На правах рукописи
advertisement
На правах рукописи ПРОКОПЕНКО Сергей Алексеевич ПРОБЛЕМЫ И МЕТОДЫ ИЗУЧЕНИЯ ДЕМОГРАФИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ В ИСПАНИИ РАННЕГО НОВОГО ВРЕМЕНИ (КОНЕЦ XV-XVII вв.) Специальность 07.00.09 – историография, источниковедение и методы исторического исследования АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учёной степени доктора исторических наук МОСКВА 2011 Работа выполнена на кафедре Новой и новейшей истории исторического факультета Московского педагогического государственного университета Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор ВОЛОСЮК Ольга Виленовна доктор исторических наук, профессор ЗВЕРЕВА Галина Ивановна доктор исторических наук, профессор МОГИЛЬНИЦКИЙ Борис Георгиевич Ведущая организация: кафедра истории нового и новейшего времени Института истории и международных отношений Саратовского государственного университета Защита состоится «_____» апреля 2011 г. в _____ часов на заседании Диссертационного совета Д 002.249.01 при Институте всеобщей истории РАН по адресу: 119334, Москва, Ленинский проспект, 32а (ауд. 1406) С диссертацией можно ознакомиться в научном кабинете Института всеобщей истории РАН Автореферат разослан «___________________» 2011 г. Ученый секретарь Диссертационного совета, кандидат исторических наук Н.Ф. Сокольская Общая характеристика работы. Диссертация посвящена анализу изучения демографических процессов в Испании раннего Нового времени. В работе рассматриваются этапы, а также закономерности развития историко-демографической мысли и исторической демографии в Испании на протяжении Нового и новейшего времени; характеризуются исследовательские подходы, методы и полученные результаты в ходе изучения стационарной и квазидинамической моделей демографического гомеостазиса1 применительно к Испании конца XV-XVII вв. Актуальность темы диссертации определяется следующими обстоятельствами. Во-первых, научная специализация и засилье эмпиризма в 1990-х гг. поставили в повестку дня проблему исторического синтеза. Демография по своей природе является интегральной дисциплиной. Как верно заметил один из лидеров “Анналов” П. Шоню, “демография – это не только численность людей, пирамиды возрастов, краткосрочная и долгосрочная конъюнктура, хотя, конечно, это, прежде всего. Но демография охватывает жизнь, смерть, сексуальные отношения, любовь, производство нужное для жизни, передачу приобретенного, образование, память всякого рода, перепрограммирование рассудка. Демография является ключевым элементом для объяснения системы цивилизации”2. Во-вторых, несмотря на радикальные изменения современного мира, связанные с формированием глобальной цивилизации, сохраняется значительная преемственность исторических эпох. Это объясняется во многом существованием устойчивых институтов и форм организации общества. Историческая демография, которая в немалой степени занимается мало изменчивой биологической природой человека, рассматривает процессы именно “большой продолжительности”. В-третьих, из-за неравномерности исторического развития сохраняет практический Автором принята транслитерация термина homeostasis, предложенная Ю.Л. Бессмертным. Под демографическим гомеостазисом понимается способность открытой системы народонаселения поддерживать равновесие благодаря внутренним механизмам саморегуляции. В научной литературе также встречается другая трактовка понятия: как эндогенного саморегулирующегося механизма динамического равновесия. В диссертации категория “демографический гомеостазис” используется в значении, как свойства открытой равновесной системы, так и в значении механизма. 2 Chaunu P. Rétrohistoire. Racines et Jalons. Portraits et Galerie. – Paris, 1985. – P. 344. 1 интерес сопоставление закономерностей функционирования традиционного типа воспроизводства населения прошлых эпох и демографических процессов современных “развивающихся” стран. В частности, продовольственная помощь ООН (ФАО) государствам Азии и Африки строилась и строится с учётом неомальтузианских представлений о взаимовлиянии роста населения и бедности. Вчетвёртых, актуальность диссертации определяется тем, что изучаемый временной отрезок представляет собой переходную эпоху, как и сегодняшний этап в развитии человечества. Углубление знаний о закономерностях предшествующих переходных периодов позволяет понять особенности современной эпохи. В дополнение ко всему российское общество столкнулось сегодня с острым кризисом народонаселения, что усилило интерес к демографической проблематике, породило зачастую спекулятивные суждения о характере демографического перехода в нашей стране, некорректное сопоставление с другими современными обществами и историческими эпохами. Научная новизна исследования. Данная диссертация является комплексной работой на стыке исторической демографии, демографии, социальной истории, истории медицины. Это первое в российской испанистике специальное исследование, посвящённое испанской исторической демографии на примере анализа конкретно-демографических процессов Испании раннего Нового времени. Выявлена периодизация и дана характеристика этапов становления и эволюции историко-демографической мысли и исторической демографии с XVI в. по настоящее время; описаны прямые и частично косвенные источники по исторической демографии Испании раннего Нового времени; систематизированы представления об особенностях демографического развития Испании конца XV-XVII вв. с помощью категорий “демографический гомеостазис”, “стационарная демографическая модель” и “квазидинамическая демографическая модель”, “демографическая субмодель”, а также рассмотрены возможности социально-дифференцированного анализа демографического поведения. Объектом исследования являются испанская историческая демография и труды испанистов, изучающих демографические процессы Испании раннего Нового времени. Предмет диссертации – процесс изучения и результаты изучения демографических процессов, эволюции демографических и социально-демографических параметров испанского общества XVI-XVII вв., механизмов его гомеостазиса. В связи с этим ставятся следующие цели: – Охарактеризовать становление и развитие исторической демографии в Испании в международном контексте как самостоятельной научной дисциплины; – Проанализировать конкретно-исторические изыскания о динамике народонаселения в Испании XVI-XVII вв., а также о демографических и социально-демографических характеристиках испанского общества. Для реализации указанных целей сформулированы и решены задачи: 1) Выявление этапов формирования ядра историкодемографической проблематики Испании раннего Нового времени и эволюции историко-демографической мысли и исторической демографии в Испании на протяжении XVI-XX вв. 2) Анализ особенностей испанских демографических источников XVI-XVII вв. 3) Реконструкция динамики населения Испании в раннее Новое время и сопоставление существующих точек зрения на механизмы этой динамики и демографического гомеостазиса в целом. 4) Описание подходов к классификации демографических переменных, а также характеристика черт “испанской” стационарной и квазидинамической демографической моделей и субмоделей, существовавших на территории Испании в XVI-XVII вв. 5) Характеристика современных подходов и результатов изучения взаимодействия демографических и социальных переменных на испанском материале раннего Нового времени. В географическом смысле конкретно-историческая тематика исследования охватывает ядро испанского государства: Кастильскую Корону (без Индий и европейских владений) и бóльшую часть Арагонской Короны (без Сицилии, Сардинии и Неаполитанского королевства). Территориально границы данного объекта практически совпадают с пределами современной Испании. Ограничение хронологических рамок конкретно-исторической проблематики концом XV, XVI и XVII столетиями продиктовано цельностью периода как переходной эпохи от Средневековья к Новому времени. В социально-экономическом смысле это этап генезиса и становления капиталистических отношений, прерванный силой ряда обстоятельств, в результате чего реализовался т. н. обратимый вариант развития капитализма. В политическом плане – это этап консолидации испанского национального (метанационального) государства и государственности (абсолютизма). Большая часть этого периода приходится на время правления испанских Габсбургов (1516-1700), чьи династические интересы, представления об универсальных ценностях и задачах наложили заметный отпечаток на формы и содержание испанского “Нового государства”. Генезис капитализма деформировал и усложнил социальные структуры (вплоть до фрагментации общества на некоторых фазах развития), изменил привычный уклад жизни сотен тысяч людей, стереотипы их поведения. Это в свою очередь отразилось на характеристиках демографических моделей и субмоделей. В указанный хронологический интервал вписались практически все фазы т.н. “неомальтузианского цикла” на территории Испании. С точки зрения истории народонаселения данный период представляет собой лучше всего документированный цельный отрезок эволюции воспроизводства населения традиционного типа для стран Западной Европы. Степень изученности темы. Исследования отечественных специалистов могут быть сведены к трём неравнозначным группам. Это работы по исторической демографии общего характера, в которых затрагиваются проблемы зарубежной истории и историографии, крайне немногочисленный перечень статей по историко-демографическим процессам в Испании, а также конкретно-исторические и историографические работы наших испанистов по социальной истории, где рассматриваются смежные сюжеты. Развитие российской исторической демографии повторяло траекторию эволюции дисциплины в Европе. В рамках позитивистского подхода на рубеже XIX–XX вв. в исторических работах стала появляться информация о народонаселении. Но в советское время лидерство в области изучения проблем народонаселения прочно захватили демографы. Представитель т.н. “этнической демографии” В.И. Козлов сформулировал суть претензий к историкам: 1) Статичность и несистематичность использования демографической информации. 2) Излишне резкое разграничение с конца 1930-х гг. “общества” и “народонаселения” при изложении основ исторического материализма. 3) Сведение роли народонаселения в общественном развитии к второстепенному показателю – плотности населения3. Ведущий вклад в формирование советской традиции изучения демографических проблем всеобщей истории внесли М.В. Птуха и Б.Ц. Урланис. Эти учёные на основе опубликованной национальной статистики и данных зарубежных специалистов сумели наметить вехи эволюции европейского народонаселения. 3Козлов В.И. Динамика численности народов. – М., 1969. – С. 8-9. Усилиями экономистов-демографов в 1960 гг. появились исследования по организации статистических служб в зарубежных странах, что было важно для понимания формирования источниковой базы исторической демографии 4. В 1960-1970 гг. важную роль в пропаганде достижений зарубежной исторической демографии сыграли сотрудники Отдела демографии НИИ ЦСУ СССР. Отмечу также деятельность другого важного центра по изучению проблем народонаселения, который находился и находится на экономическом факультете МГУ. Специалисты этих двух центров, в частности, проанализировали современное состояние исторической демографии за рубежом5. Знакомство советских читателей с трудами ведущих зарубежных специалистов – Л. Анри, Дж. Хаджнала, П. Ласлетта, А. Сови, позволило довольно быстро поднять уровень демографических и историкодемографических исследований в СССР. Из многочисленных работ, которые можно отнести к жанру исторической демографии, выделю за высокий теоретический уровень, логику использования категориального аппарата и стремление выйти за рамки догматического марксизма труды А.Г. Вишневского, В.И. Козлова, С.Н. Брука, Д.К. Шелестова. Особо подчеркну значимость монографии Вишневского “Демографическая революция”6. Важное методологическое значение имеют содержательный анализ Вишневским механизма демографического гомеостазиса; характеристика понятий “структура смертности” и “структура рождаемости”, сущности изменения этих структур при демографическом переходе; соотношение и механизм взаимодействия “брачного поведения”, “полового поведения” и “репродуктивного поведения” с точки зрения влияния на рождаемость; уточнение им границ понятий “демографический переход”, “демографическая революция” и “демографический взрыв”. См., напр.: Маслов П. Критический анализ буржуазных статистических публикаций. – М., 1955; Рябушкин Б.Т., Симчера В.М. Очерки международной статистики: Методология и организация. – М., 1981. Очерк изучения развития международно-признанной статистики в России дан С.И. Бруком и В.М. Кабузан в третьей главе второго раздела коллективного труда Историческая демография: проблемы, суждения, задачи / Отв. ред. Ю.А. Поляков. – М., 1989. – С. 120-132. 5 См., напр.: Вишневский А.Г., Кон И.С. Предисловие // Брачность, рождаемость, семья за три века / Отв. ред. А.Г. Вишневский и И.С. Кон. – М., 1979. – С. 3-5; Шелестов Д.К. Историческая демография. – М., 1987. – С. 42-54. 6 Вишневский А.Г. Демографическая революция. – М., 1976. 4 В 1970 гг. к исторической демографии обращаются и историки. В 1974 г. в Таллинне состоялся первый Всесоюзный семинар по исторической демографии, на котором, в частности, констатировали факт признания самостоятельности дисциплины, как демографами, так и историками7. В 1976 г. впервые в советской демографической литературе был опубликован специальный очерк об исторической демографии, авторы которого Г.Е. Ананьева и А.П. Судоплатов дали обобщённую характеристику этой области знаний 8. С обзором состояния дел в зарубежной исторической демографии Нового времени и в советской историографии выступили таллиннский историк Х. Пали и специалист в области исторической географии В.В. Самаркин9. Появляются труды о школе “Анналов”, в которых также рассматриваются достижения французских историков в области исторической демографии10. В 1983-1986 гг. бюро Отделения истории АН СССР дважды рассматривало вопрос развития исторической демографии в стране. В 1984 г. была создана Комиссия по исторической демографии, а в 1985 г. она на правах секции вошла в Научный совет по исторической демографии и исторической географии. В том же году Совет и Комиссия участвовали в обсуждении историко-демографических проблем в Институте всеобщей истории11. Однако не стоит переоценивать масштабы исследований в сфере зарубежной истории. Характерно, что в третьем томе “Истории Европы” – труде, ставшем рубежным для советской историографии – демографии раннего Нового времени было отведено только две страницы12. Шелестов Д.К. Основные этапы развития исторической демографии // Историческая демография: проблемы, суждения, задачи / Отв. ред. Ю.А. Поляков. – М., 1989. – С. 24. 8 Ананьева Г.Е., Судоплатов А.П. Историческая демография // Система знаний о народонаселении / Под ред. И.Д. Валентея. – М., 1976. – С. 225-237. 9 См., напр.: Палли Х. Некоторые характеристики развития семьи в странах Западной Европы XVII-XIX веков (по материалам зарубежных исследований) // Брачность, рождаемость, семья за три века / Отв. ред. А.Г. Вишневский и И.С. Кон. – М., 1979. – С. 169-182; Самаркин В.В. Историческая демография западноевропейского средневековья // Вопросы истории. – 1977. – № 2. – С. 186-192. 10 См.: Соколова М.Н. Современная французская историография. – М., 1979; Афанасьев Ю.Н. Историзм против эклектики. – М., 1980. 11 Шелестов Д.К. Основные этапы развития исторической демографии. – С. 27-28. 12 История Европы. Т. 3. От средневековья к новому времени (конец XVпервая половина XVII в.) / Отв. ред. Л.Т. Мильская и В.И. Рутенбург. – М., 1993. – С. 31-32. 7 Наибольшую активность в этот период среди специалистоввсеобщников проявлял Ю.Л. Бессмертный. Анализ его научных трудов по исторической демографии (всего 31) показывает, что пик занятий этой темой пришёлся на 1984-1994 гг. Как свидетельствует траектория эволюции его научных интересов, историческая демография оказалась полустанком на пути следования от социальной истории к исторической антропологии. Опора, по понятным причинам, на нарративные, генеалогические, просопографические и нормативные источники, данные антропонимики подталкивали историка к усиленному изучению представлений и повседневной практики. Как отметил Ж. Ле Гофф, редкое использование современными западными специалистами этих документов придало исследованиям Бессмертного научную оригинальность и значимость13. Можно согласиться со специалистами в том, что наиболее важным в теоретическом смысле было введение в научный оборот учёным понятия “вид воспроизводства населения” как составной части более общей категории – “исторического типа воспроизводства населения” 14. Период ранней Новой истории охарактеризован им на основе вторичных источников. Тем не менее, учитывая лидирующие позиции французской исторической демографии, анализ Ю.Л. Бессмертным достижений зарубежных исследователей в области конкретно-исторического изучения народонаселения раннего Нового времени придаёт его наблюдениям значительную ценность. Испания была вне зоны внимания советских демографов. Испанскую фактуру можно встретить в работах некоторых исследователей (Х. Палли, В.И. Козлов, С.Н. Брук, В.М. Кабузан), но лишь как второстепенный иллюстративный материал. Это объяснялось как периферийным положением страны, так и отсутствием должной лингвистической подготовки наших специалистов. Характерно, что по истории Испании привлекалась, как правило, франко- и англоязычная литература. Потому перечень исследований по исторической демографии Испании в Новое время исчерпывается обзорной статьей В.В. Кулешовой “Испания” в “Демографическом словаре”15 с крайне лапидарными сведениями и рефератом С.Д. Червонова трёх статей аргентинцев из центра К. 13Ле Гофф Ж. Средневековье Юрия Бессмертного // Homo Historicus. – Кн. I. – С. 164. 14Рецензия М.Б. Денисенко на книгу: Ю.Л. Бессмертный. Жизнь и смерть в средние века. Очерки демографической истории Франции // Вопросы истории. – 1994. – № 3. – С. 187. 15 Демографический энциклопедический словарь / Гл. ред. Д.И. Валентей. – М., 1985. – С. 157-158. Санчеса Альборноса по проблемам исторической демографии средневековой Испании.16 Сведения о численности населения страны в XVI в., почерпнутые в трудах Х. Руиса Альманса, можно найти в содержательных статьях Э.Э. Литавриной, посвящённых социально-экономическим проблемам страны в эпоху испанского “Золотого века”17, в ряде обобщающих и специализированных исследований18. Бóльшее освещение получили в нашей литературе сюжеты социальной истории. Наибольший интерес привлекало прошлое этнорелигиозных и этнокультурных меньшинств. О евреях, в связи с их преследованиями инквизицией, писали в разное время историки С.Г. Лозинский19, А.Е. Кудрявцев20, И.Р. Григулевич21, филолог З.И. Плавскин22. Работа последнего написана на основе фондов библиотеки известного американского испаниста Г.Ч. Ли с использованием новой информации о численности иудеев в конце XV в. Культурологический подход в изучении иудеев и конверсос позднего Средневековья с успехом реализует в последние годы Г.С. Зеленина23. Этноисторию морисков с привлечением демографического материала изучал арабист Р.Г. Ланда 24. Он, в Червонов С.Д. Первые исследования по демографии испанского средневековья (Обзор) // Демография западноевропейского средневековья в современной зарубежной историографии. К XVI Международному конгрессу исторических наук (Штутгарт, август 1985). Реферативный сборник / Отв. ред. Ю.Л. Бессмертный, А.Л. Ястребицкая. – М., 1984. – С. 151-167 (или Червонов С.Д. Испанский средневековый город / Редакторысоставители: О.В. Ауров, Е.И. Щербакова. – М., 2005. – С. 307-322). 17 См., напр.: Литаврина Э.Э. Некоторые проблемы генезиса капитализма в испанской деревне XVI в. // Проблемы испанской истории. 1975 / Отв. ред. И.М. Майский. – М., 1975. – С. 156-157. 18 См., напр.: Абрамсон М.Л., Сказкин С.Д., Штейн А.Л. Испания в XVI – первой половине XVII в. // Всемирная история. Т. IV / Отв. ред. М.М. Смирин. – М., 1958. – С. 247-277; Свет Я.М. Севильская западня. – М., 1969. 19 Лозинский С.Г. Социальные корни антисемитизма в средние века и в новое время. – М., 1929. – С. 103-119. 20 Кудрявцев А.Е. Испания в средние века. – Л., 1937. 21 Григулевич И.Р. Инквизиция. – 2-е изд., испр. – М., 1976. 22 Плавскин З.И. Испанская Инквизиция: палачи и жертвы. Исторические очерки. – СПб., 2000. 23 См., напр.: Зеленина Г.С. От скипетра Иуды к жезлу шута: Придворные евреи в средневековой Испании. – М., 2008. Перечень её работ см.: http://cbjs.rggu.ru/article.html?id=78356 24 Ланда Р.Г. В стране Аль-Андалус через тысячу лет. – М., 1993; Landa R.G. Le rôle économique et social des morisques en Espagne // Mélanges Louis 16 частности, привёл данные французских испанистов о численности морисков на момент высылки, количестве депортированных и о географии диаспоры. Плодотворную работу в области изучения испанских благородных XVI-XVII вв. уже много лет осуществляет В.А. Ведюшкин. Ему же принадлежит статья, где дана типология внутренних миграций в Испании того времени25. Отечественные историографические исследования в смежных областях исторического знания Испании (социальная история, этнология) представлены содержательной статьёй Г.А. Поповой26. Для западной историографии в целом, и испанской в частности, до последнего времени была свойственна недооценка значимости анализа историографического процесса, особенно современного. Это замечание касается и исторической демографии. Тем более что такой ситуации способствует представление о позднем времени конституирования самой дисциплины. В результате в мировой испанистике нет специальных исследований о развитии исторической демографии в Испании. Мы располагаем на сегодня только региональными историографическими работами (по Каталонии монография А. Симона-и-Тарреса27, статья по Наварре А. Гарсиа-Санса Маркотеги28) или исследованиями проблемноисториографического характера. Из трудов последнего типа особо отмечу информативный обзор Д.-С. Реера и А.В. Лобо об испанских источниках по исторической демографии29; по историографии Cardaillac / Zaghouan (Tunisie), 1995. – P. 395-409; Он же. Мориски в Магрибе // Вопросы истории. – 1997. – № 3. – С. 51-59. 25 См., напр.: Ведюшкин В.А. Испания // История Европы. Т. 3. От средневековья к новому времени (конец XV – первая половина XVII в.) / Отв. ред. Л.Т. Мильская и В.И. Рутенбург. – М., 1993. – С. 98-106; Он же. Кастильское дворянство XVI в. и “чистота крови” // Элиты и этнос Средневековья / Отв. ред. А.А. Сванидзе. – М., 1995. – С. 163-169; Vedyushkin V. Migration and Social Mobility (The Castilian Nobility in the Sixteenth Century) // Le migrazioni in Europa. Sec. XIII-XVIII / a cura di S. Cavaciocchi. – Firenze, 1994. – P. 677-682. 26 Попова Г.А. Хулио Каро Бароха: историк или антрополог? // Испанский альманах. Вып. 1 / Отв. ред. С.П. Пожарская. – М., 2008. – С. 94-109. 27 Simón i Tarres A. Aproximació al Pensament Demográfic a Catalunya. – Barcelona, 1995. – 171 p. 28 García-Sanz Marcotegui A. El estado de la cuestión de la demografía histórica en Navarra desde el siglo XVI hasta el presente // Demografía histórica en España / Eds. V. Pérez Moreda y D.-S. Reher. – Madrid, 1988. – P. 324-338. 29 Reher D.-S., Lobo A.V. con la colaboración de García Sestafe J.V. Fuentes de información demográfica en España. – Madrid, 1995. – 111 p. морисков монографию М.А. де Баньеса Ибарро30, а также статьи о т.н. второй христианской колонизации Гранадского королевства И. Ариаса де Сааведра31, Р.Г. Пейнадо Сантаэльи32 и М. Баррьоса Агилера33. Теоретической основой исследования является марксистскоориентированная философия истории. При этом марксизм понимается как открытая и развивающаяся система, проверяющая правоту выводов практикой. Такой самокритичный и творческий настрой тем более важен для демографов ввиду переоценки ортодоксальным марксизмом социального начала в человеке в ущерб биологическому. В основные дискурсы современной марксистско-ориентированной философии истории входят представление о стадиальности исторического процесса; такие категории как общественноэкономическая формация (социально-исторический организм – социор), социально-экономический уклад. Наиболее плодотворно эвристические возможности марксизма в 1960-1980 гг. реализовывали марксисты и неомарксисты Италии, Франции и Испании. Важным прорывом в преодолении догматического марксизма, который господствовал в советском обществоведении, стали работы Ю.И. Семенова34 и В.П. Илюшечкина35. В частности, четырехстадиальная теория прошлого человечества синолога В.П. 30 Bañes Ibarro, M.A. de. Los moriscos en el pensamiento histórico. Historiografía de un grupo marginado. – Madrid, 1983. – 166 p. 31 Arias de Saavedra I. Granada en el siglo XVI. Panorama de la historiografía reciente // Hispania. – 1990. – № 176. – P. 1259-1283. 32 Peinado Santaella R.G. La repoblación del Reino de Granada. Estado de la cuestión y perspectivas de la investigación // La reconquista de los reinos hispánicos. – Zaragoza, 1991. – P. 173-344. 33 Barrios Aguilera M. Sobre los moriscos del Reino de Granada y el fin del “País Islámico”. Preguntas y propuestas de estudio // Actas Simposio Internacional de Mudejarismo. Mudéjares y moriscos. Cambios sociales y culturales. – Teruel, 2004. – P. 401-436. 34 См., напр.: Семенов Ю.И. Категория «социальный организм» и её значение для исторической науки // Вопросы истории. – 1966. – № 8. – С. 88-106; Он же. Теория общественно-экономических формаций и всемирная история // Теория общественно-экономической формации. – М., 1978. – С. 126-164; Он же. Философия истории. – М., 2003. 35 См.: Илюшечкин В.П. Рентный способ эксплуатации в добуржуазных обществах древности, средневековья и нового времени. – М., 1971; Он же. Общее и особенное в развитии добуржуазных классовых обществ (к постановке проблемы применительно к древнему и средневековому Китаю) // Социальная и социально-экономическая история Китая / Под ред. В.П. Илюшечкина. – М., 1979. – С. 5–24. Илюшечкина (как и теория У. Ростоу) достаточно хорошо соотносится с демографическими макромоделями или с историческими типами воспроизводства населения. Главными результатами ревизии как ортодоксального, так и догматического вариантов марксизма стали отрицание формационно–классового редукционизма, отказ от универсальности категории “формация”, предложение о характеристике обществ в переходные эпохи как “многоукладных”, т.е. без чёткой формационной принадлежности 36. Немаловажное влияние на такую эволюцию оказал пересмотр взглядов на природу процессов неравновесных систем, отказ от представления о “точных науках” как номотетичных, а, следовательно, переосмысление общего и особенного в методологических процедурах гуманитарных и естественных наук 37. Лучшие образцы конкретно–исторической реализации этих положений представлены в трудах видного французского испаниста П. Вилара, академика Ф. Мартина Руиса, Дж. Фонтаны Ласаро. Отмечу также приоритет К. Маркса в осознании значимости учёта аксиологического фактора (“идеологического подтекста” 38). Развитие этого подхода, обогащённого неокантианской традицией интериоризации исторического исследования 39, процедурой триангуляции (особенно т.н. внутриметодологической и межметодологической)40 нужно рассматривать в качестве необходимого условия для современного историографического анализа. В основу диссертационного исследования положен диалектический подход и такие методологические принципы, как историзм и системность. Диалектический подход применительно к эпистемологии означает отрицание чистой онтологии и чистой гносеологии. Следовательно, анализ гносеологических проблем осуществляется в единстве с постановкой и решением проблем социального бытия и как предметно-практическая деятельность. При этом “дилемма Риккерта” игнорируется, а формально-логическое изучение языка Левковский А.И. Социальная структура развивающихся стран. – М., 1968. – С. 12-16. 37 См., напр.: Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из Хаоса. Новый диалог человека с природой. – М., 1986. – С. 14-16, 28-29. 38 Уайт Х. Метаистория. Историческое воображение в Европе XIX века. – Екатеринбург, 2002. – С. 27, 60. 39 См., напр.: Копосов Н.Е. Как думают историки. – М., 2001. – 326 с. 40 См., напр.: Качкин А.В. К методологии социальных наук // Левинтовские чтения. Выпуск первый / Отв. ред. С.А. Прокопенко. – Ульяновск, 2006. – 15-23. 36 науки не рассматривается в качестве гносеологической задачи. Для исторической демографии, оперирующей массовыми статистическими источниками, значимость диалектики возрастает в связи с тем, что современное понимание самой научности и принципов научности трансформировалось в спор–оппозицию между “количественниками” и “качественниками” о границах применения количественных и качественных методов в научных исследованиях. Историзм, требующий учёта исторического контекста, при изучении человека, его мышления и общественных институтов, до сих пор остаётся краеугольным камнем историков41. Не случайно попытки ряда этнологов исследовать культурные явления вне конкретных временных рамок оказались несостоятельными42. Этот опыт приобретает особую значимость ввиду того, что именно из этнологии посредством механизма “трансляции” (“диффузии”) в историческую науку в XX столетии проникли семиотико– структуральные конструкты и многие концепции. Принцип системности реализуется многопланово. Во-первых, демографические переменные рассматриваются в качестве компонентов единого целого, известного как тип (“модель”, “режим”) демографического воспроизводства. Во-вторых, в отличие от представителей до сих пор присутствующего в нашей демографии “стационарного” подхода, декларирующих то, что миграции не входят в предмет данной дисциплины, 43 я рассматриваю народонаселение Испании как динамичную систему. Поэтому значительное место в исследовании отведено миграциям. В-третьих, сами демографические модели выступают как подсистемы единого целого – общества. Потому в диссертации прослеживаются важные аспекты взаимодействия демографических Автор отдает себе отчёт в сложности проблемы. С одной стороны, постоянные атаки на историзм (Б. Кроче, М. Хайдеггер, Л. Витгенштейн, “первоначальный” М. Фуко, в определенной мере современный т.н. “медиевализм”) отражают реальную сложность познавательной практики, в т.ч. существование противоречия между когнитивными и идеологическими функциями исследователя. Это хорошо видно сейчас на примере “нового лингвистического поворота” (“вербальной фикции” по Х. Уайту) и увлечения проблемами дискурсов самого исследователя. С другой стороны, за ритуальными расшаркиваниями в адрес принципа историзма зачастую скрывается незнание, и даже нежелание знать аргументы оппонентов. 42 См.: Крёбер А.Л. Избранное: Природа культуры. – М., 2004. – С. 10-11; Леви-Строс К. Место антропологии среди социальных наук и проблемы, возникающие при её преподавании. – М., 1983. – С. 305-339. 43 См., напр.: Борисов В.А. Демография. – М., 2003. – 339 с. – С. 14-15. 41 переменных с социальными, экономическими, ментальными и биологическими факторами. Среди конкретно–исторических методов44, использованных в работе над диссертацией, выделю историко-генетический, историко-сравнительный, историко-типологический и историкосистемный. Для моей работы также полезной оказалась процедура исследования в рамках системно–структурального анализа (или интегрально-аналитического метода)45 таких структур как “город”46 и “этносоциальная общность”47. Из-за значительной административно-налоговой специфики Испанской монархии, да и самой Кастильской короны, что серьёзнейшим образом сказалось на формировании источников, были использованы элементы стадиально-регионального метода (А.Н. Чистозвонов). В связи с органическими дефектами ранних цензов и дефицитом цензов по XVII в. для прояснения спорного вопроса о динамике численности населения применялись разновидности историко-ретроспективного метода. При исследовании проблемы устойчивости демографических субмоделей и вектора их изменения использовались специальные демографические (количественные) методы. Отбор источников диссертации диктовался предметом исследования, пониманием необходимости выборочной перепроверки историографического материала конкретноисторическими данными, а также доступностью самих источников. Основная информация собрана в библиотеках Москвы, Ленинграда, Мадрида, Алькала де Энарес, Севильи. Также использованы возможности МБА, Internet’а и Intranet’а. Значимость последних особенно возросла в 1990-е гг. в связи с катастрофическим сокращением поступлений в страну зарубежной научной литературы, а в 2000-е гг. благодаря развитию информационных Широкое гносеологическим обоснование этих методов сделал А.И. Уваров. См.: Уваров А.И. Гносеологический анализ теории в исторической науке. – Калинин, 1973. – гл. V. 45 См. подр.: Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. М., 1984. – С. 159-191. Наиболее детально вопросы применения системного метода в истории рассмотрены А.И. Ракитовым. См.: Ракитов А.И. Историческое познание. – М., 1982. – Гл. 2. 46 Лапшин В.А. К структуре понятия “город” // Категории исторических наук / Отв. ред. В.Н. Боряз. – М., 1988. – С. 115-127; Миронов Б.Н. Русский город в 1740 – 1860-е годы. – Л., 1990. – 271, [1] c. 47 Caro Baroja J. Inquisición, brujería y criptojudaísmo. – Barcelona, 1974. – 292 p. 44 технологий и присоединению Испании к Берлинской конвенции 2003 г. о свободном доступе к научной информации. Для ориентации в специализированной литературе “докомпьютерного” периода использован библиографический справочник “Historical Abstracts. Bibliography of the World’s Historical Literature – ABC – Clio Information services (California)” с выборочной перепроверкой по “Índice histórico español” (Barcelona: Teide, 1955, 1957), “Libro español” (1965, 1975) и “Bibliographie internationale de la Démographie historique” (1982). При обработке журналов до конца 1980-х гг. использовался метод сплошной выборки (для профильных и по настоящее время), в последующий период – электронные поисковые системы общего характера48 и специализированных центров49. Изученные испанские конкретно-исторические источники можно свести к следующим группам: 1) Опубликованные цензы и переписи. 2) Опубликованные антологии законов, а также трактаты и извлечения из трактатов интеллектуалов (в т.ч. “арбитристов”, “проектистов”, “моралистов” и “просветителей”) XVI-XVIII вв. 3) Факсимильные публикации словарей Нового времени. Историографические источники включают в себя: 1) Справочные издания. 2) Интернет- и Интранет-ресурсы специализированных международных и испанских центров демографической истории, экономической истории, архивов и университетов. 3) Монографические и коллективные исследования, статьи из сборников, журналов и ежегодников отечественных авторов. 4) Рукописи (диссертации) российских специалистов. 5) Переводные монографические исследования и статьи зарубежных авторов. 6) Исследования на семи современных иностранных языках, в т.ч. материалы МКИН; МКЭИ; публикации конгрессов и конференций, проведённых под эгидой Международной комиссии по исторической демографии, ADEH, Испанской ассоциации экономической истории, различных университетов и Из новейших статей в испанистике по теме см.: Rubio Liniers M.C. Fuentes bibliográficas para la historia en internet. Estado de la cuestión // Hispania. – 2006. – № 1 (222). – P. 142-153. 49 Особо выделю сайт Лаборатории исторической демографии Льежского университета (режим доступа: www.ulg.ac.be/hiecosoc/bidh/fr/aboutfr. shtml), а также сайт Ассоциации исторической демографии Испании (ADEH), через который можно зайти на сайты подобных ассоциаций других стран. – Режим доступа: http://www.ucm.es/info/adeh. 48 исследовательских центров, а также монографии и статьи из 58 журналов и ежегодников. Научная значимость диссертации заключается в том, что представленные материалы позволяют понять закономерности эволюции демографической мысли и исторической демографии Испании, а также современного этапа развития зарубежной исторической демографии. Знание демографической истории Испании – ведущего европейского государства раннего Нового времени, обогащает наши представления о диалектике взаимодействия социального и биологического, о чертах присущих той эпохе, о закономерностях перехода от феодализма к капитализму. Испания – одна из первых стран, где произошла ранняя трансформация спорадически возникающих элементов капитализма в относительно устойчивую подсистему. Существуют различные вариации объяснения этого феномена в рамках неоклассических, ортодоксально-марксистских, неомарксистских и др. парадигм. Огромный эмпирический материал, введённый в научный оборот после публикации работ выдающегося американского испаниста Э. Дж. Гамильтона, настоятельно требует переосмысления имеющихся концепций. В частности, необходимо посмотреть под этим углом зрения на саму проблему “системообразующего фактора” в генезисе капитализма; на уровни, иерархию, степень, формы взаимодействия таких агрегатных переменных как народонаселение, внешняя торговля, внутренняя торговля, производство и проч. Практическая значимость исследования. Материалы и выводы диссертации полезны для понимания закономерностей современного развития исторической демографии в Западной Европе, которая по уровню и масштабам явно опережает отечественную. Речь идёт, прежде всего, о теоретических установках и методологических подходах, разработке специальных методик, которые, несмотря на особенности источников, применимы для изучения российской истории. Анализ конкретноисториографических проблем важен для осмысления закономерностей эволюции исторической демографии, её места в системе гуманитарных дисциплин, развития испанской исторической науки и испанистики в целом. Конкретноисторический материал можно использовать для уточнения представлений об истории населения Испании и Западной Европы в раннее Новое время, об истории Испании XVI-XVII вв., а значит для компаративного анализа прошлого Европы. Результаты проведённого исследования полезны при написании учебников и чтении историографических, а также страноведческих курсов по истории Испании, романских и латиноамериканских стран. Апробация работы. Диссертация была обсуждена на заседании Отдела западноевропейского Средневековья и раннего Нового времени ИВИ РАН. Результаты исследования диссертационной тематики освещались в докладах и сообщениях на I Международной конференции историков-клиометристов (Донецк, 1991), Всесоюзной конференции “К 500-летию открытия Америки” (Москва, 1992), Международной научно-практической конференции “Россия, Восток, Запад” (Владимир, 1997), II Международной конференции испанистов (Москва, 1999), Всероссийской конференции “Проблемы изучения военной истории” (Самара, 2005), II и III Всероссийских конференций по исторической демографии (Сыктывкар, 2005 и 2007), VII Конгрессе этнографов и антропологов России (Саранск, 2007), Международной конференции VI Валентеевские чтения (Москва, 2010), III Всероссийском симпозиуме по исторической демографии (Сыктывкар, 2010). Структура диссертации. Диссертация объёмом 636 страниц состоит из “Введения”, четырёх глав, “Заключения”, “Списка использованных источников”, который включает 764 наименования на 84 страницах, и из четырёх приложений. В Приложении I дан перечень использованных журналов и периодических изданий (всего 61). Приложение II содержит “Перечень таблиц и рисунков (диаграмм и графиков) диссертации” (13 таблиц и 10 рисунков, в т.ч. 3 графика, 6 диаграмм, 1 карта-схема); Приложение III включает в себя краткую характеристику территориально-административного устройства Кастильской короны и епископального деления Испании, а также 2 карты. В Приложении IV рассматриваются современные процедуры сглаживания миграционного эффекта для дефектных и неполных баз данных. Основное содержание диссертации. Первая глава “Институциональные основы изучения демографической истории Испании XVI-XVII вв.” состоит из 2 параграфов. В первом параграфе “Основные этапы развития исторической демографии в Испании” рассмотрены вопросы о времени конституирования исторической демографии как науки; становления и развития исторической демографии в Испании. Следует различать процессы формирования ядра историкодемографической проблематики, становления демографии и исторической демографии как самостоятельных наук. В логическом смысле эти три процесса должны быть представлены в указанной хронологической последовательности, но исторически они взаимопереплетались. В соответствии с представлениями о значимости проблем народонаселения, характера использованных источников и методик, а также состава специалистов в истории испанской историко-демографической мысли и исторической демографии выделено четыре этапа развития и дана характеристика этих этапов. Первый этап связан с творчеством интеллектуалов XVI-XVII вв.: т.н. арбитристов–экономистов, специалистов в области генеалогии, а также теологов, педагогов и правоведов. Наибольший интерес представляют арбитристы – последовательные сторонники меркантилизма в Испании. Лучший систематизатор их наследия экономист М. Колмейро Пенидо (1818-1897) включил в “Библиотеку испанских экономистов XVI, XVII и XVIII вв.” более 400 авторов (в т.ч. просветителей). В большинстве своём испанские мыслители раннего Нового времени концентрировались на проблемах экономики и фиска. Однако некоторые арбитристы XVII столетия (Гарсиа де Эррера-и-Контрерас, П. Фернандес Наваретте), стали сводить упадок Испании к демографическому кризису. В этот же период предпринимаются попытки определения причин кризиса и способов выхода из него. Для этой цели эпизодически привлекаются приходские книги (С. де Монкада), некоторые цензы (Ф. Мартинес де ла Мата). Следует отметить достижения в области изучения генеалогии, которая в XVII в. достигла своего пика в лице таких представителей как Х. Пельисер, А. Каррильо и особенно Л. де Саласар-и-Кастро. Второй этап развития испанской историко-демографической мысли охватывает XVIII-XIX вв., когда среди элит испанского общества распространяются идеи рационализма, а государство начинает проявлять систематический интерес к демографической информации. Тогда же формируется квазистатистическая демография. Персональный состав демографов весьма пёстр: просветители, эрудиты, историки, экономисты, медики. Наиболее значимый результат данного периода – публикация Т. Гонсалесом Эрнандесом (1829) уцелевших цензов за 1528-1536, 1541, 1569, 1587, 1591, 1616, 1625, 1646-1647 гг., которые содержали богатую информацию о народонаселении. Отмечу также проект подготовки “Историко-географического словаря Испании” на рубеже XVIIIXIX вв. Хотя к публикации удалось подготовить материалы только по одному региону – по Стране Басков и Наварре, они свидетельствуют о высоком методологическом уровне издания. В многочисленных статьях об отдельных посёлках и в сводных статьях дана дисперсионная информация о численности домовладений, иногда о количестве жителей с конца XIV по XVIII вв. Это позволило в настоящем выявить тенденции демографической динамики региона и помочь в определении величины (коэффициента) семьи/домохозяйства. Интерес представляют также генеалогические сведения местных королевских династий и аристократических линахес. В XIX в., несмотря на многочисленность медицинских трактатов, связанных с демографической тематикой, доминировали исследования по т.н. “социальному вопросу”. Из врачей-“гигиенистов” (т.е. тех, кто связывал напрямую успехи медицины с социальными преобразованиями) несомненным лидером являлся П. Фелипе Монлау. Опираясь на достижения европейской демографии, он первым в Испании стал использовать новые теоретические понятия: “средняя продолжительность жизни”, “вероятность жизни”, “таблицы смертности” и т.д. В середине XIX в. медики Б. Кастельянос де Лосада, Х.М. Гуардиа и др. стали пионерами в разработке сюжетов истории сексуальности и маргинальности (проституция, преступность). Феномен индустриализации также внес лепту в изучение городской демографии. Инженер И. Серда в 1867-1868 гг. издал двухтомный труд о перспективах урбанизации, где рассмотрел структуру, проблемы и условия жизни современного ему барселонского населения. Историки к демографическим сюжетам проявляли тогда только эпизодический интерес. Тем не менее, появились региональные и локальные исследования с привлечением приходских актов и местных подворных переписей (падронес): ещё в XVIII в. – И. де Ассо по Арагону, натуралиста и историка А. Дж. (Х.) Каванильеса (A.J. Cavanilles) по Валенсии; в XIX в. – Х. Варгаса Понсе о Гипускоа, Капдера-и-Камина о Жероне, Х. Хестосо о Севилье XVI столетия. Третий этап развития испанской исторической демографии датируется примерно концом XIX в. – серединой ХХ в. Ведущую роль в эти годы продолжали играть статистики и демографы, которые группировались в основном по «ведомственному» принципу: в Географическом институте и на кафедрах географии. Налоговая реформа 1902 г. и решение о создании т.н. “Кадастра 1906 г.” качественно изменили ситуацию с национальной статистической службой. Это проявилось в резком повышении уровня переписей, активной публикации результатов переписей, а также материалов текущего учёта (в частности, после почти пятидесятилетнего перерыва возобновился выпуск Anuario Estadístico de España). Общий подъём демографической науки благотворно повлиял на историческую демографию. С конца XIX века появились качественные образцы "археологической медицины" (С. Банус, позднее Г. Мараньон), фундаментальные труды по генеалогии Ф. Фернандеса де Бетанкура (Бетенкурта). По свидетельству Р. Каранде, в 1920 гг. историю населения Севильи по нотариальным протоколам изучали студенты из “Лаборатории искусства” местного университета. Сам Каранде в те же годы обнаружил в севильских архивах и использовал перепись налогоплательщиков – глав семей города за 1534 г. В 1930 гг. Х. Руис Альманса вновь, после М. Колмейро, вводит в научный оборот “ценз Т. Гонсалеса”. В 1940-е гг. к систематическому изучению местных каталонских переписей XV-XVI вв. приступил Ж. Маури Сера, а арагонских документов – Ж.(J) Реглá. Тем не менее, в эти годы историческая демография оставалась в тени демографии, а главный исследовательский потенциал в этой сфере был сосредоточен на кафедрах географии. Четвёртый – современный – этап в развитии испанской исторической демографии начинается с середины XX в. Закономерным итогом позитивных изменений стало создание в 1982 г. Испанской ассоциации исторической демографии, что в свою очередь послужило мощным стимулом для дальнейшего развития дисциплины в стране. Официальными печатными органами ассоциации с 1983 г. являлся Boletín de la Asociación de Demografía Histórica (с 2001 г. преобразован в журнал Revista de Demografía Histórica), а также выходящий с 1999 г. бюллетень текущих событий Noticias de la ADEH. Благотворное воздействие на эволюцию исторической демографии оказали методологические установки и наработки французских “Анналов”, а затем “Кембриджской группы истории населения и социальной структуры”. Главными пропагандистами “Анналов” в Испании стали представители “школы Висенса Вивеса”, а позднее галисийские историки, группировавшиеся вокруг А. Эйраса Роэля. Рост популярности, начиная с 1970-х гг., методик учёных Кембриджской группы был связан с поворотом к построению динамичных демографических моделей и использованию сложных вариантов ретроспективного анализа. В 1960-1970 гг. наиболее тесные контакты историческая демография поддерживала с экономической историей, чему в немалой степени способствовали смежные научные интересы мэтров испанистики (испанцев – Х. Надаля Ольера, Ф. Руиса Мартина, А. Домингеса Ортиса; французов – П. Вилара, Б. Венсана, А. Лапейре, Б. Беннассара, Ж.-П. Ле Флема). Первоначально, в условиях дефицита информации для т.н. достатистической эпохи, несомненная взаимосвязь экономики и населения натолкнула многих на мысль сопоставить динамику уровня смертности и цен сельскохозяйственных товаров. Логическим продолжением этой идеи стали неомальтузианские теории разного рода. Хотя последующие исследования показали ограниченность схем механизма демографического давления в неомальтузианских объяснениях кастильского кризиса XVII в., но на том этапе они стимулировали массовый интерес историков к проблемам народонаселения. В 1990-е гг. стремление понять мотивы демографического поведения стимулировало сближение исторической демографии с этнологией и с социальной историей (в том числе с отпочковавшимися от неё историей семьи, историей сексуальности, историей менталитета) и со сравнительно модными новинками – антропометрией (“биодемография” в испанской версии) и гендерной историей. Особо отмечу активность представителей последней, которая формируется в Испании с начала 1980-х гг. под влиянием американской историографии. У истоков испанской гендерной истории стояли Х. Сепеда Адáн, М.К. Гарсиа-Ньето, Р.М. Капель. Диалог с антропологами/этнологами и представителями социальной истории внёс существенный вклад в углубление понимания типологии демографических режимов. Предметом обсуждения специалистов стали в основном история семьи, домохозяйства и родственных систем. Именно в 1980-е гг. были обозначены контуры исследовательского проекта, который реализуется и поныне: разработка новых методов, сравнительный анализ эволюции систем хозяйств/семей в Иберии и на территории Италии, роль в этом наследственных систем и приданого, брачные модели и влияние на них миграций. Эти процессы вдохнули новую жизнь в традиционную генеалогию, стимулируя масштабные просопографические изыскания. Сейчас в центре внимания специалистов находятся вопросы размера, композиции и структур семьи, юридические аспекты брака, ментальные проблемы (“демографическое поведение” с точки зрения социализации людей, конструирование “семейной памяти”). До 1970 гг. основные научные силы концентрировались вокруг крупных специалистов в Барселоне (Х. Висенс Вивес, потом Х. Надаль) и в Мадриде (Ф. Руис Мартин). Затем начинают возникать иные региональные группы. Пример тому галисийская (на базе университета Сантьяго де Компостела) во главе с А. Эйрасом Роэлем. Эти историки специализировались на подготовке районных и локальных монографий, используя ВИС-метод. В 1983 г. исследователями валенсийского и аликантского университетов создан Seminari d’estudis sobre la població del País Valencià (SEPPV). Его деятельность существенно повысила уровень координации научных поисков, как в масштабе этой исторической области, так и на национальном уровне. Под влиянием Ж. Реглá, французских испанистов Б. Венсана и А. Лапейре, здесь активно изучалась история морисков (крещёных мусульман и их потомков). В Гранаде проблематику морисков и христианских колонизаций королевства разрабатывали медиевист М. Гуаль Камарена, новисты А. Домингес Ортис и М. Барриос Агилера с многочисленными учениками. Здесь же, в гранадским университете, в 1990-е гг. создаётся Instituto de Estudios de la Mujer (Т. Ортис), журнал которого Arenal. Revista de Historia de las Mujeres фактически стал издательским органом Испанской ассоциации исследования истории женщин. В университете г. Мурсия, благодаря Ф. Чакону Хименесу, сформировался центр по изучению истории семьи как института демографического и социального воспроизводства с упором на исследование наследственных стратегий. За рубежом научные школы испанистов-демографов не сложились. Вероятно, главными причинами этого являются трудоёмкость и высокая затратность обработки прямых источников. Но видные иностранные специалисты работают в тесном контакте с испанскими коллегами на индивидуальной основе. Формы сотрудничества разнообразны: чтение лекционных курсов, работа в летних школах, руководство диссертантами, соучастие в исследовательских проектах и т.д. В настоящее время с точки зрения методологии, направлений поиска, институционального обеспечения испанская историческая демография вплотную приблизилась к мировым лидерам в этой области знаний и является одной из самых динамичных отраслей исторической науки в Испании. Это можно объяснить следующими важнейшими обстоятельствами. Во-первых, испанская демография имеет за спиной многие поколения эрудитов, демографов, географов, экономистов, историков, которые разрабатывали отдельные аспекты истории народонаселения, искали подходы к объяснению закономерностей его движения. Во-вторых, как это ни парадоксально, но сегодняшние успехи исторической демографии связаны с её долгим игнорированием официозной наукой. Постоянный интерес консервативной историографии к эпохе имперского величия Испании и засилье традиционалистов в новистике в первые десятилетия франкизма вынудили прогрессивно мыслящих историков сосредоточиться на разработке «целинных» сюжетов и проблем. В-третьих, благотворно сказалось многоканальное и многоуровневое влияние передовых историкодемографических зарубежных школ. В результате научная молодёжь Испании, восприимчивая к новому, смогла быстро усвоить новаторские подходы и наработки. В-четвёртых, плодотворной работе современных испанских историков способствует разнообразная и обильная документация – одна из лучших для Европы раннего Нового времени. Второй параграф “Демографические источники по истории Испании XVI-XVII вв. ” содержит характеристику “прямых” и “косвенных” источников по исторической демографии. К прямым источникам относятся приходские книги, цензы/переписи, а также региональные цензы – т.н. падронес. По времени начала регистрации, сохранности и географии охвата приходские книги диоцезов Кастильской короны уступают в Европе только английским. В Арагонской короне наиболее репрезентативны приходские акты на территории Каталонии. Приведена классификация видов приходских книг, подробно рассмотрена специфика основных приходских актов. К самым значимым недостаткам основных приходских актов следует отнести пространственную и временную вариативность информации в однотипных записях, а также сложность сопоставления основных типов актов из-за негомогенности информации. По совместной инициативе SEPPV и ADEH в 1991 г. было решено создать унифицированные модели обработки приходских актов. Всего, исходя из информативной полноты источников, разработаны две модели-схемы карт семьи: одну для умерших, и вторую для рождённых (крещённых), а также брачующихся. Цель проекта заключается в создании предпосылок для сравнительного анализа демографических процессов в национальном масштабе. Другая важная проблема связана с сохранностью приходских актов. Епископальная конференция Испании 26.02.1976 рекомендовала сосредоточить все приходские книги, срок хранения которых превысил сто лет, в центральных архивах диоцезов. По мере выполнения решений о централизации публикуются справочникипутеводители по церковным фондам. Для современного этапа исследования большое значение имеют результаты почти тридцатилетней работы группы Дж. Ма. Марти-и-Бонета по описанию крупных церковных архивов и почти 23 тысяч приходских хранилищ. В параграфе проанализированы особенности ранних цензов (включая разные списки) Кастильской и Арагонской корон. С конца XV и на протяжении XVI вв. на территории Кастильской короны было проведено семь цензов и в XVII столетии – ещё пять. По качеству и частоте проведения цензов эта практика не имеет аналогов в Европе раннего Нового времени. Сравнительно достоверные цензы появляются в 1520-е гг. Самым точным для столетия считается ценз 1591 г., известный в литературе как “ценз Томаса Гонсалеса”. Среди региональных цензов XVI в. наиболее значим многотомный “Relaciónes histórico-geográficas de los pueblos de España” (по Новой Кастилии). По XVII столетию существуют цензы 1616, 1631, 1625, 1646-1647, 1693-1695 гг. Однако из-за начавшегося экономического и политического упадка Кастильской короны в XVII в., вплоть до т.н. Кадастра Энсенада 1749-1753 гг. в стране не провели ни одного ценза сопоставимого по качеству с цензами XVI столетия. Информация по Арагонской короне намного худшего качества. На этих территориях административные и юридические особенности, которые негативно сказывались на документации, были ещё большими, чем в Кастильской короне. Основная часть сохранившихся документов имеет фискальное происхождение. Наиболее плохо представлены источниками сам Арагон (только ценз “1650 г.”) и Майорка (1585, 1591, 1648 гг. и за 1667 г., который считается первым достоверным цензом). По Каталонии раннего Нового времени известны цензы за 1497, 1515, 1553, 1626, 1655, 1716-1718 гг. Лучше всего в Арагонской короне представлено сравнительно надёжными источниками Королевство Валенсия, в т.ч. региональными цензами 1510 г., 1527-1528 гг., т.н. цензом 1565-1572 гг. и переписью 1692 г., проведённой для организации местных воинских формирований. Учитывая активное применение ретроспективного метода, дана характеристика поздних цензов второй половины XVIII в., близких по принципам проведения к современным переписям, а также переписей XIX в. Всего за вторую половину XVIII столетия было организовано пять переписей. Материалы самого качественного ценза 1786-1787 гг. в сочетании с первичной документацией и приходскими актами делают возможным применение продольного анализа. С 1857 г. Национальный институт статистики стал проводить подушные переписи. Во второй половине ХIХ столетия в Испании провели шесть переписей: в 1857, 1860, 1877, 1887, 1897 и 1900 годы. Определённые лакуны и дефекты прямых источников диктуют потребность обращения к косвенным. Ценная информация содержится в нотариальных актах, разнообразных фискальных документах, отчетах о воинских затратах, в книгах госпиталей, материалах епископальных инспекций, доказательствах “чистоты крови”, в судовых регистрах и т.д.50 В целом совокупность информации из прямых и косвенных источников позволяет восстановить динамику населения Кастильской короны и базовых демографических переменных в раннее Новое время. Краткая характеристика специализированной документации также дана в ряде параграфов третьей и четвёртой глав, где рассматривается историография конкретно-исторических проблем. 50 Вторая глава “Базовые элементы стационарной модели демографического гомеостазиса в Испании XVI-XVII вв.” состоит из двух параграфов. Первый параграф “Динамика народонаселения” посвящён описанию движения населения в Испании. Главную трудность для воссоздания демографической динамики создаёт подворный принцип переписи населения. Методологической основой решения проблемы определения т.н. коэффициента двора стала дискуссия о композиции семьи/домашнего хозяйства. Главные усилия исследователей были направлены на перепроверку данных взаимодополняющих источников (приходских книг, падронес и цензов). Можно выделить два основных подхода к определению величины “двора”. Первоначально доминировал поиск среднеарифметической (М. Колмейро, Ф. Бустело). В 1960 гг. благодаря усилиям лидера “Кембриджской группы по изучению история населения и социальной структуры” П. Ласлетта начинается работа по выявлению локальных и региональных типов семей в разных странах. В основу типологии Ласлетт положил критерий “структуры” (точнее композиции семьи). Во второй половине 1990-х гг. австриец К. Казер предложил дополнительный критерий классификации (характер наследования земельной собственности) и свою типологию. Один из важнейших итогов изысканий испанистов-новистов последних десятилетий – снижение средней численности двора/семьи с 5–5,5 человек до 3,5–4. Работы специалистов (выделю группу Ф. Чакона Хименеса в Мурсии) показали доминирование в Испании Габсбургов нуклеарных семей, что подтверждает ситуацию, ранее обнаруженную в Англии и во Франции. В то же время нужно иметь в виду пространственную и временную вариативность композиции и численности семьи/хозяйства в соответствии с региональными, этнокультурными, социальными особенностями и с логикой семейного цикла. В целом движение населения в Испании той эпохи описывается в рамках теории неомальтузианского цикла. Историки XX столетия (М.М. Постан, Ж. Мевре, П. Губер, Б. Слихер ван Бат) серьезно уточнили первоначальную мальтузианскую модель применительно к доиндустриальным обществам. В настоящее время из числа важнейших эндогенных переменных неомальтузианской модели выделяют пять: 1) Численность населения; 2) Норма смертности; 3) Норма рождаемости; 4) Норма браков; 5) Норма “реального заработка” (дохода). Изыскания Ф. Руиса Мартина, А. МолиньеБертран, М.А. Ладеро Кесада, В. Переса Мореды и многих других позволили к началу 1980-х годов воссоздать общепринятую (с некоторыми нюансами) картину движения населения Кастильской короны. Важнейший вклад в исследование демографической конъюнктуры Арагонской короны внесли представители “школы Висенса Вивеса” (Х. Надаль, Ж. Реглá), французы П. Вилар и Б. Венсан. В период раннего Нового времени максимальной величины население Испании достигло к началу 1590-х гг. (примерно 7,2 млн человек, в т.ч. Кастильская корона около 6,1 млн). Восходящая фаза демографического цикла в Кастильской короне датируется приблизительно 1520-1590 гг. С точки зрения динамики роста можно выделить 4 зоны: северо-западная (Галисия, Кантабрия, часть Леона); Старая Кастилия (включая часть Леона); Новая Кастилия и Андалусия. По показателям абсолютного роста лидировали Новая Кастилия (до 1580-х гг.) и северо-запад. Этот век для Арагонской короны также был позитивным, хотя темпы демографического роста были ниже кастильских. По самому Арагону выборки показывают, что пик крестин здесь пришёлся на 1590-1600-е гг. В Каталонии демографический подъём был настолько медленным (с ясно выраженной стагнацией в первую половину столетия), что восстановление после средневекового кризиса произошло только примерно к 1570 г. В Королевстве Валенсия рост населения наблюдался до конца 1580-х гг. Наибольшие споры вызывает вопрос о хронологии и масштабах демографического кризиса в Кастильской короне. Традиционно рубежом в демографической конъюнктуре Кастильской короны считается пандемия чумы 1596-1602 гг. Она унесла от 600 до 700 тысяч жизней (Б. Беннассар, В. Перес Мореда). В связи с появлением в 1989 г. программного продукта Р. МакКаа и Г. Переса Бриньоли в Испании началось активное применение облегчённой версии инверс-проекции. Это и точечные выборки по ВИС-методу позволили отодвинуть начало фазы демографического надира в Кастильской короне на четверть столетия – т. е. в 1620-е гг. (А. Санс Гарсия) или даже во вторую четверть XVII в. (Д.-С. Реер, М. Ливи Баччи). Подобное объясняется значительным естественным демографическим потенциалом восстановления, который был реализован за счёт сокращения целибата в репродуктивных когортах и снижения возраста вступления в первый брак. Важную компенсаторную роль играли повторные браки: 30% и выше от общего числа свадеб в этот период. Депрессия после кризиса второй четверти XVII в. продолжалась на большей части Кастильской короны до 1670-1680-х гг. Вместе с тем динамизм демонстрировали северо-запад, Андалусия и Мадрид. Благодаря группе А. Эйраса Роэля, довольно хорошо известен механизм галисийского и кантабрийского “чуда”, основанного на внедрении маиса и огораживании земли. Ситуация в Мадриде и окрестностях, достаточно типичная для столиц (приток мигрантов), проанализирована Д. Рингросом. Детально рассмотрено влияние американского фактора и урбанизации на экономику и демографию Андалусии. Пандемия 1596-1602 гг. Арагонскую корону почти не затронула. Для Валенсии, в меньшей степени для Арагона, рубежом стала депортация морисков 1609-1614/15 гг. Хотя в Валенсии с 1620 г. наблюдался рост рождаемости и населения (до 1726 г.), преодолеть катастрофические последствия изгнания морисков удалось только к концу XVII столетия (Х.М. Перес Гарсия, А. Лапейре и др.). В Арагоне, как свидетельствует динамика крещений, кризис разразился в 1611-1635 гг. Затем до середины века происходит подъём, который сменился стагнацией в третью четверть XVII столетия и новым подъёмом с 1685 г. (Х.А. Салас Аусенс). В Каталонии кризис начинается в 1620–е гг. и длится до 1660 г. После этого намечается демографический рост, который продолжался вплоть до начала Войны за испанское наследство (П. Вилар, Х. Надаль, Р. Николау Нос и др.). Ряд 1 – по литературным данным с максимальным значением за 1591 г. (8,485 млн чел.) Ряд 2 – по литературным данным с минимальным значением за 1591 г. (7,88 млн чел.) Ряд 3 – данные по цензам и вторичным источникам с коррекцией автора (7,2 млн чел. в 1591 г.) Постановка американскими историками Д. Нозом и Р. Томасом вопроса о существовании нескольких типов выхода из неомальтузианского кризиса нашла подтверждение на испанском материале. Анализ фазы кризиса и фазы выхода из него позволил выделить следующие типы реакции на демографический кризис в Испании XVII в.: классически-традиционный, традиционномиграционный, социально-реформаторский и модернизационный. При первом типе сокращение сельского населения со временем оборачивалось повышением предложения земли, уменьшением спроса на продовольствие, стабилизацией денежно-финансовой ситуации. И на фоне улучшения экономической конъюнктуры уже вновь наблюдался рост брачности за счёт сокращения светского и церковного целибата, снижения брачного возраста, повторных браков. Как следствие, увеличивалась рождаемость, что при благоприятных условиях могло дать старт новому неомальтузианскому циклу (как в Старой Кастилии). Для зон второго типа, как правило, собственный рекреативный потенциал был недостаточен. Однако комплекс экономических и социокультурных преимуществ (как реальных, так и мнимых) привлекал, особенно в промышленные центры и столицы, мигрантов из сельской округи или депрессивных регионов. Третий тип был связан с изменениями структуры собственности, хотя, по большому счёту, и он не выводил за рамки традиционного общества. Суть его сводится к крестьянско-уравнительному разделу земли и созданию экономической основы демографического роста (Гранада после депортации местных морисков). Наконец, четвёртый тип выхода представлял собой демографический рост за счёт модернизации аграрного производства, интенсивного развития межрегиональной торговли. Он наблюдался в Галисии, Кантабрии, Астурии, а также в Западной Андалусии. Во втором параграфе “Описание “демографической модели” в Испании” анализируется история осмысления механизмов движения населения в национальном масштабе и на региональном уровне. Рассматриваются подходы к построению демографических моделей, элементы гомеостазиса и их иерархии, композиция элементов, отношения между ними (“структуры”), а также соответствия/несоответствия испанских реалий «европейской» действительности. Показано, что на современном этапе основной теорией для объяснения особенностей воспроизводства населения традиционного типа является неомальтузианство, а главным методом генерализации выступает конкретно-историческая типология. Важнейшим шагом при создании демографической макротеории стала категория “тип (“régime”) демографического воспроизводства населения” (А. Ландри). Для выражения региональной и временной специфики ТДВН используется понятие “демографическая модель”. В современной западной историографии также оперируют как синонимом категорией “демографический режим”, который является “комбинацией таких факторов как рождаемость, смертность, плодовитость, уровень брачности, сальдо миграции, которые и обеспечивают воспроизведение населения”. Существует значительное разнообразие подходов к созданию типологии моделей. Наибольшее значение для историков имеют т. н. “содержательные модели”, которые представляют собой результат классификации, основанной на анализе генезиса эндогенных и экзогенных переменных тех или иных систем. Первая по времени попытка описания “европейской” макромодели предпринята британским специалистом Дж. Хаджналом (1965) на основе критерия брачности. Им же были выделены две модели в рамках указанной макромодели. Известны версии развития такого подхода к классификации: П. Ласлетта (он ввёл дополнительный критерий – размер семьи, а его последователи композицию семьи), Ю.Л. Бессмертного (предложил новую таксономическую единицу – “вид воспроизводства населения”). Потребности учёта региональной специфики вынудили детализировать варианты т.н. “западноевропейской” макромодели. В 1970-1990-е шла проверка гипотезы о существовании в Европе региональных моделей. Накопленные факты в последние десятилетия заставили специалистов отойти от жесткого разделения по географическому принципу. В настоящее время больше говорят не о региональных моделях, а о функциональных. Тем не менее, хотя города (крупные и средние) разных стран в бóльшей мере демонстрировали склонность к унификации демографического режима, в деревнях всё-таки региональные отличия проявлялись рельефней и сохраняли устойчивость. Параметры основных элементов демографического гомеостазиса Испании в раннее Новое время позволяют отнести её к т.н. “средиземноморской” или “южной” модели воспроизводства населения. Этой модели в отличие от модели северо-западной Европы были свойственны более ранний возраст первого брака для женщин, бóльшая плодовитость (и рождаемость) и более высокая детская смертность. Ближе всего усреднённым общеиспанским показателям соответствовали Наварра и Астурия. В долгосрочной перспективе определяющую роль в механизме гомеостазиса европейского населения доиндустриальной эпохи играла смертность. Поэтому в фокусе внимания международного специализированного сообщества в 1960-1970-е гг. оказались проблемы смертности (“обычной” и “катастрофической”). В силу источниковых ограничений “обычная” смертность в доиндустриальном обществе – величина конкретно-историческая и конвенционная. Определяется она по приходским книгам или генеалогическим источникам, как правило, по методике расчёта специальных и общих коэффициентов смертности. Для определения нормы катастрофической смертности в испанистике обычно используют или т.н. коэффициент жизненности населения, или методики, разработанные в 1970-е гг. (М. Ливи Баччи и Л. дель Плата, М.У. Флинн и Т. Холлингворт, Ж. Дюпакье). Фундаментальный вклад в изучение смертности в Испании Нового времени внёс В. Перес Мореда. Как свидетельствуют многочисленные труды специалистов, обычная смертность составляла в стране 35-40 промилле (самый низкий показатель для эпохи зафиксирован в Англии – от 22 до 29‰). В XVII в. этот показатель несколько вырос, но был меньше, чем в последней четверти XVI или в XIX вв. О тенденциях эволюции обычной смертности наиболее наглядно свидетельствуют данные по центральной части Кастильской короны. Вопреки стереотипам, здесь показатели кризисного XVII в. отнюдь не выбиваются из общего ряда. Особо подчеркну то, что эти области относились к самой депрессивной территории Испании. Таблица 1. Средневзвешенный индекс смертности по 12 областям внутренней Испании в 1576-1850 гг.* перио д 1576 1600 1601 1625 1626 1650 1651 1675 1676 1700 1701 1725 1726 1750 1751 1775 1776 1800 индек с 827 515 583 392 456 438 519 461 454 1801 1825 633 1826 1850 333 * Источник: Pérez Moreda V. Las crisis de mortalidad en la España interior: siglos XVI-XIX. – Madrid, 1980. – P. 126. Наиболее высокой была детско-юношеская обычная смертность. Так в континентальной Испании первых десятилетий XVII в. почти половина смертей приходилась на долю детей до 7 лет. Другая специфическая черта демографического режима Старого порядка – сравнительно высокая материнская смертность. Косвенным доказательством высокой угрозы смертности при родах является анализ завещаний женщин общины “старых христиан” г. Гранада в первые две трети XVI в. Там все молодые женщины писали “акты последней воли” именно перед родами. Однако в противоположность мнению Э. Ригли, Р. Шэфилда и др., ведущим демографическим регулятором в Испании XVI в. являлась катастрофическая смертность (В. Перес Мореда, Х.А. Ортега Осона). Этот показатель варьировался в диапазоне примерно 100250 промилле. Во время пандемии чумы 1596-1602 гг. индекс смертности по Кастилии (кроме Сантандера) составил 317,3%. В результате общей высокой смертности, ожидаемая средняя продолжительность жизни составляла 27-28 лет. За 1950-1980-е гг. эволюционировали представления о причинах катастрофической смертности: на смену теории продовольственных кризисов как её первопричины (Ж. Мевре) пришло понимание того, что эпидемиологические кризисы смертности имеют не только экзогенный, но и эндогенный характер. Потому история болезней стала одной из самых популярных тем в последние десятилетия ХХ века. В мае 1997 г. в Иерусалиме состоялась первая международная конференция, организованная микробиологами, по обмену опытом идентификации палеоэпидемий. В результате специалисты детализировали представления об особенностях влияния на демографию конвенционных болезней (гендерная, возрастная и региональная специфика), вклада той или иной болезни в общую картину смертности, причинах особой вирулентности эпохи. Плодотворной методологической новацией последних лет стало введение в научный оборот понятия “патогенный комплекс”, который включает в себя человека, патогенного агента и его переносчиков. Это позволило соединить биологический и социальный аспекты исследования объекта. В это же время наметился пересмотр оценки роли общей смертности (в сторону понижения) в механизме гомеостазиса. Вслед за французским историком Ж. Дюпакье (а ранее А. Ландри, Дж. Хаджнал), в настоящее время большинство испанистов считают, что брачность является главным параметром гомеостазиса традиционного типа (М. Ливи Баччи, В. Перес Мореда, Д.-С. Реер и др.). Представляется, однако, что значение брачности как главного регулятора динамики народонаселения проявлялось во время восходящей фазы неомальтузианского цикла, а также после кризисов смертности (как часть компенсаторного механизма). Параметры “усреднённой” западноевропейской брачной модели были впервые описаны Дж. Хаджналом и П. Ласлеттом. Если Р. Роулэнд, А. Валеро, А. Альвар Эскера считали, что по показателю возраста вступления в первый брак Испания тяготела к “северозападной” модели, то В. Перес Мореда и Д.-С. Реер аргументировано утверждают о её близости к “средиземноморской”. Обычная норма брачности в Испании XVI в. была достаточно высокой (12% и выше). В обычные времена возраст вступления в первый брак составлял 22≈26 лет у мужчин и 19-24 года у женщин. Однако фактически можно говорить о двух зонах брачности (прежде всего, применительно к женщинам): северной и южной. В первой зоне средний возраст вступления в первый брак был примерно на 2,5 года выше. Во многом это объяснялось различиями систем наследования (неравное и уравнительное соответственно), что влияло на брачное и репродуктивное поведение, а также на масштабы миграции, конкубината и целибата. В XVII столетии произошло повышение возраста брачности, особенно в городах, примерно на 1-2 года. Это объяснялось кризисными социальноэкономическими явлениями в городах Кастильской короны. Из-за частой преждевременной смерти одного из супругов повторные браки составляли до 30% от общего количества. Больше шансов создать вторую семью было у мужчин: 50% их женились повторно, но только 15-20% вдов выходили замуж. Вопреки стереотипам, доля окончательного целибата в XVI в. была невелика (Р. Роулэнд, В. Перес Мореда). Хотя уровень светского целибата рос в первые сорок лет XVII в., и после короткого промежутка (возможная компенсаторная реакция на Тридцатилетнюю войну и сецессии) вновь стал увеличиваться с 1660 г. На периферии Кастилии можно говорить об институализации взаимосвязанных явлений: холостяцкого/незамужнего состояния, эмиграции, конкубината и бастардства. Но в таком случае правомерно поставить вопрос о степени репрезентативности показателя брачности (и целибата), выведенного на базе приходских регистров. Поэтому перспективной для последующего исследования и более точного определения “фактической брачности” представляется оценка масштабов конкубината и степени соответствия социальной практике нормам канонического брака в испанском обществе. Для определения норм рождаемости используются ВИС-метод и методы Принстонской группы. Как показывает пример Новой Кастилии, уровень рождаемости был высоким в конце XVI в. – до 40%, но затем стал сокращаться (до 33% к 1640 г.). Довольно значительной была доля бастардов, особенно в городах (рекорд в Саламанке за 1580-1600 гг. – 253% от общего числа новорождённых). Как и везде в ту эпоху, рождаемости/зачатиям (как и смертности), была присуща сезонная цикличность. Брачная плодовитость в средиземноморских странах показывает обратнопропорциональную зависимость от величины доли замужних женщин репродуктивных когорт (Р. Роулэнд). Сравнительно с Португалией и Италией в Испании были более высокие показатели плодовитости. Хотя периоды между родами у испанских женщин составляли в среднем 20 и даже 24 месяца, что объяснялось, скорее всего, практикой длительного кормления детей грудью. Общий высокий индекс законнорожденных (0,653-0,844 – данные за XVIII в.) делает маловероятным предположение о существовании сознательного контроля зачатий во всех социальных группах. Этот вывод В. Переса Мореды, основанный на исследованиях принстонских демографов, согласуется с тенденцией последних лет наблюдаемой в европейской историографии. Но часть исследователей, как испанистов (К. Ран Филлипс), так и специалистов в области истории других стран (К. Эдвардс, а ранее Анри и Ригли), ссылаясь на резкие колебания детности в отдельных городах, а также свидетельства современников, утверждают обратное. В центре и на юге Испании норма плодовитости в XVI в. колебалась в диапазоне от 3,1 до 13 детей на один брак или примерно в среднем 4,75-5 детей с небольшим снижением показателя в следующем столетии. Причинами сокращения общей плодовитости в XVII в. стало повышение возраста вступления в первый брак, рост удельного веса повторных браков, ухудшение условий жизни и усиление религиозного ригоризма, что выразилось в сокращении добрачных и внебрачных сексуальных связей, а также в усилении дисциплинарной роли церковного календаря. Значительные системные региональные колебания демографических характеристик в Испании заставили историков обратиться к эвристическим возможностям категории “демографическая модель”. Анализ идёт как по линии сопоставления общеиспанских показателей и “западной” макромодели, так и по линии выявления региональных моделей (субмоделей) в самой Испании. Наиболее плодотворно в этом направлении работают А. Эйрас Роэль, Р. Роулэнд, В. Перес Мореда, Ф. Чакон Хименес, Д.-С. Реер. Модифицированная методология выделения динамичных региональных субмоделей по материалам поздних цензов, разработанная Эйрасом Роэлем и использованная в ходе диссертационного исследования, позволила выявить на территории Испании в XVI-XVII вв. четыре основные субмодели (северная, центральная, андалусийская, каталонская) и три “переходные” или смешанные (астурийская, майоркская и валенсийская или левантийская). В этот период ведущую роль играла центральная субмодель. Потому её многие показатели были наиболее близки к усреднённым общеиспанским параметрам. Таблица 2. Основные демографические субмодели Испании XVI-XVII вв. Параметры “Северная” плодовитост ь рождаемость относительно низкая высокая смертность относительно небольшая гиперконтрол ь сильная эмиграция высокая режим брачности миграции плотность населения “Центральная ” высокая “Андалусийская ” низкая высокая низкая высокая высокая минимальный контроль преобладание эмиграции низкая - “Каталонская ” относительно высокая относительно высокая относительно высокая - сильная иммиграция высокая сильная иммиграция средняя В противоположность общепринятым взглядам А. Эйрас Роэль полагает, что существовавшие в стране той эпохи региональные субмодели, являли собой фазы перехода от модели традиционного типа воспроизводства населения (“центральная”) к модели нового типа (“северная”). Осуществлённый нами конкретно-исторический анализ переписей начала XX столетия с применением специальных методов, с одной стороны, подтвердил гипотезу Эйраса Роэля о тенденции к унификации региональных субмоделей, но с другой – показал устойчивость региональных демографических комплексов на протяжении нескольких столетий. Главным фактором поддержания неравенства на протяжении Нового времени были миграции. Именно они создавали гендерные диспропорции как в регионах донорах, так и регионах реципиентах. Хотя генерировали миграции в течение столь протяженной эпохи разные причины. В целом совместные усилия испанистов дали возможность уже в 1980-е гг. описать динамику и основные элементы демографического гомеостазиса для т. н. стационарной модели. Накопленный материал позволил перейти к детализации картины и одновременно к обобщениям путём построения, прежде всего, региональных демографических субмоделей, существовавших на территории Испании в XVI-XVII вв. Однако выявление механизма гомеостазиса на уровне субмоделей остаётся проблематичным. Третья глава “Миграционные процессы и их влияние на испанскую демографию” включает в себя 4 параграфа. Хотя сегодня в центре внимания специалистов находится задача создания полномасштабной динамической или квазидинамической модели демографического гомеостазиса в Испании на протяжении всего Нового времени, состояние источников не позволяет говорить о возможности подобного для раннего Нового времени. Поэтому в современной литературе миграции рассматриваются только как элемент демографического гомеостазиса, а ранее они анализировались в основном с точки зрения проблемы т. н. “испанского декаданса”. В этой связи в главе представлена историография следующих конкретно-исторических проблем: эмиграция в Западные Индии; ущерб от войн и мобилизационных мероприятий; депортации этнорелигиозных и этнокультурных меньшинств; иммиграция (французская и португальская), а также внутренние миграции. В первом параграфе “Потери Испании” рассматриваются проблемы эмиграции в Западные Индии и потери в военных операциях и в войнах. Исследование эмиграции в Америку – старейший раздел истории миграций в испанистике. До сих пор существует явный перекос в пользу изучения американской эмиграции из-за раннего включения испанцев в колонизацию Нового Света и исключительной документированности этого процесса. Интерес к эмиграции усиливало и то обстоятельство, что она традиционно рассматривалась как одна из важнейших причин депопуляции Испании. Сводка значительного числа материалов из опубликованных источников по колонизации дана Х.Л. Мартинесом (1983). Наибольшую ценность представляют т. н. королевские лицензии Совета Индий и т. н. информация о “чистоте крови”. Однако в научный оборот они стали вводиться только в ХХ столетии. Современники предпочитали в оценке масштабов эмиграции оперировать непроверенными данными и завышать цифры (Ф. Наваретте). Эта традиция нашла широкую поддержку в XVIII в. у просветителей, а в XIX в. у либералов и “рехенеристов” (или “поколение 98 года”). В основе аргументации большинства просветителей лежали суждения по аналогии, когда современная им ситуация экстраполировалась на предшествующие столетия. Тем не менее, уже с XVI в. проявилась тенденция скорректировать “демоническую” интерпретацию роли эмиграции в судьбах страны (Х. Лопес де Веласко, позднее А. Васкес де Эспиноса, Х. Устáрис, Э. Ларруга). Но специальные работы по данной теме появились только на рубеже XIX-XX вв., а качественный прорыв в разработке проблематики произошёл во второй половине XX столетия. После гражданской войны 1936-1939 гг. и реорганизации научных учреждений Академии лидером в изучении испанской эмиграции в Америку стала севильская Школа американистских исследований и мадридский Институт Гонсало Фернандеса де Овьедо. Изыскания в 1940-1950 гг. научных групп К. Бермудеса Плата и П. Бойд-Бовмана по королевским лицензиям, супругов Шоню заложили основы современного этапа изучения вопроса. В 1970-1980-е гг. работу, начатую К. Бермудесом Платом, по составлению «Каталога пассажиров в Индии» – т.е. списков эмигрантов XVI в. – завершила группа Л. Ромера Ируэла и М.К. Галбис Диес. Но самым важным вкладом в изучение списков эмигрантов за XVI в. стал «Геобиографический указатель» группы П. Бойд-Бовмана. Всего идентифицировано 56 тыс. колонистов, что позволило определить общие и региональные черты миграции. В канун 500-летия “открытия” Америки резко активизировались американисты. В организационном плане самым значимым событием стало создание испанской секции La Federación Internacional de Estudios de América Latina y el Caribe c целью координации латиноамериканских исследований в Испании (Сеговия, 1986 г.). Среди издательских проектов, приуроченных к юбилею, самым амбициозным стал план издания “Коллекция 1492”, включающий в себя более 250 книг. В подготовке серии участвовало 330 историков из 40 стран под научным руководством Х. Андрес-Гальего (CSIC). В последние десятилетия ХХ в. удалось оценить масштабы нелегальной эмиграции (cкорректировав цифры в сторону понижения), реэмиграции, иммиграции, социальный, профессиональный, гендерно-возрастной и региональный состав эмигрантов. Особо отмечу усилия по оценке масштабов нелегальной эмиграции. Сторонники ревизии прежних оценок оперируют технологическими и техническими расчётами (тоннаж кораблей, регламент судовождения, динамика переходов), анализом списочных составов экипажей судов, обслуживавших атлантический трафик (П. Шоню, М. Мёрнер, А. Якобс). Заслуживает внимания обращение севильского историка Х. Хиля в начале XXI века к нотариальным актам Севильи для изучения эмиграции в Америку. Этот источник частично компенсирует лакуны первых лет колонизации и позволяет нам с некоторой приблизительностью выяснить число эмигрантов и их географическое происхождение. До сих пор из-за худшего состояния источниковой базы динамика эмиграции и состав эмигрантов в XVII в. изучены слабо. По современным оценкам, число эмигрировавших в Индии за два столетия составило не более полумиллиона человек. В соответствии с интенсивностью эмиграции швед М. Мёрнер выделил 5 этапов в этом процессе: 1506-1540; 1541-1560; 1561-1600; 1601-1625; 1626-1650 гг. Однако эта единственная на сегодняшний день научно обоснованная периодизация эмиграции в Индии распространения в испанистике не получила. Анализ влияния эмиграции на испанскую демографию идёт в двух направлениях. С одной стороны, изучается композиция самой эмиграции, с другой – ситуация в регионах-донорах. Первое направление сформировалось раньше и достигло существенных успехов. Что же касается второго, то вплоть до конца XX столетия в большинстве испанских провинций темой занимались эпизодически, документы местных архивов практически не привлекались. Выделяются на этом фоне исследования М. Родригес Канчо и А. Родригес Грахера по Эстремадуре по материалам цензов и приходских книг. Удалось выяснить, что в XVI в. главную роль в подпитке заморской экспансии играли 7 южных и западных областей Кастилии. На долю Севильи, Уэльвы, Бадахоса, Кáсареса, Саламанки, Толедо и Вальядолида пришлось две трети эмигрантов. Даже с учётом транзитного характера части этой миграции, чётко выраженная локализация эмигрантов из регионов-доноров подтверждает то, что эмиграция во многом была результатом излишнего демографического давления. Рост, начиная со второй трети XVII столетия, удельного веса в эмиграции северных, благополучных в демографическом плане областей, подтверждает указанную закономерность. В то же время гендерно-возрастная специализация эмиграции могла существенно деформировать гендерные пропорции в рекреативных когортах ряда регионов и тем самым негативно влиять на демографию в целом. В долгосрочной перспективе наибольшее негативное воздействие на демографическую ситуацию в Испании оказала экспансионистская политика Габсбургов. Общие невосполнимые потери от мобилизации в армию и на флот составили около миллиона человек. Но, видимо, непосредственные боевые потери были меньше потерь от болезней. В Испании традиционно большое внимание уделяли изучению финансовых аспектов войн (Ф. Руис Мартин, А. Домингес Ортис, М. Гарсон Пареха, Х. Санчес Белена, И. Пулида Буэна, Ма.Э. Мартин Акоста и др.). В послевоенной Великобритании сформировалась сильная школа испанистов, уделявших большое внимание собственно военной истории (лидер И.А.А. Томпсон). Полезными в некоторых аспектах для исторической демографии являются работы представителей т.н. “новой военной истории” (Дж. Паркера, Р. Куатрефагеса, Р. Пудда, Ф. Гонсалеса де Леона, П. Аллена). Исследования показали, что рост доходов Короны в XVI в. и создание системы государственного долга, ключевым элементом которой стали американские сокровища, позволили существенно увеличить вооружённые силы страны. Отношение личного состава армии и флота к населению в момент максимального роста вооружённых сил (Тридцатилетняя война) составило для Испании 4,9%. Это высокая цифра сравнительно с Нидерландами (2,6%), Швецией (около 2%), Англией (1,3%), особенно Францией (0,75%). Правда, большинство в вооружённых силах Испании составляли иностранные наёмникикатолики. И.А.А. Томпсон, Э. Мартинес Руис, А. П. Якобс, П. и Ю. Шоню выявили региональную специализацию в комплектовании собственно испанских вооружённых сил. В армию значительную часть эпохи набирали рекрутов за счёт ядра Кастильской короны, отягощая тем самым положение Старой Кастилии и Леона, но кадры на флот черпали в Андалусии, а также в Галисии и Кантабрии – регионах излишнего демографического давления. Мобилизация в ряды вооружённых сил изымала из обычной жизни значительные контингенты испанских мужчин. Потому с демографической точки зрения самое важное отрицательное последствие империализма Габсбургов – усугубление т. н. временных и окончательных гендерных диспропорций, а значит деформация брачного рынка, снижение плодовитости и рождаемости. Т.н. принудительным миграциям посвящён второй параграф – “Депортации иудеев и морисков”. Это одна из наиболее изученных и идеологизированных тем испанской истории. В фокусе споров на долгое время оказались вопросы причин, последствия депортаций и численность изгнанных в 1492 г. и в 1609-1614/15 гг. Апологетическая трактовка современниками депортаций была подхвачена в XIX столетия традиционалистами, а потом консерваторами. Для них было свойственно приуменьшение численности депортированных. Либералы XIX в., осуждавшие депортации, в свою очередь, вслед за некоторыми современниками изгнаний, называли завышенные цифры. Новый этап в изучении проблемы связан с усилиями испанистов близких к “Анналам” (Т. Гальперин Доухи, Б. Венсан, А. Лапейре, Л. Кардайяк), а также с деятельностью Х. Каро Барохи, А. Домингес-Ортиса, представителей “школы Висенса Вивеса” (Х. Реглá) и “гранадской школы”, которые ввели в научный оборот новые разнообразные источники и использовали передовые методики. Можно выделить два современных подхода к изучению данной проблематики. Представители первого рассматривали оба изгнания как явления одного ряда, которым были присущи сходные причины (Ф. Бродель, супруги Катлер, Д. Брамонс). Представители второго подхода – их большинство – анализировали каждую депортацию как самостоятельное явление. Те и другие акцентируют внимание на разных причинах депортации: религиозно-идеологических (Х. Висенс Вивес, супруги Катлер), этнокультурных (Л. Кардайяк, Х. Реглá), политических и геополитических (Х. Висенс Вивес, П. Вилар, Ж. Реглá), демографических (“неомальтузианское давление” – Ф. Бродель, П. Вилар, И. Валлерстайн). Если говорить только о демографических аспектах тематики, наиболее губительной в краткосрочной и среднесрочной перспективе была депортация морисков. Количественные аспекты потерь от изгнания морисков были довольно точно определены к 1970 гг. (А. Лапейре, А. Домингес Ортис, Б. Венсан, Х. Реглá, Х. Надаль, позднее Х. Салас Аусенс и др.). Число депортированных по оценкам разных специалистов составило от 272 тысяч до 350 тысяч человек. Ситуацию усугубила компактность проживания морисков. Больше всего пострадало королевство Валенсия, а в Арагоне зона к югу от реки Эбро. После пика интереса к количественным проблемам депортации, центр тяжести постепенно сместился в сторону качественного анализа демографической истории морисков на уровне семейных моделей. В региональном плане основное внимание уделялось изучению наиболее мощных общин морисков: валенсийской и гранадской. Широкое обращение к падронес и приходским актам позволило начать пересмотр модели “валенсийского декаданса”. Отмечу, в частности, фиксацию смены позитивной демографической конъюнктуры в регионе на негативную до начала депортации, и ревизию представлений о демографических последствиях депортации для региона как катастрофических в среднесрочной и долгосрочной перспективе (благодаря успеху реколонизации Валенсии “старыми христианами”). На волне автономизации и интереса к региональнокультурной самобытности 1970-1980-х гг. возникли многочисленные университетские центры по изучению истории морисков и мудехаров. За пределами Испании активную деятельность развернул Международный комитет морискских исследований, созданный по инициативе известного тунисского историка А. Темими. В преддверии годовщины начала депортации был открыт портал Четырёхсотлетие депортации морисков 51. Из-за источниковых лакун спорен вопрос о численности иудеев и евреев, проживавших на территории Испании. Используются, как правило, нарративные свидетельства, а также косвенная документация провинциальных архивов (фискальные документы и нотариальные акты). По современным оценкам (Л. Суарес Фернандес, М.А. Мотис Доладер, М. Фуэнсилса Гарсия Касар, Г. 51 IV Centenario de Expulsión de los Moriscos. Historia e Historiografía de los Mudéjares y Moriscos. – Режим доступа: http://www.materialesdehistoria. org/index.htm. Камен) из страны в 1492 г. было депортировано 40-50 тысяч иудеев. Исследования Л. Суареса Фернандеса и М.А. Мотиса Доладера позволили уточнить места компактного проживания иудеев в канун изгнания, а значит локализировать демографический ущерб. Комплекс экономических, этнокультурных, демографических и других причин привёл к значительному притоку иностранцев на территорию страны. Эта тема рассматривается в третьем параграфе – “Иммиграционные процессы в Испании Габсбургов”. Существенное положительное влияние на демографию Арагонской короны оказала долгосрочная французская иммиграция (около полумиллиона человек за два столетия). Пионерами современного этапа исследования этой проблемы являются Х. Надаль Ольер и Э. Жиральт Равентос. Источники, использованные ими – местные цензы и падронес, переписи (матрикулы) французов, регистры госпиталей, различных церковных благотворительных ассоциаций, приходские книги – стали классическими для данного типа исследований. Каталонским историкам, и их многочисленным последователям как в Испании (Э. Море Рей, Э. Кам-и-Кура), так и во Франции (Ж.-П. Амальрик, Ж.-Н. Бирабен, А. Блюм) удалось прояснить динамику миграционного потока на протяжении двух столетий. Основными донорами были пиренейские и предпиренейские регионы. Главное направление эмиграции – Арагонская корона. Выделено три типа французских миграций и мигрантов, сильно отличавшихся друг от друга. Но, в общем, преобладали подростки, юноши и молодые мужчины. Ведущей формой миграции были т.н. семейные цепочки. Современные исследователи показали, что эта преимущественно юношескомужская иммиграция несколько выровняла гендерные диспропорции и увеличила брачность/рождаемость в Арагоне, Каталонии, в меньшей степени в Валенсии. Среди всех эмигрантов наиболее успешно интегрировались в местное сообщество французские, показателем чего был высокий процент смешанных браков. Это объяснялось в основном близостью культур. Но миграция французов практически никак не повлияла на ситуацию в Кастильской короне (кроме Мадрида и Севильи). Она в силу своей природы также не смогла смягчить (исключая Арагон) негативные процессы “короткой продолжительности” – депортации иудеев и морисков. В изучении португальской иммиграции вплоть до начала 1990-х гг. доминировала тема крещёных евреев – маранов (марранов), которая рассматривалась в комплексе с историей депортации испанских иудеев. В настоящее время усилиями краеведов и профессиональных историков удалось воссоздать общую картину миграций португальцев. Тем не менее, несмотря на лучшую обеспеченность источниками по сравнению с тематикой французской эмиграции, история португальской эмиграции в Испанию изучена слабо. Португальская миграция в Испанию по своим масштабам значительно уступала французской. Это объясняется небольшими размерами населения иберийской соседки и её усилиями по освоению собственной громадной колониальной империи. Годовая норма португальской заокеанской эмиграции на протяжении XVI в. составляла 2,5%, в XVII в. колебалась в пределах 1,5-4%, тогда как испанская на протяжении двух столетий была около 0,4%. В общей сложности из Португалии между 1500-1580 гг. по разным оценкам убыло от 100 тысяч (В. Магальяйнша Годиньу) до 280 тысяч человек (Ж.А. Серран). Но какая часть португальцев направилась в Испанию, определить трудно. Вместе с тем считается, что эмиграция португальцев, несоизмеримо менее значительная, чем французская, благодаря региональной специализации, все-таки позволила улучшить демографическую ситуацию в Эстремадуре и Западной Андалусии. В качестве косвенных индикаторов масштаба португальского проникновения маранов пытаются использовать материалы судебных процессов Инквизиции. По современным оценкам, к 1605 г. их общее количество в Португалии уменьшилось до 30.000 (А. Боржис Коэльу). Эту цифру теоретически можно считать высшим пределом численности маранов, перебравшихся в Испанию в XVII столетии. Лучше всего документирована деятельность португальских купцов. Достаточно много их размещалось в южных испанских портах для поставок продовольствия в португальскую Африку, ещё больше ориентировались на возможности Америки. После 1580 г., по мнению современников, в андалусийской столице проживало до двух тысяч португальских купцов. Особенностью перемещений через португало-испанскую границу был значительный удельный вес краткосрочной (сезонной и маятниковой) миграции хозяйственного типа. Португальской эмиграции была свойственна региональная специализации, в связи с тем, что её север (зона Браги) был традиционно перенаселён. Но в свою очередь поток в Андалусию и Новую Кастилию уравновешивался сезонным отходничеством галисийцев в Португалию, в основном на виноградники Миньо и Дуро. Как показали в 1970-1990 гг. Э. Бугальe Видал, П.Л. Гасалья Регэйро, М. Фернандес Мендес, М.А. Фернандес Родригес, О. Рей Кастелан, основными галисийскими донорами были районы Оренсе и южного Луго. Начиная с 1980-х гг., специалисты приступили к систематическому изучению внутренних миграций в Европе, вплоть до попыток создания квазидинамической модели демографического гомеостазиса. Данной теме посвящён четвёртый параграф главы “Внутренние миграции”. В Испании неоспоримые лидеры в исследовании указанной проблемы – галисийские историки во главе с А. Эйрас Роэлем. Им удалось разработать методику анализа феномена с учётом дефицита и специфики источников (через индекс маскулинности – показатель удельного веса мужского населения по возрастным когортам), предложить наиболее удачную типологию этих миграций, изучить их роль в гомеостазисе региона. Учёные из Мурсии, специализирующиеся на изучении взаимосвязи миграций и структур семьи, сделали последнее для южных регионовреципиентов. Миграционные процессы и их влияние отличались большим региональным разнообразием. Отток населения из районов с избыточными демографическими ресурсами являлся стихийной формой оптимизации распределения трудовых ресурсов. Как понятно сегодня, важнейшую роль в миграционном поведении экономико-демографического характера играли брачная стратегия, обусловленная в основном неравной системой наследования и масштабами конкубината/целибата в регионах-донорах, а также тип хозяйствования и экономическая конъюнктура, как в регионахдонорах, так и в регионах-реципиентах. Это хорошо видно по составу мигрантов и направлениям миграций. Главными регионамидонорами были северо-запад и север Испании (примеры как относительной, так и абсолютной избыточности населения). Экономическая притягательность Новой Кастилии и Андалусии объяснялась, в основном, их ускоренной урбанизацией и возможностями, связанными с колонизацией Америки. Наиболее сильное воздействие на демографическую ситуацию оказывала т.н. окончательная миграция. Доминирование среди мигрантов мужчин репродуктивного возраста вело к нарушению гендерного равновесия. Если в XVI в. индекс маскулинности был выше для внешних миграций (эмиграции), то в XVII в. – уже для внутренних. В результате в регионах-донорах из-за дефицита мужчин ещё больше увеличивался возраст вступления в первый брак для представителей обеих полов, усиливался вынужденный женский целибат, что подрывало местные репродуктивные способности (пример тому Старая Кастилия). Миграции короткопродолжительного типа также негативно влияли на брачность, размывая гендерные пропорции и усиливая женский целибат, ограничивали супружескую плодовитость, деформировали прокреативный и матримониальный календари, а в среднесрочной перспективе вели к старению населения. В результате, например, в Галисии, с одной стороны, женщины возглавляли от одной пятой до трети домашних хозяйств (часто на положении т.н. “живых вдов”), а с другой – 17% галисийских женщин никогда не выходили замуж. Краткосрочные миграции воздействовали только на сезонность браков и зачатий. В регионах–реципиентах в результате иммиграции росли доля мужчин, показатель мужского целибата, снижался возраст вступления в первый брак у женщин, повышались нормы брачности, плодовитости/рождаемости и происходило омоложение населения. Особой формой внутренних миграций (принудительный тип) является переселение гранадских морисков на земли Кастильской короны в связи с восстанием 1568-1570/1 гг. Основные параметры динамики численности общины гранадских морисков в XVI в. и картину депортации позволили уточнить изыскания Ф. Руис Мартина, Б. Венсана и А. Лапейре. Суммарное число жителей Гранады на момент восстания равнялось примерно 275.000 человек, в т.ч. морисков около 150.000. Поcле депортации примерно 140 тысяч “новых христиан” и их частичного возвращения, в Гранаде к 1591 г. проживало не более 20-25 тыс. морисков. Таким образом, это переселение нанесло сильнейший удар по демографической ситуации в королевстве, дав основание Б. Венсану сконструировать модель “гранадского декаданса”. Но изучение в 1980-2000-е гг. гранадскими историками стихийной реколонизации этой территории “старыми христианами” и детализация ситуации по районам позволили локализовать демографический ущерб от депортации. В качестве методологического образца были использованы работы M.A. Ладеро Кесады о «первой христианской колонизации Гранады» (XV – начало XVI вв.). Исследователи, которые помимо падронес, материалов “визитов”, “книг межевания и распределения земли” широко использовали приходские и нотариальные акты, сделали вывод о том, что демографическая ситуация в Гранадском королевстве выправилась в XVII столетии благодаря “старым христианам”– переселенцам из прилегающих регионов. Четвертая глава “Социальная характеристика испанского общества” содержит два параграфа. Главные задачи, решаемые в этой главе, сводятся к выяснению возможностей детализации и углубления представлений о параметрах демографических субмоделей и механизме гомеостазиса благодаря социальному ракурсу исследования. В первом параграфе “Социодемографическая характеристика основных групп общества” проанализированы подходы и результаты изучения структуры испанского социума, особенности демографического поведения клира, аристократии и дворянства, крестьян. В мировой испанистике существует дефицит специальных исследований по демографии отдельных социальных, социопрофессиональных, возрастных групп, истории семей. Т.н. “прагматический поворот”, характерный для французской и итальянской историографии, в Испании прослеживается слабо. Попрежнему акцент делается не на “демографических представлениях”, а на изучении собственно демографических тенденций (взятых с результирующей, внешней стороны) и на “демографическом поведении”. Попытки некоторых учёных изучить эволюции ментальных установок в эпоху Габсбургов, влиявших на демографическое поведение, тормозит трудоёмкость обработки источников. Наибольший вклад в дело изучения композиции и динамики численности клира внёс Ф. Руис Мартин (1960-70-е гг.), существенно скорректировав в сторону уменьшения цифры “арбитристов” и просветителей о количестве белого и чёрного духовенства. Потому сегодня традиционная оценка влияния церковного целибата на демографическую ситуацию представляется преувеличенной. Из методик расчёта удельного веса клира в условиях источниковых лакун наибольший интерес представляет метод, предложенный М. Ламбером–Жоржем и Х.И. Руисом Родригесом (1993). Суть его основана на анализе распределения алькабал с дополнительным пересчётом лиц, обладавших дворянскими дипломами (грамотами), по данным падронес. Анализ ситуации в областях Испании позволяет говорить о сокращении численности клира в XVI в. по сравнению с предшествующим периодом, вероятно, из-за хорошей экономической конъюнктуры и об увеличении его численности c конца XVI в. и в последующем столетии. Во второй четверти XVI в. насчитывалось примерно 30.000 лиц духовного звания, в конце XVI в. – более 90.000 и не менее 135.000 в конце XVII в. Регулярное духовенство составляло около трети от общего числа лиц первого сословия, священники – примерно 40-50%. Все специалисты подчёркивают исключительную несбалансированность географии монастырей в Испании в Средневековье и в Новое время, а также определённую пространственную специализацию в размещении орденов. Формально наблюдается гендерное равновесие, но на деле оно кажущееся. Дело в том, что в женские монастыри отдавали дочерей, главным образом, представители привилегированных страт, а в мужские монастыри больше шли представители третьего сословия. Следовательно, можно говорить об усугублении половых диспропорций в обществе, возникших в результате специфичного поведения социальных групп. Хотя острота гендерных диспропорций в данном случае смягчалась преимущественным размещением женских монастырей в городах. Можно предположить, что такая география женских монастырей в известной мере смягчала негативные последствия избытка женского городского населения в целом и в данной социальной группе. В свою очередь мужские монастыри концентрировались на юге Испании – в регионе с избыточным мужским населением, особенно в рекреативных когортах. Бóльшее значение на депопуляцию могло оказывать белое духовенство (максимум 0,65% всего населения или с пересчётом на репродуктивное мужское население – до 3%.). Но не надо забывать о конкубинате священнослужителей с экономками, “племянницами” и проч. Анализ судебных процессов по поводу сексуальных преступлений (Р. Бараона) показал широкое распространение этого феномена среди клириков. Для демографов не представляется значимой и роль военно-монашеских и военнорыцарских орденов. Хотя в XVI в. численности рыцарей выросла, в 1625 г. в кастильских военно-монашеских орденах насчитывалось всего 1.452 рыцаря (Дж. Эллиотт). Да и обет безбрачия, который давали рыцари, при Габсбургах во всех кастильских орденах носил уже во многом формальный характер, а в орденах Монтеса и Сан Хуана он вовсе не соблюдался. Гетерогенный характер элит, трудности идентификации форм организации власти и стратификации в наибольшей степени проявляются применительно к “благородным”. Из существующих типологий благородных наиболее известны версия А. Домингеса Ортиса (7 градаций) и из современных – Э. Сории Мессы (3 уровня). Для решения задач выяснения границ “благородного сословия” и групп внутри него в настоящее время активно используется просопографический метод (П. Молас), анализ таких специфичных институтов влияния как линахес и кланы (Ф. М. Бургос Эстебан, М.К. Жербе). Лучше всего разработаны вопросы брачных отношений, возможно, из-за лучшего состояния источников. Здесь же зафиксированы наибольшие различия в демографическом поведении внутри сословия благородных. Для представителей грандов и титулованной аристократии в XVI в. были характерны практическое отсутствие светского целибата, ранний возраст вступления в первый брак, значительное отступление от норм канонического брака в вопросах кровнородственных связей и частоты браков, а также ориентация на достижение высокой легитимной плодовитости. В то же время стремление предотвратить распыление титулов и родовой собственности детерминировало чрезвычайно высокую норму религиозного целибата. Дворянство стремилось подражать титулованной аристократии в политике предотвращения дисперсии титулов и имущества. Этим объясняется высокая доля дворянок, отдаваемых в монастыри. Вместе с тем у дворянства в целом, и у мужчин особенно, был выше уровень светского целибата. Распространённое среди аристократок и дворянок раннее прекращение кормления грудью увеличивало плодовитость и даже рождаемость в этих группах, но отрицательно сказывалось на показателях детской смертности. По мере ухудшения экономической ситуации в XVII в. и количественного роста аристократии, в этой группе стал применяться регулятор, свойственный “западноевропейской” демографической макромодели: повысился возраст вступления в первый брак. Если принять во внимание снижение средних показателей плодовитости в данной среде, такая стратегия в долгосрочной перспективе ставила под угрозу само существование семей благородных. С другой стороны, это, в противоположность суждениям Дж. Голдстоуна, свидетельствует о том, что элиты традиционного общества выработали эффективный самоконтроль для снижения демографического давления и социальной напряжённости. Главными резервуарами для «лишних» дворян являлись вооружённые силы и институты управления. Определённую роль в росте вынужденного безбрачия сыграла новая и специфическая модель дворянского брака, при которой супруги принадлежали к разным поколениям (муж из-за поздней социализации – к “поколению родителей”). В итоге повышалась доля женщин, обречённых на вынужденное безбрачие. Другим результатом позднего возраста вступления в брак мужчин стал рост числа внебрачных отношений со всеми вытекающими из этого негативными последствиями. Основную массу населения составляли сельские жители. По максимальным оценкам (Х. Желабер, А. Молинье-Бертран) в деревнях Кастильской короны в начале XVI в. проживало 60% населения. Но большую часть столетия его удельный вес в Испании уменьшался. Из-за тяготения кастильского дворянства к городам, можно идентифицировать сельское население с крестьянством (с оговорками для севера). В то же время следует учитывать процессы протоиндустриализации и усложнение структуры хозяйства в крупных поселениях за счёт ремесла и торговли. Изучение демографического поведения крестьян не имеет традиций и сопряжено с большими трудностями. Это предопределяет на сегодняшний день “макро-рассуждения” по проблеме, за которыми часто скрывается слабый уровень эмпирических знаний. В то же время можно утверждать, что дальше всего продвинулись специалисты, изучающие механизмы региональных моделей демографического гомеостазиса, сложившихся на севере Испании. Имеющаяся на сегодняшний день информация, позволяет утверждать, что брачная модель крестьянства отличалась небольшим возрастным разрывом между супругами. Такая модель характеризуется незначительным избытком холостяков. Демографическое поведение крестьян диктовалось условиями доступа к основному средству производства (неравное наследование или дистрибутивное). Вместе с тем нужно учитывать динамизм и вариативность реальных демографических систем в соответствии с логикой “неомальтузианского” цикла, а значит и изменчивостью степени земельного голода. Характер заселения территории, климатические и хозяйственные особенности также могли влиять на те, или иные параметры демографических систем с неравным типом наследования. В зонах мелкой земельной собственности (север, северо-запад, Каталония) существовал т.н. “крестьянский майорат” – система неравного доступа к земле. Она подкреплялась законодательно и обычаями, вплоть до невключения в общину новых хозяйств (семей), угрожавших существованию локального оптимума. Дополнительными стабилизаторами модели являлись хроническая эмиграция, институализация вынужденного целибата и/или конкубината (в зависимости, главным образом, от степени земельного голода), усечённая или даже сложная патрилокальная семья (хозяйство). Исследования в зонах неравного наследования показывают, что эндогенный демографический рост на селе обеспечивался в основном за счёт неолокальных хозяйств зажиточных крестьян и мелких дворян. В центре и на юге страны, где наряду с латифундизмом (Андалусия) существовали устойчивые районы крестьянской собственности, среди деревенского населения преобладали формы дистрибутивного типа наследования. Гендерная дискриминация при этом не наблюдалась. Там доминировала неолокальная и нуклеарная модель семьи (хозяйства), а высокая норма целибата и браки между родственниками (но не близкими) компенсировали негативные последствия для крестьянского хозяйства равной системы наследования. Другим способом предотвращения излишнего дробления земельных наделов был т. н. семейный фаворитизм. В период отсутствия земельного голода уравнительное наследование у крестьян Новой Кастилии укрепляло канонический брак, и одновременно «маргинализировало» миграции и холостяцко/незамужнее состояние. В обеих зонах наследования на позитивную динамику населения благотворно влияли протоиндустриализация и локальная урбанизация. Во втором параграфе “Город и городское население” рассмотрены основные группы горожан и маргиналы, их демографическое поведение. В историографии при определении понятия “город” в Средние века и Новое время чаще всего используют количественный критерий – число жителей. В начале 1990-х гг. Университет Жероны организовал представительную конференцию, одной из целей которой была разработка концепта “город”. С методологической точки зрения наиболее серьёзные подходы к решению этой проблемы в отечественной историографии предложили В.А. Лапшин (1988) и Б.Н. Миронов (1990). Но трудоёмкость сходных методик и недостаточная степень изученности проблемы заставляют историков следовать традициям. В силу долгосрочных и среднесрочных факторов Андалусия и Новая Кастилия отличались высокой степенью урбанизации. В конце XVI в. в Новой Кастилии горожане составляли около 25% населения, в Мурсии – до 40% и в Андалусии – около 60%. Правда, в XVII столетии начинается “аграризация” страны, что привело к сокращению доли городского населения. Мощная урбанизация наложила отпечаток на демографию, известный нам по другим странам. Самыми заметными чертами городской демографии были более высокая смертность (прежде всего, за счёт младенческодетской), гендерные диспропорции, большая доля бастардов. Городским элитам была свойственна меньшая, чем для аристократии, социальная и этническая (у крещёных евреев) эндогамия. Вариативность социальной структуры в городах задавали тип местной экономики, геополитическое положение, традиции. Современные исследования рисуют подробную картину стратификации. В настоящее время наиболее активно и практически во всех регионах Испании, исключая север, исследуются городские элиты. Лидер этого направления – Ф. Чакон Хименес. Однако данные работы пока не позволяют судить об особенностях демографического поведения в разных группах городского населения. Недостаточно материалов также для сравнения (не говоря уже о полномасштабных компаративистских исследованиях) демографических показателей городов с разным типом экономики. На сегодня удалось зафиксировать только региональные различия, влиявшие на городскую топографию и на общие демографические показатели. В целом демографические характеристики проявляются как побочный продукт социальных исследований, и их изучение не носит системного характера. Традиционно большое внимание в Испании уделялось и уделяется изучению маргинальных групп. Индивидуальные усилия в этой области испанских исследователей, предпринятые в 19501960–е г., были поддержаны институциональным влиянием школы “Анналов” и, в частности, специализированного семинара под руководством О. Редондо. Такое расширение поля исследования социальной истории хорошо корреспондировало с оживлением общественной жизни и началом политической либерализации в Испании. Однако до сих пор тема маргинальности и маргиналов представляет собой самодостаточный феномен. Некоторое исключение представляет собой история этнорелигиозных и этнокультурных меньшинств. Важнейшей характеристикой маргиналов была их асоциальность по отношению к юридически- и к общественно-признанным социальным группам. Замечу, что тенденция расширительного толкования феномена не способствовала определению чётких границ маргинальности. Количественные методы и количественные критерии применяются по-прежнему редко (исключение – работы К. Ларки и её группы о бедных и нищих). Главным маркером маргинальности являлась вынужденная эндогамия (в отличие от добровольной, характерной для аристократии), в меньшей степени – статус индивида (мигрант или местный), в деревне – отсутствие жилища. К числу маргиналов экономического толка можно отнести нищих, криминальные элементы, проституток. Одной из первой в испанской историографии концепты маргинальности и бедности проанализировала Е. Маса Сорилья на материалах Вальядолида Нового времени. Вынужденный мигрант – порождение структурной бедности – балансировал на тонкой грани бедности и маргинальности. Не случайно, что проституция была городским явлением, непосредственно связанным с феноменом миграции. Кроме этих маргиналов, существовали этнические и этнокультурные группы: цыгане, мориски, евреи и другие. Пионерами разработки этой тематики на современном этапе стали этнограф и историк Х. Каро Бароха, А. Домингес Ортис, французы А. Сикрофф, Л. Кардайяк. Асоциальность этнического толка играла бóлее значимую роль, чем порождённая бедностью. Характерно, что в деревнях для обозначения маргиналов часто использовали маркер этнической инаковости, порой мифической (М. Вейзер). Из этнических групп на самом дне находились цыгане (Г. Борроу, М.Н. Санчес Ортега), затем следовали бедняки фламандцы и ирландцы, мориски. В несколько лучшем положении находились евреи. Рабы представляли собой смешанный тип маргинальности. Наиболее серьёзный вклад в изучение работорговли и рабства в Испании внесли Э. Вила Вилар, М. Лобо Кабрера, А. Франко Сильва. К числу актуальных задач следует отнести создание обобщающих трудов по истории рабства в Арагонской короне и в Испании, а также необходимость учёта работ, написанных на “мусульманских” источниках. Лучше всего изучены демографические характеристики “новых христиан”: морисков и евреев. В том, что касается морисков, наиболее важным представляется пересмотр тезиса о их высокой плодовитости (А. Молинье Бертран, Б. Венсан, Дж. Кэйзи, А. Домингес Ортис). Хотя есть и другое объяснение результатам обследований по приходским актам: более высокий уровень незарегистрированной перинатальной/младенческой смертности у морисков в связи со сдвигом у них календаря крещения (Л. Кардайяк, Б. Венсан). Но учитывая микроисследования последних десятилетий, опережающий рост численности морисков в XVI в. (П.Х. Пла Альберола), скорее всего, связан с более гармоничным половым балансом в общине и значит с бóльшей рождаемостью (Р. Гарсия Карсель, Б. Венсан, А.Л. Кортес Пенья, Д. Коулмэн). Ассимиляция конверсос в противоположность морискам шла успешнее. Эндогамия среди евреев размывалась уже со второго поколения (Х. Каро Бароха). Породнение купцов из конверсос с благородными шло путём выдачи дочерей за дворян из “старых христиан” (обмен состояния на положение). Вместе с тем, давление на евреев с последней трети XVI в. привело к усилению вынужденной эндогамии или вынужденного безбрачия в рядах этой группы (Р. Пайк). В “Заключении” сформулированы выводы исследования. Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях общим объёмом более 30 п.л.: Монография 1. Прокопенко, С.А. Население Испании в XVI-XVII вв.: Демографическая и социальная характеристика. Историографическое исследование / С.А. Прокопенко. – М.: Прометей, 2002. – 243 с. – Библ.: С. 221-242. 15,25 п.л. Публикации в ведущих научных рецензируемых журналах, рекомендуемых ВАК 2. Прокопенко, С.А. Испанская эмиграция в Америку в эпоху Габсбургов (XVI-XVII вв.) / С.А. Прокопенко // Латинская Америка. – 2000. – № 8. – С. 109-116. 0,8 п.л. 3. Прокопенко, С.А. Неомальтузианский цикл в фазах роста и кризиса: пример Испании XVI-XVII вв. / С.А. Прокопенко // Новая и новейшая история. – 2006. – № 1. – С. 42-54. 1,4 п.л. 4. Прокопенко, С.А. Испания Габсбургов глазами демографов / С.А. Прокопенко // Новая и новейшая история. – 2007. – № 6. – С. 37-50. 1,3 п.л. 5. Прокопенко, С.А. V. Vazquez de Prada. Felipe II y Francia (1559-1598). Política, Religión y Razón de Estado. Pamplona, 2004 / С.А. Прокопенко // Новая и новейшая история. – 2007. – № 1. – С. 52-54. 0,3 п.л. 6. Прокопенко, С.А. Современная испанистика об особенностях брачного поведения “благородных” в Испании раннего Нового времени / С.А. Прокопенко // Преподавание истории в школе. – 2008. – № 4. – С. 26-30. 0,4 п.л. 7. Прокопенко, С.А. Количественные аспекты депортации морисков: основные тенденции историографического анализа / С.А. Прокопенко // Преподавание истории в школе. – 2008. – № 4. – С. 31-34. 0,35 п.л. 8. Прокопенко, С.А. Взаимосвязь поземельных отношений, систем наследования, семейных моделей и демографического поведения испанского крестьянства в эпоху Габсбургов / С.А. Прокопенко // Преподавание истории в школе. – 2008. – № 4. – С. 35-38. 0,35 п.л. 9. Прокопенко, С.А. Оценки численности иудеев депортированных из Испании в 1492 г. / С.А. Прокопенко // Научные ведомости Белгородского государственного университета. История. Политология. Экономика. – Белгород. – 2008. – № 13 (53). – Вып. 7. – С. 29-34. – 0,35 п.л. Статьи и тезисы 10. Прокопенко, С.А. О численности населения Испании в XVIXIX вв. / С.А. Прокопенко // Проблемы социально-экономического развития и внешней политики зарубежных стран в новое и новейшее время / отв. ред. Л.Б. Соколовская. – Чита, 1992. – С. 14-30. 1 п.л. 11. Прокопенко, С.А. О хронологии генезиса капитализма в Испании: методологические и историографические аспекты проблемы / С.А. Прокопенко // Латинская Америка в исторической ретроспективе XVI-XIX вв. / отв. ред. С.А. Созина. – М., 1994. – С. 128-141. 0,8 п.л. 12. Прокопенко, С.А. Городской мир в Испании эпохи Габсбургов / С.А. Прокопенко // Проблемы преподавания и изучения истории зарубежных стран. Выпуск 1 / отв. ред. И.Н. Селиванов. – Курск, 1999. – С. 66-81. 0,9 п.л. 13. Прокопенко, С.А. Иммиграционные процессы в Испании Габсбургов (XVI – XVII вв.) / С.А. Прокопенко // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. Вып. IV / отв. ред. Г.Н. Киреев. – Москва, 1999. – С. 186-201. 0,9 п.л. 14. Прокопенко, С.А. Внутренние миграции в Испании XVI-XVII вв. / С.А. Прокопенко // Актуальные проблемы социогуманитарного знания. Вып. V / отв. ред. Г.Н. Киреев. – М., 1999. – С. 152-161. 0,75 п.л. 15. Прокопенко, С.А. Эволюция в положении кастильских и арагонских иудеев в XIII-XV вв. / С.А. Прокопенко // Вопросы изучения и преподавания всеобщей истории / науч. ред. Т.Б. Качкина. – Ульяновск, 2001. – С. 3-15, 33-35. 0,8 п.л. 16. Прокопенко, С.А. Современные подходы в изучении демографических моделей “малой Европы” раннего Нового времени / С.А. Прокопенко // Этнодемографические процессы на севере Евразии. Сб-к научных трудов. Вып. 2. Часть 1 / гл. ред. Ю.А. Поляков. – Москва-Сыктывкар, 2005. – С. 11-20. 0,75 п.л. 17. Прокопенко, С.А. Логика временного изменения параметров демографических моделей Западной Европы в воспроизводстве населения традиционного типа / С.А. Прокопенко // Левинтовские чтения. Выпуск первый / отв. ред. С.А. Прокопенко. – Ульяновск: УлГПУ, 2006. – С. 46-52. 0,6 п.л. 18. Прокопенко, С.А. Обычная и катастрофическая смертность в Западной Европе в XVI-XVII веках / С.А. Прокопенко // Историческая демография / отв. ред. и сост. И.Л. Жеребцов. – Москва-Сыктывкар, 2007. – С. 33-38. 0,75 п.л. 19. Прокопенко, С.А. Брак и брачная практика в Испании XVIXVII вв. / С.А. Прокопенко // Левинтовские чтения. Выпуск второй / ред. С.А. Прокопенко, Ю.Н. Мельников, Л.Т. Сенаторова. – Ульяновск: УлГПУ, 2007. – С. 123-140. 0,6 п.л. 20. Прокопенко, С.А. Мифы и реальности реколонизации Гранады / С.А. Прокопенко // Научные труды МПГУ. Серия: Социально-исторические науки. Сборник статей / отв. ред. В.Л. Матросов. – М.: Прометей, 2005. – С. 253-261. 0,6 п. л. 21. Прокопенко, С.А. Факторы военной гегемонии Испании в раннее Новое время / С.А. Прокопенко // Телескоп. Научный альманах. Специальный выпуск. Проблемы изучения военной истории (Всероссийская конференция, посвященная 60-летию Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.) / гл. ред. О.М. Буранок. – Самара: Изд. “Научно-технический центр”, 2005. – С. 76-82. 0,75 п.л. 22. Прокопенко, С.А. Тенденции анализа демографо-социальной структуры испанского клира раннего Нового времени / С.А. Прокопенко // Вестник Ульяновского государственного педагогического университета. 2006. Вып. 2 / гл. ред. Л.Л. Каталымов. – Ульяновск: УлГПУ, 2006. – С. 138-143. 0,75 п.л. 23. Прокопенко, С.А. Брак, брачная практика, системы наследования и типы семей в Испании раннего Нового времени / С.А. Прокопенко // Историческая демография. – 2008. – № 2. – С. 35. 0,6 п.л. 24. Прокопенко, С.А. Построение региональных моделей традиционного типа воспроизводства населения (на примере Испании) / С.А. Прокопенко // ИДНАКАР. Методы историкокультурной реконструкции. Научный журнал. 2009. – № 1. – С. 5769. 0,75 п.л. 25. Прокопенко, С.А. Проблемы точности методов построения динамических квазимоделей демографического гомеостазиса (на примерах европейского позднего Средневековья и раннего Нового времени) / С.А. Прокопенко // Историческая демография. – 2009. – № 1. – С. 19-22. 0,7 п.л. 26. Прокопенко, С.А. Об устойчивости и причинах многообразия демографических субмоделей в Испании Нового времени / С.А. Прокопенко // Проблемы народонаселения в зеркале истории. Шестые Валентеевские чтения. Сб-к материалов международной конференции. 22-24 апреля 2010 г. Т. 2. / ред. В.В. Елизаров, И.А. Троицкая. – М.: МАКС Пресс, 2010. – С. 246-257. 0,75 п.л. 27. Прокопенко, С.А. К вопросу о численности населения Королевства Кастилии и Леона в XVII в. / С.А. Прокопенко // Международная научная конференция “Методология современных гуманитарных исследований: человек и компьютер”. Сентябрь 26-28 ’91 / отв. ред. Р.В. Манекин. – Донецк, 1991. – С. 63-64. 0,1 п.л. 28. Прокопенко, С.А. О хронологии испанского декаданса / С.А. Прокопенко // Научные труды МПГУ им. В.И. Ленина. Серия: Социально-исторические науки / отв. ред. В.Г. Тюкавкин. – М., 1997. – С. 111-116. 0,4 п.л. 29. Прокопенко, С.А. Этноконфессиональные отношения как фактор становления испанского национального самосознания / С.А. Прокопенко // Тезисы Международной научно-практической конференции “Россия, Восток и Запад: Традиции, взаимодействие, новации” / отв. ред. И.А. Новиков. – Владимир, 1997. – С. 131-133. 0,2 п.л. 30. Прокопенко, С.А. Брак в Испании раннего Нового времени / С.А. Прокопенко // VII Конгресс этнографов и антропологов России. Доклады и выступления / ред. В.А. Тишков и др. – Саранск: НИИ гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовии, 2007. – С. 210. 0,05 п.л.
