романы Хилари Мантел о Томасе Кромвеле
реклама
И.В. Кабанова Саратовский госуниверситет Повседневность в современном историческом романе: романы Хилари Мантел о Томасе Кромвеле В творчестве создателя исторического романа Вальтер Скотта техника романа, жанра, в XVIII в. открывшего миру ценность частной жизни обычных людей, ценность повседневности, впервые была применена не к описанию современности, а к ушедшим эпохам прошлого. Долгое время развитие исторического романа шло по пути все большего понижения социального статуса главных героев. Если у Скотта, как правило, повествование соблюдает баланс между персонажами, стоящими на верху социальной иерархии и персонажами, занимающими ее нижние ступени, то уже в исторических романах Теккерея внимание решительно смещается в сторону средних классов, а в ХХ в. короли уже становятся редкостью. В современной литературе голос получают те, кто ранее находился вне поля зрения истории и культуры вообще, например, жукидревоточцы, от лица которых ведется повествование о Ноевом Ковчеге в первой главе романа Джулиана Барнса «История мира в 10 1/2 главах». На место королев приходят служанки, как в романах Трейси Шевалье («Девушка с жемчужной сережкой», 1999) или Маргарет Этвуд («Рассказ служанки», 1985; «Она же Грейс», 1996); на место полководцев – простые солдаты (Дж.М.Фрейзер, «Флэшмен», 1969; Берил Бейнбридж, «Мастер Джорджи», 1998). Лондонский архитектор начала XVIII в. («Хоксмур» П.Акройда), средневековая труппа бродячих актеров (Барри Ансворт, «Моралите», 1995), золотоискатели и проститутки в Новой Зеландии XIX в. (Элеонор Каттон, «Светила», 2013), – такое снижение социального статуса героев исторического романа имеет закономерным следствием повышение внимания к повседневному существованию этих обычных героев. Исторический роман становится, помимо всего прочего, исследованием обыденной жизни людей ушедших поколений, ценностной оценкой сферы повседневности. Обратимся с этой точки зрения к самому нашумевшему произведению недавнего времени в английской литературе – к двум первым частям трилогии Хилари Мантел о Томасе Кромвеле. Мировая слава пришла к Мантел (р.1952) с публикацией ее десятого по счету романа «Волчий зал» («Wolf Hall», Букеровская премия 2009 г.) – первого романа в анонсированной трилогии о Томасе Кромвеле. Мантел опровергает традиционное в английской литературе представление о Томасе Кромвеле как о главном злодее английской Реформации [3]1 и представлет его скорее положительным героем. Продолжением «Волчьего зала» стал еще более отточенный роман «Подать тела» (Bring Up the Bodies, Букеровская премия 2012 г.). В 1915 г. ожидается выход в свет заключительного романа трилогии «Зеркало и свет» («The Mirror and the Light»), которого с нетерпением ждут читатели по всему миру. Список литературных премий, которых удостоилась Мантел, особенно после 2009 г., уже значительно длиннее списка ее романов. Роман «Подать тела» беспрецедентно собрал сразу все самые важные литературные премии Британии за 2012-2013 год (Букеровскую, премию Коста, премию Дэвида Коэна – так называемого «британского Нобеля»). В 2014 г. персонажи Мантел шагнули со страниц книг на подмостки – Королевский Шекспировский театр с огромным успехом представил инсценировку романа, в создании которой писательница приняла самое активное участие. В 2015 г. Би-би-си представит телеверсию романа. Огромный читательский успех романов о Кромвеле заставил отдельных критиков высказать подозрения, что Мантел ориентируется на «среднего» (middlebrow) читателя [Craig 2012], пишет для массового потребления (crowd-pleasers) [McCrum 2013]. Лекция Мантел «Королевские тела» [Mantel 2013] в Британском музее в феврале 2013 стала причиной медийного скандала – таблоиды недоброжелательно процитировали высказывания Мантел о Кейт Миддлтон, вырванные из контекста. Все больше превращаясь в знаменитость, Мантел в апреле 2013 стала одним из двух писателей в списке 100 самых влиятельных людей мира журнала «Тайм» [Tomaline 2013]. Вся эта медийная шумиха стала возможной благодаря изначальной данности – исключительно высокому качеству прозы Мантел. Мы продолжаем здесь рассмотрение романов Мантел о Томасе Кромвеле [Кабанова 2013; Кабанова 2013а]2; цель настоящей работы – рассмотреть функционирование повседневности в исторических романах «Волчий зал» и «Подать тела», место сферы повседневности в ценностной структуре романов. Мантел как художник не боится рисковать – темы ее романов, типажи, авторская точка зрения всегда свежи и оригинальны, но ее не назовешь «трудным», подчеркнуто экспериментальным писателем. В прозе Мантел нет столь привлекательного для критиков определенного склада повышенного интеллектуализма, у нее оптимальный для романиста склад творческого ума – непосредственный, непредсказуемый; ее больше интересуют не абстрактные идеи, а люди и нравы «здесь и сейчас», во всей их живой противоречивости, что и ценят читатели. Необычность исторического повествования в романах о Кромвеле состоит в точке Например, в знаменитой пьесе Р.Болта «Человек на все времена» (1960) Кромвель выведен антагонистом святого сэра Томаса Мора. 1 2 зрения на изображаемое – автор преподносит события не с исторической дистанции, а преимущественно в настоящем времени, что создает ощущение непредрешенности будущего, его зависимости от принимаемых персонажами на глазах читателя решений. Как говорится в «Волчьем зале», «все исходы возможны, все исходы управляемы, каждый можно повернуть в удобную сторону; молитвы и давление, давление и молитвы, все идет по Божьему плану, и Вулси может вносить в этот план необходимые маленькие коррективы» [Мантел 2011: 40]. Как это обычно в историческом романе, автор дает множество деталей быта изображаемой эпохи. Так, течение времени отображается в смене женских мод. Первая жена Генриха, испанка Екатерина Арагонская, носит испанский чепец «домиком», неудобную и сложную конструкцию; при Анне Болейн входят в моду круглые французские чепцы, более простые и элегантные, позволяющие видеть женские волосы. Когда король влюбляется в придворную даму Анны, Джейн Сеймур, родня торжественно переодевает Джейн в старомодный испанский чепец, что символизирует конец эпохи Анны. Роман изображает первый век после изобретения книгопечатания, а книги уже прочно вошли в быт; напечатанные в Германии и Италии книги становятся дорогими подарками. В романе фигурируют «Книга придворного» Кастильоне, «Защитник мира» Марсилия Падуанского, «Арифметика» Луки Пачоли, трактат Джулио Камилло «Театр знания», «Государь» Маккиавелли, «Утопия» Т. Мора, но главное – это запрещенные в Англии книги, источник смуты, которые постоянно конфискует и уничтожает Кромвель: «Когда принимался последний акт об измене, никто не мог распространять свои слова в виде книг или листовок, поскольку до печатных книг еще не додумались. На краткий миг его (Кромвеля) охватывает зависть к мертвецам, служившим королю во времена не столь торопливые; ныне измышления продажных и отравленных умов разносятся по Европе за какой-нибудь месяц» (493). Быт отражает и технологические перемены, и экономический расклад сил в Европе: самые дорогое платье шьется из итальянского бархата (Италия в изображаемый момент – одна из сильнейших экономик Европы) или голландского сукна (ранее развитие капиталистического производства в Голландии), тогда как английское сырье в основном экспортируется на континент, потому что в отсталой Англии пока еще не научились делать качественные ткани. Мантел приводит меню частных застолий и парадных обедов, свидетельствующие об произошедших с XVI в. переменах в продуктах и привычках питания. В приглашении на ужин, которое Анна Болейн шлет Кромвелю, есть приписка – «мы едим вилками» (333). Вилка –завезенное из Франции новшество, и одновременно напоминание о том, что Анна воспитывалась при французском дворе. Роман воспроизводит отличный от современного распорядок дня, который начинается затемно с мессы, продолжается обедом в 10 утра, а завершаться может бесконечно долгими увеселениями. Уличная жизнь Лондона небезопасна, в церкви по соседству с домом Кромвеля монахи содержат публичный дом, и никого не удивляют раздающиеся ночью вскрики над Темзой, куда разбойники сбрасывают трупы своих жертв. Лондон в романе «никогда не затихает; сколько людей лежит в могилах, но еще больше разгуливает по улицам, пьяные драчуны падают с Лондонского моста, воры, нашедшие прибежище в церкви, выходят на промысел, саутуоркские шлюхи выкликают цену, словно мясники, продающие убоину» [Мантел 2011: 499]. Опись имущества казненной лжепророчицы Элизабет Бартон, отошедшего королю, включают исключительно имущество движимое: «доска, служившая столом, три наволочки, два подсвечника, плащ стоимостью пять шиллингов. Старая пелерина пожертвована младшей монахине обители. Еще одна монахиня, сестра Алиса, получила одеяло» (575). Таков, дает понять роман, быт большинства англичан в описываемую эпоху. Концепция изображаемой эпохи у Мантел близка концепции виднейшего историка Тюдоров Джеффри Элтона, который в пятидесятые годы ХХ в. впервые выдвинул взгляд на Томаса Кромвеля как на идеолога «тюдоровской революции», создателя современной бюрократической государственности, пришедшей на смену средневековым «домам» феодалов [Elton 1953, Elton 1955]. Кромвель, первый министр с 1532 по 1540 г., распространил королевскую власть по всей Англии, упрочил власть парламента, способствовал стабилизации страны, подъему ее благосостояния и международного авторитета. Роман описывает дела и дни Томаса Кромвеля и еще 158 персонажей в основном на протяжении 1527 – 1540 гг., но множество ретроспективных сцен вбирает прошлое вплоть до последних королей династии Йорков. Томас Кромвель у Мантел – сын кузнеца из лондонского пригорода Патни, бывший наемник, купец, стряпчий и законник – всю свою энергию бросает на укрепление династии Тюдоров как единственного гаранта предотвращения повторения междоусобных гражданских войн, память о которых еще жива в народе. Его работа состоит в том, чтобы незаметно влиять на короля таким образом, чтобы не знающие удержу желания и прихоти Генриха повернуть на благо государству. У Кромвеля есть экземпляр «Государя», но Макиавелли нечему учить героя; он сам готов написать руководство по обращению с королем. В центре трилогии – именно взаимоотношения Кромвеля и Генриха, раскрытые со стороны первого как сложное сочетание стремления к общему благу и к самореализации, стремления к власти, как своего рода роман с королем; со стороны второго – как нарастание зависимости от Кромвеля, подпадание под его очарование и роковое для Кромвеля пробуждение короля. Кромвель видит, как Генрих расправляется с самыми близкими людьми, с теми, кому он больше всего обязан, кто любил его и служил ему наиболее преданно – с женой Екатериной, дочерью Марией, с кардиналом Вулси, Томасом Мором, с Анной Болейн. Кромвель отлично осознает, что вблизи от трона не может быть безопасности, что каприз Генриха или его смерть в любой момент прервет его феноменальную карьеру, и он стремится успеть как можно больше. Поднявшийся из низов на самый верх благодаря своим разнообразным талантам и несравненной эффективности, он осознает опасности социальной поляризации и пытается уравновесить английское общество. Образ Кромвеля – многогранный, не устающий удивлять читателя неожиданным раскрытием. В детстве – нелюбимый сын грубияна-отца, в молодости – авантюрист, наемный солдат на континенте, попадающий в дом банкиров Фрескобальди и впитывающий там культуру итальянского гуманизма, Томмазо Кромвель до возвращения на родину успел побыть и итальянским финансистом, и антверпенским суконщиком. По-настоящему его таланты раскрываются в Англии на службе у кардинала Вулси, первого министра Генриха VIII в 1515-1529 гг., с которым Кромвеля связывают почти сыновние отношения. Месть Кромвеля партии Анны Болейн, которая свергла кардинала Вулси, становится двигателем сюжетного развития в трилогии. Идеи кромвелевских реформ рождаются из его уникального жизненного опыта и человеческого склада. Знающий Библию наизусть, он ненавидит средневековую церковь как инструмент подавления индивидуальности, поддерживает распространение в Англии перевода Библии, чтобы люди не верили в поповские сказки, а могли сами прикоснуться к истинной религии Христа и соответственно реорганизовать свою жизнь. Кромвель – автор законов, провозглашающих супрематию короля над Римской католической церковью, реорганизацию церковного устройства Англии – упразднение монастырей и аббатств, отъем их собственности в пользу короны. Масштаб его реформ вызывает к жизни невиданные доселе бюрократические структуры; накануне составления описи имущества монастырей он размышляет: «Забудьте про коронации, конклавы, торжественные процессии. Мир меняет передвинутая костяшка на счетах, движение пера, умеряющее резкость фразы. … Пусть англичане суеверны, боятся будущего и не понимают, что такое Англия, – хороших счетоводов среди них хватает. В Вестминстере скрипит перьями тысяча клерков, но Генриху, думает Кромвель, понадобятся новые люди, новые органы, новое мышление. Тем временем он, Кромвель, отправляет по стране своих комиссаров. Valor ecclesiasticus (оценка церкви). Я завершу ее в шесть месяцев, говорит он. Да, никто прежде этого не делал, однако за его плечами уже много такого, к чему другие не смели бы подступиться» [Мантел 2011: 609-610]. Для него в Англии не мелочей: «Государственный секретарь занимается всем» [Мантел 2011: 598], он работает по восемнадцать часов в сутки и создает такую бюрократическую машину, которая способна работать уже самостоятельно, осуществляя его политику. Будни бюрократического аппарата не могут, однако, представлять интерес для читателя романа; Мантел только называет все эти достижения Кромвеля, но не описывает их так, как описываются остальные сферы его деятельности – его взаимоотношения с королем, его частная жизнь. В этой последней, в повседневной жизни Кромвеля как лондонского купца, члена парламента, отца семейства автор укореняет его политику как государственного деятеля. Этапы подъема Кромвеля наглядно представлены в романе через серию бытовых зарисовок. Вот четырнадцатилетний Том утирает кровь с лица после отцовских побоев на кухне сестры, которая замужем за владельцем таверны; вот он, усталый и продрогший, возвращается после поездки по делам кардинала Вулси в свой лондонский дом в ОстинФрайарз, – но возвращается только после отчета кардиналу. Здесь он наконец может помыться кастильским мылом и согреться под одеялом желтого турецкого атласа; любимая жена Лиз подает ему рейнского вина и рассказывает городские сплетни о кольце, которое король заказал для неизвестной дамы (Анны Болейн); они читают письмо от сына Грегори из Кембриджа; собачка Белла приветствует хозяина, младшие девочки спят наверху. Из Германии доставлена и спрятана в сундук запрещенная книга – немецкий перевод библии. В Остин-Фрайарз живут воспитанники и помощники Кромвеля, племянники и племянницы, слуги, садовники, кухонные мальчишки. Кромвель знает каждого, помогает всем – клиентам, коллегам, соседям, подозрительным еретикам, иностранцам, просителям. Этот преуспевающий законовед притягивает к себе людей удачливостью в делах, достоинством и простотой в общении, аурой таинственности, которую он хранит вокруг своего прошлого, широтой, с которой поставлен его дом. В начале романа он оперирует пока в скромных масштабах, впервые заводит отдельного счетовода для домашних дел и говорит жене, что если дела будут идти так же и дальше, они в скором времени разбогатеют. Разумно организованный, комфортабельный и щедрый быт Кромвеля, окружающую его в Остин-Фрайарз любовную семейную атмосферу автор использует для внушения читателю симпатии к Кромвелю, создавая возможность читательской идентификации с героем. Падение кардинала Вулси, смерть от эпидемии жены и дочерей становятся ударами для Кромвеля, от которых он тяжело оправляется и память о которых сохранит навсегда. Его исключительная преданность попавшему в опалу кардиналу обращает на него внимание короля, и начинается его возвышение при дворе. Вдовство Кромвеля не заставляет его отказаться от женщин, но больше он не женится, сохраняя привлекательность завидного жениха и уроки женской психологии, усвоенные от Лиз. Он часто берет в руки ее молитвенник, вписывая в него события из жизни семьи – даты смертей сестер, браков приемных сыновей, племянниц. Неизменным членом семьи остается Белла – Кромвель называет этим именем целую череду комнатных собачек в память о той Белле, которая была у него в детстве. Его кухня теперь кормит не только домочадцев, но толпу бедняков, ежедневно собирающуюся к обеду у ворот его дома, толпу, в которой стараются затеряться даже олдермены, привлеченные рассказами о вкусных яствах кромвелевского повара. С этим поваром Кромвель ведет дружеские, доверительные беседы, спускаясь в подвальную кухню с придворных высот, и Терстон как бы обеспечивает ему связь с народом, с реальной жизнью, от которой, впрочем, Кромвель в первом романе не отрывается. По мере развития карьеры и роста богатства у Кромвеля уменьшается степень свободы, сжимается сфера частной жизни; он строит новые дома, приобретает новые поместья, но он видит их только на бумаге, на земельных и строительных планах. Он оплачивает счета королевства, ведет английскую внутреннюю и внешнюю политику, и знает, что чтобы так фактически править страной, он должен быть всегда рядом с королем. Кромвель – мастер успокаивать королевскую совесть, благоприятно толковать его сны, он посредник между королем и королевой, он видит, на какую следующую женщину устремляется королевский взор, он соблюдает баланс интересов разных фракций знати. Работа Кромвеля – хранить королевское спокойствие и довольство, оберегать Генриха от неприятностей, от самого себя. Чем больше У него не остается времени ни на что другое: ни навестить свои новые владения, ни погулять в садах, которые закладывают для него выписанные из Италии садовники. Чем больше Кромвель втягивается в эту работу, тем меньше времени у него остается на себя; по мере роста числа его домов даже уютный Остин-Фрайарз перестает быть его настоящим домом. Когда Кромвель получает место начальника судебных архивов и переезжает в древний дом ведомства на Чансери-Лейн, он покидает жилые и деловые кварталы Лондона и оказывается ближе к Вестминстеру, к королевскому дворцу в Уайтхолле, к реке, по которой барка быстро довозит его до резиденций в Гринвиче и Хэмптон-Корте. Он отныне принадлежит к этим символическим пространствам власти. В конце первого тома Мантел показывает, что близость к власти Кромвель теперь ценит выше, чем семейный уют: «Итак, этот дом станет конторой. Как любое место, где он будет жить. Мой дом там, где мои бумаги и мои клерки; в остальное время мой дом рядом с королем, куда бы тот ни направился» [Мантел 2011: 582583]. В романе «Подать тела» Кромвель вообще утрачивает дом: особым распоряжением короля ему теперь выделяются комнаты, в любом дворце непосредственно примыкающие к королевским покоям. Кромвель- министр теперь занимает либо это, поделенное с королем пространство, либо работает в Тауэре, ведя допросы заключенных по обвинениям в заговорах против Генриха. Он может говорить себе, что работает для будущего Грегори, для благосостояния семьи; он продолжает прислушиваться к гласу народа – Терстону, лодочникам на Темзе, к разговорам уличных мальчишек, но теперь он общается с ними только по видимости на равных, а на самом деле извлекает из этого общения замыслы политических интриг. В мрачном Тауэре Кромвель превращается из вдохновителя и наставника Генриха в его подручного; близость к абсолютной власти имеет следствием утрату не только дома, но человечности как таковой. В смертельной схватке с королевой за влияние на короля Анна уподобляется автором змее, а Кромвель – пауку, неспешно плетущему прочную, удушающую паутину. Таким образом, Мантел в соответствии с общим замыслом трилогии постепенно уменьшает удельный вес описаний повседневности. Пока Кромвель питается ее живительной силой, его энергия развивается в русле общего блага страны. Поднявшись на вершину власти и оторвавшись от повседневных, бытовых забот и тревог, от простых радостей и нормального хода жизни большинства, герой становится все менее симпатичным читателю. Выполняя преступные капризы Генриха, Кромвель привносит в их исполнение элемент личной мести, прикрываясь правилами созданной им бюрократической машины. В первой книге трилогии Кромвель восхищает читателя своим моральным превосходством над большинством персонажей; во второй – погруженный в политические и матримониальные интриги Кромвель заражается лицемерием Генриха. Как видим, Мантел напрямую соотносит нравственно-моральные ценности персонажей со степенью их причастности общечеловеческим, повседневным делам и заботам; тяжкий для героя, но неизбежный в его положении отказ Кромвеля от повседневности, от нормального быта оборачивается драматическим ростом в герое негативных черт, рожденных соприкосновением с абсолютизмом Генриха. При всем своем уме и понимании того, что с ним происходит, Кромвель уже не может свернуть с опасного пути, который привел его духовного отца, кардинала Вулси, к позорному падению, а его самого приведет в финале трилогии на эшафот. Литература 1. Мантел Хилари. Волчий зал. Пер. с англ. Е. ДоброхотовойМайковой и Е.Клеветенко / Хилари Мантел. – М.: изд-во Астрель, 2011. 2. Hilary Mantel on Royal Bodies. http://www.lrb.co.uk/v35/n04/hilary-mantel/royal-bodies 3. Кабанова И.В. Оценщик рисков: образ Томаса Кромвеля в исторической прозе Хилари Мантел / И.В.Кабанова // Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. Филология. Журналистика. 2013. Т. 13, вып. 1 С. 49–57. 4. Кабанова И.В.Религиозная проблематика в романах Х.Мантел о Кромвеле / И.В.Кабанова // Филология и культура. Philology and Culture. Казань: Изд-во Казанского Ун-та, 2013. 2 (32). C. 119–123. 5. Craig Amanda. Hilary Mantel, Bring up the Bodies review / Amanda Craig // The New Statesman, May 19, 2012. http://www.amandacraig.com/pages/journalism_01/journalism_01_item.asp?jou rnalism_01ID=178 6. Elton Geoffry. The Tudor Revolution in Government / Geoffry Elton. – Cambridge University Press, 1953. 7. Elton Geoffry. England Under The Tudors / Geoffry Elton. – L., 1955. 8. McCrum Robert. Hilary Mantel's Bring Up the Bodies: a middlebrow triumph / Robert McCrum //The Guardian, Tuesday 29 January 2013. http://www.guardian.co.uk/books/2013/jan/29/hilary-mantel-middlebrowtriumph-costa 9. Tomaline Claire. Hilary Mantel / Claire Tomaline http://time100.time.com/2013/04/18/time-100/slide/hilary-mantel/
