Понеделков А.В., Старостин А.М., (Северо-Кавказская академия государствен- ной службы, г. Ростов-на-Дону)

Понеделков А.В., д.полит.н., профессор,
Старостин А.М., д.полит.н., профессор
(Северо-Кавказская академия государственной службы, г. Ростов-на-Дону)
ЭЛИТОГЕНЕЗ И ПАРТОГЕНЕЗ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ:
ОСНОВНЫЕ ДИСПОЗИЦИИ
История российских политических партий достаточно продолжительна,
насчитывая более столетия, но весьма динамична. Она явно распадается на
три периода: дореволюционный, советский и постсоветский (современный). В
дореволюционный период, в начале XX в. в России действовало до 100 политических партий, из которых 50 были наиболее крупными, имевшими общероссийский характер.
Около 10 монархических, свыше 40 – буржуазных, 45 – мелкобуржуазных. Отдельное место занимала партия большевиков 1. С установлением советской власти многопартийная оказалась свернутой. Как горько шутил в свое
время Н. Бухарин: «У нас многопартийная система: одна партия у власти, а
остальные в тюрьме»2. Лишь в начале 90-х годов XX века, с установлением
элементарных начал демократии, вновь стал возрождаться процесс, ведущий
к становлению многопартийной системы. Этапным для этого процесса стало
принятие Федерального закона «О политических партиях», подписанного Президентом РФ В.В. Путиным и вступившим в силу 11 июля 2001 года.
За прошедшие три года Закон стал полновесной правовой базой для
упорядочения процесса российского партогенеза. Как подчеркнул в своем Послании Федеральному Собранию Президент страны: «В стране созданы условия для развития полноценного гражданского общества, в том числе для становления в России по-настоящему сильных политических партий»3. Последние выборы в Государственную Думу показали, что из 23 политических партий
и их союзов на роль по-настоящему парламентских партий могут претендовать лишь 4. Еще 4-5 находятся в полупроходном состоянии. Остальным нужно пройти еще большую дистанцию. В связи с началом действия нового закона о партиях возникли не только новые перспективы для развития многопартийной системы, но и немало проблем.
К числу наиболее значимых проблем и партийного строительства, и политического развития современной России следует отнести формирование
партийной системы когерентной интересам гражданского общества.
В порядке уточнения отметим, что термином «когерентность» обозначается степень соответствия, согласованности политических интересов и предпочтений основной части гражданского общества и представляющих эти интересы партий.
Оценивая существующее положение дел в российской политической
действительности, можно констатировать, что сложившаяся на сегодняшний
день партийная система некогерентна интересам гражданского общества.
См.: История политических партий России. М., 1994. С. 11.
Душенко К. Универсальный цитатник политика и журналиста. М., 2003. С. 116.
3
Путин В.В. Послание Президента РФ Федеральному Собранию Российской Федерации // Российская газета. 2003.
17 мая.
1
2
Укрупненно говоря, основные политические предпочтения гражданского
общества и основной части населения находятся в левой и левоцентристской
части политического спектра, а доминирует в системе партийного представительства правая и правоцентристская части политического спектра1. При этом
такая асимметрия удерживается уже продолжительное время.
Причем, можно, судя по результатам общенациональных выборов последних лет, говорить об определенных смещениях в предпочтениях избирателей в двух основных направлениях: с левого фланга – к левоцентристскому
и с правого – к правоцентристскому.
Это особенно стало заметно по итогам последних думских и президентских выборов. Они, во-первых, обозначили ощутимые сдвиги в область правоцентристских ориентаций, за счет конформистского типа голосования, и
расщепление левого типа голосования, что сказалось на итогах выборов в
Государственную Думу. Так, политическая партия «Единая Россия» получила
в итоге около 37% голосов и, соответственно, уже по ходу распределения депутатских мест, стала обладателем более 50% этих мест. КПРФ и Союз «Родина» совокупно получили около 22% голосов и менее 20% мест в Государственной Думе. А либеральные партии («Яблоко», СПС), получив каждая в
отдельности менее 5%, а в совокупности чуть более 8%, на уровне партийных
представителей не прошли в Государственную Думу. К этому стоит добавить,
что и «левый», и «правый» электорат оказались неспособными на уровне
своих партийных представителей и избираемых депутатов к консолидированным действиям.
Отчасти приведенная электоральная картина получила свое подтверждение и на президентских выборах 2004 г. Здесь представители «левых» совокупно получили около 18% голосов (но опять не смогли консолидировать
усилия). «Правые», в лице И. Хакамады заручились поддержкой около 4% избирателей (но ни одна из партий не оказала своему фактическому представителю поддержки). Президент В.В. Путин, как демонстрирующий правоцентристские приверженности (убежденность в либералистских подходах к экономике, сочетаемую с государственническими высказываниями в сфере социальной и международной политики), получил поддержку более 71% участвовавших в выборах и почти половины всего электората.
Такое быстрое смещение политических предпочтений электората в сторону представителей «партии власти» и ныне действующей элиты в левой и
правой печати было прокомментировано как последствия перехода к «управляемой демократии» со стороны власти, что означает интенсивное использование политической рекламы и административных ресурсов для продвижения
в выборные органы власти своих представителей. Поскольку ресурсами такого рода с подавляющим перевесом обладает ныне действующая власть, то у
нее, следовательно, имеется значительная фора, и она может планировать
вполне предсказуемые результаты любых выборных кампаний.
Такого рода оценки и комментарии заставляют более обстоятельно
По имеющимся оценкам в отношении политических ориентаций российское население разделено на три
крупные группы: так называемую либералистскую (20-25%), почвенническую (св. 40%) и конформистскую (3540%), которая, в свою очередь имеет в качестве «полюсов притяжения» первые две (См.: Тихонова Н.Е. Динамика социальной стратификации в постсоветском обществе // Общественные науки и современность. 1997.
№5).
1
2
проанализировать роль и место современных политико-административных
(бюрократических) элит в электоральном процессе и в партийном строительстве.
О российских элитах в современной политологической литературе высказано достаточно много разноплановых суждений. В этом плане мы хотели
бы обратить внимание на ту тенденцию, которая свидетельствует не только о
существовании в нашем обществе элит определенного типа и их значимом
влиянии на политические процессы. Речь идет о постоянном действии элитного генезиса, который по своим последствиям превосходит генезис других социально-политических процессов: формирование институтов гражданского
общества, институтов правового государства, демократических взаимоотношений. Все это сказывается вполне определенно и на общеэлекторальных
процессах, и электоральной «кухне».
В этом контексте мы ввели в свое время и использовали термин «элитократия»1, под которым имеем в виду не только традиционно понимаемую политико-властную и политико-управленческую концентрацию значительного
потенциала и ресурсов влияния на общество в руках элит, но и стремление
элит к выделению и обособленному существованию во всех основных сферах
социального бытия: выделение особых зон (особо сохраняемых) и видов жилья, иного вида транспорта и траекторий передвижения (дорогие автомобили,
бизнес-класс в общественном транспорте, правительственные и платные
трассы и др.), средств связи, «свои» магазины, система сервиса, досуга и отдыха, «свои» правила поведения и морали, «своя» правовая система и т.п.
Все это напоминает реконструкцию в современных условиях системы сословного или даже кастового общества, где привилегированное место отводится
элитной части общества. Она же концентрирует в своих руках не только политическую власть, но и право распоряжаться основной частью богатства и ресурсов общества, а также свободой и жизнью граждан, которые не делегировали этих прав никому. Точно так же, как и прав распоряжаться общенациональным достоянием и ресурсами.
По существу в российских условиях элитные группы выделились и из
состава гражданского общества, и из состава политического общества, встав
«над схваткой». В связи с этим приходится иначе рассматривать и соотносить
структуру социально-политических интересов с механизмами политического
общества. Сюда необходимо вносить отклоняющее и деформирующее действие элитных групп. В частности, именно этим элитократическим воздействием мы можем объяснить сложившуюся в современной России деформирующую систему представительства социально-политических интересов. В
ней действует тройная система фильтрации.
Во-первых, структура социально-политических интересов общества, выражаемая в деятельности ведущих политических партий и общественных
движений никак не отражается в механизмах формирования и структуре органов власти. Население может симпатизировать «красным», «белым» или «зеленым», а структура и состав органов власти утверждается элитократией и
выносится на утверждение – ознакомление электората. В случае «несанкциоСм.: Агапонов А.К., Игнатов В.Г., Понеделков А.В., Старостин А.М. Региональные административнополитические элиты и электоральные процессы. Ростов н/Д.-Саратов, 2002. С. 11.
1
3
нированного» поведения электората или некоторой части оппозиции в итоговые результаты вносятся «редакционные изменения» либо на уровне подсчета голосов, либо на этапе обработки протоколов избирательных комиссий. А
теперь уже корректируются и до сего времени формально признаваемые конституционные права (отмена Госдумой права на референдум).
Во-вторых, сама партийная система не только не сформирована до конца и неадекватно выражает социально-политические интересы, но и постоянно реорганизуется, тасуется, подвергается бесконечным социальноинженерным «вбросам» со стороны элитократии. Это дезориентирует электорат и превращает политическую систему в аналог системы акционерных обществ и обществ с ограниченной ответственностью, которые то учреждаются,
то закрываются.
В-третьих, существующая публичная политическая система, призванная
презентировать весь спектр открыто предъявляемой системы социальнополитических интересов не защищена от воздействий мощной теневой системы элитократии, спонсирующей и формирующей из своих представителей с
помощью непрозрачных политических технологий собственную систему политической бюрократии.
Вероятно можно указать и некоторые другие механизмы фильтрации.
Но и тех, что приведены достаточно, чтобы понять малую перспективу усилий
«гражданского общества» по формированию адекватной ему политической
системы.
Формирование элитократии в России сделало почти невыполнимой эту
задачу в современных условиях. Более того, элитократия предпринимает все
усилия для того, чтобы сформировать «карманное» гражданское общество в
России. В таком случае представительство социально-политических интересов в структуре политической власти удается не частично (искаженно), а полностью сымитировать.
В условиях столь сложно разыгрываемой игры бывает трудно разобраться не только населению, но и политическим аналитикам. Поскольку сигналы, исходящие сверху, должны прочитываться не как общезначимые, а
имеющие элитократический подтекст.
С другой же стороны, произошли весьма существенные изменения на
«низовом» уровне, которые разбалансировали отношения «низов» и «верхов»
до уровня абсолютного доминирования в пользу последних.
В целом за последние годы облик российского социума не только приобрел резко поляризованный и мозаичный характер, но и произошла атомизация общества, разрыв социальных связей между макрогруппами и внутри
них. Мы не знаем, насколько этому способствовали объективные и насколько
субъективные факторы, но в результате сложившаяся социальная структура
очень аморфна и недостаточно организована. На смену достаточно хорошо
структурированной, а где-то и заорганизованной прежней социальной структуре (советской), пока не пришла новая, стабильная. В этих условиях весьма
затруднительно говорить о быстром формировании гражданского общества.
Население у нас крайне слабо организовано. В общественно-политических организациях и движениях состоит менее 1% населения. В отдельных общественных и политических акциях участвует 2-3%. В выборах - 30-40%. Весьма конфронтационен потенциал межнациональных и межконфессиональных отноше4
ний. Словом, общество разрознено донельзя и как нельзя лучше приспособлено
для всевозможных социально-политических манипуляций.
Вместе с тем, в процессе своего структурирования постсоветское общество во многом сохраняет инерцию прошлых лет. Оно олигархично: структурирование верхов не просто опережает структурирование низов, но во многом
стремится этим и ограничиться. Засилье патрон-клиентных отношений, затрудненность образования действительно независимых от государства структур и коммуникаций, слабость личностного развития массового индивида, отставание структурирования «низов» - все это факторы, тормозящие процесс.
В результате процесс идет крайне неравномерно и не всегда поступательно, но иногда и назад или в сторону. Интересы, как правило, агрегируются
еще на сравнительно элементарном, материальном и групповом уровнях. То,
что на Западе является фундаментом развитой структуры социальнополитического плюрализма, в России приобретает часто самодовлеющий характер. Среда, в которой действуют зародышевые структуры гражданского
общества, характеризуется серьезной размытостью ценностных установок и
ориентиров, что часто лишает новые институты необходимой поддержки снизу.
Следует отметить, что ситуация «программированного выбора» не
только сказывается на электоральных настроениях обычных избирателей (что
заметно по росту протестного голосования или снижении электоральной активности), но отражается и в околоэлитных кругах.
Хотелось бы также обратить внимание на значительное восстановление
роли и места силовых элементов в составе политических элит. Это связано не
только с личностью нового президента, которому ближе и понятнее, в силу
профессионального воспитания, стиль и методы военно-административных
подходов.
Это также обусловлено с одной стороны существующими геополитическими реалиями и значительной утерей Россией военно-стратегических ресурсов и прежнего военно-политического имиджа, который продолжал ее
предохранять от традиционных для ее истории угроз безопасности. С другой
стороны, речь следует вести о создании долговременных гарантий новому
классу собственников, которые в существенной мере создает именно силовая
составляющая государственной власти.
Укрепление политического положения и авторитета силовой группировки
может быть связано также с программой мер по строительству правового государства с укреплением закона, порядка и ответственности, борьбе с преступностью. Популярными и в то же время ожидаемыми видятся шаги по
установлению контроля над теневой экономикой, укреплению государственного сектора экономики и частичному перераспределение крупной собственности.
Для укрепления влияния в регионах ресурсы военно-силовой составляющей, включая и часть отставного военно-кадрового корпуса, могут быть задействованы в полной мере.
Таков современный российский элитогенный контекст, в рамках которого
происходит партогенез. Он также имеет свою этапность, и в нем также очень
сильны элитные и лидерские мотивы.
Стоит напомнить, коль скоро партогенез рассматривается нами в рамках
5
элитистской парадигмы, что одним из первых изучением партийных элит занялся немецкий политолог Р. Михельс. В своем труде «Социология политической партии в условиях демократии» он обосновал значимость политической
элиты положением о том, что «общество не может существовать без господствующего или политического класса, хотя элементы его подвергаются обновлению», и что наличие третьего класса - «постоянно действующий фактор
социальной эволюции»1. Исследуя политические элиты, Р. Михельс не мог
обойти вниманием элиты политических партий, которые, по его мнению, очень
быстро превращаются из руководителей партийной организации в вождей властителей, забывших, что в первую очередь они служат народу.
«Закон Михельса» работает и в российских условиях, но самое главное,
что касается партий и партийных элит, заключается не в этом, а в том, что
роль партийных элит в современной России следует отнести далеко не к первому ряду элитных субъектов влияния на политический процесс.
Выше мы отмечали акторов первого ряда: бюрократию, крупный бизнес,
милитократию, этнократию. Что касается партийных элит, то, на наш взгляд, в
начале 90-х годов, и рубежным здесь стал 1993 год, российские партийные
элиты и протопартии оказались оттеснены от формирования новой российской власти, и последствия этого до сих пор негативно сказываются на демократических процессах и формировании гражданского общества.
Закрепленная в Конституции 1993 г. конфигурация власти отводит партийной системе формальную роль. Партии как аккумуляторы и ретрансляторы
общественных интересов лишены прямых возможностей влияния на формирование исполнительных органов власти и не имеют механизмов контроля за
их деятельностью через систему представительной власти. В результате партийная система некогерентна интересам гражданского общества и гражданское общество подчинено государству, что для современной демократии выглядит нонсенсом.
Между тем, если проследить за развитием общественно-политических
процессов в предперестроечный и перестроечный периоды, то их основной
вектор был направлен как раз на создание нормальной демократической системы «государство – гражданское общество», где партии и партийные элиты
выступают одним из основных политических субъектов.
Однако обозначившиеся тенденции не реализовались.
Что касается современного этапа партстроительства, то существенность
значения и нерешенность проблемы когерентности выступает в качестве одной из центральных проблем дальнейшего развития демократического процесса в современной России. В зависимости от ее решения находится и другой, не менее важный, вопрос значительного расширения социальной базы
партий и создания механизмов взаимодействия партийной системы с гражданским обществом.
Среди множества определений политических партий – научных и публицистических, серьезных и саркастических – есть суждение английского писателя и политика XVII в. Дж. Галифакса: «Даже самая лучшая партия есть своего рода заговор против остальной части нации». В нем содержится и предупреждение против возможной узурпации власти какой-то из политических пар1
Michels R. Political Parties. A Sociological Study of the Oligarchical Tendencies of Modern Democracy.
N.-Y., 1962. P. 340.
6
тий или движений. Примеров тому политическая история знает множество, а
отечественная, в особенности. Иногда создается впечатление, что в российской истории XX века ведущую роль играет «партия заговора», которая и становится потом элитообразующим центром. Единственной гарантией против
указанного сценария является прочная демократия, базирующаяся на интересах и политических позициях гражданского общества, механизмы которой
позволяют периодически представлять на обозрение и суд избирателя результаты деятельности и перспективные программы различных политических
партий, а также избегать ловушек «управляемой демократии». В условиях
сложившейся демократии упреждается порядок, позволяющий избежать теневизации партийной деятельности, развития системы скрытого лоббирования элитных или узко-частных интересов через партийные структуры. Пока
опасности такого рода характерны и для российской политической жизни.
В истории России, прежде всего в рамках XX в., когда неоднократно
предпринимались попытки формирования демократической политической системы, уже произошло несколько трагических ситуаций, связанных с партийной некогерентностью. В итоге они привели к навязыванию обществу долговременных программ социально-политического развития, которые были неадекватны интересам основной массы населения и привели к огромным потерям и трагическим последствиям. Уроки прошлого и недавней истории необходимо учитывать. В истории общества есть свои законы-тенденции, которые
не удается обойти или перехитрить. К их числу относятся и законы партийного
строительства. Партийная система должна, с этой точки зрения, в условиях
демократии соответствовать по меньшей мере двум основным требованиям:
когерентности и адекватности партийной системы структуре государственного
управления.
7