Понятие права в либеральной мысли

М.Г. Флямер
Понятие права в либеральной мысли1
I. Разработка понятия как философско-методологическая работа
В понимании разработки понятия как философско-методологической работы я исхожу
(основным ориентиром в этом вопросе для меня послужила лекция П. Щедровицкого [1]) из
двух тесно связанных между собой и равно принципиальных моментов.
Во-первых, из того, что по содержанию в «понятии» не выражается ничего кроме
того, что усвоило человечество, проживая исторически (исторические ситуации).
Во-вторых, из того, что во всех новых эпизодах разработки и употребления «понятия»
его содержание принадлежит продолжающейся мыслительной работе человечества.
Первый тезис означает (в плане организации мышления) ретроспективную
ориентацию. С этой точки зрения разработка понятия есть прослеживание и полагание в
полигенезе совокупной человеческой деятельности некоторой исторически свершившейся
ситуации (или набора ситуаций) как прожитой человечеством и, в то же время, могущей
мыслиться в ее смысловом, идеальном (т.е. сверхвременном, распространяемом и на
настоящее время) единстве. Таким образом, определиться в содержании понятия «право» –
значит предложить (осуществить полагание) некоторую историческую ситуацию как
ключевую подоплеку актуально-действующего правопонимания.
Тезис второй – о продолжающейся мыслительной работе человечества – связывает
работу по разработке понятия с употреблением представления о линиях развертывания
идеального содержания. Этот момент отражен в названии статьи в виде указания на то, что
понятие права берется в определенной линии мысли – либеральной. В представлении о
«линии мысли» подчеркивается то, что состоятельность мысли в задании содержательных
характеристик любого понятия определяется в уяснении ее включенности в ряды (линии)
постепенного накопления и выстраивания человечеством содержательных моментов
понятия. Про это уяснение следует сказать, что оно не может быть бесстрастным, ибо
определиться в этих рядах с точки зрения понятия как результата работы – значит
определиться в деталях генезиса понятия (которое имело место в истории мысли), но
определиться в этих характеристиках с точки зрения самой мысли – значит определиться в
своей собственной состоятельности.
Проецируя эти представления на «либерализм»2, следует противопоставить предмет
моего интереса – либеральную мысль – либеральной доктрине по принципу
противопоставления историчности мысли ограниченному положению идеологии.
(Философская классика либерализма – это, прежде всего, труды таких авторов, как Д. Локк,
И. Кант, А. Смит.)
Моя дальнейшая работа будет связана с той линией идеального развертывания
проблематики, на первичной разработке которой формировался либерализм. При этом, по
мере образования либеральной доктрины и ее идеологического «окукливания», дальнейшее
идеальное развитие упомянутой проблематики продолжилось в других, в прямую уже не
идентифицируемых в качестве либеральных, направлениях мысли. По крайней мере, можно
указать на экзистенциализм с его акцентом переживаемой человеческой свободы посреди
материальной практики, и на марксизм с его теорией классового сознания, равным образом
направленной и против господствующих форм сознания, и на обоснование права другой
стороны выработать собственное мировоззрение.
В целом в данной работе мне хотелось не восстанавливать основы либеральной
доктрины в области права, но извлечь ту проблематику, на которой либерализм становился и
которая делает (по сопричастности к продолжающейся мыслительной работе человечества)
либеральную мысль современной.
1
Первая публикация статьи: «ВМ», № 1-2, 1996 г.
Философская классика либерализма – это, прежде всего, труды таких авторов, как Д. Локк,
И. Кант, А.Смит.
2
2. «Правовая ситуация» Нового времени
Задать контуры той «ключевой» ситуации, которая стала образующей для смысловых
элементов понятия права, следует, конечно, дважды: как исторически прожитой
человечеством и как осваиваемой в либеральной мысли. Введение этой ситуации в
действительность разработки понятия предполагает последовательное указание на три
момента.
Первый связан с тем, что в своих формулах либерализм исходит по существу из
противопоставления индивида и государства (политического целого) как потенциального
источника насилия и произвола над индивидом. Вот как об этом пишет один из
интерпретаторов И. Канта: «С середины девяностых годов Кант все более склоняется к
мысли, что историческое государство (т.е. тот реальный государственный порядок, который
мы застаем в качестве факта) невозможно считать результатом разумного договора. Если в
его основе лежат какие-то соглашения, то совершенно не проясненные и сомнительные в
моральном отношении. Этот полустихийный политический организм несет в себе, поэтому,
совершенно чудовищные притязания на господство и репрессию». Достаточно взглянуть на
существующие внешнеполитические отношения, и каждый увидит «совершенно
противоречащие публичным заверениям и никогда не оставляемые принципы величайших
обществ, называемых государствами – принципы, которые ни один философ не мог еще
согласовать с моралью».
Находясь в состоянии непрекращающейся войны с соседями, «каждое государство
стремится стать универсальной монархией, таким строем, при котором должна быть
уничтожена всякая свобода, а вместе с ней (как ее следствие) добродетель, вкус и наука». В
перспективе это грозит политическим состоянием, «в котором законы теряют свою силу» [2,
стр.180-181].
Этот мотив перманентной агрессии на свободу и достоинство индивида составляет
лишь одну сторону пока интуитивно ухватываемой ситуации. Другая ее сторона связана с
конкретизацией фокуса отдельного человека, конкретизацией идущей из Реформации.
Последняя принесла мотив достойного, прямого и личного обращения к социально
независимым авторитетам (второй момент) – в начале к Писанию и совести, затем – к
индивидуальному разуму.
Так в поле понятийной работы собирается искомая «правовая» ситуация,
соответствующая Новому Времени, связанная, по моей интуиции, с вопросом о «правоте»
(третий момент): свобода выбора себя человеком, оборачивающаяся отрицанием
сложивших социальных норм и правил общежития, тогда и только тогда есть правота, когда
воплощает в самоопределении большую разумность (в разработке И. Канта эта разумность
совпадала с морально-практическим разумом [2]). При этом речь идет о уже правоте
конкретной, непосредственно исходящей из процесса жизни человека, его
экзистенциального опыта.
Полнота рассмотрения исторической ситуации связана не только с полаганием ее
общей смысловой формы, но и с указанием на случай (case), т.е. на некую конфигурацию
исторических событий, доступных эмпирическому анализу (посредством работы с
источниками) и подводимую в моем рассуждении под общую форму ситуации. В качестве
такой конфигурации весьма интересно рассмотреть события жизни Мартина Лютера так, как
они представлены в [3]. Э.Ю. Соловьев, описывая ситуацию выступления Лютера,
вызванного на рейхстаг в Вормс, «перед кайзером и высшими чинами империи» (апрель
1521 г.), весьма определенно интерпретирует его речь как первую в истории манифестацию
права в его новоевропейском качестве.
Заметим, что закрепление в нормативных документах права свободы совести – этого
нового типа правовой нормы – можно отнести к 1648 г., ибо в статьях мирного договора,
положившего конец тридцатилетней войне, использовались понятия «терпимость» и
«свобода совести». Можно, конечно, сказать, что этот договор не столько фиксировал
конкретную правовую норму, сколько решение вопроса «государственного строительства»
[4]: «После Реформации государство сначала строго следовало вероисповеданию
абсолютного монарха согласно политическому принципу cujus regio ejus religio (каков
правитель, такова и религия – лат.), в соответствии с которым принадлежность подданных
одной религии рассматривается как необходимое условие гражданской лояльности и
политической жизни» [4].
Подобное понимание возможно, но недостаточно, не полно. Беря весь интервал 15211648 гг., следует сказать, что вместе с государственным решался и правовой вопрос.
Разрешался же он в той мере, в какой указанные перемены в подходе к «вопросу
государственному» совпадали с аннигиляцией, последовательным устранением тех форм
церковной власти, которыми «вычиталась» явленная в движении Лютера и его
последователей человеческая правота свободы христианина.
Таким образом, либеральная мысль состоялась в правопонимании следующим
образом. Право понималось не столько как эффект функционирования политических
институтов, сколько как социально-личностный институт, как манифестированная и
артикулированная человеческая правота. Артикулированная в том смысле, что за правотой
субъекта стоят определенные способы употребления практического разума (см. [5], в
особенности 1 лекцию). Манифестированная же в том смысле, что пересекает границы
индивидуальной ситуации и существует как нечто более широкое – в ином качестве. То, что
было личным выбором субъекта, становится (поскольку артикулируется в коммуникативнорасширенном пространстве) социально манифестированным в движении (последователей) и
тяготеет к тому, чтобы стать нормой для всех.
* * *
Прямым продолжением начатого дискурса далее будет разотождествление «права» и
«правоты», исходящее не столько из желания разобраться с понятием как определенностью
применяемых форм мыслимости, сколько из установки обратиться к представленным в
понятии «реальностям».
3. Право, Правота, Закон в социальных системах
Более глубокое (отвечающее духу понятия) понимание «права» раскрывается в своем
содержании лишь вместе с другими категориями и в отношении к ним – в первую очередь,
по отношению к «правоте» и «закону». Правовой процесс (правовое измерение социальных
систем) должен мыслиться разворачивающимся в пределах всей этой триады. В ее рамках
можно сформировать определенные смысловые соотнесения.
Начнем с того, что примат закона в социальных системах не есть отказ от ценности
права и его воплощения. Наоборот, он вполне может мыслиться обратным образом: всякое
исполнение закона (законность) работает на поддержание права в его (именно права)
статусе. При этом сказанное есть лишь один абстрактный момент, т.е. такой, к которому есть
и обратный тезис: «право» (правовой процесс) – это еще и то, что мыслится как
принимающее правоту жизни в себя. А этим уже определяется то расщепление и
ситуативное противопоставление права и закона, которое всегда возникает в случае, когда
правота человека и его дел заявляет себя непосредственно – явочным порядком. Тогда эта
открытость, пересоздаваемость «права» позволяет подходить к «закону» (отсюда термин –
«правовой закон») как к таким позитивным положениям, за которыми их (однажды
сложившаяся) нормативная перспектива оказывается отнюдь не зарезервированной.
Если же взаимодополнительность «права» и «законов» берется как ценность и
регулятив практики, то для ее реализации сама ситуация применения закона должна
выстраиваться сложным образом. В частности, существенным фрагментом этой ситуации
оказывается механизм актуализации конкретной человеческой правоты и придания ей веса.
И политика, и судебное дело равным образом могут рассматриваться как области
анализа и разработки таких механизмов. Например, в качестве подобных механизмов
указываются «социальные движения и политическая борьба» [5, с. 25]:
«Чтобы разбить оковы ложной претензии на всеобщность этих универсалистских
принципов (категорических моральных требований – М.Ф.), которые, однако, черпаются
лишь выборочно и применяются только контекстуально, всегда необходимы были
социальные движения и политическая борьба. Необходимы они и по сей день: для того,
чтобы из горького опыта, из безысходных страданий и неутоленной боли униженных и
оскорбленных, раненых и убитых мы учились понимать, что во имя морального
универсализма нельзя исключать никого, будь то лишенные привилегий классы, угнетаемые
нации, порабощенные домашним трудом женщины или маргинализированные меньшинства.
Тот, кто во имя универсализма исключает другого, кто остается чуждым для Других, предает
саму идею универсализма».
Такой взгляд на политику и судебное дело приоткрывает такие фрагменты их
собственного функционирования, посредством которого происходит правовая
институционализация, воплощающая интересы «социальных движений».
Завершая этот раздел, можно отметить еще две стороны т. н. «правового процесса» в
социальных системах.
Во-первых, возникает идея «прогресса» в социальной жизни, понимаемая только как
прогресс в осуществлении идеи права. Рассматривая в этом свете социальные системы в
проблемном залоге, мы вынуждены отметить, что воплощение в них универсальных
(всеобще нормативных) принципов оказывается неотделимым от внутренней открытости
самих этих систем к радикальной свободе развития частных жизненных судеб и
индивидуальных жизненных форм.
Во-вторых, я полагаю, что учреждения «права» Нового Времени вовлечены в
осуществление этой идеи и постепенно – через концепцию «прав человека» – входят в круг
действующих лиц всех ситуаций, где человеческая правота, следующая из свободы,
подвергается социальному «вычитанию». Возникает правозащитная и
антидискриминационная деятельность.
* * *
Методологический вывод работы связан с утверждением о том, что для либеральной
мысли восстановление действительности человеческого самоопределения шло по пути
использования двух категорий – морали (морального употребления практического разума) и
права (как форм существования правоты). По-видимому то, что выше называлось «правовым
процессом», требует для своей объективации (и обретения онтологической формы)
выстраивания иной, объемлющей действительности. Соответственно еще только предстоит
создать схемы «правового процесса».
4. Схема «правовой» ситуации
В основной схеме, на которой разбирается правовая ситуация [6], фиксируется акция
позиционирования и выбор себя человеком, что с самого начала осуществляется не в
безвоздушном, а в общественном, публичном пространстве. Основной момент ситуации
самоопределяющегося состоит не в том, что им осуществлен выбор некоторой миссии и
круга задач, а в том, что он с этой выбранной позицией должен существовать в
«общественном бытии» (см. схему) и, следовательно, наталкиваться на то, что в этом
общественном бытии избранная им позиция начинает неконтролируемо для него самого
соотноситься с контекстами приятия или неприятия другими, с «да» или «нет» других
(аналогичные идеи см. в [7]).
И это – совершенно особый опыт для самоопределяющегося: опыт не обретения
некоторой позиции (задачи, миссии), а обретения того, во что оказывается погруженной эта
(т. е. избранная – с определенным артиклем) позиция.
В этом ключе можно сформировать понимание такого важного измерения правовой
ситуации как феномена «власти». А именно, речь идет о тех сдерживающих
самоопределяющегося обстоятельствах коммуникации и интерсубъективного
взаимодействия, которые хотя им и осознаются, но так, что это имеющееся осознание все же
оставляет процесс самореализации прерванным.
Теперь можно сказать и о праве. Право – это те интеллектуальные средства, в которых
синтезируется этическая и моральная точки зрения, т.е. которые позволяют осваивать,
вбирать этот двойной опыт в продолжающееся самопроектирование как проектирование
своеобразной человеческой «агентности».
С одной стороны, в схеме подчеркивается и признается фундаментальность,
неустранимость этого невольного бытия-с-позицией как погружения в «да» и/или «нет»
других, и сопряженные с этим разрывы в самореализации. С другой – в схеме выделяются
формы деятельности-с-опытом в лакунах миропознания, которые образуют почву
манифестаций правоты и дают самоопределенность в искомой «агентности» (финальных
формах самоопределения). Право указывает на финальные, разделяемые всеми формы
самоопределения; моральность – на сам этот процесс, осуществляемый вполне автономно
т.е. без нужды в каком-либо разделении его с другими.
Литература
1. П.Г. Щедровицкий. Концепция или понятие культурной политики. // Сборник
лекций. Кемерово, 1991. с.33-73.
2. Э.Ю. Соловьев. И. Кант: взаимодополнительность морали и права. М.: Наука, 1992.
3. Э.Ю. Соловьев. Прошлое толкует нас: (очерки по истории философии и культуры).
М., Политиздат, 1991. // очерк «Время и дело Мартина Лютера», в особенности стр.100-102.
4. Г.А. Роммен. Церковь и государство: теория и история экономических и
социальных институтов и систем. // Весна, том 1, вып. 2, 1993, с. 248.
5. Ю. Хабермас. Демократия. Разум. Нравственность. // Лекции и интервью. М., 1993.
6. М.Г. Флямер. Право в антропологическом горизонте. // Судебная реформа:
юридический профессионализм и проблемы юридического образования. Дискуссии. М.:
1995.
7. П.Г. Щедровицкий. Очерки по философии образования. М.: 1993. с.123.