Писатели русского зарубежья современники Андрея Платонова (виртуальная выставка) Так получилось, что великими современниками Андрея Платонова стали русские писатели-эмигранты первой волны, которые не приняли ни Октябрьскую революцию 1917 года, ни «язык революционной эпохи». Известно, что в литературе раннего зарубежья новый, советский язык оценивался однозначно отрицательно. В то же время, крупнейшие писатели: И. Бунин, А. Куприн, К. Бальмонт, А. Ремизов, Д. Мережковский, З. Гиппиус, И. Шмелев, Б. Зайцев, М. Цветаева, В. Ходасевич, А. Аверченко, И. Северянин, Тэффи и др., оказавшись в эмиграции, порвали с Россией советской, но не с традициями русской литературы. Первая волна Русского Зарубежья — с 1918 до Второй мировой войны — наиболее значительная и многочисленная, делится на два поколения. В основе творчества писателей старшего поколения, успевших войти в литературу и составить себе имя еще в дореволюционной России, стала тема ностальгической памяти об утраченной родине, тоска по «вечной России», русской истории, воспоминаний о детстве и юности. В изгнании прозаиками старшего поколения создаются великие книги: «Жизнь Арсеньева» (Нобелевская премия 1933)., «Темные аллеи», «Окаянные дни» Бунина; «Солнце мертвых», «Лето Господне», «Богомолье» Шмелева; «Путешествие Глеба», «Преподобный Сергий Радонежский» Зайцева; «Иисус Неизвестный» Мережковского; «Взвихренная Русь», «Учитель музыки» Ремизова; «Сивцев Вражек» Осоргина. Куприн выпускает два романа «Купол святого Исаакия Далматского» и «Юнкера», повесть «Колесо времени». Значительным литературным событием становится появление книги воспоминаний «Живые лица» Гиппиус. Среди поэтов, чье творчество сложилось в России, за границу выехали И. Северянин, С. Черный, Д. Бурлюк, К. Бальмонт, З. Гиппиус, Вяч. Иванов. В историю русской поэзии в изгнании они внесли незначительную лепту, уступив пальму первенства молодым поэтам – Г. Иванову, Г. Адамовичу, В. Ходасевичу, М. Цветаевой, А. Штейгеру, Б. Поплавскому и др. Младшее «незамеченное поколение» писателей в эмиграции, поднявшееся в иной социальной и духовной среде, отказалось от реконструкции безнадежно утраченного. К «незамеченному поколению» принадлежали молодые писатели, не успевшие создать себе прочную литературную репутацию в России: В. Набоков, Г. Газданов, Н. Берберова, Д. Кнут, М. Алданов, И. Одоевцева, Ю. Терапиано и др. Младшее поколение писателей внесло значительный вклад в мемуаристику: Набоков «Другие берега», Берберова «Курсив мой», Терапиано «Встречи», Одоевцева «На берегах Невы», «На берегах Сены», Г. Кузнецова «Грасский дневник» и др. Судьбы писателей первой волны сложились по-разному: старшее поколение, обладатели громких и знаменитых имен еще на родине, оказалось более успешным, из младших только единицы сумели найти свое место в русской и мировой литературе. Набоков и Газданов завоевали общеевропейскую, в случае Набокова – даже мировую славу. Однако практически никто из младшего поколения писателей не мог заработать на жизнь литературным трудом. Литературную эмиграцию изначально волновал вопрос о причастности ее к «общерусской» литературе. Споры о том, едина ли русская литература, несмотря на географическую и политическую разобщенность, или же русская зарубежная литература представляет собой самостоятельное явление, начались с момента возникновения самой русской зарубежной литературы. Рассматривая себя неотъемлемой частью России, они продолжали созидать во имя ее будущего. Иван Бунин (1870-1953) «…Но я всегда делю с тобою думы: Я человек: как бог, я обречен Познать тоску всех стран и всех времен». 1909 год Зинаида Гиппиус (1869-1945) и Дмитрий Мережковский (1866-1941) «Господи, дай увидеть! Молюсь я в часы ночные. Дай мне еще увидеть Родную мою Россию. Как Симеону увидеть Дал Ты, Господь, Мессию, Дай мне, дай увидеть Родную мою Россию». Константин Бальмонт (1867-1942) «Слава жизни. Есть прорывы злого, Долгие страницы слепоты. Но нельзя отречься от родного, Светишь мне, Россия, только ты». Иван Шмелев (1873-1950) «…Перед Рождеством, дня за три, на рынках, на площадях, – лес елок. А какие елки! Этого добра в России сколько хочешь. Не так, как здесь, – тычинки. У нашей елки… как отогреется, расправит лапы, – чаща. На Театральной площади, бывало, – лес. Стоят, в снегу. А снег повалит, – потерял дорогу! Мужики, в тулупах, как в лесу. Народ гуляет, выбирает. Собаки в елках – будто волки, право. Костры горят, погреться. Дым столбами. Сбитенщики ходят, аукаются в елках: «Эй, сладкий сбитень! калачики горячи!..» Аркадий Аверченко (1881-1925) «Нам говорят: "Вы ленивы! Вам не хочется пальцем пошевелить, лишний шаг сделать..." Слепцы! Да разве ж это не самое прекрасное, не самое благодетельное в мире?! Вот мы ленивы - да разве ж мы способны поэтому сделать кому-нибудь зло? Ох, бойтесь, господа, активных людей! Мыто, может быть, наполовину и приятные такие, что мы ленивы…» «Шутка мецената», 1923 год Тэффи (Надежда Бучинская) 1872-1952 «– Понимаете, какой ужас,– потрясая руками, рассказывал он. – Прибегал сегодня в десять утра к Аверченке, а он спит, как из ведра. Ведь он же на поезд опоздает! – Да ведь мы же только через пять дней едем. – А поезд уходит в десять. Если он сегодня так спал, так почему через неделю не спать? И вообще всю жизнь? Он будет спать, а мы будем ждать?» «Ностальгия» «…Тот, кто вольно отчизну покинул, Владимир Набоков (1899-1977) волен выть на вершинах о ней, но теперь я спустился в долину, и теперь приближаться не смей. Навсегда я готов затаиться и без имени жить. Я готов, чтоб с тобой и во снах не сходиться, отказаться от всяческих снов; обескровить себя, искалечить, не касаться любимейших книг, променять на любое наречье все, что есть у меня, – мой язык…» «К России», Париж, 1939 год Георгий Газданов (1903-1971) «Мне нравилось любить некоторых людей, не особенно сближаясь с ними, тогда в них оставалось нечто недосказанное, и, хотя я знал, что это недосказанное должно быть просто и обыкновенно, я все же невольно создавал себе иллюзии, которые не появились бы, если бы ничего недосказанного не осталось». «Вечер у Клэр» Из фондов Никитинки