Р.С. Тараборин

МЕСТНОЕ ГРАЖДАНСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО В
ЗАПАДНЫХ И МАЛОРОССИЙСКИХ ГУБЕРНИЯХ РОССИЙСКОЙ
ИМПЕРИИ
Р.С. Тараборин
На протяжении XVIII – начала XIX вв. в России предпринимались
попытки систематизации законодательства. В результате на свет появились
Полное собрание и Свод законов Российской империи, одной из частей
которого стал т. X – Свод законов гражданских. Как и весь Свод законов,
последний являлся общеимперским законодательством, но его действие
распространялось не на всю территорию, входившую в первой половине XIX
в. в состав Российского государства. Особенностью российского
законодательства являлось совмещение общеимперского и местного
(партикулярного) законодательства, хотя, конечно, подобная особенность не
носила
уникального
характера,
поскольку
полиэтничный
и
поликонфессиональный
состав
населения,
являвшийся
основной
предпосылкой сохранения или частичной адаптации на вновь
присоединенных территориях местных законов, был типичен для всех
империй.
Необходимость
совмещения
общеимперского
и
местного
законодательств официально признавалась в Манифесте Николая I от 31
января 1833 г., посвящённом изданию Свода законов [8, № 5947], и
конкретизировалась в «Основных государственных законах». В них
устанавливалось, что «законы в Империи действуют или единообразно в
общей их силе, или с местными в некоторых их частях изменениями.
Пространство сих изменений, места, где они допускаются, и связь их с
законами общими определяются в особенных законах, учреждениях и
уставах», причём дополнительно признавался приоритет местных правовых
узаконений при возникновении коллизий с общеимперскими законами:
«Законы, особенно для какой-либо губернии или для какого-либо рода людей
изданные, новым общим законом не отменяются, если в нем именно таковой
отмены не постановлено»[9, ст. 48,79].
На протяжении XVIII – первой половины XIX вв. в состав Российской
империи
вошли
территории,
населённые
либо
иными
этноконфессиональными общностями (Прибалтика, Речь Посполитая,
Финляндия), либо народами, принадлежавшими к другим ответвлениям
православия (Грузия, Армения, Бессарабия). Одновременно в определенной
мере произошло воссоединение в пределах Российской империи
православных славянских народов (в терминологии того времени –
великороссов, малороссов и белоруссов).
При различии исторических судеб белорусского и украинского народов
к моменту вхождения в Российскую империю их местное законодательство
имело одну общую основу – так называемые Литовские статуты. Правда, в
Малороссии, процесс интеграции которой в состав России начался раньше (с
середины XVII в.), наряду со Статутом 1588 г., широко применялись
(главным образом, в городах) и другие законы, заимствованные из немецкого
и польского права. Поэтому первые попытки кодификации местного
законодательства Малороссии, имевшие место во второй трети XVIII в.,
заключались в создании Свода местных узаконений, куда вошли нормы из
Статута, Саксонского зерцала, сборников магдебургского и польского права
[4]. Однако, в дальнейшем имперская политика в Малороссии, которая в 1802
г. была разделена на две губернии, Полтавскую и Черниговскую, приобрела
характер административной унификации, в том числе и по отношению к
городскому населению (это привело де-факто к прекращению действия
магдебургского права). В результате, когда кодификационная работа была
сосредоточена во II Отделении Собственной Е.И.В. канцелярии, то
возобладала точка зрения о содержательной близости местного права
Малороссии и Западных губерний, создаваемой статутом, и было решено
готовить Свод законов, единый для этих территорий.
Западные губернии образовались в составе Российской империи в
результате прошедших на протяжении 1772 – 1795 гг. трёх разделов Речи
Посполитой. Административное деление и названия вновь присоединённых
территорий неоднократно менялись и к началу 1820-х гг. приняли форму 8
губерний (Виленская, Витебская, Гродненская, Минская, Могилёвская,
Волынская, Киевская, Подольская) и одного административного образования
– Белостокской области. В декабре 1842 г. указом Николая I из 7 северных
уездов Виленской губернии была образована девятая губерния – Ковенская и
упразднена Белостокская область, уезды которой вошли в состав
Гродненской губернии [8, № 16347]. В административной практике все эти
территории назывались «Западные губернии» или «Губернии, от Польши
присоединенные» (с 1840 г. стало также использоваться ещё одно название –
Северо-Западный край – по отношению к первым пяти из перечисленных
выше губерний).
Присоединение этих территорий сопровождалось официальным
признанием сохранения прав, которыми их жители обладали до перехода под
юрисдикцию России. Так, например, пункт 12 указа Екатерины II от 28 мая
1772 г. гласил: «Суд и расправа внутренняя тех провинций в личных делах
имеют производиться по их законам и обыкновениям и их языком во всех тех
случаях, кои не дотрагиваются до власти нашей» [7, № 13808]. Несколько
иначе выраженная, но аналогичная, по сути, позиция легла в основу
последующих указов о присоединении польских земель 1793 и 1795 гг. [7, №
17108, 17323].
Основную трудность для центральной власти в регулировании правовых
отношений в Западных губерниях создавали внутренние различия в местном
законодательстве, связанные с разной исторической судьбой этих
территорий. В состав Виленской, Гродненской, Минской, Могилевской,
Витебской губерний и частично Белостокской области вошли белорусские
земли из состава Великого княжества Литовского, законодательным
источником для населения которых являлся Литовский статут 1588 г.
Территории Волынской, Киевской, Подольской губерний и остальной части
Белостокской области неоднократно переходили от Литвы к Польше и
обратно. На сейме 1569 г., принявшем унию двух государств, было также
решено, что эти три территории будут возвращены в непосредственный
состав Польши, юридически приобретут статус т.н. «коронных земель». Им
был оставлен Статут Великого княжества Литовского 1566 г., но
впоследствии практика применения законов, принимаемых общим сеймом,
стала различной [6, c. 7], и коронные земли оказались более подвержены
нормам общепольского права [5, c. 16].
Эти различия, равно как и ряд других трудностей технического порядка,
сильно затянули кодификационную работу по созданию Свода законов
Западных губерний. Лишь к концу 1830-х гг. был подготовлен и отпечатан
проект Свода, состоявший из трёх частей: законов о состояниях, законов
гражданских и законов о судебных обрядах и судопроизводстве [5, c. 141].
Проект, в основе которого лежал Статут ВКЛ, обладал несомненными
достоинствами, но его судьбу предрешили обстоятельства не юридического,
а политического характера, связанные с польской политикой Николая I. Как
отмечал М.В. Довнар-Запольский, создание проекта Свода – это «была
последняя мера, предполагавшая вести политику по пути признания местных
прав и особенностей. Введение местного права тогда уже не соответствовало
бы направлению, зародившемуся в русской политике». Правительство
«продолжало видеть в населении края только «поляков, пренебрегая
белорусским крестьянством и белорусской культурой. Поэтому оно
выставило девизом своей политики ассимиляцию местного края с другими
местностями империи»[3, c. 306]. Восстание 1830 – 1831 гг. значительно
усилило у центральной власти подозрения в отношении лояльности польской
части населения Западных губерний, и был взят окончательный курс не
только на административную, но и правовую унификацию. Первый шаг в
этом направлении последовал 1 января 1831 г., когда был издан
императорский указ, затронувший территории, где наиболее, по мнению
Петербурга, сильны были позиции шляхты (Могилёвская и Витебская
губернии). На них распространялся тот же порядок, что и во внутренних
областях государства, и полностью прекращалось действие Статута 1588 г.
[8, № 4233]. Хотя формально работа над Сводом законов Западных губерний
продолжилась, но ненадолго. Императорским указом 25 июня 1840 г.
действие Статута было прекращено и в остальных Западных губерниях, на
них было полностью распространено общеимперское законодательство[8, №
13591].
В то же время в отношении считавшихся более лояльными Полтавской и
Черниговской губерний было сделано исключение. В них действие Статута в
его гражданско-правовых статьях не было прекращено, и в Свод законов
гражданских 1842 г. вошёл ряд статей, представлявших собой
соответствующие
заимствования из
Статута,
действие
которых
ограничивалось населением только этих двух губерний.
Таким образом, на протяжении длительного времени гражданскоправовые отношения в Западных и Малороссийских губерниях Российской
империи регулировались соответствующими статьями (артикулами) Статута
1588 г., одного из самых значительных юридических документов своего
времени, оказавшего существенное влияние на российское законодательство
XVII века.
Как отмечал ещё М.В. Довнар-Запольский, “Литовский статут «есть,
прежде всего, памятник русского права. Заимствования из польского права и
законодательства немногочисленны ... из польского права заимствовалось не
содержание правовых норм и не дух правовых институций, а только
недостающие нормы права ... иноземные источники количественно не
являются преобладающими, что делает Статут прежде всего памятником
белорусского национального права»[3, c. 161 – 162].
В современной белорусской правовой науке верность оценки М.В.
Довнар-Запольского подтверждена всесторонним изучением истории
создания и анализом содержания всех трёх Статутов ВКЛ. Отмечая их
преемственность, И.А. Юхо подчёркивал, что в третьем статуте «получили
более четкое отражение государственно-правовые идеи того времени, основы
общественного и государственного строя, а также некоторые прогрессивные
идеи, развиваемые идеологами гуманизма и рационализма» [10, c. 90], и что
«через весь статут проходит идея укрепления правового порядка, при
котором все государственные органы и должностные лица обязаны
действовать только в соответствие с законом» [11, c. 217]. По оценке Т.И.
Довнар, Статут 1588 г. «создавался на новых принципах права, свойственных
переходному периоду от средневековья к новому времени» [2, c. 10] и
«являлся своего рода конституцией, т.к. регламентировал государственный
строй, вопросы судебной власти, права разных категорий населения и иные
важнейшие сферы общественной жизни» [1, c. 25].
В этом отношении Статут был целостным юридическим документом,
отражавшим специфичность развития белорусских земель в составе
Великого Княжества Литовского, одна из важнейших особенностей которого
заключалась в том, что уже на протяжении XVI в. в них шло развитие
товарно-денежных отношений и торгового капитала, что способствовало
зарождению норм, характерных для буржуазного права. Поэтому в Статуте
получили значительное развитие именно такие нормы гражданского права,
которые «регулировали договор купли-продажи, ссуды, заклада, аренды,
обязательства, связанного с работой по найму, наследственные права» [11, c.
231].
Вещное право в Статуте 1588 г. включало основные, свойственные ему
институты: собственность (для его обозначения использовались разные
термины, что свидетельствовало о том, что право частной собственности
находилось ещё в стадии становления [11, c. 233]), владение, залог и
сервитут. Эти институты охватывали движимое и недвижимое имущества,
прежде всего земельные владения. Последние делились на три основные
категории: родовые, унаследованные; имения, выслуженные или полученные
в пользование (держание) на определённый срок; имения, приобретённые по
договору купли-продажи. Принципиально важно отметить, что Статут ВКЛ
устанавливал свободное распоряжение всеми категориями земель: по своему
желанию владелец мог отдать, продать, завещать и т.д. их полностью или по
частям, даже не оставив ничего своим детям (Р. VII, арт. 1).
Статут также знал норму приобретения вещных прав по земской
давности и устанавливал сроки: для движимой вещи – 3 года, недвижимой –
10 лет (Р. III, арт. 45; Р. VII, арт. 10). Вещные права, кроме земской давности,
приобретались покупкой, пожалованием, по наследству.
Наследственное право получило особенно подробную разработку,
содержательно отличную от некоторых соответствующих норм современного
ему московского права. Оно включало два вида наследования: по закону и
завещанию. Очередность наследования по закону определялась степенью
родства: первую очередь составляли дети – сыновья получали равные доли,
дочери наследовали 1/4 имущества (больше, чем по российскому
наследственному праву), но не земли, а собственно имущества в
стоимостном выражении (одна дочь или все вместе), далее шли внуки, братья
и сёстры наследодателя, его родители, остальные родственники.
Незаконнорожденные дети прав на наследство не имели. Вдова сохраняла за
собой вено (полученную при замужестве от мужа имущественную гарантию
на случай прекращения брака), если вено не было дано при замужестве, то
она получала в пользование 1/3 часть имущества мужа. Завещание
предоставляло его автору свободу распоряжения имуществом (кроме
родового имущества), но обязательно составлялось в письменной форме –
дома в присутствии трёх свидетелей – шляхтичей или в суде с занесением в
актовые книги.
Подробно были разработаны в Статуте обязательственные отношения.
Они возникали в результате причинения вреда чужому имуществу, когда
появлялась обязанность возместить ущерб потерпевшему, и по причине
договора. Последние могли заключаться в устной или письменной форме,
последняя форма была обязательна при купле-продаже или дарении
недвижимости, а также займе на сумму более 10 коп. грошей (Р. VII, арт. 1,
26).
Гражданская дееспособность мужчин устанавливалась с 18 лет, женщин
– с 13 лет (Р. VI, арт. 1), с этого времени они могли вступать в брак. В
регулировании семейно-брачных отношений сочетались традиционные
церковные нормы (венчание в церкви как обязательное условие признания
брака законным), так и светские нормы (отец давал за дочь приданое, но
перед этим должен был взять у зятя письменное обязательство, которым
последний запасал бы за женой имущественные гарантии на случай
прекращения брака – вено размером в 1/3 часть своего имения (Р. V, арт. 1,
2). Обязательным было добровольное согласие на брак жениха и невесты, а
также родителей. В случае отсутствия последнего брак оставался
действительным, но родители имели право лишить наследства и приданого.
Все эти особенности гражданско-правовых отношений, содержавшиеся в
Статуте 1588 г., подтверждают справедливость оценки И.А. Юхо,
отмечавшего, что уже к концу XVI в. в Белоруси «сложились необходимые
социально-экономические и правовые условия установления начал нового
буржуазного права»[11, c. 246]. Именно наличие этих начал в сфере
гражданско-правовых отношений обеспечило жизнеспособность местного
права Западных губерний и после их вхождения в состав империи, поэтому
прекращение в них действия Статута имело политические, а не собственно
правовые причины.
Косвенно этот вывод подтверждается тем, что в Свод законов
гражданских 1842 г. были включены 43 статьи, относившихся только к
Черниговской и Полтавской губерниям и по-прежнему основывавшихся на
нормах Статута. Наибольшее их количество касалось вопросов семейного и
наследственного права, что, очевидно, и обозначило те области гражданскоправовых отношений, в которых центральная власть считала необходимым
продолжать считаться с местными традициями.
В этих изъятиях из общеимперского законодательства, затронувших
семейное право и связанные с ним имущественные отношения, а также
наследственное право, некоторую последовательность в следовании нормам
законодательства, основанного на Статуе ВКЛ, можно увидеть в акценте на
преимущественное положение мужа и отца и в рассмотрении женщин как
неспособных в полной мере распоряжаться имуществом.
Так, например, приданое жены, хотя и считалось её собственностью, но
находилось в совместном владении, и жена не могла ограничивать права
мужа на общее пользование её приданым (ст. 113 Свода законов гражданских
1842 г.); право назначать опекуна по завещанию принадлежало только отцу, а
мать могла осуществлять опеку лишь с помощью старших родственников,
назначаемых, как правило, по отцовской линии (ст. 226); управляя имением
по опекунскому праву, отец был не обязан давать отчёта в полученных от
него доходах, а только должен был вернуть в целости имущество (ст. 279);
назначать дочери приданое отец имел право единственно по своему
усмотрению (ст. 828); женщины не допускались к свидетельству при
завещании (ст. 876).
Наследуемое имущество делилось на отцовское, которое переходило по
мужской линии нисходящим наследникам, а лицам женского пола только
назначалось из него приданое, и материнское, которое делилось по равным
частям между нисходящими наследниками обоего пола (ст. 952); ни муж
после жены, ни жена после мужа не имели права на наследование
принадлежавших в собственность одному из них имуществ, но из совместно
приобретённого имущества они получали треть при детях, а без них –
полностью (ст. 974). Особенностью дарения было право свободно дарить
свои имущества, какими бы они не были, минуя детей и близких
родственников, дальним родственникам или совсем чужим людям по своему
произволу (ст. 794).
Сохранение для населения Полтавской и Черниговской губерний
законодательных положений, заимствованных из Статута (все они были
повторены в Своде законов гражданских 1857 г. и оставались действующими
до начала ХХ в.), может служить доказательством не только определённой
гибкости имперской политики в отношении той части местного
законодательства, которая (как, например, в наследственном праве) имела
глубокие традиции и затрагивала наиболее чувствительные для местного
населения сферы повседневных взаимоотношений, но и высокого уровня
развития гражданско-правового законодательства на белорусских и
украинских землях до их вхождения в состав империи. В этом отношении
Западные и Малороссийские губернии находились на уровне правового
развития, не уступавшего Остзейскому краю, Царству Польскому и
Великому княжеству Финляндскому.
Суммируя проведенный анализ, можно заключить, что местное
гражданское законодательство Западных и Малороссийских губерний
являлось составной частью системы гражданского законодательства
Российской империи в силу его приспособленности не к общеимперскому
законодательству, а к условиям тех национальных регионов, для которых оно
сохраняло свой адекватный характер. Тот факт, что при сохранении, хотя и с
некоторыми модификациями, сферы действия партикулярного гражданского
права Российская империя сумела обеспечить собственную целостность и
сравнительно успешное развитие, по нашему мнению, может служить
доказательством справедливости понимания системной роли местного
гражданского законодательства в общей эволюции системы гражданского
законодательства России.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ:
1. Довнар, Т.И. Особенности исторической эволюции белорусской
государственности // Теоретико-методологические и конституционные
основы развития системы права Республики Беларусь: Сб. статей. Минск :
Право и экономика, 2011.
2. Доўнар, Т.I. Праблема прававых крынiц Беларусi перыяду Вялiкага
княства Лiтоўскага // Веснiк Гродзенскага дзяржаўнага ўнiверсiтэта iмя Я.
Купалы. Серыя 4. Правазнаўства. 2008. № 1.
3. Довнар-Запольский, М.В. История Белоруссии / М.В. ДовнарЗапольский. – 2-е изд. – Минск : Беларусь, 2005. – 680 с.
4. Кистяковский, А.Ф. Права, по которым судится малороссийский народ
/ А.Ф. Кистяковский. – Киев : Унив. тип., 1879. – 1063 с.
5. Нольде, А.Э. Очерки по истории кодификации местных гражданских
законов при графе Сперанском / А.Э. Нольде. – СПб. : Сенат. тип., 1906. –
Вып. I. Попытка кодификации литовско-польского права. – 314 с.
6. Обозрение исторических сведений о составлении Свода местных
законов Западных губерний. СПб., 1910.
7. Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. – СПб. :
Тип. II-го Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, 1830. – Т. I-XL.
8. Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. –
СПб. : Тип. II-го Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, 1830-1861. – Т.
I-XXXIV.
9. Свод законов Российской империи, повелением Государя Императора
Николая Первого составленный. Издание 1832 года. – СПб. : Тип. II-го
Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, 1832. – Т. I. Свод учреждений
государственных и губернских. Ч. I. Основные законы и учреждения
государственные. – LXXII, 954, 15 с.
10. Юхо, И.А. Правовое положение населения Белоруссии в XVI веке /
И.А. Юхо. – Минск : Изд-во БГУ, 1978. – 144 с.
11. Юхо, Я.А. Гiсторыя дзяржавы i права Беларусi : вучэбн. дапам : У 2
ч. / Я.А. Юхо. – Мiнск : РIВШ БДУ, 2000. – Ч. 1. – 352 с.