Наркотики и символическое загрязнение: теория риска и

Наркотики и символическое загрязнение: теория риска и культурная логика
восприятия"
"Сессия "Пространство, тело, идентичность: риски и вызовы современности в
перспективе культурсоциологии" (председатель Д.Ю. Куракин); секция
"Социально-культурные процессы";
Сведения о докладчике Мейлахс, Петр Александрович, к.с.н., научный сотрудник Центра
независимых социологических исследований (Санкт-Петербург).
Адрес: 191040, Санкт-Петербург, а/я 193,
Лиговский пр., д. 87, офис 301
Телефон/факс: (812) 718-3796
Моб. тел.: (921) 758-9782
[email protected]
В современном обществе понятие риска занимает все более важную роль на арене
общественного дискурса. Появилось даже новое название для современного типа общества –
«общество риска», введенное в оборот социологом Ульрихом Беком (1992) в 1986 году. В то время
как, такие известные исследователи как Бек (1992) и Гидденс (1991), связывают появление
общества риска как проявление все возрастающей рационализации и рефлексивности человеческих
сообществ эпохи модернити, и не придают особое значение морали в своей концепции, в
социокультурной теории риска связь риска и морали имеет первостепенное значение. Основанием
культурной теории риска были работы британского антрополога М. Дуглас, после чего она
развивалась рядом других ученых (напр. Хэгинг, Лаптон и др.). Согласно культурной теории риска,
риски представляют собой не объективные «вредные» условия (опасности), но социально
конструируются и отражают культуру и ценности того или иного общества. Как пишет Дуглас:
«Аргументы по поводу рисков политически и морально нагружены. Называние риска равносильно
обвинению. Выбор того, какие опасности – ужасающи, а какими можно пренебречь, зависит от
типа поведения, которое «называтели рисков» хотят остановить» (Douglas, 2002: xix). Кроме того,
согласно апологетам культурной теории риска, риски которые вызывают наиболее сильную
эмоциональный всплеск коллективных чувств общества, и различных его институтов (напр. СМИ)
связаны с тем, что тот или иной риск воспринимается как «символический загрязнитель» общества,
1
и несет в себе опасность разрушения его моральных границ. Дуглас утверждает, что «загрязнение»
функционирует как механизм поддержания коллективной идентичности общества и его моральных
границ – у каждого общества есть правила поддержания его «чистоты» с помощью исключения
различных «загрязняющих» вещей, феноменов и типов действия. Так, например, общественную
реакцию на расистские атаки на иммигрантов в западных обществах трудно объяснить с точки
зрения объективного вреда иммигрантам (поскольку число жертв в таких атаках мизерно); эти
атаки «загрязняют» эти общества как открытые и приветствующие различные (в том числе и
расовые) виды разнообразия.
Социокультурная теория риска может помочь определить механизмы воздействия наркотиков
на общественное сознание. Трудно не согласиться с тем, что употребление ряда наркотиков
сопряжено с опасностями. Более того, потребители таких наркотиков часто представляют
опасность не только для себя, но и для окружающих. Так может быть, именно в опасности, которая
таится в наркотиках и их потребителях можно объяснить такую сильную эмоциональную реакцию
отторжения, какую они вызывают у большинства населения России? Однако, опасностей в жизни
много, и на ряд из них мы просто не обращаем внимания, тогда как некоторые из них вызывают у
членов общества крайне сильную эмоциональную реакцию (волнение, страх, ненависть). Например,
одно из легальных психоактивных веществ – алкоголь подобной реакции не вызывает, несмотря на
то, что доля лиц, совершивших преступление в состоянии наркотического опьянения за период с
января по ноябрь 2005 года, оказалась равной лишь 0.4% от всех выявленных лиц, совершивших
какие-либо преступления, тогда как доля “пьяной” преступности составила в среднем 21,2% всех
преступлений1. Можно долго перечислять опасности грозящие людям, такие как техногенные и
природные катастрофы, глобальное потепление климата, вирусные инфекции, дорожнотранспортные происшествия, болезни и т.п., которые, однако, не сопровождаются общественными
моральными паниками, наподобие тех, что возникают по поводу наркотиков, в России, Америке и
других странах. Так что же характеризует те опасности, которые переживаются членами данного
сообщества особенно остро? Сторонники социокультурной теории риска связывают остроту
восприятия рисков с моральными порядками человеческих сообществ. Так, Лаптон полагает, что
«риски, получающие наибольшее внимание в какой-либо культуре – это те, что связаны с
легитимизирующими моральными принципами [этой культуры]» (Lupton 1999: 45). Как пишет
Статистика МВД России. С документом можно ознакомиться на сайте МВД по адресу
http://www.mvd.ru/files/3833.pdf
1
2
юрист, профессор Л.И. Романова: «Страшнее всего, что наркомания и наркотизм разрушили
нравственное сознание людей» (Романова 2003: 47). «В сердце этих «рисков» лежат
эмоциональные измерения, вызванные посягательством, трансгрессией: злость, волнение,
фрустрация, ненависть, ярость, страх» (Lupton 1999: 45). Схожим образом, в работе «Риск и Грязь»
Ян Хэкинг пишет, что, для того чтобы какой-либо из рисков вошел в «портфель рисков» данного
общества, опасность с ним связанная должна интерпретироваться как атака на «чистоту этого
общества», как угроза его реального или символического загрязнения (Hacking 2003: 42). Что
подразумевают выражения «чистота сообщества» и «символическое загрязнение сообщества»?
Чистота и загрязнение – это две стороны одной медали – культуры, и первая немыслима без второй.
Дуглас считает, что правила загрязнения – это
практически универсальный механизм для
определения коллективной идентичности общества, для его чувства самовосприятия. В различных
сообществах существуют разные загрязняющие вещества, на которые наложены табу: у мусульман
– это алкоголь и свинина, у иудеев – свинина и другие некошерные продукты; эти табу придают
этим сообществам специфическую коллективную идентичность и отделяют их от других
сообществ. С другой стороны – правила соблюдения чистоты регулируют сообщества изнутри, по
их соблюдению судят о соответствии индивида моральным стандартам этого сообщества. На
макросоциологическом уровне работа по поддержанию моральных границ, по включению и
исключению, происходит для поддержания внутреннего порядка в сообществе, с помощью
принуждения к следованию коллективным нормам. Правила загрязнения и поддержания чистоты –
это как раз те функциональные механизмы «граничной работы», то есть поддержания
символических границ сообщества.
Как уже было сказано, социокультурная теория риска может объяснить различные аспекты
наркопотребления и российской наркополитики и ее восприятия российскими СМИ. Основной
эмпирической базой для исследования, представленного в данной презентации, послужили
публикации о наркотиках в ведущих российских СМИ, опубликованные с 1997 по 2005 гг. В пик
медиа-волны или моральной паники, произошедшей в СМИ на рубеже тысячелетий, все
наркопотребители, вне зависимости от того, какие наркотики они употребляют, назывались
«моральными дегенератами» и тому подобными стигматизирующими лейблами.
Так социокультурная теория риска объясняет, парадоксальный (с рациональной точки зрения)
факт, почему наркотики так сильно воздействуют на общественное сознание россиян:
относительно
недавно
пришедшие
вещества
–
наркотики,
для
многих
долгие
годы
3
воспринимавшиеся как свидетельство западного «падения нравов», вполне могут восприниматься
как «символический загрязнитель», с помощью которого ведется атака на чистоту общества и, в
первую очередь, на один из символов этой чистоты – детей. В свете этого, совсем не удивительно,
что проблемы связанные с употреблением алкоголя не вызывают такого всплеска эмоций, который
вызывает феномен употребления наркотиков, несмотря на то, что отрицательные последствия и
опасности для социума его злоупотребления многократно превышают те, что ассоциированы с
наркотизмом. Алкоголь традиционно присутствует в российской культуре и поэтому не является
"загрязняющим" веществом, скорее, наоборот, его употребление служит одним из маркеров
российской национальной идентичности. Именно поэтому "непьющие" в нашем обществе часто
сталкиваются с подозрением, а иногда и отторжением в различных социальных средах – их отказ
употреблять алкоголь представляется как нарушение культурных кодов, характеризующих
российскую национальную идентичность.
Становится понятным и отрицательное отношение многих профессионалов, занимающихся
проблемой наркомании, а также позиция СМИ в период моральной паники вокруг наркотиков
1999-2001 гг. к программам снижения вреда (раздача стерильных шприцов наркозависимым) меры предлагаемые в рамках этих программ направлены на снижение отрицательных последствий
наркотизации, такие как смерть от передозировок, сопутствующие заболевания, преступность
вокруг наркотиков, но не предлагают главного для тех, кто принимает участие в конструировании
моральной паники вокруг наркотиков,– защитить
моральные границы, которые и является
главным ее объектом. Поскольку программы снижения вреда не направлены на полный отказ от
наркотиков клиентов программ традиционная мораль терпит поражение, а моральные границы,
регулирующие легитимное и нелегитимное удовольствие,
оказываются пересечены и
переопределены.
Ян Хэкинг отмечает, что война с наркотиками презентируется в основном не вокруг реальных
угроз наркотиков; ее риторика – это риторика символического загрязнения (Hacking 2003:39).
Наркотики и наркоманы загрязняют наших детей, делают из них ничего не соображающих зомби,
способных на все для добычи наркотиков – для них уже не существует никаких преград и
моральных ограничений, все их действия подчинены одному - поиску наркотиков. «Говорят, что
человек, пристрастившийся к наркотикам, человек без будущего. Правильнее сказать: это люди с
преступным будущим, создающие угрозу всему обществу» («Российская газета», 20.3.1998).
«Наркоманы – они такие. Болезненно самолюбивые, капризные, слабые... И способные на все ради
4
дозы» («Российская газета», 8.5.1999). При этом к загрязненным детям уже нет жалости, «грязные
дети» приобщают к наркотикам «чистых детей». Символически чистое существо, ребенок,
исчезает и на его месте возникает символически и физически нечистое существо – «грязный
наркоман». Именно это может объяснять, почему в общественном сознании, равно как и в
доминирующих медицинском и криминальном дискурсах наркомании, практически не существует
разделения потребителей наркотиков на зависимых от них и употребляющих их эпизодически, а
есть лишь «наркоманы» – и первые и вторые уже подверглись ритуальному осквернению
наркотиками и лишились своеобразной антинаркотической девственности. Дискурсы о «чистых»
детях, которым угрожают наркобароны
и наркоманы и дискурсы о «грязных» наркоманах,
способных на все ради дозы и совращающих «чистых детей» сосуществуют как бы в разных
плоскостях, - дети воспринимаются
исключительно в качестве объекта «наркоугрозы», а
«наркоманы» - в качестве ее носителей. То что «наркоманы» - это тоже, очень часто, дети, причем
вчерашние «чистые» дети, хоть и признается на фактическом уровне деклараций о том, что
«наркомания – это болезнь молодых», но отрицается на уровне символическом; дети-наркоманы
оказываются лишены чистоты, то есть, по сути, и самого статуса детства. Именно так исчезают
дети, рискнувшие попробовать наркотики – они подвергаются дискурсивному ритуалу
«символического ограбления», в ходе которого у них отбирается один из главных символов
детства – чистота, после чего все они автоматически превращаются в монолитную категорию
постоянных носителей угрозы – «наркоманов». «Надо признать наркомания современными
средствами НЕИЗЛЕЧИМА. Все, что выдается за результат излечения, - это всего лишь так
называемая ремиссия. То есть, временное ослабление болезни. Единственный способ борьбы с
наркоманией (а значит, и со всеми связанными с ней преступлениями) - это ПОЛНАЯ ИЗОЛЯЦИЯ
наркоманов от общества. Пора, наконец, честно признать: наши "рулевые" заигрались в гуманизм»
(«Санкт-Петербургские ведомости», 12.02.2002)
С ними же, теми, кто атакует детство, церемониться не следует. Как заявил в интервью на
«Эхо Москвы» глава Федеральной службы по Российской Федерации по контролю за оборотом
наркотиков Виктор Черкесов: «Знаете, когда убивают наших детей, иногда мы и не успеваем
придумать достаточно точную и гармоничную форму сопротивления и нейтрализации врага».
Отказаться от пробы наркотика – это «единственный способ не стать наркоманом». («Факт: всерьез
можно отказаться только один раз, первый»,
«Санкт-Петербургские ведомости, 21.03.2000).
Учитывая, что «наркоман» готов на все ради дозы («наркоманы, страдающие от ломки, ради
5
дурмана с легкостью идут на убийство», «Невское время», 28.11.2003), что он «заражает» в год 710 человек («Час пик», 06.11.2002),
ситуация выглядела в самом деле катастрофической.
Действительно, в 2003 году («Санкт-Петербургские ведомости», 10.09.2003) пишется, что в России
– 4 миллиона наркоманов (т.е. людей готовых на все). Простая арифметика показывает, что в 2004
году должно было быть 40 миллионов людей готовых на все ради одной дозы. В 2005 году
согласно той же логике их количество должно было равняться 400 миллионов, т.е. их число более
чем в два раза превышающее население России.
И последнее, логика «чистоты» и «загрязнения» также объясняет, почему в законодательных
актах и общественном дискурсе нет разделения на «легкие» и «тяжелые» наркотики – вне
зависимости от реального вреда, речь идет о загрязняющем веществе («Не существует «легких» и
«тяжелых» наркотиков, «Российская газета, 03.09.1999).
Список литературы:
Ulrich Beck (1992) Risk Society: Towards a New Modernity. New Delhi: Sage.
Douglas, M. (2002) Purity and Danger: An Analysis of Concepts of Pollution and
Taboo. New York: Routledge.
Giddens, Anthony (1991) Modernity and Self-Identity. Self and Society in the Late Modern Age.
Cambridge: Polity.
Hacking, I. (2003) ‘Risk and Dirt’, in R.V. Ericson and A. Doyle (eds) Risk and
Morality, pp. 22–47. Toronto: University of Toronto Press.
Lupton, D. (1999) Risk. London: Routledge.
6