Книжное обозрение Голосенко И.А. ПИТИРИМ СОРОКИН: ТРУДЫ. Сыктывкар: Коми книжное издательство. 1991. 248 с. Много в отечественной истории и обществоведении белых пятен. Много тому и причин, которые предстоит упорно устранять, если мы хотим преодолеть вопиющую методологическую тенденциозность и односторонность, взглянуть на свое прошлое в контексте общечеловеческих ценностей. В этой связи нам приятно отметить недавно появившуюся книгу И.А. Голосенко. Ее автор около трех десятилетий занимается изучением жизни и научного наследия выдающегося коми-русско-американского социолога. Прослеживается трудная судьба Питирима Сорокина от первых лет его «сознавания» как личности до смертного часа, наступившего в далекой от родной земли Северной Америке. Книга распадается на две почти равные части: в первой освещается, так сказать, коми-русский Сорокин (до его высылки из Р ос сии в 1922 г.), а во второй части перед читателем предстает Сорокин в Америке — авторитет с мировым именем. Автор использовал огромное количество подготовительных материалов: труды П.А. Сорокина, абсолютное большинство из них на английском языке; его автобиографические и дневниковые записки, воспоминания о нем его соратников, друзей и недругов; некоторые страницы написаны на основе вдумчивого изучения оставшихся у нас архивных материалов, в том числе КГБ; результаты переписки Голосенко с самим П.А. Сорокиным и его женой Еленой Петровной и др. Богатый фактический материал (в книге, к огорчению читателей, нет ни одной сноски, что ее обедняет) позволил автору правдиво осветить жизнь и судьбу своего героя. Особую ценность представляют, на наш взгляд, те страницы книги, на которых воспроизводятся идеи и положения социологических трудов П.А. Сорокина, ввиду того, что они, к сожалению, до сего времени являются недоступными не только самому широкому читателю, но даже специалистам. Автор справедливо полагает, что П.А. Сорокин целиком вышел из всемирно известной «субъективной школы русской социологии». Однако в книге нет хотя бы кратких характеристик русских социологов — Н.И. Кареева, М.М. Ковалевского, Е.В. де-Роберти и др., на чьих трудах рос и формировался П.А. Сорокин как ученый. Эта школа пользовалась международной извест- СУДЬБА И ностью. Приведу свидетельство знатока русской социологии, американца Ю. Геккера, который — сначала в 1915 г., затем в 1934 г. — отмечал: «Кареев — наиболее яркий представитель субъективной школы. Как философ истории он возвел социологию в ранг науки... в которую внес больший вклад, нежели многие видные социологи» . Эти слова правомерно отнести и к другим представителям «субъективной школы», которые сформулировали важнейшие принципы отечественной социологии: признание психической основы общественных явлений, подчеркивание значения личности, защита так называемого субъективного отношения к общественным явлениям. Сорокин-социолог сформировался под влиянием достижений субъективной школы русской социологии, и это нисколько не умаляет его заслуг перед наукой. Наоборот, читатель видит, что Сорокин «стоит на плечах» этой школы, что он существенно приумножил ее всемирно признанные достижения. Не могу умолчать и о некоторых погрешностях книги. Так, на с. 66 автор пишет, что до Февральской революции социология не преподавалась ни в одном из университетов страны. Конечно, если иметь в виду академический курс под названием «Социология», то такой курс, быть может, действительно не преподавался. Однако нам известно, что социологические курсы читались в 90-х годах XIX в. (и даже ранее) в том же С.-Петербургском университете, а начиная с 1907 г. и на Высших женских курсах (Бестужевских) под названием «Теория исторического процесса». В целом книга И.А. Голосенко написана хорошим литературным языком. Однако встречаются досадные опечатки и стилистические погрешности. (Показательны в этом отношении с. 20, 22, 29, 229 и др.) Издатели отнеслись явно небрежно к типографскому набору. Это влияет на общее положительное впечатление от книги. При переиздании (а оно в скором времени потребуется) недостатки обязательно надо устранить. Тогда книга приобретет большую науч ную ценность. В.П. ЗОЛОТАРЕВ ' Hecker Y. Russian Sociology J., 1934, p. 149. 143 ТРИПТИХ ЛАТИНОАМЕРИКАНСКОЙ СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ В Колумбии вышли на испанском языке одновременно три оригинальные работы российского философа и латиноамериканиста Э. В. Деменчонка: «Латиноамериканская философия: проблемы и тенденции», «Философия в современном мире» и «Латинская Америка в эпоху научнотехнической революции»'. Книги объединены общностью замысла; и в них взаимопроникают темы философии и Латинской Америки: исследование современного состояния философии сочетается с осмыслением социальных проблем современного мира, непосредственно касающихся данного региона. В них латиноамериканская философия предстает как самостоятельное и значительное яв ление современной культуры. Известно, что ее признание проходило нелегко, в острой полемике. Тем более ценны работы нашего исследователя, в которых не только дается объективная картина латиноамериканской философии в контексте современности, но и раскрываются самобытные и новые авторские аспекты. Для читателя, интересующегося латиноамериканской философией, книги Э.В. Деменчонка служат хорошим путеводителем в сложном мире этого интеллектуально-духовного явления. В них дается многоплановое и внутренне связанное, целостное представление о данной философии. Рассматриваются исторические условия ее возникновения как самосознания общества и поиск ориентиров развития, логика становления, ее центральные темы и проблемы. Автор выделяет самое существенное, структурообразующее в латиноамериканской философии, рассматривая ее как выражение национального самосознания, форму культурно-ценностной ориентации общества и интеллектуального инструментария для осмысления ситуации и перспектив, как проявление гуманистической и демократической направленности общественной мысли, позиций исторически прогрессивных сил. Эти сущностные черты прослеживаются в первом манифесте данной философии, провозглашаемой Хуаном Баутистой Альберди, в творчестве Карлоса Ваз Феррейры. Алехандро Корна и Хосе Васконселоса. в движении по воссозданию истории национальной философской мысли, наконец, в новейшем ее этапе как «ф;:пософии освобождения». Особое внимание уделено последней. Хотя об этом «горячем» явлении написано немало, цен1 Demenchonok E.V. Filosofia latinoamericana: problemas y tendencies. Bogota, Editorial El Buho, 1990. 289 p.; Idem. Filosofia en el Mundo Contemporaneo. Bogota, UNINCCA, 1990, 307 p.; Idem. America Latina en la Epoca de la Revo Iucion Cientifico—Tecnica. Bogota, COLCIENCIAS, 1990, 82 p. 144 ность авторского подхода состоит в рассмотрении его в широком контексте социальнокультурных процессов в современном мире. Это идейное движение «освобождения» перекликается не только с процессами в других развивающихся регионах, но и с пробуждением протеста 60—70-х годов на Западе и послесталинской оттепели в восточноевропейских странах. В целом, как отмечает автор, это было начало глубоких перемен в мире, сдвигов в общественном сознании, которые возвещали закат авторитаризма в какой-бы то ни было форме, освобождение от его социальных структур и идеологических стереотипов конфронтации, прорыв к новому мышлению и демократизации отношений в обществе и между народами. «Философия освобождения» — сложное и динамичное образование, которое во многом ускользает от однозначных оценок. Автор проявляет необходимый такт и диалектичность, стремясь выявить ее существенные черты и при этом избежать упрощений. Данная философия провозглашает своей целью служить идейно-теоретической основой практики национального и социального освобождения. Отсюда ее социально-критическая направленность, пафос радикальных перемен и поиск позитивной альтернативы существующему положению. В работах Э.В. Деменчонка рассматривается центральная' для этого направления философско-историческая проблематика, в том числе поиск адекватной теории социального изменения в Латинской Америке. На материале работ Леопольдо Сеа анализируется «философия американской истории». «Философия освобождения» относится к левой части идейного спектра латиноамериканского общества. Ее оппонентом справа является неоконсервативная технократическая идеология «десаррольизма» («развития»). Сама проблема столкновения развивающихся стран с глобальными процессами НТР, возникающие при этом социальные напряжения и проблемы, в том числе и появление местной разновидности технократизма — все это темы пока мало исследованные, а потому их анализ представляет особый интерес. Технократизм связан с судьбой слоя научнотехнических специалистов, их социальным положением и отношением к власти. Опираясь на исследования западных и латиноамериканских социологов, автор проводит сравнительный анализ ситуации данного слоя в высокоразвитых и развивающихся странах. Он показывает, что демократически зрелое общество в состоянии воспринять творческий импульс специалистов и в то же время ограничить технократические деформации. Напротив, в менее развитых странах с неокрепшими демократическими институтами спе- циалист оказывается беззащитным перед властью и становится технобюрократом. Технократия здесь зависима и склонна к альянсу с авторитарными режимами. Э.В. Деменчонок солидаризируется с выводами прогрессивных латиноамериканских социологов - Орландо Фальс Борда, Хорхе Грасиарена и др. в том, что единственным средством от технократизма и авторитарной власти является развитие демократии. Технократические представления о развитии латиноамериканских стран породили концепцию «десаррольизма». Автор рассматривает ее положения и программы. Наряд у с этим он иссле дует оппозиционные концепции. Анализируется идущая в последнее десятилетие полемика вокруг самого понятия «развитие», в которой все отчетливее формируется гуманистический подход, ориентированный на человека и ценности, многообразие стилей развития. Вместо плоского технико-экономического детерминизма десаррольистов вопрос ставится в широком социальном и культурном плане: развитие для кого и в ка ком отношении? Его последовательное осмысление приводит к выводам о необходимости учитывать не только фиксируемые объективные процессы, но и социально-психологические факторы, культурные традиции, социальные представления и ожидания, существующие в общественном сознании гуманистические идеалы справедливости и равноправия, участия масс в управлении обществом и т.д. Таким образом, развитие предстает не как унифицированная линейная система, а в реальном многообразии национальных стилей и широкой гамме целей и средств их осуществления. В рецензируемых книгах читатель найдет интересные размышления о новейших чертах и тенденциях современного философского процесса — антропологический поворот, новое обращение к проблеме субъекта, особое внимание к этническому измерению общественно-человеческой деятельности, защита свободы личности, растущий диалог между различными школами и направлениями, то есть ту совокупность специфически современных характеристик философии, которую принято обобщенно определять как «поворот к человеку и культуре». Публикации работ российского философа в Колумбии — это не только признание дос тоинств отечественной мысли, но и зримое проявление интеллектуально-духовной солидарности. Ю.А. КИМЕЛЕВ Подольская Е.А. ЦЕННОСТНЫЕ ОРИЕНТАЦИИ АКТИВНОСТИ ЛИЧНОСТИ. Харьков: Основа, 1991. 164 с. Ценностные ориентации рассматриваются автором в качестве промежуточного звена, связывающего человека с социальными институтами. Они «являются способом приобщения личности к участию в социальном процессе, своеобраз ным средством ее социализации» (с. 90). Сложившаяся система ценностных предпочтений личности не остается постоянной: с изменением условий жизни, накоплением жизненного опыта может происходить «переоценка ценностей». Этот факт осмысливается в качестве предпосылки для обоснования необходимости эффективного воспитательного воздействия на личность в условиях обновления общественных отношений, когд а стали ощутимы изменения в ценностных ориентациях индивидов, приводящие к социальным отклонениям в поведении целых групп людей и нередко к деградации личности. Сложность решения проблемы заключается в том, что негативные изменения в ценностных ориентациях, происшедшие под влиянием прежней государственной политики тотального подавления личностных свобод, усугубляются под влиянием противоречивости процесса перехода к новым общественным отношениям. С одной стороны, И ПРОБЛЕМА укрепляется значение общечеловеческих ценностей, таких как демократия, свобода, плюрализм, милосердие, доброта. С другой стороны, рост социальной напряженности приводит к конфронтации между различными социальными группами, растет нетерпимость, откровенная вражда. Формирование ценностных ориентаций как специфического процесса социализации предполагает активность индивидов: ценности общества и группы личность как бы пропускает череэ себя, выражая определенное к ним отношение, исходя при этом из жизненного опыта, своих наклонностей и интересов. Но определяющее воздействие на личность принадлежит социальному окружению. В этом, по мнению автора, заключается диалектика индивидуального и социального в формировании сознания человека. В этой связи автор ссылается на Фромма, хотя и не во всем разделяя его убеждения. Анализируя конфликт двух ориентаций характера в капиталистическом обществе — рыночного и продуктивного, обусловленных противоречием двух способов существования — обладания и бытия, Фромм делает заключение о том, что общество, культивирующее ориентацию на обладание, является патологич 145 ным, больным и неизбежно порождает «шизоидную», «невротическую», отчужденную от своей сущности личность. В условиях становления рыночных отношений в нашей стране эта мысль Фромма звучит особенно предостерегающе. Отсюда вытекает «необходимость гуманизации всех аспектов социального развития — от научных, технических, экономических до социально-политических» (с. I I I ) . Формирование ценностных ориентаций осуществляется на протяжении всей жизни человека. Он при этом может испытывать воздействие многих социальных групп, связанных с ним различными видами деятельности. Если бы индивид усваивал все эти ориентации, то, как справедливо отмечает автор, его собственные ценностные представления носили хаотический характер. В действительности мы обнаруживаем, что ценностные ориентации личности являются определенным образом организованной системой. Это происходит на основе единства социальной и генетической программ, как бы заложенных в индивиде и позволяющих осуществлять отбор ценностей окружающего мира. Автор высказывается в этой связи против довольно распространенной среди социологов и психологов точки зрения об адаптации личности к внешней среде. Главное условие развития индивида заключается не в приспособлении к внешней среде, а наоборот, — в выходе за ограниченность ближайшей среды (с. 120). К сожалению, автор недостаточно аргументирует это положение, ведь внешняя среда может либо способствовать, либо препятствовать развитию индивида. Все зависит от условий и обстоятельств. Рассматривая причины девиантного поведения, автор связывает их в том числе и с субъективной ориентацией личности на образцы такого поведения, которые «стихийно» влияют на нее. Индивид с неустойчивой жизненной ориентацией легче поддается на всякого рода соблазны, нежели человек, имеющий, что называется «стержень», способный критически осмысливать собственные поступки и действия других. Поэтому автор выступает против как волюнтаризма в воспитании, так и против «политики невмешательства» в воспитательный процесс. Общество, претендующее называться гуманистическим, должно целенаправленно формировать ценности, соответствующие высоким образцам культуры и нравственности. Важно при этом учитывать соотношение идеала как цели развития общества и норм, господствующих в обществе на данный момент, поскольку игнорирование этого момента может приводить как к необдуманной революционизации сознания, так и к консервации убеждений, взгля- дов, являющихся продуктом прошлых обстоятельств. Одна из главных ценностей — ориентация на труд. Становление новых форм хозяйствования диктует необходимость пересмотра тех ценностных ориентаций, которые прежде лежали в основе мотивов отношения к труду. В настоящее время определяющими должны быть ценности, в основе которых лежит представление о труде как источнике богатства, реализации способностей и наклонностей человека. Сформировать такую установку на труд можно при условии обязательного учета потребностей и интересов человека в государственной политике преобразования общественных отношений. Данные проведенных социологических исследований на Белгородском витаминном комбинате приводят автора к выводу о том, что отсутствие систематизированной программы учета человеческих потребностей и интересов в производственной сфере предопределяет низкую эффективность практикуемых на предприятии мер по повышению социальной активности работников, что, в свою очередь, усугубляет процесс спада производства. Выход из сложной экономической ситуации, в которой оказалось наше общество, видится автору в радикальном преобразовании отношений собственности, чья регуляция определяется интересами людей. Преодоление отчуждения человека от средств производства, от результатов труда, от власти, — проблема многогранная: политическая, экономическая, нравственная. Ее нельзя решить только с помощью законодательства, даже самого совершенного. Обществу предстоит создать необходимые для этого производительные силы, вызреть в культурном отношении, раскрепостить массовое сознание. Только таким образом можно будет преодолеть механизм торможения реформ, в основе которого, по мнению автора, лежат бюрократическое сознание, человеческий консерватизм, «социальная усталость», боязнь перемен. Но не представляется ли механизм торможения реформ несколько упрощенным? К примеру, недостаточно раскрывается вопрос: каким образом на смену одним ценностям приходят другие, какую роль в этом играют, в частности, традиции? В целом, несмотря на отдельные недостатки, монография производит хорошее впечатление. Проблемы, затронутые в книге, являются, с одной стороны, «вечными», а с другой — животрепещущими, волнующими сегодня каждого человека. Т.Н. КУХТЕВИЧ, Н.Д. СОРОКИНА 146 Медушевский А.Н. ПОЛИТИЧЕСКАЯ Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1991, 173 с. Политическая социология является несомненно новой научной дисциплиной, сложившейся сравнительно недавно на основе общей социологической теории и политологии. Среди причин ее быстрого развития в настоящее время можно указать на такие факторы, как качественные изменения самого характера политики и политической жизни новейшего времени, в которую оказались вовлеченными широкие, ранее пассивные социальные слои; необходимость и возможность прагматического подхода к социальным исследованиям, от которых ожидается быстрый анализ непрерывно меняющегося политического процесса и прогноз возможных ситуаций; научно-техническая революция, обеспечившая технологию широких эмпирических исследований массового материала. В результате политическая социология на Западе, являясь сравнительно молодой наукой, быстро стала одним из центральных направлений исследования общественных явлений, выработала свой понятийный аппарат, особые методы, определила проблематику. Быстро возрастает объем литературы по этой дисциплине, а ее преподавание ведется в большинстве высших учебных заведений. Однако до сих пор эти исследования были у нас очень мало известны. Книга А.Н. Медушевского впервые в отечественной литературе в целостном виде рассматривает основные проблемы политической социологии. Политическая социология определяется как дисциплина, изучающая взаимоотношения между обществом и государством, между социальным строем и политическими институтами. Она опирается на метод социологии, который состоит в раскрытии механизмов функционирования социальных явлений, но применяет его к специ. фической сфере политики. При этом общий метод социологии претерпевает существенную трансформацию: если социология изучает главным образом социальные структуры и характер их взаимоотношений, то политическая социология обращает главное внимание на характер их взаимодействия. В этом смысле французский социолог М. Дюверже сравнивает социологию с анатомией, а политическую социологию с физиологией. Говоря о перспективах политической социологии, нельзя не отметить особую проблему — ее соотношение с традиционными науками, прежде всего — историей и правом. Определенный прагматизм направленности большей части политических исследований на Западе не дает возможности эффективно применять их методы в исторических исследованиях. Рецензируемая книга обладает большими преимуществами в этом отношении. Анализ конкретных проблем политической социологии проводится в ней на большом сравнительно-историческом материале. При этом СОЦИОЛОГИЯ И ИСТОРИЯ. А.Н. Медушевский опирается на ряд своих исследований, проведенных главным образом в трех направлениях. Это прежде всего проблемы истории государства и права: утверждение и развитие абсолютизма в России, связанные с ним социальные слои (правящий класс и бюрократия), а также политические и административные институты. Другое направление — анализ административных реформ России XVIII—XIX вв. в сравнительноисторической перспективе. Третье направление связано с изучением истории правовой либерально-политической мысли и конституционных проектов в России и других странах XIX — начала XX вв. Политическая социология и история в данной книге выступают, таким образом, как взаимодополняющие направления. Рассматривая крупнейшие преобразования общественных отношений, административные системы и правовые институты нового времени, автор интерпретирует их историю в контексте теории рационализации, модернизации и догоняющего развития. Центральной проблемой книги становится изучение механизма власти и управления с точки зрения развития политического процесса. Власть представлена как ключевое понятие политической социологии, традиционный предмет ее исследований. Попытки определить сущность власти и, в частности, политической власти, предпринимались в науке с древнейших времен. Они прослеживаются в классических трудах Аристотеля, Макиавелли, Монтескье, многих других мыслителей. Однако для большинства из них свойственно было обращение не столько к самой политической власти, сколько к отдельным ее внешним проявлениям: способу организации правления, интенсивности его воздействия на общество и индивида, направленности деятельности правителя, его искусству, способам достижения власти и т.д. Важнейшим итогом развития политической мысли Нового времени и особенно XIX в. явилось осознание истины, что власть представляет собой скорее определенное отношение различных социальных сил, прежде всего общества и государства, а потому не может быть понята как нечто самодовлеющее. Поворотным пунктом в этом отношении несомненно служит философия права Гегеля, исходившего из необходимости разграничения гражданского общества и государства, их диалектического взаимодействия в ходе истории. Отсюда был только один шаг к теории Маркса, интерпретировавшего политическую власть как продукт непримиримости социальных противоречий, результат и проявление классовой борьбы. В новейшей социологии особенно большое распространение получила концепция власти Вебера, согласно которой она может быть определена как возможность того или иного со- 147 циального деятеля проводить свою волю в обществе, несмотря на оказываемое сопротивление. Важным преимуществом веберовского определения признается тот факт, что в нем, в отличие от всех предшествующих дефиниций, интерпретация власти свободна от каких-либо оценочных суждений о ней и является предельно формализованной, что дает возможность применять ее к объяснению социальных процессов и явлений самого различного уровня. Такой подход, в свою очередь, позволяет типологизировать отношения власти по различным уровням и критериям ее функционирования. Веберовская социология власти, как показывает автор, оказала весьма значительное влияние на ее интерпретацию в новейшей политической социологии в рамках структурно-функционального подхода. Смысл его состоит в том, чтобы поста вить власть в контекст более крупной социальной системы, каковой является общество в целом, попытаться на этой основе дать собственно социологическую, а не политологическую модель власти. Исходя из интерпретации власти в контексте теории систем, такие ученые как Парсонс и Истон разработали соответствующую концепцию власти, попытались раскрыть механизм ее функционирования путем анализа инфраструктуры системы власти — характера получения ею информации из внешнего мира, способов ее пререработки и, наконец, выдачи решений. Методы политической социологии анализируются в книге по трем основным направлениям социальная стратификация (гл. 1); социальный конфликт (гл. 2); механизм власти (гл. 3). В каждой из них излагается теория проблемы, и показано решение ее на конкретном историко-политическом материале. Раскрытие методов политической социологии проводится прежде всего на примере формальных организаций, поскольку им, уже в силу самой природы их возникновения свойственна максимальная регламентация общих принципов, структур и процедур функционирования, находящих, как правило, официальную санкцию в действующем праве. Классическим примером формальной организации служит в социологии бюрократия, исследование которой позволяет понять структуру власти, управления и принятия решений в каждом данном обществе. Особый интерес поэтому придает книге обращение автора к значительному материалу о развитии бюрократической организации с древности до настоящего времени. В любом обществе существует более или менее оформившаяся дифференциация слоев, групп и индивидов, разграничение которых можно провести в принципе по самым разнообразным признакам. На этом основана теория социальной стратификации — направление, ставящее своей задачей поиск, выявление и объяснение неравенства в обществе. Имея сложную и высокодифференцированную структуру, общество, тем са148 мым, располагает механизмом, стимулирующим деятельность индивидов по достижении определенных социальных позиций. Современная наука исходит поэтому из необходимости такого многомерного подхода к стратификации, при котором учитывались бы все значимые признаки социальной дифференциации. Для политической социологии наиболее информативны такие параметры теории социальной стратификации, как власть, престиж, богатство (доходы), образование, религиозная и национальная принадлежность, семья, а также позиция в этнической группе, поскольку именно они позволяют установить динамику изменений социальной структуры в прошлом и на современном этапе. Основные тенденции социальной стратификации и мобильности прослеживаются в книге на примере ряда традиционалистских структур. Показано, как традиционные родовые, кастовые и сословные отношения влияют на процесс рационализации управления, соответствующие изменения структуры чиновничества, постепенно превращающегося в самостоятельный и весьма влиятельный социальный слой. Все измерения, по которым возможно проведение социальной стратификации, при известных обстоятельствах становятся источником конфликтов различного уровня и характера. Результатом неравенства, существующего в обществе, и связанного с ним различия интересов слоев, групп и индивидов становится дисбаланс социальной системы, появление в ней и в отдельных ее структурах противоречий, порождающих столкновения. Именно поэтому концепция социального конфликта — одна из основополагающих для современной политической социологии. Анализ природы социального конфликта проводится в книге на материале модернизирующихся стран нового времени, где он особенно заметен в целом ряде последовательных реформ всей административной системы. На первом плане оказываются при этом реформы в Рос сийской империи, которые были наиболее значительны по своим масштабам, проводились раньше, чем в других странах, а потому служили моделью. Воплощая в себе догоняющее развитие, модернизацию и европеизацию, они выступали в ряду подобных преобразований нового времени, обнаружив ряд устойчивых признаков, которые затем прослеживаются в реформах Пруссии, Австро-Венгрии, Турции, Египта, Японии, других государств вплоть до настоящего времени. Проведенный анализ показывает, что социология конфликта действительно позволяет увидеть в социальных противоречиях источник и движущую силу изменений социальной структуры, причину появления на исторической арене новых социальных слоев, институтов и политических групп. В данном случае анализ позволил во многом объяснить становление одной из принципиальных сил современного общества — бюрократии нового типа. Власть рассматривается автором как форма организации общественных отношений, при определенных условиях позволяющая одному социальному элементу влиять на поведение другого. С этой точки зрения общество может быть представлено как система, дифференциация которой подчинена решению определенных проблем и выражается в наличии социального деления. Элементы этого деления несут определенные функции по мобилизации и распределению ресурсов, информации, принятию решений. Источник власти коренится, следовательно, в социальном неравенстве — неодинаковом положении классов, социальных групп и индивидов в обществе, которое ставит их в зависимое друг от друга положение. Возникающие на этой основе отношения господства и подчинения составляют сущность власти и выражаются в определенной иерархии уровней управления, осуществляющих его социальных слоев и учреждений, регулирующих поведение индивидов в соответствии с определенной системой ценностей и норм. Теория социальных изменений вполне основательно становится базой для рассмотрения такой принципиальной проблемы политической социологии как проблема возникновения политических партий в их отношении к массовым движениям нового и новейшего времени. Отношение различных слоев модернизирующегося общества к объективно необходимым преобразованиям составляет суть политического конфликта, находя свое выражение в программах политических партий. Характерно, что изучение политических партий — их типо- логии, организации, способов функционирования в различных общественных системах — составляет одно из наиболее разрабатываемых направлений. В данной перспективе предметом изучения становятся общественные настроения, их влияние на политический процесс, механизмы воздействия на социальную психологию (в ходе различных массовых кампаний и движений, выборов в парламент, через средства массовой информации). Если взглянуть на эти процессы с точки зрения социологии изменения или теории модернизации, то очевидно, что важнейшей их пружиной и внешним проявлением становится меняющийся характер отношений между обществом и государством, массами и партиями, возникновение особой модернизированной элиты. Предложенный в книге подход к разработке проблем политической социологии открывает возможности для дальнейших исследований политического процесса в истории и современности. В настоящее время, когда идет формирование отечественной школы политических исследований, очень важно, с одной стороны, обобщить большой опыт, накопленный западной наукой, а с другой — привлечь внимание к новым перспективным направлениям. К их числу относится, несомненно, синтез теоретического подхода с конкретносоциологическими, историческими и политическими исследованиями, концепция которого предложена в книге А.Н. Медушевского. В.М. ШАВЫРИН ОЖИДАЛИ ЛИ ПЕРЕМЕН? (из материалов экспертного опроса рубежа 70—80-х годов) / Редактор-составитель А.Н. Алексеев. Кн. 1—2. М.: Институт социологии РАН. Ленингр. филиал. 1991. Кн. 1. 133 с. Кн. 2. 272 с. Представлены материалы опроса, проведенного в 1979—1980 гг. в порядке апробации экспертно-прогностической методики «Ожидаете ли Вы перемен?». На вопросы экспертной анкеты анонимно отвечали представители научной и творческой интеллигенции. По разным причинам, как отмечает А.Н. Алексеев, работа не была тогда завершена. Считались утраченными и сама методика, и записи ответов. Но, как оказалось, большинство материалов этого поискового исследования все же сохранилось. Редакторсоставитель предлагает вниманию читателя 36 экспертных интервью. Хочется отметить, что некоторые респонденты — это совершенно очевидно сейчас ! — в своих оценках и прог нозах сумели предвосхитить реальное развитие событий в последующее десятилетие. Именно этот факт, на наш взгляд, определяет актуальность и ценность публикации. Основной ее целью явились сбор и систематизация экспертных оценок и мнений для аккумуляции и углубления имеющихся представлений о возможных вариантах дальнейшего развития конкретного общества. Таким образом, предлагаемая методика принадлежит к разряду экспертных, а исследование — к разряду прогностических. Авторы методики отказались в плане беседы от какой-либо компоновки факторов, аспектов и сторон общественной жизни, полагая, что эксперт может — явно или неявно — провести собственную концептуальную группировку тех или иных пунктов. В основу плана беседы положен следующий концептуальный замысел. Первый раздел — «Общая тенденция развития и мера устойчивости» — направлен на выяснение экспертной оценки современного состояния общества с учетом общей тенденции его раз149 вития за последние 10—15 лет. Причем это состояние «улавливалось» на пересечении двух позиций: 1) противоречия преодолеваются (проблемы разрешаются) — противоречия усугубляются (накапливаются нерешенные проблемы); 2) общественное состояние является устойчивым (стабильным) — общественное состояние является неустойчивым (несет в себе потенциальную возможность серьезных общественных изменений). Второй раздел — «Перспективы: взгляд „изнутри"» — берет старт от логического вывода, полученного в итоге первой части беседы. Существенно, что в рамках экспертного опроса, не претендующего на репрезентацию общественного сознания, исключены гипотезы о количественном соотношении оптимизма и пессимизма. Вопросы данного раздела сформулированы так, что на них может отвечать эксперт, придерживающийся любой точки зрения на перспективы общественного развития (в том числе — исключающий возможность перемен). Третий раздел — «Мировой контекст» — посвящен анализу внешних факторов развития данного общества. Достоинство вопросов раздела заключается в том, что они нацелены как на экспертную оценку направленности и силы влияния внешних факторов, так и на выявление экспертного отношения к некоторым существующим историко-мировоззренческим гипотезам. Четвертый раздел — «Человеческий фактор перемен: за и против» — сосредоточивает внимание на субъективно-деятельностной стороне общественного развития, на реальном взаимодействии различных общественных сил — общественных слоев (групп) и типов людей — в этом процессе. Актуален сегодня вопрос об экспертном мнении относительно расстановки общественных сил с точки зрения их заинтересованности в том или ином варианте общественного развития. Формулировки вопросов, что, безусловно, важно, ориентируют экспертов на учет сложной диалектики общественного развития, акцентируют внимание на формах самоорганизации и консолидации общественных сил, способствующих переменам. Последний, пятый раздел — «Время и ход перемен» — содержит вопросы, на которые отвечали эксперты, полагающие перемены в жизни данного общества веррятными. Экспертам предлагалось ориентировочно датировать начало ожидаемых ими изменений, высказать прогностические соображения об очередности конкретных перемен. Из анализа вопросов очевидно: авторы заботились о том, чтобы вопросы, по возможности, не пересекались в своем содержании. Однако ряд «пересечений», по-видимому, был предпринят намеренно, поскольку «пересечения» порой могут выполнять функцию «контроля» (насколько устойчива экспертная точка зрения при ответах на близкие по содержанию вопросы), эвристическую функцию (экспертная мысль, толь150 ко наметившаяся при ответе на один вопрос, может углубиться при ответе на последующий) и др. Сама по себе структура методики, по нашему мнению, отражает определенный концептуальный взгляд на логику анализа проблемы путей и перспектив развития конкретного общества. Концептуальный замысел методики, безусловно, состоит в выделении действительно альтернативных аналитических точек зрения на перспективы дальнейшего развития данного общества и в последующем столкновении этих точек зрения в обобщающем анализе, с целью их взаимопроверки, взаимообогащения, а может быть, и синтеза. Научная инициатива, предпринятая А.Н. Алекс е ев ы м в п и к «з а с т оя » н а ш ег о г ос уд а р ства и названная в рукописи как «экспертный опрос рубежа 70—80-х годов», несомненно, должна быть предана гласности. Значение работы прежде всего видится в том, что это — важный историко-социологический документ. Ответы, полученные от нескольких десятков специалистов, позволяют выявить общественные позиции и взгляды представителей интеллигенции, убедиться в том, что, несмотря на различные виды цензуры, эти позиции и взгляды оставались свободными. Для истории и социологии будет небезынтересно иметь свидетельство того, как подобного рода опросы создавались, уберегались и хранились от всевозможных гонений и преследований, каким образом они распространялись и становились объектом дальнейшего сплочения единомышленников. Еще один существенный момент — политический. Гражданская позиция авторов документа и экспертов ясна: все желают видеть отечество процветающим, а народ — счастливым. В роли экспертов выступали не герои, а простые представители народной интеллигенции, своим отношением к действительности передающие умонастроения широких масс тружеников. С сегодняшних позиций тема, зафиксированная в названии, представляется вполне достойной и исследовательской, и публицистической разработки. Работа содержит богатый нравственный потенциал: новому поколению раскрывается внутренняя борьба сознания нашей интеллигенции. Итак, можно ли ожидать существенных перемен, сдвигов в жизни нашего общества в обозримый период? Хотелось бы проиллюстрировать несколько наиболее ярких, актуальных и ныне позиций. «Система как таковая в целом останется неизменной по крайней мере до конца XX века» (кн. 1, с. 27); «Коренных перемен следует ожидать в ближайшие 10 лет» (кн. 1, с. 52); «Весьма вероятным является наступление коренных изменений, под которыми мы понимаем приход к руководству людей совершенно иной ориентации, по всем линиям» (кн. 1, с. 64); «Наш прогноз на существенные изменения в жизни общества через 15—20 лет (1995—2000 гг.)», «Пружина сожмется раньше (1985—1990 гг.), но к концу века она начнет существенно разжиматься. Вероятность — почти — 100%» (кн. 1, с. 104); «Перемены возможны в виде сползания к худшему» (кн. 2, с. 232). Теперь понятно, почему десять лет назад попытка проведения экспертного прогноза оказалась уникальной: в культуре «развитого социализма» вопрос о потребностях в общественных переменах был запрещенным, с точки зрения официальной идеологии бессмысленным, а на практике — просто опасным для задающего. Каков же был взгляд на время и ход перемен? «Вероятно, начальным пунктом окажется „смерть царя". Это может произойти в любой момент. Ибо он себя снять не дает. Он уже при исходе и незачем рисковать» (кн. 1, с. 46); «К 2000 году равно вероятно превращение общества как в полностью бюрократически потребительское, так и в организованное по образцу военных диктатур. К 84—85 гг. вероятны естественные изменения в руководстве и резкое ужесточение режима, а к 90-м годам — ряд полумер, в основном экономического характера» (кн. I, с. 120); «Перемены уже начались с середины 50-х годов — это необратимый про- цесс. Последние 15 лет, время, когда все проблемы были загнаны в тупик, предвещают перемены где-то в середине 80-х годов, но не позже 1990 г. (кн. 2, с. 231); «Сползание — началось» (кн. 2, с. 235). Трудно отнести рецензируемую работу к одному из привычных жанров социологических публикаций. Это и не научная монография — для монографического исследования ей недостает, по меньшей мере, обоснования выборки и статистического обобщения материалов опроса. Это и не публицистика, поскольку практически отсутствует авторский комментарий остропублицистического материала. Представляется, что это — историко-социологический документ, отражающий образцы социально-критической мысли народной интелигенции. Вопросы, волнующие нас сегодня, сформулированы более 10 лет назад. Сами по себе перемены были еще чем-то неосознанным, но ощущалась их настоятельная общественная потребность. Это «предощущение» перемен, их ожидание и дало импульс рецензируемой работе. Радует, что она наконец увидела свет. И.В. ДЕВИНА 151