Природа современного кризиса глобальной экономики

Усенко В. В., к.э.н., доцент кафедры институциональной экономики НИУ ВШЭ – СанктПетербург.
Природа современного кризиса глобальной экономики.
Аннотация.
В 1980-е годы простое кредитное хозяйство Запада переросло в кредитно-инверсионную
форму. Около 2008г. эта форма, в свою очередь, стала нежизнеспособной и вывела
мировую историю на развилку: трансформация США из гегемона мирэкономики в
метрополию всемирной миримперии или раскол мира на валютно-технологические зоны
континентального масштаба, взаимодействие которых опосредуется финансистамименялами. В этой развилке у России есть шанс подняться до значения центра одной из 5 –
8 таких зон. Сохранить суверенитет в своих нынешних границах влияния у России никак
не получится.
The essence of the current crisis of the global economy
Abstract
In 1980-s the traditional credit economy of the Western world transformed into the creditinverted one. Around 2008 this form, in turn, became unviable and set the mankind before a
dilemma: either the US is to cease to be a master of the world-economy so as to become a center
of the global world-empire or there is to occur a split of the world into several continental sized
zones with common currencies and technologies which would interact just via money-changers.
While the world faces the dilemma Russia has got a chance of lifting within the international
hierarchy to lead one of the 5-8 mentioned zones. If Russia fails to increase its influence in the
world it will certainly not be able to survive as a sovereign state.
Ключевые слова: инверсионно-кредитное хозяйство; вторичный сеньораж; покупатель
последней инстанции; заёмщик последней инстанции; хрупкость экономики;
закрывающие технологии.
1
Чтобы начать лечение или приступить к подготовке похорон, надо сперва
поставить диагноз. А его не поставишь без понимания предмета диагностирования. В
данном случае – определённого хозяйственного организма, разросшегося до
общепланетных масштабов.
Понять суть этого организма равно мешает приверженность догмам либерального
мейнстрима и стремительно возвращающегося в сферу «высокой моды» после 2008г.
мейнстрима марксистского.
Ущербность либерального мейнстрима – излагая по Мински – в опоре на
бартерную парадигму. В сведении рыночной экономики – говоря словами Кейнса – к
«реально обменной». В изображении рыночной системы (если не в её жизненных
проявлениях, то по организационной основе) равноправно-сетевой, свободноконкурентной структурой.
В критике марксистского мейнстрима я солидарен с Броделем: главная тайна
превращения денег в капитал (т.е. самовозрастания денег через рыночный обмен) и
возвышения капитализма до роли общественно доминирующего уклада – не в отношении
денежного богатства с вольнонаёмным пролетариатом, а в его отношении с
государственной властью. Точнее – с властями государств. Согласен с тем, что
международные аспекты классовой борьбы и устройства структурообразующих
капитализм социальных «вертикалей» важнее внутригосударственных.
Я буду исходить из того, что современный кризис мирового хозяйства – это кризис
его глобально – надгосударственной организации инверсионно – кредитным способом.
Этот способ – одна из форм капиталистической организации экономики. Попросту говоря,
её организации «вертикальным» рынком.
Единой общепланетной системой мировое хозяйство вновь стало в начале
девяностых годов прошлого века после и в результате поражения СССР и его сателлитов в
«холодной войне» с миром «реального капитализма», на тот момент возглавленного и
организованного США, через опору на госструктуры которых ТНК правили миром.
Однако уже к середине девяностых ТНК выходят из-под контроля государства – гегемона
(да и прочих, признававших первенство США, «развитых» стран), становятся вместо
государств главными субъектами капиталистической системы и к концу прошлого века
сплачиваются в финансовый интернационал.
Подобного рода перемены – не новость в истории капитализма. Арриги отмечает
две линии эволюции межгосударственно- капиталистической системы. Одна сводится к
«капитализации» государств (в «венецианской» или «генуэзской») формах. Другая – к
развитию трансграничных деловых организаций. Командные высоты «западного» (по
цивилизационному происхождению и структурным особенностям) капитализма занимали
то государственно-территориальные, то трансгранично-интернациональные образования.
Если в девятнадцатом веке общепризнанным гегемоном капиталистического мира была
Великобритания, то (оценка Ле Гоффа) с начала четырнадцатого века первой финансовой
державой христианского мира стало авиньонское папство. Стало, разумеется, не в своих
территориальных, военных или духовных ипостасях.
В конце двадцатого века финансовая элита (внутри себя, конечно же, раздираемая
склоками) уже выступает как единая всемирная монополия против погружённых в стихию
междуусобной конкуренции политико-силовых и рыночно-деловых единиц реального
сектора. По базовому, стержневому принципу это была разновидность кредитного
хозяйства. Нормальная кредитная экономика сформировалась в Европе (по школе ГКХ –
Григорьева, Кобякова, Хазина) на переходе от 16-го к 17-му веку. Суть её состояла в
легализации процента и обращении его в главный инструмент расширенного рыночного
воспроизводства – посредством кредитования реального бизнеса денежными
капиталистами. Бродель утверждает: только с 1860-х (после трёх неудачных попыток,
первая из которых относится им к 13 – 14-му векам) торговля деньгами прочно подчиняет
себе всю промышленность и торговлю. Как следствие, ссудный процент приобретает
функции иерархического сочленения в целое отдельных хозяйственных элементов,
регулировки поведения «рядовых» мирэкономики её кредитно- денежным «начальством»,
распределения ресурсов по направлениям использования, распределения общесистемных
доходов между общественными классами и региональными сообществами. Но ещё
раньше способ кредитного хозяйствования претерпел существенную трансформацию в
конце 18-го века, когда снова (первый встал на этот путь в пятом столетии до нашей эры
месопотамский деловой дом Мурашу) капитал начал массово вкладываться в
производство, наступила эпоха классических кондратьевских циклов, предполагающих
отдачу долгосрочным ростом сферы прибыльного приложения производительного
капитала от инвестиций в фундаментально инновационные технологии, изменяющие
отраслевую структуру экономики.
Это кредитное хозяйство могло нормально существовать лишь в режиме роста,
обеспечиваемого стимулирующими друг друга процессами увеличения объёма рынка,
углубления в нём разделения труда, смены одних эпохальных инноваций (по мере
исчерпания их потенциала прибыльных капиталовложений) другими. Пережив (хотя и с
трудом) драматические перипетии «тридцатилетней войны» (трактую это понятие по
Валлерстайну) 1914 – 1945гг., оно скончалось в начале восьмого десятилетия 20-го века,
когда вложения в рост реального бизнес-сектора почти прекратились ввиду их
малоприбыльности и высокорискованности. И, значит, занимать деньги избежавшим
банкротства «реалистам» стало незачем. Что грозило обесценением денежному капиталу и
потерей управляемости (через ссудный процент) всей экономике «свободного мира».
«Лишние» деньги в «падающей» экономике 1970-х только создали небывалый ранее
феномен стагфляции. Попытка экстенсивного расширения западнокапиталистического
рынка грозила полномасштабным ядерным апокалипсисом. Вложения в новый виток НТП
сулили в основном «закрывающие» технологии да «общественные» блага, при всём их
патентно-лицензионном
оформлении
малопригодные
для
частноприбыльного
применения. Внутрисистемный лимит разделения труда и восстановления порушенного
Второй Мировой хозяйства к тому времени тоже был уже исчерпан.
Что привело к Великому Кризису первой половины 1970-х (а Валлерстайн полагает
– второй половины 1960-х)? Около 1970г. «сошлись» в «нехорошей» для кредитного
капитализма точке смены повышательных трендов понижательными многие разной
природы и длины волны процессы. А именно. «Переломился» так называемый «вековой»
(на самом деле до сих пор длившийся всегда много более столетия) цикл, начало
последнего из которых (ещё не завершившегося) Бродель относит к 1896г. Завершилась
четвёртая «кондратьевская» волна (по Перес стартовавшая в 1908г.) Наступил
«сигнальный» (перехода из «материальной» в «финансовую» стадию) кризис начавшейся
по Арриги в 1930г. гегемонии США. Научный прогресс стал мирэкономически (то есть с
точки зрения внутренней жизни частнокапиталистической системы) бесперспективной
для инвестиций сферой. (А сделался перспективной по Зайцеву с началом третьей
«кондратьевской» волны – началом, датируемым разными исследователями в диапазоне
от 1850-го до 1880-го годов.) Очередной цикл борьбы «щита» с «мечом» проходил стадию
апогея ядерно-мечевой фазы, в которой количество гарантированных возможностей
тотального уничтожения потенциальными противниками друг друга (а заодно и всей
жизни на планете) уже не имело значения. Намерения лидеров мирэкономики поднять
прибыли снижением уровня жизни своих работников и неработающей бедноты
сталкивались с их опасениями потерять идеологический контроль над собственным
населением в ситуации всестороннего противостояния с миром «реального социализма»,
переживавшего в1970-е годы тоже не лучшие свои времена, но «падавшего» медленнее,
чем его антагонист. Только потом мы стали падать быстрее. Но среднего уровня жизни и
реальной зарплаты начала 1970-х ни США, ни СССР – Россия никогда больше не
достигали. Разумеется, официальная статистика этого не признаёт, занижая против
действительного декларируемый темп инфляции, что даёт повод говорить и о росте
реальных доходов населения, и о положительных темпах экономического роста даже в
условиях их скромно-отрицательных (если считать честно) значений.
Один пример – из книги Лежавы «Крах денег». «В соответствии с данными,
предоставляемыми Федеральным статистическим агентством США, инфляция в США в
2007 году составляла 6% годовых. Она рассчитывается с использованием корзины
товаров. Но есть момент, о котором агентство не говорит, а именно то, что в расчёт
инфляции перестали приниматься два таких «несущественных» параметра, как цены на
энергоносители и продовольствие. Ни для кого не секрет, что в 2007 году именно эти две
статьи внесли самый высокий вклад в рост цен. Если же рассчитывать инфляцию так, как
это делалось в конце 90-х годов, то есть с учётом цен на энергоносители и
продовольствие, то уровень инфляции в США в 2007 году составил 16%».
По расчётам учитывающего подобного рода жульничество Егишянца (смотри
«Однако» от 14. 11. 2011) в том же «предкризисном» ещё 2007 году реальная средняя
зарплата на одного занятого в США с «пикового» уровня 1973-го года упала до уровня
примерно 1964 – 1965-го годов. (Кстати, к настоящему времени – конца 2012-го – до
уровня примерно середины 1950-х.)
Общие перспективы, открывающиеся нам с «перевала» 1970-х? Бродель «Времени
мира» рассуждает: «Идёт ли речь о кратком конъюнктурном кризисе, как, видимо,
полагает большинство экономистов? Или же нам предоставлена привилегия (впрочем,
незавидная) собственными глазами увидеть, как столетие качнётся вниз? И тогда
политики краткосрочных циклов, восхитительно точные, все эти князья политики и
экономические эксперты, рискуют вотще пытаться излечить недуг, окончание которого не
суждено будет ещё увидеть детям наших детей».
В таких-то вот условиях верховными управителями «общезападного» (на тот
момент уже и ещё не общепланетного) кредитно-капиталистического хозяйства были
вмонтированы в него три «подпорки». Они, во-первых, продлили ему жизнь. Во-вторых, с
самого начала были временными, рассчитанными на исторически краткий срок службы.
Чем лучше они работали, тем быстрее исчерпывали свой ресурс. В-третьих, своим
действием они изменяли сам характер кредитного хозяйства.
2
Первая подпорка была связана с упованиями на новый технологический уклад,
Пятый по счёту Глазьева. К началу 1970-х два воспроизводственных контура (термин
Григорьева) лбами упёрлись друг в друга. В попытках «запустить» пятую волну на
стороне Запада было преимущество размера экономики, объёма ресурсов, глубины
«внутризонного» разделения труда. На стороне блока СЭВ – плюс принципиальной
способности внутрисистемного освоения этой волны. Каковой способности Запад не имел.
Разумеется, прибыльность вложений в информационные и телекоммуникационные
технологии частным вкладчикам обещалась. Но всё кончилось вполне неслучайным
крахом – пузырь доткомов лопнул в 2000г. Да и как он мог не лопнуть? Расчёт
межотраслевого баланса экономики США за 1998г., осуществлённый Хазиным в 2001г. (и
никем до сих пор не оспоренный), показал, что сектор в ней «новой» (прежде всего информационной) экономики занимал 25% по потреблённым ресурсам, но лишь 15% по
выработке продукции. То есть инвестиции в него на 40% убыточны.
Как эти убытки удалось «отбить»? А «отбить» их удалось! Удалось втягиванием
мира «реального социализма» в военно – технологическое соревнование, известное под
названием «холодной войны». Победа Запада в этой войне (заранее предопределённая или
нет – отдельный разговор) имела многообразные последствия. Во-первых, она расширила
рынок «Западной» системы до общепланетных масштабов. Во-вторых, расширила до
размеров, сделавших прибыльными если не создание, то функционирование многих
гражданских технологий. Особенно «двойного назначения». Типа системы GPS, создание
которой в 1985 г. Иноземцев называет (в интервью от 17.11.2012) последним примером
перетока военных технологий в гражданский сектор. И этот последний переток скорее
был охвостьем четвёртой волны, чем попыткой начаться пятой.
В-третьих, отсутствие реально-социалистической альтернативы позволило миру
реального капитализма перейти в решительное наступление на права трудящихся: путём
повышения пенсионного возраста, снижения реальных (а часто и номинальных) зарплат,
пенсий, пособий, социальных программ государства. Что благотворно сказывается на
уровне прибыли.
Тем не менее факт остаётся фактом: от частных вложений в технологии «пятой
волны» (информационно-телекоммуникационные) кредиторы в целом проиграли.
Проиграли закономерно, что стало симптомом нового состояния кредитного хозяйства.
Но, может быть, прибыли были после, а «доткомовский» крах оказался лишь (в рамках
модной ныне концепции Карлоты Перес) кризисом «нащупывания» (методом проб и
ошибок) перспективных с точки зрения прибыльности капиталовложений направлений
инвестирования денежного капитала в информационно-коммуникационные инновации,
составляющие основное содержание «пятой волны»?
Из интервью самой Перес «Эксперту» (№2(785) за 2012г.).
Вопрос Оганесяна: «Является ли кризис, начавшийся в 2008 году, продолжением
схлопывания пузыря в начале 2000-х?»
Ответ Перес: «Безусловно. Первый лопнувший пузырь был следствием инноваций
в сфере чистых ИКТ, а второй – результатом инноваций в сфере финансовых ИКТ. Но
говорить о намечающемся переходе к устойчивому экономическому развитию, то есть о
скором наступлении всеобщего золотого века, пока ещё рано.»
Сказано это было в начале 2012г. И с тех пор, как я вижу, ситуация существенно не
переменилась. А «золотой век», который, по Перес, в 2012г. ещё не начался – это, в
обычном понимании, и есть подъём кондратьевской волны, когда новые технологии
«открывают» больше возможностей для прибыльного вложения капитала, чем
«закрывают» (применительно к «закрывающим» технологиям всё ровно наоборот). Перед
подъёмом очередной инновационно-прибыльной волны, естественно, бывают, по общему
правилу, и инновационно-бесприбыльные вложения денежных и материальных ресурсов,
результирующиеся не в росте экономики и обогащении прозорливо-инициативных
вкладчиков, а в схлопывании пузырей и разорении массы прожектёров, доверчиво
вложившихся в «пузырчатый», как неожиданно оказалось, рост ценных бумаг. Это Перес
точно подметила. Только вот доказательств, что «пузырчатый» рост – непременный
предвестник роста реального на базе более совершенных, чем прежде, технологий – этого
доказательства у Перес нет. Нет даже попыток такого доказательства. Одни заклинания в
стиле: «Пилите, Шура, пилите.»
Зато есть вполне внятная и честная констатация того обстоятельства, что до сих
пор (по крайней мере на момент её интервью «Эксперту») совокупные инвестиции в
технологии так называемой пятой волны (в целом, а не для отдельных лиц, компаний,
государств) в лучшем случае бесприбыльны, в худшем – убыточны. То есть в смысле
роста сферы общехозяйственно-прибыльного приложения реальных капиталов никакой
пятой волны пока нет. Чего уж говорить о шестой.
Кстати, задержку с переходом «пузырчатой» инвестактивности в очередной
(пятый) «кондратьевский» подъём Карлота объясняет вполне здраво: тем, что «мировое
финансовое казино всё ещё обладает очень мощным влиянием на процесс принятия
решений».
Что тут добавишь? Только уточнишь: не просто очень мощным, а определяющим.
Отсюда и все проблемы внедрения в жизнь технически эффективных, общественно
полезных, но неприбыльных финансистам или грозящих умалить их власть над социумом
изобретений.
Что же касается выгод, полученных заправилами мирэкономики от поглощения ею
соцлагеря, то выгоды эти были «преварены» персонифицированным ими общественным
организмом в течение десятилетия, и к началу 21-го века новый виток НТП уже не сулил
ему ни пространственного расширения, ни роста внутрисистемной доходности. Разве что
оставался резерв сбрасывания «балласта» социальных обязательств по отношению к
трудящемуся и нетрудоспособному, да и просто системно излишнему народонаселению
планеты. И ещё – нарастающие опасения, что подъём кредитного хозяйства по ступеням
роста научного знания и технического прогресса обесценивает денежное богатство и
искусство финансовых манипуляций в пользу «инженеров человеческих душ» и мастеров
применения военной техники. Возвращая нас в раннесредневековую Европу, где за
верховную власть боролись не банкирские дома, а императоры с папами.
Главный же итог потуг «подпереть» кредитный капитализм технологиями пятого
уклада выразился в опасном самому существу капиталистического строя (живущего
силовым балансом между рыночно взаимозависимыми государствами) достижении США
почти что подавляющего всех и вся военного превосходства на планете. Превосходства,
достигнутого, вопреки общепринятым предрассудкам, не к концу СССР, а к концу 1990-х,
когда перестала действовать созданная в 1995г. система ГЛОНАСС (воссоздана в 2011г.)
и в1998 – 1999гг. под давлением США Россия «пустила под нож» 4 из имевшихся у неё
шести подлодок проекта 941. Одной из таких достаточно для уничтожения США.
Я не знаю, что остановило процесс превращения военной машины США в
бесконтрольного диктатора планеты. Но подозреваю – не одни только внутрироссийские
силы. Валлерстайн определяет главное значение России для мирэкономики как экспорт
нашей страной военной мощи для подавления внутрисистемных тенденций
капиталистической системы к перерождению в миримперию – говоря попросту, в
административно-командное образование. Тенденции эти представали некогда в облике
наполеоновской империи, затем – в виде Третьего Рейха и дважды – в 1945-1950гг. и в
конце 20-го века – в форме амбиций политического руководства США. Когда-то у
международных финансистов хватило ума «слить» России технологию атомной бомбы,
созданной в США. Кажется, и в последнем случае их чувство самосохранения сыграло
свою роль в остановке гибельного для рыночной системы ракетно-ядерного разоружения
России.
Во всяком случае, к 2008г. у руководящих и рядовых деятелей мирэкономики не
осталось ни общесистемных интересов к вложениям в новый виток НТП, ни частных
иллюзий насчёт возможности на этих вложениях честно заработать. Вкладывать дальше в
собственно технологические инновации стало откровенно невыгодно и даже опасно
субъектам капиталистической системы.
Случались ли в прошлом аналоги подобного рода ситуации? Смотрю текст шестой
лекции из курса, читанного Вяч. Вс. Ивановым в сентябре 2003г. в РГГУ. «Согласно
выводам Кондратьева, смена циклов подъёма и упадка объясняется исчерпыванием
возможностей внедряемых новых технологических изобретений и открытий (например,
парового двигателя). Выход из вызванного этим спада находится благодаря внедрению
новых открытий, которые обычно делаются в кризисный период. Но переход к новому
циклу возможен только если сделанные изобретения внедряются в производство, ими
заново стимулируемое. Если же это не так, то в различные эпохи и в разных странах (уже
в Эбле, Северная Сирия, середина 3-го тысячелетия до н. э.; также в староассирийских
торговых колониях в Малой Азии в 22 – 17 веках до н. э., в Риме в последние столетия его
истории, в торговых городах-государствах Европы в конце Средневековья) происходит
накопление финансового капитала без заметных технических достижений, что приводит к
смене экономического характера общества.»
Ситуация нынешнего времени хуже вышеуказанных технических «заторов»: тогда
техника могла развиваться без опоры на научное знание – теперь не может. Тогда наука
могла развиваться без мощной «подпитки» хозяйственными ресурсами – теперь не может.
А материальной заинтересованности в такой «подпитке» у верховных распорядителей
движения планетарных ресурсов не наблюдается.
В заключение этого раздела – ещё немного о природе и следствиях осуществления
фазы технологического развития, реализовавшейся в создании пятого технологического
уклада. Говоря о пятой «кондратьевской» волне, я ставлю кавычки, поскольку
прибыльной она оказалась не в канонически-шумпетерианском смысле; называю её
кондратьевской, так как всё же путём технологических инноваций она расширила поле
прибыльности реальных инвестиций.
Если вторая волна позволила мирэкономике стать всемирной, то пятая дала ей силу
восстановить утраченный по итогам волны четвёртой масштаб всемирности и отразить
две атаки на всемирно-финансовую олигархию. Обе начались в конце 2000г. Одна
выразилась в иракской попытке подорвать роль доллара как всемирной валюты
международно-энергетических расчётов. Вторая – в талибском покушении на доллар как
всемирную нарковалюту. Точнее, в стремлении лишить долларовых финансистов доходов
от инвестиций в реальный сектор наркобизнеса.
Обе атаки были отбиты прямой военной силой США и показали чрезмерную для
капитала зависимость всемирной роли доллара от этой монопольной силы. Что вызвало
реакцию дистанцирования от доллара как всемирной валюты тех международных
финансистов, которые понимают всю «пиррову» суть победы, в результате которой их
власть над реальной экономикой оказалась обусловленной их уходом под «крышу»
силовиков с соответствующими последствиями в виде перспективы потери финансистами
«верхушечной» позиции в пирамиде всемирной власти.
К тому же после 2003г. функция мирового жандарма стала в деятельности США
всё больше дополняться и вытесняться функцией экспорта даже не более-менее
управляемой нестабильности (как в Балканской войне), но просто хаоса (желательно для
его экспортёров – не в ближнем для США зарубежье). Что, быть может, и полезно
капиталу, ориентированному на тесную связь с территорией и институтами государства
США, но вовсе не устраивает финансистов-космополитов, заинтересованных в
общественном порядке на всей планете.
3
Это было о первой «подпорке». Теперь перейду ко второй. Согласно концепции
ГКХ, с начала 1980-х власти США (денежные вместе с законодательными) сознательно
перевели свою экономику в режим – выражаясь по Мински – спекулятивного
финансирования. То есть в режим, когда долги из дохода отдаваться уже не могут, а могут
лишь рефинансироваться. Перевели в целях стимулирования спроса. Продолжаться без
сбоев это финансирование могло лишь при падающей ставке процента. В 1980г. ставка
ФРС была 21,5%. В 2008г. она стала нулевой. Коммерческий кредит (при ставке,
естественно, на несколько процентов выше базовой) остановил падение ещё в 2006 г.,
когда в США и начал – медленно на первых этапах – сдуваться пузырь недвижимости.
Кругман (смотри его лекцию 1-го февраля 2012г. в Москве) рассуждает:
«Центробанк урезает ставку, это побуждает тратить больше. Но у этой политике есть свои
границы. И эти границы называются «ноль». Нельзя ставку рефинансирования спустить
ниже нуля». А если б можно было, продолжает туже мысль Гуриев, то кредитный рынок
уравновесился бы в ситуации осени 2012г. на уровне -5 или -6%. И всё было бы
нормально.
На самом деле ставка процента вполне себе опускаема в отрицательную область.
Надо для этого только истребить всю наличку и перевести весь мир на расчёты
электронными платежами через кредитные карточки. Пока это у империалистов США не
получается – сил не хватает. А финансистам- космополитам, тесно связанным с
наркобизнесом, который без налички жить не умеет – им отказ от налички не нужен. Даже
опасен.В этом одна из действительных проблем кредитного капитализма. И настоящая
причина задержки падения ссудного процента возле нулевого уровня.
Пока остановка падения процента привела к тому, что заёмные деньги в спросе
замещаются собственными средствами покупателей, для чего включается механизм
эмиссии. Выпуск дополнительных долларов пока компенсируется падением величины
банковского (кредитного) мультипликатора. Инфляция, которая уничтожит доллар ФРС
как всемирные деньги, начнётся всерьёз либо когда мультипликатор этот сойдёт до
единицы, либо от того, что дополнительные деньги, так или иначе попадая в финансовый
сектор, побудят его к спекулятивным вложениям
в рост сырьевых товаров и
продовольствия (ценным бумагам, да и недвижимости, уже не особенно верят). А
остановить эмиссию доллара – значит урезать доходы среднего гражданина США до
уровня, грозящего крупномасштабной социальной смутой. Впрочем, другим путём к тому
же результату резкого падения среднедушевых доходов в США приведёт и инфляционная
дискредитация доллара США на международной арене.
Попытки применить теорию Мински к объяснению нынешнего кризиса обычно
игнорируют два обстоятельства. Во-первых, его теория относилась к взаимодействию
финансистов с реальными предпринимателями. Теперь же в омут спекулятивного
финансирования оказались втянуты домохозяйства и государство. Последнее тоже отдать
свои долги уже в принципе не может. Логика продолжения спекулятивного
финансирования ведёт государство США к Понци – финишу. Если ему просто не
перестанут давать в долг на международном рынке постоянно растущими темпами.
Расплата через инфляцию или объявление себя банкротом означает для США
уничтожение его доллара как мировой валюты. А ведь этой международной ролью
доллара США пока и живы.
Во-вторых, Мински исходил в объяснении перехода к спекулятивному
финансированию из нерациональных ожиданий кредиторов и заёмщиков в период
подъёма экономики. В данном же случае причиной стали чисто институциональные
изменения, позволявшие, например, безденежному бомжу покупать в кредит дом и
расплачиваться за него кредитом, взятым под залог этого же дома, не тратя ни цента
собственных средств. А государству брать на международном рынку кредит в условиях,
вынуждающих кредитора постоянно наращивать объём кредитования.
Самовозрастание задолженности государства и домохозяйств мирового гегемона
так же имманентно новой модели кредитного хозяйства, как самовозрастание денежного
капитала в обычной кредитной экономики через его ссуду под процент.
Уменьшение этой задолженности – методом «затягивания поясов» или «сброса
денег с вертолёта» - симптом либо возвращения к обычному порядку кредитного
хозяйства «обеспеченного финансирования», либо к посткредитной административнокомандной системе распределения денег. В современной мировой денежной элите
сторонники и того и другого направлений эволюции «постнормального» кредитного
механизма.
Внедрение в экономику США в 1980-е (а тогда это значило и в экономику всей
возглавляемой ими мирэкономики) механизма спекулятивного финансирования,
сопряжённого с трендом падения процентных ставок, позволило обеспечить временное
решение целого ряда проблем, в которые «упёрлась» традиционная кредитная экономика.
Во-первых, предшествующий этому внедрению и необходимый для «запуска» нового
экономического механизма подъём базовой процентной ставки сбил инфляцию. Вовторых, механизм этот, пока действовал, мог расширять прибылеперспективный спрос в
замкнутой экономической системе даже без расширения самой этой системы и углубления
в ней разделения труда. И за счёт роста покупок в кредит, и за счёт падения нормы
сбережения вплоть до её ухода в отрицательную область. В-третьих, он давал средства на
создание пятого технологического уклада. В-четвёртых, давал без явного ограбления
населения и – в-пятых - без роста потребительской инфляции. Кредитные деньги
населения массово вкладывались в ценные бумаги высокотехнологических отраслей с
расчётом на их будущую реальную высокоприбыльность. Уменьшение собственных
доходов населения с лихвой перекрывалось ростом возможностей покупки в долг.
Снижение процентной ставки пропорционально растило стоимость реальных и
финансовых активов граждан, что, с одной стороны, создавало у них иллюзию
обогащения, с другой стороны, увеличивало дополнительно спрос на эти активы, с
третьей (и я считаю это обстоятельство настолько важным, что выделяю его в особый,
шестой по счёту, а по важности, быть может, первый пункт), позволяло наращивать
кредитование возрастающими темпами, выдавать уже очевидно, что не могущие быть
возвращёнными из доходов займы, оставаясь, тем не менее, в логике стимулов и форм,
адекватных нормальному кредитному хозяйствованию (поставленному, правда, в
ненормальные для него условия существования).
4
Теперь – о «третей» подпорки. Она связана с решением проблемы рисков,
отвращающих от инвестиций. Здесь обращусь к Норту. Идущий в ширь и глубь «рост
рынков сопровождался возрастанием специализации, и люди, соответственно,
обменивались накапливаемыми специальными знаниями за счёт знаний «общего»
характера. Утрата общих знаний восполнялась торговлей. Торговля выгодна человеку
лишь в том случае, когда возрастающая неопределённость, являющаяся следствием
специализации, более чем компенсировалась снижением неопределённости вследствие
разнообразия выбора».
Компенсировалось ли? На ранних стадиях развития рыночного хозяйства –
вероятно, да. Иногда. Вечевой Новгород как звено дальнеторговых контактов, в случае не
урожая на своих полях, мог рассчитывать и на зерно прибалтийских стран, и на
южнорусский хлеб. Но по мере своего развития в целостность рынок из сетевой
структуры (если он в этом виде и возникает) трансформируется таким образом, что «мир
торговли и обмена оказывается организованным в виде жёсткой иерархии,
выстраивающей в соответствующем порядке всех её участников». (Бродель). Так что
когда США отказались покупать у Чили, руководимой социалистом Альенде, медь, на
экспорте которой специализировалась эта страна, альтернативных покупателей чилийской
меди на мировом рынке как-то не обнаружилось. То ли из-за невыгодности покупки, то ли
из-за опасения поссориться с гегемоном рыночной системы и испытать на себе все
следствия этой ссоры.
Рост индивидуальной неопределённости в развивающейся рыночной системе
компенсировали изобретением и внедрением в хозяйственную практику всё более
сложных финансовых инструментов – от простых товарных денег до пресловутых CDS и
CDO. Но – тут процитирую Делягина – «США – а с ними и весь мир, так как их экономика
являлась основой мировой, - столкнулись с действием закона сохранения рисков, по
которому общая величина рисков в большой системе примерно постоянна. В результате
снижение индивидуальных рисков значимого числа элементов этой системы неминуемо
ведёт к перекладыванию рисков на более высокий уровень – и, соответственно, к
нарастанию общесистемных рисков».
А Мински полагает, что любые успехи финансового капитализма в борьбе с
циклической нестабильности развития экономики приводят не к ликвидации или
уменьшению имманентно заложенных а этой системе рисков инвестирования, но лишь к
их накоплению и перенесению их на будущие периоды до той поры, пока суммарная
тяжесть накопленных рисков не обрушит несущие конструкции всей системы.
На нынешнем уровне объёма и сложности внутреннего строения система
кредитного капитализма сделалась слишком «хрупкой», то есть неспособной к
поглощению случайных шоков. Дальнейшее усложнение инструментов снижения
индивидуальных рисков в ней сделалось для этой системы просто смертельно опасным.
Выход – либо в упрощении структуры глобальной экономики усилением в ней
командно- распорядительных функций гегемона в более простых и грубых, чем сейчас
принято, формах. Либо частичная деглобализация экономики – распад её на более
автономные друг от друга части.
Необратимому движению в сторону смертельной хрупкости кредитной системы
был дан зелёный свет, как многие считают, отменой в 1999г. закона Гласса – Стигала,
принятого в США в 1933г. для институционального разделения банковской, страховой и
биржевой деятельности.
А вообще видящие корень зла в потворстве госорганов бесконтрольному росту
рынка всё более производных от реальности финансовых инструментов и человеческой
страсти к рискованным играм с ними в надежде на счастливый случай малозатратнобыстрого обогащения – они не понимают, что без этого государственная и частная
осторожность давно бы направила «лишние» деньги в рост товарной инфляции и раньше
взрыва финансовых пузырей остановила бы экономический рост недостатком
инструментов страхования индивидуальных рисков реального бизнеса. Перечитайте
«Басню о пчёлах» Мандевиля. Она берёт проблематику подобного рода в самой её основе.
5
В нормальной кредитной экономике деньги по общему правилу умножались
покупкой ценных бумаг, и не должник командовал кредитором, а кредитор - должником.
Так когда-то было. Потом стало наоборот. Примерно с 80-х годов прошлого века, когда
США относительно внешнего мира из чистого кредитора обратились в чистого должника.
Понятно себе не в убыток. Своей экономической власти над миром не в ущерб.
По внешней видимости, на первый план выдвинулась роль США как крупнейшего
рынка сбыта, покупателя последней инстанции (buyer of last resort), по выражению Туроу.
Но при этом главной фигурой в долговых отношениях вместо кредитора стал «заёмщик
последней инстанции» (borrower of last resort). Гениально замечание Туроу, что значение
США как buyer of last resort вторично, производно от их способности быть для всего мира
borrower of last resort. Модель экономики, «сломавшейся» в 2008г., на этом основании
можно назвать инверсионно- кредитной. Да, простой народ периферии и целые
периферийные страны в ней оставались зависимыми от кредиторов. Но в руководящем
слое этой экономики, на международном уровне движения триллионнодоллоровых
товарно-денежных масс инициатива перешла от монопольно-принудительно
кредитующих к монопольно-принудительно занимающим.
Новое – хорошо забытое старое. Диктат государства-заёмщика восходит даже не к
советским госзаймам сталинской поры – к опыту Венеции 13-го века. Конечно, по
сравнению с «нормальным» кредитным хозяйством, по сути своей откровенно
ростовщическим, инверсионно-кредитная экономика – это деградация, упрощение
способа капиталистического хозяйствования. Но и альтернативный вариант отхода от
кредитной «нормы» возвращает нас также к более примитивно-капиталистическим
формам, к временам, когда Христос гонял из храма менял (заметьте – не ростовщиков!).
Возвращает к основам капитализма, который Бродель видел в монополии посредничества
между первопроизводителем и конечным потребителем товарной продукции.
Как принципат – замаскированный доминат, так инверсионно-кредитный способ
эксплуатации – замаскированное данничество, при котором роль удостоверений в
исправной уплате дани играют казначейские обязательства США. О «добровольном»
хранении своих золотых запасов якобы суверенными странами в США и говорить нечего.
В нашем мире, где общественные отношения более овеществлены, чем
персонифицированы – это полный аналог института заложничества. Соответственно – не
государственно ценных людей, а государственно ценных вещей.
Непременное условие существования международной инверсионно-кредитной
системы – стабильное превышение ценности размещаемых в зарубежье гособлигаций над
погашаемыми. Следовательно – постоянный рост внешней задолженности страныгегемона как показатель её способности материально реализовать свои претензии на
всемирное лидерство.
Неэквивалентность в торговле, когда сильный слабому продавал дорого, дёшево у
него покупая – оно давно ушло в прошлое. У инверсионно-кредитных отношений много
общего с теми, о которых говорил Маркс (в первом томе «Капитала»): «Города Малой
Азии платили Древнему Риму ежегодную денежную дань. На эти деньги Рим покупал у
них товары, и покупал по завышенным ценам. Малоазийцы надували римлян, выманивая
у своих завоевателей посредством торговли часть уплаченной им дани. И всё же в накладе
оставались малоазийцы».
Надо ли специально разъяснять, что применительно к современным условиям
вышеупомянутая дань – разность в ценности для зарубежья США купленных и
погашенных долговых расписок Дяди Сэма? Разность эта сейчас такова, что при 20%
вклада в создание мирового ВВП США потребляют около 40% его. Разумеется, вклад в
этот разрыв вносит и простой международный сеньораж долларов. Но в инверсионнокредитной системе он играет второстепенную роль сравнительно с доходом от эмиссии
ценных бумаг (в том числе, но не только гособлигаций), имеющих по форме хоть
долевую, хоть страховую, хоть лотерейную форму, а по сути – всё равно долговую.
Покупка ценных бумаг в инверсионно-кредитной экономике – это по общему правилу (а
не как исключение) – вложение средств в надувание финансовых пузырей. Отдельные
вкладчики от таких операций могут оказаться в выигрыше. Но сумма вкладов в покупку
ценных бумаг в инверсионно-кредитной норме закономерно меньше возвращаемой
вкладчикам суммы. Отсюда адекватный инверсионно-кредитному хозяйству доход можно
назвать вторично (или производно) сеньоражным. Для отличения от дохода, получаемого
посредством эмиссии денег как таковых, в их узком определении.
Кстати, и перекредитованность домохозяйств США (долг размером более чем 1,5
годовых дохода на среднее домохозяйство), дающая им возможность текущими
расходами на четверть перекрывать текущие доходы – другая форма государственной
благотворительности, имеющей своим первичным источникам ту же вторичносеньоражную дань с зарубежа. Эта форма аналогична институту раздачи денег на «хлеб и
зрелища» древнеримской бедноте. Расходы которой, наряду с тратой денег римскими
богачами и их прислугой, императорским двором, столичной бюрократией и
преторианской гвардией превращали тогдашний Рим, как лучший по объёму и ценам для
продавцов рынок всей Европы и всего Средиземноморья, в подобие нынешних США как
«покупателя последней инстанции».
В Древнем Риме по Марксу (смотри
«Формы, предшествующие
капиталистическому производству») влияние военного дела и завоеваний относится, с
одной стороны, к экономическим условиям древнеримского общества, с другой стороны –
подрывает реальную связь, на которой это общество покоится. То же относится к
инверсионно-кредитному хозяйству. Извращенный кредит, при котором государствогегемон и его домохозяйства живут за счёт перманентно наращиваемой задолженности,
причём наращиваемой под откровенно-военным давлением государства-должника на
«кредиторов», ведёт к дискредитации кредитных отношений как таковых, к замене их
прямым данничеством или возвращением к докредитному рынку. Зависимость структуры
классически античного рабовладельческого общества от постоянно прибыльных войн (а
также монополии афинян на лаврийское, римлян – на испанское серебро)
как
предпосылки поддержания дефицита внешнеторгового баланса и превышения покупных
(или силой захваченных рабов) над домарощенными аналогично зависимости нормально
кредитного хозяйства от расширения рынка, который оно организует. Инверсионнокредитный механизм живёт имитацией такого расширения путём прогрессирующего
усложнения всё более производных от реальной экономики надстроек над ней. Рано или
поздно, и тем скорее, чем быстрей идёт развитие «надстроечного» процесса, обречённых
на обрушение.
Инверсионно-кредитное хозяйство представляет собой особую форму фазы
финансовой экспансии мирэкономики «западного», ссуднопроцентного капитализма, в
волнообразном его развитии неумолимо следующего за фазой реальной (по Арриги –
«материальной») экспансии. Неэкспансионистским такой капитализм просто по природе
своей быть не может. В отличие, например, от капитализма мусульманской модели,
беспроцентного, но не бесприбыльного. Это различие касается не только
капиталистических форм. Гидродемократии и гидродеспотии Междуречья, в отличие от
своих Древнеегипетских аналогов, тоже могли жить лишь в режиме экспансии. Правда,
тут по природным, а не институциональным причинам.
Потому особенностям инверсионно-кредитного хозяйства сопутстствуют многие
черты, характерные для всякой фазы финансовой экспансии. Скажем, остановка (если не
падение) трудовых доходов в стране- гегемоне. Опора в ней финансистов всё менее на
хиреющую экономику реально-гражданского сектора, всё более на ВПК и силовые
возможности государства. Ослабление её упорядочивающей роли в мировом хозяйстве.
Рост в ней доли финансового сектора в совокупной прибыли капиталистов. (Если в
течение 1970-х эта доля в США колебалась вокруг уровня 30%, то далее она неуклонно
росла, пока не достигла в 2002г. рекордного уровня 74-х%, После тренд пошёл в обратную
сторону. К настоящему времени прибыли в экономике США делятся между реальным и
финансовым секторами примерно пополам. Не был ли тот «пик» опережающим
индикатором заката и гегемонии США, и их инверсионно-кредитной системы?)
Во всяком случае, ещё раньше, чем кончилось первое десятилетие 21-го века, все
три «подпорки» кредитного хозяйства мирэкономики, продлевавшие его существование
переводом в «инверсионную» форму бытия, исчерпали свою действенность. Я согласен с
Хазиным: нынешний кризис (который в 2008г. не «наступил», а лишь вступил в фазу
явственного углубления) – по своей проблематике есть реинкарнация кризиса начала
1970-х. Только без прежних возможностей ответа (в смысле концепции Тойнби «вызов –
ответ») на него.
Усложнение кредитных форм остановилось на предельном уровне хрупкости
системы. До частных инвесторов наконец дошло, что вложения в технологические
инновации «гражданского» применения в рамках частноприбыльной организации
общества на данном уровне развития НТП – это вложения в рост «пузырей». Прогресс же
военной техники на экономически единой планете тоже суммарной прибыли не
увеличивает – ни прямо, ни косвенно. Реальный спрос дальнейшим кредитованием
перекредитованного нарастить или даже просто сохранить на прежнем уровне старыми
методами невозможно. А новых, более перспективных форм кредитной организации
общества как-то не обнаруживается. В режиме Понци-финансирования экономика вряд ли
может устойчиво работать. По-моему, в нерасширяющейся (а куда ей теперь
расширяться?) рыночной экономике возможности процентно- кредитного способа
хозяйствования в любой его разновидности на данный момент полностью исчерпаны.
К 2008г. переток денег из финансового сектора в реально-гражданский по
кредитным каналам практически прекратился. Как констатирует Гуриев, «рынок кредита
остановился». Катасонов добавляет: « инструмент процентных ставок вышел из строя».
Что это значит? Это означает разложение и прекращение действия формы кредитного
хозяйства, давно уже облекающего собою некредитную сущность экономики. Момент,
аналогичный слому принципатных форм, под покровом которых уж давно вызрел
доминат и поиску этими формами нового (хорошо забытого старого) для себя основания.
Тогда – основания первично-общинного. Теперь – основания первичнокапиталистического.
Мировая экономика вступила в новую стадию развития.
6
Глобальный кризис кредитного миропорядка (в его инверсионной форме) и
раздоры по поводу выхода из этого кризиса после известной (лета 2011 года) истории со
Стросс- Каном ( неудача продвигаемой им идеи создания «Центробанка центробанков»
при лишении ФРС права самостийной эмиссии денег) окончательно раскололи верхушку
фининтерна на две группировки. По Девятову – Ротшильдов и Рокфеллеров. По Бадалян и
Криворотову – возглавляемых соответственно республиканской и демократической
партиями США. Собственно говоря, речь идет не столько о двух элитных группировках,
сколько о двух стратегиях сохранения власти всемирной олигархией. Разницу этих
стратегий изложу цитатой из недавней совместной статьи двух последних авторов (в
«Однако» от 24.09.2012).
Одни «нацелены на глобализацию и мировые финансовые рынки. Их очевидным
образом всё меньше интересует судьба страны ( США – В.У.), включая возможность
дефолта и судьба малообеспеченных слоёв населения. Они не возражали бы против
низведения доллара на роль одной из нескольких резервных валют, поскольку это давало
бы возможность им, как глобалистам и завсегдатаям оффшоров, наживаться на
прибыльных операциях обмена, предоставляя финансовые сервисы».
Другие «пользуются гарантированным спросом мирового рынка на облигации
США и в процессе количественного смягчения активно расширяют пул облигаций, то есть
ставят на США как на страну – мирового доминанта и на доллар как на ведущую
резервную валюту». А их противники – надо уточнить в логике этого противопоставления
– на многодержавный и многовалютный мир. Который – решусь скорректировать
позицию вышецитируемых авторов – будет деглобализированней нынешнего уже в силу
расколотости на валютно-технологически-цивилизационные блоки континентального
масштаба, более крупные и самостоятельные друг относительно друга, чем современные
государства.
Можно смотреть на эту двойственность проще, по Хазину: «Единая до того
финансовая элита явно должна делиться на две группы: одна должна сплачиваться вокруг
печатного станка, другая – создавать независимую от этого станка структуру всемирных
«менял»». Для первой «денежная эмиссия стала доминирующим способом получения
прибыли». В связи с чем «вокруг ФРС стала формироваться собственная группировка,
созданная на базе американской бюрократии, чиновников крупнейших банков и
некоторых других финансовых структур». Причём Хазин замечает, что в союзе частных
(пока) хозяев печатного станка, штампующего доллары для США, с госбюрократией этой
страны последняя уже теперь играет доминирующую роль. В перспективе, возможно, она
и вовсе передаст функцию эмиссии доллара казначейству. Ведь в сердце у ней стучит
пепел «серебряного» доллара Кеннеди. В конце концов, уже три раза она отбирала
монополию печатанья денег для США у частных организаций. Почему бы этой операции
не повториться в четвёртый раз? ФРС светит судьба тамплиеров. А инверсионнокредитной системе – перспектива перерастания в административно-командную систему
производства и распределения денег. Впрочем, последний процесс уже запущен.
Но и «менялы» из всемогущих денежных посредников между разновалютными
производителями и потребителями могут обратиться в скромный амбициями и доходами
низший слой меновой обслуги относительно мировой политико-производственной элиты
(но все же в её составе). Революция денежных менеджеров, похоже, сменяется
контрреволюцией, снижающий общественный статус «торговцев деньгами» при любом
исходе борьбы эмиссионщиков с менялами.
Нынешняя (этого года) атака партии менял, выразившаяся в демонстративном
переносе их главной операционной базы из Лондона в Гонконг (конкретно – в банк
HSBC), возможно, будет рассматриваться будущими исследователями как «точка
невозврата» в процессе заката инверсионно-кредитной модели экономики. Если не
считать такой точкой всё же 2008 г., после которого вторичный сеньораж в экономике
США стал уступать место простому, а в облике «трансформированных» кредитных
отношений всё явственней начали проступать черты государственно-централизованной
системы выпуска и движения денег.
Ещё одна дата, претендующая на звание «рубежной» в рассматриваемом процессе
– 2007 г., на который пришёлся пик покупок долгосрочных ценных бумаг США
иностранными инвесторами. Или 2006 год, когда предельная производительность
госдолга США (отношение прироста госдолга США к приросту их ВВП) впервые стала
отрицательной. Естественно при росте госдолга – дополняю, что бы кто-то не подумал,
будто в этом году госдолг США сократился при росте их ВВП.
Несмотря на афганско-иракские успехи США в поддержке их доллара в ролях
соответственно всемирной нарко- и энерго- вылюты, в течение первого десятилетия 21-го
века доля доллара в составе официальных золотовалютных резервов центробанков мира
упала с 71,5% до 61,3%. Сократилась за это время на 5% и доля доллара ФРС в
международных расчётах. Тенденция, однако. Конца которой не видно.
7
Раскол фининтерна – очень вероятно, что временный – выгоден для России,
поскольку для обеих из конфликтующих сторон она, во-первых, не страшна как соперник
в борьбе за глобальное первенство, во-вторых полезна как союзник, в-третьих, её развал
грозит для обоих враждующих кланов чрезмерным, с их точки зрения, усилением
китайского и континентальньо-европейского (чем дальше, тем больше германоцентричного) полюсов богатства и силы. «Потолок» для России, до которого ей - при
удаче - ещё расти и расти (он же – «пол» для США, которым до него еще падать и падать)
– это региональная держава, один из пяти – восьми центров многополярного мира.
Чтобы использовать открывшееся «окно возможностей», Россия соединенными
усилиями народа и здоровой части своей элиты должна раздавить, социально уничтожить
мародёрски-компрадорскую материальными интересами, чуждую нашей цивилизации
духовными ориентирами пятую колонну бизнес-бюрократии, представляющую собой
мощную и влиятельную часть правящего класса России со времён развала СССР.
Разгромить эту пятую колонну надо быстро и решительно. Сейчас – самоё время.
Вчера ещё было рано. Завтра может быть поздно. Момент теперь наиболее удачный ещё и
потому, что задравшимся между собой элитам Запада их былые прислужники в России со
своими претензиями на место в западном истеблишменте и разорительноразрушительными в отношении собственной страны манерами стали, мягко говоря,
обременительны, ненужны и даже в чём-то вредны относительно реализации ближайших
целей этих элит.
Предавать своих помощников и союзников Западу не впервой. Но главную нашу
работу за нас он не сделает. Интервенции во имя укрепления Российского барьера между
зонами влияния Китая и Германии ни Ротшильды со слонами, ни Рокфеллеры с ослами
нам не устроят. Надежды на это у меня нет никакой.
Откуда презумпция наличия в рядах российского правящего класса вменяемого
патриотического ядра? Отвечу словами писателя Павла Санаева, рассуждающего о
расколе в когорте российских «управленцев». (АиФ, №44 за 2012г.) «Часть хочет попрежнему добывать здесь и складывать там, а часть начинает понимать, что без
собственной страны с мощной армией и накормленным, а потому лояльным населением
любые кпиталы могут запросто «отжать», как «отжали» у Мубарака и Каддафи». В
недавнем прошлом – больших друзей Запада.
8
Общий итог. В 1980-е годы простое кредитное хозяйство Запада перешло в
инверсионно-кредитную форму. Около 2008г. эта форма стала, в свою очередь,
нежизнеспособной и вывела мировую историю на развилку: перерастание США из
гегемона мирэкономики в метрополию всемирной миримперии (утверждающую своё
миримперство пока что экспортом хаоса во внешний мир и усиливающимся конфликтам
финансовой элиты США с военно-политической) или раскол мира на валютнотехнологические зоны континентального масштаба, цивилизационно целостные,
взаимодействие которых обслуживаеится финансистами-менялами. В этой развилке у
России есть шанс подняться до значения центра одной из пяти – восьми вышеупомянутых
зон. Сохранить суверенитет в своих нынешних границах влияния у России никак не
получится.
Список литературы:
1. Арриги, Д. Долгий двадцатый век: Деньги, власть и истоки нашего времени. – Пер. с
англ. А. Смирнова и Н. Эдельмана.—М.: Издательский дом «Территория будущего»,
2006. – 472 c.: ил. – ISBN 5-91129-019-7.
2. Бродель, Ф. Динамика капитализма. – Ф. Бродель. – Смоленск: Изд. «Полиграмма»,
1993. – 128 с.: ил. – ISBN 5-87264-010-2.
3. Делягин, М. Кризис человечества. Выживет ли Россия в нерусской смуте? – М.:
Издательство «Астрель», 2010. – 416 с.: ил. – ISBN 978-5-271-28567-7.
4. Норт, Д. Понимание процесса экономических изменений. – Пер. с англ. К.Мартынова,
Н. Эндельмана; Гос. ун-т – Высшая школа экономики. – М.: Изд. дом ГУ-ВШЭ, 2010.
– 256 с.: ил. ISBN 978-5-7598-0754-4
5. Розмаинский, И. Макроэкономика: введение в теорию финансовой хрупкости.
История кейнсианской макроэкономики. СПб., "Юстас", 2006.
6. Хазин М. Теория кризиса // Доклад на конференции в г.Модена, Италия, 9 июля 2008
г. [Электронный ресурс]. URL: www.twirpx.com/file/427534/
7. Thurow L. Fortune Favors the Bold. What We Must Do to Build a New and Lasting Global
Prosperity. New York, Harper Business, 2003.