В нашей стране до сих пор Великая Отечественная война

Как изучать Великую Отечественную и другие войны:
нужен ли новый научный метод?
Согласимся с тем, что в нашей стране до сих пор Великая Отечественная война остается одним из самых значимых исторических и социальнополитических событий1. Так, по данным Всероссийского центра изучения
общественного мнения (ВЦИОМ) в 2008 году 16% опрошенных россиян считали Великую Отечественную войну самым выдающимся событием прошлого века2, а в 2009 году 34% опрошенных россиян полагали, что, прежде всего,
Великая Отечественная война нуждается в защите от фальсификации и искажения3. Но что означает для социума состояние, когда значительная часть его
граждан завершившуюся несколько десятков лет назад войну считает наиболее значимым событием?
Заметим, что большинство исследователей в рамках собственного
научного интереса, мотивационно-ценностных и мировоззренческих установок, исследуя эту войну, приходят к совершенно различным, зачастую противоположным, выводам. Политики также трактуют отечественную историю
и эту войну так, как им это выгодно. Например, лидер КПРФ Г.А. Зюганов в
своих выступлениях активно использует предстоящий юбилей И. Сталина
для того, чтобы подчеркнуть ведущую роль именно своей партии в Победе в
Великой Отечественной войне. В одной из последних публикаций профессор
А.С. Ципко справедливо замечает: «… наши новые руководители – и Медведев, и Путин – все-таки уходят от вопроса о цене Великой Победы, о наших
миллионных жертвах и миллионах пленных начала войны ... Но даже откровенные сталинисты знают, что народ заплатил апокалиптическую цену за
успехи и победы своего вождя. Сталиномания тем и отличается от сталинизма, что она – сознательная любовь к откровенному, зримому злу, восторг по
поводу зла. Вот почему … в духовном, моральном отношении сталиномания
является куда большим уродством, гримасой, чем стереотипы сознания советских людей ушедшей в прошлое эпохи Сталина»4.
На наш взгляд, крайне важно зафиксировать, что в конце 2009 – начале
2010 года произошло то, что было немыслимо ни во времена Н. Хрущева, ни
во времена Л. Брежнева, а тем более во времена М. Горбачева: день рождения человека, совершившего множество преступлений против своего народа,
Никифоров Г.А. Проблемы истины отечественной историографической оценки деятельности Советского правительства в 1939-1941 г.г.: Автореф. дис. … канд. филос. наук. –
М., 2006. – С. 3.
2
http://wciom.ru/arkhiv/tematicheskii-arkhiv/item/single/10879.html?no_cache=1
&cHash=e518395523.
3
http://wciom.ru/arkhiv/tematicheskii-arkhiv/item/single/12023.html?no_cache=1&cHash
=57ee8de1d2.
4
Ципко А. В прошлом – сталинизм, сейчас – сталиномания. Что дальше? //
www.ng.ru/ng_politics/2010-01-19/14_stalinomaniya.html.
1
был вознесен на пьедестал исторического события, достойного национального внимания1. На наш взгляд, это происходит не только потому, что в массовом сознании имя И. Сталина связывается с победой в этой войне, но и потому, что именно он несколько десятков лет стоял на вершине власти, он правил самой большой страной мира. А к власти в России, как известно, относились не так, как во многих других (например, европейских) странах, поскольку она занимала всегда особое положение. Так, академик Ю.С. Пивоваров
пишет: «…русская социокультурная общность является властецентричной, а
власть продолжает сохранять свой насильственный характер»2.
Есть четкое ощущение, что наша стран является одной из немногих социумов, в которых война прошлого является главным событием современности. В связи с этим, полагаем, назрел обстоятельный разговор в отечественной научной среде о выработке нового метода/новых методов исследования
как Великой Отечественной войны, так и любой войны, любого вооруженного конфликта современности. Мы уверены, что российским ученым, экспертам, политикам и государственным чиновникам нужны новые идеи, позволяющие осмыслить применение средств вооруженного насилия в современном обществе, которое само себя называет информационным. России необходима обстоятельная интеллектуальная рефлексия о том, что есть война, вооруженный конфликт и какова роль в них высшей власти и государства.
Размышляя над этим, в своих статьях специалисты Ассоциации военных политологов (АВП) неоднократно предлагали разработать и ввести в
практику преподавания (например, для начала в военных вузах страны) такую дисциплину, как «Политология войны»3. Данное стремление детерминировано целым комплексом причин, среди которых немаловажной является
достаточно распространенный (в течение нескольких десятков лет) в отечественном научном дискурсе подход, согласно которому (следуя ленинскому
указанию) «…любую войну нужно исследовать объективно-исторически, не
улучшая ее и не ухудшая»4. Однако, все же целесообразно признать, что эта
мысль не поясняет сути самого объективно-исторического подхода, поскольку история остается наукой достаточно субъективной и подчас политически
Приведем данные исследования, проведенного ВЦИОМом в 2009 г. Чаще всего россияне
относятся к Сталину с безразличием – 28%, в 2001 году –13%. Положительные эмоции по
отношению к нему испытывают 37%, на негативное отношение указывают 24%. У представителей различных возрастных групп Сталин вызывает различные эмоции: пожилые
россияне чаще испытывают к нему уважение (35% против 22% среди молодежи) и симпатию (11% против 4% соответственно). Молодежь, как правило, сообщает о своем безразличии к этой персоне (38%). См.: http://milpol.ru/data/2009/30_12/6.doc.
2
Пивоваров Ю.С. Русская политическая традиция и современность. – М.: ИНИОН РАН,
2006. – С. 253.
3
См., например: Проблемы безопасности: бюллетень научно-исследовательского центра
«Наука – XXI». – 2009. – № 5. – С. 84-97.
4
Цит. по: Канун и начало войны: Документы и материалы / Сост. Л.А. Киршнер. – Л.: Лениздат, 1991. – С. 4.
1
и идеологически ангажированной.
Одновременно следует заметить, что у многих авторов еще в советское
время «…вместо тщательного и взвешенного анализа как отрицательных, так
и положительных аспектов войны преобладали односторонние крайности»1.
Так, многие «неприятности» первого, в целом неудачного для нашей страны
и Красной Армии периода войны, советские ученые, деятели науки и культуры чаще предпочитали замалчивать, лишь изредка освещая их в произведениях литературы и искусства. Серьезный научный анализ готовности/неготовности нашей страны и ее армии к войне фактически в СССР был
невозможен (поскольку сама война была мифологизирована) и сводился в
основном к патриотической риторике. Мы имеем в виду ситуацию, при которой практически всё то, что делалось в СССР, в отечественном научном дискурсе и произведениях литературы и искусства трактовалось как однозначно
позитивное и правильное. А всё, что делала противостоящая сторона (а зачастую и то, что делали союзники Советского Союза), трактовалось в негативно-критическом ключе и/или с подозрением.
Заметим, что во многих странах в период после 1945 года достаточно
открыто писалось об ошибках И. Сталина и Красной Армии накануне войны
и во время нее. Вот как излагает свою точку зрения американский исследователь С.А. Робертс: «Накануне войны Сталин заявил, что если Германия после
серии побед на Балканах сделает глупость и нападет на Советский Союз,
Красная Армия быстро овладеет инициативой и перейдет в контрнаступление … При этом советское военное командование строило свой расчет на
устаревшей посылке о разнице в мобилизационных ресурсах СССР и Германии и на неверном толковании немецкой военной доктрины»2.
И до сих пор во многих отечественных научных исследованиях попрежнему количественно лидирует политическая история войны (описание
военных событий и государственных решений, военно-стратегических успехов и деятельности полководцев). Преобладающими в российской научной
литературе остаются рассмотрение войны вне длительного временнóго контекста, патетический тон ее описания, героизация, интерес к выдающимся
личностям3. При этом, многим европейским исследователям удалось гораздо
решительнее и последовательнее взглянуть на свое военное прошлое. Политические акценты в этих странах расставлены и не встречают принципиальных возражений, а вопросы о цене войны, вине и ответственности за собственное прошлое решены ясно и недвусмысленно, что обеспечивает западКанун и начало войны: Документы и материалы / Сост. Л.А. Киршнер. – Л.: Лениздат,
1991. – С. 7-8.
2
См., например: Робертс С.А. Ошибки Сталина и Красной Армии накануне войны // Война и политика, 1939-1941 / Редкол.: Н.И. Егорова, Д.Г. Наджафов, М.М. Наринский и др. –
М.: Наука, 2001. – С. 226.
3
См.: Россия и война в ХХ столетии. Взгляд из удаляющейся перспективы. Материалы
международного Интернет-семинара / Сост. Ю. Хмелевская. – М.: АИРО, 2005. – С. 5-11.
1
ным исследователям относительную свободу творчества, спокойный и деловой тон анализа и обсуждения проблем войны1.
На наш взгляд, важно обратить внимание на еще один важный момент
в зарубежных исследованиях Великой Отечественной войны. А именно, многие ученые старались переосмыслить роль и положение военных в тоталитарных системах. Следует согласиться с тем, что при казалось бы полном
подчинении военных в СССР партийному руководству, высший состав Красной Армии играл решающую роль в разработке накануне войны военной
доктрины, в основу которой было положена устаревшая и абсолютно нереалистичная концепция развития начального периода войны. В период между
двумя мировыми войнами именно руководство Красной Армии придерживалось концепции овладения инициативой и ведения наступательных операций
и создало предпосылки для того, чтобы превратить эту концепцию в догму.
Отсутствие жизнеспособной доктрины, учитывающей комбинированный характер использования в войне различных видов вооруженных сил и родов
войск, усугублялось тем, что армия готовилась к не реальным сценариям.
Конечно, при этом совершенно справедливо во многих научных исследованиях (как зарубежных, так и современных отечественных) отмечается
негативная роль И. Сталина и высшего партийного руководства в подготовке
и осуществлении репрессий. Так, В. Молотов на февральско-мартовском
пленуме ЦК 1937 г., оценивая политическую обстановку в армии, заявил:
«…Если у нас во всех отраслях хозяйства есть вредители, можем ли мы себе
представить, что только там нет вредителей. Это было бы нелепо…»2. В результате наша страна получила административно-командную систему в экономике, абсолютизацию фактора единоначалия в госуправлении и общественной жизни и культ личности в политике3. И все же важно заметить, что
открыто об этом отечественные ученые стали писать лишь после 1985 года.
На наш взгляд, в послевоенный период (до 1985 года) в отечественных исследованиях объективно фактически полностью отсутствовал критический
анализ действий органов госвласти и КПСС (как органов политических).
Впрочем, тональность исследований Великой Отечественной войны
сильно изменилась в т.н. переходный период конца 1980-х – начала 1990-х гг.
В этот период в нашей историографии отмечалось, что одни исследователи в
разоблачительном усердии принижают и даже порочат подвиг советского
народа и армии в Великой Отечественной войне, чуть ли не смакуя допущенные просчеты и ошибки. Другие, наоборот, ищут лазейки для оправдания
Сталина, пытаются опровергнуть любые критические замечания в его адрес.
Очевидно, что до распада СССР все оценки и иные суждения о т.н. Великой
См.: Серебрянников В.В. Социология войны. – М.: Научный мир, 1999. – С. 8-9.
Цит. по: Шерстнев Д.В. Трагедия сорок первого. Документы и размышления. – Смоленск: Русич, 2005. – С.12.
3
Ванюков Д.А., Суслов И.В. Годы репрессий. – М.: ООО ТД «Издательство Мир книги»,
2007.
1
2
войне основывались на принципах марксизма-ленинизма (во всяком случае,
на том, как они понимались в тот период).
Заметим, что марксистско-ленинская трактовка войны была ограниченной в связи с игнорированием целого ряда иных подходов, уже разработанных и далее разрабатываемых во многих странах, и в таком качестве вряд
ли может обеспечить приоритетное развитие современной политической и
военной науки. Известный отечественный философ А.А. Зиновьев справедливо писал, что глубочайший кризис в нашей стране, образовавшийся в результате краха марксизма, может быть преодолен лишь на пути выработки
новой идеологии, превосходящей по интеллектуальному уровню марксизм, и
более адекватной современной социальной реальности1. В связи с этим перед
любым исследователем встает актуальный вопрос: выработана ли в нашем
научном и экспертном сообществе новая методология, позволяющая давать
объективную оценку как Великой Отечественной войне, так и любой иной
войне/вооруженному конфликту современности? На наш взгляд, пожалуй,
иной целостной, разделяемой отечественными учеными, военными и политиками концепции войны в России до сих пор не создано.
Хотя отдельные и весьма плодотворные попытки мы можем специально отметить. Так, после 1991 года кроме собственно т.н. «военного» изучения
войны в рамках военного дела (военного искусства, стратегии, тактики) и истории войны в нашей стране появились такие основательные исследования,
как «философия войны», «социология войны» и «психология войны». Специалисты АВП полностью поддерживают научную специализацию знаний о
войне, поскольку это происходит в полном соответствии с мыслью К. Клаузевица о том, что «…не следует останавливаться лишь на общих выводах,
еще менее нужно держаться рассуждений историков, но нужно по возможности, углубляться в детали…»2.
Кратко остановимся на содержании этих, достаточно новых для нашей
страны, научных дисциплин.
Так, известный отечественный философ А.Е. Снесарев определял «философию войны» как научно переработанное (или обнаученное) военное миросозерцание. По его мнению, содержание философии войны на первых ступенях ее развития позволяло выяснить существо войны, а затем взаимовлияние войны на общество и государство3. В нашей стране исследователи иногда
считают, что «философия войны» изучает некоторые вопросы войны и мира4,
с чем, полагаем, вполне можно согласиться. Обратим внимание, что в рамках
Зиновьев А.А. Гомо Советикус. – М.: Дело, 2000. – С. 66-67.
Цит. по: Снесарев А.Е. Жизнь и труды Клаузевица / Предисл. Ю.Н. Балуевского; вступл.
ст. И.С. Даниленко; ст. В.К. Белозёрова и Д. Хойзер. – М.; Жуковский: Кучково поле,
2007. – С. 98-99.
3
Снесарев А.Е. Философия войны. – М.: ВА ГШ, 2002. – С. 108-109.
4
Актуальные проблемы военной политики и военной безопасности России. – М.: ВУ,
2005. – С. 5-12.
1
2
философии войны не предполагается исследование роли и места высшей (политической элиты) и государственной властей в подготовке войны, ее ведении и ответственности власти за ее результаты.
Впрочем, в рамках именно философии войны известный отечественный ученый А.А. Свечин исследовал, как пишет в своей диссертации В.И.
Урсул, следующие вопросы: соотношение политики, войны и военной стратегии; политическое прогнозирование характера будущих войн; соотношение
техники и морального духа войск в достижении победы в войне; определение
характера взаимосвязи армии и политики, политики и военного строительства1. Однако следует подчеркнуть, что после трагической смерти А.А. Свечина все его научные труды были преданы забвению и практически не использовались в научно-теоретической и практической деятельности исследователей войны. Они, как ни прискорбно это сознавать, в СССР оказались
фактически никому не нужны.
Под предметом «социологии войны» авторитетный российский ученый
профессор В.В. Серебрянников понимает объяснение места и роли войны в
системе социальных отношений, ее специфику как особого рода отношений
между людьми, различными социальными общностями, государствами. В
своих многочисленных трудах он отмечает важность понимания позиции
разных социальных систем, институтов и организаций, классов и социальных
групп по отношению к войне, выявления ее так называемых «социальных родителей». Известный ученый пишет, что до сих пор остается, по сути, неисследованным влияние войны на: эволюцию социальной сферы и политическую систему общества; формы собственности; характер социальной структуры и отношения между ее компонентами; устройство власти, методы и
формы управления обществом и государством2.
От себя заметим, что профессор В.В. Серебрянников среди важнейших
вопросов, изучаемых социологией войны, выделяет некоторые политические
аспекты войны: как она влияет на отношения между государствами и на политическую систему общества, на устройство власти, ее методы воздействия
на социум и граждан. В то же время, если мы правильно поняли мысль известного отечественного специалиста, практически вне рассмотрения при
этом остаются вопросы обратного влияния: как власть влияет на войну, какой
должна быть ответственность власть за подготовку к войне, ее ход и исход.
На наш взгляд, именно эти – весьма и весьма «неудобные» вопросы –
детерминировали ситуацию, при которой военные социологи (например,
специалисты кафедры социологии Военного университета и кафедры социологии безопасности МГУ им. М.В. Ломоносова) не рассматривают политическую проблематику военной деятельности и войны, ограничиваясь исследоУрсул В.И. Военно-политические взгляды А.А. Свечина и современность: Автореф. дис.
… канд. полит. наук. – М., 2004. – С. 15-16.
2
Серебрянников В.В. Социология войны. – М.: Ось-89, 1998. – С. 4.
1
ваниями процессов на уровне небольших воинских коллективов1. Для убедительности
перечислим
темы
некоторых
проведенных
военносоциологических исследований: «Практика использования мониторинговых
исследований в изучении настроений и запросов военнослужащих по контракту», «Образ жизни семьи офицера как объект социологического анализа», «Модели развития и типология военно-профессиональной ориентации
молодых офицеров вооруженных сил РФ», «Ценностные ориентации офицеров в условиях совершенствования Вооруженных Сил РФ»2 и т.д.
Автор книги «Психология войны», лауреат Госпремии профессор Е.С.
Сенявская определяет предмет психологии этого социально-политического
явления как изучение особенностей поведения и места человека на войне, ее
влияния на психику людей (находящихся внутри войны, то есть комбатантов,
и вне ее – гражданского населения)3. В последние годы в нашей стране появилось немало исследований антропологии войны, в которых война рассматривается с точки зрения отдельного человека и того влияния, которое
она на него оказывает. На наш взгляд, в рамках такого подхода сложно и,
пожалуй, фактически невозможно изучать политико-властные аспекты войны.
В то же время, как отмечает доцент В.К. Белозёров, еще в дореволюционной России не только не удалось сформулировать самостоятельную предметную область концепции войны как политического явления, но и даже и
отделить философские, политические и стратегические вопросы войны, военной деятельности»4. А в советский период была абсолютизирована роль
вооруженной борьбы в войне и практически игнорировались другие ее составляющие. Мы скорее можем согласиться с теми исследователями, которые отмечают господствовавший в СССР шаблонный подход в познании
сущности войны (что обеспечивалось монополией на исследования и сохранением за военной наукой исключительно ведомственного статуса).
Из приведенных выше определений междисциплинарных подходов к
осмыслению сущности войны сделаем несколько промежуточных выводов,
немаловажных для ее политологической герменевтики.
Во-первых, процесс дифференциации знания о войне продолжается как
в международном научном сообществе, так и в нашей стране.
Во-вторых, если объектом этих исследований, как правило, является
сама война, то предмет сильно разнится. Изучаются обычно либо внутренняя
Об этом специалисты АВП неоднократно говорили на семинарах, организуемых секцией
военной социологии Российской социологической ассоциации.
2
Место и роль армии в российском обществе: социологический анализ: Материалы научной конференции / Под ред. В.И. Добренькова. – М.: КДУ, 2007. – С. 45-89.
3
Сенявская Е.С. Психология войны в ХХ веке: исторический опыт России. – М.: РОССПЭН, 1999. – С. 17-18.
4
Белозёров В.К. Политический феномен военной деятельности: Монография. – М.: Издательский дом «АТИСО», 2009. – С. 79.
1
сущность войны (ее функции), либо ее взаимоотношения с обществом, с человеком и их взаимовлияние (то есть социальные последствия войны). Большинство исследователей рассматривает войну как социальное явление с
определенной политической спецификой1.
В-третьих, до сих пор остаются недостаточно изученными политические аспекты войны, напрямую связанные с деятельностью политической и
государственной власти.
На наш взгляд, очевидно, что любая война связана с политикой и государством, но какова эта связь? А.Е. Снесарев в свое время писал, что
«…война цепкими клещами впилась в государственное начало … ведет государство властным определенным руслом. Выяснение войны было бы слишком куцым и односторонним, если бы было упущено ее государственное толкование и значение»2. Трудно также не согласиться с учеными А.В. Малашенко и Д.В. Трениным, которые применительно к т.н. чеченской войне (конец ХХ – начало ХХI века) пишут о том, что она поставила фундаментальные
политические, правовые, этические проблемы гражданско-военных отношений, к решению которых силовые структуры, государство и общество в целом оказались совершенно не готовы3. Как видим, и даже после более чем
шестидесяти лет, прошедших после окончания Великой Отечественной войны, фундаментальные социально-политические вопросы, связанные с ней,
для российского социума не разрешены.
На тему взаимовлияния политики и войны, государства и войны написано немало научных трудов (отметим работы А.Г. Арбатова, О.А. Белькова,
В.К. Белозёрова, И.С. Даниленко, Ш. де Голля, Г. Жомини, К. Клаузевица,
А.А. Кокошина, М. Кревельда, В.И. Ленина, Е.И. Мартынова, Г. Мольтке, Ч.
Москоса, В.С. Пусько, Ж. Рансьера, А.А. Свечина, В.В. Серебрянникова,
С.А. Тюшкевича, В.В. Чебана, Х. Хофмайстера, Ф. Энгельса и многих других
ученых). При этом полагаем, что в настоящее время практически вне научного анализа остается властная составляющая причин войны, ее хода и исхода.
Также фактически мало изучена активная и, безусловно, самостоятельная
роль политической власти (элиты) в инициировании войны и в подготовке к
ней, в ее начале и проведении, наконец – в выходе страны и Вооруженных
Сил из войны (в минимизации последствий войны и использовании ее результатов). В некотором смысле получается, что социальная проблематика
войны несколько затушевывает, как бы вуалирует ее политическую природу.
При этом полагаем целесообразным согласиться с мнением профессора
И.С. Даниленко о том, что война как общественное явление многолика, явна
Новик В.К. Война как социальное явление. – М.: ВУ, 1998.
Снесарев А.Е. Философия войны. – М.: ВА ГШ, 2002. – С. 87.
3
Малашенко А., Тренин Д. Время Юга: Россия в Чечне, Чечня в России. – М.: Гендальф,
2002. – С. 115.
1
2
и скрытна одновременно, имеет чрезвычайно переменчивую природу1. Проблема для исследователя заключается в том, чтобы понять: что же такого
происходит в обществе, что позволяет иногда государству удерживать борьбу/насилие в определенных рамках, а иногда, как пишет немецкий исследователь Х. Хофмайстер, государство вынуждено демонстрировать свою власть
или не хочет/не может удержать насилие в определенных рамках2?
Одна из причин медленного развития т.н. политологии войны (или политических аспектов науки о войне) заключена в советском периоде развития
отечественной науки, когда собственно политика, государство, политическая
система рассматривалась скорее в негативном ключе. Полагаем важным показать некоторую ограниченность марксистско-ленинского понимания сути
войны. Итак, война в советский и постсоветский период в нашей стране
определяется как сложное общественно-политическое явление, связанное с
вооруженным столкновением между классами, государствами, коалициями
для достижения определенных политических целей3.
Обратим внимание, что классы зачастую в отечественном научном
дискурсе ставятся не первое место, опережая государства. Такая позиция детерминирована тем, что в рамках марксизма-ленинизма политической причиной войны считается разделение общества на антагонистические классы, а
также борьба эксплуататорских классов и государства за свои интересы4. В
советское время много писалось о том, что К. Маркс и Ф. Энгельс совершили
революционный переворот во взглядах на войну и армию, поскольку основывались на пролетарском мировоззрении5. Возможно, что в XIX веке объяснение происхождения войны разделением общества на классы и являлась передовым, но в настоящее время выглядит явно ограниченным.
Вряд ли сегодня можно согласиться с постулатом марксизмаленинизма о том, что политика всегда была и остается классовой. Такой
идеологизированный подход уводил исследователя в сторону от выяснения
сущности войны, а усилия ученых направлялись на доказательство ее справедливости/несправедливости. Сегодня очевидна утопичность вывода о том,
что вóйны, которые ведет пролетариат, являются справедливыми, т.к. этот
класс по природе своей якобы не способен к эксплуатации. Кроме того,
учтем, что в результате так называемой «социалистической» революции к
власти в нашей стране пришел вовсе не пролетариат и не рабочий класс, а
См.: Значение наследия А.Е. Снесарева для решения современных проблем геополитики:
Материалы межвузовской научно-практической конференции в Военной академии ГШ ВС
РФ / Науч. ред. И.С. Даниленко. – М.: ВАГШ ВС РФ, 2006. – С. 19.
2
Хофмайстер Х. Воля к войне, или Бессилие политики / Пер. с нем. и послесл. О.А. Коваль. – СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия», 2006. – С. 75-76.
3
Юсупов Р.М. Наука и национальная безопасность. – СПб.: Наука, 2006. – С. 157.
4
Прокопьев Н.П. О войне и армии. – М.: Воениздат, 1965. – С. 4.
5
Война и армия / Под ред. Д.А. Волкогонова, А.С. Миловидова и С.А. Тюшкевича. – М.:
Воениздат, 1977. – С. 17, 18.
1
иной социальный слой (называемый номенклатурой1). Не думаем, что к действиям этого слоя уместно применять выводы классиков марксизмаленинизма.
В то же время специалисты АВП согласны с описанной К. Марксом и
Ф. Энгельсом зависимостью войны и политики – войны возникают и ведутся
во имя политических интересов (но не обязательно это должны быть интересы классов). Также верно К. Маркс и Ф. Энгельс определяли, что в политических целях применяется одна из самых крайних форм насилия – насилие вооруженное. Но мы не можем без оговорок согласиться с еще одним «каноном» марксизма о том, что корни войны лежат в экономике. Например, война
в Афганистане, которые ведут страны НАТО, на наш взгляд, не обусловлена
экономическими причинами. Также не просто выявить экономические причины вооруженных конфликтов в Чеченской республике (1994-1996 гг.) и на
территории Южной Осетии (2008 г.). Скорее, можно согласиться с мнением
доктора военных наук, профессора В.Н. Лобова, который считает геополитическое противоборство на Кавказе (между США, Европейским Союзом и
Россией) основной причиной вооруженного столкновения в Южной Осетии2.
Аналогично, поставим под сомнение примат собственно экономических мотивов у политического руководства фашистской Германии при развязывании войны с СССР. Например, немецкий генерал и аналитик В. Варлимонт, размышляя о причинах этой войны, в большей степени склоняется к
рассмотрению в качестве таковой для Германии – расширение жизненного
пространства на Востоке3. Приведем также одно из многочисленных высказываний А. Гитлера: «Говоря сегодня о жизненном пространстве в Европе,
мы в основном можем иметь в виду лишь Россию и ее вассальные пограничные государства. Сама судьба указывает нам этот путь»4.
Несколько футуристичным и весьма идеализированным нам представляется также сделанное К. Марксом и Ф. Энгельсом обоснование вопроса об
условиях исключения из жизни человечества войн и укрепления мира. Они
полагали, что только победа самого прогрессивного строя (коммунистического) положит конец классовым антагонизмам и обеспечит торжество мира.
На наш взгляд, это мысль ничего не дает ни ученым, ни политикам кроме
призыва заняться классовой борьбой с целью уничтожения классового общества как такового. Речь также не идет о той цене, которую социуму придется
заплатить за формирование коммунистического строя, при котором якобы не
будет войн в принципе.
Восленский М. Номенклатура. – М.: Захаров, 2005.
Вооруженный конфликт в Южной Осетии и его последствия. – М.: Красная звезда, 2009.
– С. 3-8.
3
Варлимонт В. В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала / Пер. с англ. И.А.
Игоревского. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. – С. 149-159.
4
Цит. по: Грюнберг К. Адольф Гитлер: Биография фюрера. СС – черная гвардия Гитлера /
Сокр. пер. с польск. – М.: Республика, 1995. – С. 30.
1
2
Напомним, что и в фашистской Германии постоянно звучали подобные
формулировки о том, что реализация на практике идей национал-социализма
может осчастливить весь мир и создать мир, более совершенный во всех
смыслах1. Во главе этого мира должны были стоять немцы, якобы имевшие
врожденное предрасположение к тому, чтобы лидировать в «борьбе рас» (по
аналогии с учением Ч. Дарвина о межвидовом отборе). В Германии отрицалась разветвленная политическая система и пропагандировалась политическая диктатура (в чем учение национал-социализма было схоже с идеей диктатурой пролетариата).
Развивая идеи К. Маркса и Ф. Энгельса, В. Ленин сформулировал следующую дефиницию: «Война есть продолжение политики иными … средствами» (что является несколько доработанной мыслью К. Клаузевица) и
определил неразрывную связь войны с тем политическим строем, из которого она вытекает2. В своих работах В. Ленин полемизировал с К. Клаузевицем,
который акцентировал внимание на бесклассовом понимании политики и
государства, которые выражают интересы общества в целом. Из этой посылки В. Лениным делался вывод о теоретической ошибке К. Клаузевица и о
том, что всякая война не может выражать интересы всех классов и слоев
населения3.
При этом в советское время считалось, что В. Ленин «углубил и конкретизировал положения основоположников марксизма о роли народных
масс в войне»4. На наш взгляд, следует определенно признать, что В. Ленин
ошибочно абсолютизировал насилие, неверно связывал его и созидание, полагая, что только в результате насилия можно разрушить так называемое
«старое» общество и создать новое, более справедливое. Надежда на то, что с
разрушением государства и отменой эксплуатации исчезнут как предпосылки
войны, так и сами войны, выглядит сегодня совершенно не адекватной.
Кроме того, мы считаем, что народные массы фактически никогда не
играли решающей роли ни в политике государства, ни тем более в войне и в
этом смысле В. Ленин серьезно ошибался. Более того, на наш взгляд, очевидно, что в ближайшей перспективе войны не только не исчезнут из арсенала современных государств (ведь политические интересы продолжают объективно существовать), но и, возможно, могут стать универсальным, точечно
и крайне аккуратно применяемым средством политики. А попытки создать
Геббельс Й. Дневники 1945 года. Последние записи: пер. с нем. / Вступ. слово и общ.
ред. А.А. Галкина. – Смоленск: Русичи, 1998. – С. 44-46.
2
Ту самую политику, которую известная держава, известный класс внутри этой державы
вел в течение долгого времени перед войной, неизбежно и неминуемо этот самый класс
продолжает во время войны, переменив только форму действия. См.: Ленин В.И. Соч. – Т.
24. – С. 364.
3
Прокопьев Н.П. О войне и армии. – М.: Воениздат, 1965. – С. 9.
4
Война и армия / Под ред. Д.А. Волкогонова, А.С. Миловидова и С.А. Тюшкевича. – М.:
Воениздат, 1977. – С. 24.
1
современное учение о войне только на основе марксистско-ленинских методологических подходов обречены на неудачу.
Полагаем, что для формулирования своего взгляда на сущность войны,
следует определиться в двух основных моментах. Во-первых, нужно четко
дифференцировать политическую сущность современного государства и современной политики. Во-вторых, необходимо определить ведущую роль в
политике политической элиты/политического класса (и понять, почему,
например, роль военной элиты иногда резко возрастает).
В настоящее время не существует единого, общепризнанного понятия
государства. И прав польский политолог Л. Бальцерович о том, что одной из
важнейших характеристик современного государства является степень его
ограниченности1 (при этом госвласть ни при каких обстоятельствах не должна быть тотальной). В этих условиях сегодня на Западе (условное название)
обсуждается эффективность власти, проблемы менеджмента и т.д., но, что
очень важно, только при весьма разветвленной политической системе. Именно политическая система служит важным ограничителем государства и
именно в ней через многочисленные политические институты происходит
взаимодействие высшей власти (элиты) и государства.
Получается, что в условиях, когда высшая власть уже не может политическими средствами управлять обществом, то тогда в социумах и в отношениях между ними могут начать преобладать военные средства2 (военная
власть тогда может заменить власть политическую или в нее трансформироваться). Следовательно, социально не эффективная власть может детерминировать войну и выходить за пределы политического в обществе (ей достаточно легко это сделать, если она не ограничена политическими и правовыми
рамками). Нам близка позиция немецкого философа Х. Хофмайстера, полагающего, что именно политика порождает войну, что война – это лишь оборотная сторона политики. Но как раз политика может стать первым шагом на
пути предотвращения войны в будущем. Не только для предотвращения и
ограничения войны должна будет политика употребить все имеющиеся в ее
распоряжении средства, включая военные.
Однако не со всем в трактовке войны Х. Хофмайстера можно согласиться, т.к. он считает, что война – это не то средство, которым политика
может распоряжаться по своему усмотрению, ибо война есть политическое
бессилие. Мы все же полагаем, что война далеко не всегда бессилие политики, а зачастую – ее продолжение, организуемое не ограниченной властью.
Война, и в этом мы согласны с мнением израильского ученого М. Кревельда,
скорее тождественна власти, который пишет: «Война не просто служит влаБальцерович Л. Навстречу ограниченному государству / Пер. с англ. М. Коробочкина. –
М.: Новое издательство, 2007.
2
Мартин Ван Кревельд. Трансформация войны / Пер. с англ. – М.: Альпина Бизнес букс,
2005. – С. 17-38.
1
сти, она и есть власть»1. Это означает, что война может вестись не только ради достижения каких-либо интересов, но и ради нее самой. Мотивация такого
утверждения проста, считает М. Кревельд: как только война из средства превращается в цель человеческой деятельности, она приобретает смысл. И с таким достаточно циничным выводом следует согласиться.
В связи с этим, полагаем, не случайно М. Кревельд считает, что в будущем войны будут вести не армии, а группы террористов, партизан, бандитов и грабителей: «…основной их мотивацией будет являться не профессионализм, а фанатичная, основанная на идеологии, лояльность». Вряд ли с этим
можно согласиться без дополнительных комментариев. Наоборот, основной
мотивацией террористов, партизан, бандитов и грабителей, полагаем, будет
борьба за власть, борьба с властью для достижения как личных целей (а для
этого нужно иметь власть), так и общественного переустройства. М. Кревельд прогнозирует, что попытки государств сделать применение насилия
исключительно своей привилегией сталкиваются со все большими трудностями. И даже делает прогноз: разрастание конфликтов низкой интенсивности может привести к уничтожению современного государства как института. И в этом утверждении есть рациональное зерно, хотя все же уместнее вести речь о дальнейшей трансформации форм современного государства.
Дело в том, что уничтожение государства – есть иная крайность его тотальности, тотальности власти в социуме. Так и война скорее возможна, когда государственная власть находится возле своих крайних социальных состояний, когда эта власть не ограничена социумом и, следовательно, – бесконтрольна. Не стоит пытаться исключить государство (основной политический институт) из политической жизни, как это предлагается сделать в рамках марксизма-ленинизма. Власть должна реализовывать интересы всех социальных групп, всего социума. Не случайно в настоящее время во многих
странах отказались от термина «военная политика», а используют термин
«политика обороны и безопасности». На практике из этого следует, что безопасность невозможно обеспечить только в результате вооруженной победы
над врагом. Речь идет об усилении социального значения несиловых средств
обеспечения безопасности, а обеспечить «… безопасность отдельной страны,
выстроенную на принципах закрытых систем, не возможно»2. И в этом смысле современная мировая война (по аналогии со второй мировой войной) фактически лишена смысла.
В современных социумах наибольшее влияние как на политику, так и
на войну (военные приготовление) оказывают правящие элиты. Поэтому поняв их характер, можно примерно определить: какой может быть предстояМартин Ван Кревельд. Трансформация войны / Пер. с англ. – М.: Альпина Бизнес букс,
2005. – С. 89-90.
2
Дзлиев М.И., Иззатдуст Э.С., Киреев М.П. Современный терроризм: социальнополитический облик противника / Под ред. В.В. Гордиенко. – М.: Acаdemia, 2007. – С.
126.
1
щая война (либо какую цену готова заплатить элиты, чтобы войны не было
вовсе). Например, меритократические элиты явно не склонны вести вóйны,
приводящие к людским потерям. И наоборот, традиционные элиты настроены на победу «любой ценой». Полагаем, что в этом смысле оценить/классифицировать советскую политическую элиту конца 1930-х – начала 1940-х годов не трудно.
Завершая анализ присущих отечественной науке методов изучения
войны, выдвинем гипотезу о том, что же может являться объектом политологии войны. На наш взгляд, ее объектом может быть, в первую очередь, деятельность высшей власти (политической элиты) и государства, направленная
на обеспечение военной безопасности общества. Именно не сама военная
безопасность, а процесс ее властно-политического обеспечения является объектом политологии войны.
В чем же отличия политологии войны от военной политологии? Военная политология специалистами определяется как наука о месте и роли военной силы в политике, о закономерностях ее использования субъектами политики (власти) для отстаивания и реализации своих жизненно важных интересов1. То есть ее основным объектом является военная сила, а военная политика является частью ее предмета. Таким образом, по объекту политология
войны видится значительно более узкой дисциплиной по сравнению с военной политологией.
Скорее, политология войны видится частью науки о власти, еще называемой кратологией. Конечно, кратология не ставит перед собой задачу дать
все ответы на сиюминутные вопросы о власти и на сиюминутные запросы
самой власти. Но эта наука изучает власть в целом, а политология войны – ее
действия в отношении военной сферы. Думается, что предметная сторона новой дисциплины в дискуссионном варианте может включать в себя:
 конкретные властно-политические, политико-правовые механизмы,
институты и политические средства обеспечения военной безопасности;
 состояние и готовность всей политической системы общества к участию в войне и/или к ее предупреждению (предотвращению);
 создаваемые властью социально-политические (а не военные) институты подготовки к войне и участия в ней;
 система политического руководства и политического управления
военной организацией государства в связи с подготовкой к войне, то есть политическая составляющая военно-гражданских отношений в обществе.
Таким, в самом приблизительном виде, видится автору предметное поле политологии войны. Вместе с тем, это поле имеет еще поистине огромное
количество проблемных вопросов. Но практическая разработка такой учебной дисциплины и ее «запуск» в учебный процесс позволит четче понять
сущность современных войн и вооруженных конфликтов. Кроме того, она
1
Военная политология / Под ред. В.М.Шевцова. – М.: ВУ, 1999. – С. 10.
поможет осмыслить такое важное для нашей страны явление, как Великая
Отечественная война. Вначале осмыслить, а потом сделать так, чтобы ничего
подобного больше никогда в нашей жизни не повторялось.