Специфика экспертного знание в контексте антропной
advertisement
ГУМАНИТАРНАЯ ЭКСПЕРТИЗА, СОВРЕМЕННАЯ КУЛЬТУРА И ГУМАНИЗМ В. П. Козырьков Эксперт — достаточно поздняя персона в истории культуры, особенно нашей страны. И все же, несмотря на недолгую историю, она уже стала легко узнаваемой и приобрела высоко интеллектуальный, а нередко и доминирующий социальный статус. На Западе доминирование экспертов выразилось «в концепции экспертократии, которая к 1980-м сменяет собой концепцию технократии» [1]. Если говорить о нашем обществе, то доминирование экспертизы видно хотя бы из того, что сейчас постоянно и на разных уровнях основываются специальные экспертные комиссии для обсуждения и возможного решения острых социальных проблем. Создаются правовые основы для проведения специальной экспертизы: технической, экологической, судебно-медицинской и др. Участие экспертов в различных телепрограммах, начиная от развлекательных реалити-шоу и заканчивая политическими токшоу, стало уже чем-то привычным. Сами эксперты, осознающие свою социальную необходимость и значимость, объединяются в особые организации, призванные оказывать населению различные экспертные услуги. В свою очередь, для проведения своей экспертизы объединяется и сама общественность, выступая нередко в конфликт с государственной или даже совершенно независимой экспертизой. Все больше выходит соответствующих специальных периодических печатных изданий, радио- и телепередач экспертного характера. Короче, деятельность экспертов становится все более универсальной, и в повседневной жизни каждый из нас все время сталкивается с определенными формами экспертизы или сам становится экспертом. Таким образом, мы можем наблюдать, как экспертиза на наших глазах превращается в новую универсалию культуры и, соответственно, сама культура приобретает экспертный характер. Она уже регулируется не традициями или ценностями, а оценками экспертов, экспертным знанием. Это принципиально изменяет ситуацию не только в развитии культуры, но и в толковании ее различных проблем. Так, социально-гуманитарные науки все более интегрируются, создавая в экспертных целях новые методы и новые формы проникновения в общественное 2 сознание. В частности, мы можем уже не дискутировать по поводу природы ценности, как базового элемента культуры, природы ценности, которая в течение всего ХХ века исследователями находилась то в объективных факторах, то в субъективных, а то и в способе их взаимодействия. История сама решила эту теоретическую проблему, предоставив нам возможность видеть, как мир ценностей становится предметом массового производства, в котором экспертам принадлежит первая скрипка. Можно сказать, что все и вся сейчас покрывается тотальным фактором экспертной оценки, который все больше сближается с фактором контроля, — мягкого контроля, в котором человек не ощущает своей отчужденности. Следовательно, экспертиза отнюдь не интеллектуальная прихоть, а мощное средство социокультурного влияния на ход общественных процессов. Таким образом, феномен экспертизы стал социально и культурно значимым. Возникает необходимость во всестороннем исследовании нового явления, в том числе и с социологической точки зрения. Социологический анализ, скорее всего, имеет даже свои преимущества, так как социология позволяет рассмотреть экспертизу, одновременно, как социальную категорию и как элемент культуры. Однако эта необходимость осознается наукой не так быстро и системно, как хотелось бы. Работы теоретического характера в литературе появляются достаточно редко [2-10]. Казалось бы, если общество неожиданно обнаружило, что каждый из нас стал экспертом, выход литературы по проблемам экспертизы должен носить лавинообразный характер. Но этого не происходит. Вместо литературы по экспертологии [11] мы видим необозримую массу литературы по ненаучным и околонаучным отраслям знаний: астрологии, хиромантии, мистике, Фэн шуй и т. п., которая тоже удовлетворяет потребность в экспертном знании, но в совершенно преображенной, зазеркальной форме. Чаще всего люди сталкиваются с шарлатанами, чем с профессиональными экспертами. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в век экспертной культуры мы все еще путаемся в терминологии и в понятиях из области экспертизы. В частности, мы еще не различаем понятий эксперт и специалист, эксперт и знаток, эксперт и критик и т. д. За экспертизу мы можем принять консультацию, диагноз, мониторинг и или еще что-то другое, в чем есть элемент определенной оценки чего-либо. В свою очередь слово «эксперт» выступает просто синонимом многих упомянутых 3 только что и других слов, не обозначая ничего специфически нового в культуре. Например, экспертное знание, экспертиза не осознается как новая форма, в которую облекается современная культура, получившая название постмодернизма. Поэтому мы часто не замечаем, как происходит становление новой формы культуры, рассматривая данный процесс в рамках старых понятий. В частности, до сих пор в практике научных исследований мы резко отделяем друг от друга когнитивную область культуры и сенситивную, аксиологическую и нормативную, обыденную и профессиональную. Между тем экспертиза, в отличие от других целостных практическо-духовных форм, внутренне дифференцирована и каждый из ее внутренних элементов может находиться даже в противоречивом взаимодействии с другими. Но в целом они все же позволяют существовать экспертизе в роли новой универсалии культуры, придавая ей новую окраску. Мы часто не замечаем, что все дискурсы, нарративы и эссе современных писателей-гуманитариев есть не что иное, как гуманитарная экспертиза, которая совершается самими представителями постмодернистской культуры как удовлетворение потребности самой этой культуры в экспертном гуманитарном знании. Мы уже свыклись с мыслью, что, казалось бы, чем выше специализация знания, тем в большей степени возрастает роль экспертов. Но в этом процессе есть явное противоречие, которое выражается в том, что постоянно возникает проблема доверия к экспертизе, к деятельности экспертов и ее результатам. При массовом невежестве в специальных областях обыватели вынуждены обращаться к специалистам, считая их носителями знаний и умений, которым можно доверять. Следовательно, доверие – это один из главных признаков экспертного знания и один из основных каналов, через который экспертное знание проникает в общественное сознание. Если экспертному знанию нельзя доверять, то это уже не экспертное знание. Но это также означает, что потребность в экспертах усиливается не потому, что происходит специализация знания, а потому что формируется культура, в основе которой культивирование доверия. От культивирования доверия в экспертизе ниточка тянется к проблеме роли доверия в истории культуры вообще. И тогда уже трудно ответить, что является первичным: специализация знания или нежелание человека самому разобраться в существе вопроса? По крайней мере, в современной культуре происходит острое столкновение двух вариантов от- 4 вета на этот вопрос. Например, феномен бурного развития психоанализа в ХХ веке можно объяснять внутренними причинами развития психологии, но можно зайти с другого конца: объяснять влияние психоанализа психологизированным характером культуры ХХ века, когда само слово «психолог» вызывает чувство пиетета. В этой связи зададимся еще раз вопросом: можно ли любого специалиста считать экспертом? Ясно, что нет. Если бы это было так, то не было бы фактов обмана (подлога, микширования и т. п.) со стороны специалистов или в полном игнорировании результатов экспертизы со стороны потребителей экспертных знаний. Следовательно, для экспертного знания важно, скорее всего, не его содержание, а культурная форма, включающая в себя моральные, правовые, эстетические и прочие духовные элементы. Не нужно долгих размышлений для того, чтобы прийти к выводу, что экспертиза, являясь новым элементом и формой культуры, сама должна обладать определенной внутренней культурой. Но вряд ли нужно говорить, что развитие экспертной субкультуры находится еще в самом начале. Об этом говорит и то, что научная литература по экспертизе небогата. Не может быть развитой культура, не имеющая развитой способности к самопознанию. Итак, экспертиза связана с культурой тем, что, одновременно, является, вопервых, элементом культуры, который все больше начинает влиять на ход социальных процессов; во-вторых, выступает ее специфической формой, поэтому в гуманитарных науках заговорили о новом типе рациональности, о многообразии дискурсов и даже парадигм, которые имеют равное значение в духовной жизни общества; в-третьих, развивается как особая субкультура, носители которой – эксперты. Такое триединство взаимосвязи экспертизы и культуры, выражающее одну из сторон культуры постмодернизма, нуждается в отдельном детальном исследовании. Тем более что в существующей литературе данная проблема практически даже не ставилась. Есть лишь отдельные работы, посвященные специальным видам экспертизы, и отсутствуют теоретические разработки, позволяющие моделировать экспертизу как феномен культуры в его различных аспектах. Чаще всего экспертиза рассматривается даже как действие, не связанное с современной культурой, а в теоретических работах, посвященных постмодернизму, не найдете даже сюжетов по экспертизе [12]. Поэтому в общественном сознании культура постмодернизма еще представляется собранием своеобразной экзотики и скандалов. 5 В данной статье делается скромная попытка сформулировать ряд тезисов в решении проблемы взаимосвязи экспертизы и культуры постмодернизма. Автор понимает всю сложность этой проблемы, для решения которой требуется время и необходимы большие усилия, чем те, которые можно выразить в статье. Причем требуется не только личное время, но и то объективное социальное время, которое должно пройти для того, чтобы теоретическое описание экспертизы стало возможным. Иначе говоря, теоретическая неразработанность данной проблемы в данном случае объясняется и тем, что сама экспертиза в российском обществе еще не приобрела зрелого, завершенного характера. Экспертиза как субкультура — это не только особые знания, но и особая форма социальной практики экспертов, их особая этика, особые технологии реализации полученных знаний. И все же чаще всего в литературе обращается внимание на личность эксперта, полагая, видимо, что экспертным знание становится лишь потому, что его субъектом и носителем является эксперт. Какая-то особая специфика за знанием, которое производится в процессе экспертизы, не признается. Тем более не признается наличие особой экспертной субкультуры. Однако практика проведения экспертиз показывает, что экспертное знание имеет свою специфику, не сводимую к знанию научному, философскому или какому-либо иному. Экспертное знание имеет и свою структуру, не сводимую к структуре науки. Классификация видов экспертизы не может быть тождественной и существующей классификации наук. Поэтому вряд ли будет достаточным выделение психологической экспертизы, юридической, экономической, медицинской т. д. в соответствии с научной профессией эксперта. Разумеется, экспертами могут быть представители разных наук, но не потому, что они лишь крупные специалисты, которым для проведения экспертизы больше ничего не нужно, кроме как быть специалистами своего дела. Если бы этого было достаточно, то голос ученых в российском обществе давно был бы услышан и без приглашения их в различные комиссии. Пока же этого не было даже в советское время, когда постоянно подчеркивалось, что общество строится на научных основах. Не слышен экспертный голос ученых и сейчас, несмотря на все политические декларации о формировании информационного общества в России. В роли экспертов научные работники выступают далеко не все и далеко не всегда. 6 Из этого можно заключить, что информационным общество многие представляют себе так: в школах преподается информатика, на каждом столе, включая домашний, стоит ПК, который подключен к Интернету. Больше ничего для информационного общества, якобы, и не нужно. И неважно, какая информация циркулирует по стекловолокнистым кабелям и в сознании людей. Но грош цена была бы такой информатизации, которая не является развитием уровня образования общества и культуры в целом. Более того, это было бы шагом назад при всем моем уважении к компьютеризации, так как высокие технологии могут наделать больше бед, чем технологии невысокие, если они развиваются без учета гуманитарного и культурного вектора. Но самая страшная беда случилась бы тогда, когда в роли экспертов начали бы выступать компьютеры. Нечто подобное и происходит, когда вся система оценок в школе, включая школу высшую, сводится к тестированию. Мне представляется, что информационное общество совсем не сводится к развитию высоких коммуникационных технологий. В коммуникационном обществе качественно иная культура производства знаний, формы общения и способы социализации личности. И с этой точки зрения фигура эксперта и фигура фанатичного пользователя ПК являются антиподами. Грубо говоря, эксперт – это специалист, «выросший» на книгах, а не на потреблении информации в виртуальном пространстве Интернет [13]. Но попробуем подойти к выяснению сути экспертизы с другой стороны. Латинское слово «expertus» — значит, опытный, прекрасно разбирающийся в какойлибо конкретной области жизни. Следовательно, сам термин скрывает в себе главное условие способности выступать экспертом — наличие опыта в той или иной области жизни или деятельности. Поэтому по своим истокам экспертиза – это одна из форм не научного, а обыденного сознания, возникающая как способ удовлетворения потребности человека со здравым смыслом разобраться в переживаемых событиях. Причем, разобраться не только мысленно, но и практически, проводя определенный опыт над объектом экспертизы. С этой точки зрения экспертное знание потому и обладает высоким уровнем доверия со стороны его потребителей, что оно близко обыденному сознанию по своему характеру. Ему доверяют потому, что оно исходит из опыта, то есть из того, что является истоком и обыденного сознания. 7 И все же современное экспертное знание — это не обыденное сознание, а знание специальное, выработанное специалистами-экспертами, а не обывателями в их оценочной деятельности. Как мы уже отметили, это особая субкультура, формируемая экспертами. В этом, социокультурном аспекте опыт эксперта имеет двоякую природу: одной стороной он идентичен опыту обывателя, погруженного в реальную повседневную жизнь, а другой — накопленному опыту человечества. То есть эксперт органично связан с культурой общества или с ее определенной конкретной сферой, являясь ее носителем. Эта возвышение статуса экспертного знания через включение его в культуру придает экспертизе авторитетный для общественного самосознания характер. Таким статусом в оценке культуры в целом в свое время обладали, например, П. Сорокин, А. Лосев, Д. Лихачев, Ю. Лотман. Таких лиц не может быть много, так как иначе снижается планка уровня оценок, которые они высказывают. Такое снижение происходило, например, тогда, когда в советское время каждый писатель считался «инженером человеческих душ» и на встречах с читателями высказывал безапелляционные суждения. В тоже время, эта же взаимосвязь эксперта с культурой позволяет экспертному знанию обладать оперативным характером: экспертное знание лишь тогда востребовано, когда оно своевременно, когда оно может быть реальной и эффективной духовной основой в решении возникшей проблемы. Этим самым экспертное знание отличается от научного знания, которое ориентировано на открытие нового и на его осмысление, а не на оперативность оценки и эффективность решения проблемы. Например, экспертами многих проблем развития России в сове время были И. А. Ильин и Г. П. Федотов, но никак для самого российского общества, так как в нашей стране в актуальное для их произведений время они не публиковались. Свои же эксперты подвергались жесткой цензуре или репрессировались. Их имена сейчас хорошо известны, но их слово тоже не дошло до российского общества, поэтому в общественном сознании функционировали одномерные идеологические оценки, не допускающие свободного размышления и дискуссий по актуальным вопросам. Таким образом, виды экспертизы в гораздо большей мере обусловлены социокультурными факторами, а не соответствием классификации наук. Более того, 8 практика показала, что любая специальная экспертиза, в конечном счете, приходит к необходимости дополнять ее гуманитарной составляющей. Будь то техническая экспертиза, или экологическая, но в каждом случае, когда объект экспертизы имеет общественное и культурное значение, социально-гуманитарная экспертиза становится их завершающим звеном. Например, к этому выводу приходят современные органы юстиции, рассматривающие дела, участниками которых являются молодые люди. Когда личность еще только формируется, то важно установить не только факт преступления и конкретные причины, побудившие к его совершению, но и выявить общий социокультурный контекст, который позволяет существовать такого рода преступлениям. В частности, исторический, этнический, религиозный, языковый, образовательный, художественный и др. контекст, который выражен сейчас активно как в социальной практике, так и в СМИ. Добавлю еще, что игнорирование социокультурной составляющей в проведении таких экспертиз может привести к не поправимым ошибкам или даже преступлениям со стороны правоохранительных органов. Узкая юридизация судов, или даже их психологизация и «медицинизация», – одна из причин ограниченности низкой правовой культуры российского общества. Низкой правовой культуры, подчеркиваю, не населения, а законодательных и правоохранительных органов, которые склонны свою вину перекладывать на населения, которое, якобы, страдает правовым нигилизмом. Но правовым нигилизмом страдает не население, а законодательные органы, которые не могут разработать такие законы, которые были органичны российской культуре, а не отторгались бы населением, не были бы мертворожденными. Вместе с тем экспертиза в целом как элемент культуры имеет свою специфику и свою структуру. По крайней мере, мы можем без большого риска выделять специальную экспертизу и общую. Одним из видов общей экспертизы, обладающей своей спецификой, является гуманитарная экспертиза, которую можно рассматривать и как самостоятельный вид экспертизы, а не только как заключительный этап специальной экспертизы. Рассмотрим гуманитарную экспертизу подробнее. В самом общем смысле суть гуманитарной экспертизы состоит в том, что она служит сохранению и воспроизводству человеческого потенциала общества [14]. Иначе говоря, основанием гуманитарной экспертизы являются принципы гу- 9 манизма. Но тут возникает проблема, так как существуют различные формы гуманизма. Мы не можем сейчас подробно касаться этой проблемы, так как она носит острый дискуссионный характер [15-19]. Отметим лишь, что гуманизм в его современной форме далеко не однозначен. Для одних это последняя надежда в духовном возрождении человечества (А. Швейцер и др.), а для других – угроза его духовного вырождения (крайний клерикализм). Мы исходим из того, что человек есть существо противоречивое, поэтому и гуманизм не может быть не противоречивым. Человека не надо возводить в ранг ангела, но и превращать его в исчадье ада – тоже большая ошибка. И все же человек есть высшая ценность современной культуры с той поры, как человечество полтысячи лет назад встало на путь развития разума человека, его свободной индивидуальности и творческих способностей. Путь этот трудный и не раз возникало искушение отказаться от него, свернув на одну из тропинок, которые успело протоптать человечество. И все же на каждом новом историческом повороте человечество спасал гуманизм, а не какая-либо другая идеология. На этой основе происходит развитие и современной цивилизации, несмотря на все войны, революции и гуманитарные катастрофы. «Человек есть мера всех вещей» – вот нестареющая суть гуманизма и культура лишь тогда имеет свой смысл и свое оправдание, когда она воспроизводит человека, развивает его. Культура во всем его многообразии, включая ее материальные, социальные и духовные элементы, не может быть самоцелью. Следовательно, далеко не любая культура и каждая культурная форма автоматически является гуманистическим потенциалом и требует защиты. Есть такая культура, которая имеет антигуманный характер. Однако анализ современных практик проведения различных экспертиз показывает, что при их совершении гуманистические основания часто остаются за кадром. На первое место выходят эрудированность, ангажированность, личный опыт, собственные амбиции и многое другое, но никак не принципы гуманизма. Собственно говоря, скрытыми остаются как раз те элементы экспертизы, которые являются источником доверия к экспертному знанию. Но вряд ли в теории гуманитарной экспертизы можно оставить без внимания эти элементы, доверяя авторитету эксперта, а он – доверяясь интуиции. 10 В то же время общественное сознание нашло иной выход, чтобы «не копаться» в гуманистических основаниях. Этот выход – постоянный общественный диалог. Поэтому можно согласиться с тем, что «результатом гуманитарной экспертизы должно стать не только собственно решение, основанное на согласовании разнонаправленных интересов, но и изменение, уточнение и корректировка позиций всех участников диалога» [11]. Следовательно, гуманитарная экспертиза может состояться только как общественный диалог, что показала и социальная практика нашей страны, в истории которой одной из ярких страниц в развитии экспертного познания стал период гласности. И сейчас, когда общественный диалог сходит на нет, то проведение гуманитарной экспертизы тоже становится весьма и весьма затруднительным делом. Однако гуманитарная экспертиза имеет и более широкий контекст. С более общих, теоретико-социологических позиций, то есть с рассматриваемой нами точки зрения, гуманитарная экспертиза определяется всей совокупностью факторов, связанных не только с человеческим потенциалом и обществом, но и с культурой. Это означает, что гуманитарная экспертиза — это не только оценка с точки зрения гуманитарного знания и не только оценка в пространстве общественного диалога, но и особая система элементов и действий. В частности, гуманитарная экспертиза включает в себя следующие элементы: субъектность эксперта, объект экспертизы, основание экспертизы, методы действий эксперта, способы использования результатов экспертизы. Анализ взаимодействия этих факторов показывает, что социально-гуманитарную экспертизу можно рассматривать в качестве особой формы социокультурной идентификации, в которой эксперт и его знания приобретают особые антропные параметры, то есть имеет такую культурную идентичность, которая активно влияет на формирование других форм культурной идентичности. Именно этой активной стороной гуманитарная экспертиза выступает определяющим основанием в воспроизводстве культуры постмодернизма. При богатой мультикультуральности постмодернизма именно экспертное знание, как знание интегральное, синтетическое может быть духовным снованием идентификации, общественного самосознания. Обратим внимание на некоторые из обозначенных позиций. 11 Сейчас создана обширная литература по социально-гуманитарной экспертизе существующих в российском обществе деструктивных процессов. В ней есть объёмные подборки цифровых и фактологических данных, анализ кризисного или даже катастрофического состояния различных сфер общества, критика проводимого правительством курса. Однако при всей важности полученных в ней экспертных выводов и прогнозов недостаточно активно ведутся исследования целостного, социокультурного плана, которые позволяли бы каждому гражданину внутренне соотносить оценку характера социальных процессов и положения каждого человека в его собственном жизненном мире. Получается, что экспертиза сама по себе, а жизнь обывателя идёт своим путём. Приводимые цифры и факты слишком удалены от сознания многих людей, и они не воспринимают их как экспертные оценки. В этих условиях в качестве эксперта для простого гражданина выступает тот, кто может заставить себя слушать: ведущие радио и телевидения, лидеры партий, коллеги и друзья, звезды масскультуры, разного рода экстрасенсы и т. д. Но данные субъекты экспертизы, рассуждениями которых по самым разным вопросам жизни забиты все СМИ, по своему экспертному потенциалу часто не поднимаются выше уровня обывателя. Все они сами выступают как обыватели, но принявшие на себя не только присущие им, но и желаемые для публики свойства и качества. Социальная наука в этом случае не принимает никакого участия. Более того, мнение ученых даже часто проигрывает по сравнению с мнением звезды, которая может высказаться кратко, откровенно и, главное, категорично. Представители науки в своих оценках такими качествами не обладают, постоянно сомневаясь в своих оценках и выводах, высказывая многочисленные аргументы, которые вечно торопящимся гражданам слушать совсем не хочется и скучно. Следовательно, социальная наука как основа проведения экспертизы и как форма общественного сознания начисто проигрывает по сравнению с массовым сознанием в его элитарной упаковке, предлагаемой звездами. Обыватель скорее поверит звезде, чем доктору наук, и, не поверив журналисту, тем не менее, будет его слушать, так как он рассказывает интересно, а по ТВ еще и показывает картинки. Причин такого положения много. Одна из них — в особенностях новой социальной реальности, которая приобрела фрагментарный и разрушительный для разума характер. В современном обществе, расколотом различными деструктивными 12 факторами, обильные количественные показатели перекрывают любую, казалось бы, оптимальную социальную дисперсию и скорее не проясняют, а запутывают человека, желающего обрести достойный критерий для выбора верных ориентиров в своей повседневной жизни. Любая цифра и любой факт в такой ситуации получают совершенно противоположные интерпретации, каждая из которых претендует на правильность оценок, поэтому цифры становятся одновременно и «лукавыми», и локально достоверными, поскольку сканируют один из локальных жизненных миров общества. Изучая различные экспертные материалы, даваемые учеными, читатель получает антагонистическую ценностную картину, которая утрачивает внутреннюю соразмерность лично переживаемым каждым человеком жизненным ситуациям. Кроме того, такой параметр оценки обычно не закладывается в декларируемых политических проектах и не вырисовывается в результатах проводимых социальных реформ. Тогда человек теряет интерес к научной экспертизе, так как в ней он ищет и не находит близкого и понятного для себя ответа на вопрос: какое место занимает он в проводимых оценках как личность, как духовная целостность? Таким образом, необходимы новые подходы в проведении социальногуманитарной экспертизы. Такие подходы, которые бы не просто констатировали положение дел и показывали историческую логику выхода из социального тупика, в котором оказалась Россия, а возможное участие каждого человека в этом процессе. Нужны такие подходы, которые сами не были бы «свободны от оценки», но выражали, тем не менее, одну из типичных субъективных форм переживания человеком всего того, что творится в стране. Автор данной статьи полагает, что такой экспертизой может быть гуманитарная экспертиза, ориентированная на качественный аспект анализа и оценок, на внутреннюю, духовную погружённость субъекта экспертизы в оцениваемые явления. Стало расхожей фразой утверждение, что новые общественные порядки стабилизируются тогда, когда в нарождающихся новых общественных условиях сформируется новое поколение людей. Внешне эта фраза звучит убедительно, но, как правило, дальше сентенции данная мысль не развивается. Между тем, эта всем известная мысль выражает глубокую идею о социально-антропологическом содержании становления нового общества. Каждая новая стадия общественного развития 13 выражена модификацией возрастной структуры человеческой жизни и культивированием в обществе адекватных нарождающейся новой культуре элементов складывающейся структуры процессов взросления [21]. Новые общественные структуры различного уровня и характера (экономические, политические и др.) лишь тогда оформляются в нечто устойчивое, когда сами становятся более богатым пространством развития человека, когда из них складывается новый механизм воспроизводства основных человеческих атрибутов и когда новые общественные отношения и связи входят органичными элементами структуры нового социального типа личности. Иначе говоря, получает объективное социокультурное оправдание и проходят субъективную гуманистическую экспертизу. Более того, при такой изначальной нацеленности и на истинность, и на полезность (политическую или социальную) экспертиз, в обществе складываются локально изолированные системы ценностей, в которые, как в броню, «одевается» каждый из субъектов экспертизы (общности, партии, социальные группы, организации, отдельные личности) и находит оправдание своей жизненной позиции. Например, в последнее время такое убежище многие находят в национальной идеологии, в религии, в мистике, в неоязычестве и многих других духовных продуктах прошлого, которые еще не ушли в небытие, но часто благодаря тому, что мешают всему новому, прогрессивному и гуманному. Выставляя при этом в качестве аргумента то, что философия, наука и гуманизм обанкротились, поэтому должны быть безжалостно отброшены [22]. Таким образом, гуманитарная экспертиза, особенности современной культуры и содержание гуманизма в современном мире тесно переплелись. Это означает, что экспертная культура, как черта постмодернистской культуры, в любой ее специальной форме может развиваться лишь со своей гуманитарной составляющей и во взаимодействии с гуманистическим устремлениями. Лишь тогда экспертиза перестанет быть самоцелью или некоторой услугой обществу, превратившись в часть общей культуры человечества. Литература и примечания 1. Постмодернизм. Энциклопедия. Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001. С. 18. 2. См., например: Ашмарин И.И., Юдин Б.Г. Основы гуманитарной экспертизы // Человек. 1997. №3. 14 3. Волков А.М., Царев Ю.Е., Федченко В.С. Экспертные системы: структурнофункциональный подход к извлечению экспертного опыта. М., 1991. 4. Гуманитарная экспертиза. Возможности и перспективы. Новосибирск: Наука, 1992. 5. Ионин Л. Г. Понимание и экспертиза // Вопросы философии. 1991. № 10. 6. Луков В.А. Социальная экспертиза. М, 1996. 7. Масленников Е.В. Экспертное знание: интеграционный подход и его приложение в социологическом исследовании. М.: Наука, 2001. 8. Сквирский В.Я. Экспертиза: теория, технология, практика. М.: Синерия, 1994. 9. Экспертиза в современном мире: от знания к деятельности / Под ред. Иванченко Г.В., Леонтьева Д.А. М.: Смысл, 2006. 10. Леонтьев Д.А., Иванченко Г.В. Комплексная гуманитарная экспертиза. М.: Изд-во «Смысл», 2008. 11. Термин, предложенный еще П.К. Космачевым и поддержанный в последние годы Е.А. Позаченюком. См.: Космачев К.П. Географическая экспертиза. (Методологические аспекты). Новосибирск: Наука, 1981; Позаченюк Е.А. Экспертология // Уч. зап. Таврического нац-го университета. Симферополь, 2001. Вып. № 6 (45). URL: http://www.ccssu.crimea.ua/internet/Education/notes/edition6/n06008.html 12. Теоретических работ вышло уже немало, но многие из них повторяют друг друга, выделяя определенные «черты» культуры постмодернизма, не показывая эту культуру во взаимосвязи с другими современными факторами развития общества. Постмодернистская культура рассматривается все еще больше в филологическом или эстетическом ключе. Концепция «экспертократии» еще не получила своего развития в отечественной литературе. Исключением можно назвать работы М.А. Можейко в цитированном издании: Постмодернизм. Энциклопедия. С. 18, 328-330, 878-879, 915-924. 13. См. подробнее: Козырьков В.П. Новые социально-онтологические аспекты коммуникации в развитии образовательной субкультуры // Вестн. ННГУ «Инновации в образовании». Вып. 1 (6). Н. Новгород: Изд-во ННГУ, 2005. URL: http://www.unn.ru/?file=vestniki_journals&anum=1182 14. См.: Нежметдинова Ф.Т. Гуманитарная экспертиза как фактор сохранения человеческого потенциала // Вестник ТИСБИ. Вып. № 1 за 2000. URL: http://www.tisbi.ru/science/vestnik/2000/issue1/17.html ; Человеческий потенциал Парфеньевского района Костромской области / Отв. ред. С.М. Малков. М.: Институт человека РАН, Адм. Парфеньевского р-на Костромской области, 2003. 15. Христианские ценности http://www.pravoslavie.ru/jurnal/814.htm или «гуманизм» Содома? // URL: 15 16. Жукоцкий В.Д. Судьбы социального гуманизма в современном мире // URL: http://www.intramail.ru/~zhukotskiy/humanism.htm 17. Кудишига А.А. Экзистенциализм и гуманизм в России. Лев Шестов и Николай Бердяев. Коломна, 2007. URL: http://www.humanism.ru/education/kurses/sovr_humanism/Kudishina_existenz/ 18. Сандагийн Э. Основные версии гуманизма // URL: http://anthropology.ru/ru/texts/sandagijn/modphil02_18.html 19. Перевезенцев С. Крах гуманизма. Человечество вступило в новую эпоху // URL: http://www.voskres.ru/articles/gumanizm.htm 20. Ашмарин И.И., Юдин Б.Г. Основы гуманитарной экспертизы // Человек, 1997, №3. URL: http://ihtik.lib.ru/tmp/zmnh_10sept2005/_ihtik.lib.ru_10sept2005_1892.htm 21. См. подробнее: Козырьков В.П. Пожилой человек как социокультурный тип // Психология старости и старения: Хрестоматия: Учебное пособие для студентов психологических факультетов высших учебных заведений / Сост. О.В. Краснова, А.Г. Лидерс. М.: Издво «Академия», 2003. С. 73-77. URL: http://psylib.myword.ru/index.php?automodule=downloads&showfile=2200 ; Козырьков В.П. Куда уходит детство из современной культуры? // Изменяющаяся Россия: новые парадигмы и новые решения в лингвистике. Материалы I Международной научной конференции (Кемерово, 29 – 31 августа 2006 г.): в 4-х ч. Ч. 3. Кемерово: Юнити, 2006. С. 67-74. 22. См. подробнее: Козырьков В.П. Тоска по родине или поиск национальной идеи? // Современная Россия и мир: альтернативы развития (этноконфессиональные конфликты и вызовы XXI века). Материалы международной научно-практической конференции. Барнаул: Изд-во Алтайского университета, 2006. С. 21-25, 140-147, 181-182.
