Drugs etsen de hersenen - Московский НИИ психиатрии

Для информации – от Мажаевой
Drugs etsen de hersenen
- de Volkskrant, 9 oktober 2004, Sect. Gezond, P.W8.
(перевод с нидерландского)
Наркотики оставляют след в головном мозге
Многие считают, что зависимость - это проблема слабых. Американский
психиатр O’Brien на публичной лекции из серии «Урок анатомии» (18.11.04,
Амстердам) будет доказывать, что диабет и алкоголизм не многим отличаются
друг от друга. Профессор психиатрии, директор Центра исследований
зависимостей Пенсильванского университета (Филадельфия) отстаивает позиции
медицинского лечения зависимости.
Как возникает зависимость? Слабовольны ли люди, которые поддаются
искушению употребления алкоголя, героина, кокаина и никотина? Или же это
неудачники, которые ничего не могут поделать со своей склонностью к
химическим веществам, как мало могут сделать люди, страдающие сахарным
диабетом или астмой?
Профессор Чарльз О’Брайен (O’Brien) склоняется в пользу последнего. По его
мнению, зависимость есть болезнь головного мозга, которая имеет биологические
причины. Это не очень приятное известие. Многие относятся к наркоманам как к
криминальным отбросам общества, которые роются в баках с мусором в поисках
еды и взламывают автомобили в поисках добычи.
А потому научные исследования проводить нелегко, вздыхает O’Brien. « Я хотел
провести исследование с препаратом, который должен бы помочь при алкогольной
зависимости. Но производитель не захотел дать мне препарат, предназначенный
для борьбы с избыточным весом. Он испугался, что имижд препарата пострадает,
если окажется, что он помогает бороться с влечением к алкоголю».
Уже не один год O’Brien пропагандирует свою точку зрения о том, что зависимость
не отличается от других хронических болезней. В 2000 г. он опубликовал статью в
журнале Американской медицинской ассоциации JAMA (см. также O’Brien Ch.
Myth about the treatment of addiction. – Lancet, 27 January 1996, p. 237-240).
«Мы обнаружили ген, который определяет чувствительность человека к
алкогольной зависимости. Это свидетельствует в пользу того, что зависимость –
это обычное хроническое заболевание». Вместе с тем, пока еще исследователи не
могут по генам прочесть, что данный конкретный человек станет наркоманом.
«Зависимость – это комплексное страдание, так же как шизофрения и депрессия. В
него вовлечено большее количество генов».
O’Brien также не отрицает, что сравнение с обычными болезнями не совсем точно.
В зависимости также участвует свободная воля человека. Так, даже человек с
генами уязвимости никогда не станет алкоголиком, если в его среде не будет
алкоголя. Когда-то бывает первая проба с героином. Такое поведение обычно
присуще подросткам, говорит O’Brien. «Они легко рискуют. 90% людей когда-то
выпивали алкоголь. ¾ когда-то курили. А если у Вас есть соответствующие гены
уязвимости, то для Вас высок риск развития зависимости».
Идея о том, что зависимость - такая же болезнь, вызвала значительное
сопротивление. O’Brien не дают лекарств для научных исследований. После
публикации статьи в JAMA резко выступило Общество диабетиков. «Как Вы
смеете сравнивать этих бродяг с пациентами, страдающими диабетом», говорилось
в гневной реакции.
O’Brien не обращает на это внимания. «Если Вы посмотрите литературу о лечении
диабета, то тоже увидите выраженный поведенческий компонент, как и при
зависимости. Люди не придерживаются диеты и продолжают много есть, что
усугубляет течение болезни».
Он продолжает: « Мы делаем что-то, когда получаем за это вознаграждение.
Ощущение удовольствия в головном мозге возникает через систему
вознаграждения. Она активизируется, когда мы делаем что-то приятное. Возьмите,
например, секс. Во время оргазма происходит огромная активация системы
вознаграждения. Кокаин делает с мозгом примерно то же, что и секс, но его эффект
намного мощнее. Кокаин – самое сильное из веществ, вызывающих ощущение
удовольствия. Мозг запоминает этот эффект и заставляет тело заниматься
поисками этого удовольствия.
И здесь мы опять приходим к распространенным ложным представлениям. Многие
врачи считают, что при зависимости в организме находится чуждое вещество. И
если его вывести, то тело опять будет здорово. Это совершенно неправильно.
Зависимость - это проблема памяти. Изменения в мозге действительно не зависят
от человека. А влечение к наркотику – это рефлекс».
O’Brien показал в своих исследованиях, как формируется рефлекс, а также то, что в
мозге происходят непроизвольные реакции. Он позволял наркоманам думать о
наркотиках. Он позволял курильщику смотреть на сигареты, а алкоголику - на
приятеля, с которым он не раз «хорошо проводил время».
«Это ключи. Я делал снимки мозга моих пациентов, когда у них были
соответствующие зрительные или обонятельные ассоциации. Эффект виден, даже
если они сами не курят или не пьют. Это сильное влечение к веществу.
Ничто не оставляет таких следов в мозге, как наркотики, замечает O’Brien. Секс не
выдерживает никаких сравнений с кокаином. И здесь совершенно очевидно одно:
зависимость – это болезнь на всю жизнь.
O’Brien сам не прочь выпить бокал вина. Но в разговорах со своими детьми он
очень критически относится к употреблению алкоголя (и марихуаны). «Но я делаю
акцент на здоровом, а не на запрете плохого. Я хожу по лестницам, играю в теннис.
Я получаю «кайф» от спуска с горы на лыжах. Говорить, что марихуана разрушит
Вашу жизнь – это не очень умный путь. Это просто-напросто не так ».
Всем нужен свой кайф, в этом O’Brien убежден. « Одни получают его от занятий
спортом, другие от фильмов. Но не все могут позволить себе горные лыжи. Дети в
гетто тоже получают свой кайф. Но из наркотиков».
Не все те, кто один раз введет в вену наркотик или слишком глубоко заглянет в
рюмку, навсегда потеряны. «Многие люди могут выпивать, не развивая при этом
зависимости. Зависимость возникает у 10-15%. Примерно так же и для кокаина. В
США зависимость к нему после первого употребления развивается у 16%. Самый
высокий процент зависимости возникает при курении.
При этом трудно отличить тех, у кого есть зависимость, и тех, у которых ее нет.
Ясно, что такое зависимость. В то же время есть разница между социальными
потребителями алкоголя (social drinkers), которые вполне удовлетворены 1-2
рюмками в день, и теми, кто пьет помногу. В последней группе выражена
потребность пить, и она не поддается контролю.
И здесь дело не только в толерантности к алкоголю и не в физической зависимости,
а во влечении, говорит O’Brien. «В том, что Вы хотите этого наркотика, даже
несмотря на то, что знаете, что это Вам во вред, и что Вам нужно много времени и
денег для того, чтобы их достать. Вы перестаете серьезно относиться к своей
работе, Вы забрасываете свою семью. И Вы принимаете больше, чем намеревались.
Вы начинаете с одной рюмки, а заканчиваете десятью или двадцатью. Наркотик
обретает над Вами власть и заставляет делать то, что Вы делать не намеревались».
Как вернуть мозг на место – этот вопрос занимает O’Brien всю его жизнь. Во время
Вьетнамской войны, в конце 60-х – начале 70-х он был армейским врачом. «Я
видел военных, возвращавшихся с войны. Многие в результате невыносимых
условий и по причине доступности наркотиков стали наркоманами. Оттуда и мой
интерес к проблеме».
Если наркоманам повезет, они попадают в клинику O’Brien. Это не больница со
снующими взад и вперед врачами и медсестрами. Там есть кабинеты для лечения и
кабинеты для обследования, а также для отбора для участия в исследованиях. Коек
здесь нет. В большинстве случаев лечение осуществляется в домашних условиях,
нередко в сочетании с беседами, проводимыми сотрудниками клиники.
Суть лечения – в долговременном назначении лекарственных препаратов,
подавляющих влечение к алкоголю. «Все так же, как при лечении людей с другими
хроническими заболеваниями», - замечает O’Brien. – «Мы вкалываем здесь уже не
один год, но попробуйте-ка достучитесь до широких слоев общества и до
политиков».
O’Brien с энтузиазмом рассказывает, как он однажды выступал на слушаниях в
одном из комитетов Конгресса. Он понимал, что конгрессменам не очень
интересна история, рассказанная еще одним профессором, а потому он захватил с
собой одну из своих пациенток. «Это была молодая женщина, которая подсела на
героин в средней школе. Она бросила школу и погрузилась в море проблем. Она
зарабатывала деньги проституцией, и на них покупала наркотики».
Что ее родители только ни делали, чтобы уложить ее на лечение в клинику, но она
вновь возвращалась к старому. И наконец она получила метадон, и все стало
налаживаться. Она закончила курс школы, поступила в университет, закончила его,
потом поступила на факультет права и получила еще одно образование. Её приняли
в коллегию адвокатов, она вышла замуж, родила ребенка, и она ежедневно
употребляет 60 мг метадона. Если она его не примет, она отвратительно себя
чувствует и не в состоянии работать.
O’Brien: «Конгрессмены не верили своим глазам. Они-то ожидали, что лица,
принимающие метадон, это больные и не на что негодные люди. А эта женщина с
помощью метадона вела нормальную жизнь. Они задали вопрос, почему она не
прекратила принимать метадон. «А почему я это должна делать?» – возразила она.
– «Я веду нормальную жизнь, я хорошо со всем справляюсь. Вы же не просите
диабетиков отказаться от приема инсулина». Мне это очень понравилось. Ей
удалось все объяснить лучше, чем мне»
O’Brien достаточно реалистично оценивает будущее многих наркоманов в США.
«В восьми штатах США совершенно нелепо запрещено применение метадона».
Он понимает, что от сегодняшних политиков многого ожидать не приходится. Он
не личный друг президента Джорджа Буша «Мне не нравится эта идея войны с
наркотиками, при которой огромные деньги уйдут на крупные военные операции
по уничтожению плантаций в Южной Америке. Я верю в продвижение идей
здоровья и просвещение молодежи по вопросам наркотиков, а также в
превентивные и лечебные программы».