ОПАСНЫЕ ГАСТРОЛИ

Опасные гастроли
Посвящаю В.Муртазину – таланту и доброй душе…
Февраль в России, это вам не июль на Мальдивах. Именно в этот
«бархатный сезон» Уфа принимала профессора музыки, потрясающего
флейтиста, европейца чистых кровей Кристиана Деляфонтена из Швейцарии.
Встречал его известный органист, коренной уфимец, Вячеслав Муртазин.
Год назад, будучи на гастролях в Швейцарии, Вячеслав предложил
Деляфонтену посетить Россию. Тот, не долго думая, согласился, потому как
всегда уважал русского туриста, умеющего проникновенно слушать
классическую музыку.
- Эх, нам бы вашего зрителя! - мечтал Кристиан.
- Эх, нам бы ваши органы! – думал про себя Вячеслав.
И вот, Деляфонтен в Уфе. Самолет приземлился без опозданий. Мороз и
шквальный ветер буквально сбивал с ног. Голова профессора, словно голова
черепахи, вошла внутрь демисезонного пальто, ставшего каменным
панцирем на минус тридцати. Не успев сделать и шагу от служебной
территории аэропорта, им преградил путь серо-белый «Опель» с огромными
цифрами на боку. Двери гостеприимно распахнулись, таксист приветливо
улыбнулся и не спеша тронул к городу.
Концерт прошел с грандиозным успехом. Экзальтированная публика
буквально закидала цветами сказочного флейтиста. Сыграв, напоследок,
«шутку Баха» Деляфонтен по-европейски сдержанно раскланялся и, собрав
все цветы, элегантно удалился со сцены.
Наступило утро. Эйфорическое настроение от успешного концерта в
Уфе вдохновило Кристиана на очередные подвиги, и он согласился дать еще
один концерт в Набережных Челнах. Для доставки гордости Швейцарии в
Челны министерство культуры выделило автомобиль «Волгу». Рождена сия
была в 1993году и смерть ни как не брала «старушку». Ее болезнетворные
внутренние органы прикрывал незамысловатый слоноподобный кузов,
многократно испещренный шрамами пластических операций.
Некачественная тонировка усиливала и без того жалкий вид и к глубокому
сожалению, засаленность чехлов сидений еще не дошла до состояния
кожаного блеска. Несмотря на непогоду и ненавязчивый сервис доставки
наши герои тронулись в путь.
Трудно передать красоты зимней природы Башкирии, когда температура
воздуха за стеклом автомобиля и внутри салона почти не различается. Печка
в салоне предательски отказала. Кристиан слышал от своей бабушки о
русских морозах, но он не представлял, что это может быть так холодно.
Рядом сидел Слава Муртазин и как мог, изображал невозмутимый вид.
Иногда, он сдержанно улыбался. Деляфонтен не улыбался. Его пальцы
напоминали чем-то фаланги «робокопа»: они совершенно не сгибались, и
только движение кистей рук выдавала их органическое происхождение.
- Как же я, через два часа, ими буду играть? - дрожащим голосом обращался
он периодически к Славе, и ледяной ужас подкатывал к его горлу за комом
ком.
- Скоро приедем! Машина хоть и холодная, но двигатель надежный, успокаивал он вип-персону. Именно в этот момент двигатель машины
предательски завибрировал и заглох.
- Ни хрена себе, раскудрит твою… - коротко прокомментировал ситуацию
водитель Федор.
- Вчерась только пригнали, после капремонта…
Слава и Кристиан с лицами цвета баклажанов сидели на заднем сидении и,
забыв всякий нормы морали, буквально слились друг с другом в поисках
тепла.
- Картина Репина «Приплыли – думал Слава.
- Если он не наладит этот ТИТАНИК...
Тем временем, Федя с обоймой ключей и монтировок полез под автомобиль
и начал колотить по чему-то металлическому, создавая умопомрачительный
грохот в салоне. Тонкий слух музыкантов, требующий самого трепетного
отношения, еле-еле выносил поток децибелов излучаемых салоном. Мимика
лица Деляфонтена причудливым образом менялась в неприятной гримасе при
каждом ударе. Не в силах боле терпеть это безобразие они вышли из
автомобиля и тут…
Заграничный гость был потрясен увиденным: под железным
четырехколесным монстром лежа в одном пуховике на снегу, под
шквальным ветром, лежал Федя. Совершенно голыми руками он держал
массивный разводной ключ и наотмашь бил по нему молотком величиной с
кувалду. Вопреки всем законам физики от него исходил пар, который
покрывал инеем его гусарские усы, мощные брови и лохматые ресницы. Пот
струился по его мощному лбу, а во рту паровозом дымила сигарета. Каждый
удар сопровождался благозвучными словами, не обозначенными словарем
Ожегова.
Между тем, дорогу заметал снег. Холод одолевал и Слава понимал, что если
не сделать «ЭТО!!!», то все может обернуться катастрофой. И он решился.
В ста метрах от вынужденной посадки «лайнера ГАЗ-154» виднелся
придорожный киоск. Десять минут хватило ему для ценного приобретения.
Иссиня-фиолетовый цвет лица имел профессор, когда Слава из-за пазухи
достал бутылку.
- Воду! В такой холод!- с ужасом в глазах произнес он.
- Это водка! Наша русская водка! Если не выпить заболеем…
Слава принялся за дело. И тут снова возникли трудности: пальцы напрочь
занемели и пробка предательски не отворачивалась.
- Федя! – крикнул Вячеслав,
- Ты жив!
Внизу раздался удар, следом шум падающих металлических предметов и
только потом из-под переднего колеса показалась голова Федора.
- Да я то жив, а вот машине кранты! Шланг сорвал, раскудрит его, мубату
си-се-си-ко-ку-ку-ко-ко-мва-забанга!
- О ком это ты? - удивился Слава,
- Да, об этом… он раньше президентом Заира был, а теперь … хрен его знает.
Че, бутылку не можешь открыть? - выползая из-под машины не спеша
продолжал Федор.
- Да вот, сам видишь, проблема…
- Давай сюда!- Федя начал энергично вращать пробку, но она не
отворачивалась.
- Резьбу сорвало, - с видом знатока заключил он.
- Может горлышко отколоть,- предложил Слава неуверенно.
- Зачем продукт портить. Мы же интеллигентные люди. У меня, например, –
он перевел взгляд на скрюченного Деляфонтена, - папа архитектор, а мама
скульптор.
Профессор понимающе кивнул. Федор полез в промасленную рваную сумку,
где хранились инструменты, дежурный граненый стакан и прочее барахло.
По настоящему жалко было смотреть на профессора, когда тот наблюдал, как
Федор, плоскогубцами откупоривал бутылку водки, с удивительно точным в
данной ситуации названием - «Крещенские морозы».
Водку разливал Федор. Закуской шли, увы, не консервные мидии, а
обыкновенный кусок бородинского хлеба, который на морозе принял
состояние гранита. Сверху хлеба одиноко лежал кусочек докторской
колбаски с трудом распиленный с помощью вилки. Первым выпил
Кристиан…
Что может испытать европеец в такой трагический момент своей судьбы:
полное отчаяние, невероятную тоску по утерянному комфорту, страх перед
непредсказуемой и удивительной Россией с ее удалью, безбашенностью и
разгильдяйством вселенского масштаба.
Доза делала свое дело. Кристиан начал оживать. Слава, давший обет не пить
и выполнявший его в течение уже трех лет судорожно, большими глотками
уничтожал содержимое стакана.
- Ну, что Фьедор, есть Надьежда, - обратился профессор к хозяину
положения на ломаном русском.
- Амба, кранты, фиаско, дать бы в зубило этим конструкторам- арьергардам,
не машина, а ящик Пандоры, ярмо, Сцилла, жертва стогнации автопрома, в
общем - фенита -ля- комедия!
Профессор без перевода оценил последнюю фразу. В глазах его вновь
потухла надежда. А тем временем Слава вышел на дорогу, в надежде
поймать попутку. Ему повезло. Груженный трубами КАМАз остановился
прямо подле их.
- Кристиан! Мы спасены! Мы успеваем на концерт!
В тот момент Кристиану было уже хорошо. Приятное тепло распостронялось
от центральных сосудов к периферийным. Уже подле кабины Камаза
Деляфонтен вдруг вспомнил.
- А как же Фьедья?
- Он сказал, что на крайняк заночует. – спокойно перевел Слава.
- Крайняк, это что - МОТЕЛЬ? – переспросил он, поднимаясь в кабину.
- Да не! Я имел в виду, что в крайнем случае он в машине переночует.
- Как, в поле? – вновь посинел Деляфонтен.
- Да не переживайте! С ним же бутылка…
Кристиан был в шоке. Когда они влезли в кабину КАМАЗа профессор,
прижав к себе кофр, с надеждой вглядывался в уходящую за горизонт дорогу.
Они тронулись. Кабину КамАЗа начало трясти так, что если бы под
пассажирами были сваи, то они бы махом вбили их даже в вечную мерзлоту.
- Да, «Вольга» это очень здорово,- прокричал Деляфонтен прямо в ухо
Славе.
Слава понимающе кивнул. Хмель вылетал с гиперзвуковой скоростью, но
радовало то, что до Челнов оставалось каких –то сорок километров, да и в
этой кабине было значительно теплее. Правда тепло радовало недолго.
КАМАЗ заглох, не проехав и пол километра. Сначала послышался какой-то
скрежет под сиденьем, потом запах горелой электропроводки и на коду, как
говорят музыканты, сильный хлопок глушителя оповестил о том, что мотор
заглох. Водитель сохранял спокойствие.
- Можьет бьензина кончился?- делая понимающий вид, обратился к шоферу
профессор.
- Да не, искра в землю ушла, - с иронией громыхнул водила.
Деляфонтен понимающе кивнул.
Предвкушая скорую победу, мороз вновь завоевывал пространство кабины.
- А что, у нас бутильки больше нет…- жалостливо затенорил он, обращаясь
уже к Славе
- Ни бутильки, ни киоска, ни…
-Постой,- осенило его, - вдруг связь...
Он достал мобильный телефон и с радостным криком «Есть!» стал вызывать
из справочника номер руководителя оркестра. Лерман взял трубку.
- Слава Богу! Мы ждем вас как с печки пирога. Через 2 часа концерт. Где вы
прохлождаетесь?
- Мы не прохлождаемся, а промерзаемся в поле, в КамАЗе,
- В каком КАМАЗе?
- Автостопом едем, сломались. Срочно вышли транспорт, профессор уже
никакой!
- Координаты?
- Какие координаты, в поле на дороге…
- Крепитесь, счас будем, - короткий зуммер возвестил об обрыве сеанса
связи.
Ровно через 55 минут к ним подъехал автомобиль. В гордости
отечественного машиностроения, серо-желтого цвета с непонятным для
иностранца названием «ОКА», кроме водителя находилось еще двое грузных
парней, посланные Лерманом для оказания непредвиденной помощи.
- Хорошо, что Деляфонтен не баянист, - подумал Слава, вбивая себя в заднее
сиденье «чуда инженерной мысли». Еле захлопнув двери, «Ока» пыхтя,
практически лежа брюхом на асфальте, зашлифовала заледенелую трассу.
Отрезвевший профессор, с трудом удерживая над потолком заиндевевшими
руками кофр, закрыв глаза думал о своем. Он столько раз представлял себе
Россию, и только сейчас понимал, что дико заблуждался.
- Наполеон – идиот! Гитлер – полный идиот!
Россия – Великая Страна!