Опасные гастроли Посвящаю В.Муртазину – таланту и доброй душе… Февраль в России, это вам не июль на Мальдивах. Именно в этот «бархатный сезон» Уфа принимала профессора музыки, потрясающего флейтиста, европейца чистых кровей Кристиана Деляфонтена из Швейцарии. Встречал его известный органист, коренной уфимец, Вячеслав Муртазин. Год назад, будучи на гастролях в Швейцарии, Вячеслав предложил Деляфонтену посетить Россию. Тот, не долго думая, согласился, потому как всегда уважал русского туриста, умеющего проникновенно слушать классическую музыку. - Эх, нам бы вашего зрителя! - мечтал Кристиан. - Эх, нам бы ваши органы! – думал про себя Вячеслав. И вот, Деляфонтен в Уфе. Самолет приземлился без опозданий. Мороз и шквальный ветер буквально сбивал с ног. Голова профессора, словно голова черепахи, вошла внутрь демисезонного пальто, ставшего каменным панцирем на минус тридцати. Не успев сделать и шагу от служебной территории аэропорта, им преградил путь серо-белый «Опель» с огромными цифрами на боку. Двери гостеприимно распахнулись, таксист приветливо улыбнулся и не спеша тронул к городу. Концерт прошел с грандиозным успехом. Экзальтированная публика буквально закидала цветами сказочного флейтиста. Сыграв, напоследок, «шутку Баха» Деляфонтен по-европейски сдержанно раскланялся и, собрав все цветы, элегантно удалился со сцены. Наступило утро. Эйфорическое настроение от успешного концерта в Уфе вдохновило Кристиана на очередные подвиги, и он согласился дать еще один концерт в Набережных Челнах. Для доставки гордости Швейцарии в Челны министерство культуры выделило автомобиль «Волгу». Рождена сия была в 1993году и смерть ни как не брала «старушку». Ее болезнетворные внутренние органы прикрывал незамысловатый слоноподобный кузов, многократно испещренный шрамами пластических операций. Некачественная тонировка усиливала и без того жалкий вид и к глубокому сожалению, засаленность чехлов сидений еще не дошла до состояния кожаного блеска. Несмотря на непогоду и ненавязчивый сервис доставки наши герои тронулись в путь. Трудно передать красоты зимней природы Башкирии, когда температура воздуха за стеклом автомобиля и внутри салона почти не различается. Печка в салоне предательски отказала. Кристиан слышал от своей бабушки о русских морозах, но он не представлял, что это может быть так холодно. Рядом сидел Слава Муртазин и как мог, изображал невозмутимый вид. Иногда, он сдержанно улыбался. Деляфонтен не улыбался. Его пальцы напоминали чем-то фаланги «робокопа»: они совершенно не сгибались, и только движение кистей рук выдавала их органическое происхождение. - Как же я, через два часа, ими буду играть? - дрожащим голосом обращался он периодически к Славе, и ледяной ужас подкатывал к его горлу за комом ком. - Скоро приедем! Машина хоть и холодная, но двигатель надежный, успокаивал он вип-персону. Именно в этот момент двигатель машины предательски завибрировал и заглох. - Ни хрена себе, раскудрит твою… - коротко прокомментировал ситуацию водитель Федор. - Вчерась только пригнали, после капремонта… Слава и Кристиан с лицами цвета баклажанов сидели на заднем сидении и, забыв всякий нормы морали, буквально слились друг с другом в поисках тепла. - Картина Репина «Приплыли – думал Слава. - Если он не наладит этот ТИТАНИК... Тем временем, Федя с обоймой ключей и монтировок полез под автомобиль и начал колотить по чему-то металлическому, создавая умопомрачительный грохот в салоне. Тонкий слух музыкантов, требующий самого трепетного отношения, еле-еле выносил поток децибелов излучаемых салоном. Мимика лица Деляфонтена причудливым образом менялась в неприятной гримасе при каждом ударе. Не в силах боле терпеть это безобразие они вышли из автомобиля и тут… Заграничный гость был потрясен увиденным: под железным четырехколесным монстром лежа в одном пуховике на снегу, под шквальным ветром, лежал Федя. Совершенно голыми руками он держал массивный разводной ключ и наотмашь бил по нему молотком величиной с кувалду. Вопреки всем законам физики от него исходил пар, который покрывал инеем его гусарские усы, мощные брови и лохматые ресницы. Пот струился по его мощному лбу, а во рту паровозом дымила сигарета. Каждый удар сопровождался благозвучными словами, не обозначенными словарем Ожегова. Между тем, дорогу заметал снег. Холод одолевал и Слава понимал, что если не сделать «ЭТО!!!», то все может обернуться катастрофой. И он решился. В ста метрах от вынужденной посадки «лайнера ГАЗ-154» виднелся придорожный киоск. Десять минут хватило ему для ценного приобретения. Иссиня-фиолетовый цвет лица имел профессор, когда Слава из-за пазухи достал бутылку. - Воду! В такой холод!- с ужасом в глазах произнес он. - Это водка! Наша русская водка! Если не выпить заболеем… Слава принялся за дело. И тут снова возникли трудности: пальцы напрочь занемели и пробка предательски не отворачивалась. - Федя! – крикнул Вячеслав, - Ты жив! Внизу раздался удар, следом шум падающих металлических предметов и только потом из-под переднего колеса показалась голова Федора. - Да я то жив, а вот машине кранты! Шланг сорвал, раскудрит его, мубату си-се-си-ко-ку-ку-ко-ко-мва-забанга! - О ком это ты? - удивился Слава, - Да, об этом… он раньше президентом Заира был, а теперь … хрен его знает. Че, бутылку не можешь открыть? - выползая из-под машины не спеша продолжал Федор. - Да вот, сам видишь, проблема… - Давай сюда!- Федя начал энергично вращать пробку, но она не отворачивалась. - Резьбу сорвало, - с видом знатока заключил он. - Может горлышко отколоть,- предложил Слава неуверенно. - Зачем продукт портить. Мы же интеллигентные люди. У меня, например, – он перевел взгляд на скрюченного Деляфонтена, - папа архитектор, а мама скульптор. Профессор понимающе кивнул. Федор полез в промасленную рваную сумку, где хранились инструменты, дежурный граненый стакан и прочее барахло. По настоящему жалко было смотреть на профессора, когда тот наблюдал, как Федор, плоскогубцами откупоривал бутылку водки, с удивительно точным в данной ситуации названием - «Крещенские морозы». Водку разливал Федор. Закуской шли, увы, не консервные мидии, а обыкновенный кусок бородинского хлеба, который на морозе принял состояние гранита. Сверху хлеба одиноко лежал кусочек докторской колбаски с трудом распиленный с помощью вилки. Первым выпил Кристиан… Что может испытать европеец в такой трагический момент своей судьбы: полное отчаяние, невероятную тоску по утерянному комфорту, страх перед непредсказуемой и удивительной Россией с ее удалью, безбашенностью и разгильдяйством вселенского масштаба. Доза делала свое дело. Кристиан начал оживать. Слава, давший обет не пить и выполнявший его в течение уже трех лет судорожно, большими глотками уничтожал содержимое стакана. - Ну, что Фьедор, есть Надьежда, - обратился профессор к хозяину положения на ломаном русском. - Амба, кранты, фиаско, дать бы в зубило этим конструкторам- арьергардам, не машина, а ящик Пандоры, ярмо, Сцилла, жертва стогнации автопрома, в общем - фенита -ля- комедия! Профессор без перевода оценил последнюю фразу. В глазах его вновь потухла надежда. А тем временем Слава вышел на дорогу, в надежде поймать попутку. Ему повезло. Груженный трубами КАМАз остановился прямо подле их. - Кристиан! Мы спасены! Мы успеваем на концерт! В тот момент Кристиану было уже хорошо. Приятное тепло распостронялось от центральных сосудов к периферийным. Уже подле кабины Камаза Деляфонтен вдруг вспомнил. - А как же Фьедья? - Он сказал, что на крайняк заночует. – спокойно перевел Слава. - Крайняк, это что - МОТЕЛЬ? – переспросил он, поднимаясь в кабину. - Да не! Я имел в виду, что в крайнем случае он в машине переночует. - Как, в поле? – вновь посинел Деляфонтен. - Да не переживайте! С ним же бутылка… Кристиан был в шоке. Когда они влезли в кабину КАМАЗа профессор, прижав к себе кофр, с надеждой вглядывался в уходящую за горизонт дорогу. Они тронулись. Кабину КамАЗа начало трясти так, что если бы под пассажирами были сваи, то они бы махом вбили их даже в вечную мерзлоту. - Да, «Вольга» это очень здорово,- прокричал Деляфонтен прямо в ухо Славе. Слава понимающе кивнул. Хмель вылетал с гиперзвуковой скоростью, но радовало то, что до Челнов оставалось каких –то сорок километров, да и в этой кабине было значительно теплее. Правда тепло радовало недолго. КАМАЗ заглох, не проехав и пол километра. Сначала послышался какой-то скрежет под сиденьем, потом запах горелой электропроводки и на коду, как говорят музыканты, сильный хлопок глушителя оповестил о том, что мотор заглох. Водитель сохранял спокойствие. - Можьет бьензина кончился?- делая понимающий вид, обратился к шоферу профессор. - Да не, искра в землю ушла, - с иронией громыхнул водила. Деляфонтен понимающе кивнул. Предвкушая скорую победу, мороз вновь завоевывал пространство кабины. - А что, у нас бутильки больше нет…- жалостливо затенорил он, обращаясь уже к Славе - Ни бутильки, ни киоска, ни… -Постой,- осенило его, - вдруг связь... Он достал мобильный телефон и с радостным криком «Есть!» стал вызывать из справочника номер руководителя оркестра. Лерман взял трубку. - Слава Богу! Мы ждем вас как с печки пирога. Через 2 часа концерт. Где вы прохлождаетесь? - Мы не прохлождаемся, а промерзаемся в поле, в КамАЗе, - В каком КАМАЗе? - Автостопом едем, сломались. Срочно вышли транспорт, профессор уже никакой! - Координаты? - Какие координаты, в поле на дороге… - Крепитесь, счас будем, - короткий зуммер возвестил об обрыве сеанса связи. Ровно через 55 минут к ним подъехал автомобиль. В гордости отечественного машиностроения, серо-желтого цвета с непонятным для иностранца названием «ОКА», кроме водителя находилось еще двое грузных парней, посланные Лерманом для оказания непредвиденной помощи. - Хорошо, что Деляфонтен не баянист, - подумал Слава, вбивая себя в заднее сиденье «чуда инженерной мысли». Еле захлопнув двери, «Ока» пыхтя, практически лежа брюхом на асфальте, зашлифовала заледенелую трассу. Отрезвевший профессор, с трудом удерживая над потолком заиндевевшими руками кофр, закрыв глаза думал о своем. Он столько раз представлял себе Россию, и только сейчас понимал, что дико заблуждался. - Наполеон – идиот! Гитлер – полный идиот! Россия – Великая Страна!