Размышляя о влиянии православной традиции на социально

Журнал «Мир и политика» № 11 (50), ноябрь 2010
Т. Б. Коваль
Влияние православной традиции на социально-экономическую модернизацию в России
Размышляя о влиянии православной традиции на социально-экономическую модернизацию,
следует сказать, во-первых, о самой постановке проблемы модернизации,
во-вторых, о характере православного отношения к экономической сфере и
его отличия от католического и протестантского, и, в-третьих, о последних церковных
документах на эту тему.
Если под модернизацией понимать не просто развитие и не всякие изменения,
и уже тем более не фиктивные попытки изменить всё, не меняя ничего, а действительно
глубокие качественные преобразования, то возникает вопрос: какова должна
быть цель этих преобразований? На что они должны быть направлены?
Очевидно, что модернизация ради самой модернизации, экономика ради экономики,
направленная только на увеличение ВВП, количества мобильных телефонов
или холодильников, километров дорог и прочих благ цивилизации, – это, конечно,
хорошо, но недостаточно.
Модернизация должна радикально улучшать не столько количество материальных
благ, но качество жизни людей. Это подразумевает под собой не только улучшение
условий их жизни, но и саму их жизнь, неотъемлемым компонентом которой
является духовно-нравственное состояние. Главным ориентиром на пути модернизации
может быть только одно, а именно, свобода личности, – правовая и хозяйственная.
Об этом в свое время подробно говорил о. Сергий Булгаков, отмечая, что
наилучшей хозяйственно-экономической формой является та, которая наиболее
обеспечивает личную свободу как от природной бедности, так и социальной и
государственной
неволи.
77
Мир и политика. Ноябрь. №11(50). 2010 г. Круглый стол
Думается, что эта проблема стоит сейчас так остро, как никогда. Ведь человеческая
жизнь, которая всегда мало чего стоила в прошлом, сейчас, кажется, стала
стоить еще меньше. И никакая модернизация невозможна до тех пор, пока
жизнь человека, обычного, простого маленького человека, не станет высшей ценностью
и главной целью, не будет цениться и уважаться. Таким образом, на мой
взгляд, корень проблемы в отношении к личности человека и ценности его жизни.
С этим связан второй вопрос – об особенностях православного отношения к
земной жизни человека и его хозяйственно-экономической деятельности. В чем
эти особенности заключаются?
Можно, на мой взгляд, выделить несколько наиболее важных моментов, укорененных
в православном типе религиозного сознания, без которых его нельзя
представить. Прекрасные сами по себе, они имеют неоднозначное влияние на хозяйственноэкономическую жизнь.
Во-первых, это теоцентризм, сосредоточенность православной мысли на Боге,
а не на собственно человеческих проблемах. Сила этой установки проявилась в
свое время в том, что именно "восточные" отцы церкви разработали основные
догматы и создали, так сказать, корпус вероучения. Однако, как и у всякого явления,
здесь есть и оборотная сторона. Она заключается в том, что социально-экономическая
проблематика долгое время не волновала православную богословскую
мысль, и, как отмечал прот. И. Мейендорф, "не предпринималось никаких попыток
построить "мирскую" этику для человека "вообще"20.
Поэтому первый официальный документ православной церкви "Основы социальной
концепции" появился только в 2000 г. Между тем католицизм разрабатывал социальноэкономические проблемы в течение многих столетий, начиная с Амвросия
Медилоанского (IV в.). В средневековой схоластике социально-экономические вопросы
занимали особое место. Многие энциклики папства, начиная с "Rerum
Novarum" Льва III (1891), и заканчивая последней энцикликой "Spe Salvi" Бенедикта
XVI (2009) специально посвящены этим вопросам, как и основополагающие документы
II Ватиканского Собора (1962-1965).
В последнее время в условиях мирового кризиса православная церковь повернулась
лицом к экономическим проблемам. Резко активизировалась работа Экспертного
совета "Экономика и этика" при Патриархе Московском и всея Руси Кирилле.
Однако говорить о сопоставимой с католической православной социальной
доктриной пока еще преждевременно. Кроме того, нельзя не отметить, что выдающиеся
достижения русской религиозной мысли "Серебряного века" до сих пор не
востребованы, хотя именно они, на мой взгляд, и могли бы стать основой для православных
богословов в разработке социально-экономических проблем.
В-вторых, православию свойственен особый эсхатологизм. Многие православные
богословы справедливо говорили о нем как о сущностной и наиболее важной черте
православия, поскольку в отличие от католицизма и протестантизма эсхатология не
составляет особый раздел богословия, а пронизывает все вероучение. Результатом
этого особого эсхатологизма является то, что православие ориентировано на сверхмирные
ценности, которые лежат за пределами этой земной жизни. Временное земное
бытие, по яркому выражению Паисия Величковского (XVIII в.), есть не более чем
"Дым, пар, пепел, прах, смрад", а настоящая жизнь начнется за порогом гроба.
В целом можно сказать, что главная цель жизни православного человека – обретение
жизни вечной, т.е. спасение, связывалось не столько с земными трудами, не
с попытками усовершенствовать этот мир, как это было в западном христианстве и
особенно протестантизме, а с тем, чтобы внутренне разорвать все связи и привязан
ности к земному. "Для получения Царствия надобно утвердиться в таком характере
жизни, что крови и плоти словно нет", – говорил св. Феофан Затворник21. Естественно,
что хозяйственно-экономическое и культурное творчество, созидательный труд,
совершенствование социальных отношений расценивались как помеха.
В-третьих, на отношение к хозяйственной деятельности мирян большое воздействие
оказал монашеский идеал. На него должны ориентироваться все верующие, а не только
монахи. Каждый призван, по выражению о. Сергия Булгакова, к тому, чтобы быть монахомаскетом в сердце своем. Отметим, что католицизм всегда резко разделял монашескую
и мирскую этику, и в излишнем аскетизме мирян видел соблазн или ересь.
Важно иметь в виду, что монашеский идеал как таковой подразумевает под собой
совершенное следование по пути кенозиса, а это, в свою очередь, приводило
к отождествлению бедности и праведности. Это резко отличается от протестантской
установки, в соответствии с которой не бедность, а богатство являются признаком
благоволения Бога к верующему.
Кроме того, в православной традиции молитва и "внутреннее делание" ставились
несоизмеримо выше, чем всякая земная деятельность. Отвлечение от молитвенного
созерцания "делает ум праздным, не занятым делом спасения"22. Если для монашества
это вполне естественно, – ради молитвенного подвига, собственно, и идут в монахи,
– то в мирской жизни такая установка часто приводила к тому, что хозяйственноэкономическая деятельность как бы теряла свое религиознее оправдание.
В этом отношении интересно сопоставить православные и католические молитвенные
прошения. В текстах православных молитвословов мы не найдем обращений
к Богу и высшим силам с просьбой о помощи в решении социальных проблем,
улучшений общественных отношений, повышении благосостояния обездоленных
масс и т.д. Все здесь направлено к возвышению души молящегося. Так, например,
в православном Акафисте ко Пресвятой Богородице говорится: "…устранимся мира,
ум не небеса преложше: сего бо ради высокий Бог на земли явился смиренный
человек, хотя привлещи к высоте, Тому вопиющыя: Аллилуiя"23.
Конкретные прошения об улучшении положения бедных и трудящихся, конечно,
возможны, но они остаются личным делом молящегося. Напротив, католические
молитвословы полны таких прошений. Социальная этика отражена в них в полном
объеме. Так, например, для "Литургии часов", характерны такие молитвы ко Христу:
"Научи нас узнавать Тебя во всех людях, особенно же в бедных и страждущих"(
1 нед., среда, хвалы утренние); "Утешь тех, кто удручен усталостью и страданием,
защити достоинство бедных и отверженных " (1 нед., среда, вечерня);
"Воздай по справедливости всем угнетенным повсюду в мире"; "Воодушеви падших
духом и защити изгнанников" (3 нед., воскр., вторая вечеря).
К этим основным трём моментам нельзя не добавить также иное, чем в католицизме
и протестантизме, отношение к грамотности. Долгое время истинный образ
православной веры связывался с образом "угольщика или старой нянюшки", с верой
"в простоте сердца". Эта установка отчасти сохраняется и поныне, что ярко проявляется,
например, в манере "воцерковлённых" одеваться и держать себя, склонности
противопоставлять "простой народ", якобы сохранившей в чистоте православную
веру, интеллигенции. Отметим, что в католицизме, напротив, изначально были составлены
правила, по которым неграмотный человек не мог стать священником. Протестантизм
же тесно соединил религию, грамотность и овладение новыми технологиями,
что, естественно, всячески способствовало развитию экономики.
Говоря о современном русском Православии, нельзя не обратить внимание на
три важнейших церковных документа, которые затрагивают проблему модерниза79
Мир и политика. Ноябрь. №11(50). 2010 г.
ции, а именно: "Основы социальной концепции Русской Православной Церкви"
(2000 г.), "Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и
правах человека" (2008 г.) и "Заявление Экспертного совета "Экономика и этика"
при Патриархе Московском и всея Руси в связи с мировым финансово-экономическим
кризисом" (2009 г.).
В "Основах социальной концепции", в частности, говорится об идеале симфонии,
при котором "мирская власть и священство относятся между собой, как тело и душа".
Причем, эта "идеальная форма исторически могла быть выработана лишь в государстве,
признающем Православную Церковь величайшей народной святыней, – иными словами,
в государстве православном" (III, 4)24. В российской истории, по мнению авторов "Основ",
этот идеал реализовывался более гармонично, чем в Византии, откуда он был заимствован.
На него и следует ориентироваться в современных условиях.
В этом отношении уместно вспомнить рассуждения известного православного
богослова прот. А. Шмемана. "Высокий, святой даже, идеал "симфонии", выношенный
Византией, желание светом Христовым просветить грешную ткань истории,
требует очень тонкого, но очень ясного различения церкви и мира. Ибо только
тогда церковь до конца выполнит свою миссию преображения мира, когда столь
же до конца ощутит себя и "царством не от мира сего", – писал он25.
Трагедия, по его мнению, заключалась в том, что византийская церковь слила
себя с империей не только "административно", но и психологически. В результате
государство стало для неё высшей, бесспорной, самоочевидной, неприкосновенной
ценностью. Не то ли происходит сегодня и в России? Конечно, экономическая
модернизация возможна при различных политических режимах, однако, думается,
что в правовом демократическом государстве она будет развиваться успешнее.