демократию в Либерии» (ДДЛ)
— вели вооруженную борьбу против правительственных войск президента Чарльза Тэйлора. В
условиях международного давления и военных поражений правительственных сил президент
Тэйлор бежал из страны и получил политическое убежище в Нигерии. Однако нестабильность в
стране сохраняется.
Конфликт в Либерии унес жизни более 2 тыс. человек.
Приведенные цифры потерь в конфликтах в Африке не отражают всего масштаба причиняемого
ущерба. Например, сравнительно «малокровный» конфликт в Либерии превратил в вынужденных
переселенцев половину населения страны, уничтожил всю инфраструктуру экономики и
жизнеобеспечения.
В Южной Азии самым продолжительным и кровопролитным внутренним вооруженным
конфликтом является борьба группировки «Тигры освобождения Тамил Илама» (ТОТИ) за
создание самостоятельного тамильского государства на севере Шри-Ланки. С 1983 г. сепаратисты
вели вооруженную борьбу против правительственных войск, защищая созданный ими плацдарм
на полуострове Джафна. Активно использовались методы террора как на территории страны, так и
в Индии, вооруженные силы которой поддерживали правительственные войска Шри-Ланки. В
2002 г. при посредничестве Норвегии в Таиланде начался переговорный процесс между
правительством и ТОТИ, в ходе которого повстанцы отказались от идеи отделения от Шри-Ланки,
а правительство согласилось предоставить автономный статус населенным тамилами северным
районам и отменить запрет на деятельность политического крыла ТОТИ. Мирные переговоры
неоднократно прерывались, но перспектива политического урегулирования конфликта
сохраняется.
В ходе вооруженного конфликта в Шри-Ланке погибло около 70 тыс. человек. С 1976 г. длится
вооруженный конфликт в Ачехе (на севере Индонезии). Сепаратистское движение «Геракан Ачех
Мердека» (ГАМ, или «Движение за свободу Ачеха») ведет борьбу за отделение провинции от
Индонезии и создание независимого государства. Процесс мирного урегулирования, начавшийся в
1999 г., периодически срывается обеими сторонами. Индонезийское правительство настаивает на
том, что до начала переговоров повстанцы ГАМ должны разоружиться и согласиться на
автономию, отказавшись от требований предоставления независимости. За годы конфликта в
Ачехе погибло около 12 тыс. человек.
На Филиппинах длительное время и с различной интенсивностью продолжается борьба
правительственных войск с «Фронтом исламского освобождения Моро» (ФИОМ), который
выступает за создание независимого исламского государства на острове Миндано, с марксистской
«Новой народной армией» и уголовно-террористической организацией «Абу-Сайяф». За годы
конфликта погибло несколько тысяч человек.
Единственным новым крупным внутренним вооруженным конфликтом, вспыхнувшим за
последние годы в Азии, является конфликт в Непале. С 1996 г. «Коммунистическая (маоистская)
партия Непала» (КПН-М) ведет вооруженную борьбу за свержение конституционной монархии в
стране. Оплотом КПН были западные районы страны. В 2002 г. произошло резкое обострение
вооруженных столкновений между повстанцами и правительственными войсками, которые
распространились с того времени по существу по всей территории страны.
Только за последние три года в ходе вооруженного конфликта в Непале погибло около 10 тыс.
человек.
В Латинской Америке самым крупным является внутренний вооруженный конфликт в Колумбии,
где с конца 1960-х годов борьбу за власть с правительством ведут повстанческие группировки
левого толка — «Революционные вооруженные силы Колумбии» (РВСК) и «Национальноосвободительная армия» (НОА). Одновременно в стране действует не подчиняющаяся
правительству праворадикальная военизированная организация «Объединенные силы самозащиты
Колумбии» (ОССК), которая ведет борьбу с повстанцами. Вооруженная борьба, преследующая
идеологические и политические цели, тесно переплетена с оказанием военного прикрытия
мощным группировкам наркобизнеса. По мере развития конфликта обычные партизанские
боестолкновения все чаще дополнялись террористическими актами и захватами заложников.
В начале 2000-х годов наметилась перспектива переговорного процесса между правительством и
незаконными вооруженными формированиями. Но в 2002 г. этот процесс был сорван, и
правительство перешло к стратегии наращивания масштабов и интенсивности вооруженного
138
подавления повстанческих группировок и уничтожения наркокартелей. Значительную
финансовую помощь в рамках «плана Колумбия» правительству страны оказывают Соединенные
Штаты.
В ходе конфликта в Колумбии погибло более 50 тыс. человек. К крупным внутренним
вооруженным конфликтам зарубежные исследователи по-прежнему относят конфликт в
Чеченской республике. Основанием для этого являются высокие потери сторон конфликта и
гражданского населения, которые имели место в периоды активных боевых действий между
вооруженными силами РФ и незаконными вооруженными формированиями сепаратистов. После
разгрома основных сил незаконных вооруженных формирований, а особенно после принятия
новой конституции, формирования новых властных структур и собственных сил безопасности в
Чеченской республике интенсивность открытого вооруженного противоборства снизилась.
Однако, наряду с продолжением диверсионных операций против вооруженных сил, милиции и
местных органов власти, незаконные вооруженные формирования перенесли акцент на
расширение масштабов террористической деятельности не только в республике, но и на всей
территории РФ. Исходя из этого, руководство РФ сделало вывод о полном смыкании позиций
сепаратистов и террористов, а борьба с ними перешла в фазу антитеррористической операции. В
такой ситуации, исходя из принципиального положения о недопустимости переговоров с
террористами, исключается завершение «чеченского конфликта» политическими средствами. Как
известно, именно на необходимости дополнения вооруженной борьбы переговорным процессом
настаивают многие зарубежные партнеры РФ. Российское руководство рассматривает конфликт в
Чеченской республике как исключительно внутреннюю проблему РФ, не требующую какого-либо
международного участия в его разрешении.
В последнее время отмечается возрастание роли транснациональных террористических
организаций в планировании и осуществлении террористических акций в Чеченской республике и
за ее пределами. На этом основании российское руководство квалифицирует вооруженный
конфликт как противоборство с силами международного терроризма. Таким образом, изначально
внутренний по характеру вооруженный конфликт в Чеченской республике приобретает
существенное международное измерение. Тревожным моментом является расширение влияния
радикального ислама на некоторые другие республики Северного Кавказа и формирование там
сети диверсионных и террористических организаций.
По неофициальным данным, в ходе вооруженного конфликта в Чеченской республике за
последние 10 лет погибло более 100 тыс. человек. Сюда включают потери вооруженных сил и
внутренних войск РФ, милиции, незаконных вооруженных формирований, гражданского населения Чечни, а также жертвы террористических актов в республике и в других российских
регионах.
К категории внутренних вооруженных конфликтов относят и израильско-палестинский конфликт,
хотя, как и конфликт в Чеченской республике, со стороны Израиля он носит характер
антитеррористической операции со всеми вытекающими отсюда особенностями такого рода
конфликтов.
Следует отметить, что, несмотря на формальное урегулирование и существенное затухание ряда
внутренних вооруженных конфликтов, например, в Анголе, Сьерра-Леоне, Либерии, на юге
Судана и в других регионах, нет гарантий надежного предотвращения их нового обострения.
Сохраняется и опасное число «дремлющих» внутренних конфликтов — тех, в которых
прекращено открытое военное противоборство, но не достигнуто окончательное мирное
урегулирование, например, вокруг Косово, Нагорного Карабаха, Абхазии, Южной Осетии,
Приднестровья.
В последние годы, как отмечалось, наметилась определенная тенденция к частичному
урегулированию и затуханию внутренних вооруженных конфликтов. Это объясняется рядом
факторов. Прежде всего, взаимным истощением сторон во внутренних конфликтах, которые часто
длятся десятилетиями, ведут к огромным жертвам, в первую очередь среди гражданского
населения, экономическому коллапсу страны, а в результате к потере политической поддержки
повстанческих группировок со стороны населения. При исчезновении перспектив на безоговорочную победу какой-либо из конфликтующих сторон они вынуждены искать
компромиссные политические решения.
Большая часть внутренних конфликтов была инициирована сепаратистскими силами,
поставившими целью выход из состава государства и создание собственной государственности на
части территории страны. Опыт показал, что в последние годы в мире окончательно сложился
«антисепаратистский консенсус». Подавляющее большинство стран не признает право
национальных или политических меньшинств на отделение от государства, в которое они входят,
без согласия последних. Можно говорить лишь о возможности международного признания
добровольного «развода» или широкой автономии в рамках прежней государственности. За
исключением Палестины, где речь идет не о сепаратизме, а о восстановлении прежней
палестинской государственности, ни одно из сепаратистских движений не получило какого-то
официального признания со стороны какого-либо государства. Исключение составляет лишь
поддержка Турцией сепаратистского образования на 140
севере Кипра. Поэтому сепаратизм, как цель развязывания внутренних вооруженных конфликтов,
все больше теряет свою привлекательность.
Резкое сокращение поля «реального социализма», а также существенное снижение по оазличным
причинам поддержки со стороны стран, по-прежнему исповедующих коммунистическую
идеологию (Китая, Кубы), привело к ослаблению леворадикальных повстанческих движений.
Как правило, в ходе знутренних вооруженных конфликтов противоборствующие стороны рано
или поздно начинают использовать террористические методы. В нынешних условиях, когда
подавляющее большинство государств рассматривает терроризм как абсолютно неприемлемое
средство достижения политических и военных целей, когда борьба с ним выдвинулась на
передний план обеспечения безопасности в глобальном масштабе, в мировом ссобществе растет
осознание необходимости более решительных действий для урегулирования и внутренних вооруженных конфликтов.
6.3. Миротворческая деятельность
В последние годы существенно возрастают усилия мирового сообщества, направленные на содействие
мирному урегулированию внутренних вооруженных конфликтов, вплоть до проведения миротворческих операций. Миротворческие операции определяются как «совокупность политико-дипломатических, военных и
иных форм и методов коллективных международных усилий по восстановлению международного мира и стабильности в конфликтных регионах посредством системы скоординированных мер по предотвращению,
снижению остроты, разрешению, ликвидации последствий международных и немеждународных
конфликтов»1.
Миротворчество как предотвращение, смягчение, урегулирование вооруженных конфликтов,
предоставление с этой целью посреднических услуг всегда было частью международных
отношений. Одна из главных задач Устава ООН как раз и заключается в продвижении духа миротворчества, урегулирования вооруженных конфликтов. Тем не менее в годы холодной войны
миротворчество было скорее исключением из доминировавшей логики конфронтации. Как
правило, США и СССР договаривались между собой или обращались за посредничеством в ООН
лишь для того, чтобы не допустить неконтролируемой эскалации некоторых вооруженных
конфликтов в основном в «третьем мире», которые могли вовлечь их в большую войну. Так,
например, происходило при очередном обострении ситуации или после очередной войны на
Ближнем Востоке. В целом же миротворчество, как правило, блокировалось использованием права
вето одной из соперничающих великих держав, заинтересованных по логике холодной войны в
продолжении того или иного конфликта.
В практике ООН времен холодной войны был разработан лишь паллиатив миротворчества —
механизм «поддержания мира». В мае 1948 г. Совет Безопасности ООН принял решение об
учреждении операции для наблюдения за перемирием после первой арабо-израильской войны. Это
была первая операция ООН по поддержанию мира. В 1956 г. Генеральная Ассамблея ООН
задействовала свою резолюцию «Единство в пользу мира», учредив «чрезвычайные силы ООН»
для операций по поддержанию мира, получивших по цвету флага этой организации название
«голубые каски». Они сыграли определенную роль в деле разъединения ранее
противоборствовавших сторон, например, на Ближнем Востоке, на Кипре. Ограниченная
эффективность таких сил объяснялась тем фактом, что они могли быть задействованы лишь в тех
случаях, когда на это давали согласие обе стороны вооруженного конфликта, пришедшие к
выводу о необходимости прекратить или приостановить вооруженное противоборство. «Голубые
каски» почти не имели вооружений и в большинстве случаев не имели права открывать даже
ответный огонь. Их основная функция заключалась не столько в поддержании мира, сколько в
наблюдении за перемирием и информировании ООН о случаях нарушения условий прекращения
огня. Если одна из сторон решала возобновить вооруженные действия, она либо игнорировала
присутствие международных наблюдателей, либо требовала их отзыва, и ООН была вынуждена
выполнять такие требования. Всякие попытки использовать «голубые каски» для принуждения к
миру, например, в 1960 г. в ходе внутреннего вооруженного конфликта после провозглашения независимости Конго, приводили к обвинениям в нарушении принципа беспристрастности и
серьезным трениям в Совете Безопасности ООН. Только окончание холодной войны позволило
перейти от наблюдения за перемириями к более действенным и многоплановым операциям по поддержанию мира и миростроителъству. Появилась возможность достижения широкого
консенсуса относительно учреждения более крупных и сложных миротворческих миссий, перед
которыми ставились задачи оказания помощи в осуществлении всеобъемлющих мирных
соглашений между основными участниками внутригосударственных конфликтов.
Кроме того, с целью оказания помощи выходящим из вооруженного конфликта странам в состав
сил по проведению миротворческих операций все чаще начали включать невоенные компоненты.
Речь идет о сидах поддержания правопрядка, специалистах по урегулированию чрезвычайных
гуманитарных ситуаций. В координации с миссиями по поддержанию мира стали действовать
представители других подразделений ООН — специалисты по проблемам беженцев,
экономического развития, прав человека. Нередко миротворческие силы оказывали помощь в
налаживании основ экономической, социальной и политической жизни в стране, например,
обеспечивали безопасность проведения выборов в органы самоуправления. Как правило,
миротворцы сотрудничали с неправительственными гуманитарными организациями, оказывающими помощь местному населению. Весь этот комплекс мероприятий известен как
послеконфликтноемиростроительство. На встрече в верхах в рамках 60-й сессии Генеральной
Ассамблеи ООН в сентябре 2005 г. было принято решение об учреждении в структуре ООН новой
Комиссии по миростроителъству.
Изменился подход и к использованию элементов вооруженного принуждения со стороны
миротворческих миссий. В отличие от операций, главной составляющей которых является
масштабное вооруженное вмешательство (речь о них пойдет в следующей главе), на предыдущих
этапах миротворческие миссии не имели мандата на применение силы. Сегодня при описании
миротворчества можно встретить положение о том, что миротворческие силы действуют на
основании «главы VI-плюс» Устава ООН. Имеется в виду следующее. Глава VI Устава ООН —
«Мирное разрешение споров» — предусматривает посредничество без применения силы, а глава
VII — «Действия в отношении угрозы миру, нарушений мира и актов агрессии» — допускает
применение силы. В последнее время в определенных ситуациях миротворческим миссиям
разрешается применять силу, т.е. действовать по мандату, сочетающему положения глав VI и VII
Устава ООН. Теперь в мандатах ряда миротворческих миссий зафиксировано право «применять
все необходимые средства», в том числе и вооруженную силу, для защиты гражданского
населения непосредственно в районах расположения таких миссий, а также для предотвращения
насилия в отношении сотрудников и персонала ООН. Подтверждая такое право, Генеральный
секретарь ООН Кофи Аннан неоднократно подчеркивал, что эту новую «доктрину» не следует
интерпретировать как основание для превращения ООН в инструмент для ведения боевых
действий и что применение силы всегда следует рассматривать как крайнюю меру. Тем не менее
такие мандаты предоставляются все большему числу миротворческих миссий. Так, например, в 1993
г. в ходе миротворческой операции в Сомали Совет Безопасности ООН принял решение о применении
вооруженной силы после нападения одной из соперничавших группировок на пакистанских
военнослужащих, ранее направленных туда в составе миротворческого контингента ООН. Американским
военным, также входившим в этот контингент, была поставлена задача арестовать главаря этой группировки
Мохам-меда Айдида. В ходе крупномасштабного боестолкновения обе стороны понесли большие потери.
Миротворцам не удалось выполнить поставленную перед ними задачу. Вскоре США приняли решение о
выводе своего контингента из Сомали. За этим последовало решение ООН о свертывании всей
миротворческой операции в этой стране.
Еще более крупномасштабной акцией по обеспечению задач миротворческой операции ООН было
использование международным сообществом вооруженной силы в Боснии и Герцеговине. В ходе одного из
перемирий между местными сербами, хорватами и боснийцами при участии миссии ООН было достигнуто
соглашение об обеспечении беспрепятственной доставки гуманитарных грузов в ряд районов этой республики, наиболее пострадавших за годы внутреннего вооруженного конфликта. Совет Безопасности объявил
несколько районов «безопасными зонами», запретил полеты над республикой любых самолетов участвовавших в конфликте сторон, а также санкционировал принятие «всех необходимых мер» для
обеспечения выполнения этих решений. По соглашению с ООН в качестве гаранта принятого пакета
решений, в случае необходимости, должны были выступить вооруженные силы НАТО. Тем не менее
вооруженные формирования боснийских сербов в очередной раз обстреляли блокированные мусульманские
города Сараево и Горажде, которые были объявлены «безопасными зонами», а конфликтующие стороны
продолжали практику взаимных «этнических чисток». В этих условиях, с согласия представителя
Генерального секретаря ООН было принято решение о применении мер принуждения к выполнению
решений ООН. Осенью 1994 г. авиация НАТО сбила четыре сербских самолета, нарушивших запрет на
полеты над Боснией и Герцеговиной. Через некоторое время были нанесены воздушные удары по артиллерийским позициям боснийских сербов, которые вели обстрел Сараево и Горажде. Представители НАТО
предупредили Белград, поддерживавший боснийских сербов, о возможности нанесения ударов и по Сербии.
Как считают многие обозреватели, такое применение силы для принуждения к миру явилось одним из
факторов, заставивших враждующие стороны и их «спонсоров» пойти, в конечном счете, на мирное
урегулирование конфликта. Надо заметить, что Российская Федерация, которая ранее поддержала
коллективные решения Совета Безопасности ООН, санкционировавшие применение «всех необходимых
мер», позже выступила против конкретного использования вооруженных сил НАТО против боснийских
сербов.
Во время проведения миротворческой операции в Сьерра-Леоне миротворцы вынуждены были
продемонстрировать военную силу с целью заставить одну из сторон отказаться от возобновления военных
действий, а несколько позже провести военную операцию для разблокирования международных сил ООН,
более двух месяцев находившихся в окружении антиправительственных сил. В марте 2005 г. подразделения
миротворческого контингента в Демократической Республике Конго предприняли широкомасштабное
наступление на позиции повстанческой группировки «Фронт национальной интеграции», бойцы которой
ранее убили несколько миротворцев из Бангладеш. Совет Безопасности ООН одобрил решительные
действия миротворцев.
Таким образом, мандаты по поддержанию мира и миростроителъ-ству дополняются мандатом по
принуждению к миру. Еще раз следует подчеркнуть, что мандат принуждения к миру рассматривается
международным сообществом лишь как крайняя дополнительная мера в комплексе преимущественно
ненасильственных операций, способствующих урегулированию конфликтов, поддержанию мира и
последующему ми-ростроительству.
В 1990-е годы масштабы миротворческой деятельности резко увеличились. В 1992 г. в Секретариате ООН
был учрежден Департамент операций по поддержанию мира. Проводимые под эгидой этого Департамента
операции способствовали мирному урегулированию внутренних вооруженных конфликтов или
значительному продвижению мирных процессов. Например, успехом завершились миротворческие миссии
в Сальвадоре, Мозамбике, Камбодже, на Тиморе-Лешти (бывшем Восточном Тиморе). Это в свою очередь
повысило спрос на услуги миротворческих миссий, а следовательно, потребовало привлечения все большего
числа миротворцев, существенного увеличения финансирования.
Одновременно выявились серьезные недостатки в организации миротворческой деятельности. Миротворцы
ООН не смогли воспрепятствовать этническим чисткам в Боснии и Герцеговине, геноциду в Руанде,
вооруженной анархии в Сомали. В 2000 г. Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан обратился к группе
международных экспертов во главе с Лахдаром Брахими (бывшим министром иностранных дел Алжира) с
просьбой проанализировать новую ситуацию в области миротворчества и представить рекомендации по его
совершенствованию. «Доклад Брахими» содержал рекомендации, направленные на повышение
эффективности миротворческих миссий. Это прежде всего касалось четкости и конкретности мандата
миссии, твердого согласия на операцию со стороны участников конфликта и адекватности ресурсов миссии.
По итогам доклада был существенно расширен штат Департамента операций по поддержанию мира. Для
того чтобы гарантировать наличие финансовых средств на начальном этапе развертывания новых миссий,
был создан механизм предмандатного финансирования, а база материально-технического снабжения
миротворческих сил ООН в Брин-дизи (Италия) получила средства для создания стратегического
запаса оборудования и имущества, необходимого для оперативного развертывания миссий. Были
укреплены программы подготовки кадров. Кроме того, была реорганизована система резервных
соглашений, которая представляет собой реестр конкретных ресурсов государств-членов, включая
военных и гражданских специалистов, материалы и технику, которые могут предоставляться
миротворцам ООН. Предусматривается выделение подразделений в первые 30-90 дней с начала
любой новой операции.
Вооруженные силы и специалисты для миротворческих операций выделяются государствамичленами на добровольной основе. В 2004 г. 97 стран предоставляли в общей сложности около 56
тыс. военнослужащих. Хотя войска выделяет большое число государств, наибольшее бремя лежит
на группе развивающихся стран: Пакистане, Бангладеш, Нигерии, Гане, Индии, ЮАР, Уругвае,
Иордании, Кении. Финансирование их осуществляется через специальный фонд ООН по
проведению миротворческих операций. Взнос государств—членов ООН в этот фонд определяется
как пропорциональная доля от общего членского взноса на финансирование всей Организации. В
2004 г. ООН проводила 17 полевых операций, бюджет миротворческой деятельности составил
примерно 3 млрд долл.
В миротворческой деятельности ООН все более активно сотрудничает с региональными
организациями. Например, Африканский Союз и Экономическое сообщество государств Западной
Африки принимают все большее участие в миротворческих миссиях ООН на континенте. В 1994 г.
миротворческая миссия ООН в Грузии проводилась во взаимодействии с миротворческим
контингентом СНГ. Во второй половине 1990-х годов операции в Боснии и Герцеговине и в
Косово осуществлялись во взаимодействии с НАТО, ЕС и ОБСЕ. В Афганистане действующие
под управлением НАТО Международные силы содействия безопасности тесно взаимодействуют с
миссией ООН по политической поддержке.
Контингенты российских войск были заняты в миротворческих акциях в Боснии и Герцеговине и в
Косово. В 2003 г. их деятельность была завершена. Воинское формирование вооруженных сил РФ
до октября 2005 г. участвовало в миротворческой операции ООН в Сьерра-Леоне. Наблюдение за
перемирием осуществляют российские воинские контингенты в Абхазии и Южной Осетии,
Приднестровье. РФ направляет наблюдателей, офицеров связи, сотрудников милиции для участия
в отдельных миротворческих операциях, в том числе и на других континентах. Международным
силам ООН оказывается материально-техническое содействие, в частности, путем предоставления
российской транспортной авиации, вертолетов. В 2004 г. в составе вооруженных сил РФ была
сформирована отдельная миротворческая бригада. «Концепция национальной безопасности РФ»
предусматривает российское участие в меЖдународных миротворческих операциях.
Прорабатывается вопрос о создании коллективных миротворческих сил в рамках Организации
договора о коллективной безопасности.
Ожидается, что в ближайшие годы масштабы миротворческой деятельности будут увеличиваться.
Значительно больших усилий, контин-гентов миротворцев и финансовых расходов потребует
проведение операций в Судане (Дарфуре), Демократической Республике Конго, Кот д'Ивуаре, на
Гаити и в ряде других стран. Практика свидетельствует, что миротворческая деятельность
становится все более востребованной. Следовательно, все более устойчивой становится тенденция
к урегулированию и сокращению внутренних вооруженных конфликтов.
Существенным фактором создания благоприятных социально-экономических условий для
предотвращения и урегулирования внутренних вооруженных конфликтов является значительная
активизация в последние годы международных усилий по оказанию помощи беднейшим странам
мира. Именно бедность является хотя не единственным, но одним из важнейших факторов
зарождения и развития внутренних вооруженных конфликтов. Такие программы, как «Декларация
саммита тысячелетия по преодолению бедности», инициатива «Большой восьмерки» по списанию
долгов самым бедным странам, создают благоприятные условия для предотвращения конфликтов,
их урегулирования и устойчивого миростроительства.
В последние годы проблема внутренних вооруженных конфликтов приобретает более высокую
приоритетность в глобальной повестке дня международной безопасности. В мировом сообществе
растет понимание необходимости уделять повышенное внимание урегулированию таких
конфликтов в Африке и Азии, которые раньше рассматривались как периферийные или
второстепенные. Расширился инструментарий урегулирования внутренних вооруженных
конфликтов, поддержания мира и миростроительства. Предпринимаемые усилия дают
определенные результаты — наметилась тенденция к урегулированию или затуханию таких
конфликтов. Вместе с тем некоторые из них, в том числе и те, которые находятся в «дремлющем
состоянии», по-прежнему представляют серьезную угрозу международной безопасности.
Гл а в а 7
МЕЖДУНАРОДНОЕ ВООРУЖЕННОЕ
ВМЕШАТЕЛЬСТВО
После окончания холодной войны в сфере международной безопасности начинает формироваться
новый феномен — крупномасштабные вооруженные вмешательства коалиций государств,
имеющие целью принуждение государств—объектов такого вмешательства к изменению своей
внешней или внутренней политики. Известны случаи и единичного или ограниченного применения
вооруженной силы против других государств (например, спорадические ракетные и бомбовые
удары США, Великобритании по объектам на территории Афганистана, Ирака, Судана). Но в
данной главе речь, прежде всего, идет о таких крупномасштабных операциях вооруженного
вмешательства, как вторжение в Ирак в 1991 г., бомбардировки Союзной Республики Югославии в
1999 г., свержение режима «талибов» в Афганистане в 2001 г., оккупация Ирака в 2003 г.
В отличие от миротворческих операций, в которых вооруженные силы применяются как
ограниченная мера обеспечения мирного процесса, широкомасштабное применение вооруженной
силы является основным содержанием операций подобного рода. Целью такого применения
вооруженных сил является нанесение военного поражения противнику и принуждение его либо к
выполнению выдвигаемых коалицией политических требований, либо к свержению правящего
режима.
Проведенные в последние годы операции вооруженного вмешательства имели разнообразные,
преимущественно нетрадиционные в истории международной безопасности цели. В 1991 г. задача
вооруженного вмешательства в Ираке заключалась в пресечении агрессии — принуждении
Багдада отказаться от оккупации Кувейта. Такая ситуация в полной мере была предусмотрена
положениями Устава ООН, главной задачей которого является обеспечение мира и
международной безопасности в отношениях между государствами. В политико-юридическом
плане по своим целям это была традиционная операция по «пресечению агрессии». Применение
вооруженных сил против Союзной Республики Югославии в 1999 г. уже представляло собой
качественно новый тип операций по вмешательству с целью, как было заявлено, недопущения
гуманитарной катастрофы — операции «гуманитарного вмешательства». Кампания
вооруженного вмешательства в Афганистане в 2001 г. имела целью ликвидацию базы
международного терроризма и свержение поддерживающего его правящего в этой стране режима,
т.е. представляла собой еще одну разновидность нового типа операций — «контртеррористическую операцию». Что касается вооруженного вмешательства в Ираке в 2003 г., то
относительно его мотивов единого мнения нет. В самом общем виде эту кампанию можно
охарактеризовать как операцию по «свержению и замене режима».
Во всех четырех случаях действия политических режимов, в связи с которыми против них позже
проводились операции вооруженного вмешательства, осуждались мировым сообществом, в том
числе и Советом Безопасности ООН, как нарушающие в той или иной области нормы
общепринятого поведения. Странам-нарушителям предъявлялись решительные требования об
изменении такого поведения. Они предупреждались о самых серьезных последствиях в случае
игнорирования ими выдвигаемых требований. В двух случаях (в 1991 и 2001 гг.) операции
вооруженного вмешательства получали затем мандат Совета Безопасности ООН на их проведение.
В двух других случаях (в 1998 и 2003 гг.) коалиции осуществляли вооруженное вмешательство без
такого мандата и игнорируя возражения ряда государств, в том числе некоторых постоянных
членов Совета Безопасности ООН.
Во всех случаях инициатором и основным действующим лицом операций по вооруженному
вмешательству были США, которые выступали в качестве лидера коалиций разного состава. В
1991 г. во время операции в Ираке это была широкая международная коалиция. В 1999 г.
операцию против СРЮ Соединенные Штаты осуществили вместе с союзниками по НАТО. В 2001
г. США отклонили предложение со стороны НАТО о помощи в проведении операции в
Афганистане и полагались в основном на содействие Великобритании, Пакистана, России и сил
афганского Северного альянса. В ходе второго вторжения в Ирак основным союзником США
была Великобритания. Включение в эту коалицию на более позднем этапе около трех десятков
других государств было призвано не столько решать военные задачи, сколько продемонстрировать
международный характер операции. В отличие от времен холодной войны, когда состав коалиций
определялся устойчивыми союзами и блоками, при проведении современных операций по
вооруженному вмешательству формируются различные коалиции, состав которых определяется
политической и военной спецификой складывающихся обстоятельств. Их называют «коалициями
желающих» или «коалициями для конкретной операции».
7.1. Устав ООН и международное вооруженное вмешательство
В Новейшее время на протяжении функционирования Вестфальской системы международных
отношений считалось, что действие международного права заканчивалось на границах
конкретного государства, в пределах которых все отношения подчинялись исключительно его
внутренней юрисдикции. Суверенитет рассматривался в качестве главного правового принципа
взаимодействия государств. Доктрина невмешательства закреплена в качестве одного из
основополагающих принципов и в Уставе ООН: «Настоящий Устав ни в коей мере не дает
Организации Объединенных Наций права на вмешательство в дела, по существу входящие во
внутреннюю компетенцию любого государства». Однако в последние десятилетия, в основном под
воздействием глобализации, наблюдается тенденция некоторого ограничения суверенитета.
Юридические школы, в том числе и российская, ранее решительно отстаивавшие принципы
незыблемости принципа суверенитета и невмешательства во внутренние дела, сегодня признают:
«Взаимозависимость государств, расширение и углубление сфер их общения, особенно на
многосторонней основе, закономерно приводят к сужению и ограничению их сфер общения,
которая может считаться сферой исключительно внутренних дел государств»1. Сейчас все чаще
говорят о формировании «пост- Вестфальского суверенитета».
С течением истории менялись подходы и к другому основополагающему принципу
международного права — принципу неприменения силы. До XX в. международное право считало
обращение к войне суверенным правом государства, которое могло себе это позволить. После
Первой мировой войны усиливается тенденция делегитимитации войны. В 1927 г. Лига Наций
приняла Декларацию о запрещении агрессивных войн. В 1928 г. был подписан многосторонний
договор об отказе от войн в качестве орудия национальной политики. Позже эта тенденция была
подтверждена Нюрнбергским трибуналом, объявившим войну «тягчайшим международным
преступлением», и закреплена в Уставе ООН. Статья 2 (п. 4) Устава гласит: «Все Члены
Организации Объединенных Наций воздерживаются в их международных отношениях от угрозы
силой или ее применения как против территориальной неприкосновенности или политической
независимости любого государства, так и каким-либо другим образом, несовместимым с целями
Объединенных Наций».
Но вместе с тем в Уставе ООН содержатся положения, допускающие применение вооруженной
силы и вооруженного вмешательства. Это касается случаев самообороны и коллективных
действий в отношении угрозы миру, нарушений мира и актов агрессии. Статья 51 гласит: «Настоящий Устав ни в коей мере не затрагивает неотъемлемого права на индивидуальную или
коллективную самооборону, если произойдет вооруженное нападение на Члена Организации, до
тех пор пока Совет Безопасности не примет мер, необходимых для поддержания международного
мира и безопасности».
В главе VII Устава ООН изложен порядок международного вмешательства. Статья 39
предусматривает: «Совет Безопасности определяет существование любой угрозы миру, любого
нарушения мира или акта агрессии и делает рекомендации или решает о том, какие меры следует
предпринять в соответствии со статьями 41 и 42 для поддержания или восстановления
международного мира и безопасности».
Из этого следует, что решения о квалификации той или иной ситуации как угрозы миру,
нарушения мира или акта агрессии, а также о действиях по поддержанию или восстановлению
международного мира являются исключительной прерогативой Совета Безопасности ООН. Они
принимаются квалифицированным большинством членов СБ (9 из 15) при условии, что ни один из
постоянных членов СБ (сегодня это Великобритания, КНР, РФ, Франция, США) не воспользуется
правом вето. В качестве основания для таких действий конкретно указаны только цели «поддержания или восстановления международного мира и безопасности». Иные основания в Уставе
ООН не упоминаются. Согласно статье 40 Устава ООН Совет Безопасности «уполномочивается,
прежде чем сделать рекомендации или решить о принятии мер, предусмотренных статьей 39,
потребовать от заинтересованных сторон выполнения тех временных мер, которые он найдет
необходимыми или желательными».
В соответствии со статьей 41 Устава ООН Совету Безопасности представляются полномочия на
принятие мер, «не связанных с применением вооруженных сил». Здесь речь идет о невоенных
санкциях. Эти меры могут включать полный или частичный перерыв экономических отношений,
железнодорожных, морских, воздушных, почтовых, телеграфных, радио или других средств
сообщения, а также разрыв дипломатических
отношений.
Ключевой в плане международного вооруженного вмешательства является статья 42 Устава ООН.
Она гласит: «Если Совет Безопасности сочтет, что меры, предусмотренные в статье 41, могут
оказаться недостаточными или уже оказались недостаточными, он уполномочивается
предпринимать такие действия воздушными, морскими или сухопутными силами, какие окажутся
необходимыми для поддержания или восстановления международного мира и безопасности. Такие
действия могут включать демонстрации, блокаду и другие операции воздушных, морских или
сухопутных сил Членов Организации». Из этого следует, что для разрешения задействовать
вооруженные силы Совет Безопасности ООН в соответствующей резолюции должен использовать
формулу «предпринять такие действия, какие окажутся необходимыми». Всякого рода другие
осуждения, квалификации действий, предупреждения, угрозы в отношении государстванарушителя для применения против него вооруженного вмешательства являются недостаточными.
Прямое вооруженное вмешательство, санкционированное ООН, в статье 42 Устава ООН
сформулировано как «и другие операции».
В статьях 43-47 Устава ООН прописан порядок обязательного предоставления государствамичленами Совету Безопасности по его требованию контингентов национальных вооруженных сил,
которые будут участвовать в санкционированной вооруженной операции. В них также содержатся
положения об учреждении Военно-Штабного Комитета, который должен нести ответственность за
стратегическое руководство любыми вооруженными силами, предоставленными в распоряжение
Совета Безопасности.
Поскольку эти статьи Устава ООН так и не были реализованы на практике, контингента
вооруженных сил в распоряжение Совета Безопасности для проведения подобных операций
государства-члены представляют не на обязательной, а на добровольной основе. Стратегическое
руководство такими вооруженными силами, как правило, осуществляют старшие офицеры,
назначенные страной, которая направила наиболее многочисленный контингент в международные
силы.
После начала холодной войны, раскола мира на два противостоящих блока, что на практике
исключало достижение консенсуса между постоянными членами Совета Безопасности ООН
относительно коллективных действий в отношении угрозы миру, нарушений мира и актов
агрессии, положения, содержащиеся в главе VII Устава ООН, не работали. Только один раз в 1950
г. (резолюция 82) Совету Безопасности ООН удалось добиться единодушия при определении
КНДР страной, совершившей агрессию против Республики Корея, и обращении к государствам—
членам ООН с призывом предпринять «такие действия, которые окажутся необходимыми». Это
объясняется скорее случайностью, поскольку в момент принятия этой резолюции представитель
СССР бойкотировал заседания в Совете Безопасности ООН в знак протеста против того, что место
КНР в ООН занимали представители Тайваня. И хотя пришедшие на помощь Республике Корея
вооруженные силы США и их союзников сражались под флагом ООН, по настоящему коллективной, как это предусматривалось главой VII Устава ООН, эту операцию назвать трудно,
поскольку СССР и КНР не только оспаривали легитимность решения Совета Безопасности, но и
помогали КНДР материально и путем направления своих вооруженных сил (хотя и в неофициальном порядке), которые участвовали в боевых действиях.
Возможность реально задействовать главу VII Устава ООН появилась лишь после окончания
холодной войны. Она возникла в связи с агрессией Ирака против Кувейта.
ТЗ. Пресечение агрессии
2 августа 1990 г. войска Ирака вторглись на территорию Кувейта. Преодолев за несколько дней
сопротивление кувейтских вооруженных сил, иракские войска оккупировали всю территорию
страны, а Саддам Хусейн заявил об аннексии Кувейта. Багдад пытался объяснить этот шаг тем,
что Кувейт якобы исторически являлся частью Ирака. Выдвигались и претензии, согласно
которым в приграничных районах Кувейт откачивал нефть из месторождений, принадлежавших
Ираку.
Агрессия Ирака вызвала почти единодушное осуждение мирового сообщества. Это объясняется
рядом обстоятельств. Возникшая ситуация воспринималась как вызов перспективам
восстановления и упрочения международного мира после только что завершившейся холодной
войны. Сохранялась и опасность нового обострения отношений между СССР и США, которые
ранее традиционно занимали противоположные позиции по кризисным ситуациям на Ближнем
Востоке. Решение этого кризиса рассматривалось как важный прецедент будущего
мироустройства. Багдад не скрывал враждебного отношения и к другим арабским государствам.
Доминирование Ирака и расширение кризиса создавали угрозу беспрепятственному потоку нефти
из региона Персидского залива на мировые рынки, что могло крайне отрицательно повлиять на
состояние глобальной экономики.
Даже на фоне большого числа далеко не демократических государств региона режим Саддама
Хусейна был известен своей крайней деспотичностью, кровавыми подавлениями внутреннего
недовольства. Существовали серьезные опасения, что в Ираке тайно осуществляются программы
по созданию оружия массового уничтожения. Эти подозрения подтверждались информацией о
применении химического оружия в ходе войны с Ираном. Игнорирование общепринятых норм
международного поведения особенно наглядно проявилось после оккупации Кувейта. Оттуда
поступали сообщения о массовых внесудебных расправах с мирным населением, тотальных
грабежах, насилиях. Хусейн заявил, что захваченные в Кувейте граждане третьих стран будут
использованы в качестве живого щита иракских военных объектов.
В день начала иракской агрессии Совет Безопасности ООН потребовал «немедленного и
безоговорочного» вывода войск Ирака из Кувейта. Спустя несколько дней Совет Безопасности
принял решение о введении обязательных для всех государств санкций на поставки оружия Ираку,
а также на торговлю нефтью с этой страной. В конце сентября 1990 г. санкции были
распространены на воздушное сообщение с Ираком. Для обеспечения соблюдения санкций была
создана специальная комиссия ООН (ЮНСКОМ).
Поскольку Ирак начал концентрацию своих вооруженных сил на границе с Саудовской Аравией,
Соединенные Штаты, Великобритания, Франция, а затем двенадцать государств — членов Лиги
арабских государств начали переброску контингентов своих войск в эту страну. Эти переброски
войск в район Персидского залива были также призваны продемонстрировать серьезность
намерений мирового сообщества. В свою очередь Хусейн призвал к свержению короля
Саудовской Аравии и президента Египта. Нейтрально-благожелательную позицию по отношению
к Ираку заняли лишь Иордания и Иран. С активной поддержкой Багдада выступил только Ясир
Арафат, что существенно подорвало его позиции на арабском Востоке.
Руководство Ирака пыталось маневрировать в надежде расколоть складывавшуюся коалицию.
Главная ставка была сделана на использование антиизраильских настроений среди арабских стран.
Хусейн заявил, что может согласиться на обсуждение вопроса о выводе иракских войск из
Кувейта при условии ухода Израиля со всех оккупированных территорий, а в случае войны
Израиль будет первой мишенью его вооруженных сил. Для сохранения поддержки арабских стран
США и Великобритания предприняли дипломатические усилия с тем, чтобы убедить Израиль
воздержаться от участия в эвентуальных военных операциях против Ирака.
29 ноября 1990 г. Совет Безопасности ООН принял резолюцию 678, санкционирующую «действия,
какие окажутся необходимыми», в случае, если к 15 января 1991 г. Ирак не выведет свои войска из
Кувейта. Два непостоянных члена Совета Безопасности — Куба и Йемен — проголосовали
против, КНР воздержалась, остальные члены Совета Безопасности проголосовали за резолюцию.
Хусейн отверг ультиматум. С этого момента начинается завершающий этап подготовки
международного вооруженного вмешательства против Ирака.
Вооруженные силы Ирака насчитывали свыше 1 млн человек, из них 580 тыс. находились в
Кувейте. Большинство военнослужащих имело опыт боевых действий против Ирана. Армия была
хорошо вооружена. До начала конфликта значительные поступления от торговли нефтью
позволяли закупать современные вооружения из ФРГ, Италии, Франции, Великобритании, США.
Советский Союз поставлял танки и другие вооружения, в том числе и оперативно-тактические
ракеты «Скад».
154
Ирак имел разветвленную систему противовоздушной обороны и достаточно современные
военно-воздушные силы.
В международную вооруженную коалицию, готовившуюся выполнить решение Совета
Безопасности ООН, вошло 29 государств. Советский Союз поддержал резолюцию 678 Совета
Безопасности, но своих вооруженных сил в зону военных действий не направил. Турция разрешила использовать участникам операции свои аэродромы. Япония выделила на нужды коалиции
значительные финансовые средства. Это была самая крупная и универсальная по составу военная
коалиция со времен Второй мировой войны.
К началу операции участникам коалиции удалось сконцентрировать против Ирака группировку,
которая насчитывала 780 тыс. человек. Соединенные Штаты совершили крупномасштабную
переброску в район Персидского залива своего воинского контингента, который насчитывал 540
тыс. человек. В район Красного моря и Персидского залива было направлено несколько
авианосных групп США и корабли Великобритании. Кроме этих стран военно-воздушные силы
представили Саудовская Аравия, Франция и Италия. Операции было присвоено кодовое название
«Буря в пустыне».
16 января 1991 г., после истечения срока ультиматума Совета Безопасности ООН, коалиционные
силы начали боевые действия. По плану операции на начальном этапе основное внимание
уделялось ракетно-бомбовым ударам. В первые 24 часа была в основном подавлена или
уничтожена иракская система противовоздушной обороны. Затем удары были перенесены на
центры связи, управления войсками, коммуникации, мосты через реку Евфрат. За время операции
коалиционные ВВС совершили более 100 тыс. боевых вылетов и потеряли только 67 самолетов. В
конце января 150 уцелевших иракских самолетов (из 750, которыми располагал Ирак к началу
операции) перелетели на территорию Ирана, где их летчики были интернированы. Коалиционные
силы обеспечили себе полное превосходство в воздухе.
Спустя несколько дней после начала операции Ирак запустил несколько ракет «Скад» в
направлении Израиля. Поскольку ракеты должны были преодолеть воздушное пространство над
территорией Сирии, их дальность была увеличена, что потребовало уменьшения забрасываемого
веса боезаряда и отрицательно сказалось на точности наведения на цели. В результате таких
ракетных обстрелов было разрушено несколько сот домов и погиб один израильтянин. Израиль
опасался, что Ирак может снарядить боеголовки ракет химическим оружием. В стране были
развернуты масштабные меры противохимической защиты. США поставили в Израиль
противоракетные системы «Пэт-риот», интенсифицировали операции своей авиации и
диверсионных групп по выявлению и уничтожению ракетных пусковых установок в западных
районах Ирака. Эти меры были призваны подкрепить дипломатические призывы к Израилю не
наносить ответных ударов по Ираку, которые могли бы морально поставить в затруднительное
положение арабские государства, участвовавшие в антииракской коалиции. Израильское
руководство приняло решение не поддаваться на провокации Багдада.
24 февраля 1991 г. силы коалиции начали наземный этап операции. В первые 24 часа
бронетанковые колонны и мотопехота продвинулись из Саудовской Аравии примерно на 100 км в
глубь иракской территории с общим направлением удара на Багдад. Вторая группировка наносила
удары по иракским войскам на юго-востоке, угрожая перерезать коммуникации иракских
оккупационных сил в Кувейте. 26 февраля 1991 г. Хусейн отдал приказ этим силам начать
отступление с территории Кувейта. Отступавшие иракские войска подожгли больше ста нефтяных
скважин и нефтехранилищ, взрывали здания, грабили местное население. На следующий день в
районе города Эн-Насирия коалиционные войска перерезали дороги, связывающие северо-запад и
юго-восток Ирака. Начались массовые сдачи в плен иракских военнослужащих. Коалиционные
войска освободили город Кувейт.
28 февраля 1991 г. в письме на имя Генерального секретаря ООН министр иностранных дел Ирака
Тарик Азиз официально признал поражение Ирака, заявил об отказе от территориальных
претензий к Кувейту и обещал выплатить репарации за ущерб, нанесенный этой стране. Багдад
также признал все резолюции Совета Безопасности ООН, в том числе и те, что касались проверки
и уничтожения иракских программ по созданию оружия массового уничтожения.
Боевая фаза «Бури в пустыне» длилась 42 дня. Ирак потерял убитыми более 8000
военнослужащих, еще 175 000 солдат и офицеров сдались в плен. Потери среди гражданского
населения Ирака составили около 5000 человек. Боевые потери коалиции — 187 человек (из них
145 американцев). Еще 121 человек погиб в зоне конфликта в результате аварий и крушений
воздушных судов.
До сих пор обсуждается вопрос относительно того, почему в 1991 г. американские и другие
войска, входившие в коалицию, отказались от полной оккупации Ирака и свержения режима
Хусейна. Большинство исследователей сходятся в том, что США и их союзники по коалиции были
связаны мандатом Совета Безопасности ООН, который ограничивал задачи операции
освобождением Кувейта. Кроме того, командование коалиции и политическое руководство странучастниц опасались, что штурм Багдада и других иракских городов с неизбежными уличными
боями может привести к резкому повышению числа потерь войск коалиции и гражданского
населения. Продолжение боевых действий было бы негативно воспринято арабскими
государствами—участниками коалиции, население которых неоднозначно относилось к продолжению американского присутствия на Ближнем и Среднем Востоке. Соединенные Штаты
надеялись на то, что после сокрушительного и позорного поражения режим Хусейна будет смещен
силами внутренней оппозиции.
Следует отметить несколько военно-политических особенностей этого международного
вооруженного вмешательства. Во-первых, в ходе операции «Буря в пустыне» Соединенные Штаты
впервые в массовом масштабе применили сверхточное оружие — авиационные бомбы с лазерным
и телевизионным наведением и крылатые ракеты. Для определения местоположения целей
использовались средства космического эшелона, самолеты электронной разведки и забрасываемые
в тыл группы разведки, вооруженные средствами наведения. Таким образом, в ходе «Бури в
пустыне» была применена новая стратегия «войны на расстоянии», когда высокоточные
вооружения позволяли наносить удары с большого расстояния или с больших высот, сводя к
минимуму эффективность ответных ударов. Это позволяло также существенно сократить
сопутствующие потери среди гражданского населения противника. Кроме того, операция «Буря в
пустыне» внесла в практику международной безопасности еще один новый элемент. Руководство
Ирака приняло политическое решение разрешить зарубежным средствам массовой информации, в
том числе и американским, вести освещение конфликта из Багдада в режиме реального времени.
Видимо, расчет заключался в том, что демонстрация неизбежных разрушений и потерь среди
гражданского населения усилит антивоенные настроения в мире и антизападные настроения среди
арабов и мусульман. Но последствия широкого и в режиме реального времени телевизионного
освещения вооруженного конфликта с двух сторон (его называют «эффектом CNN») были более
масштабными. В значительно большей степени, чем раньше, мировое сообщесгво и каждый
человек становились прямыми наблюдателями и как бы соучастниками вооруженного конфликта.
Это ограничивало обе стороны в пропаганде и умолчаниях относительно реального хода дел.
Таким образом, вооруженные конфликты становились мировыми публичными событиями, что
накладывало дополнительные обязательства на поведение их участников.
Несмотря на то что отдельные вовлеченные в конфликт государства преследовали и свои
корыстные планы, в целом операция «Буря в пустыне» по своей сути больше всего напоминала
классическую операцию по международному вооруженному вмешательству для пресечения
агрессии и восстанов.[ению мира, предусмотренную Уставом ООН.
7.3. Гуманитарное вмешательство
Вторым случаем крупномасштабного международного вооруженного вмешательства в 1990-е
годы стала операция НАТО против Союзной Республики Югославии в связи с конфликтом вокруг
Косово. Она имела ряд общих черт с операцией «Буря в пустыне» и существенных отличий от нее.
Косовская проблема возникла на фоне распада Социалистической Федеративной Республики
Югославии на пять суверенных государств: Словению, Хорватию, Македонию, Боснию и
Герцеговину, Союзную Республику Югославию (в составе Сербии и Черногории). Хотя в ходе
сопровождавших распад вооруженных столкновений некоторые республики, прежде всего
Хорватия, и народности в составе отдельных республик грубо нарушали правила и обычаи
ведения войны, сложилось мнение, в первую очередь в Европе и США, что политическое и
военное руководство СРЮ несло особую ответственность за большую часть кровопролитий в ходе
этих конфликтов, особенно в Боснии и Герцеговине, а также в Косово.
На протяжении десятилетий баланс национального состава населения Косово, считающегося
исконной территорией Сербии, постепенно менялся в пользу косоваров албанского
происхождения. В 1990-е годы сербы составляли уже меньшинство населения косовского края. Во
времена единой Югославии межнациональные трения между проживающими в Косово сербами и
албанцами удавалось решать в рамках предоставленной краю автономии в составе республики
Сербии. Но с началом распада Югославии правительство Слободана Милошевича ужесточило
политику в отношении косоваров, лишив Косово статуса автономии. Косовские албанцы создали
параллельную структуру власти в крае, а лидер Демократического союза Косово Ибрагим Ругова
был избран президентом самопровозглашенной Республики Косово. Большинство косоваров
выступало за выход из состава Сербии и СРЮ с дальнейшим образованием независимого
государства или присоединением к Албании, но акции неподчинения сербским властям на
протяжении ряда лет носили исключительно ненасильственный характер. С середины 1990-х
годов под влиянием событий в соседней Албании, Боснии и Герцеговине антисербские
выступления в Косово приобретают все более радикальный характер. Формируются отряды
«Армии освобождения Косово» (АОК), которые не подчиняются Ругове, начинают вести вооруженную борьбу против сербских сил безопасности в крае, применять насилие против сербского
гражданского меньшинства. Белград резко расширил масштабы военных операций в крае, от
которых все в большей степени страдало гражданское население. Сербская сторона утверждала,
что это является следствием борьбы с албанскими террористами и теми, кто их поддерживает, а
косовары заявляли, что речь идет о целенаправленных «этнических чистках».
Совет Безопасности ООН уделял самое пристальное внимание развитию ситуации в Косово. Были
приняты три резолюции, в которых выражалась глубокая озабоченность ухудшением
гуманитарной ситуации в крае и содержались требования к СРЮ отвести сербские силы
безопасности из Косово, обеспечить международное наблюдение за ситуацией, а также
содействовать безопасному возвращению беженцев. В этих резолюциях также осуждались все
«акты терроризма» со стороны «Армии освобождения Косово». В них содержались ссылки на
главу VII Устава ООН, но не было никаких прямых определений относительно'того, что ситуация
в Косово представляет «угрозу миру», а тем более санкций на применение «всех необходимых
мер».
Поддерживая эти резолюции, Россия принципиально выступала за исключительно мирное
урегулирование конфликта. Основным механизмом для достижения этой цели была избрана
«контактная группа», сформированная еще для разрешения конфликта в Боснии и Герцеговине, а
затем и «тройка» в составе представителей РФ, США и Европейского Союза. Остроту ситуации
удалось несколько ослабить в ходе визита Милошевича в Москву в июне 1998 г. Но осенью бои
между армией, силами безопасности СРЮ, которые применили бронетехнику и артиллерию, и
АОК вспыхнули с новой силой. Косовары заявляли, что предпринятая Белградом операция носит
карательный характер и имеет целью прежде всего устрашение гражданского населения. Около
300 тыс. косовских албанцев были вынуждены бежать в горы. Приближавшаяся зима грозила
физическим истреблением большей части перемещенных лиц.
В этой ситуации Совет НАТО заявил о том, что в Косово налицо все признаки гуманитарной
катастрофы, а также о решимости нанести воздушные удары по сербским вооруженным силам и
силам безопасности, если те не прекратят боевые действия против мирного населения в крае. В
октябре 1998 г. американским дипломатам удалось договориться с Милошевичем о
промежуточном урегулировании. Правительство СРЮ соглашалось прекратить боевые действия,
сократить подразделения армии и сил безопасности в Косово, обеспечить присутствие наблюдателей ОБСЕ в крае, а также беспрепятственное возвращение беженцев в места прежнего проживания
и начать переговоры с косоварами о политическом будущем Косово в составе Сербии.
Эти договоренности частично были выполнены. В Косово были введены наблюдатели ОБСЕ, в
том числе и российские представители. Но косовары отказались от переговоров с Белградом,
требуя, чтобы повестка дня включала не только вопросы автономии, но и полного отделения
Косово от Сербии. В начале 1999 г. боевые действия в крае вспыхнули с новой силой.
Представители ОБСЕ, по существу, наблюдали не за соблюдением достигнутых соглашений, а за
возобновлением и эскалацией боевых действий и, в конечном счете, были выведены из Косово.
Совет НАТО вновь предупредил о возможности нанесения воздушных ударов по СРЮ. После
того как представители Белграда на конференциях в Рамбуйе и Париже отказались подписать
западный проект соглашения в той части, которая предусматривала ввод сил НАТО на
территорию Косово, Совет НАТО принял решение о начале операции вооруженного
вмешательства против Союзной Республики Югославии.
НАТО не имела мандата Совета Безопасности ООН на проведение этой операции. Российская
Федерация ранее определенно заявила, что в случае постановки в Совете Безопасности вопроса о
международном вооруженном вмешательстве применит вето против любой резолюции,
санкционирующей применение силы против СРЮ. Эта позиция объяснялась рядом соображений.
Москва считала, что использованы еще не все средства мирного урегулирования кризиса. На ее
позицию также влияло и то, что вооруженное вмешательство планировалось осуществить силами
НАТО во главе с Соединенными Штатами. На тот момент обозначились серьезные противоречия
между Москвой и Брюсселем но вопросам предстоящего расширения НАТО. Кроме того,
операция НАТО против СРЮ де-факто явилась бы прецедентом применения вооруженных сил
этого альянса за пределами ее зоны ответственности, которая по договору 1949 г. ограничивалась
территорией государств-членов. Важным фактором являлось и то, что, несмотря на очевидные
частные разногласия с Милошевичем, у России сложились традиционные дружественные
отношения с Сербией, немалую роль в которых играли вопросы религии, Свою роль сыграло и
обострение в тот период внутриполитической борьбы в России, в том числе и по вопросам внешней политики. Наконец, Российская Федерация с большим подозрением относилась к самому
принципу допустимости вооруженного гуманитарного вмешательства.
В главе VII Устава ООН отсутствует какое-либо упоминание о возможности вмешиваться в дела
суверенного государства с применением вооруженных сил по гуманитарным соображениям. Тем
не менее после окончания холодной войны в мире, в первую очередь на Западе, сформировалась
доктрина, согласно которой мировое сообщество не только может, но и обязано вмешиваться во
внутренние дела других государств, если в них имеют место грубейшие и массовые нарушения
прав человека. Соображения гуманитарного характера присутствовали при принятии решений
Советом Безопасности ООН о санкционировании операции по международному вооруженному
вмешательству в Камбодже, Сомали, Руанде, на Гаити, в Боснии и Герцеговине, на Восточном
Тиморе. Но оформлялись эти санкции с использованием формулировок главы VII, т.е. как
действия, призванные устранить «угрозы миру, нарушения мира и акты агрессии».
Сторонники гуманитарных вмешательств ссылались на преамбулу и статьи 1 (п. 3), 55 и 56 Устава
ООН, согласно которым государства-члены взяли на себя обязательство «предпринимать
совместные и самостоятельные действия» для утверждения «всеобщего уважения и соблюдения
прав человека и основных свобод для всех», и делали на этом основании вывод о том, что если не
буква, то дух Устава ООН, по существу, предусматривает такое вмешательство. Противники
гуманитарных вмешательств настойчиво указывали на то, что такого рода вмешательства прямо
не предусмотрены Уставом ООН. Но главное, по их мнению, заключается в том, что НАТО
совершила подобное вмешательство в обход Совета Безопасности ООН, что является грубейшим
нарушением международного права независимо от того, как квалифицировать эту операцию.
24 марта 1999 г. началась операция «Решительная сила». НАТО отказалась от наземных операций
и сосредоточилась на нанесении систематических ракетно-бомбовых ударов по сербским силам
противовоздушной обороны, местам концентрации вооруженных сил, командным пунктам,
предприятиям военно-промышленного комплекса, мостам, нефтехранилищам, энергосистемам и
по другим объектам. Основные удары наносились по территории Сербии, но бомбардировкам
подвергались также цели в Черногории и Косово.
В налетах принимали участие военно-воздушные силы 14 стран НАТО. Впервые после Второй
мировой войны в небе над Белградом появились немецкие самолеты. Удары крылатыми ракетами
наносились с британской подводной лодки «Сплендид», патрулировавшей в Адриатическом море.
Но большую часть налетов осуществляли американские летчики. В них принимали участие
тяжелые бомбардировщики Б-52, базировавшиеся в Великобритании, бомбардировщики Б-2,
совершавшие полеты с дозаправкой в воздухе с базы в штате Миссури, самолеты палубной
авиации трех авианосных групп, переброшенных в Средиземное море, а также ВВС НАТО с баз в
Италии, ФРГ и Франции. В ходе операции было совершено около 35 тыс. боевых вылетов.
В результате бомбардировок целей на территории Косово, интенсификации вооруженной борьбы
между отрядами «Армии освобождения Косово» и подразделениями сербской армии,
целенаправленных акций устрашения со стороны сил безопасности и добровольческих отрядов
местных сербов начался массовый исход косовар из Косово в Македонию и Албанию. По оценкам,
было убито несколько тысяч косовар, около миллиона человек покинули территорию края. В этих
условиях правительство Великобритании предложило начать наземную операцию в Косово, но
командование НАТО настояло на том, чтобы ограничиться продолжением ракетно-бомбовых
ударов.
10 июня 1999 г. Милошевич вынужден был принять условия НАТО и согласиться на вывод
сербских сил из Косово, хотя де-юре край оставался частью Сербии. Операция «Решительная
сила» была завершена. В тот же день Совет Безопасности ООН принял резолюцию 1244, которая
санкционировала ввод в Косово многонационального воинского контингента под руководством
НАТО. РФ не возражала против принятия этой резолюции. В последующем с этими силами
взаимодействовал небольшой контингент российских миротворцев, совершивших в первые дни
после прекращения боевых действий неожиданный для НАТО марш-бросок из расположения их
прежнего базирования в Боснии и Герцеговине на аэродром косовского города Приштина.
Началось возвращение косоваров, сопровождавшееся кровавыми столкновениями с косовскими
сербами, большая часть которых, в конечном счете, бежала в Сербию и Черногорию.
В ходе операции «Решительная сила», была разрушена значительная часть инфраструктуры
вооруженных сил и жизнеобеспечения населения Сербии. Погибло около 5000 военнослужащих и
1200 мирных граждан СРЮ. Силы НАТО не потеряли в зоне боевых действий ни одного
военнослужащего. В более крупных масштабах по сравнению с операцией «Буря в пустыне»
применялись сверхточные вооружения и стратегия «войны на расстоянии». В то же самое время
имели место ошибки при выборе целей. Самолеты НАТО наносили удары по гражданским
объектам, колоннам косоваров, бежавших в Македонию. Особенно скандальные последствия имел
ошибочный бомбовый удар по зданию посольства КНР в Белграде.
Бомбардировки Сербии вызвали многочисленные демонстрации протеста в Европе. Российская
Федерация решительно осудила действия НАТО как агрессию против независимого государства.
Премьер-министр Е.М. Примаков за несколько часов до начала операции отменил ранее
планировавшийся визит в США, развернув свой самолет над Атлантикой. На длительное время
были заморожены отношения между РФ и НАТО. Вместе с тем Россия внесла существенный
дипломатический вклад в урегулирование конфликта, в частности, путем продвижения
посреднического «плана Черномырдина — Ахтисаари».
Нельзя отрицать и того, что действия режима Милошевича по отношению к косоварам в
определенной мере позволили странам НАТО сохранить значительную поддержку части мировой
общественности и ряда государств. Внесенный в Совет Безопасности ООН Российской
Федерацией после начала бомбардировок проект резолюции, призывавший к отказу от
применения силы против СРЮ, был отклонен (3 голоса — «за», 12 — «против»). Не осудил
бесспорного нарушения Устава ООН и Генеральный секретарь этой Организации. Частично это
объясняется тем, что к тому времени укоренилось мнение, согласно которому государства уже не
могут укрываться за ссылками на суверенитет при совершении крупномасштабных нарушений
прав собственных граждан.
Рассматривая проблему гуманитарного вмешательства, уже упомянутая Группа экспертов
высокого уровня, созданная решением Генерального секретаря ООН, особо подчеркнула, что,
подписав Конвенцию о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, государства
согласились с тем, что геноцид является преступлением, которое нарушает нормы
международного права и против которого они обязуются принимать меры предупреждения и
карать за его совершение. В качестве примеров гуманитарных катастроф приводятся события в
Сомали, Боснии и Герцеговине, Руанде, Косово, Дарфуре. На этом основании в докладе
содержится вывод о том, что Группа экспертов высокого уровня поддерживает «формирующуюся
норму, предусматривающую, что существует коллективная международная ответственность за
защиту, реализуемая Советом Безопасности, санкционирующим военное вмешательство в
качестве крайнего средства в случае, когда речь идет о геноциде и других массовых убийствах,
этнической чистке или серьезных нарушениях международного гуманитарного права, которые
суверенные правительства не смогли или не пожелали предотвратить».
В ходе встречи в верхах в рамках 60-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в сентябре 2005 г. был
достигнут консенсус относительно того, что ООН должна взять на себя ответственность за защиту
гражданского населения в тех случаях, когда правительства не могут или не желают делать это. В
случае если мирные средства не дают результатов, допускается использование коллективных
военных мер, предусмотренных главой VII Устава ООН. При этом было подчеркнуто, что
решения о таком вмешательстве может принимать только Совет Безопасности ООН.
Некоторые исследователи пришли к выводу о том, что Российская Федерация принципиально не
принимает права на проведение «гуманитарных операций». Они ссылаются при этом на
следующее положение в Концепции внешней политики РФ 2000 г.: «Неприемлемы попытки
внедрить в международный оборот концепции типа "гуманитарной интервенции" и
"ограниченного суверенитета" в целях оправдания односторонних силовых акций в обход Совета
Безопасности». Но при этом игнорируется другое положение этой Концепции: «Будучи готовой к
предметному диалогу по совершенствованию правовых аспектов применения силы в
международных отношениях в условиях глобализации, Российская Федерация исходит из того,
что поиск конкретных форм реагирования международного сообщества на различные ситуации,
включая гуманитарные кризисы, должен вестись коллективно, на основе четкого соблюдения
норм международного права и Устава ООН». Следовательно, основные возражения направлены
против осуществления тех операций международного вооруженного вмешательства по преодолению гуманитарных кризисов, которые предпринимаются в обход Совета Безопасности ООН.
Операция «Решительная сила» подтолкнула обсуждение новой для международной безопасности
концепции гуманитарного вмешательства. В то же самое время она заложила опасный прецедент
международного вооруженного вмешательства без санкции Совета Безопасности ООН. Приняв
активное участие в этой операции, некоторые страны, например Франция, Германия, понизили
потенциал своего противодействия в будущем операциям по международному вооруженному
вмешательству без санкции Совета Безопасности ООН.
7.4. Антитеррористическая операция
Операция в Афганистане явилась еще одним вариантом международного вооруженного
вмешательства в условиях, когда терроризм превратился в одну из самых актуальных угроз
системе международной безопасности, формирующейся после окончания холодной войны.
Ситуация в Афганистане вызывала озабоченность со стороны мирового сообщества задолго до
террористической атаки 11 сентября 2001 г. на Соединенные Штаты. В ходе борьбы за власть в
этой стране, не прекращавшейся и после вывода советских войск, в 1996 г. Кабул был захвачен
вооруженными отрядами радикального исламского движения «Талибан» во главе с верховным
лидером муллой Мухаммадом Омаром, получавшим поддержку со стороны Пакистана.
Поддерживавший свергнутого президента Бурхануддина Раббани «Объединенный исламский
фронт спасения Афганистана» («Северный альянс») во главе с Ахмадом Шахом Масудом был
оттеснен к границе с Таджикистаном. С 1997 г. в Афганистане нашел убежище Усама бен Ладен,
который использовал территорию страны в качестве главной базы возглавляемой им транснациональной террористической организации «Аль-Каида».
После взрывов в 1998 г. американских посольств в Кении и Танзании, которые были совершены
членами «Аль-Каиды», Соединенные Штаты нанесли удары крылатыми ракетами по базам и
тренировочным центрам этой организации на территории Афганистана. В октябре 1999 г. Совет
Безопасности ООН принял резолюцию, которая призывала закрыть для самолетов «талибов»
иностранные аэропорты и заморозить 164
финансовые средства «Талибана». В качестве основания Совет Безопасности ссылался на взрывы
посольств в Кении и Танзании. Он также потребовал выдать правосудию США Бен Ладена. В
декабре 2000 г. санкции были распространены на поставки оружия «талибам». В резолюции 1333
впервые была упомянута организация «Аль-Каида». Совет Безопасности ООН потребовал
заморозить финансовые счета этой организации.
После террористических актов 11 сентября 2001 г. Соединенные Штаты немедленно обвинили в
их организации «Аль-Каиду» и лично Бен Ладена, потребовав от «талибов» его выдачи. 12
сентября 2001 г. Совет Безопасности ООН единодушно принял резолюцию 1368, в которой
расценил эти теракты как угрозу международному миру и безопасности и определил акцию
возмездия против их организаторов как составную часть права государств—членов ООН на
самооборону в соответствии со статьей 51 Устава ООН. Президент РФ В. В. Путин заявил о
поддержке Соединенных Штатов. Российская Федерация дала понять, что не возражает против
использования вооруженными силами США аэродромов республик Центральной Азии, и усилила
поставки вооружений «Северному альянсу». Но руководство «Талибана» категорически
отказалось выдать Бен Ладена.
Соединенные Штаты приступили к концентрации военно-морских сил в Индийском океане,
потребовали от Пакистана прекращения какой бы то ни было поддержки «талибов», начали
консультации с руководством «Северного альянса», лидер которого Масуд был смертельно ранен
9 сентября 2001 г. террористами. Несмотря на нарастающую внутреннюю оппозицию со стороны
радикальных исламистов, поддерживавших «талибов», президент Пакистана генерал Первез
Мушарраф, опиравшийся на армию и силы безопасности, решил встать на сторону Соединенных
Штатов и дал согласие на использование воздушного пространства страны в будущей операции
вооруженного вмешательства в Афганистане. О своем согласии на использование аэродромов в
такой операции, в основном для поддержки «Северного альянса», заявили Узбекистан, Киргизия,
Таджикистан, Казахстан. РФ открыла свое воздушное пространство для переброски к границам
Афганистана грузов «гражданского характера».
7 октября 2001 г., после окончательного отказа «талибов» выдать Бен Ладена и запретить
деятельность «Аль-Каиды» на своей территории, началась операция «Несгибаемая свобода». В
ней участвовали вооруженные силы Соединенных Штатов, Великобритании и «Северного альянса». Несмотря на то что сразу же после терактов в США Совет НАТО впервые в истории альянса
ввел в силу статью 5 Вашингтонского договора 1949 г., заявив таким образом, что нападение на
США явилось нападением на все государства—члены организации и следовательно, каждое из
них готово прийти им на помощь, Вашингтон решил на первом этапе привлечь к операции в
Афганистане только Великобританию. Это объяснялось прежде всего тем, что другие союзники по
НАТО располагали весьма ограниченными средствами проецирования военной силы в отдаленные
районы мира. Кроме того, операция против Сербии выявила большие трудности согласования
стратегии и тактики боевых операций с большим числом союзников по НАТО. Позже некоторые
союзники США по НАТО, а также Австралия и Новая Зеландия направили в состав коалиционных
сил небольшие контингента своих войск, которые в основном выполняли вспомогательные
функции.
Стратегия операции заключалась в том, чтобы мощными ракетно-бомбовыми ударами уничтожить
военную инфраструктуру «талибов», а затем поддержать наземную наступательную кампанию
«Северного альянса». Коалиции противостояли плохо вооруженные силы «талибов»
численностью примерно 50 тыс. человек, из которых около 10 тыс. являлись бойцами «АльКаиды» из Чечни, Пакистана, Узбекистана и других стран Ближнего и Среднего Востока. Военные
формирования «Северного альянса» насчитывали примерно 15 тыс. человек.
Первые массированные удары были нанесены крылатыми ракетами с кораблей в Аравийском
море, за которыми последовали систематические бомбовые удары силами палубной авиации
базировавшихся там же авианосных групп США, а также бомбардировщиков, совершавших рейды
с аэродромов в США, Кувейте и на острове Диего Гарсия в Индийском океане. В течение первой
недели было обеспечено безусловное превосходство в воздухе, уничтожены системы связи,
контроля и управления войсками «талибов».
Одной из особенностей операции «Несгибаемая свобода» явилось широкое использование
небольших групп сил специального назначения США и Великобритании, которые осуществляли
задачи целеуказания при нанесении воздушных ударов, вынуждали отдельные группировки
«талибов» и руководителей вооруженных отрядов пуштунских племен (нередко путем подкупа)
сдаться или перейти на сторону коалиции, а также вели поиск руководства «Талибана» и «АльКаиды». На следующем этапе воздушные удары были перенацелены на подавление живой силы
отрядов «талибов», противостоявших «Северному альянсу». В конце октября 2001 г. силы
«Северного альянса», получившие танки, артиллерию, боевые машины пехоты, боеприпасы
российского производства, перешли в наступление. 9 ноября 2001 г. был взят под контроль
стратегический центр северных провинций Мазари-Шариф, затем Герат, контролировавший узел
путей сообщения на западе страны. 13 ноября 2001 г. пал Кабул. На следующий день «талибы»
оставили Джела-лабад. В конце ноября 2001 г. с боем были взяты Кундуз, где яростно 166
оборонялись иностранные добровольцы, а затем и Кандагар — последний оплот «Талибана».
Режим «талибов» был разгромлен, лагеря «Аль-Каиды» уничтожены. Однако коалиционным
силам не удалось уничтожить или пленить ни Бен Ладена, ни муллу Омара. Последовавшие за
разгромом режима «талибов» поисково-разведывательные операции в районе сети пещер Тора
Бора на границе с Пакистаном, где предположительно скрывался Бен Ладен, результатов не дали.
В конце ноября 2001 г. в Бонне под председательством специального представителя Генерального
секретаря ООН Лахдара Брахими открылась международная конференция, имевшая целью
обсудить дальнейшее устройство Афганистана и сформировать переходное правительство страны.
20 декабря 2001 г. Совет Безопасности ООН принял резолюцию 1386, предусматривавшую
развертывание международных сил содействия безопасности в Афганистане.
С военной точки зрения операция «Несгибаемая свобода» была довольно успешной. «Талибы» и
боевики «Аль-Каиды» понесли значительные потери, хотя их точные цифры неизвестны.
Невелики были потери «Северного альянса», наступавшего, как правило, после мощных и продолжительных авиационных ударов по противнику. Число погибших гражданских лиц
оценивается от 1000 до 5000 человек. Потери американцев в Афганистане в 2001 г. составили 12
человек. Но ситуация за пределами Кабула оставалась хаотичной, межэтнические противоречия
нередко перерастали в столкновения, США вынуждены оставить на юге страны подразделения сил
специального назначения, которые продолжили поиск остатков сил «талибов».
Операция была безупречной с точки зрения международного права и Устава ООН. Она
способствовала формированию Антитеррористической коалиции и явилась довольно действенным
предупреждением государствам и политическим силам, которые так или иначе поддерживали
действия террористов. Однако расчеты на то, что разгром крупнейших баз террористов и
уничтожение большой части боевиков «Аль-Каиды» на территории Афганистана подорвет
транснациональную сеть глобального террористического движения, не оправдались. Она довольно
быстро реорганизовалась, восполнила потери, адаптировалась к новым условиям.
Сложной оказалась и проблема определения статуса плененных членов движения «Талибан» и
«Аль-Каиды», переправленных на военно-морскую базу США в Гуантанамо (на Кубе). Вашингтон
считает их не военнопленными, а «незаконными участниками военных действий», так как они не
входили в состав вооруженных сил официально признанного государства. Из этого следует, что к
ним не применима Женевская конвенция 1949 г. об обращении с военнопленными. Эта позиция
вызвала резкую международную критику. Хотя режим «талибов» с самого начала его утверждения
в Афганистане не признавался ООН, а международное вооруженное вмешательство против него
было санкционировано Советом Безопасности ООН, успех операции «Несгибаемая свобода» в
определенном плане стал рассматриваться как прецедент операций по «свержению режимов» для
обеспечения международной безопасности.
7.5. Свержение и замена режима
Операция в Ираке, начатая в 2003 г., представляет собой еще один вид международного
вмешательства, отличающегося от других в первую очередь преследуемыми целями. В качестве
непосредственного повода для вторжения Соединенные Штаты и Великобритания использовали
обвинения Багдада в секретной разработке оружия массового уничтожения, грубом нарушении
других требований Совета Безопасности ООН. Но более фундаментальной причиной объявлялось
намерение не столько заставить режим Хусейна отказаться от дальнейшей разработки ОМУ и
выполнять решения ООН, сколько свергнуть его и заменить другим, который бы придерживался
общепринятых норм международного общения и обращения с собственными гражданами. Больше
того, эта задача рассматривалась не изолированно, а как начальный этап более масштабного и
долгосрочного процесса демократизации и модернизации всего региона Ближнего и Среднего
Востока. Это объяснялось тем, что экономическая, социальная, политическая и идеологическая
обстановка в этом регионе являлась устойчивой питательной средой для радикального исламизма
и международного терроризма. В качестве одной из важных, хотя далеко не главной, ставилась
задача открытия доступа иракской нефти на мировые рынки, что помогло бы снизить цены на
энергоресурсы, а следовательно, стабилизировать глобальную экономическую систему.
Надо заметить, что, хотя режим Хусейна по-прежнему оставался одним из самых кровавых по
отношению к собственному населению, демонстрировал пренебрежение к решениям ООН, вел
себя угрожающе по отношению к соседям, в Уставе ООН отсутствует положение о возможности
свержения политического режима какой-либо страны. Поэтому для мобилизации мирового
сообщества на поддержку операции против Ирака Соединенные Штаты и Великобритания
сконцентрировали усилия, прежде всего, на доказательствах того, что Багдад продолжал
разработку оружия массового уничтожения и грубо нарушал резолюции Совета Безопасности
ООН, в частности те из них, которые предусматривали ликвидацию программ создания ОМУ под
строгим международным контролем. Как уже отмечалось, после завершения операции «Буря в
пустыне» в 1991 г. коалиционные войска обнаружили доказательства того, что, нарушая
обязательства, взятые на себя по ряду договоров о нераспространении и запрещении ОМУ, Ирак
тайно вел работы по созданию ядерного, химического и биологического оружия. Совет
Безопасности ООН принял резолюцию 687, обязывающую Багдад ликвидировать все программы,
связанные с производством таких вооружений, а также ракет дальностью свыше 150 км. Ирак
согласился с этим требованием и обязался обеспечить надлежащие условия для работы
международных инспекторов, которым было поручено выявлять и уничтожать материалы и
оборудование, связанные с такими программами, а также вести дальнейший мониторинг с целью
недопущения их возобновления. Багдад играл с международными инспекторами в «кошкимышки», то допуская их на свою территорию, то затрудняя их работу, скрывая данные по
некоторым из этих «досье», закрывая доступ на «президентские объекты», обвиняя их в
шпионаже. В 1998 г. Хусейн изгнал международных инспекторов из страны. В ответ США и
Великобритания нанесли масштабный удар крылатыми ракетами по военным объектам в Ираке.
Операция «Лис в пустыне», которая длилась 4 дня, была призвана наказать Багдад за отказ от
взятых на себя обязательств.
Это была далеко не первая вооруженная акция против Ирака после окончания «Бури в пустыне».
В июне 1993 г. США уже наносили удар крылатыми ракетами по штаб-квартире иракской
разведки в Багдаде, объяснив это наличием неопровержимых данных о готовившемся разведслужбами Ирака покушении на бывшего президента США Буша-старшего во время его визита
в Кувейт. Кроме того, на протяжении ряда лет систематические бомбовые удары по некоторым
объектам ПВО Ирака наносились в рамках патрулирования зон, в которых запрещались полеты
иракских самолетов.
Вскоре после завершения операции «Буря в пустыне» на юге Ирака восстали шииты, а на севере
— курды. Режим Хусейна жестоко подавил оба восстания. В связи с этим в 1992 г. Совет
Безопасности ООН принял резолюцию 688, в которой, в частности, потребовал обеспечения
беспрепятственного «доступа международных гуманитарных организаций ко всем тем, кто
нуждается в помощи, во всех частях Ирака». Багдад игнорировал ее. Ссылаясь на дух этой
резолюции, США, Великобритания и Турция объявили северные районы Ирака, где проживали
курды, «безопасной зоной», в которой Багдаду было запрещено размещать свои вооруженные
силы, а в более широкой зоне воздушного пространства севернее 36-й параллели запрещался
полет иракских военных самолетов. Несколько месяцев спустя аналогичная «бесполетная зона»
была объявлена Соединенными Штатами южнее 32-й параллели. Это объяснялось необходимостью
защиты шиитского населения. Ирак ввел в эти зоны свои системы противовоздушной обороны, которые
подвергались регулярным ударам со стороны ВВС сил коалиции, патрулировавших эти зоны и рассматривавших любые включения иракских радаров как приготовления к поражению своих самолетов. Таким
образом, на протяжении всего периода между двумя операциями по вооруженному вмешательству в Ираке
коалиционные силы, прежде всего США, находились в состоянии непрерывного вооруженного
противоборства меньшей интенсивности.
После терактов 11 сентября 2001 г., наряду с подготовкой операции в Афганистане, американский президент
Буш-младший принимает принципиальное решение о резком усилении дипломатического и военного
давления на Ирак. В этом его поддерживают Великобритания и некоторые другие европейские государства.
Начинается планомерное наращивание сил будущей коалиции в районе Персидского залива. Одновременно
выдвигаются требования к Багдаду безоговорочно выполнить требования предыдущих решений Совета
Безопасности ООН, в частности, отчитаться о состоянии запрещенных программ по ядерным, химическим,
бактериологическим вооружениям и ракетам дальностью больше 150 км, допустить изгнанных
международных инспекторов для проверки состояния дел в этой области.
8 ноября 2002 г. Совет Безопасности ООН единодушно принимает резолюцию 1441, в которой было
констатировано, что с апреля 1991 г. Ирак грубо нарушил 17 резолюций ООН, и содержались требования
«полностью, неукоснительно и немедленно выполнить взятые обязательства». Ирак был предупрежден, что
невыполнение им этих требований повлечет «серьезные последствия». Саддам Хусейн был вынужден согласиться на возвращение международных инспекторов. Многие считают, что он пошел на это только
потому, что очередное требование ООН на этот раз было подкреплено концентрацией вооруженных сил
США и Великобритании в зоне Персидского залива и заявлениями руководства этих стран о серьезности
своих намерений. Вашингтон и Лондон обнародовали информацию, согласно которой Багдад к тому
времени уже располагал химическими и бактериологическими вооружениями и в очередной раз пытался
скрыть это от международных инспекторов.
В свете установленного на сегодняшний день факта, что по состоянию на осень 2002 г. Ирак не располагал
таким оружием и не вел работ над этими программами, возникает законное предположение, что Вашингтон
и Лондон намеренно вводили международное сообщество в заблуждение для получения согласия на
вооруженное вторжение. Но некоторые аналитики склоняются к мнению, что это было скорее ошибкой
разведывательных служб США и Великобритании, а не намеренной дезинформацией. В подтверждение
своей точки зрения они приводят следующие доводы. Администрация Буша-младшего и правительство
Тони Блэра понимали, что после оккупации Ирака им придется предъявить мировому сообществу
предметные доказательства своих обвинений. Их отсутствие нанесло серьезный удар по их престижу.
Известно также, что несколько раз высокопоставленные перебежчики из Ирака сообщали о продолжении
работ по программам ОМУ и операциях по сокрытию этой деятельности от международных инспекторов.
Представив в соответствии с резолюцией 1441 доклад о бывших программах ОМУ, Багдад не включил в
него данные о том, где и как были уничтожены задействованные в них оборудование и материалы, а
предложил международным инспекторам самим искать «иголку в стоге сена». На этом основании делается
вывод о том, что американская и английская разведки не намеренно, а неправильно интерпретировали
имевшиеся у них данные. В большой степени этому способствовало то, что разведчики знали, какого рода
информацию от них ожидает политическое руководство.
США по существу не скрываш, что вопрос об иракских программах ОМУ был лишь одной из составляющих
более радикальной задачи по свержению режима Хусейна. Не питая особой симпатии к багдадскому
режиму, ряд стран выступил против этого, опасаясь, что еще один крупный вооруженный конфликт на
Ближнем и Среднем Востоке (помимо палестино-израильского и афганского) может привести к
непредсказуемым последствиям для региона, расширению базы международных террористических
организаций и ослаблению Антитеррористической коалиции. Поскольку в Совете Безопасности ООН
обсуждался более узкий вопрос о возможном нарушении Ираком требования об отказе от оружия массового
уничтожения, многие его члены высказались за продолжение инспекций и против предоставления санкции
на вооруженное вмешательство. Наиболее активную линию в этом направлении проводили Франция и ФРГ,
которая в этот период являлась непостоянным членом Совета Безопасности. Их позицию поддерживали РФ
и КНР.
Существует много предположений относительно мотивации поведения тех или иных стран. Например,
«непоследовательность» поведения Парижа и Берлина в «косовском» и «втором иракском» конфликтах
объясняют, в частности, тем, что на этот раз Франция вынуждена была учитывать возможную реакцию
собственного мусульманского населения, а Германия находилась в состоянии острейшего
внутриполитического кризиса. Отмечают и довольно эффективную дипломатическую игру Хусейна, который расточат посулы предоставления в будущем нефтяных концессий странам, которые откажутся от
поддержки США. Указывают на мощные антивоенные настроения в большинстве стран мира, а также на
усиление опасной тенденции односторонности и милитаризации американской внешней политики.
Оппоненты, в свою очередь, утверждают, что США и Великобритания не могли на протяжении длительного
времени (пока шли инспекции) держать свою крупную группировку войск в Персидском заливе. А
возвращение ее оттуда привело бы к очередному изгнанию между. народных инспекторов
багдадским режимом. Тем более, утверждают сторонники этой точки зрения, противники
вооруженного вмешательства не предложили какого-либо альтернативного плана с
использованием собственных сил и средств для гарантирования того, что на этот раз Ирак
выполнит взятые на себя обязательства.
Не вызывает сомнения тот факт, что вторжение в Ирак было осуществлено без санкции Совета
Безопасности ООН. Позже США и Великобритания пытались ссылаться на резолюцию 1441. Но в
ней не содержится призыва к государствам—членам ООН предпринять «все необходимые меры».
Кроме того, об этом же свидетельствуют неудавшиеся попытки Вашингтона и Лондона провести
через Совет Безопасности ООН еще одну резолюцию, которая бы определенно санкционировала
планировавшееся вторжение. Наконец, Франция и Российская Федерация определенно заявили,
что применят право вето в случае постановки проекта такой резолюции на голосование. Против
подобной резолюции выступали КНР и ряд непостоянных членов Совета Безопасности ООН.
18 марта 2003 г. президент Буш-младший заявил, что если в течение 48 часов Саддам Хусейн и его
сыновья не покинут территорию Ирака, США и Великобритания начнут боевые действия.
Попытки специального представителя президента РФ Е. М. Примакова убедить Хусейна покинуть
страну и предотвратить таким образом неизбежное вторжение результатов не дали. 20 марта 2003
г. началась операция, первая фаза которой получила название «Шок и трепет».
Силам коалиции противостояли вооруженные силы Ирака численностью 450 тыс. человек и 600
тыс. резервистов. За время после окончания операции «Буря в пустыне» Багдаду не удалось
перевооружить свою армию. Наземные силы американо-английской коалиции насчитывали
немногим более 100 тыс. человек. Особенности этой операции заключались в том, что Саудовская
Аравия и Турция на этот раз отказались не только участвовать в ней, но и предоставить свои
территории для развертывания американо-британских войск. В качестве плацдарма для вторжения
пришлось использовать ограниченную по фронту и глубине территорию Кувейта. Но это не
смутило руководство коалиции, поскольку на этот раз была избрана стратегия, отличавшаяся от
тех, которые использовались прежде в Персидском заливе, на Балканах и в Афганистане.
Поскольку главная политическая цель операции заключалась в свержении режима Хусейна,
основная военная задача состояла в нанесении ударов по политической и организационной
структуре страны, максимально быстром продвижении к Багдаду и захвате столицы.
Операция началась с нанесения ракетного удара по кварталу Багдада, где, по данным
американской разведки, в тот момент должен был находиться Саддам Хусейн с сыновьями.
Следующие воздушные удары были нацелены большей частью на ликвидацию дворцов Хусейна,
штаб-квартиры и отделений правящей партии «Баас», телевизионным .ретрансляторам, т.е.
главным образом по политической инфраструктуре режима. Отказавшись от ставшей
традиционной, а потому ожидавшейся иракской стороной, многонедельной кампании нанесения
воздушных ударов по всей территории страны, коалиционные силы сразу же ввели в бой
сухопутные войска.
Основные силы наносили удары двумя колоннами вдоль реки Евфрат в общем направлении на
Багдад. Они рассекали иракские войска, рассредоточенные в ожидании длительных воздушных
ударов, и обходили укрепрайоны вокруг крупных городов. Коалиционная авиация наносила
ударь1 в основном перед наступающими колоннами. Британский контингент обошел и изолировал
город Басра в устье рек Евфрата и Тигра. Американская морская пехота и войска специального
назначения взяли под контроль южные нефтяные месторождения, чтобы не допустить массовых
поджогов скважин. Спецподразделения были десантированы близ границы с Сирией, чтобы
избежать повторения возможных ракетных обстрелов иракцами из этого района территории Израиля, а также на севере для взаимодействия с курдскими отрядами.
Через несколько дней после начала операции передовые подразделения преодолели примерно
половину расстояния до Багдада. Наступление было приостановлено. Это объяснялось
необходимостью обезопасить коммуникации, которые подвергались нападениям подвижных
отрядов ополченцев — «федаинов Саддама», а также передислокацией войск перед броском на
Багдад. Коалиционное командование опасалось, что именно в болотистых районах около города
Кербела багдадский режим может применить химическое оружие. Задержала наступающие войска
и мощная песчаная буря. В мировых средствах массовой информации появились сообщения о том,
что наступление «захлебнулось».
Однако уже 29 марта 2003 г. наступление возобновилось. Американские войска преодолели
внешней периметр обороны Багдада и 3 апреля заняли международный аэропорт на юго-западе
Ирака. 9 апреля 2003 г. колонны танков вошли в Багдад. Сопротивление было спорадическим.
Вооруженные силы Ирака прекратили существование как централизованная сила. Большая часть
населения столицы с восторгом встречала американских солдат. Символом падения Багдада стала
широко транслировавшаяся телевидением на весь мир сцена свержения с пьедестала
многометровой статуи Саддама Хусейна на одной из центральных площадей Багдада.
Вооруженные силы режима Хусейна прекратили организованное сопротивление. Следующие три
недели были посвящены подавлению локальных очагов сопротивления в крупных городах, поиску
и арестам политического и военного руководства Ирака, выявлению арсеналов ОМУ, а также
налаживанию инфраструктуры жизнеобеспечения и гуманитарной помощи. 2 мая 2003 г.
президент Буш-младший заявил, что активная часть операции по вооруженному вмешательству
«Шок и трепет» завершена. Вторая фаза операции получила название «Свобода Ирака».
Совет Безопасности ООН отменил ранее действовавшее эмбарго на поставки за рубеж нефти с
иракских месторождений, передаваемых в собственность новых властей Ирака, а 29 мая 2003 г.
принял резолюцию 1483 о послевоенном восстановлении Ирака. Это не означало, что члены
Совета Безопасности отказались от прежней оппозиции вооруженному вмешательству со стороны
США и Великобритании. Речь шла именно о включении мирного послевоенного устройства в
правовое поле Организации Объединенных Наций.
«Шок и трепет» была самой короткой и эффективной боевой операцией вооруженных сил США и
Великобритании такого масштаба. На момент объявления победы коалиционные силы потеряли
убитыми 132 человека. Жертвы среди мирных жителей оценивались примерно в 1300 погибших и
5000 раненых. Успех коалиционных сил объясняется высокой мобильностью и координацией
проведения комплексной воздушно-наземной операции. Резко возрос удельный вес высокоточных
средств поражения. Впервые в широких масштабах были использованы беспилотные летательные
аппараты для целей разведки и нанесения точечных ударов. Избранные стратегия и тактика
позволили избежать затяжных уличных боев в крупных городах. При этом необходимо отметить
слабую вооруженность и крайне низкое моральное состояние иракской армии и даже
национальной гвардии.
Основные трудности начались именно на этапе миростроительства. Вскоре стало очевидным, что
вооруженные силы не подготовлены к выполнению полицейских операций. Они не смогли
предотвратить массовые грабежи населением, последовавшие за падением Багдада и других
крупных городов. Постепенно нарастало вооруженное сопротивление оккупации со стороны
ушедших в подполье остатков прежнего политического режима и части личного состава
вооруженных сил Ирака. Все более ощутимыми становились потери от действий
террористических организаций, создававших свою инфраструктуру в том числе и за счет
привлечения добровольцев из других мусульманских стран. В координации с силами местного
сопротивления они все чаще прибегали к захвату и казням заложников, взрывам с
использованием смертников.
Хотя оккупационным властям удалось не допустить широкомасштабных вооруженных
столкновений между шиитами, суннитами, курдами, что могло привести к фактическому распаду
страны, межэтнические и межконфессиональные столкновения серьезно затрудняли процесс
формирования нового гражданского и политического режима, создания сил безопасности и
вооруженных сил страны. Уничтожение ряда представителей верхушки бывшего иракского
руководства, в том числе двух сыновей Саддама Хусейна, пленение других его членов, в том
числе самого диктатора, не повлияло сколько-нибудь серьезно на поведение сил сопротивления и
террористов. За последующие годы, по состоянию на середину 2005 г., вооруженные силы США,
Великобритании и контингента примкнувших к ним 30 государств потеряли в Ираке более 2000
военнослужащих. Резко возросли потери среди гражданского населения. Операция по созданию
нового политического режима оказалась сложнее операции по свержению предыдущего.
Операции международного вооруженного вмешательства показали, что боевые операции, как
правило, завершались быстрой победой коалиционных сил с относительно небольшими по
сравнению с вооруженными конфликтами времен холодной войны потерями среди военнослужащих обеих сторон, а также гражданского населения. Решающую роль играло подавляющее
технологическое превосходство вооруженных сил США, которые во всех операциях по
вмешательству составляли основу коалиционных сил. Это явилось одной из причин снижения
заинтересованности Вашингтона в создании крупных многосторонних военных коалиций для
реализации подобных операций. Ценность таких коалиций сводилась к закреплению одержанных
американцами побед и обеспечению хотя бы частичной международной легитимации тех операций, которые осуществлялись без санкции Совета Безопасности ООН. Надо признать, что во
всех случаях мишенями акций становились режимы, действия которых резко осуждались
подавляющим большинством мирового сообщества. Но конкретные санкции Совета Безопасности
ООН были получены только в двух из четырех случаев.
Значительно более проблемными оказались следовавшие за вооруженным вмешательством этапы
миростроительства. В Косово, Афганистане, Ираке процесс политической, военной, социальноэкономической мобилизации занимает значительно более длительное время, сопровождается
вспышками насилия. Долгосрочные результаты операций по вмешательству показали, что победы
в боевых операциях далеко не решают более крупномасштабные и комплексные задачи по
укреплению безопасности в той или иной проблемной стране или регионе. Тем не менее можно
предположить, что операции по международному вооруженному вмешательству с одобрения ООН
или без такого одобрения входят в практику решения проблем международной безопасности.
Группа экспертов ООН высокого уровня сформулировала в своем докладе пять критериев,
которые не обязательно приведут к консенсусу, но, по крайней мере, помогут членам Совета
Безопасности ООН более эффективно принимать решения об уместности принятия
принудительных Действий, включая международное вооруженное вмешательство. Первый
критерий касается определения серьезности угрозы: «Но. сит ли угроза причинения ущерба безопасности
государства или человека такой характер и является ли она в достаточной мере ясной и серьезной, чтобы
prima facie оправдать применение военной силы? Что касается внутренних угроз, то сопряжено ли это с
геноцидом и другими массовыми убийствами, этнической чисткой или серьезными нарушениями
международного гуманитарного права, которые носят реальный характер либо, как есть опасение,
неизбежно произойдут?»
Второй критерий призван определить правильность цели: «Является ли очевидным, что главная цель
предполагаемых военных действий состоит в том, чтобы нейтрализовать или предотвратить данную угрозу,
какие бы другие цели или мотивы ни существовали при этом?»
Третий критерий нацелен на выяснение того, является ли эвентуальное решение крайним средством: «Были
ли изучены все невоенные варианты отражения данной угрозы и существуют ли разумные основания
предполагать, что другие меры окажутся безуспешными?»
Четвертый критерий относится к выявлению соразмерности средств: «Являются ли предполагаемые
военные действия по своим масштабам, продолжительности и интенсивности минимальным необходимым
средством для отражения данной угрозы?»
И наконец, пятый критерий должен определить сбалансированный учет последствий: «Существует ли
разумная надежда рассчитывать на то, что при успешном осуществлении военных действий по отражению
данной угрозы действия не вызовут худших последствий, нежели бездействие?»
Применение указанных выше критериев к рассмотренным четырем самым крупным операциям
международного вооруженного вмешательства, а также к вероятным будущим операциям такого рода
помогло бы более системно и унифицированно определить их политическую и военную целесообразность.
Можно заключить, что операции по международному вооруженному вмешательству становятся
неотъемлемой частью формирующейся системы международной безопасности. Те из операций, решения о
проведении которых принимаются Советом Безопасности ООН, способствуют нейтрализации серьезных
угроз международной безопасности. Другие, напротив, приводят к обострению противоречий между ведущими державами и несут опасность дестабилизации, которая может распространиться на все другие области
международной безопасности. Особую опасность могут представлять операции по международному
вооруженному вмешательству, когда они будут направлены не против маргинальных и относительно
слабых режимов, а затронут фундаментальные интересы крупных держав.
Глава 8
ОБЫЧНЫЕ ВООРУЖЕНИЯ И ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ
К обычным вооружениям, или вооружениям сил общего назначения (СОН), относят все вооружения,
помимо оружия массового уничтожения, средств доставки последнего и космических военных систем.
Несмотря на огромную разрушительную силу ОМУ, что превращает его скорее в политическое оружие
сдерживания или в оружие «последнего шанса», обычные вооружения и оснащенные ими вооруженные
силы являются основным «оперативным» инструментом, с помощью которого решается большинство
проблем в сфере международной военно-политической безопасности. Даже для государств, обладающих
ОМУ, расходы на обычные вооружения и оснащенные ими вооруженные силы составляют подавляющую
часть военных бюджетов. При всей потенциальной опасности попадания ОМУ в руки террористов
основными средствами практической борьбы, которую они ведут, являются обычные вооружения. Поэтому
сфера, охватывающая обычные вооружения и оснащенные ими вооруженные силы, сохраняет свою особую
актуальность. В последние годы здесь параллельно развивались процессы сокращения ставших
избыточными обычных вооружений и вооруженных сил, ранее нацеленных на противостояние в холодной
войне, а также их модернизации и приспособления к новым угрозам международной безопасности, новым
возможностям и доктринам.
8.1. Контроль над обычными вооружениями
Приведение сферы обычных вооружений и оснащенных ими вооруженных сил в соответствие с новыми
условиями на завершающем этапе холодной войны началось с Европейского региона, где такое
противостояние достигло наивысшего по сравнению с другими регионами уровня. Ключевым в этом
процессе стало подписание 19 декабря 1990 г. в Париже между государствами—участниками Варшавского
договора и государствами— участниками НАТО Договора об обычных вооруженных силах в Европе
(ДОВСЕ). Цель этого Договора заключалась в том, чтобы сократить уровни вооружений, устранить
возможность неожиданного нападения и осуществления крупномасштабных наступательных операций. Все
предыдущие переговоры, которые велись по этой проблематике в годы холодной войны,
наталкивались на ряд серьезных препятствий Предметом таких переговоров была ограниченная
зона Центральной Европы, где концентрировалась основная часть ударных группировок ОВД и
НАТО. Но за пределами возможных сокращений в таком случае оставались «вторые
стратегические эшелоны», которые были дислоцированы в тыловых районах, но могли быть
быстро переброшены в зону боевых действий. В ходе выработки ДОВСЕ было принято принципиальное решение распространить сокращения на территории государств-участников ОВД и НАТО в
Европейском регионе от Атлантики до Урала. Неевропейские члены НАТО — США и Канада —
являются полноправными участниками Договора, хотя его положения распространяются только на
их вооруженные силы, дислоцированные на территории европейских стран-участниц.
Европейские государства, не входившие в эти военно-политические союзы, в Договоре не
участвовали. Регион действия ДОВСЕ был разделен на четыре зоны. Первые три зоны строились
по принципу «матрешки», по которому каждая предыдущая зона входила в более широкую
следующую зону. К первой зоне, получившей название «Центральная Европа», были отнесены
Германия, Бельгия, Нидерланды, Люксембург (на стороне НАТО), Польша, Венгрия,
Чехословакия (на стороне ОВД). Вторая зона, обозначенная как «расширенная Центральная
Европа», включала первую зону, а также Францию, Великобританию, Италию, Данию (на стороне
НАТО) и западные военные округа СССР — Прибалтийский, Белорусский, Прикарпатский, Киевский (на стороне ОВД). Третья зона, обозначенная как «расширенная Центральная Европа с
тыловым районом», включала первую и вторую зоны, а также Испанию, Португалию (на стороне
НАТО), Московский и Приволжско-Уральский военные округа СССР (на стороне ОВД). Наконец,
была определена «фланговая зона», которая состояла из северного и южного районов —
соответственно Норвегия, Исландия (на стороне НАТО), Ленинградский военный округ (на
стороне ОВД) и Турция, Греция (на стороне НАТО), Болгария, Румыния, Одесский, Северо-Кавказский, Закавказский военные округа (на стороне ОВД).
За годы холодной войны между ОВД и НАТО сложилась существенная асимметрия
противостоящих вооруженных группировок. Например, по танкам и артиллерии группировка ОВД
превышала группировку НАТО более чем в два раза. Такая диспропорция сложилась и сохранялась Востоком как «компенсация» за отставание СССР в первые годы холодной войны по
ядерным вооружениям и средствам их доставки. На предшествовавших заключению ДОВСЕ
переговорах ОВД настаивала на равных сокращениях обеими сторонами. НАТО с этим
согласиться не могла, поскольку такая формула сокращений только усугубила бы сложившийся
дисбаланс. В ходе подготовки ДОВСЕ было достигнуто принципиальное согласие о сокращениях
вооружений обеими сторонами Д° равных уровней. Также было решено, что сокращению
подлежат пять наиболее дестабилизирующих категорий тяжелых обычных вооружений: танки,
боевые бронированные машины (ББМ), артиллерия калибра 100 мм и более, боевые самолеты
(фронтовой, тактической авиации, средние бомбардировщики, истребители ПВО), ударные
вертолеты (имеющие управляемое оружие). Ограничивались также и некоторые виды военной
техники, например танковые мостоукладчики.
Суть ДОВСЕ заключалась в том, что для каждой группы государств, представлявших,
соответственно, членов НАТО и ОВД, в каждой из указанных выше географических зон
вводились количественные потолки на ограничиваемые Договором вооружения и технику
(ОДВТ). Боевые самолеты и вертолеты, учитывая возможность их быстрой переброски на большие
расстояния, ограничивались равными совокупными потолками для обеих сторон не по отдельным
зонам, а во всем регионе действия Договора. Договор содержал ряд положений, регулировавших
некоторое дополнительное количество складируемых вооружений, а также допустимость
объявляемого кратковременного превышения потолков в конкретных зонах в ходе учений или при
чрезвычайных ситуациях. Излишки ограничиваемых Договором вооружений и техники должны
быть ликвидированы, переоснащены для использования в гражданских целях или переданы
другим государствам до 1995 г. Организация проведения в жизнь положений Договора
возлагалась на Совместную консультативную группу (СКГ). Для проверки исполнения
обязательств предусматривалось проведение инспекций на местах.
Но вскоре после подписания ДОВСЕ стратегическая ситуация в Европе претерпела кардинальные
изменения. Распалась Организация Варшавского договора, а затем и Советский Союз.
Предусмотренные Договором сокращения пришлось перераспределять между индивидуальными
его участниками, число которых после формирования новых независимых государств возросло до
30. Из новых независимых государств, образовавшихся в зоне действия ДОВСЕ, не приняли на
себя обязательства по Договору Латвия, Литва и Эстония.
В последующее после заключения ДОВСЕ десятилетие его реализация столкнулась и с другими
трудностями. В силу экономических причин затягивались сроки сокращений некоторыми
государствами излишних ОДВТ. Одно из самых серьезных противоречий вызвала проблема ограничений в «фланговой зоне», особенно в ее южной части. Задачи борьбы с чеченским
сепаратизмом, а затем и терроризмом требовали концентрации Россией на юге дополнительных
тяжелых обычных вооружений, что привело к превышению договорных количественных
потолков, определенных для южного района фланговой зоны. Против этого особенно активно
возражала Турция. Серьезные проблемы для России и ряда других новых независимых государств
возникли несколько позже в связи с планами рас. ширения НАТО, когда новые члены альянса
требовали для себя повыщен. ных потолков. Большим испытанием было и резкое охлаждение
отношений между Россией и НАТО в связи с косовским кризисом.
Тем не менее участникам ДОВСЕ в целом удалось преодолеть эти трудности и реализовать
предусмотренные Договором сокращения. К 1 января 1999 г. они уничтожили или
переоборудовали для гражданских нужд 51 700 ОД ВТ, причем многие участники сократили свои
запасы до более низких уровней, чем предусматривалось договорными условиями. Удалось
добиться компромиссного решения проблемы фланговых ограничений. Вместе с тем назревала
необходимость документального закрепления новых реалий ДОВСЕ и дальнейшего продвижения
по намеченному этим Договором пути.
19 ноября 1999 г. в Стамбуле были подписаны Соглашение об адаптации Договора об обычных
вооруженных силах в Европе и Заключительный акт конференции государств—участников
ДОВСЕ. Основные положения Соглашения об адаптации сводятся к следующему. Соглашение
закрепляло для каждого из участников два индивидуальных потолка: территориальный и
национальный. В национальные потолки, кроме наземных категорий ОДВТ, были включены
также самолеты и вертолеты, но они не лимитировались территориальными потолками. Иностранные ОДВТ могли постоянно размещаться на территории каждого государства с его явно
выраженного согласия и в счет заполнения «зазора» между определенным для него
территориальным уровнем и реатьным наличием ограничиваемых Договором национальных
вооружений и техники. Для США и Канады были закреплены лишь национальные потолки,
поэтому их ОДВТ размещаются на территориях других стран—участниц НАТО за счет
заполнения этого «зазора». Соглашение допускает повышение национальных потолков, но оно
должно компенсироваться соответствующим добровольным понижением национальных потолков
в той же категории ОДВТ одного или нескольких других участников ДОВСЕ.
Совокупные национальные потолки для России остались неизменными. При этом «фланговая
зона» РФ была сокращена территориально за счет исключения из нее Псковской области на
севере, Волгоградской, Астраханской и восточной части Ростовской области на юге. Россия получила также право на увеличение числа боевых бронированных машин в регулярных частях в
этой новой «фланговой зоне», а также на дополнительное временное развертывание там танков и
артиллерийских систем. Соглашением об адаптации предусматривалось совершенствование
режима информационных обменов и взаимных проверок. Увеличивалось число ежегодных
проверок для каждой страны.
Соглашение должно было вступить в силу после его ратификации всеми 30 участниками
Договора. После этого к Договору могли присоединиться другие европейские государства, не
являющиеся до сих пор его участниками. О намерении присоединиться к адаптированному
ДОВСЕ, например, заявила Финляндия. Но на пути ратификации Соглашения об адаптации
возникло несколько препятствий.
Некоторое время России не удавалось уложиться даже в новые более благоприятные фланговые
ограничения на юге страны. Это объяснялось боевыми действиями в Чечне. Но в январе 2002 г.
РФ уведомила о завершении сокращений ОДВТ на Северном Кавказе до согласованных
фланговых потолков. Инспекции подтвердили выполнение Россией своих обязательств, и
проблема выполнения фланговых ограничений, которая выдвигалась рядом стран в качестве
причины отказа от ратификации Соглашения, наконец была снята.
К принятому в Стамбуле Заключительному акту конференции государств—участников ДОВСЕ
были приложены российско-грузинское и российско-молдавское заявления о выводе российских
ОДВТ с территории этих государств. Эти заявления, равно как и другие политические
обязательства ряда государств относительно снижения или отказа от пересмотра потолков ОДВТ,
рассматриваются как часть пакета, формирующего единый режим обновленного ДОВСЕ.
Российско-грузинское заявление содержало обязательство России понизить к концу 2000 г. уровни
своих ОДВТ на грузинской территории до уровня эквивалента бригады. Предусматривалось, что
российские ОДВТ, дислоцированные в Вазиани и Гудауте, а также на ремонтных объектах в
Тбилиси, должны быть выведены, а сами базы демонтированы и закрыты к середине 2001 г.
Грузия согласилась предоставить России право на временное размещение ее ОВДТ на двух базах
— в Ахалкалаки и Батуми. Предусматривалось также, что переговоры о сроках функционирования
российских баз в Алхакалаки и Батуми будут завершены в течение 2000 г. Российские базы в
Вазиани и Гудауте были закрыты. Не выполненным оставалось лишь положение о завершении
переговоров о сроках и порядке вывода оставшихся российских баз в Ахалкалаки и Батуми.
Российская сторона неоднократно заявляла, что сохранившиеся разногласия относительно сроков
и порядка вывода этих двух остающихся баз не имеют прямого отношения к положениям
обновленного ДОВСЕ и не могут являться основанием для отказа какого-либо из государств от
ратификации Соглашения об адаптации ДОВСЕ. В 2005 г. переговоры между Москвой и Тбилиси
завершились соглашением о выводе российской техники, личного состава, закрытии баз в
Ахалкалаки и Батуми в 2008 г., а также об условиях пребывания российских вооруженных сил в
этот период. В августе 2005 г. начался процесс практического вывода техники.
Российско-молдавское заявление содержало обязательство вывести и/или уничтожить российские
ОДВТ, которые еще оставались в Приднестровье. В 2002 г. РФ выполнила эти обязательства.
Сохраняющие ся между Россией и Молдавией разногласия находятся вне поля адаптированного
ДОВСЕ и касаются Оперативной группы российских войск численностью примерно 2500 человек,
остающейся в Приднестровье после вывода оттуда 14-й российской армии. Как известно, в 1994 г.
Молдавия, согласно своей новой Конституции, провозгласила постоянный нейтралитет и с тех пор
отказывается предоставлять свою территорию для размещения войск иностранных государств. РФ
неоднократно заявляла о готовности вывести свой контингент, «если для этого будут обеспечены
необходимые условия». В первую очередь это касалось всеобъемлющего политического
урегулирования проблемы сепаратистского Приднестровского региона, на территории которого и
находится российская Оперативная группа. РФ признает суверенитет Молдавии над
Приднестровьем и предлагает свое посредничество в таком урегулировании. Одним из положений
плана урегулирования было создание постоянной российской военной базы близ Тирасполя.
Молдавия по-прежнему настаивает на выводе всех иностранных войск со своей территории. И в
этой ситуации РФ подчеркивает, что сохраняющиеся разногласия никак не связаны с вопросом о
ратификации адаптированного ДОВСЕ.
Соглашение об адаптации ДОВСЕ ратифицировано Белоруссией, Украиной, Казахстаном и
Россией. Другие государства, в первую очередь члены НАТО, отказывались это сделать, увязывая
свою ратификацию Соглашения с решением указанных российско-грузинских и российскомолдавских разногласий. При этом все признают, что РФ в полной мере выполнила все
обязательства, предусмотренные положениями как ДОВСЕ, так и Соглашения о его адаптации.
Неоднократные призывы РФ к другим участникам ДОВСЕ ратифицировать Соглашение об
адаптации по состоянию на 2005 г. оставались без ответа.
Такая ситуация влечет за собой ряд отрицательных моментов. Прежде всего, это касается
присоединения к ДОВСЕ государств, которые не являются его членами. В наиболее острой форме
эта проблема возникла при приеме в НАТО балтийских государств. Как уже отмечалось, в 1991 г.
при провозглашении независимости Латвия, Литва и Эстония не присоединились к ДОВСЕ.
Размеры вооруженных сил этих государств незначительны, но нахождение их вне поля Договора
теоретически открывает возможность размещения на их территории существенных контингентов
иностранных войск. РФ настаивала на присоединении этих государств к ДОВСЕ до их вступления
в НАТО. В свою очередь Рига, Вильнюс и Таллин заявили о своей готовности присоединиться к
ДОВСЕ, но лишь после вступления в силу Соглашения о его адаптации.
182
Адаптированный режим ДОВСЕ подвергся определенному напряжению в связи со второй волной
расширения НАТО. Эту ситуацию удалось урегулировать после обязательств НАТО не
развертывать в широких масштабах и на постоя иной основе иностранные вооруженные силы на
территории своих новых членов.
Тем не менее можно констатировать, что действующий сегодня режим адаптированного ДОВСЕ
является самым продвинутым в мире режимом такого рода. Он не только существенно сократил
самые дестабилизирующие обычные вооружения и снизил вероятность неожиданного
крупномасштабного нападения в Европе, но и способствовал укреплению взаимного доверия и
сотрудничества в других областях. Плодотворно проходили переговоры во исполнение Венского
договора от 1999 г. померам укрепления доверия и безопасности в Европе, регулярно проводятся
семинары высокого уровня по военным доктринам. Существенным продвижением явилось
конструктивное обсуждение проблем европейской и глобальной безопасности в рамках
созданного в 2002 г. Совета Россия—НАТО. С 1 января 2002 г. вступил в силу подписанный еще в
1992 г. Договор по открытому небу, регламентирующий открытие воздушного пространства
государств-участников для невооруженных наблюдательных полетов. Зона применения этого
Договора простирается от Ванкувера в восточном направлении до Владивостока. В других
регионах мира режимы контроля над обычными вооружениями развивались значительно
медленнее и носили менее радикальный характер. В 1996 г. в рамках тогда еще «Шанхайской
пятерки» было достигнуто Соглашение между Россией, Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном
(как объединенной стороной) и Китаем по укреплению мер доверия в военной области в
приграничном районе. В 1997 г. эта же «пятерка» подписала Соглашение о взаимном сокращении
вооруженных сил в приграничном районе. Предметом договоренностей является стокилометровая
зона, примыкающая к границе между Китаем и четырьмя другими участниками Соглашений. В
отличие от европейского режима обмен информацией по указанным Соглашениям является
конфиденциальным. Меры доверия применительно к обычным вооружениям обсуждаются в
рамках Регионального форума АСЕАН, а также в структурах Организации американских
государств. Принятый в 1998 г. Экономическим сообществом западноафриканских государств
(ЭКО-ВАС) мораторий на импорт, экспорт и производство легких вооружений оказался в
значительной степени малоэффективным.
8.2. Запрещение противопехотных мин
Запрещение противопехотных мин является уникальным явлением в области контроля над
вооружениями. Ведь речь идет об уничтожении, а не просто об ограничении целой категории
вооружений. Кроме того, инициатором этого процесса стали общественные неправительственные
организации. Международная кампания за запрещение противопехотных мин и ее координатор
канадская домохозяйка Джоди Уильяме были удостоены Нобелевской премии мира за 1997 г.
Движение за запрещение противопехотных мин сочетало в себе аспекты традиционного контроля
над вооружениями и гуманитарного подхода к этой проблематике.
Положение о запрещении мин содержалось в протоколе к принятой в 1981 г. Конвенции о
запрещении или ограничении применения конкретных видов обычного оружия, которые могут
считаться наносящими чрезмерные повреждения или имеющие неизбирательное действие. Ее
часто называют Конвенцией о негуманном оружии. Но сравнительно узкий круг участников этой
Конвенции и небольшая эффективность содержащихся там положений требовали создания
отдельного и более радикального документа на этот счет.
К середине 1990-х годов в мире было складировано около 250 млн противопехотных мин. Поля
уже установленных мин насчитывали более 100 млн единиц. При этом ежегодно дополнительно
устанавливалось около 2 млн противопехотных мин. Разминированию подвергалась лишь
незначительная их часть. В результате ежегодно мины калечили или убивали около 25 тыс.
человек, 90% которых — гражданские лица. Особенно высоким был процент пострадавших от
мин детей. Ряд государств поддержал глобальное общественное движение за запрещение мин.
Первым было канадское правительство, которое выступило организатором Международной
конференции по стратегии полного запрета противопехотных мин в Оттаве, положившей начало
«оттавскому процессу», в которой приняло участие большое число неправительственных
организаций и представители нескольких десятков государств. Попытки некоторых правительств
ограничить или затормозить этот процесс путем передачи вопроса о противопехотных минах
межгосударственной Конференции по разоружению в Женеве результатов не дали. Все большее
число государств было вынуждено присоединиться к «оттавскому процессу» под давлением
собственной и международной общественности.
18 сентября 1997 г. в Осло был согласован текст Конвенции о запрещении применения, накопления
запасов, производства и передачи противопехотных мин и об их уничтожении (Конвенция по
ППМ). Конвенция определяет противопехотную мину как заряд, который предназначен для
взрыва от присутствия, близости или непосредственного воздействия человека и при этом
выводит из строя, калечит или убивает одного или нескольких людей. Она не охватывает
противотанковые и другие противотранспортные, а также противокорабельные мины.
Разрешалось сохранение небольшого количества противопехотных мин для целей разработки
методов обнаружения, разминирования и обучения этим методам. Все остальные запасы ППМ
должны быть уничтожены не позднее, чем по истечении четырех лет после вступления Конвенции
в силу. Все мины на минных полях, находящихся под юрисдикцией или контролем какого-то
государства, должны быть уничтожены в кратчайшие сроки. Предусматривалось широкое
международное сотрудничество по разминированию. Явным пробелом Конвенции является
отсутствие в ней положений о проверке выполнения обязательств.
Конвенция по ППМ вступила в силу в 1999 г. Ее подписали более 140 государств. К числу
подписавших относятся все государства западного полушария, кроме США и Кубы, все страны
НАТО, помимо Турции и США, большинство государств Африки и Азиатско-Тихоокеанского
региона. Но крупнейшие производители ППМ (Китай, Россия, США, Индия и Пакистан) по тем
или иным причинам уклонились от немедленного присоединения к Конвенции. РФ
приветствовала вступление в силу Конвенции по ППМ и выразила намерение присоединиться к
ней позже. Многие наблюдатели полагают, что такая сдержанность объясняется событиями в
Чечне, необходимостью обеспечения безопасности еще необорудованных участков российской
государственной границы, а также хранилищ и мест дислокации ОМУ. США неоднократно
заявляли о своем намерении прекратить использование мин за пределами Южной Кореи. При этом
подавляющее большинство государств, не присоединившихся к Конвенции по ППМ, заявило о
своем твердом намерении не передавать противопехотные мины другим странам и активно
участвовать в международных усилиях по разминированию в других странах.
В декабре 2004 г. Россия ратифицировала протокол к Конвенции о негуманном оружии,
обязывающий уничтожить мины-ловушки, имеющие неизбирательное действие, а также мины,
трудно поддающиеся разминированию. Одновременно был поставлен вопрос о необходимости
выделения ассигнований для разработки мин новых конструкций.
Международные операции по разминированию стати составной частью движения за запрещение
противопехотных мин. поскольку только запрещение ППМ не сокращает число жертв и не
облегчает восстановление земель для сельского хозяйства от уже установленных мин. Операции
по разминированию осуществляются ООН и рядом международных неправительственных
организаций за счет добровольных пожертвований государств и частньк лиц. Наиболее активные
работы ведутся на территории стран, переживших внутренние вооруженные конфликты, -в
Афганистане, Анголе, Камбодже, Боснии и Герцеговине, Судане, Таджикистане и ряде других
стран.
Вошедший в практику термин «торговля вооружениями» включает более широкое поле деятельности, чем
простые акты купли-продажи. Сюда могут включаться любые передачи вооружений, в том числе
безвозмездные в рамках военной помощи, послепродажное обслуживание, передача военных технологий для
налаживания лицензионного производства, совместная разработка или модернизация и т.д. Все чаще весь
этот комплекс взаимодействия обозначается как военно-техническое сотрудничество.
Торговля вооружениями может преследовать различные цели. Например, получение
коммерческой выгоды и поддержание собственного военно-промышленного комплекса. Кроме
того, оказывая помощь союзникам и дружественным государствам, страны-поставщики способствуют продвижению своих национальных интересов в области международной безопасности и
получают определенные возможности влияния на поведение стран-получателей, особенно если
материально-организационная база и обучение личного состава последних в большой степени
ориентированы на вооружения из одной страны-поставщика. Страны-получатели приобретают
вооружения за рубежом, поскольку их собственные военно-промышленные комплексы не могут
производить определенные категории высокотехнологичных вооружений. В годы холодной войны
при передаче вооружений доминирующими были военно-политические соображения, после ее
окончания возрастает влияние коммерческого фактора.
Международные ограничения на поставку вооружений участникам вооруженных конфликтов или
в качестве санкций в отношении конкретных государств, поведение которых подрывает
международную безопасность, могут вводиться по решению Совета Безопасности ООН. Такого
рода эмбарго на поставки вооружений вводились против Ирака, противоборствующих сторон в
Боснии и Герцеговине, участников конфликтов в Африке и других регионах. Иногда отдельные
государства или группы государств вводят собственные односторонние ограничения на поставки
вооружений тому или иному государству, поведение которого, по их мнению, требует таких
ограничений. Например, в США и странах Европейского Союза действует запрет на торговлю
вооружениями с Китаем, введенный после подавления выступлений студентов на площади
Тяньанмынь в Пекине в 1989 г. После событий 11 сентября 2001 г. особое внимание уделяется
вооружениям, которые могут попасть в руки террористов. Так, например, в ходе встречи в верхах
в Братиславе в 2005 г. была достигнута российско-американская договоренность об ужесточении
контроля за поставками за рубеж переносных зенитно-ракетных комплексов (ПЗРК).
После окончания холодной войны предпринимались попытки создания системы
многостороннего экспортного контроля применительно к обычным вооружениям с целью
ограничить передачи некоторых видов вооружений и разработать кодекс поведения в торговле
вооружениями. Наиболее успешным является созданный в 1987 г. уже упоминавшийся Режим
контроля над ракетной технологией. Хотя он в основном нацелен на предотвращение
распространения ракетных носителей ОМУ, его соблюдение имеет ограничительный эффект и для
передач носителей обычных боезарядов. В настоящее время актуальной является задача создания
аналогичного режима по контролю над беспилотными летательными аппаратами (БПЛА). В 1998
г. в рамках Европейского Союза был принят Кодекс поведения государств—членов этой организации в отношении экспорта вооружений.
Но в целом, несмотря на неоднократные попытки найти взаимоприемлемые решения, ведущие к
существенному ограничению или сокращению мировой торговли вооружениями, таких решений
достичь не удалось. Большая часть рынка вооружениями функционирует на базе спроса и
предложения, конкуренции между отдельными государствами, а также военно-политических
мотивов, которыми руководствуется каждое из них.
С 1992 г. многие государства начали ежегодно представлять отчеты о продажах и закупках
вооружений в Регистр ООН. Но значительное число стран отказывается представлять такие
отчеты. Ряд государств представляет неполные отчеты. С 1996 г. функционирует Вассенаарс-кая
(по названию пригорода Гааги) договоренность по контролю за экспортом обычных вооружений,
товаров и технологий двойного назначения. Это неформальное объединение более 30 государств,
которые поставили задачу противодействия передаче согласованных товаров, которые могли бы
подорвать региональную и международную безопасность. В основном это механизм для
информационного обмена.
Большие проблемы возникают с определением объемов торговли в стоимостном выражении,
поскольку эти данные часто представляются в национальных валютах, а иногда и утаиваются, в
том числе из соображений коммерческой тайны или секретности. Неопределенность усугубляется
и неучтенностью объемов нелегальной торговли. Поэтому данные об объемах торговли и
межгосударственных потоках вооружений являются оценочными, хотя среди специалистов
существует консенсус относительно общего порядка чисел в этой области. Наиболее часто цитируемыми являются данные, рассчитанные по методике СИПРИ.
Своего пика торговля вооружениями достигла в середине 1980-х годов. Ее объем превысил 40
млрд долл. После 1987 г. мировые поставки вооружений начали быстро сокращаться и к середине
1990-х годов дос
Рис. 3. Динамика мировой торговли вооружениями, 1986-2003 гг. (по данным СИПРИ)
тигли уровня, значение которого составляло примерно половину самого высокого показателя в
годы холодной войны. Это было конкретным проявлением снижения напряженности биполярной
конфронтации. В конце 1990-х годов наблюдалось временное повышение объема торговли
вооружениями, но в 2000 г. он снова сократился, на этот раз до самого низкого уровня. В 2003 г.
он составил 18 млрд 680 млн долл. В настоящее время наблюдается некоторое, хотя далеко не
драматичное повышение объемов торговли вооружениями. Частично оно вызвано новым этапом
модернизации вооружений во многих странах и повышением стоимости более технологичных
систем. Это совпало также с продолжением активного процесса возвращения на мировой рынок
вооружений России и повышением закупок рядом стран-получателей. Динамика мировой
торговли обычными вооружениями наглядно представлена на графике (рис. 3). На фоне
существенного снижения объемов международной торговли серьезно менялась как география
международных потоков вооружений, место и роль его поставщиков, так и получателей (рис. 4 и
5).
На всем протяжении после окончания холодной войны США продолжали лидировать в поставках
вооружений на мировые рынки. Но при этом постоянно сокращались как абсолютные объемы
продаж, так и доля Соединенных Штатов среди ведущих поставщиков. Существенно снизились
объемы закупок американских вооружений европейскими членами НАТО, которые значительно
сократили свои военные расходы после окончания холодной войны. Расширение НАТО и
перевооружение новых членов по стандартам этой организации компенсировали это сокращение
лишь частично. 2001 год стал годом, когда США уступили лидерство РФ в военно-техническом
сотрудничестве с зарубежными странами. В том году на США пришлось 24% мировых поставок
основных видов обычных вооружений. В 2003 г. эта доля осталась неизменной. Предварительные
данные за 2004 г. свидетельствуют о том, что снова наметилась тенденция к увеличению доли
США в мировых поставках
вооружений.
При этом Соединенные Штаты поставляют оружие большему числу стран, чем любой другой
поставщик. Основными получателями оружия из США, в порядке занимаемых мест, были
Тайвань, Египет, Саудовская Аравия, Турция, Япония, Великобритания, Израиль и Южная Корея.
В последнее время США существенно смягчили экспортные ограничения на торговлю оружием.
Вскоре после терактов 11 сентября 2001 г. были отменены санкции в отношении Индии и
Пакистана, введенные после того, как обе страны провели ядерные испытания в 1998 г.
Изменилось и американское законодательство, согласно которому оружие и помощь запрещено
предоставлять странам, управляемым администрациями, пришедшими к власти в результате
военных переворотов Однако односторонние ограничения на продажу американских вооружений
Китаю сохраняются.
Доля России в торговле вооружениями после окончания холодной войны и распада СССР резко
сократилась. Например, в 1994 г. на Рф приходилось только 4% общемирового объема поставок
вооружений. Россия прекратила огромные поставки вооружений, которые в годы холодной войны
Советский Союз производил большинству своих союзников и клиентов в «третьем мире»
преимущественно безвозмездно или в долг. Прекратились военно-технические связи с
большинством бывших союзников СССР по Варшавскому договору. Но главным образом
сокращение объяснялось болезненными процессами, которые переживал военно-промышленный
комплекс страны, а также переходом на коммерческие принципы торговли оружием'.
Движение в сторону восстановления позиций РФ на мировых рынках вооружений наметилось в
1995 г. Было продолжено военно-техническое сотрудничество с Индией, Вьетнамом. Начало
давать результаты восстановленное в 1990 г., после тридцатилетнего перерыва, военно-техническое сотрудничество с Китаем. Налаживалась новая система поставок вооружений другим бывшим
советским республикам, особенно в рамках Договора о коллективной безопасности. Россия начала
выходить на новые рынки, контракты на поставки вооружений заключались с новыми партнерами
— Малайзией, Южной Кореей, некоторыми странами Персидского залива, Латинской Америки.
Одновременно возникли новые проблемы. Ряд бывших советских республик, где сохранились
производственные потенциалы по производству вооружений, а также наследовавших после
распада Советского Союза большое число современных вооружений, начали самостоятельно
выходить на зарубежные рынки, часто конкурируя с РФ. Так, например, Украина заключила
крупный контракт на поставку Пакистану танков Т-80.
В 2001 г. РФ вышла на первое место по объему военно-технического сотрудничества в мире. В
том году на Россию пришлось 30,7% мировых поставок основных видов вооружений. В 2003 г. ее
доля выросла до 38%. Несмотря на определенное расширение географии военно-технического
сотрудничества России, основными покупателями российских вооружений остаются Китай и
Индия.
Россия поставляет в Китай тяжелые истребители СУ-27 и СУ-30, транспортные самолеты ИЛ-76,
вертолеты КА-27, зенитные ракетные системы С-300, дизельные подводные лодки, эсминцы.
Примерно тако-ва же номенклатура поставок вооружений в Индию. Кроме того, Индия закупила у
России крупную партию танков Т-90, а также авианесущий крейсер «Адмирал Горшков». Ведутся
переговоры о сдаче в аренду Индии российских подводных лодок с ядерными энергетическими
установками.
По оценкам многих специалистов, концентрация потоков российских вооружений на рынках этих
двух стран таит в себе определенные риски. Во-первых, Индия активно развивает свой
собственный военно-промышленный комплекс. Кроме того, она все энергичнее закупает системы
вооружений в других странах, прежде всего во Франции и Израиле. Наконец, отмена
Соединенными Штатами эмбарго на поставки вооружений Индии может привести к обострению
конкуренции российских и американских вооружений на индийском рынке. В 2005 г. Индия и
США существенно расширили военно-техническое сотрудничество. В последнее время ряд стран
Европейского Союза все настойчивее ставят вопрос об отмене запрета на военно-техническое
сотрудничество с Китаем. В этом случае Россия может потерять по существу монопольные
позиции на поставки высокотехнологичных вооружений на китайский рынок.
Учитывая эти факторы, Россия предпринимает усилия по диверсификации контрагентов по
военно-техническому сотрудничеству. Например, существенным прорывом была продажа
истребителей МИГ-29 и СУ-30 Малайзии, возобновление военно-технического сотрудничества с
Сирией, налаживание аналогичных связей с рядом государств Персидского залива, Иорданией,
Венесуэлой и рядом других стран.
По предварительным данным, за 2004 г. доля России в мировых поставках вооружений несколько
сократилась.
Другие крупные поставщики вооружений существенно отстают от двух лидеров. На долю
Франции в 2003 г. приходилось 9% мировых поставок. Основными получателями французских
вооружений были Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ), Саудовская Аравия и Пакистан. На
долю Германии в 2003 г. приходилось примерно 8% мировых поставок вооружений. Примерно
половину всего объема продаж составляли поставки в Израиль, Турцию, Великобританию и
Грецию. Великобритания существенно сократила свои поставки вооружений и переместилась на
пятое место. В 2003 г. объем ее поставок составил 3% от общемировых показателей.
Крупнейшими получателями ее оружия были Канада, Малайзия и Австралия. Узбекистан
занимает седьмое, а Украина десятое место среди крупнейших поставщиков вооружений.
Крупнейшими получателями вооружений являются Индия, Китай, Греция, ОАЭ, Пакистан. В 2003
г. на долю Индии приходилось 19% мирового импорта вооружений, 75% из них составляли
поставки из России. В том же году доля Китая составила 14% мирового импорта, а 97% из них
приходилось на поставки из России. Южная Корея, Тайвань, Саудовская Аравия, являвшиеся в
предыдущие годы крупными получателями воору. жений, в последние годы существенно
сократили закупки.
Одной из самых сложных и опасных проблем международной безопасности остается нелегальная
торговля вооружениями. По подсчетам ООН, в течение последнего десятилетия нелегально
приобретенное ору. жие использовалось в 48 крупных вооруженных конфликтах. На долю
нелегальных потоков вооружений приходится около 10% мирового объема официальной
межгосударственной торговли оружием. В стоимостном выражении это около 2 млрд долл.
8.4. «Революция в военном деле»
Как уже отмечалось, возможности научно-технического прогресса, в первую очередь
информационная революция, расширяющийся спектр новые угроз и новые требования,
предъявляемые к правилам ведения войны, определили резкое ускорение научно-технологических
инноваций в военном деле, которое получило название «революция в военном деле». Иногда для
обозначения этого явления используют термин «трансформация». Главным образом «революция
в военном деле» затронула обычные вооруженные силы. Поэтому часто речь идет о создании
нового поколения вооружений, позволяющих ведение войн нового поколения. Качественные
характеристики вооружений приобретают преимущество над их количеством. Область научноисследовательских и опытно-конструкторских разработок становится ключевой в военном
строительстве.
В последние годы в оборот все шире входит понятие «сетецентри-ческая война», которая
предполагает разработку и применение систем управления, связи, разведки, средств обнаружения,
захвата целей и точного наведения, передачу приказов на поле боя, что позволяет добиваться
высокоточного поражения целей на больших расстояниях и синхронизации действий между
видами вооруженных сил, а также эффективного управления войсками от высшего командования
до младших офицеров. Ключевым в этом плане является создание на театре военных действий
единого информационно-управленческого поля (сети) ведения боевых действий.
Такое иоле создается в первую очередь космическим эшелоном, в который входят навигационные,
разведывательные, метеорологические спутники, спутники связи, океанического слежения. В 2002
г. орбитальная группировка США насчитывала 110 космических аппаратов военного назначения, а
Россия располагала около 40 такими космическими аппаратами. Все остальные государства мира,
вместе взятые, располагали примерно 20 такими космическими аппаратами. В середине 1990-х
голов на полную мощность заработала американская глобальная система навигации «Навстар»,
позволяющая с высокой точностью определить местонахождение любого объекта в трехмерном
пространстве практически в любой точке земного шара. В России аналогичные функции
выполняет Глобальная навигационная спутниковая система (ГЛО-НАСС), ХОТЯ ее возможности
на сегодня существенно ниже, чем у системы «Навстар» из-за недостаточного числа
обслуживающих ее космических аппаратов.
Космический эшелон поддерживается авиационным, в который входят самолеты с системами
воздушного предупреждения и управления (АВАКС), а также разведывательные беспилотные
летательные аппараты, что обеспечивает высокоточное отслеживание меняющейся обстановки в
реальном времени. Системы спутниковой связи гарантируют передачу полученных разведданных,
целеуказаний и команд управления в войска. Если еще несколько лет назад в США речь шла о
системе «командования, управления, связи и разведки», то сегодня действует более
многофункциональная система «командования, управления, связи, компьютеризации, разведки,
слежения и рекогносцировки». Эта система также позволяет осуществлять командование
войсковыми операциями в режиме реального времени на большом удалении от театра боевых
действий. Например, штаб и центр оперативного управления группировки, осуществлявшей
вторжение в Ирак в 2003 г., находился в Катаре, за сотни километров от театра военных действий.
Сетецентричные технологии являются непременным условием реализации второго направления
«революции в военном деле» — разработки и применения высокоточного оружия (ВТО). Иногда
его называют «прецизионным», «умным» оружием или оружием «выстрел — поражение». Для
наглядности высокоточное оружие характеризуют как заряд, который может попасть в выбранное
в качестве цели окно здания на большом расстоянии. Основными видами ВТО являются управляемые авиационные бомбы и ракеты. Авиационные бомбы снабжаются устройствами
радионавигационного или лазерного наведения. Средства космического эшелона создают
«электронную» воронку, которая и наводит боезаряд на цель. Нацеливание может осуществляться
и с помощью луча лазера. Крылатые ракеты могут запускаться с кораблей, подводных лодок, в том
числе и в погруженном состоянии, бомбардировщиков. Крылатая ракета (самыми
распространенными являются крылатые ракеты «Томагавк» в США и «Гранит» в России)
способна выполнять полет на предельно малых высотах и дозвуковых скоростях, двигаться по
заложенному в ее навигационные системы маршруту, производя коррекцию по рельефу
местности. Создание маршрутных заданий требует высокоточных съемок рельефа местности,
которые могут производиться только с помощью самой современной космическо" техники.
Помимо этого создаются и другие виды высокоточного ору. жия — артиллерийские снаряды,
противотанковые и противокорабельные ракеты.
Высокоточное оружие позволяет наносить удары по противнику все с больших расстояний,
минимизируя свои собственные потери. В этой связи в оборот входит определение современных
войн как «дистанционных» или «бесконтактных». Точность вооружений позволяет снижать
мощность боезарядов, что сокращает «сопутствующий» ущерб среди мирного населения. Это во
все большей степени становится условием приемлемости ведения боевых действий со стороны
общественности. Высокоточное оружие позволяет эффективнее поражать цели повстанческих и
террористических организаций, стремящихся раствориться среди мирного населения или
гражданских объектов. Показательной является динамика применения высокоточных вооружений
в наиболее крупных вооруженных конфликтах последнего времени. В ходе операции «Буря в
пустыне» 1991 г. доля высокоточного оружия составляла 9% от всех использованных вооружений,
в операции против Союзной Республики Югославии — 38%, в Афганистане — 60%. Во время
последней операции против Ирака в 2003 г. эта доля возросла до 75%.
Следующим направлением «революции в военном деле» является все более широкое применение
беспилотных летательных аппаратов (БПЛА). В эту категорию входят летательные аппараты —
от легких самолетов без экипажей до миниатюрных, напоминающих авиамодели устройств,
используемые для разведки и нанесения избирательных ударов по наземным целям. Они могут
управляться с земли, оставаться в воздухе в течение длительного времени, передавать большой
объем разведывательной информации. Американский высотный БПЛА «Глобал Хок» может
совершать полеты на высоте 20 км со скоростью 650 км/ч и находиться в воздухе до 40 часов.
Миниатюрный БПЛА «Уосп» имеет размах крыльев около 40 см и может вести разведку на малых
высотах. Известно, что американский беспилотник «Предатор» («Хищник») был оснащен
противотанковыми ракетами «Хелфаер», с помощью которых был уничтожен ряд руководителей
«Аль Каиды» в Афганистане и Йемене.
С 2001 г. США резко увеличили финансирование разработок и оснащение войск беспилотными
летательными аппаратами. В России также разрабатываются БПЛА, например, «Пчела-1К»,
оснащенный телевизионной аппаратурой. Ведутся работы по оборудованию истребителей
системами беспилотного дистанционного управления для выполнения разведывательных
функций. Ввиду доступности и простоты конструирования некоторых БПЛА, особенно малых
размеров, возникает высокая вероятность использования таких аппаратов террористамя, в первую
очередь для скрытного применения биологического и химического оружия. Поэтому актуальной
становится и задача обороны от БПЛА, к которой существующие системы противовоздушной
обороны приспособлены недостаточно.
В США проходят испытания несколько других моделей вооружений с дистанционным
управлением, которые относят к «боевым системам будущего», например, «прибрежный боевой
корабль», броневая машина пехоты.
Все более интенсивной становится разработка средств радиоэлектронной борьбы (РЭБ),
призванной обеспечить завоевание господства в эфире, защитить свои системы управления от
преднамеренных помех противника и одновременно нарушить работу таких систем противника. В
последнее время широкое распространение получают боеприпасы электронно-магнитного
излучения (ЭМИ-боеприпасы). Генерируемые ими электромагнитные импульсы способны на
большом расстоянии создавать наводки на линиях проводной связи, в электронных системах
управления и связи, выводить из строя компьютерные системы.
Одним из главных результатов «революции в военном деле» для международной безопасности
является увеличение разрыва между военными потенциалами научно и технологически развитых
стран и всех других государств. С одной стороны, это заставляет большинство стран вести себя
более сдержанно в военном отношении. С другой, это стимулирует другие государства к
обзаведению оружием массового уничтожения или к большему акценту на него, если таковое уже
имеется, в качестве компенсатора технологического отставания от развитых государств.
Если в годы холодной войны в центре внимания были вопросы соотношения ракетно-ядерных
потенциалов, то сегодня с учетом приоритетности и характера «новых» угроз существенно
повысилась роль обычных вооружений и вооруженных сил общего назначения. Именно новые
процессы в области их совершенствования и применения оказывают все большее влияние на
формирование новой системы международной безопасности.
Гл а ва 9
ЯДЕРНОЕ ОРУЖИЕ, СРЕДСТВА ДОСТАВКИ И ПРОТИВОРАКЕТНАЯ
ОБОРОНА
Рассмотрение проблематики ядерного оружия, средств его доставки и противоракетной обороны в
контексте международной безопасности требует хотя бы краткого предварительного объяснения
используемых при этом понятий и терминов1.
Ядерное оружие основано на использовании внутриядерной энергии, выделяющейся в результате
цепной реакции. Оно готовится к применению в виде различных ядерных боеприпасов (боевых
частей ракет, торпед, бомб, артиллерийских снарядов, глубинных бомб, мин и фугасов), которые
обозначаются общим термином боезаряды (БЗ). Иногда как синоним боезаряда используют
термин «боеголовка». Но это не совсем точно, поскольку боевые головные части имеются только у
ракет и торпед.
В качестве носителей ядерного оружия используются баллистические ракеты, крылатые ракеты,
самолеты. Баллистическая ракета (БР) — это ракета, которая после относительно короткого
активного участка разгона с помощью двигателей движется по инерции в поле тяготения Земли по
траектории, часть которой может проходить за пределами атмосферы. Крылатая ракета (КР)
осуществляет полет только в атмосфере с постоянным использованием реактивной тяги силовой
установки и аэродинамики на несущих плоскостях (крыльях). В дословном переводе с
английского языка этот носитель обозначается как «маршрутная ракета». Как носители ядерного
оружия самолеты делятся на специально оборудованные тяжелые бомбардировщики (ТБ) и
ударные самолеты. Их вооружениями являются ракеты «воздух—земля» и бомбы свободного
падения.
В контексте контроля над ядерными вооружениями между РФ и США такие вооружения делятся
на стратегические наступательные вооружения (СНВ), с межконтинентальной дальностью
носителей 5500 км (кратчайшее расстояние между европейской частью территории РФ и
территорией США) и выше, и нестратегические — средней,
Для изучения вопросов стратегических наступательных вооружений весьма полезной является книга: Стратегические
ядерные вооружения России / Под ред. П. Л. Подвига. М., 1998.
196
1
меньшей и малой дальности. По Договору между СССР и США о ликвидации их ракет средней и
меньшей дальности (Договор РСМД) 1987 г. баллистические ракеты и крылатые ракеты наземного
базирования, как в ядерном, так и в неядерном оснащении с дальностью от 1000 до 5500 км
(средней дальности) и от 500 до 1000 км (меньшей дальности), были ликвидированы. Поэтому к
российским и американским нестратегическим (тактическим) ядерным вооружениям в настоящее
время относятся те, дальность которых не превышает 500 км (на носителях малой дальности).
Следует заметить, что обязательства по ликвидации ракет средней и меньшей дальности касаются
лишь РФ и США. Ракетами в этом диапазоне дальности располагают Китай, Индия, Пакистан,
Израиль, Северная Корея и Иран. К тому же в этих странах классификация ракет отличается от
классификации, принятой в РФ и США. Баллистическими ракетами межконтинентальной
дальности на подводных лодках, помимо России и Соединенных Штатов, располагают
Великобритания и Франция. Кроме того, Франция имеет самолеты, в том числе палубные, способные нести ядерные крылатые ракеты и авиабомбы.
«Триаду» стратегических наступательных вооружений РФ и США составляют средства наземного,
морского и воздушного базирования.
Наземную составляющую представляют межконтинентальные баллистические ракеты (МБР),
которые, в свою очередь, делятся на стационарные, размещаемые в шахтных пусковых установках
(ШПУ), и мобильные — на автомобильных платформах (грунтового базирования). Последний тип
имеется только у России.
В морской компонент входят баллистические ракеты на подводных лодках (БРПЛ). Подводные
лодки с такими ракетами известны под сокращением ПЛАРБ, что расшифровывается как
«подводная лодка атомная с ракетами баллистическими». Слово «атомная» в данном случае
относится к характеристике двигательной установки. Их следует отличать от ПЛА (подводных
лодок атомных), которые, так же как и ПЛАРБ, имеют ядерную двигательную установку, но не
вооружены межконтинентальными ракетами. Они могут нести обычные или нестратегические
ядерные вооружения — торпеды, крылатые ракеты, баллистические ракеты малой дальности.
Такие подводные лодки (их называют многоцелевыми или ударными) предназначены в основном
для борьбы на море или для нанесения ударов по целям на суше, например, крылатыми ракетами.
В СНВ их вооружения не включают.
Воздушный компонент составляют крылатые ракеты воздушного базирования (КРВБ) большой
дальности (свыше 600 км), бомбы свободного падения, ракеты «воздух—поверхность», которыми
вооружены тяжелые бомбардировщики (ТБ) дальнего радиуса действия. КРВБ могут обладать
дальностью полета несколько тысяч километров и запускаться с ТБ до их входа в зону
противовоздушной обороны противника К тяжелым относят бомбардировщики), которые без
дозаправки в воздухе могут преодолеть «стратегическое' расстояние» (5500 км).
Головные части межконтинентальшых баллистических ракет МОГУТ нести один или несколько
боезарядов, а также ложные цели для преодоления противоракетной обороны. Разделяющиеся
головные части (РГЧ) бывают кассетными и индивидуального заведения (РГЧ ИН). Кассетная
система РГЧ включает в себя два или бо>лее боезаряда, которые не обладают свойствами
индивидуального наве-Дения на цель. Фактически они
которыми может
составлять несколько десятков или сотен километров.
В публикациях по проблемам контроля над вооружениями и другим аспектам международной
безопасности используются различные обозначения систем вооружений. Например, самая тяжелая
российская МБР даже в текстах двусторонних договоров длительное время фигурировала под
присвоенным ей в НАТО обозначением SS-18 Satan. Лишь сравнительно недавно российская
сторона рассекретила свое обозначение этой ракеты — РС-20 «Воевода». С-амая современная
российская МБР обозначается как «Тополь-М», а п» натовской классификации — как SS-27. Более
ранний ее вариант для подвижного грунтового ракетного комплекса обозначается как «Тополь»,
или SS-25. Самая совершенная американская МБР обозначается КЕ*К Peacekeeper. Ее РГЧ ИН состоит из 10 боезарядов. В текстах на русском языке это название не переводится, а
транскрибируется — «Пйскипер».
В западной литературе классы российских ПЛ АРБ обозначаются по присвоенным им натовским
названиям, в российской с недавних пор — по номерам проектов или по названию пефвой лодки
проекта. По натовской классификации при обозначении российских баллистических ракет ПЛАРБ
добавляется литера «N» (сокращение от Navy — военно-морская). Например, проходящая
испьпание новая российская ракета «Булава» обозначается как SS-N-27. Н<> единых правил
обозначения систем стратегических наступательных вооружений не существует. Каждая сторона
руководствуется своими стандартами. Поэтому при заключении международных договоров и
соглашений в них предусматривается соответствующий раздел, посвященный «понятийному
аппарату». Наконец, следует отметить, что, как и другие области международной безопасности,
ядерная сфера находится в процессе существенных изменений. Одни ядерные государства
сокращают свои ядерные вооружения, другие наращивают, идет их модернизаций Ранее
существовавшая, относительно простая и преимущественно бшюлярная система ядерного
соперничества приобретает новых участников и новые измерения. Стирается ранее четкое деление
средств доставки ядерного оружия на стратегические и нестратегические, поскольку для соседних
государств даже носители средней и меньшей дальности могут иметь стратегическое значение.
Одни страны представляют данные о своих вооружениях, другие, особенно новые ядерные
государства, тщательно их засекречивают.
пора жаю т объекты, располо женные на срдной и той же п ло щади местно сти ограниченного радиуса. Система Pf4 ИН обеспечивает индивиду альное наведение каждого боеза ряда HЈ СВОЮ цель, расс тояние между
9.1. Контроль над стратегическими вооружениями РФ и США
В годы холодной войны и вплоть до недавнего времени после нее вопросы контроля над
стратегическими вооружениями СССР и США, а затем РФ и США были по существу
доминирующими в проблематике контроля над вооружениями и центральными во всем комплексе
международной безопасности. В последние годы это проблемное поле расширилось. Сейчас
ядерное оружие и средства его доставки все чаще рассматриваются в ракурсе «ядерных
вооружений и средств его доставки в мировом масштабе», т.е. с включением соответствующих
арсеналов Великобритании, Франции, Китая, Индии, Пакистана, Израиля и Северной Кореи, как
потенциального ядерного государства. Она несколько заслоняется тематикой нераспространения
ядерного оружия. Помимо этого, качественное изменение политического содержания отношений
между РФ и США в значительной степени способствовало понижению уровня ранее
существовавшей актуальности проблем контроля стратегических вооружений.
Тем не менее проблематика контроля над стратегическими вооружениями РФ и США остается все
еще весьма важной. На сегодняшний день все ядерные державы располагают примерно 37 тыс.
ядерных боезарядов. Если из этого числа вычесть боезаряды, находящиеся в резерве, то останется
около 17 тыс. развернутых стратегических и готовых к развертыванию нестратегических
боезарядов, из которых 93% приходится на РФ и США.
В 1990 г. в СССР и США было развернуто около 11 тыс. боезарядов на стратегических носителях
с каждой стороны. Договор между СССР и США о сокращении и ограничении стратегических
наступательных вооружений (Договор СНВ-1), подписанный в Москве 31 июля 1991 г. президентами М.С.Горбачевым и Дж. Бушем-старшим, предусматривал сокращение общего
количества стратегических носителей до 1600 единиц, а количество боезарядов на них не должно
было превышать 6000 единиц. При этом совокупное количество боезарядов на МБР и БРПЛ у
каждой из сторон не должно было превышать 4900 единиц, развернутых на мобильных МБР —
1100 единиц и на тяжелых МБР — 1540 единиц. К типу тяжелых МБР Договором СНВ-1 отнесена
только советская (а теперь российская) ракета МБР РС-20 «Воевода». Ее забрасываемый вес
составляет 8800 кг.
После распада СССР тактическое ядерное оружие из других республик было передислоцировано
на территорию РФ. Но на территории Украины, Белоруссии и Казахстана оставалось более 3400
стратегических боезарядов на МБР и тяжелых бомбардировщиках, хотя оперативное управление
сохранялось за Москвой. РФ и США настаивали на полном отказе этих трех новых независимых
государств от ядерного оружия. Если Казахстан и Белоруссия довольно быстро дали на это
согласие, то на Украине шли длительные дебаты, в ходе которых высказывалось мнение о
желательности сохранения в той или иной мере ядерного статуса. В конечном счете, в мае 1992 г.
был подписан Лиссабонский протокол, который предусматривал сосредоточение всех ядерных
боезарядов в России как единственной правопреемницы СССР, ликвидацию средств доставки и
соответствующей инфраструктуры в этих трех постсоветских республиках, а также их неядерный
статус. Таким образом, Украина, Белоруссия и Казахстан становились наряду с РФ и США
участниками Договора СНВ-1. Они также присоединялись к ДНЯО в качестве неядерных
государств-участников.
После ратификации достигнутого таким образом урегулирования 5 декабря 1994 г. Договор СНВ1 вступил в силу, и начали реализовы-ваться предусмотренные им сокращения стратегических
ядерных вооружений. В 1995 г. Казахстан, а в 1996 г. Украина и Белоруссия передали России для
демонтажа все имевшиеся у них ядерные боезаряды. Одновременно шел процесс ликвидации
шахтных пусковых установок в Казахстане и на Украине. Часть тяжелых бомбардировщиков,
доставшихся Украине, была уничтожена, другая передана на коммерческих условиях России.
Одновременно шел процесс реализации сокращений стратегических вооружений в РФ и США.
К концу 2001 г., как и предусмотрено Договором СНВ-1, РФ и США выполнили его условия по
сокращениям вооружений. Это стало крупным достижением в области контроля над
вооружениями с учетом того, что сокращения, а не ограничения (что предусматривалось
договорами ОСВ-1 и ОСВ-2) стратегических наступательных вооружений проводились впервые.
Выполнение этой задачи потребовало крупных финансовых затрат, серьезных дипломатических
усилий, особенно при решении проблемы «советского ядерного наследства», претворения в жизнь
сложной и масштабной системы проверки на местах. Поскольку срок Договора СНВ-1 при
заключении был определен в 15 лет, то количественные и ряд других ограничений, а также
действие механизма инспекций на местах и уведомлений в соответствии с ним остаются в силе до
конца 2009 г.
Согласно оценкам СИПРИ по состоянию на январь 2004 г. ядерные силы США и РФ выглядели
следующим образом. В США оперативно развернуты 5886 стратегических боезарядов. Из них на
ТБ — 1660, на МБР - 1490. на ПЛАРБ - 2736. Помимо этого США располагали 1120
нестратегическими боезарядами (800 бомб для ударных самолетов, 320 боеголовок для крылатых
ракет морского базирования «Томагавк»). Подавляющее большинство нестратегических
боезарядов находится в хранилищах на территории (США, а 150 ядерных бомб — на девяти американских базах в Европе.
В РФ на эту дату были оперативно развернуты 4422 стратегических боезаряда. Из них на ТБ - 872,
на МБР - 2478, на ПЛАРБ - 1072. Кроме того, по оценкам, РФ располагает 2180 нестратегическими
боезарядами (авиационными бомбами, боеголовками для крылатых ракет воздушного и морского
базирования малой дальности, боезарядами для торпед и средств противолодочной борьбы), а
также 1200 ядерными боезарядами для ракет противовоздушной обороны класса «поверхность —
воздух» и средств комплекса противоракетной обороны.
С начала 1990-х годов РФ и США производят существенные сокращения нестратегических
ядерных боезарядов. Так, в мае 2004 г. РФ объявила, что ликвидировано более 50% ядерных
боезарядов для тактических ракет морского базирования и авиации ВМФ, зенитных ракет и
ядерных авиационных бомб от их общего количества. При этом все оставшиеся такого рода
ядерные боезаряды сосредоточены в хранилищах, т.е. они не развернуты в войсках и на флоте.
Однако следует учитывать, что этот процесс осуществляется не в договорном порядке между РФ и
США, а по принципу «взаимного примера». Договорному закреплению такой практики
объективно препятствует несколько факторов. Большая часть тактических ядерных боеприпасов
рассматривается в основном в контексте возможных конфликтов с третьими странами. Поэтому
контроль над тактическим ядерным оружием требует подключения к нему всех обладающих им
государств. Кроме того, проверка неразмещения таких боезарядов в сухопутных войсках, на
кораблях и ударных подводных лодках потребовала бы интрузивной и громоздкой системы
проверки всех мест и платформ, где могли бы быть размещены такие боезаряды, в том числе и на
территории иностранных
государств.
Почти сразу же после заключения Договора СНВ-1 начались российско-американские переговоры
о более радикальных сокращениях стратегических наступательных вооружений. 3 января 1993 г. в
Москве президенты Б. Н. Ельцин и Дж. Буш-старший подписали Договор между РФ и США о
дальнейшем сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (Договор
СНВ-2). Новый Договор предусматривал сокращение боезарядов на стратегических носителях до
уровня 3000-3500 единиц. Он запрещал все баллистические ракеты наземного базирования с
разделяющимися головными частями индивидуального наведения (МБР с РГЧ ИН). РГЧ ИН
разрешалось оснащать лищь БРПЛ. Полному уничтожению подлежали российские тяжелые МБР.
Сенат США ратифицировал Договор СНВ-2 в 1996 г. В Российской Федерации этот Договор
несколько раз вносился для ратификации в законодательные органы, а затем отзывался. Это
объяснялось рядом обстоятельств: внутриполитическими причинами и противодействием
оппозиции, ухудшением общеполитических отношений между РФ и США, в частности, в связи с
событиями вокруг Косово, расширением НАТО. Существенными были и возражения
относительно самой сути Договора. Оппоненты указывали на то, что положение о запрете на МБР
с РГЧ ИН может привести к ослаблению традиционно значимого для России наземного
компонента «стратегической триады», в то время как это в меньшей степени ослабит
стратегические ядерные силы США, традиционно делающие больший упор на морской и
воздушный компоненты триады. В конце 1990-х годов все более весомым фактором, тормозившим
ратификацию Россией Договора СНВ-2, становились планы США по изменению Договора по
ПРО, а затем и по выходу из него. Наконец, в апреле 2000 г. Договор СНВ-2 был ратифицирован
обеими палатами Законодательного собрания РФ. Это было сделано в пакете с так называемыми
нью-йоркскими договоренностями 1997 г., подписанными президентами РФ и США. Эти
договоренности предусматривали продление срока Договора СНВ-2 до 2007 г. и ограничивали
возможности США по развертыванию национальной ПРО рамками Договора по ПРО. Вступление
в силу Договора СНВ-2 Россия обусловила тем, что США также должны ратифицировать ньюйоркские договоренности. Сенат США отказался даже рассматривать вопрос о ратификации ньюйоркских договоренностей, а потому Договор СНВ-2 в силу не вступил. Окончательный отказ от
этого Договора произошел после выхода США из Договора по ПРО. Забуксовали и переговоры по
будущему Договору СНВ-3.
Тем не менее обе стороны продолжали поиск путей, которые могли бы привести к более глубоким
сокращениям СНВ. Это диктовалось рядом соображений. Прежде всего увеличивавшимся числом
российских стратегических носителей и ПЛАРБ, выработавших первоначально определенный
срок службы или требовавших серьезного ремонта. Для ряда МБР, которые первоначально
развертывались на рубеже 1970-1980-х годов, срок эксплуатации продлевался несколько раз. В
1990 г. СССР заявил о наличии 62 ПЛАРБ, а в 2001 г. их осталось лишь 14. Такой обвальный
вывод ПЛАРБ из боевого состава морской составляющей 202
триады был обусловлен отсутствием финансовых средств на проведение их ремонта. Ситуация
усложнялась и тем, что тяжелые ракеты рС-20 (SS-18) производились на заводе в
Днепропетровске. После распада СССР практически была перекрыта возможность их
дополнительного производства для замены тех, которые отслужили свой срок. По аналогичной
причине пришлось снимать с боевого дежурства боевые железнодорожные ракетные комплексы
(БЖРК) с ракетами РТ-23 УТТХ («Молодец», или SS-24). Американцы же с поддержанием потенциала своих стратегических ядерных сил сколько-нибудь серьезных проблем не испытывали.
Другим важным побудительным моментом в пользу дальнейших сокращений СНВ явилось
изменение политической составляющей в военно-политических отношениях между РФ и США.
Выдвижение на первый план общих для обеих стран «новых» угроз требовало продвижения к
партнерским и союзническим отношениям. Особенно остро это стало ощущаться после 11
сентября 2001 г. Помимо этого российское руководство приняло принципиальное решение
«вывести за скобки», по крайней мере на время, разногласия по проблеме противоракетной
обороны.
Таким образом, к концу 2001 г. с учетом наметившегося взаимопонимания в области безопасности
РФ и США были готовы оставить позади разногласия, связанные с Договором СНВ-2, прекратить
дальнейшую проработку контуров Договора СНВ-3 и двинуться вперед к более глубоким
сокращениям СНВ.
В ноябре 2001 г. в ходе российско-американского саммита в Вашингтоне президент Дж. Бушмладший объявил, что США в течение следующего десятилетия в одностороннем порядке
сократят количество их оперативно развернутых стратегических ядерных боезарядов до уровня
1700-2200 единиц. Президент В. В. Путин тогда же заявил, что РФ готова произвести сокращение
до 1500 боезарядов. Первоначально Соединенные Штаты заявляли, что нет необходимости
оформлять параллельные, но односторонние обязательства в форме юридически обязывающего
документа о контроле над вооружениями. При этом они ссылались на то, что теперь Россия и
США союзники, а между союзниками, например США и Великобританией или Францией не
требуется никаких юридических документов, когда они решают вопрос о составе своих ядерных
сил. Россия, со своей стороны, настаивала на том, что новому соглашению следует придать
договорную форму. Это объяснялось необходимостью обеспечения предсказуемости курсов двух
стран в ядерной области, а также тем, что наличие договора будет важным фактором,
оказывающем позитивное влияние на другие ядерные державы. Помимо этого, постоянно
действующий механизм проверок, обменов данными, снятия возникающих озабоченностей в ходе
реализации таких договоров сам по себе является важным звеном контроля над вооружениями. В
конечном итоге США согласились с российской аргументацией.
24 мая 2002 г. в Москве президенты В. В. Путин и Дж. Буш подписали Договор о сокращении
стратегических наступательных потенциалов (Договор СНП). Он содержит обязательства РФ и США
сократить количество оперативно развернутых стратегических ядерных боезарядов таким образом, чтобы их
суммарная величина для каждой из сторон не превышала 1700-2200 единиц к 31 декабря 2012 г. (рис. 6).
Этот предел в три раза ниже уровня, предусмотренного Договором СНВ-1, и на треть — того уровня,
который планировалось достичь по Договору СНВ-2. От предыдущих договоренностей такого рода Договор
СНП отличается тем, что не обязывает стороны проводить сокращения одинаковым образом. В нем
содержится положение о том, что каждая из сторон сама определяет состав и структуру своих
стратегических наступательных вооружений, исходя только из установленного суммарного предела для
количества оперативно развернутых боезарядов. Таким образом, не фиксируются какие-либо подуровни для
средств доставки (МБР, БРПЛ и ТБ). Нет в нем и запрета или ограничений на МБР с РГЧ ИН. Договор не
устанавливает каких-либо промежуточных временных графиков достижения установленного предела для
стратегических боезарядов в 1700-2200 единиц. Определен лишь конечный срок — 31 декабря 2012 г.
При этом подразумевается, что на протяжении срока действия Договора СНВ-1, т.е. до конца 2009 г.,
остаются в силе содержащиеся в нем ограничения. Например, это относится к «правилу нового типа МБР»,
которое запрещает испытывать и развертывать МБР с РГЧ ИН на базе уже существующей моноблочной
МБР без изменения ее внешних параметров. Таким образом, российская сторона не имеет права до конца
2009 г. оснащать ракеты «Тополь-М», которые имеют одну боеголовку, дополнительно еще несколькими
боеголовками.
Надо отметить, что Договор СНП существенно отличается от ставших привычными предыдущих договоров
в этой области. Если те представляли собой многотомные документы, детально описывающие уровни и подуровни, правила засчета, процедуры проверок и т.п., то Договор СНП уложился в полторы страницы. В нем,
например, нет описания правил проверки. В ходе переговоров, предшествовавших заключению Договора,
стороны лишь согласились, что создается Двусторонняя комиссия по его выполнению, которая будет
проводить заседания, по крайней мере, два раза в год. Связанные с Договором СНП вопросы могут
обсуждаться и в рамках Консультативной группы по стратегической безопасности, учрежденной для
изучения путей повышения транспарентности и предсказуемости. В любом случае до конца 2009 г. будет
действовать механизм проверок на местах Договора СНВ-1, позволяющий получать информацию и по
шагам, которые стороны будут предпринимать в это время во исполнение обязательств по Договору СНП.
Наибольшие озабоченности с российской стороны вызвала проблема «возвратного потенциала, т.е.
способность к быстрому наращиванию количества боезарядов на развернутых стратегических носителях до
прежнего уровня. Соединенные Штаты заявили, что сокращаемые по Договору СНП боезаряды не
обязательно будут уничтожаться, а могут переводиться в резерв. Таким образом, в случае выхода из
Договора обе стороны могут вновь установить эти содержащиеся в резерве боезаряды на стратегические
носители. Но фактические возможности сторон для этого неодинаковы. Предполагается, что Соединенные
Штаты будут производить сокращение количества оперативно развернутых боезарядов главным образом
путем «разгрузки» разделяющихся головных частей. Например, они могут сократить число боезарядов на
МБР «Ми-нитмен» с нынешних трех до одного. Эта процедура реализуется уже сейчас. В случае
прекращения действия Договора два боезаряда, переведенные в резерв, могут быть за сравнительно
короткие сроки возвращены на этот носитель. Российская сторона также вправе воспользоваться подобной
процедурой, но дело в том, что, как уже отмечалось, большая часть российских МБР и БРПЛ с РГЧ ИН
выработала свой ресурс и подлежит выводу из эксплуатации. Поэтому в ближайшие годы даже в случае
прекращения действия Договора число ракет, на которые можно возвратить снятые боезаряды, будет
ограничено. Надо отметить, что в конце 2003 г. президент РФ В. В. Путин заявил о наличии у России складированного запаса МБР УР-100Н УТТХ (SS-19), которые могут нести до 6 боезарядов каждая. По данным
прессы, речь идет только примерно о 30 единицах таких ракет.
Тем не менее российская сторона высоко оценивает Договор СНП как наилучший вариант в
создавшейся ситуации. Дело в том, что еще до заключения Договора российское руководство
объявило о планируемых по бюджетным соображениям сокращениях своих стратегических ядерных сил (СЯС) ниже уровней, предусмотренных Договором СНВ-1. В то же время США, не
испытывая бюджетных ограничений и обладая более «молодыми» носителями СНВ, могли и не
идти на более глубокие сокращения.
В последние годы Россия предпринимает активные действия для модернизации своих ядерных
сил. К началу 2005 г. поставлено на боевое дежурство в шахтных пусковых установках 40
новейших МБР «То-поль-М» с одной боеголовкой и дальностью 10 000 км. Сообщается, что
помимо тех двигателей, которые обеспечивают запуск и полет ракеты, ее головная часть может
быть дополнительно оснащена малым двигателем, который позволяет ей изменять высоту и
направление полета, что должно затруднить ее перехват средствами противоракетной обороны.
Кроме того, существенная часть активного участка траектории полета ракеты проходит на высоте,
которая ниже космического эшелона, что также усложняет задачу слежения за ней с помощью
загоризонтных РЛС. С 2006 г. планируется постановка на боевое дежурство МБР «Тополь-М» и в
мобильном варианте — на подвижных грунтовых пусковых установках. Это должно повысить их
выживаемость по сравнению с теми, которые стационарно размещены в ШПУ.
Завершаются испытания новой БРПЛ «Булава» с дальностью 8000 км. Этой ракетой планируется
оснастить строящиеся ПЛАРБ класса «Борей». Но первой ПЛАРБ, которая будет вооружена
ракетами «Булава», станет модернизированный ракетный подводный крейсер стратегического
назначения (РПКСН) «Юрий Долгорукий» (проект 941). Планируется, что он войдет в строй в
2006 г. До 2010 г. предполагается построить две-три ПЛАРБ класса «Борей».
Воздушный компонент СЯС России будет по-прежнему состоять из ТБ Ту-95 МС и Ту-160 с
крылатыми ракетами на борту. Но это будут уже новые КРВБ двух модификаций — с ядерными и
обычными боезарядами.
По оценкам экспертов, даже при дальнейших продлениях срока службы части стратегических
носителей Россия к концу 2012 г. будет располагать примерно 1500 оперативно развернутыми
стратегическими боезарядами.
Важным компонентом, обеспечивающим своевременное применение СЯС России, является
Система предупреждения о ракетном нападении (СПРН). В нее входят космические аппараты,
выведенные на специальные орбиты вокруг Земли, и радиолокационные станции (РЛС) загоризонтного наблюдения в Печоре, Мурманске, Иркутске, а также арендуемые РЛС под
Барановичами (Белоруссия), в Мукачево и Севастополе (Украина). Габале (Азербайджан),
Приозерске (Казахстан). Космические аппараты должны обнаруживать запуск баллистических
ракет, но они не могут отслеживать траектории их полета на фоне поверхности Земли. Эту задачу
выполняют РЛС загоризонтного наблюдения (их еще классифицируют как РЛС с фазированными
антеннами). Для наблюдения за космосом Россия располагает системой контроля космического
пространства (СККП). Она состоит из центра контроля космического пространства,
радиолокаторов распознавания космических объектов типа «Крона», размещенных в районах на
Северном Кавказе (станица Зеленчукская) и в Приморье (г. Находка), оптико-электронного
комплекса «Окно» близ Нурека в Таджикистане, радиотехнических комплексов пеленгования.
СККП использует также и информацию, получаемую РЛС СПРН.
В 2002 гХША опубликовали программу реализации Договора СНП. К 2007 г. планируется
количество оперативно развернутых стратегических боезарядов сократить на 1300 единиц (путем
снятия с вооружения МБР «Пискипер» и ряда других мер), к 2008 г. — еще на 650 единиц, а к
2012 г. выйти на уровень 1700—2200 боезарядов. Ведутся работы по переоснащению БРПЛ
«Трайдент-1» на БРПЛ «Трайдент-2», а часть ПЛАРБ «Огайо» переоборудуется под крылатые
ракеты морского базирования. Таким образом несколько таких ПЛАРБ будут выведены из состава
СЯС и превращены в ударные подводные лодки общего назначения.
Что касается российской программы реализации Договора СНП, то, по сообщениям прессы, она
разработана Минобороны России, утверждена правительством и президентом. Но данных о ее
параметрах в открытой печати нет.
Таким образом, за последние 15 лет мы наблюдаем процесс радикального сокращения ядерного
оружия и средств его доставки РФ и США (см. рис. 6).
9.2. Ядерное оружие и средства его доставки
других государств___________________
Ядерные силы Великобритании насчитывают приблизительно 180 стратегических боезарядов. Они
размещены на четырех ПЛАРБ. Каждая из них оснащена 16 БРПЛ с 1-3 боеголовками. Постоянно
на боевом дежурстве в море находится одна ПЛАРБ. По данным английского правительства, эта
подлодка находится в состоянии пониженной боевой готовности, ее ракеты не
запрограммированы на конкретные Цели. После получения соответствующей команды она
способна произвести пуск ракет в течение нескольких дней, а не минут, как это было во времена
холодной войны. В 1998 г. Великобритания сняла с вооружения ядерные бомбы, которыми были
снаряжены самолеты «Торнадо».
Таким образом, у нее не осталось нестратегического ядерного оружия. Великобритания единственная из
ядерных держав, которая, насколько известно, не ведет в настоящее время программ модернизации ядерных
вооружений. Она закупает БРПЛ «Трайдент» у США, которые оснащаются боеголовками английского
производства. Специалисты считают, что в настоящее время Великобритания прекратила производство плутония и высокообогащенного урана.
Ядерные силы Франции насчитывают приблизительно 350 ядерных боезарядов; 288 из них стратегические,
они размещены на трех ПЛАРБ. Каждая из этих подводных лодок оснащена 16 БРПЛ с 6 боеголовками.
Заложена и по планам в 2010 г. должна вступить в строй четвертая ПЛАРБ. 50 крылатых ракет «воздух—
земля» в ядерном оснащении развернуты на ударных самолетах «Мираж-2000Н>>. Еще десятью ядерными
боезарядами вооружены самолеты палубной авиации «Супер Этан-дар», базирующиеся на авианосце
«Шарль де Голль». Их планируется заменить на ударные самолеты нового поколения «Рафаль». В 1996 г.
были сняты с вооружения все 18 наземных баллистических ракет средней дальности, базировавшиеся на
Плато д'Альбион. Таким образом, у Франции нет ядерных средств наземного базирования. Она заявила о
прекращении производства плутония и высокообогащенного урана.
Ядерный арсенал Китая оценивается в более чем 400 ядерных боезарядов1. В Китае принята иная, чем в РФ
и США, классификация ракет по дальности: ракеты малой дальности — до 1000 км, средней дальности —
от 1000 до 3000 км, большой дальности — 3000-8000 км, межконтинентальной дальности — более 8000 км.
По оценкам СИПРИ, на январь 2003 г., Китай располагая 20 МБР «DF-5A» дальностью 13 000 км, 12
баллистическими ракетами «DF-4» дальностью 5500 км, 40 ракетами «DF-3A» дальностью 2800 км и 48
ракетами «DF-21A» дальностью 1800 км. Предполагается, что все эти ракеты имеют по одной боеголовке,
поскольку Китай до последнего времени не располагал технологиями создания РГЧ ИН. В конце 1980-х
годов была введена в строй первая и пока единственная китайская ПЛАРБ с 12 БРПЛ. Ведется
строительство второй ПЛАРБ, но уже усовершенствованной конструкции.
Остальные ядерные боезаряды размещены на бомбардировщиках среднего радиуса действия, ракетах малой
дальности. Предполагается, что закупаемые в РФ ударные самолеты Су-27 и Су-30 могут быть приспособлены под ядерное оружие.
Ядерные силы Индии, по оценкам, располагают от 30 до 50 ядерными зарядами. Предполагается, что часть
из них развернута на баллистических ракетах наземного базирования «Агни-П» дальностью 2500 км, «Агни1» дальностью 1000 км и «Притхви-I» дальностью 150 км. Другая часть развернута на ударных самолетах
«Мираж-2000Н» и «Ягуар» с радиусом действия 1400-1850 км. Ведутся работы по созданию ПЛАРБ.
Ядерная доктрина Индии предусматривает создание «достоверных минимальных сил сдерживания» на
основе триады, включающей мобильные ракеты наземного базирования, ударные самолеты и ракеты
морского базирования.
На вооружении Пакистана предположительно находится от 25 до 50 ядерных боезарядов. Предполагается,
что часть из них развернута на баллистических ракетах «Гхаури-Н>> дальностью 1600-1800 км, «Шахин-Н»
дальностью более 2000 км, «Гхаури-I» дальностью 1300-1500 км, «Ша-хин-1» дальностью 600-800 км.
Другая часть развернута на ударных самолетах «F-16» с радиусом действия 1600 км. Развитие ядерных сил и
средств доставки продолжается. В середине 2005 г. появились сообщения об испытании Пакистаном
крылатой ракеты.
Ядерные силы Израиля, который официально не подтверждает, но п не отрицает наличие у него ядерного
оружия, по оценкам, располагают примерно 200 ядерными боезарядами. Предполагается, что часть из них
развернута на баллистических ракетах «Джерихо-П» дальностью 1500-1800 км и «Джерихо-I» дальностью
500 км. Другая часть развернута на ударных самолетах «F-16» с радиусом действия 1600 км и «Ф-151» с
радиусом действия 3500 км.
9.3. Противоракетная оборона
Противоракетная оборона (ПРО) представляет собой комплекс вооружений и мероприятий, призванных
обнаруживать, перехватывать и уничтожать баллистические ракеты и их головные части. По задачам системы противоракетной обороны традиционно подразделяются на стратегические, призванные вести борьбу с
батлистическими ракетами межконтинентальной и средней дальности (стратегическая ПРО), и театра
военных действий (ПРО ТВД), призванные вести борьбу с баллистическими оперативно-тактическими
ракетами меньшей и малой дальности.
В годы холодной войны СССР и США разрабатывали и совершенствовали вооружения противоракетной
обороны для перехвата баллистических ракет с ядерными боезарядами. Но уже в начале 1970-х годов обе
стороны пришли к выводу, что полномасштабная стратегическая ПРО может существенно нарушать
стратегическую стабильность и относительную предсказуемость ядерного сдерживания, базирующегося на
постулатах взаимного гарантированного уничтожения. Возможности перехвата с помощью ПРО большей
части атакующих баллистических ракет противника теоретически открывали бы перспективы и для
достижения победы при обмене ракетно-ядерными ударами. Одна из сторон при нанесении первой
«контрсилового» удара (нацеленного на СНВ противника) могла рассчитывать перехватить
ответный, существенно ослабленный «контрценностный» удар возмездия (в основном по городам)
с помощью своей системы ПРО. Таким образом, у стороны, обладающей полноценной ПРО,
появлялся дополнительный стимул для нанесения упреждающего удара. Наряду с этим наличие
такой системы ПРО неизбежно стимулировало бы гонку СНВ, поскольку каждая из сторон
стремилась бы обеспечить себе такой потенциал, который даже в ответном ослабленном ударе
гарантировал «пробивание» системы ПРО противника и тем самым демонстрировал
достоверность ядерного сдерживания потенциального агрессора. Без отказа от полноценной ПРО
трудно было договариваться об ограничении СНВ.
Именно эти опасения и были побудительными мотивами принципиального обоюдного решения об
ограничении возможностей создававшихся систем ПРО. 26 мая 1972 г. в Москве был подписан
Договор между СССР и США об ограничении систем противоракетной обороны (Договор по
ПРО). Обе стороны обязались не развертывать системы защиты территории страны и согласились
ограничить свои ПРО двумя районами размещения для каждой. Протоколом к Договору по ПРО
1974 г. разрешенное количество районов ПРО было сокращено до одного района для каждой
стороны. СССР заявил о развертывании своей системы ПРО вокруг Москвы, а США — в районе
одной из своих баз МБР (в Северной Дакоте). СССР решил прикрыть свой политический и
командный центр. Соединенные Штаты не могли этого сделать по внутриполитическим
соображениям, поскольку оппозиция неизбежно обвинила бы руководство страны в стремлении
защитить лишь вашингтонскую элиту, а не все население страны. Впоследствии, убедившись в
низкой эффективности создаваемой ПРО в Северной Дакоте, Соединенные Штаты прекратили
работы по развертыванию средств перехвата баллистических ракет, оставив в действии лишь
радиолокационные системы обнаружения ракет.
Ограниченная система ПРО была создана в СССР вокруг Москвы. В соответствии с Договором по
ПРО этот район ПРО ограничен радиусом 150 км. В нем допускалось размещение не более 100
противоракет. Предполагалось, что эта система ПРО должна обеспечить оборону Москвы от
одиночных ударов американских МБР, а также от ударов ограниченной группы баллистических
ракетг, запущенных с территории третьих стран. В конце 2004 г. были проведены успешные
испытания модернизированной противоракеты для комплекса ПРО Москвы. Боеголовки
атакующих ракет при их успешном перехвате и уничтожении разрушаются. Ядерного взрыва
уничтожаемых боеголовок при этом не происходит, но неизбежно заражение района перехвата
остатками оружейного плутония или высокообогащенного урана, которыми они снаряжены.
Кроме того, по сообщениям российской прессы, противоракеты системы ПРО Москвы имеют
ядерные боеголовки малой мощности для уничтожения взрывом «облака» приближающихся
истинных и ложных целей. Подрыв ядерных боеголовок противоракет даже на большой высоте
также приведет к серьезным последствиям для региона, особенно по периметру защищаемого
района. Но следует иметь в виду, что ПРО Москвы создавалась в период, когда ядерная война
считалась возможной, а указанные негативные последствия были только малой толикой на фоне
ожидавшегося радиоактивного заражения вследствие взрыва нескольких тысяч ядерных
боезарядов. В наши дни руководство страны решило сохранить ПРО Москвы.
Первая попытка кардинально изменить ситуацию с ПРО была предпринята президентом США
Рональдом Рейганом весной 1983 г., когда он сформулировал программу реализации
«Стратегической оборонной инициативы» (СОИ) по созданию широкомасштабной системы ПРО.
Предполагалось, что в ней будут использованы системы космического базирования и средства
поражения баллистических ракет на новых физических принципах, в частности с использованием
лазеров. Эти планы обосновывались утверждениями, согласно которым СОИ, которая по аналогии
с популярным тогда фильмом стала известна как программа «звездных войн», призвана
обесценить стратегические наступательные вооружения и гарантировать безопасность США. Но
тогда Договор по ПРО удалось сохранить. Это объяснялось, прежде всего, тем, что, несмотря на
значительные ассигнования на исследовательские работы, известные на тот момент технологии не
позволяли приблизиться к реализации этой футуристической программы.
Новая попытка изменить режим ограничения ПРО приходится на вторую половину 1990-х годов,
когда под давлением республиканской оппозиции администрация Билла Клинтона начинает
искать подходы к внесению поправок в Договор по ПРО с тем, чтобы открыть путь для испытаний
эвентуальной противоракетной обороны территории страны. Российская сторона принципиально
выступала против изменения Договора. Сегодня некоторые отечественные специалисты
утверждают, что режим Договора по ПРО, возможно, удалось бы в основном сохранить, если бы
российская сторона в то время пошла на определенные компромиссы, которые позволили бы
США проводить испытания в этой области, но не позволяли бы развертывать такую систему. Но
существует и противоположная точка зрения, согласно которой после прихода к власти
республиканской администрации она не ограничилась бы поправками и в любом случае вышла из
Договора.
В ходе дискуссии сторонники развертывания американской «тонкой» национальной
противоракетной обороны (НПРО) выдвигали следующие доводы. Такая система нужна США для
защиты от возможного удара небольшим числом ракет большой дальности, снаряженных ядерным, химическим или биологическим оружием, запущенных такими «государствами-изгоями»,
как Северная Корея или Ирак. Позже к этому ряду были добавлены Иран и международные
террористические организации. Другие сторонники НПРО упоминали необходимость защиты от
случайных или несанкционированных единичных пусков баллистических ракет, независимо от
источника такой угрозы. Наконец, выдвигалась и более откровенная аргументация, согласно
которой некое государство могло бы начать региональный конфликт, затрагивающий интересы
союзников США, ошибочно при этом полагая, что наличие у него ракет большой дальности
удержит Соединенные Штаты от вмешательства в такой конфликт. По мнению сторонников этой
точки зрения, развертывание общенациональной системы ПРО вынудило бы потенциальных
противников переоценить риски, с которыми они столкнутся, вступая в конфронтацию с США и
их союзниками, а следовательно, увеличит свободу действия Вашингтона при реагировании на
региональные кризисы. Приводились и доводы, согласно которым развертывание НПРО будет
работать против планов приобретения некоторыми государствами тем или иным образом ракет
большой дальности, поскольку новая система НПРО обесценивает такие планы и затраты на их
реализацию. Оппоненты, в свою очередь, утверждали, что развертывание НПРО сомнительной
эффективности против неопределенных будущих угроз уже сейчас подорвет достигнутую
стратегическую стабильность в отношениях с Россией и Китаем.
После прихода в Белый дом республиканской администрации Дж. Буша-младшего, а особенно
после террористических актов 11 сентября 2001 г., курс на создание противоракетной обороны
получил мощные дополнительные импульсы. 13 декабря 2001 г., сославшись на статью XV
Договора, президент Буш-младший уведомил Россию и в целом мировое сообщество о выходе
Соединенных Штатов из Договора по ПРО через шесть месяцев. Уже в январе 2002 г. США
сформулировали программу создания ПРО1.
Она предполагала строительство эшелонированной системы обороны для защиты не только
территории США, но также американских сил за рубежом и союзников. С этой целью
планировалось обеспечить перехват баллистических ракет и отделившихся от них боевых блоков
на всех участках траектории их полета. Если раньше ставилась задача перехвата боевых блоков
баллистических ракет на среднем участке траектории полета, то теперь она дополнялась задачами
перехвата баллистических ракет на активном участке траектории (в фазе разгона) и на участке
подхода к цели атакующих боевых блоков. В систему стратегической ПРО планировалось также
интегрировать выдвинутые к территории потенциальных противников, откуда могут быть
произведены пуски ракет, компоненты противоракетной обороны театра военных действий, которым ставилась задача защиты союзников, развернутых вооруженных сил США, а также участия в
уничтожении баллистических ракет межконтинентальной и средней дальности на разгонном
участке их траектории. Речь уже шла не только о системах наземного, но и морского, воздушного,
а в перспективе и космического базирования. Приоритет при развертывании ПРО США был отдан
перехвату и уничтожению межконтинентальных баллистических ракет, запущенных с территории
Северной Кореи и из региона Ближнего и Среднего Востока. Но развертывание средств обороны
на этих ракетоопасных направлениях не могло не открывать дополнительные возможности для
США по противодействию ракетным ударам и из других стран и регионов. Это четко понимали
российские и китайские специалисты.
В 2005 г. Соединенные Штаты в основном завершили развертывание той части ПРО наземного
базирования, которая призвана осуществлять перехват одиночных пусков баллистических ракет на
среднем участке траектории полета. На Аляске в Форт-Грили размещены ракеты-перехватчики
(противоракеты) наземного базирования, несущие заряды прямого кинетического поражения цели
(по принципу уничтожения «пули пулей») вне атмосферы, а на острове Шемия обеспечивающие
наведение противоракет радиолокационная станция (РЛС) нового поколения и системы
управления. Несколько аналогичных противоракет и системы обеспечения размещаются также на
базе Ванденберг в Калифорнии. В сотрудничестве с Японией на Дальнем Востоке создается
противоракетный комплекс первого эшелона, базирующийся на кораблях с командноуправленческим комплексом «Иджис» и оснащенный противоракетами для уничтожения
баллистических ракет на разгонном и среднем участках траектории их полета. Вместе с тем о
готовности даже первого компонента ПРО говорить еще рано. Примерно половина испытаний
ракет-перехватчиков окончились неудачно, хотя выбранная для этих испытаний модель ракетного
нападения была весьма упрощенной.
Активно осуществляется и политико-дипломатическая подготовка создания комплекса ПРО для
перехвата и уничтожения эвентуальных пусков баллистических ракет из региона Ближнего и
Среднего Востока. США сотрудничают с Израилем в создании ПРО этой страны. Появились
сообщения о разработке планов создания комплекса ПРО наземного базирования на северовостоке США. Администрация Буща. младшего запросила разрешение у правительства
Великобритании и Дании использовать для этих целей РЛС раннего оповещения, базирующиеся
соответственно в Файлингдейлсе (Шотландия) и Туле (Гренландия). Зондируется возможность
размещении РЛС раннего предупреждения о ракетном нападении и ракет-перехватчиков в
Польше, Венгрии, Чехии (вдоль траектории возможных пусков баллистических ракет из региона
Ближнего и Среднего Востока в сторону Северной Америки). Продолжаются научноисследовательские работы по развитию космического эшелона ПРО и новых средств поражения
ракет, работающих на иных физических принципах.
Россия расценила выход США из Договора по ПРО как ошибку, которая может привести к
дестабилизации и непредсказуемости стратегической ситуации в мире. Но официальная реакция
Москвы на этот шаг была сдержанной. Это объяснялось тем, что среднесрочные перспективы
создания надежной американской ПРО, способной перехватить крупную группировку ракет,
являются сомнительными. Наряду с этим Россия в обозримом будущем будет располагать
достаточным потенциалом стратегических наступательных вооружений для того, чтобы обесценить американский противоракетный щит даже в ответном ударе. Наконец, взвешенному
подходу способствовала заявленная готовность США к дальнейшему радикальному сокращению
СНВ и формировавшееся на том этапе стратегическое партнерство в борьбе против международного терроризма. Более того, Москва заявила о готовности изучить возможность своего
участия в создании совместной глобальной противоракетной обороны. РФ также выступила с
предложением об участии в создании системы европейской противоракетной обороны.
Китай заявил о своей обеспокоенности возможным негативным воздействием противоракетной
системы на региональную безопасность. Действительно, создание Соединенными Штатами
противоракетного щита даже небольшой плотности больше всего обесценивало бы относительно
немногочисленные силы ядерного сдерживания именно Китая. Логично было бы предположить,
что Пекину придется существенно нарастить группировку своих МБР. Однако за время с момента
выхода США из Договора по ПРО не отмечается сколько-нибудь резкого ускорения темпов
наращивания стратегического ракетно-ядерного потенциала КНР.
Вместе с тем успешное развертывание и совершенствование американской ПРО сверх
определенных пределов таит серьезную потенциальную опасность дестабилизации стратегической
ситуации в мире в будущем и не исключает наращивания в этой связи ракетно-ядерных
214
потенциалов другими странами. Поскольку важным компонентом ПРО является космический
эшелон, совершенствование его американцами для целей противоракетной обороны может
подтолкнуть гонку вооружений в космосе в более широком диапазоне. Наконец, приобретение
определенной уверенности в относительной защищенности от ограниченных ракетно-ядерных
ударов может стать дополнительным стимулом для более активной силовой вовлеченности США
в будущие региональные конфликты. Только коллективное обсуждение и урегулирование
возникающих в связи с этим проблем может ограничить дестабилизирующий потенциал
стратегической ПРО.
9.4. Перспективы ядерной стабильности в мировом масштабе
Расширение круга государств, обладающих ядерным оружием и средствами его доставки на все
более дальние расстояния, повышение вероятности столкновения некоторых из них в
региональных и локальных конфликтах с последующей ракетно-ядерной эскалацией, объективная
неопределенность, возникающая в результате одностороннего создания и развития
противоракетной обороны, сохранение материальной базы и психологической инерции логики
сдерживания по принципу взаимного гарантированного уничтожения — все это может опасно активизировать на время отошедшую сегодня на второй план, «дремлющую» угрозу ракетноядерной конфронтации.
Высказываемые иногда утверждения относительно того, что расширение круга ядерных
государств принуждает их к сдержанности в отношениях друг с другом, представляются
обоснованными только частично. Действительно, обзаведение, например, ядерным оружием
Индией и Пакистаном логически исключает возможность победы в конфликте между этими
странами. Но при этом возрастает вероятность обоюдного поражения со страшными для всей
Южной Азии и прилегающих регионов последствиями в результате вполне возможных ошибок и
неправильной оценки действий противоположной стороны.
Несмотря на то что в настоящее время складывается впечатление о более надежной
стратегической стабильности, якобы существовавшей в годы холодной войны, на самом деле
можно утверждать, что ядерную катастрофу удалось избежать не только благодаря теореме
взаимного ядерного сдерживания, но и по счастливому стечению обстоятельств.
Министр обороны США Роберт Макнамара в администрации президента Кеннеди сегодня
признает, что «только удачное стечение обстоятельств предотвратило ядерную войну» во время
Карибского кризиса 1962 г. 9 ноября 1979 г. на экранах трех американских командных пунктов
одновременно появилась информация о большом числе советских МБР, запущенных в направлении США.
Стратегические ядерные силы были приведены в состояние немедленной готовности к ответному удару. Только позже
выяснилось, что в центральный компьютер Пентагона по недосмотру была введена дискета с учебной программой,
имитирующей ракетное нападение со стороны Советского Союза. 3 июня 1980 г. компьютерные системы США выдали
информацию об очередном советском ракетном нападении. Причиной оказался выход из строя одного из чипов
электронной системы. 26 сентября 1983 г. советский космический аппарат системы предупреждения о ракетном
нападении выдал информацию о пяти американских МБР «Минитмен», запущенных в сторону Советского Союза.
Только хладнокровие дежурного офицера командного центра позволило отменить ложную тревогу. Позже было
выяснено, что причиной послужили солнечные блики, отразившиеся от облаков над шахтными пусковыми установками
базы МБР в штате Монтана, которые аппаратура космического аппарата приняла за запуск ракет. 25 января 1995 г.
российская система предупреждения о ракетном нападении выдала информацию о запуске в сторону российской территории баллистической ракеты с американской ПЛАРБ. Позже выяснилось, что на самом деле была запущена
норвежская ракета-зонд для забора проб воздуха в рамках программы исследования северного сияния. Это только
документально подтвержденные случаи ложных ракетно-ядерных тревог.
К этому надо добавить, что президентский «ядерный чемоданчик» (американцы называют его
«футбольным мячом») не всегда надежно «удерживал под контролем» применение ядерного
оружия. Известно, что в годы холодной войны командиры ПЛАРБ, находившихся на боевом
дежурстве в океане, в определенных случаях имели возможность самостоятельно принимать
решение о пуске БРПЛ. Еще большую самостоятельность в применении тактического ядерного
оружия имели командиры сухопутных войсковых соединений во времена кризисов.
Ядерные державы предпринимали шаги, ведущие к снижению вероятности случайного начала
ядерной войны. Например, установлены и поддерживаются в готовности к использованию линии
прямой связи между руководителями ядерных государств. Между РФ и США, РФ и
Великобританией, РФ и Китаем достигнуты соглашения о взаимном ненацеливании ракет. О
ненацеливании своих ракет заявляла и Франция. Эта процедура заключается в том, что в системы
наведения баллистических ракет вводится «нулевое задание», которое призвано предотвратить
несанкционированный пуск ракеты. Используют и другие способы блокирования пуска ракет по
запланированным целям, в числе которых ввод целеуказаний по несуществующему объекту
поражения. При этом следует учитывать, что смена целеуказаний с вводом координат нужной
цели может быть проведена имеющими на это допуск специалистами за короткое время (в течение
нескольких десятков секунд), как правило, дистанционно.
Выработка «культуры» взаимного ядерного сдерживания между Москвой и Вашингтоном
происходила на протяжении десятилетий, хотя даже с учетом накопленного опыта и в условиях
существенного улучшения политических отношений вероятность случайного обмена ракетноядерными ударами полностью исключать нельзя. Новым ядерным государствам еще предстоит
пройти длинный и опасный путь приобщения к такой «культуре» ядерного сдерживания.
Ситуация усугубляется тем, что новые ядерные и «пороговые» государства находятся в состоянии
повышенной военно-политической конфронтации друг с другом и с некоторыми из традиционных
ядерных держав.
Наиболее реалистичной задачей укрепления ядерной стабильности в мировом масштабе, наряду с
совершенствованием режима нераспространения ядерного оружия, в настоящее время является
предотвращение наращивания и модернизации уже существующих ядерных вооружений. Одним
из наиболее эффективных инструментов для достижения этой цели могло бы стать вступление в
силу Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ). Запрещение ядерных
испытаний существенно осложняет создание надежного ядерного оружия, резко ограничивает его
модернизацию. Однако методы компьютерного и лазерного моделирования, а также проведение
«подкритических экспериментов» (когда ядерная реакция еще не наступает) позволяют проверять
надежность уже существующих ядерных боезарядов.
С 1945 г. было проведено 2049 ядерных испытаний. Из них США осуществили 1032 таких
испытания, СССР — 715, Франция — 210, Китай — 47, Великобритания — 45, Индия — 6,
Пакистан — 6. Иногда в процессе одного испытания взрывалось несколько ядерных зарядов. Как
известно, в 1963 г. был подписан и вступил в силу Договор о запрещении испытаний в трех сферах
(в атмосфере, в космосе и под водой). Разрешалось проведение ядерных испытаний только под
землей. Первоначально Китай и Франция не присоединились к этому Договору и проводили
испытания в атмосфере: Франция — до 1974 г., а Китай — до 1980 г. В 1974 г. между СССР и
США был подписан Договор об ограничении мощности подземных ядерных взрывов (не более 150
кт). В 1990 г. СССР заявил об одностороннем моратории на проведение ядерных испытаний.
После распада СССР Россия подтвердила приверженность этому мораторию. Великобритания
ввела аналогичный мораторий в 1991 г., США — в 1992 г. Франция и Китай провели последние
ядерные испытания в 1996 г. и присоединились к мораторию.
Многосторонние переговоры о запрещении ядерных испытаний велись в Женеве в рамках
Конференции по разоружению, которая является единым многосторонним форумом
международного сообщества для ведения переговоров по разоружению. В 1996 г. Договор о
всеобъелищо* щем запрещении ядерных испытаний был открыт для подписания. В от-лпчие от
ранее заключенных договоров, ДВЗЯИ запрещает ядерные взрывы во всех средах, в том числе и
под землей, а также устанавливает «нулевой порог» мощности таких взрывов. Именно поэтому он
называется «всеобъемлющим». Договор предусматривает международную систему контроля с
использованием более 330 станций наблюдения, расположенных в 90 странах, а также инспекций
на местах. Он может вступить в силу только при условии, что к нему присоединятся все страны,
потенциально способные проводить ядерные испытания. В качестве таковых были обозначены 44
страны, в которых имелись исследовательские реакторы и атомные электростанции. Три страны из
этого списка (Индия, Пакистан и Северная Корея) отказались подписать Договор. Еще восемь
государств подписали, но пока не ратифицировали Договор. Великобритания, Франция, РФ. КНР
подписали и ратифицировали ДВЗЯИ.
Как отмечалось, в начале мая 1998 г. Индия провела серию подземных ядерных испытаний, С
двухнедельным отставанием подземные ядерные испытания осуществил и Пакистан. Однако
вскоре после этого и Индия, и Пакистан объявили о том, что они намерены воздерживаться от
дальнейших ядерных испытаний. Появились признаки того, что оба эти государства могут
присоединиться к ДВЗЯИ, что существенно ограничило бы гонку ядерных вооружений между
ними.
Самым серьезным ударом по перспективам вступления ДВЗЯИ в силу был отказ Сената США от
его ратификации. Договор был подписан президентом Клинтоном еще в 1996 г., но стал
предметом ожесточенной борьбы между демократами и республиканцами. Помимо возражений,
продиктованных партийными мотивами, республиканцы утверждали, что предусмотренная
Договором международная система мониторинга не позволит надежно проконтролировать
ядерные испытания, близкие к «нулевой мощности», а, кроме того, полный отказ от испытаний не
может обеспечить высокий уровень уверенности в безопасности и надежности американского
ядерного оружия по мере того, как будет истекать срок его службы. После прихода в Белый дом
администрации Буша-младшего Соединенные Штаты как бы сняли с повестки дня вопрос о
ратификации ДВЗЯИ. В 2001 г. они даже отказались участвовать в международной конференции
по содействию вступлению Договора в силу. По мнению многих экспертов, действительной
причиной отказа республиканцев ратифицировать ДВЗЯИ стали планы разработки новых видов
ядерных вооружений, в частности, боеприпасов для уничтожения укрепленных бункеров,
находящихся глубоко под землей. Не следует исключать и того, что ядерные испытания могут
потребоваться Соединенным Штатам в будущем для создания элементов системы
противоракетной обороны, которые могут применять ядерные средства поражения. Такая позиция
одной из ведущих ядерных держав является существенным препятствием на пути полного запрета
ядерных испытаний и крайне негативно скажется на режиме нераспространения ядерного оружия.
Затормозилось и начавшееся было в 1995 г. продвижение к договору о запрещении производства
расщепляющегося материала для военных целей. За последнее десятилетие членам Конференции
по разоружению не удалось договориться даже о повестке дня ее работы. Это означает отсутствие
глобальной интегрированной структуры для переговоров по контролю над ядерными
вооружениями.
Таким образом, можно констатировать, что в той области международной безопасности, которая
определяется ракетно-ядерными вооружениями, происходят разновекторные процессы.
Радикально сокращаются российские и американские вооружения такого рода. Одновременно не
удается предотвратить поступательного расширения круга государств, располагающих ядерными
и ракетными вооружениями. Стратегическая ситуация в этой области может быть еще больше
дестабилизирована созданием систем противоракетной обороны. «Кардинально важный вывод, —
пишет член-корреспондент РАН А.Г.Арбатов, — состоит в том, что на новом этапе ядерной
безопасности в начале XXI в. "центральное", или "вертикальное", ядерное разоружение
неразрывно переплетается с "периферийным", или "горизонтальным", разоружением, т.е.
нераспространением Я О — и по существу сливается с ним»1. На этом основании один из ведущих
российских исследователей по проблемам международной безопасности приходит к выводу о
необходимости комплексного подхода к решению задачи укрепления ядерной стабильности в
мировом масштабе.
Гл а в а 10 ЕВРОПЕЙСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ
Для того чтобы понять нынешнее состояние военно-политической безопасности в Европе,
необходимо еще раз вспомнить о роли, которую этот континент играл в вопросах войны и мира в
новой и новейшей истории. На протяжении, по крайней мере, последних пяти столетий Европа
являлась эпицентром самых крупных войн на континенте и регионом, страны которого оказывали
мощное, часто определяющее влияние на развитие процессов в области безопасности в других
частях мира. Континент сотрясали длительные и масштабные религиозные войны, войны за
наследство корон, за передел территорий и сфер влияния, за господство на континенте. Европа
была колыбелью двух самых кровопролитных мировых войн и центральным театром военного
противостояния в годы холодной войны. Европейские колониальные державы вели
завоевательные войны в Латинской Америке, в Африке, на Дальнем и Ближнем Востоке, влияли
на интенсивность и характер войн в этих регионах.
Сегодня можно утверждать, что европейский континент превращается в один из наиболее мирных
регионов мира. При самом богатом воображении трудно представить вероятность в обозримой
перспективе крупного вооруженного конфликта в Европе, хотя бы отдаленно напоминающего
войны, которые сотрясали ее прежде. Серьезно сократились и масштабы проекции европейской
военной силы на другие континенты. Другие регионы мира, в первую очередь Ближний и Средний
Восток, Азиатско-Тихоокеанский регион, «отобрали» у Европы роль эпицентра военнополитической напряженности, а Соединенные Штаты еще больше укрепили свои односторонние
позиции центра глобального влияния на проблемы военно-политической безопасности в этих и
других регионах мира.
Таким образом, можно предположить, что европейская безопасность приобретает новое качество,
отличное от того, которое было присуще ей в годы холодной войны, да и на протяжении всей
истории функционирования Вестфальской системы. Вместе с тем было бы ошибочным рисовать
исключительно радужную картину, не замечая тех угроз, которые сохраняются или появляются на
самом европейском континенте или при его взаимодействии с остальным миром.
fOJ. Корни западноцентричной модели
Одними из главных факторов, оказавших влияние на нынешнее состояние европейской
администрации, стали демократизация и интеграция его западноевропейского ядра. Именно эти
два взаимосвязанных процесса были призваны нейтрализовать крайние проявления традиционного соперничества между западноевропейскими государствами, неизбежно приводившими к
вооруженным столкновениям. Послевоенная демократизация Западной Германии, Италии, а затем
Португалии, Испании создали общее поле политического взаимодействия с другими странами
Западной Европы со сходными ценностями, институтами и предсказуемостью поведения. Этот
процесс был дополнен формированием системы экономической интеграции в рамках, которые
привели к созданию Европейского Союза в его нынешнем виде. Экономическая
взаимозависимость способствовала предотвращению межгосударственных вооруженных
конфликтов. В годы холодной войны наличие общего противника в лице СССР и общего
союзника в лице Соединенных Штатов также содействовало нейтрализации межгосударственных
конфликтов, которые могли бы перерасти в военное противостояние. Таким образом, уже в годы
холодной войны в Западной Европе сформировалась подсистема межгосударственной
безопасности, качественно отличавшаяся от той системы взаимных угроз, военных противостояний, гонок вооружений, открытых вооруженных конфликтов и дипломатических усилий по их
урегулированию, которая существовала на протяжении веков. На этом пространстве перестала
работать реалполи-тическая логика неизбежного межгосударственного соперничества в борьбе за
национальное могущество и безопасность за счет соседних западноевропейских государств.
Эти процессы имели объективный характер. Но одновременно присутствовало и осознанное
стремление правящих элит и народов возвести как можно более надежные преграды, которые не
позволили бы этому субрегиону снова откатиться к традиционному состоянию межгосударственного соперничества и конфликтности друг с другом. Опасения на этот счет вспыхнули с
новой силой на завершающем этапе холодной войны. Исчезновение общего противника и
блоковой дисциплины грозило подъемом традиционных националистических устремлений отдельных государств. Особая тревога в этом плане возникла в связи с объединением Германии,
которая, как предполагали некоторые, могла вновь стать на путь национального самоутверждения
и реванша, что было чревато формированием традиционных противоборствующих коалиций
западноевропейских государств. Известно, что Великобритания и Франция, а также ряд других
западноевропейских стран серьезно опасались поспешного, по их мнению, присоединения ГДР к
ФРГ. В большой степени именно опасения такого рода явились одной из главных причин
формирования консенсуса об ускоренном процессе дальнейшей интеграции и создания густой
сети надгосударственных институтов Европейского Союза. Поэтому одной из движущих сил
европейской безопасности является стремление стран региона гарантировать невозвращение к
прошлому межгосударственному соперничеству.
Ряд западноевропейских стран борется с длительными и серьезными внутренними конфликтами,
которые временами достигают уровня вооруженного насилия с элементами терроризма. Речь,
прежде всего, идет о проблемах Ольстера, Страны Басков, Корсики. Сохраняются и
межгосударственные территориальные споры, например, между Великобританией и Испанией
вокруг проблемы Гибралтара. В последнее время имеет место обострение отношений между
мусульманским и коренным населением, например, во Франции, Германии. Но все эти проблемы
остаются локальными и не превышают уровня напряженности, который невозможно было бы
понизить с помощью политических, полицейских или дипломатических инструментов. Весьма
болезненные для отдельных стран, эти конфликты не выходят на тот уровень, когда они могут
представить угрозу общеевропейской безопасности.
Таким образом, на рубеже 1990-х годов уже существовало оформившееся в рамках ЕС и
европейского крыла НАТО ядро государств, отношения между которыми определялись
алгоритмом мирного взаимодействия. Одним из главных вопросов обеспечения его внешней
безопасности являлась судьба дальнейшего взаимодействия с Соединенными Штатами. При
некоторой оппозиции со стороны Франции большинство государств, составляющих
западноевропейское ядро, определенно выбрали курс на сохранение стратегического союза с
США. Это объяснялось желанием сохранить американский военный «зонтик», компенсирующий
несовершенные возможности европейцев по обеспечению безопасности в более широкой
европейской зоне. Такая позиция усиливалась очевидным стремлением Соединенных Штатов
сохранить свои позиции в Европе. Уделяя особое внимание неизбежным противоречиям между
США и Европой в будущем, не следует забывать о существующей между ними общности
либеральных ценностей, институтов и интересов, что обеспечивает сохранение довольно прочной
общей политической базы даже в отсутствии общего противника.
Формирование сегодняшней системы военно-политической безопасности в Европе происходило
также под влиянием остаточной логики холодной войны и сохранения неуверенности
относительно возможного поведения сначала СССР, а затем и Российской Федерации. Существенно повлияли на эти процессы череда вооруженных конфликтов на Балканах, представлявших
серьезный вызов будущей системе европейской безопасности, а также наметившееся стремление
ряда стран Восточной и Центральной Европы связать свою дальнейшую судьбу с западноевропейским ядром и Соединенными Штатами. Включение последних в западноцентричную
систему безопасности создавало опасность формирования разделительной линии этой системы с
Российской Федерацией, что не могло не вызвать противодействия последней.
Рассматривались различные модели общеевропейской безопасности по архитектурным проектам
строительства «единого европейского дома» от Атлантики до Урала или на более широком
пространстве от Ванкувера до Владивостока с включением Западной и Восточной Европы,
Соединенных Штатов и Российской Федерации. Движение в этом направлении было
организационно и политически подкреплено учреждением инфраструктуры Организации по
безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Но параллельно развивалась западноцентричная
модель европейской безопасности, которая со временем начала оттеснять панев-ропейскую модель
ОБСЕ на периферию. Системообразующими стержнями западноцентричной модели стали НАТО
и ЕС, лидером в процессе ее создания выступили Соединенные Штаты. При расхождениях по ряду
вопросов между США и западноевропейскими странами им все же удалось сформировать
довольно устойчивый консенсус относительно философии будущей системы европейской
безопасности.
В истории европейской безопасности после окончания холодной войны можно выделить
процессы, развивавшиеся вокруг четырех автономных и в то же самое время взаимосвязанных
проблемно-территориальных комплексов. Член-корреспондент РАН В.Г. Барановский определяет
их как западный «полюс стабильности», «Россия плюс» (под «плюсом» имеется в виду окружение
РФ из числа стран СНГ), «промежуточную зону» Центральной и Восточной Европы с «западным
вектором» и «мягкое подбрюшье Европы» в районе Балкан и Юго-Восточной Азии'. Становление
новой системы европейской безопасности протекало во взаимодействии, а нередко и
противодействии таких институтов, как НАТО, ЕС, ОБСЕ, а также двустороннего канала НАТО
— Российская Федерация.
10.2. Процессы реформирования и расширения НАТО
Одна из главных проблем, стоявших перед государствами, входящими в западноевропейский
«полюс стабильности», после достижения принципиального согласия относительно
целесообразности сохранения НАТО заключалась в том, как приспособить эту организацию к
новым стратегическим реалиям, возникшим после распада Организации Варшавского договора,
Советского Союза и крушения коммунизма на постсоветском пространстве.
В 1991 г. в Риме была принята новая стратегическая концепция НАТО, центральным положением
которой было признание того факта, что отражение крупномасштабного вооруженного нападения
больше не является главной задачей альянса. Был зафиксирован отказ от концепций тотальной
войны на восточном направлении. В соответствии с новой концепцией и Договором об обычных
вооруженных силах в Европе примерно на одну треть были сокращены вооружения и
вооруженные силы НАТО. Из Европы было выведено около 80% тактического ядерного оружия.
Численность вооруженных сил США в Европе сократилась с 300 тыс. до примерно 100 тыс.
человек. Резко был понижен уровень боеготовности соединений. Таким образом, существенно
сократился потенциал сдерживания или ведения полномасштабной войны на восточном
направлении, что являлось основным содержанием деятельности НАТО в годы холодной войны.
Хотя об этом не говорится прямо, но НАТО по-прежнему остается гарантом европейскоатлантической безопасности в маловероятном, но не исключающемся на сто процентов случае
возрождения военно-политического противостояния теперь уже с Российской Федерацией. О сохранении такой озабоченности свидетельствует избыточный для решения всех других задач
альянса состав вооруженных сил, сохранение его «ядерной сцепки» в виде размещенных в Европе
американских тактических ядерных вооружений, крупных военных баз, а также реализация мер
доверия и договоренностей по обычным вооруженным силам преимущественно в биполярном
формате «Запад — Россия». В деятельности НАТО на восточном направлении «по умолчанию»
сохраняется логика долгосрочного планирования, исходя из принципа «наихудшего сценария»,
который полностью не исключается. Зеркальный сценарий озабоченности относительно
потенциальных возможностей НАТО, даже при отсутствии каких-то конкретных намерений
использовать их против РФ, часто присутствует в высказываниях российских политиков и
военных. Однако эта остаточная биполярность представляла собой слишком слабый
рациональный резон для сохранения и развития НАТО. НАТО продемонстрировала свою
сохраняющуюся значимость для Западной Европы уже при объединении Германии, сохранение
которой в коллективной структуре этого альянса рассматривалось соседями усиливавшейся
Германии как дополнительная гарантия против также маловероятного, но не исключавшегося
возрождения немецкого реваншизма. Считалось, что выход уже объединенной Германии из НАТО
и превращение ее в нейтральное государство в меньшей степени отвечает снятию таких
озабоченностей со стороны ее соседей. По мнению многих европейцев, наиболее весомой
гарантией кооперативного поведения Германии в будущем будет сохранение ее в системе сдержек
НАТО. 12 сентября 1990 г. в Москве был подписан Договор об окончательном урегулировании в
отношении Германии, в соответствии с которым восстанавливался ее статус суверенного
государства, а права бывших оккупационных держав (СССР, США, Великобритании и Франции)
прекращали свое действие. Важно отметить, что германская сторона и ее союзники обязаны
воздержаться от размещения на постоянной основе на территории восточных земель Германии
(бывшей ГДР) иностранных вооруженных сил, ядерного оружия или его носителей. В результате
эта часть ФРГ де-факто получила особый статус, в определенной степени, зоны, «автономной от
НАТО». Сохранение Германии в рамках НАТО на тот момент снимало и одну из самых острых
проблем времен холодной войны, а именно вопрос о незыблемости ее восточных границ, в первую
очередь послевоенной границы между Германией и Польшей.
Более существенным основанием для сохранения НАТО могли послужить задачи нейтрализации
новых угроз и коллективных действий по укреплению измерений безопасности, отличных от тех,
которые альянс был призван решать в годы холодной войны. Концепция НАТО 1991 г. уже
содержала попытки нащупать новые функции, как политического, так и военного характера. Речь
шла о возможности применения контингентов НАТО для кризисного реагирования, включая
межэтническую вражду и территориальные споры в евро-атлантической зоне. На том этапе еще не
исключалась вероятность использования таких контингентов во взаимодействии с ОБСЕ.
Возможность для демонстрации такой востребованности НАТО получила в связи с чередой
неконтролируемых, крупномасштабных вспышек насилия в ходе распада Социалистической
Федеративной Республики Югославии. Западноевропейские страны оказались неготовыми к
урегулированию балканского кризиса без американской помощи. Не давали результатов и
дипломатические усилия, предпринятые западноевропейцами, Россией и Соединенными Штатами.
Вашингтон использовал кризис на Балканах для продвижения осознания необходимости
сохранения НАТО и своей лидирующей роли в альянсе. Но нельзя не признать и того, что
западноевропейские члены союза, включая Францию и Германию, охотно согласились с этим.
Силовое давление на участников балканского конфликта, прежде всего на Белград, применение
вооруженной силы сначала в Боснии и Герцеговине, а затем и в связи с ситуацией вокруг Косово
осуществлялось структурами НАТО и прежде всего наиболее боеготовой их частью —
вооруженными силами США в Европе. НАТО оказалась главной силой, которая взяла на себя
ответственность и за послекризисное поддержание мира в Боснии и Герцеговине, Македонии,
Косово. Это признала ООН, а в конечном счете после резких возражений и при значительном
числе оговорок вынуждена была принять как свершившийся факт и Россия. В результате задача по
урегулированию кризисов и послекризисному поддержанию мира была включена в свод новых
функциональных задач НАТО. Но выполнение такой задачи уже не предусматривало
взаимодействия с ОБСЕ.
Именно в ходе операций по нейтрализации балканского очага НАТО начинает реализовывать, а
затем закрепляет доктринально концепцию деятельности этой организации за пределами своей
традиционной географической зоны. С момента создания НАТО, до использования ее подразделений в Боснии и Герцеговине, зона ответственности альянса строго ограничивалась
территориями государств-членов. Союзнические обязательства не распространялись на их
вооруженные силы, находящиеся или вовлеченные в боевые действия в других регионах мира,
например, в Корее, Индокитае, на Ближнем Востоке или в Африке. Только нападение на
территорию государств-участников могло активировать обязательства по статье 5
Вашингтонского договора 1949 г. о взаимной помощи. Действия же на Балканах выходили за эти
географические рамки.
Еще более существенным направлением усилий по формированию НАТО-центричной системы
европейской безопасности стал процесс расширения этой организации на восток. Эпилогом к
этому стала программа «Партнерство ради мира» (ПРМ), принятая Советом НАТО в начале 1994
г., которая была адресована индивидуально всем участникам ОБСЕ, не являвшимся членами
НАТО. В качестве основных целей ПРМ были заявлены следующие задачи: продвижение
принципа гражданского контроля над вооруженными силами, обеспечение транспарентности
военных бюджетов, способность и готовность вносить вклад в миротворческие операции,
совместное проведение учений для отработки операций по поддержанию мира, поисковых и
спасательных операций. Индивидуальные программы в рамках ПРМ заключили с НАТО
государства Центральной и Восточной Европы, страны СНГ, в том числе и РФ, а также группа
нейтральных стран Западной Европы.
Параллельно с созданием широкой, но «тонкой» по глубине взаимодействия сети ПРМ НАТО
запускает процесс расширения на восток за счет включения в структуру организации новых
членов. Надо сказать, что этот процесс был движением навстречу определенно выраженному уже
в первые годы после окончания холодной войны стремлению ряда стран Центральной и
Восточной Европы интегрироваться в европейские и атлантические экономические и
политические институты. Двенадцать стран (Албания, Болгария, Венгрия, Латвия, Литва, Македония, Польша, Румыния, Словакия, Словения, Чехия, Эстония) заявили о своем стремлении
вступить в НАТО. В конце 1996 г. Совет НАТО принял принципиальное решение о начале
процесса расширения альянса.
Кандидатам был поставлен ряд условий, выполнение которых могло бы открыть им дорогу в
НАТО. Политические условия касались необходимости завершения демократических реформ,
обеспечения прав национальных меньшинств, урегулирования оставшихся территориальных
споров с соседями, достижения безусловного гражданского контроля над вооруженньми силами. В
этой связи была сформулирована идея о том, что НАТО выполняет не только военную, но и
политическую функцию «распространителя» демократических ценностей и институтов,
стабилизатора внутриполитической ситуации стран Центральной и Восточной Европы. Военные
условия касались главным образом обеспечения совместимости вооруженных сил странкандидатов и членов НАТО. В первую волну расширения были включены Венгрия, Польша и
Чехия. В апреле 1999 г. после ратификации соответствующих протоколов они стали
полноправными членами НАТО.
Первая волна расширения НАТО совпала с проведением в Вашингтоне юбилейного саммита
НАТО, на котором была принята «Новая стратегическая концепция», развивавшая концепцию,
принятую в Риме в 1991 г. Она закрепляла указанные выше основные параметры реформирования
альянса после окончания холодной войны: перенос акцента с коллективной обороны на
урегулирование кризисных ситуаций, выход за пределы традиционной зоны ответственности,
расширение НАТО, усиление политической деятельности по продвижению демократии.
В последующие годы НАТО продолжила и наращивала динамику изменений по этим
направлениям. В 2003 г. НАТО распространила свою деятельность уже за пределы евроатлантической зоны, взяв на себя функции по обеспечению стабильности в Афганистане в рамках
созданных под эгидой ООН Международных сил содействия безопасности в Афганистане.
Постановка задач по участию в глобальных коалициях, призванных укреплять режим
нераспространения ОМУ и бороться с международным терроризмом, еще больше расширила
географическое поле действия НАТО. В апреле 2004 г. в НАТО была принята вторая группа из
семи государств: Болгария, Латвия, Литва, Румыния, Словакия, Словения, Эстония. Учитывая, что
большинство кандидатов второй волны с натяжкой отвечало требованиям предварительного
завершения демократических реформ, альянс взял на себя функцию продвижения таких реформ в
каждой из стран уже после их приема.
Можно констатировать, что НАТО удалось довольно успешно реформироваться, не только
сохранить, но и существенно упрочить свое место в системе европейской безопасности, сохранить
евро-атлантическую связку. Вместе с тем в последние годы наблюдается определенное
отчуждение между европейским компонентом НАТО и США. Это объясняется перенесением
Соединенными Штатами акцента своей военно-политической деятельности в другие регионы
мира, усилением односторонности поведения Вашингтона, а также нежеланием или ограниченными возможностями европейских союзников следовать в фарватере американской стратегии,
особенно за пределами Европы. Отмечая эту очевидную тенденцию, не следует бы ее утрировать,
поскольку ряд членов НАТО, прежде всего Великобритания, Италия, новые восточноевропейские
члены альянса, проявляют, хотя и в индивидуальном качестве, более ярко выраженную готовность
поддерживать стратегию Соединенных Штатов, чем Франция, Германия, Бельгия и ряд других
государств. Вместе с тем нельзя не замечать и долгосрочную тенденцию определенной
«автономизации» всего европейского компонента НАТО.
10.3. Европейский Союз в системе европейской безопасности
Изменение стратегической обстановки и новый этап экономической и политической интеграции в
Европе поставили вопрос о «европейской идентичности» — автономной от США роли
западноевропейских стран в области военно-политической безопасности. Уже в Маастрихтском
договоре 1992 г. о создании Европейского Союза в качестве одного из новых направлений
деятельности этой организации был выделен комплекс сотрудничества в вопросах « Общей
внешней политики и политики в области безопасности» (ОВПБ) и предусматривалось
«возможное формирование совместной оборонной политики». Речь шла не о создании отдельной
и независимой от НАТО структуры, а о придании европейским государствам некоторой
автономии в решении проблем безопасности. Главный вопрос заключался в степени этой
автономии. Часть европейских государств, прежде всего Франция, стремились к максимизации, а
другая часть, например Великобритания, — к минимизации такой автономии. Соединенные
Штаты видели в автономии прежде всего средство повышения материального вклада европейцев в
европейскую и глобальную безопасность, опасаясь одновременно усиления центробежных
тенденций, которые могли ослабить сцепку между Европой и Северной Америкой, ограничить их
лидирующую роль в этих отношениях. Поэтому США выдвинули встречную идею формирования
такой автономии в качестве «европейской опоры» НАТО во взаимодействии с
Западноевропейским союзом (ЗЕС), который тогда рассматривался в качестве будущей «военной
руки» ЕС.
Западный союз был создан в 1948 г. Бельгией, Великобританией, Люксембургом, Нидерландами и
Францией. После создания НАТО выполнение военных обязательств ЗС было передано НАТО. В 1954 г.
после вступления в пего ФРГ и Италии организация была переименована в Западноевропейский союз
(ЗЕС). После длительного нахождения в «запасе» ЗЕС был реактивирован в конце 1980-х годов именно как
возможный механизм создания «европейской опоры» НАТО. В начале 1990-х годов после присоединения
Греции, Испании и Португалии в ЗЕС входили почти все на тот момент (кроме Турции) европейские члены
НАТО. Часть членов Европейского Союза являлись одновременно членами НАТО и ЗЕС, а другие позднее
либо вступили в ЗЕС, либо получили статус ассоциированного члена или наблюдателя. На протяжении
1990-х годов процессы формирования европейской военно-политической «идентичности» протекали
одновременно в структурах НАТО, ЗЕС и ЕС и во взаимодействии между ними. С некоторым упрощением
картину их взаимодействия можно изобразить следующим,образом: ЕС и НАТО формулировали свои
принципиальные полиции по проблеме «европейской идентичности», а в рамках ЗЕС, который представлял
ЕС в иной ипостаси, они дорабатывались и реализовыва-лись. В конце 1990-х годов функции и наработки
ЗЕС в этом плане перешли к ЕС, который с того времени самостоятельно занимается этой проблематикой и
напрямую взаимодействует с НАТО. Что же касается ЗЕС, то он снова, как и в 1954 г., был отодвинут в
«запас».
На начальной стадии, а особенно при анализе возможных путей реагирования на серию кризисов
на Балканах стали очевидными несколько фундаментальных проблем, стоявших на пути
формирования автономной «европейской идентичности» в сфере безопасности. Военный
потенциал большинства европейских стран существенно отставал от уровня вооруженных сил
США. Это в первую очередь относилось к высокоточному оружию, отсутствию у европейцев
космического эшелона, необходимого для его применения, ограниченных возможностей по
переброске войск, слабой совместимости национальных континген-тов вооруженных сил.
Медленно осуществлялась реформа вооруженных сил для участия в операциях нового поколения.
Сохранялись, по утверждению критиков, и «иждивенческие настроения» времен холодной войны
— стремление решать проблемы европейской безопасности за счет американцев. Отсутствовала и
коллективная политическая воля принять на себя значительно большую долю ответственности,
что неизбежно потребовало бы повышения расходов на оборону. Некоторые американские
политики утверждают, что европейцы «не только не хотят умирать за собственную безопасность,
но и платить за нее». Поэтому на начальных этапах основные импульсы формирования
«европейской идентичности» в сфере безопасности исходили из структур НАТО.
Уже в 1993 г. была выдвинута концепция «Многонациональных оперативных сил» для
осуществления миротворческих и гуманитарных миссий, которые можно будет применять под
эгидой НАТО и ЗЕС. Впервые был сформулирован принцип, согласно которому такие силы могут
быть «отделяемы, но не отдельны» от инфраструктуры НАТО. Появилась и идея предоставления
европейцам возможности контроля над операциями НАТО, собственное участие в которых
Соединенные Штаты сочли бы нецелесообразным. В 1996 г. на берлинской встрече министров
иностранных дел НАТО был сформулирован проект, получивший название «Европейская
идентичность в области безопасности и обороны». Он предусматривал возможность передачи с
согласия всех государств-членов НАТО (в том числе, естественно, и США) «Многонациональных
оперативных сил» под командование ЗЕС для выполнения миротворческих и гуманитарных
миссий.
Параллельно в рамках ЗЕС шла проработка тех задач, которые должны решаться автономными
силами европейцев. В 1992 г. на встрече в Петерсберге (Германия) ЗЕС сформулировал новые
задачи, которые получили название «Петерсбергские миссии». Они включали три типа задач:
традиционное миротворчество; спасательные и гуманитарные операции; кризисное
урегулирование, включая превентивные действия по предотвращению конфликтов и принуждение
к миру. Особенно важными были последние задачи, выполнение которых могло потребовать
ведения боевых операций. Для выполнения «Петерсбергских миссий» в 1993 г. было создано
подчиняющееся ЗЕС шеститысячное совместное франко-германское соединение «Еврокорпус», в
которое позже вошли и военнослужащие из Бельгии и Испании.
ЕС со своей стороны развивал правовую базу «европейской идентичности», поддерживая
концептуальные проекты, разрабатываемые ЗЕС во взаимодействии с НАТО. Так, Амстердамский
договор 1997 г. закрепил и развил заявленную еще в Маастрихте задачу укрепления и
совершенствования механизма «Общей внешней политики и политики в области безопасности»
(ОВПБ). С этой целью Амстердамский договор наделил ЕС новыми функциями по
урегулированию международных кризисов. Они позволяли ЕС принимать политические решения
(на условиях единогласия), которые могли уполномочить ЗЕС на проведение миротворческих
операций. Кроме того, Амстердамский договор предусматривал создание поста «Высокого
представителя ЕС по общей внешней политике и политике в области безопасности».
При обсуждении вопросов международной безопасности с другими странами ЕС, как правило, представляет
«тройка», состоящая из высокого представителя, в ведении которого находятся преимущественно функции в
сфере военно-политической безопасности, комиссара по внешним связям (члена исполнительного органа —
Европейской комиссии), функции которого фокусируются больше на сфере дипломатии, и министра
иностранных дел страны, председательствующей в ЕС на протяжении шести месяцев на основе ротации. В
последние годы пост высокого представителя ЕС по общей внешней политике и политике в области
безопасности занимает Хавь-ер Солана, а комиссара по внешним связям — Бенита Ферреро-Вальднер.
Но в Амстердаме не удалось преодолеть существенного разногласия между членами ЕС
относительно собственных самостоятельных, без посредничества ЗЕС, действий по
формированию «европейской идентичности» в сфере безопасности. Это объяснялось тем, что ряд
стран, прежде всего Великобритания, настаивали на сохранении «промежуточной» роли ЗЕС во
взаимодействии с НАТО и формировании автономной «европейской идентичности». Ее позиция с
учетом особо близких «специальных отношений» с США объяснялась опасениями, что наделение
такими функциями ЕС напрямую может привести к слишком большой степени такой автономии.
Другие страны, в первую очередь Франция, выступали за ликвидацию такого промежуточного
звена и передачу функций ЗЕС Евросоюзу.
В декабре 1998 г. на встрече между премьер-министром Великобритании Тони Блэром и
президентом Франции Жаком Шираком в Сен-Мало (Франция) английская сторона сняла свои
возражения против передачи проблематики «европейской идентичности» непосредственно в
ведение ЕС без посредничества ЗЕС. Этот поворот отражал общую философию нового
лейбористского правительства в пользу более решительной поддержки всех процессов
европейской интеграции. Было положено начало ускоренному формированию «Общей
европейской политики безопасности и обороны» (ОЕПБО), которая была призвана
конкретизировать более узкую сферу безопасности в «Общей внешней политике и политике в
области безопасности» (ОВПБ)1. Договоренности в Сен-Мало являются рубежными для процесса
формирования автономной «европейской идентичности» в сфере безопасности.
В 1999 г. ЕС утверждает философию ОЕПБО и принимает решение о начале создания
собственных «Европейских сил быстрого реагирования» численностью до 60 тыс. человек. Их
предназначение — выполнение всего спектра «Петерсбергских миссий». Предусматривалось
также создание командно-штабной инфраструктуры вооруженных сил ЕС: Комитета по
политике и безопасности и Военного комитета (в составе начальников военных штабов странучастниц). Формируется также полицейский потенциал для развертывания в кризисных точках.
В 2003 г. была осуществлена первая практическая операция вооруженных и полицейских сил ЕС.
Они сменили силы НАТО в Македонии, которые с 2001 г. осуществляли миротворческую миссию
в ходе урегулирования конфликта между правительством этой страны и вооруженными отрядами
македонских албанцев. В 2003 г. полицейская миссия ЕС заменила полицейские силы ООН в
Боснии и Герцеговине. Наконец, в декабре 2004 г. контингент европейских вооруженных сил
«ЕВРОФОР» заменил натовский контингент «СФОР», осуществлявший задачи стабилизации в
Боснии и Герцеговине.
Анализируя результаты длительного и сложного процесса формирования автономной
«европейской идентичности», некоторые евроскеп-тики утверждают, что «гора родила мышь».
Действительно, задача формирования «Европейских сил быстрого реагирования» к 2005 г. не
выполнена, командно-штабные структуры не созданы. Даже те весьма ограниченные операции,
которые силы ЕС взяли на себя на Балканах, выполняются при поддержке НАТО. Но
еврооптимисты указывают на то, что ЕС удалось преодолеть серьезные разногласия среди
европейцев, патерналистское отношение со стороны США и НАТО, наметить долгосрочный курс
на развитие автономной «европейской идентичности» в сфере безопасности. Иракский кризис и
усиление односторонности в поведении США, казалось бы, должны были усилить процессы автономизации «европейской идентичности». Но этого не случилось, поскольку между
европейскими государствами не было единства и по этим вопросам.
В настоящее время среди европейских членов НАТО и членов ЕС идет сложный процесс
обсуждения места и роли Европы в формировании более широкой глобальной системы
безопасности и оптимального реагирования на новые вызовы международного терроризма и
распространения ОМУ.
10.4. Балканы и европейская безопасность
Исторически Балканы заслужили свое нарицательное название «пороховой бочки» как регион
напряженности, разобщенности, конфликтности, которые периодически угрожали стабильности и
безопасности всей Европы. Острый рецидив этих процессов при распаде СФРЮ и вспышке
анархии в Албании в очередной раз поставил Балканы в эпицентр проблем европейской
безопасности. Преодолеть самую острую фазу балканского кризиса 1990-х годов удалось в
основном путем внешнего вооруженного и политического вмешательства в конфликт со стороны
США и их западноевропейских союзников по НАТО. Российская стратегия мирного
урегулирования балканской проблемы была востребована ими лишь частично как
дипломатическое средство завершения фазы открытой вооруженной борьбы.
Несмотря на то что открытая фаза интенсивных и крупномасштабных вооруженных
конфликтов к концу 1990-х годов была завершена и в основном оформилась новая
территориально-государственная карта региона, ситуация на Балканах далека от стабильности.
Внутренние экономические проблемы, политическая неустойчивость постсоциалистического
устройства, межэтническая и религиозная напряженность, проблемы переселенцев, беженцев,
наказания обвиняемых в военных преступлениях, довольно высокий уровень организованной
преступности сохраняют взрывоопасность в регионе на довольно высоком уровне. Трудно идет
процесс стабилизации в Албании. Этническое и религиозное измерение албанского фактора —
сохраняющаяся тенденция к «собиранию» атбанцев вокруг «Великой Албании» — проецируется
на большинство постюгославских государств и несет в себе угрозу новых территориальных
переделов и вооруженных столкновений. Правда, в последнее время на смену ей приходит модель
сохранения компактного проживания албанского населения в нынешних территориальногосударственных границах при предоставлении им большей автономии. Менее популярной
становится и идея присоединения Косово к Албании.
Вместе с тем на Балканах начинают образовываться островки стабильности и развития. Словения,
избежавшая участия в вооруженном распаде СФРЮ, успешно преодолела переходный этап,
принята в НАТО и ЕС. На протяжении последних нескольких лет заметна существенная
стабилизация экономической и внутриполитической ситуации в Хорватии, также взявшей курс на
интеграцию в ЕС и НАТО. Властям Македонии при помощи контингента НАТО, а затем ЕС
удалось преодолеть серьезный кризис 2001 г., когда в западных районах страны, где компактно
проживали албанцы, вспыхнули боевые действия между сепаратистами и славянским населением.
Расширение автономии албанского меньшинства смягчило межэтническое противостояние, хотя
долгосрочная перспектива этой проблемы остается неопределенной.
По-прежнему самой острой в регионе является проблема края Косово. После ввода в край
крупного контингента НАТО, начала функционирования гражданской администрации и
размещения полицейских сил ООН послевоенное восстановление края сопровождалось усилением
враждебности со стороны албанцев-косоваров к оставшемуся немногочисленному сербскому
меньшинству и периодическими вспышками насилия. Большинство населения края настаивает на
окончательном отделении от Сербии. Международные силы в Косово, придерживающиеся
прежней формальной позиции, согласно которой край остается неотъемлемой составной частью
Сербии, не могут или не хотят найти практические пути реализации этого положения для
окончательного урегулирования проблемы края. Большинство специалистов считает, что рано или
поздно официальное провозглашение полной независимости края может привести к вспышке
конфликтности, в том числе и вооруженной, между Косово и Сербией.
Неустойчивой остается внутренняя ситуация в Сербии. Свержение режима Милошевича
несколько снизило внутриполитическую напряженность, но далеко не сняло ее. Помимо
внутренних и косовской проблем она расшатывается и стремлением Черногории
дистанцироваться от Сербии, с которой в 2003 г. вместо Союзной Республики Югославии было
создано довольно аморфное, по существу конфедеративное государственное образование Сербия
и Черногория.
В новом государстве Босния и Герцеговина, разделенном согласно Дейтонским соглашениям 1995
г. почти поровну на два территориальных образования (Сербскую республику и Мусульманохорватскую федерацию) с автономными структурами для каждого из этих образований и довольно
слабыми общими институтами (президентом и государственным советом), единство де-юре и
относительно мирное сосуществование между двумя частями поддерживается в основном
миротворческими и полицейскими силами ЕС. Но возобновление открытой вооруженной
конфронтации между ними маловероятно.
Многие сходятся в том, что ЕС и НАТО удалось снять значительную часть остроты кризиса на
Балканах. Трудный и неоднозначный процесс дальнейшего умиротворения этого района Европы
осуществляется в основном в западноцентричной орбите. В качестве основных инструментов
используются международные миротворческие и полицейские силы в наиболее опасных точках,
массированная экономическая помощь, содействие созданию демократических институтов гражданского общества. Следует отметить и тот факт, что сегодня соседние страны, окружающие
наиболее проблемные узлы Балкан, являются членами НАТО или ЕС, или одновременно обеих
организаций.
Возможность рецидивов вооруженных конфликтов на Балканах ни в коем случае нельзя
исключать. Но нельзя не отметить и того, что эта вероятность сокращается, а ЕС и НАТО имеют
мощные инструменты, накопили опыт и демонстрируют политическую волю для противодействия
угрозам европейской безопасности, которая может исходить с Балкан.
10.5. Российская Федерация в процессах европейской безопасности
Определение нынешней роли РФ в формировании новой системы европейской безопасности
проходило под влиянием ряда крупных факторов. Крушение коммунизма, начало внутренних
реформ в России и в большинстве стран Центральной и Восточной Европы закрепляли смену
парадигмы отношений между западом и востоком европейского континента от конфронтации к
поиску путей сотрудничества. После многих десятилетий в принципе восстанавливалась
историческая роль России как естественного и влиятельного участника взаимодействия на всем
европейском континенте в конструктивном ключе. Одновременно работали факторы,
ограничивающие масштаб влияния России на европейские процессы: снижение экономического и
военного ресурса, противоречивость процессов внутреннего реформирования, внутриполитическая борьба вокруг формирования понятия «национальные интересы», в том числе и на
европейском направлении.
Помимо этого перед РФ стояли серьезные задачи обеспечения комплексной безопасности в Азии и
на юге, которые далеко не всегда вписывались в более ограниченный рамками одного континента
круг интересов других европейских государств. С различной долей искренности противники более
энергичного включения России в систему европейской безопасности утверждали, что в таком
случае европейцам придется взять на себя ответственность за обеспечение безопасности на восточных и южных границах РФ. Еще одним существенным фактором, влиявшим на подходы РФ к
европейской безопасности, являлось общее состояние российско-американских отношений,
которое кроме европейской тематики определялось более широким спектром взаимодействия по
глобальным проблемам и в двустороннем плане.
Западные участники имели несопоставимо больший экономический, военный и идеологический
ресурс, который как магнит притягивал страны Центральной и Восточной Европы. Мощная
динамика постепенного, но неуклонного процесса формирования западноцентричной, а не
общеевропейской модели европейской безопасности при лидирующей роли США, а затем и ЕС
если не целенаправленно, то объективно ограничивала участие России в этих процессах.
Существуют различные оценки мотивации такой стратегии: от утверждений о том, что она была
осознанно направлена в первую очередь на подрыв безопасности России, до доводов, согласно
которым сегодняшняя ситуация явилась побочным продуктом формирования западноцентричной
модели европейской безопасности, которая в максимальной степени отвечала интересам ЕС и
Соединенных Штатов, в основном путем сохранения и развития НАТО.
Существенным первым вкладом России в завершение холодной войны и начало формирования
новой философии европейской безопасности стал вывод советских, а затем российских войск из
Германии, Венгрии, Чехословакии и Польши. Это было одновременно и шагом доброй воли, и
акцией, которой не было альтернативы после объединения Германии и распада Организации
Варшавского договора. Трудно предположить, что выдвижение в тот момент дополнительных
условий, например. о нейтрализации и выводе ФРГ из НАТО или нерасширении НАТО на восток
могло кардинально изменить дальнейшее, известное нам сегодня течение процессов
формирования европейской безопасности.
Основными узлами конфликтности между Россией и западными странами относительно
формирования новой европейской безопасности были вопросы общей ее концепции, расширения
НАТО и разрешения конфликтов на Балканах.
Как отмечалось, РФ будущая европейская безопасность представлялась в конфигурации «общего
европейского дома» на смыкающемся евразийско-евроатлантическом пространстве от Ванкувера
до Владивостока без перегородок между основной массой европейцев, североамериканцев и
«ассоциированными соседями» в структуре СНГ во главе с Россией. В качестве несущего каркаса
общеевропейского дома Москва видела структуру ОБСЕ, дополняемую такими модулями, как
НАТО, СНГ, ЕС, ЗЕС. Подобная геометрия открывала бы возможность налаживания новых, в
первую очередь экономических отношений с Западной Европой и восстановления потерянных
было позиций в Центральной и Восточной Европе. Как представлялось в самом начале 1990-х
годов, западные страны разделяли такую концепцию. Именно этим объясняется довольно
спокойная реакция РФ на натовскую программу «Партнерство ради мира» и на постановку
вопроса о возможном вхождении некоторых стран Центральной Европы в НАТО. Как известно, в
совместном заявлении российского и польского президентов от 25 августа 1993 г. отмечалось, что
стремление Польши вступить в НАТО в принципе «не противоречит интересам других
государств* включая Россию».
Однако уже через короткое время РФ высказалась против намерений членов Вишеградской
группы (Венгрии, Польши и Чехии) добиваться принятия в НАТО и в принципе против
расширения НАТО. Противоречия по этому вопросу стали еще более острыми после того, как на
Брюссельском саммите НАТО в начале 1994 г. лидеры альянса заявили, что они «ожидают и
приветствуют расширение НАТО», а спустя несколько дней президент США Билл Клинтон
разъяснил, что теперь вопрос «не в том, примет ли НАТО новых членов, а в том, как и когда это
будет сделано». Последовавшая длительная и ожесточенная дипломатическая и информационная
борьба Москвы против расширения НАТО не увенчалась успехом. Попытки использовать
противоречия между США и западноевропейцами, предпринять нажим путем публичного
обсуждения возможных «адекватных несимметричных» контрмер военно-политического
характера существенных результатов не дали. В 1997 г., когда стало очевидным, что решение о
вступлении Венгрии, Польши и Чехии в НАТО предрешено, РФ была вынуждена пойти на
компромисс.
27 мая 1997 г. лидерами государств—членов НАТО и российским президентом был подписан
«Основополагающий акт о взаимных отнотениях, сотрудничестве и безопасности между
Российской Федерацией и Организацией североатлантического договора». НАТО заявила, что не
имеет «намерений, планов и причин» размещать на территории новых стран-членов ядерное
оружие, а также существенно увеличивать арсенал обычных вооружений в Центральной и
Восточной Европе. Это был серьезный шаг навстречу России, но такая формулировка не
полностью закрывала возможность изменения позиции альянса, например, в случае изменения
«причин». РФ, в свою очередь, признала, что любое государство (фактически имелись в виду
страны ЦВЕ) имеет право выбирать способ укрепления собственной безопасности и у нее нет
права вето на решения НАТО. Однако было заявлено, что она не снимает возражений по поводу
расширения альянса. Для углубленного взаимодействия между РФ и НАТО создавался
Постоянный совместный совет, призванный реализовывать в конкретных проектах стратегию
«стабильного и долгосрочного партнерства».
Однако отрицательная динамика в отношениях между РФ и НАТО не была переломлена. Более
того, эти отношения еще сильнее обострились и достигли пика напряженности в связи с
косовским кризисом. Резкая реакция Москвы на действия НАТО в связи с этим кризисом
объяснялась рядом соображений. Прежде всего, в связи с тем, что они были предприняты в обход
Совета Безопасности ООН, а следовательно, представляли угрозу действующему международному
праву и ущемляли права РФ как постоянного члена Совета Безопасности. Кроме того,
односторонние действия НАТО на Балканах еще больше ограничивали участие РФ в решении
ключевых проблем европейской безопасности. Наконец, этот район имел существенное значение
для России с учетом ее исторической роли на Балканах, а также в связи с особыми отношениями
со славянским народом Сербии, исповедующим православие.
Хотя Москва сыграла существенную роль в дипломатическом урегулировании конфликта, нельзя
забывать, что оно было достигнуто в основном на условиях, продиктованных НАТО.
Показательной для состояния отношений РФ и НАТО сразу после дипломатического урегулирования была предпринятая Москвой самостоятельно, без согласования с НАТО уже
упомянутая переброска небольшого российского мобильного подразделения из Боснии и
Герцеговины, где оно выполняло миротворческие функции, в район аэродрома города Приштина в
Косово, хотя этот район не входил в согласованную зону ответственности, отведенную для
российских миротворцев. Только сдержанность британских офицеров на местах, не выполнивших
приказ американского командующего генерала Кларка остановить этот «бросок на Приштину»,
предотвратила весьма вероятное прямое столкновение между российскими и натовскими
военными, чреватое серьезнейшими последствиями.
На протяжении длительного периода отношения между РФ и НАТО были заморожены.
Российские представители не участвовали в работе Постоянного совместного совета Россия—
НАТО. Эта пауза была прервана лишь вследствие изменения глобальной стратегической
обстановки, когда после 11 сентября 2001 г. на передний план резко выдвинулись задачи борьбы с
международным терроризмом и распространением ОМУ, а также взятого Россией курса на
сотрудничество в этой борьбе с США и Европой. Вместе с тем возникала необходимость
активизации отношений с НАТО для поиска нового механизма взаимодействия в свете
надвигавшейся второй волны расширения этой организации. Эти соображения и предыдущий
опыт предопределили более спокойное отношение Москвы ко второй волне расширения НАТО,
хотя РФ по-прежнему придерживалась своей принципиальной позиции, считая расширение
контрпродуктивным для упрочения европейской безопасности. На этот раз акцент был сделан на
задаче совершенствования механизма взаимодействия между РФ и НАТО в новых условиях.
28 мая 2002 г. в Риме на саммите руководителей 19 государств—членов НА ТО и РФ было
заявлено о «новой эре» в отношениях Россия—НА ТО, открывающей возможности для
«консультаций, совместных решений и совместных действий». Одновременно был учрежден
Совет Россия — НАТО, призванный заменить созданный в 1997 г. Постоянный совместный совет
Россия—НАТО. Новизна алгоритма функционирования созданного Совета заключалась в том, что
все члены его будут вовлечены в совместное обсуждение проблем с момента их постановки и в
принятии решений в «национальном качестве», т.е. без предварительного сепаратного
согласования между членами НАТО и представления затем западной консолидированной позиции
на переговорах с российскими представителями, как это было в прошлом Постоянном совместном
совете. Была существенно расширена и стартовая повестка дня взаимодействия РФ — НАТО за
счет включения в нее, например, таких проблем, как оценка террористической угрозы,
нераспространение ОМУ, регулирование кризисов. Новый механизм взаимодействия позволил
смягчить сохраняющиеся разногласия на момент второй волны расширения НАТО, сделать более
содержательным процесс взаимодействия. Но не следует и переоценивать «магию» новой
структуры, поскольку успешность ее функционирования зависит, главным образом, от политической воли участников.
Вторая волна расширения НАТО обострила некоторые аспекты взаимодействия между РФ и
НАТО, поскольку впервые в нее были включены уже не только бывшие члены Варшавского пакта,
но и бывшие советские республики (Латвия, Литва, Эстония). Обеспокоенность вызывают и
намерения передислоцировать ряд баз НАТО из стран Западной Европы на территорию новых
членов альянса, а также обсуждение с некоторыми государствами Центральной и Восточной
Европы планов размещения элементов передового базирования новой создаваемой американцами
системы ПРО. Хотя в Вашингтоне и Брюсселе заверяют, что эти мероприятия имеют целью
большей реориентации НАТО на юго-восточное направление (Ближний и Средний Восток),
Москва не может не испытывать обеспокоенности относительно того, что они объективно создают
новую военно-политическую ситуацию в непосредственной близости у западных границ РФ и
других стран СНГ.
В целом можно констатировать, что, несмотря на серьезные расхождения по некоторым
принципиальным вопросам строительства новой системы безопасности в Европе и возникновение
серьезных кризисных ситуаций на пути реализации западноцентричной модели, Россия в итоге
сохранила в основном конструктивное взаимодействие с этой системой.
10.6. Роль ОБСЕ
В Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ),
; являющуюся с 1995 г. продолжательницей учрежденного в 1975 г. Совещания по безопасности и
сотрудничеству в Европе (СБСЕ), входит 55 государств Большой Европы, в том числе те, которые
образовались на постсоветском пространстве. Она сыграла важную роль в развитии мер доверия,
сокращении обычных вооружений, военно-политической стабилизации на континенте на
завершающем этапе холодной войны. Однако с течением времени военно-политические функции
ОБСЕ были оттеснены с центрального поля европейской безопасности, которое заt нял указанный выше западноцентричный комплекс во главе с НАТО и ЕС. Больший удельный
вес в работе ОБСЕ стали занимать политические, социальные и экономические вопросы, тематика
прав человека, например, наблюдение за проведением выборов, соблюдением прав наци; ональных меньшинств и т.п.
Тем не менее за ОБСЕ сохраняется часть важных функций, касающихся сферы военнополитической безопасности. Прежде всего, она остается центральным форумом по проведению
новых переговоров по укреплению мер доверия и контролю над вооружениями. Именно под
эгидой ОБСЕ продолжает реализовываться инициированный еще на завершающей фазе холодной
войны комплекс мер доверия, касающий. ся предварительных уведомлений о военных учениях, о крупных передвижениях войск, обмена
наблюдателями и инспекторами. В ведении этой организации остается комплекс задач по
выполнению и совершенствованию Договора об обычных вооруженных силах в Европе. В 1999 г.
на саммите ОБСЕ в Стамбуле были приняты адаптированный ДОВСЕ и Хартия европейской
безопасности.
Особое место в деятельности ОБСЕ занимает проблематика конфликтных ситуаций в зоне
ответственности этой организации. Под ее эгидой функционирует так называемая Минская
группа, имеющая целью поиск компромиссного решения по проблеме Нагорного Карабаха.
Миссии ОБСЕ направлялись в зоны конфликтов с целью политического мониторинга, поощрения
контактов между конфликтующими сторонами, например, в Боснию и Герцеговину, Косово,
Чечню после заключения Хасавюртовских соглашений 1996 г., в районы Грузии, граничащие с
Чечней.
В последнее время деятельность ОБСЕ все больше оказывается в тени других структур,
действующих в сфере безопасности, она выполняет важные, но все же вспомогательные функции.
При этом удельный вес политической сферы деятельности все больше превалирует над сферой
безопасности. В географическом плане поле активности ОБСЕ все больше смещается на восток
Европы. По этим причинам в последние годы РФ все настойчивее ставит вопрос об изменении
взгляда на ОБСЕ как на инструмент «обслуживания интересов отдельных государств и
группировок» и возвращении к концепции создания неделимого общеевропейского пространства
безопасности с едиными для всех принципами и правилами.
При сохранении определенных разногласий, трений и потенциальных кризисных узлов
сложившуюся после окончания холодной войны систему европейской безопасности, особенно в
сравнении с положением дел в других регионах мира, можно охарактеризовать как одну из самых
стабильных и институционально оформленных.
Гл а ва 11
ПРОБЛЕМЫ БЕЗОПАСНОСТИ НА БЛИЖНЕМ И СРЕДНЕМ
ВОСТОКЕ
В наши дни центр тяжести угроз глобальной международной безопасности сместился из Европы,
которая на протяжении столетий прочно удерживала это сомнительное первенство, в регион
Ближнего и Среднего Востока. Этот регион, иногда его называют Большим Ближним Востоком,
простирается от Афганистана на востоке до Марокко на западе, и от Ирана на севере до Йемена на
юге. С точки зрения безопасности его прежде всего объединяют угрозы, общие как для стран
региона, так и для всего мира. Сегодня — это терроризм, угроза распространения ОМУ,
внутренние и межгосударственные конфликты. В последние годы этот регион стал объектом трех
крупнейших международных вооруженных вмешательств, осуществленных под руководством
США (в Афганистане и дважды в Ираке). Он является фокусом трений и противоречий в
отношениях между крупнейшими державами мира, а также внимания международных
организаций. При этом регион является основным поставщиком нефти для мировой экономики,
что влечет за собой специфический комплекс проблем безопасности регионального и глобального
масштаба.
Отдельные его районы или субрегионы — группы стран, прилегающие к восточному побережью
Средиземного моря (страны Леванта), расположенные в Северной Африке (страны Магриба),
имеющие выход в Персидский залив (страны Персидского залива), в определенной степени
самобытны и автономны, но в единое региональное целое с точки зрения безопасности помимо
упомянутых выше угроз и факторов их объединяют общие для большинства стран история,
цивилизация, религия, экономические, социальные и политические проблемы.
Страны региона — наследницы великих восточных цивилизаций. Большинство из них — это
арабские государства, связанные общими этническими, культурными узами, религией ислама. В
то же самое время — это молодые государства, поскольку большинство из них лишь в прошлом
веке освободилось от колониализма Оттоманской империи, а затем Великобритании и Франции.
Одновременно регион — это не гомогенное целое. Большинство его жителей, исповедующих
ислам, придерживаются направления суннизма, а меньшая, хотя и значительная часть (в Иране,
Йемене, на юге Ирака) — шиизма. Помимо этнического отличия персов и евреев от арабов в
регионе закрепилось разделение арабского населения на национальные государства с четко выраженными и часто конфликтными национальными интересами. Часть из них — монархии,
другие, преимущественно авторитарные, формально парламентские республики. Часто
противоречия между ними уходят корнями в соперничество хашимитской и саудийской монархий,
а в более близком прошлом — в борьбу за лидерство в арабском мире между наиболее крупными
из них — Египтом, Ираком, Сирией, Саудовской Аравией. Причинами жестких столкновений
являются территориальные претензии и борьба за нефть между Ираном, Ираком, Саудовской
Аравией и другими государствами Персидского залива. Межгосударственные противоречия
дополняются чередой внутренних столкновений на почве межэтнических и межрелигиозных
отношений, в борьбе за политическую власть — гражданских войн, революций, переворотов.
На состояние дел в регионе в сфере безопасности значительное влияние оказывают и общие для
большинства его стран экономические и социальные проблемы. Несмотря на огромные
финансовые поступления от продажи нефти, регион, в том числе и ряд нефтедобывающих стран,
является одним из самых отсталых и изолированных от процессов научно-технической
модернизации и глобализации. По данным доклада Программы развития ООН, подготовленного в
2002 г. специалистами из этого региона, общий совокупный продукт 22 арабских стран меньше,
чем валовой внутренний продукт Бельгии. При крайне низких темпах роста экономики (0,5% за
год) производительность труда здесь фактически сокращается. Меньше одного процента
населения имеет доступ к Интернету. Сегодня население региона составляет около 300 млн
человек, к 2020 г., по прогнозам, оно вырастет до 500 млн человек. Безработица колеблется на
уровне 15%. Регион «лидирует» среди других регионов мира по уровню политической несвободы.
Оптимизм 1960-х годов, питавшийся успехами национально-освободительного движения и
выдвинутыми во времена Гамаля Абдель Насера идеями арабского социализма, сменился
ощущением безысходности и унижения, особенно болезненными с учетом великого прошлого
арабской цивилизации. Около половины арабов хотели бы иммигрировать из региона.
Значительная часть ищет выход из тупика на путях религиозного фундаментализма и экстремизма.
Эта социально-экономическая и политическая стагнация является мощным ресурсом конфликтности внутри государств региона, в отношениях между ними, которая выплескивается и за
пределы региона.
11.1. Этапы развития процессов региональной безопасности
Одним из важнейших факторов, определивших формирование отношений стран региона друг к
другу и к внешнему миру, явилось развитие событий в районе Леванта, прежде всего арабоизраильское противостояние. Первоначальная задача уничтожения Израиля брала верх над
межарабскими противоречиями и явилась мобилизующей и объединяющей для региона силой.
Хотя основное бремя открытой конфронтации несли Египет, Сирия, Иордания и ряд других
государств, тяготеющих к этому району, она неизбежно втягивала в свою орбиту более
отдаленные в географическом плане страны Магриба и Персидского залива. Шесть арабоизраильских крупномасштабных войн (1948,1956, 1967, 1969, 1973, 1982 гг.), подготовка к ним,
восстановление понесенного ущерба определяли основную военно-политическую парадигму существования региона.
Эта длительная конфронтация в значительной степени формировала и устойчивый антизападный
вектор внешней политики стран региона. Само укоренение иудаизма, сионистское движение
переселенцев из Европы и Америки, наконец, образование государства Израиль на Ближнем
Востоке рассматривались как агрессия западной цивилизации в зону традиционно исламской и
арабской цивилизации. Это воспринималось как продолжение западного колониализма, только в
новом формате. Ситуация усугублялась тем, что на стороне Израиля в меньшей или большей
степени были западные общества и государства.
Холодная война неизбежно вовлекла этот конфликт в свою орбиту. Прифронтовые арабские
страны были вынуждены искать спонсора на другой от Запада стороне противостояния в холодной
войне. Советский Союз, в свою очередь, рассматривал арабские страны как не самого близкого
классово, но полезного стратегически союзника в борьбе с Западом. Неизбежно противник
противника становился союзником. Соединенные Штаты первоначально пытались сохранить
равноудаленность в отношениях с Израилем и арабскими странами. Но постепенно та же логика
глобальной конфронтации в холодной войне вынудила их сместиться ближе к Израилю. Правда,
даже в годы самой напряженной конкуренции в регионе между СССР и США Вашингтону
удалось не скатиться на окончательную конфронтацию с арабами, сохранить при всех
противоречиях рабочие отношения с рядом стран региона, в первую очередь с Саудовской
Аравией и другими странами Персидского залива.
Можно утверждать, что холодная война оказала существенное влияние на развитие процессов в
сфере безопасности на Ближнем Востоке. Но этот фактор не следовало бы преувеличивать,
поскольку противостояние между Израилем и арабскими странами имело собственные движущие
силу и логику, а поэтому надолго пережило окончание холодной войны.
Уже во второй половине 1970-х годов наблюдалась смена парадигмы в этом противостоянии.
Стало очевидным, что арабским государствам не удается решить поставленные задачи путем
открытой и масштабной военной конфронтации с Израилем. Начало разрушаться единство
межарабской антиизраильской коалиции. В 1977 г. египетский президент Анвар Садат посетил
Израиль и достиг принципиальной договоренности с премьер-министром Менахемом Бегином о
двустороннем мирном урегулировании. Все попытки сохранить антиизраильский фронт в
прежнем формате после выхода из него Египта результатов не дали. Противостояние сохранилось,
но оно перешло в фазу финансовой, политической, дипломатической и иной поддержки борьбы
палестинцев, сначала с той же долгосрочной целью ликвидации Израиля, которая затем была ограничена задачами изгнания израильтян с оккупированных территорий и создания палестинского
государства. Эпоха межгосударственных войн с Израилем уступила место длительному процессу
борьбы с ним руками палестинцев.
Палестинцы осознали, что армии арабских государств не могут решить их судьбу. В конце 1960-х
годов Организация освобождения Палестины (ООП) во главе с Ясиром Арафатом принимает
стратегию интенсификации диверсионно-террористической борьбы. Это был период первой
«интифады». Поскольку в ходе войны 1967 г. Израиль оккупировал территории Западного берега
реки Иордан и сектора Газа, занятые арабским населением, палестинцам приходилось вести
борьбу с территорий соседних стран — Иордании и Ливана. Но в 1970 г. Иордания изгнала отряды
ООП, которые инициировали попытку переворота против короля Хусейна.
Существенное влияние на развитие событий в районе Леванта оказал конфликт в Ливане. Этой
стране со смешанным мусульманско-хрис-тианским населением удавалось до середины 1970-х
годов в определенной мере дистанцироваться от арабско-израильского конфликта, процессов
радикализации в регионе под знаменем арабского национализма, сохранять внутреннюю
стабильность, поддерживать конструктивные связи со странами Западной Европы, прежде всего с
Францией и Соединенными Штатами. Однако внутренний политический баланс был нарушен
потоками палестинских переселенцев и передислокацией из Иордании на территорию Ливана
основных сил ООП во главе с Арафатом. Вспыхнувший в 1975 г. кровавый конфликт между
христианами и мусульманами на долгие годы превратил Ливан в одну из самых горячих точек в
регионе. В той или иной мере в него оказались втянутыми большинство арабских стран. При этом
их подходы к ливанской проблеме часто отражали соперничество друг с другом, в частности
между Сирией, Ираком, Ливией, Саудовской Аравией, по другим вопросам. Со временем в этот
процесс оказался втянутым и Иран, поддерживавший шиитскую часть мусульманского населения,
в частности военизированную организацию «Хезболла». Ситуацию осложняла вовлеченность в
этот конфликт Израиля, поскольку юг Ливана оказался главным на тот момент фронтом
противоборства с базировавшимися там палестинскими отрядами, которые наносили удары по
израильской территории.
В 1982 г. Ливан стал полем боя последней крупной межгосударственной арабо-израильской
войны. Израиль вторгся на территорию Ливана, ведя крупномасштабные бои с находившимися
там сирийскими войсками, разгромил отряды ООП, вынудив их покинуть Ливан. Арафат
перебазировался в Тунис. Однако внутренний конфликт в стране продолжался еще несколько лет.
Безрезультатными оказались попытки США и Франции положить конец гражданской войне путем
направления в Ливан в качестве миротворцев своих вооруженных сил. После крупной
террористической атаки, в ходе которой в октябре 1983 г. в Бейруте было убито 239 американских
и 58 французских солдат, Вашингтон и Париж отказались от попыток принуждения воюющих
сторон к миру. С течением лет остроту внутреннего конфликта удалось притушить с помощью
хрупкой формулы разделения государственных постов между христианами, суннитами и
шиитами, окончательного вывода израильских войск из «зоны безопасности» на юге страны.
Объективно стабилизирующую роль на том этапе сыграло присутствие в Ливане контингента
сирийских войск, выступавших в качестве миротворцев.
Хотя Советскому Союзу удалось сохранить позиции в Сирии и Ираке, потеря Египта в качестве
союзника, а также смена формата антиизраильской борьбы существенно ослабили его влияние на
новую ситуацию в регионе. Это усугублялось разрывом Москвой дипломатических отношений с
Израилем. Соединенным Штатам, напротив, удалось несколько упрочить свои позиции
посредника и балансира между конфликтующими сторонами на новом этапе конфликта. Правда,
эти возможности были ограничены, как показали малоуспешные попытки Вашингтона
продолжить процесс мирного урегулирования, на этот раз между израильтянами и палестинцами.
Предпринимавшееся время от времени дозированное давление на Израиль, с тем чтобы тот занял
более компромиссную позицию в достижении договоренностей с палестинцами, не давало
результата.
Окончание холодной войны не сняло более глубоких и самостоятельных причин развития
процессов в сфере безопасности на Ближнем и Среднем Востоке, но открыло некоторые пути
возможного урегулирования конфликтов, а также явилось рубежом, ознаменовавшим становление
нового формата и качества развития этих процессов. Значительными факторами стали вывод
советских войск из Афганистана, процесс сокращения материальной поддержки Советским
Союзом Ирака, Сирии, Ливана, Южного Йемена, восстановление дипломатических отношений
между Россией и Израилем, поворот линии поведения Москвы от поддержки противостояния к
поиску компромиссных решений проблем региона.
Попытки комплексного урегулирования проблемы противостояния арабских государств и
палестинцев с Израилем, предпринятые в конце 1990 г. на мирной конференции в Мадриде под
председательством СССР и США, не привели к немедленным результатам, но задали общее направление на поиск компромиссных, а не конфронтационных решений. Принципиально новым
было соглашение сторон о формуле «земля в обмен на мир», по которой израильская сторона
соглашалась на возвращение оккупированных палестинских территорий, а арабы признавали
право Израиля на безопасное существование.
Более конкретные решения по претворению этой формулы в отношениях между израильтянами и
палестинцами были выработаны в ходе двусторонних переговоров между ними, которые
проходили в Осло в начале 1990-х годов.
В начале сентября 1993 г. Израиль и ООП заключили соглашение о взаимном признании, а затем
на встрече в Вашингтоне между премьер-министром Ицхаком Рабином и Ясиром Арафатом была
подписана декларация о принципах организации временного палестинского самоуправления в
секторе Газа и города Иерихон (на Западном берегу Иордана). По существу Израиль соглашался
на постепенную передачу под контроль палестинской администрации части территории исторической Палестины. Осенью 1994 г. Израиль и Палестина заключили соглашение,
предусматривавшее вывод израильских войск из ряда городов с преимущественно палестинским
населением, создание палестинской администрации и полицейских сил. В октябре 1994 г. был подписан мирный договор и установлены дипломатические отношения между Израилем и Иорданией,
которая не возражала против передачи под контроль Палестинской автономии территории
Западного берега, который до оккупации его Израилем в ходе войны 1967 г. входил в состав
Иордании.
Этот компромисс вызвал резкую критику со стороны радикальных сил как в Израиле, так и на
палестинских территориях. В 1995 г. Ицхак Рабин был убит еврейским религиозным фанатиком.
Экстремистские палестинские организации ответили на это частичное урегулирование усилением
диверсионно-террористической активности против Израиля.
После нескольких лет застоя и регресса в израильско-палестинских отношениях в 1999 г.
новый премьер-министр Израиля Эхуд Барак предпринял попытку продвинуть урегулирование с
палестинцами. В значительной степени под давлением президента США Клинтона он пошел на
подписание с Ясиром Арафатом новых соглашений, которые предполагали вывод израильских
войск, ликвидацию ряда израильских поселений, создание коридора между Западным берегом и
сектором Газа. Многообещающими выглядели проекты компромиссных решений о статусе
Иерусалима и возвращении палестинских беженцев. В то же время Израиль отказался от
оккупации «зоны безопасности» на юге Ливана.
Но осенью 2000 г. палестинская сторона объявила о начале второго этапа «интифады».
Вооруженное противоборство перешло в русло активизаций палестинцами диверсионных и
террористических акций не только на оккупированных территориях, но и в израильских городах и
действий израильской армии, направленных на уничтожение террористических организаций, их
лидеров, боевиков и ужесточение в связи с этим оккупационного режима на палестинских
территориях. В ходе операции «Оборонительный щит» Израиль вновь ввел войска во все крупные
города Западного берега, усилил карательные операции против палестинских боевиков.
Переговорный процесс между правительством Израиля и руководством Палестинской автономии
по существу был прерван. В конечном итоге израильская сторона обвинила Арафата в прямой
поддержке террористов, отказалась иметь какие-либо контакты с ним, изолировала его
резиденцию в Рамаллахе и грозила принудительной высылкой за границу.
Объяснение неожиданного и нелогичного на первый взгляд взрыва открытой вооруженной борьбы
в тот момент, когда уже почти были достигнуты существенные компромиссные соглашения о
значительном расширении прав Палестинской автономии, надо искать во внутренних процессах,
развивавшихся как в израильском, так и в палестинском обществе. Правые партии Израиля, в
первую очередь «Ликуд» во главе с Ариэлем Шароном, видели в этих договоренностях не только
расширение автономии, но и опасное, по их мнению, продвижение к созданию палестинской
государственности. Это означало бы окончательный отказ от идеи «Большого Израиля», т.е.
инкорпорирования оккупированных палестинских территорий путем создания на них еврейских
поселений. Именно этим объясняется намеренно провокационное посещение в октябре 2000 г.
Шароном Храмовой горы в Иерусалиме, где находится одна из главных святынь ислама — мечеть
Аль-Акса. Это было демонстрацией решимости части израильского общества не допустить
создания палестинской государственности.
В свою очередь палестинцы, главным образом младшее, более радикально настроенное поколение,
расценили эти соглашения как полумеру, хотя и расширяющую права автономии, но уводящую от
главной цели — создания независимого палестинского государства. В рядах движения
сопротивления наметился раскол между старшим поколением руководства ООП во главе с
Арафатом, молодыми лидерами националистического толка и набиравшими силу исламистскими
организациями. Верх взяли противники переговоров об автономии и сторонники вооруженного
давления на Израиль с целью обретения полной независимости. Во время второй «интифады»
существенно возросло влияние радикальных исламских организаций. Наиболее активными из них
являлись «Хамас», «Исламский Джихад». Израильтяне обвиняли в террористической деятельности
и часть полицейских сил Палестинской автономии, а также военное ответвление правящей партии
автономии «Фатх» — «Бригады мучеников Аль-Акса». Большая часть мусульманских стран и
общественных организаций поддерживала вооруженную борьбу палестинцев, в том числе и акты
терроризма.
Отношение арабских государств к Израилю на этом этапе определялось зигзагами во
взаимоотношениях между израильтянами и палестинцами, но в целом оно было менее
конфронтационным, чем в предшествующие периоды. Правда, снижение конфронтационности по
межгосударственным линиям было «восполнено» резким подъемом антиизраильских настроений
и действий на субгосударственном уровне, прежде всего под флагом исламистского экстремизма и
транснационального терроризма.
В 1970-е годы зарождались новые процессы и в районе Персидского залива. В 1971 г. в рамках
новой стратегии «к востоку от Суэца» Великобритания вывела свои вооруженные силы из района
залива. За этим последовал процесс усиления противоречий в треугольнике между Ираком,
Ираном и малыми арабскими странами этого района во главе с Саудовской Аравией. Это
противоборство дополнялось соперничеством между Саудовской Аравией и Йеменом, а также
противостоянием между севером и югом в самом Йемене. Существенным фактором, оказавшим
долгосрочное влияние на логику развития событий в этом районе, явилось падение режима шаха и
исламская революция 1979 г. в Иране, имевшая мощный антизападный, прежде всего
антиамериканский, заряд. Обострилась идеологическая борьба между Ираном и Саудовской
Аравией, которые претендовали на роль лидера в деле толкования, защиты и продвижения ислама.
Другим фактором становится активизация борьбы Ирака во главе с Хусейном за лидерство в
регионе в целом и особенно в районе Персидского залива, которая, в конечном счете, привела к
затяжной и кровопролитной ирако-иранской войне 1980-1988 гг. Багдад не скрывал и
патерналистского подхода к Саудовской Аравии, малым странам Персидского залива. Район
Персидского залива выдвинулся на одно из первых мест повестки дня международных отношений, в том числе и в сфере безопасности, в связи с эмбарго на поставки нефти ряду западных
стран, а затем с резким повышением странами ОПЕК цены на нефть в 1971-1973 гг. Наконец,
существенное влияние на развитие военно-политической ситуации в субрегионе оказал ввод
советских войск в Афганистан в 1979 г. Наряду с другими последствиями, он с течением времени
привел к мобилизации части населения региона на поддержку борьбы афганских единоверцев.
Все это повлияло на существенное повышение военной вовлеченности США в дела района
Персидского залива. Для гарантирования беспрепятственного поступления нефти на мировые, в
том числе и американский, рынки Соединенные Штаты начинают строительство военнополитической союзнической структуры с Саудовской Аравией и другими арабскими странами
региона. Угроза советского военного присутствия в Афганистане и опасения относительно
возможного выхода СССР к побережью Персидского залива привели к решению создать в этом
районе Центральное военное командование США с постоянно действующей инфраструктурой
базирования в прилегающих районах, в частности на острове Диего-Гарсия в Индийском океане.
Задачу нейтрализации революционного Ирана американцы попытались решить путем поддержки
Ирака в его войне с Тегераном. Вместе с тем Вашингтон стремился ограничить влияние ираноиракской войны, грозившей блокировать Персидский залив в районе Ормузского пролива, на
поставки нефти из региона. Значительную военную помощь Ираку оказывала Франция. Надо
сказать, что и Советский Союз стал одним из основных поставщиков вооружений Ираку, хотя
скорее по мотивам сохранения влияния в регионе после утраты позиций в Египте. В районе
Персидского залива формировался сложный и напряженный узел борьбы в сфере безопасности,
который оказывал влияние на события, происходившие в районе Леванта и во всем регионе
Ближнего и Среднего Востока.
С течением времени иракский фактор приобретал все большую значимость для развития военнополитических процессов в регионе. Так и не добившись победы над Ираном, на рубеже 1980-1990х годов Багдад предпринял стратегический разворот, нацелив экспансию на малые арабские
страны района Персидского залива и на Саудовскую Аравию. Первым шагом в этом направлении
стала оккупация Кувейта в августе 1990 г. Это привело к изоляции Ирака со стороны арабских
государств и означало неизбежное столкновение с Соединенными Штатами. Ценность Ирака как
союзника в сдерживании влияния иранской революции к тому времени существенно снизилась,
поскольку Ирану пришлось сосредоточиться на внутренних задачах восстановления после
многолетней войны с Ираком и преодоления растущей оппозиции экстремизму теократического
режима в стране. Вывод советских войск из Афганистана и снижение готовности перестроечного
Советского Союза активно вмешиваться в события за рубежом развязывали руки Вашингтону для
более решительных действий в регионе. Соединенные Штаты оказались в роли единственного
гаранта бесперебойного доступа нефти из Персидского залива на мировые рынки, угроза чему
резко возрастала в результате новой стратегии Багдада. Антииракская позиция большинства арабских государств, опасавшихся возможной гегемонии Саддама Хусейна в регионе, создавала
возможность налаживания более тесного взаимодействия с ними, в том числе и для продвижения к
арабо-израильскому урегулированию. Наконец, акт открытой и неспровоцированной агрессии
ставил под сомнение всю систему нового мирового порядка, который только начинал
формироваться после окончания холодной войны. До той поры, не считая кратковременной
миротворческой операции в Ливане и воздушного удара по Ливии, США пытались влиять на про-
цессы безопасности в регионе, что называется, с расстояния, оказывая помощь Израилю и ряду
сотрудничавших с Вашингтоном арабских государств вооружениями, используя присутствие
военно-морского флота в Средиземном море и Персидском заливе, активно применяя финансовые,
торговые и дипломатические рычаги влияния. С 1990 г. Вашингтон переходит к прямой и
долгосрочной вовлеченности в вооруженное противоборство уже непосредственно в самом
регионе. При этом следует учитывать постепенное развитие этой тенденции — от ограниченной по
целям операции «Буря в пустыне», последующего ухода из Ирака с сохранением базирования
своих вооруженных сил в Саудовской Аравии и других арабских странах Персидского залива,
периодических ударов по Ираку в период между двумя вмешательствами и, наконец, к смене
режима там военным путем.
Важна также и эволюция позиций арабских стран от почти единодушной поддержки первого
американского вмешательства в Ираке до сдержанного, а иногда и враждебного отношения ко
второму вторжению в Ирак. Более существенным новым фактором, связанным с непосредственным присутствием американских вооруженных сил на территории арабских государств,
является формирование и распространение по региону движения сопротивления этому
присутствию на субгосударственном, «общественном» уровне, крайней формой которого стало
движение транснационального терроризма. Характерно, что появление первых американских баз
на территории Саудовской Аравии в 1990 г. явилось причиной или предлогом для развертывания
Бен Ладеном антиамериканской борьбы против «оккупации» иноверцами, помимо мечети АльАкса в Иерусалиме, святынь исламского мира в Мекке. Постоянное вооруженное присутствие
США в самом центре региона, а также священная террористическая война против «крестоносцев и
евреев» приводят к дополнительному объединению его относительно автономных доселе районов
и специфических для отдельных из них проблем в единое региональное целое.
Процессы безопасности в районе Магриба были связаны с процессами во всем регионе Ближнего и
Среднего Востока, хотя в силу географической отдаленности от основных конфликтных узлов они
имели определенную автономность. Одним из наиболее энергичных активистов антиизраильской
и антизападной панарабской солидарности в регионе была Ливия. Такая политика, в том числе
активная поддержка террористических организаций и прямое участие в террористической
деятельности, приводила к открытым конфликтам в этом районе. Самое серьезное обострение
возникло после организации ливийскими агентами взрыва на борту американского пассажирского
самолета в небе над Великобританией и нанесения в 1986 г. воздушных ударов возмездия ВВС
США по Ливии, а также после введения жестких международных санкций в отношении режима
Муамара Каддафи.
Другие страны Магриба в целом поддерживали панарабскую и антиизраильскую линию, но делали
это более умеренно, нередко противодействуя попыткам Ливии внести чрезмерный экстремизм в
политическую жизнь района и выступать в качестве его лидера. Ливия в большей степени тяготела
к арабским революционным режимам и весьма прохладно относилась к монархиям, в первую
очередь к Саудовской Аравии. Королевский дом Марокко естественно придерживался противоположных взглядов. Существенным разъединяющим фактором стали проблемы
взаимодействия с прилегающими районами Африки. Аннексия Марокко территории Западной
Сахары в 1975 г. привела к серьезным трениям с Алжиром и Ливией, которые поддерживали сражавшиеся против марокканцев отряды фронта Полисарио. В свою очередь, Марокко
поддерживала Чад в его противостоянии с Ливией. После победы в войне за независимость от
Франции Алжир был вынужден концентрировать внимание на разрешении внутренних
конфликтов, которые неуклонно развивались в направлении ужесточения противоборства между
правительством и нараставшим оппозиционным исламистским движением в стране.
11.2. Иракский фактор
Многие специалисты считают, что развитие внутренних процессов в Ираке после второго
американо-британского вторжения в 2003 г., наравне с перспективами израильско-палестинского
урегулирования, будет одним из центральных системообразующих факторов развития ситуации в
сфере военно-политической безопасности на Ближнем и Среднем Востоке в обозримом будущем.
Деструктивное и конструктивное направление развития этих процессов окажет существенное
влияние на внутренние политические процессы в других странах региона, на их отношения друг с
другом и на региональную безопасность в целом.
Предпосылки для деструктивного развития ситуации в Ираке очевидны. Это, прежде всего,
серьезное внутреннее вооруженное сопротивление, которое действует в союзе с
интернациональными отрядами добровольцев из многих мусульманских стран. В этом движении
объединились ушедшие в подполье сторонники режима Хусейна, те силы, которые выступают
против американской оккупации страны, а также борющиеся с формирующимся светским
режимом сторонники исламистского радикализма. С этим движением объективно сливаются
уголовные банды, преследующие цели элементарной наживы. Опасность этой вооруженной
угрозы усугубляется тем, что с течением времени она все больше переходит от открытого
военного противоборства к методам террора с использованием смертников и захвата заложников.
За два года после падения режима Хусейна коалиционные силы потеряли более 2000
военнослужащих. Жертвы среди мирного населения оцениваются цифрой примерно 20 тыс.
человек. В качестве заложников было захвачено более 150 иностранцев, десятки из них казнены.
Регулярно совершаются диверсионные акты на нефтепроводах и на других объектах
хозяйственной инфраструктуры. Численность отрядов сопротивления и иностранных террористовдобровольцев в Ираке, по оценкам, составляет около 30 тыс. человек.
Формирующиеся вооруженные силы, полиция и другие структуры безопасности, которые
подчиняются новой иракской власти в Багдаде, в первые два года после свержения режима
Хусейна оказались не готовыми взять на себя задачи по нейтрализации вооруженного повстанческого и террористического движения. Это продемонстрировали попытки привлечь новую иракскую
армию к подавлению крупных вооруженных выступлений суннитов в Фаллудже, а также части
шиитов под руководством Мухтада аль-Садра. Основное бремя противодействия силам
сопротивления и террористам лежит на войсках коалиции, насчитывавших в конце 2005 г. около
150 тыс. человек.
Существенную угрозу представляет перспектива обострения межэтнических и
межконфессиональных противоречий и раскол страны по этим линиям разлома. Население страны
состоит из примерно 60% шиитов, проживающих в юго-восточных районах, 20% суннитов — в
центральной части и 20% курдов — на северо-востоке страны. На протяжении десятилетий
диктатуры Хусейна основной опорой его режима были сунниты. Жестоко подавлялись любые
требования об автономии как со стороны курдов, так и шиитов. Формирование новой системы
государственного управления по принципам пропорционального представительства неизбежно
повышает роль шиитов и снижает роль суннитов в управлении страной. Нарастание
межэтнических и межконфессиональных трений может усилить историческое стремление курдов
к сепаратизму и созданию самостоятельного государства.
Но вышеуказанные проблемы имеют и конструктивный потенциал. Жертвами движения
вооруженного сопротивления, особенно при усилении им террористической стратегии, все в
большей степени становятся не военнослужащие оккупировавших Ирак государств, а гражданское
население и новые силы безопасности страны. Это неизбежно сокращает поддержку
сопротивления со стороны населения, особенно шиитов и курдов. Об этой тенденции
свидетельствует высокий процент иракцев, желающих служить в новых вооруженных силах,
полиции и других силах безопасности. Американцы и англичане прилагают серьезные усилия и
вкладывают крупные средства в проект создания новых силовых структур Ирака. В последнее
время в подготовке новой иракской армии все больше участвуют европейские союзники США по
НАТО, в том числе и те, которые решительно выступали против вторжения в Ирак. В конце 2005
г. численность новых вооруженных сил Ирака составляла 60 тыс человек. Постепенно повышается
их способность вести военные действия.
При всей опасной остроте межэтнических и межрелигиозных противоречий их не следует
утрировать, ибо нельзя сбрасывать со счетов общие для всех групп населения настроения
общеиракского национализма и патриотизма. Даже во времена ирано-иракской войны иракские
шииты вели себя вполне лояльно по отношению к Багдаду, а сколько-нибудь массовых переходов
военнослужащих-шиитов на сторону Тегерана не было. В свою очередь, курды осознают, что при
попытках выхода из состава Ирака они окажутся под военным давлением как центральных
властей Багдада, так и северных соседей Ирака, в первую очередь Турции. При продолжении
бойкота новой центральной власти со стороны суннитов последние могут еще больше ослабить
свои позиции в управлении страной, особенно учитывая тот факт, что основные месторождения
нефти в Ираке расположены в северных курдских и южных шиитских районах. Кроме того,
многие наблюдатели отмечают стремление иракского населения, независимо от этнической и
религиозной принадлежности, к стабилизации мирной жизни после 25 лет непрерывных войн и
длительного периода действия международных экономических санкций. Учитывая то, что Ирак
обладает вторыми в мире после Саудовской Аравии запасами нефти, внутренняя стабилизация
открывает хорошие шансы для экономического развития страны.
На эти внутренние противоречия накладывается влияние внешних факторов. В религиозном и
культурном плане иракские шииты близки к шиитскому Ирану со всеми вытекающими отсюда
последствиями. Иракские курды по существу являются частью разделенного курдского народа,
проживающего в сопредельных районах Турции, Сирии и Ирана. Эти государства, прежде всего
Турция, опасаются, что автономный Иракский Курдистан может стать точкой притяжения для
проживающих на их территории курдских меньшинств. Иракские сунниты, в свою очередь, могут
рассчитывать на симпатии и помощь со стороны соседних преимущественно суннитских
Саудовской Аравии, Сирии и Иордании.
Не отказываясь от влияния на те или иные религиозные и этнические группы в Ираке, соседние
государства не заинтересованы в разделе страны, поскольку такой вариант привел бы к резкому
нарушению установившегося в регионе баланса сил с неизбежным обострением вооруженного
противоборства за «Багдадское наследство». Кроме того, почти все страны региона
заинтересованы в скорейшем выводе американских вооруженных сил и контингентов государств
коалиции из Ирака, даже если те в какой-либо форме останутся гарантами единства и
стабильности в Ираке в будущем. Стабилизация ситуации в Ираке позволит Саудовской Аравии
окончательно отказаться от базирования американских вооруженных сил на ее территории, на что
Эр-Рияд вынужден был пойти в начале 1990-х годов для защиты от агрессивных намерений
Хусейна. Это, в свою очередь, может частично снять обвинения со стороны исламистских
экстремистов и террористов в адрес королевского дома относительно допуска «американских
крестоносцев» на землю, где находятся святыни ислама. Уход американцев из Ирака или
существенное сокращение масштабов их присутствия по мере стабилизации в этой стране
приведет к снижению непосредственного американского давления на соседние Иран и Сирию.
Наконец, многие арабские правительства заинтересованы в стабилизации ситуации в Ираке в надежде понизить градус исламистского радикализма в регионе в целом и в своих странах. Можно
предположить, что Соединенные Штаты и другие основные союзники по коалиции могут пойти на
сокращение или окончание своего присутствия в Ираке лишь в случае появления определенных
гарантий того, что процессы стабилизации в стране достигли точки, после которой ситуация не
повернется вспять.
Для администрации президента Буша-младшего будущее Ирака стало индикатором,
подтверждающим правильность или ошибочность всей внешней политики США после 11
сентября 2001 г., в частности, доктрины постепенной демократизации и модернизации всего
региона Ближнего и Среднего Востока, в которой Ираку отводится роль пилотного проекта. В
стабилизации Ирака заинтересованы и другие ведущие страны мира, независимо от их
первоначального отношения к вторжению в Ирак коалиции во главе с США. Мирное развитие
Ирака и в целом стабилизация ситуации в районе Персидского залива гарантируют бесперебойный
доступ нефти в Индию, Китай, Японию, Западную Европу, которые более чем на 50% зависят от
поставок энергоносителей именно из этого района. Восстановление и развитие экономики Ирака
открывают возможности для выгодных инвестиций в эту страну для иностранных компаний.
Многие наблюдатели весьма скептически относятся к идеям администрации Буша-младшего
относительно насаждения демократии извне, построения демократии в мусульманских, в том
числе и в арабских обществах. В самих Соединенных Штатах аккумулируется усталость от войны,
длящейся почти три года. Все большая часть американцев высказывается за вывод войск США из
Ирака. Американской дипломатии все труднее убеждать своих союзников по коалиции оставаться
в Ираке. Все большее число обозревателей приходит к выводу, что в 2006 г. Вашингтону и его
союзникам придется начать вывод своих вооруженных сил из страны.
Другие аналитики видят ситуацию в более радужном свете. Они указывают на примеры
демократизации Западной Германии и Японии после Второй мировой войны, процессы
постепенной демократизации Турции, успешное функционирование демократических институтов
в Ливане до середины 1970-х годов. Особый оптимизм им внушают проведенные в январе 2005 г.
первые в истории общеиракские соревновательные выборы в законодательный орган страны.
Несмотря на то что в выборах побоялось или отказалось принять участие большинство суннитов,
высокая явка на выборах шиитов и курдов (около 60% от общего числа избирателей)
свидетельствует, по их мнению, о позитивной динамике развития событий в этом направлении.
Довольно успешными, по мнению оптимистов, были и результаты референдума, утвердившего
проект новой конституции Ирака 15 октября 2005 г. На избирательные участки пришло более 60%
избирателей. Все это и повышение боеготовности новой иракской армии, эффективности полиции
и других сил безопасности, по мнению оптимистов, позволит постепенно вывести войска
коалиции без серьезного ущерба для стабильности в стране и регионе.
11.3. Палестинская проблема
Сегодня проблема израильско-палестинского противостояния вступает в новый этап, как
открывающий возможности мирного урегулирования, так и грозящий перевести это
противоборство в новое качество. Это обусловлено рядом факторов.
Именно в рамках израильско-палестинского конфликта в последние годы сформировалось новое
качество терроризма с использованием смертников, главным образом против гражданского
населения. За время второй «интифады» погибло около 3500 палестинцев и более 1000 израильтян. Этот вооруженный конфликт стал одной из главных причин активизации радикализма в
мусульманском мире, а зародившиеся здесь стратегия и тактика терроризма получили широкое
распространение в регионе и далеко за его пределами. Учитывая это, можно утверждать, что
израильско-палестинский конфликт на рубеже веков приобрел новое региональное и глобальное
измерение уже в координатах транснационального терроризма и борьбы с ним.
По мнению многих специалистов, израильско-палестинский конфликт является одним из самых
долговременных и мощных генераторов радикализации мусульманского населения на Ближнем и
Среднем Востоке, в других регионах мира. Хотя новое обострение внутреннего конфликта не
привело к возобновлению открытого вооруженного противостояния между Израилем и соседними
мусульманскими государствами, оно не позволило продвинуться к укреплению региональной
безопасности. Это прежде всего относится к угрозе сохранения и распространения ядерного,
химического и бактериологического оружия в регионе, что не исключает вероятность попадания
ОМУ в руки террористических организаций. Таким образом, здесь речь идет о слиянии в единый
комплекс всего набора самых актуальных угроз международной безопасности — терроризма,
распространения ОМУ и продолжающегося внутреннего вооруженного конфликта.
Новое качество конфликта, изменение параметров региональной безопасности, особенно в связи с
событиями в Ираке и вокруг него после 11 сентября 2001 г., восприятие новой приоритетности
угроз глобальной безопасности — все это предъявляло новые требования к сторонам израильскопалестинского конфликта и другим державам, связанным с ним. Существенные изменения
происходили и в осознании возможных последствий и перспектив развития конфликта или его
урегулирования как в израильском, так и в палестинском обществе.
Потери за годы второй «интифады» убедили еще большую часть израильского общества в
призрачности идеи создания «Большого Израиля» за счет поглощения палестинских земель. Даже
руководство партии «Ликуд», до недавнего времени считавшееся главным выразителем идеи
«Большого Израиля», вынуждено признать, правда, со значительными оговорками, что
обеспечение безопасности Израиля возможно лишь при принципиальном согласии израильтян на
создание палестинского государства. В 2002 г. сначала США, а затем и правительство Шарона
признали идею создания палестинского государства, а не только расширенной автономии, в
качестве конечного итога палестинско-израильского урегулирования. Именно с учетом такого
кардинального изменения стратегии Израиля активизируется международное посредничество.
В том же году «четверка» международных посредников — США, Россия, ООН, ЕС — предложила
новый поэтапный план урегулирования, получивший название «дорожная карта». В военном
плане он требовал прекращения «интифады» палестинской стороной с одновременным выводом
израильских войск из районов Газы и Западного берега. Предполагалось заморозить
строительство еврейских поселений, реорганизовать органы власти палестинского государства,
добиться соглашения о временных границах палестинского государства и дать старт переговорам
между Израилем и палестинцами об окончательном урегулировании. В 2002 г. идея создания двух
государств, а следовательно, и право на безопасное существование Израиля были признана и на
встрече в верхах Лиги арабских государств. Этот план, выдвинутый наследным принцем
Саудовской Аравии Абдуллой, получил название «Арабская инициатива».
В этих условиях руководство Израиля разработало план одностороннего разъединения с
палестинцами, который предусматривает полную ликвидацию еврейских поселений в секторе Газа
и сокращение их числа на территориях Западного берега, а также строительство «стены
безопасности», призванной не допустить бесконтрольное проникновение палестинцев в районы,
населенные преимущественно израильтянами. «Стена безопасности» возводится вдоль западной
границы района Западного берега таким образом, что она оставляет за проживающими там
палестинцами примерно 85% ранее оккупированных Израилем территорий. Этот план не означает
пока отмены претензий Израиля на контроль за внешними границами или отказ от свободы рук в
обеспечении безопасности на освобождаемых территориях. Но очевидно, что такое разъединение
означает начало процесса окончательного ухода израильтян с большей части палестинских земель,
что, в конечном счете, неизбежно приведет к провозглашению независимого палестинского
государства со всеми атрибутами суверенности.
Длительное время палестинская сторона не имела возможности консолидированно отреагировать
на формировавшуюся новую концепцию урегулирования. Прежде всего это объяснялось
значительно углубившимся за годы второй «интифады» расколом в палестинском обществе.
Старая гвардия во главе с Арафатом теряла рычаги управления автоно-мией, существенно
возросло влияние нового поколения более радикальных националистов, а также исламистских
организаций. Ситуация усугублялась тем, что Израиль, а за ним и Соединенные Штаты
отказывались вести дело с Арафатом. Смерть Арафата в конце 2004 г. открыла возможность для
перегруппировки в руководящем эшелоне палестинцев и принятия новой общей стратегии,
отвечающей новому качеству ситуации. Выборы в местные органы самоуправления позволили
молодым палестинским лидерам потеснить представителей старой гвардии в принятии решений
по вопросам повседневной жизни автономии. Избрание в начале 2005 г. руководителем автономии
умеренного представителя старой гвардии Махмуда Аббаса и включение в состав правительства
новых представителей националистического крыла позволили достичь определенного согласия с
руководством исламистов из «Хамаса» и «Исламского джихада» относительно общего вектора
политики как по внутренним делам автономии, так и в отношении новой позиции Израиля.
Внушительная победа на выборах Аббаса, главного архитектора соглашений 1993 г. в Осло, не
скрывавшего своего стремления к мирному урегулированию и сегодня, означала поддержку
большей части палестинцев идеи возвращения за стол переговоров. Согласие различных
политических сил на возобновление политического диалога с израильтянами объяснялось и
плачевным состоянием экономики на палестинских территориях. За годы «интифады» и без того
трудная ситуация резко ухудшилась. Ограниченная помощь со стороны арабских государств не
решала усугубившихся проблем. Возобновление переговорного процесса обещало передышку и
поступление более весомой помощи от членов «четверки».
8 февраля 2005 г. на встрече в Шарм эль-Шейхе между премьер-министром Израиля Шароном и
главой Палестинской автономии Абба-сом при посредничестве короля Иордании и президента
Египта было достигнуто соглашение о прекращении огня. Палестинцы обязались не допускать
осуществления террористических актов и ракетных обстрелов, а израильтяне выводили войска из
ряда городов Западного берега и отказывались от проведения операций возмездия в Газе. Израиль
освободил часть заключенных палестинцев. За этим должны последовать переговоры по
широкому кругу вопросов, в том числе относительно создания благоприятных условий для
разъединения сторон. Очевидно, что осуществление плана Шарона о выводе поселенцев и
охраняющих их солдат из сектора Газа, а также передислокация израильтян из районов Западного
берега за «стену безопасности» не в одностороннем порядке, а в рамках переговорного процесса
может проходить более гладко. В сентябре 2005 г. Израиль полностью передал сектор Газа под
контроль палестинцев, переселив проживавшее на этой территории еврейское население и выведя
оттуда свои войска. Но в то же время на пути окончательного урегулирования остается множество
спорных проблем.
Палестинцы требуют полной, а не частичной ликвидации еврейских поселений на территории
Западного берега. Они не согласны с нынешним прохождением «стены безопасности», за которой
под контролем израильтян остается часть палестинских территорий. Принципиальным не только
для палестинцев, но и для всех арабских государств является вопрос о будущем арабской части
восточного Иерусалима, в первую очередь исламской святыни — мечети Аль-Акса. Остро стоит
проблема возвращения палестинских беженцев. Неизбежно возникнет и вопрос о путях
коммуникаций между Западным берегом и сектором Газа по лежащей между ними израильской
территории. Серьезнейшим вопросом остается проблема находящихся на территории Западного
берега источников пресной воды, от которых зависит жизнедеятельность населения многих
районов Израиля.
При согласии большей части израильтян на разъединение в переговорном формате ультраправые
партии и большинство жителей еврейских поселений на палестинских территориях решительно
противятся этой идеи. Палестинские радикалы, особенно их исламистская часть, рассматривают
перемирие как временное явление, поскольку они убеждены в том, что согласия Израиля на
предоставление государственности в границах 1967 г. можно добиться лишь продолжением
вооруженной борьбы. Весьма вероятно и то, что борьба за передел власти в рядах палестинцев
продолжится, что неизбежно негативно скажется на ходе урегулирования с Израилем.
Можно предположить, что разъединение израильтян и палестинцев приведет к сокращению числа
террористических актов и прямых вооруженных столкновений между ними. Но столь же вероятно
и то, что конфронтащюнность, хотя и на пониженных уровнях, сохранится на протяжении
длительного времени. Оснований для чрезмерного оптимизма нет и потому, что палестинскоизраильская проблема усугубляется появлением новых угроз для Израиля в связи с
антиизраильской позицией Ирана, сохраняющимся противостоянием с Сирией, нестабильностью в
Ливане.
11.4. Иранский фактор
Хотя персидский Иран стоит несколько особняком от процессов в арабских странах региона,
непосредственная близость к региону и большая вовлеченность в его дела, а также
принципиальный антагонизм с Соединенными Штатами превращают эту страну в существенный
фактор региональной безопасности.
С момента революции 1979 г., свергнувшей проамериканский шахский режим, определяющим во
внешнеполитическом поведении установившегося теократического иранского режима стал
идеологический антагонизм по отношению к «Большой сатане» (США), всемерное противодействие американской политике. Частично по этим же соображениям, а частично в целях
продвижения своих религиозных идеалов Тегеран занял жестко антиизраильскую позицию, вел
борьбу с американскими союзниками в регионе, прежде всего с Саудовской Аравией, морально и
финансово поддерживал некоторые радикальные и террористические организации. Вместе с тем с
течением времени идеологическая доминанта политики Ирана начинает дополняться
рациональными сдерж-ками и соображениями обеспечения национальных интересов страны.
Это объяснялось расслоением иранского общества на сторонников радикальных религиозных
лидеров и растущее число прагматиков-националистов. Десятилетняя кровопролитная война с
Ираком выдвигала на первый план задачи выживания страны. Это дополнялось императивами
модернизации экономики, пострадавшей от войны и несущей бремя обеспечения
провозглашенной революцией социальной защиты населения и неэффективности
государственного капитализма исламского толка. Изношенность нефтяного сектора, высокий
уровень безработицы, особенно среди молодежи, требовали включения в глобальную экономику и
привлечения крупных иностранных инвестиций. Все это объясняло стремление к балансированию
во внешней политике между революционно-религиозным экстремизмом и прагматическим
национализмом.
Известно, что, несмотря на жесткие санкции со стороны США и сохранявшуюся враждебность с
обеих сторон, даже во время войны с Ираком Тегеран заключал сделки на поставку некоторых
видов вооружений через Соединенные Штаты. В ходе американской операции в Афганистане
между Вашингтоном и Тегераном имело место некоторое взаимопонимание относительно
опасности, исходящей от режима «талибов». При всей религиозной близости с иракскими
шиитами Иран поддерживает их весьма осмотрительно. Поддержка таких антиизраильских
организаций, как «Хезболла», носит дозированный характер. Иранские религиозные лидеры не
разделяют претензий Бен Ладена на роль духовного лидера исламского мира.
Сегодня в качестве самой острой проблемы, определяющей место Ирана в уравнениях глобальной
и региональной безопасности, выдвигается вопрос о перспективе обладания этой страной
ядерным оружием. Вашингтон уже на протяжении длительного времени настаивает на том, что
Тегеран ведет дело к созданию ядерного оружия. Именно в этом свете США пытались убедить РФ
отказаться от строительства АЭС в Бушере. Однако подписание в 2005 г. между Москвой и
Тегераном соглашения о поставках ядерного топлива на эту АЭС и о возвращении в Россию
отработанного топлива снимает такие озабоченности. Ядерная проблема является серьезным
раздражителем не только в отношениях между Вашингтоном и Тегераном. Перспектива создания
Ираном ядерного оружия, с учетом уже имеющихся у него ракетных средств его доставки, может
изменить общее соотношение сил в регионе, но, прежде всего, качественно снизит нынешний
уровень безопасности Израиля. В зоне досягаемости такого оружия оказались бы другие
ближайшие союзники США в регионе — Саудовская Аравия, Кувейт, Катар, а также
американские вооруженные силы, базирующиеся в районе Персидского залива.
11.5. Сирийский фактор
Сирия по-прежнему остается одним из самых сильных и активных игроков на поле региональной
безопасности. Дамаск сегодня — это один из главных оппонентов Израиля. Военная
напряженность между двумя странами объясняется инерцией череды открытых вооруженных
конфликтов между ними, тем фактом, что часть территории Сирии (район Голанских высот)
остается оккупированной израильтянами, а также поддержкой со стороны Дамаска палестинских и
других антиизраильских вооруженных, в том числе террористических, организаций. О состоянии
отношений между двумя странами свидетельствует, например, бомбардировка израильской
авиацией осенью 2003 г. лагеря палестинцев близ Дамаска в ответ на очередной террористический
акт в Израиле. Израильское руководство утверждало, что именно в этом лагере велась подготовка
к теракту. В последнее время США и новые власти Ирака неоднократно выдвигали обвинения
относительно того, что сирийская сторона оказывает содействие и иракским повстанческим
силам.
Самое серьезное обострение ситуации с участием Сирии в последнее время возникло вокруг
Ливана. Как уже упоминалось, в 1976 г. Сирия ввела на территорию Ливана вооруженные силы,
которые были призваны положить конец многолетнему и ожесточенному внутреннему конфликту.
С той поры контингент сирийских вооруженных сил, а также агенты сирийской разведки,
внедренные в различные государственные и политические организации Ливана, стали постоянно
действующим фактором внутренней и внешнеполитической жизни страны. При этом сирийская
сторона проводила мысль о том, что сирийцы и ливанцы — это один народ, искусственно
разделенный колонизаторами.
Политическая жизнь в Ливане после урегулирования конфликта определялась взаимодействием и
противоборством трех основных групп населения — христиан, суннитов и шиитов, представители
каждой из которых возглавляли различные ветви власти. Одной из основных политикообразующих проблем было отношение к пребыванию сирийских сил на территории страны.
Просирийские настроения в основном разделяет шиитская община. Большая часть христиан и
суннитов добивались вывода сирийцев. В 2004 г. Совет Безопасности ООН принял резолюцию
1559, в которой содержится требование о выводе сирийских войск из Ливана. Причиной
дальнейшего обострения ситуации стало убийство в начале 2005 г. лидера оппозиции, бывшего
премьер-министра Ливана Рафика Харири. Оппозиция обвинила в организации теракта сирийскую
сторону и потребовала вывода ее вооруженных сил. Это требование решительно поддержали
западные страны, в первую очередь Франция и США, а также лидеры ряда арабских государств,
например Саудовской Аравии. Ряд стран, в том числе и Россия, согласились с этим требованием,
но выразили озабоченность относительно того, что это может дестабилизировать внутреннюю
ситуацию в Ливане. В конечном счете Сирия вывела свои войска из Ливана, а на парламентских
выборах в Ливане летом 2005 г. победила оппозиция.
Ситуация в Ливане имеет и другие измерения. Поддержка Сирией и Ираном шиитской общины и,
в частности, организации «Хезболла» позволяла им оказывать военное давление на Израиль из
южных районов Ливана. Одновременно активная антиизраильская позиция и противостояние с
США объективно способствовали сближению позиций Дамаска и Тегерана. В последнее время
многие наблюдатели ведут речь уже о возможности создания де-факто антиизраильского и
антиамериканского союза между Ираном и Сирией.
1Т .6. Проблемы безопасности в районе Магриба
При сохранении странами Магриба цивилизационных и культурных связей с районами Леванта и
Персидского залива процессы безопасности в этом районе в последнее время развиваются все
более автономно от процессов, происходящих там. Это объясняется рядом факторов.
Ливийский лидер Муамар Каддафи, по его собственному признанию, разочаровался в панарабской
коалиции, непоследовательности и противоречивости ее действий и объявил о том, что впредь
основным направлением внешнеполитической стратегии Ливии становится Африка. В 2004 г. он
пошел еще дальше, признав ответственность за прошлые террористические акты, отказавшись от
программ создания ОМУ и передав на Запад документацию об этих программах, в том числе и о
сотрудничестве с пакистанскими ядерщиками при их тайной разработке. Это привело к отмене
международных санкций против Ливии. Один из активнейших антиизраильских и
антиамериканских игроков в регионе, по крайней мере, на ближайшее время вышел из этой игры.
Дистанцирование стран Магриба от других районов региона объяснялось и тем, что они
сосредоточились на проблемах внутренней безопасности, где главными оппонентами правящих
режимов выступали радикальные исламисты. Ливии, Тунису, Алжиру и Марокко удалось
преодолеть взаимные разногласия, ранее грозившие открытыми вооруженными столкновениями, и
наладить процесс поиска компромиссных решений в рамках Союза Арабского Магриба.
Наконец, одним из важнейших факторов явилось развитие взаимодействия стран Магриба с
Европейским Союзом. Именно такое взаимодействие открывает перед этими странами
перспективу решения самой серьезной внутренней проблемы каждой из них — экономического
развития и модернизации. Излишняя вовлеченность в конфликтные ситуации в районе Леванта и
Персидского залива не способствовала бы развитию таких связей.
Помимо этого, растущее взаимодействие со странами Магриба позволяет Европейскому Союзу
более эффективно проводить собственную линию в других частях региона Ближнего и Среднего
Востока. Известно, что в отличие от американской стратегии в регионе европейцы чаще
выступают скорее за компромиссные, чем за конфронтационные решения проблем безопасности, в
большей степени склоняются к политической поддержке палестинцев в их противостоянии с
израильтянами, многие из них не были согласны со вторым вооруженным вмешательством в Ирак.
Не преувеличивая разногласий между ЕС и США в регионе, многие обозреватели отмечают, что
они нередко действуют как взаимодополняющие факторы.
Одной из отличительных особенностей ситуации в сфере безопасности региона Ближнего и
Среднего Востока, скажем, при сравнении с Европой, является отсутствие организационной
структуры региональной безопасности — договоров, организаций, режимов, регулирующих эту
область. В последнее время наблюдаются попытки поиска организационной структуры
безопасности в рамках Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива
(ССАГПЗ), участниками которого являются Саудовская Аравия, Кувейт, Оман, Бахрейн, Катар и
Объединенные Арабские Эмираты. Обсуждаются пути реализации уже принятой концепции
формирования объединенных вооруженных сил этих стран «Щит полуострова». Представители
ССАГПЗ продвигают идею формирования в районе системы безопасности с участием государств—членов ССАГПЗ, а также Ирака и Ирана. Элементом такой системы, по их мнению,
должно быть создание в районе Персидского залива зоны, свободной от оружия массового
уничтожения. Большое , внимание привлекает идея построения системы безопасности в районе
Персидского залива по принципу «концентрических колец», выдвинутая первым заместителем
министра обороны Саудовской Аравии принцем Халедом Бен Султаном. Суть ее заключается в
расширении организационной системы безопасности, ядро которой будут составлять члены СС
АГПЗ, за счет поэтапного включения в ее структуру других прилегающих исламских стран.
Аналогичные процессы поиска организационного формата системы безопасности
просматриваются в рамках Союза Арабского Магриба. Некоторые специалисты считают, что в
случае продвижения израильско-палестинского урегулирования может возобновиться поиск
организационных структур безопасности в районе Леванта. В качестве одной из возможных
моделей рассматривают возобновление Мадридского процесса межгосударственного
урегулирования. Формирование организационной структуры субрегиональной и региональной
безопасности будет зависеть и от того, как страны региона будут встраиваться в глобальные
режимы борьбы с терроризмом и нераспространения ОМУ.
Оценка специалистами перспектив развития ситуации в регионе напоминает дискуссию о
«наполовину полном» или «наполовину пустом» стакане воды. Оптимисты видят движение к
стабильности, а пессимисты прогнозируют усиление взрывоопасности в регионе Ближнего и
Среднего Востока.
Гл а ва 12
ПРОБЛЕМЫ БЕЗОПАСНОСТИ В АЗИАТСКО-ТИХООКЕАНСКОМ
РЕГИОНЕ
В Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР) обычно включают пространство с Пакистаном на западе
и островными государствами Океании на востоке. На севере регион охватывает российский
Дальний Восток, а на тоге он простирается до Новой Зеландии. Как и все другие регионы мира,
АТР все активнее вовлекается в общемировые глобальные процессы, которые не только
распространяются на него, но и во все большей степени генерируются в этой части мира. В
регионе проживает половина населения земного шара. Совокупный валовой продукт, производящийся здесь, соразмерен объему производства в североатлантическом и европейском
регионах. Хотя по степени наукоемкости производства АТР отстает от этих регионов, по динамике
экономического развития он опережает их. Торговые и инвестиционные потоки, пересекающие
Тихий океан, сравнялись с аналогичными трансатлантическими потоками.
Перед странами АТР возникают глобальные угрозы, характерные и для других регионов мира.
Терроризм особенно опасен для стран Южной и Юго-Восточной Азии, где проживает
значительная доля мусульманского населения. Проблема распространения ядерного оружия и
средств его доставки крайне актуальна для Южной Азии, Корейского полуострова и
прилегающих районов. Внутренние вооруженные конфликты и сепаратистские движения
являются реальной или потенциальной опасностью для большинства стран региона.
Вместе с тем процессы в сфере безопасности в АТР имеют свою специфику, отличающую его от
других регионов. В своем большинстве страны региона, будучи наследницами древних
цивилизаций, только после Второй мировой войны обрели государственность в современном виде.
Лишь Китай, Япония и Таиланд не были колониями западных держав, остальные переживают
сейчас период активного национального самоутверждения. Конструктивные и негативные
процессы, сопутствующие начальному этапу формирования национальной государственности,
играют в регионе повышенную роль.
Регион весьма разнороден в различных намерениях. Страны отличаются по уровню
экономического развития — от постиндустриальной Японии, «экономических тигров» СевероВосточной и Юго-Восточной Азии, отстающих, но быстро развивающихся Индии и Китая до
архаичных хозяйств стран Индокитая. Весьма широк и диапазон внутриполитических моделей —
от коммунистических и султанистских диктатур до либерально-демократических режимов. При
общей на внешний взгляд цивилизационной «азиатскости» большинства стран региона они
разнятся по религиозным и культурным признакам. Большое число государств в регионе
разделены морскими просторами, что до недавней поры ограничивало интенсивность их
взаимодействия, в том числе и конфронтационного.
АТР был «вторым фронтом» холодной войны. Но модель сдерживания, создавшая патовую
ситуацию противостояния в Европе, не смогла предотвратить открытые вооруженные конфликты
в этом регионе. Хотя большинство стран региона стремились дистанцироваться от холодной
войны, активно участвуя в движении неприсоединения, на памяти нынешних поколений
несколько крупномасштабных войн (корейская, вьетнамская, между Индией и Пакистаном),
внутренних переворотов и конфликтов (например, в Индонезии, Камбодже). Поэтому для стран
региона война — это недавний опыт и вполне возможная перспектива.
Ряд исследователей отмечает, что все эти факторы являются причиной того, что в мышлении
политических, военных элит и ученых-международников стран региона, в отличие от аналогичных
элит на Западе, особенно заметны те закономерности, которые подчеркивает школа «реалполитики»: акцент на силу, индивидуальную защиту национальных интересов, планирование
военного строительства исходя из вероятности «худшего случая» и т.д. А то пли иное восприятие
ситуации оказывает определенное влияние на реальное поведение. Именно этими моментами
часто объясняют трудное становление в АТР структур коллективной региональной безопасности,
неприятие европейского опыта в этой области. Попытки США и СССР создать в годы холодной
войны структуры, напоминавшие европейскую архитектуру блокового противостояния, в АТР
результатов тоже не дали. В конечном счете, и США, и СССР строили свои отношения в сфере
безопасности с каждой из стран региона преимущественно на двусторонней основе.
Окончание холодной войны, сокращение активной вовлеченности в дела региона США и СССР
(затем России) — первой державы частично, второй существенно — несколько изменили ход
процессов в сфере военно-политической безопасности, но не кардинально. Процессы формирования предпосылок коллективной региональной безопасности развиваются медленно и
своеобразно — инициаторами их являются средние и малые страны, входящие в АСЕАН, к
которым осторожно подтягиваются более крупные государства.
Регион традиционно был разделен на четыре субрегиона — Северо-Восточную, ЮгоВосточную, Южную Азию и южную часть Тихого океана. В последние годы наблюдается
усиление взаимодействия и взаимозависимости этих субрегионов, в первую очередь СевероВосточной и Юго-Восточной Азии. Что касается Южной Азии, то все большая вовлеченность
этого субрегиона в дела АТР объясняется главным образом тем, что Индия все больше
позиционирует себя как паназиатская держава с глобальными интересами. Страны «неазиатской»
южной части Тихого океана все активнее включаются в экономические и военно-политические
процессы в азиатской части АТР уже не как внешние действующие лица, а как непосредственные
участники этих процессов. При том что все четыре субрегиона демонстрируют определенную
общность подходов-к глобальным процессам и ситуации во всем АТР, а заглавные процессы в
каждом из них оказывают все более интенсивное влияние друг на друга, каждый из них,
разумеется, имеет свою специфику.
12.1. Северо-Восточная Азия
В состав субрегиона Северо-Восточной Азии (СВА) обычно включают Китай, Тайвань, Японию,
КНДР, Республику Корея, Монголию. В процессы безопасности в СВА в наибольшей степени, по
сравнению с другими субрегионами АТР, вовлечены Соединенные Штаты. Наиболее важным в
АТР этот субрегион является и для России.
Рост потенциала и активизация поведения Китая, важные для всего АТР, особенно значимы для
Северо-Восточной Азии. Население в 1 млрд 300 млн человек, высокие темпы экономического
роста, сочетание капиталистической и социалистической систем экономики, жесткий
коммунистический политический режим, интеграция в глобальные экономические процессы,
стремление сохранить национальную идентичность и расширить сферу своего влияния, ядерный
статус и модернизация вооруженных сил — все это определяет возрастающую роль Китая, в том
числе и на военно-политические процессы в регионе.
В годы холодной войны Китай прошел через фазу тесного взаимодействия с Советским Союзом,
переросшую в начале 1960-х годов в стадию соперничества и конфликтности. И напротив,
конфронтация с Соединенными Штатами на первом этапе существования КНР в начале 1970-х
годов трансформировалась в своеобразное стратегическое американо-китайское сотрудничество
для противодействия СССР. Во второй половине 1980-х годов наблюдается формирование линии
Китая на равноудаленность от США и СССР с последующим дозированным сближением с
Россией для противодействия односторонности американской политики. При всех этих поворотах
Пекин стремился сохранить свободу рук и традиционную позицию невступления в формально закрепленные военные союзы.
Сегодня российско-китайские отношения в сфере безопасности имеют комплексные глобальные и
межрегиональные измерения. Но их развитие особенно важно для ситуации в СВА. Особое
значение в этих отношениях имеют следующие области: решение пограничной проблемы, военнотехническое сотрудничество, взаимодействие в рамках ШОС и укрепление общеполитического
стратегического сотрудничества по основным вопросам международной безопасности.
Как уже отмечалось, России и Китаю удалось снять один из главных раздражителей в
двусторонних отношениях — споры по пограничным вопросам. Во время визита в Пекин
президента СССР М. С. Горбачева в 1989 г. стороны парафировали, а в 1991 г. в ходе ответного
визита председателя КНР Цзян Цзэминя в Москву подписали соглашение о демилитаризации
основной части границы. На базе этого соглашения к 1998 г. были согласованы позиции по
демаркации восточного сектора российско-китайской границы протяженностью около 4200 км и
западного сектора длиной 54 км. В 2004 г. в ходе визита в Пекин президента РФ В. В. Путина был
согласован последний остававшийся нерешенным вопрос о границе близ Хабаровска. Россия
передала китайской стороне полтора острова на реке Амур. Критика этого решения со стороны
части российской оппозиции выглядит не очень убедительно, поскольку линия границы
определяется основным фарватером пограничной реки. Со временем река может изменять свое
основное течение. Соответственно решаются и вопросы принадлежности островов, которые
оказываются по ту или иную сторону от основного фарватера. В конструктивном плане был также
решен вопрос о демаркации границы Китая с Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном. Киргизия
передала при этом Китаю часть спорного района.
Подчеркивая исключительную важность проблемы демаркации российско-китайской границы в
ближайшей и среднесрочной перспективе, некоторые специалисты призывают не забывать, что
китайская политическая элита по-прежнему считает, что часть китайских территорий была в
прошлом насильственно отторгнута Российской империей. При этом указывают на то, что на
огромных территориях восточнее Байкала, богатых ископаемыми и запасами пресной воды,
проживает около 6 млн россиян, а в сопредельных районах Китая — несколько сот миллионов
человек. По мнению этих специалистов, такая диспропорция может в будущем снова обострить
территориальную проблему.
Военно-техническое сотрудничество России с Китаем имеет существенное экономическое и
стратегическое значение. Общий объем поставленной в Китай российской военной техники
составляет в денежном выражении около 10 млрд долл. В условиях изоляции Китая от других
основных поставщиков современных вооружений (США и ЕС) оно несет и значительную
политическую нагрузку.
Качественно новым шагом в сфере военно-политического сотрудничества между двумя странами
стали первые крупномасштабные российско-китайские учения «Мирная миссия-2005»,
проведенные в августе 2005 г. на территории КНР (на побережье полуострова Шандунь и в прилегающей акватории Желтого моря). В учениях приняли участие 1800 российских и более 8 тыс.
китайских военнослужащих, надводные и подводные корабли, сухопутные войска, подразделения
ВДВ и авиация. В ходе учении применялись российские стратегические бомбардировщики Ту22МЗ и модернизированные фронтовые бомбардировщики Су-24М2, отрабатывались амфибийные
операции. Некоторые обозреватели считают, что эти учения призваны продемонстрировать
китайской стороне новые образцы российской военной техники для последующей ее поставки в
КНР. Несмотря на заявления Москвы и Пекина о том, что учения «не направлены против третьих
стран», они вызвали повышенную обеспокоенность на Тайване и озабоченность в США и Японии.
Вместе с тем некоторые критики такого сотрудничества обращают внимание на то, что, продавая
самое современное оборудование Китаю и способствуя повышению боеготовности его
вооруженных сил, Россия существенно укрепляет армию, которая при определенных обстоятельствах в более отдаленном будущем может стать вероятным оппонентом. Но при этом упускают из
виду, что эти поставки оружия Китаю позволили обеспечить заказами существенную часть
российского ВПК в самый сложный период его реорганизации.
В последнее время усиливается активность политики Китая в постсоветской Центральной Азии,
прежде всего в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). И в этом случае критики
российско-китайского взаимодействия в Центральной Азии ставят под вопрос целесообразность
открытия Пекину «дверей» в этот субрегион. При этом высказываются опасения, что подобное
«гостеприимство» может обернуться усилением там китайского влияния и, в конечном счете,
вытеснением России. Сторонники противоположной точки зрения указывают на то, что судьба
Центральной Азии будет определяться в основном самими странами этого субрегиона, что время
сфер исключительного, одностороннего влияния в эпоху глобализации проходит, что
международное взаимодействие перестает быть «игрой с нулевым результатом», когда выигрыш
одной стороны обязательно является проигрышем другой.
Значимым является и политико-стратегический уровень российско-китайских отношений. 16 июля
2001 г. в Москве был подписан сроком на 20 лет российско-китайский Договор о добрососедстве,
дружбе и сотрудничестве. Наряду с прочими обязательствами, стороны заявили о взаимном
отказе от использования силы, применения ядерного оружия первыми и нацеливания
стратегических ядерных ракет друг на друга. Было также заявлено об отказе от вхождения в
союзы и блоки, наносящие ущерб другой стороне, осуждено «вмешательство под каким-либо
предлогом во внутренние дела суверенных государств». Некоторые обозреватели истолковали
заключение этого Договора как создание антиамериканского союза. На самом деле Договор не
содержит обязательств о взаимной помощи, в его тексте не употребляется слово «союз». Скорее
он свидетельствовал о существенном политическом сближении с некоторыми элементами
сотрудничества в сфере безопасности. Очевидно, что Договор, наряду с прочим, был призван
обеспечить «тылы» Китая при проведении более активной стратегической линии на южном
направлении.
Важнейшей проблемой здесь является проблема Тайваня. Пекин стремится, в конечном счете,
добиться воссоединения с мятежным островом, остро реагируя на наметившуюся в Тайбэйе
линию на провозглашение суверенитета. Делая основную ставку на политические инструменты,
Пекин подчеркивает, что не исключает и применение вооруженной силы для решения этой задачи.
В 2005 г. на этот счет был даже принят соответствующий законодательный акт. Неоднократно при
обострении диалога о воссоединении КНР прибегала к демонстрации военной мощи. В 1996 и
2000 гг., во время президентских выборов на Тайване, КНР проводила крупномасштабные
военные учения в зоне Тайваньского пролива и устраивала учебные пуски боевых ракет по целям
в сопредельных с островом акваториях. Военные аналитики расходятся в оценках возможности
вооруженных сил КНР в их нынешнем состоянии совершить успешную операцию по вторжению
на Тайвань. Но Пекину приходится учитывать не только довольно мощный оборонительный
потенциал Тайваня, но и возможную военную помощь ему со стороны Соединенных Штатов.
В 1972 г. США разорвали дипломатические отношения с Тайбэйем. установили их с Пекином,
согласились на представительство последнего в ООН. Тем не менее, на основании закона об
отношениях с Тайванем, принятом Конгрессом США в 1979 г., Вашингтон продолжает оказывать
острову военную помощь. Соединенные Штаты не возражают против объединении Китайской
республики на Тайване с КНР, но настаивает на том, чтобы оно было достигнуто мирным путем.
До сих пор не ясно, как поведут себя США в случае вооруженного конфликта в Тайваньском
проливе, но в ходе предыдущих обострений отношений Вашингтон направлял свои корабли к этой
зоне и довольно убедительно демонстрировал готовность встать на защиту Тайваня.
Другим предметом стратегической озабоченности Китая является Япония. Очевидно, что в
экономическом измерении она останется основным соперником КНР в борьбе за лидерство в СВА
и АТР в целом. Пристальное внимание Пекина привлекает военно-политическое сотрудничество
между США и Японией. Направленное в годы холодной войны против СССР, сегодня оно
объективно имеет потенциал сдерживания Китая. Беспокоит Пекин и активизация политической
деятельности Токио в мировых и региональных делах. Китайское руководство крайне
настороженно относится к перспективе приобретения Японией места постоянного представителя в
Совете Безопасности ООН.
Непростыми остаются отношения Китая с Вьетнамом. Окончание вьетнамской войны в 1975 г.
резко обострило традиционное соперничество между Пекином и Ханоем в Индокитае. Борьба шла
за влияние на Лаос и Камбоджу. Кроме того, Пекин установил контроль над частью островов
архипелага Спратли, который Ханой считал принадлежащим Вьетнаму. В 1979 г. противоречия
достигли высшей точки. Китайские войска вторглись во Вьетнам. Пекин объяснил этот шаг
стремлением «наказать» Вьетнам за оккупацию Камбоджи. Хотя война длилась всего месяц, после
чего КНР вывела свои войска, столкновение было кровопролитным и оставило глубокий след в
китайско-вьетнамских отношениях. Вступление Вьетнама в АСЕАН, нормализация отношений
между Ханоем и Вашингтоном придали сохраняющейся напряженности между Пекином и Ханоем
новые измерения.
Существенный конфликтный потенциал сохраняется в отношениях между КНР и рядом стран АТР
из-за взаимных претензий по вопросам принадлежности ряда островов и разграничения водных
пространств в Южно-Китайском море. На Парасельские острова претендуют Китай и Вьетнам, на
острова Спратли и прилегающие воды — КНР, Тайвань, Вьетнам, Филиппины и Малайзия. Не
решен и вопрос о разграничении водных пространств между Китаем и Вьетнамом в Тонкинском
заливе. Значимой для КНР остается проблема конфликта на Корейском полуострове, в первую
очередь его ядерный аспект. Став главным экономическим и военным спонсором Пхеньяна, Пекин
оказался в непростой ситуации, поскольку не может полностью контролировать зигзаги северокорейского внешнеполитического курса и в то же самое время не хочет солидаризироваться со
странами, осуждающими политику КНДР. Потенциальная конфликтность сохраняется между
Китаем и Индией. Она объясняется не только сохранением пограничного спора, замороженного
после вооруженных столкновений между этими странами в 1959 и 1962 гг., но и общим
стратегическим соперничеством между Пекином и Дели за лидерство в азиатской части мира. В
значительной степени производной этой конфликтности явилась активная поддержка,
оказываемая Китаем Пакистану.
Ощутимой потенциальной угрозой для Китая являются американские планы по созданию
противоракетной обороны территории США в увязке с развертыванием совместно с японцами системы
ПРО ТВД для обороны территории Японии. Понимая обоснованность стремления Японии обзавестись
системой обороны от северокорейских ракет, в Пекине не могут не учитывать того, что она одновременно
будет обладать и потенциалом перехвата части китайских ракет.
Все это объясняет особый акцент КНР на военные инструменты своей внешней политики, повышенное
внимание к проблемам военно-политической безопасности, настороженность относительно поведения
других стран, стремление сохранить свободу рук и полагаться на собственные силы в обеспечении
национальной безопасности. Активно реализуется курс на модернизацию вооружений. Осуществленный
Китаем самостоятельно запуск пилотируемого космического аппарата в 2004 г. свидетельствует о
стремлении и готовности развивать космический эшелон. Вместе с тем в последние годы наблюдается
стремление Пекина активизировать и дипломатические средства подключения к некоторым процессам
коллективного обеспечения региональной и глобальной безопасности.
Китай является одним из основателей широкого регионального экономического форума — АзиатскоТихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС). Прежняя настороженность в отношении
АСЕАН и создаваемой вокруг этой организации системы взаимодействия стран АТР в экономической и
военно-политической деятельности сменяется постепенным подключением к этим структурам — «АСЕАН
+ три» и «Региональному форуму АСЕАН». В последнее время Пекин дает понять, что предпочитает
решение спорных проблем в Южно-Китайском море мирным путем. Стремление к многосторонности
проявляется и в активном участии КНР в Шанхайской организации сотрудничества. Пекин играет ключевую
роль в поддержании на плаву переговорного процесса относительно северокорейской ядерной программы в
формате «шестерки». Постоянно оговариваясь о недопустимости вмешательства во внутренние дела
суверенных государств, Пекин в большинстве случаев не блокирует решения Совета Безопасности ООН о
международном вооруженном вмешательстве, предпочитая воздерживаться при голосовании. В последнее
время КНР направляет небольшие группы своих офицеров и специалистов в состав ряда миротворческих
контин-гентов, действующих по мандату ООН. Более сдержанной становится деятельность Пекина в
вопросах поставок ракетных технологий другим странам, в первую очередь Пакистану.
При всей настороженности по отношению к США и Японии Пекин вынужден учитывать, что именно эти
две страны являются основными источниками иностранных инвестиций в китайскую экономику и главными
иностранными рынками сбыта ее продукции. Более того, КНР нередко прибегает к негласной помощи США
для оказания Вашингтоном влияния на Тайбэй с тем, чтобы последний не предпринимал резких шагов в
сторону окончательного провозглашения своей независимости от материкового Китая.
С учетом этих разновекторных тенденций ключевым положением в большинстве аналитических
исследований перспектив военно-политического поведения Китая в будущем остается вывод о
непредсказуемости такого курса.
Роль Японии в военно-политических процессах в СВА, АТР и мире в целом определяется сохранением в
основном, при определенных изменениях, формулы «экономический гигант, но военный карлик». Сегодня
страна занимает второе после США место по уровню развития национальной экономики. Но темпы ее роста
в последнее десятилетие существенно замедлились. Важным фактором политики в сфере безопасности
остается «пацифистский синдром», который Япония приобрела вследствие поражения во Второй мировой
войне. Значительной остается поддержка населением закрепленных в конституции государства положений о
неядерном статусе страны, о том, что силы самообороны [ могут быть использованы лишь для отражения
прямого военного вторжения на территорию страны и не должны применяться за рубежом. Традиционным
стало ограничение бюджета сил самообороны потолком в один процент от ВВП. Начиная с 1951 г., когда
был заключен первый, затем периодически продлевавшийся американо-японский договор о безопасности,
Япония делегировала большую часть обязанности по ее защите Соединенным Штатам. Необычность этих
договоров состоит в том, что в отличие от США, которые приняли на себя обязательства по защите Японии,
последняя таких обязательств по военной помощи американцам за пределами своей территории не брала. В
качестве компенсации Вашингтон получил право размещения своих баз в Японии. Эта модель в несколько
видоизмененном формате продолжает функционировать до настоящего времени.
Вместе с тем даже один процент от ВВП Японии представляет собой внушительную сумму, которая стоит в
одном ряду с военными расходами таких стран, как Великобритания, Франция. Силы самообороны Японии
оснащены многими видами современных вооружений. Мирная программа освоения космоса в последнее
время используется для запуска военных спутников слежения за северокорейской территорией. В стратегии
обороны Японии акцент постепенно переносится с задачи отражения вторжения, что представляется все
менее вероятным сценарием, на противодействие «новым» угрозам, в частности ракетно му нападению со
стороны Северной Кореи. Значительные средства переключены на закупку американских
противоракет «Патриот» и ракет «поверхность—воздух» для оснащения эсминцев, которые
предполагается инкорпорировать в систему ПРО. В японской военно-политической доктрине в
качестве вероятных противников определены КНДР и КНР.
После окончания холодной войны у Японии существенно нормализовались отношения с СССР, а
затем и с Россией. Япония перестала рассматриваться в первую очередь в качестве
«непотопляемого американского авианосца» сдерживания советской или российской мощи. Тем
не менее России и Японии не удается урегулировать спорную проблему принадлежности островов
Малой Курильской гряды (Итуруп, Ку-нашир, Шикотан и островов группы Хабомаи), которая
теоретически сохраняет потенциал вооруженной конфликтности. Во всяком случае, нерешенность
этой проблемы препятствует заключению мирного договора, который должен формально подвести
итоги советско-японского вооруженного конфликта на завершающей стадии Второй мировой
войны. Состояние войны было прекращено и дипломатические отношения установлены в
результате подписания Совместной декларации 1956 г. СССР согласился на передачу Японии
островов Хабомаи и острова Шикотан после заключения мирного договора между двумя государствами. Но в 1960 г. после продления американо-японского договора о безопасности советское
правительство уведомило Токио о своем отказе от обещания передать эти два острова. Попытки
найти удовлетворяющее обе стороны решение этой проблемы до сих пор результата не дали.
Японская сторона настаивает на возвращении всех четырех островов, хотя российское
руководство дает понять, что готово при определенных условиях выполнить обещания 1956 г.
Следует отметить, что в последние годы политическая элита Японии пытается преодолеть
существовавшее на протяжении десятилетии определенное самоограничение на активное участие
в международных делах, в первую очередь в сфере военно-политической безопасности. Токио
активно добивается получения места постоянного члена Совета Безопасности ООН. Руководство
страны несколько раз пыталось создать прецедент направления небольших контингентов
полицейских, военнослужащих для участия в различного рода миротворческих операциях. Но
каждый раз это встречало жесткую оппозицию в стране. Недавно Япония заявила о планах
строительства вертолетоносца. Хотя представители официальных властей подчеркивают, что речь
идет об «эсминце с вертолетами на борту», военные обозреватели указывают на то, что с
завершением этого проекта Токио приобретет дополнительный потенциал проецирования военной
силы далеко за пределами территориальных вод.
Будущее политики в сфере военно-политической безопасности Японии в значительной степени
зависит от поведения Китая и позиции Соединенных Штатов. Отказ США от односторонней
защиты Японии может привести к пересмотру самоограничений и решению об обеспечении
безопасности собственными силами. Специалисты не исключают, что в такой ситуации Токио мог
бы принять решение об обзаведении собственным ракетно-ядерным потенциалом сдерживания.
Имеющиеся наработки в мирном использовании космоса и ядерной энергетике позволили бы это
сделать в кратчайшее время.
Ситуация на Корейском полуострове оказывает серьезное влияние на развитие процессов в сфере
безопасности в СВА. КНДР располагает многочисленной армией, недостатки в качестве обычных
вооружений которой восполняются их количеством и, по оценкам большинства специалистов,
высокой политической мотивацией. Руководство страны никогда не снимало задачу
воссоединения корейской нации, в том числе с применением военной силы. Существенные
достижения в области ракетостроения и ядерных технологий значительно приумножают военный
потенциал страны. Высокая военная готовность сочетается с катастрофически низким уровнем
развития мирной экономики и жесткой политической диктатурой. Некоторые наблюдатели
говорят об иррациональности поведения режима. Другие утверждают, что речь скорее идет о
намеренном и прагматичном шантаже соседей, в котором нарочитая иррациональность является
одним из элементов сдерживания и сохранения режима.
В последнее время руководство КНДР чередует воинственные шаги и заявления с некоторыми
жестами умеренности. Это касается и диалога по ядерной проблеме, и в некоторых других
областях. Например, не отказываясь от осуществления периодических вылазок диверсионноразведывательных групп на территорию Республики Корея и в территориальные воды Японии,
Пхеньян признал, что похищал в свое время и насильно удерживал японских граждан, пошел на
ограниченные и кратковременные взаимные визиты членов семей, проживающих в двух Кореях.
КНДР принимает южнокорейскую и японскую гуманитарную помощь. Одна из главных
внешнеполитических целей Пхеньяна заключается в том, чтобы разорвать или ослабить военное
сотрудничество между США и Республикой Корея.
Именно это сотрудничество на протяжении многих лет определяет позиции Республики Корея в
сфере безопасности. Договор о взаимной обороне между США и Республикой Корея был
заключен в октябре 1953 г. Он предусматривает размещение американских военных баз в Южной
Корее. После окончания холодной войны Вашингтон сократил свое военное присутствие в этой
стране. Но речь шла не об уходе, а лишь об оптимизации американского военного присутствия.
Американские вооруженные силы были отведены от линии перемирия, где они в случае
конфликта попадали бы в зону первого огневого удара со стороны Северной Кореи, в глубь
страны. Больший акцент был сделан на военно-морские и авианосные силы США в прилегающих
акваториях. Но Вашингтон неоднократно заявлял о своей решимости дать сокрушительный отпор
агрессии со стороны Северной Кореи, в том числе и в случае применения той ядерного оружия.
Специалисты высоко оценивают оснащение и боевую готовность вооруженных сил Республики
Корея, которые по численности уступают армии Севера. Этому способствует довольно высокий
уровень экономики, которая выходит на постиндустриальный уровень. Существенным фактором
стала стабилизация внутриполитической обстановки, укоренение демократической модели,
которая пришла на смену авторитарным режимам.
С окончанием холодной войны активизируется межкорейский диалог. В 1991 г. Пхеньян и Сеул
подписали Соглашение о примирении, ненападении, сотрудничестве и обмене между Севером и
Югом, а также Декларацию о безъядерном статусе Корейского полуострова. В результате обе
Кореи были приняты в ООН. Но сразу же после этого Пхеньян резко ужесточил свой
внешнеполитический курс, межкорейский диалог затормозился. Это было в основном связано с
первой «ядерной тревогой» и угрозами Пхеньяна выйти из ДНЯО. Тем не менее с 1994 г.
Республика Корея пытается реанимировать процесс сближения с КНДР. В 1998 г. президент Ким
Дэ Чжун провозглашает политику «солнечного света» в отношении КНДР, направленную на
развитие хозяйственных и гуманитарных контактов. Южная Корея оказывает Пхеньяну существенную экономическую помощь. В июне 2001 г. в Пхеньяне состоялась первая межкорейская
встреча на высшем уровне. Однако ответный визит руководителя КНДР Ким Чен Ира в Южную
Корею не состоялся. Нынешняя «ядерная тревога» блокирует диалог.
В последнее время в позициях США и Южной Кореи в отношении Северной Кореи наметились
определенные расхождения. В то время как Вашингтон выступает с весьма жестких позиций в
отношении Пхеньяна, Сеул пытается проводить более терпеливую и компромиссную линию в
отношении проживающих на Севере соотечественников. Эти расхождения находят выражение в
нарастающих антиамериканских настроениях части южнокорейского общества. В свою очередь, и
в американских политических кругах появляется недовольство по поводу «неблагодарности»
Сеула, безопасность которого в годы Корейской войны и на протяжении последующих
десятилетий гарантировалась Соединенными Штатами.
Вероятность дальнейшего обострения ситуации на Корейском полуострове опасна не только для
двух Корей. Она непосредственным образом затрагивает интересы США, Японии, Китая и России.
Как в КНДР, так и в РК, хотя в последней в меньшей степени, весьма сильны антияпонские
настроения, питающиеся памятью об истории длительной и жесткой оккупации японцами
Корейского полуострова. Китай является главным донором КНДР и связан с нею взаимными
обязательствами в области безопасности.
Российская Федерация весьма чувствительна к событиям на Корейском полуострове, в том числе
и по причине географической близости этого взрывоопасного района. Конфликт там, особенно в
случае применения ядерного оружия, может серьезно затронуть российский Дальний Восток.
Кроме того, Россия имеет существенные интересы и укрепляющиеся связи в этом районе. В 1990
г. РФ признала Республику Корея и сделала акцент на развитие экономических связей, в том числе
и в области военно-технического сотрудничества. Связи с КНДР были в основном заморожены.
Договор 1961 г. между СССР и КНДР о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, по условиям
которого Советский Союз обязывался защищать Северную Корею в случае вооруженного
конфликта, по умолчанию как бы перестал действовать. На некоторое время Россия оказалась вне
процесса коллективного обсуждения проблем безопасности на Корейском полуострове. Однако в
феврале 2000 г. между Москвой и Пхеньяном был подписан новый Договор о дружбе,
добрососедстве и сотрудничестве, который не предусматривал каких-либо взаимных военных
обязательств сторон, но возобновлял процесс более активного взаимодействия в других областях.
С 2003 г. Россия принимает активное участие в процессе переговоров по проблемам Корейского
полуострова в шестистороннем формате, подчеркивая свое стремление содействовать
установлению его безъядерного статуса, стабильной и равной безопасности всех государств СВА
и условий для их нормального экономического и социального развития.
После распада Советского Союза российские войска были выведены из Монголии. В 1993 г. был
заключен Договор о дружественных отношениях и сотрудничестве между Российской
Федерацией и Монголией. Он был призван заменить прежний союзный военно-политический
советско-монгольский договор. В 1994 г. аналогичный договор был подписан между Монголией и
КНР. Улан-Батор провозгласил курс на «многовекторное» сотрудничество с РФ, КНР, США,
Японией, странами АСЕАН, ШОС и другими государствами, но без участия в каких-либо блоках.
12.2. Юго-Восточная Азия
В состав субрегиона Юго-Восточной Азии (ЮВА) обычно включают Малайзию, Сингапур,
Филиппины, Индонезию, Таиланд, Бруней, Вьетнам, Камбоджу, Лаос, Мьянму. Он весьма
неоднороден. Но его объединяет несколько общих характеристик. Здесь еще сохраняются воспоминания о Второй мировой войне и японской оккупации большой части этих стран. Поэтому
послевоенные структуры безопасности первоначально создавались при участии США в качестве
своеобразной гарантии против возрождения японского милитаризма, а затем использовались как
инструменты в холодной войне. Большинство стран этого района приобрело национальную
независимость от колониальных держав только в послевоенный период. Процесс становления
государственности часто проходил в борьбе с внутренней оппозицией и внешними угрозами. В
этих условиях формировавшиеся вооруженные силы стран субрегиона имели большой вес во
внутриполитической жизни этих государств и нередко брали на себя общеполитическое
руководство. Часто это сопровождалось кровопролитной внутренней борьбой между
прокоммунистическими повстанцами и национально-буржуазными движениями. На процессы в
субрегионе пытались активно влиять внешние силы, прежде всего США, СССР, Китай. Часть
субрегиона стала непосредственным полем боя этих внешних сил в ходе вьетнамской войны.
Окончание вьетнамской войны, а особенно завершение холодной войны существенно повлияли на
военно-политические процессы в ЮВ А. Еще в 1976 г. по инициативе Филиппин и Таиланда была
распущена созданная в 1954 г. Организация договора о коллективной безопасности в ЮгоВосточной Азии (СЕАТО). Филиппины поставили вопрос о выводе американских военных баз,
располагавшихся на территории страны на основании Договора между США и Филиппинами о
взаимной обороне от 1953 г. Американцы потеряли свои базы в Южном Вьетнаме.
Переживая «послевьетнамский синдром», Соединенные Штаты производили в конце 1980-х —
начале 1990-х годов некоторое сокращение своего присутствия в субрегионе и передислокацию
остававшихся сил. Акцент был сделан не на формальные союзнические структуры, а на
двусторонние соглашения менее обязывающего характера. Филиппины разрешили ВМС США на
коммерческой основе использовать ремонтные доки бывшей американской базы в Субик-Бэй.
Сингапур, Малайзия, Индонезия, Бруней согласились предоставить свои порты для захода и
ремонта кораблей Соединенных Штатов. США не имеют формальных обязательств по защите
Таиланда, но существующие договоренности между этими двумя странами предусматривают
предоставление американской военной помощи Бангкоку. Восстановление дипломатических
отношений с Вьетнамом открыло американцам возможность возвратиться по приглашению Ханоя
на базы в Дананге и Камрани, оставленные РФ, но Вашингтон этим предложением не
воспользовался. В последнее время отмечается повышение военно-политической активности в
субрегионе со стороны Австралии, которая по мандату ООН возглавила международные силы по
урегулированию конфликтов в Камбодже и на Восточном Тиморе. Такое взаимодействие в сфере
безопасности с внешними для субрегиона державами носит, как подчеркивают представители
стран ЮВА, не «негативный», направленный против кого-то, а «позитивный», оборонительный и
стабилизирующий характер.
Постепенно развивается процесс консолидации между странами ЮВА. Его организационной
структурой стала созданная в 1967 г. Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН), в
которую первоначально вошли Таиланд, Малайзия, Индонезия, Филиппины и Сингапур.
Основной философией этой консолидации стала идея «азиатского нейтрализма».-Она не
исключала сохранения отдельными участниками АСЕАН оборонительных соглашений с
внешними державами, модернизации и наращивания собственных вооруженных сил, но была
направлена против активного военно-политического вмешательства в дела субрегиона внешних
держав, прежде всего США, СССР, КНР, и попыток этих держав втянуть в свои конфликты
страны ЮВА. В 1971 г. эта философия была сформулирована в Декларации о зоне мира, свободы и
нейтралитета. Сегодня в АСЕАН помимо стран-основательниц входят Бруней, Вьетнам, Лаос,
Мьянма и Камбоджа. Таким образом, зона нейтрализма в АТР расширилась. У отдельных стран
АСЕАН остаются нерешенные территориальные проблемы с Китаем и между собой в ЮжноКитайском море. Сохраняется подозрительность в отношениях между Вьетнамом и Китаем. Не
завершена скрытая борьба за влияние на Лаос, Камбоджу, Бирму. Но укрепление престижа
АСЕАН сдерживает эскалацию этих потенциальных конфликтов.
Новые угрозы международной безопасности в глобальном плане в полный рост встали и перед
странами ЮВА. Индонезия и Филиппины пережили серию крупномасштабных террористических
акций. Угрозы, сопутствующие распространению ОМУ, рельефно обозначились в сопредельных
субрегионах — Северо-Восточной и Южной Азии. Внутренние вооруженные конфликты в
Камбодже и на Восточном Тиморе уходят в прошлое, но угроза сепаратизма в отдельных странах
ЮВА, например в Индонезии, сохраняется. Страны АСЕАН все активнее подключаются к
усилиям международной антитеррористической коалиции. В 1995 г. члены АСЕАН подписали
Договор о безъядерной зоне
в Юго-Восточной Азии.
Вместе с тем активный военно-политический аспект в деятельности АСЕАН выражен довольно
слабо. Основной удельный вес в ее работе приходится на область экономического
взаимодействия. Это далеко не военный союз. Между ее членами нет обязательств о взаимной
помощи. Координирующая роль этой Ассоциации в борьбе с международным терроризмом,
нераспространением ОМУ и внутренними вооруженными конфликтами находится на довольно
скромном уровне. Заслуги АСЕАН в военно-политическом плане скорее в создании моральнополитической общности стран ЮВА по продвижению концепции нейтрализма.
В последнее время АСЕАН начинает играть все более важную роль в качестве переговорной
площадки, на которой развиваются процессы обсуждения проблем безопасности не только в
ЮВА, но и во всем Азиатско-Тихоокеанском регионе. С 1991 г. в рамках «постминистерских
конференций АСЕАН» начинается обсуждение военно-политических вопросов, представлявших
интерес для стран-членов Ассоциации, а затем и проблем АТР с постепенным привлечением
других государств, получавших статус партнеров и приглашенных. Эта практика привела к
созданию в 1995 г. «АСЕАНовского регионального форума» (АРФ) по вопросам безопасности.
Членами АРФ являются государства-члены АСЕАН, а государствами-партнерами — США,
Япония, Австралия, Новая Зеландия, Канада, Республика Корея, Россия, КНР, Индия. Статус
приглашенных сторон имеют ЕС и КНДР. Заседания АРФ проходят один раз в год в различных
столицах АСЕАН на уровне министров иностранных дел.
АРФ не является военно-политической структурой. Участники форума не ставят и задачи
создания какой-то формализованной структуры безопасности в АТР наподобие, скажем, ОБСЕ в
Европе. «Жесткие» угрозы безопасности, такие, например, как корейская или тайваньская
проблемы, на повестку дня не выносятся. Формальных решений не принимается. Задача АРФ
скорее заключается в поддержании многостороннего диалога и мониторинге общей военнополитической ситуации в регионе. Постепенно АРФ продвигается к обсуждению некоторых мер
доверия в АТР.
В последние годы намечается тенденция возвращения России в ЮВА. Восстанавливаются
экономические связи и военно-техническое сотрудничество с Вьетнамом, Индонезией.
Укрепляется военно-техническое сотрудничество с Малайзией, которая в 1995 г. закупила у
России 18 истребителей Миг-29. В 2003 г. был подписан новый контракт на поставку в Малайзию
российских истребителей Су-30 МКМ на сумму около 1 млрд долл. Россия принимает активное
участие в ежегодных заседаниях АРФ. Ограничителем более динамичного продвижения позиций
РФ в ЮВА является невысокий, по сравнению со многими другими внешними державами,
уровень взаимной торговли и инвестиций. В самое последнее время определенную
настороженность ряда стран субрегиона вызывает укрепление военного сотрудничества РФ с КНР.
12.3. Южная часть Тихого океана
К этому субрегиону относят Австралию, Новую Зеландию и островные государства Океании,
которые в большой степени находятся в экономической и политической орбите этих двух более
крупных государств. Все эти государства объединены в Южнотихоокеанский форум. В годы
холодной войны Австралия и Новая Зеландия были активными союзниками США и
Великобритании. Заключенный в 1951 г. Договор безопасности между Австралией, Новой
Зеландией и США (АНЗЮС) первоначально разрабатывался как гарантирующий безопасность
первых двух государств от возможности возрождения японского милитаризма, но вскоре стал
главным инструментом в субрегионе, нацеленным на задачи холодной войны. Помимо все
большей ориентации на США Австралия и Новая Зеландия активно участвовали в создании
структуры безопасности с Великобританией и некоторыми странами Британского Содружества в
АТР. С начала 1970-х годов функционирует система Оборонных мероприятий пяти держав —
Великобритании, Австралии, Новой Зеландии, Сингапура и Малайзии.
В конце 1980-х годов началось изменение ориентации экономики и политики Австралии и Новой
Зеландии с американо-британского направления на азиатское. Австралия выступила инициатором
создания АТЭС, одной из первых наладила тесные отношения с АСЕАН. Окончание холодной
войны сопровождалось процессом некоторого дистанцирования стран региона от своих западных
союзников.
Учитывая протесты стран региона против проведения ядерных испытаний Соединенными
Штатами (на Маршалловых островах и в Полинезии), Великобританией (на островах МонтеБелло и на юге Австралии), Францией (на атоллах Муруроа и Фангатауфа), Австралия выступила
инициатором создания в субрегионе зоны, свободной от ядерного оружия. Договор о безъядерной зоне
в Южной части Тихого океана был подписан в 1985 г. Другой острой проблемой был вопрос о
заходе в порты стран субрегиона военных кораблей и подводных лодок с ядерным оружием на
борту. Новая Зеландия заявила о запрете захода таких кораблей и подводных лодок в свои порты.
В ответ Соединенные Штаты разорвали прямые военно-политические отношения с Новой Зеландией. Договор АНЗЮС был трансформирован в две подсистемы двустороннего сотрудничества —
между США и Австралией и между Австралией и Новой Зеландией.
В последние годы Австралия все чаще берет на себя лидерскую роль в решении некоторых
проблем безопасности в АТР. Канберра, например, возглавила, как отмечалось, международные
силы ООН по урегулированию конфликтов и миротворчеству в Камбодже и на Восточном
Тиморе. Кроме того, австралийские и новозеландские военнослужащие принимают участие в
урегулировании ситуации в Афганистане и Ираке. Австралия активно участвует в переговорах по
многим вопросам контроля над вооружениями.
12.4. Южная Азия
В этот субрегион включают Индию, Пакистан, Бангладеш, Непал, Шри-Ланку, Бутан и
Мальдивскую республику. В прошлом — это довольно изолированный естественными границами
ареал, военно-политические процессы в котором развивались по собственным, автономным от
соседних регионов алгоритмам. Но в последние десятилетия под воздействием процессов
глобализации эта подсистема мировой политики все в большей степени взаимодействует с миром
и особенно с ближайшими географическими соседями. Исторически субрегион оказался разделен
на две части — на основную индуистскую и более периферийную мусульманскую. Через
Пакистан субрегион испытывает возрастающее влияние Ближнего и Среднего Востока. Но
цивилизационное тяготение его большей индуистской части к восточной части Азии дополняется
возрастающим притяжением к более динамично развивающимся экономическим процессам в
Азиатско-Тихоокеанском регионе. Эта объективная тенденция подкрепляется активно
продвигаемой в последнее время Индией доктриной «смотри на восток», которая предполагает
возрастающее взаимодействие с другими субрегионами АТР. Растущая взаимосвязанность
объясняется и встречным стремлением Китая играть важную роль в делах Южной Азии. До сих
пор это находило выражение в активной поддержке Пакистана, повышенном внимании к Мьянме,
которая находится на стыке трех субрегионов АТР.
Стержневым для ситуации в Южной Азии в сфере военно-политической безопасности остается
конфликт между Индией и Пакистаном. Этот конфликт имеет много измерений и движущих
мотивов. Здесь и цивилизационные различия, и геостратегическое соперничество за лидерство, и
различия политических моделей двух обществ. Нельзя, видимо, сводить все дело к кашмирскому
конфликту. Но именно этот территориальный спор служил детонатором большинства открытых
вооруженных столкновений между этими странами.
В процессе представления Великобританией в 1947 г. колониальному Индостану независимости и
образования на его территории Индии и Пакистана пограничный штат Джамму и Кашмир,
большая часть населения которого составляли мусульмане, тем не менее присоединился к Индии.
Пакистан не смирился с этим и в 1947-1948 гг. попытался присоединить его с применением
вооруженной силы. В результате вооруженного конфликта Кашмир был разделен между Индией и
Пакистаном, хотя обе стороны не признали этого раздела и претендовали на полный контроль над
территорией штата.
В 1965 г. начался второй раунд вооруженного конфликта. Пакистанское руководство организовало
переброску через линию прекращения огня групп диверсантов, которые должны были помочь
действующим на индийской стороне отрядам мусульман, выступавшим за присоединение к
Пакистану. В свою очередь индийские вооруженные силы ликвидировали эти отряды, перешли
разделительную линию и атаковали пакистанские силы на их территории. Договоренности о прекращения огня, достигнутые на встрече в Ташкенте при посредничестве СССР, сняли
напряженность между Индией и Пакистаном лишь
временно.
В 1971 г., после восстания в Восточном Пакистане и наплыва беженцев на территорию Индии,
Дели не только направил войска в мятежные пакистанские провинции, на территории которых
позже было образовано независимое государство Бангладеш, но попытался продвинуть свои
позиции и на Кашмирском фронте, заняв несколько стратегически важных участков, которые
ранее контролировал Пакистан. Соглашение, подписанное сторонами в 1972 г., закрепило
несколько измененную в пользу Индии линию контроля в Кашмире. Таким образом, сложилось
системное и долгосрочное вооруженное противостояние между двумя странами, в котором
проблема Кашмира играла важную, но уже не единственную роль. Это противостояние
сопровождалось энергичной гонкой вооружений между Индией и Пакистаном.
Развитие этого конфликта имело место в более широком стратегическом контексте. Хотя в
принципе Индия в годы холодной войны придерживалась политики неприсоединения к
противоборствующим сторонам, постепенно сформировалось определенное геостратегическое
взаимопонимание между Дели и Москвой. Соединенные Штаты по логике холодной войны
поддерживали Пакистан. Война в Афганистане, особенно после ввода в эту страну советских
войск и активизации американской поддержки афганских повстанческих сил, которая осуществлялась через Пакистан, еще больше закрепила взаимодействие между Индией и Советским
Союзом, с одной стороны, Пакистаном и Соединенными Штатами, с другой. Важной была и
стратегическая позиция Китая, который рассматривал Индию в качестве одного из основных
потенциальных противников в Азии. Это противостояние существенно обострилось в 1962 г.,
когда между Индией и КНР вспыхнул открытый вооруженный конфликт из-за взаимных
территориальных претензий на индо-китайской границе. В результате сформировалась
стратегическая ось между Исламабадом и Пекином. Она укрепилась еще больше после эскалации
конфликта между Москвой и Пекином, что, в свою очередь, еще больше сближало стратегические
интересы Дели и Москвы. Окончание холодной войны, вывод российских войн из Афганистана,
нормализация отношений между Российской Федерацией и Китаем несколько ослабили этот узел
противоречий и союзов вокруг индо-пакистанского конфликта, но не развязали его окончательно.
С конца 1980-х годов ситуация в Южной Азии отягощается фактором исламского радикализма.
Это отразилось на внутренней и внешней политике Пакистана, в том числе и на подходах к
кашмирской проблеме. Если раньше в стычках на границе участвовали мусульмане, проживавшие
в Кашмире по обе стороны от линии контроля, то теперь логику этой конфронтации все в большей
степени определяли добровольцы-исламисты из других стран, рассматривавшие Кашмир как один
из участков более масштабного фронта «джихада» против иноверцев, в данном случае индийцев.
Именно они сыграли важную роль в привнесении в конфликт элементов терроризма.
После терактов в США 11 сентября 2001 г. ситуация изменилась лишь частично. Под давлением
Соединенных Штатов Пакистану пришлось отказаться от поддержки режима «талибов» и даже
содействовать операциям американских вооруженных сил по разгрому «Аль-Ка-иды» на
территории Афганистана и в прилегающих к нему пакистанских провинциях. В январе 2002 г.
президент Пакистана генерал Первез Му-шарраф ввел запрет на деятельность на территории
страны ряда экстремистских исламистских организаций. Тем не менее, по оценкам многих
независимых наблюдателей, руководство Пакистана не смогло или не захотело ограничить
деятельность исламистских террористических организаций, развернувших борьбу против Индии.
Другим важнейшим фактором, придавшим конфликту вокруг Кашмира качественно новое
измерение, было обзаведение Индией и Пакистаном в 1998 г. ядерным оружием (средствами
доставки ядерного оружия располагали и ранее). В этих условиях кашмирская проблема грозила
превратиться в «спусковой крючок» ядерной войны в Южной Азии. Хотя обе стороны
периодически обмениваются списками своих ядерных объектов с указанием мест их
расположения с тем, чтобы не допустить случайного нападения на них в ходе возможных
конфликтов с применением обычных вооружений, такие процедуры не снижали нового уровня
опасности.
Это продемонстрировало новое обострение кашмирского конфликта в последние годы. Весной
1999 г. индийцы обнаружили в труднодоступном районе у горы Каргил на своей стороне от линии
контроля группировку пакистанской армии, прикрывавшей инфильтрацию в этот район
формально неправительственных диверсионно-террористических
284
отрядов. В ходе двухмесячных боев с применением авиации и тяжелой артиллерии с обеих сторон
погибло более тысячи человек. Пакистанцы вынуждены были оставить занятые ими позиции.
Следующее обострение имело место в декабре 2001 г., когда группа исламских террористов,
проникшая из Пакистана, совершила нападение на здание парламента в Дели. За этим последовали
теракты против индийских военнослужащих и членов их семей на территории Кашмира. Индия
обвинила Пакистан в пособничестве террористам и объявила о масштабной мобилизации своих
вооруженных сил. Пакистан ответил такой же мобилизацией. Стороны обменялись угрозами
применения ядерного оружия друг против друга. Пакистан произвел несколько демонстративных
испытаний баллистических ракет. Эскалация этого кризиса поставила Индию и Пакистан на грань
самого крупного в истории их противостояния вооруженного конфликта, который мог перерасти в
полномасштабную войну с применением ядерного оружия. На этот раз сторонам удалось отойти
от опасной черты, но конфликт остается неурегулированным.
Открытое обзаведение Индией и Пакистаном ядерным оружием только частично можно
объяснить конфронтацией между двумя странами. Идя на этот шаг, в Дели понимали, что
Исламабад незамедлительно ответит испытаниями и развертыванием собственного ядерного
потенциала. При этом ядерная патовая ситуация сведет на нет явное превосходство Индии в силах
общего назначения, которое она реали-зовывала в ходе всех предшествовавших открытых
вооруженных противоборств. Следовательно, это решение Индии имело и другие причины,
преследовало и другие цели. Многие специалисты склонны рассматривать индийский ядерный
потенциал как политическое оружие, позволяющее Индии претендовать на роль великой державы,
соразмерной по статусу другой азиатской великой державе — Китаю. Для Пакистана ядерное
оружие явилось важным компенсатором отставания в силах общего назначения. Кроме того,
ядерный статус значительно повышал престиж Исламабада в исламском мире, как обладателя первой «исламской бомбы».
В последнее время наблюдается существенная корректировка подходов США к Южной Азии.
Традиционная линия на поддержку Пакис-| тана начала ослабевать в начале 1990-х годов, после
вывода советских войск из Афганистана, завершения холодной войны и появления нео-
провержимых доказательств о развертывании пакистанской ядерной программы. В соответствии с
действовавшим внутренним законодательством Соединенные Штаты должны были прекратить
оказание военной помощи государствам, подозреваемым в осуществлении таких программ. После
проведения ядерных испытаний Индией и Пакистаном Вашингтон ввел санкции на поставку
вооружений в обе страны. Ситуация изменилась после 11 сентября 2001 г. Пакистан становился
важным и в то же самое время внутренне неустойчивым партнером в борьбе против терроризма, в
частности в деле проведения операции в Афганистане. Вашингтон вынужден был простить
Исламабаду его «ядерные грехи» и возобновил финансовую и военно-техническую помощь.
Вместе с этим Соединенные Штаты начинают налаживать более конструктивные отношения с
Индией. Это объясняется рядом причин. Индия стала частью фронта борьбы с терроризмом и
активным участником антитеррористической коалиции. Помимо этого Индия привлекала
повышенное внимание как потенциальный противовес Китаю на случай обострения американокитайских отношений.
Показательными были договоренности, достигнутые в ходе визита премьер-министра Индии М.
Сингха в Вашингтон в июле 2005 г. Президент Буш-младший назвал Индию «ответственной
ядерной державой» и объявил о намерении открыть для нее возможность закупок в США ядерного
топлива и оборудования для гражданских ядерных реакторов. Многие обозреватели полагают, что
за этим последует решение о предоставлении Индии возможности закупать американские
вооружения. Новую стратегическую линию прояснил министр обороны США До-налд Рамсфельд:
«Мы предвидим, что отношения с Индией будут продолжать укрепляться». «Что же касается
Китая, — добавил он, — у нас нет полной ясности, каким путем он идет»'.
После некоторого спада в отношениях на рубеже 1980- 1990-х годов позитивную динамику
приобретают российско-индийские отношения, особенно сотрудничество в военно-технической
области. Индия занимает первое место среди покупателей российских вооружений. Индийские
вооруженные силы на 60-70% оснащены оружием российского производства. В октябре 2005 г. на
северо-западе Индии были проведены первые в истории совместные российско-индийские учения,
в которых участвовала рота российских десантников. Российская сторона возлагает надежды на
развитие сотрудничества с Индией по вопросам безопасности и в рамках Шанхайской
организации сотрудничества.
Индийско-пакистанское противостояние является главным, но не единственным конфликтом в
субрегионе. Сепаратизм в сочетании с терроризмом в Шри-Ланке, левое повстанческое движение
в Непале дополняют напряженность в Южной Азии. Надо отметить, что параллельно с
взаимодействием малых и средних стран субрегиона с Индией в их подходах к отношениям с этим
гигантом проявляется настороженность. Периодически в отношениях Индии с ее соседями,
например Шри-Ланкой, Бангладеш, возникает напряженность. Соседи Индии попытались
International Herald Tribune. 2005. July 21.
компенсировать свою одностороннюю зависимость от Дели и дистанцироваться от индийскопакистанского конфликта путем создания публичного многостороннего форума. С 1985 г. начала
функционировать Ассоциация регионального сотрудничества стран Южной Азии (СААРК) в
составе всех семи государств субрегиона. Однако существующие противоречия, особенно между
Индией и Пакистаном, ограничивают эффективность этой организационной структуры.
Анализ ситуации в Азиатско-Тихоокеанском регионе указывает на то, что, несмотря на
актуальность проблем безопасности на Ближнем и Среднем Востоке сегодня и в краткосрочной
перспективе, именно Азиатско-Тихоокеанский регион в долгосрочной перспективе потенциально
«заряжен» более масштабными угрозами международной безопасности. Они сочетают «новые»
угрозы и традиционное «старое» соперничество между государствами, причем между
государствами, которые выходят в первый ряд ведущих держав мира. Уже сейчас намечается
перегруппировка сил в регионе, перспектива которой не совсем еще ясна.
Гл а в а 13
ФОРМИРОВАНИЕ РЕГИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
НА ЕВРАЗИЙСКОМ ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
Уже само эклектическое обозначение этого региона свидетельствует о незавершенности процесса
определения его географических координат. В самом начале анализа мы можем исключить из этого
пространства три балтийских государства (Латвию, Литву, Эстонию), присоединившихся к НАТО и ЕС —
центричной региональной системе безопасности. То же самое относится к Монголии, на протяжении не-
скольких десятилетий тесно связанной с этим пространством, но все более определенно дрейфующей от
него в последние годы. Нельзя исключать и того, что ряд других государств может примкнуть к другим
региональным системам безопасности, равно как и того, что некоторые страны, ранее входившие в соседние
регионы, будут тяготеть к этому пространству.
Очевидно и то, что в наши дни в этом регионе содержательно и институционально складывается новое
качество экономических, политических связей и военно-политической безопасности.
Основным системообразующим фактором формирования процессов безопасности на евразийском
постсоветском пространстве является существенно превосходящий соседей военно-политический потенциал
РФ и ее стратегическая линия поведения. Роль России в этом регионе определяется экономическими
возможностями, особенностями внутриполитического режима, формирующимся консенсусом в стране
относительно национальных интересов и путей их продвижения. Будучи одним из приоритетных
направлений российской политики, подход к взаимодействию на евразийском постсоветском пространстве
сочетается с интересами РФ в глобальном масштабе (например, в отношениях с США), а также при
взаимодействии с другими региональными комплексами — в первую очередь европейским, азиатскотихоокеанским, ближне-сред-невосточным. Одновременно процессы в этом комплексе региональной
безопасности определяются национальными интересами и стратегиями других новых независимых
государств (ННГ) по отношению к России, друг к другу, к внерегиональным державам и организациям.
У большинства ННГ, в том числе и у России, существует широкий круг совпадающих интересов,
вытекающих из общности позитивного прошлого взаимодействия в составе единого государства,
взаимовыгодных экономических интересов, необходимости противодействия общим угрозам — терроризму,
распространению ОМУ, в большом числе случаев угрозе внутренних вооруженных конфликтов. Поскольку
нейтрализация внутренних угроз безопасности политических режимов и территориальная целостность
являются для подавляющего числа ННГ приоритетными направлениями обеспечения национальной
безопасности, эти соображения имеют часто первостепенное значение при определении их отношения к
общим проблемам региональной безопасности, взаимодействия с Россией и друг с другом.
Вместе с тем в процессе формирования новой национальной независимости возникает сегмент
несовпадающих интересов, расхождений и разногласий. Нередко расхождения обусловлены
разнородностью внутриполитических режимов (отражающих широкий диапазон от авторитарных до
либерально ориентированных), представлениями национальных правящих элит о целесообразности выбора
того или иного приоритетного курса в области внешней политики и безопасности. Нередко ННГ конкурируют при продвижении своих товаров на рынки друг друга, на мировой рынок, в развитии транспортных
систем, привлечении иностранных инвестиций. Различие потенциалов в деле обеспечения собственной и
коллективной безопасности, а также разная степень готовности участвовать в коллективных операциях
может также приводить к разногласиям в процессе поиска многостороннего консенсуса по конкретным
проблемам.
Нереалистичным было бы закрывать глаза на то, что, наряду с желанием большинства ННГ опираться на
помощь России как самого мощного и близкого партнера, у большинства ННГ сохраняются опасения
относительно реального или воображаемого стремления России диктовать те или иные решения,
руководствуясь преимущественно собственными российскими интересами. Нередко можно слышать и
обвинение в адрес Москвы в стремлении к «неоимпериализму» на евразийском постсоветском пространстве.
Вместе с тем нельзя не учитывать того, что примерно 75% совокупного валового продукта всех стран СНГ
производится в России. Граждане других ННГ, работающие в России, ежегодно пересылают на родину
около 12 млрд долл. РФ продает в ряд ННГ энергоносители и вооружения по сниженным ценам. Россию не
может не беспокоить судьба примерно 25 млн русскоязычного населения, оставшегося после распада СССР
на территории других ННГ. Хотя в эпоху глобализации уходят в прошлое такие понятия, как «зоны
исключительного влияния», каждое государство имеет право стремиться к тому, чтобы его ближайшее
окружение было если и не дружественным, то хотя бы не враждебным.
Важным является и то, что при общности ряда региональных интересов, а также расхождений,
характерных для региона в целом, на евразийском постсоветском пространстве формируются
отдельные субрегиональные комплексы, для которых характерны свои специфические процессы в
сфере безопасности. Речь идет о западном субрегионе (Белоруссия, Молдавия, Украина),
кавказском субрегионе (Азербайджан, Армения, Грузия) и субрегионе Центральной Азии
(Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Туркмения, Узбекистан). Каждый из них включает и
прилегающие регионы России. Организационно общность этих трех субрегионов скреплялась
структурами Содружества Независимых Государств. По мере ослабления общерегиональных
структур СНГ и возрастания специфики проблем безопасности для каждого из субрегионов все
более важным звеном, объединяющим их в единое целое, становится участие России в процессах
безопасности каждого из них.
Наряду с этим отдельные страны из разных субрегионов и Россия связаны военно-политическими
структурами. Самой развитой из таких структур является Организация Договора о коллективной
безопасности (ОДКБ) в составе России, Армении, Белоруссии, Казахстана, Киргизии и
Таджикистана. Следует отметить, что еще шесть членов СНГ (Азербайджан, Грузия, Молдавия,
Узбекистан, Украина и Туркмения) не участвуют в ОДКБ. Отношения в сфере безопасности
между рядом государств этой второй группы и России регулируются двусторонними договорами и
соглашениями по конкретным вопросам. Одновременно в регионе образуются объединения,
которые призваны обеспечить взаимодействие ряда ННГ без России, а, по мнению ряда
специалистов, в качестве балансира Москве. Например, такого рода политико-экономическим
объединением является организация ГУАМ в составе Грузии, Украины, Азербайджана, Молдавии.
Это слабо оформленная организация. Состав ее неустойчив. Являвшийся ранее ее членом
Узбекистан вышел из этого объединения. Азербайджан снизил уровень своего представительства.
Провозгласившая нейтралитет Туркмения, являясь до недавнего времени полноправным членом
СНГ, не присоединяется к каким-либо субрегиональным организациям. Длительное время Грузия,
Украина, Молдавия балансировали между пророссийским и прозападным векторами политики в
области безопасности. В последнее время они взяли более определенный курс на интеграцию в
европейскую систему безопасности, не стремясь одновременно отказываться от прагматического
взаимодействия с Россией и другими странами ННГ, тем более что перспективы интеграции с
Западом остаются неопределенными. Вместе с тем между каждой из этих стран, с одной стороны,
и Россией — с другой, возникают политические, экономические разногласия, которые неизбежно
влекут за собой разногласия в сфере безопасности. Возникают конфликтные ситуации и в других
«парах» ННГ, например, между Арменией и Азербайджаном.
Все более важным элементом формирования нового качества региональной безопасности является
разное по характеру и интенсивности взаимодействие отдельных ННГ с внерегиональными
державами и объединениями: США, Китаем, ЕС, Ираном, Турцией, Афганистаном, Польшей,
балтийскими странами, НАТО. Все более значительную роль в делах Центрально-Азиатского
субрегиона играет Шанхайская орга; низация сотрудничества.
Наконец, важно помнить о том, что ситуация в сфере безопасности на евразийском постсоветском
пространстве еще находится в стадии формирования и подвержена существенным изменениям.
Политика РФ в качестве глобального и регионального действующего лица определяется ее
потенциалом, национальными интересами, набором угроз этим интересам, избранным
стратегическим курсом обеспечения интересов и противодействия угрозам, а также реализацией
этого курса на практике.
Вооруженные Силы (ВС) России, на которые возложены задачи обеспечения национальной
безопасности от внешних и частично (наряду с внутренними войсками МВД и частями
гражданской обороны МЧС) внутренних угроз, структурно включают три вида ВС — сухопутные
войска (СВ), военно-воздушные силы (ВВС), военно-морской флот (ВМФ), три самостоятельных
рода войск — ракетные войска стратегического назначения (РВСН), космические войска (KB),
воздушно-десантные войска (ВДВ) и службу тыла. В настоящее время принято следующее
военно-административное деление страны: Московский, Ленинградский, Приволжско-Уральский,
Северокавказский, Сибирский, Дальневосточный военные округа, а также Калининградский особый район. В состав военно-морских сил входят Балтийский, Северный, Тихоокеанский,
Черноморский флота и Каспийская флотилия.
Численность личного состава вооруженных сил на 1 января 2005 г. составляла 1 млн 160 тыс.
человек1. В качестве оптимального уровня, который планируют поддерживать в последующие
годы, определена численность в 1 млн военнослужащих. Большая часть пополнения рядового и
сержантского состава обеспечивается за счет призыва. В процессе реформирования ВС
предполагается повышение той части рядоВ ВС помимо указанного числа военнослужащих имеется гражданский персонал. Его численность — порядка
800 тыс. человек.
1
вого и сержантского состава, которые слу/жат по контракту. К 2008 г. она должна составить около 17%. С
2008 г. планируется сократить срок службы призывников с двух лет до одного г-Ода. Вместе с тем
необходимо учитывать, что наблюдается снижение ^мacштaбoв и качества контингента призывников, а, по
прогнозам специалистов, во второй половине текущего десятилетия Россия попадаетг в «демографическую
яму» -сокращение числа юношей призывного возраста в результате резкого снижения рождаемости в начале
1990-х годов.
РФ располагает в целом, всем наборо;м вооружений для сдерживания и ведения современной войны.
Значительно сократившийся и переживший трудный период резкого снижения финансирования военнопромышленный комплекс (ВПК)1 сохранил потенциал производства почти всего спектра вооружений.
Проблема заключаемся в еще недостаточном финансировании масштабных закупок для направления их в
войска.
РФ располагает мощными силами ядерного сдерживания, в которых одновременно с процессом взаимного с
(США количественного сокращения идут процессы качественной модернизации. Современные МБР «Тополь-М» заменяют выработавшие свой ЭДксплутационный срок стратегические носители наземного
базирования предыдущего поколения. Завершаются испытания качественно нов юй ракеты морского
базирования «Булава». За счет аренды и использования радиолокационных станций в ряде ННГ, а также
РЛС на российской территории удалось восстановить эффективную деятельность по всем азимутам системы
предупреждения о ракетном нападении (СПРН). Запуск дополнительного количества спутников военного
назначения и введение BS эксплуатацию новейших наземных оптико-электронных комплексов сложения за
космосом «Окно» позволили повысить возможности отражения воздушно-космического нападения. В РФ
функционирует пока единственная в мире система противоракетной обороны района страны (вокруг
Москвы).
Медленнее идет процесс модернизации и повышения боеготовности сил общего назначения.
Промышленности разработала образцы современной техники, такие, например, как ракетные комплексы
противовоздушной обороны С-400, истребители-бомбардировщики Су-34 и истребители Су-27 СМ,
вертолеты Ми-24 РН и Ка-52 «Черная акула», танки Т-90, оперативно-тактические ракеты «Искандер»,
крылатые ракеты воздушного базирования с обычными боезарядами и тл. Многие из них поставляются
зарубежным заказчикам. Но в российские вооруженные силы они поступают медленно. Поэтому
существующий парк вооружений сильно изношен. Летом 2005 г. Министерство обороты сообщило, что
примерно половина (из 20 тыс.) танков требует капитального ремонта, технически готовы к выполнению
боевых задач 30% самолетов, только 20% вооружений отвечают современным стандартам.
Существенной проблемой, которая стоит сегодня перед ВС РФ, является наращивание и совершенствование
космического эшелона для создания эффективной глобальной системы связи и управления войсками на
возможных театрах военных действий. Функционирование такой системы является необходимым условием
применения высокоточных и дальнобойных вооружений, которые становятся одним из главных элементов
современной войны.
На устаревание парка вооружений накладывается проблемы, связанные с низким уровнем социального
обеспечения военнослужащих. Среднедушевой доход во многих семьях военнослужащих не превышает
прожиточного минимума, а нередко он ниже этого уровня. Как следствие, значительное число молодых
офицеров по истечении первого срока контракта, заключаемого на пять лет, увольняются с военной службы.
В ВС РФ насчитывается около 100 тыс. семей офицеров и прапорщиков, не имеющих квартир. Ситуация
усугубляется недопустимо высоким уровнем травматизма и неуставных отношений, что еще больше
снижает привлекательность воинской службы.
Также непросто обстоит дело с боеготовностью сил общего назначения. Несмотря на повышение в
последние годы финансирования боевой подготовки и на постепенное увеличение числа боеготовых частей
и соединений, эти уровни еще не достаточны. Например, за последние три года средний годовой налет
летчиков ВВС увеличился на 5-7% и составляет 12-44 часа. По мировым стандартам (например, в ВВС Индии) для сохранения своей квалификации военный летчик должен налетать не менее 160-180 часов в год.
Одним из важнейших факторов, от которого зависит нынешнее состояние и перспективы дальнейшей
модернизации и боеготовности Вооруженных сил РФ, является проблема финансирования.
В критических для своей безопасности ситуациях, например во время войн, государства направляют на
военные цели максимально возможные экономические и людские ресурсы. В годы холодной войны Советский Союз тратил на эти нужды более 20% ВВП, а США, с учетом более высокого уровня ВВП — в среднем
около 6%. Считается, что оптимальной долей затрат на нужды национальной безопасности является цифра
около 3% от валового внутреннего продукта страны. Превышение этого порога неминуемо начинает
отрицательно сказывается на экономическом здоровье нации.
Наглядной иллюстрацией является ситуация в КНДР, которая тратит на военные цели более четверти ВВП.
Меньшая доля военных расходов благоприятно сказывается на экономике страны. Но нередко обрекает
такие страны на зависимость в деле обеспечения их безопасности от более мощных в военном отношении
союзных государств. Это в полной мере относится, например, к Японии, расходы на военные нужды
которой составляют до 1% ВВП, и ряду европейских стран. Сегодня усредненные военные расходы в мире
составляют 2,7% от мирового валового продукта. Военные расходы США (примерно 450 млрд долл.)
составляют 3,5% американского ВВП.
Военные расходы СССР, а затем и РФ в пересчете по паритету покупательной способности (ППС)
почти обвально сокращались с 1987 г., когда они достигали своего пика (свыше 300 млрд долл.),
до 47 млрд долл. в 1992 г. и самого низкого уровня (23 млрд долл.) в 1996 г. Постепенный рост
военных расходов в России стал наблюдаться после дефолта 1998 г. В 1999 г. они составили 35
млрд долл. Более существенные темпы роста приходятся на последние три года. Сегодня военные
расходы РФ при расчете по ППС превышают 70 млрд долл. В рублевом выражении расходы на
национальную оборону в федеральном бюджете на
2005
г. определены в сумме 529 млрд рублей. В проекте бюджета на
2006
г. эта сумма возросла до 668 млрд рублей. По официальным данным, она составляет
примерно 2,7% ВВП РФ. Надо иметь в виду, что на нужды национальной безопасности и
правоохранительной деятельности (МВД, ФСБ, СВР, МЧС и т.п.) государство дополнительно
тратит только немногим меньшую сумму. В бюджете на 2005 г. она равняется 398 млрд рублей, а в
проекте бюджета на 2006 г. составляет 540 млрд рублей. Динамику расходов нашей страны на
оборону иллюстрирует график на рис. 7. Следует помнить, что при пересчете по паритету
покупательной способности расходы на оборону РФ в абсолютном выражении примерно в три
раза превосходят показатели, рассчитанные по обменному курсу валют. Но это незначительно
влияет на общую картину динамики относительных изменений таких расходов за указанный
период.
Часто в статьях или выступлениях политиков, специалистов по военно-политической
безопасности содержатся благонамеренные призывы увеличить расходы, например, на создание
тех или иных систем вооружений, повышение боеготовности, содержание военнослужащих и т.п.
Суть заключается в том, что увеличение военных расходов можно произвести лишь за счет
сокращения других федеральных расходов, скажем, на образование, здравоохранение, социальную
политику или путем повышения налогов, а увеличение расходов на конкретные военные проекты
— за счет сокращения финансирования других проектов. Строительство ВС, как и многие области
государственной деятельности, — это искусство возможного. А объективные возможности для
этого у России будут расти пропорционально росту благосостояния и темпам модернизации
страны, а конкретно — пропорционально темпам роста ВВП. В одном из интервью на вопрос,
почему Министерство обороны не требует еще большего увеличения финансирования, министр С.
Б. Иванов резонно ответил в том смысле, что это могло бы привести к крушению экономики
страны со всеми вытекающими последствиями, в том числе
и для финансирования ВС.
Приоритеты военного строительства в объективных рамках возможного зависят от
приоритетности целей и задач в этой области, а те, в свою очередь, от масштаба и характера угроз
национальной безопасности. Цели и задачи в области национальной безопасности определяются
политическим руководством страны.
Основными вехами формирования таких целей и задач были уже упоминавшиеся Закон РФ «О
безопасности» от 5 марта 1992 г., «Послание по национальной безопасности Президента
Российской Федерации Федеральному Собранию» от 13 июня 1996 г., первая «Концепция
национальной безопасности Российской Федерации» от 17 декабря 1997 г. В 2000 г. был принят
комплексный пакет документов — новая редакция «Концепции национальной безопасности»,
«Военная доктрина», «Концепция внешней политики», а в 2001 г. — «Морская доктрина РФ на
период до 2020 года». В этих документах были сформулированы ключевые позиции по вопросам
обеспечения безопасности. В связи с существенно изменившейся ситуацией в области
международной безопасности после 2001 г. возникла необходимость внести в эти документы
определенные коррективы. В ноябре 2002 г. президент В. В. Путин поставил такую задачу, а
министр обороны С. Б. Иванов уточнил, что речь идет о принятии новой редакции «Концепции
национальной
безопасности».
2 октября 2003 г. Министерство обороны опубликовало доклад «Актуальные задачи развития
Вооруженных сил Российской Федерации», в котором содержится анализ положения РФ в системе
глобальных военно-политических отношений, сегодняшних и будущих угроз, современной войны
и вооруженных конфликтов. Базируется он на пакете вышеуказанных документов 2000-2001 гг.
Но в него внесены и определенные коррективы в связи с быстро меняющейся ситуацией в области
международной безопасности.
В докладе отмечается, что важнейшим аспектом, определяющим подходы к строительству и
развитию военного потенциала России, является понимание характера отношений нашей страны с
наиболее значимыми элементами современной системы международных отношений. Сегодняшняя
глобальная военно-политическая обстановка характеризуется: «Сочетанием двух основных
тенденций: с одной стороны, стремления сформировать новую, более справедливую и
демократическую систему международных экономических и политических отношений. С другой
стороны, расширения практики применения вооруженной силы на основании национальных
решений и вне мандата ООН». При этом выделяется пять других новых глобальных тенденций:
1.
На первый план выходит противодействие новым вызовам, в числе
которых распространение ОМУ и средств его доставки, международный терроризм, этническая
нестабильность, деятельность радикальных религиозных сообществ и группировок,
наркоторговля, организованная преступность. В этой связи резко повышается важность
международного сотрудничества силовых структур.
2.
Становится реальностью осуществление международных операций по
применению силы вне традиционных военно-политических организаций, военная сила все чаще
применяется в рамках коалиций, сформированных на временной основе. Россия выступает за
строгое соблюдение такими коалициями международного права и будет вступать в них, только
если этого потребуют ее внешнеполитические интересы.
3.
Военная сила все чаще применяется для обеспечения экономических
интересов той или иной страны.
4.
Произошло сращивание внутреннего и международного терроризма.
Он превратился из политической угрозы в военно-политическую. Сфера ответственности
вооруженных сил, в частности Вооруженных Сил России, по противодействию ему существенно
расширилась.
5.
Существенно повысилось значение негосударственных участников
системы международных отношений для определения характера внешнеполитических
приоритетов различных государств.
В докладе также содержится анализ угроз базовым национальным интересам РФ, к которым
относятся: государственный суверенитет, территориальная целостность, социально-политическая
стабильность общества, конституционный строй, стратегическая стабильность в системе мирового
сообщества, свободный доступ к жизненно важным экономико-стратегическим зонам и
коммуникациям. Угрозы подразделяются на три типа: внешне, внутренние и трансграничные. К
основным внешним угрозам отнесены следующие: м развертывание гругпировок сил и средств,
имеющих целью военное нападение на РФ пли ее союзников;
■
территориальные претензии к РФ;
■
осуществление государствами, организациями и движениями
программ по созданию ОМУ;
■
вмешательство во внутренние дела РФ;
■
демонстрация военной силы вблизи границ РФ или границ ее
союзников;
■
наличие вблизи границ РФ или гранит! ее союзников очагов вооруженных конфликтов;
■
нестабильность, слабость государственных институтов в соседних
странах;
■
наращивание группировок войск, ведущее к нарушению сложившегося баланса сил вблизи границ РФ или границ ее союзников;
■
расширение военных блоков и союзов в ущерб военной безопасности
РФ или ее союзников;
■
деятельность международных радикальных группировок, усиление
исламского экстремизма вблизи российских границ.
Среди других основных внешних угроз выделяется также дискриминация, подавление прав,
свобод и законных интересов граждан Российской Федерации в зарубежных государствах. К
основным внутренним угрозам отнесены: ■ попытки насильственного изменения
конституционного строя
и нарушения территориальной целосности России; м планирование, подготовка и осуществление
действий по нарушению и дезорганизации функционирования органов государственной власти и
управления, нападения на государственные, народнохозяйственные, военные объекты, объекты
жизнеобеспечения и информационной инфраструктуры;
■
создание незаконных вооруженных формирований;
■
незаконное распространение оружия;
■
широкомасштабная деятельность организованной преступности;
■
деятельность сепаратистских и радикальных религиозно-националистических движений.
В особую категорию выделены трансграничные угрозы. К ним относятся политические, военнополитические или силовые угрозы, которые возникают в отдельных странах как внутренние, но
направлены также и против других стран. Как правило, их источниками являются
негосударственные действующие лица, а масштаб их деятельности трансграничен. Отмечается,
что значение трансграничных угроз имеет тенденцию к возрастанию. К подобным приоритетным
угрозам для безопасности РФ отнесены следующие:
■
создание на территории других стран вооруженных формирований с
целью их переброски на территории РФ и ее союзников;
■
деятельность прямо или косвенно поддерживающихся из-за рубежа
подрывных сепаратистских, националистических или религиозных экстремистских группировок;
■
трансграничная преступность;
■
ведение враждебных информационных действий;
■
деятельность международных террористических организаций;
■
деятельность наркобизнеса.
Очень важной является содержащаяся в этом докладе оценка степени этих угроз: «На
сегодняшний день уровень военной опасности для безопасности России можно оценить как
относительно невысокий. Ни одна из существующих конфликтных ситуаций силового плана не
создает прямой военной угрозы безопасности РФ». На этом основании делается важный вывод:
«Российское военное планирование в области строительства и применения Вооруженных Сил РФ
в первой половине XXI в. будет определяться также существованием ряда факторов неопределенности. Под фактором неопределенности понимается ситуация, конфликт или процесс
политического или военно-политического свойства, развитие которого может существенно
изменить геополитическую обстановку в приоритетном для интересов России регионе или создать
прямую угрозу безопасности РФ». При обсуждении этого документа ряд специалистов указывал
на то, что «фактор неопределенности» лишает четких ориентиров приоритетности долгосрочного
строительства вооруженных сил.
Анализируя вероятную геостратегическую «розу угроз», важно помнить, что в годы холодной
войны основные угрозы проистекали с западного направления. Соответственно военная
инфраструктура СССР была ориентирована главным образом на отражение угрозы именно с этого
направления. Самые мощные группировки войск, оснащенные самыми современными
вооружениями, дислоцировались на территории восточноевропейских союзников по Варшавскому
договору и в западных военных округах СССР. Самым мощным был Северный флот, наделенный
на противоборство с силами НАТО в Северной Атлантике. С конца 1960-х годов резко возросла
напряженность вдоль советско-китайской границы и начался процесс военного обустройства
прилегавших к ней районов. Именно этими соображениями в первую очередь было обусловлено,
например, решение о строительстве Байкало-Амурской магистрали (БАМ), маршрут которой
проходил на 600-700 км севернее маршрута Транссибирской железной дороги. Существовала
угроза того, что в случае вооруженного конфликта с Китаем мог бы быть «перерезан» один из
участков проходящей вдоль границы Транссибирской железной дороги, что грозило нарушением
железнодорожного сообщения между европейской частью страны и дальневосточными регионами.
В настоящее время, как неоднократно заявлялось российским руководством, наиболее вероятные
угрозы национальной безопасности исходят с южного и восточного направлений. В процессе
реформирования Вооруженных сил РФ одновременно пришлось «разворачивать» ; военную
инфраструктуру в южном и восточном направлениях. Этого I потребовали, в первую очередь,
задачи проведения крупных войсковых [ операций в середине и в конце 1990-х годов в Чечне, а
также актуализация угроз из районов, сопредельных территории союзников России в Центральной
Азии. Резко возросла роль Северо-Кавказского и Приволжско-Уральского военных округов,
Каспийской флотилии.
В годы холодной войны перед Военно-морским флотом СССР ставилась стратегическая задача
противоборства с военно-морским фло-1 том США и их союзников по существу во всех районах
Мирового океана. С середины 1950-х годов акцент был сделан на применение подводных лодок,
которые в случае войны должны были перерезать морские коммуникации между Северной
Америкой и Европой, а также вести охоту за авианосными группами. В настоящее время в
качестве первоочередных определены задачи обеспечения безопасности морских границ, территориальных вод и шельфа России с избирательными дальними походами небольших групп
кораблей в район Средиземного моря и Индийского океана. Больший акцент делается на
поддержание боеготовности кораблей прибрежной зоны — эсминцев и фрегатов, при сохранении
имеющегося потенциала более крупных кораблей — ракетных крейсеров и больших
противолодочных кораблей. Однако возможность длительного присутствия в отдаленных районах
Мирового океана ограничивается отсутствием военно-морских баз в таких районах. Помимо базы
в Севастополе в настоящее время РФ располагает лишь одним пунктом материально-технического
обеспечения ВМФ за рубежом — в Тартусе (Сирия). Ограничены и возможности обеспечения
военно-морскими средствами воздушного прикрытия возможных операций в отдаленных районах.
У России имеется только один тяжелый авианесущий крейсер — «Адмирал Кузнецов»1.
Строительство другого планируется начать в 2010 г.
Среди отечественных и зарубежных специалистов существует также консенсус относительно того,
что в условиях сохраняющегося недостаточно высокого уровня сил общего назначения (СОН)
Россия будет стараться компенсировать такое положение ускоренной модернизацией
стратегических ядерных сил (СЯС).
Как уже отмечалось, в «Военной доктрине РФ», утвержденной президентом В. В. Путиным 21
апреля 2000 г., содержатся положения о том, что Россия исходит из необходимости обладать
ядерным потенциалом как фактором сдерживания, способным гарантированно обеспечить
нанесение заданного ущерба любому агрессору (государству либо коалиции государств) в любых
условиях. В этой доктрине содержится очень важная формулировка о том, что «Российская
Федерация оставляет за собой право на применение ядерного оружия в ответ на использование
против нее и (или) ее союзников ядерного и других видов оружия массового уничтожения, а также
в ответ на крупномасштабную агрессию с применением обычного оружия в критических для
национальной безопасности Российской Федерации ситуациях». Это означало снижение порога
возможного применения ядерного оружия по сравнению с декларировавшимся обязательством
СССР не применять ядерное оружие первыми и с положениями, содержащимися в «Основных
положениях военной доктрины» 1993 г. Надо заметить, что такая формулировка привела ядерную
политику РФ к принципам ядерной стратегии, которые на протяжении десятилетий приняты в
США, Великобритании и Франции.
В упомянутом докладе Министерства обороны 2003 г. это положение несколько уточняется. Там
говорится: «Отмечены попытки вернуть ядерное оружие в число допустимых военных
инструментов за счет реализации "прорывных" научно-технических разработок, превращающих
ядерное оружие в относительно "чистое" с точки зрения последствий его применения. С другой
стороны, расширение практики применения ВС без мандата СБ ООН может стимулировать
большую востребованность оружия массового поражения, включая ядерное, среди региональных
держав, стремящихся создать инструмент гарантированного сдерживания возможных враждебных
действий со стороны развитых
' Такое необычное название авианосца объясняется тем, что по Концепции в Монтре от 1936 г. проход через Босфор в
обоих направлениях для авианосцев закрыт. В советское время авианосцы строились на верфях г. Николаева. Поэтому
для прохода через проливы для направления, например, к месту постоянного несения службы в составе Северного или
Тихоокеанского флота, им присваивачось обозначение «тяжелый авианесущий крейсер». Турция шла на это, полагая за
благо уход таких кораблей из Черного моря.
государств. Проведение в ряде стран подобных НИОКР и принятие политических решений об
активизации их расширенного использования рассматриваются в МО РФ как фактор, способный
подорвать глобальную и региональную стабильность. Понижение порога применения ядерного
оружия потребует от России перестройки системы управления войсками и подходов к
сдерживанию угроз различного уровня». Можно также отметить и тот факт, что в отличие от
«Военной доктрины РФ» 2000 г., в тексте которого используется термин «оружие массового уничтожения» (ОМУ), в докладе Министерства обороны 2003 г. говорится об «оружии массового
поражения» (ОМП).
В качестве одной из первоочередных в этом докладе ставится задача в военное время нанести
поражение агрессору в условиях применения им наряду с прочими боевыми средствами оружия
массового уничтожения, отразить военно-космическое нападение противника. Ряд специалистов
обратили особое внимание на эту формулировку, поскольку в настоящее время средствами
воздушно-космического нападения располагают лишь США и НАТО. Вместе с тем в докладе
четко сформулировано положение о том, что из числа наиболее вероятных конфликтов, к которым
готовились вооруженные силы страны, исключены глобальная ядерная война и крупномасштабная
война с использованием обычных вооружений с НАТО или иной возглавляемой США коалицией.
Именно это, как говорится в докладе, дало возможность пойти на существенное сокращение
ядерного потенциала и потенциала обычных вооружений.
В докладе также ставится задача одновременного ведения двух локальных войн. Эксперты
считают, что такая задача будет под силу ВС РФ лишь в будущем. При этом они ссылаются на то,
что Соединенные Штаты, военные расходы которых и возможности проецирования сил общего
назначения существенно превосходят аналогичные российские показатели, ставят задачу
одновременного ведения лишь «полутора» локальных войн: нанесение поражения противнику в
одной из них и сдерживание противника — в другой.
При всей важности этого доклада Министерства обороны для уточнения особенностей
строительства ВС политические задачи в этой области еще предстоит поставить в новой редакции
«Концепции национальной безопасности», которая утверждается Президентом РФ. По
появляющимся в средствах массовой информации сообщениям такой основополагающий
документ будет носить более комплексный характер и может получить другое название —
«Стратегия национальной безопасности». Ее разработка ведется в рамках Совета Безопасности
РФ. Большое внимание при определении задач в области национальной и региональной
безопасности уделяется военно-политическому взаимодействию со странами, входящими в СНГ.
13.2. Структуры военно-политического взаимодействия
Заявив 8 декабря 1991 г. в Вискулях (в Беловежской пуще) о прекращении существования СССР,
руководители Белоруссии, РФ и Украины заключили Соглашение о создании Содружества
Независимых Государств. 21 декабря 1991 г. на встрече в Алма-Ате к СНГ присоединились на
правах учредителей другие ННГ, за исключением стран Балтии и Грузии. В1993 г. в СНГ вступила
и Грузия.
На начальном этапе деятельности СНГ удалось создать относительно упорядоченный механизм
раздела личного состава и вооружений Вооруженных Сил СССР. Полезную роль в этом сыграло
действовавшее временно объединенное командование СНГ. При сложении с себя полномочий
Верховного Главнокомандующего Вооруженными силами СССР М. С. Горбачев передал «право
на применение ядерного оружия» президенту РФ Б. Н. Ельцину. Белоруссия и Украина обязались
вывезти тактическое ядерное оружие на центральные предзаводские базы в России для
разукомплектования под совместным контролем. Впоследствии удалось договориться об отказе
Белоруссии, Казахстана и Украины и от стратегического ядерного оружия и их присоединении к
ДНЯО и Договору СНВ-1 в качестве безъядерных государств. Параллельно с этим шел процесс
формирования национальных вооруженных сил ННГ.
Важным, в том числе и в военно-политическом плане, стало заявление стран СНГ на встрече в
Алма-Ате о том, что они «поддерживают Россию в том, чтобы она продолжала членство СССР в
ООН, включая постоянное членство в Совете Безопасности и других международных
организациях».
По состоянию на середину 2005 г. в широких рамках СНГ продолжали функционировать
созданный в 1992 г. Совет министров обороны (СМО) и его постоянно действующий рабочий
орган Штаб по координации военного сотрудничества (ШКВС). Однако, по мнению специалистов, эти две структуры все в большей степени выполняли консультативные функции.
Казахстан предложил упразднить ШКВС как «неэффективную организацию». С начала 2006 г.
функции ШКВС переходят к Секретариату СМО.
Относительно более эффективной оказалась созданная в 1995 г. Объединенная система
противовоздушной обороны СНГ (ОС ПВО СНГ). Основным элементом функционирования этой
системы являются регулярные учения сил ПВО (стрельбы зенитно-ракетных комплексов и
истребителей-перехватчиков) на полигоне в Ашулуке (Астраханская область). Наиболее активное
участие в ежегодных коллективных учениях «Боевое содружество» принимают Армения,
Белоруссия, Казах стан, Киргизия, Таджикистан и Россия. Азербайджан и Украина предпочитают
проводить стрельбы на этом полигоне в двустороннем с Россией формате. В 2005 г. Казахстан
предложил проводить учения ОС ПВО СНГ на своем полигоне в Сары-Шаган (близ озера
Балхаш).
В 2000 г. был создан Антитеррористический центр (АТЦ) СНГ. Но он решает задачи, стоящие
перед спецслужбами, а не вооруженными службами стран—участниц СНГ.
Другим направлением, которое первоначально планировалось как общерегиональное для СНГ,
является создание и развитие Организации Договора о коллективной безопасности. Договор о
коллективной безопасности (ДКБ) между Арменией, Казахстаном, Киргизией, Россией, Таджикистаном и Узбекистаном был подписан в Ташкенте 15 мая 1992 г. В 1993 г. к нему
присоединились Азербайджан, Грузия и Белоруссия. Молдавия, Туркмения, Украина в Договор не
вошли, а в 1999 г. по разным причинам из него вышли Азербайджан, Грузия и Узбекистан. В этой
связи, в частности, пришлось отказаться от первоначального обозначения учредительного
договора как Ташкентского. В 2002 г. на базе ДКБ была создана Организация Договора о
коллективной безопасности. В настоящее время, как уже указывалось, в нее входят Армения,
Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Россия, Таджикистан.
Центральной в тексте ДКБ является Статья 4: «Если одно из государств-участников
подвергнется агрессии со стороны какого-либо государства или группы государств, то это будет
рассматриваться как агрессия против всех государств—участников настоящего Договора.
В случае совершения акта агрессии против любого из государств-участников, все остальные
государства-участники предоставят ему необходимую помощь, включая военную, а также окажут
поддержку находящимися в их распоряжении средствами в порядке осуществления права на
коллективную оборону в соответствии со статьей 51 Устава ООН».
Значительную и все более возрастающую часть деятельности ОДКБ составляют задачи отражения
других угроз: взаимодействие правоохранительных органов и спецслужб в сфере борьбы с
терроризмом, наркоугрозой и нелегальной миграцией, а в последнее время и с политическим
радикализмом. Но основным компонентом остается ее военная составляющая. ОДКБ — самая
интегрированная из военно-политических структур на большой части постсоветского
пространства. В полномасштабном формате функционирует созданный в 2004 г. Объединенный
штаб ОБКД, Секретариат этой организации во главе с Генеральным
секретарем Н. Н. Бордюжей.
Однако при этом наблюдается определенная автономизация практической деятельности ОДКБ по
трем географическим осям: западной (Россия, Белоруссия), южной (Россия, Армения) и
центрально-азиатской (Россия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан). Сформированы в значительной степени самостоятельные войсковые группировки: российско-белорусская и российскоармянская. Идет формирование войсковой группировки центрально-азиатского региона —
Коллективных сил быстрого развертывания (КСБР). Следует отметить, что практические учения
проводятся в основном в составе этих группировок. Только Россия участвует во всех трех.
Остальные члены ОДКБ концентрируют свое внимание на взаимодействии в составе тех
группировок, в которые они входят, и в меньшей степени с членами других группировок за
исключением РФ.
13.3. Проблемы безопасности в «западном» субрегионе
Ситуация в сфере военно-политической безопасности в «западном» субрегионе евразийского
постсоветского пространства формируется под влиянием комплекса разнообразных факторов.
На нее оказывает существенное влияние взаимодействие новых независимых государств, в том
числе и России, с НАТО и ЕС. Вхождение Латвии и Эстонии в НАТО привело к существенному
расширению границы непосредственного соприкосновения на суше НАТО и России,
продвижению ее на восток. Вступление в НАТО Литвы сделало более протяженной границу
между НАТО, Белоруссией и Калининградской областью. Изменилось геостратегическое
положение Калининградского особого района. Дестабилизирующим фактором является
отсутствие договоров о границе России с Латвией и Эстонией. НАТО воздерживается от
передислокации крупных военных формирований в балтийские страны, ограничиваясь
направлением туда нескольких самолетов из других стран альянса для патрулирования нового
сегмента его воздушного пространства. Но российская сторона не может игнорировать тот факт,
что намерения НАТО могут измениться. Однако возможность наращивания сил НАТО в этих трех
балтийских странах будет ограничена положениями адаптированного Договора об обычных
вооруженных силах в Европе в случае присоединения их к этому Договору.
Отношения между НАТО и Россией регулируются механизмом Совета Россия — НАТО, в
рамках которого отрабатывается сотрудничество в воздушном пространстве, в области тыла и
материально-технического обеспечения, по вопросам противоракетной обороны, спасания
экипажей аварийных подводных лодок и др. Россия и НАТО принимают участие в совместных
учениях, которые регулярно проводятся в рамках программы «Партнерство ради мира»..
Военно-политическое взаимодействие между Россией и ЕС определяется «Дорожной картой» по
общему пространству внешней безопасности, одной их четырех «дорожных карт», утвержденных
на саммите Россия-ЕС в Москве 10 мая 2005 г. Приоритетными определены следующие
направления: усиленный диалог и сотрудничество на международной арене; борьба с
терроризмом; нераспространение оружия массового уничтожения и средств его доставки,
усиление режима экспортного контроля и разоружение; сотрудничество в кризисном регулировании; сотрудничество в области гражданской защиты. Последнее направление имеет в виду
сотрудничество в целях содействия развитию общего потенциала реагирования на катастрофы и
чрезвычайные ситуации. Особое внимание планируется уделять обеспечению международной
стабильности, в том числе в регионах, прилегающих к границам России и Европейского Союза.
Дополнительную напряженность ситуации в этом субрегионе создает политический остракизм
Минска со стороны ЕС и НАТО по проблемам прав человека. Вместе с тем Белоруссия имеет
особые отношения с Россией. Это вытекает из положений заключенного в 1999 г. Договора о
создании Союзного государства (хотя еще и не реализованного в полном объеме на практике), а
также из взаимных обязательств в рамках ОДКБ. Помимо этого, Россия располагает в Белоруссии
двумя военными объектами. Это радиолокационная станция «Волга» системы предупреждения о
ракетном нападении под городом Барановичи, а также узел связи военно-морских сил близ
Вилейки, который обеспечивает связь с российскими кораблями в районе Северной Атлантики.
Регулярные совместные учения проводятся в составе российско-белорусской войсковой
группировки, сил ПВО.
Важным фактором развития ситуации в сфере безопасности в «западном» субрегионе является
Украина, второе по военной мощи после России государство на евразийском постсоветском
пространстве. С момента распада СССР отношения между Украиной и Россией характеризовались
одновременно элементами сотрудничества и конфликтности. Трудно проходило решение
вопросов о принадлежности Крыма, разделе Черноморского флота, пунктах базирования его
российской части в Севастополе. В конце 1990-х годов наметился период нормализации
российско-украинских отношений, в том числе и в сфере военно-политической безопасности.
Был согласован вопрос о разделе Черноморского флота. Примерно 80% кораблей отошло к
России. 31 мая 1997 г. был подписан российско-украинский Договор о дружбе, сотрудничестве и
партнерстве, в котором зафиксировано отсутствие претензий друг к другу, в том числе и
территориальных, что означало завершение спора о принадлежности Крыма. В 2003 г. эти
положения были подкреплены российско-украинским Договором о государственной границе,
определившим линию совместной сухопутной границы. Параллельно с «большим» договором
1997 г. были подписаны Соглашения об использовании российской стороной пунктов
базирования в Крыму Черноморского флота и других военных объектах. Соглашение о военноморской базе РФ в Крыму действует до 2017 г. Россия также получает информацию с двух РЛС
«Днепр» (в Мукачево и Севастополе) для СПРН. Обслуживают эти станции украинские
военнослужащие, а эксплутационные расходы делятся примерно поровну между Москвой и
Киевом.
С момента провозглашения независимости Украина проводила многовекторную политику, в
основе которой лежала задача обеспечения самостоятельности, в том числе и в военнополитических вопросах. Отношения с НАТО регулировались в рамках Совета Украина—НАТО.
Республика принимала активное участие в программе «Партнерство ради мира». Ограниченный
украинский контингент был направлен для прохождения службы в составе коалиционных сил в
Ираке. Одновременно появились сообщения о том, что вопреки действовавшим международным
санкциям Украина продала режиму Хусейна радиолокационную систему «Кольчуга», которая
используется в системе противовоздушной обороны.
Вместе с тем не прекращались военно-политические контакты с Россией и другими ННГ. Хотя
Украина не вошла в ОДКБ, ее взаимодействие в рамках СНГ продолжается. Многие наблюдатели
отмечали активное маневрирование руководства Украины между НАТО и Россией, что
объяснялось в первую очередь внутриполитическими и экономическими проблемами. Надо
сказать, что такое маневрирование прежнего украинского руководства чаще всего вызывало
раздражение и на западе, и на востоке. Особой остроты вопросы дальнейшей ориентации
политики Украины в сфере военно-политической безопасности достигли в ходе последних
президентских выборов.
В 2005 г. новое руководство Украины сделало значительно больший акцент на стремлении
интегрироваться в структуры НАТО и ЕС. Вместе с этим Киев подтвердил приверженность
взятым на себя военно-политическим обязательствам в отношениях с Россией, в частности по
соглашению о базировании Черноморского флота на Крымском полуострове до 2017 г.
Ряд специалистов считает, что присутствие российской базы в Крыму закрывает путь
присоединения Украины к НАТО. Действительно, одним из условий приема новых членов НАТО
является отсутствие баз других государств на их территории. Но еще одним условием для кандидатов в члены НАТО являлось предварительное решение ими территориальных вопросов с
соседями, что, однако, не помешало НАТО принять в свой состав Латвию и Эстонию до
подписания ими договоров о границе с Россией. Решение о вступлении Украины в НАТО скорее
зависит от стратегического выбора этой организации и от достижения политического консенсуса
относительно такого шага самой Украиной, особенно населением в ее восточных и южных
регионах.
Существенное влияние на развитие ситуации в этом субрегионе оказывает неурегулированность
внутреннего Приднестровского конфликта в Молдавии. Руководство этой страны все чаще
обвиняет Москву в недостаточно энергичном давлении на руководство сепаратистов Приднестровья и в сохранении Оперативной группы российских войск на этой территории. В надежде
продвинуть решение этого вопроса Кишинев все громче заявляет о своей преимущественной
ориентации на западные структуры. Еще одним фактором такого разворота молдавской
внешнеполитической линии явилось вступление соседней этнически близкой Румынии в НАТО, а
также изменение внешнеполитического вектора нового руководства Украины. В последнее время
Киев все активнее пытается выступать в качестве посредника в урегулировании Приднестровского
конфликта. После урегулирования вопроса о выводе российских баз из Грузии проблема
присутствия Оперативной группы российских войск в Приднестровье (около 1,5 тыс.
военнослужащих) может оказаться единственной причиной или поводом отказа западных стран
ратифицировать Соглашение об адаптации ДОВСЕ.
13.4. Проблемы безопасности в кавказском субрегионе
Формирование пространства безопасности в этом субрегионе также определялось рядом
различных по содержанию и направленности факторов.
Большое влияние оказал то обострявшийся, то затухавший более чем десятилетний конфликт в
Чечне, его воздействие на отношения России с ННГ Закавказья, а в определенной степени и на
отношения России с рядом ведущих внерегиональных держав и организаций. До настоящего
времени задачи антитеррористической операции в Чечне и борьбы с религиозным экстремизмом в
других республиках Северного Кавказа остаются основными практическими направлениями
обеспечения безопасности России в этом субрегионе.
Большое значение имеют неурегулированные конфликты и существование непризнанных
сепаратистских образований на территории Грузии и Азербайджана. События в Абхазии, Южной
Осетии, вокруг Нагорного Карабаха оказывают серьезное влияние на политику в сфере
безопасности Грузии, Азербайджана, Армении, на их взаимодействие с Россией, другими ННГ и
внерегиональными державами.
Наиболее развитыми и кооперативными в этом субрегионе являются отношения в военнополитической сфере между Россией и Арменией. Оба государства являются членами ОДКБ, их
вооруженные силы составляют южную войсковую группировку. Россия располагает военной
базой на территории Армении. На 102-й военной базе в Гюмри и Эребуни дислоцируется 127-я
мотострелковая дивизия и ряд других подразделений ВС РФ. Россия является главным партнером
Армении в военно-техническом сотрудничестве, которое имеет крупные для субрегиона масштабы. Армения активно участвует в совместных с Россией учениях в рамках южной военной
группировки, а также в рамках ОС ПВО СНГ.
При этом следует отметить некоторые особенности в подходе Армении к военно-политическому
сотрудничеству с Россией, о чем, например, откровенно говорил на «круглом столе» «Южный
Кавказ: Проблемы региональной безопасности» в конце 2004 г. министр обороны страны Серж
Саркисян, который отмечал стремление «сопрягать относительно синхронное пропорциональное
развитие» политики Армении в евро-атлантическом направлении со стратегическим партнерством
с Россией, развитием сотрудничества в рамках ОДКБ. «Следуя принципам политики
комплиментаризма (взаимодополняемости), — уточнил он, — необходимо отметить, что
отношения с НАТО будут развиваться до тех пор, пока между нашими обязательствами в рамках
ОДКБ и НАТО не возникнут достойные внимания противоречия. В данном контексте считаю
долгом указать на тот факт, что Устав ОДКБ не ограничивает возможности сотрудничества с
другими государствами и международными организациями. В то же время, учитывая
принципиальное сближение позиций ОДКБ—НАТО по целому ряду вопросов, наличие общих
угроз и проблем, считаю, что возможности развития сотрудничества Армении с НАТО весьма
обширны. То есть, можно сказать, что сотрудничество в рамках ОДКБ с НАТО взаимодополняют
друг друга, что создает дополнительные гарантии безопасности как для Армении, так и для
региона»'.
Стремление «сопрягать» подходы к Армении и Азербайджану предпринимает и Россия, хотя это
более сложная задача. Как известно, в результате вооруженного конфликта территория Нагорного
Карабаха и других шести административных округов Азербайджана, вместе составляющих 20%
его территории, находится под контролем карабахских войск. Лачинский коридор связывает
Нагорный Карабах с Арменией. Ереван отрицает присутствие своих вооруженных сил на
территории Азербайджана. Баку же обвиняет Армению в агрессии и оккупации своей территории.
С момента соглашения о прекращении огня в мае 1994 г. общая военная ситуация остается
практически замороженной. Усилия Минской группы государств, созданной в 1992 г. в рамках
ОБСЕ в целях политического урегулирования конфликта, результатов не дали.
Азербайджан выступает против российско-армянского сотрудничества, особенно против поставок
российских вооружений Еревану. Расчеты на коллективную помощь в урегулировании
Карабахской проблемы обусловили присоединение Азербайджана в 1993 г. к ДКБ, а не
реализовавшиеся надежды явились одной из причин выхода его из Договора. Но в то же самое
время Баку и Москве удается избегать политической конфронтации в этой связи. Больше того,
между двумя государствами была достигнута договоренность об аренде Россией РЛС «Дарьял» в
Габале, доставшейся Азербайджану в наследство после дезинтеграции Советского Союза. Эта
РЛС входит в контур системы предупреждения о ракетном нападении космических войск ВС РФ.
Довольно позитивной в целом остается и позиция Баку по отношению к конфликту, в Чечне.
Одновременно Баку также пытается проводить многовекторную политику. Большое внимание
уделяется контактам с США и Европейским Союзом. Это объясняется попытками заручиться их
помощью в урегулировании Карабахской проблемы. Кроме того, между США, ЕС, Азербайджаном, Грузией и Турцией существует общность интересов относительно обеспечения
безопасности трубопровода Баку — Грузия — Джейхан (Турция). США также заинтересованы в
сотрудничестве с Азербайджаном на случай обострения ситуации вокруг Ирана. А у Тегерана, в
свою очередь, непростые отношения с Баку из-за раздела нефтеносных районов в южной части
Каспийского моря, а также с учетом его традиционных связей с азербайджанским населением
северного Ирана. Напряженность в отношениях с Ереваном является одной из причин
возрастающего сотрудничества между Баку и Анкарой. Армения, в свою очередь, акцентирует
внимание на взаимодействие с Ираном.
Большое влияние на развитие ситуации в субрегионе в последнее время оказывает Грузия. Это
объясняется более определенной переориентацией нового грузинского руководства на
взаимодействие с евро-атлантическими структурами, Украиной, Молдавией, активизацией курса
на вывод российских баз с территории страны, усилением нажима на самопровозглашенные
сепаратистские образования в Абхазии и Южной Осетии.
В последнее время Грузия предприняла усилия и повысила финансирование для модернизации, а
по существу, по кардинальной реорганизации своих вооруженных сил. Существенную помощь в
этом ей оказали Соединенные Штаты, направившие в страну группу военных советников.
Новое политическое руководство страны, пришедшее к власти после «революции роз», более
определенно, чем прежнее руководство, взяло курс на тесное взаимодействие с США, НАТО, ЕС.
Другой стороной этого стратегического курса было решешие об активизации требований о
закрытии российских военных баз.
По версии грузинской стороны ее согласие на учреждение четырех российских баз на территории
Грузии было дано в 1993 г. в обмен на обязательство российского руководства поддержать
Тбилиси в его противостоянии с сепаратистскими режимами Абхазии и Южной Осетии. Как
полагают, расчеты на помощь в восстановлении контроля над Абхазией и Южной Осетией были
одним мз главных побудительных мотивов присоединения Грузии в 1993 г. к СНГ и ДКБ, а не
оправдавшиеся надежды — причиной ее выхода в 1999 г. из ДКБ и более требовательной
постановки вопроса о выводе российских баз.
Как известно, в ходе конференции государств—участников ДОВСЕ в Стамбуле в 1999 г. между
Россией и Грузией было достигнуто соглашение, предусматривавшее закрытие российских баз в
Вазиане и Гудау-тах к середине 2001 г. и начало в 2000 г. переговоров о сроках функционирования
двух других российских военных баз. Базы в Вазиане и Гудаутах были закрыты. В принципе был
решен и вопрос о закрытии двух оставшихся баз — 62-й в Алхалкалаки и 12-й в Батуми, на
которых соответственно базируются 147-я и 145-я мотострелковые дивизии и ряд других
подразделений ВС РФ. Россия первоначально настаивала на 11-летнем сроке вывода. В 2005 г.
было достигнуто соглашение, определившее закрытие этих баз в 2008 г. и услови я
функционирования их до этого срока.
Основными «болевыми точками» национальной безопасности Грузии являются проблемы
Абхазии и Южной Осетии. Крупномасштабные вооруженные конфликты в этих районах
завершились в начале 1990-х годов соглашениями о прекращении огня и создании миротвор-
ческих структур. Активное участие в этом приняли российские дипломаты и военные. В Южной
Осетии была создана демилитаризованная зона разъединения конфликтующих сторон, контроль
над которой осуществляется смешанным миротворческим контингентом, в который входит по
одному батальону (примерно по 500 человек) от России, Грузии и Южной Осетии. Несмотря на
периодические вооруженные столкновения в зоне разъединения, эта структура в целом
функционирует достаточно эффективно.
После прекращения огня в Абхазии СНГ с согласия Тбилиси приняло решение о вводе в зону
безопасности в ее восточных районах Коллективных сил по поддержанию мира (КСПМ), в
которых, однако, несут службу лишь российские военнослужащие. Грузинская сторона
периодически обвиняет российских миротворцев в пристрастности и фактической поддержке
сепаратистов. Но каждый раз, когда встает вопрос о продлении срока их службы в этих районах,
грузинская сторона
310
соглашается с продлением мандата. Это объясняется тем, что ни ООН, ни ОБСЕ не изъявляют
готовности взять на себя миссию по поддержанию мира в этом районе. В Абхазии присутствует
лишь несколько десятков наблюдателей от ООН. Кроме того, трудно предположить, что
нынешнее руководство Абхазии и Южной Осетии согласится с изменением нынешнего формата
миротворчества. Прекращение же деятельности российских миротворцев без их замены, вполне
вероятно, может привести к вспышке этих дремлющих конфликтов. К этому грузинская сторона
сегодня не готова, хотя и заявляет о своей решимости бороться с сепаратизмом, в том числе и с
применением вооруженных сил.
Россия не признает независимости Абхазии и Южной Осетии. Это согласуется с
сформировавшимся в последние годы общемировым консенсусом относительно непризнания
суверенитета территориальных образований без согласия государства, от которого они стремятся
отделиться. Эту линию диктует и необходимость быть последовательными в свете
бескомпромиссной борьбы против чеченских сепаратистов. Однако между проблемами
сепаратизма и терроризма в Чечне, с одной стороны, а также ситуацией в Абхазии и Южной
Осетии — с другой, существует и другая связь. На протяжении длительного времени в Панкийском ущелье на территории Грузии находились тренировочные лагеря и пункты
переформирования чеченских боевиков и международных террористов, в том числе и членов
«Аль-Каиды». Оттуда они проникали на территорию Чечни. Тбилиси не отвергал этого факта, но
объяснял свою бездеятельность отсутствием сил, необходимых для контролирования этого
района. Одновременно грузинская сторона отвергала российские предложения о закрытии этого
участка границы путем размещения совместной российско-грузинской воинской структуры в
северной части Панкийского ущелья. Можно предположить, что такая обстановка не
способствовала последовательной политической линии со стороны Москвы по содействию
восстановлению суверенитета Грузии в Абхазии и Южной Осетии.
13.5. Проблемы безопасности
в центрально-азиатском субрегионе
Процессы в сфере безопасности в этом субрегионе представляются еще более
«многофакторными»
и
«угрозоемкими».
На
них
оказывают
серьезное
влияние
дестабилизирующие процессы, зарождающиеся в регионе Ближнего и Среднего Востока,
нестабильная ситуация в Афганистане, Пакистане и ряде других стран. Наиболее опасными
являются угрозы международного терроризма, религиозного экстремизма, наркоторговли и
незаконной миграции. Они усугубляют внутреннюю неустойчивость в ряде стран субрегиона.
Становление новых независимых государств сопровождалось определенным соперничеством за
лидерство в Центральной Азии, противоречиями между ними. Одновременно каждое из ННГ
субрегиона в большей или меньшей степени придерживалось многовекторной политики
взаимодействия в сфере безопасности, как с Россией, так и с евроатлан-тическими структурами.
Длительное время ННГ субрегиона не проявляли инициативы в деле формирования каких-то
общих для Центральной Азии коллективных структур безопасности. В последние годы тенденция
к созданию элементов коллективной безопасности в рамках ОДКБ и ШОС возрастает. Серьезным
и новым фактором стало появление в субрегионе американских баз, повышение внимания к нему
со стороны Китая, ряда других сопредельных государств.
Россия располагает в субрегионе рядом военных баз и других объектов. В Казахстане арендует
РЛС «Дарьял-У» в городе Балхаш для СПРН, полигоны «Сары-Шаган» и «Азгир», а
также^Еосударственный испытательный космодром в Байконуре. В Киргизии -\базу ВВС в Канте
и узел связи ВМФ России в Кара-Балта. В Таджикистане — на 4-й военной базе (в Душанбе и
Курган-Тюбе) дислоцируется*201-я мотострелковая дивизия, а на объекте 7680 (в Нуреке) —
ЦентрУпежения за космосом (оптико-электронная система «Окно»). Российские пограничные
войска, на протяжении ряда лет охранявшие границу Таджикистана с Афганистаном, передали эти
функции таджикским коллегам.
Российская вовлеченность в военно-политические дела Центрально-Азиатского субрегиона
объясняется комплексом политических, экономических, моральных, геостратегических причин.
Кроме/того, содействуя безопасности стран субрегиона, Россия обеспечивает безопасность «предполья» собственных новых национальных границ на юго-восточном направлении. Наиболее
наглядно необходимость отражения угроз на дальних рубежах проявилась в Таджикистане.
Базировавшиеся там 201-я мотострелковая дивизия и Пограничные войска РФ решали задачу закрытия границы с Афганистаном, способствовали, в том числе применяя с согласия правительства
республики оружие, прекращению кровопролитного межтаджикского внутреннего конфликта
1992-1997 гг., наконец, содействовали оказанию военно-технической поддержки Северному альянсу при проведении антитеррористической операции в Афганистане.
Несмотря на то что Совет глав государств СНГ принял решение о развертывании коллективных
миротворческих сил СНГ в Таджикистане, в него вошел лишь российский контингент.
Разрозненно действовали центрально-азиатские государства и при отражении в 1999 и 2000 гг.
прорывов поддерживавшихся «талибами» узбекских боевиков из Афганистана через территорию
Киргизии и Таджикистана в Узбекистан. По существу бездействовала и структуры ДКБ в
субрегионе. Более того, в 1999 г. Узбекистан вышел из этого Договора. Туркмения, провозгласившая нейтралитет, не принимала участия даже в обсуждении каких-то коллективных действий в
сфере безопасности. Ее взаимодействие со странами СНГ, прежде всего с Украиной и Россией,
ограничивалось закупкой и модернизацией вооружений.
Реанимация коллективных усилий на центрально-азиатском направлении наметилась в 2001 г.,
когда в рамках ДКБ между Россией, Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном была достигнута
договоренность о создании Коллективных сил быстрого развертывания (КСБР) численностью
1300 человек — по одному батальону от каждой из этих стран. К концу 2005 г. численность
военных контингентов, приписанных к КСБР, возросла примерно в три раза. Создание в 2002 г. на
базе ДКБ более комплексной Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ)
придало дополнительный импульс продвижению коллективной безопасности в субрегионе.
Существенным стимулом к осознанию необходимости укрепления системы безопасности стала
приобретавшая все большие масштабы угроза международного терроризма, проведение
антитеррористической операции в Афганистане.
Другой организационной структурой обеспечения безопасности становится Шанхайская
организация сотрудничества. Как уже отмечалось, в 1996 г. в Шанхае состоялось подписание
российско-китайского соглашения о мерах доверия в зоне границы. В 1997 г. в Москве оно было
дополнено многосторонним соглашением России, Китая, Казахстана, Киргизии, Таджикистана о
взаимном сокращении вооруженных сил в районе границы. «Шанхайская пятерка» периодически
проводила «Шанхайские форумы» руководителей входивших в нее стран для обсуждения проблем
пограничного сотрудничества. Постепенно тематика взаимодействия расширялась за счет
включения в нее экономической проблематики и некоторых аспектов военно-политической
безопасности. 15 июня 2001 г. на встрече в Шанхае форум был преобразован в Шанхайскую
организацию сотрудничества с секретариатом в Пекине. К ШОС присоединился Узбекистан. В
качестве наблюдателя в работе ШОС участвовала Монголия. В 2005 г. в число наблюдателей были
приняты Индия, Иран, Пакистан. Запрос США предоставить им аналогичный статус не был внесен
в повестку дня.
Участие КНР в этой организации открывает дополнительные возможности для оказания влияния
на процессы, происходящие в субрегионе. Помимо стремления обеспечить стабильность на своих
северных и западных границах растущее внимание Китая к Центральной Азии объясняется
комплексом заинтересованностей, среди которых стремление обеспечить доступ к энергетическим
ресурсам района Каспийского моря, к транспортным маршрутам «шелкового пути» с Дальнего
Востока через Центральную Азию и Закавказье в Европу, нейтрализовать возможный «обхода с
фланга» Соединенными Штатами Большую озабоченность вызывает и внутренняя нестабильность
в западных районах Китая, особенно в Синьзяне, населенном тюрками-уйгурами.
Значительную остроту в последнее время приобрела проблема американских баз в Центральной
Азии. В ходе подготовки операции в Афганистане в 2001 г. Соединенные Штаты запросили у
центрально-азиатских республик согласие на создание на их территории баз для поддержки ее
проведения. Казахстан, Киргизия, Таджикистан и Узбекистан выразили такое согласие. Россия
поддержала их решение. Двусторонние соглашения об аренде военно-воздушных баз были
подписаны США с Узбекистаном (база в Ханабаде) и Киргизией (около Бишкека).
В российском обществе развернулась острая дискуссия о целесообразности согласия России на
развертывание этих баз. Но центрально-азиатские республики являются суверенными
государствами, имеющими право самостоятельно решать такие вопросы с другими государствами
на двусторонней основе. Кроме того, успех операции против международного терроризма и
режима«талибов» в Афганистане отвечал интересам не только этих ННГ, но и РоСеии. Часто
аренду Россией в 2003 г. военно-воздушной базы в Канте (Киркизия) рассматривают
исключительно как противовес американскому присутствию в Центральной Азии. Но нельзя
забывать того, что российская 1заза в Канте является существенным элементом воздушного
прикрытия\КСБР.
По мере относительной стабилизации ситуации в Афганистане и появления «новых» угроз для
политических режимов в субрегионе вопрос об американских базах не мог не возникнуть. На
саммите ШОС в Астане летом 2005 г. ее члены сделали следующее заявление: «Учитывая
завершение активной фазы антитеррористической акции в Афганистане, государства—члены
ШОС считают необходимым, чтобы соответствующие участники антитеррористической коалиции
определились с конечными сроками временного использования объектов инфраструктуры и
пребывания их контингентов на территориях государств—членов ШОС». В июле того же года
МИД Узбекистана предложил США вывести свой персонал с военной базы в Ханабаде в течение
шести месяцев. Киргизия примеру Узбекистана не последовала.
Многие обозреватели связывают такое изменение позиции центрально-азиатских ННГ с
изменением в последнее время приоритетности непосредственных угроз. На первое место стала
выдвигаться проблема устойчивости их политических режимов. Волна «цветных революций» из
Грузии, Украины дошла до Киргизии. Некоторые представители правящих элит субрегиона
усматривают в этом результат влияния Запада и, прежде всего, Соединенных Штатов, которые
параллельно с сотрудничеством в борьбе с терроризмом оказывают на них постоянное давление с
целью демократизации режимов. Низложение в 2005 г. президента Киргизии Аскара Акаева и
мятеж в узбекском Андижане, а также требования ряда западных стран, в том числе и США, о
проведении международного расследования андижанских событий, где, как они считают, была
применена чрезмерная сила против гражданского населения, — все это заставило ряд центральноазиатских государств поставить на более приоритетное место задачу обеспечения стабильности
политических режимов и сделать больший акцент на отношения с Россией и Китаем. Хотя, с
учетом, по крайней мере, экономических интересов, говорить об отказе центрально-азиатских
государств от «многовекторности» своей внешней политики еще слишком рано.
Подобное изменение восприятия приоритетности угроз выдвигает и новые задачи перед КСБР.
Хотя ДКБ первоначально создавался для отражения внешних угроз, теперь перед участниками
ОДКБ на первый план выходят угрозы трансграничные (международный терроризм, наркоторговля) и внутренние (насильственное изменение политического строя). Именно поэтому все
большую актуальность начинают приобретать задачи приспособления КСБР к выполнению
антитеррористических и миротворческих функций. По сообщениям прессы, активно прорабатывается вопрос о формировании миротворческих сил ОДКБ.
Несмотря на определенную политическую стабилизацию в Афганистане, избрание парламента,
президента, органов местного самоуправления, военная ситуация в стране остается сложной. Как
известно, помощь формирующейся национальной армии страны оказывает контингент
вооруженных сил НАТО, дислоцированных в этой стране в рамках созданных по решению ООН
Международных сил содействия безопасности в Афганистане и патрулирующих центральные,
северные и западные провинции. Американская 20-тысячная военная группировка в Афганистане
и небольшой контингент Великобритании действуют на юге страны автономно от контингента
НАТО, в который входят военнослужащие европейских стран — в первую очередь Франции,
Германии, Испании. В 2005 г. наблюдается усиление активности остатков «талибов», членов
«Аль-Каиды» в южных и юго-восточных провинциях, населенных пуштунскими племенами.
Осенью 2005 г. НАТО приняла решение об увеличении своего воинского контингента в
Афганистане с 9 до 15 тыс. человек и использовании своих подразделений вместе с американскими и британскими войсками для ведения боевых действий против непримиримой
оппозиции на юге страны. Все это свидетельствует о том, что военная ситуация в Афганистане
далека от окончательной стабилизации. Хотя эпицентр напряженности находится на юге страны,
общая незавершенность конфликта в Афганистане остается серьезной потенциальной угрозой для
военно-политической безопасности в центрально-азиатском регионе.
Таким образом, на евразийском постсоветском пространстве складывается довольно сложная, во
многом мозаичная система безопасности. Довольно точно ее содержание было определено
Генеральным секретарем ОДКБ Н.Н. Бордюжей: «Видимо, вряд ли кто будет оспаривать тот факт,
что единого евразийского пространства безопасности пока, к сожалению, не существует, оно
остается фрагментарным и размытым, в известной мере внутренне противоречивым, когда
отдельные его элементы не только не гармонируют, но и конкурируют друг с другом»1.
Тезисы выступления Генерального секретаря ОДКБ Н. Н. Бордюжи на V Международной научно-практической
конференции «Место и роль Организации Договора о коллективной безопасности в формирующейся
архитектуре международной безопасности: Перспективы развития ОДКБ». Москва, 20 января 2005 г. //
www.ln.mid.ru/ns-rsng.nsf/
1
Заключение
Вышеприведенный анализ указывает на то, что за пятнадцать лет со времени окончания холодной
войны в сфере международной безопасности произошли существенные изменения. Поскольку эта
сфера мирового взаимодействия является неотъемлемой частью более широкой области мировой
политики, она испытывает влияние новых процессов, которые развиваются в современном мире,
прежде всего глобализации, демократизации, научно-технической революции. На ходе событий в
сфере международной безопасности отражается кризисное состояние системы международного
права и международных организаций, обострение противоречий между интернационализмом (или
космополитизмом), с одной стороны, и национализмом, цивилизационны-ми особенностями — с
другой. Качественно возросла роль негосударственных действующих лиц. Изменилось
соотношение потенциалов ведущих держав мира.
Эти глубинные объективные процессы нашли отражение в кардинальном изменении
приоритетности угроз и повестки дня международной безопасности. На первые места вышли
«новые» угрозы, отражение которых ставит новые задачи перед вооруженными силами и другими
«силовыми» ведомствами государств, требует изменения в подготовке и применении сил и
средств вооруженной борьбы. Международный терроризм, распространение оружия массового
уничтожения и средств его доставки, урегулирование внутренних вооруженных конфликтов меняют традиционную парадигму вооруженного противоборства. Международное вооруженное
вмешательство как средство противодействия «новым» угрозам является обоюдоострым
инструментом, способным эффективно решать возникающие перед мировым сообществом угрозы
и расшатывать его единство в этой борьбе. Одновременно сохраняются, хотя и в «дремлющем»
состоянии, «старые» угрозы, унаследованные от холодной войны и более ранних этапов
традиционных межгосударственных войн, соперничества за влияние и укрепление собственной
безопасности.
В настоящее время в сфере международной безопасности одновременно действуют две разновекторные
тенденции. Одна формирует коллективный фронт глобального противодействия общим для подавляющего
большинства участников международных отношений угрозам. На этом пути достигнуты немалые успехи.
Это формирование антитеррористической коалиции, достижение консенсуса относительно недопустимости
распространения ОМУ и средств его доставки, объединение усилий в урегулировании внутренних
вооруженных конфликтов, что уже приносит весомые результаты. Сегодня можно говорить о формировании
глобального стратегического партнерства между большинством государств мира по ряду актуальных
проблем международной безопасности. С другой стороны, сохраняется, а в последние годы даже
усиливается тенденция односторонности, национального эгоизма, подозрительности относительно мотивов
поведения отдельных держав даже в процессе противодействия общим угрозам. Кроме того, в планах
обеспечения национальной безопасности многих государств остаются соображения долгосрочного планирования по принципу вероятности «худшего сценария» — вооруженного противоборства с сегодняшними
союзниками по отражению «новых» угроз. Такого рода дихотомия существенно^лияекна нынешнее
состояние международной безопасности.
За прошедшие после окончания холодной войны годы серьезно изменилась география источников угроз
международной безопасности, особенно тех, которые принятс/относить к «новым» угрозам,
«угрозоемкость» отдельных регионов. Значительная стабилизация наблюдается в Европе, на протяжении
многцх веков являвшейся очагом войн и вооруженных противостояний. Регион Ближнего и Среднего
Востока становится главным оперативным источником конфликтности и полем противоборств. Азиатско-
Тихоокеанский регион накапливает и сохраняет потенциал «новых» и «старых» угроз. Евразийское
постсоветское пространство находится в процессе динамичных и сложных процессов формирования новой
географии и нового качества региональной безопасности.
В последнее время все четче проступают очертания несущих конструкций новой системы глобальной
международной безопасности, идущей на смену системе безопасности в годы холодной войны. Но этот
процесс еще далек от завершения. В лучшем случае его можно охарактеризовать как переходный. От
характера и интенсивности дальнейших изменений в ближайшие годы рассмотренных в этой работе
проблем зависит оформление окончательного содержания этой новой системы.
Данная работа представляет собой рассмотрение лишь азов основных процессов, факторов и событий в
области международной безопасности. Более углубленное их изучение требует большой самостоятельной
работы. Это тем более необходимо с учетом того, что эта сфера находится в состоянии стремительных и
повседневных изменений.
Учебное издание
Кулагин Владимир Михайлович
МЕЖДУНАРОДНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ
Редактор £. А. Воронцова
Корректор А. А. Баранова
Художник Д. А. Сенчагов
Компьютерная верстка С. А. Артемьевой
Подписано к печати 10.05.2007. Формат 60 х 9О'/|(,
Гарнитура PetersburgC. Печать офсетная. Усл. печ. л. 20,0 Тираж 2500 экз.
Заказ № 7451
ЗАО Издательство «Аспект Пресс»
111141, Москва, Зеленый проспект, д. 8.
E-mail: info@aspectpress.ru; www.aspectpress.ru
Тел. 306-78-01,306-83-71
Отпечатано в полном соответствии с качеством предоставленных
диапозитивов в ОАО «Можайский полиграфический комбинат»
143200, Можайск, ул. Мира, 93.