Христианская идея для психотерапевта: надрелигиозный подход
реклама
Христианская идея для психотерапевта: надрелигиозный взгляд. Статья в журнале Психотерапия. 2008. №6. С. 53-62. Винегрет из науки и религии. Само собой разумеется, что определение психологии как «науки о душе» – это всего лишь образная декларация, одно из допущений психологии. «Душа» – религиозное, не научное, догматическое понятие, в действительности не может быть «науки о ненаучном», но за неимением лучшего, в качестве вывески на фасаде такое определение психологии вполне приемлемо. За синтетическим образом «души», «психики» скрывается большой и постоянно расширяемый список изучаемых объективных феноменов, так или иначе относящихся к мышлению и поведению человека. Вместе с тем, ударом ниже пояса является буквальное прочтение образа, когда в «душе» видится формальная лазейка для интервенции религии в науку. И вот уже «душа» превращается в троянского коня, под прикрытием которого в психологию и психотерапию проскакивают ангелы и демоны, рай и ад, грех и благость, загробное спасение и земное благочестие, выскакивают мутанты типа «православная психотерапия» или «христианская психология»[3, 9,10,12]. Ну, а как же иначе? Душа же, как определил Тертуллиан (II-III в.в.), по своей природе есть христианка!.. В данном случае религиозное миссионерство ведет к обратному эффекту. Искусственное смешение науки и религии не может не вызвать вполне законное отторжение со стороны психологов и психотерапевтов, считающих себя атеистами, поборников научности, представителей иных религий. В итоге они стоят перед опасностью слить вместе с водой и ребенка – наряду с ненаучностью «религиозной психологии» отбрасывается и то рациональное надрелигиозное ядро, которое, несомненно, есть в учении, изложенном в евангелиях. Для того чтобы его вычленить, назрела крайняя необходимость разведения науки и религии по своим углам ринга из клинча, который происходит далеко не только в психологии и психотерапии. Куда уж дальше, если то от одних, то от других религиозных конфессий звучат обскурантистские требования изъять из школьной программы якобы противоречащую религиозным догмам теорию эволюции Ч.Дарвина, который, создавая столь неприемлемую для церквей научную теорию, сам, между прочим, был человеком верующим, т. е. в отличие от потомков как-то умел не смешивать науку и религию. В чем разница между наукой, искусством и религией? Если в средние века произошла естественная сепарация сосуществовавших до того в синкретическом единстве науки, религии и искусства, то это означает, что эти три отрасли имеют в своей основе какое-то сущностное радикальное различие. В чем оно состоит? Изнутри науки, тем более религии и искусства, этого не понять, требуется внешний, философский подход, и, наверное, самый отчетливый взгляд дает аксиология – раздел философии, изучающий ценности и оценки[6]. Триединство заложено в самой структуре идеи: она состоит из трех основных составляющих – субъекта, объекта и отношения субъекта к объекту. Субъект и объект — это всего лишь условности, показывающие направление оценки-отношения. Скажем, во фразе «я люблю дождь» «я» – это субъект, «дождь» – это объект (не-я), а «люблю» – это и есть отношение субъекта «я» к объекту «не-я» (дождю). Тройственная структура идеи: субъект – отношение – объект. Именно по этим трем ипостасям разделились из первобытной синкретической неразделенности наука, искусство и религия: наука стала заниматься объективной реальностью, искусство – субъективной, а религия – относительной, ее сферой стали очевидности, свойства и законы отношений – связи субъекта и объекта. Иными словами, наука, искусство и религия – это три параллельных, непересекаемых, невзаимозаменяемых пути к очевидности. Этимологически, по распространенной версии христианского богослова IV в. Лактанция, понятие «религия», собственно, и произошло от лат. religio – связь (не в современном материалистическом смысле «обмен информацией», а в смысле «отношение», которое сохраняется и безо всякого физического обмена, своеобразное «поле»). Наводить мосты между наукой, искусством и религией призвана философия, но когда эти области человеческой деятельности сепаратистски самостоятельно пытаются объединиться друг с другом, то получается шарлатанство, лженаука, мракобесие. Например: – невозможно объективировать искусство – сколько бы мы, например, не вводили музыкальную грамоту в компьютер, лишенный субъективного взгляда, он музыки, как произведения искусства, не сочинит, хотя объективные законы, действующие в музыке, в него заложены; – невозможно субъективировать науку – если ее продукт не будет универсальным, объективным, независимым от субъективного влияния, данным в повторяемом эксперименте, тогда она перестанет быть наукой, потеряет свой практический смысл; – нельзя ни субъективировать, ни объективировать религию, тогда она превращается либо в мистическую, суеверную чепуху, мистику и магию, либо мракобесие, такое как в случае войны клириков с теорией Ч.Дарвина, вообще никак не пересекающейся с религией. Произвольное смешение науки и религии хорошо представлено Ричардом Фейнманом в книге «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман»[11]: «У тихоокеанских островитян есть религия самолетопоклонников. Во время войны они видели, как приземляются самолеты, полные всяких хороших вещей, и они хотят, чтобы так было и теперь. Поэтому они устроили что-то вроде взлетно-посадочных полос, по сторонам их разложили костры, построили деревянную хижину, в которой сидит человек с деревяшками в форме наушников на голове и бамбуковыми палочками, торчащими как антенны - он диспетчер, - и они ждут, когда прилетят самолеты. Они делают все правильно. По форме все верно. Все выглядит так же, как и раньше, но все это не действует. Самолеты не садятся. Я называю упомянутые науки науками самолетопоклонников, потому что люди, которые ими занимаются, следуют всем внешним правилам и формам научного исследования, но упускают что-то главное, так как самолеты не приземляются…». С точки зрения науки ошибка «самолетопоклоников» в пренебрежении объективной стороной – повторяемостью эксперимента, а со стороны религии – выскальзывание из имманентной религиозной плоскости отношений в объективную формальную конкретику физических дел. В итоге ни там, ни там – ни в науке, ни в религии «самолеты не садятся». Чаще всего мракобесие начинается тогда, когда под библейскими сущностями понимаются реальные физические существа, а не собирательные образы, т. е. опять же – происходит объективация. Это то же самое, что считать, например, сказочного Змея Горыныча реально существовавшим зверем, или Бабу Ягу жившей когда-то бабушкой. Сказки – та же самая религия, только для детей. У взрослых на замену сказок появляются более сложные религиозные мифы, где также вместо реальных объектов по обоим концам отношения ставятся более совершенные образы и символы, но главное не в них, а, как и в сказках, – в самих отношениях между ними, в законах и свойства этих отношений, пусть невидимой, но реально значимой и даже первичной, умопостигаемой реальности, между прочим, такой же умопостигаемой, как и «поле» в физике… Кстати, изначальное философское значение догмата о Троице именно и состоит в этом неразрывном триединстве Бога-идеи: объективного начала («Отца»), субъективного («Сына») и отношения-связи («Духа Святого»). Догмат по своему значению двойственен, как и всё в религии – с одной стороны, он абсолютно верен в своём философском, идеологическом, символическом смысле, но превращается в языческий анахронизм, когда попадает в руки материалистов, пытающихся эти три идейных символа наполнить материальным содержанием, превратить в единство трех не то физических, не то виртуальных идолов. А. Рублев – Троица. Начало XV в. Также и в подходе к самому евангельскому учению Иисуса Христа требуется предельно абстрагироваться от материальных интерпретаций, чтобы понять в чем его суть, где то ядро, что уже 2000 лет приводит цивилизацию в динамическое состояние, служит ее мотором… Половинчатость дохристианской шкалы ценностей. Итак, что же нового, прорывного, привнес Иисус Христос в систему ценностей, существовавшую до него? В Ветхом Завете, представляющем дохристианскую иудейскую религию, презентацией её системы ценностей в основном является т. н. «Декалог» – десять заповедей, которые по преданию получил Моисей от самого Бога (Исх. 20:1-17). При внимательном рассмотрении этих заповедей, бросается в глаза явный перекос в изложение негативных ценностей (антиценностей), тех, от которых надлежит отталкиваться, которых следует избегать: – НЕ сотвори себе кумира; – НЕ поминай Бога всуе; – НЕ работай в субботу (у христиан – воскресенье) – НЕ убий; – НЕ прелюбодействуй; – НЕ укради; – НЕ лжесвидетельствуй; – НЕ возжелай чужого. Восемь основных негативов с одной стороны ценностной шкалы и с противоположной, в числе позитивных, положительных ценностей, только две: монотеистическая манифестация – «Я Господь, Бог твой, да не будет у тебя других богов»; и довольно одинокий позитивный призыв чтить родителей. Х.Л.Шейфеляйн – Моисей получает скрижали Завета. 1506 г. В любом случае в основных ветхозаветных заповедях мы имеем перекошенный, ассиметричный, негативный набор ценностей. Несовершенство негативистской половинчатой ценностной шкалы состоит в том, что она от чего-то отталкивает, избавляет, но ни к чему не приземляет, ни к чему хорошему не ведет. Отсутствие плохого еще не означает наличия хорошего. Скажем, отторжение прелюбодеяния еще не говорит о нравственной чистоте, а избегание воровства и клеветы еще не означает честность. Негатив и позитив – разные категории, с плохим борются, а к хорошему притягиваются, присоединяются. Нельзя, скажем, как это делали некоторые, «бороться за счастье», «бороться за светлое будущее» – это нонсенс, обреченный на неудачу. «Борец» (с негативом) так и будет ходить между плохим и ничем, между «минусом» и «нулем» к положительному качеству не приблизится. В порядке отступления: не только ветхозаветный иудаизм, но и, например, другое учение, формально провозглашающее себя монотеистическим – буддизм, тоже не смогло перешагнуть «ноль» на шкале ценностей и осталось пассивно негативистским, ставя своей целью не достижение чего-то положительного, а избавление от отрицательного. Буддизм обоготворил «ноль», обозначил как высшую цель ничто – нирвану, пытаясь наполнить эту пустоту какими-то искусственными позитивными смыслами… Разница негативистского и позитивного подхода хорошо видна, например, если сравнить как, казалось бы, одно и то же «золотое правило» звучит у Конфуция (551-479 до н. э.): «Чего НЕ желаешь себе, того НЕ делай и другим» [Антология мировой философии. М., 1969. Т. 1. Ч. 1. С. 194], и у Иисуса Христа: – «…во всем, как хотите, чтобы люди поступали с вами, так поступайте и вы с ними» (Мф. 7:12). В одном случае исходник негативен, именно плохое находится в центре внимания, и тут не до добра, цель – избавиться хотя бы от зла. Во втором случае «паровозом» является позитивное «хотите» – притяжение, а не отталкивание… Кроме ярко выраженного негативизма, трудно не заметить, что ветхозаветные заповеди – это набор явно разрозненный, эклектический, лоскутный. Конкретные жизненные ситуации в большинстве своём уникальны, не вписываются в стереотипные формулы, потому последователь эклектического учения каждый раз вынужден прибегать к пространным толкованиям, указаниям «посвященных» интерпретаторов-проповедников, где вся надежда на их совесть и внутреннюю интуицию, которая может и не сработать. Другое дело с противоположным эклектизму системным подходом. Если человек понял систему, даже основные ее принципы, то ему не надо в каждом конкретном случае искать правило где-то вовне – он сам его с успехом выведет. Теперь не только от чего-то отталкиваемся, но и к чему-то стремимся. Именно такую систему и изложил Иисус Христос в евангелиях, в основном в «Нагорной проповеди» (Мф. 5,6,7; Лк. 6:20-49). Её еще называют «проповедью о блаженстве», т. е. это не просто некий приказ, императив, ведущий куда-то «потому что Бог так сказал», а разъяснение человеку дороги к блаженству, т. е. счастью. Иисусова новозаветная система является не конфликтной, а дополняющей, развивающей по отношению к ветхозаветным заповедям: – «Не думайте, что Я пришел нарушить Закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить...» (Мф. 5:17). «Закон» – это в основном Декалог, 10 ветхозаветных заповедей, а «исполнить» – это по-старославянски означает не как сегодня – «воплотить закон», а «дополнить до конца». В переложении Христа, как и в «Декалоге», Бог остается первоценностью, только уже существующий не сам по себе, который говорит: «Я Господь, Бог твой…», этакий независимый императивный вседержитель, данный в наказании, в силе волшебства и «чуде», держащийся на «страхе божьем» – отрицательном отношении, но Бог, данный в позитивном отношении, любви: – «…Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумом твоим - это большая и первая заповедь». (Мф. 22:37-38) Бог становится троесущностным: Бог – объект отношения, «возлюби» – отношение, «сердце твоё» – «Я», субъект отношения, тот, кто любит. Это та тройственность, которая впоследствии воплотилась в церковном догмате о триединой Троице, связавшей в единую связку Бога и божественное начало в человеке – «Сын Божий». На всякий случай, следует отметить, что Иисус Христос никогда не утверждал своё исключительное родство с Богом, Его учение считает сыновьями Божьими всех людей, например, это видно в таких евангельских цитатах: – «Ответили Ему иудеи: не за доброе дело мы побиваем Тебя камнями, но за хулу и за то, что Ты, будучи человеком, делаешь Себя Богом. Ответил им Иисус: не написано ли в Законе вашем: "Я сказал: вы – боги"»? (Ин. 10:33-34) – «Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48). Это уже не просто ветхозаветное дистанцированное подобие человека Богу, а, опять же, «родство», отношение. Оно же выражено в рекомендованном Иисусом обращении к Богу в молитве: «Отче наш…» (Мф. 6:9-12) Сам смысл религиозной «веры» изменился: если в ветхозаветные времена «вера» означало языческое «я верю в неочевидное, в невидимого волшебника-демиурга, обладающего сверхъестественными способностями творить чудеса», то теперь «вера» стала тяготеть, скорее, к понятью «верность»: «я верен очевидному, верен Богу, как естественной и адекватной, первой и самой значимой ценности, задающей и упорядочивающей всю систему остальных моих ценностей». – «...Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни» (Откр. 2:10) Кроме трихотомии «субъект-отношение объект», воплотилась в заповедях и дихотомия «идея/материя» (на религиозном языке – «духовное/телесное»), причем идейно-духовные ценности сформировали позитивную часть ценностной шкалы, стали бескомпромиссно приоритетными по отношению к материальным благам. Жизнь, таким образом, наполняется смыслом, ибо смысл – это идея, а не материя. Сепарация духовного и телесного проявилась в известной заповеди: – «Блаженны нищие духом» (Мф. 5:3). Чтобы лучше её понимать, и чтобы не появилось, как это часто бывает, соблазна мудрить с какими-то странными «нищими духом» (в угоду традиционному стремлению к абсурдизму и нелепице), наверное, стоит прислушаться к переводчикам, которые говорят, что в греческом оригинале фраза означает, прежде всего, «нищие для (ради) духа»[4], т. е. смысл заповеди таков: «блаженны жертвующие материальным благом, вплоть до самого нищенства, ради духовных ценностей». Обычная социально презираемая материальная нищета перестала быть жупелом, обрекающим на несчастье. Первичным, определяющим стало духовное развитие человека. И вообще, «нищими духом» являются как раз материалисты, а с верой человек обретает духовное богатство, иначе теряется основной смысл религиозности. Откуда взяться блаженству, если духа нет? Важнейшее различие между физическими и духовными благами в том, что материальное богатство создаёт имитацию блаженству, заменяет его пресыщением, на самом деле отводя от стремления к реальному счастью, убивая, а не развивая желания, исключая человека из идейно-духовной эволюции: –«Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь. Напротив, горе вам, богатые! Ибо вы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! Ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! Ибо восплачете и возрыдаете». (Лк. 6:21,24,25) «И еще говорю вам: легче верблюду войти в игольное ушко, чем богатому в Царство Божие» (Мф. 19:24); – «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут; Но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль и ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут…» (Мф. 6:19,20). На антагонизм, несовместимость двух первоценностей, на невозможность сыграть «и нашим, и вашим» указывает Иисус Христос в другом таком же жестко антиматериалистическом посыле: – «Никто не может служить двум господам... Невозможно Богу служить и мамоне (богатству)» (Мф. 6:24). Также возникает идейно-материальная оппозиция и нравственная чистота ставится впереди физической в заповеди о прелюбодеянии (сексуальной распущенности): – «Вы слышали, что было сказано: "Не прелюбодействуй", а Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». (Мф. 5:27,28) Положен конец омерзительной материалистической традиции искать чистоту и непорочность (а иногда и само религиозное благочестие, как в случае обрезания) в гениталиях, и вообще в телесной субстанции. Теперь она в мозгу, или «сердце своём», духовной составляющей человека. Подтасовка стала невозможной, как и любая другая подмена формой содержания, например, в вопросах религиозной праведности: – «Наблюдайте за тем, чтобы праведность вашу не выставлять перед людьми напоказ: иначе нет вам награды…» (Мф. 6:1) Больше всего, наверное, Иисус выявлял и осуждал формализм на примере внешне благочестивых церковников – фарисеев, которые, по Его словам «все дела свои совершают с тем, чтобы видели их люди…» (Мф. 23:5). Акцент делается на том, что формалисты-показушники, как и материалисты (что почти одно и то же – материя есть лишь форма), уже получили своё формальное (видимое) вознаграждение, и рассчитывать им больше ни на что не стоит: – «…когда творишь милостыню, не труби перед собой, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославили их люди. Истинно говорю вам: они получили награду свою» (Мф. 6:2); – «И когда молитесь, не будьте как лицемеры, которые любят молиться в синагогах и стоя на углах улиц, чтобы показать себя людям. Истинно говорю вам: они получили награду свою» (Мф. 6:5); – «Когда же поститесь, не делайтесь как лицемеры сумрачным, ибо они искажают лица свои, чтобы показать себя людям постящимися. Истинно говорю вам: они получили награду свою» (Мф. 6:16)… Итак, этих заповедей уже достаточно для того, чтобы представлять себе, самостоятельно выстраивать ценностную шкалу христианства, но разве дело только в том, чтобы преподать урок «что такое хорошо и что такое плохо»? Скажем, добавилась бы к существующим до Христа еще одна, пусть самая совершенная, нравственная система, ну и что? Разве стала бы она тем стартером, которым стало христианство для человечества? Мало чего-то хотеть, нужно еще и знать, как действовать. Недостаточно просто обозначить положительные ценности, нужно еще дать инструмент для их достижения. В том, может быть, главное значение учения Иисуса Христа, что Он показал идеальные законы (законы отношений) в пику материалистическому мировоззрению, считающему, что законы действуют только в материальном мире, а с идеями можно вытворять что угодно, это одно сотрясение воздуха, в мире идей, мире отношений – «мире горнем», что хочу, то и ворочу, и это безнаказанно. Наверное, самый парадоксальный идеальный закон содержится в заповеди, которая является притчей во языцех, камнем преткновения для многих: – «...Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую». (Мф. 5:39) О том, что это не простое панконформистское непротивление злу говорит то, что Сам Иисус иногда поступал, на первый взгляд, в нарушение своей заповеди, например: когда служитель на допросе у первосвященника ударил Его по щеке (Ин. 18:22-23); когда бичом изгонял торговцев из храма (Ин. 2:15); когда перед опасностью ареста послал учеников купить мечи (что и было исполнено) (Лк. 22:36,38). «Пощечина» в заповеди – образ, символизирует собой не конкретное физическое действо, а разрушительность (деструктивность) вообще. Разрушительность – понятие идейное, а не материальное. Физический акт разрушения далеко не всегда есть зло – например, чтобы построить новое здание, следует вначале разрушить старое. И только когда разрушение становится тенденцией, когда в общем процессе частные разрушения в сумме преобладают над случаями созидания, когда стремление подавить, наказать, подчинить, причинить боль становится самоцелью, вот тогда уместно говорить о разрушительности (деструктивности), на религиозном языке – «греховности». Почему же заповедь призывает отступать перед злом? Всегда ли отступление приводит к поражению? Вот, скажем, Кутузов открыл Наполеону дорогу на Москву в Отечественной войне 1812 года, т. е. «подставил щеку», хотя, после Бородинского сражения для победы были все шансы. И дальше с войском Наполеона начинает происходить странное – оно, как бы «победившее», разлагается и Наполеон вынужден позорно бежать. Победа далась Кутузову после Бородина малой кровью, возможно, Бородино было не так уж и нужно. Что, в сущности, произошло? Деструктивность, вначале направленная на кутузовскую армию, вдруг в одночасье лишилась своего физического врага, но никуда не делась, а направила свою разрушительность на самоё себя, на армию наполеоновскую, и просто, никого не трогая, самоуничтожилась! Оказывается, «закон сохранения» действует не только в отношении физических энергий, но и в отношении деструктивностигреховности! Вот какой идеальный закон стоит за мудростью «подставь щеку» – это не капитулянтство, а наоборот, оружие для победы над сколь угодно более сильным врагом. Настоящее чудо, в противовес «чудесам» материалистическим! Именно в этом состоит априорная ущербность и обреченность зла – в любом случае зло приходит к самоуничтожению… Конечно, заповедь не касается случаев, когда противник явно слабее, и есть возможность оградиться от его интервенции на месте, не дав возможность разрушителю распространять свою деструктивность на других. Совершенное оружие тогда оружие, когда применяется осознанно, целенаправленно, но оно превращается в тупую бессмысленную болванку, когда его берет на вооружение человек, не понимающий принцип его действия. Так зачастую происходит и с заповедью «подставь щеку», которая при неосмысленном формальном применении превращается в раздражающую бессмыслицу, необоснованную капитуляцию, и она же может стать грозным оружием в руках умелых. «Сиди тихо и увидишь, как мимо тебя пронесут труп твоего врага» – так выглядит тот же принцип «подставь щеку» в китайской интерпретации [это близко к другому евангельскому завету: «Блаженны кроткие, потому что они наследуют землю» (Мф. 5:5)], а еврейская культура в таких случаях говорит: «Дайте ему возможность сломать свою шею»... Кстати, использование, закона сохранения (и оборачивания на себя) деструктивности, пусть и неосознанное, не такая уж редкость и в современном быту, например: водители, столкнувшись на дороге с агрессивным и вызывающим вождением некоторых лихачей, используют принцип правило три «Д» – «дай дорогу дураку». Лихачпсихопат, лишенный препятствий, соревнующихся с ним водителей, на которых можно сливать свою разрушительность, неизбежно и быстро находит свой кювет или столб. Правило три «Д» («Дай Дорогу Дураку») на дороге обеспечивает кратчайший путь лихача к аварии. Философия непринятия борьбы и, в случае агрессии, интервенции – разворачивания энергии источника этой агрессии назад, против самого себя, лежит в основе популярной японской школы боевых искусств Айкидо… Борцы Айкидо предпочитают не расходовать свои силы понапрасну, а оборачивать на самого себя энергию противника. В отношении бестелесных «интервентов-разрушителей» примером использования этого закона являются методы современной психотерапии, которые не ведут бесполезную борьбу, скажем, со страхом пациента, а наоборот – дают страху зеленую улицу (вот где «подставь щеку» – «дай дорогу дураку» – дайте ему (страху) возможность «сломать себе шею»), страх быстро оборачивает свой разрушительный потенциал на себя и самоуничтожается! Иисус Христос, по Евангелию, объясняя как он исцелил больного, пояснял свой парадоксальный принцип: – «…и если сатана сатану изгоняет, то он в самом себе разделился: как же устоит царство его»? (Мф. 12:26) – «…и если сатана восстал на самого себя и разделился, не может он устоять, но пришел конец его». (Мк. 3:26) В отношении самоуничтожении страха во время психотерапии, следует заметить одну тонкость – самоуничтожается он только в своей разрушительной и неадекватной части, а страх адекватный, защитный остается. То есть такое оружие, как заповедь «подставь щеку» – оно еще и безошибочное, оно само дифференцирует против кого выступать. Особенно это необходимо, когда враг не очерчен, не понятно где добро, а где зло, куда оружие направлять – всё, оказывается, определится предельно точно и само собой! Полезное, конструктивное не может самоуничтожится, «оружие» его обойдет!.. Безусловно, говоря о заповеди «подставь щеку», невозможно не упомянуть об Л.Н.Толстом, который непротивление злу сделал основой своего мировоззрения, понял основополагающую значимость этого идеалистического принципа. Возможно, что титанический ассенизаторский труд Толстого по очистке евангельского учения от наслоившихся на него паразитов – схоластики, мистики, колдовства, идолопоклонства, ритуализма, нелепиц и проч.[13], имеет едва ли не большее значение, нежели его литературное творчество. Н.Н.Ге – Портрет Л.Н.Толстого. 1884 г. О том, что непротивление злу насилием не является ангельским смирением, а серьезным оружием, говорит например то, что фигура самого «непротивленца» Толстого ассоциируется не иначе, как со львом. Вот как это обрисовал известный публицист, адвокат А.Ф. Кони (1844-1927): «Пустыня вечером кажется мертвой, но вдруг раздается рев льва, он выходит на охоту, и пустыня оживает; какие-то ночные птицы кричат, какие-то звери откликаются ему; оживает пустыня. Вот так в пустыне пошлой, однообразной, гнетущей жизни раздавался голос этого Льва, и он будил людей». Получается – будил-будил, да не до всех добудился, раз до сих пор избегается его религиозность «в чистоте», и средневековое около-религиозное мракобесие в который раз пытается перемешаться с наукой… Еще одно важное рациональное свойство разрушительности раскрыто учением Иисуса Христа в том, что оно расширило понятие рабства до зависимости вообще, связав ее с греховностью (разрушительностью) как причиной несвободы человека. До Христа, в плену материалистического мировоззрения, никто не мог понять, как человек, независимый физически от другого человека, мог быть несвободен: – «Ответили они Ему: мы семя Авраамово, и никому не были рабами никогда. Как же Ты говоришь: «вы сделаетесь свободными»? Ответил им Иисус: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха». (Ин.8:33-34) Идейная, духовная несвобода значительно шире и жестче физического рабства, является его причиной. Она состоит не в том, что кто-то другой заставляет или не дает что-то делать, а в том, что человек, допускающий греховность (разрушительность), попадает в тягостную зависимость – круг, и его путь становится предсказуемым и повторяющимся как у наркомана, и он не может вырваться из этого капкана, из этой болтанки между подъемом-падением, удовольствием и дискомфортом, стрессом и дисстрессом, «дозой» и жестокой абстиненцией… Именно круговую повторяемость жизненных циклов зависимого человека пытаются уловить различные гадалки, прорицатели, представители лженаук типа астрологии, и это им иногда удается… Именно отсюда пошло выражение «бес кружит», и возникло понятие «кругов Ада» – Ад стал очевидным явлением реальной земной жизни, так же как и Царство Небесное приблизилось в жизнь из вытеснения в некий загробный Рай, став невидимым, но вполне постигаемым, актуальным и очевидным миром идейным: – «И когда пойдете, проповедуйте и говорите: "близко Царство Небесное"». (Мф. 10:7) «… Царство Небесное силою берется, и прилагающие усилие овладевают им». (Мф. 11:12) Два антагониста мира горнего: с одной стороны – цикличность, предопределенность и угнетенность деструктивной, греховной стези, и с другой – свобода, счастье (блаженство) пути противоположного – конструктивного, прямолинейного. Но как выглядит практически переход из одного в другое? Мало стремиться и знать, нужно еще делать, идти. Кроме новой системы ценностей, демонстрации свойств и законов греховности (деструктивности), евангелия показывают и модель поведения – путь самого Иисуса Христа на Голгофу, и Его Воскресение, как практический выход из деструктивной обреченности, прорыв в жизнь новую, возрождение личности в новом конструктивном качестве. Прежде всего, наверное, следует обратить внимание на неизбежную конфронтацию с обществом и толпой того, кто встал на путь к духовным, истинным ценностям: – «…Если Меня гнали, и вас будут гнать…» (Ин. 15:20) – «Блаженны изгнанные за правду, потому что их есть царство небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо награда ваша велика на небесах: так гнали пророков, бывших прежде вас». (Мф. 5:10-12) (здесь, опять же, «небеса» – это не физическое небо, а мир обратный физическому миру вообще, мир духовный, мир идей) Вопреки расхожему мнению, христианская идея изначально не демократична, не является широкой столбовой дорогой для «всех» и для «большинства», а напротив, это учение личностно-ориентировано, для единиц, противопоставляет человека обществу: – «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими, потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их». (Мф. 7:13-14) Учение Иисуса Христа честно говорит, что дорога к обновлению, счастью лежит через страдания. Вариантов их избежать нет. Встать на путь конфронтации с зависимостью, пойти к освобождению – это автоматически означает пережить все те этапы, которые показал Иисус на пути к Голгофе и Воскресению. Вначале мучительный выбор, с одной стороны – стремление избежать предстоящей «чаши», с другой – понимание, что избежать страданий невозможно, испить эту «чашу» страданий придется. Потом предательство ближайшего окружения, и конфронтация с социумом, ненависть и суд толпы («Распни Его!») – весь мир оборачивается против личности, решившей выйти на свободный прямолинейный путь. Далее – тяжкий «крест», страдания, Голгофа, моральная смерть старой личности, и результат, абсолютно гарантированная награда – Воскресение в новом качестве, как измененная, преображенная личность с переоцененными ценностями, с новым видением жизни, с реализацией творческого потенциала, с актуализацией любви и счастья. Христос показывает, что толпа, институты государства и церкви, столкнувшись с любой новой идеей, встают на путь непримиримой борьбы, абсурдного, необъяснимого, злобного беснования. Видя своё бессилие перед идеей, общество, социум направляют все свои силы на уничтожение человека, представляющего эту идею. Подобный закон поведения встречается на каждом шагу – часто даже в спорах люди, не имея возможности бороться с идеей, как говорят, «переходят на личности». Это есть свойство материалистического мышления, плохо улавливающего идею и хорошо видящую перед собой физического «врага» – представителя этой идеи, не понимающего, что уничтожение носителя нисколько не уничтожает саму идею, и даже ее продвигает: «Истина рождает против себя бурю, которая разбрасывает ее семена» (Р. Тагор). В евангельском образе толпа символизирует не только толпу как таковую, ее беснование, но и систему ценностей этой толпы, ту отрицательную, разрушительную, животную идеологию, которую общество и воспитание навязало человеку. Конфронтация с этими деструктивными приоритетами, переоценка их (на религиозном языке – покаяние) и сопряжено с неизбежными нравственными страданиями. Физические страдания несравнимы с нравственными. Отличие их в том, что физические имеют свой болевой порог, а нравственные могут увеличиваться бесконечно, потому они несопоставимы с физическими – точно также, как и удовольствия физические кратковременны, а наслаждения моральные могут быть бесконечны… Мучения Иисуса Христа, или т. н. «страсти Христовы» – это в основном страдания нравственные. Такая экранизация «страстей» как нашумевший фильм Мела Гибсона, с его потоками крови, является, в сущности, профанацией Христова учения, пошлой материализацией духовного. Это не фильм о нравственном Воскресении, рождении новой личности, как представлено в евангельском учении, а фильм о физической гибели, и, как водится у материалистов, всё это сопровождается намеками на какой-то мракобесный мистицизм. Материалист не видит идейных сущностей, он просто тупо редуцирует, переносит физические объекты в «горний» мир, только делая их невидимыми, и снабжая магическими способностями, мистической непостижимым статусом… Значение учения Иисуса Христа как раз в том, что он вывел идейные, нравственные явления и законы из мистической непостижимости, приблизил их к очевидности и жизненному использованию («приблизилось Царство Небесное»). Отличие христианской религиозной системы от любых других в том, что она – динамическая, приводит человека в движение, перманентные изменения. Человек влился в идеосферу, получил доступ к счастью, хотя и сопряженному с неизбежными страданиями. Стала понятна разница между греховными деструктивными страданиями, которые бесконечно ритмически повторяются, и страданиями очищающими, «Голгофой» – эти мучения несоизмеримо больше, но одноразовы, барьер, после которого ждет неизбежная награда. За перевалом «Голгофы» происходит не оживление, как это понимают некоторые, старого человека, а свершается настоящее чудо – божественный акт сотворения человека нового, с новой системой ценностей, обновленной личностью, актуализацией в его жизни свободы, творчества, любви. И это чудо стало прижизненно доступно любому человеку. Если сравнивать систему Христа, скажем, с буддизмом, то она как бы вырывает человека из греховной (разрушительной) зависимости и обреченности – «кармы», открывает дорогу перерождению личности – «реинкарнации» уже здесь при земной жизни... Вокруг трихотомии. Несмотря на то, что тут нет возможности охватить весь обширный ценностный спектр учения Иисуса Христа, тем не менее, представленного трехуровневого подхода достаточно, чтобы научиться отделять зерна Христова учения, его системное ядро, от плевел последующих наслоений, паразитов, которые, зачастую, и пытаются выдать себя за христианство, на самом уводя человека от основной идеи Христа – от пути к счастью через обновление системы ценностей, реальное покаяние и преображение. Конечно, в самом Евангелии, Его учение изложено довольно беспорядочно, бессистемно – возможно, два тысячелетия назад в этом и не было такой уж нужды, как сейчас, когда стало так трудно разобраться в межрелигиозной и межконфессиональной какофонии. Системный поход[2] дает нить Ариадны, позволяющую современному человеку выбраться из существующего лабиринта и разноголосицы. Удивительным, на первый взгляд, совпадением является то, что психология в результате своего бурного развития, естественным путем пришла к трехуровневому подходу к психике человека, явно перекликающемуся с такими же тремя уровнями Иисусова учения: поведенческий, рациональный и эмоциональный. Именно с этих трех сторон подходит излечению неврозов современный метод – т. н. «Личностноориентированная реконструктивная психотерапия Карвасарского, Исуриной, Ташлыкова».[8] Это, пусть довольно эффективно работающий, но всё-таки еще агрегат (не системный механизм), внутренняя взаимосвязь его элементов не проясняется. И хотя в невод комплексного подхода этого метода трехуровневая система и попадает, но сам эклектицизм медико-психологического (естественно-гуманитарного) подхода, не дает вычленить системное его ядро. Требуется объяснение: почему же природе понадобилось делить мышление человека на эти три уровня и никак иначе? В чем их системная взаимосвязь и качественное отличие? На эти вопросы пытается ответить родившийся недавно идеоанализ [7], который пошел на радикальную смену парадигмы – отказавшись от размытой «психики» (образно – души), сузил и конкретизировал предмет до понятия «идея», определив её как «выражение отношений». Высветилась системная взаимосвязь пресловутых трех уровней: поведенческий уровень мышления относится к объективному как к целому; рациональный уровень – объективному как к двойственному, дискретному (например, логика оперирует мгновенно только двумя объектами); а эмоциональный уровень – объективному как к континуальному (множественному, аналоговому, протяженному). Любопытным подтверждением правомочности именно такой систематизации является, например, естественный эксперимент, поставленный самой природой над племенем Пираха, ведущим в дебрях Амазонии (Бразилия) комфортное существование, и не знающем ни борьбы за выживание, ни войн, ни электричества, ни неврозов… В числовом языке этого племени есть только три слова – «один», «два» и «много»[14]. Т. е. налицо те самые три уровня мышления – цельное, дискретное и континуальное, в их нетронутом, гармоничном и равновесном виде. Отмечается, что в деятельности, где требуются приложение точных измерений (например – постройки), представители этого племени нисколько не проигрывают иноземным знатокам арифметики, и, при измерениях «на глазок» достигают поразительной точности… Племя Пираха, ведя счастливое существование в благоприятных условиях амазонских джунглей, сохранило чистоту трехуровневого мышления. В их языке только три числительных – «один», «два» и «много»… Переформулируя предмет (из «психики» в «идею»), идеоанализ соответственно переформулировал и уровни мышления: поведенческий – в субъективный; рациональный – в объективный; эмоциональный – в относительный. Инструментарий при этом остался почти тем же, что и в «Личностно-ориентированной…» психотерапии: на субъективном уровне коррекция осуществляется посредством научения; на объективном – конфронтации; на относительном – переоценкой ценностей (в «Личностноориентированной…» это называется «корригирующий эмоциональный опыт»). Итак, подытоживая, для демонстрации предлагаемой систематизации, можно составить таблицу – как одна и та же идейная трихотомия проявляет себя в научных, религиозных, философских и др. сферах: Основная структура идеи Субъект («Я») Отношение (оценка) Объект («не-я») Уровни мышления Имманентные сферы приложения Субъективный Относительный Объективный Искусство Религия Наука Уровни в евангельском учении Иисуса Христа Способы «спасения» Уровни в «Личностноориентированной…» психотерапии Способы коррекции в «Личностно-ориентированной…» психотерапии Уровни в идеоанализе Поведенческий Нравственный Ментальный Путь Христа: через «страсти», «Голгофу», «Крест» – к «Воскресению», новому качеству жизни Принятие новой системы ценностей (любовь как первоценность) Конфронтация с «грехом», как источником несвободы, непротивление злу Поведенческий Эмоциональный Рациональный Научение Субъективный Способы коррекции в идеоанализе Научение конструктивным формам отношений. Уровни по характеру отношения к объективному Цельный, общий (объективное как единое целое) Отражение базовых уровней в числительных племени Пираха «Один» Корригирующий эмоциональный опыт Относительный Переоценка ценностей (пересмотр картины прошлого и желаемого будущего) Континуальный, аналоговый (объективное множественно, протяженно) Конфронтация Объективный Конфронтация с проблемными, деструктивными тенденциями отношений Дискретный (объективное двойственно) «Много» «Два» Список литературы: 1. Аванесов С.С. Философия религии: Курс лекций. – Томск.: Изд-во Том. ун-та, 2003. – 197 с 2. Анохин П.К. Принципиальные вопросы общей теории функциональных систем. – М.: Наука, 1971. – 61 с 3. Братусь Б.С. Христианская и светская психотерапия //Московский психотерапевтический журнал. – 1997. – №4. – С. 7-20 4. Возникновение христианства. // История древнего мира. / Под ред. И. М. Дьяконова, В. Д. Нероновой, И. С. Свенцицкой. Изд. 3-е, исправленное и дополненное. М.: Наука, 1989. – С. 151-168 5. Брук Дж.Х. Наука и религия. Некоторые исторические перспективы. – М.: Библейско-Богословский институт Св.Апостола Андрея, 2005. – 352 с 6. Каган М.С. Философская теория ценности. – СПб.: Петрополис, 1997. – 205 с 7. Кузнецов Ю.В. Идеоанализ //Популярная психология. – 2006. – №14. – С. 68-73 8. Личностно-ориентированная (реконструктивная) психотерапия Карвасарского, Исуриной, Ташлыкова. // Психотерапевтическая энциклопедия. / Под ред. Б.Д. Карвасарского. – СПб.: Питер, 2000. – С. 322-331 9. Начала христианской психологии / Отв. ред. Б.С.Братусь. – М.: Наука, 1995. – 236 с 10. Невярович В. Терапия души. Святоотеческая психотерапия. – Воронеж: НПО "МОДЭК", 1997. – 240 с 11. Фейнман Р.Ф. Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман! Регулярная и хаотическая динамика. – Ижевск: НИЦ "Регулярная и хаотическая динамика", 2001. – 336 с 12. Розин М.В. Религия и психотерапия: возможен ли кентавр // Московский психотерапевтический журнал. – №2. – 1994. – С. 23–34 13. Толстой Л. Н. Четвероевангелие: Соединение и перевод четырех Евангелий. / Серия: Антология мысли. – М.: Эксмо, 2006. – 768 с 14. Gordon P. Numerical cognition without words: evidence from Amazonia //Science. – 15 October 2004. –Vol. 306. no. 5695. – P. 496-499 /Ю. Кузнецов/ Вводные данные на английском: Title: Christian Idea for Psychotherapist: View from Above Religious Doctrines Author: Yuriy Kuznetsov, ideoanalyst Annotation: The three main fields of human activity (science, art, and religion) differ by nature: science deals with objective obviousness; art deals with subjective obviousness, and religion deals with the obviousness of relations, with philosophy playing a part of uniting "Esperanto". Problems and confusion appear when these fields try to unite independently and conclude a sort of "separate deals" as, for example, in "Christian Psychology". When religion deals with problems within its scope without intervening foreign areas one can see that the systemic core values in the Christian Doctrine have something in common with modern directions of Psychotherapy, enriching it with new insights and clues. Key Words: christianity; psychotherapy; psychology; system; soul; psyche; resurrection; happiness; bliss; nonresistance to evil; Tolstoy, idealism; materialism; passion; dependence; servitude; value; freedom; love; personality, ideoanalysis, ideo-correction; reassessment of values; discrete; analog.
