Западный форт

advertisement
Тимофей ИЛЬЕВСКИЙ
«ЗАПАДНЫЙ ФОРТ»*
(Современная притча).
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
СТАРИК-КОМИССАР – за 80 лет.
ЧЁРНЫЙ КОПАТЕЛЬ – 40 лет.
БОМЖ – 50 лет.
СТАРУХА, жена Старика – 70 лет.
ДОЧЬ Старика – 40 лет.
ВНУК Старика – 7 лет.
ПРИМА – девушка 18 лет.
КУРТ – юноша 18 лет.
НЕМЕЦ по имени
Йоган – 50 лет.
БИЛЕТЁРША.
ДВА МИЛИЦИОНЕРА.
ВЕЧНЫЕ:
КРАСНОАРМЕЕЦ 41-
го года.
РУССКИЙ СОЛДАТ 14-го года.
ПОЛЬСКИЙ СОЛДАТ 39-го года.
НЕМЕЦКИЙ СОЛДАТ 41-го года.
ДРЕВНЕСЛАВЯНСКИЙ ВОИН.
Действие происходит в казематах старой русской крепости на западной
окраине бывшей великой империи.
Любые совпадения с реальными лицами или событиями случайны и
являются плодом вымысла автора.
*ФОРТ – отдельное долговременное укрепление, снабжённое артиллерией и
гарнизоном и вынесенное на несколько километров за пределы
внешнего крепостного вала.
2
БРЕСТ - 2008
ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ.
1. КУРТ И ПРИМА.
Откуда-то сверху доносится фальшивое пение молодёжи, в котором при определённом
желании можно угадать хиты неформальной музыки последних лет. Взрываются петарды,
встречаемые радостными воплями и звоном бутылок. Доносятся бравурные марши и печальные
вальсы военных времён в исполнении духового оркестра. Осипший диктор кричит что-то
заздравное по трансляции. Различимы обрывки каких-то «Да здравствует…» и «Ура!!!».
По длинной арочной анфиладе крепостного каземата бегут двое молодых людей: Курт и
Прима. Юноша одет во всё чёрное: джинсы, кожаная куртка, майка с портретом Кобейна. На
ногах – берцы, на голове – бандана. Он обвешан металлическими цепочками, булавками, в ухе –
серьга. Под стать ему одета девушка. Отличие лишь в короткой джинсовой юбке, да цветовой
палитре гардероба: она разнообразней и веселей. Дурацки дополняют их вид праздничные
поролоновые уши: заячьи у девушки и «марсианские» у юноши. В руках у обоих – пластиковые
бутылки с пивом.
ПРИМА (оценивая подвал). Ну, нашёл местечко!
КУРТ. Чем плохо?
ПРИМА. Да здесь дерьма – на каждом шагу! (Осматривает подошву.) Ну, точно! Уже влезла, блин!
(Курт смеётся.) Чего ржёшь, дебил!
КУРТ. А куда ещё спрячешься? Челов-то сколько! Под каждым кустом тусуются.
ПРИМА. Думают, что в День Победы люди хотят только пожрать и выпить! А люди, между прочим,
в сортир тоже хотят. А сортиров, почему-то, всегда не хватает.
КУРТ. В отличие от водки. (Смеётся.)
ПРИМА. Хватит ржать! Лучше помоги дерьмо скоблить. (Бросает Курту ботинок, который тот
демонстративно не ловит.)
КУРТ. Что, что? Кого скобелить? Тебя, малая? (Пытается облапать спутницу.)
ПРИМА. Аллё! Лапы, маньяк сексуальный! Дай отлить, а то уссусь.
Прима прыгает на одной ноге за угол. Курт хохочет, очищая подошву ботинка о шершавый
кирпичный свод. В дальнем арочном проёме появляется и исчезает чёрная фигура мужчины с
автоматом в руке.
ПРИМА (из темноты). Ой, блин, зачем надулась пива? Терпеть его ненавижу.
КУРТ. Водки, что ли, захотела, малая?
ПРИМА (прыгая на одной ноге и на ходу подтягивая колготки). Благородней напитка не знаешь?
Например, шампанского или виски?
КУРТ (торжественно несёт на шнурке ботинок). Хочется виски маленькой киске? (Бесцеремонно
лапает Приму за интимные места).
ПРИМА (не очень-то сопротивляясь). Ты меня сюда притащил, чтобы изнасиловать?
КУРТ (торжественно). Я привёл тебя сюда, чтобы продемонстрировать лучший в мире секс!
ПРИМА. Очень своеобразный способ отмечать День Победы!
КУРТ (лезет целоваться и поёт). Этот День Победы!!!
ПРИМА (грубо суёт под нос кавалеру ботинок). Порохом пропах!!!
КУРТ (отскакивает). Чего? Сдурела?
ПРИМА (надевает ботинок). Сдурела, сдурела!…
КУРТ (выдержав паузу). Прима, ты чего?
ПРИМА. Ничего… Сигарету дай… (Закуривает, садится на кучу кирпичного боя.)
КУРТ (после паузы). Да чего случилось-то? Месячные, что ли?
ПРИМА. Пошёл ты!… Сексопатолог!
3
КУРТ (после паузы). Ну, прости, что ли…
ПРИМА. Господи, ну какие вы все дебилы!
КУРТ. Причём здесь все?
ПРИМА (резко перебивает). А ты – главный дебил! Дебил Дебилыч!
КУРТ (пытается приблизиться). Прима…
ПРИМА. Отвали! (Отхлёбывает пива из пластиковой бутылки.)
Где-то рядом, в темноте, раздаётся металлический звук, похожий на звук передёргиваемого
оружейного затвора.
ПРИМА. Что это? Ты слышишь?
КУРТ. Щёлкает что-то.
ПРИМА (передразнивает). Щёлкает что-то! Сама слышу, что щёлкает. Что щёлкает? Что тут может
щёлкать?
КУРТ. Щелкунчик! Местная разновидность: щелкунчик казематный. Что-то вроде домового… или
барабашки.
ПРИМА. Курт, хватит трындеть! Я боюсь. Там кто-то есть.
КУРТ (обнимает девушку). Не бойся, чудо малое. Это, наверное, крыса или летучая мышь…
ПРИМА. Ай!!! (С криком заскакивает на руки Курту.) Вот, дебил, успокоил!
КУРТ. Не мандражируй. Кто тут может быть? Ментов, видала, сколько нагнали?
ПРИМА. Летучие мыши, правда, кровь пьют?
КУРТ. Сегодня им ничего не достанется. Сегодня твою кровь буду пить я! (Делает страшную
«вампирскую» рожу и набрасывается с поцелуями на Приму, которая со смехом уклоняется, но
вскоре затихает в объятиях. В глубине снова появляется тёмная мужская фигура.)
ПРИМА. Холодно… Как здесь люди жили?
КУРТ. Здесь жили не люди, здесь жили солдаты.
ПРИМА. А солдаты не люди, что ли?
КУРТ. Солдаты не совсем люди… А некоторые совсем не люди… Некоторые даже нелюди.
ПРИМА. Трепло ты, Курт.
КУРТ. Вообще-то, здесь никто никогда не жил. Воевали они в подвалах этих. Когда мемориал
стоили, отсюда кости мешками выносили... (Зажигает одну за другой спички, выводя копотью на
своде надпись.)
ПРИМА. Хорэ пугать!
КУРТ. Чего пугать! Мне отец рассказывал. Он пацаном сюда с дружбанами лазал. Патроны искали,
снаряды всякие… Тут кости везде были… Однажды они череп во двор принесли и стали им в футбол
гонять… Дед увидел, – задницу по первое число отодрал…
ПРИМА. Я бы умерла от страха.
КУРТ. Да пацаны они были! (Заканчивает работу. Сверху доносится нестройное пьяное пение.)
ПРИМА (читает надпись на своде). Курт + Прима… Дебил!… Они поляки?
КУРТ. Что?
ПРИМА. Ну, солдаты эти поляки были?
КУРТ. Причём здесь поляки?
ПРИМА. Здесь же раньше Польша была.
КУРТ. Была да сплыла. Русские они,…то есть советские… Хотя, кто их знает, может, и немцы.
ПРИМА (после паузы). Ты про какую войну? Про первую мировую?
КУРТ (смеётся). Про отечественную… 12-го года!… Не напрягайся, зайка моя! (Гладит
поролоновые заячьи уши на голове Примы.) Зайцам противопоказано долго думать. (Целует Приму.)
ПРИМА. Гляжу, всегда готов, как кролик!
КУРТ. Как Дракула! (Целует Приму.)
ПРИМА. И в любом месте?
КУРТ. Это место напоминает замок графа Дракулы.
ПРИМА. Ты там был?
КУРТ. Нет, но наслышан, что там тоже рекой лилась кровь, в подземельях – горы костей, а под
сводами – летучие мыши! (Целует спутницу.)
ПРИМА. Слушай, Дракула, а ты везде со всеми готов?
КУРТ. Что? Кровь пить?
4
ПРИМА. Чего дураком прикидываешься? (Отталкивает Курта.)
КУРТ (снимает поролоновые «марсианские» уши и наигранно-серьёзно заявляет). Везде – только с
тобой!
ПРИМА (после паузы). Ну…
КУРТ. Что ну?
ПРИМА. Говори ещё.
КУРТ. Что говорить?
ПРИМА. Что в таких случаях нужно говорить, то и говори… (Курт молчит. Прима начинает
хохотать, потом грубо хватает парня за ширинку.) Так ты меня здесь трахнуть хочешь, или в
любви признаться? (Курт молчит.) Значит трахнуть.
КУРТ (отталкивает Приму). Иди ты!… Дура бешенная…
ПРИМА. Значит, в любви объясниться… Как-то я себе это романтичней представляла: за столиком в
кафе, на берегу теплого моря…
КУРТ. Я тебе говорил, что люблю…
ПРИМА. Опа! А повторить слабо?
КУРТ. Что, каждый день? Как попка-дурак?
ПРИМА. Нет, умней тащить меня в эту нору и лапать под юбкой!
КУРТ (срывается на крик). А куда я тебя поведу? В мой клоповник с пелёнками-соплями, пьяным
папашей и больной мамкой? (Убегает в темноту.)
Прима одна. Долго курит сигарету, смотря в одну точку. Потом встаёт, снимает куртку и
стелит на землю. Снимает ботинки и аккуратно ставит рядышком. Становится ногами на
куртку, снимает заячьи уши, распускает волосы и медленно стягивает через голову майку.
ПРИМА (очень тихо). Иди ко мне.
После нескольких секунд тишины из темноты стремительно выбегает Курт и крепко
сжимает Приму в объятиях. Девушка увлекает парня вниз. В ту же минуту где-то наверху
начинается праздничный салют. Своды каземата озаряются сполохами. Доносятся
восторженные вопли, отдалённо напоминающие «Ура». Над молодыми людьми нависает
большая чёрная фигура с автоматом.
ЧЁРНЫЙ КОПАТЕЛЬ (орёт, что есть мочи). Рота-а-а!!! Подъём!!! (Зажигает спичку.) Через сорок
секунд построение на плацу!
КУРТ (испуганно). Мужик, ты чего?
ЧЁРНЫЙ КОПАТЕЛЬ (толкает пытающегося встать Курта ногой). Салагам слово не давали! Я
сказал: через сорок секунд – с полной выкладкой у казармы!
ПРИМА. Дядечка, мы здесь ничего такого…
ЧЁРНЫЙ КОПАТЕЛЬ. Ты, сучка, заткнись!
КУРТ. Вы чего ругаетесь?
ЧЁРНЫЙ КОПАТЕЛЬ. Я ругаюсь? Ты, щенок, ещё не слышал, как я ругаюсь! (Толкает Курта.)
ПРИМА (кричит). Оставьте нас в покое!
ЧЁРНЫЙ КОПАТЕЛЬ. Так, спичка сгорела! Подъём! Я сказал, подъём, уроды!!!
КУРТ. Мы никуда не пойдём!
ЧЁРНЫЙ КОПАТЕЛЬ (очень спокойно). Куда вы денетесь, говнюки. (Очередная вспышка салюта
озаряет каземат, наверху раздаётся пьяное «Ура»! В дальних углах каземата становятся
различимы ещё какие-то мужские фигуры в военной форме.) Не хотите одеваться, пойдёте, в чём
есть… А ну, бегом марш!!! (Чёрный Копатель выпускает автоматную очередь поверх голов…)
2. КОМИССАР.
Тёмный каземат отдалённого крепостного форта. Здесь не слышны крики, лишь далёкий гул
свидетельствует, что праздник продолжается. Словно полководец Великой Отечественной,
осматривающий поле сражения, стоит у амбразуры Комиссар. Это полностью седой небритый
старик в поношенной офицерской шинели без погон. С величественной позой диссонируют
цветная вязаная шапочка, спортивные штаны с пузырями на коленях и поношенные кроссовки.
5
Пространство каземата напоминает штабную землянку военных времён: печка-буржуйка,
лампа из артиллерийского снаряда, большой деревянный стол, железные койки, солдатские
котелки, на стене – карта крепости и едва различимые портреты вождей минувших времён.
Однако многие детали интерьера однозначно подсказывают, в каком мы времени:
полиэтиленовые бутылки с водой, маленький цветной телевизор, гора стеклянных бутылок в
углу, картонные коробки с английскими надписями.
С грохотом распахивается тяжёлая железная дверь, Чёрный Копатель вталкивает в
каземат Курта и Приму. Теперь можно разглядеть его. Одет в чёрную ОМОНовскую форму без
знаков различия. На ногах – высокие берцы. На голове – чёрная бандана. В руках – немецкий
«шмайсер». Копатель слегка прихрамывает.
КОПАТЕЛЬ. На колени, уроды! На колени, я сказал! Руки за спину! (Связывает Курту и Приме
руки. Старик оборачивается и безэмоционально наблюдает за происходящим.)
ПРИМА (плачет). Что вы от нас хотите?
КОПАТЕЛЬ. Что можно хотеть от уродов? (Наклоняется и орёт в ухо Приме.) Уродов надо
мочить!!! (Орёт в ухо Курту.) И я буду мочить уродов!!! Мочил и буду мочить! Ты хорошо
слышишь меня, голубой ублюдок?!
КУРТ (кричит в ответ). Не орите мне в ухо!
КОПАТЕЛЬ (очень тихо). Не орать тебе в ухо? Хорошо, я не буду орать в ухо… (Хватает Курта,
стягивает с него джинсы, одним ударом опрокидывает на колени и приставляет дуло автомата к
заднему проходу.)
ПРИМА (в истерике). Оставьте его, дядечка! Я вас умоляю! Христом Богом прошу!
КОПАТЕЛЬ (передёргивает затвор). Во, бля! Христа вспомнила! Когда трахалась со своим
голубым, молитву, случаем, не читала?
КУРТ (пытается вырваться). Отпустите… отпустите… отпусти меня… я не голубой!
КОПАТЕЛЬ. Не голубой он! А чего цепями и серьгами обвешался? (Вырывает из уха Курта серьгу,
тот воет от боли.)
ПРИМА. Дядечка! Вы ошибаетесь, он не голубой, мы металлисты!
КОПАТЕЛЬ. Слушай, шалавка, заткнись! А то ведь, побрею! Металлисты они, онанисты! Все вы
пидарасы.
СТАРИК (почти равнодушно). Прекрати ругаться… И автомат убери… (Копатель, пораздумав,
отпускает Курта. Тот отползает в сторону, пытаясь натянуть джинсы связанными руками.
Прима, всхлипывая, помогает ему. Старик садиться на табурет и долго всматривается в лица
молодых людей.) Зачем ты их сюда привёл, ведь договорились…
КОПАТЕЛЬ (то ли шутит, то ли всерьёз). Простите, Комиссар. Не прав! Надо было их на месте
шлёпнуть. (Молодые люди забились в угол и напряжённо слушают разговор.)
СТАРИК. Шлёпнуть, говоришь?… Всех не перешлёпаешь… (Смотрит на молодых людей.)
Молодые очень…
КОПАТЕЛЬ. Молодые, а уже уроды. Ничего святого за душой.
СТАРИК (спокойно). Как у всех молодых.
КОПАТЕЛЬ. Им бы только пиво на скамейке сосать…
СТАРИК (флегматично). Как всем молодым…
КОПАТЕЛЬ. Да трахаться под каждым кустом!
СТАРИК (флегматично). Сексуальная революция называется… (Старик произносит слово «секс» с
отчётливой буквой «е».)
КОПАТЕЛЬ. Из-за таких, как они, мир летит ко всем чертям!
СТАРИК. Если бы врагами были только такие сопляки…
КОПАТЕЛЬ. Комиссар, вы их словно защищаете?
СТАРИК. Я не защищаю, я размышляю…
КОПАТЕЛЬ. Не размышлять надо, а судить!!! Как преступников!
КУРТ. За что нас судить? Какое преступление мы совершили?
КОПАТЕЛЬ. Щенок не понимает! Он невинен, как ягнёнок! А я, наверное, кажусь ему серым
волком. (Нависает над Куртом и рычит.)
СТАРИК. Откуда они?
КОПАТЕЛЬ (отступает от Курта, садиться на табурет рядом со Стариком, кладёт автомат на
стол, раскуривает сигарету). В подвалах Западного форта… (В последнем слове ударение делает на
6
«а». Старик, до этого погружённый в какие-то свои мысли, с удивлением переводит взгляд в угол,
куда забились молодые люди.)
СТАРИК. Что они там делали?
КОПАТЕЛЬ. Что делали? (Зло ухмыляется, потом начинает медленно чеканить слова.) Пиво пили,..
сра… то есть оправляли естественные надобности,.. размазывали по стенам гов… то есть
экскременты,.. в довершение всего еб… занимались сексом (В последнем слове утрирует букву «е».)
под аккомпанемент праздничного салюта… (Старик возмущенно бьёт ладонью по столу.) А в
остальном они невинны, как ягнята… (Хохочет.)
СТАРИК (после большой и напряжённой паузы). Если бы я тогда знал, за какое будущее воюю, я бы
перешёл на сторону власовцев…
Долгое молчание. Копатель лузгает семечки. Старик тяжело и шумно дышит.
ПРИМА (не в состоянии более выносить взгляд Старика). Что вы от нас хотите? Что вы от нас
хотите?
КУРТ (пытается её успокоить). Не кричи. Это бесполезно… Ты же видишь, они – сумасшедшие.
КОПАТЕЛЬ (хватается за автомат). Да, я сумасшедший! Я просто конченный идиот, потому что
два года канал в горах за долбанную страну, которая плодила, как тараканов, таких уродов, как ты!
СТАРИК (кричит, стуча кулаком по столу). Копатель, прекрати орать!.. (Курту сначала спокойно, а
потом всё более и более распаляясь.) Да, молодой человек, наверное, вы правы…Я – сумасшедший...
Такой же сумасшедший, как все старики, у которых отняли великую Родину… Такой же
сумасшедший, как все строители Вавилонской башни!… Такой же сумасшедший, как все, кому
партбилет дороже сберкнижки!… Такой же сумасшедший, как мои боевые товарищи, сложившие
головы в июне сорок первого в подвалах этого проклятого, чёрт бы вас подрал, Западного форта!!!
(Бьёт кулаком по столу.)
Пауза. Старик тяжело дышит, глотает какие-то таблетки. Копатель грызёт семечки.
Молодые люди растеряны.
КУРТ. Мы не знали… (Молчание.) Простите…
СТАРИК (взрывается). Вы не знали! Вы ничего не знали! Вы и знать ничего не хотите! Иваны, не
помнящие родства! Иваны, которым наплевать на всё: на отцов, дедов, страну, историю, идеалы…
У вас нет ничего святого. У вас ничего нигде не болит…
КОПАТЕЛЬ. У них только кое-где чешется постоянно.
СТАРИК. Вам хватит стыда устроить на братской могиле пьянку…
КОПАТЕЛЬ. Им хватит стыда и сексуальную оргию там устроить.
СТАРИК. Вас обагрённые кровью стены не остановят.
КОПАТЕЛЬ. Что им ваши стены, когда срать хочется.
ПРИМА. Мы же ничего не знали…
КОПАТЕЛЬ. Заткнись, когда с тобой Комиссар говорит!
СТАРИК. Вы ничего не знали… Лучше бы я тогда погиб тогда…
Молчание.
КУРТ. Товарищи…
КОПАТЕЛЬ. Какие мы тебе товарищи, урод?! Оскар Уайльд тебе товарищ!
КУРТ. Причём здесь Оскар Уайльд?
КОПАТЕЛЬ. Ненавижу пидарасов.
КУРТ. Я не пидарас.
КОПАТЕЛЬ. А металлистов – ещё больше. (Срывает с джинсов Курта цепь.)
СТАРИК. Прекратите!
КОПАТЕЛЬ. Цепями обвешался, как Кащей… (Кидает подальше цепь, подсаживается к Старику.)
Ну, что делать будем, Комиссар?
СТАРИК. Что делать? Договорились, кажется, чтобы здесь не было посторонних. Хочешь, чтобы эти
(Кивает в сторону пленников.) милицию привели? Сам притащил, сам и выкручивайся… (Отходит
к амбразуре.)
7
КОПАТЕЛЬ (поразмыслив). Сам, так сам… Есть способ… (Вешает на плечо автомат.) Уроды! На
выход! (Курт и Прима в страхе медленно поднимаются.)
СТАРИК (через плечо). Хватит дурить. Не в Афгане. Иди, проветрись. В «Продукты» сходи…
Возьми бутылочку белой. Деньги знаешь где… И оружием перестань баловать… Ну, чего смотришь?
Иди! Я пока на стол что-нибудь соображу. День Победы всё-таки…
Копатель зло ухмыляется, поглядывая на молодых людей… Кладёт автомат на стол.
КОПАТЕЛЬ. Живите… пока! (Берёт в жестяной коробке из-под киноленты несколько купюр и
уходит, громко хлопая железной дверью.)
Старик наливает в котелок воду из полиэтиленовых бутылок и ставит его на самодельную
плитку, в основе которой – паяльная лампа. Долго колдует над лампой: заправляет бензином,
нагнетает давление, регулирует пламя. Убедившись, что конструкция, наконец, заработала,
включает телевизор, крутит антенну. Через шипение и треск прорываются песни военной
поры, - транслируется праздничный концерт. Так и настроив толком телевизор, машет рукой
и начинает чистить картошку. Снаружи доносится последний разрыв запоздалого фейерверка,
сопровождаемый пьяными воплями, своды озаряют мигающие блики. Старик поднимает
голову, раздражённо сплёвывает и углубляется в работу. Наступает длительная пауза.
ПРИМА. Отпустите нас… (Старик молчит.) Вы нас отпустите?.. (Старик молчит.) Мы никому
ничего не расскажем… (Старик молчит.) Мы не пойдём в милицию… (Старик молчит.) Обещаем…
КУРТ (кричит). Мы что, скоты какие-то? За что вы нас связали? Вы что, оглохли? (Старик молчит.)
ПРИМА. Послушайте… дедушка… не знаю, как вас…
КУРТ. Тот идиот называл его Комиссаром.
ПРИМА. Выслушайте нас, Комиссар…
КУРТ (Приме, тихо). Бесполезно. Старики все такие. Мой дед перед смертью тоже целыми днями
молчал. Уставится в окно и молчит, как рыба об лёд…
Молчание. Старик чистит картошку. Через шипение прорывается телепередача.
ПРИМА. Господи, я с ума сойду! Мать, наверное, уже всех подруг обзвонила и на морги
переключилась… Что я ей завтра скажу?
КУРТ. Заткнись ты, дура! Какое тут завтра с этими чокнутыми?
ПРИМА (плачет). Курт, миленький, ну сделай же что-нибудь!
КУРТ. Что я могу со связанными руками?… Ты вообще видишь ту штуку на столе?… Вот, блин,
вляпались.
ПРИМА. Понимаешь, кто они такие?
КУРТ. Старики-разбойники… Сериалов насмотрелись… В «Бригаду» играют…
ПРИМА. Шути – шути…
КУРТ. Реветь что ли, как ты?
Молчание. Старик чистит картошку. Через шипение прорывается телепередача.
ПРИМА. Больше не могу! (Старику.) Умоляю вас! Мы больше не будем…
КУРТ (язвительно). Что ты не будешь? Как ребёнок…
ПРИМА. Заткнись, блин! Из-за тебя вляпались, так хоть сейчас не мешай.
КУРТ. Чего это вдруг из-за меня?
ПРИМА. А кому было невтерпёж?
КУРТ. Что невтерпёж?
ПРИМА. Хорэ дуриком прикидываться!
КУРТ. Я тебя силой, что ли, заволок? Сучка не захочет, – кобель не вскочит.
ПРИМА. Это ты мне в любви объяснился, что ли?
КУРТ. А ты чего катишь?
ПРИМА. Ну, тронул! До глубины души!… Я тебя тоже нежно люблю… (Отворачивается.)
КУРТ (после паузы). Примка, ну прости… Прости недоумка… Ну, вырвалось…
8
ПРИМА. С таким человеком мне, возможно, придётся лежать в одной могиле…
КУРТ. Хватит! Какая могила?! (Старику.) Эй, ты, хрен вонючий! (Отчаянно пытается встать на
ноги.) Хватит комедию ломать! Развяжи мне руки, развяжи немедленно руки, пердун старый! Я не
дам над собой издеваться! (Поднимается на ноги и бросается к Старику.) Я скорее умру, чем…
Зацепившись ногой за телевизионный кабель, Курт падает на мешки со стеклотарой.
Визжит Прима. Гремят рассыпающиеся по полу бутылки. Стонет от ушиба Курт. Шипит
телевизор.
СТАРИК (тихо, под нос, не отрываясь от картошки). Умрём, но из крепости не уйдём…
КУРТ (высовываясь из мешков). Что?
СТАРИК. Умрём, но из крепости не уйдём… Такие слова нацарапал штыком на стене мой
однополчанин Алёша Шугуров на 28-ой день войны…
КУРТ. Ну и что?
СТАРИК (поднимает голову, смотрит на котелок). Вода закипела… Никогда не могу угадать.
(Оценивает количество начищенного.) Ещё парочку… (Продолжает работу.)
КУРТ (нервно). Ну и что?
СТАРИК (очень спокойно). А то, что слова эти он нацарапал в каземате Западного форта…
3. БОМЖ.
Слышны тяжёлые шаги и перезвон стекла. Молодые люди с тревогой всматриваются в
темноту. Старик не проявляет никаких признаков беспокойства. Противно скрипят петли
тяжёлой железной двери. В каземат спускается Бомж. Из разношерстного барахла торчит
бородатая голова с жирнющими волосами, схваченными в хвост цветной девичьей резинкой. В
руках – куча котомок и пакетов с бутылками.
БОМЖ (Старику). Жив ещё, Мафусаил? (Старик бросает на Бомжа укоризненный взгляд.) Вижу,
что жив, раз… (Поёт.) «бьётся в тесной печурке огонь»… (Ставит на пол поклажу.) До чего
обожаю всенародные праздники и массовые гуляния! Это – прямые инвестиции любимого
правительства в мой бюджет. Заметьте, не облагаемые никакими налогами! Сегодня праздник
удался, как никогда! Дети всех колен Израилевых слились в застольном экстазе на подшефной
территории. (Вынимает из котомок и ставит на стол кулёчки, коробочки, стаканчики и баночки с
едой. Достаёт из кармана чайную ложечку, вытирает её об лохмотья и начинает пробовать и
оценивать добычу.) Возможно-возможно… Соли маловато… Суховата котлетка… У-у-у!
Божественно!… Это не рекомендую, – говно!… О, даже варенье оставили!… Клубничное… Щедры,
щедры, православные… (Начинает сливать содержимое пивных бутылок в трёхлитровую банку.)
Интересно, если смешать «Беловежское» с «Оболонью», получится «Туборг» или ослиная моча?
(Замечает отсутствие изображения на телевизионном экране.) Это передача такая или у меня
зрение село? (Обнаруживает разгром в своём стеклянном хозяйстве.) А это что? Великороссчерносотенец снова устроил пьяный погром? Нет, моё терпение кончилось! (Отпивает содержимое
банки.) Не «Туборг», конечно, но не хуже бочкового «Жигулёвского» времён моего голоштанного
детства… Всё! Эмигрирую на историческую родину. Завтра же подаю документы… Хотя нет,
послезавтра… Завтра приёмный день, надо сдать стеклотару, а то на самолёт не хватит. (Старику.)
Товарищ Комиссар, вы напишите мне рекомендацию? У вас ведь рука набита. Скольким вы
рекомендацию в партию дали?
Старик за время этого монолога дочистил картошку, помыл её в ведре и закинул в котелок.
СТАРИК. Дай соли. И убери со стола отбросы.
БОМЖ (обиженно протягивает Старику жестянку с солью). Соль, между прочим, моя. А насчёт
провианта, – обижаете, любезнейший! Всё – первейшей свежести. Коммунистическое воспитание не
позволило вам вкусить моих даров на Радуницу, хотя я убеждён, что на могилках оставляют самые
лучшие яства, ибо грех великий скармливать предкам тухлятину! – Но сегодня! О! Сегодня нас
угощают демонстранты, пришедшие в священную цитадель под красными стягами с единственной
9
целью: склонить голову перед немеркнущим подвигом твоих сверстников, о, премудрый Мафусаил!
Кстати, они передавали тебе привет и очень удивлялись, почему тебя нет на торжественной линейке?
СТАРИК. Замолчишь когда-нибудь?
БОМЖ. Юпитер, ты сердишься? – Значит, ты не прав! Действительно, а почему тебя там не было?
Надел бы ордена, прогулялся бы на свежем воздухе. Погода очаровательная, птички поют, живём мы
все в мире и согласии, – чего ещё нам?… Откуда это? (Замолкает, пытаясь что-то вспомнить.)
СТАРИК. Превратили крепость в парк культуры и отдыха.
БОМЖ. Что?
СТАРИК. Говорю, осталось американские горки над руинами поставить, чтобы вот эти развлекались.
(Кивает в сторону Курта, который лежит на мешках с бутылками.)
БОМЖ (замечает, наконец, гостей). Ба! Матерь божья! У нас гости! Святые угодники! А я не во
фраке! Тимуровцы пришли проведать ветерана? Это теперь такая форма у пионеров? А где звёздочка
с профилем вождя? Хотя нет, профиль – на комсомольском значке… На пионерском он юн и
кучеряв, как Пушкин. Помните, молодые люди: «Погиб поэт, невольник чести, пал оклеветанный,
так сказать, молвой»?
КУРТ. Это Лермонтов.
БОМЖ (с удивлением смотрит на Курта). Браво! Первый тест сдан! Присаживайтесь, молодой
человек к столу. Думаю, нам будет о чём поговорить… (Замечает, что гости связаны и замолкает.
Долго задумчиво смотрит на автомат. Затем обращается к Старику, настраивающему
телевизор.) Комиссар, вы не перепутали «улицу, город и век»? Если вы приняли этих детей за
фашистских оккупантов, вам следует обратиться к психиатру. У графа Монте-Кристо от долгого
сидения в подземелье тоже случались галлюцинации.
СТАРИК. Их привёл Копатель. (Возиться с телевизором.)
БОМЖ (вглядывается в молодых людей). Он разглядел в них загримированных душманов?
СТАРИК. Он разглядел в них подонков.
КУРТ (взрывается). А сами вы кто? Выживший из ума отшельник? Придурок старый!
ПРИМА. Простите его, он не понимает, что говорит. Вы же видите, ему больно, он не в себе!
БОМЖ (радостно). Чехов!
ПРИМА. Что?
БОМЖ. Вспомнил, откуда это!
СТАРИК. Что это?
БОМЖ. Ну, про птичек, которые поют и погоду замечательную! Это Телегин говорит в «Дяде Ване».
Очень я любил эту роль! На каких только фестивалях не играл. Один раз даже за границей! А вот
Войницкий у нас был не того, – суетлив сильно, а тут боль нужна, страдание. Да, да… Чехов… Чехов
требует быть немного не в себе… (Отпивает из банки и уходит в раздумье.)
Комиссару, наконец, удаётся кое-как настроить антенну. Подземелье заполняет музыка
Отечественной войны. Бомж морщится, достаёт из кармана плеер и закрывает уши
наушниками.
4. НЕМЕЦ.
Чёрный Копатель вталкивает в каземат Немца. У того удлинённые светлые волосы, очки в
тонкой золотой оправе, босоножки на голую ногу. Одет элегантно, с претензией на эстетство.
Немец страшно пьян и едва держится на ногах. Сказать что-то вразумительное он не в
состоянии, только мычание, да отдельные немецкие слова.
КОПАТЕЛЬ. Вот нажрался, урод!
Немец грохается на скамейку, оглядывается мутным взглядом вокруг и тянется к банке с
пивом, опрокидывая по пути бутылки. Бомж с удивлением смотрит за непрошеным гостем.
БОМЖ. Что у нас сегодня? – День открытых дверей? (Начинается борьба за обладание банкой.
Копатель смеётся. Старик застывает в недоумении. Курт, воспользовавшись моментом,
перебирается поближе к Приме. Наконец, Бомж одерживает победу: Немец валится на пол.)
10
Товарищ не очень похож на людей моей профессии. Очки золотые напялил! И прикид не местный.
(Ощупывает пиджак гостя.) Олигарх в запое, что ли?
КОПАТЕЛЬ (смеётся). Выше, выше бери!
БОМЖ (с деланным испугом снимает со стены портрет какого-то вождя, сравнивая его с
физиономией гостя). Не похож вроде… Хотя, если постричь и перекрасить…
КОПАТЕЛЬ (ставит на стол бутылку водки). Иностранец!
БОМЖ. Опаньки! (Разглядывает гостя, мычащего что-то на полу). Как же я сразу не догадался?
Ведь и манеры, и речь явно иностранные! А я не успел сделать укладку. (Поплевав на ладони,
прилизывает волосы и наклоняется над Немцем.) Ду ю спик инглиш?… Парле ву франсе?… (Немец
мычит нечто невнятно-ругательное, активно используя слово «шайзе».) Батюшки-свет! Комиссар,
ваш сожитель захватил в плен немецкого языка!
КОПАТЕЛЬ (удивленному Старику). Немчура! Самый настоящий. Нажрался, как скотина, и отстал
от экскурсии. Восточные капониры обозревал, по подвалам шатался.
СТАРИК. Зачем он здесь?
КОПАТЕЛЬ. Смеха ради! (Хохочет, глядя на гостя.) Ещё говорят, что больше нашего никто в мире
не пьёт. Смотрите, как назюзюкался!
СТАРИК (неожиданно кричит). Пошёл вон!!!
КОПАТЕЛЬ (резко обрывает смех). Не понял.
СТАРИК. Что ты не понял?
КОПАТЕЛЬ. Не понял, чего волноваться… По-русски он не калякает… Дорогу в таком состоянии не
вспомнит… Ментов не притащит… Что за шухер такой, Комиссар?
СТАРИК. Да ты понимаешь, какой сегодня день? За эту победу здесь, в Западном форту сложили
головы все мои товарищи. Один я чудом уцелел. Всю мою семью сгноили вот эти (Тычет в Немца.) в
лагерях… Да я их поганую нацию… (Начинает задыхаться и запинаться.) Да если бы мои боевые
товарищи видели… с кем я в День Победы… Ты мне его ещё за стол усади и фронтовые сто грамм
налей!…
БОМЖ. Уберу-ка я от греха подальше пушечку. (Пытается взять автомат.)
КОПАТЕЛЬ (отбрасывает руку Бомжа, хватает «шмайсер» и протягивает Старику). Молодец,
Комиссар! Есть ещё порох в пороховницах! (Кивает на Немца.) Кончи его! Расквитайся за
товарищей, за ранения, за потерянных близких! Поставь победную точку! Закончи свою войну,
Комиссар! Кому это сделать, как не тебе? Ведь ты остался один на рубеже, остальные погибли и
умерли! Отомсти за них! У тебя появился шанс окончить свою войну! Соверши последний подвиг! А
передать свою ненависть тебе есть кому: я продолжу войну! Я кончу этих уродов! (Указывает на
жмущихся друг к другу молодых людей.) Я подхвачу из твоих рук падающее красное знамя!
Пауза. Старик и Копатель стоят напротив друг друга. Из телевизора доносится песня «День
Победы». Ничего не понимающий Немец сидит на земле, глупо и счастливо улыбаясь. Курт
обнял до смерти перепуганную Приму… Проходит полминуты.
БОМЖ. Наверное, картошечка готова! (Проходит между Стариком и Копателем к котелку,
пробует ножичком клубни… Наигранно радостно сообщает.) Разварилась! Люблю разваренную.
Мы когда гастролировали по Украине…
КОПАТЕЛЬ. Заткнись!
БОМЖ. Война войной, а обед по расписанию! Кто-то умный сказал. Возможно, даже Чехов…А,
может, Пушкин.
КОПАТЕЛЬ. Заткнись!
БОМЖ. Кстати, насчёт «заткнись»! Позволю напомнить вам, многоуважаемые квартиранты, что
первым в этот уютный подвальчик заселился я. Так что, мои права здесь приоритетны, и попрошу
меня не затыкать. Лучше поблагодарите, что я с вас не беру за коммунальные… (Философски.)
Кстати, нужно заняться оформлением моих прав в БТИ. Вот только бутылки завтра сдам! Хотя нет, я
же собираюсь на родину предков, зачем мне лишняя недвижимость? (Уже слил воду из котелка и
поставил картошку на стол.) Как многократно говаривал я, когда служил пасынком у Мельпомены,
«кушать подано, господа!»
Немец с бормотанием, в котором угадывается «зер гуд», пристраивается к столу, пытается
дотянуться до бутылки с водкой, получает по рукам от Бомжа, хватает горячую крышку
11
котелка и с воплем «шайзе» бросает её… Старик и Копатель, буравившие до сего момента друг
друга глазами, смотрят на беснования ошпаренного гостя.
БОМЖ. Тяжёлая крышечка оказалась!
СТАРИК (резко оборачивается к Копателю). Война давно окончена, сынок.
КОПАТЕЛЬ. Не обманывай себя. Война никогда не кончается. Кому это знать, как ни тебе,
Комиссар!
НЕМЕЦ (вскакивает на ноги, поднимает пустую пивную бутылку и на неожиданно чистом русском
языке произносит тост). С Днем Победы! (Падает на гору бутылок и тут же засыпает.)
БОМЖ (после паузы). Вы уверены, что он немец?
Опешивший Копатель пожимает плечами и начинает нервно хохотать. Качая головой,
растерянно улыбается и тянется к таблеткам Старик. Смеются даже Курт с Примой.
КОПАТЕЛЬ (Бомжу). Ну, наливай, чего тянешь! У тебя рука лёгкая.
БОМЖ (откупоривает бутылку и наполняет граненые стаканы). Это точно.
КОПАТЕЛЬ. Лёгкая, но грязная. Ты когда руки-то мыл?
БОМЖ. К грязным рукам деньги лучше прилипают. Надо под утро сходить к вечному огню. Сегодня
там столько монет набросали!
СТАРИК. Кощунствуешь.
БОМЖ. Отнюдь! Кощунствуют те, кто бросает монеты в огонь. Словно откупиться за своё
беспамятство хотят. Да и вообще, я не соберу, соберут такие вот пионэры на пиво… (Кивает на
молодых людей.) Наверно, надо их покормить.
СТАРИК. Покормим…
КОПАТЕЛЬ. Накормил бы я их… тем дерьмом, которое они по стенам мазали.
СТАРИК. Угомонись. Что с них взять? Дети ведь.
КОПАТЕЛЬ. Ну – ну…
БОМЖ. Так что? Не вкусить ли нам водочки?
СТАРИК (поднимает стакан). За победу!
КОПАТЕЛЬ И БОМЖ. За победу! (Выпивают).
КОПАТЕЛЬ (Старику). Праздничный салют для тебя, ветеран! (Поджигает петарду и бросает в
глубину каземата.) Ура!!!
Раздаётся грохот петарды. Вспышка выхватывает в глубине фигуры солдат в старинной
военной форме. Никто, кроме Старика-Комиссара их не видит… Затемнение.
5. НОЧНОЙ РАЗГОВОР.
В кромешной темноте раздаётся глухой и долгий стариковский кашель. Скрипит железная
койка. Чиркают спички, загорается фитиль лампы. Старик в наброшенной на плечи шинели
зачёрпывает кружкой воду из ведра, медленно пьёт. В углах, невидимые для зрителя, спят
остальные обитатели каземата: слышен храп и посапывание. Старику не спиться: он садится
за стол и задумчиво смотрит на пламя… Потом уходит в темноту, гремит чем-то и
возвращается с жестяной банкой из-под кофе. Высыпает содержимое на стол. Внутри –
боевые награды. Начинает разглядывать их. За спиной появляется фигура молодого солдата в
форме 41-го года. Окровавленная голова его перевязана грязным бинтом. В руках – боевое красное
знамя.
КРАСНОАРМЕЕЦ (разглядывая через плечо Старика награды). Ты прямо герой.
СТАРИК (ничуть не удивившись гостю и даже не обернувшись). Боевых три, остальные –
юбилейные.
КРАСНОАРМЕЕЦ. Что за юбилейные?
СТАРИК (показывает). Вот в 20-летию Победы, вот к 30-летию… К каждому «летию» давали.
Последняя: 60 лет Победы.
КРАСНОАРМЕЕЦ. Долгожитель… Повезло.
СТАРИК (задумчиво). Повезло… Водку будешь?
12
КРАСНОАРМЕЕЦ. Буду. (Присаживается к столу. Старик наливает гостю и себе.) Когда наши
подошли?
СТАРИК. Что?
КРАСНОАРМЕЕЦ. Говорю, когда основные войска подошли к крепости? (Старик молчит.) Форт не
сдали?… Почему молчишь?…
СТАРИК (поднимает стакан). Давай… за нашу Победу.
КРАСНОАРМЕЕЦ (чокается). За Победу!… (Выпивает.) Хорошая водка.
СТАРИК. Ага, водку научились…
КРАСНОАРМЕЕЦ. Значит, сдали… Наверно, так нужно было… из тактических соображений…
Чтобы сил скопить… для ответного удара… От линии Сталина гнали?
СТАРИК. Что?
КРАСНОАРМЕЕЦ. Говорю, от линии Сталина гнали назад фрицев?
СТАРИК. Что та линия! Да и Сталин тот! (Наливает.) За Победу! За нашу с тобой Победу!
(Выпивают.) До Волги драпали,… прежде чем воевать научились… Столько народу за эту Победу
положили…
КРАСНОАРМЕЕЦ. Много?
СТАРИК. Миллионов двадцать, если не больше…
КРАСНОАРМЕЕЦ. Миллионов? (Выпивает.) Да, повезло тебе, Комиссар.
СТАРИК. Что и говорить, повезло.
КРАСНОАРМЕЕЦ. В крепости гарнизон стоит?
СТАРИК. Какой гарнизон? Крепость же разрушили. Ты же сам видел еще в июне 41-го!
КРАСНОАРМЕЕЦ. Столько лет прошло! Почему же не восстановили?
СТАРИК (после паузы). В память о подвиге нашем… и не восстановили. Руины законсервировали,…
вечный огонь зажгли…
КРАСНОАРМЕЕЦ. А могила моя где?
СТАРИК (встретившись взглядом с боевым товарищем и помолчав). Нет твоей могилы, Алёша…
Только памятник есть… Большой… Бетонный… Один на всех.
КРАСНОАРМЕЕЦ. Памятник?… Бетонный… Вечный огонь, говоришь? Могилки нет, говоришь?
Странно… Конечно, это дело ваше, дело живых… (Выпивает. Разглядывает награды.) Какие тут
боевые?
СТАРИК. Вот «Красной Звезды» орден… Вот медаль «За взятие Кенигсберга»… Ну, и «За Победу
над Германией»…
Рядом с Красноармейцем появляется фигура Русского солдата 14-го года с Георгиевским
крестом на груди.
РУССКИЙ СОЛДАТ. Ленточка, как на моём Георгиевском. А профиль странный… Вроде, не
русский… Не пойму, что за царь…
Старик оборачивается, но Русского солдата уже нет.
КРАСНОАРМЕЕЦ (поднимает стакан). Давай за Родину нашу! За Союз Советских
Социалистических Республик!
СТАРИК. Да, да… за Родину… (Тяжело встаёт и дрожащим голосом, очень тихо говорит.) За
Родину… За партию… За Сталина… (Пьёт.)
Красноармеец исчезает. На его месте сидит Прима. Она отодвигает от себя стакан с
водкой.
ПРИМА. Извините, но я действительно не пью водки. Так, пиво иногда, но оно мне тоже не
нравится.
СТАРИК. Жаль. А парень твой молодец, уважил старика, выпил за святой день… (Опускается на
табурет, пытается найти закуску в принесённых Бомжом банках.)
ПРИМА (грустно смотрит в угол, где храпит Курт). Да, уважил… Боюсь, завтра башки не
поднимет. Это он с перепугу так расхрабрился, а вообще-то он тоже не очень… У него отец –
алкоголик.
13
СТАРИК (что-то жуёт). Если отец алкоголик, это ещё не повод убегать из дому и шляться по
подворотням с такими, как ты.
ПРИМА. Что вы обо мне знаете?
СТАРИК. У тебя всё на лице написано.
ПРИМА. И что же у меня на лице написано?
СТАРИК. Отстань, девочка.
ПРИМА. Написано, что я блядь? Это хотите сказать?
СТАРИК (растерялся). Господи, что за молодежь!
ПРИМА. Краснеете? Не знаете таких слов?
СТАРИК. Как ты смеешь со мной так разговаривать? Мне восемьдесят лет!
ПРИМА. И за 80 лет ни разу не матерились?
СТАРИК. При женщинах – никогда.
ПРИМА. А при блядях?
СТАРИК (кричит). Соплячка! Что ты себе позволяешь?
ПРИМА (кричит). А что вы себе позволяете? Вы брезгуете даже взгляд на мне остановить, а если я
встречаюсь с вами глазами, то ничего, кроме отвращения и ненависти, там не вижу. В вашем
холодном взгляде можно прочесть только одно: блядь! Вы зачем мне водку предлагаете? Чтобы
найти ещё один аргумент? Зачем вам какие-то аргументы? Вы с первой секунды, как меня увидели,
вынесли приговор: блядь! На лице у меня всё написано!!! А что у вас на лице написано, сказать?
Написано, что вы ненавидите всех, кто моложе вас, кто здоровее вас, кто одет иначе, кто слушает
другую музыку, кто называет вещи своими именами, кто не боится говорить правду, кто вообще
свободнее вас, кто – наконец – способен любить!
Старик пристально с удивлением смотрит в глаза Приме. Долгое молчание.
СТАРИК. Как тебя зовут?
ПРИМА (огрызается). Какая вам разница? Можете называть блядью.
СТАРИК. И всё-таки?
ПРИМА. Прима.
СТАРИК. Это имя?
ПРИМА. Кличка.
Старик. А почему Прима?
ПРИМА (огрызается). Сигареты «Прима» люблю. (Старик смеётся.) Чего смеётесь?
СТАРИК. Да так, смешно. Девушка и вдруг: «Прима».
ПРИМА. Можете другой смысл подкладывать, театральный… Я артисткой хочу стать.
СТАРИК. Лучше я театральный подложу. Очень уж у тебя монолог хорошо получился: ярко,
темпераментно, заразительно.
ПРИМА (неловко улыбается). Извините, погорячилась.
СТАРИК. Да ничего, ничего! А парня твоего как звать?
ПРИМА. Курт.
СТАРИК. Ещё один немец, что ли?
ПРИМА. Какой там немец! Тоже кликуха. Он под Кобейна косит.
СТАРИК. Что делает?
ПРИМА. Ну, похожим быть хочет.
СТАРИК. А – а! (После паузы.) Не понял, на кого похожим?
ПРИМА. Музыкант был такой. Умер рано. От наркотиков. Американский.
СТАРИК (вздыхает). Так вот! Американский… От наркотиков… Это вроде Павки Корчагина
сегодняшнего получается?
ПРИМА. Кого получается? (Прима и Старик вопросительно смотрят друг на друга и вдруг
начинают хохотать.) А вы, взаправду, комиссаром были?
СТАРИК. Был.
ПРИМА. В гражданскую?
СТАРИК (обречённо вздыхает, качая головой). Я что, так плохо выгляжу? В Отечественную,
конечно.
ПРИМА. Не обижайтесь, я не хотела вас обидеть.
14
СТАРИК. Что за поколение? Или вас специально в школе так учат, чтобы ничего не знали? Историю
СССР проходите?
ПРИМА. Не – а!
СТАРИК. А какую же учите?
ПРИМА (шутит). Всемирно-белорусскую.
СТАРИК (не понимая юмора). Тогда понятно, почему вы разницы не видите между Бородино и
Сталинградом.
ПРИМА. Это же было так давно!
СТАРИК (удивлённо). Сталинград?… Давно?… Это в 43-ем было! (Надолго замолкает.)
ПРИМА. Вы здесь давно? (Старик молчит.) Вам плохо? (Старик молчит.) Вам помочь? (Трогает
Старика за плечо, тот отодвигает ее руку.)
СТАРИК. Ничего, ничего… Иди спать… (Прима медленно поднимается и уходит в темноту.)
Прости меня, девочка.
Проходит несколько секунд, и в темноте раздаются всхлипывания Примы.
ПРИМА (неразличимая во мраке). Курт – первый парень в моей жизни. У меня никого до него не
было… Никого… Мои подруги в 15 лет с парнями, а у меня – никого… Я что, уродка какая-то?
СТАРИК (с трудом отвлекаясь от своих мыслей). Уродка?
ПРИМА (плачет в темноте). Ну, да! Я что, уродка?
СТАРИК. Что за глупости…
ПРИМА. А Куртик хороший, добрый и… несчастный. (Переходит на крик.) И какая разница, где
первый раз это произойдёт, если я люблю его! Понимаете, я его люблю!
БОМЖ (проснувшись от крика). Эй, малая! Люби, кого хочешь, только тихо. Тут люди спят, между
прочим. (Переворачивается, ворча.) Любят они… Кого тут можно любить… Навязались на мою
голову, бомжары… (Засыпает.)
СТАРИК (после молчания). Утром уходите… На рассвете.
Медленно гаснет пламя. Откуда-то сверху доносятся голоса, по каземату начинают шарить
лучи фонариков.
ГОЛОСА:
- Не видно никого, товарищ капитан.
- Внимательней осматривай. Куда-то же он делся.
- Чёрт бы подрал этого немца. Из-за одного болвана такой переполох устроили!
- Отставить разговорчики! Наше дело маленькое: дали приказ, – выполняй!
- Может, он в кабаке каком-нибудь осел или в казино зарулил, а мы его по помойкам ищем.
- Последний раз его видели в районе Западного форта.
- Да нет тут никого…
- Хлам какой-то… Мешки… Бутылки… Бомжи свои сокровища прячут…
- Смердёшь какой!
- Ладно, отваливаем! Надо возле обводного канала пошарить! Всем наверх!
Последний луч фонаря выхватывает из темноты контуры солдат в старинной военной
форме.
6. КИНОХРОНИКА.
В маленьком кинозале музея сидит Старик и смотрит документальный фильм об обороне
крепости. На нём помятый полковничий китель с медалями, на голове – фуражка, на ногах
неизменные кроссовки. На спинке деревянного откидного стула – авоська. Кроме дремлющей в
углу Билетёрши, никого в зале нет. С экрана звучит «Священная война» Александрова, потом –
голос Левитана. В дверях появляется Старуха, покупает билет и садится рядом со Стариком.
Он словно не замечает её, смотрит на экран. Старуха перекладывает в авоську целлофановый
15
пакет с пирожками, консервированную баночку с салатом, бутылку из-под «Рижского
бальзама», закупоренную бумажной затычкой, апельсины.
СТАРИК (не глядя). Апельсины забери. Не люблю я их. Внуку отдай.
СТАРУХА (довольно резко). У внука всего хватает.
СТАРИК. Говорю: забери! (Перекладывает апельсины обратно.)
СТАРУХА. Что за человек такой! Врач тебе говорил: ешьте больше каротина.
СТАРИК. Без советов твоего врача до 80 дожил, и дальше жить буду.
СТАРУХА. Ага, если не загнёшься в своём подвале… (Молчат, смотрят киноленту.) Бальзам твой
любимый принесла… Пей понемногу… Смотри, не разлей, пробка ненадёжная… (Молчат, смотрят
киноленту.) Иляхинский звонил из Феодосии. С праздником поздравлял… В гости приглашает…
Сказала, что ты в санатории… (Молчат, смотрят киноленту.) Сколько можно одно и тоже смотреть!
У них что, других лент нет?
СТАРИК (резко). Всё сказала? Теперь – уходи.
СТАРУХА (также резко). Нет, не всё.
СТАРИК. Ну, говори, говори… (Молчат, смотрят киноленту.)
СТАРУХА. Пенсию повышают… (Оглядывается на дверь.) Я носки шерстяные принесла… Ночи
холодные… Картошка не кончилась?… Принеси в следующий раз грязное, постираю…
(Оглядывается на дверь. Потирает колени.) Ноги крутит. Устала, пока дошла.
СТАРИК (резко). Никто тебя не заставляет сюда таскаться. Сиди дома, ноги не будут болеть! Без
тебя справлюсь.
СТАРУХА. Для тебя же, дурака старого, стараюсь. Помрёшь ведь без меня.
СТАРИК. В сорок первом выжил в этих казематах и сейчас не умру.
СТАРУХА. Сравнил тоже! Ты же старик.
СТАРИК. Что ты этим хочешь сказать?
СТАРУХА. Ничего. Только то, что ты – старик.
СТАРИК. Знаю, что старик. Зачем мне об этом напоминать через слово?
СТАРУХА. Да кто тебе напоминает?
СТАРИК. Ты напоминаешь! Никогда не упустишь момента, чтобы не уколоть!
СТАРУХА. Помилуй господь! Ты чего взбеленился?
СТАРИК. Ух, какая ты злая! Как ты меня ненавидишь!
СТАРУХА. Совсем спятил! За что тебя ненавидеть?
СТАРИК. За старость мою!
Неожиданно обрывается кинолента, голос диктора мычит что-то невообразимое, затем
наступает тишина. Билетёрша раздосадовано бурчит и уходит в кинорубку. Старики обижено
молчат.
СТАРУХА. Что ты себе навоображал?.. Я тебя с Днём Победы пришла поздравить, а ты…
(Оглядывается на дверь.)
СТАРИК. Считай, что поздравила! (Встаёт и замечает в дверях Дочь с Внуком.) Это ты подстроила,
ведьма старая?
СТАРУХА. А как иначе дочери с отцом встретиться? Внук каждый день спрашивает, куда дедушка
уехал? Уже фантазии не хватает врать. Чем родные виноваты, что у тебя крыша поехала? (Силой
заталкивает Старика в кресло.) Сиди смирно! Дай хоть внуку убедиться, что дед живой. Не хочешь
разговаривать, так хоть глазами поморгай, медалями позвени…
Кинопроектор снова начинает работать.
БИЛЕТЁРША (возвращаясь). Уважаемые зрители! Просьба соблюдать тишину. Мешаете!
(Обилечивает Дочь и Внука.)
СТАРУХА (садится, бурчит). Интересно, кому мы мешаем?
Внук с букетом гвоздик бросается Старику на шею. Дочь садится на соседний ряд, подальше
от родителей.
16
ВНУК (картавя, тарахтит заготовленное поздравление). Дорогой дедушка, поздравляю тебя с
праздником дня Победы! Желаю счастья и здоровья и успехов в личной жизни!
СТАРИК (берёт Внука на руки и целует). Спасибо, заяц. Как ты вымахал!
ВНУК (очень серьёзно). Период интенсивного роста.
СТАРИК (смеётся). Вот как! Ну, тогда тебе нужны апельсины. (Достаёт из авоськи фрукты под
неодобрительные взгляды Старухи.)
ВНУК. Спасибо, я апельсины люблю, они цитрусовые. Так наемся, что даже пузо вытаращится!
СТАРИК. Ешь, расти и становись взрослым.
ВНУК. Не хочу быть взрослым.
СТАРИК. Это почему?
ВНУК. Потому что много проблем: надо иметь квартиру, работу. А если не получиться?
СТАРИК. Всё у тебя получится. Ты же хороший мальчик.
ВНУК. Это от сгущёнки.
СТАРИК. Сгущёнку любишь? (Смотрит на чумазую рожицу внука.) А ты сегодня точно умывался и
причёсывался?
ВНУК. Умывался точно, а причёсывался не точно. (Дед смеётся.) Дедушка, а мама морскую свинку
купила. Она у меня в банке живёт. Ты не знаешь, морская свинка это кто: предок бобра, маленькая
крыса или подросток-мышь?
СТАРИК. Я плохо в морских свинках разбираюсь.
ВНУК. Дед, а ты за мной в садик придёшь?
СТАРИК (после переглядки со взрослыми и некоторой заминки). Приду… Обязательно приду…
ВНУК. И медали наденешь?
СТАРИК. И медали надену.
ВНУК (о кинохронике). А почему кино не цветное?
СТАРИК. Старое очень.
ВНУК. Я мультики люблю. Про Чипа и Дейла. Они на морскую свинку немного похожи.
БИЛЕТЁРША. Товарищи зрители, чей это ребёнок? Он мешает просмотру.
СТАРУХА (бурчит). Кому он мешает?
СТАРИК (Внуку). Если скучно, иди погуляй. (Радостный Внук выбегает, провожаемый
неодобрительным взглядом Билетёрши. Оставшиеся смотрят на экран.)
ДОЧЬ (не выдерживает молчания). Папа, может пора закончить строить из себя Льва Толстого? Чем
мы тебе так досадили?
СТАРИК. Оставь меня в покое. Я хочу жить так, как хочу.
ДОЧЬ. Господи, да живи… (Молчание.) Только почему нельзя жить в человеческой квартире, почему
надо прятаться в каком-то вонючем подвале?
СТАРИК (взрывается). В этом «вонючем» подвале красноармейцы умирали за Родину!!! Без еды,
воды, почти без патронов они сдерживали врага, чтобы неблагодарные потомки, вроде тебя, жили в
человеческой квартире!!!
ДОЧЬ. Господи! Я-то в чём перед ними виновата?
БИЛЕТЁРША. Мне придётся вывести кого-то из зала! Пожалуйста, не срывайте сеанс!
СТАРИК. То, что для тебя «вонючий подвал», для меня – братская могила моих боевых товарищей!
СТАРУХА. Отец, ну что ты завёлся? Кто твоих боевых товарищей трогает!
СТАРИК. Да, их никто не трогает! Их никто даже не помнит! Всем наплевать на них! Не фамилий,
ни отчеств! Одно имя для всех – Неизвестный!
БИЛЕТЁРША. Гражданин! Вы успокоитесь или нет? Как вам не стыдно! Ещё ветеран называется!
СТАРИК (гневно разворачивается к Билетёрше). Вон отсюда!
БИЛЕТЁРША. Надо звать милицию… Хулиган старый! Ещё ордена надел! (Убегает.)
СТАРИК (вдогонку). Зови, зови! В каталашку меня! В дурдом героя обороны!
СТАРУХА. Успокойся.
СТАРИК. На том свете успокоюсь.
ДОЧЬ. Папа! В чём я виновата?
СТАРИК. В жизни своей бестолковой виновата!
ДОЧЬ. Чем тебе моя жизнь не нравится?
СТАРИК. А чем она может нравиться? Всю жизнь мечтал, чтобы моя дочь зарабатывала
контрабандой сигарет и спирта!
ДОЧЬ. А как прожить на зарплату медсестры, да ещё сына содержать?
17
СТАРИК. Ты ещё на панель выйди!
ДОЧЬ. Жизнь заставит, – выйду! Ради сына ещё и не то сделаю!
СТАРИК. Если бы о сыне крепко думала, не осталась бы одна.
ДОЧЬ. Ушёл любезный – и скатертью дорога!
СТАРИК. Он не ушёл, а бросил тебя. И правильно сделал, потому что знал, что спуталась с другим.
ДОЧЬ. Не спуталась, а полюбила!
СТАРИК. Любовь? Блядство это, а не любовь!
СТАРУХА. Дед, ты совсем умом тронулся! Что мелешь?
СТАРИК. Называю вещи своими именами.
СТАРУХА. Ты никогда в доме не матерился.
СТАРИК. Надо же когда-нибудь попробовать. Я что, не свободный человек?
Слышен приближающийся звук милицейского свистка. Вбегает испуганный Внук.
ВНУК. Мама, мама! Я ничего не делал. Пушку потрогал, а они свистят.
ДОЧЬ (сквозь слёзы). Не бойся, маленький. Они не за тобой. Они за дедушкой.
ВНУК. А что дедушка потрогал?
СТАРУХА (зло). Дедушка башкой тронулся.
СТАРИК (берёт себя руки, Внуку). Не пугайся. Это игра такая.
БИЛЕТЁРША (вбегает с двумя милиционерами, указывает на Старика). Вот этот… Я ему:
успокойтесь, успокойтесь, а он: пошла вон!… Напился до ручки… Ещё медали нацепил!
Громкие аккорды «Священной войны» заглушают дальнейшие разборки, в результате
которых присутствующие покидают зал в сопровождении милицейского патруля. Освещение
приглушается. В дальних рядах различимы солдаты в старинной военной форме.
7. ТЕАТРАЛЬНЫЙ СИМПОЗИУМ.
Каземат. За столом сидят в изрядном подпитии Бомж и Немец. Они курят и пьют прямо из
3-х литровой банки пиво, закусывая объедками. Идёт оживлённый приятельский разговор.
БОМЖ. Ничего русские в твоём Брехте не понимают. Что не поставят, – получается полная брехтня!
НЕМЕЦ (с едва заметным акцентом). Думаешь?
БОМЖ. Уверен! Ты на «Таганке» был?
НЕМЕЦ. Был. И даже с Любимовым пил по чуть-чуть…
БОМЖ. Погоди, потом расскажешь. Все думают, что «Таганка» играет по-брехтовски…
НЕМЕЦ. Думаешь?
БОМЖ. Да не я думаю, а все думают. А как «Таганка» может играть по-брехтовски, если актёров
учили играть по Станиславскому? Ты понимаешь?
НЕМЕЦ. Понимаю… Но не очень.
БОМЖ. А я тебе, как профессионал, заявляю: брехтня! Только немцы могут правильно играть
Брехта! Говоришь, в Берлине уже нет его театра? – Забыл название… «Берлинер цайтунг»?
НЕМЕЦ. «Берлинен ансамбль».
БОМЖ. Во-во!
НЕМЕЦ. Там другой театр.
БОМЖ. Во как! Грустно… Не правильно это… Погорячились вы… Культуру надо беречь. (Икает.)
Говно дело.
НЕМЕЦ. Я-я! Шайзе…
БОМЖ (протягивает банку с пивом). Ещё будешь?
НЕМЕЦ. По чуть-чуть… (Пьёт.) Это не пиво.
БОМЖ. Как не пиво? Вчера было пиво. (Пьёт.) Ну, тёплое…
НЕМЕЦ. Это не пиво… Это – говно.
БОМЖ (отпивает, задумчиво). Да, шайзе. Пропорция не выдержана. (Резко оживляется.) А
помнишь, этот зонг Мекки – Ножа… (Закрыв глаза, поёт, прищёлкивая пальцами.)
НЕМЕЦ. Ты играл?
18
БОМЖ. О, ещё как! (Поёт.) Нищего в банде! Я был замечательным нищим! А Мекки у нас был
другой, ни – ка – кой! Ни слуха, ни голоса, зато заслуженный,… весь такой заслуженный из себя,…
почти народный… Полная бездарь!
НЕМЕЦ. Что такое бездарь?
БОМЖ. Бездарь, это…бездарь!
НЕМЕЦ (после мучительного раздумья). Понимаю.
БОМЖ. Послушай, Франц!
НЕМЕЦ. Меня зовут Йоган.
БОМЖ (задумчиво). Да?… Странно… (Оживляется.) Вспомнил: есть один русский, который кое-что
понимает в Брехте. Я когда-то в Москве «Кавказский меловой круг» смотрел. Запомни режиссёра:
Роберт Стуруа!
НЕМЕЦ. Он грузин.
БОМЖ. Ну и что?
НЕМЕЦ. Потому что не русский.
БОМЖ. Думаешь? (Задумывается.) Возможно, поэтому он разбирается в Брехте. Его Станиславским
не калечили… (Поднимает банку с пивом.) За Брехта будешь?
НЕМЕЦ (морщится). Не буду.
БОМЖ. Ты не уважаешь Брехта?
НЕМЕЦ. Сегодня – нет.
БОМЖ (подумав секунду). А меня уважаешь?
НЕМЕЦ. Тебя уважаю.
БОМЖ. Тогда надо выпить.
НЕМЕЦ (охает). Ох уж, эти русские обычаи! По чуть-чуть. (Пьёт через силу.)
БОМЖ. Молодец, Йоханес! Видно, что ты – человек театра!
НЕМЕЦ. Меня зовут Йоган.
БОМЖ. Да? Странно… (Подумав.) Хорошее у тебя имя. Только запоминается тяжело. (Раздаётся
стук в железную входную дверь.) Сколько раз стукнули?
НЕМЕЦ (задумчиво загибает пальцы). Ай, цвай… драй… Три.
БОМЖ. Думаешь?
НЕМЕЦ. Натюрлих.
БОМЖ. Значит, Комиссар! Копатель пять раз стучит. А когда пьяный – семь.
НЕМЕЦ. Почему семь?
БОМЖ. Потому, что пьяный. (Идёт отпирать засов.)
НЕМЕЦ. Понимаю. (Устало кладёт голову на стол.)
Входит Старик с цветами, авоськой, при орденах.
СТАРИК (недовольно). Накурил, хоть топор вешай!
БОМЖ. Пардон, я у себя дома. Имею право. Кроме того, здесь отличная вентиляция. Естественная,
приточно-вытяжная. Что-то вы задержались на свидании.
СТАРИК. В милиции был.
БОМЖ. За организацию подпольной организации?
СТАРИК. За мелкое хулиганство.
БОМЖ. В вашем возрасте пора хулиганить по-крупному.
СТАРИК. У меня первый опыт.
БОМЖ. Ничего, научитесь. Могу дать вводный инструктаж.
СТАРИК (возится в углу, раскладывая принесённое по мискам). Ни одной чистой посудины.
Развели тут бардак. Опять пиво хлещешь?
БОМЖ. В бардаке, между прочим, стерильная чистота. Ещё при советской власти у нашего…
(Переходит на украинский акцент.) музычна-драматычнага тэатра… (Снова по-русски). Случились
обменные гастроли с «Комеди франсэз». Я тогда работал начальником монтировочного цеха. Ушёл,
так сказать, на повышение. Между прочим, переводом… По статье меня потом уволили. Незаконно.
Во всём виноваты завистники. Хотя, какой талант без завистников!
СТАРИК (перекладывает в кастрюльку пирожки). Хватит трепаться! Лучше освободи от объедков
стол.
19
БОМЖ. Во-первых, ещё есть чем закусить, а, во-вторых, продолжу о бардаке… (Закидывает нога на
ногу, закуривает сигару.) Так вот, приехали мы в Париж! Я оставляю на разгрузке своих
монтировщиков, и прямой наводкой – на Елисейские поля… Поля эти, я вам доложу, всем полям
поля… (Затягивается сигарой.) Так, о чём это я? О бардаке, бишь! Так вот, за этим самым полем
вижу мельницу и неоновые буквы: «Мулен руж»! Ага, думаю! Забил снаряд я в пушку туго и думал:
угощу я друга. Постой-ка, брат «мусью»! Одним словом: по полю, полю, так что пятки сверкают и
прямиком в бордельеро. Щвейцар передо мной двери распахивает, сразу кумекает, что перед ним –
интурист. Тем более, что я в костюмерке камзольчик графа Альмавивы захватил. Всё-таки на блядки
собирался! Кстати, Альмавива у нас был никудышный! Даже костюм носить не умел. А ты бы видел,
как пиджачок на мне сидел! Этот Альмавива мне страшно завидовал, возможно, именно он под 33-ю
статью меня подвёл…
Старик включает телевизор, пытается его настроить. Голос диктора прорывается сквозь
шипение и треск: «Днём без осадков… Ночью возможны кратковременные дожди…
Температура по области…»
БОМЖ. И климат в Париже неизмеримо лучше нашего… Швейцар, значит, двери распахивает, а там
кругом: венецианские зеркала, мрамор туринский, ковровые дорожки, пальмы в кадках, фикусы
всякие-ашпарагусы, Ренуар да Кустодиев на розовых стенах, канотье в стиле Людовика
девятнадцатого, а на канотье – бляди в белых кружевах! И все на Брижит Бардо похожи!
ГОЛОС ДИКТОРА. Управление внутренних дел просит оказать содействие в поиске… (Треск.)
Разыскиваемый является гражданином Федеративной республики Германии… (Треск.) Одет в
светлый… (Треск.) Согласно показаниям… (Треск.) В районе Западного форта около 10 часов
вечера… (Треск.) Благодарно за любую информацию о местонахождении… (Треск. Врывается
жизнерадостный рекламный слоган.) Подключись ко всей планете! Тарифный план «Скорый»
сделает вас доступней!…
БОМЖ (затягиваясь сигарой). Этот тариф – не моя судьба. Я слишком дорожу недоступностью.
СТАРИК (продолжает крутить ручки телевизора). Немца нашего ищут.
БОМЖ (мутным взором оценивая спящего друга). Плохо ищут, пинкертоны… Короче, нашли меня
там через неделю… (Затягивается сигарой.) Всем посольством искали! Вот что такое настоящий
бардак! Образец культуры и чистоты! Так что, их бардак и наш, совковый, – две большие разницы.
(Затягивается.) Умеют же кубинцы сигары крутить! Говорят, потные толстые негритянки листья
табака на промежности скручивают.
СТАРИК. Где раздобыл?
БОМЖ. Друг угостил. (Кивает на дрыхнущего Немца.) Опять забыл, как его! (Будит товарища.) Эй,
как там тебя? Ганс? Якоб? Кристоф? Гриммельсгаузен?
НЕМЕЦ (радостно поднимает голову). Симплициссимус!!! (Снова падает на стол.)
БОМЖ. Во как!
СТАРИК ( только теперь заметив Немца, возмущенно). Почему он ещё здесь?
БОМЖ. Чёрт его знает! Понравилось ему у нас. Рыбак хороший: вот рыбки наловил в обводном
канале. (Демонстрирует ведро с рыбой.) А самое главное: театральный человек!
СТАРИК. Да ты… (Не находит слов от возмущения.) Он же немец!
БОМЖ. Да? (Удивлённо смотрит на спящего Йогана.) Пожалуй. Но не чистый немец.
СТАРИК. Как это нечистый?
БОМЖ (откусывает пирожок, принесённый Стариком). С капусточкой… Очень уважаю… Не
чистый – это советский немец.
СТАРИК. Не понимаю.
БОМЖ (о пирожках). С кислой было бы вкуснее… (Возвращается к теме.) Наш Эрнст Теодор
Амадей оказался гэдээровцем. На ихнем гэгээровском телевидении делал передачи о советском
театре. По-русски шпрехает лучше нашего. Олешку Ефремова и Зяму Карогодского очень уважает. С
Юрием Петровичем водку пил. Дударева на гэдээровский язык переводил. Кстати, надо дать ему
мою пьесу почитать… (Затягивается сигарой.) К сожалению, не успел окончить… Между прочим,
товарищ Комиссар, наш гость – истинный коммунист! Он до сих пор не сдал свой партбилет,
Хоннекера чтит. Урбанского помнит. Насчёт Иосифа Виссарионовича спросить не успел. В
настоящее время проклятые капиталисты сделали моего друга безработным. Так что, мы с ним
коллеги по несчастью.
20
СТАРИК. Какой ещё партбилет?
БОМЖ. Красный, очевидно. Социал-демократической единой партии Германии! (С гордостью.)
Какова память! (Затягивается сигарой.) Какой запах у кубинских ляжек! На подвиги тянет.
СТАРИК (недоверчиво глядит на Немца). Ты не врёшь?
БОМЖ (не поняв вопроса, протягивает Старику сигару). Попробуй сам. Великолепно!
СТАРИК. Я про немца спрашиваю.
БОМЖ. Не извольте сомневаться! Практически Эрнст Тельман во плоти, я бы даже сказал, Фридрих
Энгельс!
СТАРИК. Трепло.
БОМЖ. Издержки актёрской профессии. Между прочим, по сценречи у меня всегда пятёрка стояла.
(Вытягивает из ведра рыбину.) На мели мы лениво налима ловили, на мели вы лениво ловили линя!
О любви не меня ли вы мило молили и в туманы лиманов манили меня! Отличный рыбак этот
Бертольд… (Задумчиво смотрит на рыбу.) Или не Бертольд?…
СТАРИК (расталкивает Немца). Эй! Подъём!… Аллё!… Вставай!… Комарад!…
НЕМЕЦ (удивлённо-пьяно раскрывает глаза). Здравствуй, товарищ! Как дела? (Увидев перед собой
банку с пивом, в ужасе отстраняется.) Мы больше пить не будем! Гутен нахт! (Падает.)
БОМЖ. Партсобрание переноситься на завтра.
8. АРСЕНАЛ.
С грохотом распахивается железная дверь. В каземат вваливается Копатель: вещмешок на
плече, на голове каска.
КОПАТЕЛЬ. Не понял? Почему дверь не запираем? (Задвигает засов.)
БОМЖ (недоброжелательно). У меня красть нечего.
КОПАТЕЛЬ. Зато у меня – целый арсенал. И я не хочу его лишиться или загреметь в ментовку.
(Сметает со стола объедки и выкладывает из мешка несколько проржавевших гранат и хвостатых
мин, высыпает кучу патронов. Снимает с плеча проржавевший пулемётный ствол, любовно
разглядывает его.)
СТАРИК. Где взял?
КОПАТЕЛЬ. Где взял, где взял! (Смеётся.) Купил!
СТАРИК (жестко). Где взял?
КОПАТЕЛЬ. Где взял, где взял! Украл!
СТАРИК (с ожесточением.) Откуда это?
КОПАТЕЛЬ. Так… (Кладёт со стуком ствол на столешницу.) Не будем начинать сначала! Я никому
не собираюсь отчитываться. У вас – своя жизнь, у меня – своя. У вас – своя война, у меня – своя. Я не
мешаю вам, вы не мешаете мне. Базар окончен!
Все замолкают. Старик выключает телевизор и отходит к амбразуре. Заходящее солнце
роняет на его лицо красный отсвет. Бомж тянет руку, чтобы потрогать боеприпасы.
Копатель бьёт его по руке.
КОПАТЕЛЬ. Руки мыл?
БОМЖ. Даже потрогать нельзя?
КОПАТЕЛЬ. Я твои бутылки трогаю? Вот и моё не трожь.
СТАРИК. Когда-нибудь мы из-за тебя на воздух взлетим.
КОПАТЕЛЬ (отошёл в дальний угол и перекладывает там опасные находки военной поры). Рано или
поздно все передохнем. Чего вы испугались, Комиссар? Разве вы не за смертью сюда пришли?
(Смеётся. Старик резко оборачивается, пытаясь ответить, но, не находит слов и отворачивается
снова.) Вот то-то!
СТАРИК (после паузы). Что ты знаешь о смерти, Копатель
КОАПТЕЛЬ. Кое-что знаю. Два года под ручку с ней в Афгане ходил.
СТАРИК. В самом деле, не боишься её?
КОПАТЕЛЬ. Я своё отбоялся: боялка выгорела дотла…
БОМЖ (всё ещё покуривая сигару). Может, у тебя душа выгорела дотла?
КОПАТЕЛЬ. Ты мою душу не тронь. Отец святой нашёлся! Сам-то живёшь, как выродок.
21
БОМЖ (декламирует). Я странен, а не странен кто ж? – Тот, кто на всех глупцов похож!
КОПАТЕЛЬ. Что ты имеешь в виду?
БОМЖ (возвышенно). Имею в виду Грибоедова Александра Сергеевича!
КОПАТЕЛЬ. Чмо.
БОМЖ. Не согласен. Между прочим, всю жизнь мечтал сыграть Чацкого. Завистники помешали.
КОПАТЕЛЬ. Заткнись! О душе моей забеспокоился! Кому она была интересна, моя душа, когда мне,
пацану сопливому, который ещё ни одной девки не пощупал, на шею автомат повесили, в вертушку
затолкали и на перевале выбросили? Кто о моей душе думал, когда комроты на моих глазах душману
в рот гранату забил, чеку выдернул и с обрыва спихнул? Кто о моей душе думал на зачистке
кишлаков, когда всех подчистую зачищали, даже кур расстреливали? Ты думаешь, хоть какая-нибудь
бумажная морда… Комиссар, ты когда-нибудь расстреливал кур?
СТАРИК. Я не с курами воевал, я защищал Родину!
КОПАТЕЛЬ (смеётся). Вот-вот! И морды говорили: мы тебя туда не посылали. Пусть те, кто
посылал, и пришивают тебе ногу! (Задирает штанину, под которой открывается протез.)
БОМЖ (взрывается). Ты чего своим протезом опять тычешь? Мне раздеться, наколки
продемонстрировать, зубами выбитыми похвастать? Поплакаться о том, как меня у параши
петушили? Жертва советского режима, блин! Борец за свободу Африки! Будешь много пи…, –
железяки в мешок и на все четыре стороны под раз – два – три!
НЕМЕЦ (разбуженный криком). Айн, цвай, драй! По чуть-чуть… И до после лета… (Засыпает.)
КОПАТЕЛЬ. Этот сколько будет тут водку жрать? (Хватает Немца за шиворот.)
СТАРИК. А кто его сюда привёл?
БОМЖ. Отпусти моего друга, уронишь.
КОПАТЕЛЬ. Когда это вы подружились, голуби?
БОМЖ. Нашли время… в антракте.
КОПАТЕЛЬ. Ну-ну! (Бросает Немца.) Что за пирожки? Не похоже, что с помойки.
БОМЖ. Комиссару из Коминтерна передали.
КОПАТЕЛЬ. С капустой? (Откусывает.) Люблю с капустой.
БОМЖ (наигранно-радостно). Я всегда утверждал, что ничто так не объединяет людей, как любовь к
капусте! (Старику.) Позвольте? (Не дожидаясь разрешения, берёт пирожок.)
СТАРИК (у амбразуры). Так откуда ствол?
КОПАТЕЛЬ (жуёт). В дальнем капонире отрыл.
СТАРИК. Это откуда артполк недавно вывели?
КОПАТЕЛЬ. Во-во. Думаю, там ещё много сюрпризов найду. Пока военные стояли, чёрные копатели
туда не могли попасть. А теперь – пожалуйста. Сегодня на одного крота-любителя наткнулся, –
копырей надавал, лопату об горб сломал… Драпал до самых северных ворот… Попадётся ещё раз –
ноги повыдергаю… Уроды…
СТАРИК (резко). А ты-то чем лучше? Ты же сам чёрный копатель!
БОМЖ. Уважаемые сожители! Хватит на сегодня! Лучше пива выпейте.
КОПАТЕЛЬ (после молчания, очень спокойно). Ты прав, Комиссар. Я – чёрный копатель… Я ищу
оружие. Я собираю боеприпасы… Но я не вскрываю могилы… А если натыкаюсь на солдатские
кости…
БОМЖ (испугавшись чего-то). Кончай, а!
КОПАТЕЛЬ (Бомжу). Чего кончай?
БОМЖ. Не добивай старика.
КОПАТЕЛЬ. Нормально! Это кто кого добивает? Я, что ли, эти кости по всей крепости разбросал?
СТАРИК. О чём это ты?
БОМЖ (Копателю). Заткнись!
КОПАТЕЛЬ. Что заткнись?! Эти старики-ветераны хотят, чтобы их подвиг не мерк в веках, чтобы их
до самой смерти носили на руках и осыпали почестями, а сами позабывали имена фронтовых
товарищей, за 60 лет не нашли времени раскопать их кости, чтобы похоронить по-человечески.
СТАРИК. Что ты несёшь? Как ты смеешь, подлец!
КОПАТЕЛЬ. Смею, старик, смею! Имею право, потому что вот этими руками вытащил из
заброшенных казематов горы костей, до которых никому не было дела со времён войны. Пока вы там
у бетонной балды звенели медалями и говорили правильные речи о вечной памяти, я, неправильный
Чёрный Копатель, собирал прах ваших товарищей…
СТАРИК. Не смей меня обвинять! Я кровь проливал за Родину!
22
КОПАТЕЛЬ. Как и они! Только они, в отличие от тебя, лежат в земле.
СТАРИК. Разве я виноват, что выжил!
БОМЖ (крестится). Господи, образумь этих несчастных!
Воцаряется недолгое молчание. Копатель убегает в темноту и возвращается с большим
тяжёлым чёрным полиэтиленовым мешком. Развязывает его и высыпает на землю
человеческие кости и черепа. Старик ошарашен и растерян.
КОПАТЕЛЬ (спокойно). Эти тоже не виноваты, что погибли.
БОМЖ (обречённо). Дура-а-ак…
СТАРИК (после паузы, склонившись над костями). Сколько здесь… человек?
КОПАТЕЛЬ. Не знаю. Я не антрополог… Много.
СТАРИК. А мешков?
КОПАТЕЛЬ (кивает в темноту). Иди, пересчитай.
СТАРИК. Почему не отнесёшь их…
КОПАТЕЛЬ (перебивает). Куда? В милицию? КГБ? В музей сдать? Как я им объясню, откуда кости?
Шёл-шёл-мешок-нашёл?!… Я не археолог, Комиссар, я – Чёрный Копатель… Я по другую сторону
закона…
Молчание. Старик достаёт из авоськи бутылку «Рижского бальзама», разливает в кружки.
Бомж и Копатель, понимая предложение без слов, подходят к столу.
БОМЖ (кивает на спящего Йогана). Разбудить друга?
СТАРИК. Не надо. Это дело наше, тутэйшее…
Выпивают. Бомж креститься. Затемнение.
ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ.
9. ВЕЧНЫЕ.
В кромешной темноте раздаётся глухой и долгий стариковский кашель. Скрипит железная
койка. Чиркают спички, загорается фитиль лампы. Старик в наброшенной на плечи шинели
зачёрпывает кружкой воду из ведра, медленно пьёт. В углах, невидимые для зрителя, спят
остальные обитатели каземата: слышен храп и посапывание. Старику не спиться: он садится
за стол и задумчиво смотрит на груду костей… Поднимает череп и кладёт на стол. Долгое
молчание… Где-то ухает сова. Старик наливает в кружку бальзам, поднимает и – неожиданно,
кажется, для самого себя – начинает осенять себя крестом… Спохватившись, одёргивает руку,
сплёвывает в сторону и выпивает…
СТАРИК (глядя на череп). Не знаешь, чей?
КРАСНОАРМЕЕЦ (появляется из мрака за спиной Старика). Если из дальних капониров, кто-то из
363-го зенитно-артиллерийского дивизиона. Там они оборону держали.
СТАРИК (о пуле, прошившей череп). Насквозь прошла.
КРАСНОАРМЕЕЦ. Повезло… Сразу наповал… Не мучался… Помнишь, по ночам забрасывали в
болото гимнастёрку, привязанную к верёвке?
СТАРИК. Помню… Отжимали в каску тухлую жижу и пили… И комбикорм лошадиный ели.
КРАСНОАРМЕЕЦ. Да, наповал, это лучше…
ПОЛЬСКИЙ СОЛДАТ (появляясь из мрака). Может, это кто-то из наших? В 39-ом, во время
четвёртого раздела, много поляков полегло в крепости. Хоронили в братских могилах на
гарнизонном кладбище. Но в нижних подвалах некоторых так и не нашли.
СТАРИК. Может и поляк.
НЕМЕЦКИЙ СОЛДАТ (странным образом похожий на Йогана, появляется из темноты). Может,
немец? Наши, само собой, учёт погибшим строгий вели, но некоторые под завалами остались.
СТАРИК. Может, и немец какой.
РУССКИЙ СОЛДАТ (появляется рядом с остальными Вечными). По черепу не разберёшь. Черепа,
они все одинаковы.
23
ДРЕВНЕСЛАВЯНСКИЙ ВОИН (присоединяется к разговору). С чего вы взяли, что его пуля убила?
Может, это от стрелы. Славяне ещё тысячу лет тому здесь город обороняли. В местных болотах
кости хорошо сохраняются.
СТАРИК. Может, и древний кто… (Красноармейцу.) Ты меня, Алёша, прости.
КАРСНОАРМЕЕЦ. За что?
СТАРИК. За то, что могилки твоей нет.
РУССКИЙ СОЛДАТ. Без могилки, оно, не по-христиански, конечно, не по-русски…
ДРЕВНЕСЛАВЯНСКИЙ ВОИН. Сколько нас, без могилы-то, на белом свете…
СТАРИК. Меня контуженного из крепости выводили… Почти месяц лесами-огородами на восток
прорывались. А после войны жизнь замотала по дальним гарнизонам. Служба, сам понимаешь… От
Владика до Бреста… Армию надо было крепить, страну, мир сохранять…
КРАСНОАРМЕЕЦ. Сохранил?
СТАРИК (горько задумавшись). Мир сохранил, а страну… нет…
ПОЛЬСКИЙ СОЛДАТ. Сложно страну сохранить, когда вокруг враги.
НЕМЕЦКИЙ СОЛДАТ. Некоторые правители сами ведут страну к гибели. Особенно одержимые
сверхидеей.
РУССКИЙ СОЛДАТ. Империю развалить! – Это ж как постараться надо…
ДРЕСНЕСЛАВЯНСКИЙ ВОИН. Что такое империя? Больше княжества?
СТАРИК. Прости меня, Алёша.
КРАСНОАРМЕЕЦ. Что могила! Мне ведь уже всё равно. Могилы не мёртвым нужны, могилы нужны
живым…
СТАРИК (обречённо). Зачем?
КРАСНОАРМЕЕЦ. Как зачем? Чтобы помнить.
РУССКИЙ СОЛДАТ. Как зачем? Чтобы по-христиански…
НЕМЕЦКИЙ СОЛДАТ. Как зачем? Чтобы не повторять ошибок.
ПОЛЬСКИЙ СОЛДАТ. Как зачем? Чтобы примириться.
ДРЕВНЕСЛАВЯНСКИЙ ВОИН. Как зачем?… Затем, чтобы жить!
СТАРИК. Жить?… А как жить?
КРАСНОАРМЕЕЦ. Как все живут: любят, детей рожают, хлеб и картошку растят…
РУССКИЙ СОЛДАТ. Богу молятся…
ДРЕВНЕСЛАВЯНСКИЙ ВОИН. Города строят… О древнем городе скорблю.
КРАСНОАРМЕЕЦ. Крепость-то вы зря не восстановили.
РУССКИЙ СОЛДАТ. Сооружение историческое, я вам доложу. Сродни Вавилонской башне.
НЕМЕЦКИЙ СОЛДАТ. Или египетским пирамидам.
ПОЛЬСКИЙ СОЛДАТ. Что и говорить, умели русские…
ДРЕВНЕСЛАВЯНСКИЙ ВОИН. Не могу спорить, не застал. О древнем городе скорблю.
КРАСНОАРМЕЕЦ. Говоришь, огонь вечный, памятник большой?
РУССКИЙ СОЛДАТ. Памятники на кладбищах должны стоять.
КРАСНОАРМЕЕЦ. У советских свои традиции.
РУССКИЙ СОЛДАТ. Плохие традиции. Не христианские.
ДРЕВНЕСЛАВЯНСКИЙ ВОИН. О древнем городе скорблю.
НЕМЕЦКИЙ СОЛДАТ. Сколько городов исчезло в веках! Трою и Помпеи не восстановить.
ПОЛЬСКИЙ СОЛДАТ. Свои-то города вы отстроили заново.
НЕМЕЦКИЙ СОЛДАТ. Менталитет такой. Порядок любим.
ДРЕВНЕСЛАВЯНСКИЙ ВОИН. О древнем городе скорблю.
КРАСНОАРМЕЕЦ. Знаешь, Комиссар, не за то я воевал, чтобы над моими костями руины стояли…
Не за то погиб, чтобы обессмертить имя своё…
ДРЕВНЕСЛАВЯНСКИЙ ВОИН. О древнем городе скорблю.
КРАСНОАРМЕЕЦ. Я на смерть ради будущей жизни пошёл,…ради счастья будущего,…ради…
Пока Красноармеец говорит, с трудом подбирая слова, Вечные медленно растворяются в
темноте каземата. Старик, обернувшийся к своему фронтовому другу, видит перед собой
Бомжа.
БОМЖ. О древнем городе скорблю.
СТАРИК (с трудом возвращаясь в реальность). Что?
24
БОМЖ. Говорю, с кем это вы беседуете, Комиссар?
СТАРИК. Сам с собой. (Показывает на череп.) Думаю: вот бывший человек, а могилки не имеет…
БОМЖ. Без могилки, оно, конечно, не по-христиански… (Старик вздрагивает, пристально
всматриваясь в собеседника.) Но ведь тут – как кому повезёт. Меня в лучшем случае закопают рядом
с биоотходами абортария и водрузят фанерную табличку с надписью: «останки неизвестного». Про
худший вариант думать не хочется…
СТАРИК (перебивает). Скажи, как тебя зовут?
БОМЖ. Бомж! А как же ещё?
СТАРИК. А имя у тебя есть?
БОМЖ. Забыл я своё имя… Память на зоне отморозило… (Задумчиво-мечтательно.) А здорово
было бы у кремлёвской стены зажечь ещё один вечный огонь: у могилы Неизвестного Бомжары!
Знаешь, сколько дивизий бомжей полегло на полях сражений за пустую бутылку! Помнишь, как у
Блока? (Декламирует.) Бомжары мы! Нас тьмы, и тьмы, и тьмы!… Или что-то вроде того. Кстати,
был в Питере на его могилке. Не производит впечатления.
КОПАТЕЛЬ (сонно из темноты). Эй вы, любители изящной словесности, сворачивайте симпозиум!
СТАРИК. Копатель, давай я завтра останки в милицию отнесу. Меня не посадят.
КОПАТЕЛЬ. Отпущение грехов хочешь вымолить?
БОМЖ (после недолгого молчания берёт в руки череп). Я знал его, Горацио!
СТАРИК. Что?
БОМЖ (декламирует). Я здесь могильщиком с младых годов вот уж лет тридцать!
СТАРИК. Ты о чём?
БОМЖ. Знаешь, первый исполнитель роли Гамлета был маленький, толстый и лысый.
СТАРИК. Ну и что?
БОМЖ. Ничего… Ассоциации дурацкие в голову лезут… Знаешь легенду о Белом солдате?
СТАРИК. Что за легенда?
БОМЖ. Ещё в детстве слышал. Родители пугали детей Белым солдатом, чтобы те по крепостным
подвалам не шастали.
СТАРИК. Ну…
БОМЖ. Будто бы в нижних подвалах, наполовину затопленных водой и уходящих к дальним фортам,
со времён первой мировой войны воюет Белый солдат. Отступавшие войска забыли его, вот он и
воевал: сначала с немцами, потом с поляками, потом с красными, потом опять с немцами… Так до
сей поры и воюет. Уже дед столетний, а всё выходит по ночам с винтовкой Мосина, отстреливается
от врага. Кто видел его, говорят, одет в русскую форму, на груди Георгиевский крест. Патронов у
него – немеряно. При малейшей опасности уходит по подземным ходам… Легенда легендой, но в
крепости люди иногда исчезают.
СТАРИК. Чем же он столько лет питается?
БОМЖ. Под землёй тут такие продовольственные склады были, что дивизия могла годами воевать.
Вот бы нарваться на какой-нибудь складик с тушёнкой!
СТАРИК. Чушь какая-то.
БОМЖ. Не чушь, а легенда, притом красивая… Пойдём на экскурсию!
КОПАТЕЛЬ (из темноты). Валите отседава, и подальше.
СТАРИК (Бомжу). Куда?
БОМЖ. На экскурсию! Будет интересно, обещаю.
СТАРИК (подумав). Идём. Всё равно не спиться. (Допивают остатки бальзама. Старик гасит
лампу.)
10. КАМНИ.
Заброшенный каземат с высоким арочным сводом. Уже светает и проникающие сверху лучи
освещают хаотическое нагромождение надгробий. Сваленные без всякого порядка, целые и
расколотые, огромные и маленькие, они занимают всё пространство. Бомж и Старик
осторожно идут по камням. Комиссар тяжело дышит: дорога далась ему нелегко.
БОМЖ. Впечатляет?
СТАРИК. Где мы?
25
БОМЖ (патетично). Хранилище Вечности! Консервы забытой истории! Атлантида, раздавленная
крепостными стенами!
СТАРИК (очищает одну из плит от пыли и опилок). Надгробия? Сколько их тут?
БОМЖ. О, друг Горацио! Гораздо больше – под валами.
СТАРИК. Еврейские что ли?
БОМЖ. Еврейские, католические, православные… На любой вкус.
СТАРИК. Это же вандализм, дикость какая-то…
БОМЖ. Се ля ви, Комиссар!
СТАРИК (после некоторого молчания). Боюсь спросить…
БОМЖ. Не бойся. Сегодня ночь откровений. Когда ещё доведётся.
СТАРИК. Неужели это при Советах?
БОМЖ. Можешь спать спокойно, Комиссар. Твои коммуняки здесь ни при чём. Это дела давно
минувших дней, преданья, так сказать, старины глубокой.
СТАРИК. Я ничего не понимаю.
БОМЖ (присаживается на плиту). Такая земля… Каждое новое поколение уничтожает память о
предыдущем. Каждый новый правитель сносит памятники предшественника и возводит на их месте
новые в память о своей, как ему кажется, «великой» эпохе. Историки никогда не сидят без дела: они
переписывают и переписывают историю. Бесконечные войны помогают разрушить и убить то, что
слишком долго задержалось на свете. Может быть, в этом и есть великая диалектика бытия? Может
быть, и не должно от человека ничего оставаться? В конце концов, у Христа тоже могилы нет.
СТАРИК. Бред какой-то. Причём здесь диалектика? Христа приплёл.
БОМЖ. Бред? Пожалуй. Логика под утро хромает. Хотя, логика и жизнь – понятия несовместные.
СТАРИК. Хватит философии. Объясни, что это.
БОМЖ. Крепость стоит на костях…
СТАРИК (перебивает). Петербург тоже на костях стоит.
БОМЖ (оживился). Вот, Мафусаил! Тут ты попал в точку. На костях. Это верно. Только над Невой
великий город стоит, а тут великий город погребён под никому не нужной и никогда по-настоящему
не воевавшей крепостью.
СТАРИК. Грязная скотина! Будь у меня сейчас в руках оружие… Я тебе за боевых товарищей…
БОМЖ. Слушай, Комиссар, кончай политинформацию! Никто твои боевые заслуги не умаляет. Но
чем провинились перед склеротичкой-историей древние воины, сложившие буйны головы во славу
старого города, который здесь стоял? Чем провинились перед историей мастеровые, возводившие
здесь когда-то чудесные дворцы и храмы? Почему колесо времени так безжалостно к ним? Где
памятники и монументы этим людям?…Чтобы построить крепость, полторы сотни лет назад был
разрушен прекрасный средневековый город, снесены все дворцы, храмы, монастыри, школы, улицы
и кладбища. Где памятник убитому городу? Могильные плиты, которые не растащены на
фундаменты и дорожки, свалены сюда… Перед тобой всё, что осталось от города. Согласись, что те,
чьи имена высечены на этих плитах, тоже не зря жили на свете… Но кто помнит о них? Не болит
голова и сердце у иванов, не помнящий родства… Знаешь, почему я живу в форту? Потому, что
милиция сюда не суётся? Потому, что пойти больше некуда? – Это только отчасти правда… Главное:
сюда часто заходят души Вечных… Чего ты так на меня посмотрел? (Рассмеялся.) Разве ты не с ними
говорил сегодняшней ночью?
СТАРИК (испуганно). Я не говорил с ними.
БОМЖ (перестаёт смеяться). Значит, ты говорил со своей совестью
СТАРИК. Моя совесть чиста.
БОМЖ. Чиста, так чиста… Бог с тобою… В конце концов, я скорее о своей совести говорю…
СТАРИК. На ней много грехов?
БОМЖ (помолчав). Тебе нравиться золотой купол на восстановленной крепостной церкви?
СТАРИК. Нет.
БОМЖ. Я так и думал.
СТАРИК. В этой церкви был солдатский клуб. За него шли самые ожесточённые бои.
БОМЖ. Но ведь когда-то там молились.
СТАРИК. Там погибали красноармейцы!
БОМЖ (помолчав). Так ты пытаешься найти здесь свою молодость, Комиссар?
СТАРИК (помолчав). Родину.
БОМЖ (помолчав). Здесь, возможно, лучшее место для поиска.
26
СТАРИК. Опять какая-то притча?
БОМЖ. Скорее, мистика.
СТАРИК. В чём же она?
БОМЖ. В совпадении… (Ищет слова.) В странном совпадении истории крепости с судьбой нашей
потерянной Родины… Для того, чтобы построить Советский Союз, была разрушена великая
Российская империя… Теперь сам СССР лежит в руинах… И у нас, сидящих на этих руинах, есть
лишь два пути: или навсегда консервировать руины, или… восстанавливать страну…
СТАРИК. Разве её возможно восстановить?
БОМЖ. Тебе больше нравится любоваться развалинами? (Старик молчит.) Экскурсия окончена.
Устал я от серьёзных разговоров. Комедийный жанр мне ближе. (Где-то начинает глухо гудеть
электродвигатель, сверху на плиты сыпется древесная пыль.)
СТАРИК. Что это?
БОМЖ. Пилорама… Доски делают… Возможно, на гробы! Жизнь продолжается, Старик! (Хитро
улыбнувшись.) А про Вечных-то соврал, по глазам вижу: соврал. (Уходит.)
Старик, постояв с полминуты, уходит следом. Набирающий силу свет, просачивающийся
откуда-то сверху, высвечивает застывшие на камнях фигуры Вечных… Падает и падает
древесная пыль… Неожиданно по плитам начинают стучать капли дождя…
11. УХОД ЙОГАНА.
Всё тот же каземат, где обитают наши герои. Сквозь расщелины свода капает дождь. Вода
стучит по ведру. На улице – осень. Обитатели подземелья утеплились: Старик одел два
свитера под шинель, на ногах – бурки; Бомж одет, как капуста. Немец значительно
пообносился и некоторые вещички Бомжа пришлись ему в пору. Сейчас он расположился за
столом, сбривая тупым лезвием и постоянно кровавясь бороду. Старик смотрит в амбразуру.
Бомж сортирует картон. На верёвке сохнет светлый костюм Йогана.
СТАРИК. Иву ветром свалило… Интересно, сколько ей лет?…
БОМЖ. (Немцу). Когда поезд?
НЕМЕЦ (акцент почти улетучился, но построение фраз всё ещё выдает в нём иностранца). Без
четверти часа шесть.
БОМЖ. Окончательно решил?
НЕМЕЦ. Не могу больше. Загостился. А самое главное: обещают работу. На радио.
БОМЖ. Что с визой?
НЕМЕЦ. Слава Богу, удалось. Они там в посольстве долго не могли понять, где я полгода пропадал.
Опять порезался!
БОМЖ (оглядывая друга). Зря бреешься, тебе борода идёт.
НЕМЕЦ. Думаешь? (Оценивает в зеркале наполовину выбритую физиономию.) На Карла Маркса
похож. А на фото в паспорте – не очень. (Продолжает цирюльничать.)
СТАРИК. В Трептов-парке будешь, положи цветы к памятнику от меня.
НЕМЕЦ. Договорились.
БОМЖ. Пива пришли. Самого лучшего.
НЕМЕЦ. Договорились… На какой адрес?
БОМЖ. Действительно. (Задумывается.)
СТАРИК. Значит, от берлинской стены ничего не осталось?
НЕМЕЦ. Ничего.
СТАРИК. А рейхстаг, значит, восстановили?
НЕМЕЦ (устало). Говорили об этом сто раз. Опять порезался. Восстановили. И даже лучше, чем
восстановили.
БОМЖ. Правильно сделали.
СТАРИК (после паузы). А памятники Марксу не снесли?
НЕМЕЦ (обречённо). Сто раз говорили. Памятники Марксу не снесли.
БОМЖ. Правильно сделали.
СТАРИК (после паузы). Да, всё-то у вас правильно, у немцев… И турков, говоришь, любите?
НЕМЕЦ. Блин! Опять порезался! Зачем о турках под руку говорить?
27
Старик и Бомж смеются. Раздаётся тихий стук в дверь.
БОМЖ. Кого это чёрт принёс?
СТАРИК. Наверное, внук скребётся. Пронюхал ведь, чертёнок, где прячусь. Уже трижды приходил.
БОМЖ. Теперь покоя не будет. (Открывает дверь и видит Приму. Девушка одета скромнее и
проще, чем в первой сцене. В руках – простенький букетик.) Ты кто?
ПРИМА. Вы меня не узнаёте?
СТАРИК (приглядевшись). Прима?
ПРИМА. Да… (Неловкое молчание.) С праздником Вас! (Протягивает цветы.) Войти можно?
СТАРИК. Ну, входи… Хотя, ведь был уговор…
БОМЖ (отходит от двери). Так! Нужно менять место дислокации. Проходной двор какой-то. Того и
гляди, придёшь однажды, а фамильных драгоценностей и след простыл. (Недовольно гремит
бутылками.)
ПРИМА. Извините, я никому-никому… Я вообще не была уверена, что вы до сих пор здесь…
БОМЖ. А мы, вот, оказывается, живучи.
ПРИМА. Я пойду. (Разворачивается.)
СТАРИК. Да что же так? Погоди, присядь. Познакомься: наш немецкий друг Йоган. (Немец
улыбается гостье.)
ПРИМА. Мы знакомы… немного.
СТАРИК. Действительно. Запамятовал.
БОМЖ. У нас тут проводы заморского гостя.
ПРИМА. А я Курта в армию проводила вчера. Будет в десанте служить.
СТАРИК. Это хорошо. Парень должен послужить… (Неловкая пауза. Слышно, как в ведро падают
капли.) Учишься? Работаешь?
ПРИМА. Учусь.
СТАРИК. На актёрском?
ПРИМА (усмехается). На актёрский ростом не вышла.
БОМЖ (оживляется). На актёрском, девочка моя, не рост, а талант нужен. У меня тоже не ахти
какой рост, зато какое дарование! (Подсаживается поближе, бесцеремонно оценивает гостью.)
Глазки живые и умные. Голосок высоковат, но всё возможно… Что скажешь, Йорген?
НЕМЕЦ (меланхолично бреясь). Во-первых, возможно, действительно всё. А во-вторых, меня зовут
Йоган.
БОМЖ. Тьфу ты, чёрт! Не имя у тебя, а наказание господне.
НЕМЕЦ. Пусть и наказание, но хотя бы есть. У тебя и такого нет.
БОМЖ. Спорить не стану. А без бороды ты стал похож на Гиммлера.
НЕМЕЦ (меланхолично). За Гиммлера могу и в бубен дать. (Бомж хохочет, Старик усмехается.)
БОМЖ (обращается к Приме). Значит так, моя прекрасная леди! Вообще-то, в последнее время я
репетиторство забросил. Дела, знаете, заботы всякие, лизинг – маркетинг! Но ради вас выкрою время
на нескольких уроков актёрского мастерства. Программа классическая: стих, монолог, проза, басня.
Такса умеренная: сто грамм и пончик.
ПРИМА. Спасибо. Я в железнодорожное училище поступила.
БОМЖ. Это ещё зачем?
ПРИМА. Там конкурс низкий.
БОМЖ. Серьёзный аргумент при выборе профессии. Не ищите в жизни легких путей, милое
создание. Чаще всего они заводят в тупики… Что это меня на философию потянуло? Вроде не пил
вчера.
ПРИМА. Чем плохо быть проводницей? Форму дают.
БОМЖ (оживился). Ага! И после каждой поездки – мешок пустых бутылок. Может мне в
проводники податься? Как думаешь, Йоган?… (Удивлён тем, что друг не поправляет его.) Неужели
запомнил?
НЕМЕЦ. Бутылки не есть серьёзный аргумент при выборе профессии. (Бомж хохочет.)
СТАРИК. А с каким праздником ты меня поздравляешь?
ПРИМА (смущенно). Как же? Октябрьской революции. Завтра – 7 ноября.
СТАРИК (опешил). Господи! Как же я забыл…
БОМЖ. Не пугайся, Мафусаил, это всего лишь начальная стадия склероза. Дальше будет хуже.
28
НЕМЕЦ. Здесь время течёт иначе. Как в космосе. День – как неделя, месяц – как день. Тишина, как
на кладбище. Природа вокруг. Думается хорошо…
БОМЖ. Я считал, тебе водка наша понравилась.
НЕМЕЦ. Водка, на самом деле, у вас так себе. «Финляндия» лучше.
СТАРИК (бурчит под нос). Надо же забыть…
БОМЖ. Я давно убедился, что праздники случаются совсем не по календарю, а тогда, когда
собирается хорошая компания.
НЕМЕЦ. Или звёзды сойдутся на небе.
БОМЖ. То-то я думаю, чего это я в тебя такой влюбленный? – Звёзды сошлись! (Поворачивается к
Приме.) А что думает о любви племя молодое, незнакомое? Барышня, по вашему мнению, есть ли
любовь на свете?
ПРИМА (печально улыбается). Простите, я пойду.
БОМЖ (Йогану). Молодые предпочитают не разглагольствовать о любви, они предпочитают
заниматься сексом!
ПРИМА (на уходе оборачивается к Старику). Я буду ждать его два года. И потом буду ждать, если
придётся. И дождусь… Спасибо вам.
СТАРИК. Зачем ты приходила?
ПРИМА. Сказать вам спасибо.
СТАРИК. За что?
ПРИМА (улыбается). За тот ночной разговор. Я ведь именно тогда призналась самой себе, что
люблю его. Знаете, оказывается, это так сложно сказать: я люблю тебя. Нет, если не любя, валяя
дурака, то просто. А если по-настоящему любишь, – сложно. (Уходит.)
БОМЖ. Как говориться: и не повернув головы качан и чувств никаких не изведав… Или мои
мужские чары дали сбой, или я воспользовался при утреннем туалете неудачным парфюмом…
(Немцу.) Сколько можно бриться? Морда уже синяя.
НЕМЕЦ. Не торопи, а то порежусь.
БОМЖ (раздражённо). Расселся тут… Севильский цирюльник.
СТАРИК (бормочет про себя). Уже полгода прошло.
БОМЖ. Что?… Ну, да… Так и жизнь проходит… (Выливает воду из тазика, снова подставляет его
под капли.) Интересно, седьмого ноября макулатуру принимают? (Слушает стук капель.)
НЕМЕЦ (вытирает остатки мыла на лице, смотрит на часы). Осталось три часа.
СТАРИК. Успеешь. Вокзал недалеко.
НЕМЕЦ. Надо ещё таможню пройти.
СТАРИК. У тебя что, барахла много? (Усмехается.)
НЕМЕЦ. Из вещей – только паспорт, но таможню пройти зачем-то надо.
БОМЖ. Наши верещагины всё равно контрабанду найдут. Готовь взятку. (Немец снимает с себя
барахло и надевает свой заграничный светлый костюм. Костюмчик несколько помят.)
БОМЖ. Не дури, на улице холодно. Или брезгуешь?
НЕМЕЦ. Я закалённый, дойду.
СТАРИК (достаёт старый женский зонтик). Возьми. Дождь всё-таки. (Немец раскрывает зонт
нелепой расцветки. Пробует закрыть, – не получается.)
СТАРИК. Надо присесть на дорожку… (Все усаживаются рядком. Немец – под раскрытым
зонтом.)
НЕМЕЦ. Ох уж эти русские обычаи…
СТАРИК. И помолчать!
Капает вода в тазик. Молчание затягивается.
НЕМЕЦ (осторожно, чтобы не обидеть хозяев). Ещё долго?
СТАРИК (помолчав несколько секунд). Никогда не думал, что буду грустить, прощаясь с… немцем.
БОМЖ. Какой он немец… (Хитро скосившись на Йогана.) Бомжара берлинская.
НЕМЕЦ (очень рассудительно). Ну, почему же боржара? У меня квартира есть.
БОМЖ. Чего же ты здесь столько торчал, харчи мои трескал?
НЕМЕЦ (усмехнувшись). Может, я в тебя такой влюблённый!
БОМЖ (незлобно). Да пошёл ты!
НЕМЕЦ. Да, мне пора. (Поднимается.)
29
СТАРИК (наливает в стаканы водку). На посошок!
НЕМЕЦ. Ох уж, эти русские обычаи. (Выпивают.) Ну, до после лета!
БОМЖ (убегает в угол и выносит полиэтиленовый пакет). Возьми. (Неловко суёт пакет Йогану.)
Паёк на дорогу… Всё культурно… Не подумай чего… В магазине всё куплено… Разве я не
понимаю… Ну и всё такое… (Немец вынимает из пакета аккуратно сложенную рукопись. Бомж
совсем застеснялся, заталкивает её обратно.) Я ж тебе говорил, пьеса моя. Посмотришь в поезде…
Не понравится, – выбросишь… Дописал… «Западный форт» называется… Ну и всё… (Молчание.
Падают капли. Йоган крепко, по-мужски, обнимает Бомжа.) Вали давай, вали отседава в свой
Берлин! (Прячется в угол, скрывая накатившие слёзы, начинает демонстративно греметь, смывая
этикетки с бутылок.)
НЕМЕЦ (напоследок обводит взглядом каземат). Хорошо тут. Лягушки по ночам поют.
БОМЖ. Лягушки не поют, они квакают.
НЕМЕЦ. Нет… Здесь лягушки поют. И купол над церковью очень красивый. Это правильно, что её
восстановили… (Жмёт руку Старику и направляется к выходу.)
СТАРИК. Йоган! А что искал здесь ты?
НЕМЕЦ (обернулся и очень серьёзно). Звено, выпавшее из цепи судьбы.
СТАРИК. Нашёл?
НЕМЕЦ. Время покажет… Прощайте, Комиссар!
СТАРИК (вдогонку). Я не понял, какое звено?
НЕМЕЦ (на ходу). В этой крепости в июне сорок первого погиб мой дед. Его тоже звали Йоганом.
Тело найдено не было.
Громко хлопает железная дверь. Молчание. Капли падают с потолка. Затемнение.
12. ЧЁРНЫЙ КОПАТЕЛЬ. СХВАТКА.
7 ноября. Каземат Западного форта. На куче мешков возлежит Бомж. Надев на нос
сломанные очки каких-то чудовищных диоптрий, он изучает туристический путеводитель по
крепости, переворачивая страницы пальцами ног. Комиссар надевает парадную форму с
наградами. Издалека доносится духовая музыка. С потолка капает вода. В бойницах завывает
ветер.
БОМЖ. Честь и слава советским героям, которые уничтожили германский фашизм и проложили путь
для продвижения социализма в Западную Европу. Да здравствует нерушимая дружба немецкого и
советского народов!
СТАРИК. Что читаешь?
БОМЖ. Вальтер Ульбрихт! Запись в книге почётных посетителей. Тут масса высказываний твоих
идейных единомышленников: Тодор Живков! Пальмиро Тольятти! Процитировать?
СТАРИК. Обойдусь.
БОМЖ. Высказываний Бенитто Муссолини и Адольфа Шикельгрубера почему-то не обнаружено. А
ведь эти небезызвестные мужи в августе 41-го навести наш бастион. Может быть, книгу почётных
гостей не нашли?
СТАРИК. С чего это ты взял про Гитлера?
БОМЖ. Друг Йоган фотографию оставил. Рудимент эпохи, так сказать. (Достаёт фото, показывает
Старику.)
СТАРИК (мельком взглянув на фото). Порви эту дрянь!
БОМЖ (прячет фотографию от греха подальше). Опять приступ исторического нигилизма?
(Откладывает путеводитель и раскрывает потрёпанную Библию.) О тебе тут много написано,
Мафусаил. (Читает.) Нет памяти о прежнем, да и о том, что будет, не останется памяти у тех,
которые будут после… Прав, старик Еклезиаст!… (Поднимает глаза на Старика.) На доступный
язык перевести? (Раздаётся громкий стук в дверь. Бомж начинает отсчитывать удары.) Раз, два,
три, четыре, пять, шесть, семь… (Удары продолжаются.) Нажрался…
Старик явно нехотя отпирает засов. Вваливается Копатель. Он выпил, но держится весьма
уверенно и даже агрессивно.
30
КОПАТЕЛЬ. О чём киснем, дети подземелья? (Ему не отвечают. Бомж углубляется в чтение.
Старик включает телевизор, пытается настроить антенну.) Ясно… (Заглядывает в кастрюлю.)
Кто дежурный по кубрику? (Молчание.) Нет дежурного. Пора опять наводить порядок. (Хлебает суп
прямо из половника.) Дерьмо какое-то! Как это жрать можно? (Шарит по пакетам.) Где черняга?…
Где хлеб, говорю? Бомжара, ты почему за хлебом не метнулся?… Я с кем говорю, чучело? (Хватает
Бомжа за грудки, тот не сопротивляется.)
СТАРИК. Не смей его трогать!
КОАПЕТЛЬ. Дед, не встревай! Это не твоё дело.
СТАРИК. Я здесь живу!
КОПАТЕЛЬ. Он здесь живёт! И тебе нравится срач, который развёл этот выблядок?
СТАРИК. Не матерись.
КОПАТЕЛЬ. Дед, отвали! Сходи к своим ветеранам, они там как раз собираются, попой
революционные песни, поностальгируй о своей войне. А моей не мешай! Моя война продолжается. Я
буду наводить порядок в этой стране. Она очень нуждается в порядке. (Бьёт кулаком Бомжа, тот
стонет и падает на мешки.)
СТАРИК. Ты совершенно потерял человеческое лицо.
КОПАТЕЛЬ (тычет пальцем в Бомжа). А вот это человеческое лицо? Это – немытая харя, которая
только портит воздух зря.
СТАРИК. Эта харя – человек.
КОПАТЕЛЬ. Поздравляю его с этим. Если он – человек, я не желаю быть человеком.
СТАРИК. Ты, действительно, перестал быть человеком.
КОПАТЕЛЬ (хлебает суп). Да! Я стал волком. И горжусь этим. Я стал волком, чтобы душить падаль,
которая засрала всё вокруг, из-за которой мир провонял! (Оскалясь, ржёт.) Я отрастил клыки, чтобы
убивать всех этих хронов подзаборных, металлистов-гомосеков, всех патлатых, крашенных,
татуированных, всех наркотов-спидоносцев, всех недочеловеков!
СТАРИК. Кто тебе дал право…
КОПАТЕЛЬ (прерывает Старика). Сам себе дал! Надо же кому-то убирать дерьмо. Ты их стал
защищать? Комиссар, ведь ты так же ненавидишь этих недоносков! Мы с тобой одной крови.
Признайся себе… Ты зачем здесь? Ты спрятался от мира, в котором их всё больше. Ты спрятался,
потому что воевать сил уже нет! Вот и отдыхай. Я буду делать за тебя грязное дело…
Молчание. Копатель хлебает суп. Бомж надевает разбитые очки и продолжает читать
Библию. По телевизору начинается новостная программа.
СТАРИК. Те, кого ты ненавидишь – сами жертвы.
КОПАТЕЛЬ. С чего это ты так раздобрел и размяк? Полгода назад ты казался ходячим воплощением
ненависти.
СТАРИК. За это время много воды утекло.
КОПАТЕЛЬ. Уж не помирать ли собрался, Комиссар? (Смеётся.)
БОМЖ (тихо из угла). Победа над убогим не возвышает. Героями становятся в битвах с Гигантами…
На доступный язык перевести?
КОПАТЕЛЬ (медленно поворачивает голову к Бомжу и неожиданно тихо говорит). Спасибо,
Сократ хренов. Дошло. Ты не дрыщи, я об таких, как ты, мараться не стану. Я вас пугаю только. Ну,
по морде разок-другой… А за Циклопами дело не станет…
БОМЖ. Гигантами.
КОПАТЕЛЬ (орёт). А мне по хер!!!
Раздаётся стук в дверь. Все напрягаются.
КОПАТЕЛЬ (цедит Бомжу). Ну, если ты меня ментам сдал, жопу на глаз натяну… (Выхватывает
из-под матраца автомат. Стук повторяется. Никто не шевелится.)
ГОЛОС. Дедушка!
СТАРИК (Копателю). Спрячь. Это внук. (Идёт открывать.)
КОПАТЕЛЬ. Сопливых тут только не хватало. Совсем охренели.
31
ВНУК (входит, протягивает букетик и начинает тарахтеть заготовленное поздравление). Дорогой
дедушка! Поздравляю тебя с праздником седьмое ноября Октябрьской революции! Желаю счастья и
здоровья и успехов в личной жизни!
СТАРИК. Спасибо, заяц. Как ты вымахал!
ВНУК. Период интенсивного роста.
СТАРИК. Поздоровайся с дядями.
ВНУК (стесняясь). Здравствуйте, дяди.
Бомж улыбается и кивает в ответ, Копатель бурчит что-то вроде «угу» и отворачивается
к телевизору.
СТАРИК. Тебя никто не видел?
ВНУК. Никто-никто… (Достаёт из кармана курточки таблетки.) Вот, бабушка тебе передала.
СТАРИК. Давай договоримся: ты больше никогда сюда не приходи.
ВНУК. Почему?
СТАРИК. Потому, что здесь опасно.
ВНУК. А почему здесь опасно?
СТАРИК. Потому что… (Ищет ответ.)
КОПАТЕЛЬ (глядя в телевизор). Потому что я тебе жопу надеру.
СТАРИК (после выразительной паузы). Не бойся дядю. Это он так шутит.
КОПАТЕЛЬ. Угу, шучу. Только тем и занимаюсь: шучу и играюсь.
СТАРИК (пытается замять ситуацию). Вот видишь, дядя сам говорит, что играет. Мы все тут
играем. И по правилам игры, детей в неё не принимают.
ВНУК (подумав). Понятно. А когда игра закончится?
СТАРИК. Ну, не знаю… Это ведь игра. По-всякому может сложиться.
ВНУК (подумав). Дедушка, ты хочешь победить? (Бомж улыбается, Копатель громко и зло
хохочет.)
СТАРИК (не зная, что ответить). Кто ж не хочет победить…
КОПАТЕЛЬ (неожиданно чем-то очень заинтересовавшись в телевизоре). Заткнитесь! (Делает
громче звук.)
ГОЛОС ДИКТОРА. Наши корреспонденты ведут прямой репортаж с площади церемониалов… (Шум
помех.)…Многочисленные гости из всех уголков страны… (Треск.)…На главной трибуне – ветераны
войны и труда, зарубежные делегации… (Треск.)…губернатор… (Треск.)…ковской области Борис
Александрович Градов… (Треск.)…В своей приветственной речи он, в частности, сказал…(Громкий
треск. Копатель бьёт кулаком по телевизору.)
КОПАТЕЛЬ. Задрал этот долбанный агрегат!
ГОЛОС ГРАДОВА (прорывается через треск и шум)…Поздравить всех жителей вашего
героического города с этим великим праздником… (Треск. Копатель лупит кулаком по телевизору.)
СТАРИК. Разобьёшь.
КОПАТЕЛЬ. Ну и хрен с ним! На свалке найден, туда же и отправится.
ГОЛОС ГРАДОВА (через треск и шум)…Вспомнить всех героев, проливших кровь за нашу единую
родину…
КОПАТЕЛЬ (лупит по телевизору, крутит рукоятки). Звук, звук, скотина!
ГОЛОС ГРАДОВА. Никогда ничьё имя не будет забыто. Да здравствует…
Копатель швыряет в экран кусок кирпича, кинескоп взрывается! Наступает долгое
молчание… Падают капли в тазик… Слышны далекие аккорды духовой музыки… Тяжело и
шумно дышит Копатель…
ВНУК. Дедушка, а зачем злой дядя разбил телевизор?
СТАРИК (очень тихо). Такая игра… у него.
Копатель переводит тяжёлый взгляд с телевизора на Внука, отчего тот прячется за спину
деда… Ничего не говоря, Копатель бросается в угол, отталкивает Бомжа, сидящего на своих
«сокровищах», начинает расшвыривать мешки с бутылками и связки картона. Звенит
бьющееся стекло… Бомж безвольно наблюдает за погромом. Под грудой хлама Копатель
32
находит то, что искал. Он аккуратно ставит на стол тяжёлый зелёный ящик и вынимает из
него гранаты… Начинает перекладывать боеприпасы в вещмешок.
СТАРИК. Что ты задумал?
КОПАТЕЛЬ. Убери отсюда пацана… (Поглядев пристально на Старика.) Да и сам убирайся.
СТАРИК (волнуется, не зная, что предпринять). Малыш, беги домой… Беги, беги скорей!
ВНУК. А что это у дяди?
СТАРИК. Опасные игрушки. Я же тебе говорил, что здесь опасно…
ВНУК (радостно). Я такие в кино видел, это – бомбы!
СТАРИК (кричит). Отправляйся домой!
ВНУК. А ты когда вернёшься?
СТАРИК (напряжённо следит за действиями Копателя). Не знаю… Скоро…Скажи, что скоро… Да
беги же ты! (Старик отпирает дверь, выпихивая Внука, и тут же возвращается к столу.) Что ты
задумал?
КОПАТЕЛЬ (перекладывает гранаты в вещмешок, тщательно осматривая их). По-моему, ты
собирался на парад? Вот и иди! А я пойду на свой, с фейерверком.
СТАРИК (растерян). Какой фейерверк? Это – боевые гранаты.
КОПАТЕЛЬ. Ага, боевые! Узнал, старый вояка? (Раздевается по пояс, подходит к тазу и с
фырканьем моется в холодной воде.)
СТАРИК. Куда… куда ты с ними собрался, безумец?
КОПАТЕЛЬ (долго ничего не отвечает, вытирается полотенцем, затем вынимает из-под койки
чемодан, достаёт аккуратно сложенный комплект парадной формы десантника и начинает
переодеваться). Прогуляюсь недалеко… Навещу старого знакомого… Хорошего знакомого…
СТАРИК. Я ничего не понимаю, но подозреваю – ты идешь на преступление. Что происходит,
Копатель? Одумайся. Ты не отдаёшь себе отчёта! Ты… пьян! Ты болен, ты…сошёл с ума!
КОПАТЕЛЬ (спокойно облачается в десантную форму). Смотри-ка! Столько лет прошло, а сидит,
как вылитая! Ты, Комиссар, за меня не волнуйся. У меня абсолютно холодная голова.
БОМЖ (устроившись в дальнем углу, читает из Библии). И когда вышел он из лодки, тотчас
встретил Его вышедший из гробов человек, одержимый нечистым духом; Он имел жилище в гробах,
и никто не мог его связать даже цепями.
СТАРИК. Что?
БОМЖ. Потому что многократно был он скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разбивал
оковы, и никто не в силах был укротить его. Всегда, ночью и днём, в горах и гробах кричал он и
бился о камни.
СТАРИК (раздражённо). Ну и что?
БОМЖ. Не пытайся его остановить, вот что. Для этого надо стадо свиней.
КОПАТЕЛЬ. Достал ты меня, Иисусик! Держи! (Бросает Бомжу гранату, тот в ужасе
откатывается и граната шлёпается на мягкий земляной пол.) Ба-а-ах! Очко-то не железное!
(Хохочет.) Не дрейфь, пехота, чека не вынута. Можешь оставить на память. Пригодится, когда
житуха окончательно осточертеет.
СТАРИК. А тебе уже осточертела?
КОПАТЕЛЬ. А тебе, дед, не осточертела? Ты-то чего засиделся на этом свете? Чтобы увидеть, как
твоих комуняк гонят ото всюду пенделями под зад? Как бандиты захватывают заводы и фабрики?
Как старики перебиваются с хлеба на воду, а гламурные подонки раскатывают на иномарках с
валютными проститутками? Как заплёвываются твои идеалы и лопаются последние надежды? Как
рушится великая страна? Что ты ещё надеешься увидеть на этом свете?
СТАРИК. Я надеюсь на жизнь, которая мудрее нас и когда-нибудь расставил всё по местам.
КОПАТЕЛЬ. Она уже всё расставила. Одному повесила на хилую грудь медаль земляного цвета за
оттяпанную ногу, две контузии и отмороженные в ледяном Пяндже яйца, а другому – звезду Героя,
маршальские погоны, правительственную дачу, чёрный лимузин с охраной, депутатское кресло и
небольшую губернию в придачу! (Бросает в телевизор ещё один кирпич.)
СТАРИК (догадавшись о замысле Копателя). Ты спятил! Он ведь боевой генерал! Он Родину
защищал!
КОПАТЕЛЬ. Комиссар, очнись! Какую Родину? Где ты видишь Родину? Эти генералы просрали
Родину, растащили её по кровавым кускам. Они на боевых самолётах из ГСВГ себе посуду, ковры,
мебель и мерсы пёрли! Пока мы в Афгане от тухлой воды дохли, они эшелонами налево соляру
33
загоняли, доллары чемоданами коллекционировали, стройбатами себе дворцы строили! Какую
Родину-уродину? Когда мелкопоместные князьки и уголовники растаскивали твою Родину, эти
генералы первые прибежали лизать жопу новоявленным мэрам-херам, президентам-резидентам. Кто
лизал усерднее, тот мог до министра и даже до какого-нибудь «вице» долизаться, не то что до
губернатора!
СТАРИК. Тебя покалечила война, а не генералы. У генералов работа такая – воевать, вести солдат в
бой. Это жестокая работа, я сам солдат, я знаю… Маршал Жуков ради победы…
КОПАТЕЛЬ. Ещё Суворова вспомни! Как он кашу из одного котелка с солдатом ел! Тут речь не о
жестокости, тут речь о предательстве… (Берёт вещмешок на плечо.) Мешки с костями отнесите
куда… Не стой на дороге, Комиссар, отвали.
СТАРИК (наставляет на Копателя незаметно взятый автомат.) Не пущу.
КОПАТЕЛЬ. Вот, дурак старый!… Решил в войнушку поиграть перед смертью? Дай автомат.
СТАРИК. Ещё шаг, и выстрелю! (Передёргивает затвор.)
Старик и Копатель долго стоят друг напротив друга. Бомж напряжённо наблюдает за
происходящим. Неожиданно Копатель разражается хохотом. На заднем плане видна фигура
Внука, незаметно вошедшего через дверь, которую впопыхах забыл закрыть дед. Взрослые его не
замечают. Отсмеявшись, Копатель делает несколько шагов назад, ставит вещмешок на стол,
садится на табурет, закуривает… Капают капли…
КОПАТЕЛЬ. Да-а-а… (Пауза. Курит.) Зря ты это, отец…
СТАРИК. Я не позволю снова пролить здесь кровь. Много её здесь пролито, хватит!
КОПАТЕЛЬ. Я этого дня двадцать лет ждал. Другого момента может и не подвернуться. Я должен
отомстить.
СТАРИК. Месть не принесёт облегчения.
КОПАТЕЛЬ. Я не ищу облегчения, я добиваюсь справедливости. Я поклялся. Ты помнишь,
Комиссар, что такое клятва?
СТАРИК. Кому?
КОПАТЕЛЬ Кому? (Раскуривает ещё одну сигарету.) Рядовому Сашке Кукушкину…(Курит.)
Младшему сержанту Серёге Стешицу… (Курит.) Капитану Морозову…(Курит.) Которые не
доплыли до другого берега Пянджа, когда наш всеми забытый десантный батальон с боями
пробивался домой, в Союз… (Курит.) Это было, Комиссар, через два месяца после официального
заявления об окончании войны и выводе войск… Генерал Градов так торопился домой, что забыл на
войне своих солдат… (Курит.) Я даже не знаю, кого из наших ребят достала душманская пуля, а кого
утащило течением… (Курит.) Ты, Комиссар, мог бросить своих солдат в этом форту в сорок первом?
(Старик молчит.) Нет. А если бы бросил, что бы полагалось тебе по закону военного времени?
Молчишь? Вот и не мешай… (Встаёт.) Волк отправляется на охоту. Возможно, последнюю. Волк
дождался своей добычи. Не надо стоять на его пути! (Делает шаг к Старику.)
СТАРИК (поднимает автомат). Стой! Ты ничего не изменишь.
КОПАТЕЛЬ. Я не собираюсь ничего менять, я должен отомстить. (Идёт к Старику.)
СТАРИК (отходит). Буду стрелять. Не вынуждай. Я не выпущу тебя отсюда.
КОПАТЕЛЬ. Ты знаешь, что я прав. Не посмеешь! (Делает ещё один шаг… Старик пускает вверх
автоматную очередь: пули рикошетят от сводов, лопаются бутылки, Бомж в испуге забивается
подальше. Копатель отступает на шаг.) Ну, даёшь, дед! (Смеётся.) Пошли со мной, прикроешь
отход.
СТАРИК. Не доводи до греха. Убью!
КОПАТЕЛЬ (тушит ногой сигарету.) Не убьёшь! (Делает шаг вперёд.)
Из темноты выскакивает Внук. В поднятой руке – незаметно поднятая с земли граната!
ВНУК. Не пугай дедушку, гадкий дядька! Сейчас бомбу брошу!
Секундное оцепенение…
СТАРИК. Малыш, ты где это… Господи… Положи немедленно… Как ты здесь… Господи…
КОПАТЕЛЬ. Пацан, это не игрушка. Она – настоящая.
34
ВНУК. Уйди! Сейчас брошу! Уйди! (Пятится к деду. Бомж идёт в гущу событий.) Дедушка,
убегай!
КОПАТЕЛЬ. Пацан, отдай эту штуку. (Кричит.) Отдай её, засранец малой!
Внук заливается слезами и от испуга бросает гранату на середину каземата. Кольцо чеки
остаётся у него в руке… После короткой жуткой паузы взрослые срываются с места: Старик
прижимает Внука к стене, заслоняя его собой; Бомж и Копатель, на мгновение встретившись
взглядами, бросаются к гранате; Копатель отшвыривает Бомжа в сторону и падает на
гранату. Раздаётся взрыв…
13. БЕЛЫЙ КОПАТЕЛЬ.
Рассеивается пыль. На полу распростёрто мёртвое тело Копателя.
ВНУК (осторожно выглядывает из-за деда). Деда… Деда…
СТАРИК (едва стоит на ногах). Что?
ВНУК. Ты выиграл?
СТАРИК (начинает сначала беззвучно, потом со всхлипами плакать). Нет, мой мальчик… Я не
выиграл… Выиграл дядя…
ВНУК (глядя на мёртвого). А дядя плохой?
СТАРИК. Нет, малыш, дядя хороший,… дядя очень хороший…
ВНУК. А почему он не встаёт?
СТАРИК. Потому… потому что он выиграл… Пойдём, пусть дядя отдыхает… (Бомжу.) Прощай.
БОМЖ. Прощай… (Старик идёт с Внуком к выходу.) Комиссар! (Старик оборачивается.) Меня
Иваном зовут. Иваном Тимофеевичем.
СТАРИК. А фамилия?
БОМЖ. Зачем тебе фамилия? Мне ещё жить здесь…
Старик берёт Внука за руку и уводит… Бомж накрывает распростёртое тело одеялом,
крестится и садится в углу, съёживаясь в клубок.
Словно из-под земли, появляются ВЕЧНЫЕ. Они молча обступают тело Копателя.
КРАСНОАРМЕЕЦ. Вставай. Пошли.
КОПАТЕЛЬ (поднимают голову). Кто вы?
КРАСНОАРМЕЕЦ. Вечные. Ты теперь один из нас. Пошли!
КОПАТЕЛЬ. Но я не вечный. Я просто Копатель, Чёрный Копатель.
КРАСНОАРМЕЕЦ. Теперь ты Белый Копатель. Вечный Белый Копатель. Пошли.
Копатель встаёт и уходит с ВЕЧНЫМИ…
На месте, где он лежал –Красное знамя…
Через расщелины свода начинает падать снег…
В углу молится Бомж….
МЕДЛЕННО ГАСНЕТ СВЕТ.
Все права защищены.
35
Любое использование пьесы возможно только с разрешения автора.
Заинтересованных лиц просим обращаться:
Республика Беларусь, 224022, г. Брест, переулок Житний, 26
ИЛЬЕВСКИЙ ТИМОФЕЙ ЗИНОВЬЕВИЧ.
Телефоны: +375 336 98 99 55
(0162) 43-47-55.
e-mail: ilyeuski@tut.by
Download