Г.К.Венедиктов Из наблюдений над соотношением диалектного и

Г.К.Венедиктов
Из наблюдений над соотношением диалектного и
книжного в истории современного болгарского
литературного языка
Лексическую базу современного болгарского литературного языка
составляет, как известно, народная лексика, почерпнутая из местных
(территориальных) говоров и речи городского населения. Большое место в
ней занимает также лексика книжного происхождения, прежде всего
многочисленные заимствования из церковнославянского и русского
языков. Разграничение в истории лексики современного литературного
языка слов диалектного и книжного происхождения, с одной стороны, и
церковнославянских и русских заимствований, с другой, во
многих случаях оказывается сложной задачей. На это еще в
начале XX в. обратил внимание Б.Цонев. Указав , в частности,
на наличие целого ряда слов, употребляемых в некоторых
болгарских говорах и русском литературном языке (например,
косо, крут,ланити и др.), он отмечал, что нельзя уверенно
утверждать, пришли такие слова в литературный язык из
народных говоров или из русского языка [Цонев 1934, с.342].
Б.Цонев пояснил здесь, что, решая вопрос о появлении такого
рода слов в литературном языке, нужно исследовать “путь, по
которому они прошли, чтобы оказаться в нашем литературном
языке”[Там же]. Имея это в виду, посмотрим, каким путем
пришло в современный болгарский литературный язык
название щеки ланита, который уже Б.Цоневу, как видно из
только что сказанного, представлялся неясным.
Существительное ланита “щека” употребляется в
современных болгарских говорах и литературном языке. На
первый взгляд есть основания полагать, что в литературный
язык оно, как и множество слов, вошло из народных говоров
(народного языка). Однако его территориальное
распространение в говорах и место в ряду других
наименований щеки в современном литературном языке
заставляют думать об ином источнике его появления в
литературном языке.
В настоящее время в литературном языке имеется два
стилистически нейтральных наименования щеки – буза и
страна. Семантически, как свидельствуют толковые и
синонимический словари, данные слова – полные синонимы
[см., например: Димитрова, Спасова 1980, с.77], но
предпочтительным, точнее - более употребительным, является,
кажется, первое из них. Что касается существительного
ланита, то употребление его в современном литературном
языке, согласно толковым словарям, стилистически
маркировано. Любопытно, однако, что его стилистическая
оценка в них неодинакова: “областное” – в однотомном
толковом словаре [БТР 1955, с.341], “диалектное” – в
трехтомном толковом словаре ([РСБКЕ, т.II, 1957, с.7; так же и
в одном болгарско-русском словаре [Бернштейн 1966, с.291]);
“книжное устаревшее” – в словаре редких, устаревших и
диалектных слов в болгарской литературе XIX – XX вв.[РРОДД
1974, с.233]; “старинное поэтическое” – в продолжающемся
изданием многотомном толковом словаре [РБЕ, т.8, 1995,
с.526]. Отметим также, что ланита приводится и в небольшом
по объему учебном словаре устаревших и редких слов[Радевы
1999, с.98], где впрочем не ясно, рассматривается ли здесь
это слово как устаревшее редкое или же только как просто
устаревшее или редкое, т.е. к таким словам, употребление
которых в настоящее время “сильно ограничено и потому они
неизвестны прежде всего представителям молодого
поколения” [Радевы 1999, с.5].
Как видим, пометы, которыми существительное ланита
сопровождается в толковых словарях, относят его к разным пластам
лексики современного литературного языка: во-первых, к лексике,
употребляемой за рамками литературной (кодифицированной) лексики –
“диалектное” и “областное”; во-вторых, к определенным функциональным
стилям литературного языка – “книжное” и “поэтическое”; в-третьих, к
хронологически определенному пласту лексики – “старинное” и
“устаревшее”, а также, возможно, и к пласту редко употребляемой лексики
[Радевы]. Расхождения в “пометной” характеристике существительного
ланита в словарях настолько очевидны, что это обстоятельство само по
себе уже возбуждает к нему особый интерес. Перед нами наглядный
пример явно неоднозначной функционально-стилистической оценки
конкретного слова составителями словарей, отражающей, возможно,
разное его восприятие носителями современного литературного языка.
В связи с обсуждаемым в настоящей статье вопросом об источниках
появления слова ланита в современном болгарском литературном языке
обратимся здесь к пометам “диалектное” и “областное”, ориентирующим
на его народном (диалектном) источнике.
Первая из этих помет (“диалектное”) указывается при словах,
“свойственных одному или нескольким народным говорам” [РСБКЕ т.I,
c.3], “при диалектизмах как тех, употребление которых ограничено однимдвумя диалектами, так и тех, которые встречаются в большем числе
диалектов” [РБЕ т.I, c.25]; вторая (“областное”) – при словах, “присущих
одному или нескольким диалектам” [БТР с.4]. Указывамые здесь
территориальные ограничения в употреблении существительного ланита,
определяемые каждой из данных помет, по существу совпадают, не
различаются; срв.: “один или несколько народных говоров”, “один-два или
больше диалектов” ( при помете “диалектное”) и “один или несколько
диалектов” (при помете “областное”). Между тем в понимании
“диалектного” и “областного”, на наш взгляд, некое раличие все же
ощущаетсяе: ареал распространения слова с пометой “областное” шире
ареала употребления слова с пометой “диалектное”. Кроме того, слово
“областное” в противопоставлении “литературное” – “нелитературное”
воспринимается, кажется, менее резко и, может быть, более допустимо в
литературном языке, чем слово “диалектное”. Чтобы оценить, правомерно
ли рассматривать слово ланита по отношению к литературному языку как
“диалектное” или “областное”, надо иметь в виду его территориальное
распространение в современных говорах.
Согласно данным “Болгарского диалектологического атласа” (далее
–БДА) в современных говорах щека имеет следующие 15 названий
(приводим в алфавитном порядке): балка, бачка, блуза, брунда, брунза,
буза, бунда, бунза, бутра, бучка, ламбуда, ланита, лице, обрас, страна.
Отметим также, что в словаре Н.Герова указывается и название яблъчница
в толковании слова буза – “страна на лицето, яблъчица; [русск.] щека”
[Геров, ч.1, 1895, с.82]. В другом месте приводится форма мн. числа
яболчици “бузи, [русск.] щека” [Геров, ч.5, 1904, с.609]. В материалах БДА
(на картах и в комментариях к ним) такое название не зафиксировано. О
территориальном распространении названий щеки в говорах в границах
Болгарии можно судить по соответствующим картам в каждом из четырех
томов БДА и комментариям к ним [БДА, т.I, карта 244; т.II, карта 248; т.III,
карта 274; т.IV, карта 274], а в соседствующих говорах вне границ
Болгарии – по карте 189 и комментарию к ней в обобщающем томе этого
Атласа, в котором нашли отражение и материалы говоров, расположенных
за пределами Болгарии – в Сербии, Македонии, Греции, Турции и
Румынии [БДА-об. 2002, карта № Л 72]. Из этих карт хорошо видно, что в
большей части говоров употребляются названия буза и страна (с
фонетическими вариантами), которые выступают, как сказано выше, в
качестве полных синонимов в литературном языке. Это говоры почти
всего восточного наречия, исключая мизийские говоры на северо-востоке
Болгарии, и часть (восточную) говоров западного наречия. В мизийских
говорах восточного наречия употребляется название лице, а в другой части
западного наречия – название образ (обрас), которое употребляется также
в соседствующих говорах в Сербии и Македонии и в говорах южной части
Европейской Турции, а также в небольшом ареале в Подунавье (район
Никополя, Свиштова и Плевена).
На фоне широкого распространения названий буза, страна, лице и
образ распространение названия ланита в болгарских говорах предстает
очень ограниченным. Оно выступает – в разных фонетических вариантах лишь в трех микроареалах, расположенных на южной периферии
болгароязычной территории. Один из них, согласно карте № 244 т.I БДА,
образуют находящиеся в Восточных Родопах села Лимец, Девисилица,
Малык Девисил, Голям Девисил, Девисилово, Стрижба , Тихомир в районе
Крумовграда и с.Горни Юруци в районе Ивайловграда. По другим данным
это название известно также говору с.Аврен, р-н Крумовграда [Стойчев
1965, с.198] и, судя по карте № Л 72 обобщающего тома БДА, говору
нескольких сел на территории Греции. Другой микроареал, согласно карте
№ 274 т.III БДА, образуют в Центральных Родопах села Сивино, Турян,
Бориково, Могилица, Буково в районе г.Смоляна и села Елховец, Витина и
Пловдивци в рйоне г.Мадана. Название ланита отмечено также в говорах
сел Кошница, Смилян и Рудозем в районе г.Смоляна и в самом Смоляне
[Стойчев 1965, с.198]. Микроареал, образуемый этими населенными
пунктами на территории Болгарии, продолжается южнее до греческого
города Ксанти, где название ланита употребляется в частности в говорах
сел Габрово, Еникьой [Бояджиев 1991, с.21] и Крыстополе [Стойчев 1965,
с.198]. Третий микроареал расположен северо-восточнее г.Сереса на
территории нынешней Греции. Его образуют села Вишен, Дервешен,
Карликьой, Лакос, Дутлия, Метох, Ореховец, Мертатево, Долно Фращене,
Горно Фращене, Баница и Горни Броди (район Сереса), а также села
Старчишта и Элес (район Драмы)[Иванов 1972, карта 189]. Сейчас
территориально разделенные, эти микроареалы ранее, возможно,
составляли единый ареал, но и в недалеком прошлом, надо полагать, они
представляли лишь неширокую часть южной периферии
болгароязычной территории. В настоящее же время, как следует из
данных БДА, название ланита употребляется в говорах очень небольшого
числа населенных пунктов: на территории современной Болгарии в
говорах всего 16 из 1677 населенных пунктов, картографированных в БДА,
в то время как, например, название лице представлено в говорах свыше
100, а буза – в говорах свыше 650 населенных пунктов.
Имея в виду сказанное выше, мы полагаем, что рассматривать
название ланита в современном литературном языке как “диалектное”
или “областное” в том смысле, что оно пришло в этот язык из диалектной
речи, серьезных оснований нет. Дело в том, что во второй и третьей
четвертях XIX в., когда складывался этот язык, в основу которого, как
известно, легли главным образом балканские и некоторые соседствующие
с ними другие говоры восточного наречия, указанные выше микроареалы
распространения названия ланита в процесс его создания вовлечены не
были [Венедиктов 1971, с.82-83, карты]. Современный болгарский
литературный язык сформировался в XIX в. без какого-либо участия
говоров этих микроареалов: среди его создателей не было носителей
данных говоров, а сами эти говоры долгое время оставались не известны.
Что касается слова ланита, то о нем, как указывает Ст.Кабасанов, впервые
в 1890 г. сообщил известный исследователь Родопского края Ст.Шишков
в т.III издания “Родопски старини” (с.59), отметивший его в говоре
упомянутого выше с.Еникьой в районе Ксанти [Кабасанов 1963, с.87]. А
между тем такое название щеки еще до сообщения Ст.Шишкова в языке
сочинений (оригинальных и переводных) возрожденцев уже
употреблялось.
Другой путь появления слова ланита “щека” в современном
болгарском литературном языке – книжное заимствование. Известно, что
на формирование этого языка, особенно его лексики, сильное влияние
оказали языки церковнославянский и русский, в которых это слово в таком
значении употреблялось.
Удобным материалом для освещения вопроса о возможном в
принципе церковнославянском источнике слова ланита “щека” в
современном болгарском литературном языке могут служить евангельские
тексты на церковнославянском языке и их переводы на болгарский. Эти
тексты не только удобны для сопоставления, но и важны в том отношении,
что книжникам XIX в., как и другим образованным возрожденцам
православного вероисповедания, они безусловно были хорошо известны.
Они читали церковнославянское Евангелие, российские издания которого
у болгар были широко распространены, так что встречавшееся в нем слово
ланита, конечно, знали. В церковнославянском Евангелии слово ланита
встречается несколько раз, и можно было бы заключить, что в
формировавшийся современный болгарский литературный язык оно могло
быть внесено, в частности, из евангельских текстов. Сопоставление
соответствующих статей этого Евангелия с его новоболгарскими
переводами, однако, показывает, что в последних слово ланита
отстутствует, а на его месте выступают другие названия щеки, присущие
народным говорам.
В период, когда складывлся современный болгарский литературный
язык, увидели свет несколько новоболгарских переводов Евангелия:
изданное Российским Библейским обществом “Евангелие от Матфея”, с
параллельным текстом на церковнославянском и болгарском языке, (СПб.,
1923), переведенное архимандритом Теодосием, греком по
происхождению, при участии неизвестного болгарина ( СПб,, 1823);
“Новый завет” в переводе Петра Сапунова (Бухарест, 1828); “Новый завет”
в переводе Неофита Рильского (Смирна, 1840), неоднократно
переиздававшийся в 50-е годы В 60-70-е годы увидели свет другие
переводы “Нового завета” в отдельных изданиях, нам недоступных, и в
составе подготовленной Американским Библейским обществом “Библии”,
о языке перевода которой в издании 1871 г. мы судим здесь по ксерокопии
небольшого фрагмента Евангелия от Матфея. Несмотря на ограниченный
круг евангельских переводов на болгарский язык, которыми мы
располагаем при работе над настоящей статьей, они дают нам основание
достаточно уверенно утверждать, что употребления названия щеки ланита
авторы этих переводов избегали.
Сравним церковнославянский и болгарский тексты
соответствующих статей Евангелия, в которых употребляются названия
щеки.
Мф 5, 39:
церковнославянский текст: GGGGHо аще т# кто ударитъ в
десную твою ланитU, wбрати емu и другuю;
болгарский перевод: но ако теб$# н%%$кои удари в
десную твою челюсти wбрати немu и другuю (перевод
Теодосия); Но ако н#кой ти оудари десната страна, wбарни
мu и дрuгата (перевод П.Сапунова); Но ако те оудари някой
една та страна по образатъ, wб@рни мu и дрuгата (перевод
Неофита Рильского); А пакъ азъ ви казувамъ: Да ся не противите злому; но
който тя плесне по десн@-т@ стран@, обърни му и друг@-т@ (Библия 1871);
Мф 26, 67:
церковнославянский текст: Тогда заплеваша лице егw и
пакwсти ем u дя#хu овiи же за ланитu удариша
болгарский перевод: Тога заплеваха лице негwвое и
заuшаха и дрuгiе удариха по щекамъ (перевод Теодосия);
Тогасъ заплюваха лицето негwво, и пакости мu правяха,
плескаха го, а дрuгiи съ тояги го бi```$#ха (перевод
П.Сапунова); NТогава мu заплюваха лицето, bbи оудариха
мu плесканица, а други го бiеха съ то#ги (перевод
Неофита Рильского);
Отсутствует слово ланита и в других статьях Евангелия в болгарском переводе,
в которых речь идет о щеке; см.: Ио 18, 22: À тåñü като мu рече, единъ
$$отъ коите предстояха слугите оудари въ страната Iиса, и
рече (перевод П .Сапунова); И като рече тi# (словеса) единъ отъ
онi# слuги щото предсто#ваха тамw, оудари по образатъ Iисu и
рече (перевод Неофита Рильского); Ио 19, 3: И дuмаха: радвайс# царю
uдейскiй: и бi#ха по старните (перевод П.Сапунова); И
говореха: радуйс# царю Iuдейскiй, и бiеха го по
образатъ (перевод Неофита Рильского).
Приведенные примеры употребления ланита “щека” в
церковнославянском тексте Евангелия и его лексических соответствий в
болгарских переводах показывают, что авторы переводов вне всякого
сомнения сознательно отказались от использования этого слова в своих
переводах, предпочтя ему народные (диалектные) страна и образ или
вообще не употребляя названия щеки. Очевидно, что ланита они
воспринимали как слово не народное (болгарское), а чужое, чуждое
болгарскому языку. В противном случае хорошо известное по крайней
мере по церковнославянскому тексту Евангелия оно вряд ли было бы
столь единодушно отвергнуто возрожденцами, переведшими Евангелие.
Мы, таким образом, полагаем, что книжным источником появления слова
ланита “щека” в современном болгарском литературном языке едва ли
был церковнославянский, если, повторяем, его не употребляли (согласно
приведенным материалам), даже переводчики изданного на
церковнославнском языке Евангелия.
На наш взгляд рассматриваемое здесь слово ланита вошло в XIX вв.
в литературный язык болгар другим книжным путем.
В болгарских печатных текстах XIX в.( не евангельских) слово
ланита встречается, видимо, нечасто. В картотеке Словаря болгарского
литературного языка эпохи Возрождения, хранящейся в Институте
болгарского языка БАН, по состоянию на ноябрь 2000 г. зафиксировано 18
случаев его употребления в произведениях (оригинальных и переводных) 7
возрожденцев – уроженцев разных диалектных областей Болгарии:
Ф.Велева (с.Габарево, р-н Казанлыка), Петко Славейкова (Велико
Тырново), С.Радулова и Н.Бончева (оба из Панагюриште), Г.Крыстевича
(Котел), Кр. Пишурки (Враца), М.Лазарова (София). Все они, кроме
М.Лазарова, родились в тех областях Болгарии, в современных диалектах
которых употребляются названия щеки буза и страна, закрепившиеся, как
уже сказано выше, в качестве синонимов в литературном языке. София,
откуда был родом М.Лазаров, находится на стыке областей
распространения названий буза и образ. Название ланита в говорах
указанных здесь областей не употребляется и, следовательно, есть веские
основания утверждать, что в язык сочинений перечисленных возрожденцев
оно попало не из народной речи (диалектов), а книжным путем и этим
путем было заимствование из руссколго литературного языка.
Приведем несколько примеров со словом ланита из произведений
некоторых из перечисленных авторов, почерпнутых иэ упомянутой выше
картотеки Словаря болгарского литературного языка эпохи Возрождения:
“Ужясна картина ся представила пред очима смелей девице: жена
побледняла… мътни и очи, посинели устни, омъртвевшия ланити, всички
черти лицеви изображявали силна мъка и правили я страшна”( С.Радулов.
Галерея из Монтионовски премии. Преведе от руский язик С.Радулов.
Одесса, 1857, с.90); “И челото, и веждити, и ланитити приемат разни
изменения, споряд движението на очите” (Ф.Велев. Кратка риторика. Вена,
1873, с.63); “Ето я тамо на крайт, отговори като ми посочи с глава едно
русо момиченце, на което ланитите и очите бяха тожде зачервени” (
Дневникът на беднийт момък или преговаряния върху человеческий
живот. Превод П.Славейкова. Цариград, 1870, с.29).
Особый интерес представляют примеры, в которых слово ланита
поясняется в скобках другим названием щеки – буза или страна: “… а
баща му му обрязвал ланитити (странитити) за да не би му расла
брадата” (“Български книжици”, 1859, март, кн.1, с.142); “Сичките
человеци имат едно лице, един нос, две очи, едни уста, една брада, мустаки
и ланити (бузи)” (Кр. Птшурка. Момина китка или книга за секого.
Побългарил от френский Кр. Ст. Пишурка. Виена, 1870, с.321). Есть
пример и обратного расположения названий щеки, когда в скобках
указывается ланита: “Кога им ся раждало малко дете , майка му му
струшавала носът…, а баща му му обрязвал странити (ланитити)”
(Г.Кръстевич. История българска. Т.1. Цариград, 1871, с.31). Практика так
называемого скобочного пояснения или истолкования предлагаемых
новых слов и слов, которые, по мнению употребивших их книжников,
будут не понятны их современникам, была широко распространена у
болгар в период формирования у них современного литературного языка.
Эти примеры, на наш взгляд, свидетельствуют о том, что слово ланита в
литературном языке было словом новым, для читающих болгар чужим и не
для всех них понятным.
Важно отметить также и то, что слово ланита не всеми
образованными болгарами принималось. Показательно в этом отношении
мнение Ивана Богорова, выдающегося деятеля Возрождения Болгарии и
видного пуриста XIX в. В 1875 г. он писал: “Наконец, мы благодарим Б.П.
за то, что он знакомит нас со множеством чужих слов (“чужди думи”), как,
например: ланити, разряд, завод, булван, поселения, намерения,
отпочивам, избитък и др. ” (Ив. Богоров. Книговище за прочитане. Год. I,
кн. V, 1875, с.8). Любопытно, что первым в списке приводимых Ив.
Богоровым чужих, против употребления которых он восстает, стоит слово
ланита. Совершенно очевидно, что если бы слово ланита Ив. Богоров
воспринимал как слово родное, болгарское, он вряд ли бы его включил в
список “чужих слов” и поставил бы его первым в данном списке. О том,
что ланита в то время воспринималось болгарами как слово не всем
понятное, говорит и такой факт. С.Радулов, который в переведенной им с
русского языка книге “Галерея из Монтионовски премии” (1857) в
изобилии употребляет без перевода русские слова, в конце книги
публикует “Азбучный словарь нескольких трудных слов”, где под
заглавием “Пояснение к некоторым лицам, местам, рекам, городам и не
для каждого понятным словам, которые встречаются в этой книге” в числе
большого списка очевидных русизмов приводит и слово ланита с
пояснением “буза, щека (по-русски)” (с.255).
По сранению с буза и страна слово ланита употреблялось гораздо
реже. В подтверждение этого можно привести еще и тот факт, что оно не
фиксируется в известном словаре болгарского языка А.Дювернуа , при том
что слово буза в нем иллюстрируется шестью, а страна тремя примерами
[Дювернуа 1886-1889, с.166, 2262]. Отметим также, что, как показывает
исследование Н.Николовой, слово ланита в языке XIX в. не выступало в
качестве анатомического термина [Николова 2003].
В литературе неизменно отмечается, что на формирование
современного болгарского литературного языка сильное влияние оказал
русский литературный язык XIX в. Это особенно касается лексики, состав
которой обогатился огромным числом русских заимствований. Вот что
писал в начале XX в. Б.Цонев (1863-1926), автор первого обстоятельного
исследования о книжном влиянии русского языка на болгарский. После
того, как утвердился новый болгарский литературный язык, пишет
Б.Цонев, он “сразу же был наводнен множеством русских слов. Потому
как надо признать, что начиная с возрождения болгарского народа и по
сей день болгарские писатели как будто не могут обойтись без русской
литературы, без русской книги. Все наши писатели воспитывались в
русских училищах или на русских книгах. Русская литература была
хорошей кормилицей литературы нашей. Через нее болгарская
интеллигенция восприняла и западную литературу. Наши переводчики, как
бы быстро они ни переводили с западных языков, они в большинстве
случаев переводят с русского, а не с западноевропейских языков. Имея в
виду такое сильное влияние русской литературы на болгарскую, мы можем
себе представить, сколь велико влияние русского языка на наш
литературный язык” [Цонев 1934, с.339]. Б.Цонев подчеркивает, что
особенно много слов из русского языка вошло в болгарский после
освобождения Болгарии от турецкого господства в русско-турецкой войне
1877-1878 гг., когда русским влиянием были охвачены многие сферы
государственной, общественной и культурной жизни Болгарии. И хотя в
печати тогда и позднее предпринимались попытки и звучали призывы
ослабить влияние русского языка, в болгарском закрепилось и по сей день
употребляется множество слов, заимствованных из русского языка.
Мнение Б.Цонева здесь особенно важно, потому что он был младшим
современником проходившего в описываемое им время мощного
воздействия русского языка на лексику его родного языка. По подсчетам
Б.Цонева в болгарском литературном утвердилось около 2000 русских
слов.
Видный современный болгарский лингвист Ив.Добрев также
отмечает, что “в эпоху Возрождения, да и в первые десятилетия после
Освобождения в болгарский литературный язык проникло множество
русизмов”, словарь которых до сих пор еще не составлен [Добрев 2003,
с.113]. Одна из причин не только отсутствия такого словаря, но и того, что
даже и не предпринимались попытки составления такого словаря,
заключается, по мнению Ив.Добрева, не столько в огромном числе
русизмов, сколько в неясности критерия в определении русизмов [Там же].
Рассматриваемое в настоящей статье слово ланита “щека” служит, как нам
кажется, иллюстрацией к тому, что это слово, древнеболгарское
(старославянское) по своему происхождению, через церковнославянский
вошло в русский литературный язык, откуда оно в XIX в. было
заимствовано в новый болгарский литературный язык. Многие из его
создателей наверняка читали “Руслана и Людмилу” А.Пушкина с ее
строками “Его чело, его ланиты / мгновенным пламенем горят” и
“Измаила бея” М.Лермонтова, где герой “… спит, и длинные ресницы /
закрыли очи под собой; в ланитах кровь, как у девицы, / играет розовой
струей”. Примечательной особенностью истории русизма ланита “щека” в
болгарском является то, что именно это заимствование из русского языка,
а не диалектное ланита закрепилось в современном болгарском
литературном языке. Иными словами, можно сказать, что в современном
болгарском языке в целом исторически исконно болгарское слово ланитa
сохранилось, поскольку оно употребляется в окраинных говорах
небольшого числа сел в Родопах и в литературном языке, но в самом
литературном языке это слово – русизм древнеболгарского
(старославянского) происхождения.
В заключение отметим, что высказанное в литературе мнение,
согласно которому своим утверждением в современном литературном
языке слово ланита обязано писателю Ивану Вазову, взявшему его “из
старинного языка” [Василев 1961, с.474), в свете всего выше сказанного
представляется несостоятельным.
Литература
БДА – Български диалектен атлас. Т. I. София, 1964; Т.II. София,
1966; Т. III. София, 1975; Т. IV. София, 1981.
БДА-об. – Български диалектен атлас. Обобщаващ том. София, 2001.
Бернштейн – С.Б.Бернштейн. Болгарско-русский словарь. М., 1966.
Бояджиев – Т.Бояджиев. Българските говори в Западна (Беломорска)
и Източна (Одринска) Тракия. София, 1991.
БТР – Български тълковен речник. София, 1955.
Венедиктов – Г.К.Венедиктов. Диалектная основа болгарского
литературного языка и болгарское книгопечатание в эпоху Возрождения /
Вопросы языкознания, 1971, № 4.
Геров – Н.Геров. Речник на блъгарский язик. Ч.2. Пловдив, 1899.
Димитрова, Спасова – М.Димитрова, А.Спасова. Синонимен речник
на съвременния български книжовен език. София, 1980.
Добрев – И.Добрев. За руско-българските лексикални успоредици /
Slavia Orthodoxa. Език и култура. Сборник в чест на проф. Р.Павлова.
София, 2003.
Дювернуа – А.Дювернуа. Словарь болгарского языка по памятникам
народной словесности и произведениям новейшей печати. М., 1886-1889.
Иванов – Български диалектен атлас. Български говори от Егейска
Македония. София, 1972.
Кабасанов – С.Кабасанов. Един старинен български говор.
Тихомирският говор. София. 1963.
Николова – Н.Николова. Българската анатомична терминология през
Възраждането. Шумен, 2003.
Радевы – П.Радева, Н.Радева. Малък речник на остарели и редки
думи в българския език. Велико Търново, 1999.
РБЕ – Речник на българския език. Т. I-. София, 1977.
РРОДД – Речник на редки, остарели и диалектни думи. София, 1974.
Цонев – Б.Цонев. История на българский език. Т. II. София, 1934.
(Опубликовано в кн.: Исследования по славянской
диалектологии. 6. Славянская диалектология и
история языка. М., Институт славяноведения РАН,
2005, с. 295–304)