Политическая экономия социализма и современность

Л.Д. Широкорад, д.э.н., проф.,
профессор кафедры экономической теории
Санкт-Петербургского госуниверситета
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ СОЦИАЛИЗМА И СОВРЕМЕННОСТЬ
Формирование советской политической экономии началось в условиях, когда
виднейшие российские экономисты
либо были вынуждены эмигрировать, либо были
принудительно высланы за границу. Тем самым потенциалу отечественной экономической
науки, который накапливался постепенно, в течение многих десятилетий, и который в начале
XX в. проявился с необыкновенной силой, уже тогда был нанесен непоправимый ущерб. Те
специалисты по общественным наукам, в том числе и теоретики-экономисты,
которые
остались в стране, испытывали постоянное давление со стороны властей. Зам. Наркома
просвещения М.Н.Покровский обосновывал это давление тем, что якобы даже «с переходом
власти к пролетариату...духовно интеллигенция продолжает идти на поводу у буржуазии,
остается прикованной к ее трупу» . Отсюда делался вывод, что «полусгнивший труп
предшествующего научного поколения» заграждает дорогу научной молодежи. Эта научная
молодежь, как представлялось руководству Наркомпроса, обязательно должна быть
лояльной по отношению к Советской власти и марксистской. Что касается немарксистской
науки, то по отношению к ней «возможно только одно отношение: мы должны ее р а з о б л а
ч а т ь...» .
«Разоблачения» эти, как правило, кончавшиеся репрессиями, начались сразу же после
Октябрьской революции, особенно масштабный характер приняли после 1929 г. и
продолжались вплоть до смерти Сталина. В такой обстановке живая творческая мысль
замирала. В докладе на собрании партколлектива Коммунистической академии 28 марта
1931 г. зав. Агитпропом ЦК ВКП(б) А.И.Стецкий вынужден был признать: «Некоторые
товарищи говорили: ну как же нам писать, у нас сейчас народ боится писать, - знаете,
напишешь какую-нибудь книгу, а тебя так проберут, что потом своих не узнаешь». Те же
немногие книги, которые все же публиковались, имели небольшую научную ценность. В
1934 г. зам. директора Института экономики Коммунистической академии, академик
Р.Е.Вайсберг отмечал: «Величайшим злом в научной работе является подмена действительно
научного анализа пересказыванием общих мест и злоупотребление цитатами. Цитатология
сделалась какой-то хронической болезнью в ряде работ» . « В результате бесконечных
политических и идеологических кампаний против буржуазных экономистов, эсеров,
меньшевиков,
«троцкистских
и
иных
двурушников»,
«правых
отщепенцев»,
«меньшевиствующих идеалистов», «механистов», «вредительства», «кондратьевщины»,
«рубинщины», «безродных космополитов» и др. отечественная наука лишилась лучших
1
теоретиков-экономистов. Чтобы остаться в живых, нужно было либо вообще уйти из науки,
либо круто поменять профиль научной работы, прекратив заниматься вопросами
экономической теории, либо подключиться к проведению инициируемых руководством
правящей партии кампаний борьбы с «врагами народа». В последнем случае наука
подменялась идеологией, а ученые превращались в партийных пропагандистов. Последняя
категория «ученых» обществоведов к середине 1930-х гг. стала наиболее многочисленной.
Именно из них состояла и основная масса советских политэкономов того периода.
Именно в это тяжелое для отечественной экономической науки время и начинается
формирование политической экономии социализма. Примечательно, что процесс этот был
запущен по указу сверху, а не диктовался внутренней логикой развития экономической
науки. Осенью 1936 г. было принято решение ЦК ВКП(б) о программе и учебнике
политэкономии. В нем, в частности, говорилось о необходимости преподавания
политической экономии социализма. До середины 1930-х гг. советская экономика изучалась
в рамках «теории советского хозяйства» и «экономической политики» (этот курс пришел на
смену «теории советского хозяйства» в 1933 г., однако в теоретико-методологическом
отношении мало отличался от него). Это были чисто описательные курсы. В них учащимся
преподносился сырой фактический материал, характеризовавший развитие отдельных
отраслей народного хозяйства, важнейшие мероприятия экономической политики. Теории
там практически не было, если не считать таковой рассуждения
о том, что «законом
движения советского хозяйства» является план («теория советского хозяйства») или
диктатура пролетариата («экономическая политика»). В ходе обсуждения указанного
решения ЦК ВКП(б) признавалось, что курс экономической политики является «скорее всего
курсом истории экономических мероприятий, а не курсом политической экономии. То, что
курс экономической политики строился чаще всего в отраслевом разрезе, не давало
возможности
глубоко
проникнуть
в
основные
особенности
и
закономерности,
характеризующие развитие всей системы советской экономики».
Однако само по себе признание необходимости политэкономического
изучения
советской экономики было совершенно недостаточно для того, чтобы придать подлинно
теоретический характер такому изучению. Волюнтаристские представления о движущих
силах развития советской экономики, продолжавшие оставаться одним из краеугольных
камней
господствовавшей идеологии и активно насаждавшиеся правящей партией,
оказались непреодолимым препятствием для решения этой проблемы. Из курсов теории
советского хозяйства и экономической политики они в неизменном виде перешли и в
«политическую экономию социализма». Б.Борилин, стоявший у истоков ее формирования,
подчеркивал, что «закономерности развития социалистической экономики создаются самим
2
социалистическим государством рабочих и крестьян» .
На такой методологической основе, конечно, подлинную науку создать было
совершенно невозможно. Неслучайными были поэтому постоянные жалобы на отсутствие
теории в политической экономии социализма, продолжавшиеся вплоть до Великой
Отечественной
войны,
когда
по
понятным
причинам
методологические
вопросы
экономической теории отошли на второй план. Так, в апреле 1937 г. журнал «Большевик» в
передовой статье отмечал: «...наши экономические журналы, например «'Проблемы
экономики»', ставят мало или почти не ставят теоретических проблем. Вопросы
политической экономии социализма не разработаны и не находят на страницах этих
журналов должного отражения».
Нельзя не отметить и то обстоятельство, что после массовых репрессий 1930-х гг.
создавать и развивать новую теорию было почти некому: почти все квалифицированные
кадры экономистов-теоретиков к концу 1930-х гг. были уничтожены; что же касается
научной молодежи, то она не смогла получить необходимой теоретической подготовки,
была испорчена партийным воспитанием и не отличала теорию от идеологии.
Острый кризис
в советской экономической науке предвоенных лет, явившийся
следствием политики правящей партии, ярко характеризуют, например, такие факты. В 1937
г. Институт экономики не выпустил ни одной научной работы, даже брошюры , хотя в план
его работы были включены 137 названий . В марте 1937 г. Президиум АН СССР признал
работу Института неудовлетворительной . В 1938 г. Институт экономики выпустил из печати
всего 2 скромные книги . В конце 1940 г. журнал «Проблемы экономики» констатировал, что
«за последние годы» в работах экономистов «не было выдвинуто почти ни одной
крупной
народнохозяйственной проблемы».
Лишь к 1943 г. И.В. Сталину стало ясно, что откровенный волюнтаризм несовместим
с подлинной наукой и что именно он явился одной из важнейших причин фатальных неудач
в развертывании исследований по политэкономии социализма. В передовой статье журнала
«Под знаменем марксизма», 1943 г., № 7-8, отражавшей новое понимание И.В.Сталиным
вопроса о предмете и задачах политэкономии социализма, говорилось, что «там, где нет
законов, где нет закономерного развития, там нет места для науки», что «общество, какова
бы ни была его форма, развивается по определенным законам, основанным на объективной
необходимости». Отсюда следовал вывод о существовании объективных экономических
законов социализма. Однако тут же следовало важное дополнение: эти законы проявляются
«через сознание и волю людей», поэтому это «законы осознанные, сознательно применяемые
и используемые советским государством в практике социалистического строительства» . В
качестве
примеров
таких
законов
были
названы
«индустриализация
страны
и
3
коллективизация сельского хозяйства».
Указанное дополнение означало, что объективный характер экономических законов
социализма признавался лишь формально, что действительное назначение новой концепции
состояло в том, чтобы придать статус объективных экономических законов важнейшим
направлениям экономической политики и тем самым поддержать веру в безусловную
правильность этой политики.
Стремление придать видимость научности политическим лозунгам очевидно и в
работе И.В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». И этот первородный
грех так и не был изжит политэкономией социализма. В течение всего периода своего
существования она оставалась идеологическим подспорьем правящей партии, обслуживала
ее, и это была ее главная функция. При Н.С.Хрущеве ведущие советские экономисты
указывали, что «основное содержание исследований по политической экономии социализма
в нашей стране» определяется «вступлением СССР в период развернутого строительства
коммунистического общества». Позже было признано, что постановка такой цели, как
развернутое строительство коммунизма, было совершенной утопией. В 1970-х гг. КПСС
провозгласила построение в СССР
развитого социалистического общества. Позже было
признано, что и тут поторопились. В Политическом докладе Центрального комитета КПСС
XXVII съезду КПСС указывалось: «...тезис о развитом социализме получил распространение
у нас как реакция на облегченные представления о путях и сроках решения задач
коммунистического строительства. Но в дальнейшем акценты в трактовке развитого
социализма постепенно смещались. Нередко дело сводилось лишь к констатации успехов. В
то время как многие животрепещущие проблемы, связанные с переводом экономики на
рельсы интенсификации, ростом производительности труда, улучшением снабжения
населения, преодолением негативных явлений, обходились, оставались без должного
внимания. Вольно или невольно это служило своеобразным оправданием медлительности в
решении назревших задач. Сегодня, когда партия провозгласила и осуществляет курс на
ускорение социально-экономического развития, такого рода подход неприемлем».
Во всех этих случаях партия провозглашала определенные политические цели,
которые позже признавались ошибочными и забывались. Экономисты же каждый раз были
обязаны обосновывать их величие, реалистичность и разрабатывать пути их достижения.
Позже соответствующие труды также старались не вспоминать.
Все сказанное
позволяет сделать вывод, что политэкономия социализма была
искусственно создана Коммунистической партией для решения прежде всего ее проблем
идеологического характера. А поскольку курс партии постоянно менялся, работы
считавшихся даже очень крупными советских экономистов быстро морально устаревали.
4
Сейчас лишь немногие из них могут быть использованы для решения актуальных
экономических проблем. Это именно работы тех авторов, которые были посвящены
проблемам, находящимся на стыке с отраслевыми экономиками, или разработке
специальных методов экономических исследований, и которые в связи с этим были в
максимально возможной для советских времен степени удалены от политики и идеологии.
Поверхностность
политэкономии
социализма
связана
и
с
тем,
что
она
всегда
рассматривалась как альтернатива современной мировой экономической мысли, которая
представлялась ею как «буржуазная» и, значит, достойная лишь осуждения и критики. Столь
же роковым для нее оказалось и игнорирование или откровенно враждебное отношение к
творческому наследию большинства русских экономистов дореволюционного периода. Мы
должны извлечь эти уроки из печального опыта развития политэкономии социализма в
СССР, чтобы преодолеть отставание современной российской экономической науки.
5