Document 4024336

Полунов Александр Юрьевич, кандидат исторических наук, доцент Московского
государственного университета им. М. В. Ломоносова. Статья подготовлена в рамках
исследовательского проекта, поддержанного стипендией Дидро (Франция) и РГНФ, проект N
06 - 01 - 00525а.
К. П. Победоносцев в оценках французских публицистов и ученых конца
XIX – начала XX века.
Отечественная история. 2007 г. №6. C. 138-144.
Русско-французское сближение на рубеже XIX-XX вв., важнейшими результатами
которого стали военное соглашение 1891 - 1893 гг. и союзничество в Первой мировой войне,
было значительным событием военной, политической, дипломатической, интеллектуальной и
культурной жизни Европы. До сих пор изучены преимущественно военно-дипломатические и
культурные аспекты этой темы. Значительно меньше изС. 138
вестно о том, как сближение двух стран отразилось в сфере политики и идеологии.
Одним из его проявлений стал заметный интерес публицистов Третьей республики к фигуре
Константина Петровича Победоносцева (1827 - 1907) - одного из ярких представителей
русского консерватизма, наставника и советника двух последних императоров, занимавшего в
1880 - 1905 гг. пост обер-прокурора Святейшего Синода. Французская публика живо
интересовалась взглядами и деятельностью русского сановника. В 1890 - 1900-х гг. во Франции
возникла своего рода "мода на Победоносцева". Изданный обер-прокурором "Московский
сборник" был переведен во Франции уже в 1897 г., на следующий же год после его выхода в
России1. Статьи и заметки российского консерватора печатались во французских газетах и
журналах. В 1888 г. Победоносцев был избран членом-корреспондентом, а в 1896 г. действительным членом Академии моральных и политических наук. Кроме того, он состоял
членом "Общества социальной экономики" - влиятельного объединения ученых и
общественных деятелей консервативного направления, последователей философа и социолога
Ф. Ле Пле2.
Интерес к фигуре Победоносцева определился и тем, что средний европейский
обыватель зачастую имел весьма причудливые представления о механизмах управления
"империей царей". "К несчастью, - писал по этому поводу Победоносцев 21 марта 1901 г.
Николаю II, - и у нас, и там (на Западе. - А. П.) существует закоренелое мнение, что в России
при самодержавной власти есть непременно тот или другой - один человек всесильный,
который всем распоряжается и от которого все зависит"3. На почве подобных воззрений
вырастали колоритные легенды. Так, автор рецензии на "Московский сборник" в газете
"Фигаро" драматург и литературный критик Ж. Лемэтр представил Победоносцева в качестве
главного помощника Николая П. По словам автора, царь во время отъездов из столицы поручал
ведение всех государственных дел обер-прокурору Св. Синода. Сам Победоносцев жаловался,
что ему из Франции и других стран Западной Европы приходит масса посланий, включая
ходатайства о материальной помощи, о заступничестве перед французским правительством,
просьбы похлопотать о назначении пенсии и т.д.4 Обер-прокурору это казалось смешным и
похожим на суждения "наших провинциалов, полагающих, что Петербург есть центр
волшебства и что я делаю солнце и луну в Петербурге"5. Конечно, в этой иронии была доля
лукавства. Даже не будучи всесильным "серым кардиналом", Победоносцев все же играл в
правительственных сферах немалую роль, в течение нескольких лет имея значительное влияние
на Александра III, а в 1894 - 1896 гг. пользуясь заметным авторитетом в глазах его сына6.
Следует учесть, что смысл должности обер-прокурора Св. Синода был совершенно
непонятен европейцам. Западным наблюдателям трудно было уловить все нюансы
сложившейся в Российской империи к концу XIX в. системы церковно-государственных
отношений, в рамках которой элементы независимости Церкви причудливо переплетались со
значительными прерогативами светского надзора, осуществляемого под руководством обер-
прокурора. Победоносцева воспринимали как светского главу православной Церкви, "русского
папу", и ждали от него авторитетных суждений о глубинных основах духовной жизни русского
народа. По словам журналиста Г. К. Градовского, западные корреспонденты искали в
Петербурге встречи с "le grande pape Победо, Обедо" и "удивлялись, когда объясняли им, что
это вовсе не "pape" и не "grande", а чиновник, выслужившийся бюрократ" 7. Показательно, что
редакция журнала "Revue des Revues", посвятившая один из выпусков своего издания вопросу о
роли религии в современном мире, попросила Победоносцева высказаться по данной теме.
Статья обер-прокурора Св. Синода, который, по словам редакции, "заботился в этом качестве о
религиозной жизни ста миллионов душ", была помещена в журнале рядом с заметками папы
Льва XIII. Сам Победоносцев отнесся к подобному соседству не без юмора 8.
Однако наряду с курьезными ошибками и погоней за "русской экзотикой", в основе
интереса французского общества к Победоносцеву лежали более глубокие причины.
Важнейшая из них заключалась в том, что русско-французское сближение, по мнению многих
современников, носило не просто парадоксальный, но и противоестественный
С. 139
характер9. Последняя в Европе самодержавная монархия заключала союз с единственной
на тот момент среди великих держав демократической республикой. Естественно, многие
общественные деятели Третьей республики желали понять, на каких основах зиждется
социальный и политический строй их нового восточного союзника, чем обусловлена видимая
прочность этого строя и каковы перспективы русско-французского сотрудничества. В поисках
ответа на эти вопросы они не могли пройти мимо многочисленных публикаций Победоносцева,
который в то время был едва ли не единственным российским сановником, активно
занимавшимся публицистикой. При этом он отнюдь не являлся "казенным пропагандистом",
писал не "к случаю" и не "на заказ". Все это способствовало тому, что его сочинения
воспринимались как аутентичное отражение идеологии самодержавия и даже шире - как
выражение самосознания русского народа10.
Характерно, что во Франции даже нерасположенные к идеям Победоносцева авторы
отмечали глубину и искренность его взглядов, которые, по их мнению, давали ему право
выступать с защитой своих убеждений. "Публикуя ныне эту книгу на языке страны, в которой
господствующие идеи - по крайней мере, в политической сфере - столь резко отличаются от
идей "Сборника", мы надеемся, что эта книга будет небезынтересна даже тем, кто не разделяет
высказанные в ней мнения, но уверены, что она найдет читателей, которые эти мнения
разделяют", - писал французский переводчик "Московского сборника". Переводчик ссылался
при этом на мнение "одного из известнейших французских ученых", который во многом не
разделял позиции русского консерватора, и в то же время "склонялся перед глубиной его
мыслей и находил многие из них поучительными"11. Редактор журнала "Revue des Revues" Ж.
Фино отмечал "твердую и непоколебимую мысль выдающегося автора "Московского
сборника", недавний перевод которого на немецкий и французский языки обратил внимание
интеллектуалов на спорные вопросы высшего богословия"12.
Для некоторых французских публицистов взгляды и государственная деятельность
Победоносцева служили поводом еще раз подчеркнуть различие между Европой и Россией и
указать на необходимость относиться с пониманием к особенностям внутреннего строя России.
"Патриарх" французской русистики того времени А. Леруа-Болье писал, что Россия, являясь
частью европейского мира, находится в то же время на совершенно иной стадии развития,
нежели Англия, Франция и даже Германия конца XIX в. Западноевропейские требования
введения свободы совести и разделения Церкви и государства в России попросту
неосуществимы. Основная часть народа не поймет этих мер и воспримет их как отказ
верховной власти от своего религиозного призвания. Политика русификации и гонения,
которым подвергались неправославные исповедания (в чем обвиняли Александра III и
Победоносцева), были, по мнению Леруа-Болье, лишь реализацией норм российского
законодательства13.
Но наряду с признанием своеобразия России, отразившегося в сочинениях
Победоносцева, французские публицисты порою находили его идеи весьма поучительными и
для общественной жизни Третьей республики. "Наши свободы, которые подчас слишком
тяжелы для слабых, и наша распущенность, грозящая подорвать всякую власть авторитета и
традиций; наша демократия, жадная до власти, в своей погоне за новшествами и материальным
благополучием бессознательно выставляющая напоказ свой наивный и грубый материализм;
бесконечная политическая агитация, похожая на бесплодный водоворот; вся наша
нестабильность, реальная и предполагаемая, напугали Россию и царя, - писал Леруа-Болье. После долгих лет наивной веры в то, что подлинная цивилизация - это подражание нашим
порядкам, часть русских, входящих в состав тончайшего образованного слоя, стала задаваться
вопросом, не ведет ли в пропасть широкая дорога прогресса, указанная нашими политиками и
мыслителями"14. Особенно резко подобные мысли звучали в статьях публицистов
консервативных взглядов. Так, общественный деятель и дипломат барон А. д'Авриль в своей
рецензии на "Московский сборник" сочувственно цитировал выпады Победоносцева против
основ современной западной культуры - безрелигиозного гуманизма, индивидуализма,
С. 140
рационализма. Он находил "суровыми и во многом оправданными" суждения
российского консерватора о парламентаризме, выборном начале, свободе прессы и суде
присяжных, соглашался с выводами Победоносцева о невозможности основать систему
государственной власти и народного образования исключительно на светских началах15.
Многие французские авторы, симпатизировавшие Победоносцеву, вписывали его идеи в
контекст европейской консервативной и религиозной мысли, ставя его в один ряд с Ж. де
Местром, Бональдом и др. "Ключевая идея книги, - писал французский переводчик
"Московского сборника", - это идея христианская по преимуществу, уважение к тому, что
освящено веками и обычаем, забота о малых и слабых"16. Э. М. де Вогюэ, сравнивая
Победоносцева с де Местром, отмечал его литературный талант, любовь к диалектике, интерес
к новым идеям и стремление познакомиться со всем, что отмечено хорошим вкусом 17. Таким
образом, известная идейная близость создавала почву для доброжелательных отзывов со
стороны умеренно-либеральных и консервативных французских авторов.
Вместе с тем, помимо идеологических мотивов на отношение западных наблюдателей к
российскому консерватору влияло и то, что, встречаясь с Победоносцевым, многие из них
попадали под его обаяние. Вместо мрачного "великого инквизитора" перед ними представал
широко образованный человек, прекрасно знакомый с новинками европейской литературы и
искусства и с первых минут умевший расположить к себе собеседника. По едкому замечанию Г.
К. Градовского, иностранцы "приходили в восторг, удивлялись, что он не угостил их
лампадным маслом или не окурил ладаном"18. Более беспристрастный мемуарист, А. Н. Бенуа
отмечал, что "Победоносцев умел очень любезно, мало того - очень уютно беседовать,
затрагивая всевозможные темы и не высказывая при этом своих политических убеждений"19.
Интригующее несовпадение между "мрачной", "реакционной" идеологией обер-прокурора Св.
Синода и его весьма привлекательным человеческим обликом вызывало интерес к "загадке
Победоносцева"20.
Примечательный отзыв о личности Победоносцева, своего рода "портрет на фоне
политики", оставил дипломат (в течение долгого времени - секретарь французского посольства
в России) и литератор, автор выдающегося труда "Русский роман" Э. М. де Вогюэ. По его
мнению, Победоносцев, будучи безусловным консерватором в политике, являлся либералом в
старом понимании этого слова, с характерной интеллектуальной пытливостью и чуткостью ко
всему новому. Художественные вкусы "российского Торквемады" отличались значительным
своеобразием - он прекрасно знал английскую литературу и восхищался ею; среди его любимых
поэтов были Шелли, Броунинг, Суинберн. "Во время первой нашей встречи, - вспоминал
Вогюэ, - настроенный против него ходившими о нем легендами, я был ошеломлен, услышав
отзывы о его любимых авторах, высказанные с величайшим жаром, отражающим свободу его
духа"21. Французский литератор признавал, что немногие из его русских знакомых были столь
же воспитаны и образованны, как Победоносцев.
Но при всей своей расположенности к Победоносцеву, Вогюэ должен был сопровождать
свой отзыв о нем серьезными оговорками, в которых выразилась неоднозначность восприятия
фигуры российского консерватора западным обществом. Действительно, даже заявляя о
необходимости уважать самобытность России и признавая справедливость отдельных
критических выпадов обер-прокурора Св. Синода в отношении западной цивилизации,
политики и публицисты Третьей республики не могли согласиться с его политической
концепцией. Так, Вогюэ критиковал излюбленную идею Победоносцева о сходстве целей
либералов и революционеров, указывая, что события переломного 1881 г. свидетельствовали
скорее об обратном, поскольку именно убийство Александра II революционерами позволило
консерваторам одержать победу над либеральными сановниками. Французский посол в России
М. Бомпар, признавая искреннюю религиозность Победоносцева, в то же время подчеркивал,
что на основе его представлений о тотальной испорченности человеческой природы и
преобладании в ней злого начала невозможно построить управление государством. И даже
Леруа-Болье, бичевавший пороки общественного строя Третьей республики, призывал француС. 141
зов не забывать о традициях борьбы за политическую свободу и делал акцент на
принципиальных отличиях государственного устройства республиканской Франции и
самодержавной России22.
Среди французских консерваторов отношение к Победоносцеву было не менее сложным.
Французский консерватизм XIX - начала XX вв. был теснейшим образом связан с
католицизмом. Неудивительно, что борьба с католицизмом в западных губерниях России, в
которой активно участвовали Победоносцев и возглавляемое им "ведомство православного
исповедания"23, болезненно воспринималась католиками во Франции. Сочувственно
отзывавшийся о выпадах Победоносцева против демократии барон д'Авриль с раздражением
комментировал высказывания автора "Московского сборника" о католицизме. Барон уличал его
в передержках и отсутствии логики: провозглашая религию и Церковь основой социальной
стабильности, Победоносцеву следовало, считал он, признавать подобную роль и за римской
курией, которая, в отличие от протестантов, всегда проявляла склонность к консервативным
подходам в решении общественных и политических проблем24.
По мнению д'Авриля, прошлое и настоящее убедительно свидетельствовали об
искренней религиозности народных масс в католических странах, в том числе и среди славян
(чехов, словаков, хорватов, словенцев, галичан). Ярким проявлением подобного массового
благочестия д'Авриль считал состоявшееся в 1885 г. в чешском городе Велеграде празднование
1000-летия со дня кончины св. Мефодия25. Победоносцев, напротив, рассматривал велеградское
торжество исключительно как пример антироссийской интриги со стороны папства,
поддержанного поляками и австрийским правительством. В противовес празднованию в
Велеграде им было организовано "контрпразднество" в Петербурге, которое должно было
подчеркнуть необходимость единения славян под сенью православия26. Расхождение в оценке
велеградских торжеств показывало, насколько глубокими могли быть противоречия,
разделявшие Победоносцева и французских консерваторов. Неудивительно, что статья
д'Авриля заканчивалась жесткой критикой религиозных гонений в Российской империи и
напоминанием о насильственном присоединении к православию униатов Холмской губ. в 1875
г.
Настороженное и противоречивое отношение к Победоносцеву, проявившееся в
публикациях д'Авриля, Вогюэ и других публицистов Третьей республики, в какой-то мере
отразило всю неоднозначность русско-французских взаимоотношений на рубеже XIX-XX вв.
Сознавая значимость союза с Россией, публицисты Третьей республики в 1890-х гг. призывали
соотечественников с пониманием относиться к особенностям российского общественного и
государственного строя. Вместе с тем, идеология и политика самодержавия, выражением
которых считались публицистика и государственная деятельность К. П. Победоносцева, не
встречали во Франции сочувствия ни у умеренных либералов, ни у консерваторов. Полностью
изменить это отношение не могли ни дипломатические соображения, ни человеческие
симпатии. Сближение республиканской Франции с самодержавной Россией, как бы бурно оно
ни развивалось, не могло не сопровождаться серьезными оговорками. В конечном счете и
правящие круги, и общественное мнение Третьей республики приветствовали революционные
события в России и в октябре 1905 г., и особенно в феврале - 1917 г.
Примечания
По мнению переводчика "Московского сборника", резонанс от публикации этой книги во
Франции был сравним с впечатлением от Всероссийской выставки в Нижнем Новгороде в 1896
г., широко освещавшейся мировой печатью. См.: Pobedonostzeff C. P. Questions religieuses,
sociales et politiques. Pensees d'un Homme d'Etat. Traduit du Russe. Paris, 1897. P. I. Вероятно,
интерес к "Московскому сборнику" усиливался и тем, что именно в 1897 г. во время визита
президента Ф. Фора в Россию было официально объявлено о заключении франко-русского
союза.
2
Фредерик Ле Пле (1806 - 1882) оказал глубокое влияние на Победоносцева, который
опубликовал в журнале "Русское обозрение" биографию французского социолога и перевел на
русский язык его важнейший труд "Основная конституция человеческого рода". См.: Byrnes R.
F. Pobedonostsev. His Life and
1
С. 142
Thought. Bloomington; L., 1968. P. 296 - 300; Полунов А. Ю. К. П. Победоносцев и французские
консерваторы (конец XIX - начало XX вв.) // Историки размышляют. Сб. статей. Вып. 4. М.,
2003. С. 55 - 66
3
Письма Победоносцева к Александру III. Т. 2. М., 1926. С. 334.
4
ОР РНБ, ф. 631, Письма к С. А. Рачинскому, 1897, ноябрь-декабрь, л. 59 об, 103. Следует
отметить, что осведомленные наблюдатели сознавали фантастический характер подобных
легенд. Так, французский посол в России в 1903 - 1908 гг. М. Бомпар отмечал, что к началу
1900-х гг. Победоносцев уже не играл большой роли в правительстве, хотя Николай II
продолжал с уважением относиться к своему старому учителю. См.: Bompard M. Mon ambassade
en Russie, 1903 - 1908. Paris, 1937. P. 257.
5
ОР РГБ, ф. 126, к. 8479, д. 12, л. 37 - 37 об.
6
См.: Полунов А. Ю. К. П. Победоносцев - человек и политик // Отечественная история. 1998.
N1
7
Градовский Т. К. Столпы реакции (1870 - 1881) // Вестник знания. 1909. N 1. С. 31.
8
Revue des Revues. XXIV (1898). Livraison du l-ere Janvier. P. 2. Заметка Победоносцева была
издана под названием "La societe et le sentiment religieux". Здесь же редакция предполагала
поместить статью гр. Л. Н. Толстого, но она по неизвестным причинам не была опубликована.
См.: ОР РНБ, ф. 631, Письма к С. А. Рачинскому, 1897, ноябрь-декабрь, л. 176. В дальнейшем
западные издания еще несколько раз обращались к Победоносцеву с просьбой предоставить им
свои материалы. Так, по предложению американской газеты "North American Review" он
принял участие в полемике с кн. П. А. Кропоткиным: Pobedonostsev K. P. Russia and Popular
Education. A Reply to Prince Kropotkin // North American Review. CLXXIII (173). 1901. September.
В 1906 г. журнал "The Cosmopolitan" без согласия Победоносцева опубликовал отрывки из его
статей. См. перепечатку в русском издании: Лебединая песнь абсолютизма // Новый журнал
литературы, искусства и науки. 1906. N 2. Свое отношение к этой публикации Победоносцев
выразил 17 февраля 1906 г. в письме к Л. А. Тихомирову. См.: ГА РФ, ф. 634, оп. 1, д. 113, л. 99
об-100.
9
"Боже царя храни и Марсельеза - это Христос воскресе, распеваемый в синагоге, - писал в
1899 г. кн. В. П. Мещерскому С. Ю. Витте. - Для всякого француза наше самодержавие есть
варварство, а наш царь есть деспот. Для нас их пресловутое egalite, fraternite и прочее есть
реклама банкира Блоха, печатаемая ежедневно во всех русских газетах. Французский парламент
есть кощунство над здравым смыслом и колоссальный самообман". Цит. по: Власть и реформы.
От самодержавной к советской России. СПб., 1996. С. 390.
10
"Книгу эту надо прочесть, во-первых, потому, что г. Победоносцев думает глубоко, вовторых, потому что он думает иначе, чем мы, и, в-третьих, потому что император Николай II и
его народ думают, как он", - писала одна из французских газет о "Московском сборнике". Цит.
по: Ольденбург С. С. Царствование императора Николая П. М., 1992. С. 38.
11
Pobedonostzeff C. P. Questions religieuses, sociales et politiques. P. I-II.
12
Revue des Revues. XXIV (1898). Livraison du l-ere Janvier. P. 2.
13
Leroy-Beaulieu A. Etudes russes et europeennes. Paris, 1897. P. 96 - 99. Любопытно, что мысли
Леруа-Болье о роли религии в жизни русского народа во многом совпадали с идеями
Победоносцева, высказанными им в "Московском сборнике" в статье "Церковь и государство".
Выявить контакты Леруа-Болье и Победоносцева исследователям пока не удалось. Известно,
однако, что он был членом Академии моральных и политических наук, в которой состояли
братья Анатоль и Пьер-Поль Леруа-Болье. Видный экономист П. -П. Леруа-Болье являлся также
членом "Общества социальной экономики", в работе которого Победоносцев принимал
активное участие.
14
Leroy-Beaulieu A. Etudes russes et europeennes. P. 57. См. также: Цыкова К. А. Проблема
русско-французского союза в работах А. Леруа-Болье // Вестник Московского университета.
Сер. 8. История. 2003. N 6. С. 106 - 138.
15
D'Avril A. Pensees d'un homme d'Etat //Revue des questions historiques. XX (1898). P. 525 - 528.
16
Pokedonostzeff C. P. Questions religieuses, sociales et politiques. P. II. Этот отзыв почти
дословно совпадает с наблюдениями Н. А. Бердяева - одного из наиболее проницательных
авторов, писавших о Победоносцеве. Победоносцев, отмечал Бердяев, "вызывал к себе жгучую
ненависть, он был надеждой темных сил, долгие, тяжкие годы он был кошмаром русской
жизни": "Но, когда читаешь его, ненависть слабеет: звучат у него такие искренние ноты,
искреннее смирение перед высшим, любовь к народному, романтическая привязанность к
старому быту" См.: Бердяев Н. А. Нигилизм на религиозной почве // К. П. Победоносцев: pro et
contra. СПб., 1996. С. 287.
17
De Vogue E. -M. Un temoignage d'outre-tombe: Pobedonostzeff // De Vogue E. -M. Les routes.
Paris, 1910. P. 136.
18
Градовский Г. К. Указ. соч. С. 31.
19
Бенуа А. Н. Мои воспоминания. Кн. 4 - 5. М., 1990. С. 195.
20
См., в частности, интересные отзывы Э. Уайта - видного американского историка,
религиозного и политического деятеля, основателя Корнелльского университета, в 1892 - 1894
гг. занимавшего пост посланника США в России: White A. D. A Stateman of Russia. Constantine
Pobedonostzeff // Century Illustrated
С. 143.
Magazine. May 1898. Vol. LVI. N 1; В. III. Иностранцы о России. Воспоминания американского
посланника Уайта // Исторический вестник. 1906. N 1. О миссии Уайта в России см.: Altschuler
G. C. Andrew D. White -Educator, Historian, Diplomat. Ithaca; L., 1979. P. 197 - 199.
21
De Vogue E. -M. Un temoignage d'outre-tombe: Pobedonostzeff. P. 136. В сходных выражениях
вспоминал о встрече с ним Э. Уайт. "В английских газетах, - писал он, - Победоносцева
описывали каким-то Торквемадою XIX века, а между тем я в нем нашел любезного,
приветливого ученого, горячо откликавшегося на все явления общественности". См.: В. Ш.
Указ. соч. С. 291. По словам хорошо знавшего Победоносцева Е. Поселянина (Погожева), "он
все читал, за всем следил, обо всем знал": "У него был живой нрав, вечно-юная
восприимчивость, выражавшаяся подчас и в неожиданной живости жестов и интонаций". Цит.
по: Глинский Б. Б. Константин Петрович Победоносцев (материалы к биографии) // К. П.
Победоносцев: pro et contra. С. 414 - 415).
22
De Vogue E-M. Un temoignage d'outre-tombe: Pobedonostzeff. P. 140; Bompard M. Mon
ambassade en Russie. P. 258; Leroy-Beailieu A. Etudes russes et europeennes. P. V, 327, 329.
23
Подробнее см.: Полунов А. Ю. Под властью обер-прокурора. Государство и Церковь в эпоху
Александра III. М., 1996. С. 109 - 117.
24
Д'Авриль заявлял, что часто присутствовал при православном богослужении, сливался с
молящимися в едином порыве и никогда не чувствовал себя в храме чужим. По его словам,
таковы же были чувства многих православных в католических храмах. Д'Авриль, много лет
прослуживший дипломатом на Балканах и Ближнем Востоке, женатый на румынке
православного исповедания, прекрасно знал жизнь местных народов и был благожелательно
настроен по отношению к православию и славянству. Перу Д'Авриля принадлежат труды о
прошлом и настоящем Болгарии, Черногории и других славянских стран, а также
жизнеописание свв. Кирилла и Мефодия. Часть его трудов публиковалась под псевдонимом "de
Cyrille" ("Кирилловский"). См.: Avril, Louis-Marie-Adolphe, baron d' // Dictionnaire de biographie
francaise. Vol. IV. Paris, 1948. P. 898 - 899.
25
По свидетельству д'Авриля, целые приходы отправлялись в паломничество с крестами и
пением гимнов. Женщины иногда шли босиком, а часть пути ползли на коленях. Все желали
исповедаться и причаститься, разражались рыданиями, если не успевали это сделать, так что
священники должны были в течение многих часов причащать желающих. См.: D' Avril A.
Pensees d'un homme d'Etat. P. 530.
26
Письма К. П. Победоносцева к Александру III. Т. 2. С. 70 - 71. См. также: Полунов А. Ю. Под
властью обернпрокурора. С. 72 - 82.
С. 144