загрузить - Le projet «E

ЛИТЕРАТУРА И КУЛЬТУРА ВТОРОЙ ВОЛНЫ ЭМИГРАЦИИ
В 2012 году исполнилось 70 лет второй эмиграции, которая началась в 1942 году в
остовских и беженских лагерях в Германии.
Эта волна неразрывно связана с событиями Второй мировой войны и победой в ней
Советского Союза в коалиции с Великобританией, Францией и США. Разделение
Германии на четыре оккупационные зоны было важным в судьбе людей, оказавшихся по
разным причинам на немецкой территории. Всех их можно разделить на две большие
группы: перемещенные лица и беженцы.
К перемещенным лицам относятся те, кто был вывезен из СССР насильственно:
остарбайтеры, военнопленные. Н. Толстой-Милославский1 сообщал, что всего на работы в
немецком хозяйстве было вывезено около 2,8 млн. советских людей. Причем до конца
1941 года был добровольный набор в трудовые батальоны, а затем на оккупированных
немцами территориях началась принудительная рекрутация трудоспособных юношей и
девушек. По сведениям Н.Толстого, в немецких лагерях находилось более 1,15 млн.
военнопленных.
Беженцы — это были люди, добровольно уходившие вслед за отступающей немецкой
армией на Запад. Группу беженцев составили те, кто в период оккупации сотрудничал с
немецкими властями (работал в немецких учреждениях или разрешенных немцами
национальных — русских, белорусских, украинских — школах, издательствах, газетах и
т.д.); те, кто в СССР испытал на себе железную руку НКВД и не хотел больше оказаться в
тюрьме или ГУЛАГе; те, кто имел немецкие корни (фольксдойче) или принадлежал к
сопротивлявшимся большевистской власти народам (прибалтийцы, некоторые кавказские
народы). В группу беженцев можно включить и тех, кто, движимый желанием освободить
Россию от большевизма, вступил в РОА (Российская освободительная армия генерала
Власова), сражавшуюся на стороне Германии. Всего добровольно покинувших пределы
Советского Союза, по оценке Н.Толстого, было более 1,5 млн., а общее количество
мигрантов колеблется по разным источникам от 3,8 до 4,5 млн. Позже большинство
людей, оказавшихся на территории Германии и Австрии, было зарегистрировано в лагерях
Ди-Пи (Displaced Persons) и получило общее название «перемещенные лица».
1
Толстой Н. Д. Жертвы Ялты, Москва 1996, с. 35-38.
Больше всего лагерей было на территории Германии и Австрии. Лагеря ДиПи
существовали и в Греции и Италии, отнюдь не веселая жизнь в них с иронией описана
Борисом Ширяевым в книге «Ди-Пи в Италии. Записки продавца кукол»2.
Когда началась репатриация, многие приняли решение не возвращаться на родину,
понимая, что из немецких концлагерей они рискуют после возвращения на свою землю
попасть в советские. При этом приходилось скрывать свои настоящие фамилии, факты
жизни, опасаясь преследований НКВД. При отсутствии документов было достаточно
свидетеля, который мог бы подтвердить подлинность имени.
До сих пор не просто
установить не только подлинные биографии, но даже фамилии и имена многих писателей.
«В месяцы позорных послевоенных "выдач", черным пятном и по сей день украшающих
совесть западных союзников СССР, беженцы любыми правдами и неправдами
обзаводились не только псевдонимами, но и широким ассортиментом фальшивых
паспортов и справок; Елагин подробно рассказывает об этом в "Беженской поэме" »3.
Официальные автобиографии писателей второй волны — это нередко попытки
создания авторского мифа о собственной жизни, основными узлами которого являются
политически или идеологически подкрашенные факты. Опасаясь репатриации, некоторые
дипийцы изменяли свою национальность (так, белорусы и украинцы записывались
поляками). Николай Николаевич Марченко «был румыном, по документам, конечно.
Фамилию… выбрал загадочную, по которой нельзя было определить национальность»4 —
Моршен.
Другие выдавали себя за эмигрантов первой волны, т.к. в этом случае не
подлежали выдаче советским репатриационным органам. Например, поэт Георгий
Эристов столь правдоподобно сочинил миф о принадлежности к первой волне, что даже
через 20 лет после войны его стихи не были включены в антологию поэзии второй волны
«Берега». О некоторых фактах приходилось умалчивать. Так, в произведениях Б.
Филиппова невозможно обнаружить сколь-нибудь конкретные сведения о том, что
происходило с автором и его персонажем alter ego во время войны. Упоминается только,
что он оказался в оккупированном городе. Но вот чем занимался там Филиппов (тогда —
Филистинский)
умалчивается, ибо очень уж неприглядно выглядит роль не жертвы
стечения обстоятельств или убежденного идейного противника советской власти, а
активного сотрудника новгородской полиции. В повести Счастье имеется эпизод,
соотносящийся с архивными документами и свидетельскими показаниями, уличающими
Филистинского
в
участии
в
уничтожении
психиатрических больных. Главврач
Ширяев Б. , Ди-Пи в Италии. Записки продавца кукол, Санкт-Петербург 2007.
Витковский А., Против энтропии, www: http://poesis.guru.ru/poeti-poezia/vitkovskij/
4
Цит. по: В. Агеносов: Литература russkogo зарубежья. Москва 1998, с. 442.
2
3
психиатрической больницы получает приказ немецких властей в городе, о котором он
сообщает Андрею — alter ego автора.
«Вчера
немецкий
комендант
города
предложил
нам,
Андрей,
произвести
обследование
психиатрического отделения больницы. Всех, у кого есть какая бы то ни была возможность выпустить, —
выписать из больницы, снабдив документами, и распустить. Комендатура даст им пропуска в направлении
Луги и Пскова. А хроников и безнадежных было предложено ... предложено ...отравить»5.
О том, что произошло дальше, писатель умалчивает.
В лагерях для перемещенных лиц велась активная культурная работа, частью
которой было издание литературных альманахов. Тираж этих ротаторных изданий не
превышал 500, а в основном это было 100-200 экземпляров. Понятно, что при расселении
лагерей и отъезде Ди-Пи в 1948-1951 годах в другие страны эти книжечки оказались
разбросанными по свету, стали библиографической редкостью, а ведь в них можно найти
не публиковавшиеся позже стихи, рассказы и статьи писателей, составивших вторую
волну. (Я хочу обратиться с просьбой к присутствующим: помогите в поиске и
сохранении этих уникальных свидетельств времени и культуры, организуйте в своих
странах группы по собиранию изданий второй волны, т.е. 1944-1951 гг.).
За период с 1945 по 1951 годы
было издано более 600 книг, около 3000
периодических изданий6. Многочисленные издательства возникали и исчезали, выпустив
несколько книг. В начале мая 1945 года в Нидерзахсверфене начал выходить листок
«Лагерная информация», затем сводка «Новости дня», с переездом издательства в лагерь
Менхегоф с 13 июня 1945 года начался выпуск журнала
«Посев», давшего начало
одноименному книгоиздательству. Там же в 1946 году вышел первый номер журнала
«Грани».
В австрийском лагере Парш издавался в 1946-1949 г.г. журнал «Колумб»,
позднее — «Почта Колумба».
«К сожалению, громких, знаменитых на весь мир имен, в отличие от первой и
третьей эмиграции, во второй нет. Нобелевских лауреатов тоже нет и уже, конечно, не
будет. Но вторая эмиграция дала ряд замечательных поэтов и прозаиков. Удивительно,
что они вообще писали, что некоторые до последнего своего вздоха сохраняли эту, у них
неистребимую, волю к творчеству» (В. Синкевич). Лишь немногие из Ди-Пи занимались
писательским трудом до войны. Большинство ныне входящих в литературное
пространство имен представителей второй волны эмиграции появилось на литературном
горизонте после 1945 года. По словам А. Гениса, вторая волна — это
феномен.
5
6
Б. Филиппов: Счастье. “Грани” 1953, № 18.
Юпп М., В поисках Галактики Ди-Пи, «Завтра» 2004, № 8.
имена, а не
Как правило, позывом к литературной деятельности становилось желание описать
события своей жизни, свой военный опыт. Поэтому автобиографическая основа
произведений писателей второй волны очень ощутима и крайне важна для установления
их реальных биографий.
Ранние автобиографические произведения писателей второй волны обычно более
событийны, чем психологичны. Только позже и у наиболее талантливых писателей
становятся возможны авторефлексия, экзистенциальное осмысление пережитого. В
ранних произведениях писатели стараются воссоздать те зигзаги судьбы, которые привели
их в эмиграцию. Авторам как будто необходимо заново пережить свое прошлое, чтобы
избавиться от его давления. Так, С. Максимов пишет серию рассказов, которые должны
были составить книгу Одиссея арестанта, в которой он задумывал охватить события его
юношеской жизни, ареста, пребывания в лагере и начала войны. Некоторые из этих
рассказов вошли в сборники Тайга и Голубое молчание.
Ведущие темы литературы второй волны - события Второй мировой войны и
сталинские репрессии 1920-х-1930-х годов, и политическая и историческая канва играет в
них ведущую роль. Основная тональность — эмоциональное раздвоение: с одной
стороны, любовь и ностальгия по Родине (отличной от сталинского государства), а с
другой — оправдание личного решения остаться на Западе. Это — и аресты, голод,
лишения, горе разрушенных семей в сталинской России. Это — и описание эмигрантских
трудностей, трагедия насильственной выдачи, проблемы адаптации за рубежом.
Большинство произведений наполнены трагизмом. Почти вся проза второй волны
обращается к религиозному возрождению, происходившему в душах воспитанного в
атеизме целого поколения советских людей.