Образ Дон Жуана в мировой литературе
advertisement
2 Муниципальное бюджетное образовательное учреждение Большеокуловская средняя школа Навашинского района Нижегородской области РЕФЕРАТ Образ Дон Жуана в мировой литературе. Автор: Курачева М.В. 3 СОДЕРЖАНИЕ ВВЕДЕНИЕ ГЛАВА 1. Предыстория Дон Жуана 1.1. Легенда о каменном госте 1.2. Легенда о доне Хуане Тенорио 1.3. Легенда о доне Мигеле графе де Моньяре ГЛАВА 2. Образ Дон Жуана в западноевропейской литературе 2.1. Пьеса Тирсо де Молина «Севильский обольститель или, Каменный гость» 2.2. Образ Дон Жуана в комедии Ж.-Б. Мольера «Дон Жуан или Каменный гость» 2.3. Дон Жуан в одноименной поэме Д. Г. Байрона 2.4. Дон Жуан в новелле П. Мериме «Души чистилища» ГЛАВА 3. Образ Дон Жуана в русской литературе 3.1. Дон Жуан в трагедии А. С. Пушкина «Каменный гость» 3.2. Дон Жуан в поэме А. К. Толстого 3.3. Дон Жуан в драме Н. Гумилёва «Дон Жуан в Египте» ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЛИТЕРАТУРА 3 6 6 7 7 9 9 10 13 16 19 19 22 23 31 32 4 ВВЕДЕНИЕ. Человеку свойственно задумываться над сущностью, содержанием таких слов, как жизнь и любовь? Для каждого из нас они являются ценностью. На протяжении всей своей жизни человек что – то ищет, к чему – то стремится. То ли он ищет смысл, разгадку, то ли просто делает вид, что занят чем – то серьезным. И однажды, на минуту остановившись, он задает себе вопрос: «А зачем все это? А кому это нужно? И в чем собственно весь этот смысл моей жизни?» Сделав непредвиденную паузу, он тщетно ищет ответ, пытаясь нащупать хоть малейшую подсказку, которая откроет ему глаза. Жизнь требует бодрости, движения, дерзости, но только не покоя. Извечный поиск новых форм, свежих и бьющих струей порывов, леденящих и воспламеняющих душу - вот, что ему нужно. Мировая литература дала нам массу примеров таких личностей, которые никогда не успокаиваются, находятся в вечном движении, в поиске новых чувств, эмоций, впечатлений. Один из таких героев – Дон Жуан. Дон Жуан (исп. Don Juan, итал. Don Giovanni, фр. Don Juan, нем. Don Juan, англ. Don Juan) — герой мировой литературы XVII — XX вв., один из вечных образов [15, с. 232]. Романтическая легенда о ветреном испанце, блистательном и коварном обольстителе пылких женских сердец наряду с преданиями о докторе Фаусте, Агасфере, Улиссе или Кармен принадлежит к числу достославных «бродячих» сюжетов мирового искусства. По свидетельствам исследователей и историков культуры, существует более ста интерпретаций этого образа в самых разных жанрах. Истории Дон Жуана как литературного героя сопутствовало бытование в качестве поэтического образа лирики (Ленау, Гольтей, Визе, Браун фон Браунталь, Фридман, знаменитые «Шаги командора» А.А.Блока), предмета философской эссеистики. Помимо прямого воплощения этого литературного героя (под тремя основными именами в русской транслитерации: Дон Жуан, Дон Хуан, Дон Гуан) можно составить длиннейший перечень «донжуанствующих» персонажей: от Вальмона до Стивы Облонского, от Адольфа до Паратова и т.д. Впервые с образом Дон Жуана я столкнулась, прочитав трагедию А.С.Пушкина «Каменный гость». У меня сложилось определённое представление об этом герое и о людях, ему подобных. Заинтересовавшись этим героем, я решила посмотреть, как родился этот тип в искусстве, как развивался он в русской и западноевропейской литературе. Изучив предысторию героя, я обратилась к первому литературному произведению о Дон Жуане – пьесе Тирсо де Молина «Севильский обольститель, или Каменный Гость». Одной из замечательнейших обработок легенды о Дон Жуане является комедия французского драматурга Мольера «Дон Жуан, или 5 Каменный гость». Особняком в ряду литературных собратьев стоит Дон Жуан – герой одноимённой поэмы Д.Г.Байрона. Проспер Мериме в своей новелле «Души чистилища» также рисует образ Дон Жуана. В русской литературе интересен образ коварного обольстителя в поэме А.К.Толстого и в драме замечательного поэта серебряного века Николая Гумилёва «Дон Жуан в Египте». Герой всех этих произведений находит свой жизненный стимул в любви, в поиске нового чувства, рождающего бурю. Именно эта буря останавливает время, превращая жизнь в вечное движение молодости. Но что вызывает этот шторм, будоражащий душу? Новая форма любви, побуждающая Дон Жуана на вечный поиск. Каждая женщина для Дон Жуана является неповторимой, единственной, способной рождать в нём бесконечные букеты новых чувств. Каждого Дон Жуана ждет свой финал, мы можем только лишь предполагать, каким он будет. Умрет ли Дон Жуан от каменной руки или заключенным в монастыре, вымаливая свое прощение. А нужно ли ему это? Вряд ли его душу томит раскаяние, нет скорее горечь, безвыходность суровой развязки завтрашнего дня. «Все прожитое стоит перед глазами. Взор его ясен. В своей судьбе он чувствует нечто мучительное и неповторимое, и с этим он готов умереть». Прожив бурную, полную всевозможных красок жизнь, Дон Жуан словно заканчивает свою роль, возвращаясь, как бы к самому себе, но и тут он не может этого сделать, так как он уже другой. Замечательные поэты, писатели, драматурги создали образ Дон Жуана, воспели его в своих произведениях. У Дон Жуана много ликов, много историй его похождений. Также много написано и критических статей об этом герое и его авторах. Например, о герое трагедии А.С.Пушкина писал в своих статьях В.Г.Белинский. Очень интересна работа А.А.Ахматовой о «Каменном госте» А.С.Пушкина, в которой она проводит параллели между автором и его героем. Внимательный анализ «Каменного гостя» приводит её к твердому убеждению, что за внешне заимствованными именами и положениями мы, в сущности, имеем не просто новую обработку мировой легенды о Дон Жуане, а глубоко личное, самобытное произведение Пушкина, основная черта которого определяется не сюжетом легенды, а собственными лирическими переживаниями Пушкина, неразрывно связанными с его жизненным опытом. Перед нами — драматическое воплощение внутренней личности Пушкина, художественное обнаружение того, что мучило и увлекало поэта [1, с. 47]. Дмитрий Нечаенко в своей статье «Дон Жуан», опубликованной в газете «Литература» сравнивает трагедию А.С.Пушкина и поэму А.К.Толстого. «В обоих произведениях русских авторов, - пишет исследователь, - к концу сценического действа герой почти обретает вожделенный эротический идеал, а через него и своеобразную веру — пусть не в Божий промысел, так в саму жизнь, в ее наиболее возвышенное и животворящее начало — женщину. 6 Здесь, на пороге неземного блаженства, он и должен погибнуть, потому что «на земле гнаться напрасно за тем, что только в небе суждено». Идеал чувства, соединяющего в себе возвышенную платоническую и буйную плотскую страсти, в земных пределах неосуществим, гибелен, противоестествен всему земному укладу жизни» [8, с.4]. В работах Б.А. Кржевского, В.Чистякова также дается сравнительная характеристика типа Дон Жуана у Байрона, Мольера, Толстого и Пушкина. Отдельная статья в книге Нины Яковлевны Дьяконовой «Английский романтизм» посвящена Байрону и его поэме «Дон Жуан». Интересна интерпретация образа во вступительной статье Р.Усмановой к собранию сочинений Джорджа Гордона Байрона. Ю. Б. Виппер в своей книге о западноевропейской литературе «Творческие судьбы и истории» подробно анализирует образ Дон Жуана в новелле Проспера Мериме. Подробнейший, детальный анализ образа героя драмы Николая Гумилёва «Дон Жуан в Египте» дан в работе Л.Н.Рейснера. Литературная история Дон Жуана, сравнение образов героя в русской и западноевропейской литературе - цель работы. Реферат состоит из трёх глав: «Предыстория Дон Жуана», «Образ Дон Жуана в западноевропейской литературе» и «Образ Дон Жуана в русской литературе». 7 ГЛАВА 1. Предыстория Дон Жуана Предыстория этого литературного героя уходит в средние века и связана с многочисленными легендами о грешнике, одержимом тягой к чувственным наслаждениям, отдавшем себя во власть порока, наказанном за свое распутство судом божьим и человеческим. Распространенная сюжетная схема многих легенд: рыцарь склоняет к сожительству беззащитную поселянку, используя уговоры и угрозы, а потом ее бросает опозоренной и несчастной. Эта фабула отразилась в знаменитой истории о Робене и Марион, воплощенной в пьесе Адама де ла Аля «Игра о Робене и Марион» (между 1283 и 1286 гг.). Рыцарь Обер, домогающийся прекрасной пастушки Марион, может рассматриваться как дальний предок Дон Жуана. В числе прапрадедов севильского обольстителя обычно называют Обри Бургундца (Auberi la Bourgoing), Роберта-Дьявола (Robert la Diable). Последний является лицом историческим: герцог нормандский Роберт, живший в XI в., заслужил дурную славу жестокостью на поле брани и необузданным нравом в любовных приключениях. Герой легенд, а также стихотворного романа XIII в., мистерии XIV в. и прозаической повести XV в., Роберт-Дьявол в конце жизни раскаялся и искупал собственные грехи подвигами благочестия. Мотив покаяния блудодея получит развитие в литературных версиях Дон Жуана, относящихся к эпохе романтизма. [15, с 4]. 1.1. Легенда о каменном госте Древнейшее происхождение имеет и связанная с Дон Жуаном легенда о каменном госте, статуе, карающей преступника или его каким-то образом изобличающей или же кивком головы дающей ответы на заданные ей вопросы. Так, например, Аристотель в «Поэтике» рассказывает историю о том, как в Аргосе статуя некоего Мития упала и раздавила виновника смерти этого самого Мития, когда тот смотрел на нее. Согласно Плутарху, статуя Юноны наклоном головы ответила на мольбу Камилла взять под покровительство богини Рим, разгромленный галлами. По рассказу того же Плутарха, со статуей Фортуны общался Гней Марций Кориолан. Мотив статуи, наделенной чудотворной силой, получил распространение в драматургии средневековья, особенно в мираклях. Так, у Жана Боделя в «Игре о святом Николае» изваяние святого изобличает воров, ограбивших царскую казну. В античные и в средние века была известна во многих вариантах легенда о статуе Венеры, не пожелавшей расстаться с кольцом, случайно надетым на ее палец, и предъявившей права на его владельца. (Эту легенду использовал П.Мериме в новелле «Beнера Илльская».) Таким образом, символика статуи характеризовалась амбивалентным значением: она могла быть как воплощением небесного правосудия, так и орудием сатаны, наделенным демонической силой. Столь же двойственной была трактовка образа каменного гостя в разных преломлениях истории Дон Жуана. 8 1.2. Легенда о доне Хуане Тенорио В мифе о Дон Жуане переплетено два сюжета: о распутнике, точнее, обольстителе, покоряющем женщин без разбора, и о святотатце. С древних времен известны истории о том, как некий шутник пинает череп и приглашает его на ужин либо же оскверняет каменное надгробие, теребя его за бороду. В итоге скелет или каменное изваяние является на ужин, свадьбу или пир, пытается забрать шутника с собой, но его спасает молитва, подаяние, исповедь, в общем, некий благочестивый поступок. Легенда же о распутнике имеет под собой реальную основу. Существует легенда о севильском аристократе доне Хуане Тенорио, любовнике и первом дуэлянте в Севилье при дворе испанского короля Педро (1350-1369). Однажды он похитил дочь командора Гонсило де Ульоа, а его самого сразил насмерть. Монахи обманом заманили дона Хуана в храм францисканского монастыря к семейной усыпальнице рода Ульоа. Поздней ночью в условленный час он прибыл на место свидания, но обратно уже не вернулся. Он исчез бесследно, тело его нигде не нашли. Наутро монахи распустили слух, будто дон Хуан пришёл ночью в храм, оскорбил статую убитого командора, и тогда она ожила, притянула к себе нечестивца и столкнула его в разверзшуюся бездну. В те времена ни один благоверный католик не усомнился в истинности этой истории. Убив дона Хуана, монахи, сами того не ведая, дали ему бессмертие в легенде о "севильском озорнике". Кроме того, к образу распутника добавлены черты другого реально существовавшего человека, дона Хуана де Маранья, якобы продавшего душу дьяволу. С течением времени легенды утратили остроту черт, произошла метаморфоза, и явился единый образ дона Хуана (а во французской интерпретации и сложившейся в России традиции - Дон Жуана). [15, с. 5]. 1.3. Легенда о доне Мигеле графе де Моньяре Был и другой прототип будущего Дон Жуана. Это дон Мигель граф де Маньяра, кавалер рыцарского ордена Калатравы, родившийся в 1626 г., т.е. через несколько лет после сочинения пьесы Тирсо де Малины, и умерший в 1676-м, пережив на три года Мольера. Этот запоздалый прототип тем не менее оставил след в литературной судьбе Дон Жуана. История графа де Маньяра такова. Проведя бурную и распутную молодость, он раскаялся, истратил свое огромное состояние на благотворительные дела, после смерти жены постригся в монахи и умер как праведник. Согласно завещанию, его похоронили под плитами входа в часовню основанного им госпиталя, так что любой входящий попирал его гроб ногами. На плитах была высечена эпитафия, сочиненная им самим: «Здесь покоится худший из людей, какой когда-либо жил на свете». В конце XVII в. одним иезуитом было написано житие дона Мигеля, в котором его порочное прошлое объяснялось сделкой с дьяволом. Кем бы ни был на самом деле исторический дон Мигель, он превратился в фигуру столь же мифическую, как и дон Хуан де Тенорио. 9 В легендах, предварявших литературные явления Дон Жуана, были заданы основные сюжетные обстоятельства, в которых будет существовать и действовать герой. Место действия чаще всего Испания, Севилья, время — эпоха «плаща и шпаги». Непременные участники: дочь командора и сам командор, убитый Дон Жуаном в предыстории действия или в самом начале. Что же касается развязки, то она, как правило, оказывалась смертельной для Дон Жуана, хотя далеко не всегда его гибель происходила от «пожатья каменной десницы». 10 ГЛАВА 2. Образ Дон Жуана в западноевропейской литературе 2.1. Пьеса Тирсо де Молина «Севильский обольститель, или Каменный Гость». Первым литературным произведением, которое послужило отправной точкой для рождения мифа, стала пьеса Тирсо де Молина «Севильский обольститель, или Каменный Гость», созданная между 1618 и 1621 годами. Герой драмы Тирсо де Молины обладает комплексом основных черт, которые так или иначе будут варьироваться во всех последующих Дон Жуанах. Во дворце неаполитанского короля он проводит ночь с герцогиней Исабелой, назвавшись герцогом Октавио; вынужденный бежать из Неаполя, терпит кораблекрушение возле испанского берега и обольщает рыбачку Тисбею, которая, поняв, что она обманута, пытается покончить с собой. В Севилье, узнав, что маркиз де ла Мота собирается отправиться ночью на свидание с доньей Анной, в плаще маркиза проникает в ее покои и, столкнувшись с ее отцом доном Гонсало, убивает старого командора; в деревне Дос Эрманас во время свадьбы уводит Аминту из-под венца, пообещав жениться на ней, и дает клятву, что, если не сдержит слова, пусть Господь его накажет рукой мертвеца. Увидев гробницу командора, Дон Жуан зовет статую отужинать у него дома, статуя навещает его и в свою очередь приглашает к себе. В часовне одетые в траурные одежды слуги угощают его уксусом и желчью. Командор каменной десницей сжимает руку Дон Жуана, и он вместе с гробницей проваливается в преисподнюю. В отличие от комедийных персонажей эпохи Возрождения, герой «Севильского обольстителя» ведет любовную игру, не ведая любви, во всяком случае той возвышающей, прекрасной любви, которая торжествовала в искусстве Ренессанса. Дон Жуан Тирсо де Молины любит лишь свое наслаждение и издевается над чужой любовью. Об этом свидетельствует само заглавие драмы, непереводимое на русский язык. В названии «El burlador de Sevilla» прозвище Дон Жуана «burlador» происходит от слова burla, которое в разном контексте означает различные понятия — от шутки до святотатства. Тирсо показывает отнюдь не невинное озорство, а жажду надругаться над тем, что для других всего дороже, что другие больше всего чтут, — над любовью, браком, дружбой, смертью и самой честью. Дон Жуан гордится тем, что его называют «мастером издевки», и признается, что самое большое удовольствие для него «посмеяться над женщиной и обесчестить ее». [7, с 23]. Дон Жуан — потомок Герострата и предтеча маркиза де Сада. Его поступки — это игра циничного зубоскала, насмешливого пакостника; он счастлив тем, что может принести другим несчастье, но главное для него — осквернить то, перед чем другие преклоняются [15, с.4]. Его желание быть отрицательной величиной закономерно, ибо никаких положительных 11 ценностей он не знает. Первый последовательный нигилист в мировой культуре внутренне совершенно пуст. Он пользуется целым набором масок: к донье Анне является под видом возлюбленного, Аминту обманывает в образе супруга, перед герцогом и маркизом прикрывается маской верного друга, таковым не являясь: вместо всех этих качеств под масками — пустота. И вместе с тем в тирсовском герое таятся зародыши различных качеств, которым суждено будет развиться в дальнейших метаморфозах Дон Жуана. Герой пользуется различными масками, но и сам он часто лишь маска Эроса, и не он, а Эрос одерживает победы. И Исабела, и донья Анна пускают его в свои покои потому, что эротическое влечение берет в них верх над всеми запретами. Дон Жуан пользуется охватившей всех — от Неаполя до Севильи — жаждой любовных наслаждений. Что же касается простолюдинок — Тисбеи и Аминты, то они попадаются в сети Дон Жуана потому, что желают вознестись вверх по общественной лестнице. Тирсовский герой олицетворяет возможность преодоления сексуальных и социальных табу, он паразитирует на мечте о свободе чувств и о социальной свободе. Оттого способен порождать волшебные миражи, вырывающие из тисков реальности, и сам же их грубо разрушает. В том и состоит трагикомическая двойственность игры, которая будет в дальнейшем раскрываться во все новых и новых воплощениях этого образа. 2.2. Образ Дон Жуана в комедии Мольера «Дон Жуан, или Каменный гость». Одной из замечательнейших обработок легенды о Дон Жуане является комедия французского драматурга Мольера «Дон Жуан, или Каменный гость» (1665). И хотя здесь ясно выражены сатирические выпады автора против лицемерной, ханжеской морали дворянства и церкви, не менее значимы философские мотивы, связанные с верой и неверием, обретением и утратой смысла человеческого существования, страстным, всепоглощающим желанием любви и невозможностью ее реального земного воплощения. Именно его трактовка образа известна большинству людей, именно французский вариант произношения имени героя прижился в практике. Известный сюжет Мольер обработал в соответствии с собственными взглядами, создав образец комедии классицизма. Отношение автора к герою двойственно. В отличие от Тирсо де Молина он "позволяет" герою иметь положительные качества: несмотря на цинизм, герой Мольера смел, благороден, честен. Просто он исповедует иные принципы, чем принято в обществе. Он безбожник, но, оправдывая свои поступки, ссылается на небо. Дон Жуан Мольера воплощает своим поведением древнее феодальное право владетельного сеньора — право первой брачной ночи, он предъявляет права на всех женщин. Он так же быстро остывает к соблазнённым, как и его предшественник из пьесы Тирсо де Молина. Цель Мольера — обличить произвол дворянства, осудить пороки класса феодалов, но его Дон Жуан 12 исповедует принцип свободы, демонстрируя своим примером, во что может вылиться проповедуемый Возрождением индивидуализм и раскованность личности [7, с.41]. «Величайший из всех злодеев, каких когда-либо носила земля, чудовище, собака, дьявол, турок, еретик, гнусный скот, эпикурейская свинья, настоящий Сардонапал» - эта многословная «анафема» в устах его слуги Сганареля предваряет появление Дон Жуана на сцене. Однако по ходу действия мольеровской комедии по мере того, как мы все глубже и полнее уясняем для себя характер Дон Жуана, он почти полностью опровергает первоначальную негодующую и прямолинейную тираду в свой адрес. Вопреки сложившимся и утвердившим себя классицистическим стереотипам Дон Жуан Мольера выступает в современной ему драматургии созданием подлинно самобытным. Это образ жизненно противоречивый, многоплановый, яркий. «В любви я люблю свободу... я никогда бы не решился запереть свое сердце в четырех стенах... у меня врожденная склонность отдаваться тому, что меня привлекает. Мое сердце принадлежит всем красавицам, и они могут одна за другой овладевать им и удерживать его сколько сумеют» — такова любовная философия героя, лишенная филистерского благообразия и фальши. Это естественный кодекс сильной половины человечества, и не случайно сбитый с толку богобоязненный Сганарель не находится с ответом ни на это, ни на иные пространные «кощунственные» рассуждения хозяина. В простодушной реплике слуги «я и сам не прочь бы так пожить, не будь это худо» сконцентрирована двойственная мораль подавляющего большинства окружающих Дон Жуана праведников и лицемеров, которые не совершают греха не потому, что глубочайше убеждены внутренне в его безнравственности, а потому, что либо подавлены страхом перед неотвратимым наказанием свыше, либо попросту малодушны, слабохарактерны, заживо мертвы для полноценного бытия. Мольеровский Дон Жуан — утонченный эстет в любви, своеобразный эротический гурман, подробно смакующий самые незначительные для стороннего наблюдателя подробности каждой своей страсти, чьи неуловимые нюансы подчас болезненно зыбки, парадоксальны, непредсказуемы [7, с 43]. В этой концепции своей любовной эстетики Дон Жуан сродни художнику, Пигмалиону, самому создающему предмет своего пламенного вожделения, самому возвышающему этот предмет страсти над серой обыденностью и окружающему его зыбким, мерцающим поэтическим ореолом [14, с 83]. Он не самих по себе женщин любит, он живет, пока любит, любовь для него — как вино, недолгое забвение угрюмости, скуки, неизбывной тоски повседневной, однообразной, беспраздничной жизни. Да и достойны ли эти грубо переругивающиеся мольеровские героини, Матюрина и Шарлотта, расчетливо делящие любовь Дон Жуана, завистливые, недалекие, его вольнолюбивой, галантной страсти, вообще, чьей бы то ни было любви? 13 Дон Жуан мечется от юбки к юбке, от одного самообмана к другому оттого, что не находит своего идеала, потому, что и не может его найти в грешных земных пределах. Мольеровский Дон Жуан в финале комедии примеривает маску благочинного и лицемерного Тартюфа, как бы олицетворяя в себе все окружающее его двуличное, погрязшее в ханжестве и показной праведности общество, — в этом, как мне кажется, и состоит один из печальных социальных смыслов пьесы. Приспособившись к «порокам своего века», севильский кавалер утверждает своим примером неизбежность уродливой реакции всякой самобытной, неординарной человеческой натуры на уродливую социальную действительность. Точь-в-точь по знаменитому выражению «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя» Дон Жуану не остается ничего, кроме того, чтобы либо принять лицемерные, филистерские условия жизни и морали того общества, которое его окружает, либо сойти с ума, покончить с собой, самоустраниться. К счастью для него, ему не требуется никаких сверхволевых решений: крепко захлестнувшийся сюжетный узел разом разрубает услужливо появляющийся в большинстве драм, начиная со времен седой античности, — каменная статуя Командора, воплотившая в себе одновременно и судьбу незадачливого героя эротических похождений, и его персонифицированное самосознание, совесть, и неумолимое наказание со стороны Всевышнего. Разнообразием и необузданностью наслаждений Дон Жуан сам приближает свою гибель, более того, он жаждет ее, осознанно стремится к ней как к последнему избавлению. «Мой господин прямо сумасшедший, — сокрушается мольеровский Сганарель, — кидается в опасность без всякой для себя надобности». Словом, характер Дон Жуана изначально противоречив, лишен цельности. Так, в мольеровском герое наряду с отрицанием общепринятой морали и ортодоксальной религиозности уживается своя житейская философия. Его рассуждения пестрят неизжитыми трюизмами, мировоззренческими стереотипами, почерпнутыми из тусклого лексикона тех, к кому Дон Жуан относится с нескрываемым презрением: «От речей дело вперед не двигается. Надо действовать, а не говорить, дела решают спор лучше, чем слова», «дважды два — четыре». Иначе говоря, сам Дон Жуан — органическое и единственное порождение выдвинувшей его на сцену искусства социальной реальности, «настоящий продукт природы», по выражению английского историка и писателя Т.Карлейля [15, с.4]. Дон Жуан в комедии Мольера гибнет, едва примерив личину лицемера: двоедушие, расчетливый обман Бога, глумление над самой сутью веры — вот последняя капля, переполнившая чашу терпения Всевышнего, который до этой поры терпел все самые низменные прегрешения своего неразумного чада. Орудие возмездия у Мольера не только и даже не столько Командор, сколько «яркие молнии» и «громы небесные» — традиционный символ Божией кары. 14 На мой взгляд, среди героев комедий Мольера Дон Жуан самый привлекательный. Ему чужда назойливость, а ханжество у артистичного дворянина выглядит грациозно. Радостное жизнелюбие героя особенного свойства: он словно постиг все законы бытия и чувствует себя избранником, которому ничего не стоит остановить время, сделать врага другом, покорить в миг любую красавицу. Поведение его может показаться противоречивым: он смеется над женскими чувствами, но почти по-братски расположен к слуге Сганарелло, он безразличен к тому, о чем говорят о нем « в свете», но бросается на помощь к незнакомцу, попавшему в беду. Он дерзок и бесстрашен, но может и удрать от преследователей, переодевшись в костюм крестьянина. Рисуя своего героя, Мольер заставляет читателя дивиться галантной виртуозности сеньора по отношению к женщинам, хотя у многих его поведение может вызвать негодование. В пьесе автор выстраивает для своего героя удивительно обыденный мир: здесь снуют кредиторы, папаша «читает прописи». Одним словом, в реальности не существует ничего «чудесного и божественного», пока не появляется статуя командора и не делает свое дело. Ей предшествует предупреждающий герой призрак женщины под вуалью. Оскорбленная любовь. Однако тема каменного командора, посланного силами ада, не может быть понята только как тема небесного правосудия. Оживший истукан - традиционная для литературы ситуация вторжение злых сил в мир людей и опустошение их душ. Впервые комедия Мольера «Дон Жуан» была поставлена на сцене парижского театра Пале - Рояль 15 февраля 1665 года. С тех пор мольеровский Дон Жуан стал некоей точкой отсчета для всех, кто пытался так или иначе интерпретировать знаменитый сюжет о севильском обольстителе. С конца XVII в. Дон Жуан начинает завоевывать страны и жанры. На английскую сцену его привел Шадвель (1676), в Германию занесли странствующие комедианты. Появляются новые версии образа в местах прежнего обитания: пьеса испанского драматурга Заморы (конец XVII в.), комедия К.Гольдони «Дон Джованни Тенорио, или Распутник» (1736). В последней герой лишился всякого обаяния, представ в нарочито приземленном бытовом облике. 2.3. Дон Жуан в одноимённой поэме Байрона. Герой одноименной поэмы Байрона Дон Жуан в ряду своих литературных собратьев стоит особняком. Причиной тому и комическая, пародийная окраска сатирического байроновского эпоса, и отражение в поэме конкретноисторической политической и литературной борьбы, участником которой 15 был автор. Согласно утвердившейся точке зрения байроновский герой «являет собой как бы новый вариант «естественного человека», излюбленного героя века Просвещения» [6, с.104]. Героем произведения Байрона становится молодой испанец XVIII века, дворянин Дон Жуан. Изначально благородный, прекрасный душой и ликом Дон Жуан Байрона следует по жизни, как и подобает «естественному человеку», без лишнего самокопания, рефлексии, дотошного самоанализа. Им не руководят ни циничный расчет, ни продуманное коварство, он без обиняков следует голосу природного «инстинкта», который услужливо подсказывает не сторониться выгодных светских связей, не отвергать никаких соблазнительных жизненных благ, которые подчас сами «плывут в руки». Все добродетельные поступки героя либо ничего в конечном итоге не стоят, не требуют от него никаких усилий, либо тотчас превращаются в свою полную противоположность, как в эпизоде со спасением при штурме Измаила девочки Лейлы... С первых песен поэмы Байрон делает объектом своей сатиры ханжество и лицемерие в любых их проявлениях. Дон Жуан воспитывается в доме, в котором ханжество насаждается его матерью, доньей Инесой. Но благодаря Юлии Дон Жуан избегает влияния матери. Связь с замужней Юлией обнаруживается, и донья Инеса спешит отправить сына в путешествие, чтобы замять скандал. Начинаются приключения героя. Корабль, на котором плыл Жуан, терпит крушение, Жуан оказывается выброшенным на остров пирата Ламбро, где встречается с его дочерью — Гайдэ. Полюбив друг друга, молодые люди решают пожениться, но во время свадьбы возвращается Ламбро, отсутствовавший так долго, что его считали погибшим. По приказу Ламбро Жуана вместе с другими пленниками отвозят на невольничий рынок в Константинополь. Приглянувшийся жене султана, Жуан был куплен ею и, переодетый в женские одежды, стал обитателем гарема. Отвергнув, однако, любовь султанши — Гюльбеи, он навлекает на себя ее гнев, который грозит ему смертью. Жуану удается спастись, и затем вместе с войсками Суворова он участвует в штурме Измаила. Жуан проявляет себя как смелый и храбрый воин, и Суворов отмечает его героизм: посылает в Петербург с донесением о победе к Екатерине II. Жуан делается фаворитом царицы. Через некоторое время царица отправляет Жуана с дипломатическим поручением в Англию. Знакомству героя с Англией, с нравами высшего общества посвящены последние (начиная с десятой) песни поэмы. Байрон предполагал закончить поэму тем, что Жуан станет участником Французской революции. «Я,— писал поэт,— хочу послать его вокруг Европы и приправить рассказ надлежащей смесью осад, битв и приключений; а кончит он участником французской революции. Сколько для этого понадобится песен, я не знаю; и не знаю, закончу ли я их (даже если буду жив); но таков мой замысел...» [13, с.21]. Дон Жуан в поэме Байрона предстает своеобразным зеркалом, ровно и послушно отражающим различные лики человеческой суеты. Он экзотически 16 страстен со спасшей его дочерью пирата, смел и горяч при осаде Измаила, молчаливо-нежен и томен в гареме, прилично-подобострастен при дворе «всевластной красавицы в годах» Екатерины, вполне по-английски притворно холоден и этикетно скучен в английском родовом замке «с привидениями». С «классическими» Дон Жуанами байроновского героя, чуждого кощунственного бунтарства и любовного цинизма, роднит лишь астрономическая бесконечность его амурных приключений. Английская версия легендарного севильского идальго, прославленного в веках греховной страстностью и безверием, снискавшими беспримерное возмездие высших сил, поражает отсутствием конфликтности и драматического напряжения как внутри образа героя, так и в его диалоге с пестрой, калейдоскопически причудливой реальностью. Непостоянство Жуана (так чаще всего зовет его поэт) двоякой природы. К очередной возлюбленной его приводит не жажда сердечных перемен, а очередной катаклизм — природный или социальный. Красавиц покидал Он под влияньем рока, или шквала, Или родных — и каждый раз страдал. [13, с. 265]. Жуан не успевает остыть от прежнего чувства, как «стремление к идеалу» и впечатления бытия даруют ему новое любовное испытание. Архетипический мотив путешествия у англизированного Дон Жуана служит символом страстного стремления, поиска недостижимого, «но могущего быть искомым». При этом герой практически ничего не преодолевает; из волн бурного «моря житейского» на очередную пленительную отмель «пловца» каждый раз выносит некая сила, хранящая юношу в самых рискованных обстоятельствах. Герой приносит женщинам и боль, и смерть. Но не его злая воля погубила первую возлюбленную донну Юлию, а затем «наивную дочь природы» Гайдэ. Неагрессивная полемика, которую ведет Байрон с классическими версиями севильского обольстителя, настаивающими на возмездии грешнику, служит утверждению в сознании читателя мысли о природно-естественной радости любви. Что же такое по существу байроновский Дон Жуан? «Типичный герой английского авантюрного романа XVIII в., «человек, доступный всем искушениям жизни», «весьма мало мыслящая личность» [14, с. 126] или нечто иное, не дающее оснований для выделения в герое чего-либо конкретно-значимого? Жизнь Дон Жуана, рисующаяся чередой непредвиденных авантюр, может быть истолкована как выражение бесконечной метаморфозы жизненной силы, являющей себя в соблазнительном облике легендарного красавца и храбреца. Нетрудно заметить, что образ Дон Жуана, несмотря на обилие характеризующих героя эпитетов, представлен как бы за некоей завесой, таинственным образом дистанцирован от читателя. Многочисленные лирические отступления, экскурсы в области политики, литературы, общественной жизни, картины иноземного бытия словно окутывают историю благородного и любвеобильного идальго, сообщая его фигуре странную неконкретность, призрачность. Очередное «явление» героя, «светского метеора», волнующего «сердца прелестных дам, как нежная мелодия 17 Моцарта», меньше всего напоминает разрушительное «внедрение» его литературных предшественников. Пожалуй, Байрон одним из первых задумался о женственно-пассивной природе донжуанизма. Способность сливаться с любой средой («был он как младой Алкивиад — к любой среде приспособляться рад»), зеркально отражая поверхность бытия, делает Дон Жуана почти неразличимым на фоне всеобщего мельтешенья и суеты. Это неожиданное качество героя не столько говорит о его демонической сущности, сколько заставляет догадываться о глубокой органичности «миссии» героя и неразлучного с ним начала мира, которое, неизменно маскируясь и приспосабливаясь к временам, модам, обычаям, все так же молодо, так же неизбывно. Существенны для характеристики Дон Жуана постоянные напоминания о его юности, нежности («он был, как ангел, нежен и румян»). Таков герой Байрона, когда мальчиком тронул сердце донны Юлии, и когда пленил неопытную душу Гайдэ, и много позже, в спальне Екатерины, в английской аристократической гостиной. «Купидон», «бог любви» — вот, пожалуй, разгадка женственной юности ласкового идальго. Языческая чувственность байроновского испанца как бы имперсональна, а сам он сродни анонимной природной силе, представшей некогда в облике пухлого, улыбчивого малыша, сына жестокой, мстительной и всевластной Афродиты [6, с. 127]. Поистине Дон Жуан оказался сильнее своего автора, намеревавшегося в дальнейшем показать усталость и разочарование героя и даже допускавшего для грешника возможность «ада» в финале. В последней песне неоконченной поэмы вместо укоряющего призрака монаха перед испуганным юношей возникает озорная возлюбленная — и «возмездие» снова отодвигается на неопределенный срок. Знаменательно, что произведение осталось незавершенным: написанная Байроном история не имеет конца. Возможно, пленительный, розовощекий хамелеон до сих пор открывает новые земли, время от времени объявляясь там, где любят. Поэма «Дон Жуан» стала одним из великих образцов мировой поэзии, в ней Байрон раскрывается в полную силу своего поэтического дарования, в ней дает он всю палитру комического, от фарса и наивного юмора до грозной сатиры, поражающей реакцию и ханжество. «Дон Жуан» назвав им самим «эпической поэмой», но в ней появляются уже черты нового жанра — романа в стихах. 2.4. Дон Жуан в новелле П.Мериме «Души чистилища». Герой новеллы П.Мериме «Души чистилища» (1834)в отличие от Тирсо де Молины, Мольера, Пушкина ориентируется не на легенду о доне Хуане де Тенорио, а на историю графа де Маньяра. В новелле отсутствует традиционный спутник Дон Жуан, его слуга Сганарель (или Лепорелло), как, впрочем, и фигура командора. 18 Создавая образ Дон Жуана, Мериме сталкивает взаимоисключающие повествовательные манеры: одна — пародийная, псевдосерьезная, в духе ханжеского клерикального морализма, другая — скептическая, ироничная, подвергающая вольнодумному осмеянию химеры средневековых суеверий, лживое благочестие и фальшивую святость. Предметом пародийной стилизации для Мериме становится весь арсенал известных художественных шаблонов, в том числе романтической литературы. Здесь и авантюрная фабула в духе плутовского или рыцарского романа, и сны, и видения призраков, и традиционные сюжетные схемы житий святых [4, с. 48]. В душе Дон Жуана с детства борются две противоположные силы: благочестие и воинская доблесть: «Мать с помощью ласк и лакомств склоняла его к перебиранию четок, заучиванию литаний и всех как обязательных, так и дополнительных молитв»; отец, напротив, «рассказывал ему о восстании морисков и убеждал его упражняться целыми днями в метании копья, стрельбе из арбалета или даже аркебузы». Отправляя сына в Саламанкский университет, мать вручила ему множество четок, ладанок, образков, а отец — шпагу, завещая хранить честь рода (типичные мотивы отъезда героя из отчего дома и отцовского наставления). В университете у Дон Жуана появляется демон-искуситель вроде Мефистофеля — дон Гарсия Наварро, отец которого якобы посвятил сына сатане, ибо тот не исцелялся от прикладывания католических реликвий. В церкви друзья затевают любовное приключение, знакомясь с сестрами доньей Фаустой и доньей Хересой, распевают серенады под их балконом. В поединке Дон Жуан убивает любовного соперника дона Кристобаля. Ему грозит тюрьма, так как на месте боя осталась улика — шпага с фамильным гербом. Хереса спасает Дон Жуана, принося ему шпагу. Первое убийство приносит герою репутацию и славу в глазах студентов Саламанкского университета. Забросив учение, он предается кутежам и распутству. Хереса ему надоедает, и Дон Жуан с доном Гарсией разыгрывают сестер-любовниц за партией в ломбер («Моя ставка — донья Фауста, а вы поставьте на карту Хересу»). Дон Жуан надевает плащ дона Гарсии и отправляется на встречу с его любовницей вместо него, передает записку дона Гарсии, где тот предписывает ей «отдаться в распоряжение предъявителя записки». Донья Фауста в гневе зовет на помощь, старик отец дон Алонсо стреляет из аркебузы в Дон Жуана и по ошибке попадает в дочь. Убегая, Дон Жуан убивает отца Фаусты и Хересы. Порочная репутация героя с виду вызвана роковым стечением обстоятельств и средой, однако тщеславие и любовное предательство — истинные причины роковых обстоятельств. Дон Жуан и дон Гарсия бегут от правосудия на войну, во Фландрию. Сын дона Алонсо, желая отомстить за отца и сестру, стреляет в Дон Жуана, но, промахнувшись, убивает дона Гарсию. Смерть последнего не останавливает порочных страстей Дон Жуана, он развращает молодежь, становясь после смерти отца и матери наследником богатств и родового имения. Дон Жуан составляет «список всех соблазненных им женщин и обманутых мужчин». По его словам, все сословия, начиная с папы (Дон Жуан соблазнил его любовницу), король, герцоги, маркизы, вплоть до 19 ремесленников, «уплатили ему подати». О нем говорят, что в списке обманутых мужей недостает только Бога. Дон Жуан решает соблазнить самую благочестивую монахиню — сестру Агату. (Ею оказывается ушедшая в монастырь Хереса.) От этого проступка его удерживает видение: похоронная процессия направляется в церковь отпевать умершего. Дон Жуан, подобно отрекшемуся Петру, трижды спрашивает у монахов, кого хоронят, и трижды получает ответ: «Графа дона Жуана де Маранья». Окровавленные призраки жертв Дон Жуана сбрасывают крышку гроба, чтобы забрать его тело и душу. После этого видения Дон Жуан раздает свои богатства, строит госпиталь и часовню, постригается в монахи, становясь образцом благочестия. Мериме мистифицирует читателя: на первый взгляд история поучительнорелигиозна и должна продемонстрировать победу божественного провидения над греховной природой человека [4, с 129]. Конфликт между богобоязнью и богохульством, аскетизмом и эпикурейством, казалось бы, благополучно разрешен в пользу праведности. Однако смысл образа из религиозной переводится Мериме в этическую плоскость. В Дон Жуане, согласно трактовке Мериме, нет ничего выдающегося; на безнравственные поступки и преступления его толкает одно тщеславие, которому он продолжал служить в рясе монаха. Как не без иронии замечает автор, «теперь он являлся примером для благочестивой общины, как некогда был примером для своих распутных сверстников». Подлинным нравственным судией Дон Жуана становится не Бог, а его возлюбленная Хереса. Герой не выдерживает испытания истинной любовной страстью. Хереса, выслушавшая ханжескую проповедь монахадоминиканца, когда он «попытался изобразить ей раскаяние и поздравить ее со спасением от ужасного несчастья, которое постигло бы их обоих, если бы их план не был пресечен явным вмешательством провидения», восклицает в отчаянии: «Он никогда меня не любил!» — сваливается в горячке и умирает. Мериме пародирует притворную святость, предпочитая искреннюю человеческую страсть [4, с.131]. Дон Педро де Охеда, брат Фаусты и Хересы, вынуждает Дон Жуана драться на дуэли. Ставший братом Амбросио, герой на коленях молит снять с него проклятие. Но когда дон Педро дает ему пощечину, в нем пробуждается «гордость и пылкость юности», и Дон Жуан убивает обидчика. В гневном поступке героя, по Мериме, больше подлинной жизни, чем в лицемерном ханжестве настоятеля монастыря, иронически названного «рассудительным», который скрывает преступление («Какую тень бросит на монастырь это происшествие, если получит огласку»). Настоятель налагает на Дон Жуана епитимью «каждое утро являться к монастырскому повару, чтобы получить от него пощечину. Приняв ее, он неизменно затем подставлял вторую щеку, благодаря повара за такое унижение». Чувство дворянской чести, слабый отголосок прежнего героя, не испорченного развратом, теперь навсегда заглушается показным смирением — оборотной стороной гордыни. 20 ГЛАВА 3. Образ Дон Жуана в русской литературе. 3.1. Дон Жуан в трагедии А.С.Пушкина «Каменный гость». Пушкин идет другим путем. С первых же строк и, не прибегая к морализированию, он убеждает читателя в необходимости гибели героя. Для Пушкина «Каменный гость» — трагедия возмездия, это доказывает уже само выбранное им заглавие («Каменный гость», а не «Дон Жуан»). Поэтому все действующие лица — Лаура, Лепорелло, Дон Карлос и Дона Анна — только и делают, что готовят и торопят гибель Дон Гуана. О том же неустанно хлопочет и сам герой: Всё к лучшему: нечаянно убив Дон Карлоса, отшельником смиренным Я скрылся здесь... [10, с. 153]. А Лепорелло говорит: ...Ну, развеселились мы. Недолго нас покойницы тревожат. [10, с. 140]. В письме П.А.Плетневу (декабрь 1830) поэт называет своего героя Дон Жуаном. Однако в трагедии он его именует Дон Гуаном. Герой Пушкина своеобычен и умен. В нем очень мало от легкомысленного волокиты. Лепорелло не понимает своего хозяина, когда приравнивает его к «нахальным кавалерам». Но Лепорелло — персонаж традиционно буффонный. Он простоват до глупости, что от него и требуется. Вместе с тем он доверенное лицо героя. Испанский гранд запросто советуется со своим слугой, рассуждает о короле, о своей ссылке. Ему же он описывает свое восхищение Донной Анной. Великодушие пушкинского героя отличает его от большинства предшественников, не знающих никаких привязанностей. Все его стычки — это благородные поединки, дело чести. Пушкин дает понять, что его герой не хватается за шпагу по пустякам. Жертвы фехтовального искусства Дон Гуана отягощают его душу, и в переломный момент жизни он чувствует свою совесть «усталой» [2, с. 34]. Дон Гуан не стремится к бессмысленному увеличению своих побед. Кажется, донжуанский список его не слишком велик. Когда он касается этой неизбежной для себя темы, в его рассказе нет никакого гротеска, зато отчетливо слышится «язык сердца». С какой теплотой он вспоминает погибшую Инезу. Лепорелло стремится охладить пыл его лирических излияний по поводу умершей, намекая на то, что будут и другие. Лепорелло ждет обычной в таких случаях болтовни. Он не верит в чистоту намерений своего господина, и его ничто не переубедит: хозяин — искатель приключений, для коего все средства хороши. Но Дон Гуан отнюдь не отождествляет себя с образом развратника и безбожника, созданным расхожей молвой. Он не спорит со своей порочной славой, но исподволь разрушает ее. Рефлексия его по этому поводу красноречива. В.Г.Белинский 21 справедливо почел его испанским Фаустом [3, с. 214]. Однако этот Фауст столько же принадлежит и России. Личность Пушкина во многом узнается в Дон Гуане. Это подметила еще А.А.Ахматова [1, с. 46]. Она сделала удивительное открытие: Дон Гуан — поэт. Его стихи, положенные на музыку, поет Лаура, а сам Гуан называет себя «Импровизатором любовной песни». Это приближает его к основному пушкинскому герою: «Наши поэты не пользуются покровительством господ; наши поэты сами господа...», — говорит в «Египетских ночах» Чарский, повторяя излюбленную мысль Пушкина [10, с. 266]. Сама ситуация завязки трагедии очень близка Пушкину. Тайное возвращение из ссылки — мучительная мечта Пушкина 20-х годов. Оттогото Пушкин и перенес действие из Севильи (как было еще в черновике — Севилья извечный город Дон Жуана) в Мадрид: ему была нужна столица. О короле Пушкин, устами Дон Гуана, говорит: Пошлет назад. Уж верно головы мне не отрубят. Ведь я не государственный преступник. [10, с. 138]. А пушкинский Лепорелло по этому поводу восклицает, обращаясь к своему барину: «Сидели б вы себе спокойно там» [10, с. 138]. Пушкинский герой гораздо страшнее своих предшественников. Обе героини, каждая по-своему, говорят об этом: Дона Анна — «Вы сущий демон»; Лаура — «Повеса, дьявол». Если Лаура, может быть, просто бранится, то «демон» в устах Доны Анны точно передает впечатление, которое Дон Гуан должен был производить по замыслу автора. В отличие от других Дон Жуанов, которые совершенно одинаково относятся ко всем женщинам, у пушкинского Гуана находятся для каждой из трех, таких разных женщин, разные слова. Герой «Каменного гостя» так же ругается со своим слугой, как и Дон Жуан Мольера; но, например, буффонская сцена финала оперы — обжорство слуги и хозяина — совершенно невозможна в трагедии Пушкина. Первоначально Пушкин хотел подчеркнуть то обстоятельство, что Гуан предполагает встречаться с вдовой Командора около его памятника, но затем возмущенная реплика Лепорелло: «Над гробом мужа... Бессовестный; не сдобровать ему!» [10, с. 308] показалась Пушкину слишком нравоучительной, и он предоставил читателю самому догадаться, где происходят эти встречи. В «Каменном госте» ни в окончательном тексте, ни в черновиках нигде ни одним словом не объяснена причина дуэли Дон Гуана с Командором. Это странно. А.Ахматова полагает, что причина этого необъяснимого умолчания такова: у всех предшественников Пушкина, кроме Мольера, где, в противоположность «Каменному гостю», Командор дан как совершенно отвлеченная фигура, ничем не связанная с действием, Командор гибнет, защищая честь своей дочери Доны Анны. Пушкин сделал Дону Анну не дочерью, а женой Командора, и сам сообщает, что Гуан ее прежде никогда не видел. Прежняя причина отпала, а придумывать новую, которая могла бы 22 отвлечь внимание читателя от самого главного, Пушкин не захотел. Он только подчеркивает, что Командор был убит на дуэли [1. с. 48]. Если сцена объяснения Гуана с Доной Анной и восходит к "Ричарду III" Шекспира, то ведь Ричард — законченный злодей, а не профессиональный соблазнитель, и действует он из соображений политических, а отнюдь не любовных, что он тут же и разъясняет зрителям. Этим Пушкин хотел сказать, что его Гуан может действовать по легкомыслию как злодей, хотя он только великосветский повеса. Второе, никем до сих пор не отмеченное и, по-моему, более значительное восхождение к Шекспиру находится в заключительной сцене трагедии «Каменный гость»: Дона Анна ...Но как могли придти Сюда вы; здесь узнать могли бы вас, И ваша смерть была бы неизбежна. В черновике: узнать могли бы люди. [10, с.169]. Пушкинский Дон Гуан не делает и не говорит ничего такого, чего бы не сделал и не сказал современник Пушкина, кроме необходимого для сохранения испанского местного колорита. Гуан резвится с Лаурой, как любой петербургский повеса с актрисой, меланхолично вспоминает погубленную им Инесу, хвалит суровый дух убитого им Командора и соблазняет Дону Анну по всем правилам «адольфовской» светской стратегии. Однако затем случается нечто таинственное и до конца не осмысленное. Последнее восклицание Дон Гуана, когда о притворстве не могло быть и речи: Я гибну — кончено — о Дона Анна! убеждает нас, что он действительно переродился во время свидания с Доной Анной и вся трагедия в том и заключается, что в этот миг он любил и был счастлив, а вместо спасения, на шаг от которого он находился, пришла гибель. Заметим еще одну подробность: «Брось ее», — говорит статуя. Значит, Гуан кинулся к Доне Анне, значит, он только ее и видит в этот страшный миг [11, с 53]. В самом деле, ведь если бы Дон Гуана убил Дон Карлос, никакой трагедии бы не было. Пушкинский Дон Гуан гибнет не случайно и не бессмысленно. Статуя Командора — символ возмездия, но если бы еще на кладбище она увлекла с собой Дон Гуана, то тоже еще не было бы трагедии, а скорее театр ужасов или l'Ateista fulminado средневековой мистерии [2. с. 56]. Гуан не боится смерти. Мы видим, что он нисколько не испугался шпаги Дона Карлоса и даже не подумал о своей возможной гибели. Потому-то Пушкину и нужен поединок с Доном Карлосом, чтобы показать Гуана в деле. Совсем не таким мы видим его в финале трагедии. И вопрос вовсе не в том, что статуя — потустороннее явление: кивок в сцене на кладбище тоже потустороннее явление, на которое, однако, Дон Гуан не обращает должного внимания. Гуан не смерти и не посмертной кары испугался, а потери счастья. Оттого-то его последнее слово: «о Дона Анна!». И Пушкин ставит его в то единственное (по Пушкину) положение, когда гибель ужасает его героя. И 23 вдруг мы узнаем в этом нечто очень хорошо нам известное. Пушкин сам дает мотивированное и исчерпывающее объяснение развязки трагедии. «Каменный гость» помечен 4 ноября 1830 года, а в середине октября Пушкин написал «Выстрел», автобиографичность которого никто не оспаривает. Герой «Выстрела» Сильвио говорит: "Что пользы мне, подумал я, лишить его жизни, когда он ею вовсе не дорожит? Злобная мысль мелькнула в уме моем... Посмотрим, так ли равнодушно примет он смерть перед своей свадьбой, как некогда ждал ее за черешнями!" [10, с.70]. Из этого можно заключить, что Пушкин считал гибель только тогда страшной, когда есть счастье. То же говорит Гуан на вопрос Доны Анны — «И любите давно уж вы меня?»: Давно или недавно, сам не знаю, Но с той поры лишь только знаю цену Мгновенной жизни, только с той поры И понял я, что значит слово Счастье [10, с. 157]. т. е. с тех пор, как он счастлив, он узнал цену мгновенной жизни. «Каменный гость» развивает тему не столько возмездия, сколько преображения. Командор, апофеоз финала, действительно лишь каменный гость, явившийся из преисподней. Не ему судить грехи Дон Гуана. Он может лишь убить его, и Дон Гуан гибнет. Герой Пушкина погибает в момент, когда должно совершиться чудо преображения: «Мне кажется, я весь переродился». Явление командора пресекает эту возможность. Оттого пушкинский Дон Гуан— трагический герой. Оттого-то «Каменный гость» — трагедия, а не комедия, как у Мольера, и не «веселая драма», как у Моцарта. 3.2. Дон Жуан в поэме А.К.Толстого. Поэма Толстого появилась в самый разгар споров о назначении и месте искусства в жизни. Образ Дон Жуана, как и вся поэма в целом, стал, по словам писателя, «невольным протестом против практического направления нашей беллетристики». Объясняя свой замысел, Толстой формулирует принципиально важное убеждение, лежащее в основе его концепции образа Дон Жуана: «Не признавать в человеке чувство прекрасного, находить это чувство роскошью, хотеть убить его и работать только для материального благосостояния человека — значит отнимать у него его лучшую половину, значит низводить его на степень счастливого животного, которому хорошо, потому что его не бьют и сытно кормят». Дон Жуан Толстого меньше всего беззаботный повеса, коварный обольститель женщин. Он поэт и философ любви. Для него любовь — не просто чувство, влекущее его к женщине, а основа мироздания. За душу Дон Жуана борются два противоположных начала — света и тьмы. В прологе происходит спор о Дон Жуане между духами, представителями Света, и Сатаной. Духи предупреждают Сатану о 24 высоком предназначении Дон Жуана: «Познай: сей Дон Жуан избранник есть творца». Однако и Сатана «давно его заметил» и рассчитывает сделать похожим на себя. Сатана готовит для Дон Жуана страшное искушение — искать небесный идеал красоты и совершенства на грешной земле. Дон Жуан готов полюбить искренне и глубоко, но каждая новая встреча приносит лишь горечь разочарования. Именно это приводит Дон Жуана не только к утрате веры, но и к восстанию против всех нравственных устоев бытия [14, с. 64]. Встретив донну Анну, Дон Жуан искренен в своих признаниях. Эту черту героя особо отмечал сам автор: «Он верил во все, что он говорил донне Анне, пока Командор не вернул его к реальной жизни, ко всем его разочарованиям в прошедшем и к его настоящему скептицизму». Дон Жуан совершает поступок, делающий невозможным его брак с донной Анной. Оскорбленный Командор, обнажив шпагу, бросается на дерзкого обидчика, и Дон Жуан его убивает. Герой не может покинуть Испанию, не увидев донны Анны, не добившись ее любви. Дон Жуан достигает своей цели. Однако он не может изгнать образ донны Анны из своего сердца, как он поступал прежде с десятками женщин. Новое, неведомое чувство тревожит его душу. Последнее свидание с донной Анной открывает ему глаза, он понимает, что наконец обрел истинную любовь. Но явившаяся статуя Командора, призывая Дон Жуана к молитве, сообщает о смерти донны Анны. Гибель женщины, озарившей его душу светом любви и веры, делает невозможным его примирение с Богом. Отвергнув путь покаяния, Дон Жуан погибает от руки статуи. 3.3. Дон Жуан в драме Н. Гумилёва «Дон Жуан в Египте». «Дон Жуан в Египте» - первое драматическое произведение Гумилева, если не считать не дошедшей до нас пьесы «Шут короля Батиньоля», законченной в Париже в конце 1906 года. «Дон Жуан в Египте» был прочитан в ноябре 1911 года в Царском Селе у Гумилевых на заседании Кружка Случевского, в апреле 1911 года пьеса была опубликована в сборнике стихотворений «Чужое небо», а в марте 1913 года состоялась ее премьера в Троицком театре. Гумилев создает пьесу в стихах, где во главу угла поставлено столкновение воль и страстная напряженность положений: Дон Жуан находит дорогу из подземного царства и оказывается в Египте. Здесь он встречает Лепорелло, ставшего деканом университета и известным египтологом. Далее Дон Жуан одерживает ряд блистательных побед: соблазняет невесту Лепорелло и вызывает у бывшего слуги признание: О, как хотел бы я, декан, 25 Опять служить у Дон Жуана!. [5, с 45)]. Создавая пьесу о Дон Жуане, Гумилев ориентируется прежде всего на классическую стройность и внутреннюю динамичность «Каменного гостя" Пушкина. И хотя Гумилев опускает важный пушкинский мотив - трагедии страсти, возмездия за нее, он оставляет главное для себя - образ Дон Жуана как «импровизатора любовной песни». Пушкинский Дон Гуан и Дон Жуан Гумилева - поэты, и этот факт говорит о внутренней связи «вечного» образа с лирическим «я» двух поэтов [12, с. 212]. Гумилеву, как и многим другим поэтам начала века, было свойственно стремление к созданию синкретических форм искусства. Его лирика (сборник «Чужое небо» - едва ли не самый яркий пример) тяготеет к драматургии: диалог характеризует едва ли не все уровни текста, многие стихотворения построены как драматические сцены. Театр Гумилева может быть понят как лирический, продолжающий и развивающий поэтические темы автора. В пьесах Гумилева легенда нужна, как роль, как диалектический прием для накопившейся, неудержимо растущей энергии стиха [12. с. 215]. Образ Дон Жуана неоднократно разрабатывался Гумилевым в разных литературных жанрах. Наполнение этого образа в творчестве поэта очень разное, говорить об определенном наборе закрепленных характеристик невозможно. Дон Жуан то напоминает мыслителя-Гамлета в сонете сборника «Жемчуга», то иллюстрирует тип глуповатого «наивного» читателя, который «ищет в поэзии приятных воспоминаний». Неназванным, но узнаваемым Дон Жуан появляется в образе «печального и упрямого» рыцаря, который нигде не встретил дамы, Той, чьи взоры непреклонны [5, с.47]. (стихотворение «Он поклялся в строгом храме...» в сборнике «Жемчуга») или в виде «распутника в раззолоченном плаще» («Попугай» в том же сборнике). Среди всего этого разнообразия Дон Жуанов Гумилева особняком стоит его Дон Жуан - акмеист в «Чужом небе. Третьей книге стихов». Пьеса «Дон Жуан в Египте» восстанавливает торжество «мужественно твердого и ясного взгляда на жизнь» и завершает сборник гимном миру: Привет, земля, любовных нег Очаровательное место! 26 [5, с 45]. - восклицает воскресший Дон Жуан. Первая авторская ремарка гласит: «Место действия - внутренность древнего храма на берегу Нила. Время действия - наши дни». Это указание свидетельствует о том, что Дон Жуан Гумилева - это прежде всего новый Адам, увидевший мир заново: он появляется на земле после долгого отсутствия и не в привычной Испании, а в экзотическом «чужом» Египте. Время действия в пьесе должно также ассоциироваться у читателей с современной им литературной ситуацией, с появлением молодых поэтических дарований. В первом монологе Дон Жуан рассказывает предысторию своего появления в Египте. Автор свободно «переписывает» историю всех Дон Жуанов-предшественников. Оказывается, никакой трагедии не существовало - ни трагедии раскаявшегося Дон Жуана, как в первом варианте поэмы А.К. Толстого, ни трагедии великого соблазнителя, впервые полюбившего и погибшего от Возмездия, как в «Каменном госте» Пушкина и окончательном финале Толстого. Вся предыстория героя, им рассказанная, комедийна: Но что же делалось с тех пор, Как я смеялся с донной Анной И грозный мертвый командор Мне руку сжал с улыбкой странной? <...> Мой командор лежал, как пень, Его схватили, жгли, терзали, Но ловко я укрылся в тень И выждал срок в подземной зале. [5, с.53]. Акмеистическая реабилитация Дон Жуана начинается Гумилевым с пересмотра истории его героя: если трагедии не было в прошлом, то его новый Адам свободен от воспоминаний и угрызений совести. Автор не оправдывает Дон Жуана, приводя психологические мотивировки его злодейств, как А. К. Толстой, а отбрасывает сам факт их свершения в прошлом [8, с.4]. В статье, посвященной анализу драмы М. Ливен «Цезарь Борджиа», Гумилев в 1912 году пишет, что ее попытка субъективного изображения главного героя «напоминает попытку гр. Алексея Толстого реабилитировать Дон Жуана» [12, с. 175]. Далее Гумилев отмечает, что попытка М. Ливен окончилась неудачей, а образ Цезаря слаб, потому что автор «ни разу не уступает своей высшей руководительнице – мечте» [5, с.75]. В этой довольно 27 запутанно написанной рецензии упоминание Гумилева-критика о реабилитации Дон Жуана в поэме Толстого внутренне связано с его собственной, акмеистической реабилитацией знаменитого соблазнителя в только что опубликованной пьесе. Реабилитируя Дон Жуана, Гумилев в отличие от Магды Ливен, свободно отдается «своей высшей руководительнице – мечте»: в ироничном герое воплощается властительный двойник поэта, личная мечта автора-акмеиста [ 12, с 124]. Таким образом, уже после первого монолога перед читателями предстает необычный Дон Жуан, который, с одной стороны, продолжает мировую галерею севильских распутников, а с другой - ассоциируется с лирическим героем «Чужого неба». И как лирическое «я» поэта появляется в стихотворениях сборника в разных «акмеистических» обликах: путешественника, поэта, артиста, Адама, ребенка, - так Дон Жуан в пьесе последовательно сменяет несколько амплуа. Вначале это новый Адам, близкий по мироощущению герою «Баллады»: «И в юном мире юноша Адам, / Я улыбаюсь птицам и плодам...». Затем Дон Жуан приобретает черты «сквозного» образа сборника - ироничного царя-ребенка. После встречи с Лепорелло Дон Жуан позволяет себе по-царски реагировать на реплики бывшего слуги: Лепорелло (Обнимая его, громко) Ах, друг мой! Дон Жуан Прочь, невежа! Лепорелло Ты гонишь? Дон Жуан Ясно, что гоню. <...> Лепорелло (Продолжая его обнимать, тихо) Молчите! О! Не бейте! [5, с 64]. Иронией пронизаны ответные реплики Дон Жуана Лепорелло, скорее, это не ответные реплики, а ироничный комментарий к ним. «Стоило трудиться!» восклицает Дон Жуан, выслушав «отчет» Лепорелло о затраченных трудах и достигнутых успехах. Вот пример своевольного поведения царя-ребенка. Американец задает Дон Жуану вопрос: «Ужель еще вы не женаты?». Главный герой не отвечает на 28 него, неучтиво отходя от Американца, и обращается к его дочери: Сеньора! Американка (поправляя его) Мисс. Дон Жуан (настаивая) Сеньора! Американка (по-прежнему) Мисс! Я не желаю быть сеньорой! [5, с 69]. Этот образ ироничного царя-ребенка вытесняется затем актером Дон Жуаном. Толчком к перевоплощению для Дон Жуана служит вопрос Американки: «Вы Дон Жуан? Ну, тот, который?..». Недоговоренность вопроса убеждает героя в необходимости решительной актерской импровизации. Дон Жуан Да, тот, который! Американка И с тех пор Вы в мире первый раз явились? [5, с 74]. Сама «технология» обольщения, вхождение в привычную роль выражены в короткой реплике Дон Жуана: «Да, в первый... старый командор / Вцепился крепко... Вы мне снились». Реплика двумя многоточиями делится на две части. Первая содержит прямой ответ на вопрос Американки, вторая отсылка в прошлое героя, мгновенное колебание: быть или не быть. После второго многоточия, паузы, которая свидетельствует о внутренней сосредоточенности «актера», Дон Жуан появляется уже воплотившимся в свою роль. Перед нами уже «не кто-нибудь, а Он сам севильский соблазнитель», как скажет о своем бывшем господине Лепорелло [12, с 264]. «Вы мне снились»- это еще реплика актера Дон Жуана, еще инструмент его привычного ремесла. Далее происходит еще одно, последнее перерождение Дон Жуана - в поэта. С этого момента речь Дон Жуана совершенно преображается, она становится как бы «стихами в квадрате». Авторская 29 ремарка «мечтательно» указывает на это изменение, происшедшее с героем. Американка Не верю вам. Дон Жуан (мечтательно) Земля во мгле, Задумчивое устье Нила, И я плыву на корабле, Где вы стоите у ветрила... [5, с. 89]. С момента перерождения Дон Жуана в поэта меняется авторское отношение к герою. В начале пьесы перед нами – «типичный» Дон Жуан, планирующий очередную победу: Я так давно не целовал Румянца ни одной красотки. Есть лодка, есть и человек, А у него сестра, невеста... [5, с.54]. Затем, после встречи с Лепорелло и американцами, Дон Жуан начинает «расставлять сети», и авторская ремарка подчеркивает продуманность действий героя: Дон Жуан (тихо, ему же) Скажи, они дружны с тобою? [5. с. 54]. В сцене, которая кончается дежурно-актерской фразой Дон Жуана: «Вы мне снились», - есть ремарка: «подходя к Американке». Она также представляет действия героя развитием продуманного плана. Во второй части пьесы, где Дон Жуан преображается в поэта, его обращение к Американке предварено тремя авторскими ремарками: 1) «мечтательно»; 2) «схватывая ее за руку»; 3) «обнимая ее». Первая говорит о сочувственном отношении автора к словам героя, вторая - 30 об импульсивности действий Дон Жуана. В третьей ремарке авторское отношение к словам героя «завуалировано», так как к этому моменту пьесы Дон Жуан достаточно реабилитирован. Кроме ремарок, об изменении авторского отношения к Дон Жуану говорит постепенное увеличение объема его реплик, последняя из которых разрастается до монолога, обращенного к возлюбленной, а главное качественно иное звучание речи героя. Автор добивается эффекта, будто Дон Жуан говорит стихами, а все остальные герои - прозой. Дон Жуан (Американке) Я вас люблю! Уйдем! Уйдем! Вы знаете ль, как пахнут розы, Когда их нюхают вдвоем И в небесах звенят стрекозы. <...> Лепорелло (оглядываясь) Но где мисс Покер, где Жуан? Американец Наверное, в соседней зале. Лепорелло (хватаясь за голову) Ах я разиня, ах болван, Все прозевал, они сбежали. [5, с 65)]. Гумилев реабилитирует в пьесе именно Дон Жуана, для которого импровизация любовной песни не средство обольщения, а само по себе есть цель, не нуждающаяся в оправданиях извне. Впоследствии Гумилев туманно сформулировал в манифесте «Наследие символизма и акмеизм» сущность германского (и русского) символизма: он всегда находил «какую-нибудь цель или догмат, которым должно было служить», в чем и состояло его заблуждение. Все это гораздо определеннее и доходчивее было выражено автором в художественном манифесте будущего акмеизма - пьесе «Дон Жуан в Египте». Здесь Дон Жуан, преобразившись в поэта, становится «причастным мировому ритму» , здесь «этика становится эстетикой, расширяясь до области последней». Как говорила в таких случаях А. Ахматова, И ни в чем не повинен - ни в этом, Ни в другом и ни в третьем. Поэтам 31 Вообще не пристали грехи. [5, с. 67]. Гумилевская художественная версия легенды о Дон Жуане заканчивается бескровно: вместо того, чтобы погибнуть на дуэли за честь невесты, Лепорелло мечтает «опять служить у Дон Жуана». Акмеистическая реабилитация Дон Жуана утверждается хэппи эндом: пьеса, начавшись с отрицания трагедии в прошлом героя, заканчивается бескровной и полной победой героя. В отличие от «Каменного гостя» Пушкина, в пьесе Гумилева, по словам Ю. В. Бабичевой, «коллизия исключила появление трагедийной ноты предела, а миниатюра в целом звучит в мажорной тональности, изысканно украшенной авторской иронией. Это побуждает по закону контраста определить жанр гумилевского опуса о Дон Жуане как маленькую комедию» [12, с.157]. В заключение отмечу, что пьеса «Дон Жуан в Египте» является интегральной частью сборника «Чужое небо» и в качестве его заключительного раздела имеет значение художественного манифеста акмеизма. Кроме того, пьеса «Дон Жуан в Египте» представляет собой одно из «высказываний» в дискуссии о «новой драме», которая охватила культурную Россию в начале нашего столетия. На требование времени - создавать неординарные формы театрального искусства - Гумилев ответил произведением, в котором соединены мировая легенда и современная акмеистическая идеология, лирический пафос и драматическая структура. В этом контексте миниатюра о Дон Жуане - не просто манифест, а именно драматургический манифест нового течения, попытка разыграть в лицах и драматических ситуациях процесс «преодоления символизма» 32 ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Замечательные поэты, писатели, драматурги создали образ Дон Жуана, воспели его в своих произведениях. У Дон Жуана много ликов, много историй его похождений. Прочитав художественные тексты, изучив критическую литературу о Дон Жуане я составила свое представление о герое. Я вижу Дон Жуана отшельником, не нашедшего общего языка с Богом, и ждущего достойно и одиноко свою последнюю минуту, может быть, найдя в чем – то последнюю, земную радость и красоту. Заканчивая этот «лишь эскизный» портрет вечного женолюбца, следует заметить, что Дон Жуан как тип существует в истории культуры не обособленно. Так или иначе черты донжуанства обнаруживаются в самых разных характерах, среди которых и герои античных мифов, и конкретные исторические личности, и иные художественные персонажи. В этом ряду — Парис, Овидий, Казанова и Калиостро, Атос и Жорж Дюруа и даже — на ином, гротесковом уровне — Иван Александрович Хлестаков, который, едва появившись в доме Городничего, весьма успешно сочетает две пламенные страсти — к жене и дочери Сквозник-Дмухановского. В одной из современных пьес эта историческая «преемственность» донжуанства выражена прямо — в обращении слуги Лепорелло к своему воскресшему из векового небытия хозяину: «Ну, Овидий? Дон Жуан? Парис? Казанова? Или в этом веке у вас какое-нибудь новое имя?.."» (Э.Радзинский. «Продолжение Дон Жуана»)... Очень характерно и то, что донжуанские мотивы присутствуют в биографиях талантливейших интерпретаторов легендарного образа — Байрона, Пушкина, Блока... Может быть, эта подробность позволяет понять секрет притягательности Жуана для художественного сознания разных эпох. Своей испепеляющей страстью к вечно ускользающему, призрачному идеалу Дон Жуан сродни всякому Художнику, Творцу, затеявшему изнурительную, мучительную погоню за совершенством — золотым руном искусства. 33 ЛИТЕРАТУРА: 1. Ахматова, А. "Каменный гость" Пушкина // А. А х м а т о в а: соч. в 2-х т. Т. 2. - М., 1990. 2. Бабичева, Ю. В. Вариации на темы Пушкина (Из истории поэтического театра Серебряного века) // Русская стихотворная драма XVIII - начала ХХ веков: межвузовский сборник научных трудов. - Самара, 1996. 3. Белинский,В. Г.Полное собрание сочинений в VI т./В. Г. Белинский. – М.: Изд-во Академии наук СССР, 1954 . – Т. IV. - Стр. 424 4. Виппер, Ю. Б. Проспер Мериме/Ю. Б. Виппер//Творческие судьбы и история (О западноевропейских литературах XVI - первой половины XIX века). - М., 1990. - С. 262-2844. 5. Гумилев Н. Соч. в 3-х т. - М., 1991. 6. Дьяконова, Н. Я. Английский романтизм/Н. Я. Дьяконова. - М.: Изд-во «Наука», 1978. – 207 с. 7. Кржевский. Б. А. Об образе Дон Жуана у Пушкина, Мольера и Тирсо де Молины/Б. А. Кржевский //Статьи о зарубежной литературе. - М.: Изд-во «Книжная палата»,1990. – 214 с. 8. Нечаенко, Д./Дон Жуан//Литература. № 47, 1995, С.6 9.Н.Новгород.Режимдоступа:Интернет:www.history.ru/index.phpoption=co m ewriting&Itemid=0&func=chapterin 10. Пушкин, А. С. Избранные сочинения в двух томах/А. С. Пушкин. – Самара: Самарск. дом печати, 1996. – Т. I. - 704 с. 11. Рассадин, С. Драматург Пушкин / С. Рассадин. - М.: Изд-во «Правда», 1977. – 238 с. 12. Рейснер, Л. Н. Личность и творчество Н. Гумилева в оценке русских мыслителей и исследователей/Л. Н. Рейснер. – СПб.: Изд-во Домино, 1995. – 298 с. 13. Усманова, Р/Джордж Гордон Байрон//Джоржд Гордон Байрон: собр. соч. в 4 т. – Т 1. – М.: Изд-во «Правда».1981. – С.3 – 49. 14. Чистяков. В. Тип Дон Жуана у Байрона, Мольера, гр. А. Толстого и Пушкина/В. Чистяков//Философские записки: вып. 2, переизд. – М.: «Просвещение», 1999. – 167 с. 15. Энциклопедия литературных героев/Н. Новгород.-Режим доступа: Интернет: www.gumilev.ru/print.ph 34
