1 Значение теоретического наследия Д. Рикардо: П. Сраффа, российская аналитическая традиция и их синтетическое восприятие Содержательную основу настоящего однотомного издания составляет текст первых трех томов избранных трудов Д. Рикардо, подготовленный коллективом ученых под редакцией М.Н. Смит1 (Т. I-V. М.: Госполитиздат, 1955-1961); все три первых тома вышли в 1955 г., причем издание тт. I-II, содержащих «Начала политической экономии и налогового обложения» и «Статьи и речи о денежном обращении и банках» соответственно, «было начато [еще] накануне Отечественной войны» и увидело свет в 1941 г. В 1955 г. был подготовлен к печати новый т. III «Статьи по аграрному вопросу и критические замечания к книге Мальтуса» (перевод с англ. был сверен и подготовлен к изданию А.Е. Аничковой), а первые два тома «ввиду библиографической редкости» вышли вторым изданием. Второе издание, однако, не было копией первого; коллективом редакции был учтен опыт десятитомного издания Кембриджского университета 1951-1955 гг. Об этом красноречиво свидетельствуют многочисленные примечания к тексту, которые в настоящем издании были вновь сверены с оригиналом, в ряде мест поправлены и дополнены, также помечены звездочками и унифицированы2; и, кроме того, - добавленное «Приложение к главе первой [«Начал»]», отражающее «особый метод» передачи ее содержания 3. В тексте «Начал» слова и предложения, вставленные или исключенные в I и II изданиях, сохранены как и в издании 1955 г., в квадратных скобках; в тексте «Примечаний к книге Мальтуса», к которому в настоящем издании присоединен ряд известных избранных писем Д. Рикардо к Т. Мальтусу (т. V), максимально сокращены примечания отечественной редакции: часть из них помещена непосредственно в текст в квадратных скобках, часть исключена, часть оставлена в сносках редактора. Уточняющие слова «Прим. англ. ред.», вследствие принятой унификации, опущены. Теперь, по прошествии времени мы знаем, что последний, одиннадцатый том "Works and Correspondence of David Ricardo", содержащий полный "Общий Индекс", вышел в свет в 1973 г., а за словами "кембриджское издание", равно как и за примечаниями к тексту и эпистолярному наследию Д. Рикардо скрывалась фигура одного из самых значительных и в Т. IV. Парламентские речи (с предисловием М.Н. Смит). 1958; т. V. Письма к экономистам. 1961. О роли Д.Б. Рязанова в отечественных изданиях трудов Рикардо см. далее. Данное издание не содержит следующих работ Рикардо из II и III тт., обычно – со времени издания МакКуллоха 1846 г. - входящих в корпус его сочинений: «О покровительстве земледелию» (т. III); «Предложения в пользу экономного и устойчивого денежного обращения», «Ответ на практические замечания г-на Бозанкета по поводу доклада комитета о слитках» (т. II); а также - «Три письма о цене золота в редакцию «The Morning Chronicle», «Речь по поводу предложения г-на Уэстерна» (т. II). Включен, однако, «Доклад комитета [британского парламента] о высокой цене золотых слитков (1810). 2 Сноски, нумерованные цифрами, принадлежат Д. Рикардо; ссылки на «Богатство народов» А. Смита даются по изданию настоящей книжной серии. 3 Sraffa P. Introduction // The Works and Correspondence of David Ricardo. Ed. by Piero Sraffa with the collab. of Maurice H. Dobb. 11 vols. Cambridge: Cambridge University Press, 1951-1973. Vol. I. 1951. P. LX. 1 2 то же время неординарных экономистов XX века П. Сраффы (1898-1983). Значение его идей проявилось после публикации в 1960 г. в Кембридже своего «opus magmum»: «Производство товаров посредством товаров. Прелюдия к критике экономической теории», и особенно после инициированных этим произведением масштабных дискуссий4. Настоящее издание трудов Д. Рикардо, если оно претендует на дальнейшее осмысление идей человека, произведения которого публикуются, и не хочет затеряться среди n предыдущих изданий подобного рода, не может пройти мимо этих двух обстоятельств: 1) факта наличия полного собрания сочинений одного из классиков политической экономии на родном для него языке5, 2) и того обстоятельства, что изданием большую часть своей жизни занимался не просто талантливый комментатор и популяризатор учения Рикардо, а мыслитель, который своей собственной теорией вдохнул в классическое наследие новую жизнь и который, по многочисленным оценкам, является теоретиком, по своему масштабу сравнимым с К. Марксом6. Учиться, как говорят, никогда не поздно; и первым побуждением мог бы быть буквальный перевод кембриджского издания на русский язык. Такой шаг, однако, не может не заставить российскую общественную мысль задуматься, и не только над вопросом, по силам ли ей теперь такое воспроизведение, но и – что оно даст и что может дать? Ответ, если он только не однозначно отрицательный, может быть примерно таким: подобному изданию у нас в России не может не мешать некоторая «чужеродность» на нашей почве рикардианского наследия, практически не находившего своего места в традиции российской экономической мысли (по сравнению с К. Марксом). В этой связи, важным шагом было бы установление причин этой "чужеродности" и поиск пути преодоления ее. Второе обстоятельство, связанное с именем Сраффы, имеет в отношении к настоящему изданию два аспекта: а) его собственная интерпретация наследия Д. Рикардо, в концентрированном виде выраженная в "Предисловии" к изданию «Начал» (1951), и б) роль этого "Предисловия" как этапной работы в создании «Производства товаров», произведения, возвестившего о новом направлении экономической мысли7; это представляется важным не только для понимания сделанного Сраффой, но и для развития отечественной традиции. 1. Дискуссии «двух Кембриджей» по проблеме капитала, затронувшей устои неоклассической теории и особенно интенсивной в 1960-х гг. 2. Менее известной у нас – по причинам, непосредственно связанным с марксизмом, - дискуссии о возрождении классической политико-экономической традиции. 5 В 1961 г. за этот «шедевр академического издания» Сраффа был награжден медалью Шведской Королевской Академии наук («Sodeström Medal»). 6 См., напр. из классических работ на эту тему: Steedman I. Marx after Sraffa. L., 1977. 7 У нас его именуют неорикардианством (neoricardianism), или одной из разновидностей посткейнсианства (post-Keynesian economics), но это слишком абстрактные названия, зачастую приводящие к ошибочным представлениям; точнее: post-Sraffian school. 4 3 Что касается "Предисловия", то теперь оно переведено на русский язык и, по любезному одобрению распорядителя сраффианского литературного наследия П. Гареньяни, впервые публикуется в настоящем издании; таким образом, все три основные работы Сраффы, получившие мировую известность8, имеются в русскоязычном переводе и доступны нашему читателю. С другой стороны, назревший вопрос о судьбе программы «возвращения к классике» тесно связан – и не только у нас, но у нас особенно - с именем К. Маркса и судьбой его учения. И здесь после 1955 г. произошло еще одно событие, для восприятия которого в мысли пока не созрел человек подобного масштаба, но которое едва ли можно игнорировать; мы говорим о произошедшем на территории нашей страны (и распространении этого на другие части мира) в последнем десятилетии прошлого века. Марксизм как идеология перестал играть свою руководящую роль в человеческой истории; но: произошла ли отвечающая духу времени столь же радикальная трансформация марксизма в теории? За некоторыми исключениями, нет; и не потому, что теория осталась верной себе и не подверженной идеологии, а потому, что сама она куда-то незаметно исчезла; и вот на переломе эпох вместо теоретического отношения к марксизму уже со стороны, отношения, предполагающего созерцание Маркса в себе, а не себя в нем, т.е., в конечном счете – критическое самосознание или отрицание догматизма, мы видим нечто вроде либеральной апологии Маркса9. Признание того, что реальность изменилась, и Маркс для нас уже не тот, что раньше, должно, наконец, произойти, но не таким образом. За Марксом стоит Рикардо; и изменившееся отношение к Марксу означает в то же время и изменение отношения к Рикардо и его наследию. (Этого изменения не видят только те, для кого Маркс тождествен всей классической экономии.) Для отражения ситуации 1990-х гг. в отношении связки «Рикардо-Маркс» в нашей традиции - после издания трудов Д. Рикардо 1955 г.10 - применим кантовскую мысль из предисловия ко второму изданию «Критики чистого разума»: "мне пришлось ограничить знание, чтобы освободить место вере". Третья статья «Законы доходности в условиях конкуренции» (англ. версия 1926 г.) вместе с «Производством товаров» были уже опубликованы: Сраффа П. Производство товаров посредством товаров. Прелюдия к критике экономической теории. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 1999. В этом издании содержится и «Комментарий» Сраффы (1962) к «Производству товаров». 9 См. полемику в «Вопросах экономики» (2004) и обобщающий «круглый стол» (2005. № 1). 10 Строго говоря, было еще одно издание работ Рикардо, вполне в духе времени; оно содержало всего шесть первых глав «Начал» и публиковалось под эгидой «вхождения в рынок». Рассмотренное же с точки зрения возврата к классике в трудных условиях (а не с позиций скрупулезного и требовательного академизма) оно должно быть признано новаторской попыткой. См.: Антология экономической классики: В. Петти, А. Смит, Д. Рикардо/ Сост. И.А. Столяров. М.: Эконов-Ключ, 1993. Т. 1. 8 4 Действительно, одна часть отрицания была осуществлена без вмешательства ученых: все связанное с Марксом, в том числе и вся политико-экономическая традиция в целом была отринута; несложно увидеть и понять, чем она была заменена и на каких, по преимуществу, основаниях. Однако, вторая часть отрицания, положительная, которая является основой синтеза и движения вперед, находится, ведь, в наших силах; в данном случае речь идет о выведении Рикардо из "тени" Маркса. Не о том поверхностном выведении, которое de facto уже произошло, и не в науке, а в идеологии, руководящейся, как сменой масок, некритическим отрицанием одного и столь же некритическим утверждением другого (сюда могут быть добавлены многочисленные, идущие еще от Маршалла, неоклассические трактовки Рикардо); а об упомянутом выше двустороннем движении в связке «РикардоМаркс». В историческом времени мы далеко отстоим и от Маркса, и от Рикардо; но это не исключает, а наоборот, делает более осмысленным два типа движения: от Рикардо к Марксу и от Маркса к Рикардо. За первым типом стоит традиция политической экономии, предполагающая поступательное движение от Петти и Кантильона к Кенэ, далее к Смиту и т.д.; но тогда если нет второго, возвратного движения, возникает соблазн трактовать признанного последним представителя традиции как ее окончательную вершину и впасть в догматизм, измеряя все прошедшее раз взятой меркой. И действительно, отечественная традиция, связанная с интерпретацией классики (а сегодня - и не только классики), по большей части демонстрирует именно такой детерминизм: как бы ни был Рикардо прогрессивен и гениален, все равно его удел – недопонимать, недооценивать, выражать не наши интересы… В таком случае Маркс становится субъектом, Рикардо – объектом; а путь от Рикардо к Марксу представляется таким, который, по-видимому, проложил сам Маркс11. Однако, и в этом случае путь от Маркса к Рикардо, конечно, не был закрыт (им шли и идут критические марксисты); но чем продуктивнее он был в научном отношении, тем сложнее в идеологическом, т.к. вел к уравнению двух чаш весов, признавая самостоятельность взглядов Рикардо и еретизм в отношении Маркса. С внешним упразднением идеологической компоненты, равно как и с приходом маржинализма в 1990-е гг., добавившим безразличия к классической экономии, на весах установилось внешнее равновесие. Но вместе с оптимумом наступил и мертвящий покой; ненужными в конечном Это ни в коем случае не умаляет мощной традиции воспроизводства, ключевым представителем которой был Маркс; но если взглянуть, например, на работы В. Леонтьева по отечественному балансу 1923-24 гг., принципу кругооборота (1925-1928) и экономической теории Маркса (1938), то видно, что уже в них он выходит за пределы односторонней трактовки Маркса как непревзойденной вершины. То же относится к многочисленным идеям отечественных экономистов 1910-1920-х гг., поднявшихся на уровень мировой науки: Г.А. Фельдмана, А.В. Чаянова, Н.Д. Кондратьева, В.А. Базарова и др., в частности, А.А. Богданова в «Тектологии». 11 5 счете оказались ни традиция - в первую очередь - советской экономической мысли, ни люди, ею занимавшиеся и в ней живущие. Добавим возвратное движение, от Маркса к Рикардо; пусть оно будет одновременным с встречным традиционным движением от Рикардо к Марксу. Что приобретет последнее по сравнению с тем, что было раньше? Оно будет означать, во-первых, утрату за Марксом единственной точки отсчета в классической экономии и происходить при данном условии; предполагать, во-вторых, прозрачность, т.е. правдивость и оправданность движения от Маркса к Рикардо, ибо то потеряет в этом движении (в самом себе) свою именно марксистскую специфику и поможет по-новому открыть Рикардо и еще, может быть, стоящих за ним; и, в-третьих, собственный путь от Рикардо к Марксу становится неоднозначным и допускает кроме варианта окончательного решения всех вопросов (в учении Маркса) еще ряд тупиков, окольных путей, а зачастую еще и альтернативные решения тех же самых проблем12. Такой подход направлен на освобождение от деления apriori на предысторию (прошлое) и действительную историю, прочно восседающего в современном предубежденном уме и уничтожающего таким образом вообще всякую историю, кроме той, которая еще в памяти; он рассматривает историю не как «мертвую собаку», не как шлейф или бремя, годное для того, чтобы тащить его за собой, а при случае избавиться и вздохнуть, наконец, свободно. Он мыслит ее как пространство, которое, коль скоро в нем происходит драматическая борьба живых идей, делает возможным и криволинейное движение, поначалу, правда, не имевшееся в виду; это самопроизвольное отклонение атома, тем не менее, происходит, как выясняется, по внутренней логике и по принципам, по которым хранилище свободной мысли можно отличить от мечтательного мира, остающегося в вакууме. История, распространяясь на времена после Маркса, ближе к нам13, являет, по крайней мере, два примера, когда указанный «рикардианский» подход был реализован и доведен до уровня теории (В.К. Дмитриев и П. Сраффа); но особый интерес для нас представляет здесь форма и условия выполнения пп. 1-3. При ближайшем рассмотрении оказывается, что решение данной задачи, особенно в виде поиска промежуточных звеньев между этими крайними точками, вовлекает в фокус нашего внимания другие имена и вырастает в целую традицию. Преобладание среди них авторов российского происхождения Ни один из трех моментов не затрагивает того отношения к Марксу, которое характеризует его как единственного; но в таком случае стирается граница между наукой и религией, и мыслительная история после Маркса, по существу, заканчивается, т.к. сам он вытесняется из нее. Остается эмпирическая история; но может ли она идти вразрез с материалистическим пониманием истории? (Ср. Гегель Г.В.Ф. Философия религии. Т. 2. М., 1977. С. 333.) 13 Два движения между мыслителями, отстоящими от нас в историческом времени, образуют в данном случае одно, но уже свободное от односторонности; и критерием правильности его является история, а не идеология (коль скоро наше движение к ним также есть историческое, а не идеологическое движение). 12 6 указывает на тот самый «пантеон, который сделал бы честь любой экономической мысли, если бы такой пантеон существовал»14. Первый и очень важный шаг в этой традиции, сделал, как представляется, М.И. ТуганБарановский, который, во-первых, в 1890 г. выдвинул идею общей синтетической экономической теории15; он мыслил ее в форме «органического синтеза трудовой теории ценности и теории предельной полезности» и, после анализа теории ценности австрийской школы, с которой знакомил российскую общественность, сделал общий вывод о том, что «теория предельной полезности не только не составляет опровержения взглядов Рикардо или Карла Маркса, но наоборот, эта теория, правильно понятая, составляет неожиданное подтверждение учения о ценности названных экономистов» (с. 228), и что «всякая теория ценности, которая не будет принимать в расчет этих обоих элементов, непременно окажется односторонней» (с. 215). Учитывая имевший место факт маржиналистской революции 1871-74 гг., можно сказать, что так им были выполнены пп. 1-2: в целях построения новой и адекватной теории он возвращается к классическому наследию, не делая пока различия между Рикардо и Марксом, но, как видно, изначально не считая Маркса вершиной, а, по его же собственным словам, «отыскивая свой собственный путь». Во-вторых, в своих «Периодических промышленных кризисах» (1894) он дал развитие марксовых схем общественного воспроизводства и строго на этой основе (об этом часто забывают!) создал собственную теорию кризисов16. При реализации п. 3, означающего положительный момент - конструирование теории, важно заметить следующее: он усматривает противоречие между II (схемами общественного воспроизводства) и III (теорией рынка) томами «Капитала» Маркса, так что "его знаменитые схемы остались без своего логического завершения, как бы совершенно инородным телом в стройной системе марксизма" (с. 250); не возвращается к Рикардо как к последователю теории рынка Сэя (считавшего, что «общественный спрос создается самим предложением, производство само создает себе рынок»17, с. 227), а вершиной после исторического обзора, в конечном счете, все Курц Х., Сальвадори Н. Теория производства: долгосрочный анализ. М., 2004. «Вклад ученых русского происхождения в развитие этой теории [производства как кругооборота и прибавочного продукта] основывается на критике исследований Маркса» (там же, с. 431). Но и без этого утверждения: если мы общетеоретически признаем Маркса не единственным, а одним из классиков («ограничим знание»), а также откажемся от безальтернативного пути от Рикардо к Марксу («освободим место вере»), то на этом пути отечественную мысль должно ждать сильное обогащение, - как вследствие возвращенных имен, так и вследствие снятия «чужеродности» с наследия Д. Рикардо. 15 Туган-Барановский М.И. Учение о предельной полезности хозяйственных благ как причине их ценности// Юридический вестник. СПб., 1890. Т. 6. Кн. 2. №10. 16 Туган-Барановский М.И. Периодические промышленные кризисы. М., 1997 [1894]. 17 В критике этого положения можно усмотреть недовольство пассивной стороной спроса, что находится в строгом соответствии с принципом «органического синтеза». Вместе с тем, примечателен интерес ТуганБаарановского к изданию писем Рикардо к Мальтусу (Letters of David Ricardo to Thomas Malthus. Oxford, 1887) 14 7 равно считает «господствующую точку зрения» Маркса-Энгельса (с. 241); но, как предполагается, он преодолевает последнюю своей теорией кризисов, обосновывающей периодичность, а не фатальность их появления при капитализме, уточняя учение Маркса и навлекая на себя критику со стороны ортодоксально мыслящих марксистов (К. Каутский, Г. Кунов, К. Шмидт, Р. Люксембург). Кроме того, часть п. 3 содержалась в уже упомянутой статье 1890 г., где он дал свой вариант разрешения проблемы «синтеза», позже повторяемый им в различных учебных пособиях, а также доведенный до утонченной математической обработки Н.А. Столяровым (1902) и, с менее формальной точки зрения, Вл. Гиршфельдом (1909)18. Следующий наш экономист с мировым именем, В.К. Дмитриев увидел, что в идее «органического синтеза» намечается «…целая программа построения законченной теории ценности (на реалистичной основе), в которой должны были найти себе место обе теории, как вполне законные, взаимно дополняющие друг друга части, являющиеся результатами изучения одного и того же явления ценности с различных точек зрения»19. На этом сходство с М.И. Туган-Барановским заканчивается. Дмитриев ни в одном моменте не принял реализацию им п. 3: а) предложенный М.И. вариант «синтеза» не удовлетворил Дмитриева «ни со стороны формы, ни со стороны содержания»20, причем в «Экономических очерках» критикуется как математический способ достижения результата, так и принцип исследования («…совершенно справедливо восставая против возражения на трудовую теорию ценности, делаемого Визером, [он] говорит…» о переходе к Марксу для защиты этой теории, с. 59-60); а позже, в рецензии на «Основы политической экономии» – и содержательная основа такого «синтеза»: формула ТуганБарановского не дает и не может дать синтеза субъективной и объективной теории ценности, т.к. имеет в своей основе субъективную теорию исключительно для изолированного, натурального хозяйства21; б) оспаривается гордость Туган-Барановского и венец его при оценке теории рынка последнего (с. 236), и характеристика «полной победы Рикардо»; это говорит о серьезном отношении М.И. к наследию Рикардо несмотря на установленную несколькими страницами прежде ошибочность его теории. 18 Еще одна часть п. 3 содержалась в построении М.И. своего варианта теории социализма, через синтез учения Маркса с категорическим императивом И. Канта; можно также выделить части, связанные с учением о кооперации (1916) и конъюнктурной теорией денег (1917), но все они находятся за рамками данной работы. 19 Дмитриев В.К. А.А. Мануйлов. Понятие ценности по учению экономистов классической школы [Рец. на кн.]// Русское экономическое обозрение. 1901. №7. С. 142. 20 Дмитриев В.К. Экономические очерки. М., 2001 [1904]. С. 60. В дальнейшем, если ссылки на работы Дмитриева и на работы о нем даются путем простого указания страниц, то это страницы издания 2001 г. 21 Дмитриев В.К. Новый русский трактат по теории политической экономии (М.И. Туган-Барановский. Основы политической экономии. СПб., 1909) [Рец. на кн.] // Русская мысль. 1909. № 11. С. 118-119. Дмитриев считал, что возможность синтеза открывается только в случае если субъективная теория будет субъективной теорией меновой ценности. Значение же формулы Туган-Барановского, по его мнению, ограничивалось только объяснением закона о наилучшем экономическом использовании трудового запаса, который предоставляет изолированное хозяйство, и является ничем иным, как повторением законов Госсена. Причем, по-видимому, он считал в т.ч. и этот аргумент настолько важным, что счел необходимым опубликовать рецензию именно в 8 творческой мысли в эти годы – его теория кризисов; Дмитриевым закладываются основы для «построения правильной теории промышленных кризисов» (с. 234), которая должна базироваться на «правильной теории конкуренции в связи с учением об издержках производства, как о конечном регуляторе ценности» и значительно осложняется влиянием денежного обращения (с. 242)22; в) раскритикованная Туган-Барановским вслед за Марксом «догма Смита» как «первое учение о капитале»23 полагается Дмитриевым в основу своего исследования, а об «Экономической таблице» Ф. Кенэ, представляющей, по оценке этой традиции, «подлинно научный метод народнохозяйственных явлений», он даже не упоминает, ни в очерке I, ни в «историческом» очерке III; г) существование в схемах Маркса первого подразделения, производящего постоянный капитал, по мнению Дмитриева, «лишает решение вопроса необходимой общности» (с. 59-60)24. Теперь дорога для пп. 1-2 была расчищена; и Дмитриев более решительно, чем ТуганБарановский, реализует их. Вот его формула: «Падение трудовой теории [Маркса] делало почти неизбежным принятие «субъективной» теории ценности, становившейся в таком случае необходимым дополнением теории издержек производства (в Рикардовском смысле), к которой естественно возвращалась теоретическая экономия, отказавшись от признания исключительного значения за одним из факторов производства» ([1908], с. 477). «Падение» теории Маркса означает выполнение п. 1; в связанном с ним п. 2 реализуется основная черта дмитриевского подхода – обращение к классической «Русской мысли», а не в «Критическом обозрении» (ср. рецензию Н.Н. Шапошникова. 1909. Вып. V. С. 48-53), где публиковался в эти годы. В.Я. Железнов отмечал, что «желание синтеза было очень сильно в русской литературе», однако «легкое разрешение противоречия между теорией предельной полезности и теорией объективной меновой ценности» М.И. Туган-Барановским не встретило в ней сочувствия» (Железнов В.Я. Россия / Русские историки экономической мысли России: В.В. Святловский, М.И. Туган-Барановский, В.Я. Железнов. Под ред. М.Г. Покидченко, Е.Н. Калмычковой. М., 2003 [Wien, 1927]. С. 285). 22 Расположение этой критики в конце II очерка (гл. VII) объясняется тем, что доказательство зависимости цены любой из трех категорий товаров от условий спроса было уже завершено (с. 194), а в предполагаемой теории кризисов важное место должен был бы занять факт «постепенного устранения торговца-посредника, неизбежно стоящего между производителем продукта и его потребителем» (с. 241-242). Роль посредника в ценообразовании могла быть истолкована как аналогичная роли товара рабочая сила в марксовой теории прибавочной стоимости. Ср.: «…в промышленности, где продовольствие и сырье должны быть куплены в сельском хозяйстве, прибавочный продукт может возникнуть только как результат реализации продукта» (Сраффа П. Производство товаров посредством товаров. М., 1999. Прил. D, §1, с. 134-135). 23 Он назвал ее «любопытным образчиком наивного софизма» и затем дал ей сокрушительную оценку: «всего более удивительно то, что нелепость рассуждения Смита вплоть до настоящего времени совершенно не сознается экономистами, которые, как и Смит, продолжают утверждать, что средства производства не являются составной частью общественного продукта…» (Туган-Барановский М.И. Периодические промышленные кризисы. С. 228). 24 На этом основании его не должна была устроить марксова теория ценности из I тома «Капитала»; поэтому он также возражал против противоречия, усмотренного Туган-Барановским у Маркса (см. у него п. 3 выше), и должен был скорее склоняться к противоречию между I и III томами, будучи, конечно, «против скороспелых и непродуманных попыток дать… разрешение противоречия между трудовой теорией ценности и законом уравнения прибыли, которыми пестрят наши журналы конца прошлого и начала нынешнего века» ([1908], с. 480). См. далее п. 1. 9 политической экономии домарксового периода25. Намечен и переход к п. 3: это теория издержек производства «Смито-Рикардовского направления» ([1908], с. 474), которая признается первичной по отношению к своему «необходимому дополнению» - маржиналистской теории, «самому крупному по своим размерам и последствиям течению европейской экономической мысли…, перекинувшемуся за океан в Новый Свет, и там, как и в Старом Свете, нашедшему себе последователей среди наиболее выдающихся экономистовтеоретиков» ([1908], с. 476). Теперь речь идет уже не о «догме», а о «положении Смита» (с. 57), которое оказывается определенным способом прочтения классического наследия и демонстрирует сознательный выбор ученого в пользу той традиции, на базе которой будет проводиться исследование (что имеет значение для противопоставления альтернативному методу «Экономической таблицы»). Реализация этого метода находится в тексте первого очерка (1898), русской «классики экономической литературы» ([1974], с. 507), которая также публикуется в приложении в настоящем издании. Два взаимосвязанных дмитриевских шага обусловили развитие теории издержек производства: во-первых, выражение ценности как суммы затрат, делаемых капиталистомпроизводителем (с. 52), было изначально сведено к проблеме определения цен или меновых ценностей; и, во-вторых, I глава «Начал» Рикардо была последовательно истолкована как теория издержек производства. Скрепляющим моментом стал математический метод, новаторским образом примененный в русской литературе Дмитриевым в качестве «приема доказательства положений теоретической экономии» ([1908], с. 484). Первый шаг выражал стремление освободить теорию от внутренней противоречивости, от пресловутой «тавтологии цен»; к тому времени она имела на Западе традицию, более значительную и богатую, чем собственно трудовая теория (в марксовом варианте), и находилась в центре споров крупнейших представителей экономической науки после Д. Рикардо. Помимо Дж.С. Милля, способствовавшего разложению рикардианской школы и весьма распространенного в России26, ее – практически «сданную в архив» критиковали (не считая исторической школы) три главных теоретических направления. Синтез теории и истории можно наблюдать на примере всех трех очерков, но особенно ярко – первого и третьего: исторический генезис проблемы является одновременно и путем теоретического разрешения ее. 26 «Особенно видную роль… сыграли у нас «Основания политической экономии» Дж.С. Милля; именно эта работа, исполненная неточностей и логических противоречий, сделалась у нас главным первоначальным проводником теории ценности Рикардо и вообще классической школы» (Дмитриев В.К. Экономические очерки. С. 475). Сам Милль писал: «Поскольку категория издержек производства… нам не подходит, мы должны обратиться к закону стоимости, предшествующему закону издержек производства и более фундаментальному, закону спроса и предложения» (Милль Дж.С. Основы политической экономии. М., 1980. Т. II. С. 330). 25 10 Маркс считал, что в этом случае «цена труда определяет самое себя» и упрекал теорию за то, что она не дает никакого объяснения ценам27, представляя собой circulus vitiosus, из которого нет выхода28. В этом же духе критиковала теорию австрийская школа, гордая и самобытная ветвь маржинализма: Э. Бем-Баверк указывал на то, что здесь цены определяются через цены, т.е. налицо логическая ошибка idem per idem29; этот же упрек еще раньше выдвигался им при рассмотрении вопроса об определении уровня прибыли в теории Д. Рикардо30. (Дмитриев в этой связи говорит также и об аналогичных «общих упреках» Тюнена, а в нашей традиции – В.Ф. Залесского [1896] (с. 66.) Математическая школа маржинализма подвергала теорию критике с формальной стороны, через формулу P S J F 31; по мнению Вальраса, британская школа экономии уходит от решения проблемы определения цены, т.к. определяет P через J, а J в то же время через P32. У.С. Джевонс критиковал теорию издержек производства в качестве метода определения цен с позиций своей известной цепочки: «Издержки производства определяют запас. Запас определяет предельную полезность. Предельная полезность определяет ценность»33. Издержки производства приравнивались им к трудовым затратам, рассматриваемым с субъективной стороны, как ощущения усталости (ch. V); но количество труда и интенсивность трудовых затрат взаимно зависят от предельной полезности получаемых товаров. Поэтому объективность теории издержек производства в определении цен, по его мнению, исчезает в принципе34. «Не остается ничего другого, как определить необходимую цену труда необходимыми жизненными средствами рабочего. Но эти жизненные средства – товары, имеющие цену. Следовательно, цена труда определяется ценой необходимых жизненных средств, а цена жизненных средств, как и всех других товаров, определяется в первую очередь ценою труда. Следовательно, цена труда, определяемая ценою жизненных средств, определяется ценою труда. Цена труда определяет самое себя» (Маркс К. Избранные произведения. М., 1955. Т. III. С. 878). 28 Позже Блюмин повторит критику построений Дмитриева в марксистском духе: теория издержек производства не дает никакого объяснения ценам, поскольку «основание ценности сохраняет ценностный характер, и, следовательно, одна ценность выводится из другой» (Блюмин И.Г. Субъективная школа в политической экономии. Т. 1. М., 1962 [1928]. С. 535). 29 Böhm-Bawerk E. von. Kapital und Kapitalzins. Bd. II. Positive Theorie des Kapitales. Innsbruck, 1889. S. 312 ff. 30 Böhm-Bawerk E. von. Ibid. Bd. I. Geschichte und Kritik der Kapitalzins Theorien. Innsbruck, 1884. S. 101-111. 31 Где P – цена товара, S – ставка заработной платы, J – процент на капитал, равный всей прибыли, F – рента; S, по мнению Вальраса, можно определить самостоятельно из теории заработной платы, которая у классиков имелась; F по теории Рикардо равна нулю, если говорить о процессе образования цены. 32 Walras L. Eléments d’Économie politique pure. Lausanne, 1874. P. 362-363. Более того, Вальрас заявляет, что «возражения против теории издержек производства… усиливаются независимо от нашего отношения к способу, которым английская школа исключает ренту еще до того, как приступает к определению заработной платы» (p. 363). 33 Jevons W.S. The Theory of Political Economy. L., 1924 [1871]. P. 165. 34 На эту взаимозависимость трудовых затрат и предельной полезности указал Э. Бем-Баверк. «И на вопрос, какие факторы определили здесь ценность продукта, нужно указать на два вполне равноправных фактора – «utility» и «disutility»: полезность блага и тягость работы» (Böhm-Bawerk E. von. The Ultimate Standard of Value // Annals of the American Academy of Political and Social Science. 1894. Vol 5. P. 200. Transl. by C.W. Macfarlane.) О такой критической позиции Джевонса упоминает и Блюмин, делая замечание, что Джевонс вместе с Вальрасом «совершенно верно отметили один существенный недостаток в теории издержек производства, 27 11 В итоге, А. Маршалл в своих «Принципах» определенно поддержал возражения Вальраса против этой теории35; подчеркивая в разных местах свою лояльность Рикардо (т. II, с. 202 и др.), в то же время в приложении I «Теория ценности Рикардо» он отмечал, что «принцип теории издержек производства и принцип «конечной полезности»… являются составными частями одного всеобщего закона спроса и предложения» (т. III, с. 282)36. Суть возражений Вальраса-Джевонса-Маршалла также сводилась, таким образом, к критике рикардианской теории прибыли в связи с проблемой цены. Ответ Дмитриева Марксу и австрийской школе заключался в использовании математического метода; уже в самом начале очерка I (с. 57-59) им была составлена система уравнений для определения полных затрат труда на производство товара, т.е. разрешена проблема вычисления трудовых издержек производства при наличии капитала в «современном хозяйстве»37. Пройдя между Сциллой и Харибдой, он уже здесь наметил принцип разрешения «порочного круга» через систему одновременных линейных уравнений, общую идею которой он скорее всего почерпнул у Вальраса. Тем самым он не только реабилитировал «положение Смита»; он косвенно указал на то, что «органический синтез» Туган-Барановского, сводясь к синтезу Маркса и австрийской школы38, является синтезом уже данных теорий, следовательно, не «органическим», а по существу «механическим» соединением. Более того, в своем третьем очерке, созданном в одно время с первым, не позднее весны 1897 г. (а не в 1902 г., как можно было бы подумать, с. 14-15)39, Дмитриев специально – «для исправления исторической перспективы» (с. 294) заключающийся в том, что величина прибыли… выводится из стоимости данного товара. Поэтому число неизвестных превышает число уравнений» (Блюмин И.Г. Субъективная школа. С. 535-536). 35 «Цена продукта равна издержкам производства той его части, произведенной на пределе, на котором действуют такие неблагоприятные условия, при каких рента не возникает. Издержки производства этой части можно исчислить, не попадая в порочный круг, тогда как исчисление издержек производства других его частей приводит в этот круг» (Маршалл А. Принципы экономической науки. М., 1993 [1890]. Т. 2. С. 198-199). 36 Он, как известно, сравнивал механизм установления цены с принципом работы ножниц: «Спорить о том, определяется ли ценность полезностью или издержками производства, мы можем с таким же успехом, как о том, верхнее или нижнее лезвие пары ножниц режет кусок бумаги…» (Маршалл А. Принципы экономической науки. Т. II. С. 31-32; пер. цитаты с 4-ого издания «Principles of Economics» (L., 1910. P. 348). 37 «Дмитриев является первым экономистом, который пошел дальше простого определения «воплощенного труда» ([1974], с. 508). Этому принципу вычисления, как и полученному результату, с конца 1950-х гг. было суждено стать основным мерилом ценности дмитриевской теории (в связи с воссозданием отечественной экономико-математической школы и развитием межотраслевого моделирования по примеру В. Леонтьева). 38 Об этом в 1909 г. уже определенно замечает Шапошников в своей упоминавшейся рецензии на «Основы политической экономии», подчеркивая тот недостаток синтеза М.И., что он прошел мимо построений Вальраса (с. 49-50); причем Шапошников, отвечал, в свою очередь, на критику Туган-Барановского, считающего иное направление теоретического исследования бесперспективным. И это - при полном согласии в том, что «в данный момент развития экономической мысли такое направление научной работы [стремление к синтезу] представляется… всего более целесообразным» (с. 49). 39 В обнаруженном экземпляре первого очерка [Дозволено цензурою. Москва, 27 июня 1898 года], который был пожертвован А.А. Чупровым (1898/VII; штемпель библиотеки Комакадемии), сделана специальная приписка «От издателя», в которой значится: «Настоящий очерк так же как и два следующие «Теория конкуренции О. Курно» и «Теория предельной полезности», объединенные общим планом и представляющие собою одно органическое целое (анализ общих элементов ценности), были закончены для печати еще весной 1897-го года, но по независившим от автора обстоятельствам не могли выйти в свет своевременно. В настоящее время очерки 12 провел исследование генезиса теории предельной полезности и выяснил, что австрийская школа прибавила очень немногое, что было сделано до нее (Госсеном!, с. 264); отсюда можно понять, что историческая часть очерка III (гл. I) вообще была написана по контрасту с прочтением М.И. данной теории40. Ответ Вальрасу (и Джевонсу с Маршаллом) потребовал от Дмитриева второго шага; но здесь его ждала дилемма внутри теории Рикардо. Она удачно выражена Н.Н. Шапошниковым [1914]: «Рикардо в первой главе своих «Начал» исходит из предположения, что цена слагается из доходов; увеличение отдельных доходов, увеличение заработной платы или прибыли, если оно не оказывает одинакового действия на все товары, непременно должно отразиться на их ценах. С другой стороны, исследуя закон величины прибыли, он рассматривает прибыль как вычет из цены и утверждает, что прибыль может увеличиться только за счет заработной платы… Для критики постоянно являлось загадочным и непонятным, как можно согласовать эти два утверждения; как, признавая, что увеличение прибыли увеличивает цену, можно в то же время утверждать, что увеличение прибыли возможно только за счет заработной платы» (с. 504). Дмитриевское решение, позволяющее, по мнению Шапошникова, «установить правильный взгляд на один из основных отделов учения Рикардо, на соотношение между ценностью и прибылью в его системе» (с. 504), состояло в последовательном определении нормы прибыли; в связи с чем он - столь же последовательно, раз уровень реальной заработной платы предполагается заданным, а теоретическая экономия «естественно возвращается» к теории издержек производства, отказываясь от исключительности одного из производственных факторов, - отрицал важность влияния на цены распределения между заработной платой и прибылью41. (До этого определив общее количество труда, прямо и косвенно пошедшего на производство товара, он, тем самым, вычислил и трудовые издержки.) Дмитриевым составляется система уравнений для определения цен, требующая для своего однозначного разрешения а) уравнения для товара - измерителя ценности, и б) уравнения для «продукта потребления рабочих» (хлеба), из которого норма прибыли определяется непосредственно (с. 77-78)42. Затем он рассматривает и случай, когда продуктов потребления несколько; оказывается, что – при господстве железного закона эти печатаются без всяких исправлений и дополнений автора, чем и объясняется отсутствие указаний и ссылок на позднейшую литературу затрагиваемых в «очерках» вопросов». 40 См. также: Дмитриев В.К. Новый русский трактат по теории политической экономии. С. 118 сн. 41 «Этому положению, установленному Рикардо, часто придают несоответственно важное значение: главная заслуга Рикардо не в этом, а в установлении законов, определяющих абсолютную высоту прибыли» (с. 76). 42 «Заслуга Рикардо состоит в том, что он первый указал, что между уравнениями производства есть одно такое, которое дает нам возможность непосредственно (т.е. не прибегая к помощи остальных уравнений) определить величину [нормы прибыли] r» (с. 78). 13 заработной платы - система все равно разрешима относительно нормы прибыли, но теперь последняя для своего определения требует уже всех остальных уравнений (с. 79-80). «Итак, мы можем установить, что высота уровня прибыли r определяется издержками производства продуктов потребления рабочих» (с. 80). Благодаря этому результату «в небогатой сокровищнице «чистой» экономии прибавилась одна новая теорема – теорема Владимира Карповича Дмитриева» ([1914], с. 504)43. Не остановившись на этом, Дмитриев продолжил свой анализ в сторону обобщения полученного Рикардо результата; перейдя к «общему анализу найденного выражения для величины [нормы прибыли] r (с. 79) он приходит к утверждению, что «исходя из анализа Рикардо… происхождение промышленной прибыли не стоит ни в какой «особенной» связи с человеческим трудом, употребленным в производстве» (с. 85). Дальнейшее развитие теории позволяет ему распространить анализ «дальше современных форм производства» (с. 91) и все равно прийти к выводу, что «меновая пропорция продуктов [как в начале исследования!] будет определяться исключительно количеством труда, употребленного на их производство, независимо от времени, протекшего от момента затраты труда до получения готового продукта»; - «таким образом, закон «трудовой ценности», при изъятии человеческого труда из обращения на рынке, был бы справедлив всегда (тогда как при современном положении дел он справедлив, как указывает и подчеркивает Рикардо, лишь для продуктов, произведенных капиталами одинакового органического состава)» (с. 94, ср. с. 74). Очерк I появился в печати летом 1898 г. и не вызвал никакой реакции; в 1902 г. вышли в свет второй и третий очерки (с заключением: «Выводы и итоги предыдущего анализа I II и III очерков», с. 286-298), но также остались без откликов, - словно бы окружение Дмитриева корректно ожидало, когда «органическое целое», наконец, обретет себя; в 1904 г. «Очерки» были опубликованы единой книгой, являя собой полную реализацию п. 3 – «опыт органического синтеза трудовой теории ценности и теории предельной полезности». Современники, уже имевшие возможность убедиться в отсутствии противоречий в теории издержек производства (очерк I), обнаружили, что она, более того, не противоречит и теории предельной полезности, а наоборот, дополняет ее (очерк I-III). Однако, дмитриевский «органический синтез» был не только самоценной конструкцией, демонстрирующей совместимость двух теорий; он был еще экономической теорией, давшей ряд положительных результатов. Последние, при их интерпретации в духе веяний того времени, существенно «Исследуя закон меновой ценности, он совершенно правильно становится на точку зрения теории издержек производства… Дмитриев своим анализом проблемы цен показал, что все то, что утверждает Рикардо о величине прибыли, стоит в полном соответствии с теорией издержек производства» ([1914], с. 505). 43 14 усложнили картину восприятия первого очерка, созданного, как можно догадаться, на основе определенного прочтения главы I «О ценности»44. Взятые в целом, они могли быть суммированы и обобщены так: 1) осуществлено доказательство зависимости цены товара не только от производственных условий, но и от условий спроса (очерк 1, с. 51 - конец гл. III очерка 2, с. 194); 2) показана сравнительная в отношении с монополией неэффективность «неограниченной свободной конкуренции» с точки зрения народного хозяйства в целом (гл. IV, с. 198-200). Остальные результаты на этом фоне выглядели частными; для их осмысления тогда еще не пришло время45. Результат 2 обозначил общую критику Дмитриевым взглядов классической школы относительно неограниченной свободной или, в современной терминологии, совершенной конкуренции; в разных местах «Очерков» можно найти разные возражения, но их мировоззренческое значение каждый раз остается. Главными из них были два: во-первых, трактовка конкуренции как независимого от хозяйственного расчета ее участников явления, «стихийно» ведущего к снижению цен до их минимально возможного значения (с. 125)46; и, во-вторых, сходство во взглядах «на народнохозяйственное значение неограниченной свободной конкуренции» как экономистов-диалектиков, так и экономистов, пользовавшихся в своих исследованиях точными приемами математического анализа, в частности, Вальраса, Ауспица и Либена (с. 201). Причиной первого аргумента, по мнению Дмитриева, было «несовершенство диалектического метода», которым пользовались представители дедуктивной школы (с. 125126); поскольку далее следует его переход к «научной теории конкуренции» О. Курно, «великого забытого экономиста» и «талантливейшего из представителей математической Шапошников в своей статье - одной из двух работ, специально посвященных рассмотрению «Очерков» при жизни их автора – фактически пытался двинуться в направлении другого варианта интерпретации I главы «Начал» Рикардо; он утверждал, что реальная заработная плата может быть функцией цены предметов потребления рабочих, поэтому Дмитриев, стоящий на точке зрения «железного закона заработной платы», совершает здесь неоднозначный шаг (Шапошников Н.Н. Свободная конкуренция и цена товаров// Русское экономическое обозрение. 1905. №2). Здесь же он высказал мнение, что именно «железный закон» позволил Дмитриеву свести издержки производства к элементам, от цены независимым (с. 80); однако, затем он изменил свою позицию, чем, по его словам, был обязан работам Борткевича (см. далее) и личным беседам с ним и Дмитриевым ([1914], с. 501, также 503). 45 Впрочем, на полях рядом с текстом доказательства разрешимости системы уравнений для вычисления полных затрат труда (с. 58, оригинал – с. 8), по всей видимости, рукой А.А. Чупрова отмечено: «Будут ли все уравнения независимы?» Почерк этой руки встречается в тексте 1-ого очерка всего два раза (второй раз – при осмыслении трудовой теории в понимании Дмитриева, с. 2 и 17, 20 оригинала); важен и контраст с более поздним чтением очерка другим человеком, - уже в местах, имеющих отношение только к Марксу: этот другой карандаш оставил пометки на с. 35, 40, 55 оригинала. 46 «Таким образом… сделавшееся почти аксиомой в классической политической экономии… положение, что свободная конкуренция обеспечивает наибольшую продуктивность существующих средств производства, основано лишь на ошибочном предположении, что свободная конкуренция при всяких условиях производства и потребления имеет силу понижать цены продуктов до необходимых издержек производства, и падает вместе с этим последним» (с. 199). 44 15 школы»47, могло показаться, что именно в этом пункте демонстрируется превосходство математического метода над «диалектическим». Однако, вывод из «Прибавления к гл. IV» (второй аргумент) должен был развеять это представление; по мнению Дмитриева, математический метод вовсе не является всесильным в решении проблем, имеющих общемировоззренческое значение. Но оставалось другое – критика позиции Рикардо, позже сравниваемая с «самым большим ударом по рикардианской теории определения цены» ([1974], с. 524). Этот результат 2, однако, по крайней мере до 70-х гг. XX века, продолжал оставаться «новым и очень актуальным вкладом в область, где исследование зашло в тупик» ([1974], с. 507) – даже после «сраффианской революции» 1926 г. и связанной с ней традиции Дж. Робинсон – Э. Чемберлин (1933); исследование «неограниченной», «но и не столь уж совершенной» конкуренции ([1974], с. 525) не укладывалось ни в привычные неоклассические рамки анализа, ни в сраффианскую апологию классической школы. Особое выражение этого результата было дано Дмитриевым в конце очерка II (гл. VII «Об экономических результатах технического прогресса», с. 227-242), где он – в ходе «критики теории Рикардо» (с. 232) - построил свою собственную кривую промышленного развития, последовательно чередующую «периоды расширения с периодами сужения» и являющуюся в целом восходящей (с. 234); как раз на ее базе он предполагал – и даже еще в 1909-1911 гг. - построить «правильную теорию промышленных кризисов». Причиной того факта, что эти рассуждения были просмотрены современниками, можно, естественно, расценить математический метод или, во всяком случае, его «механическое» применение в нашей литературе 48. Однако, дело может обстоять сложнее только для нашего восприятия, но не для живших в то время: скорее всего здесь сказался быстро завоеванный авторитет Туган-Барановского собственно в российской теории кризисов (более объективную картину см. в книге В.Я. Железнова, 2003 г. [1927]) и, кроме того, малопонятное широкой публике «рикардианство» Дмитриева. То же положение дел, по-видимому, раз установившись, повторилось и позднее; отголоском сравнения «весов влияния» Туган-Барановского и Дмитриева в теории кризисов вполне может служить – уже в Как выясняется, Дмитриев едва ли не первым в экономической литературе – не считая А. Маршалла проявил теоретический интерес к О. Курно, именуемого первым западным экономистом-математиком (М. Блауг); если не считать статьи Л.З. Слонимского о Курно и Тюнене ([1878], с. 126), первая статья о нем И. Фишера, в связи с переводом сочинения Курно 1838 г. на английский язык (1897), появилась в 1898 г., а первый обширный европейский симпозиум в честь его имени – на котором выступал в т.ч. А. Пуанкаре - прошел в 1904 г. 48 [1908], с. 483-484; Дмитриев В.К. Теоретическая статистика: Обзор научной и научно-популярной литературы на русском языке // Критическое обозрение. 1909. Вып. VI. С. 17; В.И. Борткевич при оценке восприятия дмитриевских «Очерков» говорит о предубеждении российской стороны в пользовании алгебраическими и геометрическими средствами изложения и доказательства (Bortkiewicz L. von. Wertrechnung und Preisrechnung im Marxschen System // Archiv für Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. 1907. Bd. XXV. Heft 1. S. 34). 47 16 1920-х гг. – пара «Кондратьев-Первушин»49; и сегодня налицо сравнительно полная известность первого и такая же неизвестность второго. Тем не менее, отсутствие внимания к результату 2 способствовало сохранению и укреплению того мнения, что Дмитриев продолжал оставаться «логически и математически проверенным и продуманным Рикардо» (П. Струве).50 В отношении результата 1: если не углубляться в сущность, можно увидеть, что он аналогичен действию «креста Маршалла» или принципу частичного равновесия, превращенному Маршаллом еще в 1890 г. в предмет микроэкономического анализа и основу неоклассического направления51. В период создания «Очерков» (1894/95-1897) Дмитриев, скорее всего, ничего не знал о теории Маршалла; также не сохранилось прямых свидетельств о его отношении к ней и в последующие годы. При различии интеллектуальных традиций, в которых работали оба – Дмитриев преимущественно в германоязычной и итальянской, а Маршалл в англоязычной, - кроме того, разности методологических позиций и общих устремлений, оба были экономистами-математиками и имели общие нетривиальные точки соприкосновения (например, в лице Курно и Тюнена). Крайне поучителен в этой связи Н.Д. Кондратьев был учеником М.И. и наследником его теории кризисов, в т.ч. через теорию Маркса; он, как и М.И., был критиком теории Рикардо, интерпретируя последнюю как «статическую теорию», но об «Очерках» Дмитриева был осведомлен (в «Основных проблемах статики и динамики» у него есть ссылка на начало очерка III - для цитаты из работы М.И. (с. 245 «Очерков»); кроме того, по словам Конюса, в период его работы в Конъюнктурном институте Кондратьев одобрил его исследование в духе дмитриевского «диалектического синтеза» и включил его в тематический план работы института). По сравнению с Кондратьевым С.А. Первушин (1888-1966) у нас малоизвестен и плохо изучен, хотя о его работе по теории конъюнктуры в 1920-х гг. в высшей степени одобрительно отзывается в указанной книге В.Я. Железнов, и особенно – еще раньше - Дмитриев в своей рецензии на книгу «не начинающего авторастудента, а вполне сложившегося, опытного ученого специалиста» (С.А. Первушин. Влияние урожаев в связи с другими экономическими факторами на потребление спиртных напитков в России (М., 1909) // Критическое обозрение. 1909. Вып. VII. С. 52). В своих «Критических исследованиях о потреблении алкоголя в России» (1911, перизд.: М.: Русская панорама, 2001) Дмитриев, как можно видеть, на равных полемизирует с Первушиным (с. 102, 155, 178, 188, 227, 299 по изд. 2001). Показательным фактом был также перевод избранных материалов книги Первушина «Хозяйственная конъюнктура» (1925) с дополнениями автора, осуществленный С. Кузнецом на англ. яз. в виде статьи в конце 1920-х гг. (Pervushin S.A. Cyclical Fluctuations in Agriculture and Industry in Russia, 1869-1926 // Quarterly Journal of Economics. 1928. Vol. 42. No. 4. P. 564-592). И в то же время – негативная оценка Кузнецом построений Кондратьева и в 1930, и в 1940 г. в рецензии на книгу Й. Шумпетера (Kuznets S.S. Schumpeter's Business Cycles// American Economic Review. 1940. Vol. 30. No. 2. June. P. 257-271). О неоцененном вкладе Первушина в мировую науку о кризисах и циклах см.: Barnett V. Trading Cycles for Change: S.A. Pervushin as an Economist of the Business Cycle// Europa-Asia Studies. 1996. Vol. 48. No. 6. P. 10071025. 50 Струве П.Б. В.К. Дмитриев// Русская мысль. 1913. № 10. С. 165. Уже позже он мимоходом отметил, что «в главе IV второго очерка резюмируется «значение неограниченной свободной конкуренции с точки зрения народного ходяйства в его целом» и приводятся соображения, на мой взгляд, весьма ценные для теории конкуренции и, в частности, для экономической теории синдикатов» (Струве П.Б. Хозяйство и цена. Критические исследования по теории и истории хозяйственной жизни. Ч. II. (Вып. I.) М., 1916. С. 30 сн.). 51 Методологически он как бы возражал Дмитриеву: «...функция анализа и дедукции в экономической науке состоит не в создании нескольких длинных цепей логических рассуждений, а в правильном создании многих коротких цепочек и отдельных соединительных звеньев» (Маршалл А. Принципы экономической науки. Т. III. С. 212; ср. эти же его упреки в адрес Рикардо: там же, с.277-278). Более того, под теорией он понимал «не совокупность конкретных истин, а мотор, предназначенный для того, чтобы открывать такие истины» (Marshall A. The present position of economics [1885]// Pigou A.C. (ed.) Memorial of Alfred Marshall. N.Y., 1956. Р. 159). 49 17 творческий путь Н.Н. Шапошникова, следующего после Дмитриева представителя российской математической школы (В.Я. Железнов). Его «Теория ценности и распределения» (1912) в той ее части, которая посвящена теории ценности, как может показаться, демонстрирует поучительный творческий тупик; он не добавляет к теории ничего нового, а в своих построениях повсюду ссылается на Дмитриева и Маршалла. Однако, это связано не с поверхностным толкованием дмитриевской теории52; мы знаем Шапошникова как одного из самых проницательных наших историков мысли и в то же время экономиста, работающего на переднем крае теории. Уже в 1909 г. в «Критическом обозрении» (Вып. V) он писал как о свершившемся факте о прогрессивном направлении «Дмитриева и Маршалла» в теории ценности и противопоставлял его традиции Туган-Барановского – Маркса - австрийской школы, возражая на тезис М.И. о «бесперспективности» иного пути. На фоне его глубоких выводов о значении дмитриевских «Очерков» для наследия Рикардо и собственного отношения к последнему53, его оценка Дмитриева как «одного из ведущих в мире последователей Вальраса» [1912] имела целью вывести «Очерки» на действительный мировой уровень; поэтому она вряд ли должна восприниматься абстрактно, а не в контексте спора основателей российских исследовательских традиций «Дмитриева - Туган-Барановского». Рано поняв, что новизна в теории ценности исчерпана, он первым перешел к разработке теории распределения и там, по примеру Дмитриева, искал «новые пути»54; его критическая работа в этом направлении, по всей вероятности, имеет большее значение, чем т.н. «социальная теория распределения» Туган-Барановского и Струве. Последующее его обращение к вопросам теории денег также, кажется, стремилось реализовать дмитриевский замысел в отношении усовершенствования «этой наименее разработанной части политической экономии» (с. 242)55. Однако, компромисс Шапошникова в теории ценности, при всем его преимуществе в исторической плоскости, выглядел явной тенденцией к ослаблению позиций, на которых стоял «органический синтез» Дмитриева. Этот вывод можно сделать, сравнивая его работу Достаточно сказать, что и из самых современных исследований дмитриевского наследия следует вывод, что не преодолена главная трудность в интерпретации первого очерка и «Очерков» в целом: «едва ли возможно решить, содержат ли они в себе сущность неорикардианской системы распределения, или находятся на пути к неоклассической теории» (Schefold B. V.K. Dmitriev: Ein russischer Neoricardianer/ Schriften des Vereins für Socialpolitik, Gesellschaft für Wirtschafts- und Socialwissenschaften. Neue Folge. B. 115/XII. Studien zur Entwickelung der ökonomischen Theorie XII – Osteuropäische Dogmengeschichte. 1992. S. 110). 53 «В подтверждение своих взглядов Дмитриев не мог бы сослаться на авторитет Маркса, но зато он мог бы назвать иное еще более крупное имя» ([1914], с. 504). 54 Еще в 1909 г. в упомянутой рецензии на «Основы политической экономии» он отмечал, что «теория распределения [осталась] незатронутой таким [синтетическим] движением» (с. 49). 55 То, что даже в 1920-х гг., несмотря на работы И. Фишера, К. Викселля, Г. Касселя дело во многом продолжало обстоять таким образом, показывает, в частности, диссертация В. Леонтьева «Хозяйство как кругооборот» (см.: Leontieff W. Die Wirtschaft als Kreislauf// Archiv für Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. 1928. Bd. 60. S. 614 ff; рус. пер.: Леонтьев В. Документы. Воспоминания. Статьи. СПб.: Гуманистика, 2006). 52 18 1912 г. с дмитриевскими «Критическими исследованиями о потреблении алкоголя в России» (1911), в которых Дмитриев продолжал возражать против того самого «упрощенного закона спроса и предложения». Шапошников фактически показал, сколь зыбким было различие между метафизической программой «органического синтеза» Дмитриева и ориентированным на решение конкретных задач маршаллианским принципом, который к тому времени уже набирал силу56. Другое ответвление той же линии развития рикардианской аргументации Дмитриева было инициировано А.А. Чупровым, который сразу же после выхода «Очерков» дал очень благосклонную рецензию, отметив между тем, что «в России произведение г. Дмитриева рискует остаться навеки погребенным в книжных складах в виду особенностей изложения автора, придерживающегося мало у нас популярного языка математических формул»57. Оно ведет к отечественному экономисту и статистику В.И. Борткевичу, перебравшемуся в Берлин еще в 1901 г., но сохранявшему тесные связи с российской экономической мыслью. Пункт 1, связанный с трактовкой Маркса как одного из классиков теоретической экономии, был для Борткевича в принципе задан: это продолжающиеся дискуссии о пресловутом противоречии между I-ым и III-им томами «Капитала» в западной литературе. Вариант постановки проблемы Бем-Баверком (1897) – хотя есть мнения, что еще до него к пониманию того, что марксова теория прибыли и цены производства опровергает марксову теорию стоимости пришли Э. Бернштейн, К. Каутский и К. Шмидт58 - Борткевича явно не устраивал. В важной для понимания предыстории проблемы статье 1906 г. он уже дал критику основного «столпа» теории капитала и процента Бем-Баверка – принципа окольности методов производства: этот принцип, исходя из заданных технических условий производства, не обеспечивает определения процента на капитал, т.к. бездоказательно предполагает в качестве критерия длину пути производственного процесса, начинающегося первым; поэтому без знания отношений меновых ценностей товаров в разные моменты времени доказательство положительной величины процента в целом неудовлетворительно59. Шапошников Н.Н. Теория ценности и распределения. М., 1912. Гл. I-II. Здесь имеется в виду то, что тенденция некритического уклонения к «маржинализму» у Шапошникова остается (ср. критику Маршалла в отношении Рикардо и его гл. I «О ценности» в «Принципах экономической науки», т. III, с. 273-284). 57 Чупров А.А. Дмитриев В.К. Экономические очерки // Известия Санкт-Петербургского Политехнического института. Т. 1. Вып. 3-4. СПб., 1905. С. 284-285. 58 Чепуренко А.Ю. Идейная борьба вокруг «Капитала» сегодня. М., 1988. С. 204-205. Бем-Баверку ответил стоявший тогда на марксистских позициях Р. Гильфердинг (1904). 59 Bortkiewicz L. von. Der Kardinalfehler der Böhm-Bawerkschen Zinstheorie// Schmollers Jahrbuch. 1906. Bd. 30. S. 958. Борткевич ссылается на соответствующий числовой пример в «Позитивной теории капитала»; Бем-Баверк предполагает, что все процессы (идущие последовательно друг за другом) останавливаются в конце процесса, который начался первым. Тогда, если вместо этого каждый процесс оборвать на том же числе лет, что и первый, получим равномерно зигзагообразную производственную систему. Теперь процесс, начатый первым, больше не будет превосходящим все прочие процессы относительно всех будущих периодов, т.к. после его усечения остальные процессы все еще производят выпуск, тогда как первый больше нет. 56 19 В своем движении в сторону Рикардо (п. 2) Борткевич увидел в дмитриевских «Очерках», с которыми познакомился еще в 1905 г., два перспективных момента: а) образец применения математического метода и б) развитие теории ценности на основе подхода Рикардо. Со всей тщательностью и скрупулезностью он применил их к актуальному предмету - проверке корректности марксовой теории; результатом стала серия из трех статей 1906-07 гг. по «исчислению ценности и цены в системе Маркса»60. В первой статье Борткевич ставил себе задачей «дать критический обзор мнений, которые выражались представителями различных научных направлений о марксовой конструкции капиталистического ценообразования и распределения доходов в целом» и подробно рассматривал «только тех авторов, которые внесли оригинальные мысли по тщательно изученному ими предмету…» (1906, s. 34-35). Внимательно отнесшись к текстам Маркса, он без видимого труда подверг критике существующие интерпретации «противоречия» в трудах Т. Масарика, Э. Ланге, Э. Гюнтера, К. Диля (комментатора трудов Рикардо), В. Лексиса, Э. фон Бем-Баверка, Ж. Коморжинского, В. Зомбарта, Г. Зиммеля, А. Коппеля, отдельно Р. Гильфердинга. Особо он остановился на взглядах М.И. ТуганБарановского и показал, что аргументация М.И. в «Теоретических основах марксизма» (1905) относительно теории ценности Маркса отличается от марксовой и осуществляется в духе синтеза его собственной интерпретации марксовых идей и положений теории предельной полезности (1906, s. 42-44). Главным моментом такой «ультра-ревизионистской» интерпретации для Борткевича являются развитые М.И. марксовы схемы воспроизводства; их анализ (s. 45-48) интересует Борткевича не в аспекте закона снижающейся нормы прибыли, и даже не из-за метода, которым М.И. получал ценности из цен (предпосылка о равных органических строениях капиталов во всех трех отраслях производства упрощала дело), а вследствие «того способа, каким Туган-Барановский на базе своих схем… приходит к отклонению учения Маркса по вопросу об источнике происхождения прибыли на капитал» (s. 48-49). М.И. полагал, что он доказал независимость нормы прибыли от строения совокупного общественного капитала, т.е. от его распределения на постоянный и переменный капитал; но тогда последний не мог Относительно выбора того метода производства, который обеспечивает минимизацию издержек производителя (т.е. ситуации, где не требуется спорной предпосылки о «среднем периоде производства»), Борткевич – с привлечением идей Штольцмана (1896) – показывает, что в данном случае вообще не остается места для процента и заключает о необходимости параллельного сосуществования методов различной степени производительности (s. 960). На общее возражение Х. Освальта по поводу этой критической статьи (Oswalt H. Zur Zinstheorie. I. Zuschrift// Schmollers Jahrbuch. 1907. Bd. 31. P. 1281-1288) Борткевич еще раз подчеркнул, что полученный им результат сводится к краткой формуле: для определения ценности товаров принимать во внимание только фактические, а не потенциальные методы производства (Bortkiewicz L. von. Zur Zinstheorie. II. Entgegnung// Schmollers Jahrbuch. 1907. Bd. 31. P. 1296-1297, 1299). 60 Bortkiewicz L. von. Wertrechnung und Preisrechnung im Marxschen System // Archiv für Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. 1906. Bd. XXIII. Heft 1; 1907. Bd. XXV. Heft 1, 2. 20 бы рассматриваться в качестве единственного источника прибыли. В таком случае, принимая во внимание процесс образования прибыли, безосновательно различение средств производства и живого труда. И хотя М.И. приходит к той точке зрения, что постоянный капитал является таким же источником прибыли, как и переменный - так что теория прибыли Маркса рушится, а «вульгарная экономия», трактующая один совокупный капитал источником прибыли, является верной, - все равно «ясно, что аргументация его ошибочна, т.к. в действительности им совершенно не показано отсутствие связи между нормой прибыли и строением капитала» (s. 49). М.И. только вскрыл доказательство несостоятельности аргументации Маркса в пользу утверждения такой связи. Критическая работа, проделанная Борткевичем в первой статье, открыла ему путь к собственным построениям; как он сам признавал, «алгебраическое разрешение проблемы цены… взято в основном из труда В.К. Дмитриева. Я только кое-что упростил в его изложении и, кроме того, путем введения в рассмотрение того, как цена постоянного капитала постепенно входит в цену продукта, освободил его от ограничивающего предположения, что постоянный капитал в течение производственного процесса расходуется целиком» (1907 I, s. 34-35). От Маркса с его разделением капитала на постоянный и переменный, которое «тянулось через все три тома "Капитала" и скорее препятствовало той цели, которую поставил себе Маркс, чем шло ей на пользу» (s. 32), он возвращается к Рикардо с его фактором времени (продолжительности процессов производства), покрывающим это разделение61. Этот факт – под первым номером - нашел свое отражение и в сравнительной характеристике метода Дмитриева и метода Маркса, данной Борткевичем; ввиду «разрешения так поставленной проблемы цены» им фиксируется однозначное преимущество первого метода. Здесь Борткевич ставит математическую школу во главе с Л. Вальрасом выше не только «необоснованного понимания Марксом характера народнохозяйственных связей», но и выше метода Рикардо (со ссылкой на «Принципы» Маршалла!), который «не всегда ясно чувствовал, что в проблеме естественной ценности (normal value) различные элементы управляют друг другом взаимно, а не последовательно - через длинную цепь причинных связей" (s. 37)62. В этом новом подходе современной теории хозяйства на своеобразие Здесь Борткевич уже ссылается на новейшее издание «Начал» Рикардо под ред. E. Гоннера (Лондон, 1903 – третье издание [1891], гл. I, отд. IV), которое наряду с изданием Мак-Куллоха (1846) было в западной литературе наиболее авторитетным. Он отмечает, что Маркс в «Теориях прибавочной стоимости» (II 1) ставит в «большую заслугу» Рикардо то, что в этом отношении он существенно продвинул вперед анализ ценообразования; и что «… настолько явно бросается в глаза, что Маркс сам не сделал этого шага и остановился на том, что зафиксировал различение двух, соответственно, трех видов капитала» (s. 32). 62 Тем не менее, в вопросе о соотношении ценности и цены метод Рикардо (гл. I, отд. V) превосходит «ошибочный метод» Маркса; в то время как Маркс для совпадения цены продукта с ценностью вынужден ставить органическое строение капитала, служащего для производства этого продукта, в соответствие со 61 21 расчета хозяйственных связей, превосходящем старую «причинно-следственную» точку зрения, он видит будущее63; на этом основании не только алгебраический метод Дмитриева является значительным шагом вперед, но и спор между сторонниками теории издержек производства и теоретиками предельной полезности – продуктом старых предубеждений. Неудивительно, что в конце концов (уже в третьей статье) он приходит к выводу, что «математический метод позволяет даже еще больше [чем просто освободить теорию издержек производства от противоречий]: он позволяет без всяких трудностей согласовать ее с законом спроса и предложения, соответственно, с определением цен посредством субъективных оценок покупателей (и при известных обстоятельствах также продавцов), т.к. уравнения издержек, по примеру Вальраса, вводятся в обширную систему уравнений, учитывающую также и субъективные оценки» (1907 II, s. 478)64. Переходя к конструктивной части исследования Борткевича (п. 3), можно заметить, что в силу выбранного им предмета – учения Маркса, она находится теперь на обратном пути от Рикардо к Марксу; это требовало, тем не менее, нового прочтения Рикардо, т.к. «сам Дмитриев полностью отказывается от того, чтобы связывать свою систему уравнений со схемой Маркса» (1907 I, s. 35). Борткевич, полагая, напротив, что дмитриевская конструкция «находится всецело в русле марксовой постановки проблемы» (ibid.), интерпретирует Рикардо следующим образом: его внимание в учении о ценности в первую очередь направлено на динамику цены, формирующуюся под влиянием изменяющейся нормы прибыли (s. 43). «В противоположность этому вопрос об отклонении цен от ценностей уходит у него на задний план. Ведь постановка принципа исчисления цены на место исчисления ценности оказывается в рикардовском изложении в известной степени только частным случаем повышения нормы прибыли, которая при этом возрастает от нуля до какой-либо положительной величины» (ibid.). Он вводит в теоретическое рассмотрение обратную зависимость между уровнем заработной платы и нормой прибыли 65. средним органическим строением всего общественного капитала (s. 41), Рикардо при рассмотрении динамики цены этого продукта выбирает в качестве критерия сравнения долговечности капитала (употребленного на производство продукта) только тот капитал, который вложен в производство товара, выступающего измерителем цены. 63 Ср. в связи с этим его высказывание о тексте статьи Леонтьева «Хозяйство как кругооборот», представленной декану Берлинского университета в качестве PhD (осень 1927), как о вне всякого сомнения удовлетворительной, но содержащей «очень сомнительные конструкции» (Леонтьев В. Документы. Воспоминания. Статьи. СПб.: Гуманистика, 2006. С. 114). 64 Учитывая мнение Шапошникова, что «значение математического анализа Дмитриева освещается в полной мере только благодаря этому исследованию Борткевича» ([1914], с. 501), можно также посчитать его оценку Дмитриева как одного из ведущих в мире последователей Вальраса вытекающей из этого вывода Борткевича. Оригинальность и значение дмитриевского исследования взаимодействия условий предложения и спроса (с. 98121) можно в принципе увидеть и из итоговой статьи Борткевича по теории ценности (Bortkiewicz L. von. Objektivismus und Subjektivismus in der Werttheorie// Ekonomisk Tidskrift. 1921. Bd. 21. S. 1-21). 65 Что норма прибыли может быть определена, причем из одного уравнения, показывает изложение Дмитриева; но «исследования особого вопроса, с которым Рикардо имеет дело в IV и V отделах первой главы своих «Начал», это уравнение не касается» (s. 50). 22 Уже отсюда можно видеть направление, приводящее к новым положениям: а) нужно перевести эту зависимость на язык марксовой теории и – при наличии уже полученных (Дмитриевым) результатов - сделать соответствующие выводы; б) обратно, поставить систему Рикардо в соответствие с марксовым различением ценности и цены 66; и в) соединить одно с другим, при условии первенства метода Рикардо над методом Маркса. Эту задачу Борткевич решает в своей третьей статье, посвященной марксовой теории прибыли67. Пункт а) распадается на два момента: 1) при рассмотрении связи между изменением прибыли и динамикой цен нужно исходить не из одного товара, как это делает Маркс, а из комплекса товаров, образующих реальную заработную плату; но тогда, привлекая результат Дмитриева – что норма прибыли определяется условиями производства только тех товаров, которые являются предметами потребления рабочих, и зависит от соответствующих количеств труда и периодов обращения капиталов, но уже не от цен (1907 II, s. 445), - такая связь заменяется указанной непосредственной зависимостью «заработная плата – прибыль», которая первична по отношению к определению цен (s. 458)68. Далее, 2) расчет капиталистов в условиях стоимостных отношений (том I) и в условиях ценовых отношений (том III) кардинально различен, ибо их разделяет «мир конкуренции» (ibid.), что является определяющим для понимания единой нормы прибыли (1907 I, s. 36; II, s. 446). Эти моменты, взятые вместе, если иметь в виду марксово выражение для нормы прибыли, приводят к тому, что предпосылка о постоянной норме прибавочной ценности, не согласуется с его же положением о возрастании производственных отношений = росте производительности труда на всех ступенях производственного процесса (или во всех отраслях производства; 1907 II, s. 465). Отсюда проистекает ошибка Маркса при При детальном рассмотрении этого пункта в историческом аспекте Борткевич прибегает, что показательно, по большей части к вышедшим незадолго до этого «Теориям прибавочной стоимости»; он стремится опровергнуть все упреки Маркса в адрес Рикардо (например, о смешении им цен с ценностями, его прочтение IV и V отделов главы «О ценности», а также возражения против теории издержек производства) как необоснованные и более того, как представляющие шаг назад. 67 Только по вопросу о единой норме прибыли в системе Рикардо он еще раньше говорит, что все его рассуждения на этот счет, против которых полемизирует Маркс (возражающий против «протаскивания этой предпосылки» в теорию) претендуют не на общее решение проблемы цены, а имеют целью показать, каким вообще способом изменения нормы прибыли оказывают влияние на цены (1907 I, s. 50); также затрагиваются два возражения Маркса против теории издержек производства – одно, относящееся к circulus vitiosus, снимается сразу (результат Дмитриева), другое касательно иного источника создания ценности, кроме труда, рассматривается в третьей статье. 68 Борткевич учитывает в своем анализе и возражение такого рода, что отдельный капиталист не может производить весь комплекс товаров, составляющих реальную заработную плату; он показывает, что оно снимается трактовкой самостоятельности различных отраслей производства, отмечая при этом, что последняя «выражается еще и в разбиении производственного процесса на различные ступени, которые надстраиваются одна над другой, и что на каждой из которых действует свой капиталист» (s. 459-460). Это имеет отношение к формированию взглядов Леонтьева (см. его «Хозяйство как кругооборот», 1928; то же касается изолирующего метода, см. ниже), тем более что в Берлинский период Борткевич был его вторым после В. Зомбарта официальным научным руководителем. 66 23 доказательстве своего закона тенденции нормы прибыли к понижению с помощью изолирующего метода; она состоит в том, что он «не учел математической связи между производительностью труда и нормой прибавочной стоимости» (s. 466); рост производительности труда стремится, наоборот, повысить норму прибыли, но при условии, что он имеет место в отраслях, производящих товары, которые входят в состав реальной заработной платы (s. 467). Что касается пункта б), то Борткевич выделяет в системе Рикардо два состояния – наличие или отсутствие прибыли на капитал, и получает, таким образом, четыре возможных варианта: 1. исчисление ценности без прибыли на капитал; 2. исчисление ценности при условии наличия прибыли на капитал; 3. исчисление цены без прибыли на капитал; 4. исчисление цены при условии прибыли на капитал (s. 474). Метод Рикардо состоит в непосредственном переходе от 1 к 4, метод Маркса – прежде чем перейти к 4 - в подробном анализе 2, не допускающем и мысли, что исчисление цены может быть причиной прибыли на капитал. «У Маркса исчисление цены скорее является необходимым следствием того факта, что прибыль на капитал как таковая существует и выражает известную тенденцию к выравниванию [прибылей в отдельных отраслях производства] (s. 475). В связи с этим – пункт в) - Борткевич усматривает в целом ошибочность марксовой конструкции нормы прибыли не в том, что она вообще основывается на понятиях ценности и прибавочной ценности (как считал, например, Струве [1900]), а в математически неправильно установленной связи ее с этими заданными величинами ( s. 476). Сказанного достаточно, чтобы понять, в чем состоит результат Борткевича: не отрицая в целом марксовой теории, он поставил проблему корректного (формализованного) перехода от одной ее части к другой. До тех пор, пока не будет найдена процедура такого перехода, нельзя будет говорить о состоятельности теоретической системы Маркса; причем, как им было подмечено, последний аспект заботил апологетов-марксистов меньше всего (s. 476-477). Борткевич осознавал, что нашел срединный конструктивный путь между уничтожающей критикой Маркса и полным отсутствием такой критики; но также и тот факт, что без Рикардо (и Дмитриева) не сумел бы этого добиться. «Проблема трансформации», выраженная таким абстрактным образом, никогда бы позже не связывалась с именем Борткевича, если бы он остановился на полпути, выполнив только часть указанного выше общего п. 3. В том же 1907 г. в специальной статье он дал 24 образец такого рода процедуры 69. Предметом рассмотрения стал марксов метод из III тома «Капитала» (отдел второй, гл. 9); за основу анализа Борткевич опять берет марксовы схемы воспроизводства в обработке Туган-Барановского, т.е. с добавлением третьего подразделения – производства предметов потребления капиталистов, или предметов роскоши. В целях подразделениях простоты предполагались органические строения одинаковыми; капиталов рассматривалось во всех только трех простое воспроизводство (s. 320)70. Известная марксова формула средней нормы прибыли M C V 71 , которая является у Маркса решающей при пересчете ценностей в цены производства, не обеспечивает корректности перехода: принцип равенства норм прибыли не тождествен в своем влиянии на постоянный и переменный капиталы закону ценности (в марксовом смысле). Борткевич исправляет эту некорректность следующим образом: 1) вводит отношения цен к ценностям продуктов всех трех подразделений, начиная с первого, соответственно, как x , y , z ; 2) принимает норму прибыли единой для всех 1 1 1 подразделений и неизвестной, т.е. величиной, не вычисляемой уже по формуле Маркса. Таким образом, он вводит четыре неизвестных. c1 v1 m1 c1 c2 c3 Марксов путь состоял в том, чтобы из системы уравнений: c v m v v v и 2 2 2 1 2 3 c3 v3 m3 m1 m2 m3 выражения для нормы прибавочной ценности r m1 m2 m3 , записать первую в виде: v1 c1 1 r v1 c1 c2 c3 , c2 1 r v2 v1 v2 v3 c3 1 r v3 m1 m2 m3 v2 v3 и осуществить переход от ценностей к ценам производства через получение величин С, V и M (путем покомпонентного суммирования элементов всех трех подразделений) и использование своей формулы нормы прибыли, что дает в итоге c1 v1 c1 v1 следующие выражения цен производства: c v c v (s. 320). 2 2 2 2 c3 v3 c3 v3 69 Bortkiewicz L. von. Zur Berichtigung der grundlegenden theoretischen Konstruktion von Marx im dritten Band des «Kapital»// Jahrbücher für Nationalökonomie und Statistik. 1907. Bd. 34. S. 319-335. 70 Борткевич снова апеллирует к «Теоретическим основам марксизма» (1905), отмечая, что Туган-Барановский и его схемы представляют исключение из правила некритического отношения к методу Маркса в III томе «Капитала» (s. 319). Позже, уже в Суздальский период, при построении своей теоретической системы именно к этой книге М.И. будет проявлять настоятельный интерес Н.Д. Кондратьев: Кондратьев Н.Д. Суздальские письма. М., 2004. С. 82, 94, также 776-798 [1923]. 71 Где C c1 c2 c3 , V v1 v2 c3 , M m1 m2 m3 . 25 С учетом введенных изменений Борткевич получает свою систему для определения 1 c1 x v1 y c1 c2 c3 x цен: 1 c x v y v v v y ; недостающее уравнение получается, если принять за 2 2 1 2 3 1 c3 x v3 y m1 m2 m3 z единицу ценности и цены предмет роскоши – золото z 1 . Тогда, переобозначая переменные в целях простоты 72, эта система может быть переписана в виде: x f1 y g1 x f 1 x f 2 y g 2 y ; из первого уравнения Борткевич получает x g y . Подставляя это 1 x f3 y g3 значение x во второе f1 f2 2 f2 g1 g2 g1g2 0 , уравнение, он получает его в форме: - квадратного уравнения, имеющего всегда только одно решение, удовлетворяющее постановке задачи (s. 322). Решением является f 2 g1 g 2 g 2 f 2 g1 2 f 2 f1 2 4 f1 g1 g 2 и, наконец, y g3 (s. 323). На числовом g 2 f3 f 2 примере Туган-Барановского Борткевич показывает расхождение в цифрах, полученных двумя методами пересчета ценностей в цены – марксовым и своим собственным (s. 323324), причем сумма цен производства товаров оказалась превосходящей сумму их ценностей 73. Найденный формальный механизм пересчета ценностей в цены позволил Борткевичу продолжить свой анализ марксовой теории прибыли и прибавочной ценности; формула Маркса предполагает, что при данной M норма прибыли зависит только от органического строения общественного капитала, - с точки зрения Борткевича это означает неверное понимание факторов, определяющих высоту (s. 324). Если записать формулу в виде: 1 q0 r (s. 325)74, то при рассмотрении всех трех подразделений, участвующих в образовании общей нормы прибыли , Борткевич обнаруживает, что: а) Маркс достигает путем получения среднего арифметического из частных норм прибыли, взятых каждая со своим удельным весом 72 ci vi C V (s. 325-326); б) можно v v c m3 v1 v c m1 v v c m2 f1 , 1 1 g1 ; 2 f 2 , 2 2 g 2 ; 3 f3 , 3 3 g3 ;1 . c1 c1 c2 c2 c3 c3 На это обстоятельство в нашей литературе указывалось: см. Чепуренко А.Ю. Идейная борьба вокруг «Капитала» сегодня. С. 39-44. Борткевич отмечал, что это произошло вследствие более низкого органического строения капитала в III подразделении (s. 324). 73 74 Где r M C и q0 . V C V 26 сконструировать числовые примеры, демонстрирующие результат, обратный результату марксовой формулы – разное органическое строение общественного капитала (при данной норме прибавочной ценности r) будет обеспечивать одно и то же значение (s. 326-327). Последний результат возвращает к Рикардо и полученному Борткевичем квадратичному «рикардианскому» уравнению: он возможен потому, что зависит только от органического строения капиталов I и II подразделений (величин с индексом 3 в нем нет); вытекающее из предложенного Борткевичем примера повышение органического строения капитала в III подразделении не оказывает на уровень общей прибыли никакого влияния (s. 327)75. Это дает Борткевичу право заявить, что «той простой связи между и q0 , которой оперирует Маркс, вовсе не существует» (s. 334), правда при предположении, что органическое строение капитала в трех подразделениях общественного производства различно; но и в противном случае q1 q2 q3 , когда «формула Маркса вступает в силу», весь марксов переход от ценностей к ценам «становится беспредметным, коль скоро для его осуществления Маркс пользуется как раз указанной формулой» (ibid.). Этот последний путь для критики марксовой теории прибыли избрал в общем, как уже отмечалось, Туган-Барановский q1 q2 q3 q0 , но – по причине варьирования им нормы прибавочной ценности в своих примерах - «доказательство независимости органического строения капитала от нормы прибыли ему не удалось… Утверждение [такой связи] делают полностью безосновательным как раз схемы самого ТуганБарановского» (s. 335). *** Прямых свидетельств отношения Дмитриева к построениям Борткевича не сохранилось; в своих работах-рецензиях 1908-1909 гг. Дмитриев упоминает лишь о его превосходных статистических работах 76. Собственный его интерес, как можно видеть, уже «Уже Рикардо учил, что изменение производственных условий тех товаров, которые не входят в потребление рабочего класса, не могут влиять на уровень нормы прибыли» (s. 327). Едва ли, однако, до «Очерков» Дмитриева Борткевич заявил бы об этом безо всякого доказательства. Таким образом, предметы роскоши исключаются из процесса определения . Вместе с тем, Борткевич конструирует и другие «обратные» примеры: а) когда при одном и том же органическом строении общественного капитала меняется норма прибыли (s. 327); б) когда c2 0 - в этом случае получается 75 r и как «ошибка марксового метода пересчета» (s. 328), так и «бессмысленность марксовой конструкции цен и прибыли бросается в глаза» (s. 329). 76 Наоборот, Борткевич, видимо, прислушивался к замечаниям Дмитриева; ср. его работу (Bortkiewicz L. von. Die Rodbertus'sche Grundrententheorie und die Marx'sche Lehre von der absoluten Grundrente // Archiv für Geschichte des Sozialismus. 1910-11. Bd. 1. S. 1-40, 391-434) с идеями Дмитриева о том, что до сих пор «нет критической оценки взглядов Родбертуса» (Дмитриев В.К. К. Родбертус. Теория ренты и исследования о капитале (сокр. пер. и введение А.А. Кауфмана. М., 1908) [рец. на кн.]// Критическое обозрение. 1908. Вып. I. С. 53), и что «собственно Марксу в учении о ренте принадлежит лишь теория абсолютной ренты: только эта теория и 27 достаточно давно смещен в сторону теории статистического метода – «метода вероятности в применении к массовым явлениям» - и его приложению к «алкогольной» теме, которая трактуется им как «одна из самых трудных задач социологии»77. Видимо, по самой своей природе Дмитриев был новатором, прокладывающим новые неизведанные пути 78: его до сих пор неоцененный по достоинству обзор литературы по теоретической статистике был явным предвосхищением новой русской звезды – Е.Е. Слуцкого, чья «Теория корреляции» (1912) через несколько лет заполнила пробел в нашей, по словам Дмитриева, «убогой» статистической литературе. Добавив сюда имена С.А. Первушина и А.В. Чаянова, которого Дмитриев консультировал при создании им «Очерков по экономике трудового крестьянского хозяйства» (1912), получим более адекватное представление о влиянии ученого на развитие российской экономической мысли даже при его жизни79. Уклон в теорию статистики, однако, не мешал Дмитриеву продолжать исследования, намеченные в «Очерках»; из его рецензий последних лет чувствуется напряженная работа над теорией кризисов80, которую за неимением, по всей видимости, других источников нужно искать в «Критических исследованиях о потреблении алкоголя в России» (1911). Но особенно поразительными в контексте традиции выглядят следующие два завещания ученого XX веку: 1) важность построения правильной теории конкуренции81, может быть с действительным правом названа «теорией ренты Маркса» (Дмитриев В.К. П. Севрук. Теория ренты Карла Маркса (СПб., 1908) [рец. на кн.]// Критическое обозрение. 1908. Вып. IV. С. 57). Тем не менее, «как ни мало вообще теоретическая литература о «Капитале» уделяла внимания учению об абсолютной ренте, мы все же можем указать на весьма удачную попытку популярного изложения этой теории в связи с вполне научным критическим ее разбором: попытка эта принадлежит г. С. Франку [Теория ценности Маркса и ее значение. СПб., 1900]» (с. 58); ср. с: Bortkiewicz L. von. Wertrechnung. 1906. Bd. XXIII. Heft I. S. 43). 77 Дмитриев В.К. Теоретическая статистика: Обзор научной и научно-популярной литературы на русском языке // Критическое обозрение. 1909. Вып. VI. С. 21. Здесь же упоминается Лахтин (с. 27), начатое в 1901-1902 гг. издание статистического журнала «Biometrika» (с. 27), «Очерки по теории статистики» А.А. Чупрова (с. 28-29). Ср.: Кондратьев Н.Д. Суздальские письма. М., 2004. 78 Ср. его характеристику Рикардо как «самобытного писателя, пролагающего в научной области новые пути» (Дмитриев В.К. Давид Рикардо. Собрание сочинений. Т. I. Начала политической экономии и податного обложения. Пер. с англ. под ред. Н. Рязанова (СПб., 1908) // Критическое обозрение. 1908. Вып. IV. С. 54). 79 Невидимое влияние идей Дмитриева проявлялось и позднее. В этой связи важно отметить статью Слуцкого 1915 г., развивающую динамическую теорию спроса вслед за статической ее интерпретацией, которая вытекала из дмитриевского «органического синтеза» (причем Слуцкий, что показательно, работал в традиции лозаннской школы); а также «Очерки по теории водного хозяйства» Чаянова (1917), в которых нашли себе применение специфические кривые валового дохода и общих издержек (дмитриевские очерки I-II) и графический метод например, при определении чистой доходности, - почерпнутый Дмитриевым из малоизвестных работ австрогерманских экономистов Р. Ауспица и Р. Либена. Подробнее см.: Российские экономические школы. Под ред. Ю.В. Яковца. М., 2003. Гл. 14. 80 Ср.: «Что касается… развиваемой Туган-Барановским в последней главе «Основ» теории кризисов, то мы не считаем возможным касаться ее в настоящей краткой заметке – для надлежащей оценки и освещения этой теории потребовалась бы целая специальная статья… [многоточие Дмитриева]»// Дмитриев В.К. Новый русский трактат. 1909. С. 125. 81 «Из пробелов [в книге Туган-Барановского] на первом месте следует, по нашему мнению, поставить совершенное отсутствие анализа явления конкуренции. О той важной роли, какую играет принцип свободной конкуренции во всех построениях теоретической экономии вряд ли надо распространяться… Вряд ли можно признать правильным полное игнорирование вопроса такой большой важности… Вообще появление в XX веке курса теоретической экономии… в которой не уделено ни одной строчки теории конкуренции, представляется 28 актуальная и для построений Борткевича, не создавшего новой теории, а исходящего из идей предшественников – британских классиков (1907 II, s. 458, 446; 1907 I, s. 36); и 2) дальнейшее направление издательской и творческой работы в отношении трудов Рикардо в сторону полного издания его эпистолярного наследия82. Удивительно, что решение этих двух задач во многом определило путь Сраффы, к которому мы перейдем после заполнения еще одного пробела – эволюции изданий Рикардо в России и за рубежом за период вплоть до кембриджского и предшествующего настоящему российского изданий. *** Работы, представлявшие две разные точки зрения на учение Рикардо в русской литературе, появились в одном и том же 1871 г. В своей «Истории политической литературы XIX века» Ю.Г. Жуковский дал «образцовый анализ теории ренты» Рикардо, но ставил его теорию капитала и прибыли в зависимость от спроса и предложения капиталов, т.е. от условий рынка. Еще раньше он обозначил дедуктивное «Смито-Рикардовское направление» в экономической мысли и противопоставил его методу позитивистов 83. В дальнейшем в своих статьях, уже после выхода в России первого тома «Капитала» (1872), он критически относился к теории Маркса и отдавал, как теоретику, приоритет Рикардо84. В этом же направлении, хотя и с меньшим отношением собственно к Рикардо, тогда двигались И. Кауфман и Б. Чичерин. В 1890-е гг. к ним присоединились В.Ф. Залесский, А.А. Мануйлов и Р.М. Орженцкий, усматривавшие, тем не менее, противоречия в рикардианской теории прибыли. Лидер второго направления, Н.И. Зибер сначала в своей диссертации 1871 г., а затем в расширенном варианте – в книге «Давид Рикардо и Карл Маркс в их политикоэкономических исследованиях» 1885 г. (переиздана в 1898 и 1937) - рассматривал Рикардо нам настолько странным, что мы решительно отказываемся подыскать этому факту какое бы то ни было объяснение (Дмитриев В.К. Новый русский трактат. 1909. С. 104-105). 82 «Во второй части [собрания сочинений Рикардо] планируется дать перевод его парламентских речей; но еще более важное значение будет несомненно иметь появление писем Рикардо, до сих пор не дождавшихся перевода на русский язык (хотя с выхода первого тома переписки прошло уже 20 лет…). К сожалению, в намерения редактора не входит полный перевод всех писем Рикардо… Письма Рикардо имеют настолько важное значение для правильного понимания его взглядов, что никакая выборка не будет все-таки в состоянии удовлетворить читателя, стремящегося к объективному и возможно полному уяснению взглядов Рикардо. Нельзя поэтому не пожелать, чтобы редакция выходящего издания дала в следующих томах перевод по возможности всех писем Рикардо, - во всяком случае, всех, имеющих какое бы то ни было отношение к его экономическим взглядам, все равно, теоретическим или практическим, хотя бы для этого и пришлось урезать отделы, посвященные его парламентской и вообще практической деятельности, или даже увеличить число томов, на которое рассчитано издание. Остановиться перед увеличением цены всего издания было бы в данном случае несомненной ошибкой: вряд ли представится скоро другой такой случай ознакомить русских читателей с высокоценным материалом, заключающимся в обширной переписке Рикардо» (Дмитриев В.К. Давид Рикардо. 1908. С. 55-56). 83 Жуковский Ю.Г. Смитовское направление и позитивизм в экономической науке// Современник. 1864. Т. 104. С. 23-52 и 135-170; т. 105, с. 33-60. 84 Жуковский Ю.Г. Карл Маркс и его книга о капитале// Вестник Европы. 1877. № 9. 29 «под специфически-марксистским углом зрения» и выдвинул в русской литературе мнение о теории Рикардо как о «зачаточной трудовой». Это мнение вскоре окончательно закрепилось, как благодаря его «ученому авторитету, [который] освятил полубессознательное пренебрежение к «субъективным» теориям ценности» (Дмитриев [1908], с. 475), так и первым переводам сочинений Рикардо на русский язык. Сначала вышло первое русское издание, содержащее только «Начала»: Сочинения Давида Рикардо. Рус. пер. Н. Зибера. Киев, 1873. 500 экз.; вскоре, однако, увидело свет и второе, получившее широкое распространение: Сочинения Давида Рикардо. Рус. пер. Н. Зибера. Второе дополненное и исправленное издание с примечаниями от переводчика. СПб.: издание Пантелеева, 1882 (третье издание – 1897). Перевод для этого второго издания был сделан Зибером по наиболее авторитетному в то время изданию Мак-Куллоха 1846 г.85 и содержал корпус всех опубликованных работ Рикардо; в это издание вошли, в частности, третье издание «Начал» (1821) и второе издание «Опыта» (с. 403-428), вышедшее в том же 1815 г. сразу вслед за первым86. Дмитриев работал в русле первого направления, но использовал в «Очерках» издание 1882 г., которое, по его словам, не было лишено «темных мест, могущих дать повод к неправильному пониманию текста» и имело скромную цель «дать в целом удобочитаемый перевод английского подлинника»87. В 1887 г. был начат процесс публикации писем Рикардо (Letters of David Ricardo to Thomas Malthus 1810-1823. Ed. by J. Bonar. Oxford, 1887); практически сразу часть из них появилась на русском языке 88 и затем воспроизводилась в работах А. Миклашевского (1895) и А. Мануйлова (1901); использовался и англ. оригинал: например, ТуганБарановским при создании «Кризисов» (с. 236 изд. 1997). Далее издание писем было продолжено: «Letters of David Ricardo to John Ramsay McCulloch 1816-1823» (ed. with 85 The Works of David Ricardo, Esq., M.P. With a Notice of the Life and Writings of the Author, By J.R. McCulloch, Esq. London: John Murray, Albemarle Street, 1846. Это издание было первым, следующим сразу после прижизненных изданий Рикардо 1817, 1819 и 1821 гг., и перепечатывалось в 1852, 62, 71, 76, 81, 85, 88 гг. тиражами по 250-500 экз. (The Works and Correspondence of David Ricardo. Vol. X. P. 360). См. прим. к с. lxi перевода «Предисловия» Сраффы. 86 The Works and Correspondence of David Ricardo. Vol. X. P. 360. 87 Дмитриев В.К. Давид Рикардо. 1908. С. 54. Из трех приложений переводчика, помещенных в издании 1882 г., следует, однако, что для Дмитриева они были важным подспорьем (одно из них было посвящено рассмотрению «History of prices» Тука; ср. очерк III). Особенно важным является приложение 1 (с. 600-614), в котором Зибер дал свое видение развития экономической мысли до Рикардо; им были указаны «важнейшие предшественники Рикардо по теории ценности, основывающейся на труде» (с. 611): Франклин, «анализ меновой ценности которого остался без непосредственного влияния на общий ход науки» (с. 606-607); Буагильбер (с. 604-606); Петти, изложение которого «ясно и вразумительно» (с. 602, с цитатой про унцию серебра за бушель хлеба, повторенную у Дмитриева, [2001] с. 52); Локк (с. 603-604); Стюарт, стоящий «ближе всех к А. Смиту и Рикардо по учению о ценности» (с. 607-608); Кантильон (с. 608-609); физиократы - Кенэ (с. 609-610), другой «талантливый физиократ» Мерсье де ла Ривьер (с. 610), «третий» - Ле-Трон (с. 611), но лишь с акцентом на взглядах последних в сфере торговли. 88 Герценштейн М.Я. Письма Рикардо к Мальтусу // Юридический вестник. 1888. Кн. 12. С. 598-624. 30 introduction and annotation, by J.H. Hollander. N.Y.; L., 1895) 89; и наконец, последнее «из трех эпистолярных собраний»90 - «Letters of David Ricardo to Hutches Trower and Others 1811-1823» (ed. by J. Bonar and J.H. Hollander. Oxford, 1899). Эти издания не были переведены на русский язык; в то же время в изданиях сочинений Рикардо появляется имя Дж. Холландера (1871-1940) из североамериканского ун-та Джона Хопкинса, с именем которого вскоре станут связываться публикации рикардианского наследия. Внезапный обрыв короткой жизни Зибера (1844-1888) означал конец целой эпохи в нашей рикардианской традиции; уже следующее издание «Начал» Рикардо (пер. Н.В. Фабриканта; под ред. М. Щепкина и И. Вернера. М.: изд. Солдатенкова, 1895) было «сокращенным - безусловно неудачным, - о котором нечего и говорить»91. Между тем на Западе в 1891 г. выходит новейшее издание «Начал» под ред. Е. Гоннера, которое быстро завоевывает авторитет и переиздается в 1895, 1903, 1907, 1911, 1913, 1919, 1922, 1924, 1925, 1927, 1929 общим тиражом свыше 8250 экземпляров92. Борткевич в 1906-07 гг. использовал третье издание 1903 г. Общая тенденция, которая преобладала в этот период среди не-теоретиков (еще с работ Д. Янсона, 1864, и В. Фукса, 1871), - осваивать наследие Рикардо, делая акцент на его теории ренты, нашла свое отражение в издании: Трактаты Мальтуса и Рикардо о ренте. Перевел А. Миклашевский. Юрьев, 1908 (в т.ч. «Опыт» 1815 г. на с. 97-128). С 1908 г. в нашей традиции начинается новый этап; появляется издание: Давид Рикардо. Собрание сочинений. Т. I. Начала политической экономии и податного обложения. Пер. с англ. под ред. Н. Рязанова (СПб.: Зерно93, 1908. 306 с.), существенно отличающееся по своим научным задачам от изданий Зибера – оно ставило себе целью дать русским читателям издание сочинений Рикардо, которое бы стояло на уровне современных научных требований, т.е. предполагало освоение по возможности всей ценной обширной литературы, посвященной изучению и комментированию его творений94. Сраффа, специально сделавший запрос относительно русских изданий Рикардо, ссылается на Кохановского, по словам которого из предполагаемого собрания сочинений он видел только первый том – перевод «Начал» (The Works and Correspondence. Vol. X. P. 382). Была еще частная публикация: «Letters written by David Ricardo during a Tour On the Continent [1822]» (1891; John Bellows, Glouchester). 90 Sraffa P. General Preface. P. VII. 91 Дмитриев В.К. Давид Рикардо. 1908. С. 55. 92 Principles of Political Economy and Taxation, by David Ricardo. Edited, with Introductory Essay, Notes, and Appendices, by E.C.K. Gonner, M.A., Lecturer of Economic Science, University College, Liverpool. London: George Bell and Sons, York Street Covent Garden, 1891. См. также: The Works and Correspondence of David Ricardo. Vol. X. P. 365. 93 Во главе этого издательства стояли М. Кедров и Н. Ангарский, весьма способствовавшие, по словам Рязанова, появлению книги на свет. 94 Дмитриев В.К. Давид Рикардо. 1908. С. 54. 89 31 Это издание спустя два года вышло и в Москве: Давид Рикардо. Начала политической экономии и податного обложения. Пер. с англ. под ред. Н. Рязанова. М.: Звено, 1910. В посвященной изданию 1908 г. рецензии Дмитриев отметил, что «перевод выполнен в общем удовлетворительно» и в тексте нет темных мест (с. 55), хотя и посетовал на значительное число опечаток, которое весьма нежелательно в издании, претендующем на значение «классического» (с. 55). Более серьезное возражение было сделано им в отношении передачи термина «value» как «стоимость» – прецедента в отечественной рикардианской традиции: «г. Рязанов игнорирует все филологические соображения и идет вразрез с общепринятым у нас словоупотреблением…» (с. 55)95. Из последующих изданий в рикардианской традиции выделяется лишь: Диль К. Комментарий к «Основным Началам» Д. Рикардо» (разреш. авт. пер. со 2-ого испр. нем. изд. [Leipzig, 1905] С предисл. А.С. Посникова. Ч. I. СПб., 1912); но и это издание не могло предложить ничего нового: немецкие издания «Начал» и др. работ Рикардо (H. Waentig, 1905, 1921, 1923) следовали за английскими, причем с бóльшей задержкой, чем русские96. Прочие отечественные издания Рикардо (Давид Рикардо. Принципы политической экономии. Сокр. пер. с англ., под ред. и с историко-критич. очерком. Д.Р. Чернышева. Ленинград: Прибой, 1924; Давид Рикардо. Экономические памфлеты. Пер. с англ. под ред. и с предисл. С.Б. Членова. М.: Московский рабочий, 1928; Давид Рикардо. Высокая цена слитков есть доказательство обесценения банковских билетов. Сокр. пер. сб. «Деньги». М.: Плановое хозяйство, 1926; см. также: Теоретическая экономия в отрывках. Под ред. А. Мендельсона и А. Трахтенберга. С. 89-119) были сокращенными и уже подвержены идеологическому давлению. Последнее серьезное издание было осуществлено в 1929 г.: Давид Рикардо. Начала политической экономии и податного обложения. Пер., вступ. ст. и прим. Д. Рязанова. Ин-т К. Маркса и Ф. Энгельса. Гос. издат. М.; Л., 1929. Это издание содержало полную библиографию литературы о Рикардо (с. 354-366)97 и – впервые в нашей традиции «Индекс», составленный самим Рикардо (с. 329-339). Рязановым был предложен и новый Это не означало, что сторонники трактовки «value» как «ценности» находились в конфронтации с теми, кто переводил этот термин как «стоимость» (обратное более вероятно). См., например, благожелательный отзыв Дмитриева об издании сочинений Маркса, осуществленном А.А. Богдановым, в форме: «[Автор приводит] многочисленные цитаты из Карла Маркса, которые притом почему-то цитируются не по последнему переводу под ред. А. Богданова, а по малоудовлетворительному изданию [18]96 г.» (Дмитриев В.К. П. Севрук. Теория ренты Карла Маркса (СПб., 1908) [рец. на кн.]// Критическое обозрение. 1908. Вып. IV. С. 57). 96 Обзор литературы, проведенный Сраффой (The Works and Correspondence. Vol. X. P. 355-385), позволяет установить, что немецкие и французские издания работ Рикардо делались по изданиям Мак-Куллоха; причем «Опыт» 1815 г. увидел свет на немецком языке, например, только в 1905 г. Кроме того, указанная работа Диля, склонявшаяся к психологической трактовке теории Рикардо (с. 119), еще в 1906 г. подверглась Борткевичем критическому разбору. 97 Дмитриевские «Очерки» отмечены (с. 358), их вклад – «анализ трудовой теории стоимости Рикардо с точки зрения математической школы»; «попытка синтеза теории стоимости Рикардо и теории предельной полезности». Дана и краткая характеристика взглядов Залесского, Мануйлова, Орженцкого и др. 95 32 перевод терминов: «measure» как «мера»; «standard measure» как «единица-мера»; «standard» как «масштаб»; «medium» как «мерило» (с. vii-viii). Из его предисловия мы узнаем, что данное издание представляет собой переиздание перевода 1908 г., «начатого в тюрьме и оконченного в Берлине в октябре 1907 г.» (с. vi); что при его подготовке было произведено не только обычное сличение с оригиналом, но тщательное сопоставление перевода с изданиями Мак-Куллоха (1888), проф. Гоннера (1903) и третьего издания «Начал» Рикардо (1821). «Кропотливая работа по сличению всех трех изданий и установления всех разночтений, произведенная т. А. Рязановой, не могла быть использована в этом издании. Это будет сделано в подготавливаемом нами полном собрании сочинений Рикардо» (с. vii). Этим планам не суждено было осуществиться; в последующих официальных изданиях Рикардо фамилии Рязановых мы уже не найдем. Его имя исчезает сначала в издании: Рикардо Д. Сочинения. Т. II. (Начала политической экономии и податного обложения.) Предисл. Д. Розенберга. М.: Соцэкгиз, [1935]98, затем в издании на грузинском языке: Рикардо Д. Начала. Тбилиси, 1937 (XVII, 304 с.); и наконец, в издании 1941 г. (М.: Госполитиздат. Т. I-II), упоминавшемся в самом начале99. Издание 1955-1961 гг., которое уже пыталось равняться на Кембридж, также свободно от памяти в отношении своих соотечественников-подвижников. Есть основания, однако, считать, что Сраффа при подготовке кембриджского издания внимательно изучал рязановское издание 1929 г.100 Между тем, в 1928 г. был заполнен первый из двух больших пробелов, остающихся на то время в наследии Рикардо: изданы «Примечания к Мальтусу» (Notes on Malthus’ «Principles of Political Economy». By David Ricardo. Ed. with an introduction and notes by Jacob H. Hollander and T.E. Gregory. Baltimore: John Hopkins Univ.; Oxford Univ. Press. L., 1928)101. Но и еще раньше – до получения им поста президента американской экономической XXXX, 295 с. Указатель цит. соч. на с. 295 (сост. Д. Иохелевич). Истоки такого замещения - на идеологической почве – вряд ли могут проистекать от работы: Розенберг И. Теория стоимости у Рикардо и Маркса. Критический этюд. С вступ. очерком И.И. Рубина. М., 1924. 99 По свидетельствам, Д.Б. Рязанов был человеком европейского масштаба; есть сведения, что его активная деятельность, в т.ч. и по пополнению отечественных архивов Маркса, привозимых им благодаря обширным связям из-за рубежа, была прекращена в 1931-1932 гг., а сам он – подвергнут репрессиям. 100 «Он [том сочинений Рикардо 1908 г.] предположительно состоит из перевода «Начал», кот. Д. (иначе Н.) Рязанов упоминает в своем предисловии 1929 г. как опубликованный в [издательстве] «Зерно» в 1908: странно, однако, что это издание не включено в библиографию трудов в конце издания того же 1929 г.» (Works and Correspondence. Vol. X. P. 382, 383). Ср. также примечания Рязанова (1929) и «Предисловие» Сраффы (1951), имеющие показательные общие места, в частности, совпадающее окончание обоих текстов в виде цитаты из Рикардо о геометрической теории ценности. 101 Sraffa P. General Preface. P. VII. 98 33 ассоциации (1921) - Дж. Холландер закрепил свой авторитет в отношении того, что касается издания трудов Рикардо102. О дальнейших поисках и находках материала рассказывает «Общее введение» Сраффы103, который был назначен ответственным за полномасштабное издание сочинений Рикардо (под эгидой «Королевского экономического общества», RES) 13 февраля 1930 г.; на совете с участием Фоксвелла (председ.), Кеннана, Грегори, Хиггса, Дж.М. Кейнса, МакГрегора было решено передать ему руководство проектом издания «Большого Рикардо», заменив вяло продвигавшегося вперед с марта 1926 г. Грегори. Аргументами в пользу Сраффы были: 1) британский экономист или экономист, работающий в Великобритании; 2) высокая оценка как исследователя (Эджуорт, 1925) и как интеллектуала с глубокими знаниями истории экономической мысли (Фоксвелл, Кэннан, Грегори, 1921-1923). Аргументом против Грегори (и Холландера, см. 1) была явная неудовлетворенность – сначала Дж. Бонара в «Economic Journal», June 1929, а затем и Кеннана, - качеством издания «Примечаний к Мальтусу», которое велось ими без малого 9 лет104. В итоге Кейнс предложил кандидатуру Сраффы, которая и была утверждена105. Известной причиной задержки кембриджского издания было обнаружение в июле 1943 г. «закрытой металлической коробки», наполненной «целыми сериями писем [Рикардо] к Миллю, а также новыми произведениями Рикардо, которые… принадлежали Джеймсу Миллю»106. По большей части, именно это (не считая трудностей с созданием «Предисловия» к «Началам») задержало выход первого тома вплоть до 1951 г. Но была и другая причина, относящаяся уже не к 1940-м, а к 1930-м гг.; указание на нее дал сам Сраффа, не упомянувший имя Дж. Холландера в «Общем введении» (p. xi)107. Hollander J.H. David Ricardo: A Centenary Estimate. Baltimore, 1910. Другие рикардианские издания Гоннера, не содержавшие «Начал» (Economic Essays by David Ricardo. L., 1923; переизд. в 1926), не могли существенно поколебать позиции Холландера и первенства Штатов в издании Рикардо. 103 Фраза: «Связка похожих бумаг, которая была отделена от основного массива, была найдена Мр. Фрэнком Рикардо еще ранее, и эти [бумаги] были опубликованы проф. Холландером в то самое время, пока готовилось настоящее издание…» (Sraffa P. General Preface. P. VIII) имеет в виду издание: Letters of John Ramsay McCulloch to David Ricardo (1818-1823)/ Hollander J.H. (ed.). Baltimore: The John Hopkins Press, 1931. 104 Cannan E. Notes on Malthus’ Principles of Political Economy [Review of Hollander and Gregory (1928)]// Economica. 1929. No. 27. November. P. 358-365. 105 Есть и радикальное мнение относительно назначения Сраффы: что Кейнс «предоставил свои собственные апартаменты на более чем пятилетний срок для того, чтобы обеспечить проект своему молодому человеку» (Porta P.L. How Piero Sraffa took up the editorship of David Ricardo's Works and Correspondence// History of Economics Society Bulletin (Nashville, Tenn.). 1986. Vol. VIII. No. 1. P. 35. 106 Sraffa P. General Preface. P. IX. Эта находка считается принадлежащей к числу наиболее значимых в истории мысли (Porta P.L. How Piero Sraffa found Ricardo's letters to Mill// Cambridge Journal of Economics. 1995. Vol. 19. No 2. P. 353-357). 107 Несмотря на то, что «Сраффа работал над Рикардо как маньяк» (слова Кейнса от 18 марта 1930 г.; архив Сраффы: D3/11/62: 51) и отказался вообще от чтения лекций (май 1931 г., B9/1: 13), «шесть томов настоящего издания находились на стадии корректуры в верстке» и еще один «том с публичными выступлениями и показаниями [Парламентским Комитетам] достиг стадии корректуры в гранках» только к лету 1940 г. (Sraffa P. General Preface. P. IX). О драматической истории взаимоотношений «Сраффа-Холландер» в связи с кембриджским изданием см.: Gehrke Ch., Kurz H. Keynes ans Sraffa’s «Difficulties with J.H. Hollander»: A Note on 102 34 *** Если рассматривать творчество Сраффы только сквозь призму опубликованных им произведений, то оно сравнительно легко укладывается в предложенную выше схему: статьи 1925-1926 гг. вместе с окончательным выводом на симпозиуме 1930 г. по проблеме возрастающей отдачи (в полемике с Робертсоном), что «от теории ценности Маршалла следует отказаться»108, реализуют п. 1; п. 2 раскрывается в «Предисловии» к «Началам» (1951), дающим новую интерпретацию рикардианского наследия; п. 3 явлен в «Производстве товаров» (1960). Конечно, вместо Маркса в п. 1 рассматривается Маршалл; но условия, в которых молодой человек, приехавший в Кембридж – «маршаллианскую Мекку» - в сентябре 1927 г. (по приглашению Дж.М. Кейнса), в кратчайшее время сумел выдвинуться в первые ряды интеллектуалов, вроде бы вполне окупают это различие 109. Тем не менее, между датами публикаций наблюдаются настолько большие промежутки времени, что делают применение схемы безжизненным; в этой связи возникает необходимость обратиться к архивам 110. Архивные материалы Сраффы, доступ к которым был, в общем, открыт для публики в 1994 г., показывают – даже те, которые уже опубликованы в различных статьях и докладах - драматическое развитие его мысли. Существенно усложняя картину 111, они смещают акценты; но удивительнее всего, что последние оказываются смещенными именно в ту сторону, которая проливает свет на значение идей российских экономистов (обратное также верно) и образует непрерывность традиции. Все три периода особенной творческой активности Сраффы: 1927-1931, 1940-1945, 1955-1959 гг., являющиеся своего рода промежутками времени, когда он не был вплотную the History of the RES Edition of The Works and Correspondence of David Ricardo// European Journal History of Economic Thought. 2002. Vol. 9. No. 4. 108 Sraffa P. Increasing Returns and the Representative Firm: A Criticism and «Rejoinder»// Economic Journal. 1930. Vol. 40. March. P. 93. Ср. мысль о том, что основы кривой предложения менее прочны, чем другие части теории ценности [1926] (Сраффа П. Производство товаров. 1999. С. 138). 109 «Ко времени, когда Витгенштейн вернулся в Кембридж в январе 1929 г., Сраффа уже снискал там себе легендарную репутацию как одного из крупнейших интеллектуалов» (Sen A. Sraffa, Wittgenstein and Gramsci// Journal of Economic Literature. 2003. Vol. 41. No. 4. Dec. P. 1241-1242). Ср. слова самого Витгенштейна в предисловии к «Философским исследованиям», признающего влияние Сраффы на его эволюцию в сторону от «Логико-философского трактата» (Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. I. Пер. М.С. Козловой, Ю.А. Асеева. М., 1994. С. 78). 110 Каталог документов Сраффы (Trinity College Wren Library) включает: личные и семейные документы (А), документы, относящиеся к его академической деятельности (B), эпистолярное наследие (C), заметки, лекции, публикации (D; соответственно: D1, D2, D3), дневники (E), воспоминания коллег (F), публикации других (G), библиографический материал (H), вещи, исключенные из опубликованных книг (I), разное (J). В зависимости от цитируемого документа ссылки даются либо по данным каталога Тринити-колледжа, либо по пагинации Барадуэя-Гареньяни. 111 Дополнительными трудностями восприятия сраффианских материалов, не предназначавшихся для печати, являются: 1) их крайне фрагментарный характер, 2) тот факт, что Сраффа развивал свои взгляды самостоятельно и независимо от текущей литературы, 3) то, что доступ к архивным материалам «должен быть ограничен кругом ученых, получивших разрешение распорядителя сраффианского литературного наследия» (Garegnani P. Sui manoscritti di Piero Sraffa// Rivista Italiana degli Economisti. (Società Italiana degli Economisti.) 1998. Aprile). 35 занят Рикардо, образуют вместе единое целое, материализовавшееся в «Производстве товаров». Период I. Активная творческая мысль Сраффы начинает работать в первой половине 1920-х гг. в связи с подготовкой статьи 1925 г. в «Annali di Economia». Она получает мощный импульс во второй половине 1927 г. при подготовке кембриджских лекций по теории ценности и с ускорением развивается вплоть до 1931 г. На основе изучения материала (C, D) выделяются три главных направления сраффианской мысли 112. 1) Направление, относящееся к истории экономической мысли. Оно обнаруживается сразу после публикаций 1925-26 гг. и опирается на заметки к лекциям. Главный тезис: между маржиналистской теорией и традицией классической экономии лежит «бездонная пропасть» непонимания (abysmal gulf; D3/12/4: 14, ноябрь 1927), хотя английский язык Смита-Рикардо и английский язык Маршалла внешне остается одним и тем же; маржиналистская теория есть искажение классической традиции. Сраффа фиксирует: проблема не в различии теорий и не в противопоставлении одной другой (т.к. маржинализм есть аберрация классики), а в том, что «попытка Маршалла перебросить мост от классики к неоклассике для сохранения непрерывности традиции поверхностна и идет не в том направлении» (D3/12/4). Поэтому нужен возврат к верной теории. 2) Критическое направление, особенно преобладающее еще в ранний период и связанное с критикой господствующей экономической теории (начиная с 1870-х гг.). Она направлена на поиск ошибок в аксиоматике и в основном идет по следующим направлениям: а) маржиналистская теория производства и распределения; б) теория ценности или, в терминах маржиналистов, теория цены; в) теория предельной полезности; г) теория процента в варианте Бем-Баверка. 3) Конструктивное направление, являющееся синтезом 1-2. В его рамках происходит возвращение к исходной точке, после которой началось искажение. Оно идет по двум линиям: а) очищения классической традиции от всех непоследовательностей и трудностей, о которые споткнулись сами ее творцы и Маркс; б) продвижения вперед в разработке теории, которая бы развивалась в традиции «Петти, Кантильона, физиократов, Смита, Рикардо, Маркса». Именно это третье направление можно считать п. 1 нашей схемы113; этот пункт, однако, имеет две характерные особенности: а) он имеет корреляты в российской традиции (Шапошников-Дмитриев), и б) является двухступенчатым (Маршалл – Маркс – Петти-Кенэ). 112 Pasinetti L.L. Continuity and Change in Piero Sraffa's Thought - An Archival Excursus/ T. Cozzi, R. Marchionatti (eds.). Piero Sraffa’s Political Economy: A Centennial Estimate. L., N.Y.: Routledge, 2001. P. 139-156. 113 Неудивительно, что оно вызывает наибольшее число трудностей в интерпретации; см., напр.: De Vivo G. Some notes on the Sraffa papers/ Cozzi T., Marchionatti R. (eds). Piero Sraffa’s Political Economy. A Centenary 36 Направление 2 идет первым; с наибольшей полнотой оно реализуется в статье 1926 г. Здесь объектом критики является Маршалл и его теория ценности; но совершенно точно подмечено, что сама эта критика ведется в русле маршаллианского «частичного равновесия»114. (Позже Дж. Робинсон и Э. Чемберлин доведут ее в 1933 г. экстенсивным путем до логического конца.) Об этом свидетельствует не только терминология, характерная для Сраффы данного периода - вращающаяся вокруг логики «равновесия», но ключевой фрагмент, показывающий, что Сраффа интерпретирует классических экономистов в терминах кривых спроса и предложения и последовательно мыслит их построения в области «конкурентной стоимости» не иначе, как в духе постоянной отдачи 115. Сраффа – что неудивительно - начинает, таким образом, с места, занимаемого в отечественной традиции Н.Н. Шапошниковым. «Придерживаясь пути свободной конкуренции», он осознает проблему: «сложности возникают не последовательно, одна за другой, что было бы удобно; они возникают одновременно». Выход, временно найденный им в вальрасианской концепции общего равновесия, тут же ставится под сомнение, т.к. «сложность [ее]… исключает ее плодотворность, по крайней мере при текущем состоянии наших знаний, не позволяющем применить даже намного более простые схемы к изучению реальных условий»116. Отсюда следует отказ от пути свободной конкуренции и поворот «в противоположном направлении, а именно, к монополии». Выбранное направление уводит от проблемы конкуренции, поставленной «поздним» Дмитриевым; и тем не менее, сраффианский случай «абсолютной монополии» демонстрирует удивительное сближение позиций двух экономистов. Сравнивая с ним уравнение Дмитриева (очерк II)117: F ( X )( n 1 ) F ( X ) X 0 118, Estimate. L.: Routledge, 2001. P. 157-164; работы Х. Курца и др. Действительно, как можно согласовать 1 и 2 направления? 114 Garegnani P. On a turning point in Sraffa’s theoretical and interpretative position in the late 1920s // European Journal History of Economic Thought. 2005. Vol. 12. No. 3. P. 454-457. 115 «Как правило, издержки производства товаров, произведенных при конкуренции – так как мы не можем рассмотреть причины, которые могут их повышать или понижать, - должны быть рассмотрены как константа относительно незначительных изменений в количестве произведенного. И поэтому простой путь решения проблемы конкурентной стоимости – давняя и ныне устаревшая теория, которая делает его зависимым от издержек производства и появляется исключительно для того, чтобы обеспечить ему наиболее приемлемую почву» (Сраффа П. Производство товаров. [1926]. С. 144). 116 Сраффа П. Производство товаров. [1926]. С. 145). 117 «Это уравнение дает нам в наиболее общей форме условия равновесия в области производства (потенциального предложения) при любом числе конкурирующих предпринимателей» (Дмитриев В.К. Экономические очерки. С. 176). 118 Где F(X) – общий чистый доход (отрасли); X - объем общего потенциального предложения. 37 можно видеть, что его решение p( X ) F ( X ) eс X 1n при подстановке F ( X ) p( X ) X дает: eс . Сраффа ведет речь об «абсолютной монополии», когда эластичность спроса на Xn продукт фирмы равна единице (unity)119. Принимая в общем случае E Xp ( X ) dX p( X ) m, dp( X ) X получим обратную функцию спроса на продукт монополии в виде: p ( X ) eC X 1 m . Учитывая дальнейшие рассуждения Сраффы120, следует принять m 1 , а не m 1 , как могло бы показаться. Но тогда сраффианская функция спроса и функция спроса Дмитриева при n 1 совпадают с точностью до постоянного множителя121. Сраффа движется от Шапошникова по направлению к Дмитриеву. В очерке II Дмитриев, однако, использует идеи Курно относительно постоянных издержек уже для критики теории конкуренции Рикардо (и выработки своей собственной); это делается им в русле идеи «органического синтеза», после того, как прорыв к классическому наследию уже был осуществлен в очерке I, а теперь выстраивается последняя ступень перехода к теории спроса. Сраффа идет обратным, по отношению к Дмитриеву, путем: для него «органический синтез» Маршалла, если так можно выразиться, является исходным; он смотрит на классическое наследие сквозь призму готового аппарата спросапредложения, т.е. – в пределе, который делает возможным критика - видит в принципе постоянства издержек единственный вариант совместимости конкурентной стоимости с принципом частичного равновесия122. Сраффа П. Производство товаров. С. 149-150; ср.: Sraffa P. Laws of Returns under competitive conditions// Economic Journal. 1926. Vol. XXXVI. No. 144. P. 545. 120 «Как только эта эластичность увеличивается, конкуренция начинает становиться чувствительнее и неизменно делается более значительной, в то время как эластичность растет. Это происходит до бесконечной эластичности спроса на продукт отдельного предприятия, соответствующей состоянию совершенной конкуренции» (с. 150). 119 121 Это единственный случай явного совпадения. При условии m : p X eC 0 ; у Дмитриева при n : p X 0 . Это различие объясняется тем, что Дмитриев рассматривает предметы первой необходимости: «товары, бесконечно воспроизводимые с постоянными средними издержками путем p( X ) приложения труда и капитала». Доказательство: E X спроса по доходу: E XF ( X ) 1 1 , E Xp( X ) ; 0 при n 1 ; эластичность n 2 X F ( X ) 1 F( X ) , EX 1 ; 0 при n 1 (товары, имеющие F ( X ) X 1 n заменителей), ср.: Сраффа П. Производство товаров. С. 150-152. 122 Ср. вывод статьи 1925 г.: «С этой точки зрения [изучения частичного равновесия отдельной отрасли], которая конституирует лишь предварительное приближение к реальности, мы должны признать, что в общем, товары производятся при условии постоянных издержек» (Sraffa P. Sulle relationi fra costo e quantita prodotta// Annali di Economia. 1925. Vol. 2. P. 328). 38 Такое положение дел, хотя оно и демонстрирует нам сближение позиций, не могло, как свидетельствуют документы, надолго устроить Сраффу123; он не создает, однако, как Дмитриев, новую теорию конкуренции. Решающим моментом оказывается его движение в направлении критики принципа частичного равновесия и последующего отказа от него 124. Этот многослойный трудный путь стал возможным даже не столько благодаря специфически маршаллианской интерпретации классиков, сколько вследствие первоначального превосходного отношения Сраффы к теории Маршалла. Поначалу, в период подготовки кембриджских лекций, оно было весьма устойчивым и обуславливалось следующими причинами: 1) значимостью введенного Маршаллом понятия «равновесие», имеющего «огромное научное значение» (D3/12/3: А4.4.iv, ii); 2) что это понятие, реализованное в аппарате «спроса-предложения», разрешает спор двух оппозиционных – «издержек производства» и «предельной полезности» - теорий ценности125 и 3) устраняет устаревшее понятие [классиков] о существовании одной «конечной причины ценности» (ultimate cause of value) (D3/12/3: ivi, 4.iv); 4) итоговой уверенностью Сраффы в том, что движение экономической мысли от классиков к Маршаллу представляет «общую схему прогресса науки», движущегося от философского мировоззрения к мировозоззрению, основанному на технике (D3/12/3: ivi, 4.i). Кембрижские лекции, первоначальный план которых c этой точки зрения весьма показателен126, были назначены на октябрь 1927 г.; но они дважды откладываются в течение года – сначала в октябре 1927, затем в январе 1928127 - и начинаются лишь с октября 1928 г. Еще в письме Кейнсу от 6 июня 1926 г. он писал: «Хотя я верю, что предпосылка Рикардо [о постоянной отдаче] является наиболее подходящей для простой теории конкуренции (именно, как первое приближение), в действительности, конечно, связь издержек (cost) и произведенного количества очевидна». Эта связь, тем не менее, рассматривается им как современная идея, неизвестная классическим экономистам, предполагающим постоянные издержки (D2/4/3: 79). 124 Если бы Сраффа, в противоположность этому, стал интерпретировать классиков в духе законов возрастающей и убывающей отдачи, он в общем остался бы на прежних позициях, развиваемых в статьях 192526 гг. Ср. его собственное признание: «Соблазн предположения постоянной отдачи не полностью нереален. Оно было испробовано самим автором, когда он начал свои исследования много лет назад – и оно привело его в 1925 г. к попытке заявить, что только случай постоянной отдачи в общем случае совместим с предпосылками экономической теории» (Sraffa P. Production of Commodities by means of Commodities. Prelude to a Critique of Economic Theory. Cambridge, 1960. P. VI). 125 «Большим практическим преимуществом [этой теории равновесия] является совместимость ее до определенной степени с обоими [школами мысли]… она закрывает старый спор и возвращает т[еорию] ц[енности] из области политики в сферу экономической теории» (D3/12/3; А4.4.iv). 126 1) Введение; эскиз развития теории ценности; различие двух значений «теории ценности»; примеры несогласованностей, возникающих вследствие неудачи в разделении их [этих точек зрения]; гипотезы свободной конкуренции (закона безразличия), их следствия, и почему не представляется возможным рассматривать помехи ее [свободной конкуренции] только как трение (friction). 2) Элементарное изложение теории частичного равновесия (D3/12/3: 4.viii). «В действительности, в первоначальном плане своих лекций Сраффа остается на точке зрения, разделяющей проблему распределения и проблему относительных цен» (Garegnani P. On a turning point. P. 458). 127 «Частью вследствие того, что я убедился в неподходящем характере предмета тех моих лекций, которые я приготовил; частью тем фактом, что я вовлечен в область исследований, которая занимает мой ум до такой степени, что все остальное служит препятствием» (письмо руководству Кембрижского ун-та от 11 января 1928), цит. по: Garegnani P. On a turning point. P. 483. 123 39 Именно во второй половине 1927 г. в мышлении Сраффы происходят революционные изменения, гораздо более значимые по своему масштабу и влиянию на его дальнейшие построения, чем идеи в теории конкуренции 1925-1926 гг.128 Он открывает для себя мир классической экономии, осуществляя прорыв к «старым классическим экономистам»; направление этого движения и его масштаб обнаруживают максимальное сближение с позицией Дмитриева, которой он достиг перед самым началом I очерка. Здесь же раскрывается и место указанного выше направления 1 в развитии сраффианской мысли раннего периода. Главным моментом, который – «после возврата теории ценности из области политики в экономическую теорию» - все менее и менее устраивал Сраффу при анализе маршаллианской конструкции, выстроенной по аналогии с механикой129, состоял в наличии в ней большого числа субъективных, вступающих в конфликт друг с другом, элементов. Вот их спектр: а) фактор полезности (и/или «усилий» - efforts, и «жертв» - sacrifices), от которых объективистского типа теория должна быть очищена; б) механизм «частичного равновесия» применительно к проблеме распределения рассматривает только изолированные условия единичного товара130; в) принцип постоянной отдачи в конечном счете апеллирует к ценам факторов производства, в процессе определения которых в теорию опять проникает полезность (ср. а)131. Это приводит Сраффу к проблеме определения «реальных издержек производства», которые, тем не менее, зависят от спроса132; но рассмотрение спроса у Маршалла, как показывает Сраффа, является полностью статичным применительно ко всей системе в целом, благодаря принципу caeteris paribus (D3/12/7: A7.30; «Кривые спроса: трюизм или ошибка» D3/12/3: A4.2). Все нарастающее сомнение в адекватности метода частичного равновесия для теории ценности возвращает его к ранее решенному вопросу о «конечной причине ценности» Ср. Самуэльсон П. Монополистическая конкуренция – революция в теории/ Теория фирмы. Под ред. В.М. Гальперина. Вып. 2. СПб., 1995. 129 Маршаллианские кривые спроса и предложения проистекают из ошибочной аналогии с механикой, - наукой, где эксперименты можно производить и повторять в идентичных условиях (D3/12/42). 130 «Этот метод рассуждения [относительно распределения] является законным только касательно одного товара, взятого в момент времени: мы, конечно, могли бы с успехом применить его к любому из всех прочих товаров, […] но не ко всем товарам или нескольким из них в одно и то же время» (D3/12/3: ivi, 14ii). 131 Неважно при этом, что производственные затраты равны естественным ценам; величина этих затрат все равно зависит от спроса на товары. «Таким образом, например, уровень заработной платы, сравниваемый с нормой прибыли, зависел бы от относительного спроса на товары, произведенные при более высоком отношении труда к средствам производства, с тем чтобы взятый в качестве горизонтального уровень кривой предложения на эти товары был бы тем выше в терминах среднего (average) товара, используемого как измеритель, чем выше этот относительный спрос» (цит. по: Garegnani P. On a turning point. P. 486). 132 «Корректно ли говорить, что если все отрасли функционируют при условии постоянной отдачи, естественная ценность продуктов полностью определялась бы издержками их производства, и спрос не имел бы на них никакого влияния? …Рассмотрение этого вопроса Маршаллом очень неудовлетворительно… Мы в начале оставили эту проблему [зависимости издержек от спроса] в стороне, теперь она неожиданно возникает снова и сводит на нет все наши выводы» (D2/4; M1: 167a-b). 128 40 и, соответственно, пересмотру роли школы издержек производства, в частности Рикардо133. Отмечая «впечатляющий контраст между современной идеей относительно вопроса о ценности и идеями Рикардо и его современников» (D3/12/3: ivi, 4.iv), Сраффа, тем не менее, видит аргументацию этой теории относительно ценности вращающейся в логике circulus vitiosus134. Идея «конечного стандарта ценности» остается; но современные Сраффе теории не могут предложить такого, который удовлетворил бы его; отсюда следует его вывод: «Два стандарта предлагаются [в настоящее время]: оба представляют собой одно и то же – слова» (D3/12/3: ivi, A4.14.iii). Он критикует в качестве такого стандарта маршаллианские «реальные издержки» за их относительность и психологическую природу. Документ «Различие (одновременное) vs. изменение (последовательность во времени)» раскрывает результирующее отношение к маршаллианской теории: «общая трудность во всех теориях ценности […] должна быть объяснена неспособностью провести различие между двумя совершенно разными типами вопросов и универсальной попыткой решения их обоих одной-единственной […] теорией135… Две проблемы необходимо решать разными путями: и из двух противоположных общих теорий ценности одна может быть верной в отношении одного вопроса, а другая – в отношении второго […] Первая проблема восходит к геометрической теории, вторая к механической […] Первая проблема должна быть разрешена теорией ценности. Вторая, я думаю, может быть решена только теорией колебаний промышленности «Насколько глубоким является различие между двумя точками зрения [на ценность] можно видеть, к примеру, из противоположного отношения… по отношению к измерению ценности в терминах денег» (D3/12/3: 4.xiii-xiv). Путь к теории общего равновесия Вальраса был, в общем, отрезан уже ранее; теперь его нереалистичность дополняется требованием «нашего конечного стандарта ценности» (D3/12/3: 14ii-iii), так что сложность представления общего равновесия делает всю его идею в целом непродуктивной (хотя ссылки на этот подход в подготовительных фрагментах к лекциям повторяются вообще довольно часто: Garegnani P. On a turning point. P. 464 ff). Еще один интересный критический аргумент: зависимость функции предельной полезности товара от тысяч других переменных делает соответствующую кривую спроса ненаблюдаемой, ср.: «Здесь следует добавить, что недостаточно сделать полезность одного товара функцией количества всех остальных, потребляемых индивидом, но нужно также сделать ее функцией количества, потребляемого и всем обществом (community)! Это было бы как в астрономии, когда мы говорим, что движение каждой звезды зависит от движения всех остальных, но у нас нет даже едва различимой (faintest) идеи формы функций!» (D3/12/3: ivi, A4.21.x-xi, сн.). 134 «Если мы исследуем общую проблему причин ценности, то нам нет смысла утверждать, что ценность хлеба определяется ценой зерна и денежной заработной платой пекарей, что цена зерна определяется денежной заработной платой рабочих и ценой сельскохозяйственных орудий, […] и так далее до бесконечности – это совершенно бесполезный способ рассуждения в круге. В этой общей проблеме мы должны найти некоторый конечный стандарт, независимый от переменных, которые мы рассматриваем, такой как полезность или тягостность труда» (D3/12/3: 4.xiii-xiv). Ср. далее, где говорится, что анализ Маршалла не впадает в этот круг благодаря а) замене издержек производства на «денежные производственные затраты» и б) ограничению рассмотрения случаев, исключающих общее равновесие товаров. 135 Эти два вопроса: 1) что определяет (различие в ?) ценностях, по которым различные товары обмениваются на данном рынке в данный момент; 2) что определяет изменения в ценностях товаров в различные моменты времени? (напр. одного товара) (D3/12/7: A7.38,i). 133 41 (industrial fluctuations) […] Маршаллианская теория ценности, с ее возрастающими и убывающими издержками и пред[ельной] полезностью, ножницами, столпами (pillars) и силами, может пониматься только как попытка разрешить первый вопрос в терминах второго» (D3/12/7: ivi; iii). Ранней осенью 1927 г. в течение нескольких недель Сраффа осуществляет прорыв и открывает для себя новый мир – классическую теорию, освобожденную от метода частичного равновесия; «…что для этого требуется, так это идти прямо в неизвестность, от Маршалла к Марксу, от отрицательной полезности (disutility) к материальным издержкам (material cost) (D3/12/11: 35). Главную цель этого движения он видит в том, чтобы «переформулировать Маркса в современных терминах, путем замены его метафизики и терминологии гегелевского типа нашей собственной современной метафизикой и терминологией» (D3/12/4; A5.5, ноябрь 1927)136. Тем не менее, несмотря на симпатии к Марксу и его политическим взглядам (влияние А. Грамши), Сраффа видел тогда роль Маркса в истории мысли в том, что он а) лишь приспособил теорию издержек производства Рикардо к нуждам рабочего класса, очевидно, благодаря новому пониманию понятия труда137 (D3/12/3: 4.ii, xi), и б) спровоцировал «немедленный одновременный процесс» развития маржиналистской теории ценности, начатый еще – что показательно – такими остававшимися до прихода Маркса полузабытыми авторами, как Дюпюи и Госсен138. Цит. по: De Vivo G. Produzione di merci a mezzo di merci: note sul percorso intellettuale di Sraffa// Contributions to Political Economy/ M. Pivetti (ed.). Napoli: Carocci, 2000. Vol. 22. P. 7. Ср.: «Амбиции Сраффы вполне понятны. Лекции […] в Кембридже предоставляли возможность создания книги, в которой Маркс должен был обеспечить руководство и в отношении метода, и в отношении контекста» (Porta P.L. Sraffa’s Ricardo after fifty years: A preliminary estimate/ E.L. Forget, S. Peart (eds.) Reflections on the Classical Canon in Economics – Essays in Honor of Samuel Hollander. L.; N.Y., 2001. P. 253). 137 В одном из документов переходного периода можно прочесть: «Существует, однако, одна реальность в издержках производства, т.е. труд» (D3/12/3: 14.iii), сравниваемый им с «глиной» (clay) – пластичным веществом, способным принять форму любого товара (ср. с маршаллианскими «деньгами»). Однако, еще даже в 1929 г. он продолжал рассматривать труд «не как количество вообще», а как метафизическое понятие (D3/12/11: 64), мало пригодное для реализации объективистской точки зрения в духе идей А. Пуанкаре, Г. Герца, С. Эддингтона, А. Уайтхеда, П. Бриджмена, а также современной ему квантовой физики и термодинамики (ср.: D3/12/13: 16 (9), 18, лето 1929 г., где говорится о «точке зрения естественных наук» и необходимости развить «строго объективную теорию – «атомный анализ»). 138 «Классическая политическая экономия: (век Рикардо) или Смита? От Петти до Рикардо – правильная теория, фундаментальные предпосылки, но примитивная, рудиментарная техника (у А. Смита строго «вульгарные» тенденции: можно сказать, он в полном смысле слова «основатель современной экономикс»!). Вульгарная политическая экономия (век Милля): от Мальтуса до Стюарта Милля – все здесь неправильно: у них неправильные представления о современной экономике и рудиментарная техника классиков. Период, в который доминировал Милль: Маркс стоит здесь, возвышаясь как последний из классиков, один посреди вульгарных экономистов; тогда как Смит стоял одинокий среди классиков, будучи первым из вульгарных. Экономикс (век Маршалла): от «Джевонса и Ко» до Маршалла – в высшей степени усовершенствованная техника, рыхлые концепции и фундаментальные предпосылки. Но техника настолько совершенна, что иногда заставляла их неосознанно модифицировать свои же допущения, сделанные сознательно (прямо противоречивые друг другу), и только таким образом достигать частично правильных выводов. 136 42 Это позволяет ему самому, не останавливаясь более на экономических взглядах Маркса, продолжить движение в сторону от Маршалла еще дальше; в итоге Сраффа в своем стремлении к объективности возвращается к Петти, - автору, у которого впервые прослеживается (по контрасту с маршаллианскими «субъективными реальными издержками») понятие «реальных физических издержек» как средств к поддержанию труда, необходимого для прямого и косвенного производства товара139. Он встает, таким образом, на точку зрения теории издержек производства, демонстрируя решительное сближение с Дмитриевым по ходу очерка I (с. 50-94)140; но между ними все равно остается расстояние, связанное с тем, что Сраффа изначально говорит не об отдельном товаре, а о группе товаров, - расстояние между «Экономической таблицей» Кенэ и «положением» Смита. Осознаваемое Сраффой значение открытого им мира классики было настолько велико141, что оно сразу рождает у него замысел написать «Книгу» (Libro). И не случайно тут же – в ноябре 1927 г. - в заметке «Impostazione del libro» снова появляется имя Маркса; этот фрагмент обрисовывает контуры новой сраффианской метафизики, стремящейся «повернуть историю в противоположном направлении»142. Заметим, что в конце классического периода развился примитивный социализм (Оуэн, Годскин) и стал причиной вульгарной политической экономии. В конце вульгарного периода пришел Маркс и стал причиной экономикс (D3/12/4: 10, ноябрь 1927). Ср.: Garegnani P. On a turning point. P. 457, 485, 487-488. 139 Ср. новаторское толкование Е.Е. Слуцким учения Петти о «естественной цене» не как стоимости, внутренне присущей товарам (односторонняя, по мнению Е.Е., точка зрения Маркса), а как близкой к «справедливой цене» канонистов (Слуцкий Е.Е. Сэр Вильям Петти. Киев, 1914. С. 8-10). Еще до Сраффы Слуцкий подметил, что Петти больше всего волновал вопрос о соизмеримости различных благ, выраженных в различных мерах и непосредственно несравнимых между собой, и что «к этой исторической задаче политической экономии, поставленной еще Аристотелем, Петти подходит различными путями и пробует решать ее на различные лады; в каждом его решении заключается зародыш какой-нибудь позднейшей теории» (Там же. С. 13). 140 Ср.: «Следует заметить, что если трудность (отcутствия заменителей [средств поддержания труда]) преодолена и абсолютно необходимый товар найден, то проблема редукции различных вещей, входящих в реальные издержки, к общей мере разрешается сама собой. Фактически, будет легким дело найти в терминах необходимой вещи издержки всех остальных вещей, и таким образом, достаточно уходя в генеалогию производства (и останавливаясь на каждой отрасли как только она находит разрешение через наш необходимый товар) мы могли бы точно определить общее количество зерна (если он будет идеальным необходимым товаром […]), которое на самом деле входит в производство, скажем, этой книги, и полностью покрывает ее издержки производства, исключая всякий другой товар» (D3/12/3: 16.iii-iv). 141 «Только Петти и физиократы имели правильное понятие издержек как «буханки хлеба». Затем некто (somebody) начал измерять их в труде, поскольку каждодневный труд требовал одного и того же количества пищи. Затем они перешли к рассмотрению издержек фактически как количества труда. Затем А. Смит интерпретировал труд как «тяжесть и неприятность» (toil and trouble), которые являются «реальными издержками» […] и «тягостью» (hardship). Затем Рикардо было произведено возвращение к труду, но недостаточно радикальное, и Маркс, [в свою очередь], вернулся назад лишь настолько, насколько вернулся Рикардо. Затем Сениор изобрел Воздержание, и Кэрнс уравнял все издержки (работу (work), воздержание и риск) в качестве «жертвы» (sacrifice)» (D3/12/4: A5.4.i). И в другом документе этого периода: «Фактически, нет компетентного специалиста по политической экономии, который имед бы сознание этой традиции и мог бы мыслить соответствующим образом, чтобы разделять эти взгляды» (D3/12/4: A5.2.i). 142 «Единственный путь повернуть историю в противоположном направлении: состояние экономической науки в настоящее время; как оно было достигнуто, путем демонстрации различия и превосходства старых теорий. Затем теория, которая сегодня. Если я иду в хронологическом порядке: Петти, физиократы, Рикардо, Маркс, Джевонс, Маршалл, то необходимо сначала заявить собственную теорию, чтобы объяснить, что я «имею в виду»; но это означает – представить сначала всю теорию. Иначе есть опасность закончить как Маркс, который опубликовал «Капитал», но не закончил «Теории прибавочной стоимости». Что еще хуже, он не сумел в понятийном отношении замкнуть теорию на себя без помощи истории как средства объяснения. Моя цель: 43 Новая терминология реализуется им с помощью системы одновременных уравнений (simultaneous equations), связывающих готовый продукт и средства его производства (указанное выше направление 3); к этой необходимости он приходит после признанных неудачными попыток осуществить процедуру редукции реальных издержек к «необходимому товару»143. Сраффа начинает с формулировки своих «первых» уравнений, т.е. без производства «излишка»; позже они составят предмет главы I «Производства товаров» (1960). Практически сразу он осознает родство своей схемы с «Таблицей» Кенэ. Не случайно он замечает, что хотя «мне следует начать [книгу] с короткого введения (estratto), в котором будет заключено существо классических теорий ценности, т.е. теорий Петти, Кантильона, физиократов, Смита, Рикардо + Маркса, общее им всем,…я должен идти дальше этих теорий, пунктирно имея с ними дело только по пунктам, отвечающим моей цели… Так, относительно физиократов, мне не следует говорить… о физиократии, но только об одном из их базовых моментов» (D3/12/4: 12; ноябрь 1927). Отделяя случай системы, состоящей из двух товаров, от общего случая 144, Сраффа, тем не менее, видит, что имманентным свойством системы является уже не «равновесие» (Маршалл), а «самозамещаемое состояние»; при этом она сохраняет за собой свои физические качества145. В качестве результата встречи с кембриджским математиком Ф. Рамсеем, другом Кейнса, состоявшейся 28 июня 1928 г. по поводу разрешимости указанной системы и единственности решения146, Сраффа отметил для себя важную деталь: «Уравнения без «излишка»: каждое количество должно выражаться двумя буквами, - одна для числа представить историю, которая есть действительно вещь, относящаяся к сущности, в настоящем. Пояснение: что для этого требуется, так это идти прямо в неизвестность, от Маршалла к Марксу, от отрицательной полезности (disutility) к материальным издержкам (material cost) (D3/12/11: 35). 143 О первоначальных версиях уравнений см.: Gilibert G. The equations unveiled: Sraffa’s price equations in the making// Contributions of Political Economy. 2004. Vol. 22. P. 28 ff; Garegnani P. On a turning point. P. 466-469. Ср. с рассуждением о редукции В. Леонтьева (Хозяйство как кругооборот [1928]/ Леонтьев В. Документы. Воспоминания. Статьи. СПб.: Гуманистика, 2006. С. 104-106). Интересна параллель, проводимая Сраффой между своими уравнениями и балансовыми уравнениями химических реакций типа 2 H 2O 2 H 2 O2 ; разрушение элементов правой части в результате их взаимодействия приводит к новой комбинации в левой (в данном случае без производства «излишка»). 144 Ср. параллельные исследования Кильской группы: случай 2-х товаров - Леонтьев В. Хозяйство как кругооборот [1928]. С. 80; случай n товаров – Remak R. Kann die Volkswirtschaftslehre eine exakte Wissenschaft werden?// Jahrbücher für Nationalökonomie und Statistik. 1929. Bd. 131. S. 703-735. 145 «Это гомогенные линейные уравнения. Они имеют бесконечный набор решений, но каждое решение является подчиненным [sic] пропорциям […]. Эти пропорции мы называем отношениями (ratios) абсолютных ценностей. Они представляют собой строго числовые отношения между вещами A, B… (D3/12/5; A6.1). 146 Встречи Сраффы с математиками по поводу конструирования его системы – с Ф. Рамсеем в 1928 г., а затем с А.С. Безиковичем и А. Уотсоном в 1940-х и 1950-х гг. – по мнению самих участников, были интересны и продуктивны в обоюдном отношении (см.: Kurz H., Salvadori N. Sraffa and the Mathematicians: Frank Ramsey and Alister Watson// T. Cozzi, R. Marchionatti (eds.). Piero Sraffa’s Political Economy: A Centennial Estimate. L., N.Y.: Routledge, 2001. P. 254-284; idem. On the Collaboration between Sraffa and Besicovitch: The Cases of Fixed Capital and Non-Basics in Joint Production// Atti dei Convegni Lincei. Rome: Accademia Nazionale dei Lincei, 2004. Vol. 200. P. 255-301). Ср.: Сраффа П. Производство товаров. С. 24). 44 единиц, другая для единицы товара, иначе, если использовать только одну букву, это будет означать разнородные вещи и сумма их будет бессмыссленной» (D3/12/2; A.1.26). Уже на данном этапе, в четком соответствии со своей точкой зрения на теорию издержек производства, он мыслит свою систему уравнений как путь, позволяющий избежать попадания в circulus vitiosus147. Это дает ему основание для перехода к «вторым» уравнениям, включающим в себя произведенный системой «излишек» (глава II, §4 «Производства товаров»). Известно, что первые варианты формулировки их имелись у Сраффы еще до встречи с Рамсеем148; так или иначе, но из двух возможностей представления уравнений именно Сраффе, а не Рамсею пришлось выбрать «эксплицитное» выражение «реальных неизвестных», имеющихся в системе. Следующим и, видимо, последним явным шагом в развитии системы в течение рассматриваемого нами периода I было осмысление того факта, что «жизнеспособная» система, безостановочно функционирующая по принципу самозамещения, не нуждается в гипотезе о характере отдачи и является независимой от маршаллианских построений в духе «спроса-предложения». Наряду с различием между геометрической теорией ценности, создаваемой им, и маршаллианской теорией «промышленных колебаний», Сраффа в документе «Почему я игнорирую [законы] возрастающей и убывающей доходности в уравнениях» (папка «После 1927») отмечает, что «никакая система уравнений, учитывает ли она переменную отдачу или нет, не могла бы дать ответ на этот вопрос, если время не содержится в ней в качестве переменной»149. «Значение уравнений состоит просто в следующем: если человек вдруг прилетит на землю с луны, и отметит количества вещей, потребляемых каждым предприятием […] в течение года, он может вывести (deduce), по каким ценностям должны быть проданы товары, если ставка процента одна и та же, а процесс производства повторяется. Короче говоря, уравнения показывают, что условия обмена полностью определяются условиями производства» (D3/12/7: A.7.29.iii; «Человек с луны»). Таким образом, «всякий, кто привык думать в терминах равновесия спроса и предложения… может склоняться к тому, что аргументация базируется на предположении о «Когда я говорю, что ценность продукта «определяется» физическим объемом товаров, используемых для его производства, это не следует понимать, что она определяется ценностью этих товаров. Это был бы порочный круг […]. Что я говорю, так это просто то, что численные пропорции между количествами факторов и […] продуктов по определению являются абсолютной ценностью продукта» (D3/12/11; E2.90, ноябрь 1927). 148 Гареньяни указывает на документ D3/12/6: C, XVI, 4 (Winter 1927-28), где формулируется система из трех уравнений с тремя неизвестными (два меновых отношения и единая норма прибыли). См.: Garegnani P. On a turning point. P. 468-469. 149 «Я не предполагаю никаких сил [обеспечиваемых кривыми Маршалла]: я просто говорю, что если ценности в действительности будут даны уравнениями, то будут выполнены определенные условия; если нет, то не будут выполнены» (D3/12/7: A7.29.i). И чуть раньше: «Ответ [на вопрос заголовка] состоит в том, что эти уравнения не могут дать ответ на вопрос, каким образом или почему изменяются цены. Они только объясняют почему… цены различных вещей находятся в отношениях друг к другу, которые они представляют. [Они не объясняют] вариации одного товара в различные моменты времени […]» (там же). 147 45 постоянной отдаче во всех отраслях… Однако, фактически, такого предположения нет» (предисловие к «Производству товаров»). *** Если понять метафизическую программу Сраффы как стремление к имманентному вбиранию материала, предоставляемого историей экономической мысли, в выстраиваемую им систему, то работа над изданием наследия Рикардо окажется не подвернувшимся случаем и не перерывом в собственных исследованиях, а закономерным и логичным шагом, основанном на прочном фундаменте воззрений Петти-Кенэ. Как видно уже из ранней его интерпретации теории ценности следующей крупной фигуры - А. Смита150, он ставит себе задачей переформулировать учения следующих за физиократами классиков в терминах излишка, производимого системой (social surplus)151. В 1930-е гг. Сраффа глубоко проникает в существо взглядов Рикардо, исследовавшего проблему распределения общественных доходов в качестве основной проблемы политической экономии, и их эволюцию; учитывая то обстоятельство, что главы II и III в «Производстве товаров» (за исключением §22) с полным правом могут быть названы «рикардианскими»152, можно увидеть необходимость новой интерпретации теории Рикардо (п. 2). Такая интерпретация, используемая Сраффой уже в эти годы, была предложена им в письменном виде гораздо позже, в 1951 г. в своем «Предисловии» к т. I «Works and Correspondence of David Ricardo» (p. xxxi-xxxii); он вводит принцип «зерновой модели», который позволяет определять норму прибыли независимо от стандарта ценности, и далее распространяет его на общий случай «макрокосма» товаров153. Это в конечном счете привело «Когда А. Смит и др. говорят «естественная», он никоим образом не имеет в виду ни «нормальную» (или «среднюю»), ни «долгосрочную» ценность. Он подразумевал, что физическое, полностью натуральное отношение между товарами определяется уравнениями и не нарушается сохранением большей части [годичного общественного] продукта. «Меновая ценность» была результатом естественной ценности, постоянно нарушаемой борьбой (scramble) за излишек» (D3/12/11; E2.73, заголовок «Естественная ценность»). 151 Это представление нашло свое особенное отражение уже в лекционные 1928-1931 гг. (D2/4, M1.7). Сраффа четко осознает связь произведенного излишка с объективным понятием издержек: «Для Кенэ […] издержки […] являются элементом производственного процесса, которые должны быть точно измерены, чтобы сравнить их с продуктом, - для определения, содержит ли продукт излишек» (p. 25-26); «эта точка зрения [заработной платы как необходимых средств существования рабочих] ведет к понятию выплат заработной платы в течение производственного процесса: они тогда отождествляются с капиталом или по крайней мере с важной частью капитала. Прибыль (и, конечно, рента) является частью продукта и представляет собой в точности превышение продукта над первоначальным капиталом» (p. 24); «понятие прибавочного продукта (surplus product) играет важную роль в классической экономии […]. Смит перенял это понятие излишка, а с ним и идею издержек у физиократов» (p. 27). 152 А также тот факт, что в конце 1920-х гг. оформились только центральные положения работы, в то время как конкретные «отдельные вещи, например, «стандартный товар»… были выработаны только в 30-х – начале 40-х гг.» (Сраффа П. Производство товаров. С. 23). 153 Последовательность шагов, предпринятая Рикардо в целях упрощения проблемы распределения (в своем движении от «Опыта» к «Началам») и восстановленная Сраффой, включала 4 этапа: 1. Устранение проблемы земельной ренты в терминах теории экстенсивной ренты, что позволило исследовать землю «наихудшего качества», которая не дает ренты; 2. Абстрагирование от проблемы ценности с помощью предположения о 150 46 к важному различению всех товаров на базисные и небазисные (§6), заменившему классическое разделение товаров на необходимые предметы потребления рабочих («necessaries») и предметы роскоши («luxuries»). При естественном появлении «на обеих сторонах счета – в современных терминах, и в качестве затрат, и в качестве выпуска [намек на метод Леонтьева]» ( p. xxxii) не зерна, а труда норма прибыли будет определяться уже отношением двух количеств труда – совокупного и необходимого (для производства предметов первой необходимости в целях поддержания совокупного труда). С одной стороны, для сраффианской системы это означало новое, в отличие от классиков, понимание заработной платы (состоящей из двух – необходимой и прибавочной частей, §8; выплачиваемой post factum как доля годового продукта, §9, и введение нового специфического понятия proportional wages, p. lii); с другой, - приводило к оценке трудовой теории в системе Рикардо. Обе линии смыкались в том пункте, который был назван «эффектом Рикардо»; его интерпретация, в свою очередь данная Сраффой 154, привела, во-первых, к подтверждению – в противоположность традиционной точке зрения ХолландераМаршалла-Кеннана – неизменной позиции Рикардо относительно трудовой теории (p. xxxvii)155, причем важную роль здесь сыграло найденное в 1943 г. письмо Рикардо к «зерновой модели»; 3. Формулировка трудовой теории ценности в «Началах» (embodied labour, глава I); 4. Поиск неизменной меры ценности, - такой, которая была бы неизменна относительно вариаций параметров распределения (изменений в уровне реальной заработной платы и противоположных им изменений нормы прибыли). Тот факт, что «трудовая теория ценности», по мысли Сраффы, была сформулирована не изначально, а с целью преодолеть трудность, связанную с объяснением прибыли в терминах прибавочного продукта (который вводится в систему Рикардо уже после издержек производства, включающих заработную плату занятых в производстве рабочих), подтверждается отсутствием статьи «трудовая теория ценности» в «Общем Индексе» XI томе собрания сочинений Рикардо – как понятия, которое эксплицитно не появлялось в текстах Рикардо (Schefold B. Reading Sraffa’s Indices – a note// European Journal of the History of Economic Thought. 1998. Vol. 5. No. 3. P. 468). О драматической 20-летней истории создания «Индекса», который задал в этой области библиографического дела новые стандарты качества и имел целью отразить имманентную реконструкцию теории Рикардо, см.: Gehrke C. Bringing the Edition of Ricardo’s Works to Completion: The Making of the General Index, 1951-73// Review of Political Economy. 2005. Vol. 17. No. 3. P. 443-464. 154 Другая точка зрения содержалась в работе: Hayek F.A. Ricardo’s Effect// Economica. 1942. Vol. IX. No. 34. May. (New ser.) P. 127-152. 155 Из письма М. Добба Т. Прагеру от 23 декабря 1950 г.: «Сраффианское издание сочинений и эпистолярного наследия Рикардо (над которым, как вы наверное знаете, он работает с 1930 г., и к которому я присоединился в 1948 чтобы помочь ему закончить работу), я рад сообщить, близится к концу; по крайней мере, что касается первых 4-х томов, то они могут выйти уже этой весной или летом. Великим препятствием здесь было «Предисловие» к «Началам». Теперь оно завершено… Думаю, вы найдете его в некоторых отношениях интересным. В частности, я думаю, мы окончательно установили (в противоположность традиционной точке зрения Холландера-Маршалла-Кеннана), что изложение трудовой теории Рикардо не испытывало «ослабления» с течением времени: что фактически в конце своей жизни он достиг точки зрения, близкой к Марксу, так что настоящая (true) линия происхождения [теории], конечно, от Рикардо к Марксу, а не от Рикардо к теории издержек производства в духе Милля и от него к Маршаллу, о чем говорит буржуазная традиция» (цит. по: Pollitt B.H. Clearing the Path for «Production of Commodities by Means of Commodities»: Notes on the Collaboration of Maurice Dobb in Piero Sraffa’s Edition of the «Works and Correspondence of David Ricardo»/ Bharadwaj K., Schefold B. (eds). Essays on Piero Sraffa. L., 1990. P. 524). 47 Миллю (p. xxxvi-xxxvii, ср. прогноз Дмитриева в 1908 г.); и отсюда - к формулировке этого эффекта в рамках системы (§13-16, особенно 14, 15). Во-вторых, - к осознанию вслед за Рикардо значения этого «любопытного эффекта» для науки политической экономии, благодаря чему «догма» Смита, который не исследовал влияние процессов накопления капитала и присвоения земли на относительную ценность (цит. по: p. xxxvi), как базовая модель цены подвергается критике (xxxv). Общая теория цены, над которой бился Рикардо, предполагала, таким образом, синтез «эффекта Рикардо», т.е. влияния динамики заработной платы на уровень относительных цен в трудоемких и капиталоемких отраслях, и единого принципа воплощенного в товарах труда, который бы по-прежнему определял их ценность; стремление к этому синтезу выразилось в изменении стандарта ценности в процессе перехода от издания 1 «Начал» к изданию 3 (p. xxxix). Трудовой принцип при этом не претерпел существенных изменений (p. xl); стандарт же прошел путь от товара, производимого одним и тем же количеством труда (издание 1), до товара, который должен быть сверх этого еще и независимым от относительных изменений, обусловленных повышением или понижением заработной платы» (в издании 3, p. xli). Понятно поэтому, что в первом случае принцип ценности почти совпадает с мерой ценности – трудом (p. xli), и что формулировки Рикардо, принявшего в качестве меры деньги (xlii), в дальнейшем при более зрелом изложении «эффекта Рикардо»156 – в издании 2 – «были склонны затемнять уже отмеченное различие между влиянием изменением заработной платы на «абсолютную» и на «относительную» ценность» (p. xliii). При определении стандарта в издании 3 Рикардо после уступки Мальтусу столкнулся с дополнительным фактором - временем обращения оборотного капитала; это, в свою очередь, повлияло на условие «беспримесности» (unassisted) труда в отношении основного капитала, которое выполнялось пока периодом обращения капитала был год (издание 1, p. xlii). Решение, к которому пришел Рикардо и которое состояло в выборе «среднего» (medium) из двух крайностей, было сформулировано Сраффой в §17 (ср. p. xliv)157. Одна линия позднейшей аргументации Рикардо вела к редукции «всех исключений из общего правила» к «одному времени» (письмо к Мак-Куллоху от 13 июня 1820 г., p. xlv), что Исследуя условия производства товара неизменной меры ценности, Рикардо к двум формам варьирования капитала в издании 1 (различию в пропорциях использования оборотного и основного капитала, и различию в сроках службы основного капитала) под влиянием Торренса добавил третью – различие во времени доставки товара на рынок, или срок службы оборотного капитала (p. xlii). 157 «Концепция стандартной меры ценности, как промежуточного звена между двумя крайностями (см. §17) также принадлежит Рикардо [со ссылкой на «Предисловие», p. xliv]…» (Сраффа П. Производство товаров. Прил. D. §2. С. 135). 156 48 в конечном счете означало не только принятие денег в качестве стандарта в издании 3, но и в приравнивании его - в неоконченной рукописи об «Абсолютной ценности и меновой ценности» - к стандарту издания 1 (p. xlv). Вторая линия реконструируется Сраффой и развивается в «Производстве товаров» (§21); она основана на выявлении в трактовке Рикардо неразрешенного противоречия между понятиями «абсолютной ценности» и «относительной ценности» и их соотношением (p. xlvii). Используя ситуацию двух товаров (ср. с Марксом) и показывая недопустимое расширительное применение понятия «абсолютной ценности»158, Сраффа возвращается к необходимости нового синтеза трудового принципа и «эффекта Рикардо» в рамках теории Рикардо (p. xlvi-xlviii), - теперь уже при условии фактора времени, волновавшего Рикардо. Но время Сраффа исключает: а) уже отмеченным ранее желанием построить геометрическую теорию ценности, б) формой уравнений, не содержащих степенных показателей времени, возникающих вследствие исчисления ценности по сложным процентам на капитал, в) структурой книги, рассматривающей сначала оборотный капитал (часть I), затем основной капитал (часть II). Он формулирует проблему неизменной меры ценности, связывая теорию ценности Рикардо и его теорию прибыли и интерпретируя эту связь в терминах «излишка»; тогда проблема ценности состоит в том, «как найти такую меру ценности, которая была бы инвариантной относительно изменений в распределении [годового] продукта» (p. xlviii). Эта точка зрения, проистекающая из развития «зерновой модели», приводит к доминированию «эффекта Рикардо» над трудовым принципом (см. также вывод §14), в рамках которого проблемы неизменной меры вообще не возникает (p. xlix); при этом сохраняется и другая важная функция такой теории ценности, ставшая важной для создания альтернативы господствующей маржиналистской теории, – она «позволяет измерять изменения в величине совокупностей товаров различных видов» независимо от количества используемого в их производстве капитала, но обратное, как выяснится впоследствии в дискуссии «двух Кембриджей», уже неверно (§48; часть III)159. «Эффект Рикардо» (п. 2), тем не менее, оставлял проблему основного капитала, и Сраффа, конструирующий свою систему (п. 3), должен был рано или поздно прийти к Марксу-экономисту. Как показывает предшествующее, переходное между периодами I и II, изложение, наряду с вопросом об оценке сделанного Марксом перед ним вставала Следует иметь в виду, что «идея «неизменной меры» имела для Рикардо свое необходимое дополнение в идее «абсолютной ценности» (p. xlvi). 159 Мнение о том, что если бы Сраффа опубликовал свои основные результаты не в 1960, в 1930-х гг., то экономическая наука могла бы повернуть свое развитие в другом направлении, приобретает особое звучание в свете оценки результатов дискуссии (см. далее). 158 49 вытекающая взаимосвязанная проблема отношения Маркса и Рикардо; представляет ли теория первого по сравнению со вторым шаг вперед или нет. *** Период II. К серьезному исследованию наследия Маркса в контексте своей системы Сраффа подошел к концу 1930-х гг.; тщательное изучение 1-ого тома «Капитала»160 было проведено им в тот промежуток времени, когда он находился в лагере для интернированных на о. Мэн (с 4 июля по 9 октября 1940 г.). По возвращении в Кембридж он основательно прорабатывает также 2-ой и 3-ий тома, заново «Теории прибавочной стоимости». И здесь, в период с января по апрель 1943 г. «на решающем этапе развития его собственной системы…, в наиболее хрупкой фазе развития сраффианской мысли»161, явным образом возникает имя Борткевича (записная книжка - D1/91: 5-33). Ни одной из трех экономических работ, которые изучал Сраффа в этот период, - а) о теории ценности Бем-Баверка (1906), б) статьи-ответа Х. Освальту по поводу своей критической статьи (1907), в) цикла статей об исчислении ценности и цены у Маркса (1906, 1907 I, 1907 II) – не было в его библиотеке; предположительно, он пользовался копиями из библиотеки Маршалла (D1/91: 5). Однако, важен именно факт специального обращения к экономическим трудам Борткевича: статистические его труды, имевшиеся у Сраффы, не были в данном случае использованы162. Отправным фокусом чтения Сраффой этих работ можно считать отсутствие его интереса к предложенной Борткевичем формальной процедуре трансформации стоимостей в цены производства (1907). Зная о существовании данной статьи, Сраффа, тем не менее, специально не изучал ее163; он просто отметил, что «это возражение [Борткевича, касающееся необходимости пересчета постоянного и переменного капитала в ценах производства] Маркс сам «до определенной степени предвидел» [во фразе из 9 главы III тома «Капитала», на которую ссылается Борткевич] (D1/91: 12). Ценность работ Борткевича определялась Сраффой в контексте развития той «исходной позиции, которой придерживались все старые классические экономисты от Адама Он работал сначала с английским переводом первого немецкого издания 1867 г.: Marx K. Capital. Vol. I. L., 1938, но затем – с разными изданиями «Капитала», из которых особенно выделяются английское и французское издания. 161 Gehrke C., Kurz H. Sraffa on von Bortkiewicz: Reconstructing the classical theory of value and distribution// History of Political Economy. 2006. Vol. 38. P. 94-95. Рядом сведений архивного характера мы обязаны авторам данной статьи. 162 Речь идет о следующих работах Борткевича, имевшихся в библиотеке Сраффы: Das Gesetz der kleinen Zahlen. Leipzig, 1898 (Sraffa 2252); Die Rodbertus’sche Grundrententheorie und die Marx’sche Lehre von der absoluten Grundrente (Sraffa 2253); Zweck und Struktur einer Preisindexzahl// Nordisk Statistisk Tidskrift. 1923-1924. Vol. 2. S. 369-408; Vol. 3. S. 208-252; Vol. 3. S. 494-516 (Sraffa 2251). 163 В январе 1943 г. Сраффа записал название этой работы себе в записную книжку, взяв ее из ссылки (Bortkiewicz, 1907 II, s. 446); проверка Герке и Курцем экземпляров книг Суизи (1949), а также итальянских переводов Суизи (1971) и Борткевича (1971) не дала положительного результата. 160 50 Смита до Рикардо [и которая] была полностью спущена под воду (submerged) и забыта со времени изобретения «маржиналистского» метода»164. Он анализировал их на этапе реализации п. 3, а не п. 1; этот факт демонстрируется его подготовительной работой, проведенной в отношении Маркса, как оказалось, незадолго до обращения к Борткевичу165. Главным результатом этой работы было «открытие Маркса» Сраффой в русле своего собственного подхода (§1-5, 8, 10-21 «Производства товаров») на основе «зерновой модели»166; осознание им того обстоятельства, что Маркс по ряду моментов продвинулся дальше Рикардо в разработке теории прибавочного продукта. Момент 1. В рукописях 1861-1863 гг. Маркс принимает рикардианскую трактовку реальной заработной платы как proportional wages; транслирует ее на язык собственной теории как норму прибавочной стоимости M , где M – общественный прибавочный продукт, V V – переменный капитал общества167. Но далее, по мысли Сраффы, Маркс замечает, что Рикардо, установивший однозначную обратную зависимость уровня общей прибыли от пропорциональной заработной платы, на самом деле ошибочно отождествил норму прибыли с нормой прибавочной стоимости - по причине того, что «в своих исследованиях прибыли и заработной платы Рикардо… трактует существо вопроса так, как если бы весь капитал слагался непосредственно из выплат заработной платы». Если же принять обратное, то норма прибыли вполне может расти или падать даже при постоянной пропорциональной заработной плате, что нарушает не только логику рикардианского обоснования долговременного снижения нормы прибыли, но и его «фундаментальную теорему о распределении»168. (С другой стороны, принятие марксовой теории прибавочной стоимости возвращало к трудовой теории и товару «рабочая сила».) 164 Sraffa P. Production of Commodities by means of Commodities. 2nd ed. Cambridge: C.U.P, 1963. P. V. Внимание Сраффы к Борткевичу было привлечено, по всей вероятности, в связи с выходом книги: Sweezy P. The Theory of Capitalist Development (1942), в которой обсуждались результаты, полученные Борткевичем; Герке и Курц ссылаются на пометки Сраффы в указанной записной книжке (p. 20-21) и книге П. Суизи. Сраффа, таким образом, вряд ли специально готовил себя к восприятию работ Борткевича. 166 Non-labour-value-based approach – подход, не основанный на трудовой ценности. Сраффа скорее сказал бы «не трудовая теория ценности, а теория трудовой ценности» (Kurz H. Sraffa’s Reception of the German Economics Literature: A Few Examples// Storia del pensiero economico. 1999. Vol. 37). Ключевой §9 («заработная плата выплачивается из продукта») был четко сформулирован только к концу 1943 г., хотя содержание §13 появляется у Сраффы еще летом 1942 г. при возобновлении работы над рукописью книги. Различение всех товаров на базисные и небазисные (§6) явилось следствием §9. Среди заметок Сраффы ко II и III томам «Капитала», написанным в начале 1940-х гг., можно найти ссылки на его «первые» и «вторые» уравнения. 165 167 Тогда, как справедливо указывают К. Герке и Х. Курц, proportional wages будет равна: V 1 V M 1 M . V Что норма прибыли изменяется в обратном отношении только к пропорциональной заработной плате. Тем не менее, одновременное наличие в многочисленных текстах самого Маркса двух трактовок заработной платы (пропорциональной заработной платы и реальной заработной платы, состоящей из набора товаров), по мнению 168 51 Момент 2. Это «обратное» означает элемент капитала, не разлагающийся целиком на заработную плату; возникает т.н. постоянный капитал, который не учитывался «эффектом Рикардо». Причем постоянный капитал был встроен Марксом в его схемы воспроизводства, восходящие к круговой физиократической схеме - «Таблице» Кенэ, и являл собой в прямом смысле «производство товаров посредством товаров»; в то время как Рикардо, несмотря на внешне похожую (на Марксову) критику «положения Смита», остался в стороне от идей физиократов169. На этом фоне Сраффа приступил к анализу работ Борткевича; этот анализ естественным образом распадался на две части: ранние статьи о теории ценности БемБаверка (а, б) и затем цикл его работ по теории Маркса (в). В первой части его интересовала критика Борткевичем объективного основания теории ценности Бем-Баверка – принципа окольности методов производства; он соглашается с тем, что «у нас есть необходимость идти дальше очень абстрактной схемы фон БемБаверка, чтобы удостовериться в невозможности определить ставку процента [на капитал] посредством технических методов производства тем путем, какой избрал Бем-Баверк (или, я полагаю, каким-либо другим)»170. Оказалось, что Борткевич поставил проблему, на которую натолкнулся Сраффа в 1927-1928 гг. при формулировке своих «вторых» уравнений171, и чуть позже – во время полемики с Ф. Хайеком по проблемам цикла в начале 1930-х гг. в связи с предпосылкой о «среднем периоде производства» в теории капитала. Здесь с построениями Сраффы, в терминах тех же «вторых» уравнений, но с иной (критической) целью, четко согласовывалось следующее положение Борткевича в данной статье: «пробным камнем теории [Бем-Баверка] является то, способна ли она показать всеобщую причину процента также и для случая, когда не только не имеет места какой-либо технический прогресс, но и длина периодов производства оказывается предопределенной техническими условиями, так что никакой выбор между различными методами [производства] невозможен»172. Борткевич, в отличие от Бем-Баверка, полагал, что процент на капитал может быть определен только через заданную систему технических условий производства; причем Сраффы, было богатым источником порождения путаницы и неверных толкований (Gehrke C., Kurz H. Sraffa on von Bortkiewicz. P. 110-111). 169 Вместе с тем, Сраффа не мог также не видеть и минуса марксовой теории в целом как конструкции - что схемы воспроизводства II тома оставались мало связанными с трудовой теорией I тома и законом средней прибыли III тома. Среди заметок Сраффы ко II и III томам «Капитала», написанным в начале 1940-х гг., можно найти ссылки на его «первые» и «вторые» уравнения. 170 Bortkiewicz L. von. Der Kardinalfehler der Böhm-Bawerkschen Zinstheorie// Schmollers Jahrbuch. 1906. Bd. 30. S. 958. 171 Сраффа подчеркивал трудность перехода от «первых» ко «вторым» уравнениям (Сраффа П. Производство товаров. §4) в связи с фундаментальными изменениями в самой системе («Когда мы получаем излишек, естественный хозяйственный порядок (natural economy) останавливается», D3/12/11: 42). 172 Bortkiewicz L. von. Der Kardinalfehler. S. 970-971. 52 приниматься во внимание в теории ценности должны, по его мнению, только фактические, а не потенциальные методы производства. На эту точку зрения Сраффа постоянно ссылается как на «максиму Борткевича» («Bortkiewicz’s dictum», D3/12/18: 9)173. Он до такой степени считал ее совпадающей с его собственными взглядами (против маржиналистских теорий капитала), что написав в январе 1958 г. фрагмент «Заметки на полях [книги]», содержащий ссылки на эти две указанные выше работы Борткевича и цитаты из них («Margins and margins», D3/12/46: 52-53), первоначально хотел даже включить его в предисловие к «Производству товаров»174. Переход к чтению работ Борткевича о теории Маркса был обусловлен для Сраффы ключевым исследованием отношения влияния «ставка заработной платы – норма прибыли» на относительные цены товаров, т.е. на величину и распределение годового продукта, в терминах его самых общих, «третьих» уравнений (§8-12, особенно §11). Если иметь в виду новации Сраффы в отношении «эффекта Рикардо» (в общем случае §13-21), и особенно указанные выше моменты 1-2 в связке «Рикардо-Маркс», осознанные им к тому времени, то его отношение к данным текстам Борткевича будет более понятным. Он начинает - в качестве следствия момента 1 - с аргументации Маркса относительно закона тенденции нормы прибыли к понижению в интерпретации Борткевича (1906); согласно Борткевичу, закон «стоит на том, что Маркс устанавливает определенное (и действительно довольно простое и ошибочное) арифметическое отношение между величинами, из которых одна принадлежит его «схеме стоимости и прибавочной стоимости», а другая – «схеме цены и прибыли» (D1/91: 10). Сраффа помечает себе утверждение Борткевича о том, что «Туган-Барановский вполне прав в своей критике Маркса», но остается неудовлетворенным доказательством ошибочности закона тенденции (1906, s. 47-48): «Формула m m v . Если первый множитель постоянен, а второй cv v cv уменьшается, закон «очевиден». «Ошибка» в том, что второй множитель является выражением (неправильной) [схемы] «стоимость-прибыль», вместо «цена-прибыль». И это все!» (D1/91: 11). Это название закрепилось после того, как Сраффа понял, что Бем-Баверк в своих «Критических экскурсах» (1912) – дополнительном томе, включенном в третье издание «Kapital und Kapitalzins» (1909-1914) - не привел удовлетворительного контрдовода на критику: «он [Бем-Баверк] уходит от проблемы, говоря, что отсутствие выбора [методов производства] не является пробным камнем его теории, которая изначально исходит как раз из наличия такого выбора» (D1/91: 7). 174 Gehrke C., Kurz H. Sraffa on von Bortkiewicz. P. 140-141. Скорее всего, имея в виду именно «максиму Борткевича», Сраффа отметил: «В системе, в которой, день за днем, производство остается неизменным в указанном выше смысле [в противоположность предельному продукту и предельным издержкам], предельный продукт фактора (или предельные издержки продукта) было не просто трудно найти – их бы там вовсе не существовало» (Staffa P. Production of Commodities. 1960. P. V). 173 53 Сраффа полагает, что такая аргументация Борткевича не затрагивает основную идею закона; со ссылкой на его позицию в отношении критического метода Туган-Барановского, он подчеркивает, что «весь аргумент Тугана и Борткевича основывается на предположении совершенно разных орг[анических] стр[оений] в производстве трех подразделений…, из чего они получают две разные нормы прибыли, соответственно, путем пересчета в ценах и в стоимостях. Они даже не находят затруднений в случае равного органического строения в производстве средств производства, используемых во всех трех подразделениях!» (D1/91: 11). Эти затруднения, между тем, вытекают из того, что множество единичных товаров, производимых в отраслях с совершенно различными органическими строениями капиталов, должно в итоге даже по этой предпосылке каким-то образом сформировать две совокупные величины: V M и C ; но последние должны быть такими, чтобы выразить, в свою очередь, примерно одинаковое органическое строение капиталов, их произведших - для определения нормы прибыли, что подразумевается при расширительном толковании «зерновой модели». Выраженное явно желание Борткевича дать правильное разрешение марксовой проблемы, поставленной самим же Марксом (1906, s. 22; 1907 I, s. 34-35), для чего он возвращается к Рикардо, только усилило критическое отношение со стороны Сраффы. Он понял, что момент 1 остался вне внимания Борткевича; логический после этого переход к моменту 2 высветил перед Сраффой целый ряд сомнительных элементов в методе самого Борткевича. Во-первых, это предпосылка об использовании формулы редукции [капитала] к труду посредством конечного числа шагов; цитируя утверждение Борткевича о том, что анализ ценности продукта следует вести «до той точки, когда мы достигнем постоянного капитала, непосредственно являющегося продуктом исключительно труда», Сраффа отмечает: «Это та же самая грубая ошибка, что и у Бем-Баверка!» (D1/91: 12). Чтение второй и третьей статей Борткевича (1907 I; 1907 II) убедило Сраффу в том, что «из этого контекста и примеров ясно, что Б[орткевич] всегда имеет в виду [последовательность] из конечного числа элементов. Когда число бесконечно, описание [производства] должно остановиться в какой-то точке и содержать «остаточный» элемент пост[оянного] кап[итала]. Кроме того, он наблюдает только производство отдельного товара: ему не удается увидеть, что для общественного капитала [ C V ] понятие его органического строения имеет наиболее важный (конструктивный) аспект – и если гипотеза о ценности работает, это понятие является единственным, в чем она нуждается» (D1/91: 15). Под гипотезой о ценности (Value Hypothesis) он понимал не что иное, как принцип «зерновой модели». 54 Выявив главный метод Борткевича, Сраффа резюмирует: «Б[орткевич] не видит, что вся его аргументация опирается на [возможность] реализации последовательности количеств труда, состоящей из конечного числа шагов. Последствия этой предпосылки: 1) с падением заработной платы норма прибыли может стать бесконечно большой; 2) по мере достаточного снижения заработной платы ценность капитала должна стремиться к нулю; 3) идея, что прибавочная стоимость «является результатом» постоянного, а не только переменного капитала; 4) ошибка Смита-Рикардо, что «сбережения потребляются другим [классом людей]»; 5) ошибочная идея, что средства производства («высшие ступени [производства]») должны иметь отличное от потребительских товаров органическое строение [капиталов, используемых в их производстве]; 6) другим следствием конечного числа шагов редукции к труду является невозможность теперь распознать гипотезу о ценности: вместе с изменениями в норме прибыли совокупный пост[оянный] кап[итал] должен меняться в цене [совокупного] продукта» (D1/91: 13-14). Тезис 1 выявляет изъян в «эффекте Рикардо», связанный с «незатронутостью» (unassisted) труда основным капиталом, если период его обращения не равен году (ср. предисловие Сраффы, p. xlii); тогда норма прибыли не имеет верхнего предела. Между тем форма уравнений, специально выбранная Сраффой, предполагает годичное производство и распределение; он критикует здесь не только «эффект» в трактовке Рикардо, но и не доведенную до логического конца интерпретацию его теории Борткевичем (1907 I, s. 43-50). Тезис 2 противостоит точке зрения полной редукции постоянного капитала к «датированным» количествам труда175; тезис 3, продолжая эту логику, оспаривает отрицание деления капитала на постоянный и переменный, выдвинутое Туган-Барановским и «Формальное возражение против точки зрения Борткевича (игнорирующей деление капитала на постоянный и переменный и сводящей весь [капитал] к периодам обращения затрат труда) состоит в том, что она выполнима только путем бесконечного числа шагов и результирующий ряд не является сходящимся: другими словами, всегда остается Остаток, и поскольку [норма прибыли] r - переменная, он никогда не станет бесконечно малым. Реальное возражение (несколько более неопределенное), однако, состоит вот в чем: точка зрения Борткевича в целях достижения абсолютной точности в сравнительно легкой (trifling) манере жертвует сущностной стороной рассматриваемой проблемы – что товары производятся посредством труда из товаров. Предположим, было бы верно, что за исключением труда только зерно используется в производстве зерна, и что это было бы верно для всех товаров, т.е. относительная цена каждого продукта и его пост[оянный] кап[итал] были бы постоянны относительно r: тогда чтобы найти ценность или количество труда, производящего бушель пшеницы, мы должны вычесть зерно в качестве затрат (seed) из продукта и остаток («чистый продукт») разделить на N дней труда, и получить результат. Мы могли бы также сделать это с помощью редукции, и тогда предел суммы бесконечного ряда дал бы количество труда, «воплощенного» в совокупном продукте – результат, идентичный прежнему. Но конечно нам не следует мечтать сделать это – это было бы безумием; только проклятая флуктуация цены побуждает нас к этому. Хорошо вспомнить (как делал Смит), что значительная доля абстракции содержится в утверждении о том, что теленок всецело производится человеческим трудом (а не коровой и быком, наряду с трудом), на том основании, что бык и корова сами производятся быками и коровами, так же как и трудом, и так далее. Абстракция полезна, но она имеет свои пределы; и хорошо бы было иметь их в виду» (D1/91: 16-17). 175 55 поддержанное и усиленное Борткевичем (1907 I, s. 32); последовательно защищает от критики понятие органического строения общественного капитала C V . Тезис 4 направлен против известного положения Смита176, ведущего, в конце концов, как показал Маркс (гл. 19-20 второго тома «Капитала»), к «догме Смита», - «…утверждению, которое обязательно предполагает существование «первичных» товаров, производимых чистым трудом, без средств производства, исключая землю, и которое поэтому было несовместимо с фиксированной границей роста нормы прибыли»177. На тот факт, что Рикардо «так же представлял себе процесс накопления капитала» и был согласен здесь со Смитом (хотя возражал против его теории, ссылаясь на «первоначальную ошибку касательно ценности Адама Смита», см. предисловие Сраффы, p. xxxv-xxxvi), первым указал ТуганБарановский (1894), конструируя свою теорию рынка и отмечая, что «из этого тезиса непосредственно вытекает, что накопление капитала нисколько не уменьшает потребительного спроса»178; именно на этой критике, в свою очередь, базировались его собственные схемы воспроизводства. Однако, упомянутая выше критика Сраффы с позиции «зерновой модели» (D1/91: 11), стоит здесь даже выше критики Борткевичем схем ТуганБарановского; хотя она не исключает в данном случае возможности более лояльного отношения Сраффы к «марксисту» Туган-Барановскому, чем к «рикардианцу» Борткевичу. Тезис 5 критикует эту предпосылку в построениях Борткевича (ее значение, кстати, особенно заметно в статье «по проблеме трансформации», 1907) и направлена против подобного критерия различения категорий товаров, присущего производственной схеме «австрийцев»; в общей схеме производства по кругу разделение товаров на «капитальные» и «потребительские» теряет смысл. Последний тезис 6, являясь следствием предыдущих (неучтенный Борткевичем постоянный капитал имеет переменную стоимость в зависимости от динамики нормы прибыли), оказывается и результирующим: Борткевич таким образом теряет связь с «зерновой моделью», развитие которой может и должно быть найдено у Маркса. Маркс, по мысли Сраффы, следовал за Рикардо в его неявной формулировке «зерновой модели» в той ее форме (в «Началах»), когда на обеих сторонах счета вместо зерна появился труд (см. предисловие Сраффы, p. xxxii). Но у Рикардо «То, что ежегодно сберегается, так же правильно потребляется, как и то, что ежегодно расходуется, и даже почти в тот же промежуток времени, только другим классом людей. Та часть годового дохода, которая ежегодно расходуется человеком, потребляется чаще всего того, что потребляется ими. Но часть, ежегодно сберегаемая им и поступающая в капитал, чтобы приносить пользу, тоже потребляется так же быстро, как и первая, но другим классом людей… (цит. по: Туган-Барановский М.И. Периодические промышленные кризисы. М., 1997. С. 227). 177 Сраффа П. Производство товаров. Прил. D. §3. С. 135. 178 Туган-Барановский М.И. Периодические промышленные кризисы. С. 227. 176 56 зависимость нормы прибыли r от пропорциональной заработной платы w по-прежнему выглядела в «сельскохозяйственной форме»: r P 1 w 179 ; по мере накопления W w капитала w стремится к росту, и r в долгосрочной динамике снижается. Сраффа увидел, что Маркс а) введя понятие постоянного капитала, оценил – в отличие от Рикардо - значимость его в анализе взаимоотношения «w-r» (см. ранее); б) сумел включить «эффект Рикардо» в свою теорию через идею роста органического строения общественного капитала C V , дав интерпретацию «эффекта» в формулировке самого Рикардо, т.е. как эффект простого накопления капитала без технического прогресса (при текущем состоянии технологий)180. (Различив в теории Маркса случай простого накопления капитала и случай технического прогресса – последний, по его мнению, вовсе не нашел отражения в III томе «Капитала» и законе тенденции нормы прибыли к понижению, - Сраффа подготовил почву для ч. III «Производства товаров», связанной с «переключением технологий». Но здесь снова, как и раньше: эта идея возникла в ходе критического размышления над работами Борткевича.181) В итоге Сраффа возвращается к закону тенденции нормы прибыли к понижению; в главе об анализе внутренних противоречий закона (т. III, гл. 15 II) содержится «идея максимальной нормы прибыли [R], соответствующей нулевой заработной плате, [которая] была предложена Марксом через случайный намек о возможности падения нормы прибыли «даже если рабочие могли бы жить воздухом»182. Таким образом был составлен абрис §22 «Производства товаров». Где P – доля прибыли в совокупном общественном продукте, W – суммарная величина заработной платы (охватывает весь общественный капитал). Ср.: Gehrke C., Kurz H. Sraffa on von Bortkiewicz. P. 119-121. 180 «Машины и труд находятся в постоянной конкуренции и часто первые могут не находить применения до тех пор, пока труд [номинальная заработная плата] не возрастет [в ценности] (Ricardo D. Works and Correspondence. Vol. I. P. 395). Эффект предполагает внедрение не совершенно новых, а уже существующих, но не участвовавших ранее в производстве, машин. 181 Сраффа подмечает у Борткевича склонность ставить норму прибыли в зависимость от периода обращения капитала, так что «существует удлинение [оборота] по мере снижения нормы прибыли»; он назвал это мнение о возможности упорядочивания методов производства в соответствии с их капиталоинтенсивностью «предубеждением монотонности» [D1/91: 14, 27об.]. В результате критики этого положения Борткевича Сраффа наметил собственный принцип редукции (Производство товаров. Ч. I. Гл. VI). Показательно и другое его критическое замечание в отношении попытки опровергнуть закон тенденции нормы прибыли к понижению с помощью «предубеждения монотонности» (D1/91: 22), где он показывает ошибочные, по его мнению, предпосылки анализа Борткевича: что Маркс твердо стоит на точке зрения постоянной реальной заработной платы, состоящей из набора товаров (а не как доли прибавочного продукта или, как мы знаем, proportional wages); что марксов искомый закон относится к случаю технического прогресса, а не случаю простого накопления капитала (известная фраза из т. III «Капитала», гл. 15, с. 290: «Ни один капиталист…»). 182 Сраффа П. Производство товаров. Прил. D. §3. С. 135. Также – «в более общем случае» - благодаря настойчивому отрицанию Марксом «догмы Смита». См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 25. Ч. 1. М., 1961. Гл. 15. С. 271. 179 57 Максимальная норма прибыли R появляется при условии w 0 ; из формулы w V тогда имеем V 0 . Учитывая, что рикардианская формула для нормы прибыли, с V M одной стороны, модифицируется к виду r M , а с другой – поскольку принцип C V «зерновой модели» реализуется в труде183, для случая V 0 (и соответственно M L ) получим: R r L . Тогда марксова формула для нормы прибыли представима в виде: C M M L R 1 w 184. Из нее непосредственно следует, что норма прибыли r и C V C V 1 Rw L L максимальная норма прибыли R изменяются в одном направлении: r 1 w 0 R 1 Rw 2 (поскольку w 0;1 ). Таким образом, превосходство теории Маркса над Рикардо видно из того факта, что тенденция нормы прибыли r к понижению обнаруживается не только при постоянной пропорциональной заработной плате w, но и при ее умеренном сокращении (т.е. росте нормы прибавочной стоимости M ): это так, поскольку снижается максимальная норма прибыли R. V Последняя, что характерно, определяется в системе исключительно технологическими условиями производства. В §22 «Производства товаров» Сраффа для определения балансирующей пропорции труда и средств производства заменяет смешанное отношение количества труда к стоимости средств производства «на одно из соответствующих «чистых» соотношений между гомогенными количествами». Из двух таких соотношений – количественного отношения прямого затраченного труда к косвенному и стоимостного отношения чистого продукта к средствам [его] производства – он в соответствии с принципом «излишка» выбирает последнее, которое, однако, совпадает с первым (Маркс) при w 1 185. Действительно, если Причем у Маркса L M V (совокупное количество живого труда в системе); C (постоянный капитал) равен совокупному «мертвому» труду системы. 183 184 Поскольку C 1 V M ; w; 1 w . Ср.: Gehrke C., Kurz H. Sraffa on von Bortkiewicz. P. 123. L R L L «В общем (т.е. для всех отраслей, которые не используют «балансирующую» пропорцию) эти два значения совпадут, если стоимостное отношение рассчитано при значении w 1 ». Сраффа П. Производство товаров. С. 49 сн. 185 58 сравнить формулу Маркса r R 1 w и итоговую формулу Сраффы (§43): r R 1 w , то 1 Rw обе дают при этом условии один и тот же результат r 0 186. Из условия w L M V C C V при w 1 имеем: M 0 ; отношение двух количеств труда: V M преобразуется к искомому виду V . Поэтому только при таком уровне C заработной платы «относительные стоимости товаров пропорциональны затратам труда на их производство…, [а] при других уровнях заработной платы… не подчиняются этому простому правилу» (§14). Критические построения Борткевича относительно теории прибыли Маркса [1907 II] продолжали оказывать едва ли не решающее влияние на Сраффу и после конструирования им «неизменной меры ценности», оказавшейся – вопреки мнению Рикардо – (в виде «стандартного товара») «эквивалентным чему-то очень близкому к стандарту, предложенному Адамом Смитом, а именно «располагаемому труду»187. В заметке от 29 августа 1946 г. он отмечает: «Идея снижающейся нормы прибыли основана на: 1) существовании максимальной нормы прибыли; 2) ее тождественности с орг[аническим] стр[оением] кап[итала] [имеется в виду L ]; 3) тенденции орг[анического] стр[оения] C кап[итала] снижаться по мере накопления [капитала], и таким образом, тенденции максимальной нормы прибыли к понижению. См. у Маркса о том, что «если бы рабочие жили воздухом». И далее там же следует важное прибавление: «Те, кто отрицает [закон] тенденции всегда не осознают существования макс[имальной] нормы прибыли: все это благодаря их убеждению (по линии аргументации Бем-Баверка), что «в конечном счете», т.е. за конечное число шагов, блага производятся исключительно трудом. Это принял на веру (swallowed) даже Борткевич [со ссылкой на 1907 I]… Говоря кратко: снижающаяся норма прибыли основана на: а) существовании максимальной нормы прибыли, б) тенденции [ее] к понижению по мере роста накопления [капитала]. Вследствие этого, однако, существенная часть заработной платы может сокращаться, но она все равно не в состоянии компенсировать [падение] ее [нормы прибыли]. Те, кто возражают против этого, всегда говорят: достаточное снижение заработной платы может компенсировать любое снижение нормы прибыли (Борткевич, Джоан Робинсон [1942]) (D3/12/44: 11). 186 187 Эти формулы дают тот же результат еще при Rw 0 , т.е. при Сраффа П. Производство товаров. Прил. D. §2. С. 135. w 0 (тогда r R ). 59 Другим результатом, почерпнутым Сраффой у Борткевича и вероятно, в решающей степени повлиявшим на формулировку §9 (конец 1943 г.), было положение о том, что на определение нормы прибыли влияют только отрасли, которые производят товары, входящие в состав реальной заработной платы (commodity wages). Сначала Сраффа скептически относился к этому результату, зная о специфическом толковании теории Маркса Борткевичем из-за принципа редукции; затем он, однако, приходит к пониманию проблемы разнородного в отраслевом отношении определения заработной платы и нормы прибыли188 и заключает, что «Б[орткевич] оказывается прав, заключая, что при заданной заработной плате, состоящей из средств существования рабочих (wages in commodities), и данных методах производства средств существования рабочих норма прибыли определяется ipso facto и неважно, что происходит в отраслях, производящих предметы роскоши» (D1/91: 20). Получается, что «Маркс, с одной стороны (1), принимает заработную плату как заданную (в качестве ассортимента) [и выраженную] в товарах, для существования рабочих, а с другой стороны, (2) полагает массу прибыли в качестве заданной пропорции продукта труда. Две точки зрения несовместимы и вынуждены вести к противоречиям. Но Б[орткевич] хочет разрешить противоречие путем приведения (2) в согласие с (1). Напротив, правильное решение состоит в приведении (1) в соответствии с (2). Для точки зрения (1) в качестве отправной точки имеет смысл рассматривать только «потребительный» (fodder-and-fuel) аспект заработной платы; но он все еще просмолен товарным фетишизмом. Необходимо выявить в заработной плате аспект «прибавочного продукта» (Revenue); и это делается путем рассмотрения ее как w, или как доли «прибавочного продукта» (Revenue). Таким образом, (1) приводится в соответствие с (2); и вывод о том, что для [определения] нормы прибыли нужно принять во внимание весь капитал, становится верным» (D1/91: 20-21). Тогда, по мысли Сраффы, то же самое нужно предпринять и в отношении марксова постоянного капитала, чтобы второй фактор, влиящий на норму прибыли (по Марксу), т.е. органическое строение капитала C V 189 , привести в соответствие с распределением «Маркс говорит, что поскольку дело касается прибавочной стоимости, и нормы приб[авочной] ст[оимости], рассматриваются только отрасли, производящие средства существования рабочих (wage-good industries); но когда речь заходит о норме прибыли, то это должно касаться всех отраслей производства, включая и те, которые производят предметы роскоши для потребления капиталистов; поскольку, чтобы получить [единую] норму прибыли, должны подвергнуться выравниванию различные нормы по всем капиталам. Тогда, это суммируется в предположении (как и делает Маркс), что масса прибыли равна массе прибавочной стоимости – т.е. что они представляют ту же самую долю прибавочного продукта (Revenue). Но это верно только если орг[аническое] стр[оение] отраслей, производящих средства существования рабочих, равно строению [капитала] в отраслях, которые производят предметы роскоши; если орг[аническое] стр[оение] различно (и это как раз рассматриваемый случай), доля прибавочного продукта, занимаемая прибавочной стоимостью, отличается от той, которая приходится на прибыль; первая берется в стоимостях, вторая – в ценах» (D1/91: 20). 189 О значении этого фактора для теории ценности писал еще Шапошников; он отмечал, однако, что «органическое строение капиталов нельзя считать самостоятельным фактором, влияющим на цены товаров» (со 188 60 прибавочного продукта на заработную плату и прибыль (по Рикардо): «Нужен аналогичный шаг в отношении «авансированного» постоянного капитала, чтобы отделить его от его фетишистского характера, машин (и т.д.), и рассматривать его замещение (replacement) в качестве доли совокупного продукта (D1/91: 21). На пути реализации этого шага Сраффа столкнулся с большими трудностями, преодоление которых снова указывает на важность работ Борткевича и проясняет общий смысл гл. V «Производства товаров»: «Было легко трансформировать заработную плату этим путем; почему этот другой шаг настолько более труден? Трансформируя заработную плату, мы избегаем всех трудностей (Борткевича и др.), касающихся различия орг[анического] стр[оения] отраслей, производящих средства существования рабочих и предметов роскоши; не можем ли мы сделать то же самое для пост[оянного] кап[итала] (которое означало бы распределение с необходимостью предположения о том, что выполняется гипотеза о ценности)? Трансформация заработной платы выполнена путем введения (de facto) денег; и принятием годичного прибавочного продукта (Revenue) как единицы денег (отсюда «доля» = денежная заработная плата). … Корень проблемы состоит в следующем: а) Борткевич оказывается в затруднительном положении, рассматривая, при одних и тех же «пропорциях» (т.е. норме приб[авочной] ст[оимости]), стоимости и цены, или различные цены. Отсюда необходимость загадочного вопроса, могут ли одни и те же предметы потребления рабочих быть куплены на одну и ту же заработную плату по различным ценам; и необходимость идти к рассмотрению орг[анического] стр[оения] предметов потребления рабочих в противоположении таковому у предметов роскоши. Я избежал этого, рассматривая заданную пропорцию только в отношении одного набора цен – одного, который ей соответствует. Следовательно, я никогда не встречусь с вопросом, можно ли на эту заработную плату (долю [прибавочного продукта]) купить те же самые товары по различным ценам; поскольку при различных ценах эта заработная плата (доля [прибавочного продукта]) различна, и не требуется покупать те же самые товары. Проблемы не возникает. Тогда случая Б[орткевича] в действительности не возникает: товары, фактически, не обмениваются по своим стоимостям, кроме случая w 1 ; и всякий раз когда w 1, они обмениваются по соответствущему набору цен, и не иначе. Ошибка Б[орткевича] - в необходимости прибегнуть к точке зрения («трансформации стоимостей в цены») за пределами свойственных ей границ – внутри Маркс удерживает их. ссылкой на Борткевича), а также: «из работ Дмитриева и Борткевича следует, что затрата постоянного капитала сама по себе влиять на цену не может» (Теория ценности и распределения. Гл. II. С. 44-45). 61 b) В рассмотрении постоянного капитала я попал в аналогичную (похожую, не идентичную) ловушку, что и Б[орткевич]. Поскольку, если w и r изменяются, я предполагал возможным для R (т.е. пост[оянного] кап[итала]) оставаться неизменной [величиной]. Отсюда мои трудности, - необходимость рассмотрения орг[анического] стр[оения] этого R, в противопоставлении строению продукта, и введения гипотезы о ценности. Сравнение можно провести следующим образом: А) Промах Б[орткевича] в том, что он абстрагируется от условия «равной прибыли». Б) Мой промах в абстрагировании от условия «максимума прибыли» («Постоянный капитал как доля [совокупного продукта]. (Прод[олжение] из книги по круговому методу (Ringbook), заметка о Борткевиче III [Борткевич, 1907 II]». 22, 27 декабря 1943 г., D3/12/35: 9(13)). Таким образом, Сраффа выяснил, с одной стороны, сходство Борткевича и БемБаверка с точки зрения метода, а также факт отсутствия в их построениях принципа «зерновой модели»190; с другой – детали политико-экономической реализации Борткевичем этого метода применительно к теории Маркса, и переосмыслил их в русле своей собственной интерпретации классического наследия. Оказавшись «последним из классиков», Маркс – через новую трактовку заработной платы, новое представление группы понятий «капитала» и их связи с феноменом товарного фетишизма - был переформулирован «в современных терминах»191. После всего сказанного неудивительно, что Сраффа в кратчайшие сроки сумел сформулировать и формализовать свои собственные решающие понятия «стандартного товара», «стандартной системы» и «стандартного отношения»; это было сделано им в серии фрагментов («Гипотеза»192. 27 января 1944 г., D3/12/36: 61-85). Здесь на Сраффу и его Есть основания предполагать, что разработка нового принципа-подхода к истории экономической мысли была связана с критическим отношением к теории Бем-Баверка и относилась еще к первому периоду (февраль 1931 г.): «можно сказать, что ценность совокупного капитала в терминах произведенной суммы благ не может меняться [в качестве следствия изменения заработной платы и противоположного изменения ставки процента], поскольку блага сгруппированы точно в таких же пропорциях, что и капиталы, их произведшие» (D3/12/7: 157). См.: Gehrke C., Kurz H. Sraffa on von Bortkiewicz. P. P. 108-109. 191 Фактологическим подтверждением является фрагмент, написанный Сраффой в момент «аналитического триумфа» (речь идет о «стандартной системе»), на который указывают Герке и Курц: «То, что Маркс знал все это, демонстрируется применением (в противном случае противоречивым) «простого правила» в редукции стоимостей к ценам и s [излишка] к r [прибыли], хотя в другом месте – отрицанием того, что орг[аническое] стр[оение] потр[ебительских] благ и средств произв[одства] является одним и тем же. Противоположные нестыковки у Туган-Б[арановского] и Борткевича» (D3/12/36: 67 об.). 192 Название, по мнению Герке и Курца (Gehrke C., Kurz H. Sraffa on von Bortkiewicz. P. 142-143), отсылает к «гипотезе о ценности» и «статистической гипотезе», последняя из которых была хронологически первой и означала гомогенность структур затрат и выпуска в терминах закона больших чисел (D3/12/35: 28); отсюда делается совсем не бесспорный вывод: «В ходе исследования и развития моделей с оборотным и основным капиталом с участием Безиковича Сраффа не позднее лета и осени 1942 г., если не раньше, убедился в том, что никакая действительная экономическая система не может быть в состоянии удовлетворить этой гипотезе… Поэтому в декабре 1942 г. он сделал [такой] вывод и пришел к решению в терминах искуссственного инструмента, «конструкции», по его собственному названию (D3/12/27: 32)». Наряду с оценкой важности 190 62 итоговую формулу r R 1 w решительное влияние оказала критика Борткевичем теории прибыли Маркса (1907 II, s. 40 ff), приведшая его к формулировке линейности своих уравнений (§44 «Производства товаров»); - с тем, чтобы в «стандартной системе» максимальная норма прибыли R выполняла функцию «стандартного отношения» отношения линейной зависимости двух величин w и r или, соответственно, двух наборов товаров (§28-30)193. И хотя «стандартная система является чисто вспомогательной конструкцией» (§43), это линейное отношение также применимо и к действительной, а не воображаемой системе при условии, что заработная плата выражена в «стандартном продукте» (§31). Кроме того, - в свете критики процедуры редукции Борткевича – Сраффа выдвинул точку зрения на остаточный основной капитал как на побочный продукт, которая «легко подходит классической картине сельскохозяйственной системы производства» (прил. D, §4; гл. X «Производства товаров»). *** «В период с 1955 г., когда эти страницы [«Производства товаров»] собирались вместе из массы старых заметок, немногое было добавлено, были устранены «пробелы», которые стали очевидны в ходе работы, например приспособление различий базисного и небазисного товара к случаю совместного производства»194. Если не считать пожелания Дж. Стиглера о том, что экономисты вправе ждать от Сраффы биографии Рикардо, причем столько времени, сколько его на то потребуется195, все остальное говорило за первенство Сраффы в отношении новой интерпретации его учения. Четыре момента являются важными в свете дальнейшей эволюции «сраффианского Рикардо»: 1) дискуссия двух Кембриджей по проблеме капитала 1960-1970-х гг.; 2) путь новой интерпретации и возрождения классического наследия в свете «зерновой модели»; 3) эволюция представлений экономистов и историков экономической мысли о наследии Рикардо; 4) собственное мнение Сраффы, который после «ответа сэру Рою Харроду» (1962) дал себе слово держаться в стороне от дискуссий по его книге. Момент 1 означал реализацию потенциала, который содержался в «Производстве товаров» в виде «критики [маржиналистской] экономической теории». Основные этапы этой формирования заработной платы не из «авансов» (общественного капитала), а из «чистого продукта» (общественного продукта), в изложении Герке и Курца усматривается параллель между этой Hilfskonstruktion Сраффы (стандартной системы как вспомогательной конструкции) и Hilfsgrösse Борткевича (ценности у Маркса как вспомогательной величины в интерпретации Борткевича). 193 «Указанного условия [см. формулу выше] достаточно, чтобы обеспечить выражение заработной платы и цен товаров через стандартный чистый продукт. Любопытно, что таким образом мы получим возможность использовать стандарт, не зная, из чего он состоит» (Сраффа П. Производство товаров. §43. С. 67). 194 Сраффа П. Производство товаров. С. 23. 195 Stigler G.J. Sraffa’s Ricardo// American Economic Review. 1953. Vol. 43. No. 4. Part 1. Sept. P. 599. Пожелание так и не было исполнено; по-видимому, вместо него на суд общественности был в конце концов представлен «Общий индекс» (1973). 63 дискуссии (проблема «переключения технологий») включали в себя а) существо критики базового неоклассического утверждения о монотонной обратной зависимости между капиталом и его «ценой», или нормой прибыли, в гл. XII «Производства товаров» (1960)196; б) ответное предложение Самуэльсоном специальной производственной функции, имитирующей линейную зависимость «w-r», но одновременно – через механизм конъектуры или поправки - ведущей себя как неоклассическая197; в) обобщение аспирантом МТИ Д. Левхари конъектуры Самуэльсона и превращение ее в законченную «теорему о невозможности переключения» (1965)198; г) демонстрация Л. Пазинетти логической трещины в аргументации теоремы (1965-1966), а также другие, более частные, опровержения на симпозиуме, посвященном парадоксам в теории капитала 1966 г.199; д) итоговое – сначала допущение, с целью проверить логические следствия оппонентов (к изумлению профессиональных экономистов), - признание Самуэльсоном того факта, что «теорема о переключении является ложной» (1966)200. Тем не менее, победа английского Кембриджа, приведя к формированию сраффианской школы, не внесла существенных изменений в расстановку сил на экономическом пространстве; раз столкнувшись с «жестким ядром» мейнстрима, обладающим большой способностью к «обволакиванию», сраффианцы после Сраффы с течением времени стали все больше уходить или оттесняться на периферию в структуре науки. Параллельно (момент 2) велась работа по пересмотру традиционных – как неоклассических, так и марксистских - взглядов на классическое наследие в целом; в это время интенсивно переиздавались и изучались труды Ф. Кенэ (1973) и А. Смита (1976), позже, в 1990-е гг. – Р. Торренса. Обогащали этот процесс скрупулезного следования сначала программе (М. Моришима), а затем все ближе к цитатам и сноскам из работ Сраффы две Предварительная стадия дискуссии была инициирована еще довольно неосознанной критикой агрегированного «количества капитала» в теории роста со стороны Дж. Робинсон (1953-1954); с защитой неоклассической производственной функции выступили тогда Р. Солоу (1955-1956) и Т. Сван (1956). Важную роль в аргументации Сраффы играл §48 «Производства товаров» с рикардианским примером в его основе. 197 Samuelson P.A. Parable and Realism in Capital Theory: The Surrogate Production Function// Review of Economic Studies. 1962. Vol. 29. No. 3. 198 Levhari D. A Nonsubstitution Theorem and Switching of Techniques// Quarterly Journal of Economics. 1965. Vol. 79. 199 См.: Quarterly Journal of Economics. 1966. Vol. 80. No. 4. P. 503-583; о вкладе Пазинетти (первая его работа, представленная на 1-ом всемирном Конгрессе эконометрического общества в Риме в 1965 г., не была опубликована): Pasinetti L.L. Changes in the Rate of Profit and Switching of Techniques// Ibid. P. 503-517. Известно, что система логической аргументации была предложена Сраффой, который, по свидетельствам, предвидел и ход Самуэльсона 1962 г. 200 Samuelson P. A Summing Up// Ibid. P. 568-583. «Это признание фактически в основе своей означало логический конец дискуссии. Обширная литература по этой проблеме, которая последовала в конце 1960-ых и 1970-ых гг., в той или иной степени скрупулезно занималась этими, отмеченными выше, результатами» (Pasinetti L.L. Paul Samuelson and Piero Sraffa – two prodigious minds at the opposite poles. (Research Project D.3.2., Università Cattolica S.C., Milano). P. 7-10). 196 64 взаимосвязанные стержневые темы, вплоть до начала 1990-х гг. влиявшие на этот процесс, «Маркс после Сраффы» (Я. Стидмэн) и «проблема трансформации». Значение первой темы было в значительной мере утеряно в связи с событиями 1990-х гг., а также, как мы видели, - с фактологическим материалом в архивах Сраффы, который снимает многие предположения прежних работ. Однако, она стремится избежать опасной тенденции, наметившейся еще с середины 1970-х гг.: видеть в лице Сраффы новую вершину классической мысли и ограничиваться только поступательным историческим движением, означающим «превращение в ортодоксию»201. Вторая тема, сохраняющая ценность в своей историко-научной части, привела к работам, как считается, предшественника Борткевича – немецкого социалиста В. Мюльпфордта202, а также к констатации значения «зерновой модели» для понимания классической традиции203. На фоне исчерпания исторического материала как тенденции последних десятилетий (если стоять на базе прочтения классиков в сраффианском духе) удивительным контрастом выглядит следующий вывод: «Долгая и извилистая дискуссия по «проблеме трансформации» продемонстрировала то, что Дмитриев осознал уже в 1904 г.: невозможность согласования этого типа анализа [Дмитриев, 2001, с. 84] с марксовой теорией, объясняющей прибавочную стоимость в терминах эксплуатации живого труда»204. Одновременно с этим, консерватизм и «черты ортодоксии» многих сраффианцев (момент 3) быстрее всего был замечены еще в конце 1970-х гг. теми историкамиэкономистами, близкими к мейнстриму, которые были связаны непосредственно с наследием Рикардо (С. Холландер). Ряд работ следующего в этом направлении Т. Пича, возвращая к непредвзятому прочтению Рикардо, показывает, что есть большая разница между самим Рикардо и его сраффианской интерпретацией, преследующей свои собственные цели205. Такая демонстрация, однако, стремясь сохранить неприкосновенность Рикардо, отрицает принцип «зерновой модели» в его трудах (и ее теоретические следствия); и критическая составляющая в этих рассуждениях явно преобладает над конструктивной206. 201 Marchionatti R. Rilevanza e limiti del Neoricardismo. Saggio su Dmitriev, Bortkievicz e Sraffa. Milano: Feltrinelli, 1981. 202 Quaas F. Wolfgang Mühlpfordt – ein Vorgänger von Bortkiewicz? Zu den theoretischen Quellen des sogenannten Transformationsproblems// Jahrbücher für Nationalökonomie und Statistik. 1991. Bd. 208/5. 203 Skourtos M. Cornmodels in the Classical Tradition// Cambridge Journal of Economics. 1991. Vol. XV. № 2. 204 Schefold B. Obituary: Piero Sraffa (1898-1983)// Economic Journal. 1996. Vol. 106. Issue 438. Sept. P. 1319. 205 Peach T. Review of «Economics of David Ricardo» (S. Hollander)// Economic Journal. 1981. Vol. 91. No. 361. March. P. 244 ff; idem. David Ricardo’s Early Treatment of Profitability: A New Interpretation// Economic Journal. 1984. Vol. 94. No. 376. Dec.; idem. Interpreting Ricardo. Cambridge: C.U.P., 1993; idem. On interpreting Ricardo: a reply to Sraffians// Cambridge Journal of Economics. 1998. Vol. 22. После сраффианского издания Рикардо был документально зафиксирован, как минимум, еще один случай нахождения неопубликованного письма Рикардо: Heertje A., Weatherall D., Polak R.W. An Unpublished Letter of David Ricardo to Francis Finch, 24 February 1823// Economic Journal. 1985. Vol. 95. No. 380. Dec. P. 1091-1092. 206 Другим направлением, альтернативным к сраффианскому (Климан-Мак-Глоун-Фриман), является критика «теоремы Окишио» и возврат к подлинному Марксу с позиций динамической интерпретации его теории 65 Момент 4, являясь своеобразным итогом, суммируется в передаче Сраффой Дмитриеву права именоваться «первым неорикардианцем» после знакомства – по ряду свидетельств – с «Экономическими очерками» в 1960-х гг.207 Предшествующее изложение проясняет, почему – в главном - это было сделано: Дмитриевым была предложена первая интерпретация теории Рикардо (преимущественно главы I «О ценности»), предлагающая выход как из «тавтологии цен» в теории издержек производства, так и из противоречий, приписываемых самой теории Рикардо, и выводящая ее обсуждение на новый уровень208. Этот результат был сложением показательных «частностей», таких как адекватный математический аппарат, формулировка ранней версии «зерновой модели» (Б. Шефолд), осторожное отношение к трудовой теории ценности применительно к теориям Рикардо и Маркса, критика подхода Бем-Баверка при формулировке системы для вычисления полных затрат труда, понимание роли теории конкуренции в построении теории ценности. Через все эти пункты, как мы видели, прошел и сам Сраффа в своем движении к «Производству товаров». Однако, это движение обнаружило и свою оборотную сторону: последовательная сраффианская критика принципа частичного равновесия Маршалла (к которому в теории ценности был близок Шапошников), затем подхода Борткевича, воспроизведшего «принцип окольности» Бем-Баверка и одновременно вступившего на путь традиционной интерпретации Рикардо в духе теории распределения209, а также схем воспроизводства Туган-Барановского, ставит под сомнение значение построений плеяды российских экономистов. И тем не менее, предыдущие моменты 1-3, равно как и все предшествующее изложение, подводят к мысли о более полной реализации потенциала выявленной аналитической традиции, некогда существовавшей в России; это значит, что теперь, после Сраффы для воспроизводства самой идеи воспроизводства необходимо совершить очередной круг, состоящий из обрисованных выше пп. 1-3 и заключающий в себе «возврат к старым (Kliman A.J., McGlone T. A Temporal Single-System Interpretation of Marx’s Value Theory// Review of Political Economy. 1999. Vol. 11. No. 1; Kliman A. Simultaneous Valuation vs the Exploitation Theory of Profit// Capital and Class. 2001. Vol. 73 и др.). 207 «Сраффа обладал единственным экземпляром русского оригинала в западном мире» (Desai M. The Transformation Problem// Journal of Economic Surveys. 1988. Vol. 2. No. 4. P. 312). 208 В свете той мысли Рикардо, что «если принципы, которые он [Рикардо] считает правильными, будут действительно признаны таковыми, то другим, более талантливым писателям придется сделать из них все важнейшие выводы» (предисловие к 3-му изданию «Начал»), теория Дмитриева, позволившая распространить анализ «дальше современных форм производства» (с. 91 «Очерков») и перешедшая затем к теории конкуренции Курно, действительно является ее развитием. 209 Он принял мысль об обратной зависимости между заработной платой и прибылью, но, как оказалось, не развил ее до конца. В этой связи показательно молчание Дмитриева относительно указанных работ Борткевича (и отсутствие прямой связи с теорией Маркса). 66 российским экономистам»210. На этом только начатом пути две вещи наполняют нас надеждой, чем продолжительнее и глубже мы думаем о них: теория «органического синтеза» Дмитриева, текст которой допускает неоднозначное толкование211, и, с некоторых пор, критически-конструктивные построения Г. фон Харазова (1877-1931), в работах которого также можно наблюдать искомые пп. 1-3 и который по праву должен занять свое место в ряду «Туган-Барановский – Дмитриев – Шапошников – Борткевич». Клюкин П.Н. Сраффа повторяет мысль Рикардо о продолжении традиции, когда говорит, что «если основа заложена, то критика может быть предпринята позднее, как автором, так и кем-либо более молодым и лучше подготовленным для этого» (Сраффа П. Производство товаров. С. 24 (предисловие к книге). Важно, что наряду с этим выясняется ошибочность суждения о том, что «подход Дмитриева ближе к Марксу, чем подход Сраффы» (Дмитриев В.К. Экономические очерки. С. 521 – предисловие Д.М. Нути к англ. изданию «Очерков»). 211 Дмитриев В.К. Экономические очерки. С. 23. В этой связи можно стремиться извлечь эвристическую ценность из аналогии с логикой воссоздания мысли Рикардо в терминах отсутствующей в его текстах «зерновой модели» (предисловие Сраффы, p. xxxi). 210