Великий русский философ Кантор рассказывает о католическом влиянии на свою страну Интервью с «полноправным продолжателем дела Достоевского» Йезус Колина Ватикан, 11 апреля 2011 года, Zenit - Agnuz – Владимир Кантор, самый крупный современный русский философ, названный “Le nouvel observateur” одним из «25 величайших мыслителей человечества» убежден, что развитие отношений между православными и католиками является культурным обогащением как для первых, так и для вторых. ZENIT побеседовал с Кантором, считающимся «полноправным продолжателем дела Достоевского», в двух шагах от Ватикана по случаю лекции, которую он прочитал в Русском экуменическом центре. Вы приехали в Италию, чтобы поговорить о влиянии Италии на русскую культуру. Каким было в частности влияние католической культуры? Кантор: Во всех странах каждый человек имеет свою точку зрения. Это зависит также от уровня людей. Если мы будем говорить о мире культуры, начиная со времен Данте, его «Божественной комедии», то итальянский католицизм выступил вдохновителем не только противной стороны, но и самой русской культуры. Если провести аналогию, то следует отметить, что знаменитый русский писатель Николай Гоголь, создавая свое самое знаменитое произведение «Мертвые души», намеревался написать что-нибудь по аналогии с «Божественной комедией» в трех частях, то есть рай, ад, чистилище. Несмотря на то, что чистилище не существует в православной теологии, оно должно было стать частью его романа. Вероятно, Гоголь был настолько очарован Данте, что совершенно забыл о том, что в православной культуре отсутствует чистилище. Влияние Данте было постоянным. Федор Достоевский очень многое позаимствовал у него. Шпенглер называл Достоевского русским Данте. «Записки из мертвого дома», один из первых романов Достоевского, - это русский вариант ада. Я говорил о Гоголе, но в действительности влияние католицизма на Россию началось раньше, в XVII в со времен Петра Великого, когда имело место влияние польского католицизма. Поляки поддержали модернизацию Петра Великого и с тех пор стали использоваться культурные категории католицизма для организации культурного образования в России с применением католических методик, переделанных на русский, более православный манер. Наряду с ролью Петра Великого, необходимо признать роль народа, проживающего на территории между поляками и русскими, так называемых «малороссов», или украинцев, выступивших посредниками между католической и русской культурами. Главным сторонником имперской политики Петра Великого, главным теологом был «малоросс», прекрасно владевший латинским языком и получивший образование в Риме, в Греческом Колледже. Он был заместителем патриарха, а так как Петр упразднил патриархат, то он был фактически главой Церкви. Крупнейшие русские филологи отмечали тот факт, что символом Санкт-Петербурга является переделанный символ Ватикана. Сам город был назван не в честь царя Петра, а в честь Святого Пера, Санкт-Петербург означает «город Святого Петра», то есть Рим. Идея заключалась в том, чтобы построить русскую империю, которая по своей мощи могла бы равняться Римской Империи, столица которой по величию была бы подобна городу Риму. Можно вспомнить великие исторические события, такие как Феррара-Флорентийский Собор 1439 года, обсудивший вопрос союза между католиками и православными и было принято решение о единении двух церквей, которое затем было отвергнуто греками и русскими. Великий русский богослов и мыслитель Сергей Булгаков в 1918 году писал, что после отказа от унии с католиками, раскольниками стали мы, а не они. Заявив об этом именно в годы революции, годы большевистского разрушения Булгаков тем самым хотел сказать и сказал, что если бы мы не остались одни, то Церковь и Запад защитили бы нас. Важнейшим элементом католического влияния на Россию была итальянская живопись. Прежде всего, Рафаель, не говоря уже о других великих художниках. Мадонна Рафаеля стала в России символом западной культуры. Когда в 1848 в Дрездене произошло восстание, его вождь русский революционер-анархист Михаил Бакунин предложил разместить на баррикадах картины Рафаеля и Мурилло, зная, что немецкие солдаты не осмелятся стрелять по ним. А если бы они это сделали, то вся вина легла бы на них. Рафаель, например, был великим вдохновителем А.С.Пушкина (1799-1837), основателя современной русской литературы. В своих стихах он часто обращался к его образу, используя также образ жены, как олицетворение некоторых картин Рафаеля. В романе Достоевского «Бесы», где говорится о последователях Бакунина, есть эпизод, в котором происходит дискуссия о Мадонне Рафаеля: кто-то ею восхищается, а кто-то хочет ее уничтожить. На письменном столе Достоевского стояла репродукция этой Мадлонны, которая вдохновляла его на писательский труд. Великий писатель Лев Толстой, выступавший против Церкви, против армии, против государства, оспаривавший все, ненавидел Мадонну Рафаеля. Он провел целый час перед Синкстинской Мадонной Рафаеля в Дрезденской галерее, сказав: «Что мне делать с этой картиной… Это всего лишь девушка, родившая ребенка и все». Факты, которые Вы привели, говорят о желании единства и исторической ране. Воспринимают ли их также русская душа и русский народ? Чувствуют ли люди это разделение, как рану? Кантор: С христианской точки зрения, насколько я пониманию христианство, я бы не стал говорить о душе, как о чем-то национальном, потому что душа есть нечто большее, чем народ, не существует души русской, или итальянской. Это – эвфемизм для того, чтобы говорить о русском менталитете простого народа, сравнивают его со средневековым народом, времен Данте, который боролся против властителей, тиранов только потому, что без различия он очень хотел быть свободным. И русский народ не делает больших различий. Исторически католик – это враг, агрессор, поэтому необходимо относиться к католицизму враждебно, также как и к евреям. У меня, например, был большой друг, проповедник Александр Мень (убитый в 1990), который любил повторять, что стены, разделяющие христиан, не до неба. Он был евреем и священником, очень близким к католицизму, очень экуменическим. И народ следовал за ним, толпы людей приходили послушать его проповеди, пока пропаганда не начала утверждать, что он еврей и продался католикам. Очень трудно говорить о менталитете, или мнении народа. По-моему, у народа нет мнения. Менталитет народа складывается из различных факторов, в том числе коммуникаций. Когда меня спрашивают «Что думает народ?», я отвечаю «Народ ничего не думает». Есть несколько личностей, несколько интеллектуалов, несколько представителей народа, которые формируют и направляют его менталитет. Часто м не задают вопрос: «Какова философия народа?», на что я отвечаю, что у народа не т философии, потому что она предполагает индивидуальное мышление, а у народа его нет. Если будет сделан шаг к единству католиков и православных на экуменическом уровне, будет ли это означать, что произойдет обогащение культурного достояния обеих сторон? Кантор: Конечно. Совершенно так. Я приведу один пример. Одна из самых светлых фигур в русской литературе, это – старец Зосима в романе Достоевского «Братья Карамазовы», духовный отец. Существует монашеское описание этого русского старца и есть репродукции итальянских картин, «Матер Глориоза» рядом с русскими иконами. Это первая попытка дать образ русского православного экумениста, не смотря на то, что Достоевский был антикатоликом. Два героя этого романа, два брата Карамазовы, Иван и Алеша, называют этого русского старца “pater ceraphicus”, то есть францисканским титулом. Многие знаменитые русские православные консервативные критики критиковали Достоевского за то, что он сделал героя-миссионера Алешу Карамазова подобным католику, потому что старец посылал его, монаха, работать в мир, как это делают католические монахи. К сожалению, светлые идеи таких великих душ, как Достоевский и Владимир Соловьев не сумели утвердиться в России, где вместе с Революцией победила дьявольская душа самой России. Удивительно, что сразу же после Революции, великие мыслители и великие русские поэты стали перечитывать Данте, которого они уже читали до Революции. Когда спросили Анну Ахматову, патриарха русской поэзии: «Вы читали Данте?» Она ответила тоном великой королевы поэзии: «Я этим только и занимаюсь». Социальные и исторические изменения могут повлиять на многочисленные факторы, но они не могут перечеркнуть культурные корни, которые продолжают формировать молодые поколения. Я вырос в послевоенной России, в атмосфере глухой и абсолютной советской власти. Но мы росли с этими поэтами, которые были запрещены, и книги которых можно было достать только нелегально. Мы читали Ахматову, Осипа Мандельштама и Данте. Данте я прочитал в детстве. Поэт Мандельштам говорил: Мы выброшены на жестокие берега двадцатого века, чтобы сохранить дух гуманистической культуры, вложенной в наши руки для передачи будущим поколениям. У нас, и не только у нас, десятки тысяч деятелей культуры среди многих миллионов гонимых, пережили опыт Данте, то есть высылку со своей земли, и, таким образом, они уподобились его судьбе». Я бы не хотел, чтобы люди думали, что в России все читали Данте. Здесь присутствует и противоположная линия, линия Бакунина и «Бесов» Достоевского. Надеетесь ли Вы на то, что встреча между Русским православным патриархом и Папой возможна? Кантор: В истории уже было много попыток, даже когда были сняты отлучения от церкви (анафема) 1054 года. Состоялась встреча Папы с Константинопольским Патриархом, но раскол остался. Я не хотел бы выдавать за реальность то, что является всего лишь желанием. На своих лекциях я всегда говорю, что философ не осмелится делать прогнозы на будущее, он может объяснять его, но не может предвидеть (смеется). Католики ощущают разделение с Восточными Церквями, как рану. Ощущаете ли Вы ее также, или для вас это историческая проблема, то есть между нами проходит граница и всем очень хорошо. Кантор: Некоторые выдающиеся люди ощущали это разделение действительно, как рану. Я уже говорил о Владимире Соловьеве и других великих умах. Католическая Церковь, по самому своему названию, чувствует это больше, когда кто-нибудь отдаляется от ее универсальности. Православная Церковь, по своему названию, несет в себе идею о том, что она единственная истинная Церковь. Косвенно я ответил на вопрос. Существует ли что-нибудь, что могло бы способствовать большему сближению? Кантор: Необходимо прилагать больше усилий в области культуры, существовали мыслители, которые отдали свои жизни ради этой цели. В определенном смысле вы мне задаете политический вопрос, пусть даже политико-церковный, но я не могу дать политического ответа. Я думаю, что политика, то есть стратегия, которая должна привести к единению, не имеет смысла, если не трансформируется в культурный факт, который ощущают народы. Перевод: Католическая информационная служба Agnuz