книгу «Большие приключения Паутинки
advertisement
Тина Кароль “Большие приключения Паутинки” Четыре счастливые зеленые мордашки, улыбаясь, смотрели на Паутинку. Это была их первая семейная фотография. Именно ее маленькая гусеничка бережно хранила в своем нагрудном медальоне. Мама на этой фотографии была красивой и доброй. Ее глаза светились от счастья – нежными, мягкими лапками она прижимала к себе самое ценное – своих деток. Папа зеленел от гордости. Он был главой дружного семейства, которому в скором времени суждено было стать бабочками. Он с нетерпением ждал, когда все они раскроют свои прекрасные крылья и, словно волшебные парусники, поплывут к небу. Для пущей важности папа выпустил рожки. Обычно гусеницы бабочек-парусников делают это для устрашения врага. Папа же выпускал рога гораздо чаще, чем встречался с опасностью. Он знал: в таком виде он нравится маме значительно больше. Пупсик, маленький брат Паутинки, на фотографии выглядел гораздо старше своих дней. Он казался спокойным и молчаливым ребенком. Но кто лучше Паутинки знал, что в жизни этот малыш – полная противоположность малышу на картинке. Тогда секунды упоительного молчания дались нелегко и длились недолго. К счастью, этого времени хватило, чтобы запечатлеть самого младшего члена семейства в довольно-таки пристойном виде. Дожевав свежий березовый листочек, Пупсик принялся верещать и дергать лапками. По правде говоря, брат Паутинки не кричал, только когда жевал. А жевал он быстро. Быть старшей сестрой оказалось не так-то просто. Когда-то, часами просиживая на ветке в ожидании аиста, который принесет ей долгожданного брата, маленькая гусеница представляла себе одни лишь совместные игры, веселые шалости и развлечения. Но судьба преподнесла совсем другой подарок. Теперь не только ей, маленькой любимой доченьке, папа приносил сочные листочки дикой груши и читал на ночь сказки. А мама… мама отдала Пупсику ее песню. Захлопнув медальон, Паутинка медленно поползла вверх по шершавому стволу дерева. Ей так хотелось заботы и ласки, но родительское внимание всецело сосредоточено на Пупсике. – Надо что-то менять! – Эта мысль не покидала голову маленькой гусеницы ни на секунду. – Я докажу им! Я докажу! Даже если я старше, это еще не значит, что я хуже! Прошептав эти слова, Паутинка поползла дальше по уже давно родному, но еще мало исследованному дереву. Неторопливо поднимаясь к прочной ветке, на которой папа учил ее плести шелковые ниточки, Паутинка, как ей казалось, делала первые шаги навстречу совершенно новой жизни, взрослой и самостоятельной. Начиная эту жизнь, маленькая гусеничка даже не предполагала, какие испытания ей придется выдержать уже в скором времени. Восемь пар крошечных лапок уверенно вели Паутинку, хотя подобную прогулку в гордом одиночестве она совершала впервые. Мыслей в голове было так много, что малышка беспрерывно бормотала что-то себе под нос. Конечно же, в Паутинке говорила обида. А обида, как известно, не лучший советчик. – Ну и ладно, ну и хорошо… ну и хорошо, ну и ладно.. Не нужны мне вовсе ваши сказки и забота, а колыбельные и подавно. Все это для малышни, такой как Пупсик. А взрослой самостоятельной гусенице они ни к чему. И вообще не пойму, как я раньше могла часами слушать это мамино «ля-ля-ля». Даже смешно! Ха-ха-ха, – с трудом выдавила из себя Паутинка. – Я теперь буду заниматься делами поважнее. Вот выберусь на веточку высоко-высоко, раздую свой нагрудный кармашек широко-широко, сплету ниточку длинную-предлинную и пролечу над ней, как бабочка, мимо нашего дома. Сначала родители будут волноваться, ну а потом жутко мной гордиться! – Ж-ж-жутко волноваться?! А потом, вы говорите, ж-ж-жутко гордиться?! Ж-жжаль-ж-ж-жаль, что я этого зрелища не увиж-ж-жу. А зачем вам это нуж-ж-жно? Это же ж-ж-жалкое зрелище – ж-ж-жить с ж-ж-жаждой мести. Вы не знаете ж-ж-жизни! «По-моему, надо уносить отсюда лапки и побыстрее», - подумала Паутинка, увидев внезапно появившегося перед ней жука. Папа много раз говорил не общаться с незнакомыми жуками, особенно черными. А этот был чернее самой черноты. И сделав вид, что не услышала слов незнакомца, Паутинка продолжила путь, правда в два раза быстрее. Жук расправил большие черные крылья и без труда поднялся на следующую ветку, продолжая преследовать Паутинку. – Не ж-ж-ждали?! Это снова я! Давайте друж-ж-жить, я научу вас ж-ж-жизни!!! «А может, папа ошибался? – подумала Паутинка. – Мне кажется, что этот жук очень вежливый и добрый». – Скаж-ж-жите, как вас зовут, зеленая принцесса? – Паутинка. – Не обиж-ж-жайте меня недоверием. Вот моя лапа, держ-ж-житесь. Я вмиг подниму вас выше облаков. Друж-ж-жба такого уваж-ж-жаемого в окрестностях жука, как я, гораздо ценнее бесполезной родительской заботы. Ну что они? Они же не видели ничего кроме своей ветки. А я! Я сотни раз круж-ж-жил над нашим деревом. Я знаю здесь каж-жждую веточку, каж-ж-ждый листочек. Вашим родителям только каж-ж-жется, что они чтото знают. Я введу вас в свое окруж-ж-жение, вы будете ж-ж-желанной гостьей в каж-жждом доме. Вас будут обож-ж-жать. Друж-ж-жба со мной пролож-ж-жит вам дорож-жжку в новую ж-ж-жизнь! – сказал жук и, подхватив лапами Паутинку, устремился в небо. Маленькая гусеница была в восторге. Нежный ветерок щекотал ей лапки, яркое солнышко разливалось теплом по животику, а ясное безграничное небо с кудрявыми облаками просто зачаровывало своей красотой. «А я ведь могла и не увидеть всего этого, сиди я дома и слушайся родителей! Черный жук прав! Вот что значит настоящий друг! Такой милый, такой славный, а главное – верный и надежный! Я так ему признательна! Вот доберемся до верхушки нашего дерева, обязательно скажу, как я ему благодарна. Да, взрослая жизнь гораздо интереснее!» Увлеченная полетом Паутинка представляла себя бабочкой. Ее бока частенько почесывались, и малышка решила, что наконец-то настал самый главный момент в ее жизни – у нее растут крылья! – Свершилось! Свершилось! Свершилось! – не сдержав своей радости, закричала Паутинка и, окрыленная мечтами, зажмурила глаза. Именно поэтому доверчивая малышка и не заметила, как к ним с быстротой молнии приблизилась тростниковая камышевка, ведомая собственными мечтами о сытном обеде для своих маленьких птенцов. Паутинка не подозревала о надвигающейся угрозе, чего нельзя сказать о черном жуке. Хитрый малый мигом смекнул, что дело неладное. Он, не раздумывая, разжал лапы и бросил свою подругу в свободный полет, поспешив спрятаться от хищной птицы в гутой листве. Черный жук так дрожал от страха, что казалось, даже побледнел. Если бы Паутинка видела его сейчас, то подумала бы, что он похож на бледную моль, а уж совсем не на красавца-рогача. Как жаль, что очень часто за красивой картинкой мы не замечаем истинной сути. Паутинка продолжала парить, но ощущения полета совершенно изменились. С каждое секундой скорость все увеличивалась и увеличивалась, дышать становилось тяжелее, жужжание друга вообще пропало. Гусеница открыла глаза и замерла. Зуд на бочках продолжался, но крыльев не было. Однако самое страшное было не это. Она стремительно приближалась к мутному болоту в клюве какой-то птицы. Паутинку охватил панический страх, причин для которого было как минимум две. Благодаря поучительным папиным рассказам она прекрасно знала, что обычно делают птицы с гусеницами. То же, что и пупсик с сочными зелеными листочками. А если ее съедят, ей никогда не стать бабочкой. Горькие слезы заполнили детские глазки. А в голове эхом пронеслись папины слова: «Быть бабочкой – это великий дар. Дар, который надо заслужить. Я знаю единственный путь, о котором узнал от своего отца и о котором расскажу тебе, моя милая доченька. Только совершая добрые дела, мы, гусеницы бабочек-парусников, можем обрести крылья». До смерти напуганная гусеница решила притвориться мертвой. Места в клюве было немного, поэтому голова паутинки выглядывала наружу. «Крыльев пока нет, а лечу я второй раз за день и очень жаль, что последний, - с грустью рассуждала Паутинка. – Папа говорил, что только самые лучшие гусеницы могут познать радость полета. Вот он полет! А где же радость? – думала она, прислушиваясь к своим ощущениям, - лапки немеют, голова кружится, язык отказывается шевелиться. Нет! Радость, она другая. Радость, когда мама целует тебя перед сном, когда свернувшись калачиком на листочке, ты греешься на солнышке, радость, когда Пупсик спит у тебя на лапках… Что? Я подумала – Пупсик? Не может этого быть! Этот крикливый мальчишка не может быть радостью, или…?!» И слезы с еще большей силой покатились из ее огромных глаз. Земля приближалась с невообразимой скоростью. Малышка уже четко видела болото, кусты, камыши, гнездо и, о ужас, огромный раскрытый клюв громадной птицы! Она была намного больше той, в клюве которой Паутинка совершала свой последний, как ей казалось, перелет в жизни. Разжав клюв, камышевка бросила гусеницу в орущую бездну. Паутинка только и успела, что зажмуриться и сделать глоток густого болотного воздуха. – Никогда больше не приноси мне таких невкусных червяков! – заверещала птица. – Он соленый! Почему я должен есть эту ерунду?! Хочешь, я уйду от тебя? Найду себе другую маму! Умную и быструю, которая будет приносить мне только вкусные вкусности, а не мертвых червяков, - сказал злой птенец и оттолкнул Паутинку свой сильной жесткой лапой. «Да… – подумала Паутинка, – от зеленой принцессы до мертвого червяка всего лишь пять минут лету». – Прости меня, сынок, прости, – нежным виноватым голосом пропела камышевка. Я думала, что поймала жука. Ты ведь так любишь кушать больших черных жуков. Прости, прости! – Ну и ладно, – сказал грубиян, – но помни, я вылупился первым. Я самый сильный! Я самый нужный! Я самый-самый! Не то, что другие слабые птенцы, которые все еще теснятся под тонкой скорлупой яиц. Они нам не нужны, правда, мама? Ведь у тебя есть Я! – Мой милый мальчик, – щебетала птичка, – не будь таким жестоким. Я очень люблю тебя. Это правда. Но другие птенцы будут мне так же дороги, как ты – вы все мои дети. Когда они появятся на свет, ты обязательно подружишься с ними и поймешь, что братья и сестры – это не просто семья, они друзья и надежная опора. Я в это верю, я так этого хочу! «А вы кормите его лучше, подумала Паутинка, услышав разговор мамы и сына, – он и так уже в два раза больше вас». И тут маленькая гусеница вспомнила, что когда-то на их деревце уже видела нечто подобное. Мама рассказала ей, что в природе далеко не все родители добрые и заботливые. Например кукушка-мать – безразлична к собственным чадам. Эгоистка и лентяйка по натуре, она не желает вить гнездо и высиживать птенцов. А потому, выждав удобный момент, когда в гнезде, к примеру тростниковой камышевки, никого нет, выбрасывает одно из ее яиц и на его место откладывает свое. В потом со спокойной совестью улетает, ни на секунду не задумываясь о судьбе своего малыша. Обычно именно этот птенец появляется на свет первым. Обманутые родители, не подозревая о подмене, без устали заботятся о своем первенце. Кормят его, греют, защищают от врагов. На что подкидыш отвечает грубостью. Когда птицы покидают гнездо в поисках пищи для своего детеныша, растущего не по дням, а по часам, приемыш без зазрения совести уже окрепшими лапками и крыльями выталкивает из уютного домика своих, еще не родившихся братьев и сестер. – Какой кошмар, – прошептала Паутинка, представив себе жуткую картину, которая с минуты на минуту могла предстать ее взору, если взрослая птица покинет свое гнездышко. – Он ведь их всех погубит. И пусть я соленый червяк, но допустить такого не могу! Поговорив с сыном, камышевка отправилась на поиски черного жука, заветного лакомства для ненасытного любимца. А Кукушонок, не теряя времени, медленно, но уверенно начал подталкивать яйца к краю гнезда. – Эй, ты, карапузик! – изо всех сил прокричала маленькая гусеница. – Не смей этого делать, слышишь, не смей! Слегка опешивший Кукушонок оглянулся по сторонам, но никого не увидел. Насторожившись, он престал орудовать лапками и с дрожью в голосе пролепетал: – Кто здесь? – Кто, кто?! Я! – ответила Паутинка, гордо встав на все свои шестнадцать лапок. – Фух… ну и напугал же ты меня, червяк. Ты еще и говорящий?! Не знал, не знал. – Мне кажется, что вы, молодой человек, еще много не знаете. Во-первых, я не червяк, а гусеница бабочки-парусника, – гордо сказала она, – а, во- вторых, даже если бы я и не умела говорить, то научилась бы мигом, чтобы не допустить кровопролития, которое вы, бессердечный и злобный мальчишка, собираетесь тут совершить. Кукушонок с удивление посмотрел на Паутинку. Он никак не мог понять: как это крошечное создание без страха в глазах и без дрожи в голосе может так смело говорить с ним, да еще и таким командным тоном. Присмотревшись к этой зеленой ниточке повнимательнее, он вдруг понял, что боится ее. Ему было страшно! Желтые рожки паутинки, которые она высунула, совершенно инстинктивно, даже не догадываясь об этом, заставили Кукушонка покрыться гусиной кожей и отступить. Откровенно говоря, рожки-то были не очень страшные, а вот запах, который они издавали, был ужасным. Если бы Кукушонок умел лететь, он бы немедленно умчался подальше от гнезда и от этого сердитого рогатого червячка, но он не мог. Отступать было некуда! «Вот она, сила слова», – подумала Паутинка. Заметив покорность во взгляде Кукушонка, отважная гусеничка решила продолжить свою речь. – Обычно каждый из нас начинает ценить что-либо или кого-либо только, когда теряет, – сказала маленькая гусеница и ощутила острую боль над нагрудным кармашком. – Ты же хотел потерять братьев и сестер, даже не узнав их. Так ты можешь остаться один, совсем один, навсегда. Родители не смогут вечно быть с тобою рядом. А одиночество, как говорит мой папа, хуже смерти. Подумай, прежде чем совершить задуманное! Опустив голову, Кукушонок молча слушал Паутинку. Казалось, он впервые в жизни задумался не только о себе, но и о ком-то еще. Все, о чем говорила гусеница, было похоже на правду, горькую, но правду. А ведь он и сам всегда был сторонником говорить правдиво, даже если это и обижало родителей. Наверное, он в своей жизни тоже часто слышал правду от других, но услышал ее впервые благодаря этой крошечной, бесстрашной ниточке. Доброе сердце маленькой Паутинки практически выпрыгивало из груди. Оно стучало так громко, а тишина стала такой звенящей, что оба участника серьезного разговора могли четко слышать его биение. «Тук, тук, тук», – проговорило сердце. «Цок, цок, цок», – раздалось в ответ. Взгляды недавних врагов встретились. Волнение и нежность появились в глазах у птенца. – Этот «цок-цок», именно то, о чем я подумал? – с волнением в голосе спросил Кукушонок. – Это они? Пришло время? – Думаю, что они, – ответила гусеница и почувствовала, как к горлу снова подкатился комок слез. «Как странно устроена жизнь, – подумала Паутинка и улыбнулась. – Как много может узнать за один короткий день маленькая гусеница. Теперь я знаю, как за секунду друг превращается в предателя, а враг становится другом! А сейчас еще и это! Я увижу появление жизни!» любопытство распирало Паутинку. Ей так хотелось поскорее увидеть это чудо. Но там, на дне гнезда, по самое брюшко в сухой траве, даже поднявшись на все свои шестнадцать цыпочек, она не видела ничего. – Я, конечно, пойму, если ты ответишь мне отказом, – сказал Кукушонок, всматриваясь в ее голубые глаза, – но думаю, что смогу быть тебе полезен. Я возьму тебя в клюв и подниму чуть повыше, тогда мы вместе увидим появление моих братьев и сестер. Не бойся, я тебя не съем! Ведь ты такая… – птенец на секунду остановился, а Паутинка мысленно договорила за него: «прекрасная и мудрая гусеница!»… Ведь ты же такая… соленая и невкусная! – договорил Кукушонок и засмеялся, а прекрасная и мудрая гусеница рассмеялась еще громче. Очень нежно, чтобы не причинить подруге боль, птенец взял ее в свой крепкий клюв и поднял со дна гнезда. К слову сказать, маленькая путешественница уже довольно комфортно чувствовала себя в клюве у птицы. Теперь ей было видно все. Толчок, удар, скрипение и вдруг тонкая трещинка пробежала по скорлупе. Маленький кусочек ее, отвалившись, упал на дно гнезда. Кукушонок наклонил голову, и Паутинка смогла увидеть появление из яйца маленького мокрого детеныша камышевки. Он едва приоткрыл один глаз и пытался собраться с силами, чтобы выпрямить ножки, и увидел большие, внимательные глаза Паутинки. – Мама?! – пропищал птенчик. – Ого! Так меня еще никто не называл! – с удивлением проговорила гусеница и почувствовала неожиданный прилив нежности. – Я не думала, что это может быть настолько приятно, когда крошечное, беззащитное существо говорит тебе «мама». Новорожденный был таким славным, что Паутинке и сомой вдруг захотелось поверить в то, что она его мать. Ей захотелось обнять, согреть, приласкать малыша, однако птенец был гораздо больше ее. Впечатлительная мечтательница слегка загрустила. Но это настроение продержалось недолго. Ведь на свет один за другим, словно по расписанию, начали появляться остальные птенцы, вызывая у Паутинки не меньший восторг, чем первый. – Не прими мои слова за грубость, но мне кажется, что тебе не стоит задерживаться в нашем гнездышке, – прошептал Кукушонок Паутинке, опустив ее на дно. – Думаю, что малыши очень скоро поймут, что ты не их мама, а вкус у них еще не столь избалован как у меня. Вряд ли они будут ждать, когда настоящая мама принесет им на обед черного жука. А мне вовсе не хотелось потерять первого в жизни друга! Паутинка еще раз взглянула на малышей, затем нежно прижалась к лапке кукушонка и сказала: – Ты прав, конечно же, ты прав! Это ваш дом, в не свои правила. Я не смею их нарушать. Береги птенцов и не обижай родителей. А мне, и правда, пора. Я должна найти свой дом. Теперь я понимаю, насколько он мне дорог! С трудом переползая с камыша на камыш, не чувствуя лапок от усталости, Паутинка напевала мамину песню. Слов в ней, к сожалению, не было, но мелодия была такой родной и доброй, что внушала маленькой гусенице уверенность в том, что она непременно найдет родительский дом. «Все обязательно будет хорошо, только нужно петь, не прекращая, тогда надежда на успех будет живее», – думала Паутинка, упорно продолжая свой путь. – Ля-ля-ля, ля-ля-ля, – стараясь изо всех сил напевала малышка. Она пела громко и звонко, от всей души, именно так, как это делал ее мама. Паутинка старалась, не фальшивила и без труда брала самые высокие ноты. Песня помогала ей забыть об усталости, отбросить печальные мысли, собраться с силами и продолжать свой путь, шаг за шагом выбираясь из густых зарослей камыша. Она уверенно направлялась туда, где по ее предположениям должна быть вода. Паутинке очень хотелось пить, а в этой новой взрослой жизни ей больше никто не приносил росу на свежем березовом листочке. Ветерок доносил приятный болотный запах, а с ним и уверенность в том, что маршрут был выбран верно. Оказавшись на берегу болота, она сразу же наклонилась к воде в надежде сделать долгожданный глоток и увидела там свое отражение. «Ух, ты! Теперь понятно, почему черный жук назвал меня зеленой принцессой!» – с гордостью подумала Паутинка. Она прекратила петь и, не сдержав эмоций, проговорила вслух – Уж зеленая – так зеленая, уж принцесса – так принцесса! Похоже, меня ждет великое будущее!!! – засмеялась гусеничка. Ведь красота, как говорит папа, спасет мир. Главное домой вернуться. Сначала спасу себя, ну а потом и за мир возьмусь! Принцессе не хотелось отрываться от своего отражения. Но желание поскорее попасть домой, к счастью, оказалось сильнее и заставило ее продолжить нелегкое путешествие. Паутинка ползла по молодой шершавой травке, все удаляясь и удаляясь от болота. Настроение было прекрасным, и Паутинка собиралась вновь завести свой любимый мотив. Но вдруг ее крошечные ушки уловили еле слышный приглушенный стон: – Пи-и-ить, пи-и-ить. Помогите! Маленькая гусеница посмотрела по сторонам и далеко позади себя увидела куст, на ветках которого качалась пожелтевшая от дождя и времени паутина. В центре этой сеточки сидел Дедушка-Паук. Он был беспомощным и изможденным…Казалось, никому не было дела до этого безобидного одинокого старика. Никто не слышал его мольбу о помощи – хриплый, полный отчаяния стон. Ни секунды не раздумывая, Паутинка направилась обратно к болоту, туда, откуда только что выбралась с таким трудом. Набрав в нагрудный кармашек как можно больше воды, она быстро и бесстрашно поползла в направлении куста. Бояться было нечего. Гусеничка знала, что в центре паутины ниточки не липкие, а значит, безопасные. К тому же Паук слаб, и нападать на молодую сильную гусеницу, скорее всего, не решится. «А кроме этого, он достаточно мудр, чтобы не ответить злом на доброе дело», – рассуждала она. – «Делай добро – будешь бабочкой!» – повторяла про себя Паутинка. Взбираясь по тоненьким веточкам к жилищу Паука, гусеница все время размышляла о том, почему никто ему не помогает. Где его дети и внуки? Неужели они могут быть настолько безразличны к родному отцу и деду?! Желание помочь старику возросло еще больше. – Здравствуй, дедушка! Я принесла вам попить! – промолвила гусеница, оказавшись в центре паутины. Паук прищурился и прислушался, опасаясь, что его подводят зрение и слух. Однако с каждой секундой он все больше убеждался в том, что маленькая гусеница с водой в нагрудном кармашке – это не иллюзия, не сон и не мираж. Он очень хотел пить, но на время это желание отступило благодаря неимоверной радости, наполнившей его душу. Впервые за столь долгий промежуток времени его сердце было не одиноко, а билось в унисон с другим, молодым, горячим и, самое главное, добрым сердцем. Поблагодарив Паутинку, Паук сделал несколько глотков и начал меняться на глазах. Казалось, что он выпил не мутную болотную воду, а живую, творящую чудеса. Маленькая гусеница с удивлением смотрела на паука-тенетника, даже не подозревая о том, что внешние изменения хозяина паутины – появившаяся уверенность в лапках, блеск глаз и улыбка – напрямую связаны с переменами внутренними. Вера в добро и справедливость, жажда жизни бурным фонтаном вновь забились в его душе. А малышка и не догадывалась о том, что все это происходит именно благодаря ей. – Ты даже не представляешь, что для меня сделала, – сказал Паук и улыбнулся. – Почему же?! Вполне представляю. Принесла вам воды, – проговорила Паутинка. – Нет, ты сделала для меня гораздо больше. Со временем ты это поймешь! «Да, уж лучше оставим это на потом», – решила Паутинка и тоже расплылась в улыбке. – А ты случайно не знаешь, кто так чудесно пел в камышах? – поинтересовался старичок. – Случайно знаю. Это я! – Не может этого быть! У тебя замечательный голос! Ты очень талантлива! – кашляя, прохрипел старик. – Спасибо! – сказала Паутинка вслух и неуверенно почесала зеленю лысинку. А про себя с недоумением подумала: «Какой такой волос и при чем он к пению? Все-таки, старость – не радость». – У вас тоже очень милый чубчик, хоть и седой! – комплиментом на комплимент ответила малышка. – Ты меня неправильно поняла, – сказал Паук, услышав довольно странный ответ и увидев полную неразбериху в глазах Паутинки. – Я сказал голос, а не волос, глупышка! У тебя чудесный голос! Ты знаешь нотную грамоту? – К сожалению, нет, – ответила она. – Не беда, я научу тебя, – сказал Дедушка-Паук и разместил на тоненьких ниточках паутины семь круглых капелек воды таким образом, что они напоминали собой лесенку. Ты поешь свою песенку каждый день и даже не догадываешься о том, что она состоит их нот. Научись переставлять эти капельки на нотном стане, и ты сможешь писать музыку. У тебя будет много-много песен, и своим пением ты будешь радовать всех вокруг, особенно своих близких. – Я не знаю, где мои близкие, – тяжело вздохнув, сказала Паутинка, – думаю, они уже позабыли о моем существовании. Родителям, наверное, не до воспоминаний о своей непослушной дочери, ведь им есть кому дарить свою любовь и внимание. У них есть Пупсик. Он маленький, а младших всегда любят больше. – Позволь с тобой не согласиться, Паутинка. Я отец и дед. В этих лапках я держал не одного малыша. Я спел им столько нежных песен. Думаю, это дает мне право рассуждать о родительской любви, – сказал Паук и улыбнулся так трогательно, что в эту секунду показался малышке самым прекрасным в мире существом. Он просто светился изнутри, излучая тепло и доброту; казалось вот-вот и Паутинку захлестнет волной его нежности. – Я любил и люблю их всех в равной мере. Родительская любовь – неиссякаемый источник! Каждому из них есть место в моем сердце, каждому из них навеки принадлежит часть моей души. Ничто в мире не способно это заменить. Время и расстояние бессильны! Родительскую любовь не может победить даже безразличие и неблагодарность детей… – сказал старик и, отвернувшись в сторону, смахнул с морщинистого лица слезы. Капельки упали на сплетенный им нотный стан, и песенка зазвучала по-новому. Гусеница с удивление взглянула на Паука, а тот, заметив непонимание в глазах своей спасительницы, продолжил урок музыкальной грамоты: – Это – диез, а это – бемоль. Видишь, это – тон, а это – полутон. Послушай, так звучит секунда, а вот так – торжественная кварта. Это – гамма, а это – аккорд. Старичок говорил и говорил, а Паутинка все слушала и слушала, запоминая каждое слово. Ей было совсем не сложно. Иногда даже казалось, что она все это уже знала, правда теперь мамина песня, звучавшая в ее голове, превратилась в многоголосие. Одну партию пела мама, а вторую – Паутинка. Их голоса то расходились, то снова сливались, и какое-то время они пели в унисон, а иногда к ним прибавлялась еще одна партия – нежным сопрано начинал звучать голос Пупсика, тоненький и ласковый голос маленького мальчика. «А ведь так намного лучше», – думала гусеница, прислушиваясь к новой песне и новым ощущениям в сердце. Слушая сладкую музыку своей души, Паутинка не заметила, как уснула. Маленькая зеленая гусеница в центре огромной старой паутины, вызывавшей страх у всех обитателей поляны, спала спокойным сном, а рядом, не смыкая глаз, сидел старый Паук. Укрыв малышку сухим листочком, чтобы ночной сердитый ветер не смог нарушить покой его маленькой спасительницы, он погрузился в воспоминания о днях, в которых он был молодым и сильным, в которых без перерыва со всех сторон раздавалось звонкое «Папа! Папа! Папа!» Новый день начался внезапно. Крик, шум, гам, суета! Паутинка, спросонок не понимая, что происходит, да и вообще позабыв о том, где она находится, чуть было не свалилась вниз, на освещенную утренним солнцем поляну. Туда, где перед ее глазами развернулись настоящие военные действия. Вчера, измученная долгими перелетами, Паутинка не заметила огромный муравейник посреди просторной поляны. Раньше она видела домики муравьев, поэтому знала, как много суеты бывает возле их жилищ. Муравьи всегда такие шустрые и быстрые. Мама говорила, что они настоящие непоседы и труженики, и Паутинка могла бы многому у них поучиться. В их домике всегда чистота и порядок. Они никогда не откладывают работу на потом. Трудятся всегда дружно и слаженно: вместе несут в свой дом еду, вместе выносят из жилища сор. Возле родного деревца Паутинка могла часами следить за их четкой, строго спланированной жизнью, без дела болтаясь на ниточке. «Слава Богу, что я не родилась муравьишкой! Если все время работать, некогда будет жить! Поносишь весь день соломинки, туда-сюда, туда-сюда, к вечеру будет не до веселья! Обессиленные песен не поют», – думала гусеничка. Но, как ни странно, муравьи пели. Пели, когда поднимали тяжести. Пели, когда радовались теплому утреннему солнышку! Пели, когда, уставшие за день, брели домой! – Песня – друг, который всегда с тобой и в горе, и в радости, – говорила мама. – Если тебе будет больно, пой! Если станет страшно, выкрикивай слова любимой песни! Если душа твоя будет наполнена радостью, позволь сердцу петь его торжественную песню! Если тебе станет горько, поверь, найдется песня, которая заплачем вместе с тобой! Но картина, представшая перед взором Паутинки, была ужасной. «Мамочка, мамочка, – подумала Паутинка, – нет на свете песни, которая могла бы передать настроение этих бедняжек!» Сотни, нет, тысячи черных муравьев, затаив дыхание, боясь пошевелиться, стояли возле своего жилища и безропотно наблюдали за тем, как горстка серых муравьев с выдвинутыми вперед массивными челюстями выносила из гнезда их куколок. Эти жестокие, сильные муравьи-рабовладельцы уносили в свои гнезда еще не родившихся деток черных тружеников. Там, в этих узких подземных туннелях их малышам суждено будет появиться на всеет. В чужом гнезде они будет расти, день за днем выполняя всю сложную и черную работу вместо муравьев-трутней. Они будут присматривать за их куколками, рыть новые туннели и добывать еду, даже не догадываясь, что живут в чужом гнезде. – А-а-а-а-а, – вырвалось у Паутинки. – Дедушка, родненький, что же делать? Как быть? Почему? Зачем они позволяют уносить своих детей. Отчего они стоят, как истуканы? – Да, – сказал старик, положив лапку на плечо дрожащей от гнева гусенице, – их ослепил страх. Они не верят в свои силы и предпочитают покориться судьбе. Так было и будет всегда! – Нет! – воскликнула бесстрашная малышка. Может быть, они и ослеплены, но наши с тобой глаза видят ясно! А зачем же нам глаза, если мы, не моргнув, можем наблюдать за чужим горем? Мой домик с краю – ничего не знаю? Да, дедушка? – вытянувшись на тонких ножках, с вызовом глядя в глаза старику, проговорила Паутинка. – Но ведь они тоже не замечали мою беду?! Я долго звал, я просил о помощи! Они оставались безразличными, не видели ничего, дальше своего носа, – ответил Паук, не отводя глаз от происходящего внизу. – Нельзя отвечать безразличием на безразличие. Папа учил меня быть мудрой и уметь прощать! Растопи свое сердце, помоги им спасти своих деток. Мы не можем изменить мир, но мы может повлиять на маленький мир вокруг нас! – Хорошо! Держись за меня. Сейчас мы посмотрим, кто кого! – звучно прокричал старый Паук и полетел вниз, на поляну. Туда, куда позвала его совесть! Приземлившись перед черными муравьями, безропотно наблюдавшими за бесчинством серых собратьев, Паутинка, не теряя времени, обратилась к ним с призывом: – Друзья! Почему вы стоите, как вкопанные? Плыть по течению – удел слабых и безвольных. Поверьте в себя – и победа будет с вами! Слова Паутинки не остались незамеченными. Среди толпы муравьишек прокатился одобрительный шепот. Кто-то закивал головой, соглашаясь с оратором, кто-то сам возмущался происходящим. – Смелее, не робейте! Мы поможем вам! – сказал Паук голосом, полным решимости и отваги. – Становитесь плотными рядами и следуйте за обидчиками, верните своих детишек в родное гнездо! Отдавая четкие команды, Дедушка-Паук стал похожим на полководца. Его голос звучал громко и твердо, взгляд был ясным, а воля к победе – незыблемой! Боевой настрой командира передался и муравьям. Смиренные трудяги вмиг превратились в бесстрашных воинов. Чеканя шаг, они направились по следам врага. Не отставала и воодушевленная Паутинка. Изо всех сил она ползла на помощь куколкам черных муравьев, она была готова на многое, нет, она была готова на все. Для маленькой гусенички защита слабых была не просто добрым делом, а естественным долгом. – Вперед, мои славные воины! – кричал Паук с еще большим накалом. – Мы догоним врага и заберем и заберем ваших малышей! – Ура-а-а! – дружным эхом в ответ разнеслось по поляне. С одной стороны, Паутинка была бесконечно рада тому, что Паук, еще вчера никому не нужный старик, одиноко сидевший на своей паутине, сегодня смог поднять на бой полчища нерешительных муравьев. С другой стороны, она побаивалась, что атака может завершиться неуспешно. Ведь муравьи уже приближались к своему гнезду, а армия черных еще не преодолела и половины пути. Паутинка понимала, что погоня может оказаться все заранее, и потому не теряя времени прибавил ходу. Два лишних прыжка – и он оказался перед гнездом противника. Заслонив грудью вход в дом грабителей, Дедушка-Паук всем своим видом дал понять противникам, что если они и попадут в свое гнездо, то лишь с большими потерями. Серые муравьи замерли, не решаясь даже пошевелиться. Для них встреча с Пауком была самой жуткой встречей в жизни. – Я не виноват, – пропищал самый трусливый из трусов. – Мы вернем малышей, – пропищал самый смелый из них. – Вот это другое дело! – спокойно и размеренно сказал старик, – отдайте детей их родителям и ступайте с миром. Только помните, моя паутина находится рядом, и если подобное повторится…, мы с вами снова встретимся. А мне бы этого не хотелось, думаю, как и вам. Так благодаря Пауку и Паутинке все стало на свои места. Личинки черных муравьев были возвращены домой, а серые ленивцы задумались о своей жизни. Высказав свою признательность спасителям, черные муравьи пообещали регулярно проведывать старика и приносить ему воду. После чего мене стройными, но не мене дружными рядами отправились к родному муравейнику, ведь там накопилось столько дел! А Паутинка, попрощавшись с муравьями, поблагодарила Паука за гостеприимство и науку и отправилась дальше на поиски своего дома. Пребывая в бодром состоянии духа, зеленая малышка ползла по колючей травке и напевала. Напевала мамину песенку и мысленно представляла ноты, которыми можно записать родную мелодию. Паутинка пела громко и радостно. Изредка она смотрела по сторонам в надежде увидеть до боли знакомое деревце, но его все не было. Путешественница ползла и ползла, а дерево все не появлялось. Уставшая малышка решила передохнуть и разлеглась в тени небольшого куста. Вдруг мимо нее беззаботно и легко проскакало семейство кузнечиков. Казалось, что этим зеленым попрыгунчикам совсем не сложно преодолевать большие расстояния. «Кузнечики – самые прекрасные животные на свете. Они практически лошади, – думала она. – Нет!!! Они на самом деле лошади. Не лошадки, а лошади, но зеленые, отчего кажутся еще прекрасней». И Паутинка решила научиться их способу передвижении. Встав на задние лапки, она приготовилась к прыжку. Прыг, скок, кувырок! Первая попытка оказалась не очень удачной. «Попробую на передних», – решила она, но, не успев еще толком встать на лапки, кубарем покатилась по полянке. Нужно остановиться, но как! Тормозов у малышки не было. Единственный выход – катиться до тех под, пора на пути не попадется какой-нибудь камешек или деревце и не поможет Паутинке, напоминающей клубочек зеленых ниток, остановиться. Малышка продолжала катиться, а спасительная преграда на пути не возникала. Сердце бешено билось, голова кружилась, а дыхание стало прерывистым. И вдруг… БАЦ! А за ним сразу же: ДЗИНЬ! И пронзительное: А-А-А! Паутинка затормозила, ударившись от неизвестный предмет. Путешественница попыталась подняться на все свои шестнадцать лапок, но тщетно. Малышку носило из стороны в сторону, как осенний лист порывистым ветром. Лапки наотрез отказывались слушаться хозяйку: сначала все правые, а потом – все левые. – Ну, я и попрыгала, – прошептала Паутинка, наконец-то прекратив вальсировать. – Голова кружится – ужас! Отдышавшись, гусеница посмотрела по сторонам. Она искала предмет, который помог ей остановиться. Но вокруг ничего не было. Кроме… Кроме длинного подергивающегося шнурка. «Такая маленькая змея и уже такая сильная, – подумала Паутинка. – Смогла остановить взрослую гусеницу! Удивительно!» Подогретая любопытством Паутинка решила подобраться к маленькой змейке и поблагодарить ее за оказанную помощь. Приблизившись, малышка начала бормотать слова искренней признательности, но вдруг поняла, что говорит с каким-то неодушевленным предметом. – Что это? – прошептала она вслух. – Что, что?! Мой хвост, – ответила на вопрос внезапно появившаяся из травы зеленая ящерица, в ярком берете и шелковом шарфе на шее. Дав ответ, она ловко юркнула в зеленые заросли и вернулась через пару секунд с мольбертом, красками и кисточками. – Стойте, не шевелитесь, замрите! Какой насыщенный зеленый цвет, как он играет на солнце. Вы – прирожденная натурщица! Кстати, я – Художник… Изумительно, превосходно, я не вижу это, да, я вижу целый вернисаж: «Гусеница в траве», «Гусеница в тени», «Гусеница на дереве»…Молчите… молчите и не двигайтесь… – Но я не могу молчать, ведь я оторвала вам хвост. Какой ужас! Что же делать, – не унималась Паутинка, – давайте попробуем прилепить его обратно. – Хвост не пластилиновый, обратно не прилепишь! – быстро отреагировал на предложение Художник. – Не прилепишь?! Не может быть… а может, попробуем пришить, у меня есть ниточки… – Не стоит, – последовал незамедлительный ответ. – Да и не вертитесь же вы. – Я никогда себе этого не прощу. Кроме того, что я оторвала вам хвост, я еще и себя обрекла на скучное, серое существование в виде гусеницы до конца своих дней. Не видать мне теперь крыльев, как собственных ушей. Отрывание хвоста уж никак добрым делом не назовешь… – Ну, про крылья мне нечего не известно, а насчет хвоста вы явно ошибаетесь. Он был таким длинным и тяжелым, он мне так мешал, слов нет. Я никак не мог от него избавиться. А теперь я чувствую себя ловким и юрким, а главное – свободным. Теперь мне ничто не будет мешать творить. Спасибо вам, огромное спасибо! Вы, главное, не волнуйтесь. На месте старого хвоста у меня обязательно вырастет новый. Природа, ничего не поделаешь! Вы наконец замерли, отлично, я приступаю к работе… Как оказалось, пролетев кубарем на огромной скорости, гусеничка преодолела значительно расстояние. Именно поэтому, вдалеке, в розовой проволоке заката Паутинка смогла увидеть очертания милого сердцу деревца. Цель была далеко, и это был явный минус, но она стала видимой, и это бал несомненный плюс. Тем временем Художник заканчивал свой третий эскиз. Работал мастер быстро и вдохновенно, он действительно творил, творил легко и гениально. – Уважаемый Художник, – прошептала Паутинка, – я не хочу отрывать вас от творческого процесса, но мне действительно пора, пора домой… – Какая досада, очень жаль. Но если надо – значит надо. Рад был познакомиться. Возвращайтесь на эту поляну через месяц, выставка будет интересной, я вас это обещаю. Работать с вами было одно удовольствие. Надеюсь, мы еще не раз встретимся по разные стороны мольберта. В любое время дня и ночи, когда вам будет угодно… – проговорил Художник и принялся за четвертый набросок. А Паутинка, пообещав посетить его выставку через месяц, направилась к дому. Малышка ползла и размышляла вслух: – Ах, как хорошо мы жили! А я, глупая девчонка… Эх, мама, мама, простишь ли ты мне мой необдуманный поступок, услышу ли я когда-нибудь твою песенку? Ночь, укрыв опушку леса синей пеленой, заставила вечер удалиться, а с ним и образ родного дома. «Завтра я снова его увижу, – думала Паутинка, – теперь совсем скоро…» Маленькая гусеница больше не боялась темноты, но провести ночь в густой зеленой траве все-таки не решилась. «Это конечно, очень здорово находить новых людей, но иногда хочется просто выспаться, – думала Паутинка. – Не каждый зверек сразу безоговорочно увидит во мне друга, а вот сладкой конфеткой я покажусь многим. Можно, конечно, завернуться в листочек, но тогда могут подумать, что я конфетка в обертке, …нет уж, лучше найду в себе силы и взберусь на дерево, так будет спокойнее. Неохота конечно, но лень то уж я прогоню, и не с такими врагами справлялась». И гусеничка начала взбираться по тонному стволу молодого стройного деревца. Чем выше поднималась Паутинка, там отчетливее слышала она какие-то слова. Говоривший, вернее говорившая, обладала прекрасным мелодичным голосом. Казалось, что она сама будет неземной красоты. «Хорошо, что сейчас ночь, – подумала наша путешественница, – мне кажется, что днем подобная красота смогла бы ослепить меня». Голос неизвестной красавицы был нежным и тонким. И говорила она как-то необычно, не так как все, кого до этого момента встречала Паутинка. Это были стихи! Раньше она не слышала ничего подобного. На их дереве читать стихи не мог никто, а уж писать и подавно. «Наверное, это – жар-птица», – решила Паутинка и замерла, желая уловить каждое слово неизвестной поэтессы. А из темноты звучало: Какая ночь, какая красота! – Холодный блеск луны и ярких звезд мерцанье. Ночь для других – пустая темнота, Ночь для меня – волшебное свиданье. Свиданье с красотой В чудесной сказке леса, Где жизнью не простой Живет его принцесса… – Здравствуйте, Ваше Высочество, позвольте обратиться, – робко проговорила Паутинка. – Что? Кто здесь? – спросил прекрасный голосок из темноты. – Это я, Паутинка, ваша зеленая верноподданная. Я из рода гусениц, нет бабочек, нет, ну пока гусениц, а потом бабочек, – заикаясь, продолжала гусеничка, – ну… наверное, я приду попозже, когда стану бабочкой, ведь вы, по-видимому, не очень любите общаться с такими, как я – обыкновенными, без крыльев. Паутинка говорила и, словно заколдованная красотой голоса, продолжала ползти по ветке туда, где, по ее предположению, должен был возвышаться трон лесной принцессы. – Что вы делаете здесь ночью? Ночью все спят! – сказал голос. – Откровенно говоря, я ползла сюда, чтобы поспать, как все… – А все во сне не ползают! – А я пока не во сне, я до него еще не доползла. Думала вот-вот, а тут вы… а тут я, и мне тут, кажется, не место. Простите, Ваше Высочество, что потревожила ваш покой. Позвольте только взглянуть на вас и припасть к королевскому крылу. – К чему припасть? Что вы такое говорите? И почему вы зовете меня «высочество»? неужели я так высоко сегодня взобралась? – Взобрались сегодня? Ну что вы. Право высоты принадлежит вам от рождения. Паутинка вела себя как-то странно. Она и сама это понимала, но не могла управлять своими эмоциями. Осознание того, что она всего в трех ползках от королевской особы, совершенно помутило ее, и без того уставший за день, рассудок. – Я тут путешествую по вашим владениям и хорошие поступки совершаю. Не то, чтобы специально, просто не могу пройти мимо несправедливости. А вам, я вижу, не до того? – Не до кого? – спросил голос, и любому стало бы понятно, что его обладательница находится в не меньшем замешательстве, чем Паутинка. Но уставшая за день наша героиня не могла четко понимать смысл всего происходящего. – Не до того, что происходит вокруг. Вы, жар-птицы, живете ночью, а она покрывает синей пеленой все темное, что происходит днем. Вы видите звезды и луну, слышите пение лягушек и болтовню сверчков-полуночников, но не замечаете дневную суету и проблемы, которые приходят в вашу страну каждое утро, день за днем, день за днем… – Но, ведь я… – Ой, простите! Я позволила себе много лишнего, но не велите казнить, Ваше Высочество… – Просто я не.. я не… я не… – Вы не … – Я не принцесса! – Королева?! – прошептала Паутинка и почувствовала, как ее лапки разъехались в разные стороны. Она лежала на ветке, плотно прижавшись к ней животиком, а лишенные сил ножки, словно тоненькие ниточки, свисали по краям ветки. Голова от страха закружилась так сильно, что на секунду гусенице показалось, что дерево раскачал сильный ветер. Она закрыла глаза и почувствовала, как погружается в небытие. Осознавая неизбежность падения, малышка смогла собраться с силами и закрепиться ниточкой за ветку… – Э-эй, эй, очнитесь, гусеница. Что с вами? – Кто вы? Где я? – Ну я, это та, что стихи, …которая не принцесса… – А, это вы, Ваше Высочество, - проговорила Паутинка, расшатываясь на ниточке, плотно обмотавшей ее задние ножки, – простите, что говорю с вами в положении вверх ногами. – Очень даже удобное положение! Так мне вас лучше видно, – сказала незнакомка. «Странные они, эти королевские особы. Все у них не так, как у нас. Гуляют ночью. Вверх ногами видно лучше!» – думала гусеница и постепенно приходила в себя. Расплывчатые очертания становились все четче и четче. Сначала она увидела глаза – чудесные глаза «жар-птицы», потом нос… (у жар-птиц, по-видимому, нос вместо клюва), потом рот, зубы, язык и улыбку.. страшнее которой не видела ничего в своей жизни. Рядом с ней на ветке, не отводя удивленных глаз, висела Летучая мышь. – А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а, – не своим голосом завопила Паутинка, – спасайся кто может! Бежим! – Бежим! – испуганным голосом закричала Летучая мышь и, разжав задние лапы, которыми крепко держалась за ветку, не раздумывая, выполнила команду Паутинки. Если верить словам гусеницы, оставаться на месте было опасно и действовать нужно было незамедлительно! Оказавшись на сырой холодной земле, маленькая гусеница, не задумываясь, начала быстро отползать от Летучей мыши, которая, упав на спину, не могла ни подняться, ни перевернуться. Сон Паутинки как рукой сняло. Еще бы, увидеть такую «жар-птицу», да еще и на ночь глядя! – Я теперь неделю глаз не сомкну, – не прекращая ползти, шептала себе под нос «бывшая верноподданная», – я и моргнуть, наверное, не смогу, не то что уснуть. – Эй, куда же ты? Не бросай меня, – жалобно пропищала своим тоненьким голоском Летучая мышка. – Э-э-э-й! ну куда же ты? А еще говорила, что хорошие поступки совершаешь… Последние слова крылатой мышки заставили голубоглазую красавицу остановится и оглянуться назад. В лунном свете она увидела совершенно безобидное, в вернее – беззащитное создание. Оно кряхтело и постановыло, изо всех сил пытаясь приподняться и перевернуться, чтобы взлететь, но ничего не получалось. В груди у гуснички защипало, закололо, защемило. «Вот они какие… угрызения совести», – сделала вывод Паутинка. – Вот она я, тут совсем рядышком, успокойся. Я вернулась, только прогнала… его.. ну-у-у, этого, страшного такого, ну-у-у, ужасного такого, ну-у-у, одним словом.. ты поняла… да?! – Мохнатого такого, с бородой длинной нечесаной и большими-пребольшими ушами? – Ну, вроде того… Я, правда, его в темноте не очень-то разглядела, но уши такие, нечесаные и борода большая-пребольшая были точно. Да, именно. А ты знаешь, кто это был? – Не знаю, но догадываюсь… это леший… проснулся… – А-а-а, леший! Теперь все понятно… Ну да ладно с ним, с лешим этим, пусть идет к другим лешим. Ты мне лучше скажи, почему не встанешь, не летишь, а на спинке ерзаешь? – А я не могу… – Что значит, не могу?! – То и значит, – с грустью в голосе прошептала Летучая мышь, – я ведь взлететь могу, только когда на дереве вверх ногами вишу, а иначе никак. – Что же мне с тобой делать, принцесса ты моя крылатая?! Ждать летную погоду, похоже, не имеет смысла. Одна я тебя на дерево не подниму, это точно. Придется обратиться к друзьям за помощью. – А может, дождемся утра и потом обратимся? – А может, до утра ты на холодной земле совсем закоченеешь?! Друзья, они ведь на то и друзья, чтобы в трудную минуту, несмотря ни на что, подставить верное крыло или лапку, – сказала Паутинка и закричала что было сил: – Помогите-е-е!!! Зов маленькой гусеницы был таким пронзительным и сильным, что без труда достиг норки ящерицы, муравейника черных тружеников, паутины старика и гнезда камышевки. Услышав крик Паутинка, верные друзья не раздумывая бросились на помощь. Когда все были в сборе, спасение Летучем мыши стало лишь вопросом времени. Сильные муравьи подняли бедняжку с земли. Дедушка-Паук сплел прочную веревочку и закрепил ее одним концом на ветке дерева, вторым – ящерица крепко замотала лапки Летучей мыши. Кукушонок мускулистыми крыльями подтянул горемыку за веревочку к ветке так, чтобы она могла надежно за нее ухватиться. – Спасибо! – радостно прокричала Паутинка, когда вновь увидела «жар-птицу» в комфортном для нее положении. Вы – настоящие друзья!!! – Не за что! – хором ответили спасатели. – Если что, зови, мы всегда будем рады помочь! Пожелав друг другу спокойной ночи, друзья разошлись по домам. А Паутинка, достав из нагрудного кармашка ниточку, повисла вниз головой рядом с Летучей мышью. Ночь была прохладной, поэтому голубоглазая принцесса решила сплести себе шелковый кокон и укрыться в нем от свежего ветра. – Ты спишь? – поинтересовалась соседка Паутинки. – Не-а, не могу уснуть, хоть и устала очень. Мысли разные в голову лезут. – Брось, он не вернется. Думаю, он испугался не меньше нашего. Я могу тебе как-то помочь? – Даже не знаю. Раньше, когда я не могла уснуть, мама напевала мне колыбельную. Мысли все улетучивались, и сон наступал сам собой. Мамина песня такая нежная, хоть и без слов. – Как мама, я тебя, конечно, не убаюкаю, но попытаться мне ничто не мешает. Напой мне мотив, а слова я вмиг придумаю. – А тебе это не будет сложно? – Что ты, наоборот, даже очень приятно… а стихи я подарю тебе в память о себе. Паутинка напела мотив родной мелодии, Летучая мышь без труда его подхватила, и мамина колыбельная зазвучала совсем по-новому, превратившись в настоящую песню, ведь в ней появились слова. Закрой глаза, мой ангел, ночь пришла Тебя укутать звездным покрывалом. С собою сон в ладошках принесла, Чтоб ты, моя любовь во сне летала. Закрой глаза, малышка, и плыви По синему ночному океану. С собой вдаль мечты свои зови – Им тесно на земле, им места мало. Взбирайся в горы высоко, туда, Где сможешь ты до неба дотянуться. До неба, где горит твоя звезда. Ее запомни, прежде чем проснуться. Так, с легкостью пробудив свой талант, Летучая мышь с не меньшей легкостью усыпила свою уставшую верную подругу. Наступило утро. Однако просыпаться Паутинке не хотелось. Кокон был таким мягким и уютным, что гусеница не спешила его покинуть. Но солнышко, пробившись сквозь шелковые ниточки, разбудило ее. По старой привычке Паутинка решила потянуться так, как делала каждое утро, вытянув все свои шестнадцать лапок. Но… это не удалось, а вернее, получилось не так, как всегда. «Не может быть, неужели это не сон», – подумала гусеница. Ее тельце стало меньше и аккуратнее. Лапок оказалось шесть, и они стали значительно стройнее. Но это было не все. Изумительная по своей красоте пара крыльев, напоминающих разноцветные паруса, естественно и непринужденно развивались на ветру за спиной. Паутинка затаила дыхание, она боялась пошевелиться, опасаясь, что растущее из ее бочков чудо может просто-напросто отвалиться. Малышка была несказанно рада: ее сокровенная мечта стала явью. Теперь она – бабочка, а «бабочка» – звучит гордо. «Мечты сбываются, – повторила про себя папины слова Паутинка, – только для этого надо что-то делать». Да, она была очень счастлива, с одной стороны. Но с другой, – ее одолевали сомнения. «А если родители могут теперь меня не узнать, я же стала совсем другой», – мысленно рассуждала голубоглазая малышка. Жаль, что тогда она не понимала самого главного: что изменилась она внешне, а внутри осталась той же Паутинкой. Любящее родительское сердце не проведешь, оно все чувствует и все знает! Она стояла на краю ветки и боялась даже пошевелиться. Той, знакомой ей, прежней Паутинки больше не было. Не было зеленой голубоглазой принцессы и бесстрашной отчаянной ниточки. Не было маленькой девочки, которая однажды, доверившись черному жуку, сделала шаг в неизвестность. Не было нагрудного кармашка, в котором она принесла спасительную воду для одинокого Паука. Не было той, которой мама пела песни и которая не умела любить своего брата. Но была другая она, Паутинка, мечта которой сбылась. Бабочка-парусник, с прекрасными огромными крыльями. Парусник, который боялся следовать по намеченному курсу. Кораблик без капитана. Она стояла на краю ветки, боясь сделать первый шаг в новую жизнь. «А путь этим шагом станет моя песня», – подумала малышка и робко, нерешительно начала брать ноту за нотой. Голос был прежним и песня была с ней. И также, как всегда эта пеня заставляла дрожать ее сердце, а значит, сердце не изменилось. В груди стройной крылатой красавицы билось сердце голубоглазой зеленой гусенички. – Вы прекрасны! – услышала она незнакомый голос. Ваши крылья и ваша песня! Только вот тревога в глазах и неуверенность в движениях. Гоните прочь любые страхи! Я – Кузнечик. Вот моя рука. – Я Паутинка, – ответила она и внимательно посмотрела в глаза молодому Кузнечику. Она уже слышала слова, сулившие ей дружбу. Заносчивый черный жук, предложив ей руку помощи, бросил ее одну при первой же опасности. Сейчас же все было не так. Вернее, ситуация была схожей, но тот, кто оказался рядом в трудную минуту, совсем другим. – Вот моя рука, – повторил Кузнечик. – Не бойтесь опереться на нее, – сказал он и прыгнул на соседнюю ветку. Сильный и уверенный в себе, он вселял уверенность в Паутинку. Слова Кузнечика звучали искренне, а взгляд прямым и открытым. – Как вовремя вы появились, – сказала Паутинка, – ваши слова прозвучали как нельзя кстати. Я и вправду что-то очень разволновалась. Боюсь вот, что крылышки отвалятся и что дома обо мне позабыли… – Ну что вы! Ваши крылья держится прочно. Это же не просто крылья. Они дают вам свободу. А узнавший радость свободы должен позабыть о страхах. Верь в себя и только вперед! Внутренние терзания бывшей гусеницы были прерваны доносившимися откуда-то снизу песнопениями. Любознательная натура Паутинки не могла их не услышать. Присмотревшись повнимательнее, недалеко от дерева она увидела широкий пень, на котором оживленно копошились разные букашки, зверюшки и пташки. – Что это? – громко выкрикнула Паутинка. – Тебе непременно нужно посмотреть, – сказал Кузнечик. – Пой-пень, – сквозь сон пробормотала Летучая мышь и вновь сладко засопела. – Как интересно… пень, да еще и музыкальный. Не знала, что такие бывают. – Про леших ты тоже раньше не знала, – не открывая глаз, тихо пробормотала крылатая мышка, – сползай, посмотри. – Не думаю, что тебе нужно ползти, – засмеявшись, сказал Кузнечик. «Сползай?! – Теперь это не для меня», – подумала Паутинка и, гордо расправив крылья, направилась к Пой-пню. Полет оказался не только приятным, но и быстрым. Приземлившись по центру сцены, голубоглазая малышка подошла к колоску-микрофону и робко произнесла: – Здравствуйте! Меня зовут Паутинка, я очень люблю петь. У меня есть песня, в ней замечательная музыка и прекрасные слова. Я хочу ее для вас исполнить. Слова малышки на время привели всех в легкое оцепенение. Сотни глаз посмотрели на Паутинку: некоторые выражали недоумение, а некоторые – даже гнев. – Все это хорошо, милая бабочка, – обратилась к Паутинке излучающая уверенность Сова, – на путь к славе не так прост. Каждый из нас по-своему талантлив и хочет себя показать, каждый мечтает стать первым, и значит лучшим. Но всему свое время. У кого опыта больше, выступает раньше, у кого меньше – слушает и учится, а уж потом выступает. Если мы запоем все вместе, это будет хор. А в нем сложно услышать талант. У нас есть очередь, и ты, как самая юная исполнительница, будешь петь последней. Слова уважаемой Совы были восприняты всеми участниками одобрительно и беспрекословно. Паутинке ничего не оставалось, кроме как покорно ждать свой черед и перенимать опыт талантливых товарищей по цеху. Участников было так много, и все они были такие разные. Впрочем, как и их песни. Маленькая бабочка внимательно слушала, но чем дольше она это делала, тем сложнее ей становилось осознавать происходящее. Сначала свою песню исполнил Соловей. Он сладко пел о любви, но казалось, что это чувство ему незнакомо. Певец неотрывно глядел в глаза слушателям, желая увидеть в них восхищение. И даже несколько раз облетел вокруг Пня, получая от зрительниц букеты из листьев и лесных ягод. Затем три комарихи, ритмично пританцовывая, пели о силе каких-то драгоценностей. Нужно отметить, что все стоявшие вокруг Пня жуки, комары и другие букашки смотрели на них с нескрываемым восторгом. Пучеглазая Лягушка исполнила композицию в джазовом стиле. И это было понастоящему виртуозно. Он обладала сильнейшим голосом и была мастером импровизаций. «Не повезет тому, кто выйдет на сцену после нее», – подумала Паутинка. Это будет для следующего исполнителя настоящим испытанием. Разодетая по последнему писку моды, Божья коровка трогательно спела о несчастной любви и разлуке, чем вызвала искренние слезы у слушателей. Большеглазая Муха в стремительном танце вылетела на сцену в паре со своим кавалером. Она пела популярную песню о том, что сама выбирала этот танец. В каждом ее движении, в каждой ноте угадывался сильный, но сложный характер. А после экстравагантная, зажигательная Пчела своим веселым, ярким шоу зарядила слушателей оптимизмом. Она выглядела нелепой и комичной. Только мудрая, уверенная в себе пчела не боится показаться смешной. Веренице исполнителей не было конца. У Паутинки начала кружиться голова. И когда, наконец, объявили ее имя, малышка не могла поверить, что теперь и она может показать все, на что способна. Паутинка подошла к микрофону. Выдержав небольшую, но паузу, она заставила всех обратить на себя внимание. И когда полная тишина продержалась пару минут, робким, но красивым голосом начала петь. Смысл песни был прост, но важнее было то, что он просто был. Паутинка это понимала, это понимали все, кто находился на Пой-пне и вокруг него. Она пела и робко, словно желая нащупать надежную опору, искала глаза. Глаза того, кто бы смог понять всю глубину ее чувств и эмоций, которые она хотела передать. Взгляд начинающей певицы медленно скользил по поляне и вдруг… Она увидела глаза Дедушки-Паука, почувствовала на себе благодарный, восторженный взгляд муравьев, встретилась взглядом с Кукушонком и Художником. Все, кого она считала друзьями, были здесь, рядом, чтобы порадоваться и поддержать. Были рядом Летучая мышка и Кузнечик, она чувствовала, как в такт песне бьются их сердца. Друзья рядом, а значит – она гораздо сильнее. Ощутив уверенность в себе, бабочка начала петь смелее и нежнее, она стала петь душевнее. Когда песня завершилась, зрители одарили певицу бурей аплодисментов. – Браво! Бис! – раздавалось отовсюду. – Молодец! Ты достойно прошла путь к славе! Сегодня ты – лучшая! – вынесла свой вердикт мудрая Сова. – А это тебе, – сказала она и протянула Паутинке медальон. – Держи его при себе. Ты талантливая девочка, ты должна петь и радовать своими песнями других. Пусть этот листочек всегда будет у твоего сердца и напоминает тебе о том, что есть в этом мире те, кому не безразличен настоящий талант. Паутинке хотелось плакать. Плакать от счастья, а еще от понимания того, что путь к славе – это путь к себе, к себе настоящей. Поклонившись, она поблагодарила всех за столь высокую оценку и, поправив медальон на груди, сказала: – Мне пора… меня ждет еще один не менее важный путь – путь домой! – Оставайся с нами, ты нужна нам! – хором прокричали благодарные слушатели. – Я вернусь, обязательно вернусь, но позже. До встречи! На всех парах Паутинка полетела к родному деревцу. Еще немного, и оно будет рядом, еще немного, и рядом с ней окажется вся ее семья. Приближаясь к дому, голубоглазая малышка начинала все больше и больше волноваться. Она не знала, как пройдет встреча с родными, но еще больше ее смущало то, что ее родное деревце зацвело. Оно было усыпано яркими бутонами. Но как это могло случиться?! Разве дуб может так цвести? Когда Паутинка подлетела к кроне, она поняла, что то, что издалека казалось пестрыми цветами, в действительности оказалось бабочками. Все они были похожи на нее и друг на друга. Они взлетали и кружили вокруг дерева. Затем, чтобы передохнуть опускались на листочки и снова ныряли в свежий летний воздух. Дом, к которому так стремилась Паутинка, и который в ее воспоминаниях был прекрасен, на самом деле оказался просто-таки волшебным миром. Дрожа от предвкушения встречи, бабочка подлетела к их родной ветке. Вот ее листочек-кроватка, вот любимая веточка Пупсика… Но самого пупсика и папы с мамой в доме не оказалось. – Все должно было произойти не так! Меня не ждут. А вдруг они не живут здесь больше, а что если это уже не их дом? Куда лететь? Как быть? Что делать? МАМА! ПАПА! БРАТИК! – закричала она в отчаянии и вдруг поняла, что нашла выход из сложившейся ситуации. Единственный выход – петь, петь свою песню. Она пела и кружила вокруг родной ветки. Пела и, размахивая крылышками, поднималась к верхушке дерева. Она всматривалась в лица бабочек, с любопытством изучавших ее, но не находила среди них тех, кому бы мелодия ее песни была знакомой. Сотни бабочек смотрели на нее с восторгом, но ЛЮБВИ в этих взглядах не было. И именно в тот миг, когда ей уже не хватало воздуха, чтобы петь, когда крылышки перестали подчиняться и были готовы опуститься, повиснув словно плеточки, она услышала голоса. Знакомые до боли – нежные и родные голоса. Она еще не видела их, своих самых близких и дорогих, но слышала и ощущала их присутствие. Знаете ли вы, что такое чудо? Чудо это когда сквозь сотни парящих в небе парусников к тебе приближается три прекрасных цветка. Чудо – когда они обнимают тебя своими лепестками-крыльями и ты, чувствуя, как НУЖНА им, плачешь от радости и поешь. И цветы поют, и поет земля, и поет весь мир! Свобода, семья и песня! И жизнь, наполненная смыслом. – Я вас люблю! – сказала Паутинка. – Люблю, люблю, люблю! – услышала она в ответ. Четыре счастливые веселые мордашки улыбаясь смотрели на Паутинку это была их вторая семейная фотография. Теперь именно ее маленькая бабочка бережно хранила на груди в медальоне. КОНЕЦ
