Название романа не только предопределяет читательское восприятие, но говорит ... специфике мировосприятия определенной эпохи, особенно ... В. Д. Алташина
advertisement
В. Д. Алташина РГПУ им. А. И. Герцена, Санкт-Петербург «Приключения названий, Или роман-мемуары в царствование людовика хv» Название романа не только предопределяет читательское восприятие, но говорит о специфике мировосприятия определенной эпохи, особенно если речь идет о периоде становления какого-либо жанра, как, например, роман в ХVIII веке. Популярность документальных жанров на рубеже ХVП–ХVIII веков приводит к тому, что вымысел начинает «мимикрировать» под реальность, что отражают и названия произведений, написанных от 1-го лица для придания большей достоверности. Поначалу авторы используют в названиях уже устоявшиеся стереотипы мемуарной литературы: «Мемуары Г.Г.Д.Р., содержащие все то, что произошло самого необычного при министерстве кардиналов Ришелье и Мазарини, а также многие замечательные события царствования Людовика Великого» (1687), «Мемуары д’Артаньяна, содержащие множество частных и секретных сведений о событиях, которые произошли в царствование Людовика Великого» (1700) Куртиля де Сандра или «Мемуары о жизни графа де Грамона, содержащие, в частности, любовную историю английского двора в царствование Карла П» (1713) Гамильтона на основании названия можно поставить в один ряд с подлинными «Мемуарами кардинала де Реца, содержащими все то, что произошло замечательного во Франции в первые годы царствования Людовика ХIV» (1712). Подобные «двухчастные» названия весьма характерны для мемуарной литературы конца ХVII – начала ХVIII веков, когда жизнь индивида была накрепко вписана в жизнь общества, в историю. «Мемуары д’Артаньяна» являются переходным произведением от псевдомемуаров к роману: герой его – личность историческая, фактов биографии которой Куртиль старается придерживаться, хотя и вводит в свое повествование «вымышленные конфигурации» (терминология П. Рикера). Факт сокрытия подлинного имени в «Мемуарах ГГДР» дает автору больше возможностей для вымысла, и история, занимая важное место в повествовании, дается лишь в той мере, в какой герой принимает в ней участие. Хотя автор дает своему сочинению традиционное название мемуаров, совершенно ясно, что оно построено как сочинительство жизни, а не воспоминание о ней. Гамильтон помещает свое произведение в русло мемуарной традиции, однако если для мемуаров характерно переплетение жизни и истории, то это произведение распадается на две одинаково значимых части, обозначенные в заглавии – жизнь де Грамона и история английского двора, что подтверждают и названия глав. Обращение к реальным историческим именам и событиям будет встречаться и позже, например, в романах аббата Прево (миледи Кливленд, де Монкаль), где, однако, известные имена используются лишь в целях привлечения внимания и придания достоверности произведению, фоном которого являются исторические события, умело вплетенные в канву произведения. Имена героев все дальше будут уходить от реальности: фамилии Комминж, Мелькур, Фоблас1, являясь чистейшим вымыслом, тем не менее, заявляют конкретное лицо, что вызвано, однако, разными причинами: если госпожа де Тансен выдает свое произведение за подлинные мемуары, а Кребийон пытается доказать, что и роман может правдиво изображать «картину человеческой жизни», то Луве де Кувре открыто иронизирует над пресловутой достоверностью. Название романа Кребийона «Заблуждения сердца и ума, или Мемуары господина де Мелькура» – традиционное и новаторское одновременно: если в подлинных мемуарах на первом месте стояло имя героя и рассказчика, а второй план занимали исторические события, то есть сначала частное, а затем общее, то здесь частное и общее меняются местами – автор рассуждает о природе человека в целом, но делает это на примере своего героя, призванного лишь подкрепить общие правила. Структура текста соответствует данному названию: повествование все время колеблется от частного к общему и наоборот. Показательно и то, что в первой части названия появляются слова «сердце» и «ум», то есть речь пойдет о внутреннем мире человека, который, оказывается, не менее насыщен, сложен и противоречив, чем ход истории. То есть название романа, с одной стороны, вполне типично, но с другой – в нем переставлены акценты: с частного – на общее, с внешнего мира – на внутренний. В названии романа Мариво «Жизнь Марианны, или Приключения графини де***» (1731–1741) сочетаются «жизнеописание» и «приключения», что, с одной стороны, неожиданно, с другой, вполне характерно для произведения, претендующего на достоверность. Однако любопытно, что ни одна из частей названия не оправдывается в дальнейшем: рассказ о жизни Марианны останавливается на шестнадцати годах, а основные события, о которых повествует роман, охватывают всего около пяти месяцев, что явно недостаточно для «жизни». Вторая часть названия – «приключения» – также не находит объяснения в романе: кроме несчастной смерти родителей ничего необычного, традиционного для приключенческого романа с героиней не происходит. Прием обманутых ожиданий используется и далее: Марианна и графиня де*** – имя простой девушки и графский титул – своего рода оксюморон, который не находит в романе объяснения. Логичнее было бы поменять части названия: «Приключения Марианны, или Жизнь графини де***», ведь очевидно, что приключения – приоритет юности, то есть безвестной Марианны, а размышления над жизнью – удел зрелости, то есть графини. Таким образом, само название романа ставит в тупик, сбивает читателя с толку, не дает ему никаких ориентиров в понимании произведения, поразившего современников своей необычностью. Название романа маркиза д’Аржана «Тереза – философ, или Мемуары, служащие к истории отца Диррага и мадемуазель Эрадис» (1748) разъясняется героиней в самом начале: рассказ Терезы будет постоянно колебаться между «поступками» и «рассуждениями». Важность первой части названия подтверждается самой структурой: роман начинается и завершается размышлениями Терезы, которые служат не только своеобразной рамкой, но продуманно распределены по всему тексту. Вынесение же в название произведения нашумевшего в 1731 г. процесса отца Диррага и мадемуазель Эрадис, скорее всего, преследует одну цель – привлечь внимание, убедить в достоверности. Отсутствие имени в названии также является немаловажным: так, Дюкло в «Исповеди графа де***» (1741) указывает лишь на социальный статус героя, который действительно является типичным представителем своего класса и времени. Герой романа – определенный тип, более наблюдатель, чем психолог, он сознательно изучает общество, нравы и поведение людей, что, на первый взгляд, противоречит исповедальности, заявленной в названии, хотя сам путь героя – от прегрешений юности к добродетельной зрелости, равно как и попытка осмыслить все происшедшее – вполне характерны для «исповеди». Быть может, отсутствие имени связно и с тем, что рассказчик и герой очень близок автору – так, Руссо было трудно подобрать имя для своего Сен-Пре. Социальные параметры довольно часто используются в названиях романов: «знатный или порядочный человек», «командор», «настоятель» у Прево, «монахиня» Дидро, «шевалье» Луве де Кувре. Это говорит о стремлении постичь человека во всем его многообразии, в его самых разных социальных функциях, что характерно и для философов этого времени: интерес к личности в ее отношениях, характерный для века Просвещения, проявляется и в неизменном присутствии указания на главного героя в названии, будь то Мелькур, Марианна, граф де***, настоятель, гречанка или порядочный человек. Таким образом, можно сказать, что для названий, как и для романов в целом, характерен антропоцентризм. Многие названия состоят из двух частей, в одной из которых обозначается главный герой, то есть частное, а вторая часть помещает его в широкий социальный, философский или исторический контекст, причем эта характерная особенность подлинных мемуаров не исчезает с течением времени, а лишь переосмысляется. Как правило, речь идет о познании человеком собственной природы и отношений с окружающими: «Заблуждения сердца и ума», «Английский философ», «Тереза – философ», «Моя история и история моей любовницы». Если в подлинных мемуарах речь шла о внешнем, о политике или войне, то в романе-мемуарах акцент ставится на внутреннее, которое оказывается не менее напряженным и опасным. К тому же в разных частях названия есть указания и на героя и на рассказчика. Ж. Женет в своей книге «Пороги», отметив, что все названия можно отнести к разряду тематических, выделяет следующие типы: буквальные, метонимичные, символические и иронические. Любопытно, что, приводя примеры, автор цитирует лишь два произведения ХVIII в., которые попадают в один разряд, что подтверждает и более широкий анализ: в основном названия заявляют даже не центральную тему, но главного героя, служащего экспериментальным полем для исследования человеческой природы. Причем среди названий есть те, которые относятся к так называемым «пролепсам», в которых заранее обозначается финал и указывается положение рассказчика в момент написания мемуаров. Мы обратились лишь к одной разновидности романа – роману-мемуарам, анализ названий которого оказался весьма показательным для всей эпохи Просвещения: разум и чувство, самопознание и познание других, размышления о человеческом существовании – на такое восприятие текста стремятся направить внимание читателей романисты с самого «порога» – с названия. Примечание 1 Тансен, госпожа де. «Мемуары графа де Комминжа» (1735); Кребийон. «Заблуждения сердца и ума, или Мемуары господина де Мелькура» (1736); Луве де Кувре. «Любовные истории шевалье де Фобласа» (1787–1789).
