Пётр был на театре военных действий, когда началась подготовка большого посоль­ства в Европу. Весной 1697 г. посольство, наз­ванное «Великим», тронулось в путь. Его возглав­ляли ближайшие соратники Петра — Ф.Я. Лефорт, Ф.А. Головин и П.Б. Возницын, которых сопро­вождали тридцать молодых добровольцев из дво­рян. Был среди них и царь Пётр, скрывавшийся под именем Петра Михайлова. Поездка царя в составе посольства являлась нарушением старо­давней традиции, не позволявшей венценосным особам посещать другие страны. Посольству пред­стояло выполнить несколько важных заданий: опо­вестить западные державы об успешном правлении царя Петра, поднять престиж России сообщениями о победах русского оружия в Азовских походах, заручиться поддержкой европейских стран в борь­бе против Турции и Крымского ханства и, наконец, пригласить на службу в Россию как можно больше иностранных специалистов различных профессий, в первую очередь знатоков военного и морского дела. Посольство пересекло западные границы Рос­сии и прибыло в Ригу, которая была тогда владением Швеции. Здесь Петра ожидали первые неприятности: губернатор не разрешил царю осмотреть крепость и другие достопримечатель­ности города. Пётр в гневе назвал Ригу «про­клятым местом», покинул посольство и в сопро­вождении нескольких добровольцев уехал в Курляндию. Там его ожидал самый радушный приём. Почти месяц Пётр и присоединившееся к нему посольство гостили у курляндского герцога Фрид­риха Казимира, проявлявшего максимальную любезность и предупредительность. Посольство двинулось из Курляндии в Бранденбург, объехав стороной мятежную Польшу, где боролись за власть сторонники двух претендентов: принца Конти, за которым стояли Франция и дружественная ей Турция, и саксонского пра­вителя — курфюрста Августа Сильного, под­держиваемого Австрией. Петру предстояло опре­делить, на чью сторону встанет Россия, поэтому он отложил свой визит на земли Речи Посполитой. Посещая в составе посольства европейские госу­дарства, русский царь воочию убедился, какие сложные политические отношения их связывают. Не являлось исключением и курфюршество Бранденбург, правитель которого Фридрих Виль­гельм III Гогенцоллерн лелеял надежду на вос­соединение с Восточной Пруссией и отделение от Священной Римской империи (объединявшей тог­да сотни независимых государств Германии), что и осуществил несколько лет спустя. В преддверии этого события Фридрих предложил Петру заклю­чить с Россией оборонительный и наступательный союз, но царь проявил осторожность, лишь на словах пообещав военную поддержку. В состав­ленном договоре речь шла только о торговле — праве России провозить свои товары в другие страны, а Бранденбургу — в Персию и Китай по российской территории. Дружественные отношения с Бранденбургом позволили Петру более решительно вмешаться в польские дела. Он официально заявил о том, что будет поддерживать Августа, для чего распорядился выдвинуть к литовским границам русские войска, а своему послу в Польше велел разъяснить всему шляхетству, что Россия будет всячески противодействовать избранию принца Конти, поддерживающего дружественные отно­шения с Турцией и Крымом, враждебными России. Это заявление побудило Августа вступить в Польшу и короноваться; при этом он дал Петру слово оказывать ему поддержку в борьбе с врагами христианской веры. Покинув пределы курфюршества, посольство двинулось в Голландию. Петру не терпелось поскорее попасть на её знаменитые верфи, а потому, опередив посольство, он в лодке с несколькими товарищами поплыл по Рейну, его притокам и каналам к Саардаму. Там он поселился и под именем Петра Михайлова устроился работать на верфь Линста Рогге. С раннего утра он усердно трудился, осваивая премудрости профессии корабельного плотника, а в свободное время ходил по окрестностям, наблю­дая, как работают местные лесопильни, масло­бойни и другие заводы. Слух о странном русском быстро распространился в маленьком городке, да и внешность его была запоминающейся. По свидетельствам современников, он был высокого роста, стройный, лицо смуглое, с правильными, но резкими чертами. У Петра были маленькие усики, волосы на голове от природы вьющиеся, всегда коротко подстриженные. Голос, чуть сипловатый, «был не тонок и не громогласен». Он всегда носил простую одежду, нередко появляясь в стоптанных и латаных башмаках. Современники утверждали, что «если кто его не знал, то никак не мог принять за столь великого государя». Однако с возрастом у Петра всё чаще случались судороги, которые сильно искажали его лицо и глаза, внушая ужас окружающим. *** Находясь в Голландии с «Великим посольством», Пётр успевал не только строить корабли, писать указы по поводу неотложных дел в России, руководить деятельностью своих подданных, обосно­вавшихся в Амстердаме, но и знакомиться с достопримечательностями и знаменитыми людьми. Он познакомился, например, с известным голланд­ским анатомом профессором Рюйшем, слушал его лекции и вместе с ним посещал госпиталь Святого Петра, побывал в анатомическом театре. Увлечение Петра анатомией сохранилось на долгие годы, как и страсть к коллекционированию редкостей, в том числе и различных уродцев. Это послужило причиной создания первого отечественного музея — петровской Кунсткамеры (от нем. Kunsfkammer — «кабинет редкостей», лмузей»). Он пробовал себя и в других искусствах и ремёслах. Так, под руководством известного художника Шхонебека молодой царь осваивал раз­личные техники гравировки. Он сделал гравюру под названием «Торжество христианства над исламом». Пётр и позже занимался гравёрным делом. После победы под Полтавой он собственноручно изготовил гравюру Полтавский бой» и оттиски с неё рассылал правителям различных государств. Убедившись, что в Саардаме ему учиться уже нечему, Пётр отправился в Амстердам, где на верфях ОстИндской компании продолжал учиться у мастера Геррита Класа Поля. Питер-тиммерман (Пётр-плотник), как его звали окружающие, принял участие в закладке большого морского фрегата. В это время Пётр сообщал на родину, что «трудится в поте лица своего». Он писал: «Делаем это не из нужды, а для того, чтобы изучить морское дело, чтобы по возвращении оставаться побе­дителями над врагами». Любознательность заставила Петра предпри­нять поездку в Англию. Там он более двух месяцев изучал теорию кораблестроения, был в арсенале, обсерватории, театре, парламенте, в Тауэре и на монетном дворе, посетил Оксфордский универси­тет. Везде появление Петра вызывало удивление. На него смотрели как на «восьмое чудо света», изумляясь его способностям быть инженером, пушкарём, кораблестроителем, токарем, оружей­ным мастером, кузнецом и плотником и при этом не тяготиться своим трудом, а получать от него удовольствие. Русский историк В.О. Ключевский считал, что за свою жизнь Пётр I овладел че­тырнадцатью различными специальностями. Про­зорливые люди понимали, что за необычным для царя поведением скрывается стремление Петра явить подданным пример для подражания, при­охотить их к полезному для государства труду. Пётр учился и учил других, нередко приобретая опыт как в ремёслах, так и в политике ценой собственных ошибок. Так, пока царь работал топором на голландских верфях, за его спиной велись тайные приготовления к подписанию мира между Австрией и Турцией при посредничестве Англии и Голландии. Лишь через полгода он узнал об этом и был потрясён лживостью правителей этих стран, расточавших ему любезности и уверявших в готовности к совместным действиям против Турции. Пётр поспешил в Австрию, надеясь убедить императора Леопольда отказаться от подписания мира с турками. 11 июня 1698 г. Пётр во главе посольства прибыл в Вену. Встреча с императором Леопольдом должна была состояться на уровне глав двух великих государств. Это требовало соблюдения определённого дипломатического этикета, состояв­шего из такого количества формальностей, что их согласование растянулось на десять дней. Напри­мер, аудиенция долго откладывалась из-за спора о том, когда русские послы должны снимать шапки. Австрийцы настаивали на том, чтобы послы обнажили головы при входе в аудиенц-зал, где собирались придворные и правительственные чины государства, а русские с обидой говорили, что не желают снимать шапок перед стенами и сделают это лишь в присутствии самого императора. В конце концов встреча между 26-летним русским царём и 56-летним австрийским импера­тором состоялась. Однако Леопольд, будучи опыт­ным дипломатом и искушённым политиком, свёл беседу к обмену ничего не значащими любез­ностями. Покидая в гневе императорский дворец, Пётр оказался в парке. Заметив лодку у берега озера, он сел в неё, начал неистово грести и плавал по озеру до тех пор, пока не успокоился. Столпившиеся на берегу придворные императора Леопольда с удивлением наблюдали за упраж­нениями московского царя, выслушивая от его приближённых объяснения о любви Петра к «Нептуновым потехам». Первый опыт самостоя­тельной дипломатической деятельности, полу­ченный молодым царём в годы «Великого по­сольства», содержал как успехи, так и неудачи. Этот опыт дал толчок развитию в Петре диплома­тических способностей, впоследствии высоко оце­нённых многими европейскими государственными деятелями. Знакомство с обычаями, законами, наукой, техникой и политическим устройством европейских стран внушило Петру мысль о необхо­димости «капитального ремонта» России, иными словами — преобразования всех сфер русской жизни по европейским образцам.